Мемуары дипломата

Глава XIV 1914

Беседа во французском посольстве. — Сазонов настаивает на том, что войну может предупредить лишь заявление Великобритании о полной солидарности с Францией и Россией. — Великобританское правительство берет на себя роль посредника. — Примирительная позиция России. — Ход переговоров. — Австрия объявляет войну. — Мобилизация в России. — Германия угрожает России. Ультиматум и объявление войны

Австрия нарочно выбрала для своего ультиматума тот момент, когда президент французской республики и председатель французского совета министров выехали из Петербурга в обратное путешествие во Францию, которое должно было продлиться не менее четырех дней. Я знал, что в Петербурге поступок Австрии будет принят за непосредственный вызов России, и был доволен, что у меня было время подумать об его возможных последствиях, тем более, что, как я знал наперед, разговор во французском посольстве будет вертеться вокруг сакраментального вопроса о солидарности Британии с Францией и Россией.

И я не ошибся. Указав, насколько неприемлемы некоторые из австрийских требований, г. Сазонов заметил, что Австрия никогда бы не предъявила подобного рода ультиматума, если бы она не была уверена заранее в одобрении и поддержке Германии. "Сможет ли Россия, — продолжал он, — также рассчитывать на поддержку ее партнеров в Тройственном Согласии?" Французский посланник, к которому он сначала обратился с этим вопросом, заверил его, что Франция даст России свою дипломатическую поддержку и, в случае необходимости, выполнит все условия союзного договора. "А ваше правительство?" спросил г. Сазонов, обращаясь ко мне. Я ответил, что хотя я не уполномочен говорить от имени британского правительства, я все же уверен, что оно окажет России возможную дипломатическую поддержку. Я не мог, конечно, поддержать их надежду на то, что Англия особой декларацией объявит свою безусловную солидарность с Францией и Россией, вплоть до поддержки оружием из-за такого государства, как Сербия, которое никоим образом не затрагивает британских интересов. Такое обязательство не было бы санкционировано общественным мнением Англии; а не поддержанное общественным мнением, ни одно британское правительство не возьмет на себя ответственности за вовлечение страны в войну. На это г. Сазонов ответил, что нельзя забывать, что сербский вопрос является частью общеевропейского вопроса; и, ввиду угрозы ее жизненным интересам, Англия не может совершенно стушеваться. Я ответил, что я догадываюсь об его желании, чтобы Англия совместно с Россией сделала Австрии заявление, что они не могут допустить ее активного вмешательства во внутренние дела Сербии; но даже предположив, что Австрия все же начнет военные действия против Сербии, намерено ли русское правительство немедленно объявить ей войну. Г. Сазонов сказал, что, по его личному мнению, Россия мобилизуется, но весь вопрос будет разбираться в совете министров под председательством царя. Я указал, что важнее всего постараться заставить Австрию продлить 48-часовой срок и в то же время решить, как Сербия должна ответить на требования австрийской ноты. Г. Сазонов согласился, указав, что некоторые из австрийских требований могут, несомненно, быть приняты Сербией.

Разговор, начатый в полдень, продолжался и после завтрака, за которым г. Сазонов и г. Палеолог опять уговаривали меня объявить солидарность Англии с Францией и. Россией. Помимо того, что я не имел права делать заявления, которое обязывало бы британское правительство, я решил не говорить ничего, что могло бы быть истолковано как поддержка намерения России объявить войну Австрии. Если бы я это сделал, то не только уменьшил бы возможность мирного решения вопроса, но дал бы лишний повод Германии доказывать, что мы толкнули Россию в войну, как она и сейчас пытается это доказать. Я поэтому ограничился указанием, что британское правительство, возможно, объявит в Берлине и в Вене, что так как нападение Австрии на Сербию вызовет выступление России, то Англия не сможет остаться в стороне от всеобщей войны. Это не удовлетворило г. Сазонова, утверждавшего, что мы увеличиваем шансы войны, отказываясь объявить свою солидарность с Россией и Францией.

Получив мой телеграфный отчет об этом разговоре, сэр Эдуард Грей ответил: "Вы совершенно правильно определили при таких тяжелых обстоятельствах позицию британского правительства. Я всецело одобряю все, сказанное вами, и не могу обещать большего со стороны правительства".

Если передать все разговоры в различных столицах и все телеграммы в течение этих критических дней после предъявления австрийского ультиматума, можно написать целую книгу. Поэтому я ограничусь только теми, которые имеют отношение к позиции России и к тем советам, которые мы предлагали в Петербурге и которые могут доказать несправедливость утверждений некоторых немецких писателей, пытающихся возложить на Великобританию и Россию ответственность за войну.

Таковы, напр., двое из них, — г. фон-Бетман-Гольвег и барон фон-Шён, бывший тогда посланником в Париже. Первый в своих "Betrachtungen zum Weltkriege"[16] утверждает, что в то время, как Германия делала все, что могла, чтобы удержать Австрию, мы воздерживались от того, чтобы рекомендовать России умеренность. Последний в своих "Мемуарах посла" идет гораздо дальше. Он обвиняет Россию в том, что она вызвала войну с целью избавиться от опасности внутренних осложнений, а Англию — в том, что она не выказывала никогда ни малейшего намерения содействовать сохранению мира своими действиями в Петербурге. Он, наоборот, изображает дело так, что Англия уничтожала усилия Германии устроить непосредственные переговоры между Петербургом и Веной тем, что поддерживала непоколебимость русской позиции. Далее он утверждает, что Россия решилась на мобилизацию только вследствие уверенности, что она может рассчитывать на нашу поддержку.

С другой стороны, его защита линии поведения германского правительства так поучительна, что я хочу передать ее. Австрия, по его утверждению, соперничала с Россией из-за первенства на Балканах, а Германия поддерживала своего союзника и защищала его независимо от своих собственных интересов. Австрийское правительство решило требовать полного удовлетворения за убийство в Сараеве, доказавшее необходимость раз и навсегда покончить с центром (в Белграде) разрушительной деятельности сербов в юго-восточных частях Габсбургской монархии. Ультиматум был составлен в самых резких выражениях с целью обеспечить действительные гарантии на будущее время, так что Сербии было предложено либо вполне подчиниться требованиям Австрии, пожертвовать частью своих суверенных прав и отказаться от связи с Россией, либо принять на себя все последствия отказа от этого требования. Спрошенная о совете Германия признала, что этим только обостряется опасность, угрожающая существованию ее союзника и косвенно ее собственному. Конечно, она не могла отказать в своем согласии и поддержке, потому что, если бы в результате разрушительной работы сербов Австрия распалась на части, она лишилась бы союзника. Поэтому Германия объявила о своем намерении остаться верной союзнице, чтобы предупредить чье бы то ни было роковое вмешательство со стороны. Она предложила локализовать конфликт, но ее предложение было отвергнуто благодаря тому, что Россия выступила защитницей Сербии и объявила, что она не может остаться равнодушной к конфликту. Наконец, барон фон-Шён порицает сэра Эдуарда Грея за его предложение созвать конференцию из четырех непосредственно не заинтересованных держав, так как этим предложением он нарушил принцип невмешательства, которому Германия придавала такое значение. Одним словом, согласно барону фон-Шёну, Германия соглашалась держать цепь, пока Австрия сделает Сербию своим вассалом, хотя она знала, что Россия никогда не допустит нападения Австрии на Сербию.

В дальнейшем я передаю о моих последовательных разговорах с г. Сазоновым, из которых выяснится, насколько разнится от этих описаний действительная позиция русского и британского правительств.

Наш разговор предыдущего дня мы продолжили 25 июля. Сазонов утверждал, что Австрия стремится утвердить свою гегемонию на Балканах, и то, что она предприняла в Белграде, направлено против России. Позиция Германии, с другой стороны, зависит от позиции Англии. До тех пор, пока она рассчитывает на наш нейтралитет, она пойдет на все; но если Англия твердо станет на стороне Франции и России, войны не будет. Если она этого не сделает, прольются реки крови, и, в конце концов, она будет вовлечена в войну. Хотя я боялся, что его предсказание почти правильно, но я мог повторить только то, что я говорил царю в одной из описанных в предыдущей главе аудиенций, т.-е. что Англия лучше проведет роль посредника в качестве друга, который, в случае пренебрежения его советами умеренности, может превратиться в союзника, чем если она сейчас же объявит о своей полной солидарности с Россией. В то же время я выразил глубокую надежду, что Россия предоставит британскому правительству время использовать свое влияние, как мирного посредника, и не будет торопиться с мобилизацией. Если она ее проведет, предостерег я его, то Германия не удовлетворится контр-мобилизацией, но сразу объявит ей войну. Г. Сазонов возразил, что Россия не может разрешить Австрии обрушиться на Сербию, но, что я могу быть уверен, что она не предпримет никаких военных действий, если ее к тому не принудят.

На следующий день, 26 июля, он сообщил мне, что в разговоре с австрийским посланником он предложил, чтобы Вена с Петербургом непосредственно сговорилась, нельзя ли найти формулу, которая, удовлетворяя основным требованиям Австрии, была бы более приемлема для Сербии. По его словам, он сказал графу Сапари, что он вполне понимает мотивы, заставившие Австрию предъявить ультиматум, и что, если она согласится пересмотреть некоторые из его пунктов, было бы нетрудно прийти к удовлетворительному решению.

В ответ на вопрос, с которым он обратился ко мне во время нашей беседы, я сказал ему, что мои заявления от 24-го числа вполне одобрены сэром Э. Греем, как вполне определяющие позицию британского правительства. Я прибавил, что оно употребит все усилия, чтобы предотвратить войну; но для успеха его стараний необходимо, чтобы Россия прибегла к мобилизации лишь как к самому крайнему средству.

В ответ на мое сообщение 27 июля о предложении сэра Э. Грея — созвать конференцию из четырех послов в Лондоне — г. Сазонов ответил: "Я начал переговоры с австро-венгерским послом об условиях, на которых Австрия могла бы пересмотреть свой ультиматум Сербии. Если непосредственное объяснение с Веной окажется невозможным, я готов принять предложение сэра Э. Грея или всякое другое предложение, способное привести к благоприятному разрешению конфликта".

Вследствие угрожающего международного положения британскому флоту, сосредоточенному в Портланде, был отдан приказ не рассеиваться для маневров. Сообщая русскому послу об этом, сэр Эдуард Грей позаботился объяснить, что это не более как обещание дипломатической поддержки.

28 июля обстоятельства решительно изменились к худшему. Граф Берхтольд не только отклонил предложение г. Сазонова о непосредственных переговорах между обоими правительствами, но Австрия даже объявила войну Сербии. Россию не могли удовлетворить никакие заверения Австрии относительно целости и независимости Сербии, и в тот день, когда австрийская армия перешла бы сербскую границу, был бы отдан приказ о мобилизации против Австрии. Я тем не менее еще раз порекомендовал ему воздержаться от военных мероприятий, которые могли бы быть истолкованы, как вызов Германии.

Я повторил содержание этой беседы моему французскому коллеге, встретив его в передней в ожидании приема, и просил его говорить в том же духе. Я сказал, что положение сделалось критическим. Россия очень серьезно настроена и никогда не позволит Австрии обрушиться на Сербию. Но если Россию принудят к войне, очень важно, чтобы Германия не имела повода представить ее нападающей стороной. Ибо, хотя английское общественное мнение убеждено, что вся ответственность за войну падает на Германию, оно никогда не оправдает нашего участия в ней.

Барон фон-Шён в своих «Мемуарах» переводит отрывок из книги "Царская Россия во время Великой войны", в котором г. Палеолог приводит эти мои замечания и придает им смысл, которого они не имеют. По его словам, я говорил: "Россия решила воевать, мы поэтому должны обрушить на Германию всю ответственность и инициативу нападения, так как это единственный способ настроить общественное мнение Англии в пользу войны". В дальнейшем он рисует меня убеждающим Россию воевать, стараясь в то же время свалить вину на Германию. Это неправильная передача моей позиции, ибо, как я уже показал, я всячески старался отговорить от мобилизации, зная, что она даст Германии необходимый ей предлог для объявления войны России.

Германский посол в Петербурге все время находился под впечатлением, что русское общество не очень взволновано австро-сербским конфликтом, и что только небольшая клика шовинистов старалась придать ему острый характер. 23 июля он завтракал у меня в посольстве, и я воспользовался случаем, чтобы открыть ему глаза на растущую опасность положения. Он попросил меня рекомендовать г. Сазонову осторожность, и я сказал ему, что я уже это сделал с самого начала. Я прибавил, что германский посланник в Вене должен серьезно поговорить с графом Берхтольдом, ибо, если Германия позволит Австрии напасть на Сербию, всеобщая война неизбежна. Граф Пурталес, будучи очень поражен моим замечанием, возразил, что не Германия, а Россия виновна в существующем напряженном положении. Я допускаю, что он лично старался предотвратить войну и был в неведении относительно действительных намерений своего правительства. Но его позиция не была рассчитана на сглаживание трений! Он считал, что Австрия должна строго наказать Сербию, а Россия должна оставаться спокойной и придерживаться пассивной роли незаинтересованного зрителя. Он соглашался, что, если она объявит предполагаемую мобилизацию, европейский мир будет в опасности. Напрасно я доказывал ему, что Россия выказала свои мирные намерения, приняв предложение о конференции четырех и объявив свою готовность подчиниться любому решению этой конференции, если оно будет принято Францией и Великобританией. Он не хотел также выслушать мое напоминание о том, что Австрия не только частично мобилизовалась, но даже уже объявила войну Сербии. "Я не могу, — возразил он, — обсуждать поступок Австрии".

Хотя Австрия начала свою мобилизацию против Сербии уже 26-го, Россия предприняла предварительные шаги к мобилизации военных округов Киевского, Одесского, Казанского и Московского только 28-го. 29 июля между часом и двумя пополудни граф Пурталес имел свидание с г. Сазоновым, в котором он напомнил последнему, что такая частичная мобилизация вызовет, согласно союзному договору Германии с Австрией, автоматическую мобилизацию Германии. В семь часов того же дня граф Пурталес опять посетил министерство иностранных дел и сообщил г. Сазонову телеграмму германского канцлера с заявлением, что дальнейшее развитие военных приготовлений со стороны России вызовет соответствующие меры со стороны Германии, и что это означает войну.

Такое заявление было равносильно ультиматуму. Тем временем русское военное министерство получило сведения об обширных военных приготовлениях, тайно производимых Германией, и о всеобщей мобилизации в Австрии. Приходилось пересмотреть всю ситуацию. В этот вечер царь, уступая давлению со стороны своих военных советников, неохотно подписал приказ о всеобщей мобилизации. Спустя несколько часов после этого он получил следующую телеграмму от германского императора:

"Я уверен, что возможно непосредственное соглашение между вашим правительством и Веной, которому старается способствовать мое правительство. Естественно, что военные приготовления России, представляющие угрозу для Австро-Венгрии, только ускорят катастрофу, которой мы оба стараемся избегнуть".

Император Николай ответил следующим образом:

"Благодарю за примирительную телеграмму, хотя официальное сообщение, представленное вашим посланником в мое министерство иностранных дел, было составлено совсем в другом тоне. Прошу вас объяснить эту разницу. Было бы правильным передать австро-сербский вопрос на Гаагскую конференцию. Полагаюсь на вашу мудрость и дружбу".

Отправив эту телеграмму, царь Николай вызвал к телефону одного за другим военного министра и начальника генерального штаба и отменил всеобщую мобилизацию. Но мобилизация уже началась, и остановка ее, как возражали оба генерала, выбьет из колеи всю военную машину. Царь, однако, продолжал настаивать. Но, несмотря на его категорический приказ, военные власти продолжали всеобщую мобилизацию без его ведома.

Тем временем немецкий посланник узнал, что происходит, и в два часа ночи на 30 июля приехал в министерство иностранных дел. Видя, что война неизбежна, он растерялся и попросил Сазонова посоветовать ему, что телеграфировать своему правительству. Сазонов набросал следующую формулу:

"Если Австрия, признавая, что конфликт с Сербией принял характер общеевропейской важности, объявит о своей готовности взять обратно пункты ультиматума, покушающиеся на принципы сербского суверенитета, Россия обязуется остановить всякие военные приготовления".

Сазонов, извещенный начальником генерального штаба о его ночном разговоре по телефону с царем, имел аудиенцию у его величества рано утром 30-го числа. Раньше, чем выехать в Петергоф, он получил известие о бомбардировке Австрией Белграда и об отказе германского правительства рассмотреть предложения, данные им графу Пурталесу. Он застал царя глубоко взволнованным телеграммой, только что полученной им от германского императора. Она гласила: "Моему посланнику дана инструкция обратить внимание вашего правительства на опасности и серьезные последствия мобилизации. Я говорил то же в своей последней телеграмме. Австрия мобилизовалась только против Сербии и только частично. Если Россия мобилизуется против Австро-Венгрии, роль посредника, которую вы так любезно на меня возложили, и которую я принял только по вашему желанию, делается сомнительной, если не совершенно невозможной. Вся тяжесть решения лежит теперь на ваших плечах. Вы несете ответственность за войну и мир". Царь Николай так глубоко чувствовал серьезность предстоящего ему решения, что все еще колебался подтвердить приказ о всеобщей мобилизации. Только после того, как Сазонов убедил его, что он может это сделать с чистой совестью, так как его правительство не упустило ни одного средства в своих усилиях предотвратить войну, царь, наконец, решил не оставлять своей страны беззащитной против выступления, уже подготовляемого Германией. В 4 часа того же дня его величество приказал передать военному министру нужные приказы по телефону. До этого, того же 30 июля, он телеграфировал императору Вильгельму: "Я посылаю сегодня ночью Татищева с инструкциями. Принимаемые теперь военные меры были решены пять дней тому назад для защиты против Австрии. Я надеюсь от всего сердца, что эти меры никоим образом не повлияют на ваше положение посредника, которое я ценю очень высоко. Необходимо сильное давление с вашей стороны на Австрию, чтобы могло произойти соглашение".

На следующий день, 31-го, он телеграфировал опять: "По техническим причинам я не могу остановить свои военные приготовления. Но до тех пор, пока переговоры с Австрией не прерваны, мои войска воздержатся от всякого выступления. Даю вам мое честное слово".

Император Вильгельм ответил: "Я сделал все, что мог, в своих усилиях сохранить мир. Не я буду нести ответственность за то ужасное несчастье, которое грозит теперь всему цивилизованному миру. От вас зависит отвратить его. Моя дружба к вам и к вашей стране, которую мой дед завещал мне на своем смертном одре, всегда для меня священна. Я был верен России, когда несчастье поразило ее, особенно во время последней войны. В настоящий момент вы еще можете спасти европейский мир, остановив ваши военные приготовления".

В тот же день, 31-го, Сазонов сделал последнее усилие спасти мир, изменив, по просьбе сэра Э. Грея, формулу, данную им графу Пурталесу, следующим образом:

"Если Австрия согласна остановить наступление своих войск на сербскую территорию, и если, признавая, что австро-сербский конфликт принял характер общеевропейского вопроса, она согласится, чтобы великие державы решили вопрос об удовлетворении, которое Сербия может дать австро-венгерскому правительству без ущерба для ее суверенных прав и независимости как государства, Россия сохранит свое выжидательное положение".

Царь, принявши в тот же день в аудиенции германского посланника, старался убедить его в примирительном духе этой формулы и в предлагаемой ею возможности приличного разрешения конфликта, но безуспешно.

В 11 часов того же вечера граф Пурталес явился в министерство иностранных дел и сообщил г. Сазонову, что, если Россия до полудня следующего дня не остановит своей мобилизации, Германия мобилизует всю свою армию. В ответ на его возбужденную просьбу о немедленной демобилизации Сазонов мог только повторить обещание, что пока австро-русские переговоры продолжаются, Россия не начнет наступления. Между Веной и Петербургом в этот момент напряжение несколько ослабло; происходили дружеские беседы между министрами иностранных дел и посланниками обоих правительств, а австрийское правительство, казалось, было даже готово допустить обсуждение смысла своей ноты к сербскому правительству. Но Германия судила иначе.

Утром 1 августа царь Николай еще раз телеграфировал императору Вильгельму: "Я понимаю, что вы были вынуждены мобилизоваться, но хотел бы получить от вас ту же гарантию, которую дал вам, а именно, что эта мера не означает войны, и что мы будем продолжать стремиться к благополучию наших двух стран и столь дорогому для нас общему миру. С божьей помощью наша испытанная дружба должна предупредить пролитие крови. С полным доверием ожидаю вашего немедленного ответа".

Император Вильгельм, отметив, что назначенный срок истек, и что он был вынужден мобилизовать свою армию, отвечал: "Единственный способ избежать бесконечного несчастья — это немедленный, ясный и безусловный ответ вашего правительства. До получения этого ответа я, к моему большому сожалению, не могу обсуждать вашу телеграмму по существу. Я очень серьезно прошу вас немедленно отдать приказ вашим войскам ни в коем случае не производить ни малейшего нарушения наших границ".

Около 5 часов в тот же день я получил телеграмму из министерства иностранных дел с предложением испросить немедленно аудиенцию для передачи царю личного послания от короля Георга, в котором его величество, передавая те объяснения, которые Германия делала по поводу русской мобилизации, говорил: "Я считаю, что только недоразумение привело нас в такой тупик. Я очень стараюсь не упустить никакой возможности избегнуть ужасной катастрофы, угрожающей сейчас всему миру. Поэтому я призываю вас отбросить недоразумения, которые, как я чувствую, произошли, и оставить открытой почву для переговоров и возможного мира. Если вы считаете, что я чем-нибудь могу способствовать этой насущной цели, я сделаю все возможное, чтобы помочь возобновлению прерванных переговоров между заинтересованными державами. Я верю, что вы, как и я, постараетесь сделать все возможное для обеспечения всеобщего мира".

Около четверти восьмого г. Сазонов, устроивши мне прием в Петергофе в 10 часов, позвонил мне по телефону, что граф Пурталес только что сообщил ему, что Германия считает себя в состоянии войны с Россией. К 8 часам он приехал ко мне обедать и привез с собой проект ответа на телеграмму короля, которую он просил передать царю. Я выехал из посольства в 9 часов, но в моем автомобиле испортились фонари, мой шофер заблудился, и я приехал в Петергоф только в четверть одиннадцатого. Извинившись перед царем за опоздание, я передал ему телеграмму и проект ответа, написанный Сазоновым. Когда его величество прочитал их, я осмелился заметить, что лучше было бы ответить королю собственноручно, чем в официальном стиле министерства иностранных дел. "Я это сделаю, если вы мне поможете, — ответил царь, — потому что мне легче говорить по-английски, чем правильно писать". Затем его величество предложил мне сесть и мы более часа обсуждали положение, созданное австрийским ультиматумом, безуспешные усилия русского и британского правительств сохранить мир и причины, вызвавшие мобилизацию в России. Его величество настаивал, что мобилизация не обязательно ведет к войне, и в этом смысле он дал императору Вильгельму самые категорические заверения. Затем, поднявшись и подойдя к своему письменному столу, он взял телеграфный бланк и карандаш и начал писать свой ответ, время от времени спрашивая меня, как выразиться, когда ему нехватало слова. Когда он кончил, он передал мне подлинную телеграмму для зашифрования ее по моем возвращении в посольство. Текст ее был следующий:

"Я был бы рад принять ваше предложение, если бы "Германский посланник сегодня днем не представил моему правительству ноты с объявлением войны. Со времени предъявления ультиматума в Белграде Россия посвятила все свои усилия, чтобы найти мирное решение вопроса, возбужденного поступком Австрии. Целью этого поступка было раздавить Сербию и сделать ее вассалом Австрии. В результате получилось бы изменение в равновесии сил на Балканах, представляющем жизненный интерес для моего государства. Все предложения, включая и предложение вашего правительства, были отвергнуты Германией и Австрией, а Германия выразила намерение выступить посредником тогда, когда благоприятный момент для оказания давления на Австрию уже прошел. Но и тогда она не выставила никакого определенного предложения. Объявление Австрией войны Сербии заставило меня издать приказ о частичной мобилизации, хотя, ввиду угрожающего положения, мои военные советники рекомендовали мне произвести всеобщую мобилизацию, указывая, что Германия может мобилизоваться значительно скорее России. В дальнейшем я был принужден пойти по этому пути вследствие всеобщей мобилизации в Австрии, бомбардировки Белграда, концентрации австрийских войск в Галиции и тайных военных приготовлений Германии. Правильность моих действий доказывается внезапным объявлением войны Германией, совершенно неожиданным для меня, так как я самым категорическим образом заверил императора Вильгельма, что мои войска не выступят, пока продолжается посредничество.

В этот торжественный час я хочу уверить вас еще раз, что я сделал все возможное для предотвращения войны. Теперь, когда она мне навязана, я надеюсь, что ваша страна не откажется поддержать Францию и Россию. Пусть бог благословит и хранит вас".

Только после часу ночи я вернулся в посольство, окруженное возбужденной толпой, жаждущей узнать, может ли Россия рассчитывать на поддержку Англии.