Меланиппа-философ

О, боги!..

Подруги… Тише… Стон мне из дворца

Почудился…

О, мой отец… О, царь…

Отца зовет… Иль Геллена словам

Разгневанным он внемлет?

Нет, там плачут.

Иль с Гелленом неладно? Я рабынь

Стенания… я вопли различаю…

Произнести мне страшно это слово,

Но кажется, что жизнь угасла там.

О Пелия приветливые гости,

Вы, граждане, вы, верные рабы!

Понизьте голоса… Волос в печали

Терзайте пряди… потому что Геллен,

Великий Геллен умер, и его

На смертное уж положили ложе.

Печаль твою делю я, властелин…

Но если скорбь Эолу позволяет

Нам передать, как царь почил, горит

Твоих речей мое послушать сердце.

Без муки он почил. И не успел

Плаща ему я на лицо набросить

В минуту расставанья с жизнью, девы,

Как ветерок, в морщинах лицевых

Последнее прошло усилье жизни

И сделалось как мраморным лицо.

Ты говорил в то время с ним, владыка?

Про наш позор — о, лучше б никогда

Мне не рождать ее — ему смущенно

Я говорил… Вдруг вижу, что с ланит

Сбежала кровь у старца… «Посейдон»,

Он прошептал с усильем… Не расслышал,

Что бледные еще шептали губы,

Но кажется, что было то «прости»,

И не «прости» разлуки, а любовью

К виновному звучащее «прости».

Просил ли сам прощенья он, не знаю,

И у кого… Иль завещал простить,

Он медленно склоняться начал, точно

Хотел он сесть… На ложе мы его

Перенесли поспешно… Там он умер.

Увы! Кого б ни завещал простить

Эолу он; сходя в могилу, — это

Напрасный был завет… Давно рабам

Я отпустил их вины… А над тою,

Кого назвать я не хочу, чтоб вам

Не оскорбить ушей девичьих, гостьи,

Творится суд не мой… Эол — один,

Двух жен имел… Шесть сыновей и шесть

Он дочерей родил на зависть вышним,

А кто придет ему глаза закрыть?

О, Аполлон!.. Игрушкою твоей

Я сделался? Или твоих не понял

Священных слов Эол? Но о каких

Ты говорил мне внуках, славе царской?

Прости мне, царь! Последние слова

Великого когда бы фессалийцам

Ты передать велел… Не смертным мужем,

Кронидом был почивший царь рожден…

Прощение — завет его священный…

О, это было бы уж поздно… Там

Клубится пыль. Гонца я различаю.

Не знаю как, но дело решено.

Царь, да хранит тебя с небес бессмертный

Твой дед и бог… Что вижу я? Хитон

Растерзан твой, и волосы обриты…

Иль ранее кто был здесь, не пойму.

О, вестник зол… Ты более, чем думал,

Сказал, гонец… Постой… Ее сожгли?

Покончили с детьми?.. Скорей, не медли…

Не знаю, как сказать тебе: явленных

На луг снесли: пускай, мол, ищет их

Кто их рождал… А мать их ослепили.

Восклицания среди окружающих.

И, кажется, от непосильных мук

В ней помутился разум…

Ужас, ужас!

Ты все сказал?

Чего ж еще, Эол?

Иль, может быть, ты ждал конца другого

Я ни при чем. Меж судий не сидел

И ваших дел позорных я не ведал.

Вот погоди: еще накажет бог

Обидчиков девицы, и престол

От божьего суда им не защита.

Награды дать тебе я не могу

За эту весть — отраднее бывают…

В чертог иди к своим занятьям, раб,

И царские оставь царям печали.

О, горе! О, сын

Кронида блаженный, в сребристых

Сединах почил ты… О, лучше б,

Владыка, вослед за твоими

Мои молодые, о Геллен,

Закрылись и светлые вежды,

Не так, как царевны кровавой

Печатью сожженные веки,

А сном благодатным и тихим,

Как лебедя песня, как утра

Осеннего бледное солнце,

Так тихо закрылись, о Геллен…

Чтоб этой семьи разоренной

Чертога пустого и муки,

Снедающей сердце, и жизни

В Магнесии, пышной когда-то

Эоловой славой, не видеть.

Но вот они… О, вот они… владыка,

Собрать теперь все силы должен ты.

То, что сейчас увидишь ты, ужасно.

Я слышу дым жаровен… Это наш

Старинный дом… Или к жилью другому

Вы привели меня? Как затаились,

Однако, вы, о судьи… Иль со мной

Вас больше нет? А мой отец, тот муж,

Который так когда-то назывался?..

Иль голоса и царь уже не смеет

Возвысить около слепой, чтобы она

. . . . . . . . .

Проклятьями его не осыпала?

О, если есть живые люди здесь,

Скажите мне, слыхали ль вы, чтоб ноги

Иль руки у кого, когда отпилят

От тела их, болели? Отчего ж

Мои глаза так чешутся? Ведь их

Уж нет… Кровавый этот студень, верно,

Растоптан уж давно… Мои глаза!

О, солнце… О, цветы… О, сны… О, дети.

Несчастная царевна… Голос мой

Ты, может быть, узнаешь… Я подруга,

Я сверстница твоя… О, горький вид!

Я узнаю!.. Вас с Пелия послала

За мной сюда Хирона дочь… Ведь так?

Страдания ей разум помутили.

Я, кажется, напутала. Мои,

Действительно, ко тьме еще не могут

Привыкнуть ни шаги, ни мысли, девы…

Я, может быть, могла бы чем-нибудь

Страдания смягчить твои, царевна…

Смягчить мои страдания? Иль труп

Ты вылечить возьмешься? Или глаз

Ты лишнею владеешь парой, дева?

Могу я сесть, о судьи, или нет?..

Истома мне колени подломила.

Вы, может быть, ослабить этот узел

Позволите мне, судьи? О рабыни,

Эола розе тесно… Тесно розе…

О, мой отец заплатит вам. Жалеть

Он ничего своей не будет Арне

И тем, кто верно, девы, ей служил.

Освободить ее, и пусть садится.

Державный мой отец… Осмелюсь я…

«Ни слова, дочь моя, ни слова больше».

О, господи… А сыновья мои?..

Скажи, Эол… Куда ж ты дел малюток?

За этими несчастными глазами

О детях я забыла… Что за мать

Презренная!

О, боги!.. Точно, разум

Ее померк, как свет ее очей…

Скажите ей, что Геллен умер, девы!

Как? Умер мой отец? Но он сейчас

Со мною здесь беседовал… Иль демон

То был, завистник славы Эолидов?

А тот старик, который все грозил

И жечь детей хотел, он тоже умер?

Царевна Меланиппа, твой отец

Не умирал… На славу нам живет он,

А это дед твой, Геллен, старец белый,

В блаженное жилище перешел.

Пред смертию его уста шептали

«Прости ее» царю… Но суд тебя

Приговорил уж раньше и глаза

Кровавою тебе прижег печатью…

Печатью, да… О, боги… Как мне больно…

Два глаза у меня, и было два

У Меланиппы сына… Где они?

Где? где они? О, сжальтесь… Принесите

Ко мне детей… В груди моей волною

Горячею теснится молоко…

Последняя волчица… крыса… в яме

Детенышей выводит, и кормить

Отцы и боги ей не запрещают…

Отдай детей, старик, мне… Иль скажи,

Что их убил… Да и меня прирезать

Вели зараз… чтоб не порочить род.

О, боги… Луч сознания верните

Ее душе… Мне кажется, что ум

И у меня мутиться начинает.

О женщина… Я дочерью тебя

И девою назвать уже не смею…

Твоих детей не резали, не жгли,

А в стадо их на то же место судий

Решением вернули… Если их,

Как говоришь ты, бог родил, чего ж ты

Волнуешься?.. Он должен их спасти,

А смертному и рабскому, быть может,

Отродью нет спасенья, и не надо…

Осуждена в темницу ты, но здесь

Ты кончишь дни, не в узах, на свободе,

Благословлять ты Геллена должна.

О царь, прости безумный ропот сердца;

Рассудок мой немного просветлел,

И если бы не эти боли… О!..

Как будто гвоздь тот раскаленный… мира

Последний луч для Арны… там в мозгу

Осколок свой оставил… Сжалься, вышний,

Ты разума мне мукой не гаси…

Державный царь, я лгала… Я не знаю,

То Посейдон ли был… Коль ты бесов

С детьми смешал, или возможно деве

Обманщика от бога отличить?

О, если б был то бог, ужели ж эти

Он выносить заставил бы меня,

Свою жену, не муки — поношенья…

Я покорюсь судьбе моей… Но тенью

Я Геллена, касаяся колен

Твоих, о царь, смиренно умоляю:

Вели своим ты пастырям, Эол,

Не отдавать детей моих зубастым

Зверям, отец… Ах, виновата, царь…

И трупы их, когда умрут, позволь мне

Самой убрать, и вымыть, и одеть,

Холодные их лобызая лица.

О, дивное благоуханье… Где?..

Где я, отец? Со мною дети?.. Нет!

Иль я сама — дитя?.. О, что со мною?

Сирийских смол я слышу аромат:

Мать, это ты!.. Твоих волос, родная,

Я запах узнаю!.. Там солнце… горы…

О, дочь моя… О, Арна… Как обнять

Хотела бы тебя я…

Обними же.

Дай голову прижать к твоей груди…

Дай выплакать измученное сердце…

Увы… Я тень… Я только тень и сон…

Но слушай: я к тебе от Посейдона,

То Посейдон был точно…

Умереть…

О, умереть… Не надо продолженья…

Твоих детей прославлен будет жребий…

Их далеко везут теперь… У них

Кормилицы нарядные, игрушки,

И в роскоши малютки возрастут.

А имена наречены им будут

Эола и Бэота… И когда,

Прекрасные и мощные, они

Поднимутся, как тополи, за Понтом,

Они сюда придут… А Посейдон

Мне обещал вернуть тебе и зренье,

Чтоб дивными натешились глаза.

Ты, царь Эол…

Мне смерти, только смерти.

Неведеньем оправдан… Но ее

Ты береги теперь… За эти двери

Переступать не надо ей. Тебе ж,

Как Аполлон сказал, от внуков слава

Пойдет вовек. О, сколько городов

И островов, героев и поэтов

Под сению Эола процветет…

Простите мне, отец и дочь, ее

Ты обними, Эол.

Прости… прости…

Как сладко мне… О, мне не надо солнца…

Меня прости, отец… Перед разлукой,

В дверях тюрьмы. Я, как на брачный пир,

Туда войду… для славы Эолидов…

О, как тебя люблю я, Посейдон…

В Феспрот поди, Эол, для очищенья…

Там плоть постом прилежно изнуряй,

Грядущее тебе оракул скажет…

Закат.

Но на поля Магнесии… уж сумрак

Вечерний набегает… О, прости,

Мое дитя несчастное… Мне нужно

По голубым темнеющим ступеням

В эфир подняться… Там мой факел робко

Затеплится, чтобы светить под утро

Идущему на ниву фессалийцу,

Рабыне, что кувшин несет, и всем,

Кому печаль или недуг на ложе

Покоя не дает… Прости, дитя…

И ты прости, Эол… Вы, девы, тоже…

И нас прости… о, дивная звезда!..

Я Геллену усопшему в чертоге

Пойду сказать последнее прости.

Рабыни, вы слепую берегите.

Замолкли вы, сирены? Кто со мною?

Тюремную одна я не сыщу,

Пожалуй, дверь… О нет, не надо больше

Мучительных и невозможных снов.

Несчастием и слепотою точно

Унижена царевна. Но свечи

Она своей еще не потушила,

И, чтобы жить, обманов и надежд

Не надо ей… О бог, о чистый Разум!

Пусть кровь глаза моя запечатлела,

Пусть язвы сердце мне терзают… Ты

Не угасай во мне, эфир, и жребий

Свой не сменю на счастье темных душ.

Вы ж, дети, если живы, мать простите…

О, печальная, тихая ночь,

О, гнездо разоренной семьи!

Не на радость тебя на земле

Свил когда-то небесный орел.

Над тобой, о безумная дочь,

Плачут нежные очи мои,

И жалею в полуночной мгле

Я тебя, одинокий Эол…

О, гнездо разоренной семьи,

О, печальная, тихая ночь…

. . . . . . . . .