Медовый месяц императора

...Между тем как мы пели последнюю панихиду в церкви, могила была готова для принятия ящика с гробом...

Где похоронен Александр Пушкин?

Ответ на этот вопрос, на первый взгляд, очевиден: неподалеку от своего родового имения - села Михайловского, что на Псковщине, в Святогорском монастыре. Однако не все так однозначно и просто. Давайте посмотрим на известные факты более пристально.

Пушкин умер 29 января 1837 года. Отпевание состоялось в 11 часов утра 1 февраля в придворной Спаса Нерукотворного Образа церкви, принадлежавшей конюшенному ведомству двора Его Императорского Величества. В просторечье её называют Конюшенной церковью.

В ночь с 3 на 4 февраля гроб с телом покойного в сопровождении Александра Ивановича Тургенева и жандармского офицера отправлен из Петербурга в Псковскую губернию для захоронения. Вечером 5 февраля гроб и сопровождающие его лица приезжают в Псков.

Утром 6 февраля ещё до рассвета останки Пушкина погребены возле церкви в Святогорском монастыре.

Такова внешняя канва событий. Что скрывается за нею?

Известно, что Пушкин просил не хоронить его на петербургских кладбищах, называя их "болотом". После посещения Новодеревенского кладбища на Елагином острове он написал стихи, проникнутые чувством глубочайшего физического отвращения и страха. Поэт сравнивает открытую могилу со "скользкой" зевающей пастью чудовища.

Решетки, столбики,

Нарядные гробницы...

В болоте кое-как

Стесненные рядком...

Могилы слизкие,

Которы также тут,

Зеваючи, жильцов к себе

Наутро ждут,

Такие смутные мне мысли

Все наводит,

Что злое на меня

Уныние находит.

Хоть плюнуть да бежать...

Бежать? Но куда? В 1836 году Пушкин похоронил свою мать, Надежду Осиповну Пушкину. Похоронил в Святогорском монастыре неподалеку от имения Михайловское.

Приближалась весна. Трудное для Пушкина время года. Обычно по весне он страдал меланхолией. Мрачное настроение не покидало его неделями. Что-то тревожило душу, чудилось недоброе. Мысли о смерти, ранее имевшие философско-поэтический смысл, теперь стали реальностью.

Рядом с могилой он приобрел место... для себя. Именно здесь по соседству с землями, принадлежавшими Ганнибалам, он и хотел обрести последнее пристанище.

Судьба сурова к поэту. Даже посмертному желанию осуществиться не дано. Личная жизнь Пушкина - существование под бременем запретов. Он хочет стать военным и отправиться в действующую армию. Нельзя! Хочет поехать за границу. Нельзя! Чего проще уехать в деревню и писать, писать... Нельзя!

Даже посмертное желание выполнить нельзя. Князь П.А. Вяземский в письме к А.О. Смирновой-Россет осторожно намекнул на это печальное обстоятельство: "Горько знать, что светское общество (по крайней мере некоторые члены оного) не только терзало ему сердце своим недоброжелательством, но и озлобляется против его трупа".

Что князь Петр Андреевич имел в виду? Кажется, что сказал он эту фразу против своей воли. Робкий князь не спешил высказывать правду даже в приватных письмах. Знал методы работы столичной почты. Письма его полны намеков на какие-то "адские козни", погубившие поэта, на "коноводов" из высшего света. Вяземский явно что-то знал, но так никогда и не сказал.

Сам Пушкин пророчески писал в послании к Дельвигу:

Но в наши беспокойные годы

Покойникам покоя нет.

Не было покоя и ему. Пушкин не хотел лежать в петербургском болоте. Вряд ли он мог подумать, что именно там ему и придется лежать. Но - по порядку. С момента принятия решения похороны Пушкина стали делом государственной важности.

Дирижировал этим старинный его недруг, начальник Третьего отделения и шеф жандармов Александр Христофорович Бенкендорф.

После гибели поэта в обществе долгое время циркулировали слухи о неблаговидной роли Бенкендорфа в этой истории. Игнорировать эти слухи невозможно. Если Бенкендорф принимал участие в организации убийства Пушкина, то он должен был и скрыть следы преступления: необходимо убрать тело, главное вещественное доказательство...

Первым делом меняют место отпевания - первоначально его предполагалось провести в Исаакиевском соборе, в церковном приходе которого жил Пушкин. Вдруг тело ночью 31 января переносят в Конюшенную церковь, имевшую иной статус - это церковь придворная. Дело не только в том, что власти - имеется в виду император Николай, ибо без него такой вопрос не решить и Бенкендорфу, - пытались ограничить доступ народа в церковь, сколько в том, что необходим был полный контроль за телом. Именно по этой причине от участия в похоронах устраняются все родственники. Никто из родных поэта не только не присутствовал на отпевании, но даже не был извещен о смерти сына и брата. Племянник Пушкина, Лев Павлищев, писал: "Дед мой узнал о смерти сына в половине февраля 1837 года, как видно из письма к нему В.А. Жуковского, а мой дядя Лев гораздо позднее". Психологически у властей сработал рефлекс преступника - любыми путями скрыть следы преступления.

Никто из родных не возмутился, не высказал своих чувств, кроме Ольги Сергеевны, сестры Пушкина, которая, находясь в нервной горячке, кричала: "Пустите меня к брату! Безбожники, безбожницы его режут, мясо его едят". Христианский закон грубо попран. Родственникам отказано в естественном праве - проститься с усопшим. Ольга Сергеевна Павлищева права: безбожники! Преступные безбожники.

Отец, Сергей Львович, и брат, Лев Сергеевич, никакого видимого недовольства не проявили.

Несколько странно ведет себя жена поэта. Если отставной офицер путей сообщения Веревкин пробрался по льду через реку к дому Волконской и присутствовал при выносе тела, то Наталья Николаевна, как позднее вспоминала княгиня В.Ф. Вяземская, "на вынос тела из дому в церковь... не явилась". С момента смерти Пушкина минуло двое суток. Шок уже прошел. Пушкина нет, а это для неё означает, что его никогда и не было. За красивой наружностью скрывалось черствое сердце. Мы помним слова Пушкина о том, что "твердою дубовою корой, тройным булатом грудь её вооружена, как у Горациева мореплавателя".

Вынос тела напоминал военную операцию: во главе - начальник штаба корпуса жандармов Дубельт и с ним два десятка жандармских чинов. По соседним дворам расставлены многочисленные пикеты. Список провожающих крайне ограничен. Василий Андреевич Жуковский так запомнил и отразил в письме к графу Бенкендорфу перенос тела в церковь: "Вместо того назначенную для отпевания церковь переменили, тело перенесли в неё ночью, с какою-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в минуту выноса, на который собралось не более десяти ближайших друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу, где молились о умершем, нас оцепили, и мы, так сказать, под стражей проводили тело до церкви".

Письмо Жуковского наполнено волнением, скрытой обидой и даже возмущением действиями правительства. Интересно сравнить его с записью в дневнике Александра Ивановича Тургенева: "31 января. Воскресенье. Зашел к Пушкину. Первые слова, кои поразили меня в чтении псалтыря: "Правду твою не скрыв в сердце твоем". Конечно, то, что Пушкин почитал правдою, т.е. злобу свою и причины оной к антагонисту - он не скрывал, не угомонился в сердце своем и погиб. Обедня у К. Гол. Блудова болтовня. Оттуда к Сербиновичу... О бумагах, приписал, о 14 тетрадях Броглио, опять к Пушкину. И к Д'Аршиаку, где нашел Вяземского и Данзаса: о Пушкине! Знать наша не знает славы русской, олицетворенной в Пушкине. Слова государя Жуковскому о Пушкине и Карамзине. "Карамзин ангел". Пенсия, заплата долгов, 10 тысяч на погребение, издание сочинений и пр. Обедал у Карамзиной. Спор о Геккерне и Пушкине. Подозрения опять на К.И.Г. После обеда на панихиду. Оттуда пить чай к К.Мещер. - и опять на вынос. В 12, т.е в полночь, явились жандармы, полиция, шпионы - всего 10 штук, а нас едва ль столько было! Публику уже не впускали. В 1-м часу мы вывезли гроб в церковь Конюшенную, пропели за упокой, и я возвратился тихо домой".

Неудивительно, что Тургенев возвратился "тихо домой" после такого бурного дня. Удивительно другое: смерть друга, а Пушкин и Тургенев действительно считались друзьями, никоим образом не отразилась на его обычном времяпрепровождении. Он успел побывать у Блудова, Сербиновича, Д'Аршиака, Карамзиной, князя Мещерского. Да, ещё с утра "зашел к Пушкину", словно Пушкин не лежал в гробу, а сидел у себя в кабинете! Кстати, интересно бы узнать, что делали ближайшие друзья Пушкина у секунданта его противника Д'Аршиака?

После обеда у Карамзиной он успевает на панихиду. После чая у князя Мещерского - бегом на вынос тела. Откуда такая черствость, цинизм и бездушие?! Адмирал Чичагов в своих записках уделил место Александру Ивановичу Тургеневу, отмечая, что у того "в натуре была потребность рыскать". Он и рыскал весь день. Так же рыскал он и 29 января, и 30-го. Перерыв в несколько дней произошел, когда высшая власть поручила Тургеневу сопровождать гроб с телом Пушкина в Михайловское.

Почему выбор пал именно на него, а не на Данзаса, как просила Наталья Николаевна Пушкина, или на Жуковского, как предполагалось накануне? В Третьем отделении очень внимательно отнеслись к выбору сопровождающего. С одной стороны, он должен быть лицом достаточно известным, с другой - он должен настолько зависеть от властей, что даже малейшие подозрения, могущие возникнуть у него во время пути в Михайловское, не должны стать никому известными. Это должен был быть человек ленивый, вялый, "довольно легкомысленный и готовый уживаться с людьми и обстоятельствами".

Так описал Тургенева адмирал Чичагов. Именно такими качествами должен обладать сопровождающий гроб Пушкина. Кроме того, у Тургенева имелся брат Николай, уже двенадцать лет находившийся в Лондоне в качестве политэмигранта. После декабрьского восстания в Петербурге в 1825 году Николай Тургенев был приговорен заочно к смертной казни, и приговор не отменен. Братья Тургеневы висели на крючке у русского правительства. На эту сцену с удовлетворением взирает император Николай I. Он и хотел бы простить опального Тургенева, но закон нарушать невозможно. Осенью 1836 года Александр Иванович Тургенев добивается аудиенции у императора. Его принимают благосклонно, в ноябре Тургенева видят даже в императорской ложе в театре, но решения вопроса нет, хотя нет и полного отказа.

И тут ответственное поручение правительства, от которого нельзя отказаться. Это шанс. Тургенев понимает. Он готов оправдать доверие.

А пока в Конюшенной церкви закончилось отпевание. Гроб закрыли крышкой и отнесли в подвал. Некоторые светские дамы утверждали позднее, что провели у гроба всю ночь. Если это так, то вряд ли это происходило в подвале. Н. Невзоров опросил служащих церкви, и они сообщили, что гроб с телом Пушкина поставили не в подвале, а "при входе в церковь, внизу, к северу, в особо устроенной комнате, где в ту пору хранилась погребальная колесница, на которой привезено было из Таганрога тело покойного императора Александра I".

Утром доступ к гробу прекращен.

Начиная с утра 1 февраля обычно неповоротливая бюрократическая машина заработала с лихорадочной быстротой. 1 февраля граф Григорий Строганов обращается с письменной просьбой о разрешении захоронить тело Пушкина в Святогорском монастыре Псковской губернии. Создается впечатление, что министр внутренних дел Д.Н. Блудов только и ждет письма графа. Немедленно на письме появляется резолюция: "Истребовать и прислать ко мне поскорее все бумаги". В тот же день соответствующие письма получают петербургский военный губернатор и обер-прокурор Святейшего синода. Одновременно граф Строганов получает формальное согласие министра внутренних дел на свою просьбу.

Но, конечно, не Блудов решал этот вопрос. Необходимо получить согласие императора. Получить его в один день просто невозможно. В данном случае мы имеем дело не с согласием императора, а с его решением. Подготовленное графом Бенкендорфом, оно только ожидало формального обращения графа Строганова. Последний, естественно, не мог обмануть ожиданий столь высоких лиц.

Совершенно неожиданно объявлен смотр войскам петербургского гарнизона, в котором участвовало 60 000 (!) солдат. Даже войсковые обозы шли по улицам, вызывая страх и недоумение жителей столицы. Именно обозы блокировали доступ в Конюшенную улицу, где находилась церковь Спаса Нерукотворного Образа. Движение гражданских лиц в этом районе прекращено.

Таким образом, 2 февраля гроб с телом Пушкина находился под полным контролем властей. Учитывая все эти странности, сопровождавшие похороны Пушкина, можно с большой долей вероятности предположить, что именно в этот день (или ночь) агенты Третьего отделения изъяли тело, похоронив его на одном из петербургских кладбищ. А на его место положен труп неизвестного, вероятно, сильно разложившийся. Гроб заколочен, поставлен в дубовый ящик, который также заколочен и просмолен.

Операция осуществлена довольно чисто. Однако сведения о ней могли просочиться в общество. М.П. Погодин записал в дневнике: "Разговор о происшествии после смерти Пушкина, нелепых подозрениях". Запись относится к периоду между 21 и 28 февраля 1837 года. Погодин не указывает, с кем был разговор, но судя по предыдущему абзацу - с Владимиром Ивановичем Далем. Даль знал многое. Он делал вскрытие тела Пушкина. И именно ему "обстоятельства", читай агенты Третьего отделения, не дали извлечь пулю. Пуля важна только в том случае, если она не из пистолета Дантеса и не пистолетная пуля, а ружейная или винтовочная. Они скрывали вещественные следы преступления.

Поздним вечером 3 февраля все готово к отправке "груза". Василий Андреевич Жуковский описал момент прощания с грустной и наивной прямолинейностью: "3 февраля в десять часов вечера собрались мы последний раз к тому, что ещё для нас осталось от Пушкина, отпели последнюю панихиду; ящик с гробом поставили в сани; в полночь сани тронулись, при свете месяца я провожал их несколько времени глазами, скоро они повернули за угол дома; и все, что было на земле Пушкин, навсегда пропало из глаз моих".

Панихиду пели над закрытым ящиком. Жуковскому, конечно, и в голову не могла прийти мысль, что осуществлена подмена тела.

Тайная полиция России имела определенный опыт в таких делах. После самоубийства Александра Николаевича Радищева его похоронили настолько оперативно и скрыто, что до сих пор найти его могилу не могут. Опыт этот вполне мог пригодиться при разработке и проведении операции по подмене и захоронении тела Пушкина.

За полночь трое саней покинули столицу. Одновременно в Псков послан специальный представитель императора и Третьего отделения камергер Яхонтов с приказом для губернатора Пещурова: "...воспретить всякое особенное изъявление". В конце вскользь замечено: "К сему не излишним считаю заметить, что отпевание тела уже совершено". Вот главное! Из-за этого спешил в Псков камергер Яхонтов. Если не отпевать, то и вскрывать гроб не нужно.

6 февраля в 6 часов утра гроб предан земле. При этом гроб из ящика не вынимали, бросив ящик и гроб в мерзлую землю, и чуть присыпав снегом.

До весны пролежал ящик у стены Святогорского монастыря. Никто и подумать не мог, что в нем важная государственная тайна.

Примечательно, что близкие родственники на могиле Пушкина не были. Жена, Наталья Николаевна, заехала как-то, постояла немного и ушла, а кирпичный склеп сделала соседка Пушкина, владелица села Тригорское П. Осипова.

Сомнения в том, что в Михайловском похоронен именно Пушкин, в очень осторожной форме высказал А.И. Фаресов почти сто лет назад в статье "В Святых Горах", помещенной в июльском номере журнала "Исторический вестник" за 1899 год: "...островский уездный исправник, которому приказано было встречать и провожать тело до вечного места упокоения, не рискнул сам отправиться для встречи тела поэта, а командировал для сего одного из своих последних канцелярских чиновников, который один и мог засвидетельствовать, что прибывший рано утром в Святые Горы осмоленный ящик зарыт в земле или, точнее, в снегу у одного из алтарей обители. Что же в действительности заключалось в этом ящике - свидетелей никого не было".

А если кто и был, то, конечно, молчал, и правильно делал, ибо сопричастен был государственной тайне. Но кое-какие слухи появились уже в феврале 1837 года.

За прошедшие годы с момента погребения трижды появлялась возможность убедиться, кто захоронен в погребении. Первый раз - при установке памятника в 1841 году. Затем в 1902 году, когда во время реставрационных работ осела земля и обнажился гроб. Решено было укрепить откос горы и заменить попортившийся кирпичный цоколь надгробного памятника гранитным. Работами руководил гражданский инженер В.Л. Назимов. Он являлся и автором проекта.

Работы фактически начались 1 июля 1902 года. При переделке свода часть склепа с западной стороны обвалилась. Образовалось значительное по размеру отверстие, сквозь которое стал виден гроб. Произошло это примерно 10 августа 1902 года.

Об этом узнал журналист В.К. Фролов, гостивший в имении барона Г.В. Розена. 12 августа Фролов и барон Розен приехали в Святые Горы. Фролов 26 сентября в газете "Новое время" опубликовал статью, где подробно описал увиденное: "Подойдя к передней решетке могилы, мы увидели около неё груды кирпичей, бочки с известью, почерневшие гнилые доски, тут же валявшиеся, и над всем этим хаосом высоко приподнятую чугунную решетку, из-под которой в беспорядочном виде торчали обломки старых могильных сводов и новые кирпичи, вделанные в стены могильного склепа. Небольшая группа рабочих в пять-шесть человек во главе с десятником копошилась около этих сводов. Еще момент, и мы увидели на глубине не более одного аршина от поверхности земли переднюю (головную) часть дубового гроба с прахом гениального поэта!"

Очевидно, что Фролов и Розен увидели именно гроб, а не ящик. Вероятно, при устройстве склепа ящик сняли. Гроб находился в отличном состоянии. Этому способствовали почва и климат Святых Гор. В дальнейшем для нашего исследования это окажется очень важным. Из статьи Фролова: "...местами на нем уцелели даже отдельные куски парчового позумента, некогда украшавшего гробовую крышку; весьма возможно, что это были остатки креста из парчовой ткани... Не только парчовые позументы, но и узоры в виде петель по их краям - все в значительной степени сохранили если не свои первоначальные (вероятно, золотисто-темные и красные), то изменившиеся от долгого лежания в земле, но все же достаточно ещё яркие и свежие цвета зеленовато-желто-голубой и коричневый, отчасти же и свой мишурный блеск. На крышке гроба уцелели также некоторые металлические фигурные части, служившие либо его украшением, либо скреплением самой крышки; они, надо полагать, были сделаны из позолоченной меди, судя по сохранившимся на них и заметным на очень близком расстоянии темно-желтым полоскам на выпуклых местах..."

В шестом томе Полного собрания сочинений А.С. Пушкина анонимный автор статьи, подписавшийся инициалами В.В., анализируя статью Фролова, справедливо замечает, что "благодаря почвенным условиям Святых Гор гроб Пушкина сохранился гораздо дольше, чем можно было предполагать, и это дает право допустить, что и останки поэта могли сохраниться в большей целости, чем при обычных условиях".

Таинственный В.В. вроде как подводит читателя к необходимости и обоснованности эксгумации трупа, находившегося в данном гробу. Он что-то знал или догадывался.

Прошло полвека. В августе 1953 года директор заповедника "Пушкинские Горы" Семен Гейченко решил провести капитальные работы по укреплению памятника на могиле. Работы выполнялись специалистами из Псковской реставрационной мастерской. Был приглашен известный археолог П.Н. Шульц.

В своей книге "У Лукоморья" Гейченко уделяет эпизоду вскрытия могилы всего три страницы небольшого формата. За время, прошедшее со дня вскрытия могилы и выхода книги, никто из исследователей не удосужился вникнуть в смысл информации, изложенной на этих трех страницах.

С 18 по 30 августа на могиле А.С. Пушкина производились работы, результаты которых можно смело назвать сенсационными. Свидетельствует С. Гейченко: "На второй день работы сняли надземные части памятника. Открылись створки двух больших плит, лежащих в его основании. Когда убрали плиты, в центре основания обнаружилась камера, квадратная по форме, со стенами, облицованными кирпичом в один ряд. Высота камеры 75 сантиметров. В восточной стене её маленькое окошечко. На дне камеры были обнаружены два человеческих черепа и кости. Экспертиза показала, что кости принадлежат людям пожилого возраста. Останки были обмерены и помещены в специально приготовленный свинцовый ящик. Этот ящик поместили в камеру, когда по окончании реставрации детали памятника были вновь поставлены на свои места".

Итак, над склепом с захоронением "поэта" обнаружено захоронение костей и двух черепов пожилых неизвестных людей. Почему-то Гейченко и другие исследователи отказались от всяких комментариев по этому вопросу. Кто были эти люди? Умерли они насильственной или естественной смертью? Почему и когда совершено погребение их в "могиле Пушкина"?

На часть вопросов можно получить ответы, если найти и проанализировать акты вскрытия и экспертизы. Гейченко пишет, что они хранятся в "музейном фонде заповедника". Я письменно обратился к нынешнему директору заповедника, но ответа не получил.

Через знакомую журналистку обратился в Пушкинский Дом с просьбой предоставить копию протокола вскрытия. Сначала ей ответили, что документ находится в спецхране, а через некоторое время заявили, что его вообще в фондах Пушкинского Дома нет.

Очевидно одно: черепа попали в захоронение не случайно. Захоронение черепов в специальной камере над склепом является обязательной частью некоего ритуала, который условно можно назвать "мертвая голова". Не исключено, что в ходе его выполнения совершено ритуальное убийство неизвестных людей.

Культ "мертвой головы" возник многие тысячи лет назад. В одном историко-смысловом ряду стоят циклопические головы из Южной Америки (культура древних инков) и гигантские головы с острова Пасхи. В Европе "мертвая голова" считалась священной у тамплиеров и масонов.

В ходе следствия над членами ордена храмовников (тамплиеров) следователи инквизиции, допрашивавшие тамплиеров, отметили в протоколах: "Большая голова из позолоченного серебра, очень красивая, с женским лицом; внутри черепные кости, завернутые и зашитые в полотно из белого льна, покрытого другим полотном красного цвета..."

В Средние века существовала легенда о тамплиере по имени де Сидон, вступившем в половую связь со своей умершей возлюбленной. Некий голос приказал ему явиться к могиле через девять месяцев. Де Сидон пришел в назначенное время и раскопал могилу. Между берцовых костей скелета лежала голова. Голос сказал: "Не расставайся с ней никогда, потому что она принесет все, что ты пожелаешь". Так и случилось. Всю жизнь рыцарь держал у себя эту голову, потом она перешла в собственность ордена храмовников.

В повести Пушкина "Барышня-крестьянка" молодой барин Алексей Иванович Берестов "носил черное кольцо с изображением мертвой головы".

"Мертвая голова" - один из основных масонских символов. Она участвует в обряде приема профана в первую ученическую и переходе его во все последующие степени (градусы). Она же провожает умершего брата в мир иной. Масоны изображали мертвую голову на надгробных плитах и... клали черепа в могилу.

Пробую искать аналогии. Недолгие поиски вывели меня к захоронению ещё одного великого писателя, умершего несколько позже Пушкина.

В июне 1931 года на кладбище Данилова монастыря вскрывали могилу Николая Васильевича Гоголя. Присутствовавший при этом писатель Вл. Лидин отметил в своих записках: "При наличии вскрытия могилы на малой глубине, значительно выше склепа с замурованным гробом был обнаружен череп, но археологи признали его принадлежащим молодому человеку". При этом головы самого Гоголя в гробу не оказалось!

Давно известно, что Пушкин был масоном, причем масоном потомственным. Членами масонских лож являлись его отец и дядя, Василий Львович. Последний с успехом писал масонские гимны.

Исследователи обычно несколько стыдливо касаются этой темы. Почему-то забывается, что вся русская литература XIX столетия вышла из масонской лаборатории, из масонской философии, мистики и практики. Не избежал этого влияния и А.С. Пушкин. М.Д. Филин, известный пушкинист, впервые серьезно занялся поисками следов масонского влияния на творчество поэта в работе "Две перчатки в гробу. "Масонский след" в судьбе Пушкина".

Если пушкинисты недооценивают роль масонства в судьбе и творчестве поэта, то масоны значительно её преувеличивают. Для них Пушкин - масон навсегда, масон как человек и как поэт. Кстати, в Париже создана ложа "Александр Пушкин".

Масоны претендуют на духовное и поэтическое наследие Пушкина. Ритуальное захоронение черепов на могиле поэта - ещё одно тому свидетельство.

Судя по всему, камера с ритуальными черепами появилась над склепом в 1841 году, когда известный масон граф Григорий Строганов установил на могиле памятник работы замечательного мастера Александра Пермагорова. Проект утверждал сам государь Николай Павлович. Одобрив его, император вдруг заметил, что на памятнике отсутствует крест. После замечания императора Григорий Строганов не очень охотно дал указание Пермагорову на сей счет. Крест "присочинили", очень небольшой, чтоб в глаза не бросался.

Братья всячески старались отдалить Пушкина от христианства.

Достаточно хорошо известен и такой скандальный эпизод: в гроб с телом поэта Жуковский и Вяземский бросили белые лайковые перчатки - знак, что и после смерти покойный принадлежит к братству. Более того, они исхитрились и на руки покойного надеть слегка пожелтевшие от времени масонские перчатки.

Ритуальное захоронение черепов в могиле свидетельствует, что масоны не имели информации о замене тела перед захоронением в 1837 году. Тайная полиция умела хранить свои тайны.

Вернемся в август 1953 года. Четвертый день работы. Рабочие расчистили крышку склепа. Дальнейший рассказ Гейченко носит следы авторской или редакционной правки, приведшей к нарушению логики рассказа. "Всем стало ясно, - пишет Гейченко, - что перед нами крышка склепа с гробом Пушкина. Два кирпича обвалились внутрь склепа".

Автор хочет убедить читателя, что именно сквозь это отверстие, опустив в него электрический фонарь, они осматривали склеп и гроб. Однако ниже он приводит размеры склепа с точностью до сантиметра. Выполнить замеры сквозь небольшое отверстие невозможно. Также невозможно определить, что гроб сшит коваными дубовыми гвоздями и что у него прекрасно сохранилось подножие. Для этого необходимо разобрать стенку или часть свода склепа и проникнуть внутрь.

Гейченко получил разрешение на реставрацию памятника, но вскрывать захоронение ему никто не разрешал, поэтому он осторожничает, не пишет всего. Чуть более пяти месяцев назад умер Сталин, месяц назад расстреляли Берия. В Кремле идет яростная борьба за власть. Бывший заключенный Гейченко прекрасно понимает, чту будет с ним, если узнают, что он не только вскрыл склеп, но и рассматривал содержимое гроба. Однако ученый побеждает заключенного. Он не может не заглянуть внутрь. Авось никто не донесет или в неразберихе смены власти будет не до Пушкина. С этой точки зрения время выбрано весьма удачно. Работами на могиле никто из властей не заинтересовался. Не обратила на них внимания и ученая общественность. Гейченко даже не послал в Пушкинский Дом акты вскрытия могилы и отчет. По его словам, все эти документы хранятся в музее-заповеднике "Пушкинские Горы". Исследователи с ними никогда не работали. И совершенно напрасно. Возможно, именно в них ответ на вопрос: что же увидел Гейченко в гробу?

Послушаем Гейченко: "Принесли электрический фонарь и осторожно опустили его в отверстие. Все затаили дыхание. Когда глаза наши привыкли к свету, как будто из тумана выплыли контуры помещения. На дне склепа мы увидели гроб с прахом поэта.

Произвели промеры склепа: длина 3 метра, ширина 85 сантиметров, глубина 80 сантиметров. Стены сложены из камня, верхняя крышка из красного кирпича. Кирпич нестандартный, хорошего обжига. От действия атмосферных вод кирпич частично деформировался. Гроб стоит с запада на восток. Он сделан из двух, сшитых железными коваными гвоздями, дубовых досок, с медными ручками по бокам. Дерево коричневого цвета. Хорошо сохранились стенки, изголовье и подножие гроба. Никаких следов ящика, в котором гроб был привезен 5 февраля 1837 года, не обнаружено. На дне склепа остатки еловых ветвей Следов позумента не обнаружено. Прах Пушкина сильно истлел. Нетленными оказались волосы".

Отрывок приходится читать как криптограмму. Прежде всего, чувствуется рука археолога. Скорей всего, П.Н. Шульц составил профессиональное описание погребения. Но ни слова не сказано о том, куда делись позолоченные украшения с крышки гроба. Крышка провалилась, говорит Гейченко, тогда они должны быть внутри. Неужели археолог Шульц их не заметил? Как не заметил и пулю, которая должна была остаться в крестце трупа. В это трудно поверить, вероятно, украшения украдены с гроба ещё в 1902 году. А пули в гробу просто не оказалось. Она осталась в теле Пушкина, а не того, кто под этим именем лежит в чужой могиле.

Иногда мне приходит в голову мысль, что вся реставрация 1953 года затеяна именно с целью взглянуть, а может быть, и изучить останки поэта. А почему, собственно, нет? Если у Гейченко не было научного интереса к останкам в могиле "Пушкина", то он не стал бы разбирать стену склепа и заглядывать в могилу. Остается открытым вопрос: что же он там увидел? Отделаться фразой "прах Пушкина сильно истлел" ему, конечно, не удастся. Мне кажется, что фраза Гейченко переводится с языка шифров на обычный язык следующим образом: ничего, напоминающего останки Пушкина, в могиле не обнаружено. Правда, найдены чьи-то волосы, но ученый обязан доказать, что это волосы Пушкина. Почему-то ни их цвет, ни внешний вид не вызвали интереса у Гейченко. Скорей всего, они не соответствовали ни по виду, ни по цвету волосам Пушкина, как их описывали современники. Почему Гейченко отправил в музейный фонд гвоздь и кусочек дерева от гроба, а волосы нет? Ведь сегодня у нас имелась бы возможность сравнить их с волосами, хранящимися в Пушкинском Доме. Он этого допустить не мог, ибо тогда пришлось бы решать загадку: где похоронен Пушкин?

Есть необходимость рассеять все сомнения вокруг смерти и захоронения Александра Сергеевича Пушкина. Необходима эксгумация останков. Вскрытие могилы позволит не только произвести экспертизу ритуальных черепов, но и выяснить окончательно, кто же в ней захоронен.

Параллельно можно решить ряд специфических научных задач.

Во-первых, окончательно выяснить внешний облик Пушкина. Не портреты изучать, как предлагал антрополог Д.Н. Анучин, а с помощью независимых экспертов, возможно по методу Герасимова, воссоздать подлинный облик поэта.

Во-вторых, необходимо разобраться с многочисленными потомками так называемой английской ветви, ведущей свое происхождение от дочери Пушкина Натальи Александровны, причем разобраться на молекулярном уровне, ибо существуют веские причины считать, что последняя дочь Пушкина его дочерью не является и рождена от близких отношений её матери, Натальи Николаевны, с императором Николаем I.

И наконец, если утверждение В. И. Даля о том, что при вскрытии тела Пушкина пуля вынута не была, правда, то появляется возможность найти её и точно определить, из какого оружия стреляли и смертельно ранили поэта, а следовательно, и кто стрелял, другими словами, верно ли предположение, что стрелял снайпер из ружья.

Если Гейченко в августе 1953 года увидел и понял то, о чем сказано выше, то становится ясно, почему он так невнятно описывает увиденное. Он директор музея-заповедника, и директор, видимо, превозмог ученого. Останки истлеть не могли, особенно череп. Почва в Святых Горах такая.

Мне возражают: вскрывать могилы кощунственно. Но почему можно вскрыть могилу Ивана Грозного, Тамерлана, хотя древнее пророчество предупреждало, что делать этого нельзя? Почему в Европе извлечены из могилы и изучены учеными останки Рафаэля, Петрарки, Данте, Шиллера?

Важность изучения останков национальных гениев очевидна.

Александр Пушкин. История одной болезни

Болезнь - страдание. Лучший способ облегчения страдания - творчество. Сколько творческих личностей выбирали этот способ интуитивно! Именно болезням, чаще всего передаваемым на генетическом уровне, мы обязаны появлению многих и многих блестящих произведений искусства.

Мальчик Михаил Лермонтов болезнью прикован к постели на долгие месяцы и начинает сочинять.

Больны были Гоголь, Достоевский, Михаил Врубель, писатель Михаил Булгаков, страдал болезнью позвоночника Гейне. Александр Пушкин не исключение.

Часть болезней он приобрел сам, а часть получил по наследству от родителей. Это фамильные заболевания, передававшиеся в роду Пушкиных-Ганнибалов из поколения в поколение.

Мать Пушкина, Надежда Осиповна, урожденная Ганнибал, - женщина истерического склада характера, была внучкой известного арапа Петра Великого, Абрама Ганнибала, с одной стороны, и немки Иоганны Христины фон Шеберх, с другой. Это второй брак Абрама Ганнибала. Уже в следующем поколении к Ганнибалам-Шеберх подмешалась кровь Пушкиных. Сын Абрама Осип Абрамович женился на Марии Алексеевне Пушкиной. Таким образом, мать и отец Александра Пушкина были близкими родственниками и происходили от Петра Петровича Пушкина, их прадеда.

Для заключения брака между столь близкими родственниками требовалось специальное разрешение архиепископа, и причины должны были быть очень весомы. Возможно, это брак вынужденный. Косвенным подтверждением тому может служить факт, что венчание состоялось в период, когда в православных церквах обычно венчание не совершалось.

После женитьбы Сергей Львович Пушкин попал под абсолютное влияние жены, которая из "прекрасной креолки" быстро превратилась в сварливую, не очень опрятную женщину, правившую в доме столь же жестоко, сколь и бестолково. Надежда Осиповна, травмированная в детстве жестоким обращением отца с её матерью, сама не замечала, что наносила такую же травму своим детям, особенно Александру. К старшему сыну она относилась с плохо скрываемой холодностью.

Мальчик рос одиноким и замкнутым, инстинктивно защищаясь от холодности матери и явной неприязни отца.

Все Пушкины галлюцинировали. Надежда Осиповна страдала галлюцинациями всю жизнь, причем галлюцинации имели чаще всего религиозно-мистическую форму. Эти же черты психики она передала дочери - Ольге Сергеевне Пушкиной, в замужестве Павлищевой. Сын последней, Лев Павлищев, писал: "Мистическому настроению матери содействовали, кроме чтения мистиков в библиотеке Сергея Львовича, принадлежавшего в молодости, подобно своему брату Василию, к масонской ложе, и бесчисленные семейные легенды".

Василию Львовичу и Сергею Львовичу Пушкиным привиделась их бабка Ольга Васильевна Чичерина, скончавшаяся незадолго до того. Брат Александра Сергеевича, Лев Сергеевич Пушкин, в 1826 году получал от призрака своей бабки Марии Алексеевны Пушкиной благословение.

Надежда Осиповна Пушкина начиная с 1800 года неоднократно видела призрак "белой женщины", с которой до неё часто встречались другие представители семьи Пушкиных.

Это была странная семья. Странности были настолько сильными и стойкими, что со временем приобрели признаки психической патологии. Д.Н. Анучин, автор интереснейшей работы "А.С. Пушкин. Антропологический эскиз", деликатно, но довольно точно писал: "Александр Сергеевич происходил, впрочем, из боковой линии от Петра Петровича Пушкина, среди ближайших потомков которого заслуживают быть отмеченными некоторые черты психической ненормальности".

Александр Сергеевич унаследовал от своих предков не только все признаки "некоторой ненормальности", но и глубочайший поэтический талант, который в определенной мере был следствием этой ненормальности.

Пушкин замечал, что в создании поэтических произведений его сознание и разум играют вспомогательную роль. Некий Гений нашептывает ему на ухо стихи, которые нужно только записать. Чаще всего это происходило ночью в час Божества, когда диктовал добрый Гений, как называл его Василий Жуковский, или в час, когда лилась "дрянь" (по словам самого Пушкина), когда главенствовал злой Гений.

Фамильная ненормальность ярко проявлялась в быту. Все мужчины в роду Пушкиных были агрессивны и чрезмерно жестоки. Так, прадед поэта, Александр Петрович Пушкин, в припадке сумасшествия зарезал беременную жену. И вряд ли это можно объяснить жестокостью века. Это психическая патология. Пушкин знал и чувствовал её. Особенно это проявилось в сватовстве и женитьбе на Наталье Гончаровой. Пушкин делает предложение, получает отказ, снова делает предложение, а в промежутках колеблется и страдает, понимая, что не может быть счастлив в этом браке.

Вполне возможно, что психическая ненормальность имеет источником физическое заболевание. Вероятно, это болезнь ног и позвоночника. Генрих Гейне, страдавший болезнью позвоночника, справедливо отмечал: "Мое умственное возбуждение есть скорее результат болезни, чем гениальности..."

Следствием умственного возбуждения у творческой личности могут стать гениальные произведения, у людей обычных - вздорный характер. Поиски причин пушкинского "умственного возбуждения" уводят в глубь веков.

Фамилия Пушкин произошла от родового прозвища "Пушка". Его носил прямой предок поэта Григорий Пушка. Обычно его прозвище связывают с военной специальностью Пушкиных - многие из них были артиллеристы. Но только не Григорий. В его времена артиллерии на Руси ещё не было.

Есть иная, довольно прозрачная этимология этого прозвища.

В словаре В.И. Даля приведен глагол "пушить" - ругаться, любитель ругаться именовался Пушило - Пушитель, со временем превратившийся в Пушку. Видимо, Григорий Пушка обладал настолько вздорным характером, что этот факт зафиксирован прозвищем.

Не только враги, но и друзья Александра Пушкина признавали и за ним этот грех.

Лицейский друг поэта И.И. Пущин: "Пушкин с самого начала был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии. Это удел эксцентрического существа среди людей".

В последние годы жизни крайне неуравновешенный характер усугублялся комплексом низкого роста. Бывая на балах вместе с Натальей Николаевной, он старался не танцевать с женой, которая была на семь сантиметров выше него. Когда же её приглашали на танец другие мужчины, он ревновал, ревновал бешено.

Свидетельствует сестра Пушкина, Ольга Сергеевна: "...брат говорил мне, что иногда считает себя самым несчастным существом - существом близким к сумасшествию, когда видит свою жену, разговаривающую и танцующую на балах с красивыми молодыми людьми; одно уже прикосновение чужих мужских рук к её руке причиняет ему приливы крови к голове, и тогда на него находит мысль, не дающая покоя, что жена его, оставаясь ему верной, может изменить ему мысленно". Правда, это вспоминает её сын, Лев Павлищев, которого часто и справедливо обвиняют в том, что он многое придумал в своих воспоминаниях, но придумать фразу о мысленной измене он не мог. Это нужно было услышать. Подобную запредельность чувств и мыслей можно было найти только у евангелистов. Евангелие от Матфея: "А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем". Пушкин меняет объекты вожделения: его жена смотрит с вожделением на красивых молодых людей и изменяет мужу мысленно. В мыслях и в сердце. Значит, в желании и даже в долге. Она должна изменить, потому что это её долг перед природой, перед насилием, которое осуществляет над ней её невзрачный, нелюбимый муж. В такие минуты его предки резали ножом беременных жен, сажали их на цепь, изгоняли из дома и объявляли умершими. Пушкин не может себе этого позволить, страдает, пытается пробиться в холодное для него сердце жены, принуждает её каждый год рожать. За пять лет брака Наталья Николаевна родила четверых детей и один раз у неё был выкидыш - другими словами, почти постоянно она находилась или в послеродовом состоянии, или была беременна.

Жена рожает, а он пишет, но среди кристально чистых и высоких поэтических строк вдруг проглянет жуткая галлюцинация духовного садиста. В 1832 году Пушкин создает стихотворение без названия. Он женат только один год, но в каком-то страшном сне видит сцены физической расправы над ...женой и её сестрой. Главные действующие лица - бесы. Место действия стеклянная гора.

Схватили под руки жену с её сестрой,

И заголили их, и вниз пихнули с криком

И обе сидючи пустились вниз стрелой...

Порыв отчаянии я внял в их вопле диком;

Стекло их резало, впиваясь в тело им

А бесы прыгали в веселии великом.

Я издали глядел - смущением томим.

Он только свидетель, свидетель, как ему кажется, смущенный, но на самом деле он - свидетель-соучастник. Профессор Ермаков тонко заметил: "...как хочется ему, прячась, обнаружить себя..."

Сны-галлюцинации одолевают поэта, становясь источником поэтического творчества. Поэт начинает привыкать, а затем и любить боль.

Замыкается многоступенчатый психофизиологический ряд, на вершине которого поэтическое творчество, у основания - родовая болезнь.

Следы её легко обнаружить, изучив прозвища отдельных представителей рода Пушкиных

Григорий Александрович Пушка имел по деду своему Ивану прозвище Морхиня. У Ивана Морхини два сына - Александр и Акинф, носивший прозвище Великий. Прозвища часто имели обратный смысл. Тогда Великим дразнили человека маленького роста, что вполне могло быть связано с дефектом ног у сына и отца, потому что прозвище Морхиня означает "сморщенный", "сухой", возможно, в нашем случае "сухоножка".

Родовое заболевание особенно сильно проявилось в потомках Акинфа Великого. Среди его внуков и правнуков: Иван Хромой, Александр Остей - от "остой" "твердый" или костей - "костяной", вновь просматривается намек на сухую ногу. От Остея пошли боярские роды Чеботовых, Чулковых, Жулебиных. Все фамилии связаны со специальной обувью для больной ноги, а Жулебины только калька прозвища Морхиня - сухой, сморщенный, сухоножка.

Из двух сыновей Остея один, Роман, имел прозвище "Безногий". Внук Андрей Хруль, что значит "бабка", "костыга", "коротыш". Это прозвище по смыслу близко прозвищу отца "Остей". Есть даже старинное название болезни ног - костырица, при которой происходило помертвение и отделение части кости.

Четвертый сын Андрея Ивановича Акинфова - Иван Бутурля. От него пошел род родственников Пушкиных-Бутурлиных. Словом "бутурла" назывался старинный ножной доспех, защищавший ногу всадника от колена до подъема ступни.

У потомков Александра Морхини дефект ног не столь резко выражен, поэтому его сыновья и внуки носили иные, свойственные только им прозвища, хотя болезнь ног могла проявляться как болезнь сосудов, которую унаследовал Александр Пушкин.

Впервые о своем заболевании Пушкин упоминает в мае 1824 года, когда граф Воронцов распорядился отправить находившегося при его канцелярии в Одессе Пушкина на борьбу с саранчой. Пушкину уезжать из Одессы не хочется, и он обращается с письмом к правителю канцелярии А.И. Казначееву:

"Еще одно слово: вы, может быть, не знаете, что у меня аневризм. Вот уже восемь лет, как я ношу с собой смерть. Могу представить свидетельство которого угодно доктора. Ужели нельзя оставить меня в покое на остаток жизни, которая, верно, не продлится". Пушкин связывает появление заболевания с последним годом обучения в лицее. Вернее, болезнь проявила себя в последние годы обучения юного поэта.

Исследователи полагают, что это только легенда, но разве стал бы так смело Пушкин предлагать освидетельствовать его у любого врача, причем администрация сама могла выбрать последнего по своему усмотрению.

В письме к Александру I Пушкин просит дать ему возможность выехать за границу на лечение по поводу аневризма. 11 мая 1826 года, находясь в Михайловском, Пушкин представил прошение на имя императора Николая I через псковского губернатора фон Адерса: "Здоровье мое расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требует постоянного лечения".

Константин Степанович Сербинович, друживший с Львом Пушкиным, 2 марта 1826 года записал с его слов: "Пушкин сказывает о расстроенном здоровье брата".

20 октября 1832 года мать Пушкина, Надежда Осиповна, в письме к дочери сообщает: "...он приехал из Москвы с мучительным ревматизмом в правой ноге".

О той же болезни писал и Лев Сергеевич: "Ревматизм разыгрался у него ещё до выезда из Москвы, и, судя по письму, Александр страдает ужасно. Снаружи нога как нога: ни красноты, ни опухоли, но адская - поистине адская - внутренняя боль делает его мучеником, говорит, что боль отражается во всем теле, да и в правой руке, почему и почерк нетвердый и неразборчивый".

Болезнь прогрессирует. Если в 1826 году он отказался от помощи хирурга Мойера, которого пытался прислать в Михайловское Жуковский, то в 1833-1836 годах он вынужден сам обратиться к известному хирургу Арендту. Из письма к А.П. Керн: "Прошу Вас, милая Анна Петровна, прислать ко мне Арендта, но только не говорите об этом бабушке и дедушке".

19 июля 1826 года Пушкин по распоряжению псковского губернатора освидетельствован инспектором врачебной управы В.И. Всеволодовым. Последний осмотрел поэта и выдал удостоверение: "По предложению г. псковского губернатора свидетельствован был в псковской врачебной управе г. коллежский секретарь Александр Сергеевич Пушкин, причем оказалось, что он действительно имеет на нижних конечностях, в особенности на правой голени, повсеместное расширение кровевозвратных жил... от чего коллежский секретарь Пушкин затруднен в движении вообще".

Пушкин по-своему боролся с болезнью. В лицее он упорно занимался физическими упражнениями. Результаты не замедлили сказаться. "...Физическая организация молодого Пушкина крепкая, мускулистая и гибкая, - писал П.В. Анненков, - была чрезвычайно развита гимнастическими упражнениями. Он славился как неутомимый ходок пешком, страстный охотник до купанья, езды верхом и отлично дрался на эспадронах, считаясь чуть ли не первым учеником известного фехтовального учителя Вальвиля. Все это, однако ж, не помешало Пушкину несколько позднее предполагать в себе расположение к чахотке и даже чувствовать, по собственным словам его, признаки аневризма в сердце".

Пушкин превозмогал свой физический недуг, заставляя тело и особенно ноги работать. Но болезнь делала свое дело. К тридцати годам Пушкин выглядел значительно старше своего возраста. Вспоминает К.А. Полевой: "В 1828 году Пушкин был уже далеко не юноша, тем более что после бурных годов первой молодости и тяжелых болезней он казался по наружности истощенным и увядшим..."

Доктор Станислав Моравский оставил нам очень точное с медицинской точки зрения воспоминание: "Роста он был небольшого; идя неловко волочил ноги! походка у него была неуклюжая".

В борьбе с недугом уходили сила и... стихи. Болезнь родовая и болезни приобретенные (среди них "гнилая горячка" и две венерические), которые раньше не мешали творчеству, а родовая даже способствовала ему, теперь стали творчеству мешать. Из письма Пушкина к П.В. Нащокину от 2 октября 1832 года: "Я написал её в две недели, но остановился по причине жестокого ревматизма, от которого прострадал другие две недели, так что не брался за перо и не мог связать две мысли в голове".

Николай Лернер скрупулезно подсчитал количество стихотворений, написанных Пушкиным в 20-е и 30-е годы: пик болезни, когда боль стала невыносимой, и резко уменьшается число стихотворений, с 47-48 в 1828-1830 годах до 18 - в 1836 году.

Не только насмешки великосветского общества, непонимание в семье, недоброжелательность императора загнали Пушкина в тупик, этому способствовала родовая болезнь. Полагаю, что современные медики смогут на основании представленных выше данных поставить более точный диагноз.

Метаморфозы Абрама Ганнибала

Арап - при дворе это должность, занимаемая иногда и белым служителем.

Даль В.И.

Толковый словарь живого великорусского языка

По семейной легенде Ганнибалов - Пушкиных, искусно обработанной самим поэтом, Абрам или Абрахам Ганнибал прожил более девяноста лет. За столь долгую жизнь он дважды менял религию, трижды имя, дважды фамилию. Легко и быстро передвигался по всей Европе, но исключительно сухим путем, так как морские путешествия переносил плохо. Значительно медленнее передвигался по России, но и расстояния не сравнимы с европейскими - от Балтики до Дальнего Востока. Ганнибал много учился, читал и разговаривал на нескольких языках, знал математику и военно-инженерное дело. Носил неофициальное звание "наперсника" Петра Великого. Был приближен и ссылаем и снова обласкан и приближен.

Казалось, при такой биографии фигура Ганнибала в истории России XVIII столетия должна быть выписана ярко и осязаемо, но - нет.

Происхождение, жизнь и даже смерть Абрама Ганнибала - сплошные исторические загадки.

Начнем с происхождения. Источники о происхождении Абрама Петровича носят преимущественно субъективный характер. Будучи уже стариком, он писал записки о своей жизни. Они могли бы стать ценнейшим источником по истории России и серьезным материалом для биографии его самого, если бы сохранились. Пушкин так говорит об этом происшествии: "При Петре III вышел он в отставку и умер философом (говорит его немецкий биограф) в 1781 году, на 93-м году своей жизни. Он писал было свои записки на французском языке, но в припадке панического страха, коему был подвержен, велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами".

Предполагается, что страх Ганнибала связан с возможными репрессиями со стороны светлейшего князя Меншикова, опасавшегося влияния Ганнибала на Петра III - Ганнибал обучал будущего императора военно-инженерным наукам.

Записки Абрам Петрович писал не при Петре III, уйдя в отставку, а значительно раньше, когда с помощью Миниха был возвращен из Сибири и прятался, по версии А.С. Пушкина, в Ревельской деревне, а по мнению автора немецкой биографии Ганнибала - в Перновской крепости.

Усиливая деревенскую версию, Пушкин пишет: "До самой своей кончины он не мог без трепета слышать звон колокольчика". Звон колокольчика - тревога, сигнал опасности. Ганнибал прятался, опасаясь повторного ареста и новой ссылки или заключения в крепость. Читаешь - и возникает ощущение, что Александр Сергеевич перенес творчески свои переживания периода Михайловской ссылки на своего прадеда, уловив ситуационную аналогию и приписав свои чувства и действия прадеду.

Конец лета 1826 года. Пушкин в ссылке в своем имении Михайловское. В Петербурге закончился суд над декабристами. Многих Пушкин знал. Его письма и стихи могут быть найдены у его друзей. Пушкин взволнован. Нервы напряжены. Он ведет дневник. Однажды вдруг от дороги услыхал звон колокольчика. Кто-то едет?! Страх. Это за ним. Он уже видит себя арестованным. Необходимо немедленно уничтожить бумаги. Прежде всего дневник. Пушкин швыряет рукопись в печь. Но дело было летом. Печь не топилась. Быстро развести огонь и сжечь большую по объему рукопись невозможно. Дневник Пушкина остался цел и спрятан в надежном месте. Пройдет время - и, возможно, он будет найден.

Нечто подобное произошло спустя чуть более века с опальным писателем Михаилом Булгаковым, литературные связи которого с А.С. Пушкиным очень сильны. В письме на имя правительства СССР он будет клятвенно заверять, что сжег рукопись романа о Дьяволе, но она сохранилась и под другим названием известна всем.

Должен сохраниться и дневник Пушкина. Слухи о нем волнуют исследователей до сих пор.

Иначе обстоит дело с записками Абрама Ганнибала. Эти вполне могли сгореть, и Ганнибал мог и должен был бояться их обнародования, ибо они, со временем, могли стать документом, уличающим старого генерала в выдумках и натяжках, ставших фактами его биографии.

Что мог знать о своем происхождении пяти-шестилетний мальчик? Только то, что его заставили заучить взрослые. И таким взрослым мог быть только один человек, благодаря которому маленький Абрам оказался при дворе русского императора, - Савва Владиславич Рагузинский. Личность таинственная и необычайно интересная. Удачливый купец, дипломат, полиглот, агент, работавший на правительства разных стран, в том числе и русское. Легенду придумал он, идя от обратного. Он формировал её, исходя из сути задания, которое получил, о чем сжато написано в книге "Путеводитель по Пушкину. Спб., 1997": "Абрам (Петр) Петрович, до крещения Ибрагим (прадед Пушкина), родился в 1697-1698 гг. в северной Абиссинии, где отец его был владетельным князьком. Вследствие распоряжения Петра I достать ему нескольких мальчиков-арапов он был привезен графом С.В. Рагузинским в Москву, доставлен к Петру и крещен именем Петра..."

Петр не просил привозить ему негров. Речь шла о некрасивых, темнокожих, но склонных к наукам мальчиках, которые будут выполнять функции арапа при дворе царя.

Впервые Абрам Петрович заговорил о своем африканском происхождении в начале 1742 года, когда написал прошение императрице Елизавете Петровне с просьбою пожаловать ему грамоту на дворянство и герб. В обоснование просьбы он упоминает не только свои заслуги и чин - генерал-майор, но и приводит краткую версию своего происхождения. "Родом я, нижайший, из Африки, - пишет Ганнибал, - тамошнего знатного дворянства. Родился во владении отца моего в городе Лагоне, который и кроме того имел под собою два города; в 706 году выехал я в Россию из Царяграда при графе Савве Владиславиче, волею своею, в малых летах и привезен в Москву в дом блаженныя и вечнодостойныя памяти государя императора Петра Великого и крещен в православную, греческого исповедания веру; а восприемником присутствовать изволил его императорское величество высочайшею персоною; и от того времени был при его императорском величестве неотлучно".

Абрам теоретически обосновывает возможность предоставления ему и детям его потомственного дворянства. Он действует так, как заведено было ещё при Петре Великом, когда составлялись родословные книги.

В 1686 году появился указ великих государей (Петра и Ивана), "чтоб приносить родословные росписи: кто отколь выехал?". Собирали родословные росписи князь Владимир Дмитриевич Долгоруков и окольничий Иван Афанасьевич Желябужинский. В результате их деятельности "тем родословным росписям учинены в разряд книги". Проверка родословных осуществлялась формально. Естественно, каждый старался сделать свой род как можно древнее и обязательно, чтоб начало ему (роду) давал какой-нибудь иностранец. Это была мода, но в XVIII веке данные родословных книг стали фактом. Вполне вероятно, что многие просто списывали друг у друга имена родоначальников, и получилось, что совершенно разные фамилии имели одного родоначальника. Серьезные сомнения вызывает предок Пушкина Радша (Рача, Раша). Кроме Пушкиных, Мусиных-Пушкиных, ещё десяток фамилий происходят от этого лица. Если к изучению их родословной применить математические методы, то станет очевидным, что Радша только тем и занимался, что делал детей в княжествах Московском, Новгородском, Владимирском и многих других.

Зачем Абрам Петрович упомянул, что город Лагон "имел под собою два города"? Честолюбивым человеком оказался Абрам Петрович Ганнибал. Претендовал он не только на потомственное дворянство, но и на княжеский титул.

Надеждам не суждено было сбыться. 15 марта 1781 года в журнале Герольдмейстерской конторы записано: "По челобитной генерал-майора и Ревельского обер-коменданта Ганнибала, о подтверждении его дворянства и о пожаловании ему диплома и герба определено: как резолюциею Правительствующего сената 1768 года Генваря 11-го велено: по сим делам Правительствующему сенату не докладывать до того времени, когда в Комиссии о сочинении проекта нового Уложения генеральное о том положение учинено будет, да самый проситель Ганнибал с 1742 года хождения по делу не имеет, почему и жив ли он неизвестно, для чего сие дело и отдать в архив".

Ганнибалу отказали. И отказ прозвучал на самом высшем уровне. Абрам Петрович прекратил ходатайствовать по этому безнадежному делу. Не помогли ни чины, ни награды. Арап не мог что-либо делать "волею своею". Елизавета это понимала. Арап - должность подневольного человека. Многие вельможи имели в своих домах арапов, но никто из них не претендовал на звание дворянина. Близость к царю и заграничное образование не давали прав на дворянство. Но чины? И они не помогли. Арап - если не раб, то служитель. Он может быть как угодно близко к своему хозяину, но остается слугой. Интересна история арапа Ивана, служившего у боярина Матвеева - "мужа ревностного и верностного тому своему господину, грамоте имеющего". Арап Иван во время Стрелецкого бунта вынес с Красной площади изрубленное тело своего господина: "...смело пришел на Красную площадь и, дерзновенно приступя, собрал того господина своего тело в простыню; в чем никто из них стрельцов ему не возбранил". А что возбранишь слуге, который заботится об останках своего господина? Это норма того времени.

Поэтому нельзя удивляться решению императрицы Елизаветы и уклончивому решению Сената. С одной стороны - Ганнибал раб, а с другой - генерал. Рассказы Абрама Петровича о своем благородном африканском происхождении на веру не взяты. Цену им знали. Принято мудрое решение - отказа Ганнибалу не давать, но не давать и хода делу. Так оно оказалось в архиве.

Вероятно, Абраму Петровичу подсказали, что в его положении лучше об этом деле забыть. Он - человек практический и умный - последовал здравому совету. Так и жили Ганнибал и его дети не дворянами и не простолюдинами, не мещанами и не крепостными, оказавшись в сословном вакууме.

Только после смерти Ганнибала его дети получили грамоту о дворянстве1.

Незадолго до смерти Абрам Петрович продиктовал своему зятю, Адаму Роткирху, новый вариант автобиографии. Значительно усилены аргументы, связанные с проблемой происхождения Ганнибала.

Уже в первых строчках говорится о конкретной стране, из которой родом Абрам Петрович. Отец его превращается из неопределенного африканского дворянина в могущественного и влиятельного князя. Сделана смелая попытка вывести происхождение российского Ганнибала от карфагенского полководца Ганнибала. Слово Адаму Роткирху: "Авраам Петрович Ганнибал был действительно заслуженным генерал-аншефом русской императорской службы, кавалер орденов св. Александра Невского и св. Анны. Он был родом африканский арап из Абиссинии; сын одного из тамошних могущественных и богатых влиятельных князей, горделиво возводящего свое происхождение по прямой линии к роду знаменитого Ганнибала, грозы Рима".

Очень трудно отделить вымыслы Абрама Петровича от позднейших измышлений Роткирха. Но есть одно место в биографии, где рука Роткирха явно чувствуется. Он решил затронуть самый больной для Абрама Петровича вопрос о документальном обосновании его притязаний на княжеский титул.

Для этого в текст биографии своего тестя он вводит новое действующее лицо: некоего сводного брата, правящего княжеством в Абиссинии, который попытался найти своего брата и выкупить из неволи. "В это время, - пишет Роткирх, - его правящий брат, я думаю, побужденный тогда ещё живой матерью этого европейского Ганнибала, в предположении, что этот сводный брат ещё находился в Константинополе в качестве заложника, захотел его выкупить через посредство других и выполнение этого поручил одному из своих младших братьев; последний отправился по следам увезенного нового Иосифа (сперва он искал его в Стамбуле), а затем был в Петербурге (где рассчитывал его выкупить за большую сумму и захватить с собой). Однако было невозможно возвратить язычеству и варварству столь многообещающего юношу, уже чувствующего себя убежденным христианином; привыкнув к европейскому образу жизни, он и сам не проявил желания вернуться, этому домогающемуся брату было отказано в его просьбе, тогда, одарив младшего брата ценным оружием и арабскими рукописями, касающимися их происхождения, уехал он на родину, не добившись поставленной цели с большой скорбью с той и с другой стороны".

Фрагмент биографии изобилует неувязками. Как брат Абрама мог проследить его путь из Стамбула в Петербург? Допустим, в серале султана ему сказали, что мальчик был выкраден неизвестными. Где искать дальше? Исполнители наверняка не знали заказчиков. Между ними мог находиться целый ряд посредников. Отыскать, куда направился Абрам из Стамбула, невозможно.

Но допустим, что как-то брату удалось узнать, что пленник увезен в Петербург. Он приезжает в столицу России, идет во дворец к царю и предлагает деньги за брата. Невероятно!

Эти небылицы писались только с одной целью: доказать, что в руках Абрама Петровича имелись документальные материалы, связанные с историей его происхождения и дающие право на княжеский титул. Судя по тексту биографии, такая попытка была действительно сделана самим Ганнибалом "уже в наше недавнее время", то есть в то время, когда Роткирх вошел в семью Ганнибала. "Много позже, уже в наше недавнее время, покойный родоначальник ныне в Европе существующего рода Ганнибалов хотел притязать на возобновление княжеского титула, опираясь на свое рождение от княжеских предков согласно этим документам и доказательствам; однако его старший сын, генерал-лейтенант и кавалер Иван Абрамович Ганнибал, отсоветовал ему это предприятие на основании того аргумента, что княжеское достоинство требует и княжеского состояния".

Автор биографии Ганнибала называет последнего "новым Иосифом", сравнивая продажу библейского Иосифа, попавшего в Египет, с судьбой Абрама Ганнибала, привезенного в Россию. Схожесть действительно имеется: оба были продаваемы и перепродаваемы; оба достигли высокого положения в той стране, где очутились; оба помнили своих родичей и свою родину. С библейским Иосифом и "Иосифом новым", носившим имя Абрам (Авраам), происходит метаморфоза, в результате которой униженный раб становится значительным лицом при дворе.

Александр Сергеевич Пушкин тонко уловил одну особенность биографии прадеда: личность Абрама Петровича имеет интерес и вес для истории, только если рядом и над ним находится Петр I, создавая Абраму колоритный исторический фон. Достаточно убрать Петра Великого и... образ арапа тает, становится стереотипным, размывается среди многих арапчат, соприкасающихся с государем в этот период. Их действительно было много, причем многие носили имя Абрам.

В 1698 году Петр I отправился в свое первое путешествие в Европу. Его любимец Лефорт, часто писавший царю, в письме от 8 февраля 1698 года напоминал: "Пожалуст не забуват купит араби". К 25 марта Петр, видимо, выполнил просьбу Лефорта. В следующем, 1699 году Петр Апраксин доносил царю: "Сего числа послал к тебе, государю, арапчика Каптинер, который из английской земли прислан по твоему государеву указу с капитаном Иваном фон Тариом; и русскому языку он ныне гораздо понавык; и которую имел трудную некоторую скорбь, от того, государь, за помощию божиею оздоровел. А о крещении его к тебе, государю, прежде сего писал, и указа твоего государева не было, и он доныне у меня не крещен".

Активно занимался поставкой арапчиков русским вельможам Савва Владиславич Рагузинский. При этом никто и никогда детей не воровал. Существовал развитый рынок работорговли, где легко можно было приобрести нужного ребенка. Переводчик приказа Николай Гаврилович Милеску Спафарий 15 ноября 1704 года доносил управителю приказа графу Федору Алексеевичу Головину: "Милостивый государь мой боярин Федор Алексеевич. Перед отъездом своим из Царьграда июня 21 дня господин Савва Рагузинский писал ко мне, что он по приказу вельможности вашей промыслил с великим страхом и опасением жития своего от турков двух арапчиков, а третьего послу Петру Андреевичу, и тех арапчиков послал с человеком своим сухим путем через Мултянскую и Волоскую земли для спасения. И ныне, государь, ноября 13 день, тот человек Савин приехал с теми арапчиками к Москве в целости, и из тех трех выбрал двух, которые лучше и искуснее, родных братьев, и отдал их в пречистом доме вашем пречистой госпоже матушке вашей и детям вашим благороднейшим, а третьего, который поплоше, оставил Петру Андреевичу, потому что так писал ко мне и господин Савва, и человек его сказал, что тот негоден.

Меньший из них именем Аврам крещен от племянника господаря мултянского, а большой ещё в басурманстве...

А в Азов все товары Савины пришли в целости с племянником его маленьким, а как будут сюда, что надлежит к вельможности вашей выберем и отдадим..."

Савва Рагузинский активно занимался работорговлей, отдавая предпочтение торговле детьми, ими же давая взятки русским сановникам. Описывая опасности, подстерегавшие его на этом пути, он просто сгущал краски и набивал цену.

Можно ли считать арапчика, посланного к графу Апраксину Саввой и нареченного Абрам, будущим Абрамом Петровичем Ганнибалом? Нет, по двум причинам: мальчик по пути в Москву уже был крещен, а мы знаем, что Абрама Петровича крестил в Вильно сам государь Петр I; подлинный Абрам прибыл в Москву вместе с племянником Саввы Рагузинского. Когда Савва Рагузинский приехал в Азов, где ожидали его товары и маленький племянник, то поступил указ Петра Великого достать ему ещё арапчат. Он взял своего племянника, соединил с двумя другими мальчиками и отправил в Москву. В качестве сопроводительного документа с ними пошла легенда, что Савва украл двух арапчат из сераля султана, причем один из них сын абиссинского князя.

Это могло произойти весной или летом 1705 года. Сколько лет Ганнибалу? Ученые определяют его год рождения между 1695-м и 1698-м. "...Указанные достаточно серьезные источники, - отмечал Георг Леец, - и расчеты по ним позволяют отнести год рождения Абрама Петровича Ганнибала к 1695 году (в одном случае), к 1696-му (в пяти случаях) и к 1697 году (в одном случае). Преимущество за 1696 годом, который мы и считаем наиболее вероятным годом рождения прадеда А.С. Пушкина".

Статистический метод, применяемый Г. Леецем, в данном случае не совсем корректен. Важно не количественное упоминание той или иной даты, а достоверность источников, откуда эти даты взяты.

Данные из биографии Абрама Петровича накладываются на эпизоды из биографий иных арапов по имени Абрам. В книге И. Фейнберга "Абрам Петрович Ганнибал прадед Пушкина" в качестве иллюстрации приведено фото внутренней обложки книги, где красивым крупным почерком написано по-немецки: "Абрахам Петрович Москва, 1711". Трудно поверить, что в 14-15 лет Абрам Петрович имел свою библиотеку, причем прекрасно писал по-немецки. Вероятно, речь идет о бывшем до него Абраме, который в 1711 году был значительно старше. Вполне возможно, что именно о нем упоминается в приходно-расходной книге царя: "1705 г. 18 февраля, Абраму арапу к делу мундир и в приклад дано 15 рублей 15 алтын". Слишком большая сумма для мундира девятилетнего мальчика. Скорей всего, эта книга принадлежала тому арапу Абраму, который выехал на учебу во Францию несколькими годами ранее Абрама Петровича.

Из его биографии перешел в биографию Ганнибала эпизод с войной за испанское наследство. Из немецкой биографии Ганнибала: "...произведенный оттуда в офицеры артиллерии, он затем участвовал в войне за испанское наследство во всех походах в чине капитана артиллерии; тогда же он был использован и в инженерном деле в минных галереях, участвовал здесь в подземных сражениях; при этом однажды был сильно ранен в голову и в конце концов взят в плен".

Война за испанское наследство, перешедшее к Филиппу V Бурбону, внуку Людовика XIV, началась в 1700 году. Завершилась война подписанием Утрехтского (1713 г.) и Раштаттского (1714 г.) мирных договоров.

Абрам Петрович никак не мог успеть поучаствовать в этой войне. Во Францию он приехал только в 1717 году в свите императора Петра I. Следовательно, в войне участвовал какой-то иной человек, который был ранен и взят в плен. После пропал. Ганнибал присоединил факт его биографии к своей и стал героем испанской войны. Нужно заметить, что в обращении к Екатерине I и Елизавете Петровне он никогда об этом не упоминает. Участие его в испанской войне описано только в биографии, написанной Роткирхом.

Из периода французской жизни Абрама Петровича Ганнибала (тогда он звался просто Абрам Петров) наиболее достоверно известно, что прибыл во Францию он в 1717 году, покинул её летом 1723 года.

Шестилетний период его жизни прошел в нужде и постоянных жалобах на нехватку денег и несвоевременное получение денежного довольствия из России.

Абсолютным вымыслом нужно считать фрагменты из биографии Ганнибала, где автор утверждает, что Петр I постоянно следил за ходом учебы своего ученика. "Император Петр Великий, - пишет автор биографии, - с удовольствием видел растущие успехи своего крестника в знаниях и науках; для усовершенствования соответственно обстоятельствам тогдашнего времени послал он его с значительной стипендией и особыми рекомендациями к тогдашнему регенту Франции герцогу Орлеанскому с горячей просьбой взять на себя наблюдение за ним..."

Никакой особой стипендии не было. Абрам получал сто сорок ефимков в год. Причем жалованье он, как и другие ученики, получал бумажными деньгами, которые из-за инфляции сильно упали в цене. Абрам голодал. Это невыносимое положение подтолкнуло его на вступление во французскую службу. В письме к кабинет-секретарю Макарову он оправдывает свой поступок тем, что в 1720 году создали школу молодых инженеров, в которую иностранцев не принимали, кроме тех, что служили во французской армии. Фактически Абрам стал наемником. Вот текст его письма к Макарову от 16/5 февраля 1722 года: "Прошу донести царскому величеству, что я был в службе здесь поручиком инженерским, в котором полку и служил полтора года учеником. Понеже сделали здесь школу новую для молодых инженеров в 1720 году, в которую школу не принимали иностранных, кроме тех, которые примут службу французскую; но я надеялся, что не будет противно его величеству, что я принял службу для лучшаго учения, и ежели его величество изволит повелеть мне пребыть сей год для учения, понеже мы сами сделали без мастеров город для учения, а також разных и для подкопов..."

Очень похоже на то, что требование прибыть в Россию прозвучало после получения известия, что Абрам Петров служит во французской армии.

Судя по всему, Абрам Петров решил стать невозвращенцем. Он всячески оттягивает отъезд. Макаров шлет письмо с требованием немедленно выехать морем в Россию. Абрам отговаривается тем, что плохо переносит морские поездки. "...Прошу вас, - пишет он, - государя моего, доложить его величеству, что я не морской человек: вы сами, государь мой, изволите видеть, как я был на море храбр, а ноне пуще отвык. Моя смерть будет, если не покажут надо мною милосердие божеское... Ежели императорское величество ничего не пожалует, чем бы мне доехать в Петербург сухим путем, то рад и готов пешком идти..."

Знает хитрый Абрам Петров, что Петр деньгами не бросается - прижимист предельно.

Занятно, что ровно сто лет спустя его правнук, Александр Сергеевич Пушкин, почти теми же словами, ссылаясь на смертельную болезнь - аневризм в сердце, - будет отговариваться от командировки для борьбы с саранчой в Херсонской губернии.

Еще год пробыл Абрам во Франции. Но петербургские хитрецы все же нашли способ вернуть строптивца. Не хочешь ехать сам морем, поедешь с посольством князя Долгорукова.

Весной 1723 года по требованию императора Абрам Петров покинул Францию и выехал в Россию вместе с посольством князя Долгорукова. Далее по тексту "Немецкой биографии": "Получив известие об его приближении, государь со своей супругой, императрицей Екатериной, поехал ему навстречу из Петербурга до Красного Села, на 27-ю версту, а затем назначил его на 28-м году капитан-лейтенантом бомбардирской роты лейб-гвардии Преображенского полка; в последней каждый правящий монарх всегда сам является капитаном, и потому Ганнибал по своей должности имел ежедневный верный случай часто говорить со своим капитаном, без предварительного доклада".

Пушкин в романе "Арап Петра Великого" творчески обработал этот момент. Петр I не только выехал навстречу своему крестнику, но и ждал его в трактире "со вчерашнего дня".

Здесь практически все вымысел. Император получил известие не о приближении своего бывшего арапа, а о прибытии посольства и действительно выехал ему навстречу. Камер-юнкер Берхгольц писал об этом в своем обширном дневнике так: "25 мая. ...государь ездил навстречу двум господам, именно князю Долгорукову и графу Головкину, прибывшему из Берлина. Первый находился вне России 15, а последний 16 лет. Долгоруков был послом при датском и французском дворах... Они сидели с императором в коляске и были встречены им за несколько верст до города".

Бывшему фавориту не нашлось места рядом с императором, и это вполне объяснимо, если учесть, что никакой особенной близости ни в прошлом, ни теперь между ними быть не могло. Количество денщиков-фаворитов было настолько велико, что Петр и сам, вероятно, их не помнил. Вот краткий перечень их за 1721 год: "...почти вся его свита состоит из нескольких денщиков (так называются русские слуги), из которых только немногие хороших фамилий, большая же часть незнатного происхождения. Однакож почти все они величайшие фавориты и имеют большой вес. Теперь особенно в милости три или четыре: первый - племянник генерала Бутурлина, другой - Травеник, один из двух близнецов... Того из них, который не сумел подделаться под его вкус, он отдал царице. Третий фаворит и денщик - Татищев, из русской фамилии; четвертый и последний - Василий, очень незнатного происхождения и человек весьма невзрачный. Царь поместил его, как бедного мальчика, в хор своих певчих, потому что у него был, говорят, порядочный голос... он скоро взял его к себе и до того полюбил, что ни минуты не может быть без него. Оба последние самые большие фавориты, и хотя Татищева считают величайшим, потому что он почти всегда обедает с царем... однакож я думаю, что тот имеет перед ним большое преимущество: царь иногда раз сто берет его за голову и целует, также оставляет знатнейших министров и разговаривает с ним..."

Тревожный отрывок. Настораживает увлечение Петра мальчиками. Эти публичные поцелуи "в голову" не могли не раздражать императрицу. Свита Екатерины стала отстойником, куда Петр отправлял тех мальчиков, которые не сумели "подделаться под его вкус". Экзотический вкус Петра сильно отдает гомосексуализмом. Вспомните частые ночные судороги, случающиеся у императора, когда денщик или арап должен был ложиться в постель к императору и находиться там до конца приступа.

Петр явно страдал психическим расстройством, одной из причин которого могла быть сексуальная неудовлетворенность. Ни Евдокия Лопухина, первая жена Петра, ни Екатерина и способная любовница Анна Монс не смогли удовлетворить половое влечение, и тогда настала очередь мальчиков... Возможно, что сексуальная неудовлетворенность стала причиной не только сексуальной переориентации, но и суперактивной реформаторской деятельности.

Ко времени возвращения Абрама Петровича в Россию императору оставалось жить год и восемь месяцев. Бывший фаворит его больше не интересовал. Абрама ждала обычная в таких случаях рутинная служба. Его отправили в Преображенский полк, где ранее служил гобоистом брат, Алексей Петрович. Конечно, Абрам Петрович не стал капитан-лейтенантом и не имел возможности ежедневно встречаться и беседовать с императором.

Честолюбие Абрама Петровича уязвлено. Он не смирился с таким положением. Очень скоро ему надоело обучать "архитектуре милитарис" туповатых унтер-офицеров. Он решил напомнить о себе, отослав Екатерине I рукописный экземпляр своей книги "Геометрия и фортификация" В небольшом посвящении Абрам Петрович Петров осторожно намекает на те вехи биографии, которые невозможно было проверить. Крестился в Вильно в 1705 году. Восприемник - сам государь Петр. Оставлен лично императором в Париже в 1717 году для обучения и рекомендован принцу крови Дюку дю Мену. Екатерина не оставила без внимания обращение Абрама Петровича. Он определен учителем математики к Петру II.

Умный и хитрый, Абрам Петрович не мог, конечно, ужиться при дворе с всесильным Меншиковым. После восшествия на престол Петра II несчастный учитель математики отправился в служебную командировку в Селенгинск, где по странному стечению обстоятельств встретился с графом Саввой Лукичом Рагузинским, который почти четверть века тому назад привез в Россию маленького Ибрагима, ставшего нынешним Абрамом Петровичем.

Все началось с Рагузинского. Именно этот человек придумал первые штрихи легендарной биографии Абрама Ганнибала - ему необходимо создать впечатление у заказчиков о сложности его деятельности, а отсюда - и цена.

Легенда о Ганнибале в наиболее краткой и завершенной форме представлена в академическом издании "Путеводитель по Пушкину", вышедшем в 1931 году (второе издание - Спб., 1997). Выдержка из него: "Абрам (Петр) Петрович, до крещения Ибрагим (прадед П.) родился в 1697-1698 годах в северной Абиссинии, где отец его был владетельным князьком".

Видимость совершенства часто обманчива. К отдельным формулировкам есть серьезные замечания. Очень сомнительно, что отец Абрама был "владетельным князьком в северной Абиссинии. Нигде и никогда Абрам не именовался прозвищем Ганнибал. В Париж он не послан, а приехал вместе со свитой Петра Великого. В войне за испанское наследство он участвовать не мог, ибо наследство уже года три как поделили и война окончилась. Не очень понятно, почему авторы текста титулуют Рагузинского графом, когда в момент поставки арапчат ко двору он титул этот ещё не получил. Савва Рагузинский ещё только начинал карьеру тайного агента при российском внешнеполитическом ведомстве. В дипломатической переписке начала XVIII века тайный агент в Константинополе титулуется скромно "человек" (письмо посла России в Турции П.А. Толстого к Федору Головину, ведавшему делами Посольского приказа, от 7 октября 1702 г.). "Человек" - звучит почти как раб или холоп, но человек умный, хитрый и очень состоятельный. Он делает стремительную карьеру на русской службе. Уже в 1702 году Савва Рагузинский встречается в Азове с Петром I и рекомендуется "греческим купцом". Через три года в именном указе от 2 апреля 1705 года Савва Рагузинский именуется иллирийским шляхтичем и торговым человеком.

К тому времени через Савву идет солидный поток денежных средств, направленный для подкупа турецких чиновников. От его деятельности во многом зависит внешняя политика Турции в Причерноморье и на Балканах. Петр Андреевич Толстой очень дорожит своим агентом, справедливо полагая, что он "зело искусен и на многие тайные вещи ведомец", а кроме того, скуп неимоверно. Даже на образование своему племяннику, обучавшемуся в Париже, денег не давал. О чем писал приставленный к ученикам парижским Конон Зотов.

Основные торговые пути Саввы Рагузинского проходили через Малороссию и Азов. 1 июля 1703 года Савва обращается с челобитной к Петру I и почти через два года получает, говоря современным языком, лицензию на свободную торговлю через Азов, где ему высочайше разрешено иметь дом и лавку. Еще когда Азов был турецким городом, Савва наверняка имел грамоту от султана на проведение в Азове торговых операций, и дом с лавкой тоже имел, но власть сменилась, пришлось пойти на службу к русскому царю и получить жалованную грамоту на торговлю через Азов с Россией.

Азов - город, с которым Савва Рагузинский связан кровными узами в самом прямом смысле. Он - связующее звено между находившимися в состоянии войны Турцией и Россией. Через Азов и Савву Рагузинского шел путь и в Константинополь, и на Балканы, и в центральную и южную Европу.

И вот Савва получает приказ привезти для царя арапчат. Неужели этот опытный и осторожный человек поставит под угрозу свою жизнь, состояние и карьеру и будет воровать из султанского сераля мальчиков-арапчат, в числе которых окажется и Ибрагим (Абрам)? Невероятно. Никогда не пошло бы на это и русское правительство. Зачем рисковать из-за такой мелочи ценным агентом? Савва мог получить подобный приказ только как дополнение к агентурной работе, причем он ничем не должен был рисковать, а это возможно, только если Савва занимался торговлей живым товаром постоянно, имел большой опыт в этом деле.

За десять лет до появления мальчика Абрама в России Петру I привезли смуглого арапчонка, в крещении получившего имя Алексей и отчество Петрович. Впоследствии оказалось, что Алексей Петрович был родным братом Абрама Петровича.

Итак, одна и та же семья с разницей в десять лет поставила русскому царю двоих своих членов, братьев родных! Это возможно только в том случае, если поставщик мальчиков-арапчат был один - Савва Рагузинский.

Как мы говорили, мальчикам предъявлялись три основных требования: они должны быть смуглы, некрасивы и интеллектуально развиты.

Первые два требования трудности не представляли - на любом базаре от Константинополя до Крыма и Азова можно было приобрести смуглых и не очень красивых мальчиков, но как определить, что этот ребенок способен к наукам? Проще всего и вернее выбрать ребенка из своей среды, тем более если заранее известно, что он попадет ко двору русского царя.

Такая "своя" среда могла быть у Саввы только в Азове, где у него был дом. Недаром вместе с Абрамом в Москву привез он и своего племенника.

Скорей всего, ошибался Петр Андреевич Толстой, называя Савву "породою рагузенина". Хитрый Савва ловко скрывал свою национальную принадлежность.

Она несколько проявляется в его имени: Савва - усеченная форма от древнееврейского Вар-Савва - "праведный". Именем Вар-Савва называли библейского Иосифа.

Следовательно, подлинное имя Саввы - Иосиф из Азова. Принято считать, что топоним Азов происходит от этнонима асы или аланы, - кочевые племена, обитавшие в Приазовье в начале I тысячелетия н. э. Кажется, что это очередная историческая ошибка. Какие города могут быть у кочевников? Название происходит от имени собственного: Азов - замена гласной - в на - ф - Азеф (кстати, имя известного провокатора и террориста родом из тех же мест - Азеф (Азев), дальше близкородственное сирийское Юсеф, польское Юзеф, а в основе все то же библейское Иосиф. Азов - город Иосифа праведного. Савва (Иосиф) родом из города Иосифа. Во время взятия Азова русскими войсками в июле 1696 года возник вопрос об "охреянах". Термином этим назывались на Руси раскольники. Колония охреян - раскольников жила при турках в Азове. При сдаче города договорились, что с турками уйдут те охреяне, которые приняли мусульманство. Трудно представить, что речь идет о русских православных раскольниках. Православные раскольники шли на смерть за свою веру, согласно учению одного из своих лидеров - протопопа Аввакума. "Насильственная смерть за веру вожделенна, - поучал Аввакум, - поэтому нужно стоять в вере непоколебимо..." Вот и появилась у охреян возможность принять "вожделенную" смерть за веру свою, а они вдруг приняли мусульманство и ушли вместе с турками?

Возможно, под охреянами в Азове имелись в виду еврейские раскольники (миним), получившие имя "караимы", что означает "книжники". Колония евреев-караимов появилась в Приазовье ещё при хазарах. В VII-X веках н.э. в низовье Дона находился город Саркел (русский вариант названия - Белая Вежа) - столица Хазарского каганата. Поселения караимов не только органично вошли в структуру каганата, но и настолько сильно влияли на политическую и духовную жизнь государства и общества, что иудаизм стал официальной религией хазар. Именно из Хазарии иудейский священнослужитель - левит отправлен был к киевскому князю Владимиру с целью склонить последнего к религиозно-политическому союзу. Владимир на это не пошел, хорошо понимая, что после взятия Саркел князем Святославом каганат уже не может быть сильным союзником. Каганат исчез с политической сцены, но остались поселения караимов. Они протянулись от Азова через Приазовье в Крым, где караимские общины существовали веками в Феодосии, Бахчисарае, Чуфут-Кале (крепости евреев).

Имелись давние связи азовских караимов со всем миром, где проживали их единоверцы. Глава караимов нази (князь), позднее гахам, имел резиденцию в Каире. Последний каирский гахам Иешуа-Бен-Барух жил в середине XVII столетия.

Имелись давние связи приазовских караимов с Испанией. Историкам известно письмо царя Хазарии к купцу-иудею в Испанию (Х в.). Вполне вероятно, что существовали связи и с Абиссинией, где имелись многочисленные поселения иудеев. Рассказы об этих странах известны были азовским караимам в XVIII столетии. Савва Рагузинский творчески применил их к биографии маленького Абрама. Почему именно абиссинская легенда стала основой биографии Абрама Ганнибала? Савва только подыграл Петру I, зная его интерес к этой стране. Во всяком случае, появление при дворе маленького абиссинского принца могло заинтересовать Петра.

Мог ли иудейский мальчик сойти за смуглого арапа? Среди евреев антропологи отмечают значительные колебания в пигментации кожи: от белого до смуглого и почти черного. Сто лет назад доктор Тривус, изучавший этот вопрос, писал: "Испанские сефарды и голландские евреи - чистый семитический тип, длинноголовые, продолговатое лицо, смуглый цвет кожи.

После изгнания евреев из Испании смуглолицые сефарды двинулись через Балканы в Причерноморье и Приазовье.

В XIII веке имела место значительная миграция караимов из Византийской империи в Крым. Караимы бежали от бесчинствующих в империи крестоносцев.

Искусственную миграцию караимов осуществил литовский князь Витовт. В 1392 году, разгромив крымских татар, князь увел в Литву значительное количество караимских семей. Они расселены были в Троках, Луцке, Галиче и местечке Красный Остров возле Львова.

Литовские караимы с тех пор стали называться трокскими, а крымские и азовские - таврическими. Связи между двумя ветвями караимов никогда не прерывались. В среде караимов постоянно поддерживался высокий уровень духовности и светской образованности. Когда гахамы караимских общин в Крыму и Приазовье почувствовали, что интеллектуальный уровень таврических караимов понизился до критической, с их точки зрения, черты, то в конце XVII-начале XVIII столетия были приглашены ученые караимы из Луцка и Трок. Важнейший из них - Симха Исаак Луцкий (по-караимски Сима Ичак Лучки) по прозванию Олам Чаир (микрокосм), поселившийся в Чуфут-Кале (по-караимски Села хаие худим - Еврейская скала), который не только оживил литературную жизнь в Крыму, но и активно занимался с караимской молодежью.

Близок к караимской интеллектуальной элите был и Савва (Вар-Савва) Рагузинский. Именно из этой среды взяли мальчика Абрама для отсылки Петру I.

Мальчик оказался способным. Государю пришелся по вкусу, только вот принять новое христианское имя не захотел, а назвали его в честь Петра. Пришлось смириться с удивительным упорством крестника и высочайше разрешить впредь именоваться Абрамом. Абрам питал явную склонность к библейским именам. Все его сыновья носили исключительно библейские имена. И это не случайно. Древнее название караимов Бене-Микра и Баале-Микра означает "библейцы". Трокские караимы с середины XIX века просили русское правительство разрешения именовать себя "Российскими караимами исповедания Ветхого Завета". Не отставали от своих литовских единоверцев и таврические караимы. В 1880 году Таврическое духовное правление постановило не присваивать караимским детям имен иноверцев, а только библейские имена или "существующие в караимской нации с древнейших времен", причем преимущество следовало отдавать библейским именам.

Интересно продолжить этимологический разбор имен собственных, упоминающихся в легендарной биографии Абрама Ганнибала.

В биографии Абрама Петровича Ганнибала, записанной Адамом Роткирхом, упоминается имя сестры его, Лаганы (La hann). Сам Ганнибал в прошении на имя императрицы Елизаветы писал, что "родом я, нижайший, из Африки, тамошнего знатного дворянства. Родился во владении отца моего в городе Лагань". Следует заметить, что искать город Лагань на географической карте - дело мало перспективное, - их несколько: от Абиссинии и Азербайджана до Китая и США.

Топоним "Лагань" сложный, состоящий из двух слов - "Ла" и "Гань". "Ла", искаженная форма от арамейского слова "Эль", у финикийцев превратившееся в "Баал" со значением "Бог". В имени "Ганнибал" вторая часть "бал-баал" и есть искомое "Ла" в значении Бог.

Раввины иудеев часто допускали "замену одной буквы другою, сходною с первой по произношению, между прочим - г с - х".

Тогда корень ган будет озвучен как хан-хаан. Он присутствует в названии страны, куда Моисей привел свой народ, - Ханаан.

Достаточно поменять местами корни в имени Ханнибал, чтоб получить искомый топоним Баал-хан. После отпадения согласной б - алхан или лхан и лохан, что полностью совпадает с искомым Логань/Лагань.

Ганнибал - самое распространенное пунийское имя. Переводится оно как "милостив ко мне Бог". Если финикийско-пуническое "хаан" употреблялось в значении "милостивый", то у средневековых евреев-караимов это мудрец или гаон, стоявший во главе общины.

Как справедливо заметил Георг Леец, Абрам Петрович Петров превратился в Абрама Петровича Ганнибала только в 1732 году, когда он приобрел у адмирала Головина мызу Карьякюла около Ревеля.

Для землевладельца в Прибалтике фамилия была обязательна, но фамилия Петров не звучит. Тогда на свет появилось имя Ганнибал, и с 1733 года оно упоминается в русских актах как фамилия Абрама Петровича. Леец считает, что мысль об использовании имени Ганнибал зародилась у Абрама Петровича ещё во время его пребывания во Франции.

Полагаю, что имя это было с Абрамом от рождения. Традиция давать детям двойные имена очень широко распространена у многих народов древности, особенно у евреев. Система двойных имен - одно для официального употребления, а второе тайное, имеющее духовный смысл, - существует среди караимов и сегодня.

Во время встречи с графом Саввой Лукичом Рагузинским в Селенгинске Абрам Петрович вполне мог узнать о существовании второго имени.

Абрам Петрович обладал завидной выдержкой. Только после смерти всех участников истории его появления на Руси и при дворе императора он заявляет претензию на происхождение от великого карфагенского полководца Ганнибала. Адам Роткирх запишет со слов умирающего Абрама Петровича, что род его восходит "по прямой линии к роду знаменитого Ганнибала, грозы Рима".

Так легенды обретали плоть и становились похожими на реальность. Интеллектуальные задатки Абрама Петровича Ганнибала во всю силу проявились в его правнуке Александре Пушкине, и только поэтому мы обязаны критически проверить каждый факт и каждую легенду, вставленную в биографию его предка.

К сожалению, пока неизвестен ни один портрет Абрама Ганнибала. Мы не знаем, как он выглядел, но часть его физического облика перешла к его правнуку, Александру Пушкину. Антропологическое изучение физического облика поэта практически не продвинулось ни на шаг за последние сто лет, когда антрополог Д.Н. Анучин писал, что антропологическое изучение Пушкина "является необходимым". Необходимость осталась необходимостью, но исследователи стыдливо обходили этот вопрос, заранее опасаясь нарушить многочисленные запреты. Илья Фейнберг в работе "Читая тетради Пушкина" ограничивается туманными рассуждениями о сложной семито-хамитской смеси, образовавшейся в средневековой Абиссинии. Д.Н. Анучин был более определенен, когда писал, "что некоторый семитический оттенок был присущ физическому типу Пушкина". Известный антрополог предлагает продолжить изучение портретов и посмертной маски Пушкина, втайне, вероятно, понимая, что это тупиковый метод. Изучать нужно останки поэта и его родственников, прежде всего Абрама Ганнибала. Говоря о семитических "оттенках", заметных в физическом облике Пушкина, Анучин интуитивно чувствует, что истина близка, и делает смелое заявление. "Нельзя игнорировать также тот факт, - писал Анучин, - что как при жизни Пушкина, так и в новейшее время личности, считавшиеся наиболее походившими на Пушкина по типу своих волос и лица, оказывались обыкновенно евреями".

Тип волос и тип лица - это память физиологическая. Пушкин был курчав и рыжеват. Рыжим был и царь иудеев Давид. Сын Пушкина Александр тоже был рыж. Неужели "арап Петра Великого", Абрам Ганнибал имел рыжие волосы?

Еще есть память историческая. Евреи цепко держатся за родство. Одновременно их историческая память, даже память отдельных еврейских общин уходит в далекое прошлое. Кажется, что память о происхождении Пушкина через его прадеда Абрама Ганнибала ещё не так давно была жива. С. Станиславский в статье "По поводу шестидесятилетия кончины А.С. Пушкина" писал: "...несмотря на явное нерасположение великого русского поэта к потомкам Израиля, Пушкин пользуется редкой популярностью среди евреев, так что во время празднования пятидесятилетия со дня его кончины, как нам положительно известно, в одной из южных еврейских общин по нем отслужена была панихида".

Заметьте, не во всех еврейских общинах, не в нескольких, а только в той, с которой он связан кровно.

Еврейская кровь издавна проникала в русские дворянские роды; смешиваясь, она давала порой странные и удивительные результаты: высокий процент психических заболеваний при одновременной тяге к образованию, наукам, искусству. "Развитие умственных способностей и приобретение познаний составляют культ еврейского народа".

Процесс проникновения евреев в высшие слои общества имел место не только в России. От еврейских пленников вели свою родословную именитые римские семьи де Росси, Нери, де Помис. Династия меровингских королей имела явную еврейскую примесь. Очень много евреев в среде английской аристократии: в 1838 году дочь Натана Ротшильда вышла замуж за сына лорда Саутгемптонского, а через сорок лет другая женщина из этого же рода стала женой лорда Розбери. С.И. Рапопорт в статье "Евреи в английском обществе" тонко заметил: "Не пользуясь официально никакими правами, будучи по закону "чужими" и изгнанниками из Англии, они на самом деле стояли в центре английского высшего общества, владели поместьями, избирались на самые почетные должности и даже получали дворянские звания".

Арабский путешественник Ибнбатута во время своего путешествия к татарам в земли Дешт-и-Кипчак посетил город Азов, где "вышел к нам шейх из народа Азовского по имени Реджеб". За арабизированным термином "Реджеб" легко просматривается еврейский "раби" - раввин.

В расположенном неподалеку городе Маджаре Ибнбатута встретил еврея, который заговорил с ним по-арабски. "Я спросил его, - пишет Ибнбатута, - из какой он страны, и он сообщил, что он из земли Андалуской (Испании), что он прибыл оттуда сушей..."

Связь евреев-караимов с татарами более сильная, чем может показаться на первый взгляд. В результате смешанных браков в среде караимов появился антропологический тип, близкий к татарам. "Караимы, - отмечал доктор Сол. Тривус, - похожи на евреев, но по общей форме черепа, глазных щелей, выступающих скул несколько приближаются к монголам".

Приближение оказалось настолько плотным, что среди Чингисидов появились лица с семитическими именами: Берке, Берка, Баркай, происходящие от еврейского корня "Бер" - молния. Карфагенский полководец Ганнибал происходил из семьи Барка. Встречается среди монголо-татар имя Борух. Вполне возможно, что известный хан Тохтамыш соединил в имени своем татарское Токта и еврейское мыш - мыс - Моисей. Такое же имя носил татарский поэт Муса Джалиль - Моисей Джалиль. К фамилии Пушкиных еврейское Моисей присоединено в форме Мусин-Пушкин.

Признав прадеда А.С. Пушкина караимом, я, конечно, не хочу сказать, что с этого момента Пушкин перестает быть русским поэтом. Он был, есть и будет поэтом русским, но в его физическом типе соединены признаки нескольких рас и народов, в том числе и караимов.

Иезуитский священник - первый учитель Пушкина

Шел десятый год войны и десятый месяц осады города Тулузы, столицы благодатного Прованса. Альбигойский Юг постепенно становился католической Францией.

25 июня 1218 года французские войска предприняли штурм Тулузы. Тулузцы в ходе контратаки потеснили противника. Многие французские рыцари искали взглядами своего вождя - могучего и непобедимого Симона де Монфора.

А он в это время слушал литургию в походной церкви. Тревога охватила его душу. Впервые ему не хотелось сразиться с противником.

Возможно, он усомнился в правоте своего дела. Чем больше он думал, тем ниже опускалась его голова, длинные волосы закрывали лицо. Змеей шевельнулось сомнение: ради торжества христианской веры ему пришлось уничтожить десятки и даже сотни тысяч христиан. Только в Безьене казнено 60 тысяч горожан, а Монлор превратился в сплошную виселицу - всех оставшихся в живых защитников города он приказал повесить.

И вот теперь он прозрел. Слепая вера, дававшая ему силы, исчезла. Он стоял один на один с Богом и понял, что виновен и приговор уже вынесен.

Прибыл гонец. Долг повелевал графу идти и сражаться. Он пошел.

Когда его могучая фигура показалась среди отступавших французов, альбигойцы дрогнули, натиск их ослабел, и они побежали.

Граф Монфор преследовал их до самых стен Тулузы. Огромный камень, сброшенный со стены, угодил ему в голову. Симон де Монфор упал. Его брат, Гюи Монфор, бросился к нему, но было поздно: Симон был мертв...

Пройдет ровно семьсот лет. Бывший полковник русской армии Евгений Орестович Монфор, сидя в своей московской квартире, будет решать примерно те же вопросы, которые решал и его далекий предок.

Волна революционного террора 1789 года вышвырнула потомка графа де Монфора из Франции, и через несколько лет граф де Монфор оказался в России.

Слабый потомок могучего предка Симона де Монфора мог окончательно сойти с исторической сцены. Затеряться среди тысяч знатных и не очень знатных французских эмигрантов, но судьба приготовила ему ещё подарок: он встретился с мальчиком по имени Саша Пушкин.

Позднее Пушкин в "Программе автобиографии" среди прочих имен, ставших вехами его детства и юности, впишет и имя Монфора. Он не забыл первого учителя.

Сестра его, Ольга Сергеевна Павлищева, после смерти брата вспомнит его учителя: "Первым воспитателем был французский эмигрант граф Монфор, человек образованный, музыкант и живописец..."

Обычно принято считать, что граф Монфор появился в доме Пушкиных в качестве воспитателя в 1805-1806 годах. Дату эту можно несколько уточнить: имя Монфор упоминается после смерти младшего брата, Николая Сергеевича, которая произошла 30 июля 1807 года.

Граф Монфор, видимо, пробыл в качестве гувернера Александра Пушкина не менее трех лет, так как его хорошо запомнила не только старшая сестра Ольга, но и младший Лев Сергеевич, родившийся 17 апреля 1805 года.

Как сложилась судьба графа после того, как он покинул семью Пушкиных?

Совершенно неожиданно след его обнаружился в Крыму. В первой четверти XIX столетия Крым активно осваивался иезуитами - они внедряются прежде всего в среду колонистов из стран Западной Европы.

В 1810 году в колонию Зельц (Зульц), широко раскинувшуюся по берегу Кучурганского лимана неподалеку от Одессы, приехал священник-иезуит граф Монфор. Он занимается постройкой церкви, а рядом с нею - его дом. В Зельце Монфор пробудет до 1820 года, когда император Александр I своим указом вышлет иезуитов из пределов империи.

Монфор выйдет из ордена и останется в России; вероятно, дабы скрыть свое иезуитское прошлое, он сменит фамилию на Монтандон. Под этим именем он издаст на французском языке "Путеводитель путешественника по Крыму" и из священника, торговца хлебом и геолога превратится в ученого.

Изящный, умный и ироничный, Монфор оказал заметное влияние на воображение Александра Пушкина. Именно его влиянию Александр обязан прекрасным знанием французского языка, за что в лицее он получил прозвище "Француз", а также интересом к французской литературе и истории.

В сознании Пушкина убогий вид учителя-эмигранта - именно "убогой" назван француз, учивший Евгения Онегина, - не вязался с рассказами о его великих предках: Симоне де Монфоре, графе Гено, и другом Симоне де Монфоре, графе Лейстерском, победителе английского короля Генриха III при Льюисе и основателе английской палаты общин, убитом в битве при Ивзгеме 4 августа 1265 года.

Но рассказы Монфора будили воображение юного Пушкина. Они запомнились на всю жизнь. Только этим можно объяснить, почему зрелый поэт и писатель вдруг пишет некие прозаические отрывки, позднее названные издателями "Сцены из рыцарских времен". Ведь непонятно, почему автор недавно изданной "Истории пугачевского бунта", увлеченный поиском материалов и документов по истории Петра Великого, совершенно неожиданно 15 августа 1835 года пишет несколько сцен из истории французского XIV столетия.

Что послужило толчком, пробудило старые, почти забытые воспоминания? Дом родителей. Собрания "Образованного общества". Граф де Местр, читающий только что написанное "Путешествие вокруг комнаты". Маленький мальчик с внимательными глазами - рядом со своим учителем, в тонких чертах которого старается разглядеть черты того свирепого Симона Монфора, названного "Бичом Юга".

Толчком могло послужить напоминание о его первом учителе, Монфоре. Можно представить, что сам Монфор напомнил Пушкину о себе. Только в этом случае Пушкин должен был вспомнить настолько ярко и сильно, что это побудило его взяться за перо.

Прямых данных о встрече или переписке Пушкина со своим бывшим учителем нет. Фамилия Монфор вообще исчезает более чем на полвека. Однако Монфоры не пропали, не сгинули на просторах России, а попытались подняться, следствием этих усилий стало появление при дворе Екатерины Михайловны в 1865 году камер-юнгферы Евгении Монфор.

Граф Монфор (имя его может быть или любимое семейное имя Симон, или Амори, или даже Евгений, такое имя носила не только Евгения Монфор), видимо, предпринял определенные усилия, дабы его дети имели возможность выйти в высший свет, хотя титул графов они утратили. Произошло это в 1816 года, когда дети бывшего короля Вестфалии Иеронима Бонапарта, Жером и Матильда, получили титул графа и графини Монфор. Следовательно, во Франции семью Монфоров считали выморочной. Интересно, как отнесся к этому известию сам граф? Вероятно, особенного восторга оно у него не вызвало, но мы полагаем, что это был человек с развитым чувством юмора, и когда он переехал в Крым, его здесь многие знали под именем Монтандон.

Господин Монтандон доставил некоторые хлопоты пушкинистам. Одесский историк Аполлон Скальковский полагал, что в 1828 году Монтандон жил в Одессе и вращался в кругах местной администрации. Пытался заняться предпринимательством. В 1825 году, полагает Григорий Зленко, им была основана компания "для приготовления и отправки в чужие края муки".

Вероятно, бизнес развивался слабо. Тогда Монтандон переключился на поиски и добычу крымского мрамора. Говорят, что он построил из этого мрамора себе домик в Алупке.

Очень может быть, что домик его находился где-нибудь поблизости от дворца М.С. Воронцова. Общение с Воронцовым вполне могло подвигнуть Монтандона на писание книги "Путеводитель путешественника по Крыму", которая и вышла в 1834 году в Одессе. Посвящена книга графу М.С. Воронцову, и, хотя вышла на французском языке, её быстро раскупили.

В том же году Монтандон оказывается в Симферополе. Скорее всего, он получил пост по ведомству Министерства внутренних дел или по ведомству Министерства народного просвещения, последнее вероятней. Но почему поиски в симферопольском и одесском архивах не дали результатов? Почему после издания книги в официальных документах Монтандон нигде не упоминается? Потому что официально он был Монфор и искать в архивах необходимо не Монтандона, а Монфора!

В 1833 году Монтандон обратился к Пушкину с письмом. Дело в том, что в книге Монтандона процитирован стих из поэмы Пушкина "Бахчисарайский фонтан". "Милостивый государь, - писал Монтандон, - покорнейше прошу вас принять эту книгу взамен воровства, совершенного мной с заранее обдуманным намерением.

Охотно пользуюсь этим случаем, чтобы засвидетельствовать вам совершенное уважение, с каковым имею честь оставаться, сударь, вашим усерднейшим слугой. Монтандон. Одесса, 1 апреля 1833".

Монтандон не расшифровывает свое подлинное имя, он хочет, чтоб Пушкин сам его вспомнил. Теперь он обращается не к ученику, а к известному писателю, но первая фраза о воровстве, совершенном "с заранее обдуманным намерением", намекает на бывшую короткость их знакомства. Можно предположить, что псевдоним Монтандон был известен Пушкину с детства. Знал он и его несколько вульгарное значение. Остроумный Монфор убрал из своего литературного псевдонима непроизносимую гласную "h", то есть написал его латинскими буквами, но на русский лад.

В феврале 1825 года Лев Сергеевич Пушкин в письме к брату Александру упоминал имя графа Карла Монтилона, французское написание его имени имело непроизносимую согласную "h" и писалось: Monthulon.

В издании 1834 года перед именем Монтандон стояли латинские буквы "С.Н.". В 1997 году в Симферополе впервые вышел перевод книги Монтандона. В этом издании латинская буква "Н" отброшена, ибо непонятно, что она обозначает, а латинская "С" совершенно верно переводится как русская буква "К", подразумевается, что это имя автора. Получается: К. Монтандон. Буквы "С.Н." перед псевдонимом Монтандон не являются начальными буквами его имени. Скорей всего, бывший граф Монфор буквами "С.Н." обозначил сокращенный вариант слова "chevalia" - рыцарь. Тогда получается: рыцарь Монтандон.

Пушкин знал тайну этих криптограмм. Получив книгу и письмо, он одновременно получил эмоциональный толчок, не только пробудивший детские воспоминания, но и послуживший причиной написания "Сцен из рыцарских времен".

Анализ их позволяет говорить об интересе А.С. Пушкина к истории военно-религиозного ордена тамплиеров (храмовников).

Граф Ротенфельд ("Сцены из рыцарских времен"), угощая рыцарей вином, говорит, что его прадед поставил это вино в погреб... отправляясь в Палестину. Прадед графа Ротенфельда являлся, видимо, участником Крестовых походов. Нам неизвестно, в каком походе он участвовал, но два похода второй и третий - приходятся на XII столетие; если добавить сто с лишним лет, то получится конец XIII или начало XIV столетия. Время, предшествующее разгрому ордена тамплиеров.

Известно, что рыцари-тамплиеры имели прочные связи с альбигойцами из Прованса и Лангедока, а Симон де Монфор воевал с альбигойцами почти десять лет. Очень может быть, что первоначальные сведения о тамплиерах попали к Пушкину через его учителя графа Монфора.

На тамплиерскую принадлежность героев "Сцен из рыцарских времен" указывает эпизод, когда рыцари садятся на лошадь вдвоем. Хорошо известна печать ордена тамплиеров, на которой изображены два всадника на одной лошади.

Результатом письма Монфора (Монтандона) можно считать и изменение имени учителя-француза в романе "Дубровский". Первоначально его звали Русло. Это имя второго учителя-француза Пушкина. Последняя глава романа помечена 6 февраля 1833 года. Роман остался неоконченным. Следовательно, у автора была полная возможность сменить имя учителя-француза с Русло на Дефорж. "Де" - приставка, свидетельствующая о дворянской принадлежности носителя фамилии. Основа имени "форж" - "фор" - латинское "fort". Эта же основа имеется и в имени Монфор. Следовательно, Де-Форж - Монфор. Пушкин сменил имя своего второго учителя на имя первого - Монфора.

В 1837 году живущий по большей части за границей представитель рода Демидовых Анатолий Николаевич Демидов, собрав группу французских ученых, отправился в путешествие в Южную Россию, результатом которого стала книга "Путешествие в Южную Россию и Крым через Венгрию, Валахию, Молдавию, совершенное в 1837 г.". Демидов, видимо, интересовался личностью Монтандона. Давая высокую оценку книге Монтандона, он именует его ученым, который долго жил в Крыму.

Больше сведений о нем Демидов, видимо, собрать не сумел. Прошло тридцать лет, и внучка графа Монфора, Евгения Монфор, оказывается при дворе. Случилось это, скорей всего, не без помощи князя М.С. Воронцова, которому Монфор посвятил книгу "Путеводитель...". Еще через полвека в доме № 6 на Девичьем поле (в Москве) мирно жила Мария Александровна Монфор, служившая учителем в 1-м высшем 5-классном женском городском училище.

Брат Марии Александровны, Борис Александрович Монфор, жил на Садовой-Черногрязевской в доме № 3, кв.18. Был он помощником присяжного поверенного.

Ветвь, идущая от Евгении Монфор, осела в Петербурге. Неизвестно, кем был Орест Монфор, но его сын Евгений Орестович стал кадровым военным. Родился он в 1874 году. В 1904 году окончил Академию Генерального штаба. Служил на разных должностях в Иркутском военном округе.

Перед революцией 1917 года Евгений Орестович был переведен в распоряжение начальника Генерального штаба.

После октябрьских событий 1917 года ему, как тысячам других офицеров, пришлось сделать трудный выбор. Монфор решил предложить свои услуги Красной армии. На эвакуационном пункте в Москве Монфор вполне мог столкнуться с полковником Г.А. Пушкиным, внуком А.С. Пушкина, которого признали годным к строевой службе и направили в Красную армию.

В списках Генерального штаба РККА полковник Монфор значится в должности помощника начальника штаба и помощника главнокомандующего по Сибири. Назначен на эту должность 27 июня 1920 года. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Московские Дантесы

История зиждется преимущественно на естественном размножении рода человеческого. Знакомясь с великими мировыми событиями, нередко приходится вникать и в семейные тайны; браки праотцев дают нам немало повода для разных размышлений.

И. - В. Гете

Бывают неожиданные открытия. Ищешь одно, а находишь совсем другое. И понимаешь, что в твоем сознании все это время шла подготовка к открытию. Дело оставалось за случаем, и он не заставил себя долго ждать.

Я искал следы первого учителя Пушкина графа Монфора. На эту работу ушло все лето 1998 года. Удалось найти его потомков и проследить их путь до 1920 года, но сам Монфор был неуловим. Если он жил в Москве, рассуждал я, то, вероятно, в Москве и умер, следовательно, в списках погребенных на одном из московских кладбищ может отыскаться и его имя.