— Пошли танцевать? – неожиданно говорит Ян.
— Я не…
Конечно. Кто будет слушать мои возражения. Особенно, когда я и возразить-то толком не могу. Ноги заплетаются, не слушаются. Правда, мне весело и грустно одновременно. Ян не стал спускаться вниз. Повел меня к небольшому выступу вроде балкончика, где было еще несколько пар. Естественно, только мы вышли, как музыка плавно замедлилась, басы исчезли, и полилась трепетная мелодия. Ян, не раздумывая, прижимает меня к себе. Неуклюже, скорее в попытке оградиться, упираюсь руками ему в грудь. Он так близко, что я чувствую его тепло, его запах. Хочется воскликнуть: «What the f*ck!». Потому что я ни хрена не понимаю, что происходит, и почему присутствие Яна на меня так действует.
Когда он наклоняется ко мне, то я шарахаюсь назад. Парень легко удерживает меня, скрывая усмешку, говорит на ухо:
— Ты дрожишь.
Да? Черт. Ну почему мое тело так ведет себя? Почему я смотрю на него и не могу отвести взгляд? Ян сильней прижимает меня к себе. Улыбается. Замечаю, что на нас многие глазеют.
— Мне… — с трудом ворочаю языком. – Мне нужно в туалет.
— Я провожу тебя.
— Не… — замолкаю. Один его взгляд и я молчу.
Покорно иду за ним. Спускаемся вниз, сворачиваем в коридорчик, оказываемся в туалете, больше напоминающем палату психбольницы. Обитые прочной тканью стены, ни зеркал, ни мебели. Правда, справа я замечаю кабинки. Иду туда. Закрываю дверь. Делать мне здесь особо нечего. Просто перевести дух. Закрываю глаза. Все плывет. Тёма, ты идиот. Зачем столько пить? Кому ты что доказываешь? Что со мной происходит?
— Ты в порядке? – слова щекочут кожу на шее. По ней рассыпаются крошечными горошинами мурашки и весело прыгают по всему телу.
— Да, — выдыхаю я ему в рот, прежде чем его губы накрывают мои.
Голову окончательно сносит. Бесповоротно. Навсегда. Уже нет вопросов. Есть только Ян. Он вдавливает меня в стенку, а я буквально висну на нем. Позволяю его языку все. Удивляюсь, сколько, оказывается, можно им сделать. Такого приятного, невероятного… Меня обволакивает чувство блаженства. Ноги, будто ватные, а руки Яна такие горячие. Когда они забираются под свитер, я не вздрагиваю, как обычно. Выдыхаю, на миг разрывая поцелуй, а затем снова в него кидаюсь.
Мы долго целуемся в туалетной кабинке. Ян не позволяет себе ничего лишнего, но даже от его, будто бы небрежных поглаживаний я схожу с ума. Хочется большего. Хочется потушить этот костер внутри. Но я боюсь. Этот страх не пересиливает все, лишь не дает переступить черту. Я не хочу разрывать этот поцелуй. Не хочу, чтобы Ян отпускал меня. Не хочу… Но меня же не спрашивают. Дверь в нашу кабинку резко распахивается, и знакомый голос презрительно хмыкает:
— Ну надо же.
Марат. Ян мягко отстраняется, проводя язычком по моей нижней губе как бы на прощанье. Многообещающе. Затем парень смотрит на Марата. Со всем возможным спокойствием, с чуть искривленным ртом:
— Что застыл?
— Прихожу в себя от увиденного.
— Что-то новое для тебя?
— Сейчас модно тискать своих зверушек?
— А когда я гнался за модой?
Перевожу взгляд с одного на другого. Марат прямо-таки молнии мечет, а Ян абсолютно спокоен. Конечно, я все прекрасно понимаю. И то, что Марат злится, застав нас, и то, что Ян ни перед кем не будет отчитываться, и будет делать то, что захочет.
— Эм, — протягиваю я, замечая, что все еще прижат к стенке. – Я тут пойду, а вы сами разбирайтесь.
— Никуда ты не пойдешь! – рявкнул Ян.
Ага, значит мы не так уж и спокойны. Марат фыркает, разворачивается на каблуках и уходит. «Хозяин» же выходит из кабинки и зачем-то моет руки. Хорошо хоть не зубы чистит.
Все же что-то меняется. Одурманивающего чувства нет. И что это вообще было? Я же типа не гей…
— Кстати, — Ян поднимает на меня свои серые глаза. – В опьянении ты очарователен.
Хм, приму это как комплимент. Правда, что-то подобное я уже слышал.
— А афродизиак добавляет тебе только пикантности, котенок.
Я стоял все с той же дурацкой полуулыбкой, осмысливая слова парня.
— И еще, — он подходит ближе, — если бы ты не был геем, то не получал бы столько удовольствия от поцелуя.
Это словно пощечина. Замираю. Чувствую себя так, будто на меня ведро помоев вылили. Задыхаюсь от ярости. Хочется сказать Яну, кто он на самом деле, но не получается. Из раскрытого рта не доносится ни звука.
— А теперь, наслаждайся вечеринкой, — усмехается жестко Ян и проводит рукой по моей щеке. Я ее тут же сбрасываю. Делая его усмешку лишь шире. – И, Золушка, не смей покидать бал раньше двенадцати часов.
Когда он уходит, я бреду к раковине и умываюсь ледяной водой. Я сам виноват. Можно было догадаться, что это очередной трюк Яна, чтобы унизить меня. Замечательно. Хочу домой. Но деваться некуда. Я не могу ослушаться хозяина.
Выхожу в зал, но подниматься наверх нет сил. Да и Яну я больше не интересен. Сажусь на пустующий диванчик в углу и закрываю глаза. Осталось почти три часа. Потом каникулы. Без Яна. Насколько я понял, он уезжает куда-то на новогодние праздники. То ли на лыжный курорт, то ли на пляж. Вроде второе, он говорил кому-то по телефону, что ему нравится ездить в теплые страны зимой.
— Привет, — тихий голос сбоку.
Тая выглядит великолепно. Черное струящееся платье, волосы собраны на затылке, блестящие серьги в ушах. Вздыхаю:
— Тебе не влетит, что ты со мной разговариваешь?
— Думаю, уже нет.
— В смысле?
— Кирилл больше не мой хозяин.
— Да? Почему?
— Мы… как бы теперь родственники.
— Что? – ну ничего не понимаю.
— Его брат женился на моей двоюродной сестре. Ну и, типа, между нами ничего не может быть, не говоря уже о таких отношениях.
Я задумался. Над словосочетанием «такие отношения». Вот оно оказывается, как называется.
— Ян груб с тобой? – вдруг спрашивает Тая.
— Нет, — отвечаю я, не подумав. Первая мысль, она же самая верная?
— Тогда мы после этой вечеринки едем на другую, где нет этих… м… хозяев, в общем. Поедешь?
— Мне тут до двенадцати куковать, — вздыхаю я.
— Всем так, — улыбается девушка.
Это почему, интересно? Подумав, я пришел к выводу, что просто должен пойти на эту вечеринку. Хватит уже. Надоело. Хочу оторваться. Говорю об этом Тае, она, улыбаясь, уходит, поцокивая каблучками. Задираю голову и вижу, как Ян разговаривает с Маратом, который оперся о перила. На его губах льстивая улыбка, он касается рукой рукава парня, чуть перебирает пальцами тонкий материал. Вижу, что взгляд Яна потеплел, и он как-то странно усмехается. Затем вдруг они синхронно смотрят на меня. Вздрагиваю, делаю вид, что очень увлечен происходящим на сцене (там какие-то дурацкие конкурсы). Потом вижу, что Ян и Марат пожимают руки, словно скрепляя сделку. О чем они договорились? Мне этого никогда не узнать.
Остаток вечера провожу, прячась от Яна. Как, кстати, и большинство других зверушек. Но не от Яна, конечно, а от своих хозяев. Потом попадаюсь ему на глаза, типа уже начало первого, а я тут. Затем меня зовет Тая, мы садимся в лимузин, где полно народу, и едем в другой клуб. Мы сразу все подружились. Общее положение сильно сближает. Шампанское льется рекой. Мы танцуем, как заводные. В этом клубе тоже падает снег, но не так красиво. Становится все жарче. Я пьяный. Снимаю свитер, некоторые ребята стаскивают рубашки вслед за мной, девчонки ограничиваются сбрасыванием туфель. Тая рядом, смеется. Мне очень нравится ее смех. Задорный, веселый, не пустой. Как-то мы оказываемся рядом, как-то в ее глазах слезы, как-то я не придумываю ничего лучше, чем поцеловать ее. Ее губы нежные, мне кажется, что от нее пахнет розой. Это приятно. Совершенно иначе, но приятно. Я отстраняюсь и смеюсь. Все-таки я не гей.
Январь. Часть 1
10 января
Сегодня воскресенье. Позвонил Ян. Что-то внутри резко напряглось. Его голос невозмутим, он просто говорит, что через час за мной заедет машина. Кладу трубку, вытираю тыльной стороной ладони пару капелек со лба. Еду в логово зверя. Поездка на удивление быстрая. Я поднимаюсь на второй этаж и медленно захожу в комнату Яна. Увидев меня, он чуть улыбнулся и поздоровался. Я немного прифигел. Со мной здороваются? Чем я заслужил такую честь?
— Ну, что ты встал в дверях? – Ян в прекрасном расположении духа. – Иди ко мне.
Эм… Ладно.
Ян вольно расположился на диване. Босые стопы, одна нога закинута на другую. Сажусь рядом. На максимально далеком от него расстоянии. В его взгляде что-то непривычное.
— Держи, — он протягивает мне пакетик.
Беру пальцами, держа дальше от себя, словно там бомба. Что мне с этим делать?
— Посмотришь?
Ладно. Осторожно достаю из пакетика большую ракушку. И что это значит?
— Это мой подарок тебе. Сам нашел.
Блять. У меня сердце в пятки ушло. Подарок от Яна? Это не просто напрягает, это убивает наповал. Не думал, что доживу до такого.
— Знаешь, Тём, я подумал, что мы не с того начали. Ты неплохой парень. Давай в школе делать вид, будто ты по-прежнему мой питомец, а вне ее постараемся стать друзьями.
У меня даже заболели глаза от того, как широко я их раскрыл. Что за?.. Ян получил солнечный удар? Нахлебался морской воды? Кстати, выглядит он посвежевшим, загорелым. Но я отчетливо помню новогоднюю вечеринку и случай в туалете. Яну нельзя доверять. Однако… Высказывать это открыто не стоит. Вот только парень отлично меня изучил, все читает по моему лицу, чуть склоняет голову:
— Я тебя больше не обижу.
Даже так? Вспоминается старинная русская пословица про горячее железо. Подумав, я быстро спрашиваю:
— И не будешь трогать? – вкладываю гораздо больше смысла в слово «трогать».
— Не буду.
Глядя в такие честные глаза невозможно не верить. Киваю со вздохом. У меня такое чувство, что я об этом пожалею.
И все? Так просто? Типа мы друзья теперь? Что за игру он затеял? Не доверяю ему.
— Пошли в бассейне поплаваем? – предлагает Ян.
То, что у меня с собой плавок нет – не проблема. У парня их сотни. Одни подходят мне идеально. Я не смущаюсь, да и Ян ведет себя дружелюбно. Так же выдает мне халат, полотенце.
Бассейн у него шикарный. Крытый, со стеклянным куполом над головой. Повсюду зелень, у правой стены струится водопад, слева шезлонги и столик, на котором запотевший графин с соком и парочка стаканов.
Ян скидывает свой халат на шезлонг и с разбегу прыгает в воду, которая разлетается веселыми брызгами по помещению. Выныривает он совершенно в другой стороне, спрашивает:
— Ну что стоишь как вкопанный? Прыгай ко мне!
Пожимаю плечами, тоже скидываю халат и аккуратно ныряю в бассейн. Когда выныриваю из-под воды, парень уже рядом со мной.
— Как провел каникулы?
— Нормально.
— Ну, а что делал? – Ян лениво перебирает руками.
— Да ничего.
— Даже не занимался? – он становится серьезным. Вот так наша «дружба» и кончилась.
Киваю обреченно. Он вдруг смеется:
― Я шучу, ты чего? Каникулы же, какой заниматься? А я был на Мальдивах. Хорошее место. Остров, океан, красота. Видел акул.
— Акул? – ужаснулся я.
— Ага, — он беспечно вытягивается на воде. – Рифовых. Они не трогают человека, но тоже не по себе, когда проплывают рядом.
Некоторое время мы болтали. В основном болтал Ян, рассказывая о своем путешествии. Он был доволен, живо отвечал на мои редкие вопросы, и я даже поверил, что мы можем вот так вот просто дружить.
Наплававшись, мы вылезли из воды. Я жадно набросился на сок, а Ян развалился на шезлонге. Обсохнув, чуть отдохнув, мы снова плюхнулись в бассейн, играли с мячом. Я поражался реакции парня, он двигался очень быстро. Один раз заехал мне мячом по лбу, правда, это было совсем не обидно.
— Что хочешь на обед? – спросил Ян, аккуратно подавая мне мяч.
— Эм, а есть выбор?
— У меня всегда есть выбор. Что хочу, то мне и готовят. Чего бы хотел ты?
— Ну, — замешкался я. – Пиццу.
— Отлично, — Ян выбирается из бассейна, легко подтянувшись на руках и звонит по сотовому. – Да, я хочу сегодня пиццу. Угу. С чем? – это уже парень ко мне.
— С грибами.
— С грибами, — повторяет Ян. – Еще?
— С курицей.
— С курицей, — говорит парень в трубку. — Еще пожелания?
— Ага, бекон!
Ну, просто пицца моей мечты. Может быть, жизнь не так уж и плоха, как кажется? Я тоже выбираюсь из бассейна и укутываюсь в махровый халат. Приятная расслабленность и усталость после воды. Что может быть прекраснее собственного бассейна?
Ян, не утруждая себя халатом, садится за столик и открывает ноутбук. Смотрю, как капельки воды скатываются по его бронзовой коже. Как так может повезти одному человеку: и внешность, и деньги? Парень проверяет почту, узнаю интерфейс гугла. Минут через десять нам приносят пиццу на большой тарелке, к ней вилки, ножи, перец и соль.
Подниматься мне лень, полежу еще чуток. Зеваю, вижу, как Ян перескакивает на фейсбук. О, он и там есть. Надо же, ничто людское ему не чуждо. Кто там у него в друзьях? Чуть приподнимаюсь, чтобы рассмотреть лучше. И вижу, как он, щелкая мышкой, открывает у кого-то фотографии. С первых двух узнаю ту самую вечеринку без хозяев. Сердце ухает. Парень тихо хмыкает, перещелкивает дальше. А дальше я… Сначала в свитере, потом без, пьющий на брудершафт, прижимающий к себе Таю, целующий ее. Вижу, как Ян замирает. Его спина окаменела. Действительно. Он в одно мгновение становится будто высеченным из гранита. Я тихонечко сползаю с шезлонга, не представляя, что мне делать и чувствуя, как в воздухе витает опасность. Сейчас мне попадет… Но неожиданно парень поднимается, срывается с места и оставляет меня одного. В полном недоумении. Я дергаюсь к двери, останавливаюсь, возвращаюсь к шезлонгу. Что мне делать?! Ян это так не оставит. Зная, каким он может быть, лучше всего мне бежать отсюда. Но я не успеваю. Едва делаю шаг к двери, как залетает Ян. В его руке кнут. Длинный такой, волочится по полу. Выглядит парень, несмотря на то, что на нем одни лишь плавки, грозно.
— Ян, я…
— Закрой рот, — отрубает сразу он. Если бы я верил во всю чушь на счет Ада и Рая, то сказал бы, что в него вселился демон.
Он щелкает кнутом. Этот звук будто раскат грома посреди ясного летнего дня. Мне страшно. Такая резкая перемена из хорошего в плохого сбивает с толку. Ремень рассекает воздух и лижет мое плечо и грудь. Место удара тут же вспыхивает. Я инстинктивно прижимаю к нему руки и в ужасе замечаю, что они в крови. Багровая жидкость быстро пропитывает белоснежный халат, и от этого меня мутит. Одно дело все эти унижения, издевательства, а другое кнут, который не просто может нанести мне увечья. Ноги подгибаются, я оседаю на пол.
— Придурок! – Ян надо мной. Его грудь бешено вздымается. – Ослом меня решил выставить?
— Я не… — он снова замахивается, а я кричу:
— Не нужно, мне больно!
— Ах, больно? – он опускает руку и к моему облегчению отбрасывает кнут. Зачем-то идет к столу, хватает соль. Через секунду он срывает с меня халат, посыпая обильно белой специей рану.
Однажды, когда я был маленький, и мама еще была жива, мы с ней готовили пирожки. Мама не уследила, я схватил нож и порезался. Спустя десять минут слез и хлюпаний носом, я успокоился и мы продолжили. Тут же стал хватать все со стола: муку, сахар, яйца. На мое горе там стояла уксусная эссенция. Когда пара капелек этой жидкости попали на ранку, я подумал, что умру. Так больно мне не было никогда.
Сейчас ощущения были стократ сильней. Казалось, что Ян капает на рану расплавленным железом или кипящим маслом. Я заорал. Нечеловеческая боль придала мне сил, я вывернулся, сделал шаг, но парень успел схватить меня. Толкал он меня или нет, я не помню. Его цепкие руки на плече, мое резкое, порывистое движение, скольжение, снова боль, но уже тупая, затем меня принимает в объятия вода. Я вздыхаю, забывая, что у меня не жабры, а легкие. Вода тут же заполняет их. Но я не пугаюсь. Два-три гребка вверх и я вздохну полной грудью. Пытаюсь пошевелить руками, и не могу. Просто не могу… Кажется, что бассейн вовсе не бассейн, а глубокий колодец. Меня тянет вниз, в черную пустоту. Глаза сами закрываются. Затем я обнаруживаю себя лежащим на теплой плитке, надо мной Ян. На его лице такое беспокойство, что за это я готов простить ему все. Да, знаю. Придурок. Я полный придурок.
— Тёма, Тёма, — он держит мою голову чуть приподнятой. – Дыши, умничка, давай. Как ты?
Открываю рот, но ничего не получается сказать. Слезы сами капают из глаз.
— Что такое? – голос Яна испуганный. – Что болит, малыш, что, скажи? Чем ты ударился?
Не хочу, чтобы он переживал. Вот просто не хочу. Мы оба виноваты. Напрягаюсь и отвечаю:
— Все нормально.
— Как голова?
Прислушиваюсь к ощущениям. Удивительно. Затылок будто онемел. А на саму голову будто повязали тугую повязку.
— Как-то не очень.
Ян тяжело вздыхает:
— Ты можешь подняться?
Пытаюсь, почти удается, но затем падаю. Парень поддерживает меня, доводит до шезлонга. Усаживает на него, прикрывает сухим полотенцем. Хватает сотовый со словами:
— Я вызову скорую.
— Нет! – вскрикиваю я и пытаюсь ему помешать, перехватываю его руку. Тут же в мое запястье врезаются тысячи тоненьких иголок. Я бледнею так, что парень молча откидывает трубку.
Почему у меня такая нелюбовь к скорым? Как и у всех других, наверное. Папа вот будет умирать, но скорую не вызовет. Так, в принципе, случилось и с мамой, только он не имел права за нее решать. Сейчас я, представляя врачей в белых халатах, испытываю нечто подобное панике, как в самолете. Ничем они не помогут. Тогда же не помогли… Только сделали больно, вкололи какую-то гадость рыдающему шестилетнему мальчику.
— Я не хочу скорую, — тихо произношу я. Холодно.
— А что ты хочешь, котенок? – Ян замечает мурашки на моем теле и ничего не придумывает лучше, как осторожно прижать меня к себе.
— Ничего не хочу.
Это приятно. Эта неподдельная тревога, забота. Как давно я этого не испытывал. Воспитанный отцом я не знал ласки. Батя у меня никогда не понимал этих сюсюканий. А я завидовал детям, которых забирали из школы мамы, папы, бабушки, дедушки, чмокали в нос на глазах у всех одноклассников. Все мы дружно протягивали: «Фу-у-у», один я лицемерил.
— Прости меня, — Ян шепчет это моим волосам. Осторожно убирает прилипшие пряди с моего лба, смотрит прямо в глаза, — я такой идиот… Мне так снесло из-за тебя крышу… Я думал, поиграюсь и все, но, похоже, просчитался.
Не понимаю… Это признание? Разум не понимает, а сердце поняло. Оно разлилось теплом по телу, обозначило губы улыбкой.
— Но нам все равно нужно к врачу.
Нам. Все еще тупо улыбаюсь. Да. Офигенно сильно я стукнулся головой. Я такой невероятный дурак. Таких больше нет.
— У тебя что-то с рукой и… — он замялся, — по-моему, с головой.
— Ни фига, — я улыбаюсь все так же глупо.
— Тём, — он чуть наклоняется ко мне. Выглядит несколько обескураженным и рассеянным. – Скажи… Как тебе целоваться с ней?
«Хуже чем с тобой в сотни раз!», — хочется ответить мне, но я не произношу ни слова. Ян вздыхает, отстраняется, снова вздыхает. Никогда его таким не видел. И не думал, что увижу. Он немного потерянный, жутко виноватый, встревоженный. Не знает, что ему делать: подчиниться моей просьбе или вызывать МЧС, чтобы меня увезли в какую-нибудь клинику.
Парень уходит, возвращается через некоторое время с моей одеждой, сам уже в джинсах и свитере. Когда он тянется помочь мне надеть все это, я отвергаю его помощь. Он возводит глаза к потолку, берет сотовый, и я слышу незамысловатый монолог:
— Через пять минут нужна машина… Что? – от этого простого «что» даже у меня кровь холодеет. – Как это водителя нет? Я его не отпускал. Передайте ему, что он…
Сжимаю ладонь Яна. Шепчу губами: «Не нужно». Парень выдыхает. Нажимает отбой.
— Теперь ты из меня веревки вить будешь? – мягко интересуется он.
Радостно киваю и тут же охаю от боли, распространяющейся из затылка.
— Так, срочно к врачу.
***
Врач меня утомил. Заставил меня сделать рентген, на завтра назначили кучу анализов, так же наложил повязку на руку. Я был не рад, что согласился на больницу. Ян выпроводил меня из кабинета и один на один долго беседовал с хмурящимся мужчиной. Потом вышел, какой-то довольный, при мне набрал моего отца, сказал, что берет меня на дачу на пару дней. Это он ловко придумал, я как-то не догадался, что такой мой вид вызовет у родителя ненужные вопросы. Батя был счастлив, для него Ян вообще был эталоном. Всего. Затем мы зашли в аптеку, Ян сам все купил, довел меня до такси и повез к себе домой.
Мне выпала честь занять его кровать. Пока мы доехали, я уснул. Вернее, меня сморило. Ян хотел было взять меня на руки, но я тут же проснулся, раскричался, и голова только сильней заболела. Он сокрушенно вздохнул и даже дал мне самому подняться, хоть я и чуть не упал несколько раз. На этом мои силы иссякли. Меня раздели, уложили в кровать, укрыли теплым одеялом. Чуть погодя парень занялся следом от кнута. Я думал, там огромная зияющая рана, а на самом деле небольшой багровый отпечаток, чуть содрана кожа. Наверное, халат помог. Ян осторожно продезинфицировал ранку, наложил тонким слоем мазь и залепил лейкопластырем.
— Теперь таблетки и укол.
Первое выпиваю, а от второго отказываюсь.
— Я ведь могу и не спрашивать.
— Не можешь. Я сегодня больной.
Кивая мне и своим мыслям, парень набирает лекарство из ампулы в шприц, достает из маленького пакетика проспиртованную салфеточку. Присаживаясь на краешек кровати, Ян внимательно смотрит на меня:
— Тём, как думаешь, инопланетяне существуют?
Ну, я такого вопроса не ожидал. Конечно, понял, что он мне зубы заговаривает, а вдруг ему правда интересно мое мнение? Отползая, не спуская с него глаз, я ответил:
— Думаю, да, знаешь. Потому что многие вещи на этой планете совершенно необъяснимы. Взять, к примеру, пирамиды. Ты был в Египте? – он кисло кивает. – Ну вот, видел пирамиды. Это же невероятно, их построить в то время…
— Это, — перебивает он меня, — как раз-таки объяснимо. Есть почти доказанная версия…
— Почти! – перебиваю я его в ответ. – Это ключевое слово. Почти – это значит, стопроцентной уверенности нет. А значит, остается место для чего-то неизведанного. Хорошо. Тогда возьмем «Секретные материалы».
— Что? – кажется, он поперхнулся.
— Ну, Малдер там, Скалли… Неужели не смотрел? Я все ждал, кстати, когда же они переспят, не помню, правда, дождался ли… Так вот, сколько там было загадок. Думаешь, они с потолка взяты? Нет! Многие…
Продолжать мне не дают его губы, его язык, настойчиво раздвигающий зубы, так и рвущийся внутрь. Кажется, я стону его имя. Головная боль чудом исчезает. Он нависает надо мной, опираясь на руки. Дразнит поцелуем. То углубляет его, то словно отступает назад. Через пару десятков секунд, я сам притягиваю его здоровой рукой. Он легко перекатывается на бок, придерживая меня. Да, этот поцелуй не сравнится с Таиным. Он будоражит, то замедляет, то ускоряет сердце.
Что-то кусает за ягодицу. Отрываюсь и вижу пустой шприц в руке Яна. Смеряю его взглядом, выражающим одно простое слово «предатель», отворачиваюсь.
— Прости, маленький.
Он прижимается ко мне сзади, крепко обнимает.
— Прости, я не хотел, чтобы так получилось. Я обещаю, что больше не причиню тебе боли. Только и ты не смей ни с кем целоваться. Нет, даже думать не смей.
Хорошо, что он не видит мою улыбку.
Январь. Часть 2
11 января
Подскакиваю. В чужой кровати. Долго не могу понять, где я. Привстаю, чувствуя тупую боль в затылке. Хорошо я вчера приложился. Оглядываю комнату, и вижу на диване спящего Яна. Кто бы мог подумать, что он уступит свою кровать своему же питомцу. Чудеса, да и только. Еще и сон мой охраняет.
— Ян, — зову я.
Парень мгновенно просыпается, трет глаза:
— Что такое? Тебе плохо?
— Нет, — с трудом скрываю улыбку. – Кушать хочу.
— Хорошо, — он тянется к телефону. – Пожелания есть?
— Да. Пиццу, раз вчера не срослось.
Ян задерживает на мне взгляд, заказывает пиццу как вчера. Все запомнил, надо же. Кладет трубку, потягивается. Наверное, не очень удобно спать на диване.
— Ты как?
— Живой.
— Как голова? Как рука?
Пробую пошевелить рукой. Болит. Голова тоже. Вздыхаю.
— Ничего, пройдет, — парень улыбается. – Зато школу пропустишь.
Точно! Уже же началась новая четверть.
— Все в порядке, врач выдаст тебе справку. Завтра только придется сдать анализы.
Вроде бы было на сегодня…
— Сегодня я не захотел тебя будить.
Киваю с умным видом. Все чудесатее и чудесатее. Пытаюсь встать, чтобы пойти умыться. Голова шумит, все немного кружится. И слабость… Но я скрываю это от Яна. Я же мужчина, в конце концов. Не хватало еще, чтобы он меня на руках носил. Ванная у него полностью черная. Мрачная такая, нерадостная. Все идеально начищено, будто стерильное. Ян выдает мне новую зубную щетку, указывает на черные полотенца, выложенные стопкой на пуфике. Типа один раз воспользовался и в стирку? Вопиюще, если честно.
Совершив все гигиенические процедуры, я не удержался. Стал открывать ящички, просматривать полочки. Дезодорант, туалетная вода… Вдыхаю с наслаждением ее запах. Так пахнет Ян. Резко вздрагиваю от рассекшей меня напополам мысли. Что-то тут явно не так. Со мной. Я сейчас балдею от того, как пахнет Ян? Человек, который меня унижал? Который сделал все, чтобы моя жизнь стала адом? «Он стал другим», — шепчет внутренний голос. Будто бы и стал… Почему меня неудержимо тянет к «хозяину»? Я же парень! Часть меня саркастически хмыкает. Парень парнем, а кайф от наших поцелуев ловлю нереальный. Так не должно быть… Или должно? Ну, вы, умники внутри, договоритесь между собой уже!
Я ставлю флакончик с туалетной водой на свое место и вытираю полотенцем отпечатки своих пальцев с глянцевой поверхности шкафчика. Преступник, блин. Люди не меняются… Или меняются? Ян что-то задумал. Или нет? Могу размышлять сколько угодно. Это ни к чему не приведет. Нужно проверить. Громкий стук в дверь и я вздрагиваю. Встревоженный голос:
— Тём, ты в порядке?
— Ага! – резко разворачиваюсь, морщусь, пытаясь унять вспыхнувшую болью голову. Пора бы запомнить, что никаких резких движений.
Завтрак уже принесли. Ян переоделся в джинсы и футболку, ходит босиком и без тапочек. Я заметил, ему это нравится. Парень пробует уложить меня в кровать и там накормить, но я наотрез отказываюсь. Мы садимся за столик друг напротив друга. С удивлением замечаю, что не голоден, а от первого же кусочка пиццы мутит. Обидно. Приготовлено великолепно. Парень же откусывает кусочек тонкого теста и, внимательно глядя на меня, жует. Делаю вид, что увлечен размешиванием сахара в кофе. Занимательнейшее занятие.
— Это нормально, что нет аппетита, — говорит Ян. – Врач сказал, что такое состояние может продолжаться от нескольких дней до недели.
— Утешил, — буркнул я, отставляя чашку с кофе.
И что мы будем целый день делать? Честно говоря, я бы предпочел, чтобы меня оставили в покое. Хоть я и недавно встал, но чувствую себя так, словно разгружал всю ночь вагоны.
— Тём, может, ты вернешься в кровать?
В голосе нет заботы, и это не просьба, он просто мягче. Кажется, я хотел проверить. Одно дело капризничать, выбирая завтрак, другое ― намеренно раздражать Яна. Поднимаю глаза и спокойно говорю:
— Не хочу.
— Я думаю…
— Не хочу, — перебиваю я, — сказал же.
Серые глаза становятся черными. На секунду. Потом Ян справляется с собой. Бросает что-то вроде «как знаешь» и дожевывает свою пиццу без особого желания.
А я размышляю над тем, какой же я идиот. Чего я его злю? Жду, когда сорвется? И что мне с этого? Докажу сам себе, что милый Ян – это хорошая игра? Как не хочется, чтобы так было…
— Посмотрим какой-нибудь фильм? – спрашивает Ян. – У нас есть небольшой кинотеатр.
— Кинотеатр в доме? С ума сойти, — фыркаю я.
Такое я видел только по «Mtv» в программе «По домам». Шикарные особняки богатых деток. Со своим спортзалом, картодромом, пещерой и вообще всем, что только можно представить.
У него, и правда, кинотеатр. На счет «небольшого» он поскромничал. Шесть рядов кресел по четыре в каждом. Кожаные, большие, на которых можно лежать.
— Что будем смотреть? – Ян протягивает мне каталог с фильмами.
— Я не хочу здесь, — тихо говорю я. Разворачиваюсь и иду к нему в комнату.
Ян ловит меня у двери. Резко разворачивает к себе. Виски сжимает невидимая рука. Не сдерживаю гримасу, которую парень замечает и вздыхает:
— Ты решил меня вывести из себя? Тебе все не так.
Его рука все еще на моем плече. Горячая.
— Мне все так.
— Врешь. Чем тебе кинотеатр не угодил?
— Тем, что это кинотеатр! – взрываюсь я. Скидываю его руку. – В каком нормальном доме будет кинотеатр?
Ян складывает руки на груди:
— Мне извиниться перед тобой за состоятельность моих родителей?
— На фиг надо!
— Тогда что ты хочешь?
— Свалить отсюда!
Когда я стал кричать? Когда я перестал себя контролировать? Зато вот Ян прекрасно держит себя в руках. Чем громче мой голос, тем тише его. Только глаза все холодней. Я делаю шаг, собираясь действительно уйти отсюда, но парень не дает. Хватает меня за плечо, и меня будто что-то толкает к нему. Его руки уже на моей талии, а язык во рту. Чувствую, как быстро бьется его сердце. Он не так холоден, как хочет показать. Что я делаю? Прижимаюсь к нему тесней, обвиваю его шею руками. Перед глазами все вращается. Я закрываю их, но все равно ощущение такое, что я кручусь на центрифуге. Его руки под моей футболкой. Гладят, царапают. Воздуха катастрофически не хватает, но я не могу прервать танец наших языков. Три шага, и я оказываюсь придавленный парнем к одному из шикарных кожаных кресел. И это хорошо. Нам приходится разорвать поцелуй. На секунду. Чтобы снять мою футболку. Больше чем секунду Ян терпеть не намерен. Он снова мучает мой язык, мои распухшие губы. Когда я выдыхаю что-то невнятное, он спускается к моей шее. Пиздец… Я впиваюсь ногтями в подлокотник. Тело словно охвачено огнем, а губы парня ― это лед. Невероятно… Когда он вылизывает мою шею, зацеловывает ее, я готов кончить. Мутной водой эта мысль накрывает разум. Это неправильно…
— Ян, — шепчу я. Что. Я. Делаю. – Ян!
С огромным нежеланием отталкиваю его, проклиная разум, так не вовремя напомнивший, что я парень.
— Что?
Его глаза заволок туман. Грудь вздымается, русые волосы растрепаны. Кожа в неярком освещении манит своей мраморной гладкостью.
— Мы не должны.
Чувствую себя полураздетой девочкой-подростком, которая говорит своему настойчивому парню на заднем сидении машины где-нибудь в лесу, что она еще не готова. Хотя… Я же и есть подросток. Правда, не девочка.
Парень выдыхает. Сползает с меня. Выравнивает дыхание. Вдруг усмехается:
— Ты сейчас опять про то, что ты не гей? – неожиданно его рука ложится на мою довольно ощутимую выпуклость в паху.
Лучше бы он этого не делал, потому что я вообще потерял способность здраво мыслить. Если сейчас вышел бы целый отряд со всем необходимым снаряжением и собаками на поиски моего разума, то они ни за что бы не нашли его.
Его рука продолжала лежать на моей ширинке. Я честно открыл рот. Чтобы возразить (ну, это я тешу свое самолюбие, возразить бы я не смог при всем желании). Когда Ян все так же усмехаясь проводит пальцами по ширинке, чуть надавливая, то я едва не взвыл. Как это невероятно приятно. Что будет потом?.. Не давая мне додумать, он резко убирает руку. И я не сдерживаю разочарованный выдох.
— Тебе нравится. Скажи.
Конечно, когда глаза заглядывают прямо в душу невозможно соврать. Я завороженно киваю. Отмечая, что сейчас передо мной не тот Ян, нежный и вызывающий самые приятнейшие чувства. Сейчас он прежний. С этой своей самодовольной усмешкой.
— Тогда в чем проблема?
— Мы… Слишком быстро.
Ого. Я могу внятно изъясняться. Пережидаю пристальный взгляд.
— Если ты будешь со мной, то это рано или поздно случится.
Так. Что он сказал? Бьющееся в груди сердце чуть не вырвалось наружу. Я ослышался. Этого не может быть. Он говорит об отношениях. Отношениях? Блин. Блииин! Нет. Блять.
По-видимому, выражение моего лица отвечает за меня. Парень произносит:
— А что ходить вокруг да около? Ты мне нравишься, — нравлюсь! Внутри фейерверк. Сразу же одергиваю себя. Вот я придурок. Бесконечный! – А я нравлюсь тебе, — а он проницательный. Как догадался? – Так что… всё ясно.
Ага. Тёма, ты зря размечтался. Никакого предложения руки и сердца и заверений в вечной любви. Нет, мне это конечно не нужно, но… Выглядит сейчас это так, будто меня покупают на базаре, еще и торгуются. Черт, и я же типа натурал. Да кого я обманываю? Сейчас отдал бы многое, только бы Ян продолжил. Никакой я не натурал. Я гей. Самый настоящий. Правда, у меня есть смягчающее обстоятельство: рядом с Яном любой таким станет. Но так просто сдаваться я не намерен:
— Лично мне ничего не ясно.
Ян хмурится, не ожидая от меня никакого сопротивления. Потом тянется ко мне. Видимо прояснить своим особенно действенным способом. Как же. Останавливаю его.
— Тёма, — сквозь зубы говорит он. – Ну и что ты хочешь?
Кажется, я явно слышу раздражение. Таки довел его, нашего Снежного Короля.
— Что значит «будешь со мной»?
— А что, по-твоему, это может значить?
— Понятия не имею, — невинно хлопаю глазами я. – Поясни.
Он едва не рычит:
— Это значит встречаться! Это тебе понятно?
— Эм, — прикусываю губу. – А поподробней?
— Поподробней? – он сейчас убьет меня. – Это значит быть вместе!
— Ян, — придаю лицу невинное выражение. – Ты предлагаешь мне быть твоим парнем?
— Нет! – выплевывает он. – Уже нет! Передумал!
Парень встает, несется к выходу. Черт. Перегнул я палку. Нужно исправлять! Я кидаюсь за ним. Но стоит мне встать, как голова напоминает о себе. Перед глазами все темнеет. С тихим оханьем я оседаю на пол. Зажимаю рот, потому что к горлу подступает удушливая тошнота.
— Тём, — встревоженный голос. Меня обнимают. – Плохо? Что мне сделать?
Я нравлюсь Яну. Действительно нравлюсь. Это отодвигает на второй план мое состояние. Невозможно так искренне сыграть.
— Принеси воды, пожалуйста.
Через тридцать секунд холодная жидкость стекает по моему горлу, остатки я просто выливаю на голову. Легче. Слабо улыбаюсь Яну:
— Все хорошо.
— Я вижу, — он напряженно вглядывается в мое лицо. – Ты белый, как снег.
— Это пройдет. Я… хочу прилечь.
Легкая улыбка, мне помогают встать, ведут в спальню, заботливо зашторивают окна, накрывают уютным пледом.
— Ян, — хватаю его за руку. Почему у меня такое ощущение, что где-то зарыта собака? Фальшь. Она есть. Ян лукавит, но не могу понять где. – Ян, ты не обманываешь меня?
— Нет, — помедлив, говорит он. – Ты мне, и правда, нравишься. Но ты должен понимать, что для меня отношений без секса не существует.
— Хорошо…
Это я говорю?! Нет, я точно ударился головой. Ах, да, так же и есть. А еще я тронулся головой, потому что шепчу:
— Только ты не торопись.
И Ян обещает мне это.
Январь. Часть 3
21 января
Быть парнем Яна круто. Само ощущение. Если бы кто-то об этом знал, то наверняка сошел бы с ума от зависти. Но об этом никто не знает, кроме нас двоих. Да и вообще, мне кажется, Ян иногда об этом забывает, слишком ретиво исполняя роль хозяина на публике.
Я провел у него целую неделю, постепенно приходя в себя. Анализы у меня были хорошие, организм молодой, так что головные боли вскоре перестали меня беспокоить. Когда я оказался дома, стало как-то не по себе. Во-первых, я почти сразу же стал скучать по Яну. Во-вторых, моя собственная комната не казалась мне такой комфортной, как раньше. Взять хотя бы подушку. Я так ее любил, так высыпался на ней. А в первую ночь мне казалось, что она набита песком. В-третьих, к хорошему быстро привыкаешь. Готовить кроме меня и папы, который вечно на работе, было некому. И еще много разных раздражающих мелочей.
Поведение Яна было непредсказуемым. То он сдержан, то порывист. То опьяняющая близость, то приличная дистанция между нами.
Он по-прежнему заставлял меня заниматься. Терпеливо учил со мной уроки, растолковывал мне непонятные темы. Когда я отвлекался, то мог получить легкую оплеуху. Типа, не забывайся.
Поцелуи, объятия между нами были редки. Тем не менее, каждый раз они были сногсшибательными. Вдох, наши тела встречаются. Второй вдох и я прихожу в себя. Наполовину раздетый, с истерзанными губами, с красными засосами на шее. Будто провалы во времени, в памяти, в общем, везде.
Сегодня Ян уехал из школы без меня. Гордо спускаюсь по лестнице. Мне же все равно. Марат, издеваясь, толкает меня. Спотыкаюсь и упал бы, если бы не один из его прихвостней, который ловит меня. Смеряю всех этих придурков взглядом, полным презрения. Они гогочут мне вслед.
Вечером получаю от Яна смс: «Много дел. Спокойной ночи, котенок».
Не отвечаю.
22 января
— Ты надулся?
— Нет, — равнодушно пожимаю плечами. Если честно, то я совершенно не надувался. И сейчас я занят решением крайне занимательного примера по алгебре.
Ян наклоняется. Чувствую запах его туалетной воды.
— Я не обязан перед тобой отчитываться.
— Да все нормально, — отмахиваюсь я. – Тут какая-то ошибка. Если взять значение икс больше или равным единице…
— Тёма, ты уравнение не так переписал, — лишь взглянув на мои каракули, говорит Ян.
Точно, пропустил квадрат у икса. Тогда все сходится.
— И впредь отвечай на мои смс, — бросает парень, перелистывая страницу учебника.
Конечно, хозяин, как скажете, хозяин.
Сегодня вечером опять «забываю» ответить.
24 января
Воскресенье. С некоторых пор я их ненавижу. Как и субботы. Ян не объявляется.
25 января
Яна нет. А я получаю двойку.
29 января
Его нет. Не выдерживаю. Набираю смс: «Все нормально?». Конечно, мне никто не отвечает, хотя доставка есть.
Через час отправляю еще одно сообщение: «Ян, отзовись».
Тишина.
Чертов придурок. Специально меня провоцирует!
Вот не буду больше писать. Никуда он не денется.
Два часа спустя набираю: «Ответь мне!». Ведь, вроде как два сообщения ушло, нужно третье. Оно тоже отправлено в пустоту.
30 января
В дверь звонят. Я тру глаза, отрываясь от подушки. Суббота, восемь утра, мать вашу! Ну и какого черта? Кто там приперся? И почему папа не открывает? Уже ушел на работу? Бреду открывать, совершенно не ожидая увидеть Яна. Замираю на пороге. Разглядываю его такого красивого, такого желанного. Не сдерживаюсь, кидаюсь к нему. Он подхватывает меня одной рукой, чуть приподнимая, буквально заносит в квартиру и закрывает дверь. Потом отстраняется:
— Твои соседи могут увидеть.
Точно. Я как-то не подумал об этом. От радости забыл обо всем. Моим соседям точно не нужно такое видеть. А уж отцу тем более.
— Подожди, — быстро говорю я и проверяю все комнаты. Так и есть, батя ушел.
Парень тем временем раздевается, оставаясь в черных брюках и черном свитере, проходит в мою комнату. Я хватаю свою одежду, потому что неудобно перед ним быть в растянутой футболке и мятых пижамных штанах.
— Стой, — холодный голос останавливает меня. Холодный? Что случилось?
Замираю. Мне не нравится такой тон… Ян садится на не заправленную кровать.
— Положи одежду.
Это приказ, блин. Так со своим парнем не обращаются! Мне хочется сказать об этом, но как-то не получается, в горле пересохло. Все что я могу – это отшвырнуть свою ни в чем неповинную одежду.
— Иди ко мне.
Не хочу... Сглатываю. Ну что же такое? Это же Ян, типа мой парень, он же не сделает ничего плохого?
— Сюда иди, — сквозь зубы говорит Ян.
Вот тебе и приплыли. Зря ты, Тёмка, поддался романтическому настроению и поверил в то, что этот человек может быть способным на чувства. Сжав челюсти, я делаю шаг.
— Ближе.
Бесстрастно так. Сволочь. Да плевать! Подхожу к нему вплотную. Ян, несколько долгих секунд чуть прищурившись, рассматривает меня. При том, он же сидит, поэтому я выше, как бы мнимое преимущество. Ничего подобного. Чувствую себя червяком, выползшим после дождя. Затем одним рывком он перекидывает меня через свои колени, стаскивает пижамные штаны. Мой крик тонет в подушке. Что он делает? Я в полном замешательстве. Обидно до слез. Зачем он так? Мне страшно. По спине пробегают мурашки. Пытаюсь вырваться, но Ян давит на точку чуть ниже лопаток и по телу пробегает тягучая весьма болезненная волна. Затихаю. Едва дышу. Что же дальше? Лежу с оголенными ягодицами перед своим «парнем». Или тут лучше употребить слово «хозяин»?
Неожиданно рука Яна опускается на мою задницу. Ощутимо так. Место удара тут же вспыхивает. Он издевается? Он отшлепать меня решил? Хорошо, что не выпороть ремнем, как батя. Второй удар следует незамедлительно. Черт. Почему-то с батей иначе. Совершенно иначе. Сейчас щиплет глаза. Задыхаюсь от обиды, унижения и других переполняющих сердце чувств. Ненавижу Яна. Дышать совершенно нечем. Но я терпеливо лежу, пережидаю, вздрагивая от каждого тяжелого соприкосновения его руки с моей полыхающей кожей. Наверное, задница уже вся красная. Не смогу сидеть некоторое время… Парень, блин. Ничего в этой жизни не меняется. А я дурак, что поверил во всю эту чушь. Не меняются люди.
Задумавшись, не замечаю, что удары прекратились. Что, наигрался? Отлично. Беспрепятственно натягиваю свои штаны на попу и сползаю с колен Яна. Не хочу смотреть на него. Закусываю губу. Пусть убирается из моей квартиры. Почему-то сил произнести это вслух, нет.
Отшатываюсь, когда Ян наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
— Это за двойку.
Открываю рот, когда он требовательно притягивает меня к себе и впивается в мои губы. Мычу, вырываюсь. Но я в невыгодной позиции. Зажат между ног парня, который беззастенчиво этим пользуется, стискивая меня в объятиях. Его руки жадные, губы ненасытные. Я изворачиваюсь, но он крепко обхватывает меня. Ничего, я так просто не сдамся! Как могу, отвожу голову в сторону, чтобы избежать поцелуев, но он не теряется, ставит мне парочку засосов на шее, проводит языком от мочки уха до ключицы. Я вспыхиваю. Не обращаю внимания на приятные ощущения по всему телу, на то, что под кожей вместо крови горящая лава. Упрямо пытаюсь вырваться. Через пару минут Яну это надоедает, он подхватывает меня за подмышки, едва ли не швыряет на кровать и прижимает своим телом сверху. Из этой позиции выбраться гораздо сложнее, особенно когда совершенно не хочется этого. Но я все еще не поддаюсь.
Скрывая усмешку, Ян ловко раздвигает мне ноги и скользящим движением трется об меня. Ощущения неожиданно острые. Я широко раскрываю глаза, жалобно смотрю на парня. Тонкая ткань пижамных штанов облепливает мой возбужденный член. Каждое соприкосновение с телом Яна и так пытка, а когда он делает так, намеренно вжимаясь в бедра, то сил на сопротивление не остается.
Щеки горят. Я, наверное, розовый от смущения. Эта ласка слишком откровенная. Я и не думал… Черт, не успеваю сдержать стон. Ян закусывает мою нижнюю губу, чуть тянет на себя, резко отпускает и отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза.
— Яяян, — протягиваю я, почти умоляя. – Не нужно…
— Нужно, малыш, — его усмешка не такая бравая. Голос глубокий, чуть сдавленный. Неужели он чувствует то же, что и я?..
Эта мысль разливается теплом по груди. Ян такой же… Ян… Хочется пошалить. Стыжусь, но обхватываю его ногами, прижимая к себе. Слышу его стон. Блин… Что еще сделать, чтобы его услышать? Наши движения быстрые, неаккуратные, то он давит сильней, причиняя боль нежной головке, то я вдавливаюсь так, что ткань натягивается, сжимая яички.
— Тёма, — он приглушенно произносит мне куда-то в волосы, — Тёма, ты…
То, чем мы занимаемся, неправильно. Это какое-то странное проявление чувств. Взаимная мастурбация. Но я ни за что не перестану. Понимаю, что не готов на большее. Ян это тоже понимает, поэтому довольствуется малым. Достичь пика невероятно сложно. Я сам целую парня, тону в этом коктейле чувств. На глазах выступают слезы. Одно яркое желание затмевает все. Хочу разрядки. Мне уже нечем дышать. Скорей… Ян, наверное, понимает, его рука тянется между нами, накрывает мой член, гладит быстро, сжимая. Черт, я едва не кричу. Тело само выгибается так, чтобы ему было удобней. Давай же… Хочу умолять его, но не могу произнести ни звука. Бессильно открываю рот. Он кусает мои губы. Да, уже не до нежных поцелуев. Уже животное желание, которое нужно удовлетворить. Вдруг он замирает. Его голова опускается, волосы закрывают лицо. Он… Нет! А как же я? Но Ян не забывает про меня, его рука продолжает свое занятие и от того, что я знаю, что он кончил, разрядка наступает и у меня.
Мы лежим запыхавшиеся, взмокшие, с растекающимися пятнами спермы на одежде. Я хмыкаю, потом не выдерживаю и смеюсь. Ян откатывается с меня, давая глотнуть воздух полной грудью. Смотрит, как мне весело, его взгляд нежный:
— Необычная реакция на оргазм.
— Мы как подростки.
— Мы и есть подростки.
— Ян, — я поворачиваюсь к нему. – Зачем ты отшлепал меня?
— Чтобы ты не забывал, что должен учиться. Кстати, ты так мило смущаешься.
— Ян! – шиплю я осуждающе, словно он сказал что-то пошлое.
Он алчно вперивается в меня глазами:
— Сейчас ты такой…
— Где ты был? – быстро меняю тему я.
Парень мрачнеет:
— Конечно, это не то, о чем следует говорить в данный момент, но я тебе отвечу. Моя двоюродная тетка из Испании умерла. Я был на ее похоронах.
— О, — смущение, настигшее меня, было самым сильным за всю мою жизнь. Вот же я придурок! Я должен поддерживать его, а не обвинять. – Прости.
— Да ничего, — отмахивается Ян и ложится на спину. – Я ее почти не знал. Похороны – это вообще вещь довольно лицемерная, бездумно отнимающая время. Теперь ее наследники перегрызут друг другу глотки. Вроде у тетки была парочка миллионов.
Я не знал, что сказать. Пожалел, что спросил. Вот нужно было мне все испортить? Ян поворачивается ко мне:
— Ты скучал?
Почему-то мне кажется, что ему важно услышать ответ на этот вопрос. Я киваю, подкатываюсь к нему, несмело говорю на ухо:
— Очень.
Он молчит. Вопреки моим ожиданиям услышать что-то вроде «я тоже». Но я не жалуюсь. Мне слишком хорошо, чтобы оценить всю ситуацию в целом.
Конечно, красоту момента портит настойчивая, отлично узнаваемая трель айфона Яна. Он, вздыхая, нехотя, поднимается и достает сотовый. Смотрит на экран, потом все-таки берет трубку:
— Что?
Динамик хороший, поэтому я прекрасно слышу ответ его собеседника:
— И тебе привет, красавчик.
Узнаю Марата, тут же чувствую укол ревности. Чего это он его так назвал? Ян мой парень.
— Привет. Ты звонишь поздороваться?
— Не только. Как тетушка? – он знал, куда отлучался Ян? Он знал, а я нет.
— Покоится с миром.
— Ха, наследники еще не поубивали друг друга?
— Вроде нет.
— Ты занят?
— Немного.
Немного? Это обо мне так?
— Небось со своей зверушкой?
Я возмущен. Сказано пренебрежительно, но обидней, когда Ян лениво произносит:
— Ага.
Козел. Не хочу дальше слушать. Пошли они в задницу, эти два придурка. Я выскакиваю из комнаты и бегу в ванную. Защелкиваю замочек на двери, кидаю пижамные штаны со следами спермы в барабан стиральной машины. Подумав, швыряю туда же футболку, пропахшую потом и Яном. Становлюсь под душ, но как-то это особо не помогает. Я взвинчен. Раздраженно отфыркиваю капли воды, попадающие в нос, потому что я слишком высоко задрал голову. Так и с Яном. Сам виноват. Я вижу в наших отношениях то, чего нет. Если то, что происходит между нами, вообще можно назвать «отношениями».
— Составить компанию? – раздается голос над ухом.
Я подскакиваю. Какого черта? Я ведь точно помню, что закрывался. Ян читает мои мысли, весело хмыкает:
— Думаешь, меня остановит эта щеколда?
Вспоминая, что я голый, прикрываюсь мочалкой. Парень иронично поднимает брови:
— Что я там не видел?
— Это не повод стоять перед тобой в чем мать родила.
— Ты прав, что без толку стоять, — он стаскивает свитер.
Краснею, выпаливаю:
— Я не об этом!
— А я очень даже об этом, — он начинает расстегивать ремень.
Матерясь, выскакиваю из душа, конечно же, поскальзываюсь, но не падаю, хватаю полотенце, уношусь как маленький ураганчик в спальню. Мне вслед доносится веселый смех. Я поспешно одеваюсь, но зря тороплюсь, потому что Ян решил принять душ. Он появляется через десять минут, свежий, пахнущий моим гелем. Я на кухне завариваю чай. С приходом парня я даже про завтрак забыл. Ян не подходит ко мне, а садится на стул, закинув ноги на другой. Я делаю бутерброды, стараюсь как можно аккуратней нарезать сыр и колбасу, но все равно получаются кривые и неодинаковые куски. Как бы между делом я говорю:
— Откуда Марат знает о твоей поездке?
— Я ему сказал.
Неправильно задан вопрос. Попытка номер два.
— А почему он знает?
— А почему ему не знать?
Я оборачиваюсь:
— Он знает, а я нет.
— С этого бы и начинал, — улыбается ехидно Ян. – Ревнуешь?
— Нет, — всем своим видом показываю, что такое чувство слишком низко для меня. У меня не очень выходит. Чтобы не выглядеть идиотом, возвращаюсь к бутербродам.
— Он мой друг.
А я, значит, так, развлечение, судя по всему. Чертов сыр! Кромсаю его как могу.
— Не кипятись, Тём, ты сам не отвечал на смс.
— Ты тоже, — бурчу я.
― Ну, это чтобы проучить тебя.
Ах вот оно как. Я швыряю на хлеб колбасу и сыр, ставлю в микроволновку. Мстительно кладу сахар в чай Яна, зная, что он этого не любит. Все та же тема зверушки и хозяина. А что дальше? Додумать не дает микроволновка, оповещая пиканьем, что справилась с задачей. Достаю тарелку, ставлю на стол, как и чашки. Парень отпивает из своей и морщится. Внутри меня кто-то злорадно потирает ручки. А головой я понимаю – глупо. Тоже мне отомстил.
— Тём, Марата я знаю всю жизнь, нас много связывает, наши отцы дружат.
Меня типа ты знаешь всего ничего, но уже успел зацеловать и чуть не… почему у меня горит лицо?
— Ян, — вдруг говорю я, не поднимая глаз. – У тебя же ничего нет с ним?..
Какой же я дурак… Можно вытатуировать это на лбу, чтобы каждый раз не было для меня откровением. Вот правду говорят про злую такую штуку, из-за которой даже парнокопытным животным удается погреться в лучах всеобъемлющего чувства. Я дурею из-за Яна, из-за его присутствия, из-за того, что он делает со мной. Самое страшное, что я понимаю это и ничего не могу с этим сделать. Я даже готов признать, что мне понравилось это его своеобразное наказание за двойку, а уж если бы он был понапористей в душе, то я точно не смог бы сопротивляться. Тёмка, Тёмка, еще недавно кто-то уверенно заявлял, что он не гей. Не помнишь, кто бы это мог быть? Становится очень грустно, руки опускаются, единственным утешением становится твердое «нет» от Яна.
Февраль. Часть 1
2 февраля
Сегодня смотрел с отцом телевизор. Там в одном из вечерних ток-шоу обсуждалась проблема гомосексуализма в стране. Знаете, как выразился мой папаша? Чертовы пидарасы. Хорошо, что он не знает, что я один из них.
3 февраля
Яна в школе нет, правда он предупреждает об этом смской, обещая мне задать трепку, если я получу что-то ниже пятерки. По мне, так ему только дай повод. Мы усиленно готовимся к ЕГЭ. Прорешиваем одни и те же задачи с незначительной переменой чисел сотни раз. Учителя хотят вдолбить нам в мозг знания. Может, это и хорошо.
На перемене в столовой Марат специально толкает меня. Еле сдерживаюсь. А он лишь специально раззадоривает:
— Что смотришь, зверек?
Я отворачиваюсь, он грубо разворачивает меня к себе:
— Еще не стал подстилкой Яна?
Этого я вытерпеть не могу. Со всей дури заезжаю кулаком по лицу парня. Его свита не успевает. Правда, через пару секунд меня уже держат так крепко, словно я сбежавший маньяк из тюрьмы, а не обычный школьник. Марат опасно усмехается. Отвешивает мне несколько ударов. Один по лицу и два по животу. Умело попадает туда, куда следует, чтобы выжать всю боль. Ублюдок. Их точно учат этому где-то. Еле делая глоток воздуха, пытаюсь переждать неприятные ощущения и не застонать. Появляются учителя (впервые, когда они нужны) и меня оставляют. Сажусь на стул, типа я тут автобус жду. Как-то темно перед глазами. Давно меня не били. Даже отвык. Чувствую, что после занятий мне еще достанется. Да пошли они! Не буду я оставаться, ждать этого! Достало все!
Я спокойно иду в раздевалку, забираю куртку и под задорную мелодию звонка покидаю школу. По фигу все.
Дома принятое решение кажется поспешным. Не хочу думать о том, что будет, когда Ян узнает. Хорошо еще, что по идее у меня два урока, да и не собирались мы видеться с ним сегодня…
Чего этот Марат пристал ко мне? Будто бы он… ревнует? Стоит Яну не появиться в школе, как этот мудак цепляется ко мне.
Звонок, потом нетерпеливый стук в дверь. Батя стучаться бы не стал, да и звонить тоже - у него ключ есть. Сглатываю, иду открывать, мечтая, чтобы это был почтальон. Конечно, если Ян вдруг устроился работать в нашу доблестную российскую почту, то да, это он. А еще можно представить, что типа он ангел смерти, несет недобрые вести. Чем не почтальон? И что за глупые у меня мысли в такой печальный момент?
Парень проходит мимо меня, скидывает пальто, идет в мою комнату, замирает у окна. Плетусь за ним. Черт… Как бы я не храбрился, все равно не по себе. И как он так быстро узнал? И о том, что я не в школе. Наверняка Марат все в красках расписал.
— У тебя есть лед?
— Чего?
Я сбит с толку вопросом. На хрен ему лед? Очередная извращенная пытка? Как не хочется, она перечеркнет все хорошее.
— Лед. Мне нужен лед, — Ян не оборачивается.
Иду на кухню, копошусь в морозилке. Льда нет, зато есть замороженный зеленый горошек. Спрашиваю парня, сойдет ли тот, он коротко и отрывисто отвечает, что да. Возвращаюсь в комнату, протягиваю этот гребаный горошек. Ян разворачивается, я опускаю голову. Он берет у меня из рук пакетик. Сердце ухает. Что же он там выдумает? Парень делает шаг ко мне, минимально сокращая расстояние между нами. Когда его рука поднимается вверх, я позорно закрываю глаза. Неожиданно мне на щеку опускается этот злосчастный пакет с горошком как раз на покрасневшее место удара.
— Поздновато, но все же, завтра будет синяк.
Замираю. Не верю. А как же наказание?
— Дурачок, — Ян усаживает меня на кровать. – Куда он еще ударил?
— Живот.
Руки парня задирают рубашку от школьной формы.
— Хорошо ударил, зараза. Больно?
— Уже нет.
Повисает молчание. Через несколько минут Ян убирает горошек от моего лица:
— Принеси аптечку.
Даю ему требуемое. Он долго перебирает лекарства, пока не протягивает мне тюбик с каким-то кремом.
— Вот, мажь три-четыре раза в день.
Киваю. Не верю. Неужели есть в мире справедливость? Ян возвращает мне пакет с горошком и говорит подержать еще какое-то время у лица. Сам идет на кухню, и я слышу, как он кипятит чайник, стучит дверцами шкафчиков. Долго не решаюсь пойти к нему, но в итоге иду. Парень стоит у окна. Сегодня у него это любимая поза.
— Ян, — тихо зову я. Он не шевелится. – Ты сердишься?
— Нет, — говорит он, когда я думаю, что он не ответит.
— Марат сам начал, я…
— Не важно.
Не знаю, что еще сказать. Будто я виноват перед ним. Парень ставит на стол чашку с нетронутым чаем, накидывает пальто, зашнуровывает ботинки и уходит, больше не произнося ни слова.
10 февраля
Совпадение или нет, но я стал видеть Яна гораздо реже. За эту неделю мы виделись только в школе. Ни занятий после уроков, ни его приходов ко мне в гости. Даже смски стали редки. Когда я пишу, он отвечает, но сухо, сдержанно. Конечно, я пытался поговорить, узнать, что происходит, однако получал неизменный ответ, что все в порядке.
На следующий день после моей стычки с Маратом, я видел их разговаривающими в спортивном зале. По лицу Яна ни фига как обычно понять не получилось. Но они улыбнулись друг другу в конце. И эта улыбка моего парня мне никак не понравилась. Было ощущение, что у Яна есть брат-близнец. Со мной он хороший, с другими надменный ублюдок. Не, тогда это раздвоение личности. Самое интересное, какой же Ян на самом деле. Интересно, я когда-нибудь это узнаю? И будет ли мне хорошо от этого?
13 февраля
Завтра этот идиотский праздник. Я не хотел бы провести его с Яном, я просто хотел бы побыть с ним наедине хоть сколько-нибудь времени. Но, видимо, моим желаниям не суждено сбыться. Его даже в школе сегодня нет. Вообще, он зачастил прогуливать.
На перемене сижу на подоконнике, разглядывая снежный пейзаж за окном.
— Привет.
Оборачиваюсь. Тая. Мы с самого нового года с ней не общались. Этот ее хозяин и правда больше не пристает к ней. У него новая игрушка.
— Привет.
— Ты как? – она запрыгивает на подоконник ко мне. – Ян вроде не злобствует.
Киваю. В школе всё у всех на виду.
— Завтра дискотека, ты пойдешь?
Хватит мне и новогодней. Да и Ян как-то непонятно отреагировал, когда я спросил, пойдем ли мы на праздник, а если не мы, то можно ли мне одному пойти.
— Нет, не пойду.
— Планы? – девушка хитро улыбается.
— Ага, — поддакиваю я. Самое грандиозное, что меня ожидает – батя, телевизор и жареная картошка.
— Ну ладно, а я хотела тебя пригласить, мы опять собираемся без хозяев.
Звенит звонок. Девушка быстро проталкивает в мои сжатые пальцы скомканный листик. У класса машет рукой. Лишь дома я вспоминаю о листике. Там номер ее телефона.
14 февраля
Хорошо, что суббота. Плохо, что уже пять вечера, а от Яна ни слуху ни духу. Я злюсь. Чертовски злюсь. Нет, конечно, вся эта хитрая маркетологическая игра на открытках и сувенирах в виде сердца ничего для меня не значит, но хоть «привет» написать можно? Как я и предполагал, на ужин у нас жареная картошка. Себе батя купил пива, а мне сок. Смотрим дурацкую романтическую комедию по ТВ. Будто больше показывать нечего. Моя злость достигает апогея, когда главные герои целуются под дождём. Пошло оно все… Я пишу смс: «Привет. Где вечеринка?». Через три минуты получаю адрес, смайлик и многообещающее «буду ждать». Хоть кто-то меня ждет.
***
Клуб проще, чем был в прошлый раз, но тоже вам не деревенская дискотека. Народу невероятно много. К бару вообще не пробраться. К счастью, Тая и другие успели занять столик и заказать спиртное. Выпиваю пару коктейлей синего цвета и мне хорошо. Музыку то и дело прерывают конкурсами. То пару выбирают, то заставляют их быть идиотами на глазах у всех. Очень весело, конечно. Проверяю свой сотовый в который раз за вечер. Я даже выключал его, типа если кто-нибудь мне напишет или позвонит, то я вне зоны доступа. Правда, включил телефон минут через десять, но главное попытка. Я мужик.
После пятого коктейля я осознаю несколько вещей. Ян – дебил. Почему именно дебил не знаю. Второе, мне охрененно грустно. А это плохо. Третье, я тоже дебил. Ага.
Стреляю у кого-то сигарету. Мимоходом поражаюсь, у нас же вроде в стране есть закон – спиртное и табачные изделия детям не продавать. То ли мы всей школой выглядим старше своего возраста, то ли закон отменили. Есть еще и третий вариант. Закон не для всех.
Никогда не курил. Вдыхал табачный дым, когда Ян делал это при мне. Он, кстати, в последнее время почти бросил. А я вот начну. Не назло кому-то, а просто так.
На улице морозно. Я в одной рубашке, без верхней одежды, но мне не холодно. Прикуриваю у кого-то, затягиваюсь от души и минуту, не меньше, кашляю. Ничего. Первый блин комом. Следующая попытка. Я настырный. Ого… Как ударило в голову. Вот это я понимаю… Черт. Все шатается, а я прислоняюсь к стене, подношу сигарету к губам, но неожиданно ее у меня забирают.
Это кто такой смелый?
Не верю своим глазам. Ян. Он затягивается, морщится, отбрасывает сигарету.
— Не кури такое дерьмо.
— Тебя забыл спросить, — хмыкаю я пьяно.
Серые глаза отмечают мое раскрасневшееся лицо, липнувшую рубашку к телу, взъерошенные волосы.
— Веселишься?
— А не заметно?
— Какой ты сегодня болтливый.
— Какой есть.
Смотрю на него жадно, пытаясь что-то для себя понять.
— Тебе не пора домой?
— Нет. Я буду гулять всю ночь!
— Ты не умеешь пить, — Ян качает головой. – Пошли, я отвезу тебя домой.
— Да не нужно мне это! Сам езжай домой, а я буду тут всю ночь!
Я гордо шествую к входу в клуб. Конечно, парень пытается остановить меня. Предвидя это, я быстро делаю шаг в сторону, прячась за стоявшую тут парочку, прошмыгиваю мимо секьюрити, показывая свой браслет с эмблемой клуба. Яна они останавливают. О, знакомое недовольство на лице. Это веселит. Я смеюсь и кидаюсь в жар танцпола. Нахожу своих, бешусь в заводном ритме, прыгаю с Таей, которая сегодня, кстати, просто светится. Мне хорошо. Мне так хорошо, как не было давно. Я весь мокрый от пота, ужасно хочу пить, но это подождет.
— Какого черта ты творишь? – кричит мне Ян на ухо, когда находит меня. Он не сдержан. Черт возьми, как ему идет эта несдержанность.
— Что хочу, то и творю! – ору я ему куда-то в нос, понимая, что грохот музыки не перекричать.
Он пытается меня утянуть с танцпола, но я сопротивляюсь. Он теряет терпение:
— Хватит вести себя, как ребенок.
— Как хочу, так и веду.
Мы застыли посреди площадки. Мешаем танцующим парочкам. Тая не сводит с нас глаз.
— Да что с тобой такое?
— Что? Ты мог хотя бы поздравить своего парня. И вообще, считай, что мы расстались!
Ян застывает. Несколько секунд смотрит на меня, не мигая. Затем вцепляется в мою руку мертвой хваткой. Вырываюсь, но это бесполезно. Через пару мгновений мы уже в его машине. Благополучно оставив верхнюю одежду в гардеробе.
— Ян, — испуганно зову его я. Что-то мне больше не весело. Это выражение его лица не сулит ничего хорошего.
— В ближайшую гостиницу, — приказывает он водителю.
У меня мороз по коже. Что это значит?..
Почти не сопротивляющегося, парень вытаскивает меня из машины и ведет к зданию
гостиницы. Даже у стойки он не отпускает мою руку, будто бы я могу сбежать. Да я стою едва. Голова кружится так, будто я на карусели, раскрученной во всю силу. Лифт, коридор, номер. Ян, сдергивающий свою рубашку. С решительным, злым выражением на прекрасном лице.
— Ян, — шепчу в надежде, что он меня услышит. – Что мы здесь делаем?
— Что мы здесь делаем? – он подталкивает меня к кровати. – Сейчас я буду тебя поздравлять.
— Ян…
— Разденешься сам или предоставишь это мне? – в его глазах ни тени тепла.
— Не нужно.
— Значит, мне.
Он нарочито грубо расстегивает мой ремень, дергает рубашку в сторону, пуговицы разлетаются по всему номеру, стягивает брюки. Я едва живой. Мне невероятно обидно. Чувствую себя обессиленным, мое сопротивление в клубе вымотало меня, да еще и опьянение дает о себе знать, и когда меня толкают на кровать, я просто падаю на нее. Ян растягивается рядом, тянет меня к себе за волосы, без тени ласки целует. И что? Я сам в этом виноват? Просто невозможно круто быть изнасилованным собственным парнем в день Святого Валентина. С праздником, Тём… Руки парня шарят по моему телу. Неприятно. Из одежды он оставил лишь трусы. Его рука накрывает мой невозбужденный член, губы шепчут издевательски:
— Что, не хочешь, мой сладкий?
Сдерживая всхлип, роняю:
— Нет.
— Советую захотеть, — безжалостно, бездушно.
В этом весь Ян, а не романтический герой, нарисовавшийся мне в воображении. Больно, когда разбиваются мечты, когда разочаровываешься в близком тебе человеке. По виску стекает слеза, появившаяся в уголках глаз, все-таки сорвавшаяся с ресниц, как бы я не хотел. Ян слизывает ее и вдруг останавливается. Резко садится на кровати. Обхватывает голову руками.
Что случилось?..
Это значит, что ничего не будет?..
Я тоже сажусь, замечаю, что дрожу. Меня тошнит. Нереально тошнит. Срываюсь в туалет, обнимаюсь там с унитазом, пахнущим хлоркой. И то хорошо, что гостиница недешевая, здесь уделяют внимание уборке. Зачем столько пить? Я намеренно провоцировал Яна, просто мечтал, чтобы он появился там, в клубе. И что? Зачем? Если ему нет до меня дела, то что я могу сделать? Полощу рот и чищу зубы одноразовой зубной щеткой. Душ, поворачиваю кран до упора в сторону холодной воды. Так должно быть лучше. Но ни хрена не лучше. Продрог, но все так же кружится перед глазами. Вода перестает идти. Не такая уж и хорошая гостиница, если перебои с водоснабжением. Но это не перебои, это Ян. Он закутывает меня в полотенце, несет в комнату, кладет под одеяло, прижимает к себе крепко-крепко. Я тянусь к нему, как первые листики к свету. Я знаю, что он больше не причинит мне вреда. Хочу спросить многое, но не дают стучащие друг о друга зубы. Ага. Переборщил я и с ледяным душем.
— Ты такой глупый… — шепот, от которого голова кружится еще больше. – А я уж какой идиот. Тёма, я совсем запутался…
— Ян, — тыкаюсь носом в его ключицу. Кажется, я безумно влюблен в него. Почему это понимается лишь сейчас? В этом номере гостиницы, где только что чуть не случился мой первый секс в жизни? Я не должен говорить это ему. Ни к чему. Мои чувства останутся при мне. Хорошо, что на это хватает мозгов.
Февраль. Часть 2
15 февраля
Отец устроил мне такой разнос… Лежу на кровати не в силах подняться. Вся задница и поясница горит. Отчасти я виноват. И вечно спасающий меня Ян не помог в этот раз. Как бы вы отнеслись к тому, что ваш сын заявляется помятый в два часа дня? Не предупредив, что задержится, шляясь где-то всю ночь. Вот и бате это не понравилось. Порол меня полчаса, не меньше. Хорошо, что он не возвел это в ранг искусства, большинство его ударов попросту не попадали. Но мне досталось не слабо.
Конечно, в школу я не пошел. Да я пошевелиться не могу, не то, что двигаться. К тому же, батя посадил меня под домашний арест. Забрал сотовый, закрыл меня на ключ так, что не открыть дверь изнутри. Доигрался я. Но все равно больше всего переживал, как отреагирует на это Ян. Что он подумает, догадается ли?.. Его сотового я не помнил, а мог бы позвонить с домашнего. Эх…
Как же меня угораздило влюбиться в Яна? Специально вспоминаю все в подробностях, что он мне сделал плохого, как издевался, но внутренний голос рьяно его защищает. Главный аргумент – он другой. Он изменился. Тёма, да ты мазохист… Еще бы, при мыслях о боли, о его сильной руке на моей заднице, внизу живота тянет. Я совсем не против, чтобы Ян отшлепал меня еще. Дурак я… Меня вроде вчера изнасиловать пытались, а я делаю вид, что так и должно быть. Плетусь на кухню и пью воду. Уже литра два выпил, а все равно сушняки. Открываю холодильник, но понимаю, что мне кусок в горло не полезет. Возвращаюсь в спальню, с проклятиями укладываюсь на кровать. Звонит домашний, но я не шевелюсь. Если даже это Ян, то что? Не хочу слышать его голос, не хочу видеть, не хочу думать о нем…
***
Батя удивленно трогает мой лоб, когда я извиняюсь. Да, я не должен был так себя вести. Предлагаю посмотреть вместе какой-нибудь боевик, хотя не люблю их. Отец соглашается, прибавляя, что я все равно нахожусь под домашним арестом.
Он не понимает, что так даже лучше.
20 февраля
У меня амнистия. Мне выдали сотовый, разрешили ходить в школу и вообще вести социальный образ жизни. Когда я включаю телефон, приходит несколько смсок подряд. Все от Яна.
«Тём, все нормально?»
«Ты не отвечаешь».
«Ты в порядке? Отец посадил под домашний арест?»
«Почему не берешь трубку?»
«Блядь, возьми эту гребаную трубку!»
Три дня он не писал. Зато вчера целых два сообщения:
«Напиши, как сможешь».
«Жду».
Нет желания ему писать, но желания его злить еще меньше. За эти дни, что я провел дома, я многое осмыслил. Нет, пытался осмыслить. Я не дурак, понимаю, что Ян не чувствует ко мне и половины того, что испытываю к нему я. Скажи я ему о чувствах, минимум он рассмеется в ответ, максимум сделает меня посмешищем всей школы.
«Привет. Все хорошо».
Он не перезванивает и не отвечает. А я прогуливаю школу.
21 февраля
Ян курит на ступеньках школы, как в старые добрые времена. Я становлюсь рядом с ним. Он проверяет на месте ли ошейник. Да, на месте. Без слов мы идем в класс, садимся на места. Я чувствую кожей его взгляд.
23 февраля
Поздравляю батю. На словах, не знаю, что ему дарить. Вообще, считаю этот праздник глупым. Как и восьмое марта. Как и все остальные, кроме Нового года. Мама делала для меня настоящее чудо в этот день. Ее уже давно нет, а ощущение чуда осталось. Поэтому я люблю Новый год. А не это двадцать третье февраля.
Мне приходит смска от Таи. Красивое стихотворение. Мило. Отвечаю благодарностью. Между нами завязывается переписка, и девушка приглашает меня прогуляться. День удивительно чудесный, сидеть в четырех стенах не хочется. Мы встречаемся в центре города. Тая в пушистой белой шубке, с завитыми волосами и в забавной шапочке с большим помпоном.
— Привет! – она обнимает меня. В ее руках маленький сверток. – Это тебе.
— Не стоило.
Вот реально не стоило. Теперь чувствую себя обязанным. Придется сообразить что-то для нее на восьмое марта. Открываю подарок. Это брелок для ключей, забавный жирафик, выточенный из метала, покрытый яркой краской.
— Спасибо, — искренне говорю я. Мне действительно очень нравится. Тут же цепляю его на свои ключи.
Тая сияет, как маленькое солнышко. Очень гордая собой, что угодила мне. Она смело берет меня под руку, и мы гуляем по заснеженному центральному парку. Когда я просто так выходил из дома? Когда я общался с кем-то другим, а не с Яном? Деревья присыпаны пушистым, невесомым снегом, на проводах развешаны гирлянды. Много молодежи, пытающейся согреться пивом и вином.
— Как твои дела, Тём? – Тая разглядывает неработающий фонтан. – Ты тогда так поспешно ушел с Яном. Надеюсь, все было хорошо? Тебя долго не было в школе.
— Все хорошо, — небрежного говорю я, — явился на следующий день домой, вот отец и посадил меня под арест.
— О, ну ты даешь, — девушка смеется. – Как ты умудрился?
— Так вот.
Мы болтаем дальше обо всякой чепухе. Тая рассказывает, что не любит зиму. Хочет лето, хочет солнца. А я наоборот больше всех месяцев люблю февраль. Он последний, грустно-радостный. За ним щебечущая весна, после шумное и пыльное лето. Такой тихой щемящей умиротворенности как в феврале, нет ни в одном другом месяце.
Промерзнув, мы заскакиваем в Макдональдс. Тая не считает зазорным заказать самый большой бутерброд и огромное ведро колы. Еще больше я удивляюсь, когда все это исчезает в ее желудке. Такая миниатюрная девушка, а столько кушает. Я улыбаюсь. Тая как будто волшебница, такая, как из фильма, типа только учится. У нее очень красивые глаза. Темно-синие, нереальные, будто из бархата. Реснички черные, острые, аккуратно подкрашенные тушью. Неудивительно, что она мне понравилась с первого взгляда. Такую девушку невозможно не защищать. Ее нужно оберегать. Мы заказываем мороженное, и выходим с ней на улицу. Зубы сводит, изо рта пар, но мы доедаем лакомство до конца. Затем я сажаю Таю в такси, даю водителю деньги и даже чмокаю девушку в щечку. День получился прекрасным. Сам я еду на автобусе, выхожу за несколько остановок до дома и медленно иду, наслаждаясь свежестью и морозом. У подъезда меня окликают. Ян. Парень сидит на скамейке и курит. Судя по количеству бычков перед ним, ждет он меня тут давно.
— Как погулял? – серые глаза без эмоций разглядывают меня.
— Отлично. Или мне это запрещено?
— Отчего же… — пожимает плечами Ян. – Гуляй сколько хочешь. Только в Макдональдсе я бы не советовал ничего заказывать, одни жиры и канцерогены.
— Откуда ты знаешь? – поражаюсь я. – Ты следишь за мной?
Мозг работает. Подсказывает, что и про вечеринку на день Валентина он тоже как-то узнал.
— Сотовый, — безразлично роняет парень. — По нему тебя легко вычислить.
— Значит, следишь? – я должен бы злиться, но мне приятно. Я ему не безразличен.
Не отвечая, он закуривает. Сколько можно курить? В сторону он говорит:
— Тебе она нравится?
— Что? О, нет, она просто мой друг.
— Друг… — эхом повторяет Ян.
— Да, мы…
— Поэтому ты с ней целовался на Новый год?
— Это… я выпил лишнего.
Ян кивает, выбрасывает сигарету и встает.
— С праздником, Тём.
Не оборачиваясь, он идет к своей машине. И что? Стоило столько меня ждать, чтобы уйти? Смысл? Есть ли он тут? Я зову парня по имени, но он не реагирует. Кидаюсь к нему, разворачиваю к себе. Дальше мне ничего не нужно делать, дальше вступает в дело химия между нами. Мы с упоением целуемся, прижимаемся друг к другу, не удерживаемся, падаем в снег. Я дрожу от холода и от чего-то еще. Ян… Мой Ян… Он прижимает меня к промерзшей земле. Поясница оголилась, и кожа соприкасается с колким снегом. Но это ничего. Главное его руки, его губы, его сбивчивое дыхание… Он скучал, так же, как и я. Вся эта его невозмутимость – игра. Нетерпение, с которым он целует меня, говорит лучше него. Все равно, что мы делаем это в моем дворе. Все равно, что кто-нибудь может пройти, выглянуть в окно. Неважно… Слишком много одежды. Лишней, совершенно ненужной.
Как я люблю февраль…
Ян вздрагивает, когда откуда-то доносится смех. Приподнимается, стряхивает снег с пальто. Смотрит на меня с укором, будто только я во всем виноват.
— Иди домой.
А. Круто. Ну хоть на хрен не послал. Встаю, путаясь в джинсах, они оказываются спущенными с бедер. Благо не трахнул меня прямо тут, я, блин, на все готов. Почти бегу от парня, пытаясь унять быстро бьющееся сердце. Февраль, блин.
26 февраля
Мы не разговариваем в школе. Не общаемся потом. Ян уже не занимается со мной. Ему, наверное, все равно как я окончу четверть.
28 февраля
Неожиданно получаю смску от Яна во время урока: «Пойдем сегодня в кино?». Долго думаю, но соглашаюсь. Уже в машине парень начинает:
— Тём, у нас дурацкие отношения, — как я рад, что он заметил, ну просто камень с души. – Давай попробуем как-то это исправить?
— Давай.
В кинотеатре парень платит за билеты (несмотря на мое возмущение) и покупает попкорн. Полутемный зал, светящийся экран, близость Яна. Мои мысли сразу текут не в том направлении. Он наклоняется ко мне, рассказывает что-то про режиссера, но я ощущаю только его запах и не улавливаю ни слова. Попкорн у меня на коленях, рука парня периодически захватывает горсточку, касаясь меня. Каждый раз мурашки по телу. Черт. Он мой парень. Вроде бы. И почему я сам не могу дотронуться до него, если хочу? Кладу руку ему на ногу. Ян недоуменно переводит взгляд с экрана на меня. Хорошо, что темно и не видно, что я покраснел. Но руку не убираю. Чуть сдвигаю ее правее, чтобы… о, нет, даже подумать об этом не могу… вернее могу, но озвучить вслух… Я передвигаю взмокшую руку еще на пару сантиметров, накрывая ладонью ширинку парня. Блин… Он возбужден. А… Что дальше? Перевожу дыхание, глядя на экран. Там кто-то куда-то бежит. О чем фильм вообще? Решайся же… Осторожно поглаживаю выпуклость парня. Он давится попкорном и кашляет, привлекая к нам ненужное внимание. Черт, ну ладно. Уже убираю руку, как вдруг он накрывает ее своей рукой, не давая ускользнуть. Прижимает сильнее, заставляя почувствовать жар, будто в его брюках спрятаны раскаленные угли. Облизываю пересохшие губы, мягко перебираю пальцами по ткани. Ян резко откидывается на спинку кресла. Ему приятно, приятно… Как же хочется его поцеловать… Неожиданно, парень поднимается, тянет меня за собой. Попкорн рассыпается, но нам не до него. Мы поспешно идем к выходу, по коридорам, оказавшись в каком-то закутке, бросаемся друг к другу. Опьяняющая сладость поцелуя, сводящие с ума тесные объятия, разум, пребывающий в блаженном счастье.
— Тёма, — Ян усаживает меня на подоконник, становится между моих ног. – Я так больше не могу… Я говорил тебе в самом начале. А когда ты сам начинаешь…
Провожу по его щеке, отмечая непривычный румянец. Мне не страшно. Я и сам хочу этого. Почему тогда я не могу сделать это с любимым?
— Я согласен, — еле слышно вырывается у меня. Восторженное ощущение собственной смелости. Непонятное напряжение на его лице.
— Уверен?
— Да.
Ян на секунду прикрывает глаза. Сожаление? Что это? Что не так?! Когда он их открывает, есть только нежность:
— Тогда завтра. После школы.
Киваю. Завтра… Я не доживу. Мне хочется кричать и биться головой о стену. Хочу спросить Яна о его эмоциях, но мне закрывают рот поцелуем.
Март. Часть 1
1 марта
День, когда я лишусь девственности. Ха-ха. С утра я нервный, как перед экзаменом. Разливаю чай, не могу попасть ключом в замочную скважину. Когда вижу Яна, то внутри нечто странное. Я напряжен, готов бежать, будто бы он на меня при всех накинется. Может, я поспешил? Парень предельно увлечен своим телефоном, что-то набирает на нем. Вот он не переживает. Конечно, что ему. А я полночи решал, бриться там или нет. В итоге взял бритву и понял, что из-за дрожи в руках могу запросто отрезать себе нечто очень важное.
После школы мы идем в машину Яна. Если он сейчас переспросит, то я откажусь… Но парень молчит. Мы едем минут тридцать. Незнакомый мне район города. Чего я паникую? Это же Ян, я же люблю его. Останавливаемся возле отеля. Уверенным шагом, парень проходит мимо стойки регистрации, значит, ключ у него. Мы поднимаемся на второй этаж, и он пропускает меня вперед, распахнув дверь.
Я зашел в номер и тихо ахнул. Все горизонтальные поверхности покрывали зажжённые свечи. Они призывно мерцали в темноте, мягко освещали комнату своим неярким светом. Это было романтично. Но внутри я почувствовал, что все сжалось. Дышать вдруг стало очень тяжело. Ян прошептал мне в макушку:
— Нравится?
Слабо киваю. Стою и не знаю, что делать. Ян помогает мне, берет за руку и ведет к креслу. С ужасом смотрю на огромную кровать. Парень выдергивает бутылку с шампанским из ведерка со льдом, мастерски открывает ее с тихим хлопком, разливает по бокалам, протягивает один мне:
— За нас?
Его тон низкий, говорит он с придыханием, отчего по моей спине пробегают мурашки. Внутри все трепещет. Делаю пару жадных глотков и чихаю от пузырьков, попавших в нос. Ян улыбается, сидит напротив меня и его ничуть не смущает происходящее. Допиваю шампанское и верчу бокал в потных руках.
— Ты боишься? – спрашивает парень, не отрывая взгляд от меня.
Киваю. Ответить просто не могу – язык прилип к небу. Он ставит свой бокал на столик и произносит:
— Иди ко мне.
Мне кажется, нас разделяет не пара десятков сантиметров, а целая пропасть. Сердце колотится с таким страхом по ребрам, что его стуки отдаются в голове. Ян смотрит на меня, не торопит. По его лицу сложно понять что-либо. Я совершенно растерян. Я не понимаю его чувств ко мне, а он не спешит о них рассказать. Решаюсь. Встаю, делаю несколько робких шагов к нему. Сажусь у его ног, дрожа от собственной смелости.
— Умничка, — он подтягивает меня за плечи и усаживает себе на колени. Кресло большое, оно позволяет это. Я едва дышу, смотрю в его глаза и забываю обо всем на свете.
Ян ничего не делает. Его руки безвольно лежат на подлокотниках. Что дальше? Он хочет, чтобы я начал? Парень закрывает глаза, выдыхает, а потом резко их открывает. Я успеваю заметить в них что-то непонятное. Это пугает меня еще больше.
— Ян, что-то не так?
— Все хорошо, малыш, — он улыбается. Своей такой знакомой мне улыбкой. Открытой, притягательной.
Его руки ожили. Они медленно гладят мою спину сквозь пиджак школьной формы, словно успокаивая. Ян чуть подается вперед и едва касается губами моей шеи. Но и это слабое касание обжигает. Я вздрагиваю.
— Тсс, — шепчет он и покрывает поцелуями мою шею, спускается к ключице, чуть прикусывает ее.
Со мной происходит что-то невероятное. Мне безумно приятно и безумно страшно одновременно. Я могу представить, как это будет. Но… Это же мой первый раз. Неизвестность… Да и потом, вдруг я сделаю что-то не так? Заметив, что я напряжен, Ян наклоняет мою голову к себе, заглядывает в глаза:
— Что, котенок?
— Я… — сглатываю. – Мне не по себе.
Парень внимательно смотрит на меня:
— Ты веришь мне?
— Да.
— Тогда ничего не бойся.
Киваю. Все еще дрожу. Он целует меня, вкладывая в поцелуй не только нежность, но и невысказанные слова. Мне становится тепло, почти жарко. Его язык танцует у меня во рту, одна рука зарывается мне в волосы, другая притягивает к себе все сильней. Я уже фактически лежу на нем. Голова кружится. Не знаю, может от шампанского, может от происходящего. Я чувствую эрекцию парня и заливаюсь краской. Хорошо, что в полутьме он не видит этого. Вдруг понимаю, что застыл, как бревно. Что же это я? Робко обнимаю Яна, он в ответ прижимает меня сильней, стиснув в объятиях. Затем вдруг подхватывает и несет на кровать.
Оказавшись на кровати, я смотрю, как он снимает с себя пиджак, рубашку, остается в футболке. Не успеваю испугаться, потому что он опускается рядом со мной и продолжает меня целовать. Его руки скользят по моему телу, касаясь всего, кроме бедер. Это выглядит почти целомудренно, потому что я в одежде, и парень не пытается ее снять. Он никуда не торопится, поцелуй за поцелуем убирает мой страх.
— Ты так приятно пахнешь, — он утыкается носом в мою ключицу и с наслаждением втягивает воздух, — не бойся, маленький.
Его уверенные движения постепенно меня успокаивают. Я уже сам тянусь к нему, прижимаюсь, улыбаюсь, когда его язык очерчивает круг на моем животе. Ян медленно задирает мою рубашку, открывая себе доступ к коже, целуя каждый сантиметр, лаская его языком. Он касается моих сосков, и я вскрикиваю. Кто бы мог подумать, что это так приятно? Словно маленькие разряды по телу. Ян усмехается и стаскивает с меня свитер. Голой спиной я что-то чувствую на покрывале, удивляюсь, оборачиваюсь. Вся кровать усыпана лепестками роз! Как же я раньше этого не заметил? Тонкий, сладкий запах… Я с нежностью и большим рвением целую Яна, мне так приятно, что он сделал все это. Его руки гладят мои, опускаются и прижимают мою ногу к его бедру. Он отрывается от меня, шепчет жарко:
— Я хочу тебя, малыш…
И я понимаю, что готов. Расстегиваю ремень на брюках. Вернее, пытаюсь. От дрожи в руках ничего не получается. Ян смотрит на мои попытки, потом его теплая рука накрывает мои и помогает. Оставшись без одежды, я не чувствую неловкости. Тянусь к нему, стаскиваю его футболку. Какой же он красивый. Самый прекрасный из всех, кого я знал. Ян сам снимает оставшиеся вещи, так нежно мне улыбается. Против воли я смотрю вниз и вижу совсем не маленького размера член.
— Э, — протягиваю я. – А ты уверен, что у нас получится?
Он проследил за моим взглядом и ухмыльнулся:
— Это комплимент?
Его руки тянутся за тюбиком, который стоит на прикроватной тумбочке.
— Н-наверное.
Возбуждение меркнет. Снова мне страшно. Начинаю дрожать. Ян вздыхает, но смазывает пальцы, прижимается ко мне, опьяняюще сладко целует. Постепенно я забываю о его большом члене, о том, что он намеревается побывать им во мне. То, что смазка рядом, лишь доказывает необратимость. Почему есть люди, которым повезло во всем? Ян красив, богат, умен, у него куча достижений, и, к тому же, такой член. Где справедливость? Задумавшись, я пропустил тот момент, когда Ян подобрался к моему отверстию и резко засунул в меня два пальца. Я вскрикнул, выгнулся, инстинктивно попытался отодвинуться, но парень, предвидя это, крепко обхватил меня.
— Не очень деликатно, — охнул я. В уголках глаз собрались слезы.
— Прости, котенок, — без раскаяния ответил он. – Ты о чем-то задумался, вот мне и захотелось тебя отвлечь.
В его голосе были нотки обиды. Черт. Я невольно улыбнулся. Мало ли что мог себе подумать Ян, быть может, что я думаю о другом. Или о другой… Он же помнит о Тае… Но мне это понравилось. Ревнует? Я коснулся его губ, прошептал:
— Прости, я просто нервничаю. У тебя… м… большой… ну…
— Счет в банке?
— Нет, — смущаюсь я. Он же понял.
— Тогда что? – смеется он, и его пальцы внутри меня начинают двигаться. Поглаживают кольцо мышц, стенки. Я морщусь.
— Ну, это, твое достоинство.
— Мое достоинство? – на его лице хитрое выражение. – У меня их много. Прекрасное чувство юмора, к примеру.
Я выдыхаю сквозь зубы, потому что чувствую, что давление возросло – добавился еще один палец. Стараюсь не напрягаться, думаю, что ответить. Мысли никак не собираются в предложения.
— Я говорю о… — это уже больно, утыкаюсь лбом ему в плечо, — твоем… члене.
— Сказал, наконец-то, — Ян прикусывает мочку моего уха. – Какой стеснительный. Ты не можешь произнести слово «член»? Забавно.
— Произнес же… Черт! – шиплю я.
— Маленький, расслабься, тише, обещаю, дальше будет приятно.
Хотелось бы верить. Я выдыхаю и позволяю пальцам подготавливать меня. Предпочитаю не думать о том, что будет дальше. Тут до меня доходит, что он просто заговаривал мне зубы, чтобы отвлечь. Как мило… Чувствую, как пальцы покидают меня. Напрягаюсь. Ян тянется за презервативом и натягивает его, возвращается ко мне, разводит ноги. У меня легкая паника. В горле пересохло.
— Ян, — хриплю я, готовый убежать.
Он придавливает меня своим телом к кровати.
— Ян! – мне страшно. Мне действительно страшно.
— Котенок, — вдруг спрашивает парень, глядя мне в глаза, — ты точно девственник?
А не видно по моему белому лицу? По тому, как я весь сжимаюсь и дрожу? Но сил, сказать все это, нет, я лишь киваю.
— Хорошо.
С этим словом он приставляет головку к входу и пытается проникнуть в меня. У него ничего не получается. Ни с первого раза, ни со второго, ни с третьего. Я так зажался, что, наверное, и литр смазки не поможет.
— Тём, — он устало вздыхает. Я понимаю, что ему тяжело себя сдерживать. – Я не обижу тебя, расслабься, пожалуйста.
Чтобы услышать от него «пожалуйста» я был готов на многое. Я замер. И ощутил, как меня затопляет волна нежности. Ян не хочет, чтобы мне было больно. Ян заботится обо мне. Почему-то всхлипываю и киваю. Стискиваю зубы, когда он проникает в меня. Давление ужасно. Хочется убежать от этой пытки. Но я терплю. Скулы сводит, пытаюсь дышать через нос, ничего не вижу перед собой из-за слез.
— Все, — зачем-то сообщает он, и я чувствую его скользящие движения внутри. Твоюжешьмать! Это так больно! Меня никто не предупреждал! Какой идиот может получать от этого удовольствие?
— Сейчас… — он чуть меняет угол и перед глазами все вспыхивает. Боль не ушла, но к ней добавилась горячая пелена, накрывшая низ живота. Я застонал прямо в рот парню, который наклонился, чтобы меня поцеловать.
— М-м, — протянул он, в очередной раз задевая что-то уже пульсирующее внутри. – Таким ты мне больше нравишься…
Если бы я что-то и хотел ответить, то не смог бы. Не понимаю, как Ян еще может говорить? Меня хватало только на то, чтобы не кричать. Я сам не заметил, что впивался ногтями в спину парня, то ли притягивая его к себе, то ли отталкивая. Я стонал так, что не узнавал себя, я извивался, как уж, попавший в ловушку. Глаза застилали пот и слезы, которые, почему-то не переставая шли. Это было не просто хорошо. Это было прекрасно. Размеренные толчки Яна, его частое дыхание, его полуусмешка-полуулыбка, его непривычная нежность в глазах. С удивлением я понял, что скоро кончу. Мой член, зажатый между нашими телами, налился кровью и был мокрым от смазки, выступившей из него. Неожиданно Ян остановился.
— Что? – вырвалось у меня. Он не должен прекращать!
Парень внимательно посмотрел на меня:
— Ты меня любишь?
— Что? Ян, ты… Я…
— Отвечай, — приказал он, медленно двинув бедрами. Я взвыл. Ну как так можно? То, что было в моей голове, куда-то делось. Я беспомощно смотрел на Яна, совершенно не понимая, что происходит. Он терпеливо ждал, еле двигаясь, доводя этим до исступления, только его напряжение выдавала капелька пота, скатившаяся по виску на щеку.
— Ян… — прошептал я. – Я… наверное, я действительно люблю тебя…
В его глазах промелькнуло нечто похожее на триумф, а вместе с тем и разочарование. Я ничего не понял, хотел спросить, но он уже целовал меня, с каждой секундой убыстряя темп. Я забыл обо всем, только повторял, что очень люблю его.
Все кончилось внезапно. Я как будто перенесся куда-то в другую вселенную. Парил в облаках и в темноте. Часть меня была там, в гостиничном номере, а часть была далеко-далеко. Ян упал на меня, а потом скатился и натянул джинсы. Я недоуменно смотрел, как он надевает футболку, не понимая, зачем так быстро срываться куда-то? Можно же еще полежать, обняв друг друга…
Вспыхнул свет под потолком. Я слепо заозирался, и мое сердце рухнуло вниз. У двери стояли Марат и несколько его сподвижников. Ян при виде их лишь усмехнулся.
— Поздравляю, Ян, ты бесподобен. Заставить девственника кончить в первый раз, — Марат хлопнул пару раз в ладоши. Остальные с интересом разглядывали меня. А я не мог даже пошевелиться. – И наш спор ты выиграл – этот олух признался тебе в любви. Лови!
Марат подкидывает ключи, которые ловко хватает Ян и счастливо улыбается:
— Феррари, моя девочка. Спасибо, дорогой, приятно иметь с тобой дело.
— С тобой приятно тоже, такое шоу. Да еще и с трахом.
Все смотрят на меня. Я сижу, как истукан, и не могу пошевелиться. До меня доходит неспешно, медленно, словно сквозь толщу воды. Не верю… Этого просто не может быть. Окончательно приводит в чувство равнодушное лицо Яна, когда я с мольбой смотрю на него. Я бы даже поверил, если бы он сейчас сказал, что это все неправда. Шутка, розыгрыш. Но он не сказал. Жесткая усмешка, колкий взгляд. Презрение. Воздуха не хватает. Все кружится. И я ощущаю разливающийся пронзительный холод внутри.
— Ладно, я пойду, — Марат машет ручкой и уходит.
Остальные остаются. Один из парней спрашивает:
— Ян, а можно нам его?
Ян долго молчит. И я уже уверен, что его ответ будет положительным. Мне все равно, даже если они меня всей толпой разложат тут. Я даже бы не сопротивлялся. Но Ян говорит короткое «нет», и они с сожалением оставляют нас наедине.
Я понимаю, что не могу находиться с этим человеком в одной комнате, его присутствие будто душит. Встаю, натягиваю свою одежду, путаюсь в ней, надев рубашку навыворот, но это же неважно. Руки не дрожат. Просто холодно. Убегаю, хлопаю дверью. Мне кажется, или мое сердце перестало стучать?
***
Подхожу к своему дому и долго сижу на лавочке, продрогнув до мозга костей. Холода внутри нет. Как и ничего. Пустота. Давящая пустота. Я не плачу, не кричу. Тупое равнодушие. Поднимаюсь и иду домой. Батя спит. Пробираюсь к себе в комнату и отрубаюсь сразу же.
Просыпаюсь от собственного крика. Лицо мокрое. Я жалобно всхлипываю, и внутри меня будто что-то прорывается. Безутешно рыдаю, захлебываюсь, ору. Прибегает папа, ничего не может понять. Отвешивает мне оплеуху. Потом прижимает к себе и укачивает, как маленького. Затем бежит на кухню, возвращается со стаканом коньяка наполовину полным. Как-то вливает спиртное в меня. Оно обжигает желудок, заставляет кружиться голову, все плясать перед глазами, которые слипаются.
— Папка, — шепчу я. – Я не могу там больше учиться, забери меня, пожалуйста.
— Хорошо, Тём, хорошо.
Он сидит со мной, пока я не засыпаю. Может мне показалось, но вроде бы я слышал горькое «прости».
Март. Часть 2
2 марта
Меня теребят за плечо.
— Тёмка, вставай.
Открываю глаза. Папа. Свежий, выбритый, в костюме. С обеспокоенным выражением лица.
— Фух, я думал, с тобой что-то случилось.
Не понимаю, пока мой взгляд не падает на часы. Двадцать два пятнадцать. Я проспал весь день? Странно, но это никак не трогает. Мне все равно. Внутри все та же пустота. Наверное, теперь навсегда.
— Тём, я сделал, как ты хочешь. Ты больше там не учишься. Я перевел тебя обратно.
Киваю. Забавно, это уже неважно. Я бы ходил и туда.
— Пошли кушать?
Снова киваю. Встаю и охаю от резкой боли в заднице. Чудесно. Сжимаю зубы на обеспокоенный папин взгляд и иду в ванную.
На ужин у нас деликатесы – курица-гриль, красная икра, мой любимый ананас. Благодарю папу. Ем и не чувствую вкуса. Как будто кусок картонки жую.
Смотрим до полуночи телевизор, какая-то юмористическая программа. Папа хохочет, а я сижу с каменным лицом.
После лежу в кровати и не понимаю, почему мне не больно? Я отлично помню все, что произошло вчера. Это… предательство, если можно так назвать, хотя этого слова бесконечно мало. Все это напоминает неплохой американский фильм «Жестокие игры», там вроде главного героя звали Себастиан. Так почему же нет боли? Кусаю себя за запястье. Почти ничего не чувствую. Пожимаю плечами и приказываю себе спать.
4 марта
В старой школе все по-прежнему. Ребята рады меня видеть, чего не скажешь об учителях, по-моему. Я всех обгоняю по программе. Мой английский безупречен, по сравнению с остальными.
Пусто.
После школы меня зовут погулять, отказываюсь, бреду домой, делаю уроки, кушаю, смотрю телевизор.
В кровати проверяю, могу ли я еще чувствовать что-нибудь – кусаю себя за запястье как можно сильней. Едва больно, несмотря на яркий отпечаток.
Спи.
7 марта
Мне не снятся сны. Это я понял сегодня. А раньше часто снились. Одноклассники называют меня зомби, и ведь они недалеки от истины. В школе сижу на задней парте, почти не отвечаю на вопросы, только когда меня вызывают к доске и то едва раскрываю рот. Дома так же. Сделаю уроки, беру книгу, делаю вид, что читаю, а сам часами сижу на одном месте и ловлю себя на том, что даже мыслей нет никаких.
15 марта
Значительно потеплело. Сегодня урок физкультуры был на улице. При пробежке я упал прямо в лужу. Все засмеялись, но почему-то их смех резко оборвался, когда я поднялся с невозмутимым лицом.
Отпустили пораньше домой. Опять меня куда-то звали. Не хочу.
Плетусь с безразличием ко всему. У своего дома вижу знакомую шикарную машину. Ни отголоска эмоций. Ян выходит из нее, чуть шатаясь. Я сразу понимаю почему – от него разит спиртным. Он оглядывает меня, я смотрю в сторону.
— Привет, — зачем-то говорит он.
Закрываю крепко-крепко глаза на секунду и резко открываю. Так, что я здесь стою? Нужно домой. Обхожу его, иду в подъезд, поднимаюсь уже на второй этаж, как входная дверь с грохотом открывается, влетает Ян. Тяжело дышит, стоит ниже меня на ступеньку. Это уравнивает нас в росте. Равнодушно отмечаю его спутанные волосы, лихорадочно горящие глаза.
— Тёмка… — шепчет он. – Я не могу без тебя…
Даже не морщусь от перегара.
— Я постоянно думаю о тебе. Постоянно. Тёмка, я…
Пусто. Никакого отклика. Разворачиваюсь и делаю еще шаг, прежде чем теплая рука сжимается на моей. Не пытаюсь вырваться, прикосновение не обжигает, как раньше.
— Тём, я такой идиот, — он порывисто меня обнимает. Прижимается щекой к моей груди. – Тём…
Почему он повторяет без устали мое имя? Отстраняюсь. Ни слова не говорю.
— Тёма… — в его глазах будто бы отголоски боли. Это ложь. Такие люди не испытывают таких чувств. – Забери ее.
Парень копошится в карманах и достает брелок. Как я догадываюсь от Феррари. Засовывает его мне в руку. Сжимаю его до боли. Металл врезается в кожу. А затем медленно делаю три шага до мусорного бака и выкидываю ключи туда. Ян меняется в лице, ничего не говорит. Я поднимаюсь к себе в квартиру и делаю уроки. Потом смотрю телевизор. Лишь когда приходит папа, я вспоминаю, что забыл поесть и ужинаю с ним.
17 марта
Ян ждет меня на лавочке у подъезда. Прохожу мимо, иду в школу. Он шагает позади. Без перерыва курит. Встречает меня после школы, так же провожает домой. Ему делать нечего?
24 марта
Это продолжается неделю. Одноклассники начали спрашивать, не мой ли это поклонник. Ничего им не отвечаю. Его присутствие начало меня раздражать. И ничего больше. Так относятся к мухе, которая летает по квартире и жужжит. Вроде и подняться за мухобойкой неохота, а вроде и не дает сосредоточиться.
Что со мной? Почему я ничего не чувствую? Не хочу разбить его самодовольное лицо? Чтобы он захлебывался своей кровью? Как следует дать в живот? Чтобы он хватал воздух ртом, чтобы перед глазами потемнело? Я жив вообще? Иду в ванную и умываюсь. Ледяной водой. Тру щеки. Бледность достала. Мой взгляд натыкается на лезвие от папиной бритвы. Знаю, это не решение, но так хочется ощутить себя живым. Оно мягко рассекает кожу, выступает кровь, капает вниз, в раковину. Слизываю каплю и снова раздражаюсь. Ничего! Не больно почти. Еще раз провожу лезвием по запястью. Печет. Хочу быть живым. Но, видно, не судьба.
29 марта
Это уже как маленький ритуал. Ян провожает меня до школы и обратно, а потом я сижу в ванной и наблюдаю, как кровь капает из раны на запястье. Это не больно. Почему не больно? Я хочу жить, понимаю, что живые испытывают боль.
***
Сегодня воскресенье. В школу не нужно. Я не увижу Яна. Эта мысль не вызывает никакого отклика в душе. Папа весь день работает, звонил, будет поздно. Сказал варить пельмени. Но за ними нужно сходить в магазин. Одеваюсь, спускаюсь вниз и натыкаюсь на Яна на привычном месте. По его виду можно предположить, что он рад меня видеть. Робкая надежда. Ян робкий?
В магазине очередь. Он стоит на улице и курит. Помятый, серый, с синеватыми тенями под глазами. Интересно, как я выгляжу? Так же? Хватит. Внезапно это слово вырывается из глубины моей души. Мне надоело. Больше не хочу его видеть. Никогда. Ну их на фиг эти пельмени. Почти выбегаю из магазина. Ян удивлен, видя, что я направляюсь к нему. Чеканю, глядя в его глаза:
— Оставь меня в покое. Не смей больше появляться в моей жизни. Убирайся.
— Тёма… — шепчет он.
Разворачиваюсь на пятках и почти убегаю. Он бежит следом:
— Выслушай меня, пожалуйста.
— Пошел к черту, — не замедляю ход.
— Тёма!
— Оглох? – равнодушно интересуюсь я.
— Тема, всего пять минут, — его тон просящий. Но и это меня не останавливает. Тогда Ян хватает меня за руку, попадает на запястье, и я шиплю от боли. Его глаза становятся круглыми, в них зажигается огонек подозрения, он, не обращая внимания на мои попытки вырваться, закатывает рукав куртки и замирает, видя темные полосы ран на моей коже.
— Ты… Тёма…
Не понимаю, но он улыбается. Это выбивает меня из колеи.
— Что смешного? – я кидаюсь к нему.
— Ты… тебе больно.
— Мне не больно, идиот! Не больно! Поэтому я это и делаю! Чтобы мне было больно! Но ничего не чувствую! – меня прорывает. Я еще что-то кричу, а он лишь продолжает глупо улыбаться. Меня это бесит, я замахиваюсь и ударяю его. Тут же кричу от боли в костяшках. Что у него за лицо такое? Железобетонное! Он смеется. Я ударяю еще раз, у него идет кровь из носа. Но он как будто этого не замечает. Мне становится обидно, внутри все горит. Я, не соображая, ору:
— Чертов ублюдок! Мудак! Я ненавижу тебя! Ты самый ужасный человек из всех, кого я знаю! Ну что ты смеешься?!
— Тём, лучше кричи на меня, бей, но не делай вид, будто меня нет. Я заслужил все это. Я не знаю, как это все исправить, я…
Теперь смеюсь я, истерично:
— Исправить? Ты с ума сошел? Ты меня уничтожил! Уничтожил все!
Когда я стал плакать? Откуда эта боль, будто меня придавило не меньше, чем парой тонн? Я стал задыхаться. Сделал пару шагов, шатаясь, до стены дома и облокотился о нее.
— Тём, что с тобой? Как ты? – взволнованно, испуганно.
— Как, блин? Как истеричка, идиот, — я беру себя в руки. Как же чертовски больно, как же ноет в груди…
Смотрю на него, у Яна все еще идет кровь, заливая его бежевое пальто, рубашку. Сегодня же воскресенье, почему он в форме?
— Тёма, — он тянется ко мне, но в последний момент одергивает руки.
— Уходи, — устало говорю я. Сил нет.
— Нет…
— Уйди. И больше никогда не приходи. Ты ничего не изменишь. Ты для меня умер. Пойми ты это.
Он меняется в лице. Пытается сказать, что не верит, но я повторяю свои слова о смерти. На нас уже оборачиваются прохожие, останавливаются. Я отлепляюсь от стены и медленно бреду домой.
К лезвию я больше не прикасаюсь.
***
Ян исчез на неделю. Эту неделю я вел себя как пятнадцатилетняя девчонка с бурлящими гормонами. Кричал в бессилии на бездушные стены, размазывал сопли, и чувствовал себя жутко несчастным. Да, теперь я потихоньку оттаивал. Даже сны стали сниться. Только не знаю, хорошо это или плохо.
Когда я выносил мусор, соседка тетя Валя осторожно поинтересовалась как я. Слышала мои стенания, наверное. Ничего ей не ответил, ушел к себе. Учиться стало невозможно. Я думал только о Яне и о том, как таких людей земля носит. Урод, ублюдок, ненавижу. Вспоминал наш первый раз, ту бурю эмоций, это несравнимое чувство полета, которое сменилось отчаянием и пугающей пустотой. Хотелось бы мне, чтобы этот мудак испытал все на себе.
Апрель
1 апреля
— Тём, — окликивает меня знакомый голос. Вздрагиваю. Из глубины души поднимается злость. Сжимаю зубы и оборачиваюсь. Ян стоит, чуть опустив голову, с виноватым выражением на красивом лице. Он не в форме, несмотря на понедельник. В водолазке и джинсах. Сжимаю руки в кулаки, едва сдерживаю себя, чтобы не врезать ему.
— Мы можем поговорить? – спрашивает он несмело. Что-то Ян сам на себя не похож: взгляд побитой собаки, нерешительность. Где же мой грозный хозяин, готовый жестоко наказать за любую оплошность?
— Нет.
— Я прошу тебя…
Еще и просит, мудак.
— Нет, — я не думаю, не колеблюсь, не переживаю. Я хочу, чтобы он исчез из моей жизни раз и навсегда.
— Тёма, скажи мне, как я могу все исправить? – это отчаяние в его голосе?
— Никак.
— Тёма, я не отступлюсь. Я понимаю, что я поступил ужасно, но когда тебя не стало в моей жизни, все поменялось. И я понял, что так не хочу, мне нужен ты.
Смотрю на него без эмоций. Как я мечтал раньше услышать такие слова… А теперь… Все равно.
— Тёма, пожалуйста, я готов на все.
Сумасшедшая мысль приходит мне в голову. Безумная. Не моя. Я ей не верю, но чем больше думаю, тем соблазнительней она кажется. Готов на все? Я усмехаюсь и произношу:
— Точно на все?
Он кивает, не верит, что я делаю к нему шаг.
— А как на счет побыть снизу?
Это не я произнес. Это кто-то внутри меня. Ян бледнеет, понимая смысл. Да, я прекрасно помню, как ты, урод, говорил, что никогда не будешь снизу.
— Ты сказал, что готов на все, — холодно напоминаю я, наблюдая за его эмоциями.
— Да, — он сглатывает. Конечно, такого он не ожидал.
— Значит, нет? Так и думал, ты трепло, Ян, и даже не отвечаешь за свои слова.
Хочется плюнуть в это красивое лицо, но я еле сдерживаюсь, разворачиваюсь, ухожу. Вдруг слышу слабое:
— Я согласен.
Будто он сам не верит тому, что произнес это вслух. Замираю. Ян согласен, чтобы я его трахнул? Ха, не верю. Но проверю. Бросаю ему, чтобы он следовал за мной и иду домой. Ни разу не оборачиваюсь. Почему-то надеюсь, что он уйдет. Но он поднимается за мной на мой этаж и мне приходится пропустить его в квартиру. Смотрится он тут так же неуместно, как и средневековая китайская ваза, сокровище эпохи, в туалете на вокзале. Снимаю свою куртку, вешаю. Ян, помедлив, снимает пальто, тоже вешает. Смотрит на меня с таким чувством, что у меня против воли что-то щемит в груди. Хватит. Он ублюдок. Нельзя верить его эмоциям. Иду в гостиную, сажусь на кресло. Он замирает у входа. Ей Богу, впервые вижу его нерешительность.
— Ну, что застрял, — ухмыляюсь я. – Иди, становись передо мной.
Ян делает несколько шагов.
— Ты не понял, — смеюсь я. – На колени.
Вот сейчас он сбежит. Пошлет меня, может даже. Смотрю на него пытливо, с интересом. Ян тяжело вздыхает, прикусывает губу и опускается на колени.
Не верю увиденному. Пару секунд прихожу в себя. Вот как это, когда у тебя есть питомец. Необычное чувство. Ян, великий, самый крутой парень, стоит передо мной на коленях.
Власть.
— Снимай водолазку.
Он подчиняется, стягивает ее, откидывает в сторону. Вижу, как по его телу пробегают мурашки.
— Ползи.
Боги, он становится на четвереньки и ползет ко мне. Внутри меня все замирает. Он кладет свою голову мне на колени. Вижу бешено пульсирующую венку на его шее. Зарываюсь руками в его волосы, дергаю на себя, заглядываю в глаза. Там и ни следа унижения. Только надежда. Он несмело, ошарашенный своим же действием тянется ко мне, касается моих губ своими. Вижу, как собираются соленые капельки в уголках его глаз от того, что я сильно оттягиваю его волосы назад. Не отвечаю на поцелуй. Дергаю его голову назад, заставляя его выгнуться. Он судорожно выдыхает.
— Я еще не закончил.
Откуда столько льда в моем голосе? Он пугает даже меня.
— Раздевайся.
Слово будто бьет по лицу. Он отшатывается. Но раздевается. Снимает джинсы, помедлив, носки и трусы. Он не выглядит униженным. Он все равно будто король. Как же это бесит… Я точно ненавижу его.
— Иди ко мне.
Его покорность сводит с ума. Он замирает в нерешительности в паре сантиметров от меня, смотрит в глаза. Рука сама поднимается, и я отвешиваю ему звонкую пощечину. Потом сгребаю и целую. Скорее не целую, а кусаю. Почему… Почему так стучит сердце? Почему хочется делать это дальше? Почему я никак не увижу того, что хочу увидеть, почему нет унижения в его глазах?
Сдергиваю с себя джинсы с нижним бельем. Испуг? Правильно. Встаю с кресла. Никаких лепестков роз и свечей. Унизительная поза. Да.
— Обопрись руками о кресло.
Ян понимает. Колеблется. Ну почему я так возбужден? Почему я так хочу его? Почему меня заводит то, что я никак не могу сделать ему больно?
— Давай! – терпение на исходе. Я едва контролирую себя.
Парень становится в указанную позу и опускает голову. Вот она, его задница полностью в моем распоряжении. Плюю на руку и размазываю слюну по ноющему от напряжения члену. Приставляю головку к его входу. Внизу живота все горит. Надавливаю, хватаю его бедра, тяну на себя. Он так громко вскрикивает, что, наверное, слышат все соседи. Начинает трепыхаться, но я чувствую лишь одно – что должен полностью войти в него. Не понимаю ни слова, не обращаю внимания на его барахтанье. Откуда у меня столько сил? Это же Ян, он сильней меня. Но я сейчас одной рукой давлю на его поясницу, и это не дает ему возможности шевелиться. Вот, я вошел. Кажется, он поскуливает. Каждое движение будто обжигает. Он тесный, тугой. Интересно, он все же девственник? Мысль о том, что, быть может, я у него первый, окончательно сводит с ума.
Дальше его тихие вскрики, какие-то невнятные слова, кровь, смешанная со спермой... Неожиданный конец. Словно в прорубь кинули. Смотрю на содеянное. И не верю.
Меня трясет. Я отползаю, забиваюсь в угол. Медленно поднимается душащий ужас, и я закусываю до крови губу. Что я натворил? Я ничтожество. Ничем не лучше его. Мне так больно, будто это все совершили со мной. Я закусываю руку. Ненавижу себя. Это я ублюдок.
— Тёма, — теплые руки обнимают меня.
Я не верю.
Смотрю в его бледное лицо, в глубокие серые глаза, полные боли и обиды. Что я могу сказать? Прости? Горько, так горько, будто рот полон желчи. Он прижимает меня к себе, сам дрожит, но прижимает.
— Ян, Ян, Ян… — без конца повторяю его имя, потому что не могу произнести вслух это дурацкое «прости», которое ничего не изменит
Мы долго так сидим. Не знаю сколько, когда я окончательно замерзаю, то тяну парня вверх. Он шатается, морщится.
— Тебе нужно в душ, — шепчу я.
— Не хочу, — он хватает меня за руку, боится, что я выдерну ее.
Помогаю ему дойти до моей спальни. Это все нереально. Чтобы он спал в моей кровати, после всего, что я с ним сделал. Но он спит. Ложится, обхватывает меня и засыпает. Я глажу его по волосам, что-то шепчу, понимая, что уже ничего не исправишь. Безнадежно. Противно. Все еще горько. Я засыпаю сам через некоторое время, а будит нас батя.
***
Надо мной крики. Ничего не понимаю. Открываю глаза. Вижу разъяренного отца, растерянного Яна, кутающегося в одеяло. Вот он обводит взглядом кровать, меня и вздрагивает. Его лицо меняется. Он отползает от меня подальше, а потом вдруг как-то криво усмехается. Встает, ничуть не стесняясь своей наготы. Вижу засохшую кровь на его бедрах. Папа тоже ее видит и резко замолкает. Едва переставляя ноги, Ян идет в гостиную, одевается там. Подскакиваю, что-то натягиваю на себя. Наталкиваюсь на его взгляд, полный презрения.
— Ян, — в горле пересыхает. Нет, я не думал, что он забудет все, что произошло вчера, но… Только не эта маска, словно он меня не знает.
— Что? – его голос такой же как и прежде. Таким голосом только приказы отдавать.
— Я…
— Ты здорово прояснил мне всю ситуацию, Тём. Я уж, идиот, подумал, что влюбился. Представляешь? – он смеется. Радостно так. – Впервые в жизни влюбился. Да и в кого? В такого бедняка, олуха, как ты. А, оказывается, это не так. Спасибо, Тёма.
Это настолько искренне, что я не могу стоять. Прижимаюсь к косяку.
— Знаешь, ты ведь даже заставил меня гордиться собой. Я тебя зауважал. Не такое ты и дерьмо, Тёмка. Очень достойный молодой человек. Молодец, далеко пойдешь, только молись, чтобы наши дорожки не пересеклись.
И Ян уходит, задевая меня плечом. Как он может, ковыляя, с ноющей задницей, сохранять столько собственного достоинства? Отец будто онемел. Я иду в ванную за тряпкой, мочу ее, а затем пытаюсь оттереть пятно крови на ковре.
20 апреля
Жизнь потихоньку вошла в свое прежнее русло. Правда, отец со мной почти не разговаривает, но это ничего. Тяжело смириться, что его единственный сын - гей.
Каждую ночь я думаю о Яне. Он никогда мне не простит того, что произошло. А я, поразмыслив, пришел к выводу, что вообще-то, после всего, что он делал другим – это карма. Мне нравилась эта мысль. Она будто делала меня лучше. Мне надоело корить себя, я просто понял, что я не идеальный, благородный рыцарь, стойко выдерживающий насмешки судьбы и живущий по своим нерушимым принципам. Я просто человек.
Ага.
Следующей ночью я распекал себя как мог. Я ублюдок, урод и просто ничтожество. Мне хватило ума поменять телефонный номер, выкинуть все, что напоминало о Яне. Даже мысль о нем причиняла немалую боль, а ведь это всего лишь мысль. Мы два идиота, которые разрушили самое чудесное, что могло возникнуть между двумя людьми.