Первые и Вторые. Первый сезон. Медведь

Эпизод 1 Монахиня 8 марта 8 марта 1861 года, Москва

Весну 1861 года можно было назвать если не холодной, то прохладной, что совсем не мешало молодой женщине в одиночку купаться в вечерней реке.

За девушкой из-за прибрежных зарослей наблюдало шесть человек. Это были мужики разного возраста, заросшие, грязные и оборванные. Они похотливо смотрели, как девушка выходит из воды, как наклоняется, перехватив длинную, до поясницы, копну черных густых волос, чтобы отжать их, как выпрямляется ее гибкий стройный стан, как едва колышется высокая полная грудь…

Один из наблюдавших, в картузе с лопнувшим козырьком, кивнул:

– Беззуб.

Самый молодой из мужиков вразвалочку, криво улыбаясь, направился к девушке и прошепелявил беззубым ртом:

– Ну, што, невешта! Дошдалась шенишков?

За ним из укрытия вышли остальные и начали обступать девушку с двух сторон.

Девушка, казалось, не обращая никакого внимания, продолжала отжимать волосы. Внезапно ее рука быстро метнула в шепелявого какую-то железку. Тот схватился за лицо и замертво рухнул на траву.

С грацией пантеры девушка молниеносно оказалась возле своей одежды, и у нее в руках появился тонкий и острый, как шило, металлический стержень.

Ничуть не стесняясь своей наготы, девушка сделала какие-то странные движения, потом вытянула руку с длинным «шилом» в сторону врагов и стала неподвижно ждать, только капли воды, стекая с лебединой шеи на прямые плечи и дальше – до округлых бедер, огибали многочисленные крупные и мелкие шрамы.

Ждали и мужики.

Немного погодя тот, который в картузе, как главарь, подошел к убитому и вытащил у него изо лба металлическую штуковину, состоящую из пяти небольших кривых лезвий, скрепленных вместе в центре, на котором был изображен дракон. Повертев ее в руках, он разобрался, что лезвия складываются к центру, а во время умелого броска выступают наружу, нанося смертельный ножевой удар:

– То-то же ж Беззубу черепушку-то и проломило.

К тыльной стороне странного оружия была приделана обычная заколка для волос.

Девушка легким отточенным движением воткнула «шило» в землю рядом с собой и начала неспешно одеваться. Она стояла лицом к мужикам, скрывая спину, которая от шеи до поясницы была покрыта татуировками – в центре красовался хвостатый дракон, обрамленный таинственными символами.

Мужики пооткрывали рты, когда девушка сначала надела подрясник, на него – кожаный ремень с какими-то мешочками и петельками, затем – тонкую кольчугу, сплетенную по фигуре из плотных рядов колец, судя по матовому блеску – серебряных, наверх – рясу с отложным воротником и рукавными отворотами, мантию с застежкой у горловины, а напоследок голову, спину, плечи и грудь покрыл черный апостольник, туго стянутый вокруг головы.

– На «заколочку» же ж, скрепи платочек, – ухмыльнулся главарь.

Девушка взяла и тут же спрятала оружие в потайной карман рясы.

– А ты непростая же ж… Да и мы не лохи же ж, беглые мы – с бессрочной каторги. Нам терять нечего же ж, – нарочито громко, чтобы слышали остальные, сказал главарь. – Зови меня Картуз, а это мои пособнички.

«Монахиня» молчала, только ее большие выразительные черные глаза не моргая смотрели в глаза Картуза, да так, что по его спине пробежали мурашки. Он спешно отвел взгляд, чего не делал даже за Байкалом на Карийской каторге, где мыл золото в царскую казну среди последнего сброда.

Когда «монахиня» молча подняла небольшой дорожный мешок, закинула его за плечо и так же молча начала подниматься вверх на берег, Картуз подозвал мужиков:

– В Москву идет, больше некуда же ж.

Оглядев всех, он обратился к самому шустрому:

– Ты, Буря, иди за ней, только сильно скрытно же ж – видел сам какая. Потом найдешь нас на Хитровке же ж, где уговаривались.

Буря решил схитрить.

«„Монахиня“ вышла на берег и пойдет к Москве, а в город одна дорога – вдоль Яузы. Куда она денется», – подумал он и быстрым шагом, почти бегом, направился в обход дороги к окраине города.

Да и боялся Буря выдать себя, если следить дорогой.

– На околице у дороги ее дождусь, – разговаривал он сам с собой.

На околице он ждал до самой ночи, но так и не дождался «монахини».

Поняв, что его провели, Буря поплелся на Хитровку, бормоча себе под нос:

– Сейчас получу от Картуза. Хоть бы без крови обошлось. Картуз человек серьезный. На его счету не одна душа загубленная.

На улицах окраины Москвы, освещаемых только луной, было безлюдно, только пьяные голосили песни, шатаясь из стороны в сторону.

– Да, ночью на улицах простым людям опасно – прирежут за копейку, а пьяным все море по колено, – пробормотал Буря.

Он свернул в темный, но знакомый лабиринт улочек и переулков, чтобы срезать путь.

– И Хитровка эта еще у черта на Кулишках… – подумал Буря.

Это было последнее, о чем подумал Буря, потому что его шею проткнуло длинное и острое «шило»…

В обшарпанную дверь квартиры на втором этаже доходного дома на окраине Москвы постучали условным стуком.

Черноволосый бородатый мужик с грубыми чертами лица непонятной национальности, одетый в старую, но чистую нерусского покроя одежду темного цвета бесшумно подошел к двери и отворил ее, впуская «монахиню».

В свете свечки они внимательно осмотрели друг друга:

– Сейчас я Игнат, – сказал мужик.

– Сейчас я Пелагея, – ответила «монахиня».

Эпизод 2 Тихомир 20 июня 1861 года, Москва

Раннее московское утро июня 1861 года было солнечным.

К шикарному особняку на Ордынке подкатила пролетка, из которой нетвердым шагом вышел одетый по последней моде молодой человек. Поднявшись по ступеням массивной мраморной лестницы, он прошел сквозь колоннады и подошел к массивной дубовой обитой начищенной медью двери.

Лакей открыл ему.

Молодой человек, немного повременив, вопросительно посмотрел на лакея. Тот в ответ кивнул.

Молодой человек, вздохнув и опустив глаза, направился внутрь.

Войдя в светлый и высокий холл, простор которого отчасти создавали многочисленные зеркала, он уткнулся опущенными глазами в мраморный пол.

Тот был выложен в причудливом стиле: в центре был белый крест, окруженный серыми полосками, напоминающими циферблат часов, напротив каждой полоски располагались знаки, напоминающие знаки зодиака, но не они, а возле знака козерога была указана цифра ноль.

Сам холл, утопающий в экзотических для России растениях, являлся преддверием красивых, с изысканной балюстрадой, мраморных лестниц, устремляющихся с двух сторон на второй этаж. Верх стен холла был украшен красивым лепным карнизом в позолоте, а потолок – живописью. Стены холла были драпированы зеленоватой узорчатой тканью.

Ближе к центру холла, несмотря на обилие по его сторонам диванов и кресел, обивка которых соответствовала драпировке стен, на простом деревянном стуле сидел седовласый мужчина в шелковом персидском халате.

– Тихомир! Доколе все это будет продолжаться? – сказал мужчина, в котором с трудом можно было узнать бравого гусара, каким он был двадцать лет назад, и закашлялся.

По всему было видно, что ему не столько мешает говорить дефект в виде большого белого шрама на горле, искусно прикрытого шелковым платком, сколько гнев:

– Тихомир! Я считаю, что тебе достаточно бездельничать. Ты позоришь наш род! Завтра мы с маман едем в Париж. А ты… я принял решение, и ты в самое ближайшее время отправишься на мои оружейные заводы в Тулу. Уверен, что это отвлечет тебя от беспутства. А если ты и там нахомутаешь, то я женю тебя на первой встречной!

Наступила пауза.

Тихомир представил себя находящимся днем на заводе среди рабочих, где беспрестанный грохот станков, и скучную толстую жену, которая вечером заставляет его пить чай из пузатого самовара… с ватрушками…

– А пока что соизволь съездить и навестить моего боевого товарища. Завезешь ему в имение подарок надень рождения, – продолжил отец.

Эпизод 3 Урядник 21 июня 1861 года, Москва – Воронеж

В купе железнодорожного вагона сидел полноватый усатый, с пышными бакенбардами, мужчина лет шестидесяти в замусоленной полицейской форме и увлеченно читал какую-то книгу, обложка которой была аккуратно завернута в газету.

Когда дверь купе резко распахнулась, мужчина от неожиданности выронил книгу. Титульная страница открылась, обнаружив ее название на древнегреческом языке – «Метафизика» Аристотеля.

В купе спиной зашел Тихомир, который нес какой-то деревянный лакированный кофр.

Мужчина спешно поднял книгу и спрятал ее за спину.

Тихомир угрюмо сел и подпер голову рукой, глядя в окно.

Поезд еле заметно тронулся.

Мужчина пригладил усы и представился, явно «окая»:

– Олег Ярославович Воскресенский, урядник.

Тихомир в ответ безразлично представился:

– Тихомир. Тихомир Андреевич, выпускник Императорского московского университета.

Урядник был явно более разговорчив:

– Вот такие вот дела, мил-государь, отправлен нести службу в глушь – Воронежский уезд. А что уезд, если сам Воронеж – одно название, не то что Москва! Прошлый урядник и вовсе без вести пропал, проводили следствие, да ничего и не нашли. Такая, видать, судьба у человека. А ведь я его немного знал по службе – раньше сам работал в «сыскном». А он сам напросился из Москвы в глушь, видать, зазноба какая была. Да не успел толком и послужить – меньше месяца, наверное, всего-то и прошло, как сгинул. Эх, теперь мне эту лямку тянуть… годовое жалованье в двести рублей, да пятьдесят рублей на обмундирование, сто рублей на содержание лошадки, да и пятьдесят пять копеек на ремонт шашки – иными словами, если пересчитать на день, то получится примерно по пятьдесят пять копеек в сутки – на такие деньги не зажиреешь. Хорошо, хоть лошадь от прошлого урядника осталась.

Урядник увидел, что Тихомир его не слушает, но все равно продолжил:

– Да и подчиненных всего раз-два и обчелся, и то из местных крестьян – выборные «десятские». А работ невпроворот: и санитарные дела, и пожарные, и соблюдения правил благочиния, а также первичное дознание, пресечение преступных антицарских замыслов, наблюдение за подозрительными, сыск беглых. Эх!!!

Эпизод 4 Должок 20 мая 1861 года, Воронеж

С месяц назад по мощеной битым камнем улице Воронежа ехала телега с какими-то тюками, запряженная старой клячей.

Издали было видно, что клячей управлял черноволосый бородатый мужик.

На выезде из города, возле выцветшей будки с вечно поднятым шлагбаумом, которые были когда-то выкрашены чернобелыми полосами, телегу остановил моложавый полицейский с укороченной драгунской винтовкой:

– Ну-ка, мил-человек, пожалуй пашпорт. Кто таков?

Бородатый мужик неспешно повернулся к полицейскому и сказал с непонятным говором:

– Нет паспорта. Я помещичий, Канинского.

Полицейский насупился и для виду поправил винтовку:

– Тада пошли к начальству. Давай, двигай за мной.

Они прибыли к двухэтажному зданию городской управы, желтая краска которого давно облупилась от времени.

Полицейский завел мужика в маленький и неопрятный общий кабинет урядников уезда.

Мужик зашел недовольно, с поникшей головой, и так и остался стоять.

Урядник жестом отпустил полицейского и наигранно смешливо обратился к мужику:

– Ну что, Игнат, не ждал меня тут видеть? А я вот поближе к тебе перебрался…

И уже грозно добавил:

– Где мое золото!!! Наводка моя правильная оказалась, раз ты тут ошиваешься!

Игнат никак не ожидал такой встречи, но совершенно спокойно и без лишних слов проговорил:

– Завтра… когда… где?

– У дуба на выезде из города завтра в полдень. Успеешь? Да смотри у меня… – урядник показал кулак.