В то лето съехалось в пионерский лагерь много гостей.
Если бы Медведь-гора хоть на минуту оторвалась от воды и повернула голову вправо, она увидела бы в самой глубине парка, у больших раскрытых ворот, целую толпу ребят, одетых во все белое. Эти ребята кого-то ждали.
Медведица увидела бы еще, как вьется и уходит в горы шоссейная дорога и как далеко впереди — за несколько километров — мчатся по шоссе прямо к лагерю одна за другой три легковых машины.
Но медведица не могла поднять свою тяжелую, каменную голову, и поэтому ничего не видела.
— Керим, а Керим, — сказал Сережа Левин, взобравшись на перекладину ворот и держась за нее обоими руками, — как ты думаешь, они уже близко?
Керим ничего не ответил. Он не любил болтать попусту.
— Неужели они еще далеко? — спросил опять Сережа Левин. — Как по-твоему?
— Немножко далеко, по-моему, — сказал Керим.
И вдруг откуда-то донеслись хрипловатые автомобильные гудки.
— Едут! Едут! — закричали ребята.
— Приехали! — крикнул сверху Сережа и чуть не свалился вниз.
Далеко впереди, из-за выступа скалы вынырнула на дорогу маленькая открытая машина и стала быстро приближаться к лагерю. За ней выскользнула из-за поворота вторая машина, за второй — третья.
— Приехали! — пронеслось от одного пионера к другому.
Сережа и Керим в один миг сползли с ворот и бросились к передней машине. Первым из нее выскочил вожатый Лева. Он был одет по-праздничному — в белые выутюженные брюки со складочкой и в белую рубашку. Шелковый красный галстук так и горел у него на шее. Вместе с Левой на машинах приехали мальчики и девочки — человек пятнадцать. Старшие были в куртках защитного цвета, с портупеями и в лётных каскетках, а младшие — в матросских костюмах и краснофлотских бескозырках с развевающимися лентами.
Ворота распахнулись, Лева вскочил на подножку, и все три машины одна за другой вошли в парк. Медленно, на тормозах, двинулись они вниз, по аллее, обсаженной с обеих сторон кипарисами.
Пионеры врассыпную побежали вдогонку.
Приезжие стояли на дорожке у скамеек и, жмурясь от солнца, оглядывались по сторонам.
А в это время Лева, Керим и еще какой-то незнакомый высокий парень в сером костюме и в длинных серых чулках выгружали из машины вещи — чемоданы и парусиновые дорожные сумки. Сережа Левин забрался в машину и подавал из нее вощи пионерам.
— Сережа, — сказала пионерка Валя Кузнецова, — не знаешь, кто этот длинный?
Сережа поднял с кожаного сидения блестящий черный чемодан, оглянулся и сказал:
— Это ихний вожатый. Его зовут Фриц. А ну-ка, лови, Валя.
Валя обеими руками поймала чемодан и осторожно поставила на землю.
Чемодан был гладкий, скользкий, замочки — отполированные, а сбоку наклеен ярлычок с надписью на двух языках: по-русски и не по-русски:
Пиетро Мартини. Италия.
Pietro Martini. Italia.
Керим и Валя нагнулись над чемоданом, разглядывая ярлычок.
— Какое красивое имя! — сказала Валя. — Пиетро Мартини!
— Петр Мартынов, — сказал Сережа. — Что ж, и по-русски это не худо получается.
Тут к автомобилям подошли два приезжих пионера и, взяв в каждую руку по чемодану, понесли их по аллее.
— Не надо! — закричали разом Сережа и Керим. — Мы сами их донесем!
Приезжие пионеры тогда только поняли, что говорят Сережа и Керим, когда те отняли у них чемоданы.
— Лева! — крикнул Сережа, — куда нести вещи?
Не успел Лева ответить, как несколько рослых пионеров из самого старшего отряда выхватили чемоданы из рук Сережи и Керима и, взвалив на плечи, побежали к большому дому.
— Не тяжело? — крикнул Лева вдогонку.
— Ничего! — весело ответил один из пионеров и слегка подбросил вверх чемодан.
Машины загудели, дали задний ход и, развернувшись, укатили назад к воротам.
— Откуда у этих пионеров наши флотские шапки? — сказала Валя.
— Ну да, шапки, — усмехнулся Сережа Левин. — Это не шапки, а бескозырки. Должно быть, им наши краснофлотцы подарили. А каскетки подарили летчики.
— Один пионер в трюме приехал, — вдруг сказал Керим, ни на кого не глядя.
Сережа махнул рукой.
— Ну, уж и в трюме. Тоже выдумал. Может быть, в трубе?
Керим хлопнул себя рукой по колену.
— Не веришь? Сам слышал.
— Что слышал — верю. А вот что в трюме приехал — не верю, — спокойно сказал Сережа.
Валя схватила Сережу за руку.
— Сережа, не дразни Керима. А то тебе от него опять влетит. Давайте лучше спросим у самих пионеров, приехал кто-нибудь из них в трюме, или не приехал.
— А как же ты спросишь, если он не приехал? — сказал Сережа.
Валя смутилась.
— Да что ты меня путаешь, Сережа. Я говорю, что надо спросить у тех, кто приехал.
— Все равно не спросишь, — сказал Сережа, — они же по-русски не понимают.
— Ну, как-нибудь сговоримся.
Сережа, Валя и Керим побежали к палаткам. Палатками в лагере назывались деревянные домики. Они и в самом деле были похожи на палатки — стены книзу расширялись, кверху суживались и выкрашены были изнутри под холст — желтоватой краской.
На крыльце одного из домиков стояла маленькая пионерка и поливала из большой красной лейки белые пышные цветы, которые росли в ящике на перилах крыльца.
— Аля! — крикнула Валя, — не знаешь, куда пошли иностранные пионеры?
Аля поставила на крыльцо лейку и сказала басом:
— Мыться пошли.
— Керим, идем к ним в ванную, — сказал Сережа.
Сережа и Керим подошли к маленькому белому флигельку. Одно окно было настежь открыто, и оттуда слышался плеск воды и гомон голосов.
Керим быстро взобрался по карнизу на подоконник. За ним полез Сережа.
В низких белых ваннах, доверху наполненных водой, брызгались и плескались шестеро мальчиков.
Из крайней ванны, которая стояла почти у самого окна, вдруг высунулась голая рука, помахала Сереже и Кериму губкой, и сразу изо всех ванн раздались приветствия:
— Хэлло!
— Гутен таг!
— Драстуй!
И не успели Сережа и Керим ответить, как маленький смуглый пионер, сидевший в ванне у окна, прицелился и бросил прямо в Сережу мокрую губку. Губка обрызгала Сережу мыльной пеной и шлепнулась на пол.
— Ах так, а еще иностранный пионер, — сказал Сережа и вынул из кармана полдесятка кипарисовых шишек.
Увидев в руках у Сережи целую кучу шишек, смуглый пионер прикрыл обеими руками ноздри и уши и нырнул на дно ванны.
Он так долго не показывался из воды, что Сережа даже испугался и выпустил из рук шишки. Пионер сразу вынырнул и сказал, прижимая руки к груди:
— Очен много спасибо. Грациа.
— Видишь, они говорят по-русски, — сказал Сережа Кериму. — Только при чем тут грация, — я не понимаю.
В это время в ванну вошел вожатый в длинных чулках и что-то сказал по-немецки. Приезжие пионеры все, как по команде, выскочили из ванн и завернулись в мохнатые простыни. А Сережа и Керим соскочили с подоконника на землю.