Медленная смерть

Семь

ДЖОННИ МАХАЧ ПРИВЕТСТВОВАЛ новый день непревзойдённым классическим альбомом Дезмонда Деккера «You Can Get It If You Really Want»[40], «скрещивал» реггей с самыми разными стилями. Первый опыт «реггей + рок» — хит-сингл «007 (Shanty Town)» в 1967 попал в английские чарты; серия удачных синглов («Music Like Dirt», «Rudie Got Soul», «Rude Boy Train», «Sabotage») увенчалась в 1969 г. всемирным успехом композиции «The Israelites» (1-ое место в Великобритании, Тор 10 в США). Пласт был заигранным, но тогда, в 1970 году, Троян[41] ещё выпускали записи на виниле достаточно толстом; пластинка жила дольше человека, если за ней ухаживали, и она без эксцессов пережила все пьяные тусовки, где под нее обожали танцевать. Заглавный трек на LP был одним из двух хитов, написанных Джимми Клиффом[42], вторым был «That’s the Way Life Goes», остальные песни написал сам Деккер. Ходжес кайфовал под «Peace on the Land», когда зазвонил телефон.

— Алло! — рявкнул скихнед, схватив трубку.

— Джонни, милый, это Атима, — объявил голос на другом конце провода. — Как дела?

— Нормально, — заверил её Ходжес.

— Скучал? — спросила Шиазан.

— Конечно, — ответил Джонни, потому что девушка явно именно этого и ждала. На самом деле бутбой не понимал, как он может скучать по Атиме, ведь они встречались лишь раз в жизни не далее, как вчера.

— Думаю, я всё правильно вчера вечером сделала, когда отправила тебя домой, а потом позвонила родителям и сказала, что хочу их увидеть, — сказала Шиазан мягким голосом. — Как я и думала, отец сразу приехал за мной на машине, мы собрали вещи, и я переехала назад в Финчли. С моим возвращением в родной дом все проблемы сами отпадают.

— Хорошо, — вставил Ходжес.

— Всё так странно, — вздохнула Атима, — уйти из партии, вернуться к людям. Слушай, я сегодня тут поужинаю — но, может, потом встретимся, часов в девять, на станции в Кэмдене?

— Почему бы и нет, — согласился Джонни.

— Отлично, — промурлыкала Шиазан. — Увидимся в девять. Мне пора бежать, мама зовёт. Люблю тебя, пока.

— Чао! — Джонни нечасто пользовался иностранными выражениями, но именно это чем-то ему нравилось.

Ходжес перевернул пласт Дезмонда Деккера. Вторая сторона начиналась с «Pickney Gal». Бутбой размышлял, какие плоды принесло бы сотрудничество певца реггей и его потрясающего продюсера, если бы Лесли Конг не умер в 1971 году от сердечного приступа. Они проработали вместе почти десять лет, и проживи Конг ещё лет пять, Деккер мог бы добиться большего, чем Элвис, Битлы, Дилан или Роллинги. Любой объективный наблюдатель увидел бы, что у Деккера больше таланта в ногте мизинца, чем в этих потугах на рок общим объёмом в пару дюжин релизов. Скинхед барабанил ногой в такт с «Polka Dot», когда телефон зазвонил снова.

— Ну? — бухнул бутбой.

— Джонни, это Карен. Ты куда, блядь, делся? Я звонила тебе вчера раз двенадцать!

— Да был у одной тёлки, — безразлично ответил Ходжес.

— И что, я должна за тебя порадоваться?

— Нет, я просто констатирую факт.

— Ладно, ладно. Давай, тащи сюда свою жопу, надо обсудить, как идут делишки с нашим тайным обществом.

— Есть, командир, — тявкнул Ходжес и повесил трубку.

«Эстетике и Сопротивлению» пришлось задвинуть гордость поглубже и проглотить обиду, которую они чувствовали к Стивену Смиту. Как глава Ложи, он взял на себя руководство художественной работой своих собратьев и сам определил форму выставки «Новый Неоизм». Дон Пембертон хотел дать магазину-сквоту название «Akademgorod». Смит приказал ему написать от руки кривыми буквами слова «Галерея Отпечатка Пальца» на фасаде здания. Пенни Эпплгейт предложила убрать и отремонтировать основное помещение, но Спартак настаивал на том, что его нужно оставить как есть, мол, это придаст галерее дух подлинности.

— Прекрасно, просто прекрасно! — объявил Великий Дракон. — Теперь пойдем, поищем забор, чтобы весь в плакатах, и надерём оттуда арта!

— Господи, ты о чём? — спросил Юджин Де Фрейд. — Я думал, это возможность выставить наши последние работы? Тут не останется места для моих холстов, если мы забьём пространство мусором, собранным по улицам.

— Жёстко, но надо! — отрезал Стивен. — «Новый Неоизм» должен быть бунтом авангардных влияний. Потрёпанные плакаты дадут идеальные отсылки и к Новому Реализму[43], и к Саморазрушительному Искусству. К тому же, я уже решил, что по стенам мы развесим работы на бумаге, никаких холстов!

— В таком случае, — захныкал Фрейд, — я пошёл домой!

— Ну и иди, — исторг Спартак, — но если ты съебёшься, я выкину тебя из Ложи, и можешь попрощаться с надеждой на галерейную карьеру!

— Ты не посмеешь! — взвыл Юджин. — Это неэтично, это недемократично, это нечестно!

— Я отвечаю за эту Ложу! — рявкнул Смит. — Я твой начальник, и ты подчинишься приказам, которые я отдаю. Вся сила Фронта Семиотического Освобождения зиждется на том, что он основан на строго иерархической основе. Элита обязательно является организованным меньшинством, и структура контроля позволяет им властвовать над дезорганизованной массой. Ты будешь делать то, что я скажу, и никакого нытья по поводу декадентских представлений о равенстве!

— Ладно, начальник! — пролепетал Фрейд.

— Так-то лучше, — буркнул Великий Дракон. — А теперь валите в Сохо, и видеть вас не хочу, пока не наберёте достаточно арта, чтобы наполнить галерею.

Распустив минервалов, Спартак взял из коробки банки с красной, жёлтой, голубой и чёрной краской. Он выдал Пенни, Дону, Россу Макдональду и Джозефу Кэмпбеллу по банке. Смит ждал на улице, пока члены его Ложи создавали узор текущей акции на полу, стенах и потолке галереи. Получался идеальный задник, на котором будут висеть отклеенные и сорванные плакаты.

— Вы пока отмойтесь, — инструктировал Спартак своих заляпанных краской сотрудников. — Я пошёл искать неработающую электротехнику. Нам нужна куча устаревших компьютеров, они могут быть заражены смертельным компьютерным вирусом. Неплохо бы пару видеокамер, хуй знает, где их взять на халяву. Может, стоит послать вас всех тырить, где чего можно. Ладно, пока тусуйтесь здесь, а я проверю места, где нам могут пожертвовать ненужные феньки.

— Есть, командир, — рявкнули члены Ложи в унисон.

Карен вручила Джону Махачу кофе и сама села рядом с ним.

— Как идут дела со Смитом? — спросила арт-звезда.

— Отлично! — с энтузиазмом ответил Джонни. — Он собрал Ложу, и они устроили пару акций.

— Я уже в курсе, — принялась разглагольствовать Элиот. — По арт-сцене расходится слух, что поднялась волна интереса к Неоизму. Исследование авангарда восьмидесятых, которое устроили наши минервалы, столкнуло лавину, и теперь сотни студентов копают в том же направлении. Ещё я слышала про нападение на «Боу Студиоз», среди хищников от культуры оно вызвало фурор.

— В таком случае, — пробурчал Ходжес, — на фига было меня тащить в гости, ты и так всё знаешь.

— Что я хочу, — сказала Карен, положив руку на колено скинхеду, — информацию из первых рук о жизни в Ложе.

— Мне-то откуда знать! — запротестовал Джонни. — Я же не член Ложи, я общаюсь с ней только через Стивена Смита. Насколько я понимаю, Смит объявил себя вождём и дрючит всех остальных.

— Я хочу, чтобы ты посетил собрание Ложи, — объяснила арт-звезда, расстёгивая ширинку бутбоя, — а потом доложил мне обо всём, что увидишь.

— Но меня могут узнать! — возопил Ходжес.

— Это вряд ли, — заверила его Карен, пока его член разбухал у неё в ладошке. — Ты не знаешь никого в арт-мире. Но если ты боишься, что тебя опознают, ради безопасности ты всегда можешь надеть маску.

— Об этом я не подумал! — гоготнул скинхед.

Словами Элиот отвечать не стала, она просто обрабатывала рукой плоть Джонни. Ходжес откинулся на диване, ему нравилось, когда его дрочит красивая тёлка. Во многом это лучше ебли, потому что парню совсем не надо напрягаться. Однако бутбою не нравилось ощущать себя пассивным, и он принялся мять сиськи Карен.

— Ах ты грубый ублюдок, — хрюкнула арт-звезда, выпуская плоть, которую обрабатывала рукой.

— Не останавливайся! — завопил скинхед. — Я почти кончил!

— Твои проблемы! — засмеялась Элиот.

Джонни схватил свою плоть и принялся трудиться над ней сам. Карен встала, подошла к буфету и достала видеокамеру. К тому моменту, как та включилась, Ходжес уже спустил. В самом возбуждающем кадре из тех, что ей достались, бутбой застёгивал ширинку.

— Эй, — хихикнула Карен. — Не хочешь мне попозировать? Ты стесняешься камеры? Давай я включу музыку, а ты покажешь стриптиз.

— Не-а! — исторг Джонни. — Не мой стиль! Ты что, думаешь, я тупой, бесчувственный кусок мяса?

Джок Грэхем вёл интенсивные исследования. Взяв на заметку некоторые книги, которые увидел дома у Элиот, арт-критик потом просмотрел такие работы, как «Новый Мировой Порядок: древний план тайных обществ» Стилла и «Маркс: пророк тьмы» Вурмбранда. В итоге Грэхем осознал, что с его стороны было ужасной ошибкой поддерживать дело коммунистов. И Лига Справедливых, и Коммунистический Интернационал были вывесками иллюминатов! Неоизм стал второй рукой тайного заговора, и его надо ликвидировать, чтобы не дать сатанинским разрушителям уничтожить цивилизацию. Грэхем преисполнился энергии от вновь обретённой веры в лоне христианской религии и, окрыленный, принял на себя миссию спасти мир от злодейских заговорщиков.

— Веришь ли ты в Иисуса? — возрыдал Джок.

— Обалдел? — хрюкнула Аманда Дебден-Филипс, не веря своим ушам.

— Пустила ли ты Христа в сердце своё? — вопросил Грэхем.

— Съехал ли ты с катушек? — завопила Аманда. — Или устраиваешь перформанс, потому что тебя задрало быть критиком?

— Ни то, ни то! — рыкнул фундаменталист. — Я просто обрёл Бога, истинный путь, дорогу и свет.

— Наверняка ты… — Дебден-Филипс помедлила, пытаясь подобрать удачный поворот фразы, — ты этому очень рад.

— Дело не в моей радости! — пустил слезу Джок. — Обратившись к Иисусу, я спас свою душу от вечного проклятия! Испытав благодать Божью, теперь я хочу отплатить за Его любовь, как заблудший сын. Я хочу спасти других от ошибок, что совершал сам, не дать им попасть в руки коммунистов, за которыми прячется Сатана!

— Похоже, тебе будет, чем заняться по воскресеньям, — заметила Аманда. — Однако, надо же и на жизнь зарабатывать. Ты ещё не написал рецензию на выставку Карен Элиот? Надеюсь, интервью с ней прошло успешно.

— Я не буду публиковать материалы об этом исчадии ада! — отрезал Грэхем. — Наряду с другими членами движения Неоистов, такими, как Боб Джонс, она — ключевая фигура в заговоре по уничтожению христианской веры.

— Да ладно! — засмеялась Дебден-Филипс. — Чушь какая-то! Мы с тобой оба неплохо с неё поимели, галерея делает на ней чемоданы денег, а ты написал о её работе немало статей.

— Ты должна перестать работать с Элиот! — пролепетал арт-критик. — Если ты будешь продолжать её продавать теперь, когда предупреждена, то испытаешь все муки ада, будешь гореть в геенне огненной!

— С тобой точно плохо, — спокойно ответила Аманда. — Налить тебе выпить или лучше вызвать скорую? Наверно, тебе стоит пока прилечь. У меня есть раскладушка, можешь поваляться у меня в кабинете.

— Со мной всё в порядке! — воскликнул Джок. — На самом деле, сроду себя так хорошо не чувствовал. Ты даже представить не можешь, как здорово пустить Христа в сердце! Последний раз предупреждаю тебя, разорви контракт с Элиот или Бог заставит тебя пожалеть!

— Ты сумасшедший! — взъярилась Дебден-Филипс. — «Флиппер Файн Артс» вложили в развитие карьеры Карен кучу денег, мы не собираемся отказываться от неё теперь, когда она поднялась в цене, и мы отбиваем бабло!

— Ты ещё пожалеешь! — визжал Грэхем, пулей вылетая из галереи.

Худой отвисал на дому у Джонни Махача. Он сунул диск «Big and Beautiful» «Fat Boys» в CD-плеер. Хотя многие скинхеды отказываются слушать танцевальную музыку, написанную после середины семидесятых, вкусы «Рейдеров» были более эклектичны, им нравился и хип-хоп, и хаус, и рэп.

Худой однажды читал ревю на «Fat Boys», где их хвалили за одновременное прославление и осуждение общества потребления. Автор, Боб Джонс, предположил, что у группы много общего с такими панк-группами, как X-Ray Spex[44]. Ещё он посвятил несколько абзацев разъяснениям, почему версия «Wipe Out» «Fat Boys» является осмыслением панка. Он говорил, что поскольку они полностью выпотрошили оригинальную песню, они символически «стёрли» шестидесятые куда эффективнее, чем такие группы, как «Sex Pistols» или «Clash». У Худого не было своего мнения по поднятым Бобом Джонсом вопросам, ему просто нравилась музыка «Fat Boys».

— Господи, пиздец, открывай дверь! — орала Мария Уокер. — У меня времени только час, я на обеденном перерыве!

— Давно стучишь? — спросил Худой, впуская доктора.

— Пару минут, — ответила доктор, присаживаясь. — Ты наверняка не слышал меня из-за музыки.

Худой продефилировал к хай-фай[45] и убрал громкость. Потом бухнулся рядом с Марией. На диване хватало места, но скинхед притиснулся к ней вплотную.

— Джонни дома? — спросила Уокер.

— Не-а, — прошептал бутбой. — Дома нету никого, один я, бедняжка.

— Есть шанс, что Джонни вернётся в ближайший час? — настаивала Мария.

— Это вряд ли, — сказал Худой, опуская руку на колено доктора.

— Хватит меня лапать, я тебе не сексуальный объект! — прошипела Мария, хватая скинхеда за запястье и сбрасывая руку.

— О, да ладно тебе! — взмолился Худой. — Не строй из себя целку, я знаю, ты ебалась со всеми остальными ребятами, давай уже и со мной потрахайся.

— Ты мне кажешься омерзительным! — хрюкнула Мария, вставая.

— Ты говоришь прямо как «госпожа» из СМ-фильмов, — проворковал бутбой. — Давай ты меня свяжешь! А потом можешь сесть на меня и заставить вылизать твою ароматную пизду.

— Раздевайся! — приказала доктор.

Худой сделал, как ему велели. Он не боялся унижений. Последний раз ему довелось потрахаться так давно, что он готов был пойти на что угодно, если в итоге удастся потереть конец о чужую плоть. Мария нашла в гардеробе у Джонни несколько поясов и привязала ими Худого к батарее. Проделав это, доктор ушла.

— Эй, ты не можешь просто так меня тут оставить! — кричал скинхед вслед Уокер. — Развяжи меня, сука! Нельзя, чтобы друзья нашли меня связанного и голого! Я со стыда сгорю. Я же буду выглядеть полным мудаком!

Мария не ответила, она просто захлопнула входную дверь и вошла в лифт. Через пару минут Худой сумел убедить себя, что доктор просто его дразнит. В любой момент она может вернуться в гостиную и выебать его до потери пульса. Однако скоро он понял, что его надежды тщетны, и смирился с тем, что будет сидеть, скрученный, как индейка, пока Джонни или кто-нибудь ещё из «Рейдеров» не вернётся в квартиру.

Джонни Махач позвонил Стивену Смиту, и автоответчик рассказал ему, что лидер Ложи занят, подготавливая выставку «Новый Неоизм» в «Галерее Отпечатка Пальца» на Олд-Комптон-Стрит. Скинхед подумал, странное дело, он часто покупает пожрать в кафе «Эспана», но сроду не видел в этой части Сохо художественных заведений. Ходжес доехал до станции метро «Лестер-Сквер» и поднялся к Кембриджской площади. Через две минуты он обнаружил здание, занятое Фронтом Семиотического Освобождения, оно стояло фактически напротив его любимой забегаловки. Прежде чем выйти на Олд-Комптон-Стрит, бутбой натянул маску Микки-Мауса, так что он мог смело войти в галерею.

— Спартак, — хохотнул Джонни, — я созываю собрание Ложи, прошу всех пройти в заднюю комнату!

— Да, господин, — уступил Стивен Смит.

— Я — Хирам, — объявил Ходжес своим испуганным последователям, когда они прошли за ним на кухню, — и мне дана власть превращать исходных созданий, таких, как вы, в известных художников, если вы просто будете выполнять мои приказы!

— Приветствуем тебя как представителя Великого Рогатого Бога! — запели в унисон члены Ложи.

— Во имя нашей Матери-Земли Гекаты я приказываю всем неофитам женского пола сбросить одежду. — Провозгласив это, Джонни начертал в воздухе знак пятиугольной звезды, восходящей на Востоке. Он был большим фанатом Винсента Прайса и изучил этот жест, когда смотрел старые фильмы ужасов.

— Это нечестно! — захныкала Пенни Эпплгейт. — Я — единственная девушка в Ложе, почему я должна раздеваться, когда все мужики остаются одетыми?

— Сука! — гоготнул скинхед, отвешивая ей пощёчину. — Будешь делать, как я сказал, или вылетишь из Ложи, и я прослежу, чтобы ты никогда ничего не добилась в арт-мире!

Эпплгейт решила, что лучше делать, как сказали. Как и многие, жаждущие стать звёздами, Пенни допускала продажность ради искусства. Когда его девушка разделась, Дональд Пембертон покраснел от смущения. Ему происходящее не нравилось, но он не стал вмешиваться, боясь упустить возможность возвыситься в культурных кругах.

— Соси мой хуй, — выдохнул Ходжес, положив руки на плечи Эпплгейт и опуская её на колени.

Скинхед наслаждался собой. Пенни была не в его вкусе, но ему кружила голову власть над этой жалкой шлюшкой. Джонни рыкнул, когда она расстегнула ему ширинку и всосала хуй. Приятные мечты растекались по сознанию бутбоя. Задница этой тёлки была словно создана для порки, и он собирался превратить её из молочно-белой в ярко-красную. На самом деле, если уж скинхед начнёт порку, он не прекратит, пока попка Эпплгейт не будет обжигать руку любого, кто к ней прикоснётся.

Пембертона тошнило, когда он смотрел, как его девушка глотает сперму Хирама. Пенни клялась ему, что ненавидит секс, а теперь похоже, что сука наслаждается, сглатывая у вождя ФСО! Ему стало ещё хуже, когда Джонни приказал Стивену Смиту взять Эпплгейт сзади, а Юджин Де Фрейд тем временем сунул хуй ей в горло.

— Для укрепления чувства локтя нет ничего лучше небольшой физической близости, — объявил Ходжес. — Все по очереди трахнут эту шлюху, а там перейдём к делам Ложи!

Аманда Дебден-Филипс переживала. Внезапное превращение Джока Грэхема в неконтролируемого последователя христианского фундаментализма потрясло арт-администраторшу. Тогда как все серьёзные люди вокруг только и говорили что о Неоизме, Дебден-Филипс имела весьма смутное представление о предмете. Аманда была признанным экспертом по авангарду, и она будет выглядеть весьма глупо, если обнаружится её неосведомлённость о Сети Неоистов. Дабы на чужих плечах проехаться по минному полю арт-андеграунда восьмидесятых, она решила обокрасть мозги Карен Элиот за поздним обедом в «Бургер Кинге» на Оксфорд-Стрит.

— Итак, милая, — проворковала Аманда, выставляя на стол тяжело нагруженный поднос. — Я хотела у тебя узнать дату рождения Неоизма.

— Думаю, в самой сути твоего вопроса кроется ошибка, — проухала Карен. — Неоизм был усовершенствованием в дискурсе авангарда, посему его границы меняются, и нет никакой возможности зафиксировать точку его рождения.

— Но когда впервые прозвучал термин Неоизм? — спросила Дебден-Филипс.

— В каком контексте? — переспросила Элиот.

— В художественном контексте! — брызнула слюной Аманда. — Я слышала, что слово взято из текстов какого-то оккультиста, но эта фигня мне неинтересна. Мне важна лишь современная культура!

— Пробную версию Неоизма сляпали Эл Акерман, Дэйв Зак и Марис Кундзиньш в Портлендской Академии в 1977 году и далее, — изрекла Карен. — В то время для описания движения использовались термины ИЗМ и Не-Изм. Слово Неоизм впервые использовали для описания группы, о которой мы говорим, в мае 1979 года в Монреале. Как и в случае с дадаизмом, идут горячие споры о том, кто же именно так назвал движение. Конечно, франко-канадцы полностью трансформировали концепцию принципов деятельности группы Зака и Акермана. Потом, в восьмидесятые, появился Боб Джонс и открыл Неоизм заново, создав движение в таком виде, каким мы знаем его сегодня.

— Ладно, ладно! — пискнула Дебден-Филипс. — Я эксперт по классическому авангарду, и не собираюсь закапываться в детали. Всё, что мне надо — выжимку того, что происходило. Ты говоришь, что термин Неоизм впервые использовали в художественном контексте в мае 1979 года.

— Нет, нет! — не унималась Элиот. — Всё было гораздо сложнее. Сегодня мы знаем, что корни Сети Неоистов уходят в 1977 год, в Портленд, но известной под этим именем группа стала только в мае 1979. Первым, кто использовал выражение Неоизм в художественном контексте, был Эрве Фишер[46]. Это произошло во время перформанса в Малом зале Центра Помпиду 15 февраля 1979 года. Краткое описание события есть в книге Ганса Бельтинга[47] «Конец истории искусства». Позднее члены Сети Неоистов пытались скрыть факт, что Фишер использовал выражение раньше, чем Кики Бонбону и его друзьям пришла в голову идея приспособить его для своего движения. Кстати, в середине восьмидесятых один из не самых умных активистов Сети Неоистов утверждал, что рождение группы датируется 14 февраля 1979, когда состоялся перформанс в «Vehicule Art».

— Ты хочешь сказать, этот идиот утверждал, что использовал термин Неоизм в художественном контексте за день до Эрве Фишера? — спросила Аманда.

— Да, — кивнула Карен.

— Нелепица! — воскликнула Дебден-Филипс.

— Я в курсе, — согласилась Элиот.

— Но для меня это всё бесполезно, — прохрипела Аманда. — Просто получается, что у Неоизма нет фиксированного момента происхождения!

— Я тебе это с самого начала говорила! — объявила Карен.

— Всё это здорово для критиков и интеллигентов, — огрызнулась Дебден-Филипс, — но бизнесмен, который покупает картины, хочет твёрдых фактов, которыми может произвести впечатление на друзей.

— В таком случае, — великодушно ответила Элиот, — просто сообщай им, что Неоизм был изобретен 24 марта 1977 года.

— Но это же неправда! — запротестовала Аманда. — Это домысел!

— Правда тоже домысел! — рявкнула Карен. — Людям, которые хотят твёрдых фактов, придётся смириться с фальсификацией!

— Похоже, ты права, — уступила Дебден-Филипс.

— Используя клише, — хихикнула Карен, — в начале было Слово, и Слово это было Ложь.

Во рту Пенелопы Эпплгейт дёргался член Росса Макдональда, а Джозеф Кэмпбелл со всей дури драл пизду арт-шлюхи. Дональд Пембертон в ужасе смотрел, как вся Ложа оттягивается, наполняя отверстия его подруги спермой.

Хирам безумно ухмылялся под маской Микки-Мауса, его захватило ощущение власти.

— Продолжайте, ребята, — приказал вождь Фронта Семиотического Освобождения своим слугам. — Мне надо выйти, но ненадолго. Рассчитываю по возвращении застать вас ещё за работой!

— Слушаемся, командир! — пропели в унисон члены Ложи мужского пола.

Через пять минут скинхед вернулся в компании четырёх американских подростков. Они отдали по пятьдесят фунтов с носа, чтобы поучаствовать в групповухе. Эти туристы раньше никогда не были в Англии, и их не удивило, что приятно провести время им предлагает чувак в маске Микки-Мауса.

Росс и Джо отстрелялись и освободили место. Новоприбывшие скинули штаны и встали вокруг стола, на котором распласталась Пенни. Она взяла по хую в руки и решительно принялась их надрачивать. Тот член, что поднесли ей ко рту, она заглотила, а в её сладкой потаёнке нашёл пристанище четвёртый любовный мускул. Через две минуты ребята передвинулись вокруг стола по часовой стрелке. Тех, кто только что удовлетворяли ее орально и вагинально, Эпплгейт поддерживала в форме руками, а их друзья наслаждались предложенными отверстиями шлюшки.

— Я сейчас кончу! — взвыл янки, работающий в любовном отверстии Пенни.

— Давай уже, пиздюк! — нашёлся с ответом подросток, стоящий на трёх часах. — Спустил — освободи подход!

Его пожелание скоро исполнилось. Парень, стоящий на шести часах, почувствовал, как в паху вскипает любовный сок, и взорвался брызгами в багровые проходы развратной представительницы слабого пола. И покинул своё привилегированное положение у числа зверя. Парень, стоящий на троице, заменил его, и скоро тоже испытал наслаждение поклонения Сатане в сочащихся влагой стенах плоти.

— Эй, соска, — прошипел Хирам в ухо Дону. — Ты единственный из всех не имел эту сучку! Хочешь её попробовать?

— Смеёшься надо мной? — вздрогнул Пембертон. — Секс отвратителен. Так как я не стал бы ебать проститутку, я не собираюсь трахаться со своей девушкой!

— Ааах, класс, милашка! — заорал, кончая, янки, стоящий на шести часах.

Подросток на девяти часах занял свою исходную позицию. Пенни рукой привела его на грань экстаза, и стоило ему оказаться в её пизде, он выстрелил солидным зарядом любовного сока. Тот, кто отсасывался у Эпплгейт, оказался в растерянности, он был на грани оргазма и хотел бы спустить шлюшке в дырку, но времени дойти у него уже не оставалось. Он почувствовал, будто его кишки вылетают из хуя, когда жидкая генетика заполнила жаркий ротик англичанки.

— Залезай на неё! — принялся издеваться Хирам над Доном, когда четверо туристов стремительно скрылись за дверью.

— Не могу! — протестовал Пембертон. — Даже смотреть на столь мерзкий акт отвратительно!

— Давай, милый, — попросила Эпплгейт. — Вылижи меня!

— Нет! — завопил Дон.

— Лижи или я выкину тебя из Ложи, и ты никогда не станешь известным художником! — отрезал Хирам.

Обрабатывая языком пизду своей девушки, Пембертон думал только о хуе, который только что был здесь. Солёный вкус семени вызывал в нём желание сблевать. Лишь непомерное стремление к культурному признанию позволило этому жалкому партнёру удержать обед в животе.

Бунтыч дал своей двоюродной сестре Сьюзен Джонс комплект ключей от квартиры Джонни Махача. Шестнадцатилетка хотела посмотреть любительское видео, которое две её подруги сделали, когда их снял в баре в Уэст-Энде ведущий ток-шоу. Сьюзен ещё училась в школе, и её родители устроили бы форменную истерику, если бы увидели, что смотрит их дочь по видаку.

— Эй, помогите, развяжите меня! — заорал Худой, когда услышал, как открывается входная дверь.

— Господи, пиздец! — вырвалось у Джонс, когда она вошла в гостиную. — Какого хера ты тут связанный сидишь?

— Всё объясню, когда оденусь, — принялся уговаривать скинхед.

— Ах ты педрила, — ухмыльнулась Сьюзен. — У тебя встаёт!

— Развяжи меня быстрей! — просил бутбой.

— Ни за что! — хихикнула Джонс. — Сначала ты меня как следует порадуешь!

— Пожалуйста, — бубнил Худой.

Школьница ему не ответила. Она взяла телефон и принялась названивать. Чёртову трубку никто не брал целую вечность — но вот на проводе появилась другая школьница.

— Сара, это Сьюзен, я дома у Джонни Махача. Бери с собой Кэт и приходите с отцовской камерой. Объясню всё на месте, пошевеливай там жопой!

— Что происходит? — спросил скинхед.

— Будем развлекаться! — ответила Джонс, засовывая домашнее порно своей подруги в магнитофон.

— Хуясе! — воскликнул Худой, когда экран потемнел. — Это ж чудила из телека. А девочка, которую он ебёт, по возрасту годится ему в дочери!

— Как тебе эта тёлка? — спросила Сьюзен.

— Огонь-баба! — воскликнул бутбой.

— Сара как раз едет сюда! — сказала школьница пленнику.

— Она будет меня ебать? — решил уточнить бутбой.

— Это вряд ли, — засмеялась Джонс. — Ты не в её вкусе, ни фигурой не вышел, ни славой. А, вот, наверно, они с Кэт.

Сьюзен вернулась с подругами через минуту. Сара несла видеокамеру. Одна из белых стен Джонни помогла настроить на камере баланс яркости. Девочка наездом сняла громадную тушу Худого, потом отдала камеру Кэти. Сама же подошла к нему и воткнула каблук-стилет в пузо, уперев руки в бёдра.

— Как я выгляжу? — спросила Сара, надув губки.

— Обалденно! — ответила Кэти. — Ошеломительный кадр.

— Что будем делать с Худым? — вставила Сьюзен.

— Давайте возьмём варенье и вымажем всего ублюдка! — предложила Сара.

— В пень, — отрезала Джонс. — У Джонни сорвёт крышу, если мы испачкаем ковёр.

— А давайте вы вдвоём побреете ему лобок, а я буду снимать? — ощерилась Кэти.

— Ага, вот будет умора! — пропели в унисон Сара и Сьюзен.

Джонс нашла в ванной пену и пачку одноразовых лезвий. Сара села на пивной живот Худого и намылила его. Сьюзен опустилась на колени между ног бутбоя и принялась за бритьё. Через пару секунд её подруга схватила бритву и присоединилась к веселью. Восставшая плоть скинхеда пульсировала. Руки девушек елозили вокруг его хуя, но было ясно, что ни одна из них не даст ему тот вид облегчения, которого он так жаждет.

Джонни Махач обливался потом под резиновой маской. Ему хотелось завершить уже собрание Ложи, чтобы уйти по своим делам. Через пару часов у него назначена встреча с Атимой Шиазан, тогда-то и начнётся основное сегодняшнее веселье. Ходжес изобразил знак пятиконечной звезды, и оживлённая болтовня вокруг него замерла.

— Вам предстоит понять, — вкусно сказал Ходжес, — что в нашем обществе игры в демократию не будет. Фронт Семиотического Освобождения — древнее братство, основанное на жесткой иерархии. В старые добрые времена отказ подчиняться старшим карался смертью!

— Я скорее выпущу себе кишки, чем выдам секреты ФСО! — гулко и монотонно прогудели члены Ложи.

— Так-то лучше! — похвалил скинхед свою армию. — Но я не удовлетворён вашим прогрессом. Пропаганда Неоизма получается у вас хорошо, но ваши потуги на вандализм в «Боу Студиоз» вышли уж больно беззубыми.

— Разрушение скульптур широко освещалось в СМИ! — возразил Дональд Пембертон.

— Молчать! — рявкнул Хирам. — Вам надо сделать что-нибудь поистине мерзкое. Чтобы культурный истэблишмент остался оплёванным. Я предлагаю вам осквернить могилу Уильяма Блейка на кладбище Банхилл.

— О как! — придушенно ответила Ложа. — Вот уж мерзкая идея!

— Конечно! — хрустнул бутбой. — Дарю её вам! Внимание, вопрос: когда ждать результатов?

— У нас завтра вечером закрытый осмотр «Нового Неоизма», — вставил Спартак, — этот вариант отпадает.

— Может быть, вечером в пятницу или субботу? — предложил Джозеф Кэмпбелл.

— Не подходит, — сказал Росс Макдональд, — журналисты по выходным или спят, или бухают.

— Давайте вечером в воскресенье! — триумфально воскликнула Пенелопа Эпплгейт. — Тогда про акцию будут трубить весь понедельник. Будет бодрое начало недели!

— Правильно! — согласилась остальная Ложа.

— Встречаемся на станции «Олд-Стрит», когда часы пробьют десять, — пробормотал Спартак. — Надо управиться меньше чем за час. Потом обзвоним все газеты, чтобы они успели написать отчёты и пустить их в тираж до полуночи!

— Отлично! — Хирам выплюнул это слово, как смертный приговор. — Я ухожу, но скоро мы встретимся вновь. И если вы хотите стать известными художниками, каждый из вас будет вкалывать на этот проект как следует!

Бунтыч молотил в дверь квартиры Джонни Махача, потихоньку закипая. Ключи он отдал своей двоюродной сестре, которая хотела посмотреть видак, и строго-настрого приказал ей тусоваться там, пока он не придёт.

Он уже готов был вызвать лифт, когда его удары возымели действие.

— Ты где там копалась? — спросил бутбой.

— Мы тут баловались с подружками, — застенчиво ответила Сьюзен.

Бунтыч влетел в гостиную и выпал в осадок, обнаружив привязанного к батарее Худого. Скинхеда скрутил жуткий гогот, он не стал бы осуждать сестру и её подружек за то, что они прикалывались над жирдяем.

— Развяжи меня! — взмолился Худой.

Бунтыч едва мог стонать, когда развязывал друга. Сочувствия он не испытывал. Встав, Худой принялся тереть запястья, потом дёрнулся к Сьюзен.

— Отвали от неё! — рявкнул Бунтыч, хватая Худого за руку. — Она ещё школьница, а ты, в принципе, не пострадал.

— Её вины тут нет, — пробурчал жирный ублюдок, поднимая одежду. — Бог с ней. Но когда я поймаю Марию Уокер, я расхуярю ей всю рожу!

— На твоём месте я бы не стал, — хрюкнул Бунтыч. — Джонни это совсем не понравится.

— В пизду Джонни! — прорыдал Худой, запираясь в ванной.

— На что спорим, он там дрочит, — вставила Сара. — Он так умолял помочь ему рукой, когда мы над ним издевались!

— Вы всё сняли? — спросил Бунтыч, тыча пальцем в камеру.

— А то ж, — подтвердила Кэти.

— Сьюзен, верни ключи, — приказал Бунтыч, — и можете валить. В следующий раз, когда у вас будет два видака, перепишите мне, что вы там наснимали.

— Непременно, — синхронно вздохнули девушки, покидая квартиру.

Атима Шиазан ждала Джонни Махача в метро в Кэмдене. Она пришла раньше, он на пару минут опоздал. Они обнялись. Их губы встретились и сомкнулись в томительном поцелуе. Трепаться было не о чем и незачем, неугасимые желания пульсировали у них в венах. Генетические коды возрастом в миллион лет одновременно собирались и разбирались в мускульных структурах слившихся тел.

Они вдвоём гуляли по глухим улочкам, пока не вышли к школе. Ворота на территорию стояли открытыми, некоторые окна светились, там шли курсы для взрослых. Шиазан повела Ходжеса за руку в тёмный угол спортплощадки. Она прижала его к стене, расстегнула ширинку и опустилась на колени. Долю секунды спустя её язык уже ходил туда-сюда по восставшему стволу Джонни.

— Как здорово! — застонал Ходжес, когда она заглотила его хуй.

Шиазан не ответила, она полностью сосредоточилась на сосании хуя. Ходжес чувствовал, как любовный сок вскипает у него в паху. Атима ощутила мышечные спазмы болта и снизила темп. Скинхед рванул Шиазан на ноги. Потом стащил с неё трусики, задрал кожаную мини-юбку и прижал спиной к кирпичной стене.

Джонни проталкивался в креповое нутро пизды Атимы. Через пару мимолётных секунд тёмный угол, где трахалась парочка, осветили фары. По спортплощадке разнеслось эхо шагов, и на прилегающей улице хлопнула дверь. В мозг Джонни проникли обрывки разговора, но он не обратил на них внимания. Вместо этого он увеличил скорость.

— Кончи в меня! — всхлипнула Шиазан, пока скинхед отбивал на ней четыре четверти[48] — примитивный ритм размашистого секса.

— Легко! — объявил Джонни и выстрелил громадный заряд жидкой генетики.

Атима и Джонни достигли вершины, откуда мужчина и женщина никогда не возвращаются вместе. Слившись в оргазме, двое любовников теперь поодиночке спускались по крутым утёсам желания. Джонни почувствовал, как щелчком встаёт на место доспех его тела. Теперь он снова был готов сражаться с подлыми ордами, которые жаждут навязать политкорректный секс тем парам, чьи эротические фантазии полностью вышли из-под контроля.