Медовый месяц императора

Тем временем эксперты окончили работу над письмом, представленным мною в отдел почерковедения Института судебной экспертизы. Вывод их был суров: "Рукописный текст письма на французском языке (приложение № 1) выполнен не тем лицом, которым выполнены рукописные тексты двух писем на французском языке (приложение № 2, приложение № 3), фотолитографические копии которых были представлены и исполнителем которых, как следует из литературных данных, являлся А.С. Пушкин".

Конечно, очень жаль, но... в качестве компенсации я получил фотокопию неизвестного ранее письма Пушкина, прошедшего почерковедческую экспертизу в 1978 году.

Возникает вопрос: куда делся подлинник?! Судя по печати и цифрам в правом верхнем углу на первой странице письма, оно изъято из какого-то дела.

На печати читается слово "императорский". В библиотеке Харьковского императорского университета хранились автографы А.С. Пушкина, но в конце 40-х годов XX века они были переданы в Пушкинский Дом (ИРЛИ). Откуда взялось дело с пушкинским текстом? И куда ушло?

Следует помнить, что в 70-х годах Харьковский институт судебной экспертизы не выполнял заказы частных лиц. Следовательно, заказ исходил от какой-то организации. А это свидетельствует, что не все пушкинские автографы ушли в Пушкинский Дом.

Поиски пушкинских текстов в Харькове будут продолжены.

"Господин Барон.

Позвольте мне изложить вкратце все случившееся: поведение Вашего сына мне давно известно и я не мог остаться равнодушным.

Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый взяться за дело, когда почту за нужное. Случай, который во всякую другую минуту был бы мне очень неприятным, представился весьма счастливым, чтоб мне разделаться, и получил безименные письма; я увидел, что настала минута, и я ею воспользовался, остальное Вы знаете: я заставил Вашего сына играть столь жалкую роль, что моя жена, удивленная такою низостию и плоскостию его, не могла воздержаться от смеха, и ощущение, которое бы она могла иметь к этой сильной и высокой страсти, погасло в самом холодном презрении и заслуженном отвращении. Я должен признаться, г. Барон, что поведение собственно Ваше было не совершенно прилично. Вы, представитель Коронованной особы, вы отечески сводничали Вашему сыну, кажется, что все поведение его (довольно неловкое, впрочем) было Вами руководимо. Это вы вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал и глупости, которые он позволил себе писать подобно старой развратнице, Вы сторожили жену мою во всех углах, чтоб говорить ей о любви вашего незаконорожденного или так называемого сына, и, когда больной венерическою болезнию, он оставался дома, Вы говорили, что он умирал от любви к ней; Вы ей бормотали возвратить мне сына.

Вы согласитесь, г. Барон, что после всего этого я не могу сносить, чтоб мое семейство имело малейшее сношение с Вашим. С этим условием я согласился не преследовать более этого гадкого дела и не обесчестить Вас в глазах Вашего двора и Нашего, на что я имел право и намерение; я не забочусь, чтоб жена моя ещё слушала Ваши отцовские увещания, не могу позволить, чтоб сын Ваш после своего отвратительного поведения осмелился бы обращаться к моей жене и ещё менее того, говорил ей казарменные каламбуры и играл роль преданности и несчастной страсти, тогда как он подлец и негодяй.

Я вынужден обратиться просить Вас окончить все сии проделки, если Вы хотите избежать новой огласки, пред которой я верно не отступлюсь.

Имею честь быть, Господин Барон, покорный и послушный слуга.

А. Пушкин".

Продолжение "Евгения Онегина"

Пушкин провел в имении братьев Щербининых всего день или два, но впечатления у него остались от встречи с другом юности очень яркие. Михаил Андреевич Щербинин ещё в 1821 году женился на дочери сенатора Павла Никитича Каверина, Елизавете Павловне. К 1829 году у них уже были двое детей - дочь Екатерина, родившаяся в 1822 году, и сын Павел, 1826 года рождения. Прямо перед приездом Пушкина Елизавета Павловна родила сына Андрея. Произошло это событие 7 сентября 1829 года. Пушкин вполне мог попасть на крестины к Щербининым. Он приехал в Харьков примерно 14 сентября.

Конечно, друзья сильно изменились за те девять лет, что не виделись. Михаил Андреевич Щербинин недавно разделил имение с братом Александром Андреевичем. В мае 1829 года он начал строить собственный дом в селе Карачевка. К приезду Пушкина дом уже был готов, но останавливался поэт в доме Александра Андреевича Щербинина в селе Бабаи.

Оба брата принимали участие в организации "нелегальной" поездки Александра Сергеевича Пушкина в Полтавскую губернию. Сохранилась записка Михаила Андреевича к своему брату Александру Андреевичу Щербинину, который в январе 1829 года исполнял обязанности слободско-украинского гражданского губернатора и председателя уголовной палаты. Михаил Андреевич писал: "К председателю уголовной палаты пошли с сею почтою требуемые три бланка подорожных по казенной надобности, на случай командировки чиновников. Подпись: Михаил Щербинин".

Просьба брата была удовлетворена, он получил три чистых бланка подорожных "по служебной надобности". Неизвестно, как он их использовал, но вполне возможно, что одна досталась А.С. Пушкину. А это может свидетельствовать в пользу того, что между Щербининым и Пушкиным была переписка. Александр Сергеевич должен был предупредить Щербинина о своем возможном приезде. Более того, он обязан был предупредить Щербинина о намерении своем посетить имение Аркадия Родзянки.

До сих пор не очень понятно, с какой целью ехал к нему Пушкин. Но если логика наших рассуждений верна, то поездка планировалась загодя.

Анна Петровна Керн записала этот рассказ в своих воспоминаниях: "...сосед наш, Аркадий Гаврилович Родзянко, милый поэт. Умный, любезный и весьма симпатичный человек. Он был в дружеских отношениях с Пушкиным и имел счастие принимать его у себя в деревне Полтавской губернии Хорольского уезда. Пушкин, возвращаясь с Кавказа, прискакал к нему с ближайшей станции, верхом, без седла, на почтовой лошади, в хомуте..."

Анна Петровна справедливо называет Родзянко "сосед наш", ибо имения её родных находились неподалеку от имения Родзянко, Хорольского уезда, где с 1821 года, выйдя в отставку, поселился Аркадий Родзянко.

М.А. Цявловский в "Летописи жизни и творчества А.С. Пушкина" под датой "1824 год, август 2", записал: "Пушкин... приезжает на почтовую станцию Семеновку в 66 верстах от Кременчуга, откуда "верхом, без седла, на почтовой лошади, в хомуте" приезжает в имение Родзянки, в 4 верстах от Семеновки, пробыв несколько часов в Родзянках, Пушкин возвращается на станцию Семеновку". Во втором издании, 1991 года, даты несколько смещены: 2 августа Пушкин приезжает в г. Елисаветград, а 3-го заезжает в имение Родзянки. При этом Цявловский и издатели второго издания "Летописи жизни и творчества А.С. Пушкина" полностью игнорируют указание А.П. Керн, что Пушкин возвращался с Кавказа.

Вероятно, в данном фрагменте речь идет о двух посещених Пушкиным имения Родзянки в Полтавской губернии, которые наложились друг на друга. Первое - в 1824 году, когда Пушкин из Одессы был выслан в родовое имение Михайловское, и второй - в 1829 году, когда Пушкин возвращался с Кавказа.

В пользу этого предположения говорит тот факт, что Пушкин приехал верхом. Следовательно, без провожатого, - он уже знал дорогу.

Редакторы четырехтомного издания "Летописи жизни и творчества А.С. Пушкина" нашли компромиссное решение. Они отметили, что Пушкин был в имении Родзянко в 1824 и в 1829 годах, ссылаясь при этом на воспоминания А.П. Керн, как на единственный и достоверный источник, что не корректно.

Правда, в примечании в конце книги указали, что "в пушкиноведении твердо установилось мнение, что А.П. Керн перепутала пушкинские поездки и имела в виду приезд к Родзянко 3 августа 1824 г.".

Возможно, пришло время поколебать твердо установившееся мнение, которое ни на чем не основано.

Даты она перепутать могла, а вот географическое название перепутать значительно труднее, тем более что Анна Петровна явно пользовалась более ранними своими записями и письмами друзей и знакомых, тексты которых до нас не дошли.

Фрагмент воспоминаний, касающийся посещения Пушкиным имения Родзянко, явно напоминает позднейшую вставку в уже готовый текст, рассказывающий о пребывании автора в имении родителей в Лубнах. Если убрать вставку, то первоначальный текст данного фрагмента выглядит следующим образом: "Прожив несколько времени в Дерпте, в Риге, в Пскове, я возвратилась в Полтавскую губернию, к моим родителям _______________. Во время пребывания моего в Полтавской губернии я постоянно переписывалась с двоюродною сестрою моею, Анной Николаевною Вульф, жившею у матери своей в Тригорском, Псковской губернии, Опочецкого уезда, близ деревни Пушкина Михайловского".

Редактируя первоначальный текст, Анна Петровна вносит дополнения и изменения, используя данные своего эпистолярного архива. Так между фразами "...к моим родителям" и "Во время пребывания моего..." она помещает несколько строк о посещении Пушкиным Аркадия Родзянко. "В течение 6 лет, пишет она, - я не видела Пушкина, но от многих слышала про него как про славного поэта и с жадностью читала: Кавказский пленник, Бахчисарайский фонтан, Разбойники и первую главу Онегина, которые доставлял мне сосед наш Аркадий Гаврилович Родзянко..." Дальнейший текст о приезде Пушкина уже приводился выше.

Письма, послужившие источником для данного отрывка, могли быть написаны или Аркадием Родзянко, или Александром Пушкиным. Если бы в данном письме шла речь о приезде Пушкина к Родзянко в августе 1824 года, обязательно должно быть указано, что Пушкин приехал, направляясь в ссылку в имение своей матери село Михайловское, но в письме четко указывалось, что Пушкин возвращался с Кавказа, и Анна Петровна добросовестно внесла это сообщение в текст своих воспоминаний.

Указание на приезд с почтовой станции, верхом, без седла и, естественно, без вещей говорит в пользу принадлежности письма самому Пушкину.

Перечисление произведений Пушкина, которые доставлял Анне Петровне Аркадий Родзянко, свидетельствует в пользу того, что письмо может датироваться концом 20-х годов, ибо первые издания указанных произведений выходили в печати с 1822 по 1827 год.

Критики мои возразят: почему, мол, сам Александр Сергеевич Пушкин ни в своих письмах, ни в своих произведениях не упоминает о посещении в 1829 году Харькова и имения своего друга Михаила Щербинина?

Действительно, почему? Посещение имений Щербинина и Родзянко были полулегальными. Даже дерзкими, ибо в Петербурге Пушкина ожидал гнев императора за поездку в Закавказье в действующую армию без высочайшего разрешения. Потому распространяться о посещении ещё и своих друзей молодости - себе дороже. Но Пушкин был бы не Пушкин, если бы не черкнул пару строк на память об этом событии.

Ровно через шесть лет, в 1835 году, он пишет черновик стихотворения "Если ехать вам случится", вошедший в полное собрание его сочинений. Вот его текст:

Если ехать вам случится

От ............. на.............

Там, где Л. струится

Меж отлогих берегов,

От большой дороги справа,

Между полем и холмом,

Вам представится дубрава,

Слева сад и барский дом.

Летом, в час, как за холмами

Утопает солнца шар,

Дом облит его лучами,

Окна блещут как пожар,

И ездой скучая мимо

...............развлечен,

Путник смотрит невидимо

На семейство, на балкон.

Стихотворение напечатано в черновом виде, и никаких комментариев к нему нет. Вообще непонятно, зачем он его написал. Впечатление такое, будто Пушкин хотел и начал некую новую работу, но она быстро ему наскучила или её оттеснили иные творческие планы, и он забыл о ней. Сегодня есть уникальная возможность не только написать совместно с Пушкиным стихотворение, но и объяснить, зачем оно было написано.

Пушкин уверенно и с большой точностью описывает то, что увидел сам.

Даже сегодня кто угодно может не только повторить путь Пушкина, но и увидеть все то, что видел он.

Пушкин едет по большой дороге и справа видит дубраву. Это не какой-нибудь дубовый лесок, а мощный и чистый дубовый лес, украшенный тысячелетними гигантами, который тянулся почти до самого Харькова по правому берегу реки Лопань, обозначенной в тексте буквой Л., через владения Щербининых Ледное, Филипповка, Карачевка и Бабаи до Хорошева и дальше на юг.

Многие из этих деревень видели поход князя Игоря на половцев, описанный в "Слове о полку Игореве". Кстати, город Донец, куда из плена пришел князь Игорь, расположен неподалеку от Карачевки. Точнее, на окраине села. Историки называют остатки его Донецким или Кагановым городищем.

Возможно, не только желание повидаться со старыми друзьями, но и возможность пройти по землям, описанным в "Слове о полку Игореве", заставили поэта свернуть с прямой дороги на Москву и заехать в Харьков.

Из Харькова он ехал по Екатеринославской дороге, которая чуть западнее от имений братьев Щербининых разделялась на дорогу в Екатеринослав и правее на Полтаву. Очень может быть, что именно названия городов Харьков - в твердой форме с ударением на последнем слоге, - и Полтава пропущены Пушкиным в черновике стихотворения. Попробуем вписать их в текст стихотворения:

Если ехать вам случится

От Полтавы на Харков

Там, где Лопань струится

Меж отлогих берегов...

Очень похоже на правду! Рифма идеальна. Только маленькая шероховатость в третьем стихе осталась и требует более тщательной отделки.

Берега реки Лопань, впадающей на землях Щербининых в реку Уды, действительно "отлогие". В весеннее половодье Лопань заливала половину Харькова, образуя весьма значительные озера, протоки, а за городом заливные луга. Описание полностью соответствует исторической действительности.

Только Пушкин ехал не из Полтавы, а из Харькова, но законы стихосложения суровы. Рифма к слову "берега" потребовала переставить местами название Полтавы и Харькова.

Дальше! Дубрава располагалась "между полем и холмом". Холм - это часть возвышенности, по которой проходил древний Муравский шлях, именуемый Покотиловской горой. Имение Михаила Щербинина располагалось в самом начале её.

Долина рек Лопань и Уды - это идеально ровное поле. Если смотреть снизу, со стороны поля, то слева и чуть ниже дубравы был разбит великолепный сад, начинавшийся прямо от дома Михаила Щербинина.

Дом длинной боковой стороной развернут на юго-запад, где за дорогой пруды с ажурными мостами, паром, мраморные беседки.

Летом заходящее за вершину Покотиловской горы, солнце алым пламенем отражалось в многочисленных окнах, окрашивая и дом, и сад волшебным, волнующим светом.

Сад в имении Михаила Щербинина славился на всю округу. Первый биограф дворян Щербининых Юрий Николаевич Щербачев так описывал этот сад: "Под парк с фруктовым садом отведено 36 десятин; разбиты цветники (садом Михаил Андреевич особенно интересовался, славный крепостной его садовник Парфений Поликарпов стал впоследствии городским садовником Харькова); вырыты два пруда, по берегам его посажены плакучие ивы, серебристые и канадские тополи; через пруды перекинуты диковинные мосты; устроен паром, беседки, фонтаны; в некоторых местах под деревьями положены огромные камни, вероятно привезенные издалека чумаками; в перелеске, вдавшемся в парк, вырублены кресла в дубовых пнях на корню; изваян из дерева какой-то монах, о котором теперь сохранилось лишь смутное предание; в лесной глуши на дубе взгроможден "эрмитаж" - что-то вроде жилища Робинзона; по дороге в усадьбу, на протяжении версты слишком, насажена аллея пирамидальных тополей, которая позднее, уже после смерти Михаила Андреевича, могла смело соперничать со знаменитой кисловодской аллеей, - а при въезде в парк поставлена затейливая арка из часто сколоченных березовых стволов и сучьев в бересте. На одном из прудов плавали лебеди; по саду расхаживали павлины".

Пушкин, естественно, был потрясен увиденным. Но особенно поразил его сам Щербинин. Куда делся суетливый, вечно кричащий проказник, а потом горделивый красавец, любимец столичных дам и любитель шампанского, тонкий гастроном и театрал! Впрочем, как оказалось, Щербинин остался и театралом, и ценителем экзотической кухни, но вот к дамам после женитьбы поостыл. Стал сдержан. Только иногда, уединяясь с Пушкиным в дубраве, улыбался знакомой, чуть ироничной, природно-высокомерной, с тончайшим налетом хандры улыбкой.

Поразительно, но Пушкин предсказал эту сцену в стихотворении "К Щербинину" ровно десять лет тому назад.

И мы не так ли дни ведем,

Щербинин, резвый друг забавы,

С Амуром, шалостью, вином,

Покаместь молоды и здравы.

Но дни младые пролетят,

Веселье, нега нас покинут,

Желаньям чувства изменят,

Сердца иссохнут и остынут.

Тогда без песен, без подруг,

Без наслаждений, без желаний

Найдем отраду, милый друг,

В туманном сне воспоминаний!

Тогда, качая головой,

Скажу тебе у двери гроба:

"Ты помнишь Фанни, милый мой?"

И тихо улыбнемся оба.

Если вспомнили друзья это стихотворение, то строчка "Скажу тебе у двери гроба..." должна была взволновать до мороза по коже. Пушкину оставалось жить чуть более семи лет, а Михаилу Щербинину одиннадцать.

За прошедшие годы изменилось все или почти все. Исчезли тысячелетние дубы, мосты и фонтаны. Ушли в землю или разбиты в щебень огромные камни, лежавшие у подножий ив и тополей. Но сами ивы и громадные тополи ещё стоят у тех же самых прудов, и заходящее солнце, скользнув красным языком по верхушке Покотиловской горы, заглядывает в окна бывшего помещичьего дома, словно пытаясь разглядеть, куда подевались его владельцы.

О доме следует сказать особо. Огромный и прекрасный парк требовал и соответствующего дома для владельцев. Однако средств не хватало, и дом получился более чем скромным. "Если Михаилу Андреевичу и удалось, - писал Ю.Н. Щербачев, - порасстроив свои дела, завести все эти роскошные усадебные принадлежности, то на постройку дома соответствующих размеров уже не хватило средств; поэтому дом был построен "временный" - деревянный, одноэтажный и хотя и поместительный, - однако гораздо меньший, чем "конюшня".

"Временный" дом сохранился до наших дней. Сегодня в нем размещается Карачевский лесхоз. Внутри сделали полную перепланировку, но, по сути, это все тот же помещичий дом начала XIX столетия, только балкона нет.

С балконом возникла небольшая проблема. В последних строчках стихотворения "Если ехать вам случится" Пушкин пишет, что он видит семейство помещиков на балконе.

Путник смотрит невидимо

На семейство, на балкон.

В одноэтажном здании балкона в современном понимании этого слова быть не могло. Объяснение нашлось в книге Щербачева. Он записал забавный случай, приключившийся с одним из крепостных Михаила Щербинина. "Увидав однажды с балкона, - пишет Щербачев, - в подзорную трубу, что воловик, пасший в поле версты за четыре от дома "череду", напрасно старался вытрусить на ноготь из пустого рожка нюхательного табаку, Михаил Андреевич послал ему с верховым понюхать табаку из своей табакерки. Воловик (Матвей Крищенко) до конца жизни рассказывал об этом случае как о чуде".

Значит, балкон был! Точнее, это веранда, с которой открывался прекрасный вид на все имение. Именно на этой веранде (балконе) Пушкин и увидел семейство Щербининых.

Так родилось стихотворение "Если ехать вам случится". Теперь оно существует с моими дополнениями. Предвижу радость критиков, но писать так писать! Тем более вместе с Пушкиным. В конце стихотворения Пушкин не поставил одно слово или фразу перед словом "развлечен". Чем мог быть развлечен путник, едущий по дороге мимо дома Михаила Щербинина? Впечатлением? Подходит и в строку хорошо ложится: "впечатленьем развлечен". Чем еще? Конечно, видом. Видом этим развлечен. Еще раз попробую прочесть все стихотворение вместе с вставками.

Если ехать вам случится

От Полтавы на Харков

Там, где Лопань струится

Меж отлогих берегов...

От большой дороги справа,

Между полем и холмом,

Вам представится дубрава,

Слева сад и барский дом.

Летом, в час, как за холмами

Утопает солнца шар,

Дом облит его лучами,

Окна блещут как пожар,

И, ездой скучая мимо,

Видом этим развлечен,

Путник смотрит невидимо

На семейство, на балкон.

В стихотворении "Если ехать вам случится" Пушкин детально описывает имение Михаила Андреевича Щербинина в селе Карачевка, неподалеку от губернского города Харькова.

Ответы часто порождают новые вопросы. Чего вдруг в 1835 году Александр Сергеевич Пушкин пишет черновик стихотворения, которое так и останется неоконченным?

1835 год - это год кризиса для Пушкина. кризиса семейного, кризиса финансового, кризиса физического состояния - он перестал ощущать себя молодым, наконец, кризиса поэтического творчества. Поэт, быстро перемахнув стадию прозаика, становится историком.

Друзья его заметили, что чем больше внимания Пушкин уделяет изучению истории, тем сильнее увеличиваются его долги. Они пытались помочь советом. Одним из первых высказался Плетнев.

Ты мне советуешь, Плетнев любезный,

Оставленный роман мой продолжать

И, потчуя стихами, век железный

Рассказами пустыми угощать;

Ты думаешь, что с целью полезной

Тревогу славы можно сочетать,

А для того советуешь собрату

Брать с публики умеренную плату;

За каждый стих по 10 рублей

Составит (стало быть) за каждую строфу сто сорок

Оброк пустой для нынешних людей.

Неужто жаль кому пяти рублей?

Пустое! Всякий даст без отговорок!

С книгопродавца можно взять,

Ей-ей.

Пушкин понимает, что его первый издатель и друг прав, как правы и все, кто советует ему написать продолжение романа "Евгений Онегин".

Конечно, Пушкину не хочется возвращаться к произведению, которое он писал более восьми лет. Скрупулезный Владимир Набоков подсчитал: "...с 9 мая 1823 года по 5 октября 1831 года".

В 1835 году Пушкин пишет стихотворение "Вы за "Онегина" советуете, други", отразившее не только сам факт советов друзей, но и серьезную внутреннюю борьбу.

Вы за "Онегина" советуете, други,

Опять приняться мне в осенние досуги.

Вы говорите мне: он жив и неженат.

И так, роман не кончен - это клад:

Вставляй в просторную, вместительную раму

Картины новые - открой нам диораму:

Привалит публика, платя тебе за вход

(Что даст тебе и славу и доход).

Пожалуй - я бы рад

Так некогда поэт.

За продолжение "Евгения Онегина" книгопродавцы готовы были заплатить вперед. Возможно, Пушкин вспомнил, что в 1824 году издатель Сленин предлагал ему за "Онегина" любую сумму. Пушкин писал об этом князю Вяземскому: "Сленин (издатель) предлагает мне за Онегина сколько захочу".

Конечно, это реальное решение денежных проблем, но долг главы семьи все чаще вступает в противоречие с долгом художника.

Друзья не ведали, что того, прежнего Пушкина, легко писавшего изящные строфы "Евгения Онегина", уже нет.

Для него пришло время выбирать. Угнетает чувство уходящего времени. В 1834 году появляются проникновенные строки:

Пора, мой друг, пора. Покоя сердце просит

Летят за днями дни и каждый час уносит

Частичку бытия...

Он робко пытается возражать: "Пожалуй - я бы рад..." Долг художника, который выше практических расчетов, интересов семьи и даже государства, повелевал ему писать историю, историю Петра Великого, и не нашлось никого, кто поддержал бы Пушкина в сложное для него время. Он - "усталый раб" бежит в "обитель дальную трудов и чистых нег" - в Михайловское, презрев упреки жены, придирки властей, провожаемый хором друзей-советчиков.

В мои осенние досуги,

В те дни, как любо мне писать,

Вы мне советуете, други,

Рассказ забытый продолжать.

Вы говорите справедливо,

Что странно, даже не учтиво

Роман не конча перервать,

Отдав его уже в печать,

Что должно своего героя

Как бы то ни было женить,

По крайней мере уморить,

И лица прочие, пристроя,

Отдав им дружеский поклон,

Из лабиринта вывесть вон.

Пушкин не хотел и не мог вывести из лабиринта ни Онегина, ни других героев. Он сам все дальше и глубже погружался в лабиринты истории. Он хотел так мало: пусть его все оставят в покое, если не навсегда, то хотя бы на некоторое время.

Практические советы друзей-советчиков не оставляли Пушкина и в Михайловском. Он, видимо, часто думал: а не возродить ли Онегина?

Действительно, а почему бы и нет! Да и придумывать, собственно, ничего не придется. Ведь Онегин жив и здоров. Он женат, и дети есть. Бери и пиши.

Здесь следует объяснить, о ком идет речь: о Михаиле Андреевиче Щербинине. Существует мнение, что именно с него списал Александр Сергеевич Пушкин многие черты Евгения Онегина.

Юрий Николаевич Щербачев уделил этому вопросу значительное место в своей работе "Приятели Пушкина Михаил Андреевич Щербинин и Петр Павлович Каверин".

Существовало определенное внешнее сходство между Михаилом Щербининым и пушкинским Евгением Онегиным. Щербачев, хорошо знавший иконографию дворян Щербининых, писал: "Все в тех же Бабаях, в числе различных фамильных изображений сохранились и портреты Михаила Андреевича; из них один, поясной, масляными красками, писанный, вероятно, тотчас по выходе его в отставку, т.е. около 1824 г., представляет красивого молодого человека в статском, с тонкими, правильными чертами, высоким лбом и зачесанными назад темно-русыми волосами. В самой осанке, во взгляде умных сине-серых глаз, едва заметной улыбке красивого рта как будто просвечивает, сквозь оболочку светской выдержки и благовоспитанности, самодовлеющая гордость, сознательное принципиальное высокомерие и легкое пренебрежение ко всему. Но при этом в выражении лица есть что-то почти приветливое, привлекательное, обаятельное... На мой взгляд, это портрет Онегина, хотя уже изведавшего жизнь, но сравнительно ещё благодушного, выслушивающего за бутылкой вина признания Ленского или собирающегося ехать с ним в первый раз к Лариным".

Портрет, о котором говорит Щербачев, исчез, как и десятки других портретов и картин, хранившихся в доме Щербининых. Один из них внезапно обнаружился в Харьковском художественном музее.

Известный искусствовед А.М. Амшинская в работе "Василий Андреевич Тропинин" сообщила, что в Харьковском художественном музее хранится портрет Михаила Андреевича Щербинина, написанный Тропининым в 1842 году.

Спешу в музей. Несколько работ В.А. Тропинина расположены в небольшой комнатке на втором этаже.

К сожалению, Амшинская не атрибутировала данную работу, и вопрос о том, кто из братьев Щербининых изображен на портрете из Харьковского художественного музея, пока остается открытым.

Таким образом, резюмируя все вышеизложенное, можно с уверенностью утверждать, что осенью 1835 года Пушкин, находясь в селе Михайловском начал писать продолжение романа в стихах "Евгений Онегин".

В первой главе герой - Евгений Онегин - едет в имение своего дяди, который серьезно заболел. А в первой главе второго тома автор едет в деревню своего героя Онегина-Щербинина, владевшего деревней Карачевка в Харьковском уезде.

Послесловие

Не первый раз перечитывая рукопись книги, я каждый раз чувствую многоплановость возможных выводов. Книга живет своей жизнью и сама по себе изменяется. Теперь я - читатель, понимающий, что книга открывает значительный простор.

Я-автор и я-читатель разделены, как в Пушкине разделены художественный гений и человек. Сразу вспоминаются слова лицейского товарища Пушкина барона Корфа, назвавшего поэта в своих воспоминаниях "дрянной человек". Нельзя этот отзыв списывать на личную неприязнь.

В личной жизни Пушкин часто невыносим. Представьте: вы - в театре, а сидящий впереди молодой человек громко комментирует происходящее на сцене. Размахивает при этом руками. Смеется. Вы, конечно, делаете замечание, а вам обещают набить морду. После чего друзья хулигана запугивают вас до такой степени, что вы идете к нему извиняться. Думаю, что вы примените словечко более сильное, чем "дрянной".

Но такой случай действительно произошел в театре с неизвестным армейским майором, а хулиганил молодой Пушкин.

У гениев есть вечная индульгенция на исключительность. Некие почти номенклатурные привилегии.

Пушкин, например, имел многочисленные романы с замужними женщинами, и мы только посмеиваемся вместе с ним над незадачливыми мужьями-рогоносцами. Но пришло время, и сам Пушкин обзаводится громадными рогами. И что? Мы ему сочувствуем. Как мы ему сочувствуем!

В поэте совмещалось низкое и великое. Он мог написать о чудном мгновении и о "гении чистой красоты" и тут же в одном письме описать филейные прелести Анны Петровны Керн, правда не называя её имени, а в другом, похваляясь перед приятелем Алексеем Вульфом своими мужскими победами, прямо говорить об интимной близости с любвеобильной Анной Петровной, которая за свою долгую жизнь имела счастье быть сексуальным полигоном для многих молодых, а впоследствии известных литераторов. И как назвать такого человека? Жертва. Святость жертвы изначальна, а если жертва гениальна, то изначальна и высока. Но жертва не бывает без жреца, без того, кто держит ритуальный нож. В нашей трагедии таким верховным жрецом мог быть только император Николай I. А Бенкендорф, всесильный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф жандармов становится орудием, правда весьма опасным и изощренным.

Я не допускаю, что император дал прямое указание ликвидировать Пушкина. Он этого делать не должен. Но достаточно выразить этакое недовольство несносным гением, а остальное - дело Александра Христофоровича Бенкендорфа, царедворца, угадывающего мысли своего господина.

Мне возразят: зачем тогда император встречался с Пушкиным и потребовал дать слово не драться на дуэли? Но согласитесь, как приятно осознавать, что ты, первое лицо государства, обеспокоено судьбой первого поэта России. А дабы это стало достоянием гласности, первое лицо и пригласило к себе поэта и при свидетеле Жуковском уговаривает Пушкина не рисковать его драгоценной жизнью ради сведения счетов с какими-то мерзавцами. А тем временем Бенкендорф готовит группу: Дантес-Геккерн, Д'Аршиак-Данзас.

Позвольте, а Данзас тут при чем? Он лицейский друг Пушкина и секундант на последней, смертельной дуэли.

Поведение Данзаса во время и после дуэли наводит на мысль о вхождении его в группу, которая должна ликвидировать Пушкина.

Плевать им на его гениальные произведения. Они - механизмы и приводные ремни государства, громадной империи, каток которой расплющит каждого, кто стоит на его пути.

Пушкин прикоснулся к интересам императора и, следовательно, интересам государства. Он имел наглость заявить при личной встрече с Николаем Павловичем, что подозревает его в связи с Натальей Николаевной.

Это - дерзость непозволительная. Император, как отец нации, по определению имеет право обладать всеми девицами и женами, живущими в пределах его империи.

Вспомните факты истории: царю выбирают невесту из всех девиц, которые красивы и здоровы, а он выберет одну, а спустя время меняет на другую. Петр Великий, живя с первой женой, терпел, терпел, а потом отправил её в монастырь и зажил как настоящий реформатор, параллельно не обделяя вниманием жен и любовниц своих сподвижников и боевых друзей.

Право вожака стаи, а государство - сложный слепок с её организационных правил, - иметь каждую самку, какую хочет. Россия и российское общество XIX века ещё не ушли далеко по ступеням цивилизации, чтобы отказать государю в его праве выбора. Это не есть разврат, это - атавистический, стаеформирующий принцип, иногда, впрочем, очень приятный. Современная демократическая цивилизация лишила вожака такого права. Поэтому многие умные люди, в ком ещё живы древние инстинкты, отказываются избираться на высшие должности в государстве.

Особо следует сказать о Ганнибале. Последние годы популярна версия Дьефоне Гнаманку, уроженца республики Чад, о том, что Абрам Ганнибал был родом из тех мест Центральной Африки, где когда-то существовал город Лагон. В серии "Жизнь замечательных людей" вышла его книга об Абраме Петровиче Ганнибале, правда, эта красивая версия наличия города Лагон, расположенного вблизи озера Чад, никами другими доказательствами не перегружена.

Никого не интересует, что на древней и современной картах можно найти десяток городов с этим названием: от Лугани на Украине до городов в Китае и США.

Если нравится такая версия, почему не добавить ещё один аргумент в её пользу. Он связан с происхождением имени Ганнибала. Отбросив заумные разговоры о семитском происхождении, методом созвучия можно предположить, что Абрам Петрович Ганнибал в момент его появления в России носил кличку Каннибал, то есть людоед. Трудно отрицать тот факт, что в XVIII веке в Африке в пищу употребляли человечинку.

Тогда кличка "Каннибал" была вполне точна, но в среде немцев, составляющих большое число среди придворных и обслуги, начальное "К" легко перешло в "Х", а затем в "Г".

Получив чины и поместья, Абрам Петрович должен был подыскать себе приличное имя. Остроумный и образованный Абрам переделал мрачноватую кличку в благородное имя "Ганнибал". Оно прижилось.

Но нравы людоедские ещё долго имели место в этом роду. Сам Абрам Петрович, на жизнь которого мы смотрим с уважением как на жизнь замечательного человека, да и другие Ганнибалы любили побаловаться плетью. Крестьяне из имений Ганнибалов Суйда, Петровское и Михайловское ещё во времена Пушкина вспоминали, что от Ганнибалов людей на простынях выносили. Да что каких-то людей, - свою первую жену замечательный человек Абрам Петрович Ганнибал годами держал на цепи, применяя методы физического воздействия к непокорной.

Одним словом: "каннибал".

Думаю, в ближайшей будущем, Бог даст, читателя ждут ошеломляющие открытия, связанные с жизнью и творчеством Александра Сергеевича Пушкина.

Новая книга уже зреет. Хорошо бы, пока она будет писаться, решить хотя бы один вопрос: где погребен Пушкин? Если вскрытие погребения будет произведено, если будет найдена или не найдена пуля, убившая его, то и российская пушкинистика может совершить решительный поворот и от бессмысленного топтания, пользы от которого ноль, перейти, наконец, к подлинному изучению жизни и творений великого российского поэта.

Исходя из возможности выяснения подлинных обстоятельств смерти Пушкина, я, Зинухов Александр Николаевич, обращаюсь к Президенту Российской Федерации В.В. Путину с предложением: рассмотреть возможность создания Временной государственной комиссии по изучению обстоятельств гибели великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, с привлечением криминалистов и следователей, которые должны ответить на один вопрос: выстрелом из какого оружия убит Пушкин?

Одновременно инициировать всеобщую экспертизу пушкинских автографов, хранящихся в архивах Российской Федерации.