Меланиппа-философ

Одеждами торжественно сияя

И крыльями сандалий, как Гермес,

Сюда герольд идет. Вниманье, девы!

К царевне я, о жены, Меланиппе.

Кто вызовет ее из царских зал,

Чтоб радостной она внимала вести?

Ее принес я первый… не забудь…

Она идет сюда… Ты счастлив, быстрый…

О, радуйся, державного Эола

Царевна-дочь, краса магнесских дев!

Очищенный постом и покаяньем

И благостью увенчанный, затем,

Что храма он срединного святыню

Сподобился узреть, сюда Эол,

Фессалии державный повелитель,

Вернулся… Как он счастлив, как чело

Сияет у царя — уже давно мы

Не видели таким его… Печали

И гнев забыт, и милости вас ждут

Великие, рабы и домочадцы,

А вас пиры, приветливых гостей…

Движение и гул в толпе.

Он кобылиц отпрячь велел, чтоб раньше

Родимых трав вкусили и они

И с табуном подруг смешались в поле.

Так говорил нам царь — ему в ответ

Улыбками мы расцветали, дева.

Кругом народ, и медлен царский путь.

Там с Пелия, из Иолка,[7] Фер богатых

Из Фтии есть, и северные есть

Среди гостей, царевна, фессалийцы.

Всех ласкою наш царь очаровал.

Теперь толпа, конечно, задержала

Вельможного, но если б кобылиц

Не отпустил так рано он на волю,

Сандалии крылатые мои

Благую весть все ж принесли бы раньше…

Ведь Гелия всегда быстрей Гермес.

Благодарим гонца, конечно, он

Почетное на нашем пире место

Уж заслужил… А ласки и даров

Ужель ему сегодня пожалеем?..

Но отдохни, Гермес, ты весь в поту…

А вы, рабы, пурпуровою тканью

Подножие увейте алтаря!

Пред Зевсовой святыней преклоняясь,

Пусть будет царь великий наш почтен.

Из ваших уст пэана жду я, девы,

Помолимся, чтобы возврат царя

Веселием нам заплатил за слезы

Пролитые… Я умолчу о том,

Что, кроме слез, здесь выпила немая

И пурпуром прикрытая земля…

Бессмертные, мы в вашей тяжкой воле…

Славьтесь, синие пучины

Сребровласого Нерея!

Славьтесь, гордые вершины,

Где снега лежат, белея,

Где орлы повисли, рея

По-над стадом лебединым!

Но славнее и отрадней

Нет твоих, о Пелий, скатов…

Веял сумрак, и прохладней

Стали волны ароматов…

Дымно факелы мерцали,

Пелий ярко обвивая,

Лента двинулась живая,

Лиры нежные бряцали

У гостей Нерея… Ели,

У кентавров в мощных дланях,

Смоляные пламенели;

Нимфы ехали на ланях.

Серебристой вереницей

Там клубились нереиды,

Мягко плыли аониды,

Кто со свитком, кто с цевницей,

И с сияющей царицей

Шел властитель Эолиды…

Слава! Геллена великий

И блестящий сын Эол!

Ты венчанную гвоздикой

Дочь Хирона поборол

И с добычей нежноликой

Улетел ты, как орел…

Цвет любви вдыхая дикий,

Лучезарный и великий,

Славься, радостный Эол!..

Славься, радостный Эол!..

Магнесии священные твердыни…

Дворец отца, и силуэты гор

Любимых, и лесов немые сени,

И моря шум привычный. Лучше вас

И слаще вас нет сердцу… Алтари,

Венчанные моих лугов цветами,

Вам первым мой привет…

Я не царем

К вам прихожу, отеческие боги,

А грешником раскаянным и сыном…

О Зевс, о Геллена могучего отец,

На этот дом, так много испытавший,

На твой народ, на избранных, пелазгов,

Которым ты, великий, обещал

Безбрежный мир в грядущем, призри, боже.

Залога ждем твоих теперь же, Зевс,

Обетов мы… И внук, тобой прощенный,

Сегодня, на алтарь припавши, молит,

Чтобы в ему дарованной земле

Умножились стада, чтоб в пашнях черных

И трудовых Димитры золотой

Не иссякал налитый солнцем колос…

Чтоб дети… О, детей воспоминанье,

Ты за собой ведешь их тени… Дети

Чтоб выросли на радость и на славу

Родителям, которым ты велишь

Их вырастить… Победы и трофеи

Кровавые с их паром — для других

Оставь их, боже вышний, для потомков.

Мы ж мира, бог, мы жаждем только мира

И в городах, и в тишине палат…

Но дочери не вижу… Меланиппы:

Здорова ли она?.. И где ж отец,

Богами нам еще хранимый Геллен?..

Отец и мой державный царь, твоим

Так сладко мне внимать словам, и взору

Так милы глаз веселые лучи…

Малютка, ты бледна и похудела…

Пусть счастием и миром над тобой

Луч Гелия отныне засияет…

Ты не больна, надеюсь, Меланиппа?..

С тобой, отец, я расцвету опять.

Скучала я в старинном доме нашем

И без вестей томилась о тебе…

Ни арфа мне отрады не давала,

Ни ткацкий стан с узорным полотном.

О Геллене ты спрашивал… В чертоге

Готовит он, чтобы богов почтить

И твой возврат восславить — жертву, верно.

Он слаб и стар становится, увы!

И седина чело ему склонила…

Но дай сказать привет твоим гостям.

Приветствую вас, жены! Фессалийцы,

С вершин родных и дальних, из полей,

Из городов прославленных и с моря

Лазурного… Да сохранит вас бог,

Да будет вам очаг наш благодатен!

О, радуйтесь, соратники, и вы,

Мои соседи мирные, вы, жены!

Мой царский дом для дорогих гостей

Всегда открыт… Но мне милей сегодня

Ваш ласковый и радостный привет…

Я подданных в Магнесии своих

И сколько есть покорных фессалийцев

Под скипетром моим прошу со мной

Участвовать во всенародной жертве

И трапезу в чертоге разделить.

Старинных вин я предложу им критских…

И вы, рабы, смелее… Кто из вас

Тяжелым ли уроком или карой

Обременен грозящей… Успокойтесь…

Вы прощены… Берег я под конец

Привет цветам, которыми Эола

Сегодня сад зацвел… Я ваш пэан

С особенным прослушал чувством, девы…

Он сладостной росою освежил

Мои давно не плакавшие вежды.

Ты в Дельфах был, державный, в волосах

Я вижу лавр твоих златисто-белых.

Сподобился я увидать земли

Срединный храм,[8] там бледной пифониссы

Вещаниям я трепетно внимал,

Но светел я их толкованьем, девы.

Мне радости твоей отрадна весть.

Душа горит послушать, в чем же радость.

О, тайны нет… Я бы хотел, чтоб все

Со мной теперь благую весть делили

И счастия Эолова лучи.

Пифийский бог сказал, что счастлив буду

Я внуками, что славою они

Широкий мир наполнят, и далеко

Эолов дуб ветвями прошумит…

О дочь моя, для радостного брака

Меланиппа отшатывается, бледнея.

Давно готов и царственный жених…

Ты смущена?.. Он выбран, Меланиппа…

Краснеешь ты? Спусти скорей фату,

И за фатой ты можешь улыбнуться…

С тобою кто ж останется, отец?

Мне терема еще не скучны стены…

И тихие со мною говорят

Бессонными, отец, ночами звезды…

До брака все вы, Арна, таковы…

Но ты, дитя любимое, не думай,

Чтоб я не знал, какой алмаз в венец

Тобою мне вложила дочь Хирона…

Но погоди: я вижу, что сюда

Из конюхов идет один… Так странен

И спешный шаг, и невеселый вид…

Что скажешь, раб и верный мой товарищ?

О царь Эол, державный господин…

Прости рабу, коль вестником не в пору

И, может быть… Не знаю, как сказать…

И, может быть, ну, скажем, неудачным

Я вестником к тебе являюсь, царь…

Твоих речей начало неудачно,

Ровнее их, надеюсь, будет ход.

Пожалуйста, не бойся кары, конюх:

Мой царский гнев отсюда далеко.

Отец, к тебе державный прорицатель,

Кронида сын увенчанный идет!

Эол выступает навстречу отцу.

О, радуйся, мой сын и царь Магнесский!

Ты радуйся, державный мой отец!

В тебе залог блаженства Эолидов,

И сладостно глядеть мне на тебя.

Но вестника послушаем: гаданий

Я знаменья хочу сообразить,

Его рассказ нам может пригодиться.

Недаром же в нем сердце смущено.

Так говори ж, возница, без опаски.

Давай-то бог. Но слушай, царь. Ты помнишь,

Что приказал крылатых кобылиц

Клянусь, таких Магнесия уж много

Не знала лет — стреножить и на луг,

Копытами их целый год не мятый,

Пустить, Эол… Стреножив кобылиц,

В беседу мы с табунщиком вступили…

Но, как на грех, — ты помнишь ту — у ней

Над правым глазом звездочка, — не видел

Я более шкодливой, — путы прочь…

И что уж там завидела… Но мимо

Подруг и вон из стада… Там Алфей

Поток бежит — шагов, пожалуй, будет

Две тысячи — за нею мы гнались.

Холодная вода потока, верно,

Крылатую сманила… На нее

Накинул я узду и потихоньку

С укорами шкодливую назад

В табун повел. Идем мы перелеском:

Путь выбирал короче я, и вот

Ты знаешь луг, весь желтый от цветов,

Где пастухи твоих коров и телок

Свирелью, царь, с зари и до зари,

А может, и пастушек забавляют…

Их утомил, не знаю, солнца свет,

Любовь иль труд, но спящими нашли мы

Бездельников… А в засенке[9]… О, нет…

Бессмертные!.. Нет… нет, такого дива

Ни мой отец, ни дед, ни прадед, верно,

Не видывал, — увидит ли и внук?..

Корову мы увидели, по виду

Уж не вчера телилась… рядом с ней

Порядочный мычал нетерпеливо

И землю рыл раздвоенным копытом

Бычок… а мать, ты не поверишь, царь,

Двух мальчиков — я об заклад побьюсь,

Что были то особенные дети,

Ты не найдешь таких красивых здесь

И рослых, царь, — двух мальчиков кормила.

И долго мы стояли… Не могли

Мы губ разжать от изумленья, даже

Как будто бы и ноги отнялись,

С испуга, царь, что этот вид чудесный

Обозначать нам должен. Пастухов

Толчками мы тут подняли, но толку

В породе той кто и искать бы мог,

Которая иль спит, или играет

На дудочке? И спор тогда пошел

Меж нами, что за дети. Не корова ль

Их принесла? Чего ведь не бывает…

Иль демоном положены на луг…

Ну видано ль, чтобы, свое рожденье

От вымени сурово оттолкнув,

Плод женщины кормить корова стала!

Кричали мы немало. Ничего

Из нашего не вышло крика только,

И решено…

Нет! раньше… погоди…

Когда детей, иль бесенят, — уж, право,

Не знаю, как созданья те назвать,

Корова-мать, так скажем, откормила,

Здоровы же сосать они… На луг

Склонившихся она тихонько стала,

Как маленьких теленочков, лизать…

Тут подошли другие телки… Следом

Бык подошел, но молча, и никто

Диковинных детишек тех не трогал.

Обиженный один не замолкал,

Пока травой он сердца не натешил…

Давно бы так… И было решено

Меж нами тех гостей сюда доставить:

Что ты велишь, то с ними мы, Эол,

И сделаем… Но было нелегко

Их унести… Мычаньем недовольным

Все стадо нас почти что до ворот

Твоих, Эол, от речки провожало.

По глупому совету моему

Так и другой тебе, владыка, скажет,

Недоброе то знаменье… Скорей

Убрать бы их… А впрочем, как прикажешь.

О, боги!.. О, гадания! О, сын

Эол, Эол! Иль цепь твоих несчастий

Не оборвали боги?.. Ты, пятно,

С кого же ты растешь?.. О, демон злобный!

О, тяжкий бред… Осмелюсь ли я, царь…

Ты, кажется, устал, и это солнце…

Кто говорит?.. Что солнце?.. Это ты?

Ты, дочери Хирона чадо, Арна?

Да, я помочь хотела бы тебе,

Державный дед… Боюсь я, что недужный

Твой бред отца счастливого смутит

И праздник наш расстроить может, Геллен…

Боитесь вы для праздника моих

Тяжелых слов… Что ж делать?! Я не бредил.

Я — в ужасе… Ты понимаешь, царь?

Перед твоей священною, родитель,

Я волею склоняюсь. Мудрых уст

Вещания твоих — моя святыня.

И если новую беду сегодня мне

В нить тонкую и черную моей

Всучить должна седая парка жизни,

Я не уйду от ней… Но, может быть,

Позволишь ты, чтобы с возницей этим

И чудом я покончил раньше, царь?

Коль слов моих ты не одобришь, можем

Мы подождать решением… Молчишь

Ты, царь-отец? Согласием молчанье

Позволь считать твое…

Рассказ твой, конюх,

Действительно, особенный — его,

Однако, я назвать покуда страшным

Не вижу оснований. Вы детей

Иль демонов, но вид детей принявших,

Туда ж теперь могли бы отнести,

Откуда их вы взяли. Если точно

Их положил туда на благо нам

Бессмертный бог — он их спасет, конечно,

И мы греха на душу не возьмем,

Что знаменье сгубили торопливо…

А если то была игра бесов,

Нам дикие помогут ночью звери…

При алтарях нет места палачу,

И жертвы бог… сомнительной не любит.

Сомнительной?!. Останови рабынь:

Богами, сын, молю и заклинаю.

Остатки сил берег я, мой Эол,

Чтобы тебя увидеть и зарею

Полюбоваться славы Эолидов,

Что некогда мне обещал Кронид…

Но лучше бы… О, лучше б этот свод

Слабеющим глазам моим не видеть…

Я три раза гадал и три раза

Рабам свой нож я отдавал печально

И заливал зловещий огнь алтарный;

Я три раза глядел, как до зари

Вели быка на жертву… Все три раза

Понурый шел и не мычал, едва

Он тучные передвигая ноги.

И три раза все те же знаки — мне

Не обманул очей и призрак счастья…

От желчи был раздут пузырь быка,

И черною обильно заливал он

На алтаре передо мной, Эол,

Ножом жреца раскрытую утробу.

Я вижу лавр Аплуна[10] на тебе,

Но светлого обеты олимпийца

Не отвратят над головой твоею

Нависшую беду… Ты бойся, сын,

Гадателей, читающих по звездам,

И мудрых дев, и свитков бойся, царь,

Украшенных вещаньями Орфея…

Отцовского предания держись

И мудрости, от нас ушедшей в землю,

Лишь белым, царь, пелазгам откровенной.

В Феспрот иди! Очищен не совсем

От крови ты здесь пролитой, а раньше

От нечисти домашней, да скорей

Освободись и сжечь вели явленных.

О Посейдон!.. Земли колебатель!..

О синекудрый!

Сжалься над нами!

Нам алтари,

Боже, оставь!

Пламени, бог, на очагах

Не погашай, молю…

Мысли тоскливо мятутся:

Вещего старца слова

Ты покарал ли иль смерти

Этих детей просишь?

Сжалься, владыка морей,

Ужас развей и сомненья

Душные волны,

О Посейдон,

Бог синекудрый!..

Гадания твои, отец, печальны,

Печальней их вещания твои,

И этот знак, венчавший их, ужасен…

Мне радости луч Гелия, увы!

За облаком таившийся и снова

Блеснувший средь эфира, не вернет,

И лавра я сухие листья брошу…

Возьмите их.

Должно быть, ризы мне

Торжественной не надевать сегодня…

Мой светлый пир погиб. Но, царь-отец,

Не вижу я, зачем же лишней кровью

Иль копотью от адского огня

Свой покрывать должны мы пурпур царский.

О, маловер… Иль ропота богов

Подземного твоей гордыне мало?

Чего ты ждешь? Кровавого дождя?

Иль, может быть, чтоб Тартара разверзлось

Для нас жерло сокрытое? Когда б

Здесь речь была лишь о тебе… Но рода

Главою ты останешься…

А мне

Постылый век, усталому, коль боги

И длят еще, так чтобы вразумить

Тебя я мог и славу уберечь

Моих грядущих правнуков… и только…

На алтари и статуи богов,

Которых мы еще не знали, право,

Глаза бы не глядели… Но чего ж

Боишься ты? Иль эти бесенята

Тебе детей твоих, детей дороже,

И правнуков, и всех, кого на муки

Преступною ты слабостью своей

Теперь, Эол, быть может, осуждаешь…

Но вижу я опять гонца… Еще

Нам новости из стада… Тот же конюх…

О царь Эол… Сегодня день чудес…

О новом мне позволь поведать диве.

Мы ждем речей твоих, мой верный раб.

Корова та, которая кормила

Найденышей чудесных, на глазах

У пастухов твоих, да и на наших

Исчезла, царь, растаяла… Удар

Ее унес в земные недра, что ли?

Где мальчиков нашли мы, господин,

Провал образовался… ключ горячий

Струится там… Свидетелей у нас

Хоть отбавляй… Нет, царь, неладно это

Явление… Должно быть, Посейдон

На демонов, что алтарей священных

Его не постыдились, рассердился…

А телки как жалеют пастухи…

Не брезгает и животиной демон.

О, тяжкое сомненье… Поглядеть

Я все ж хочу на знаменье…

Какие

Чудесные детишки!.. Как они

Кого-то мне напоминают… Да…

О нет! о нет… возьмите их, рабыни…

Моей душой играет демон точно…

И если все, за радостью теперь

Свидания забытое с отчизной,

Припомню я… И смутный сон… И Арны

Печальный взор… И птиц… Да разве ж бог,

Чтоб обольстить наш ум, ошибок полный,

Жалеет чар?.. Иль мало есть у них,

У демонов, приманок?.. Покажите

Опять детей…

Дочь, Меланиппа, им

Надень убор в чертоге погребальный

И принеси сюда…

Коль иго жизнь,

Его Эол поднимет не бледнея…

Привесок бед… Мгновение… И пусть

Узнает под ножом тот черный демон,

Как славу у потомков отнимать

Эоловых… красой и состраданьем

Его мужское сердце растопляя,

Как крыльев воск Икаровых… Отец,

Минутную прости Эолу слабость…

Не женщиной его, орлом родил

Кронидовым ты горным…

Я Феспрота

Увижу дуб священный и, страданий

Приняв удел, священный голос бога

Услышу вновь, коль этим осквернен

Я зрелищем и демонской игрою.

Прошу гостей войти теперь в чертог

И без меня там пир уготованный

Вкусить… Богов они не раздражали,

И Гелленов не погасал очаг…

Дозволишь ли?..

Ни слова, дочь, ни слова!

А вы, рабы, готовьте поживей

Костер, посуше наберите елей,

Чтоб тот огонь, который поднесу

Я бережно к неласковой постели

Найденышей, моей грозящих славе,

Чтоб ярче он и веселей пылал,

В Додону путь Эолу озаряя…

Последний день… Последние лучи…

Последнее звено тяжелой цепи

Сейчас сольет огонь костра, чтоб цепь

Мне самую потом расплавить… О,

Скорей, рабы, скорей, скорей отсюда…

Страшен богов без меры

Гнев и зоркая сила,

Но меж бессмертных Геры

Небо грозней не носило.

Сказку ли, быль ли златого

Детства душа удержала,

С дальнего Пинда крутого

В Аргос река побежала.

Сколько там было богатых

Сел и полей-раздолий,

Лесу и ланей на скатах

Стало Инаховой долей.

В Аргосе царствовал славный,

Тезка с рекой золотою…

Дочери не было равной

Ни у кого красотою.

Очи Кронида пленились

Чадом Инаховым милым,

И меж аргосцев разлились

Воды, богатые илом.

Плутос в земле поселился.

Год пировали там целый.

Гермий с царем веселился,

Зевс с его дочерью белой.

С трона небес золотого

Гера увидела диво.

Месть ее мигом готова:

Сердце недаром ревниво.

Радугу Гера послала,

Дивную станом и видом:

Влага с полей убежала,

Плутос ушел за Кронидом.

Стали пустынею села,

Смертного полные страха,

И из румяно-веселой

Мумией стала Инаха.

Где от обильной Димитры

Закромы раньше ломились,

В сети паучьей и хитрой

Мухи голодные бились.

Шерстью одеты, смотрели

Девы глаза благородной;

Гермий уныло-голодный

Телке играл на свирели…

Страшен богов без меры

Гнев и зоркая сила,

Но меж бессмертных Геры

Небо грозней не носило.

О, чье ж это страшное дело?

Чья тайна? Иль козни?

Ту ночи ли поздней

Преступницу риза одела?

Иль Гелий своей золотою

Сиял колесницей победной

Над тою

Огню обреченной красою…

Над матерью бледной,

Грехом ли гонимой,

Стыдом, нищетою

Томимой?..

О, чье ж это страшное дело?

Душа говорит: то не бес;

Чье ж око, о боги, с небес

На грешную деву глядело?