Мечта Оливии

11

К вечеру вещи Оливии были размещены в гардеробе дома Эдварда на берегу. Их вид пробудил в Оливии странное чувство, что-то среднее между радостью и болью. Ей очень хотелось быть с ним. Да и как могло быть иначе? Но переехать в его дом таким образом… Она и представить не могла, что когда-нибудь позволит себе совершить нечто подобное.

Пожалуй, ничего аморального в этом не было. В современном мире то и дело встречаются мужчины и женщины, живущие совместно вне брака. Но Эдвард не просил ее жить с ним, он просил ее лишь остаться на какое-то время. В этом-то и была разница. А что будет, когда они вернутся в Нью-Йорк и снова окунутся в будничную жизнь?

Оливия присела на край кровати. Что будет, если он предложит ей переехать в его апартаменты? Сможет ли она сделать это? Если бы только она знала, что он на самом деле испытывает к ней… Он занимался с ней любовью, но ни разу не произнес слов, которые она надеялась от него услышать.

— …На обед?

Оливия обернулась.

Эдвард высунул голову из дверей ванной, на его щеках еще оставалась мыльная пена.

— Извини, — быстро ответила она, — я не расслышала.

— Я спросил: мы отправимся обедать в город или пообедаем здесь?

— Здесь, — ответила Оливия, — на террасе. Тогда мы увидим закат. — Она взглянула на него и рассмеялась. — Если, конечно, у тебя нет других планов.

— Нет, нет, все в порядке. — Улыбаясь, он подошел к ней, вытирая лицо концами полотенца, висящего на шее. — Так тебе нравится мой домик?

— Очень, — ответила Оливия. — Он принадлежит тебе?

Эдвард кивнул.

— Целиком и полностью, включая белый песок, который мы таскаем внутрь на подошвах. К сожалению, я не могу бывать здесь так часто, как хотелось бы. Родная, что с тобой?

— Мне просто трудно привыкнуть ко всему этому, только и всего. К тому, что это место принадлежит тебе, так же, как апартаменты на Манхэттене и тот дом в Ист-Хэмптоне.

— И еще есть квартира в Лондоне, если тебя интересует, — добавил Эдвард с озорной улыбкой. — Я совершаю в год несколько деловых поездок, понимаешь, и… — Он посмотрел на нее и покачал головой. — Оливия, может, я чего-то не понял, у тебя возникли какие-то вопросы по поводу моих мест обитания?

— Нет, конечно, нет. — Она встала. — Просто я думаю, какие мы разные, ты и я.

Разные как день и ночь, — шепнул ей внутренний голос, но рука Эдварда, скользнувшая под ее майку, тут же заглушила его.

— Да, — произнес он хриплым шепотом. — Она обмерла, почувствовав его пальцы на своей коже. — О, да, конечно, мы очень разные, дорогая. И, черт побери, это здорово. — Он взглянул на распахнутые дверцы гардероба и улыбнулся. — Я вижу, ты использовала все свободные вешалки?

Оливия улыбнулась.

— Это было твое предложение, Эдвард, или ты забыл? Это глупо, конечно, — сказала она, запнувшись на мгновенье, — но я… я чувствую себя немного странно. Я имею в виду, что нахожусь здесь, с тобой.

Он улыбнулся:

— Находиться со мной — это ужасно, да?

Ее сердце вздрогнуло. Она представила, что они могут расстаться, и это ее тревожило. Но Эдвард не предлагал расстаться… Но он может, о, да! Он может… Такие мужчины, как он, так и поступают с такими девушками, как ты, — шепнул ей трезвый внутренний голос.

Эдвард обнял ее:

— У тебя такое невеселое лицо, — произнес он нежно.

Оливия покачала головой.

— Извини, Эдвард, я только…

— Если ты думаешь, что я позволю тебе скрыться, после всего, что мне пришлось преодолеть, чтобы найти тебя…

Она не могла удержаться от улыбки, когда он с шутливым рычанием нежно пощекотал ее шею.

— Ты попалась, — сказал Эдвард, — и я не собираюсь выпускать тебя на волю.

От его дразнящих слов она вдруг почувствовала себя дурочкой. Почему она отравляет свое счастье, радость обретения друг друга мрачными мыслями? Она вздохнула и опустила голову на его плечо.

— Да, попалась, — сказала она, — ты заманил меня в свою берлогу и…

— И теперь намерен удержать тебя.

Она прижалась губами к его щеке.

— Как? — прошептала она.

После небольшой паузы Эдвард улыбнулся.

— Всеми способами, какие мне только доступны, дорогая.

В его голосе прозвучала жесткость, и Оливия быстро взглянула на него, немного напуганная, не превратился ли он снова в того мрачного и сурового незнакомца, каким ворвался в ее жизнь всего несколько недель назад.

— Что это значит, Эдвард?

Он взглянул на нее, и ее сердце дрогнуло, потому что глаза его показались ей пустыми и темными, потом он снова заулыбался и откинул пряди волос с ее висков.

— Так, что-то взбрело в голову, дорогая. Честно говоря, я не имею понятия, есть ли в доме что-нибудь съестное.

Оливия засмеялась:

— Мужчины всегда в первую очередь заботятся о своем желудке.

— Это мне и предстоит, если ты будешь забирать все мои силы и днем, и ночью. — Он улыбнулся. — Я не говорил тебе, что моя домоправительница предупредила меня, что, так как я не сообщил ей заблаговременно о своем прибытии, она может выйти на работу лишь на следующей неделе?

— Ага, — ядовито сказала Оливия, — теперь я понимаю. Ты уговорил меня остаться с тобой, чтобы избавиться от необходимости готовить себе еду.

— Ну, насколько мне известно, ты умеешь готовить только кофе.

— Если хочешь знать, я первоклассный повар, — Оливия улыбнулась, — во всяком случае, если есть, чем открывать консервы и имеется небольшой холодильник. А теперь пошли в кухню и…

Эдвард покачал головой.

— Я вернусь через две минуты. Мне нужно побриться.

— Ты уже брился, — Оливия театрально вздохнула, — ты согласен на все, лишь бы отвертеться от кухонных обязанностей, не так ли?

— Ты подловила меня, дорогая, — он легонько ткнул ее кулаком в спину. — Ладно, я только приму душ, натяну джинсы и присоединюсь к тебе. О’кей?

Она вздернула подбородок:

— Ты просто хочешь выставить меня из комнаты.

— Что? — Он замер.

Она нежно засмеялась, целуя его в губы.

— Ты просто боишься, что я… как это ты сказал? — что я снова высосу из тебя все силы.

— Совершенно верно, дорогая. Ну, а теперь, давай оба станем паиньками, отправимся в кухню и бросим на огонь половину бычка.

Оливия улыбнулась и прошептала:

— Не задерживайся долго, ладно?

— Пять минут, — пообещал он. — И ни секундой больше.

Готовя обед, Оливия напевала. Кухня была красиво отделана и хорошо оборудована. В холодильнике она нашла стейки, разморозила их в микроволновой печи, положила на электрический гриль, приготовив тем временем зеленый салат. Через полчаса обед был готов, но Эдвард все еще не появлялся. Она подошла к лестнице и позвала его. Но он не ответил, и она поднялась по лестнице в спальню.

— Эдвард? — позвала она и толкнула полуоткрытую дверь.

Он сидел на краю постели, спиной к ней, с телефонной трубкой, прижатой к уху.

— Эдвард? — повторила она. Он оглянулся через плечо, и, натолкнувшись на его холодный, гневный взгляд, Оливия отпрянула.

— Немедленно займитесь этим, — сказал он в трубку, — и сделайте все быстро.

Эдвард опустил трубку на рычаг и перевел дыхание. Когда он снова обернулся к ней, к нему уже вернулось его обычное самообладание.

— Я не хотела быть навязчивой, — произнесла Оливия, не спуская с него глаз, — но…

— Дела, — он натянуто улыбнулся и подошел к ней, — они преследуют меня повсюду.

Она кивнула:

— Ты выглядел таким… таким разгневанным.

— Неужели? Да, очень может быть. Чудесный запах стейка звал меня побыстрее спуститься вниз, когда раздался этот проклятый звонок. — Он поцеловал ее в лоб. — Разве мужчина не может при таких обстоятельствах разозлиться?

Оливия подняла голову.

— Но, Эдвард…

— Ш-ш… — прошептал он, привлек ее к себе и стал целовать снова и снова, так что становилось ясно, что к тому времени, когда они спустятся в кухню, стейк совершенно сгорит. Но не это беспокоило Оливию — ее поразила ложь Эдварда, — никакого телефонного звонка не было, она бы обязательно его услышала.

Время тянулось медленно: долгие тропические дни с солнцем и морем, еще более длинные ночи лунного света и любви. Ничто не нарушало их уединения, даже добродушная домоправительница, которая приходила рано утром и уходила в полдень. Все, что они делали, было обыденным, но то, что они это делали вместе, — пусть даже только наблюдали за рыбацкими судами, следующими в Поттерс-Кей, или за дельфинами, выпрыгивающими из воды в лагуне у Парадиз-Бич, становилось необычным и радостным.

Иногда ночью, просыпаясь в объятиях Эдварда, Оливия слышала тихий шепот моря, тогда она старалась не думать о том, что это чудо может когда-нибудь кончиться.

Но всему на свете бывает конец. Настал день, когда Эдвард нанял двухмачтовую шхуну, на которой они уже совершили плавания на Кэт-Айленд и Сан-Сальвадор, чтобы посетить Эксумас, один из цепочки островов, который, как утверждал Эдвард, был неправдоподобно прекрасен.

На полпути туда один из матросов вышел на палубу и сообщил Эдварду, что ему звонят.

Оливия заметила, как он сразу напрягся.

— Дела, — сказал он натянуто, и она вспомнила тот телефонный разговор, который недавно прервала.

Она кивнула и дотронулась до его щеки.

— Все в порядке, — сказала она, — я понимаю.

Она ждала на палубе, ее волосы теребил теплый бриз, белые паруса шхуны плескались на фоне синего неба. Оливия полюбила эти острова. Вначале она видела их лишь на глянцевых туристских проспектах, теперь уже воспринимала их такими, какими они были на самом деле, — яркими драгоценными камнями в лазоревом море.

Она услышала какие-то звуки, повернулась и увидела Эдварда, выходящего из рубки.

— Эй, — махнула ему рукой Оливия, но он даже не взглянул в ее сторону. Вместо этого он отрешенно подошел к борту, засунув руки в карманы короткой куртки, и уставился вдаль.

Улыбка исчезла с лица Оливии. Она не видела его глаз, но почувствовала напряжение во всем его облике. Где-то внутри она ощутила неприятный холодок. Оливия встала и медленно подошла к нему.

— Эдвард? — она немного подождала, а потом подошла к нему. — Эдвард, случилось что-нибудь?

Он медленно повернулся и взглянул на нее. У Оливии упало сердце, когда она увидела его глаза.

Ярость, господи, какая ярость…

Но вот он улыбнулся, напряжение исчезло.

— Извини, дорогая, что меня не было так долго.

Оливия положила ладонь на его руку.

— Этот звонок означал плохие новости?

— Да нет… нет. Всего лишь… — Он перевел дыхание. — Дела, — сказал он коротко, — ты знаешь, как это бывает.

Точно так же Эдвард отвечал ей и в прошлый раз.

— Твой купальный костюм сводит меня с ума. — Эдвард обнял ее за талию. — Надо, чтобы был принят закон, запрещающий красивым женщинам носить такие вещи.

Оливия поняла, что он умышленно сменил тему разговора, и это встревожило ее: Эдвард словно отгораживался, стремясь избежать дальнейших вопросов.

— Как ты называешь этот кусочек черного нейлона? Купальным костюмом?

Оливия заставила себя улыбнуться.

— Да, да, именно купальным костюмом.

Эдвард тоже улыбнулся, но она видела, что это удалось ему не без труда.

— Ну, — спросил он, — и что же мы будем с ним делать?

— Я… я не знаю, — ответила Оливия, а он наклонился к ней и что-то шепнул на ухо, указав на остров, который, как он уверял, был необитаем.

А спустя некоторое время, она забыла обо всем, чувствуя лишь поглощающее ее всю желание.

Вечером этого дня Оливия и Эдвард стояли на террасе, потягивая ананасовый прохладительный напиток.

— Никогда в жизни я не чувствовала себя такой расслабленной, — вздохнула Оливия. — Хорошо, что твоя домоправительница оставила холодный салат и…

— Нет.

Она взглянула на Эдварда. Он стоял на террасе спиной к ней, опираясь руками на перила.

— Ладно, тогда я могу поджарить на гриле…

— Сегодня мы должны съездить в одно место…

— Как? Но…

— Мы должны туда съездить сегодня. Я хочу, чтобы ты осталась со мной.

Осталась со мной. Не жила, но осталась со мной. Оливия перевела дух.

— Но мы не можем, в самом деле… Он улыбнулся.

— Если ты хочешь сказать, что тебе нечего надеть… — Он взял ее за руку и провел через прохладные, затененные комнаты в спальню. — …То вот, — сказал он, легонько подтолкнув ее. — Тебе нравится это?

«Это» оказалось красивым розовым шелковым платьем с узкими бретельками. Оно лежало, раскинутое на кровати вместе с гармонирующими с ним атласными туфлями и сумочкой. Этот комплект они видели два дня назад в витрине шикарного магазина на Парадиз-Айленд.

— Почему-то мне показалось, что это платье тебе подойдет, — сказал тогда Эдвард, обнимая ее за плечи, Оливия только вздохнула.

— Тот, кто изготовил все это, — ответила она, — должно быть, работал на супругу царя Мидаса. Кто еще может потратить столько денег на платье?

— Я, — последовал быстрый ответ, но только тогда, когда Оливия наотрез отказалась даже зайти в магазин, Эдвард неохотно оторвался от витрины.

Значит, он все-таки купил это платье, и теперь оно лежало перед ней.

Но Оливия не испытала ни малейшей радости при виде этого подарка: ей пришла в голову мысль о том, что этот дорогой подарок чем-то напоминает подарки Чарлза Райта Риа.

Господи, да что это сегодня с ней творится?

— Тебе не нравится платье?

— Конечно, нравится. Но, Эдвард, ты не должен был покупать его, ты…

Но ее рассудительные слова застряли у нее в горле. Что могла она сказать, когда Эдвард так на нее смотрел? Она никогда-никогда даже не представляла, что у него может быть такое растерянное выражение лица, словно…

— Не отказывайся от него, дорогая. — Эдвард положил руки ей на плечи и взглянул в глаза. — Сегодня особенный вечер. Я заказал столик в отеле на побережье и номер…

— Но у нас уже есть столик на побережье, — сказала она, улыбаясь в ответ, — и апартаменты тоже. Какое место может быть прекраснее этого?

— Надень это платье, — сказал он нежно. — Скоро прилетит самолет, и…

— Что?! — Оливия взглянула на него в изумлении. — Ты хочешь сказать, что мы отправимся ужинать на самолете? Эдвард, ты с ума сошел?

— Я же говорил тебе, — сказал он, — что сегодня особенный вечер.

— Ладно, — сказала Оливия. — Если ты так хочешь…

— Да, я так хочу, — ответил он.

Платье сделало Оливию похожей на принцессу из волшебной сказки.

— Ты прекрасна, — прошептал Эдвард, увидев ее в нем.

Ты тоже — подумала она, глядя на него, — смуглый, ослепительно красивый в белом вечернем пиджаке и темных брюках.

— Повернись, — попросил он и приподнял ей сзади волосы: она почувствовала прикосновение его пальцев к своей коже, — а теперь взгляни на себя в зеркало, дорогая.

— О, Эдвард! — И она замолкла. У нее не было слов, чтобы описать изумрудное ожерелье, переливающееся на ее шее. Их взгляды встретились в зеркале. — Эдвард, — прошептала она, — я не могу…

Он взял ее за плечи и повернул к себе.

— Можешь! — сказал он и поцеловал Оливию. Он целовал ее до тех пор, пока у нее не начали подгибаться ноги. Он подхватил ее на руки и вынес из дома на берег, где их уже поджидал у пристани маленький самолет-амфибия.

Самолет доставил их на Элеутеру, где на самом берегу высилась гостиница, украшенная белыми колоннами. Эдвард говорил ей, что их ожидает красивое здание, но требовалось подыскать другое слово, чтобы описать это место, которое — со свечами, цветами, нежным звучанием скрипок, музыкантами, метрдотелем, официантами и стюардами, — было только для них.

— А где остальные посетители? — тихо спросила Оливия через стол. Эдвард взял ее руку и поднес к губам.

— Ужинают дома, я полагаю, — сказал он и подмигнул ей.

— Но… — Ее глаза расширились. — Эдвард! Неужели ты снял для нас весь ресторан?! — Он улыбнулся и встал из-за стола.

— Давай потанцуем, дорогая, — произнес он нежно, и Оливия с улыбкой отдалась его объятиям.

Когда они вернулись к столу, на нем уже стояло искрящееся шампанское, восхитительное на вкус. Но она уже была пьяна от объятий Эдварда?

Особенный вечер, — говорил он, и вдруг все ее сомнения сразу отпали. Ее сердце так отчаянно забилось, что она едва не задохнулась.

Все это означало, что Эдвард влюблен в нее и сегодня вечером скажет ей об этом. Вот почему весь день он был так напряжен.

У Оливии сжалось горло. Эдвард, любовь моя, — подумала она, — я так люблю тебя! Как я могу выразить, насколько ты мне дорог?

— Добрый вечер, мадам! — Она подняла глаза. Возле них стоял метрдотель, вежливо улыбаясь. — Как вам у нас нравится?

Я счастлива, — подумала она, и все вокруг плыло, — счастлива, счастлива…

— Дорогая, — наклонился к ней Эдвард. — С тобой все в порядке?

— О, да! — ответила она нежно. — Да. Мне так хорошо!

Метрдотель деликатно откашлялся.

— Мы можем предложить на ваше усмотрение, мадам, несколько наших фирменных блюд. Наш шеф-повар приготовил речных раков и похлебку из морского окуня…

Оливия кивнула.

— Отлично.

— …Или, может быть, мадам предпочитает дыню с ветчиной?

Мадам предпочла бы, — подумала Оливия, — остаться наедине с Эдвардом, чтобы сказать, как много он значит для нее.

— У нас также приготовлен превосходный черепаховый суп. Бульон только что сварен, и…

Бульон[1]. Оливия обмерла. Бульон, подумала она, и акции «Джемини»…

Она заставила себя спокойно выслушать бесконечный перечень блюд, соглашаясь со всем, что ей предлагали, наконец и Эдвард выбрал себе блюда. Тогда только она провела языком по пересохшим губам и наклонилась к нему.

— Эдвард. — Оливия все еще колебалась. — Мы… мы договорились, что больше никогда не будем упоминать Риа…

Его реакция была быстрой.

— Я не хочу говорить о ней, Оливия. Не сейчас.

— Ну, хорошо, не буду. — Она слабо улыбнулась. — Но я знаю, что эти акции — акции «Джемини» — значат для тебя.

На его скулах заиграли желваки.

— Оливия!

— И я думаю, Эдвард, что ты должен получить их. Я имею в виду, что ты имеешь право поговорить с Риа и убедить ее…

— Проклятье, — резко произнес он. — Почему ты затеяла этот разговор именно сейчас?

— Потому что я хочу помочь тебе, — прошептала она. — Я могу помочь тебе, Эдвард. Я… я знаю, где находится Риа. — Оливия ожидала, что Эдвард сейчас скажет ей что-нибудь, но он сидел с замкнутым лицом, глаза его ничего не выражали. — У меня есть старая открытка. На ней изображение отеля, и я просто уверена, что Риа находится там. Я не смогла отыскать это место, но ты, Эдвард, с твоими возможностями сделаешь это. — Она откинулась на спинку стула. — Мне надо было сказать тебе об этом еще несколько дней назад, я знаю. Но когда мы вернемся домой, я…

— Крукд-Айленд.

В его тоне было полное безразличие.

— Что? — спросила она, растерянно улыбнувшись.

— Крукд-Айленд. Это место, где находится Риа. Не так ли? Она там с того самого момента, как покинула Нью-Йорк.

Оливия изумленно смотрела на него.

— Ты хочешь сказать, что нашел ее? Но как? Я не…

— Сегодня. Об этом мне сообщили по телефону на шхуне. Мои люди только что засекли ее.

— Но как им это удалось?

На его скулах снова заиграли желваки. Он вздохнул.

— У меня была эта открытка, Оливия.

— Но это невозможно. Она в кармашке…

— Я взял ее из чемодана, когда перевозил твои вещи к себе.

У нее расширились глаза.

— Что?

— Я взял ее. — Его голос звучал холодно, лицо стало угрюмым. — Я знал, что ты приехала на эти острова по какому-то очень важному делу. Ты знала нечто такое, чего не знал я.

Она в упор смотрела на него.

— Ты хочешь сказать, что осматривал мои вещи?

— Да.

— И это все, что ты можешь сказать? Эдвард, ведь ты украл ее у меня, ты…

— Ты же сказала, что не собираешься помогать мне.

О, господи. Теперь ей все стало ясно. Хватит обсуждать это, — сказал он ей, когда она попыталась рассказать ему о Риа, и, действительно, уже не было нужды говорить об этом, потому что он нашел другой путь. Вот почему он привез ее к себе…

— Я собирался рассказать тебе об этом сегодня вечером.

Оливии стоило невероятных усилий не выдать свою боль.

— Да? — произнесла она без всякого выражения.

— Да. — Он набрал воздуха и тяжело выдохнул. — Понимаешь, утром я должен вылететь в Нью-Йорк.

Теперь она поняла все. Сегодняшний вечер был вечером расплаты, вечером прощания — его можно было назвать как угодно. Сразу нашлось объяснение и платью, и изумрудам, и праздничному — прощальному — ужину.

— Понимаю, — с трудом выговорила она.

— Нет, Оливия, ни черта ты не понимаешь!

— О, нет! Я все понимаю. И какие же у тебя были планы относительно меня? Ведь были же у тебя какие-то планы, Эдвард?

Эдвард нахмурил брови.

— Я думаю, что ты вряд ли захочешь уехать, — медленно произнес он. — Тебе будет лучше остаться в моем доме на побережье, пока…

У нее перехватило дыхание, она резко отодвинулась вместе со стулом от стола и вскочила на ноги.

— Оливия! — Он резко откинулся на спинку стула так, что раздался треск дерева. — Оливия! Черт возьми, куда ты собралась?

— Не подходи больше ко мне, Эдвард, — сказала она дрожащим шепотом. Она сорвала с шеи изумруды и швырнула их на стол. — Никогда больше не подходи.

— Оливия, черт возьми…

— Сэр, у вас какие-то проблемы? — между Эдвардом и Оливией вырос метрдотель. Оливия повернулась и стремительно покинула зал. Официанты замерли в недоумении, и звуки музыки оборвались.

— Черт возьми, куда ты собралась? — Эдвард еще предъявлял права на нее!

Что ж, она знала, куда собралась. Она собралась уехать как можно дальше и от этого места, и от этого человека. Так далеко, как только сможет. Она пыталась сделать это, но он поймал ее, и теперь ее жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.

На этот раз, — решила Оливия, вскочив в стоявшее у отеля такси, — она не будет такой дурой!

— В аэропорт! — едва выдохнула она. Когда машина выезжала на дорогу, она оглянулась и увидела у входа Эдварда, беспомощно глядевшего, как машина уносит ее в ночь.