Вот так и не удалось мне совершить хороший поступок.
— Ну, Коробухин, — сказали мне, — если уж ты металлолом собирать не умеешь, то, знаешь ли…
И развели руками.
А Галка Новожилова при всех изрекла:
— Мы решили, Коробухин, заняться тобой вплотную и всерьез. Сегодня после уроков к тебе направится пионерский патруль.
— А зачем патруль? — спросил я. — Что я — преступник?
— Двойки получать — разве не преступление? — сказал Ленька Александров и спокойно поправил очки на переносице.
Я задумался.
— Послушайте, — сказал я наконец. — Может, без патруля обойдется?
— Нельзя, — зевнул Ленька. — Тебе больше нет доверия.
— Ладно, — вздохнул я. — Приходите. Только если мой Эльбрус нападет на вас, я не отвечаю.
Все посмотрели на меня внимательно.
— А кто такой Эльбрус?
— Доберман-пинчер. Собака такая. Как увидит кого чужого, особенно девчонку, сразу бросается, — терпеливо объяснил я.
Ребята затихли.
— Врет он! — вдруг закричал Семка. — Я у него вчера на телевизоре сидел, никакого добермана, никакого пинчера у него нет. У него даже кошки нет.
Галка Новожилова осуждающе покачала головой:
— А обманывать товарищей, Коробухин, и совсем стыдно.
Я только пожал плечами, а Семке показал кулак — поговорим наедине, как мужчина с мужчиной.
Надо было что-то придумать. Я знал, что такое пионерский патруль. Это — приходят к тебе домой, расстраивают маму, спрашивают, как ты готовишь уроки, какой у тебя распорядок дня, — в общем, суют нос куда не надо. А после всего мама плачет: "И зачем ты мне на горе такой уродился?"
Нет, надо было действовать решительно. "У меня нет собаки, — подумал я, — так она у меня будет. Ну, не доберман-пинчер, а простая дворняга — все равно вы в собачьих породах ни черта не смыслите".
Как только кончились уроки, я на всех парах понесся домой и пулей взлетел на пятый этаж. Там жила одна бабушка. У нее была кудрявая беленькая собачка с черненьким, как кнопка, носом. Если ее увидать издалека, то можно испугаться — страшное чудище. А если подойти поближе, то сразу станет ясно, что это безобидная комнатная собачонка.
Но у меня не было выбора, больше собак в нашем доме не водилось.
Я сказал бабушке, что очень люблю собак, но все собаки мира, в том числе и доберманы-пинчеры, не стоят и одного коготка ее, бабушкиной, собачки. И пусть поэтому она, бабушка, позволит мне погулять с ее собачкой по двору.
Бабушка была растрогана. Она забыла, как я таскал ее собачонку за хвост и купал в луже.
Бабушка умиленно пролепетала:
— Ты слышишь, Роза, какой прекрасный мальчик живет в нашем доме? Воспитанный, любит животных… Иди с ним погуляй. Только, мальчик, не долго, а то Роза сегодня кашляла. Я боюсь, не простудилась ли она.
Я быстро спустился вниз. И как раз вовремя — по лестнице уже шлепал галошами пионерский патруль. Я еле успел захлопнуть за собой дверь, как… Дзинь!.. Патруль!
Я дернул Розу за хвост: вот сейчас залает! Но она только жалобно заскулила. Я еще раз дернул — ну полай, старушка, тебе жалко, что ли?
Роза чуть не заплакала, но лаять не хотела. Она просто не умела, наверно.
Тогда я встал на четвереньки, чтобы показать Розе пример, и вдохновенно прогавкал: гав! гав!
Второй звонок захлебнулся на первой же ноте.
Я невинно спросил:
— Кто там?
— Это мы, — дрожащим голосом ответила Галка. — А откуда у тебя собака?
— Я же вам рассказывал, а вы мне не поверили. Погодите минутку. Я ее привяжу, а то она на чужих бросается. Особенно на девчонок.
Звякая цепочкой, я завел собачку в угол, взъерошил на ней шерсть и случайно мои руки попали Розе под мышки.
Я крикнул:
— Входите! Эльбрус на цепи!
И тут произошло что-то необыкновенное. Наверно, Роза как огня боялась щекотки. И очень не любила, когда ее щекотали. Потому что в ту минуту, когда ребята появились на пороге, Роза вырвалась из моих рук, бешено взвизгнула, залаяла и принялась носиться по коридору. Взъерошенная, разозленная, она казалась такой страшной, что даже я струсил.
А ребята? Сминая друг друга, они скатились по лестнице вниз.
Я еле успокоил разбушевавшуюся Розу и отвел ее к бабушке.
Утром, едва я переступил порог класса, на меня налетела Галка Новожилова.
— Ну, Коробухин, это переходит всякие границы. На своих товарищей науськать бешеную собаку! Так тебе это не пройдет.
Она оглядела орлиным взором весь класс и произнесла:
— Наш отряд решил объявить тебе бойкот. С сегодняшнего дня мы с тобой не разговариваем. Ты нам не товарищ.
— Все со мной не разговаривают? — Я посмотрел на Семку.
Семка отвернулся.
— Все, — отрезал Ленька Александров.
На первом уроке со мной никто не разговаривал, на переменке тоже, на втором уроке в мою сторону никто даже не глянул, на второй переменке на мои вопросы не отвечали, на третьем уроке — тоже, на большой переменке — целых 15 минут! — со мной никто не перекинулся словечком, на четвертой переменке бойкот продолжался.
После пятого урока я мрачно произнес:
— Пойти утопиться, что ли!.. А что еще остается человеку?
И, еле переставляя ноги, поплелся по коридору.