12 серия

Эпизод 1 Память предков 5–6 апреля 1862 года Москва

– А на какой стороне реки погост? – спросил Хранитель.

– Так в излучине Москвы-реки, в Хамовниках, – по-простецки ответил Тихомир, – под Новодевичьим монастырем.

– Погост за Воробьевыми горами, которые есть Седьмой холм Москвы, – задумчиво сказал Хранитель, обратив внимание на величественное расположение, – возле Новодевичьего монастыря, посвященного Пресвятой Богородице Путеводи-тельнице. Образ которой, по преданию, написал евангелист Лука, Семидесятый сподвижник апостола Павла, который слыл «апостолом язычников» и не входил в число «Двенадцати»!

* * *

Казалось, что в голове Хранителя что-то «созревает», и он было хотел что-то уточнить у Тихомира, как вбежал довольновзволнованный Третьяк.

– Кое-какую одежонку нашел, – гордо заявил он.

* * *

На съезде с вечно кособокого деревянного Крымского моста дрожки, запряженные приметной пегой хромой кобылой, были остановлены городовым, который, не таясь, сказал вознице:

– Ну-сь?

Извозчик замешкался, но полез доставать кровные.

Когда немного отъехали, извозчик проворчал:

– Кажинный день на ентого городового Соболева расход. Вот статуй еще небесный! И зачем я эту крытую «линейку» на душу взял.

Хранитель ответил:

– Езжай, братец, тебе воздастся… Заплачу как за «лихача».

Извозчик, набивая цену, начал плакаться:

– Что станешь делать, рупь фараон лекспроприировал. А заработок какой? На три-шесть гривен в день с конем не управишься. Овес, сено… В трактире калачик съешь и колбаски возьмешь, чай – на одново, половому – пятак, на дворе за коня – пятак, фатера, еще трактир, когда смерзнешь… Куда тут!.. Работник теперь три с полтиной хозяину везет. А если раньше подковать новой подковой на станке стоило семнадцать копеек за копыто, так сейчас по двадцать восемь берут!

* * *

На подъезде Хранитель спросил:

– Сколько захочешь?

Извозчик скривился, словно кислого в рот взял, и, закатив глаза, собрался было говорить, как Хранитель, приподняв от его груди номерной знак, отсек:

– «Уксус»! Дело государственной важности! Коль скажу – повезешь даром! Жди здесь.

«Ванька» опешил, но супротив не стал перечить:

– Знамо дело! А кто они такие по ночам по кладбищам шастать?!

* * *

У белесой стены Новодевичьего монастыря стояли Тихомир и Хранитель.

Вход склепа был закрыт прочными корабельными цепями, на которых покоился старинный навесной замок на два ключа, да еще и с секретом.

– Внутрь не попасть. Нужен папенька, – сказал Тихомир.

– А внутрь и не стоит, – очень задумчиво сказал Хранитель, осматривая наружные очертания склепа, покрытые замысловатой росписью.

Через мох и плесень на портале проступали ажурные буквы, когда-то созданные древним умельцем на старорусском языке. Хранитель, читая слова, тихо и очень мягко проговорил в конце:

– Гхангхбеярринг.

Тихомир не понял сказанного:

– Олег Ярославович! Что вы сказали?

Хранитель улыбнулся и, пригладив усы, ответил:

– Не все сразу, дорогой мой боярин Тихомир Андреевич Медведь. Не все сразу.

* * *

Хранитель как-то по-особенному произнес «Медведь», что Тихомиру показалось, как будто он слышит свою родовую фамилию впервые.

* * *

Возвращаясь назад к Ордынке, Хранитель остановил извозчика.

– Тихомир, я сейчас зайду к старому товарищу. Действуем, как договаривались, – полушепотом сказал Хранитель.

Тихомир понятливо кивнул.

– Держи, – Хранитель сунул вознице деньги, – не обидел?

Возница быстро пересчитал монеты и заулыбался:

– Пять рублей!

– Завезешь моих на Николаевский вокзал и получишь еще пять, – сказал извозчику Хранитель.

– Будет сделано, ваше благородие, – довольно ответил тот.

Эпизод 2 Хитровка 6 апреля 1862 года Москва

Под утро к пустынной площади у Николаевского вокзала подъехали дрожки.

Уставшая пегая кобылка переступила со здоровой ноги на хромую и обреченно зафыркала, вспоминая свою тяжелую долю:

– Когда уже отбегала свое на воинской службе, пришлось заниматься извозом. Пенсии же у лошадей нет. Все же лучше, чем на скотобойню!

Когда из дрожек вышли двое обычных мужчин, один из которых нес в руках какой-то сверток, кобылка зафыркала уже радостно:

– Сейчас закончим работу и поедем на постоялый двор в тихий пригород Москвы у Тверской заставы. Там сон, вода и овес.

Но дрожки стояли на месте, и кобылка фыркнула уже возмущенно:

– Поехали!

Она хотела пожаловаться своим «коллегам», но никого рядом не было, и кобылка поняла:

– Извозчик видит, что конкуренции нет, и хочет взять еще работу. Эх!

* * *

Монументальное двухэтажное здание первого московского вокзала с аркадой венецианских окон и таких же тройных высоких дверей первого этажа по центру возвышалось двухъярусной башей с часами.

* * *

Тихомир и Третьяк с Первым на руках зашли в правые по ходу двери вокзала одновременно с тем, когда из левых дверей вышла роскошная женщина в черном одеянии и шляпке с вуалью.

* * *

Женщина перекинула на локоть небольшой, черной кожи дорожный саквояж, подняла голову, посмотрела на часы башни, достала из складок платья золотые карманные часы, щелкнула крышечкой и взглянула на циферблат с надписью Breguet.

* * *

Осмотрев площадь, она с досадой увидела только одного извозчика с какой-то клячей.

Кобылка испуганно заржала. Ее обдало волной холода, как будто сама смерть прошла рядом.

Женщина молча уселась в дрожки.

Извозчик тронул вожжи, и кобылка нехотя засеменила, еще больше припадая на хромую ногу.

Обернувшись, извозчик поклонился и спросил, представляя, что заработает хорошую копейку, если поедет к гостинице первого класса «Дюссо» или к какому-нибудь шикарному особняку:

– Куда барыня пожелает?

В ответ он услышал то, чего никак не ожидал:

– На Хитровку.

Он резко натянул вожжи, и кобылка встала как вкопанная, довольно фыркнув:

– Все-таки на постоялый двор!

Извозчик еще раз обернулся и раздосадовано сказал:

– Барыня, на Хитровку никак нельзя! Не поеду.

Женщина спокойно сказала:

– Десять рублей.

Извозчик начал сомневаться:

– Не надо ехать! Это раньше там был просто Хитровский рынок. Все началось с появления на Хитровке биржи труда. После отмены крепостного права в Москву стало приезжать очень много крестьян. Работу искали. Мне вот повезло – «ванькой» стал. А многие так и не нашли работу. Пока продавали последнее, было чем прокормиться, а потом уж и разбойничать стали.

Женщина слегка прикрикнула:

– Не бойся. Мне туда и надо. Поживей давай!

Извозчик нехотя понукнул, кобылка тронулась, но недовольно проржала:

– Не нравится мне эта поездка.

* * *

Дрожки долго и медленно кружили по темным улицам и проулкам Хитровки.

* * *

Когда дрожки заехали в какой-то тупик возле трактира «Сибирь», из темноты их обступили три мужские фигуры.

Извозчик в испуге съежился, а кобылка беспокойно заржала, когда чьи-то незнакомые руки схватили за удила.

Один из мужчин подошел к дрожкам, запрыгнул на подножку и зловеще произнес:

– А кто тут? Барыня! Какая встреча!

В ответ он услышал совершенно спокойный голос:

– Хватит болтать. Найди мне Картуза. Срочно!

* * *

Спустя минуту после того, как «грабитель» ушел, женщина достала Breguet и посмотрела время:

– Четыре часа утра ровно.

* * *

Тихомир посмотрел на часы башни вокзала:

– Четыре часа утра ровно.

Эпизод 3 Долой царизм! 6 апреля 1862 года Москва

Тихомир и Третьяк с завернутым в броское, все в аляповатых цветах, покрывало Первым, одетые в косоворотки и заправленные в сапоги штаны, вызывающе громко разговаривая и расталкивая других пассажиров, садились в зеленый вагон третьего класса поезда на Николаевском вокзале. Тихомир тянул в одной руке старый, видавший виды чемодан, а в другой – холщовый, местами грязноватый узел со скарбом. Со стороны их можно было принять за уезжающих из города мастеровых или даже крестьян. Плюс младенец начал верещать, привлекая к себе внимание. Здоровенный жандарм, дежуривший на перроне, брезгливо поморщился и отвернулся.

* * *

Немного в сторонке от перрона стоял Хранитель. Одетый в темно-синий сюртук поверх рубахи, он не привлекал особого внимания. Но вел себя так, как будто кого-то нетерпеливо ожидал. Выпрыгивал, высматривал кого-то в толпе пассажиров и их провожающих.

* * *

Когда паровоз дал два длинных гудка и тронулся, Хранитель запрыгнул на подножку и еще раз оглянулся – никого.

Он сунул проводнику гривенник.

– Браток, не закрывай дверь, мой кум опаздывает. Эх, хоть бы успел, – «заокал» он.

Монета исчезла из рук Хранителя так быстро, что он и не заметил, хотя проводник в это время смотрел в другую сторону.

Хранитель стал наблюдать за перроном из открытой двери вагона.

* * *

Он прекрасно видел, как к уже набирающему скорость поезду бежал Игнат.

Хранитель сосредоточился и начал внушать Игнату на расстоянии:

– Посмотри на меня!

Игнат, словно услышав, начал глазами искать того, кто его звал, и с разбегу налетел на рыжеволосого господина в приметном модном черном котелке.

* * *

Тот отлетел в одну сторону от Игната, а его чемодан – в другую. Чемодан раскрылся, и из него разлетелась кипа бумаг мелкого формата.

* * *

Бумаги начал подбирать народ, то и дело раздавались «охи и ахи»…

* * *

Игнат не успел опомниться, как был схвачен под руку жандармом. А рыжего господина в котелке и след простыл.

* * *

Жандарм со всей дури свистел в свисток, и к нему уже прытко бежали другие блюстители порядка.

– Вот сволочь! Листовки разносить! – рявкнул жандарм.

* * *

Игнат растерянно смотрел то на удаляющийся поезд «Москва – Санкт-Петербург», то на листовки «Долой царизм!».

* * *

Его скрутили и повели вдоль перрона.

Когда Игната вели возле мусорной урны, он внезапно начал вырываться и ругаться на непонятном языке – в урне лежали скомканные рыжий парик и котелок.

Загрузка...