Мелодия счастья

8

Александр Горюнов мерил шагами крошечную прихожую в квартирке Лизы.

— Происходит нечто странное! — нервно говорил он. — Неужели ты не заметила, Лиза? То твой Меризи приходит к моему опекуну…

— Это я просила маэстро помочь отвадить князя Голобородко. Но у самого маэстро Антонио нет такой власти, вот он и обратился к Алексею Михайловичу.

— Да Меризи приходил не по твоей просьбе, Лиза! — Александр остановился около сидящей возлюбленной. — Он пришел потому, что его просил о помощи какой-то его друг из Венеции.

Лиза подняла на Сашу удивленное лицо:

— При чем тут Венеция?! Ты что-то не так понял, Сашенька!

— Все я понял так! Это ты ничего не знаешь. Твой хваленый Меризи ничего тебе не сказал. А должен был бы сказать в первую очередь!

— Что сказать?

— Сказать, что нашелся твой отец! И ты скоро станешь никаким не подкидышем, и в бумагах твоих будет записано не «из подлого сословия», а из «венецианского дворянства»!

— Что такое?!

— Твой отец Франческо — младший брат нынешнего дожа Венеции сеньора Лодовико Манини. Он встретился с твоей матерью, когда та приезжала из России в Венецию. Ну а потом твоя матушка вернулась на родину, родила тебя, но воспитать не посмела. Наверно, побоялась родных или общественного осуждения, вот тебя на набережной и оставила.

Лиза вскочила:

— Что за бред ты несешь?! Я — незаконная дочь то ли повара, то ли конюха при дворце. Да мне это с детства говорили!

— Врали все. Никто ведь не знал наверное!

— А маэстро Меризи откуда узнал?!

— Говорит, ему письмо пришло из Венеции. Так что ты теперь станешь дамой из аристократии, как только по весне приедет твой папаша!

Александр с размаха плюхнулся на крошечный табурет. Но тот, скрипнув от такого напора, вдруг развалился. И Александр оказался на полу.

Лиза бросилась к нему, протягивая руку, но не удержалась и засмеялась.

— Так тебе и надо за твои крики! Вот и пусть — вот и стану венецианской дворянкой. Тогда мне никакой Голобородко не будет страшен!

Александр поднялся, отряхиваясь, и проговорил обиженно:

— Тогда и я тебе не нужен буду! Ты — дворянка, а я — незаконный выкормыш, сын то ли дворовой девки, то ли крепостной крестьянки. Сам не знаю, а дяденька Алексей Михайлович не говорит. Да и какой он мне дяденька — все давно знают, что он мой незаконный отец!

Лиза тихонько обняла Александра:

— Не кричи так! А ну как соседи услышат!

Александр вдруг засмеялся:

— А чего же нам бояться? Все твои соседи — наши же театральные актеры. Они давно знают, кто я такой. А теперь пусть поскорее прознают, кто ты такая!

— Зачем, Сашенька? Неизвестно же еще ничего. У маэстро Меризи все сначала выспросить надо…

— К черту их всех — и Меризи, и венецианца, и моего отца! — во всю свою певческую глотку закричал Александр. — Пусть все узнают, что ты — дочь венецианского дворянина! Да я сам завтра же всем об этом рассказывать стану!

Лиза схватила возлюбленного за руку:

— Прекрати! Замолчи!

— Да ты сама подумай: я хоть и незаконный, но дворянский сын. А граф Шувалов даже незаконному сыну венчаться с театральной сиротой никогда бы не позволил. Не дал бы он согласия на наш брак. Теперь все по-другому. Теперь ты мне — пара. Не сможет он мне больше запрещать. Завтра же в церковь пойду о венчании договариваться!

Тут уже Лиза без сил опустилась на еще не сломанный табурет.

— О венчании?! Сашенька, ты что — мне предложение делаешь? Но как же без согласия графа Шувалова? Разве возможно?..

— Теперь все возможно! — Александр подхватил девушку в объятия и закружил по комнате. — Только надо поторопиться. А то вдруг потом обнаружится, что ты — королевская дочь. Тогда мне уж точно разрешения на брак не получить!

— О Сашенька! — Лиза высвободилась из его объятий. — Не радуйся прежде времени. Это тебе разрешение только у опекуна надо получать. А я-то — «сценическая девица». Мне от театрального начальства разрешение требуется. Выходит, придется просить Голобородко. Но не даст он его, Сашенька!..

— А мы у директора театра, господина Соймонова попросим.

— Конечно, — хмыкнула Лиза. — А тот у князя проконсультируется…

— Так мы Алексея Михайловича за разрешением отправим. Нам легко отказать — пускай ему попробуют!

И Александр снова закружил Лизаньку по комнате.

Однако, как ни храбрился Горюнов, граф Шувалов отказался ходатайствовать относительно женитьбы своего воспитанника на сценической девице. Только и сказал:

— Князя Голобородко от мадемуазель Невской я отважу. Но большего не жди!

Александр попробовал переубедить опекуна. Но тот только накричал на воспитанника, чего уже давно за ним не водилось. Два дня граф ходил хмурый, что-то обдумывая. Потом, вызвав Александра, приказал собираться в дорогу — ехать без объяснения причин в дальнее имение.

Александр не стерпел — вспылил не хуже опекуна. Хлопнул дверью да и убежал из дома «дяденьки». Влетел к Лизе, весь запорошенный снегом, вкратце поведал о домашней ссоре и выпалил:

— Я у тебя останусь!

Девушка беззащитно руками всплеснула:

— Нельзя это, Сашенька! Проведает о том начальство, меня с позором за разврат могут из театра выгнать. Куда же я денусь?

Александр скрипнул зубами. Все-то он забывает, что Лиза Невская хоть и примадонна оперная, но не свободная, как он, а навеки к сцене приписанная. Да и правда, если Горюнова со сцены выгонят, дядюшка-опекун только обрадуется, станет воспитанника приучать к библиотечному собирательскому делу. Ну а если Лизу из театра выставят, она по миру пойдет…

— Ладно! — выдохнул Горюнов. — Найду у кого из приятелей перекантоваться!

— А я завтра к маэстро Меризи схожу, порасспрошу его обо всем, — тихо улыбнулась Лиза.

Александр ушел. Девушка села на свой, теперь уже единственный табурет, и заплакала. Было от чего: о свадьбе Сашенька и не заговорил больше…

Наутро отправилась Лиза в театр. Но все Эрмитажное крыло было закрыто. Знакомый дворник Сидор в коротком козьем тулупе сметал снег со ступеней служебного входа и, видно, простыл или устал, потому что погнал Лизу прочь:

— Нечего ходить тут! Все закрыто. Сама знаешь — спектаклей нет. Каникулы. По-нашему — простой. Государыня отъехать изволили в Гатчину. Весь двор за ней хлынул. Кому спектакли-то показывать? Некому!

— Но ведь маэстро Меризи говорил, что и в каникулы будут спевки, — пробормотала Лиза.

— Да, лопотал что-то иностранец, — согласился Сидор. — Но мы по-ихнему не разумеем. Ежели он тебе нужен, сама к нему сходи. Нижние коридоры в Гатчину не звали. Может, и он здесь остался, твой иностранец.

Лиза обежала вокруг театра, собираясь для храбрости с духом, и пошла к служебному крыльцу, предназначенному для самых мелких служащих. Это для нее, Лизы-подкидыша, Антонио Меризи — уважаемый композитор, для императорского же двора — не велика персона.

Антонио действительно не взяли в Гатчину. Пригласили немецкую театральную труппу с немецкими же певцами, композиторами и музыкантами — наследник Павел Петрович обожал все прусское. Сначала Меризи обиделся, а потом подумал: ну и пусть! Жалованье все равно идет. А не видеть пару недель заносчивых и чопорных лиц придворных, презирающих композитора только за то, что он вынужден добывать себе пропитание собственным трудом, это тоже своего рода счастье. Ну хотя бы отдых от их презрения.

К тому же Меризи должен был поскорее закончить важную работу. Императрица Екатерина сочинила либретто оперы «Прекрасная Галатея» и пожелала услышать ее постановку через два месяца. Пока все в Гатчине, Антонио может спокойно сочинять, а костюмеры и декораторы шить костюмы и рисовать декорации. В сущности, опера уже почти готова, так что даже назавтра можно собрать певцов на черновую репетицию. Уж за такое-то время они, с Божьей помощью, выучат партии. Случалось учить и за неделю!

В дверь Антонио постучали. Вошедший коридорный объявил:

— К вам госпожа Невская! Изволите принять? Композитор вскочил из-за инструмента, коряво произнося по-русски:

— Да-да!

Лиза прямо с порога начала свою приготовленную речь. Она заранее составила вопросы, которые надо было задать. Главное, не дать маэстро опомниться, а то он и отвечать не захочет.

Антонио растерялся. Одно дело с пафосом заявлять графу Шувалову, что Лиза — дочь венецианского аристократа. Другое дело — говорить о том, что еще совершенно неизвестно и не доказано, самой девушке. Она же, бедняжка, может взлелеять напрасные мечты. А ну как все окажется обманом?..

— Ты, Лиза, не обнадеживайся заранее! — пробормотал он по-итальянски. — Мой друг мог много чего напутать, ведь двадцать лет прошло. А если и любил он русскую девушку, может, совсем и не ты — плод их любви… Все это, как говорят у вас в России, вилками по воде прочерчено.

— Вилами на воде писано, — машинально поправила Лиза.

— Может, это все одни фантазии…

Лиза вздохнула: не она — так не она. Девушка только хотела понять: откуда сам маэстро прознал про эту романтическую историю.

Антонио кинулся за письмами. Вытащил из кошелька крошечный ключик, аккуратно отомкнул бювар, порылся там и поднял на Лизу виноватое лицо:

— Может, я переложил куда-то письма Франческо?

Опять порылся в бумагах, потом раскрыл ящики стола и вытащил все оттуда. Но писем и там не было. Антонио недоуменно развел руками:

— Были же письма! Я клянусь тебе, Лиза. Да я наизусть их помню!

И Антонио начал сбивчиво и виновато цитировать строки из писем друга по памяти.

Лиза слушала и отчаивалась все больше. Никаких доказательств не обнаруживалось. Все выходило пустыми разговорами. Сама-то она уже к этому давно привыкла. Но как сказать бедному Александру, что его надежды на Лизино дворянство рассыпались в прах? Только бы никто больше не узнал о его напрасных надеждах!..

Но на следующий день на репетиции никаких сплетен не обнаружилось. Зато случилось неприятное — маэстро Меризи не поставил Александра на главную мужскую партию в «Прекрасной Галатее». Лиза, чудачка, рассчитывала, что, узнав об успехах Горюнова, композитор оценит их. Но, увы, Меризи отдал роль всегдашнему солисту — тенору Николаю Иваникину. Тот был опытным певцом. И в глубине души Лиза понимала, что именно такого и надо назначать на ответственную премьеру, но за Александра все равно стало обидно. Ну а тот покраснел, желваки на скулах заходили, еще секунда — и Лизе даже показалось, что Горюнов кинется на «несправедливого» Меризи. Но секунда прошла, и Александр взял себя в руки. Композитор, словно и не заметив всплеска эмоций, начал раздавать аккуратно переписанные ноты. Лизе, конечно, досталась главная женская роль, но это ее уже не обрадовало. Маэстро сел к инструменту и начал наигрывать вступление. Певцы тут же сгрудились вокруг. И тут прибыл нарочный от графа Шувалова. Алексей Михайлович срочно востребовал к себе воспитанника.

У Лизы сердце зашлось от страха — не к добру такая спешка. Но виду она не показала — отвлекаться от репетиции можно только «вольным певцам», как Горюнов, но не «сценическим девицам», вроде Невской.

Домой Лиза попала только к вечеру. От новой музыки, новых заученных фраз и наставлений маэстро кружилась голова. Но, едва вошла она в свою крохотную квартирку, прибежал Горюнов с новостями — да какими!

От государыни из Гатчины пришел пакет с указанием для графа Шувалова: немедленно в тот же день выехать в Дрезден. Тамошний известный коллекционер-собиратель герр Шлимпке в одночасье обанкротился и продает свою коллекцию редчайших старинных рукописей. И надо перехватить его собрание у других покупателей, которые съезжаются к нему со всей Европы.

Ну и дела! Шувалов тут же приказал слугам собрать самую малость вещей и запрячь лучшую тройку. Александру же строго-настрого наказал завтра же собраться и выехать в дальнее имение. Даже объявил, что его там ждет подарок.

— Какой подарок? — поинтересовалась девушка.

— Не знаю, — пожал плечами Горюнов, — но все равно — интересно.

Лиза обидчиво поджала губу:

— И ты поедешь? Отчего граф тобою, как бессловесным слугой, распоряжается?

Александр судорожно сжал кулаки:

— Почему бы и не поехать? Твой Меризи меня совсем не замечает? Ролей не дает. Что же мне тут делать — на подпевках ходить? Будто я совсем уж безголосый! — И Александр в сердцах стукнул по столу.

Лиза ахнула, но стол выдержал. Девушка вскочила.

— У меня мебели мало! — Она схватила подушку и подсунула ее под руку гостя. — Да и кулаки пожалей, авось для чего другого сгодятся.

— Для чего? — взвился Александр. — Прочистить твоему маэстро физиономию?

Но тут уж Лиза не стерпела — пылко кинулась на защиту Меризи:

— Да неужто не понимаешь, Саша? Маэстро поручил роль Иваникину не потому, что у него голос твоего лучше, а потому, что он опытнее. Николай уже шестой сезон поет. А ты, Сашенька, всего-то третий.

— И что с того?

— А то, что Меризи впервые пишет оперу на текст самой императрицы. Это же какая ответственность! А ну как не понравится Екатерине исполнение? Не одному композитору достанется — всю труппу накажут: и тебя, и меня.

Александр хмыкнул:

— Императрице мое пение очень даже нравится, в отличие от твоего Меризи…

Лиза вдруг сообразила:

— А давай мы сами главные партии выучим. А как твой опекун воротится из Дрездена, уговорим его, чтобы добился приема у государыни. Пусть она сама тебя на роль назначит!

И в восторге от своей идеи Лиза обняла возлюбленного. Александр подхватил ее на руки и закружил по комнате:

— Ох, и хитры же вы, барышня Невская! Надо же такое придумать!

Лиза, восторженно глядя на Горюнова, провела рукой по его взлохмаченным волосам:

— Так ты не уедешь, Сашенька? Останешься со мной?

Александр медленно опустил девушку на пол, все еще не разжимая объятий:

— Трудно мне быть на вторых ролях, Лизанька. Но ведь и без тебя невозможно. Куда же я от тебя уеду?

И Горюнов поцеловал девушку. Поцелуй был таким нежным, что Лизе показалось, что внутри у нее все тает и возникает мелодия — тихая, нежная, самая прекрасная из всех песен мира.

— И знаешь, что я подумал? — голос Саши зазвучал так проникновенно, так таинственно. — Давай обвенчаемся, пока граф Шувалов в Дрездене?

У Лизы дыхание перехватило.

— Ну а вернется, что тогда? — взволнованно прошептала она.

— Тогда и будем об этом думать-кручиниться! — резонно заметил Александр. — Жизнь у нас, милая барышня Невская, подневольная да перепутанная. Мы с тобой — два сапога пара, и оба незаконные. Что ж нам теперь падать духом? Ты помни, Лизанька, пока мы вместе — прорвемся. Все преодолеем!

Но Лиза только всхлипнула. Как можно преодолеть и начальство, и родных? Хорошо Александру говорить, он — птица не подневольная. А ведь Лизе еще надо свою партию выучить, а потом и спеть с блеском, с легкостью. А откуда взять блеск и легкость, когда на сердце кошки скребут?

Но Александр уже снова целовал девушку, шептал что-то ласковое, опять кружил по комнате. И то ли от этих ласк, то ли от волнений и тревог — за себя, за любимого, за новую роль, — свет перед глазами Лизы поплыл. И поняла она вдруг: нет у нее ни одного надежного укрытия в жизни, кроме объятий Сашеньки. А у того руки сильные, ласковые. Губы теплые, настойчивые. И от поцелуев его так легко становится на сердце, все тревоги уходят, все забывается!..

Ну и что, что не венчаны? Ну и пусть — не на всю жизнь! Хотя бы на сегодня — на вечер, на ночь, до утра. Все и всех забыть. Только он во всем мире — только Сашенька…