Мемуары

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ OTTO ШТРАССЕРА И РУДОЛЬФА ГЕССА

Ненависть Гитлера к Штрассеру — Приказ о его ликвидации — Две дьявольские бутылки — Тщетная слежка в Португалии — Возвращение в Берлин — Гесс улетел в Англию — Массовые аресты — Загадочность мотивировок действий Гесса.

После покушения в мюнхенской пивной следовало ожидать, что Гитлер рано или поздно нанесет удар Отто Штрассеру. В апреле 1941 года время для этого, казалось, наступило. Однажды утром мне неожиданно позвонил Гиммлер и в скупых выражениях приказал быть после обеда готовым явиться на доклад к Гитлеру. «С документами?» — «Нет». Я не отважился на дальнейшие расспросы и позвонил Гейдриху. Тот знал, в чем дело, однако не хотел говорить об этом по телефону.

Когда я вскоре явился к нему, он, как обычно, сидел за своим письменным столом, заваленным бумагами. Вопреки своей всегдашней привычке раздавать поручения, не отрываясь в то же время от работы, он захлопнул папку с документами и сразу же приступил к разговору: «Уже несколько недель мы получаем из надежного источника информацию о том, что Отто Штрассер находится в Португалии. Гитлер ненавидит этого человека, как вам известно, всеми фибрами души, считая его не только предателем национал-социалистских идей, но, как и его брата Грегора, изменником себе лично. Он убежден в том, что Oтто Штрассер, который еще жив, продолжает после покушения в пивной стремиться всеми средствами к тому, чтобы в результате покушения убрать Гитлера с дороги». Гейдрих схватил свою шинель, и пока мы шли к новому зданию рейхсканцелярии, крайне резко обрушился на «Черный фронт», который, как он утверждал, сомкнувшись с русскими эмигрантскими кругами, присягнул на верность национал-большевизму. «Мне пока еще не ясно, не ведет ли Штрассер двойную игру, работая одновременно на Сталина. Я уже пустил по следам Штрассера одного из бывших сторонников „Черного фронта“, а также известного и вам штандартенфюрера Б. Тот считает, что Штрассер сейчас находится в Португалии». Я спросил его, какое отношение имею я к этому делу.

«Гитлер остался недоволен результатами предыдущих поисков и настаивает на скорейшей ликвидации Штрассера, — продолжал Гейдрих. — Мы с Гиммлером единодушно решили послать вас в Португалию. Но перед этим фюрер хочет поговорить с вами».

Я перепугался. Я никак не мог понять, почему для выполнения этого задания выбрали именно меня, человека, который не имеет ни малейшего представления о подробностях дела. Уже упомянутый штандартенфюрер Б. , пользующийся особым доверием Гейдриха, подошел бы для этого куда лучше. Он уже не раз успешно выполнял подобные поручения, и я знал, что он хорошо знает не только «Черный фронт», но и круги московских эмигрантов.

Мы шли по длинному коридору новой имперской канцелярии, — глубокая тишина стояла между колоннами, и только время от времени слышался приглушенный разговор или щелканье каблуков приветствовавших нас часовых. Гиммлер вместе с фюрером уже сидел в углу огромного кабинета, когда Гейдрих, отдав честь по-военному, сообщил о нашем прибытии. Оба еще некоторое время продолжали разглядывать лежавшую перед ними карту, затем Гитлер подошел и поздоровался, пожав нам руки. «Узнали вы что-нибудь новое насчет Штрассера?» — спросил он. Гейдрих ответил отрицательно. Гитлер задумчиво взглянул на меня. «Неся службу, вы, как каждый солдат на фронте, подчиняетесь приказам своих начальников, — сказал он совершенно неожиданно. — Приказ, который я вам сейчас отдаю, необходимо содержать в полной тайне; для выполнения его вы, в случае необходимости, должны пожертвовать жизнью».

В голове у меня царила полная неразбериха — мгновенно вспомнилось неудавшееся похищение герцога Виндзорского, осуществить которое поручили также мне. Я начинал догадываться, что меня и в этом случае хотели использовать для таких же целей. Тем временем Гитлер разразился потоком брани в адрес «предателя» Штрассера, человека, представляющего собой скрытую опасность, которого нужно устранить любыми средствами.

«Я приказываю вам выполнить эту задачу». Еще не придя в себя, я ответил: «Слушаюсь, мой фюрер». Это были единственные слова, которые я вообще сумел произнести. Не отрывая от меня глаз, Гитлер продолжал тем же приказным тоном: «Как только вы обнаружите, что он там, его надлежит устранить». После этого он обратился к Гейдриху: «Я наделяю вас всеми полномочиями для выполнения этого приказа». Затем он протянул каждому из нас руку и простился с нами.

За дверью мы подождали Гиммлера, который попросил нас пройти в его рабочий кабинет. Из последующей беседы между Гиммлером и Гейдрихом мне стало ясно, что у них уже разработан план практического выполнена «операции Штрассер». Меня вновь удивила раздраженность Гейдриха, — может быть, Штрассер кое-что знал о его личной жизни, что могло быть опасным для Гейдриха, пока тот был жив?

Вошел адъютант и сообщил, что д-р Шт. ожидает уже около получаса. Гейдрих объяснил мне, что д-р Шт. является доцентом одного университета, одним из крупнейших авторитетов в области бактериологии. В настоящее время он работает над разработкой защитных мероприятий на случай бактериологической войны. «Д-р Шт. передаст вам один препарат и проконсультирует, как надо с ним обращаться. Зачем нам это средство, нельзя говорить в его присутствии».

Д-ру Шт. было лет тридцать пять. Он держался самоуверенно и сразу же начал свой доклад — холодно, без эмоций, как на лекции. В соответствии с полученным приказом, сказал он, им создана сильнодействующая бактериологическая сыворотка, капли которой достаточно, чтобы умертвить человека с вероятностью 1000/1. Наличие следов сыворотки в организме убитого исключено. Препарат действует, в зависимости от конституции жертвы, в течение двенадцати часов, создавая картину заболевания, похожего на тиф. При высыхании препарат не теряет эффективности. Достаточно капнуть в стакан для полоскания рта каплю этого раствора, чтобы при последующем использовании стакана высохшая масса вещества вновь стала действовать.

У меня буквально волосы встали дыбом, тем более что взглянув в сверкающие глаза доцента, я увидел, что он — хотя и говорил холодно и сухо — просто-напросто опьянен собственным докладом. Украдкой я посмотрел на Гиммлера — он, казалось, как и я, не без содрогания слушал объяснения. Его явно испугала собственная решимость. Гейдриха же все это, видимо, мало трогало. К моему ужасу докладчик вытащил из кармана две бутылочки и поставил перед нами на стол. С испугом рассматривал я бесцветную жидкость и боязливо посмотрел на горлышко бутылок — оно было заткнуто стеклянной пробкой, которую можно было использовать как капельницу. Наконец Гейдрих прервал поток красноречия разговорившегося ученого словами: «Благодарим вас, подождите нас в коридоре».

Когда доцент ушел, Гейдрих обратился к Гиммлеру: «Мне кажется, рейхсфюрер, дальнейшее обсуждения излишне. Шелленберг должен подумать, как он практически выполнит это задание». Мы встали. Я осторожно взял две бутылочки, опустил вертикально в карманы и, судорожно сжав их руками, удалился. Вернувшись к себе в кабинет, я тут же запер их в своем сейфе. Я отключил сигнальную систему и телефон и изнеможенно опустился в кресло. Что мне было делать? Мысли кружились как карусель. Два или три раза я подходил к сейфу, чтобы убедиться, там ли еще эти дьявольские бутылки. Внезапно я спросил себя, почему этот кошмарный человек дал тебе сразу две бутылки, если достаточно одной капли?.. А не хотят ли тебя использовать в качестве подопытного кролика для испытания средства будущей бактериологической войны?

Я связался с уже упомянутым штандартенфюрером Б. , который тотчас же пришел ко мне и своим гнусавым голосом прочел мне обстоятельную лекцию о «Черном фронте». Этот агент для специальных поручений Гейдриха действительно прошел огонь, воду и медные трубы. Он знал огромное количество людей, прежде всего из числа русских агентов. Я бы охотно рассказал ему о моем ужасном задании, и уже собирался это сделать, но тут вспомнил, что Гейдрих приказал ему только проинформировать меня о положении дел, не сообщив ему, что я должен отправиться в Португалию.

Наконец я начал готовиться к отъезду, покорившись своей участи. На этот раз не было дипломатического паспорта. Я ехал как простой агент. А что будет, спрашивал я себя, если на таможне у меня найдут эти бутылочки? Просто оставить их где-нибудь или выбросить в реку было невозможно — это было бы преступлением. Содержимого их хватило бы, чтобы отравить систему водоснабжения целого города с миллионным населением.

Постепенно в голове у меня прояснялось, и я наметил себе следующий план: прежде всего нужно поместить бутылочки в стальную оболочку, предохраняющую их от толчков и давления. Такой контейнер позволял мне просто выбросить их во время полета над морем. Тогда задание можно было бы выполнить другим способом. Допустим, устранение Штрассера можно было поручить наемному исполнителю. Мысль о том, чтобы выбросить бутылочки в море, несколько успокоила меня. Д-р Шт. сообщил, что содержимое их будет «жизнеспособным» самое большее два года. Стальные капсулы могли пролежать в море двадцать-тридцать лет. Таким образом, я мог со спокойной совестью бросить их в море.

Я срочно связался с руководителем технического отдела. Он глубокомысленно взглянул на бутылочки, которые я осторожно поставил перед ним на письменном столе. После этого он сказал, что считает возможным изготовить такие стальные капсулы, но это займет тридцать шесть часов. То, что я слышал теперь, было мне гораздо приятнее, чем лекция, прослушанная несколько часов назад. «Я достану вам две стальные капсулы, выложенные изнутри каучуком. Эластичная прокладка защитит их от любого удара и так плотно охватит горлышко бутылок и пробку, что раскрыться они не смогут. Если все же возникнет опасность утечки, жидкость впитается в пористую массу. Кроме того, стальные капсулы будут так завинчены, что предохранительный запор сделает невозможным случайную разгерметизацию».

«И сколько могут пролежать эти стальные капсулы в морской воде невредимыми?»

«Если использовать высокопрочную легированную сталь, почти бесконечно долго».

Через сорок восемь часов я засунул обе бутылочки, помещенные в сверкающие капсулы, в карманы брюк и отправился в Португалию. Из предосторожности я поручил одному из наших агентов встретить меня на аэродроме в Лиссабоне, чтобы в случае обыска я мог незаметно передать ему бутылочки. Но португальская таможня ничего не заметила. Капсулы я сразу же поместил в сейф одного из наших филиалов. Через несколько дней я уже организовал розыск Отто Штрассера, приказ об аресте которого я пустил ходить по рукам обширного круга людей, охватывавшего около двух тысяч человек. За квартирами, адреса которых мне сообщил Гейдрих, было установлено особенно пристальное наблюдение. Все это должно было обеспечить поимку Штрассера, если только он вообще находился в Лиссабоне. Но прошло двенадцать дней, а мы так и не обнаружили ни малейших следов его пребывания. Ежедневно такая крупная операция влетала нам в копеечку. Каждый второй вечер на квартире своего португальского друга я производил выплаты необходимых сумм. Не будь у всей этой истории такой отвратительной подоплеки, эта поездка была бы для меня неплохим развлечением, приятной сменой обстановки. В один из таких платежных дней мне удалось обогатить свой опыт, узнав, как ловко можно вымогать деньги.

Так, например, один полицейский чиновник привлек к слежке свою подругу, к чему я отнесся одобрительно, ведь чем шире был мой информационный базис, тем лучше. Но когда он в вознаграждение потребовал для нее дополнительно две пары туфель взамен изношенных при выполнении наших поручений, я, рассмеявшись, не мог не оценить его деловой сметки.

Через две недели я начал осторожно наводить Берлин на мысль, что Штрассера не может быть в Португалии. При этом я предложил сохранить созданную мной систему наблюдения, чтобы она продолжала действовать и без меня. С напряжением ожидал я ответа. Через два дня по радио сообщили: «С предложением согласны, Гейдрих».

Я так и подпрыгнул от радости. Руководителю нашего центра в Лиссабоне я дал указание подождать еще три недели и если Штрассер так и не появится, отправиться на морскую прогулку на моторной лодке, захватив с собой обе стальные капсулы, и выбросить их в воду по возможности дальше от берега. Выполнение этого поручения он должен был гарантировать своим честным словом. Если же Штрассер в это время появится в Лиссабоне, он должен был сразу же вызвать меня по радио из Берлина. Тогда мы бы вновь обсудили необходимые меры.

Торопясь изо всех сил, я вернулся в Берлин. Через несколько недель слежку по моему предложению прекратили. К тому времени Гитлер занялся гораздо более важными делами — его заместитель Рудольф Гесс улетел в Англию, что произвело в Берлине впечатление разорвавшейся бомбы. Это случилось 10 мая 1941 года.

Теперь меня почти беспрерывно вызывали на совещания между Гиммлером и Гейдрихом. Сам Гитлер, говорили, был совершенно обескуражен случившимся и был не в состоянии как-то реагировать на него. Используя такое состояние Гитлера, рейхсляйтер Мартин Борман сумел сделать решающий для своей карьеры шаг, благодаря которому он отныне завоевал доверие Гитлера. Он изобрел тезис: «Гесс сошел с ума». Именно он посоветовал Гитлеру дать такое объяснение в первом официальном коммюнике. Правда, при этом не подумали, что может возникнуть вопрос — как же сумасшедший мог столь длительное время быть заместителем фюрера? Когда я сообщил Гиммлеру свои сомнения по этому поводу, — я сказал ему, что немецкий народ слишком умен, чтобы поверить в такое, — он покачал головой и ответил: «Теперь уже слишком поздно».

Теперь Гитлер воспылал жаждой расплаты — от него беспрестанно исходили указания о каре причастным к этому делу. Мюллер был здесь в своей стихии. Он привел в действие весь подвластный ему аппарат, вовсю используя предоставленные ему полномочия. Все, кто окружал бывшего заместителя Гитлера — от адъютанта и его друзей до шофера — были арестованы. Дай Мюллеру волю, он бы арестовал весь персонал аэродрома и технических директоров авиастроительной фирмы «Мессершмитт», так как Гесс улетел на самолете марки «мессершмитт». И хотя он ограничился более узкими масштабами, все же волна арестов захлестнула многих из тех, кто и не подозревал, что окажется причастным к случившемуся.

Согласно сообщениям внутренней разведывательной службы Гесс был сторонником «спокойного развития» и приверженцем антропософа Рудольфа Штайнера. Срочно были арестованы многие из этих кругов. Но этого оказалось недостаточно — по данным разведки было установлено, что Гесс поддерживал прочные связи с астрологами, ясновидцами, гипнотизерами и сторонниками естественной медицины, и что его полет был совершен в соответствии с расчетами астрологов. После этого массовые аресты, проводившиеся Мюллером, захватили и эти группы людей. Я только крутил головой. Разве не было достаточно известно заранее, что Гесс испытывает особую слабость к такого рода вещам, носящую, по мнению специалистов, патологический характер? И тот факт, что и Гитлер до того времени проявлял некоторый интерес к астрологии, был намеренно обойден. (После исчезновения своего заместителя его склонность к астрологии сменилась бескомпромиссным отрицанием, и с тех пор астрология решительно преследовалась.)

Я прекрасно помню, с каким внутренним сопротивлением относился тогда к массовым арестам астрологов и ясновидцев Гиммлер, который тоже симпатизировал мистическим пророчествам, и с какой нескрываемой радостью Гейдрих, знавший об этом, в его присутствии объяснял Мюллеру распоряжения Гитлера, предусматривавшие малейшие детали. Довольно часто Гейдрих в разговорах со мной сетовал на то, что Гиммлер снова в том или ином деле проявляет колебания из-за того, что чересчур доверяет своему гороскопу. Я слышал, как в одном телефонном разговоре с Гиммлером после случая с Гессом Гейдрих сказал буквально следующее: «Одного, рейхсфюрер, заботят звезды на погонах, другого — звезды на небе. Напрашивается вопрос — какие звезды лучше помогают?» Излишне говорить, что при этом он действовал по пословице: бьют по мешку, а думают об осле.

Наша разведка придерживалась мнения, что Гесса мог побудить принять такое решение один из сотрудников Сикрет Сервис, долгие годы находившийся среди его окружения. Известную роль мог сыграть и известный профессор Г. , специалист по заболеваниям щитовидной железы, который имел на Гесса решающее влияние. Кроме того, следовало учитывать, что Гесс как немец с чужбины (он вырос в Египте) в молодости испытывал влияние со стороны англичан. Однако все это не объясняло исчерпывающим образом случившегося.

В беседе с Гейдрихом я высказал мнение, что, вероятно, Гессом овладела идея мессианства, так как он, будучи ближайшим другом Гитлера, в течение многих лет находился в такой духовной атмосфере и испытывал влияние идеи Гитлера о «братском английском народе». Довольно часто он высказывал такие мысли в кругу своих ближайших друзей и сотрудников. Гейдрих, несмотря на то, что не одобрил моей откровенности и сказал, что мне еще нужно многому научиться, был достаточно здравомыслящим человеком, чтобы допустить вероятность моей точки зрения; однако в первую очередь он остановился на предположении, что здесь замешана английская разведка, и настаивал на дальнейших поисках ее следов. Затем он добавил еще несколько многозначительных фраз, которые я хотел бы привести дословно: «Если эти сведения (касающиеся английской разведки) верны, то с этой стороны нам может быть причинен ощутимый ущерб и в другой области. Меня не удивит, если мы в один прекрасный день снова получим такой же сюрприз. Я убежден, что это входит в планы Сикрет Сервис». И дальше: «Да ведь и русские не умнее».

Версию, согласно которой Гитлер сам послал Гесса с секретным заданием в Англию, чтобы в последний раз предложить мир, я должен, опираясь на результаты нашего расследования, полностью исключить. Невыясненными и недоказанными остались также утверждения, согласно которым Гесс или профессор Хаусхофер вели в Швейцарии предварительные переговоры.

Хотя между полетом в Англию и решением Гитлера о нападении на Россию существовала внутренняя взаимосвязь, вряд ли следовало опасаться, что Гесс выдаст стратегические и оперативные планы. Порукой в том был его «идеализм».

Впоследствии в мои обязанности входило получение информации о поведении Гесса и его моральном состоянии. Особый интерес к этому проявлял Гиммлер, который поручил мне, без ведома Гитлера, организовать почтовую связь между Гессом и его женой. Англичане разрешили переписку в ограниченных масштабах. Корреспонденция поступала через Международный Красный Крест в Швейцарии. Большая часть писем носила чисто личный характер и говорила о большом уважении и любви Гесса к жене и сыну. В остальном их содержание было для нас труднодоступным. Я тогда очень удивлялся мягкости английской цензуры; видимо, в результате обстоятельных допросов Гесса англичане пришли к убеждению, что в его письмах содержатся главным образом мистические, даже маниакальные идеи, а не информация, которую следует воспринимать всерьез. Гесс постоянно цитировал высказывания древних прорицателей, и предсказания провидцев. При этом он ссылался на ранее составленные гороскопы, предсказания которых подтверждают, по его мнению, его личная судьба, судьба его семьи и всей Германии. Его жена трогательно соглашалась с ним в своих письмах, несмотря на весь практицизм своих взглядов на жизнь.

Судьба первого адъютанта Гесса сложилась печально. Он стал жертвой безудержного гнева Гитлера, а в дальнейшем — интриг Бормана. Гейдрих неоднократно пытался предпринять хитроумные меры по его освобождению; если ему это не удалось, то, по моему мнению, повинен в этом Мюллер. Он бескомпромиссно следовал указаниям Бормана, в котором он уже тогда видел преемника Гесса, оценив по достоинству его энергию и силу. Адъютанта до конца войны держали в концлагере, но после поражения Германии это не спасло его от преследований со стороны союзников.