Медсестра из Райминстера

Глава третья

— Сестра Kapp! — Старшая сестра-сиделка Шортер подозвала меня к маленькой резервной палате. — Эту пациентку принимали вы, не так ли?

— Да, сестра.

Я судорожно начала вспоминать, не упустила ли что-нибудь. Пациентка, в данный момент находившаяся без сознания, поступила к нам с травмой черепа и была помещена в отдельную полузатемненную палату со звукоизоляцией. Мне казалось, что я выполнила все инструкции.

— Вы забыли одну вещь. О, не пугайтесь так, сестра! Речь не идет о жизни или смерти… Как фамилия пациентки? Ее нет на табличке кровати.

— Прошу прощения! — воскликнула я, чувствуя большое облегчение. — Сейчас я исправлю свою оплошность. Ее имя миссис Эпплби.

Старшая сиделка, уже было снова устремившаяся своей быстрой походкой в другой конец коридора, внезапно остановилась.

— Вы сказали… Эпплби? — переспросила она, запинаясь.

— Да. Я запомнила, потому что еще подумала, какая у нее славная деревенская фамилия, — объяснила я. — И такая необычная.

Старшая сиделка кивнула. На ее лице появилось испуганное выражение.

— Очень… необычная, — сказала она.

Затем она вошла в свой кабинет и через незатворенную дверь мне было видно, как она открыла шкаф с историями болезней. В этом, конечно, не было ничего странного. Она была на ленче, когда привезли миссис Эпплби, и теперь хотела побольше узнать о ее состоянии.

Или здесь было нечто большее? Я терялась в догадках. Почему она выглядела такой испуганной, когда я упомянула это имя?

Двадцать минут спустя я наконец нашла время, чтобы заполнить именную карточку. В это время стали загораться индикаторы звонков пациентов, час их полуденного отдыха закончился. Затем пришли санитары из рентгеновского корпуса, чтобы отвезти на рентген миссис Джойс, «птичницу».

Ей всегда очень нравились эти переезды в инвалидной коляске по улице. Когда я укутывала ее одеялами, она сказала взволнованно:

— Там, в кустах около рентгеновского корпуса, гнездится пара дроздов. Для овсянок еще рановато…

— Как бы вам из-за этого не приехать поздновато на прием, — пошутила я, улыбнувшись.

Когда я, взяв карточку с именем миссис Эпплби, отправилась в резервную палату, я застала Пиннок, которая приглядывала за недавно прооперированной женщиной и тихо разговаривала со старшей сиделкой Шортер. Я вставила карточку в рамку и снова вышла, стараясь не шуметь. Старшая сиделка последовала за мной.

— Бедная женщина, — сказала она тихо. — Она упала со стремянки. Бывает же такое невезение…

— А вы знаете ее, сестра? — спросила я, несколько удивленная. Обычно сестра-сиделка не снисходила до таких простых житейских разговоров со мной.

— Конечно же нет! — возмутилась она. — Откуда?!

Ее отрицание было излишне бурным. Для Глен Шортер было очень необычно выказывать столько эмоций. Но я была слишком занята, чтобы ломать себе голову.

Ко времени, определенному для посещения родственников, миссис Эпплби все еще была без сознания. Доктор Маллен осмотрел ее и признал, что хирургическое вмешательство не обязательно. Прежде чем уйти с дежурства, старшая сестра Бретт распорядилась пропустить к ней ее мужа, но при этом запретила разговаривать с ней.

Утром меня не было на дежурстве, следовательно, мне нужно было отработать эти часы вечером. Вскоре явились посетители, и среди них мистер Эпплби, хорошо одетый мужчина лет сорока. Я показала ему дорогу в палату, а Пиннок, как всегда подчеркнуто официальная, менее чем через минуту вывела его обратно. Он остановился в коридоре с расстроенным видом.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросила я его, проходя мимо.

— Нельзя ли мне переговорить со старшей сестрой?

Я сообщила сестре Шортер, кто желает ее видеть, и снова она явственно содрогнулась при упоминании этого имени.

— Мистер Эпплби, вы сказали? Я не могу сейчас с ним говорить. Скажите ему… — Она помедлила, стараясь побороть панику. — Скажите ему, что в состоянии его жены в ближайшие несколько часов не ожидается изменений. Он может прийти завтра утром.

— Хорошо, сестра, — ответила я, притворяясь, что ничего не заметила.

Выйдя в коридор, я повторила ее слова мистеру Эпплби, который неохотно кивнул.

Когда мое рабочее время подошло к концу, в комнате отдыха я застала группу сестер, которые слушали музыку и сплетничали.

Ситон, яркая живая брюнетка из операционной, демонстрировала окружающим свое новенькое обручальное кольцо.

— Еще один год — и свадебные колокола, — сказала она мечтательно. — Не будет больше ни операционной, ни больничной еды, ни хирургов с их ужасными характерами…

Она понизила голос:

— Ах да, чуть не забыла… Угадайте, кого я сегодня видела в Лидсе на вокзале? Дэйва Коллендера. Я ждала поезда в Райминстер и увидела, как он сходит с лондонского экспресса. И угадайте, кто его встречал?

Она обвела напряженные лица присутствующих взглядом триумфатора.

— Та самая девушка, которая приходила на танцы и не отходила от него весь вечер. И я еще кое-что заметила. Когда они прошли рядом со мной, садясь в райминстерский поезд, он нес ее перчатки, а у нее на руке было обручальное кольцо!

У нас дух захватило.

— Значит, ты думаешь, он собирается жениться?

— Более вероятно, что у него тайный роман.

— У доктора Коллендера? Я в это не верю. А может быть, она его сестра…

— О, Господи! Сестра! Сестры не смотрят на своих братьев так, как она на него смотрела.

Ситон пожала плечами:

— Единственное, что я могу утверждать наверняка… Если он вернется на работу в своем обычном расположении духа, то придется брать бюллетень. Знаете, как он на меня набросился на прошлой неделе! А все из-за того, что я неправильно сосчитала тампоны…

Слушая Ситон, я представляла себе Дэвида Коллендера, выходящего из лондонского экспресса на вокзале в Лидсе с таинственной замужней женщиной. А может быть, она все-таки его жена? Нет, я знала, что это не так. Жены докторов были достаточно важными фигурами в Райминстере, и о них все знали. Возможно, она была всего лишь его старым другом… Я отправилась в свою комнату, не переставая думать о Дэвиде Коллендере.

На следующий день у меня был выходной. Мне очень хотелось подольше поваляться в постели, но голод быстро вытащил меня из-под одеяла. Я почти уже собралась идти на завтрак, но вдруг ко мне в комнату влетела Дашфорд, искусно балансируя чашкой чая и тарелкой с яичницей.

— Вот, держи быстрей! Мне удалось стащить это для тебя. Спрячешь потом чашку с тарелкой в шкаф до тех пор, пока не представится возможность отнести их на кухню.

— И что ты хочешь взамен? — спросила я.

— Нейлоновые чулки, — усмехнулась она.— Темненькие, со швом, если можно. Я заберу их чуть позже.

Я с удовольствием уничтожила угощение, доставшееся мне так легко, и отправилась в город. Побродив по торговому центру, я решила исследовать городские окраины. Клиника размещалась на вершине холма, а сам Райминстер был живописно расположен на его склоне. Ласково грело мягкое весеннее солнце. Улицы, по которым я шла, были застроены маленькими серыми домиками. Я собиралась дойти до самой окраины города, чтобы подышать чистым деревенским воздухом, но указатель на одной из улиц внезапно привлек мое внимание. На нем стояло: «К клинике Мэнстона».

Я много слышала об этом новом здании, гордости Райминстера, которое было названо в честь бывшего хирурга нашей больницы. У этого заведения была репутация одного из самых престижных в стране. Несмотря на то, что сегодня у меня был выходной, я как истинный медицинский работник не смогла пройти мимо, не взглянув на это чудо.

Больница резко контрастировала с окружающими ее темными строениями. Она была ослепительно белой и величественной, сверкающей стеклом и металлом. Я увидела специально оборудованную стоянку для детских колясок, внушительное отделение, отведенное под рентген, инъекции и педиатрию. За большими блестящими окнами деловито сновали одетые в белое люди.

Внезапно мое внимание привлекла группа маленьких мальчиков, игравших на тротуаре неподалеку от входа. Трое из них окружили того, что помладше. Он стоял, прижавшись спиной к стене, и был готов вот-вот заплакать. Вспомнив уличные потасовки моего детства, я не смогла равнодушно пройти мимо.

— Эй, вы, оставьте его в покое! — скомандовала я.— Несправедливо нападать втроем на одного.

— А вы не лезьте!— крикнул мне в ответ драчливый на вид, растрепанный рыжий парень и довольно сильно оттолкнул меня в сторону. Я пошатнулась, но устояла, как оказалось, только для того, чтобы в следующую секунду полететь на землю, споткнувшись об искусно подставленную подножку. Я ударилась довольно сильно и почувствовала, как чулки мои поползли сразу на обеих коленках. Вот тут взыграл мой знаменитый характер! Я вскочила на ноги, намереваясь немедленно отомстить.

Но все, что я успела заметить, — это четыре пары пяток, сверкавшие вдалеке.

Вдруг я почувствовала чью-то руку у себя на плече.

— Кажется, вы опять ищете неприятностей, — пренебрежительно произнес знакомый голос.

Это был Дэвид Коллендер! Все еще держа меня за руку, он достал из кармана белоснежный носовой платок и принялся стряхивать с меня комочки земли.

Мое сердце отчаянно заколотилось. Я боялась даже представить себе, какой неряхой сейчас выгляжу.

— Что вы здесь делаете? — спросила я, когда он спрятал платок в карман.

В ответ он махнул рукой в сторону клиники:

— Я работаю здесь по полдня в неделю. Если уж на то пошло, я могу задать вам тот же вопрос.

— О, я просто гуляю…

Он посмотрел на меня, и на его губах появилась легкая, недоверчивая усмешка.

— Я пыталась помешать несправедливой расправе, — пояснила я. — Да вы за меня не переживайте, я привыкла к мальчишкам. У меня трое младших братьев.

— О, вот это семья! — сказал он.

Мы вместе пошли по тротуару. Я и сама не заметила, как рассказала ему все о папе, о детях и о том, как пришлось на время бросить учебу и заняться семьей.

— Вы молодец, — сказал он одобрительно. — Вам, должно быть, было очень трудно с детьми.

— А вы тоже из большой семьи? — спросила я, испугавшись надвигающейся паузы.

— Нет, я был единственным ребенком, — произнес он отрывисто. — Иногда я готов был отдать что угодно за то, чтобы все было иначе. У людей из больших семей есть то, чего нет у других. Во-первых, они умеют защищаться. Потом, они смелее. Такое впечатление, что они выдержат все, что бы на них ни свалилось! Возможно, это из-за того, что у них навсегда остается в памяти разделенное на всех семейное тепло…

Он внезапно замолчал. Глаза его странно блеснули. У меня сложилось впечатление, что когда-то в прошлом жизнь крепко побила его и обида и горечь сохранились в нем до сих пор. Не подумав, я сказала полушутливо:

— Похоже, что у вас была несчастливая юность.

Он искоса взглянул на меня и недовольно нахмурился.

— Я предпочел бы не обсуждать мою личную жизнь, — отрывисто произнес он.

Мне надоели внезапные смены его настроения. Резко остановившись, я показала рукой на первую же улочку, сворачивавшую вправо.

— Здесь я с вами попрощаюсь, мне сюда.

Слишком поздно я обнаружила, что это был тупик, застроенный старыми амбарами.

Он иронически поднял одну бровь, и мне показалось, что оба мы вот-вот рассмеемся. Вместо этого он сказал торопливо:

— Вы не хотели бы поужинать со мной сегодня вечером?

Я просто остолбенела: слишком внезапной была перемена от настороженной холодности к тому, что принято называть ухаживанием. Заикаясь от волнения, я начала отказываться.

Его лицо потемнело.

— Хорошо, — сказал он устало. — Не нужно выдумывать предлогов. Я сам должен был думать, что говорю. Пожалуйста, забудьте, о чем я вас просил.

И он пошел прочь.

Я принялась бесцельно бродить по улицам, ничего не замечая вокруг и пытаясь разобраться в своих мыслях. Теперь у меня не оставалось и тени сомнения — я любила Дэйва Коллендера. С самой первой встречи он притягивал меня все сильнее и сильнее. И все же я инстинктивно отказалась от его приглашения, потому что в этом человеке было много непонятного для меня, много пугающего и даже отталкивающего.

Я не переставала гадать, что произошло бы, если бы я согласилась. Пригласив меня в ресторан, Дэйв Коллендер оказывал мне такую честь… мне, Дженни Kapp, обычной студентке-техничке. Инстинкт подсказывал мне быть осторожной, но я не могла контролировать свои чувства, которые бушевали внутри меня с невиданной силой…

О спокойной прогулке по окраинам теперь не могло быть и речи. Вместо этого я медленно отправилась назад в больницу.

Когда я вышла на дежурство на следующее утро, то обнаружила, что миссис Эпплби стало немного лучше. К ней частично вернулось сознание, но постоянное дежурство у ее постели все еще было необходимо, и старшая сиделка Шортер проводила рядом с ней немало времени. И Дашфорд, которая то и дело бегала выполнять ее распоряжения, жаловалась, что на этот раз ей угодить еще труднее, чем обычно.

— Можно подумать, что здесь лежит особо важная персона, — ворчала Линда. — Никогда не замечала, чтобы она раньше так переживала за пациентов.

Но даже старшей сиделке требовался небольшой перерыв, чтобы сходить выпить кофе, и однажды, когда она отсутствовала, пришел мистер Эпплби. Он был встречен старшей сестрой, которая, по-видимому, его ждала. Они остановились неподалеку от двери в палату и о чем-то тихо заговорили. Я услышала, как она упомянула старшую сиделку Шортер и мистер Эпплби воскликнул:

— Шортер, вы сказали, сестра?

— Да. Что-нибудь не так, мистер Эпплби?

Он помедлил, затем покачал головой. Проведя несколько минут со своей женой, он покинул палату.

После этого случая мое любопытство разгорелось с новой силой. Работа в больнице означает бесконечную цепь таинственных загадок, незаконченных историй, нерешенных вопросов в отношениях между людьми. Наша профессия учит нас не принимать слишком близко к сердцу эмоциональные переживания наших пациентов, и обычно мне удавалось быстро забывать о чужих проблемах.

Но тот факт, что в этой истории была замешана наша сотрудница, придавал ей несколько другой оттенок, чем обычно. Старшая сиделка Шортер была первоклассной медсестрой, у нее даже была золотая медаль. Она никогда не делала ошибок, никогда не паниковала. В то же время ее личная жизнь была для нас загадкой. Естественно, мы не раз пытались что-нибудь разузнать, но в конце концов сошлись на том, что уход за больными составлял всю ее жизнь. Теперь я уже не была в этом так уверена, и в частности из-за того, что мистер Эпплби был красивым мужчиной.

В тот же вечер я отправилась в больничную библиотеку и сидела там довольно долго, выбирая книги. Когда я возвращалась, было уже темно. Я приближалась к входу в «Бастилию», и в это время дорогу мне преградила высокая мужская фигура.

Я чуть не вскрикнула от испуга и неожиданности, но незнакомец обратился ко мне извиняющимся тоном:

— Прошу прощения, что напугал вас. Я просто хотел узнать, не согласитесь ли вы передать кое-что старшей сестре-сиделке Шортер?

Голос показался мне знакомым, и я внимательно всмотрелась в его лицо.

— Да это же мистер Эпплби! — вырвался у меня невольный возглас.

— О, а вы сестра из хирургического отделения, не так ли? — Ему, похоже, от этого стало легче. — Послушайте, просто скажите ей, что снаружи ее ждет человек, который хочет сказать ей несколько слов, а? Только не упоминайте моего имени.

Я заинтригованно на него посмотрела.

— Правила запрещают встречаться с посетителями вне здания больницы, — назидательно ответила я.

В моих устах это звучало почти комично, ведь сама я постоянно нарушала всяческие правила. Я сказала это частично для того, чтобы выиграть время, но еще и потому, что подобное поведение казалось странным для человека, чья жена была серьезно больна.

— Пожалуйста! — взмолился он. — Это действительно очень важно, иначе бы я не решился вас об этом просить.

В его голосе мне послышалась неподдельная искренность, и я кивнула.

— Хорошо, я скажу ей это, если смогу ее найти.

Я была скорее раздосадована, чем обрадована, когда застала старшую сиделку в ее комнате. Если бы ее там не оказалось, мне ничего не стоило бы моментально забыть всю эту историю.

Она что-то писала и, когда я вошла, подняла голову:

— Да, что случилось, сестра Kapp?

Застыв в дверях, я довольно бесцеремонно стала ее разглядывать. С распущенными по плечам волосами и в ярко-зеленом домашнем платье она выглядела очень симпатичной, и от этого мне стало еще более неловко выполнять просьбу мистера Эпплби.

Наконец я кое-как выдавила из себя, что ее ждут.

— Мужчина или женщина? — спросила она.

— Мужчина.

— Какого возраста?

— Я… я как-то не обратила внимания.

— Ой, бросьте притворяться, Kapp! Вы играете еще хуже, чем ухаживаете за больными. — Ее губы тронула слабая улыбка. — Это тот мужчина, Эпплби, не так ли? — уверенно закончила она.

— Почему… да, кажется, он, — ответила я, заикаясь.

— Я так и думала. Скажите ему, что я не могу к нему выйти. Скажите ему, что меня нет. Скажите ему что угодно, только избавьтесь от него!

— Да, сестра, — ответила я тихо, восхищенная ее твердостью. Что бы ни значил для нее мистер Эпплби в прошлом, теперь она не хотела иметь с ним ничего общего.

Я передала ее отказ мужчине, который все еще прятался в тени. Выслушав меня, он разозлился и, похоже, собирался продолжить переговоры, но я в панике отступила назад и посоветовала ему уходить. В конце концов он понял, что ничего лучшего ему не остается, и скрылся в сгустившейся темноте больничного сада.

На следующий день миссис Эпплби внезапно стало хуже. Она неоднократно теряла сознание, и к тому же у нее открылось сильное носовое кровотечение. Когда пришел муж, старшая сестра провела его к себе в кабинет для беседы, а вскоре явился доктор Коллендер, чтобы осмотреть пациентку.

Когда закрылась дверь за последним из посетителей, он наконец вышел из палаты и присоединился к старшей сестре и мистеру Эпплби. Я услышала громкие голоса в коридоре.

— Нет, я не удовлетворен, — говорил мистер Эпплби. — Я вовсе не удовлетворен! Вчера моей жене уже было лучше. А теперь ей хуже. Как я могу быть уверен, что ее состояние и дальше не станет ухудшаться?

— Вы хотите сказать, что наша клиника недостаточно компетентна, чтобы вылечить перелом черепа? — взорвался Дэвид Коллендер.

Я слушала затаив дыхание.

— Да, именно так, — резко ответил мистер Эпплби.

— Вздор! Я согласен, что выздоровление вашей жены проходит не просто, но у нее присутствуют все симптомы, характерные для ее заболевания. Осложнений не наблюдается.

— Но у меня нет никаких доказательств, кроме ваших слов, доктор. И кроме того, это общеизвестный факт, что вы, медики, часто скрываете правду от ваших пациентов. Откуда мне знать, так ли все обстоит на самом деле, как вы говорите?

— Вам этого никак не узнать! — снова сорвался доктор Коллендер. — Вы можете либо верить мне на слово, либо повторять распространенную дилетантскую ошибку, считая, что знаете больше, чем врач. Надеюсь, что вы достаточно интеллигентны, чтобы так не думать!

— Я не знаю, что думать. Но у меня не осталось другого выхода. Я должен перевести мою жену на лечение в частную клинику!

— Но это же худшее, что вообще можно выдумать в ее теперешнем состоянии. Это крайне опасно, — убеждал его Коллендер.

— Оставлять ее здесь, может быть, еще опаснее, — упорствовал мистер Эпплби.

В конце концов доктор Коллендер сказал:

— Послушайте, мистер Эпплби. Мне сейчас нужно идти: у меня неотложная операция. По крайней мере пообещайте, что вы не примете никаких радикальных мер до завтра.

Ему удалось выиграть целый день, и все трое разошлись по своим делам. Вскоре пришла ночная сестра, и я сдала ей дежурство. В вестибюле я услышала, как Пиннок рассказывает о недавнем эпизоде Глен Шортер, которая находилась весь вечер в мужском отделении.

Она слушала, как всегда собранная и строгая, только несколько более бледная, чем обычно. Затем я услышала, как она сказала:

— Опасность состоит в том, что у пациентки может развиться пневмония на почве кровоизлияния в респираторные пути. Этот переезд в другую клинику может стать для нее фатальным.

Я невольно подумала, что это было похоже на экзаменационный ответ, рекомендуемый медицинским учебником. Но как это было сказано! Она быстро прошла мимо меня, и в ее глазах я прочла отчаяние. И снова эта загадка взбудоражила мое воображение.

На следующий день я пришла на дежурство на несколько минут позже обычного из-за того, что не смогла не остановиться поболтать с маленькой веселой стайкой сестер из педиатрической палаты. В этот день у Пиннок был выходной, а Дашфорд уже работала на внутренней кухне.

— Вы опаздываете, сестра! — строго сказала мне старшая сестра.

Мне невольно бросилось в глаза, что ее нос покраснел и, кажется, был заложен, а это всегда считалось у нас недобрым знаком.

Едва отдышавшись, я пробормотала извинения и поспешила занять свое место рядом с Линдой.

— Медсестра всегда должна быть пунктуальной, — усмехнувшись, сказала она насмешливым тоном. — Ее манеры должны быть дружелюбными, но не фамильярными, ее голос должен быть тихим и успокаивающим…

Я махнула на нее полотенцем:

— Ладно, ладно, хватит наставлений.

Она улыбнулась:

— Слушай, будь добра, подкати сюда вон ту тележку, а то у меня что-то сегодня совсем сил нет.

— Отсутствие сил не должно сказываться на работоспособности медсестры… Кстати, ты знаешь, что у тебя чепец висит на одной волосине?

— Это я вчера вымыла волосы, вот на них ничего и не держится, — усмехнулась она. — Сестра сегодня уже сделала мне замечание. Эх, тяжело быть медсестрой. Скорее бы замуж!

— А ты думаешь, что замужняя жизнь будет сплошным веселым пикником? — спросила я, расставляя чашки на тележке.

— Ну, пикником — не пикником, но будешь по крайней мере сама себе начальницей.

— Где вы там застряли, сестра Kapp? — К нам влетела Шортер. — Пациентки желают получить завтрак сейчас, а не через два часа.

— Уже иду, сестра.

Когда она ушла, Линда присвистнула:

— Что это с ней? Она выглядит так, словно только что плакала. Ты заметила?

Теперь меня более, чем когда-либо, интересовало, что же все-таки с ней происходит. Было похоже на то, что старшая сиделка изо всех сил старается избежать встречи с мистером Эпплби. Когда бы он ни пришел, она умудрялась находиться в этот момент где-нибудь в другом месте и не появляться в нашей палате. Интересно, как долго она сможет продолжать эту игру?

Но их встреча все же произошла, и гораздо раньше, чем я предполагала. Мы как раз убирали палату после завтрака. Я вывезла в коридор тележку с грязной посудой и направлялась на кухню. Шортер едва успела выйти из стерилизационной, как вдруг дверь на лестницу отворилась и появился мистер Эпплби.

Сестра-сиделка, несмотря на все свои усилия казаться спокойной, невероятно побледнела. Он издал что-то вроде хищного рычания и преградил ей дорогу.

— А, старшая сестра-сиделка Шортер! Вот с кем мне очень хотелось бы повидаться!

Его голос был тихим, но в нем звучала скрытая угроза.

Я везла тележку на кухню и услышала, как Шортер сказала:

— Я думаю, вы будете рады услышать, что сегодня вечером я ухожу в отпуск на две недели. Надеюсь, что ввиду этого вы пересмотрите свое решение переводить вашу жену в другую клинику?

Ее слова удивили меня. Я стала побаиваться, не сошла ли Шортер с ума.

Позже меня послали вниз, в аптеку. Десять минут спустя, возвращаясь назад, я встретила на лестнице мистера Эпплби. Он направлялся к выходу и выглядел гораздо более спокойным, чем прежде. Я улыбнулась ему и сказала:

— Доброе утро!

— А, доброе утро, сестра! Если не ошибаюсь, вы та самая леди, которая передала мое послание сестре Шортер, не так ли?

Я кивнула, и тут он, к моему ужасу, попытался сунуть мне в руку деньги.

— О, я не могу от вас ничего принять, — сказала я. — Нам запрещено принимать деньги от пациентов и их родственников.

— Да ведь никто же не узнает, — запротестовал он.

— Нет, спасибо. Как чувствует себя ваша жена сейчас? — спросила я поспешно.

— К счастью, чуть лучше. Она узнала меня и даже сказала несколько слов.

— И теперь вы оставите ее здесь? — рискнула я спросить.

Он кивнул, убирая деньги в бумажник.

— Вы, должно быть, удивляетесь, из-за чего вообще разгорелся весь этот сыр-бор. Вы все время смотрите на меня с таким подозрением, что я считаю себя обязанным оправдаться.

Я почувствовала, что краснею, но ничего не ответила.

— Когда-то сестра Шортер работала в инфекционной больнице в Южном Райминстере. Она ухаживала за нашим маленьким сыном и, к несчастью, совершила грубую ошибку, введя ему двойную дозу прописанного лекарства.

Я в ужасе смотрела на него. Шортер совершила грубую ошибку! Да это просто невозможно…

— И что за этим последовало? — спросила я испуганным голосом.

— Наш мальчик чуть не умер… Теперь вы можете себе представить, что я почувствовал, когда узнал, что теперь сестра Шортер ухаживает за моей женой! И когда ее состояние ухудшилось, я не смог вынести этого спокойно, все во мне перевернулось…

— Что?! — вскрикнула я. — Вы действительно подумали, что она могла сделать что-то не так? Да она идеальная сиделка! Ваша жена не смогла бы попасть в лучшие руки. Да вам кто угодно скажет, что она буквально ни на минуту не отходит от миссис Эпплби…

Он немного грустно улыбнулся на мое юношеское негодование:

— Поймите, я просто не могу забыть тот кошмар…

Я поставила коробку с медикаментами из аптеки на ступеньки и опасливо взглянула в направлении нашей палаты.

— Но я все же не понимаю, почему вы не рассказали об этом старшей сестре с самого начала?

Он поморщился:

— Это было первое, что пришло мне в голову, но я не захотел подставлять мисс Шортер. Считал, что она, должно быть, и так наказана за тот случай. Я подумал, что мне удастся убедить ее перейти на работу в другую палату на время пребывания здесь моей жены. Но теперь…

— Теперь все разрешилось само собой, — кивнула я.

Он улыбнулся:

— Не забудьте, я сообщил вам все это по секрету. Пожалуйста, поверьте, что я не держу больше зла на мисс Шортер. Ну ладно, до свидания, сестричка, и желаю вам успешной карьеры. — Он поднял вверх указательный палец. — И помните — нельзя совершать ошибок!

— Я буду стараться изо всех сил! — заверила я его.

Эта история потрясла меня. Теперь становилось понятно, почему Шортер была такой дотошной сиделкой! Совершив однажды грубую ошибку, она просто не имела никакого права ошибиться еще раз…

Этот случай открыл мне, что и она была всего лишь обычным человеком, ведь общеизвестно, что человеку свойственно ошибаться. Эта мысль сильно меня приободрила. Даже, похоже, подготовила почву для рождения определенных надежд. В голове моей закружились блестящие мечты и видения: золотая медалистка… сестра года… преуспевающая студентка…

Находясь во власти этих мечтаний, я неловко подняла со ступеньки свою коробку и порвала колготки. Это быстро спустило меня с небес на землю.

История Шортер сыграла еще одну положительную роль: она помогла мне мысленно отвлечься от Дэйва Коллендера. К тому же в эти дни он был постоянно занят в операционной, и я видела его очень редко.

На следующее утро сестра отправила меня за описанием специальной диеты для одной из пациенток.

В тот момент, когда я рылась в бумагах нужной мне папки, на столе зазвонил телефон. Я сняла трубку:

— Женское хирургическое отделение…

Далекий женский голос произнес:

— Мне посоветовали поискать у вас доктора Коллендера. Скажите, он здесь?

— Нет, его нет. Если вы подождете чуть-чуть…

— Не стоит. Может быть, вы передадите ему кое-что, если встретите? Просто скажите ему, чтобы он приезжал домой как можно быстрее.

— А кто это говорит? — спросила я.

— Неважно. Он поймет. Передайте ему только то, что я просила, и, пожалуйста, постарайтесь сделать это побыстрее.

Я повесила трубку, затем написала записку. Доктор Коллендер должен был появиться тут с минуты на минуту, потому что вот-вот должен был начаться обход. Я подумала, что, может быть, смогу вручить записку ему лично.

Меня мучил вопрос: кто была звонившая женщина? Была ли это та самая таинственная замужняя незнакомка? Но ведь она сказала, чтобы он приезжал домой… А я точно знала, что он жил в комнатах при больнице. Тогда что же она имела в виду?

Если бы я не была в него влюблена, у меня наверняка возникли бы какие-нибудь нелестные для него догадки, но именно потому, что он значил для меня так много, я не стала опускаться до подобных мыслей.

И все же тяжесть лежала у меня на сердце, когда я вернулась в палату. Я чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Теперь я точно знала, что доктор Коллендер скрывает какую-то очень странную тайну.