Мегрэ и труп молодой женщины

Глава восьмая, все действие которой происходит между людьми, знающими цену словам, и где еще раз говорится о Растяпе

Вход, втиснутый между швейной мастерской и прачечной, по которой сновали работающие там женщины, был таким узким, что большинство прохожих и не подозревало, что здесь бар. Зеленоватые донышки бутылок, вставленные в рамы вместо стекол, не позволяли заглянуть внутрь Над дверью замаскированной темно-красными шторами висел старый фонарь, на котором псевдоготическими буквами было написано: «Бар Пиквика».

Как только Мегрэ переступил порог, он сразу изменился — ушел в себя, стал неприступным и официальным. Сопровождающий его Жанвье претерпел подобную же метаморфозу.

В узком и длинном помещении было совершенно пусто. Окна из бутылочного стекла и узкий фасад обеспечивали полумрак, только кое-где деревянные панели отражали уличный свет.

Из-за стойки им навстречу поднялся невидимый от дверей мужчина в рубашке с засученными рукавами. Он что-то ел, кажется, бутерброд, который отложил, и, жуя, посмотрел на вошедших. На его лице было написано совершенное равнодушие. У него были очень черные, почти синие волосы. Густые брови придавали лицу выражение упорства. Глубокая ямка на подбородке походила на шрам.

Казалось, что Мегрэ почти не взглянул на него, но было понятно, что они встречались не в первый раз и узнали друг друга. Комиссар медленно подошел к высокому табурету, сел, расстегнул пальто и сдвинул шляпу на затылок. Жанвье подражал каждому его движению. Помолчав, бармен спросил:

— Месье выпьет что-нибудь?

Мегрэ, колеблясь, посмотрел на Жанвье:

— А ты?

— Как вы, патрон.

— Два аперитива, если у тебя есть.

Бармен налил бокалы, поставил на прилавок из красного дерева графин воды со льдом и замер. Казалось, они играют в игру: кто дольше промолчит.

Первым нарушил молчание комиссар:

— Во сколько тут был Лоньон?

— Я не знал, что его зовут Лоньон. Всегда слышал, как его называли Растяпой.

— Так во сколько?

— Может, в одиннадцать. Я не смотрел на часы.

— Куда ты его отправил?

— Никуда.

— Что ты ему сказал?

— Отвечал на его вопросы.

Мегрэ брал одну за другой оливки с подноса и жевал их с отсутствующим видом. С самого начала, когда они только вошли и бармен встал из-за стойки, комиссар узнал в нем Альберта Фалькони — корсиканца, которого он уже раза два сажал за решетку за организацию подпольного игорного дома, а однажды — за контрабанду золота в Бельгию. В свое время Фалькони подозревался в том, что прикончил на Монмартре одного из членов марсельской мафии, но из-за недостатка доказательств его освободили. Было ему около тридцати пяти.

Обе стороны обходились без лишних слов. Они были профессионалами, каждый в своей области, и все слова были тщательно продуманы и имели точное значение, исключающее двусмысленность.

— Читая во вторник газеты, ты узнал эту девушку?

Альберт продолжал пристально смотреть на комиссара.

— Сколько посетителей было в заведении, когда она пришла сюда в понедельник вечером?

Взгляд Мегрэ бродил по залу. В Париже много таких мест. Если зайдешь сюда днем, то не увидишь ни души и, естественно, задумаешься, не терпит ли владелец убытки. Но по вечерам здесь яблоку негде упасть, потому что собираются постоянные посетители, люди одного круга и чаще всего из одного квартала.

Утром Альберт никогда не открывал. Похоже, он только что пришел и еще не закончил расставлять бутылки. Зато вечером все столики были заняты и с трудом можно было пройти около стены. В глубине зала была видна лестница, ведущая вниз.

Казалось, что бармен считает глазами табуреты.

— Все на месте, — буркнул он себе под нос.

— Это было между двенадцатью и часом ночи?

— Ближе к часу.

— Раньше ты ее видел?

— Была тут в первый раз.

Наверное, все повернулись к Луизе и с любопытством на нее глазели. Если тут и бывали женщины, то только проститутки, а они выглядят совсем не так, как эта девушка. Ее бедное голубое платье, бархатная, не на нее сшитая накидка должны были произвести здесь сенсацию.

— Что она сделала?

Альберт нахмурил брови, как бы пытаясь вспомнить.

— Села.

— Где?

Он вновь посмотрел на табуреты.

— Как раз там, где сидит месье. Было только одно свободное место.

— Что пила?

— Бокал мартини.

— Сразу заказала мартини?

— Когда я спросил, что подать.

— А потом?

— Долго сидела молча.

— У нее была сумочка?

— Положила ее на стойку. Сумочка была вышита серебром.

— Лоньон спрашивал о том же самом?

— Немного в другой последовательности.

— Давай дальше.

— Предпочитаю отвечать на вопросы.

— Спросила, есть ли для нее письмо?

Альберт кивнул головой.

— Где оно было?

Бармен медленно повернулся и показал место между двумя бутылками, которые были не в ходу. Там стояло несколько конвертов, адресованных посетителям бара.

— Здесь.

— Отдал ей письмо?

— После того, как показала удостоверение личности.

— Зачем?

— Так было приказано.

— Кто велел?

— Тот тип.

Он делал паузу перед каждым ответом, а в промежутках старался предугадать следующий вопрос, и это было заметно.

— Джимми?

— Да.

— Ты знаешь его фамилию?

— Нет. В барах к людям редко обращаются по фамилии.

— Особенно в таких.

Альберт пожал плечами, как бы подчеркивая, что это его вовсе не обижает.

— Он говорил па-французски?

— Даже неплохо для американца.

— Что это был за тип?

— Думаю, месье знает это лучше, чем я.

— И не смотря на это, отвечай!

— Мне кажется, он несколько лет сидел.

— Маленький, худой, плохо одетый?

— Да.

— Он был тут в понедельник?

— Уехал из Парижа неделю назад.

— А перед этим приходил каждый день?

Альберт послушно отвечал и, поскольку бокалы стояли пустые, налил им еще.

— Проводил здесь почти все время.

— Знаешь, где он жил?

— Где-то недалеко, в гостинице, но не знаю в какой.

— Он уже тогда оставил письмо?

— Нет. Сказал только, если спросит о нем какая-нибудь девушка, сказать ей, когда его можно здесь застать.

— Какие часы указал?

— От двенадцати до четырех, а потом весь вечер до поздней ночи.

— Ты когда закрываешь?

— В два, в три ночи, когда как.

— Вы разговаривали?

— Иногда.

— Рассказывал о себе?

— Говорили о разных вещах.

— Он сказал, что вышел из тюрьмы?

— Об этом можно было догадаться.

— Из Синг Синга?

— Кажется. Если Синг Синг находится в штате Нью-Йорк на берегу Гудзона, то оттуда.

— Он сказал, что в письме?

— Нет. Сказал только, что это важно. Спешил уехать.

— Из-за полиции?

— Из-за дочери. Через неделю она выходит замуж в Балтиморе. Поэтому он не мог ждать.

— Он описал девушку, которая должна была появиться?

— Нет. Сказал только, нужно обязательно удостовериться, что это она. Для этого я и попросил у нее документы.

— Она прочитала письмо здесь, на месте?

— Сошла вниз.

— А что там внизу?

— Туалеты и телефонные автоматы.

— Думаешь, что спустилась вниз прочитать письмо?

— Думаю.

— Взяла с собой сумочку?

— Да.

— Какое у нее было лицо, когда вернулась наверх?

— Не была уже такой подавленной, как сначала.

— Она пришла сюда уже не совсем трезвая?

— Не знаю. Может, и нетрезвая.

— Что делала потом?

— Села на свое место у стойки.

— Опять заказала мартини?

— Не она. Американец.

— Какой американец?

— Высокий прохвост со шрамом и изуродованными ушами.

— Ты знаешь его?

— Имени не знаю.

— Когда он начал сюда приходить?

— Почти в то же время, что и Джимми.

— Они были знакомы?

— Джимми его точно знал.

— А он?

— Думаю, что он следил за Джимми.

— Приходил в то же самое время?

— Когда как. Приезжал на огромной серой колымаге, которую ставил у входа.

— Этот Джимми никогда о нем не спрашивал?

— Интересовался, знаю ли я его.

— Отвечал, что не знаешь?

— Да. Думаю, что это его беспокоило. Потом он сказал, что это может быть парень из ФБР, который хочет узнать, зачем он приехал во Францию.

— Ты веришь этому?

— Давно уже ни во что не верю.

— После отъезда Джимми в Штаты, он продолжал приходить?

— Регулярно.

— На конверте был адрес?

— Луиза Лабуан. И еще: Париж.

— Посетители могли прочитать это со своих мест?

— Наверное, нет.

— Ты никогда не выходишь из-за стойки?

— При посетителях никогда. Никому не доверяю.

— Он разговаривал с девушкой?

— Спросил, не выпьет ли она с ним?

— Согласилась?

— Посмотрела на меня, будто просила совета. Было видно, что она к этому не привыкла.

— Ты дал ей знак, чтобы согласилась?

— Не давал я никаких знаков. Подал им два бокала мартини. Потом меня позвали к другому концу стойки. Отошел туда и перестал обращать на них внимание.

— Она ушла с американцем?

— Да.

— Уехали на машине?

— Слышал шум мотора.

— Это все, что ты рассказал Лоньону?

— Нет. Он спрашивал меня еще о другом.

— О чем?

— Например, звонил ли этот тип по телефону. Я отвечал, что нет. Потом, знаю ли я, где он живет. Я опять ответил, что не знаю. Потом, знаю ли я, куда он мог поехать.

Альберт хмуро смотрел на Мегрэ и ждал.

— Ну и?

— Если бы месье был такой же въедливый, как Растяпа... В последний раз американец спросил у меня, по какой дороге лучше попасть в Брюссель… Я посоветовал ему, чтобы ехал из Парижа в Сен-Дени, потом через Компьень и…

— Это все?

— Да. Где-то за час, до того, как пришла эта малютка, он снова начал о Брюсселе. В этот раз хотел узнать, какой там лучший отель. Я ответит, что сам всегда останавливаюсь в «Паласе», напротив Северного вокзала.

— Во сколько ты рассказал об этом Лоньону?

— Около часа. С ним дело не шло так быстро, как с месье. Я тогда еще обслуживал посетителей.

— У тебя есть расписание поездов?

— Если вы интересуетесь поездами до Брюсселя, то нет проблем. Инспектор спустился вниз, чтобы позвонить на вокзал. Ночью уже не было поездов. Первый отходил в пять тридцать утра.

— Он сказал тебе, что собирается ехать?

— Он не обязан был мне ничего говорить.

— Как ты думаешь, что он делал до пяти утра?

— А что бы вы делали?

Мегрэ задумался. Оба иностранца жили где-то поблизости и оба захаживали в бар Пиквика.

— Думаешь, Лоньон обошел все близлежащие отели?

— Кажется, это месье проводит следствие, разве нет? Почему я должен отвечать за то, что наделал Растяпа?

— Жанвье, спустись вниз и позвони в Брюссель. Спроси в «Паласе» не остановился ли у них Лоньон. Должен был появиться там около половины десятого. Может быть, все еще ждет там американца с его машиной.

Пока инспектор звонил, Мегрэ сидел молча. Альберт, считая разговор законченным, принялся доедать свой завтрак.

Мегрэ не тронул второй бокал, но доел все оливки. Сидел, уставившись в глубину бара, смотрел на стоящие ровно стулья, на спускающиеся вниз ступеньки. Казалось, он видит их всех. Всех, кто был здесь в понедельник вечером, когда в голубом платье и бархатной пелеринке, с вышитой серебром сумочкой в руке, появилась в дверях Луиза. На лбу у него появилась глубокая складка. Пару раз он было открывал рот, чтобы что-то сказать, и оба раза передумывал.

Прошло минут десять Бармен имел достаточно времени, чтобы закончить завтрак, смести со столика крошки хлеба и допить кофе. Затем он взял сомнительной чистоты тряпку и принялся стирать пыль со стоящих на полке бутылок. В это время появился Жанвье.

— Лоньон у телефона, патрон. Поговорите с ним.

— Это лишнее. Скажи ему, чтобы возвращался.

Жанвье заколебался. Он не верил своим ушам. Он смотрел на комиссара, словно спрашивал: «А вы хорошо подумали, патрон?» Потом привычка подчиняться Мегрэ все-таки взяла верх и, повернувшись на каблуках, он бросил.

— Ладно.

Альберт будто не слушал, о чем они говорят, но лицо его окаменело. Он отрешенно перетирал бутылки и, хотя стоял спиной к комиссару, отлично видел его лицо в зеркальце между полками

Когда Жанвье вернулся, Мегрэ спросил его:

— Ну как, протестовал?

— Начал было что-то доказывать, но не закончил и смирился: «Если это приказ.»

Мегрэ слез со стула, запахнул пальто.

— Собирайся, Альберт, — коротко сказал он.

— Что?

— Я сказал: собирайся. Поедем на набережную Орфевр.

Бармен, казалось, не понимал:

— Я не могу оставить бар…

— Неужели у тебя нет ключа?

— Чего месье от меня хочет? Я рассказал все, что знаю.

— Хочешь, чтобы тебя повели силой?

— Иду. Но…

Всю дорогу он молча сидел один на заднем сиденье. Смотрел прямо перед собой, как человек, который старается что-то понять, но не может. Жанвье тоже молчал. Мегрэ попыхивал трубкой.

— Вылезай.

Комиссар приказал ему идти вперед. Идя за ним, спросил помощника:

— Сколько сейчас в Вашингтоне?

— Должно быть, восемь.

— Закажи разговор. Пока соединят, будет около девяти. Свяжись с ФБР. Если Кларк на месте, пусть его пригласят. Я хотел бы с ним поговорить.

Комиссар медленно снял пальто и шляпу.

— Раздевайся.

— Месье может объяснить мне, в чем дело?

— Сколько времени ты провел здесь, когда мы беседовали о золотых слитках?

Альберту не пришлось долго вспоминать:

— Четыре часа.

— Утром во вторник ты ничего не приметил в газетах?

— Фотографию девушки.

— Там была еще одна фотография — трех пройдох, которых называли дыроколами. Признались в три часа ночи. А сидели в этой комнате долго — тридцать часов.

Мегрэ сел и начал раскладывать на столе свои трубки, будто хотел выбрать лучшую.

— А ты раскололся через четыре часа. Мне-то все равно. Нас тут много, мы можем меняться. И времени у нас сколько угодно.

Он набрал номер пивной «Дофин».

— Это Мегрэ. Не могли бы вы прислать бутерброды и пива. На сколько человек?..

Мегрэ вспомнил, что Жанвье тоже не завтракал.

— На двоих. Да, сейчас. Ладно, четыре светлого.

Закурив трубку, Мегрэ подошел к окну и стал наблюдать за машинами и пешеходами на мосту Сен-Мишель.

Альберт достал сигарету, закурил тоже, стараясь унять дрожь в пальцах. Он тянул время, взвешивая все «за» и «против».

— Что вы хотите узнать?

— Все.

— Я сказал правду.

— Нет.

Мегрэ даже не повернулся, чтобы на него посмотреть. Могло показаться, что стоит человек, которому больше нечего делать, как покуривать трубочку и внимательно изучать уличное движение.

Альберт замолчал. Он молчал так долго, что посыльный из пивной уже принес поднос и поставил его на край стола.

Мегрэ открыл дверь в комнату инспекторов:

— Жанвье!

Жанвье явился.

— Соединят минут через двадцать.

— Бери. Это нам принесли.

И одновременно дал ему знак, чтобы пошел есть в свою комнату. А сам сел поудобнее и тоже занялся едой. Они поменялись ролями. Теперь ел Мегрэ, а Альберт смотрел. Казалось, что комиссар совершенно забыл о нем, что он целиком поглощен едой и пивом. Взгляд его бродил по разложенным на столе бумагам.

— Вы настаиваете на своем, месье?

Мегрэ кивнул с полным ртом.

— Месье думает, что я расколюсь?

Мегрэ пожал плечами, давая понять, что ему это безразлично.

— Почему вы дали приказ Растяпе возвращаться?

Мегрэ усмехнулся.

Альберт с бешенством раздавил в руке сигарету. Наверное, обжег себе пальцы, потому что выругался:

— Дерьмо!

Он не мог сдержать волнения. Встал, подошел к окну и, прижав лоб к стеклу, стал смотреть на улицу. Потом он решительно повернулся. Его нервозность исчезла, напряжение спало. Без разрешения он глотнул пива из стоящей на подносе кружки, вытер рот и сел. Это была последняя демонстрация характера и независимости.

— Как вы догадались?

Мегрэ спокойно ответил:

— Я не догадывался. Я знал это с самого начала.