Мемуары шулера

Глава десятая Я — шулер

Начал я скромно.

Думаю, мне были известны все тонкости шулерского мастерства и все способы преуспеть в этом деле. Ведь этому нас, крупье, обучали сами наши патроны. Посудите сами, разве не входило в наши обязанности помогать соглядатаям и сообщать им об игроках, которые пользовались недозволенными приемами? И мне не раз и не два доводилось разоблачать таких шулеров, как в баккара, так и в рулетку…

На свете существует тьма разных способов мошенничества, но лишь три породы шулеров.

Прежде всего есть игроки, которые плутуют — но плутуют они только в игре. Они делают это без всякой системы, непреднамеренно, почти бессознательно, невольно, таким манером, что сразу чувствуется: помимо игры он честен не придерешься.

Есть люди, которые играют нечестно, потому что мошенники по натуре, такими уж появились на свет — и должно быть, уверены, что не настал еще час бороться с природными наклонностями…

Наконец, есть шулеры профессиональные, которые занимаются этим вполне осознанно и организованно.

Эта разновидность — в сущности, единственная, стоящая нашего внимания — в свою очередь подразделяется на три категории: шулер-одиночка, шулер, орудующий вдвоем с напарником, и, наконец, шулер, который входит в целую шулерскую шайку.

Одиночное шулерство имеет солидные преимущества, и, что касается меня, я вне всякого сомнения отдаю предпочтение именно этому виду.

Шулерство на пару сразу открывает перед вами более широкие перспективы, однако в нем таится масса подводных камней и непредвиденных осложнений. Во-первых, дележ навара, вечная тема для склок, и потом, вы полностью зависите от своего напарника, от его умения держать язык за зубами.

Шулерство в шайке, с одной стороны, дает вам надежность, которой тоже не стоит пренебрегать, ибо, помимо навара, где ваша доля зависит от ловкости ваших рук, у вас есть еще твердый фикс, позволяющий вам не думать о хлебе насущном. Хотя, с другой стороны, если вы не входите в пару-тройку главарей, то обречены без устали суетиться, сновать туда-сюда и выполнять всякие докучливые поручения. Скажем, вчера играть в Остенде, сегодня быть крупье в «Пари-Пляж», а завтра лакеем в Биаррице. Ясное дело, вы никогда не сможете действовать на свой страх и риск и принадлежите этой шайке, будто какая-то часть большого механизма. Вы в ней всего лишь пружинка малая, винтик, который легко заменить — и вполне отдаете себе отчет, как трудно выскочить оттуда по своей воле, не так ли? Вы ведь крепко повязаны общей тайной, которая на самом деле состоит из пары дюжин маленьких секретиков — и всякий, кому придет в голову добровольно отойти от дел, рискует не только испортить себе жизнь, но и потерять ее насовсем.

Я никогда не связывался ни с одной шайкой, а если мне и приходилось шулерствовать на пару, по доброте душевной или, скажем, из корысти, то шел на это крайне редко, всегда опасаясь, что напарник может кинуть или обуть тебя в любую минуту — так что с полным правом могу сказать, что представляю собой идеальный тип шулера-одиночки.

Кто станет спорить, что нет на земле занятия прекрасней и даже, если хотите, прибыльней? Но я могу добавить к этому, что не знаю ремесла увлекательней. Вы ведь одновременно и охотник, и дичь.

Тут хотелось бы кое-что пояснить.

Шулеров частенько путают с обычными жуликами. И это глубочайшее заблуждение.

Воровать — значит отнимать у безупречно честных людей деньги, которые те не вынимали из карманов — а это, согласитесь, достойно всяческого осуждения. Но шулер — это совсем другое, он всего лишь пытается соперничать с предначертаниями Случая и присвоить себе деньги, которые люди, будь то по легкомыслию или из тщеславия, сами выложили на стол с неблаговидной целью нажиться или с тайной надеждой оказаться баловнями судьбы и воспользоваться промахами противника. Цель же шулера — расстроить их честолюбивые замыслы и не просто вмешаться в игру Случая, а самому встать на его место.

Раз я шулер, стало быть, Случай — это я.

Во всяком случае, таково было мое глубокое убеждение в 1917-м.

В те времена к игрокам я относился с глубочайшим презрением. Свидетель против воли, я убедил себя, что, за исключением одного мужчины из двадцати и одной женщины из сорока, все остальные игроки либо жулики, либо дураки — последние, само собой, неизменно оказывались в подавляющем большинстве.

Жулики, садясь за рулетку, обычно даже не успевают показать свою изобретательность, не говоря уж о ловкости рук. Ведь они представляют прямую угрозу интересам заведения в лице банкомета, так что слежка не дремлет и не знает сострадания.

Для вашего сведения сообщаю, что тут есть лишь три-четыре верных способа усыпить бдительность соглядатаев и обвести всех вокруг пальца — и никак не больше.

1. «Коляска», со скромными шансами на успех.

2. Сбор урожая «сироток».

3. Перемещение фишек, которых вы не ставили. Играть в «коляску» можно лишь на смехотворные суммы — так что рискуешь многим, а получаешь в лучшем случае гроши.

Ибо не следует забывать, что за возможность смошенничать трижды кряду, выиграть пару или пять десятков луидоров вы можете поплатиться отлучением от игорных залов, от рулетки на вечные времена.

Я не ошибся, именно «на вечные времена», ибо есть в княжестве Монако дюжина уникальных типов, которые наделены даром даже через десяток лет распознавать физиономии людей, которых видели не более десяти секунд. Их называют «физиономистами». И когда патроны заведения отнимают у вас карточку, вы непременно проходите пред их искушенными очами. Безошибочней любого антропометрического обследования они разглядывают вас в профиль и в фас. И отныне ваш рост и ваши черты навеки запечатлены в их памяти. Вы можете отпустить бороду, можете сбрить ее, если носили прежде, можете приклеить себе усы, нацепить темные очки, намалевать на щеках шрамы — все равно лучше не пытайтесь проникнуть туда снова.

Даже прежде чем узнать вас в лицо, они заметят этот взгляд, слишком застывший или чересчур бегающий, что с головой выдает людей, которые не хотят, чтобы их узнали.

Снимать урожай «сироток» — иначе говоря, присваивать фишки, чьи законные хозяева не вполне отчетливо помнили, их они или нет, столько всего наставили — так вот, сбор этого урожая таит в себе те же опасности, что и незамысловатая, не сулящая большого барыша «коляска». И вдобавок к тому еще требует недюжинной наблюдательности, ведь вам надо угадать в глазах выигравшего то едва заметное сомнение, на котором можно нажиться.

Хочу, чтобы меня правильно поняли.

Предположим, речь идет о фишке, посаженной верхом на 12–15, иначе говоря, прямо на линии между номером «12» и номером «15». Выпадает «15», и тот, кто на него поставил, выигрывает в семнадцать раз больше своей ставки. Мгновенье спустя крупье, оплачивающий выигрыши, спрашивает:

— Это чья фишка, верхом на 12–15?

Если законный владелец не спешит с ответом, делает этакий неопределенный жест, мол, дайте припомнить, моя иль не моя, не теряйте ни секунды и говорите:

— Моя.

И тут вам предстоит столкнуться с явлением весьма курьезного свойства. Чем порядочней окажется тот, кого вы собираетесь обокрасть, тем скорей он откажется от своих прав, боясь показаться нечестным в ваших глазах.

Однако случись, что он, не будучи уверен в своей ставке, все же упорствует, требуя оплаты, не сдавайтесь и вы. Ибо и он тоже жулик немногим лучше вас, ведь он не уверен, куда поставил фишку — и к тому же не знает, что вы шулер.

В худшем случае заплатят вам обоим.

Куда интересней, на мой взгляд, перемещать фишки, поставленные другим игроком. Однако если эта уловка и не требует такого знания человеческой психологии, как сбор урожая «сироток», зато здесь нужна по-настоящему виртуозная ловкость рук.

Главное, найти игрока, который действует по своей собственной системе, одного из тех чудаков, что уверены, будто нашли, наконец, верный способ, чтобы сорвать однажды банк. Они заняты своими таинственными расчетами и всегда играют, основываясь на номерах, которые только что выпали. Суетливо ставят по две, три, четыре или по шесть фишек Они ставят их собственноручно, как правило, приподнимаясь при этом — после чего снова погружаются в свои хитроумные комбинации. Наилучший момент протянуть руку и слегка передвинуть одну из их фишек.

Предположим, ваш комбинатор поставил сто франков на «30». Под предлогом, будто собираетесь поставить пять франков на «32», вы неуловимым движением ладони передвигаете стофранковую фишку с квадратика «30» на квадратик «33». Если выпадет «33», вы получите денежки, а ваш «теоретик» даже не пикнет. Он и ухом не поведет, услыхав, что шарик остановился на номере «33». Для него это пустой звук. А вот случись выпадет «30», тут вам самое время смыться, пусть бедолага сам разбирается.

Однако существует и еще один, четвертый способ занятий такого рода, неизмеримо более интересный, который я особенно рекомендую.

Правда, для него нужен сообщник.

Ваш напарник сидит за столом. А вы стоите напротив. Само собой, вы с ним и словом не обмолвитесь, ни малейшего знака, даже в самом крайнем случае. Шарик запущен.

Он уже крутится. Вы глаз с него не спускаете. В тот самый момент, когда он, скажем, останавливается на номере «17», вы скоренько делаете движение рукой и ставите шесть стофранковых фишек на «17» со словами:

— Двадцать пять луидоров на «17»!

— Ставки сделаны, месье! — возражает крупье.

Вы послушно забираете все фишки назад — но тут наступает черед возмутиться вашему сообщнику:

— Прошу прощенья, месье, но я поставил сто франков на «17»!

Вы быстро пересчитываете свои стофранковые фишки, признаете свою «ошибку» и с извинениями возвращаете одну из них на «17».

После чего крупье выплачивает вашему сообщнику три с половиной тысячи франков.

Только упаси вас господь повторять этот трюк за одним и тем же столом дважды кряду — обоих тут же выставят вон, и без всяких церемоний.

Другое дело карты, тут игра идет только между партнерами, и поскольку это никак не угрожает интересам заведения, то и надзору куда меньше. Вот уж где перед вами открываются безграничные возможности для шулерства. Я вынужден был сказать: открываются, хотя с тех пор, как взяли моду запаковывать колоду в эти дрянные оболочки, стало совсем невозможно, если, конечно, у вас нет сообщника, тайком запустить в игру то, что называют приплодом — 16 или 18 карт. Эти подготовленные заранее приплоды обеспечивают банкомету четыре выигрыша кряду.

И позвольте порекомендовать вам, только не примите за советы, несколько приемов:

1. Коляска.

2. Оплеуха.

3. Кегли.

4. Деревенская девятка.

5. Наконец, ряды карт одной масти, из которых одна, самая знаменитая, носит название Грозная 705.

Поделюсь с вами также и секретом довольно изощренной разновидности «коляски» — ибо ее можно покатить даже на расстоянии. Вам ведь знакома эта желтенькая круговая сеточка, что ограничивает на столиках для игры в баккара место, предназначенное для игроков. Любая сумма денег, поставленная за пределами этой сетки, превращается в ставку — и стало быть, в подставку… А если они не там, то как бы еще остаются в вашей собственности. А поставь вы ее прямо на сетку, они вроде как наполовину там, наполовину здесь. Если вы делаете ставку таким манером — все равно, фишками или ассигнациями — то по правилам должны произнести: «Половину суммы — или фишки». Но поскольку это и так понятно, то можно и промолчать.

Вы сидите с сигаретой в зубах, а перед вами пара-тройка свернутых вчетверо тысячефранковых ассигнаций. Берете одну из них и, вместо того, чтобы положить ее на стол плашмя, этак небрежно вешаете верхом на желтую сетку, будто острая крыша на домике.

Банкомет раздает карты. Если он выигрывает, то, само собой, вы проигрываете свои пятьсот франков Но в случае, если проигрывает он, вы выдуваете в сторону своей ассигнации струйку дыма, ибо заблаговременно позаботились набрать в легкие побольше воздуха — и вот она, ваша бумажка, лениво, будто нехотя, вспархивает и приземляется за пределами желтой сетки. А ваша ассигнация, что была поставлена вроде «наполовину», оказалась «выигравшей на все сто». Короче, вы рискуете потерять свои пятьсот франков, зато у вас есть шанс выиграть тысячу.

Никогда бы себе не простил, не поделись я с вами еще одним трюком, коего почитаю себя смиренным изобретателем и который имеет то преимущество, что сулит вам немалый куш, не подвергая вас ни малейшему риску. Вы кладете перед собой отполированный до блеска золотой портсигар, над которым, будучи банкометом, словно над зеркалом проносите две карты, предназначенные для понтера. И теперь, зная, что это за карты, можете сорвать шестерку или так и остаться на четверке. Вот вам новые возможности, на использовании которых не беру на себя смелость настаивать.

Хотя раз уж нынче выдался такой вечер, что меня потянуло на откровения, должен признаться, что если мне и удалось сколотить себе шулерством целое состояние, то только благодаря тому, что упорным трудом достиг ловкости рук не хуже циркового фокусника. Что позволило мне от души отдаться своему греховному промыслу, ни разу не совершив неосторожности повторять трюк более одного-двух раз за вечер, не проделывая его два дня кряду в одном и том же городе и никогда не мелочиться, ставя суммы, которые бы не стоили свеч.

И вот как я все это проделывал.

В рукавах своего смокинга, специально сшитого для этих целей, я прятал четыре девятки, а с ними еще полено. Поленом мы называем десятку или какую-нибудь картинку. Потом, переходя от стола к столу, я выслеживал банк в пару десятков тысяч франков. И ставил — всегда стоя. Причем, самым что ни есть изысканным манером. Если я выигрывал, то клал себе в карман тысяч двадцать франков, не меньше. Если же проигрывал, платил, сколько с меня причиталось, цедя сквозь зубы: «Играю дальше». И вот тут-то, убедивши банкомета в своей добропорядочности, я мог позволить себе подменить две сданные мне карты теми, что были припасены у меня загодя.

Я был шулером семь лет, с 1917-го до 1924-го — и за эти годы сколотил себе состояние в четыре миллиона франков.

Конечно, не бог весть что — но для меня целое богатство.

Вы спросите, а как складывалась моя частная жизнь?

Безупречно, другого слова не сыщешь.

Помимо азартных игр, ни разу не надул никого ни на сантим и, Бог свидетель, очень этим горжусь.

Постоянная опасность оказаться за решеткой лишила меня радости создать семейный очаг. Я поклялся себе, что никогда не заставлю ни в чем не повинную женщину или детей, которые могли бы появиться на свет, краснеть от стыда, признавая меня мужем и отцом. Я сдержал свою клятву — и теперь не устаю благодарить судьбу, что у меня хватило на это духу.

Мне случалось вращаться в разных кругах — и в высшем свете, и на самом низу. Честных мужчин везде не густо, а уж женщин порядочных и вовсе с огнем не сыскать. Вспомнить хотя бы эти незабываемые партии в покер — ах, вот уж где есть что рассказать!

Попробуйте посадить за один и тот же обтянутый зеленым суконцем стол политика, юношу из хорошей семьи, молодящуюся дамочку и профессионального шулера — и не исключено, что через час-другой шулер ваш останется без гроша за душой!

Хотите, чтобы я рассказал вам про своих подружек?

Ах, все они были как две капли воды похожи друг на дружку, так что описать одну все равно что описать всех скопом.

Я говорю описать — потому что перечесть их было бы весьма затруднительно!

Одно могу сказать наверняка: ни с одной из них мне и в голову не приходило откровенничать насчет истинного источника своих доходов.

Данная мне от природы способность сочинять всякие немыслимые истории оттачивалась, таким образом, на этих подружках-однодневках.

Мне даже случалось неоднократно познавать их — да простят меня за это вульгарное выражение — не будучи узнанным ими ни разу. Ведь за семь лет я пять раз менял гражданство, четырнадцать раз имя и девять раз внешность. Я был русским, англичанином, немцем, испанцем, армянином. Был герцогом, маркизом, полковником, доктором, промышленником, отставным министром. Каких только причесок я ни делал, какие бороды ни отпускал, каких причудливых усов ни носил.

И коли уж сегодня я говорю все как есть, то поделюсь и своей тайной, иначе говоря, почему меня так и не удалось взять с поличным по шулерскому делу, почему у меня ни разу не было серьезных неприятностей.

Весь секрет в разнообразных обличьях, какие я принимал, всевозможных фальшивых паспортах, какие заимствовал, — и пользовался ими с единственной целью: направить по ложному следу полицейских ищеек.

Прекрасно зная, что люди по-настоящему «видят» вас лишь тогда, когда вы пытаетесь скрыться, я изо всех сил старался выставить напоказ, буквально мозолил им глаза, заставляя запомнить все «свои» обличья до единой черточки — за исключением тех, что даны мне от природы, кроме моей собственной внешности — и ни разу не занимался шулерством иначе, как со своим истинным лицом и под своим настоящим именем.

И вот как я все это проделывал.

Будь то в Виши, в Каннах или где-нибудь еще, свой первый выход в игорный зал я совершал, прикрыв голову безукоризненным париком и украсив физиономию парой восхитительных усов — и в таком виде слонялся от стола к столу с бегающим глазками мошенника, явно замышлявшего нечто предосудительное. Меня тут же замечали и держали под неусыпным наблюдением. Порой приходилось ломать эту комедию добрый час — после чего я внезапно покидал игорный зал.

Потом, минут через десять, разгримировавшись, освободившись от парика, накладных усов и прочих причиндалов, я возвращался туда в своем нормальном обличьи, и уж тут наконец мог «работать» в полной безопасности.