Мелодия Бесконечности. Первый аккорд

Небеса Европы. Moscow Calling

«Корона Российской империи в Гохране Российской федерации… С тем, что основанная Петром Первым, Российская империя жива — согласны и её сторонники, и её противники. Для одних, империя — ответ на первый „проклятый“ русский вопрос — „Что делать?“, для других она — ответ на второй „проклятый“ русский вопрос „Кто виноват?“» © — так начинается и такими же словами заканчивается серия историко-познавательных передач, посвященная трехсотлетию основания Российской империи, российского журналиста, актера, режиссера и телеведущего, автора популярных телепроектов — Леонида Парфенова.

Страна с невообразимым культурным и природным многообразием, «загадочной русской душой», которые сами по себе заслуживают отдельного разговора. История которой полна загадок и неожиданных поворотов.

Как тут не вспомнить строки Федора Ивановича Тютчева:

И вот из-за облаков показалась столица этой страны — страны с древней и великой историей, полной событий знаковых, порой — драматических, ставшей частью истории всемирной, взаимно влияя и обогащая её, подарив миру множество великих гениев ума и таланта — «куда только не заносило русский ум, русский флаг и русскую шпагу». ©

В годы «Холодной войны» мало кто из иностранцев отваживался посещать Советский Союз и его столицу в частности, но с падением железного занавеса всё чаще и всё больше иностранных туристов можно повстречать как на экскурсиях по историческим достопримечательностям, так и в современных торговых центрах. И можно было услышать рядом с собой множество языков, диалектов и наречий самых разных народностей.

Столетия назад по улицам, площадям, бульварам и переулкам «Первопрестольной» ездили и ходили, царили и княжили, сражались и любили, учились и мечтали легендарные личности своих эпох: «дщерь Петрова» — блистательная Елисавет — румяная щеголиха, оставившая после себя пятнадцать тысяч платьев и пустую казну, чьи указы читались как журналы мод, удивительная во всех отношениях женщина — самодержица Екатерина II Алексеевна — Великая, обладавшая гибким и пытливым умом и легким порывистым пером, издававшая сказки и пьесы, увлеченная литературой и естественными науками и состоявшая в переписке с французскими просветителями Вольтером и Дидро, никак не проявившая себя как мать, зато бабушкой ставшая отменной — двух старших внуков Александра и Константина взяла на своё воспитание и растила по последнему слову педагогической мысли, лично сочинив для них букварь, изобретя одновременно гениальное и простое приспособление — цельный детский комбинезон, и оставшаяся весьма довольной своей эксклюзивной находкой, первым делом построившая в начале своего славного царствования павильон-аттракцион Катальную гору — горки «Ух, захватывает дух!» — известные в мире как «Американские горки», однако — построенные за три года до провозглашения Соединенных штатов Америки, и «стая славных Екатерининских орлов», видных государственных мужей, физик и лирик из легендарного рыбного обоза, энциклопедист и ученый — «первый российский Университет» — Михайло Ломоносов, ещё один Михаил — тот самый Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов — гроза Наполеоновской армии, историк и литератор Николай Михайлович Карамзин, автор хрестоматийной «Истории государства Российского», император-мистик Павел I и император-умиротворитель и освободитель народов — Александр I, аристократы-отщепенцы декабристы, революционеры и последний российский император трагической судьбы — Николай II, известный художник и меценат Иван Константинович Айвазовский (дослужившийся до звания действительного статского советника, что соответствует адмиралу — это ли не триумф для художника-мариниста?), великие зодчие, писатели — Лев Николаевич Толстой и Федор Михайлович Достоевский, Иван Сергеевич Тургенев, Александр Николаевич Островский, Николай Алексеевич Некрасов и Николай Семенович Лесков, поэты и композиторы Римский-Корсаков, Прокофьев, Стравинский с которого в русской опере так запели и заиграли и русская история и русская сказка, ученые, такие как Иван Петрович Павлов и Илья Ильич Мечников — и это лишь малая, поверхностная часть внушительного списка. И где прославились таланты гениальных иностранцев, живших и творивших в России — архитекторов Растрелли и Росси, композитор Иоганн Штраус, офицеры, дипломаты, ученые и исследователи на русской службе.

Город встретил последними теплыми солнечными днями перед наступающими холодами и ливнями, подарив напоследок путешественниками пригожую погоду, чтобы по достоинству оценить красоту Москвы и приятно провести время в столице, делая краски ярче, блеск куполов более сверкающим, лица прохожих — более приветливыми, а впечатления от поездки — более светлыми.

И снова — практически привычный уже ритуал смены телефонных сим-карт и обмена денег прямо на территории аэропорта «Домодедово» — и можно начинать своё знакомство с Москвой.

Почти сразу, как только самолет приземлился, и компания, получив багаж, покинула терминал, Маргарита, всё ещё сильно взволнованная, набрала номер мобильного телефона отца:

— Привет, папуль! Да-да, долетели хорошо, — она невероятно рада была слышать его голос, — Как у вас дела? Как идет подготовка к конференции? Да, конечно, поцелуй от нас маму. Актеон и Сорбонна хорошо себя ведут, не доставляют вам хлопот? А Милорд хорошо себя ведет? — потом Маргарита перешла к тому вопросу, который так её волновал, — Папа, скажи, ты ведь хорошо знал чету де Шатильонов? У них точно не было детей? У меня снова было видение, ты знаешь, это со мной от бабушки Констанс, и связано оно было с Аделькой, — этот вопрос застал Шарля врасплох.

Да, он знал Кристофа и Шарлотту, только пребывал в полной уверенности, что детей у этой пары не было — Шарлотт не могла зачать и несколько лет проходила лечение от бесплодия, и последний раз — как раз незадолго до автокатастрофы, в которой погибла вместе с мужем. И эта информация впервые заставила его задуматься — по всему понятно, что умирать они тогда не собирались — потому не осталось ни завещания, ни каких других серьезных документов.

«Кристоф, Кристоф — какую же тайну ты унес с собой на тот свет? И я тоже хорош — каким же я был тебе другом, если ты не поделился со мной? Прости меня, друг, если можешь… Обещаю тебе, что разберусь во всем этом и найду ответы на все вопросы.» — такую установку дал себе Шарль-Анри, пообещав Маргарите разузнать всё возможное и сообщить результаты своего расследования. И первым делом стоило подробнее расспросить их руководителя Артура Клейтона и более прицельно осмотреть его квартиру в Париже на предмет не найденных ранее тайников или каких хранилищ.

Герб и флаг Москвы представляют собой тёмно-красные геральдический щит и прямоугольное полотнище с изображением всадника — Святого Георгия Победоносца, поражающего чёрного Змия.

Расположенная не реке Москве, она — туристический, экономический, культурный и политический центр Российской Федерации. Основанная, по первым достоверным летописным упоминанием, ещё в середине двенадцатого века ростово-суздальским князем Юрием Долгоруким, воспетая в стихах, поэмах, прозе и кинофильмах, Москва и сейчас — не перестающее биться, постоянно пульсирующее сердце Советского государства, занимавшего 1/6 часть суши, а впоследствии — России, привлекающая многочисленных туристов и по сей день — не только традиционными туристическими путями паломничества к всемирно известным достопримечательностям почти вечного города, а и — манящими яркими витринами большого количества новомодных салонов и бутиков.

Древняя — и постоянно новая, известная — и так до конца и не познанная, не переставляющая удивлять, когда, казалось бы — уже раскрыла тебе простодушно все свои секреты.

А секретов — ой, как не мало, у сказочной Белокаменной, видавшей за свою историю и дворцовые перевороты, и народные бунты, пожары и восстания, блестящие балы и ужасы пожаров и бомбардировок, предателей и героических защитников, бесстрашных и бесславных самозванцев и гениев — великих мужей и жен своего отечества. Не сразу строившаяся и не раз отстраивавшаяся, возрождаясь буквально из пепла, с достоинством выдержавшая все, выпавшие на её судьбу, испытания, такой же стойкости и величия духа требует с тех, кого сочтет достойнейшими из достойнейших её славы и благосклонности — и только этому она готова поверить, только чистым и благородным сердцам — она готова подарить своё сердце и свою любовь.

Мало кому не была бы известна знаменитая центральная площадь, именуемая Красной, а алые кремлевские звезды видны за много километров — а когда-то московский Кремль был деревянным сооружением, гораздо более скромным, сейчас же это — целый комплекс из площадей, улиц и зданий.

Знаменитый бой кремлевских курантов и легендарные — ни разу не звонивший Царь-колокол и ни разу не стрелявшая Царь-пушка. Знаменитая Оружейная палата и Алмазный фонд с легендарной Короной Российской Империи и славный своей кровавой историей алмаз «Шах» — плата за редкое сочетание в человеке таланта дипломата, поэта, драматурга, композитора и пианиста — в Александре Сергеевиче Грибоедове, известном каждому советскому и российскому школьнику по блестяще рифмованной пьесе «Горе от ума», давно разнесенной на яркие и не потерявшие своей актуальности цитаты, жестоко растерзанного во время резни в Тегеране. «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!» — такие слова высечены на его памятнике, поставленном юной вдовой Грибоедова — Ниной Чавчавадзе.

Известные храмы Красной площади — яркие, словно драгоценные шкатулки, и такие дорогие русскому сердцу.

И Лобное место — ещё помнящее, как пронзительно голосили жены и домочадцы казненных взбунтовавшихся стрельцов во времена юности Петра I Алексеевича.

И, конечно же — Мавзолей, сооруженный по образцу одного из чудес света — гробницы древнего восточного властителя Мавсола — где лежит забальзамированное тело вождя пролетарской революции — Владимира Ульянова-Ленина. Захоронения у Кремлевской стены удостаивались лишь самые видающиеся — поэт Максим Горький, маршал Георгий Жуков, космонавт Юрий Гагарин и другие.

Вдоль аллеи у Кремлевской стены стоят десять блоков черного гранита, под каждый из которых положена земля десяти городов-героев.

Деловая сторона Москвы представлена зданием ГУМа и Китай-городом, а впечатляюще отреставрированное здание Исторического музея хранит одну из наибольших коллекций экспонатов.

Покидая Красную площадь, вскоре попадаем в Александровский сад — разбитый в ознаменование победы в Отечественной войне 1812 года и названный именем императора-умиротворителя народов Александра I, а там и — Манежная площадь, Большой и Малый театры и первая в стране частная галерея Павла Третьякова: наше всё — на холсте и маслом, — гордость не только самой Москвы, но и всей России.

Знаменитое Новодевичье кладбище, на котором похоронено множество представителей российской элиты разных периодов — писатели, врачи, академики и деятели театрального искусства — одни только фамилии писателей Гоголя и Чехова, инженера и конструктора Туполева, физика Ландау и других, заставляют проникнуться мощью ауры этого места.

Продолжая тему московских некрополей, стоит упомянуть другое, не менее известное — Ваганьковское, на котором похоронены многие декабристы, художники, композиторы, актеры.

Невозможно пройти мимо яркого и самобытного фонтана «Дружба народов», и, будучи в Москве — не подняться на Воробьевы горы, увидеть здание МГУ и покататься на роликах по дорожкам парка имени Горького, посетить Музей музыкальной культуры имени Михаила Ивановича Глинки, основоположившего национальную оперу-эпопею — не перевод оперы на русский, не оперу про русских, написанную кем-то, а оперу — по-русски:

Лучшим другом и собутыльником Глинки (пили оба крепко) был художник Карл Брюллов — первый ставший в ровень с французами и итальянцами, за знаменитый «Последний день Помпеи», где всей античной жизни было таким страшным образом сказано: «Замри-умри-воскресни», и поэт Баратынский напишет потом: и стал «Последний день Помпеи» — для русской кисти первым днем!

Продолжает тему русской классики Музей изобразительных искусств имени Александра Сергеевича Пушкина, в котором расположена вторая в России по величине и богатству (после Эрмитажа) коллекция скульптур, картин, керамики и других сокровищ культуры различных эпох и народов — известен не менее, чем имя самого великого поэта — бунтаря и пророка, первого профессионального писателя, которому литература давала доход как родовое имение, о жизни, судьбе и творчестве которого можно подробнее узнать в Музее Пушкина на Кропоткинской улице, а неподалеку находятся Музей Льва Николаевича Толстого и Музей-усадьба Льва Толстого.

Случайно оброненный взгляд на Маргариту, и Марку пришли на ум строки светила русской поэзии:

Вот только для кого будет биться его сердце? На кого она будет похожа? Какие будут у неё глаза? Волосы? Какой будет её улыбка? Как он распознает, что это именно она? Способен ли он ещё на любовь?

Погруженный в свои мысли, Марк чуть не задел головой проем в вагоне метро — шутка ли сказать, с его-то ростом. Потерев вскочивший на лбу синяк, он слегка улыбнулся и вернулся к действительности.

Прекрасный московский метрополитен вполне может считаться самостоятельной достопримечательностью и полноценным произведением искусства, а главное — поезда не стоят в бесконечных и протяженных московских пробках — к вящим радости и удобству туристов, что наши путешественники и оценили по достоинству, устроив себе специальную экскурсию по московскому метро — не переставая восхищаться талантом и мастерством зодчих, художников и скульпторов, замирая и восхищенно разглядывая уникальные панно станций «Комсомольская», «Киевская» и «Маяковская», скульптуры станции «Площадь революции», прототипами которых стали реальные граждане Советского союза, или неповторимыми витражами станции «Новослободская», ни минуты не пожалев о потраченном времени.

При посещении знаменитой экспозиции панорамы «Бородинская битва» сразу припоминаются строки Михаила Лермонтова — ещё одного гениального поэта, дорогие памяти каждого русского, и который «не даром помнит вся Россия», возможно, самая знаменитая ничья в истории мировых войн — в Бородине отмечают ежегодным костюмированным представлением:

И граничащий с безумством — героический подвиг русского народа и русской армии: как так — русские ради маневра свою столицу сдали, а сдавши — подожгли, большей частью — без приказа, порой — собственные дома. Самая трудная военная кампания становится и вовсе неподвластной, «дикая, скифская война»… Армия-победительница оказалась на пепелище. Последующее оставление Москвы французами вовсе не было отступлением. Отступление — это когда русские преградили Наполеону путь на юг, вынуждая идти на запад по старой Смоленской дороге, на которой «даже кошки нельзя было сыскать».

Непременно стоит посетить средоточие прекрасных площадей и бульваров — «Бульварное кольцо» и найти время обязательно прогуляться по Арбату, соединяющий Бульварное и Садовое кольцо — пройтись по тем самым камням, по которым ходили Пьер Безухов и Киса Воробьянинов — легендарные герои русской литературы, взглянуть на одну из достопримечательностей Арбата — стену памяти советского рок-музыканта корейского происхождения — Виктора Цоя и дома, связанные с именами Есенина и Аксакова, тот самый из старинный особняков в очаровательном Филипповском переулке, где когда-то Михаил Булгаков поселил свою Маргариту и те самые — проспект Мира, Цветной бульвар, московский цирк и Театр на Таганке.

Если бы не пожар, то можно было бы пообедать в ресторане Останкинской башни, окинув взором Белокаменную — с высоты, но пока ресторан вновь не откроют, можно просто полюбоваться видом города со смотровой площадки.

И вот уже можно продолжить знакомство с Москвой Мастера и Маргариты. И именно потому — фантастические события романа-мистерии Михаила Булгакова кажутся такими реальными, а каждое найденное «то самое» место только усиливает его. Родившийся в украинском Киеве, и получивший медицинское образование с отличием, отслуживший военным врачом — и сразу вспоминается запоминающееся здание Киевского медицинского университета, внушительное по своим размерам и выделяющееся ярким красным цветом, которое наши путешественники видели в столице Украины всего пару дней назад. Михаил Афанасьевич начал свою писательскую карьеру с произведения «Собачье сердце» — до сих пор любимого и читаемого — в год революции в России.

Вместе с началом романа «Мастер и Маргарита» и мы начинаем нашу прогулку с Патриарших прудов — если вас не испугает перспектива знакомства с Воландом и Ко, и связанной с ними чертовщиной, на скамейках парка — вы обязательно последуйте нашему совету и не упустите возможности посетить это место в случае визита в Москву. А вот по тому самому перекрестку, где так нехорошо «услужила» несчастному Берлиозу Аннушка со своим маслом — доподлинно не известно, ходили ли там, собственно, трамваи — достоверных документов, планов или фотографий, где бы указывались трамвайные пути, не сохранилось. А неподалеку от Патриарших когда-то жил сам писатель — сейчас в этом доме открыт музей писателя.

Двигаемся дальше и ищем ресторан литераторов, так соблазнительно им описанный.

Варьете практически не вызывает сомнений — это Театр Сатиры на Большой Садовой.

Поищем и адреса главных героев — подвальчик Мастера и особняк, в котором жила Маргарита, обнаружить который гораздо сложнее, так как мистическая красавица желала сохранить инкогнито.

После успеха нашумевшего российского сериала с непревзойденным актерским составом и талантливой актрисой Анной Ковальчук в роли Маргариты, успешно справившейся со своей такой не простой ролью — началось массовое паломничество по местам известного романа и его экранизации.

При упоминании произведения Булгакова, прямо в районе Патриарших, Маргарита ощутила вдруг неподъемную тяжесть давящего на голову венца из металла, а на запястьях — сжимающие кольца холодной стали, и где проявились багрово-синюшные ссадины — точно на них всё ещё были тяжелые кандалы. И не могла пошевелить ни одной конечностью, приложив сверхчеловеческие усилия, чтобы сделать хотя бы единственный шаг, схватившись сведенными спазмом пальцами за тонкую ткань рубашки мужа.

Маргарите довелось прочесть это произведение, и некоторые цитаты ей очень нравились, но она даже представить не могла, что ей, как и Булгаковской героине, предстоит пройти круги своего ада, прежде чем обретет долгожданное выстраданное счастье. Но, как и её Булгаковская тезка, она без особых раздумий пойдёт на всё ради тех, кто дорог её сердцу, не оставит возлюбленного во тьме и одиночестве, и не отдаст Тьме единственного, безгранично обожаемого сына.

Одной рукой Маргарита взялась за поясницу, вторую положив на живот, со сведенным гримасой боли лицом, она могла лишь безмолвно смыкать и размыкать губы, сглатывая соленые слезы.

Насмерть перепуганные друзья поспешили усадить её на ближайшую лавку и отпоить минеральной водой из пластиковой бутылки.

И вот перед Маргаритой предстал темный, слабо освещенный зал — очередное видение, раздирающее всё её существо, затягивавшее её в водоворот обрывков образов и голосов, отголосков ощущений, сплетавшихся в узоры причудливых и пугающих очертаний:

— Княже, мой Княже, грозна твоя стража — что же от меня-то не уберегла… — Маргарита припомнила слова известной баллады, подобно эпической Клеопатре, возникши перед пораженными стражами, когда они развернули ковер — она слегка усмехнулась тому, какое впечатление произвело её появление.

Ей всегда было интересно, как ощущала себя та самая Клеопатра, произведя подобный ошеломляющий эффект на Цезаря? Воспринимала ли она себя повелительницей вселенной в этот момент? И тут она бросила взгляд на стену и поняла, отчего такое выражение было на лицах караульных — там висел её портрет, выполненный по любимой её фотографии, на которой она жизнерадостно и беззаботно улыбалась миру.

— Дальше нельзя, госпожа! — путь ей преградили стражники.

— Передайте своему господину, что его жена желает его видеть, — она и сама не ожидала от себя такой решительности и такого повелительного тона.

На Маргарите было простое чёрное платье, облегающее фигуру, длиною в пол, её волосы были собраны в высокую прическу, а из украшений на ней был гарнитур из чёрного жемчуга, её макияж выгодно подчеркивал большие глаза и чувственные губы — сейчас она была воплощением пугающей красоты.

— Он ни кого не принимает. Сожалеем, Госпожа, — заверил стражник и почтительным поклоном засвидетельствовал искренность своих слов.

— Мне нужны ответы, немедленно! — она сжала его руку, держащую алебарду, — И я их получу!

— Мне, правда, очень жаль, — страж мягко убрал её руку, — Ещё поранитесь, не дай Бог, госпожа — мне тогда несдобровать.

— Прочь с дороги, я сказала! — она резко оттолкнула его, начертила в воздухе огненную пентаграмму, пустив её впереди себя, выбивая двери и заставляя разбегаться замешкавшихся стражей.

За последними дверями Маргарита увидела большой зал с паркетным полом, на котором лежала алая ковровая дорожка. Огромные окна помещения были зашторены тяжелыми бархатными портьерами вишневого цвета. Полумрак слабо освещался светом нескольких факелов в дальнем конце. Джон сидел на ступенях подиума, положив голову на красный бархат оббивки кресла — выглядевшего так же одиноко в этом огромном зале, как и он сам.

— Маргарита, — он даже не обернулся на звук её шагов, ему это и не нужно было, чтобы узнать её шаги из тысячи, — Зачем ты здесь?

— Что значит «зачем»? — нет, она в мыслях представляла себе различные сценарии их встречи, но, вот такого холодного равнодушия совершенно не ожидала, — Я — твоя жена и мать твоих детей, и я пришла за тобой. Значит, тогда это был не сон? Мне не приснилось, когда ты приходил? К чему тогда это было, если ты не желаешь меня видеть? Ответь мне, чем я виновата перед тобой?

— Уходи, прошу тебя, — а самому ужасно захотелось вскочить, броситься к ней, не отпускать из своих объятий и покрыть поцелуями каждый сантиметр её тела, и невыносимо было бередить душу этими чувствами, когда в ней теперь только жгучая боль и тоска, — Тебе лучше уйти… — пусть она ненавидит…

— И у тебя нет других слов для меня? Ты сделал мне очень больно — тем, что посчитал Марка более достойным твоего доверия. И это — после всего, что мы пережили вместе? Как ты мог?! Гонишь меня прочь — хорошо, я уйду. Но, у тебя есть два варианта: либо ты идешь со мной, либо я ухожу одна и подаю на развод. Господи, да что же ты за человек такой! Ты всё решил за меня, да? — от переизбытка эмоций, что сейчас разрывали её, Маргарите трудно было совладать со своим голосом, — И тебе больше нечего сказать мне? Известно ли тебе, что с того дня, как ты исчез, я ни одну ночь не могла сомкнуть глаз и орошала своими слезами подушку? Тогда повтори, повтори всё это своим детям! Имей хотя бы смелость посмотреть мне в лицо!

— А ты изменилась, Марго — Джон всё так же продолжал сидеть спиной к ней, облокотившись о быльце кресла, — Даже твой голос стал другим, — ещё секунда, и — если она не уйдет сейчас, то он уже не даст ей этого сделать.

— Спасибо, учителя хорошие были, — гневно бросила она, — Да взгляни же на меня! Посмотри мне в глаза! — не выдержав этого томительного напряжения, она подошла и подняла его с подиума, развернула лицом к себе, уже занеся руку для пощечины, она остановила её у самого его лица, сняла и отбросила его очки — и отшатнулась от увиденного, а звон разбивающегося стекла очков оглушил подобно взрыву в приличном тротиловом эквиваленте — так и внутри у неё что-то гулко разбилось вдребезги… Она стояла и не могла произнести ни слова, и только губы её и подбородок дрожали, а по щекам текли обильные слёзы — его глаза были повреждены, и она пронзительно и болезненно осознала, что это означало. Господи, да он же ослеп! Как же это ужасно и несправедливо… Но, это ведь ничего не меняет — не меняет её чувств к нему, не уменьшает её любви.

— Ваше любопытство удовлетворено? — отступив на шаг, он зацепился за ковер, вовремя ухватившись за кресло.

Маргарита бросилась к нему. Она положила его голову себе на колени, а он держал в своих руках её ладонь — так они и сидели молча некоторое время.

— Тебе, правда, лучше уйти, — наконец произнес Джон, — Это не место для тебя. Твой Мастер не заслужил Света…

— Замолчи… Нет, вот, ты, и правда — дурак или притворяешься? — улыбнулась Маргарита, — Дурачок мой! Я ни куда не уйду… без тебя.

— Твоё место не здесь, — он, словно, не слышал её слов, — а я не могу уйти, не могу покинуть этот проклятый дворец. Видишь же — я не могу дать тебе ни чего, кроме своего увечья. Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.

— Не смей, слышишь, не смей при мне так говорить! Неужели, ты так плохо знаешь меня, что говоришь такое? — и слёзы её капали на его лицо, и огнем запекли вдруг его глаза, он напряженно заморгал, — Господи, разве ты не чувствуешь, что я задыхаюсь и гибну без тебя? Я приму тебя, что бы с тобой ни случилось. Родной мой — мой свет, моя боль, слезы мои… Без тебя мне не было жизни — я жила во тьме. Наши дети так похожи на тебя, особенно маленький Анри — у него твои глаза и твой взгляд.

— Если бы ты знала… Ты же ничего не знаешь, — и губы его на её губах искали приют, — Как ты не понимаешь, я же хотел уберечь тебя, — а глаза невыносимо пекло и резало, так, что хотелось кричать, и от судорог ногти до крови впивались в собственные ладони, и, как луч света прорезает кромешную тьму, увидел он её лицо — нет, не тот образ, что навсегда высечен в его сердце, настоящую её — опухшие от слез губы и нос, блестящие глаза, слезинки на ресницах и потекшая тушь, и сердце защемило от сладкой боли — он снова смог увидеть её — такую близкую, такую родную. Нет, он был не прав — она не изменилась, она всё та же… его Маргарита…

Дальше — оглушающая темнота, и вот уже перед глазами предстает другой зал — залитый светом, отражающимся во множестве больших зеркал:

— Так скажите мне — кто мой отец? — красноречивый взгляд его темно-серых глаз прожигал насквозь, и что-то в этом взгляде уже изменилось, не ускользнув от пристального внимания матери, и за внешней иллюзией, когда он отчаянно старался сохранять спокойствие, а внутри его сжигало клокочущее пламя, а уж в пламени Маргарита разбиралась, как ни кто другой, — Мне необходимо знать правду, — изо всех сил он сдерживался, сохраняя почтительный тон, но глаза его требовали ответов, — Мои глаза, они не такие, как у милорда отца — они серые… Это возможно, что мои отцом является другой мужчина? Тот, что был влюблен, и чьи глаза тоже серы… — юноша нервно сжимал и разжимал пальцы рук и ресницы его подрагивали.

— Бог мой, Анри, кто тебе сказал такое? — сперва женщина даже не находила, что и ответить на эти обидно ранящие слова, тем страшнее было слышать их от родного сына, которому она отдавала всю себя, и слезы так и напрашивались излиться — от того ли, что так жестоко с ней ещё не обращались.

— Так это правда?! Мой отец — лорд Марк? Правда? Он — не просто мой крестный, он — мой родной отец? — молодой человек продолжал настаивать, отстранившись, когда она подошла к нему, протянув руку, чтобы убрать волосы с его лица, — Я — плод греха и потому так ненавистен вам? — в нем боролись отчаяние и надежда — его мир рушился, и он не знал уже, чему верить.

— Кто бы не сказал тебе это, он сделал это лишь с тем, чтобы причинить тебе боль и рассорить с нами, — Маргарита обняла сына и развернула к большому зеркалу, — Подойди и внимательно посмотри на себя, и можешь отбросить любые сомнения насчет того, чей ты сын — ты просто вылитая копия своего отца.

— Он предупреждал меня, что такого ответа стоит ожидать, — он решительно высвободился из её рук, — Кто же добровольно признается в измене и лжи? Вся моя жизнь была ложью… За что со мной так? — его трясло как при ознобе, и он часто смаргивал слезы, — Шестнадцать лет моей жизни вы низвергли и растерзали… Как мне теперь жить с этим? Кому мне теперь верить?

— Как ты разговариваешь с матерью? Сейчас же извинись перед ней! — в зале появился Джон и быстрым шагом подошел к стоящим у зеркала жене и сыну, являвшим из себя разительный контраст красного и черного — невысокая темноволосая женщина в пурпурном платье сложного кроя и юноша, на голову выше её, в черных брюках и темно-серебристого цвета свободной рубашке — смуглый, с длинными темными волосами и темными глазами, словно сошедший с обложки готического романа о каких-нибудь вампирах, — Прикуси свой язык, неблагодарный мальчишка! Твоя мать совершила почти невозможное чудо, произведя тебя на свет, сама чуть не погибнув при этом. Её желание подарить тебе жизнь и её любовь к тебе были настолько велики, что вопреки всем прогнозам врачей она дала жизнь тебе.

— А если я сын от другого мужчины? Вы бы и в таком случае продолжили бы её оправдывать? — горящие взгляды их темных глаз пересеклись, и Анри спешно отстранился, глядя всё ещё вызывающе, — Неужели правда настолько неприглядна, что вы предпочитаете замалчивать её? Не верится, что вы все лгали мне столько лет и терпели меня только по необходимости… Ну, разумеется — зачем вам дитя порока, когда у вас есть ваш любимец Алишер?

— Да, что ты говоришь такое, сын? — Джон успел задержать его за руку, — Кто смог так тебе промыть мозги, что ты не желаешь слушать собственных родителей? Хотелось бы услышать его имя.

— Уж он-то оказался почестнее той, кому я беззаветно верил и кем восхищался. Вы же настолько слепы в своей любви. Но, я теперь прозрел. Если бы можно было — хотел бы я иметь матерью другую, более достойную, женщину.

— Ни звука больше, Анри! — женщина приложила ладонь к его губам, а по щекам её стекали слезы, — За такие речи мироздание накажет тебя, а мне этого не вынести…

— Как вы могли предать нас? Лгали не только мне, но и всем, и прежде всего — тому, кто безумно в вас влюблен, — юноша отступил, отчаянно, замотав головой, — Больно… Мне так больно…

— Анри, успокойся, выслушай, наконец, — рука отца легла на его плечо, — В таком состоянии ты не можешь адекватно воспринимать мои слова.

— Что это?! — в глазах парня отразился нескрываемый ужас и отвращение, когда его пальцы начали принимать вид крючковатой лапы с длинными загнутыми когтями, покрытой чешуей, а зрачки его глаз стали вертикальными, — Что со мной происходит? Нет! Я не хочу! Кто-нибудь, помогите мне! — лицо его вытянулось, приобретая черты драконьей головы, на золотистой чешуе которой блестели ещё не высохшие слезы, а вместо речи выходил лишь рык.

Несколько раз мотнув головой, он изверг и пасти жаркое пламя и, расправив огромные крылья, метнулся в сторону окна, и прежде чем, родители смогли его остановить — выбив стекло вместе с оконной рамой, взвился высоко в небо, пока не исчез из вида маленькой, сверкающей в закатном свете, точкой.

— Анри! — Маргарита остановилась у естественной преграды в виде балконных перил, — Вернись, ты слышишь? Сынок, ну, что же ты… — молодая женщина бессильно опустилась на пол, всё ещё продолжая держаться руками за ажурные перила, — Неужели, вся наша любовь не смогла отвратить страшное пророчество?

— Ну, я этого так не оставлю, — возмущенно бросил Джон, помогая Маргарите подняться, что оказалось весьма затруднительно на слабых и затекших ногах, плохо видящую переполненными слезами глазами, — Ни кому не позволено управлять нашим сыном точно куклой-марионеткой, — и снова он видит её заплаканное лицо, рождающее в нем только одно желание — утешить и согреть, — Всё-всё, полно плакать. Ты, вон, вся уже дрожишь, — он приглаживал её растрепанные волосы, зная, что это её успокаивает.

— Это я виновата, я… Я всегда так баловала его, позволяя ему слишком много. Жан, прошу тебя — найди его, верни Анри, пока мальчик не совершил непоправимого, навлекая проклятие на свою голову… — она вцепилась пальцами в его руку, не сводя блестящих от влаги глаз, с его сурового и озабоченного лица.

— Всё в порядке, Ваша милость? — на пороге появился отряд стражников, возглавляемый генералом Агни, — Мы услышали звон разбитого стекла.

— Генерал, соберите лучших людей, — жестом Джон приветствовал его и сразу же отдал распоряжение, — Мы отправляемся в горы на поиски молодого господина Анри, — Агни коротко отсалютовал и направился собирать людей, столкнувшись в дверях с уже спешившими к ним друзьям.

— Марго, ну успокойся, — приговаривала златовласая, провожая Маргариту в покои и помогая ей переодеться, — Ну, что он снова натворил, что так расстроил тебя? Всё будет хорошо, а этот мальчишка ещё будет просить у тебя прощения, — а она всё не переставала беззвучно плакать, это настолько подкосило её, что как бы не хотелось ей самой отправиться за сыном, она была слишком слаба, чтобы подняться с постели…

И снова — кроваво-алые вспышки видений, от которых холодеет всё внутри:

Небо было серым и тусклым. Морозный холод пробирал сквозь тонкую сорочку, остужая воспаленные ссадины на руках и ногах…

Мягкие белые резные снежинки тихо оседали на замерзшее лицо, потрескавшиеся губы и дрожащие ресницы.

С первым ударом гвоздь начал входить в ладонь, и по телу прошла огненная вспышка боли, а по руке стекала тонкая струйка теплой красной крови, оставляя пятна на белой сорочке и припорошенной снегом земле. Но слезы, что стекали сейчас по щекам — были не от физической боли, а от горечи самого большого поражения в её жизни — она не смогла отвоевать единственного сына у сил зла. И она готова быть ещё сто раз распятой, только бы знать, что на его голову не падет гнев Мироздания. Она перевела взгляд в сторону и встретилась глазами с тем, перед кем ей было особенно стыдно, кто согласился до конца разделить с ней сей крест — в прямом и переносном смысле.

— Жан, прости… Я виновата… — она не смогла более смотреть на его страдания, забывая о собственных, — Я не уберегла его… И не смогла уберечь тебя… Из меня не вышло достойной матери и достойной княгини, — она что силы зажмурилась и закусила губу, когда новый удар, казалось, высек искры из её глаз, но сейчас это волновало её меньше всего.

— Марго, не надо… — и Джон понимал, что ни какими словами не сможет утешить её, только молиться вместе с ней за судьбу сына и поддержать своим подбадривающим взглядом, в который раз поражаясь, откуда в этой хрупкой женщине такая сила духа, — Ты поступила, как подсказывало тебе материнское сердце, и я ни в чем тебя не виню. Я виноват не меньше тебя — баловать своих детей свойственно матерям, это я не проявил мужской твердости — на мне лежит ответственность за то, каким стал Анри, — и только сведенные его брови свидетельствовали о подавлении боли, когда забивали гвоздь во вторую его ладонь.

— Приказываю прекратить это варварство! — это был голос Анри, и — последнее, что услышала Маргарита, прежде чем закрыть глаза, уже не надеясь открыть их вновь…

— Марго, что с тобой? — златовласая протянула ей носовой платок, — Что происходит? Можешь говорить? — но Маргарита только всхлипнула и высморкалась, — Скажи хоть что-нибудь, — Даниэлла сзади обняла подругу за плечи, а маленькая Аделька забралась Маргарите на колени.

— Я больше не хочу! Не могу больше! — повторяла она между судорожными глотками воды и воздуха, — Не хочу ни каких больше видений — я не выдержу!

— Ну-ну, маленькая моя, — успокаивал её Джон, поглаживая по голове, пока остальные окружили лавочку, с опаской смотря на них, — Что тебя так напугало? Что ты увидела?

— Я… не… — девушка сидела, вцепившись в бутылку, опустила голову отчаянно замотав ею, стараясь избавиться от остатков этих гнетущих образов, — это так страшно… Ну, почему, почему мы на можем просто спокойно жить, как все остальные люди?

— Потому, что мы не такие, как все — мы не остальные, — Марк присел рядом с ней с другой стороны, поддерживая своим спокойным взглядом серых глаз, которые в свете ясного неба приобретали яркий серо-голубой оттенок, — Выпей ещё воды и расскажи нам, что ты видела.

— Это было… — она пристально посмотрела на стоявших рядом друзей, — То, о чем говорил Нострадамус, кошмар на яву… Жан, скажи, в моих видениях ведь имеется смысл — видеть будущее, чтобы иметь возможность исправить его? — темные глаза мужа потеплели:

— Я верю, что наше будущее — в наших руках, — крепче обнял своё сокровище, поцеловав в макушку.

— Если Мироздание будет настолько несправедливо к таким светлым людям, как вы, — добавил Марк, поднимаясь со скамейки, — то я тогда не вижу смысла в этом мире. Всё всегда заканчивается хорошо. Если все закончилось плохо, значит это еще не конец, — продолжил он словами Паоло Коэльо, — Нам не посылаются испытания более того, что мы можем выдержать.

И как тут не вспомнить слова песни из популярного советского детского фильма, герои которого на многие годы стали кумирами детей Страны советов:

Марк запел, и пел он на русском языке, и потом ему пришлось пояснить друзьям эту почти сказочную историю о путешествии на машине времени, о дружбе и взаимовыручке, о приключениях, о невероятном приборе для чтения мыслей и коварных и опасных космических пиратах, недооценивших силу товарищества и находчивости учащихся обычной русской школы.

Во времена Советского союза Москва стала ещё и местом паломничества советских школьников, мечтавших пройтись теми же улицами, что и герои одного из самых любимых ими фильмов — «Гостья из будущего», ставшего ещё более близким их сердцам благодаря реальным локациям повествования, к которым можно прикоснуться в столице — найти ту самую Двадцатую Московскую школу, больницу, в которой путешественница из будущего Алиса познакомилась и подружилась с Юлей Грибковой, адрес, по которому проживала Юля и, наконец — главный и обязательный пункт программы: заколоченный дом, именно в нем должна была находиться машина времени, на которой путешествовали Алиса, Коля и космические пираты.

Кто знает — вдруг она всё ещё там? Встретят ли их профессор Селезнев, Полина и робот Вертер из «Института времени»? Какая она — Москва будущего? Будут ли на самом деле существовать космические пираты?

Целыми классами играли в учеников «шестого В-класса Двадцатой Московской школы» и всё пытались представить себе — какой она будет, Москва будущего?

А такое ли благо — знать свою судьбу? Сейчас Маргарита уже не была в этом так уверена… Руки её до сих пор тряслись, а по позвоночнику прошел холод…

— Мамочка, — Аделин обхватила ручками шею девушки, чмокнув в нос, — мы все тебя так сильно любим, что тебе с нами нечего бояться, правда, папа? — девочка повернула белокурую головку, встретившись с одобрительным взглядом Джона, — И не надо плакать, пожалуйста. От этого у тебя будут болеть голова и глазки, будет дурное настроение, и малышам это вредно, — и вместо смертельного холода, по телу разлилось приятное тепло, и можно было уже не кутаться зябко, подтягивая рукава вязанного кардигана.

После такой волнительной прогулки просто необходимо отвлечься и расслабиться в одном из многочисленных ресторанов и ознакомиться с особенностями национальной кухни — попробовать традиционной окрошки так приятно в эти еще по-летнему теплые дни начала сентября, а вкус и многообразие блинчиков с разнообразными начинками от красной икры, слабо-соленой семги и грибов до творога с изюмом и разных видов джемов вы ещё долго будете вспоминать как вкуснейшие изыски, а кому-то, возможно придется по вкусу наваристая уха или солянка, тыквенный пирог или картофельники, печеные яблоки или сырники с вареньем.

Можно поужинать в известных «Кузьминках» или в сказочном комплексе «О’Шалей», напоминающем Версальский дворец в миниатюре, или посетить заведение сети ресторанных комплексов в историческом месте Москвы — в районе «Измайлово».

Отдохнувши, подкрепившись, приведя себя в порядок и переведя дух после переживаний дня, можно прогуляться по вечерней Москве и пополнить запасы провианта перед тем, как сесть на фирменную «Красную стрелу», которая умчит их в ночь в северную столицу России — Санкт-Петербург, продолжив знакомство с культурным и историческим наследием этой огромной страны.

И вот уже они — в местном супермаркете с волшебным названием «Алые паруса» — от одного его уже хочется верить в чудеса, потому Маргарита настояла на выборе именно его, и чудо в самом деле скоро свершится, оправдывая название, и проходят мимо огромных стендов с большим выбором чая, кофе, конфет и сладостей, а дети не могли оторваться от витрин с игрушками и канцтоварами.

— Ох! Прошу прощения, — поспешил извиниться Марк, столкнувшись в центре большого супермаркета со светловолосой женщиной — заметно ухоженной, всё ещё интересной и притягательной, одетой просто, но со вкусом — в серый твидовый костюм и строгую серую блузку, а на ногах у неё были темно-серые ботильоны, от столкновения с ним, из рук у неё выпала красная пластиковая корзина, и её содержимое высыпалось на плиточный пол, — Разрешите, я помогу — по моей вине рассыпались ваши покупки, мне нужно было смотреть, куда иду, — он принялся быстро помогать ей собирать продукты.

— Ничего страшного, это я была невнимательна, — женщина испытала неловкость от его такого рьяного участия.

— Я не мог вас раньше видеть? — их руки соприкоснулись, и он заинтересованно посмотрел на её лицо, показавшееся ему странно знакомым.

— О! Я бы запомнила такого привлекательного молодого человека, — улыбнулась женщина, — Хотя, у меня тоже такое впечатление, что ваше лицо мне знакомо, — она, в свою очередь, принялась его рассматривать — его лицо, глаза, полосатый джемпер с треугольным вырезом горловины, потертые джинсы и кроссовки, — Где мы могли встречаться?

— Господи! Я узнал вас, — парень так и сел на пол, потрясенный, взяв её за руку, второй убирая челку с её лба и обнимая её, — Александра! Сандра! Саша! Это же надо — встретиться спустя десять лет в супермаркете в сердце Москвы!

— Святые угодники, Марк — тебя ли я вижу? — она тоже узнала его, всё ещё не веря своим глазам, неуверенно ощупывая его лицо.

— Совершенно верно, это — я, — просто ответил он, помогая ей подняться, когда последний предмет был помещен в корзину.

— Боже, мальчик мой, дай же мне хоть рассмотреть тебя, — она попыталась взять себя в руки, опираясь о его плечо.

— Смотрите, сколько хотите, — улыбнулся он, и снова почувствовал себя не обремененным заботами ребенком рядом с ней, и в мыслях наступила необыкновенная легкость.

— Если бы знал, как я рада видеть тебя! — она, наконец, решилась обнять его, — Каким ты стал статным да пригожим — глаз невозможно отвести, — Александра потрепала его пушистые волосы, а слезы сами навернулись на глаза, — У меня столько вопросов… Где ты был всё это время? Как ты жил? Я много лет пыталась найти тебя, да всё безрезультатно, я уже потеряла всякую надежду увидеть тебя когда-нибудь.

— Я тоже уже и не надеялся когда-нибудь снова встретить вас, пока мне в приюте не сказали, что вы спрашивали обо мне, — с большим облегчением, и он обнял её, — Надо же — а я считал вас умершей…Видно, судьбе так было угодно — отнять у меня одну мать, но, вернуть вторую. Моя голова сейчас просто взорвется от накопившихся эмоций и вопросов. Я отвечу на все ваши, но — только после того, как познакомлю со своими друзьями и … своим отцом. Мы здесь проездом.

— О! Это просто прекрасно, что у тебя есть друзья, и что ты нашел своего отца, — и Александра усиленно заморгала, делая вид, что ей что-то попало в глаз, — Уверена, у нас будет множество тем для разговоров. Ты не будешь на меня сильно зол, если я заговорю тебя на всю ночь?

— Я буду только рад, — кивнул Марк, — Вы могли стать мне второй матерью, а у сына от матери не должно быть секретов, — он подхватил её, закружив, к немалому удивлению проходивших мимо посетителей, напевая мотив песни-визитной карточки Москвы из любимого многими оскароносного фильма «Москва слезам не верит»:

— Обещаю, что мы ещё станцуем ваш любимый вальс, сударыня, — и улыбка его была, как в детстве, нежна, — А знаете что — мы сейчас живем в Париже, и мой друг собирается открывать свою линию одежды, а вы, помнится, неплохо шили — если вас ничего не держит тут, то приезжайте к нам — и уж я вас больше не отпущу и не потеряю, и мы ещё не одну ночь проговорим до рассвета обо всем на свете.

— Не смущай меня так, молодой человек, — женщина кокетливо улыбнулась, — Тебе на молоденьких девушек засматриваться пристало, а не на таких как я.

— Глупости всё это, — решительно возразил юноша, — Вы совсем не изменились — всё так же красивы, какой я вас помню — можете смело посмотреть в зеркало, если желаете удостовериться. К тому же, как говорится в том самом фильме про Москву: «в сорок лет жизнь только начинается», — подмигнул он.

— А ты — опасный льстец, — она легко щелкнула его по носу, — При общении с тобой девушкам стоит закрывать глаза и уши, чтобы не попасть в твои сети, — и он был рад, что она не потеряла интереса к жизни, несмотря на все невзгоды, что выпали на её долю, а она порывисто обняла его, — Господи, да что же это я? Прости меня, Марк, прости, мальчик мой! Если бы я только могла тебя тогда защитить… Я же и понятия не имела… У тебя ведь могла быть совершенно другая судьба… А я так привязалась к тебе, что навлекла на тебя беду и сломала тебе жизнь…

— Я ни о чем в своей жизни не жалею, Саша, — он улыбнулся, качнув головой, — У меня, правда, всё хорошо.

— Марк, вот ты где! — к ним подбежала счастливая Аделина, и он легко подхватил её на руки, — Смотри, какая у меня раскраска с принцессами и цветные карандаши — её разукрашивать, — девочка показала ему яркую книжку и коробку карандашей, которые она держала в своих маленьких ручках, — Здрав-ствуй-те! — она смущенно улыбнулась, заметив незнакомую женщину, приветливо улыбающуюся, глядя на них, и попыталась произнести русское приветствие, которое запомнила из разговорника.

— Здравствуй, малышка! — ответила Александра, и ребенок спрыгнул с рук.

— Марк, Аделька тебя нашла… — подошедший отец Марка так и замолчал на полуслове, — Этого не может быть…такая схожесть просто невероятна, — продолжил он шепотом, больше обращаясь к самому себе, и подумал, что смотрит на неё уже неприлично долго, и будто само время замедлило свой ход.

— Саша, а вот и мой отец — Лев Димитрович Витриченко, — прервал неловкую паузу парень, — Отец, разреши представить тебе Заруцкую Александру Николаевну, мою очень хорошую знакомую, — неужели ему не показалось, и женщина немного покраснела?

Марк усмехнулся этим мыслям — почему бы и нет, оба — живые люди и еще не стары и привлекательны, а она так похожа на его мать, что даже его отец был потрясен, судя по его поведению. Тогда, десять лет назад не сложилось ей стать его приемной матерью — так, может быть, сложится сейчас… Отец сильно любил мать, что, безусловно, делает ему честь, однако же — одиночество — не тот удел, который он желал бы для него и для неё.

— Очень приятно, панна Александра, — мужчина взял её ладонь в свою руку, чтобы поднести к своим губам для приветственного поцелуя, и Александре захотелось то ли провалиться сквозь землю, то ли стоять так вечно, — Лев Витриченко к вашим услугам, леди.

— Рада знакомству, господин Витриченко, — и от его голоса мурашки пробежали по коже, и она ощущала себя растерянной школьницей на первом свидании.

Положение спасли подоспевшие приятели Марка, с которыми было ещё двое детей, державших в руках большие коробки с конструкторами. Это несколько разрядило обстановку, и женщина была представлена компании, и уже все вместе они направились к кассам, и прежде, чем покинуть супермаркет, помогли Александре загрузить покупки в багажник автомобиля на стоянке.

— До свидания, Марк! Я так рада, что у тебя теперь замечательная семья, — она пыталась улыбнуться, но уголки её губ дрожали.

— Именно семья, Саш, — он охотно согласился с ней, — Они особенные, — они обменялись телефонами, и он ещё раз обнял её на прощание, — Подумайте над моим предложением, Александра Николаевна. Я буду ждать.

Друзья направились на вокзал, а Александра ещё несколько минут пыталась унять нервную дрожь в руках и ногах, прежде чем выехать со стоянки.