Меньше, чем смерть

Глава 1 Неправильный отпуск

Сову разбудили.

Одиннадцать месяцев в году человека будят писк будильника и собственный страх опоздать на работу. Одиннадцать месяцев люди добровольно принимают эти утренние страдания ради будущего удовольствия дожить наконец до отпуска и уж там-то просыпаться медленно и со вкусом. Долго потягиваться в постели, сладко зевать в потолок, предвкушая завтрак, но не торопясь к нему. Лениво планировать дневные развлечения, тешить себя заслуженным бездельем.

Быть разбуженным уже и само по себе неприятно. А во время отпуска насильственное прерывание сна приравнивается к преступлению средней степени тяжести, так как посягает на устоявшиеся представления рядового обывателя о хорошем отдыхе.

Ментальный сигнал вызова, разбудивший Сову, был столь энергичным, что по полушариям мозга немедленно распространилась неприятная зудящая вибрация. Сова хотела было поморщиться, но мышцы лица, уютно впечатанного носом в подушку, онемели и не повиновались. В надежде, что ее оставят в покое, она попыталась притвориться крепко спящей. Но вызов лишь стал настойчивее. Кто бы это с утра? Организм, выдернутый из сна раньше положенного срока, мстительно отреагировал на вибрацию легким приступом тошноты. «Поделом, — укоризненно попеняла себе Сова, делая глубокие вдохи и энергичные выдохи, чтобы хоть как-то справиться с мутью в желудке. — Поделом же тебе за вчерашнее!»

Сигнал вызова продолжал терзать мозг. Кто-то упрямо требовал ментального контакта, и уже не было надежды, что у такого будильника когда-нибудь закончатся батарейки. Сова застонала и засунула голову под подушку, но он, назойливый и требовательный, зудел в затылочной части черепа, начисто лишая возможности снова заснуть.

«Господи, это никогда не кончится! Сейчас я встану. Возможно».

Сова пошевелила ногами, но они никак не хотели поднимать ее с кровати без помощи головы. А голове было плохо…

Ну кому она нужна в такую рань? Командор? Сова вспомнила, в каком состоянии накануне отправился спать Командор, и отмела эту мысль как невозможную. Лорис? Нет, Лорис, конечно, не одобрял их ночное похождение, но был не настолько жесток, чтобы ни свет ни заря выяснять, насколько плачевен результат.

А между тем результат был, и, как всякий результат научного эксперимента, он был неоднозначен. Конечно, проведенному вчера на базе пяти баров Киферона исследованию недоставало беспристрастности. Настолько недоставало, что категоричный Лорис, будучи идеалистом в научных вопросах, обозвал его «хулиганством, замаскированным под академичность» и отказался в нем участвовать. Ведь причина вдруг проснувшейся в друзьях страсти к познанию носила не только прикладной, но и, можно сказать, приземленный характер. Критически осмотрев плоды эксперимента, слово «приземленный» Лорис употребил вовсе не в переносном смысле.

Дело в том, что объектом исследования вновь стал аномальный трансгенетический организм Совы. Не важно, сколько еще трансогенетов гуляло нынче по просторам Федерации, но свои аномалии Сова почитала вопиющим исключением из общечеловеческой нормы: пульс в два раза реже обычного, дыхание — в полтора, биоизлучение отсутствует, кровь по цвету соответствует традиции, а вот по действию напоминает концентрированный формалин. Часть генов блокирована, другие работают по каким-то только им известным правилам. Впрочем, изучением этих отклонений занимался целый институт. У самой Совы давно уже не возникало желания погружаться в самопознание на такие глубины.

Однако, давно осознав необычные свойства своего организма, Сова до сих пор не могла смириться с ними. И первое же посещение ночного клуба на Кифероне напомнило ей, что ядовитые вещества, употребленные внутрь, на здоровье ее тела и бодрость ее духа никакого влияния не оказывают. Алкоголь в том числе. Были, конечно, в этом свои плюсы, например, такие, как невозможность отравиться просроченными консервами. Но минусы!.. Кристальная трезвость, которую во время трудовых будней можно было смело записывать в разряд достоинств, в отпуске вдруг превращалась в ощутимый недостаток, с которым только и оставалось, что глядеть незамутненными глазами на всеобщее полупьяное веселье.

Чтобы неодобрительные комментарии Совы не портили отдыха коллективу, Командора осенила спасительная идея: если в общем ментальном пространстве легко можно разделить на двоих головную боль, то почему бы не разделить таким же способом и хмель? Мысль эта была воплощена на практике в тот же вечер в ресторане гостиницы. Сначала, ради чистоты эксперимента, пока Командор вливал в себя спиртное, Сова пила только соки, но в третьем по счету баре, когда состояние их совместного опьянения считалось уже доказанным подоспевшим патрулем, про чистоту эксперимента друзья благополучно забыли. Наутро четвертый бар Сова припоминала как-то расплывчато, а в существовании пятого вообще сомневалась. Путь в гостиницу уже целиком состоял из домыслов: она не помнила, как они с Командором добрались до номера. Предстояло выяснить, кто кого нес.

От ее жалобных стонов вызов не прекратился. «Зеркало мне! — несчастным голосом попросила Сова. — Зеркальце…» Но гостиничный «домовой» остался глух к невнятному бормотанию из-под подушки. Наверняка, это был бывалый «домовой», повидавший на своем веку и не таких постояльцев, которые закалили его электронный характер, отучив реагировать по утрам на плохую дикцию. Сова прислушалась, на мгновение сдержав стенания. Нет, вокализор молчал. Никаких вежливых приглашений «уточнить задание», никаких услужливых сообщений «выполнено». Определенно, домовой ее игнорировал.

«Зеркало…» — настойчивее потребовала Сова.

«Выполнено». — Мерзкий домовой соизволил все-таки включить плазменное зеркало в рамке у туалетного столика. Но к столику еще нужно было добраться. А для этого, как минимум, встать.

Так, давай, Сова, давай! Одеяло в сторону… Ноги с кровати… Голову из-под подушки… Мелкими перебежками… Не надо ронять мебель! Стул, наконец-то! «Сфокусировать зеркало… Между прочим, что это у меня с лицом?»

Она с облегчением выпустила сигнал из своего несчастного черепа прямо на отражающую поверхность. Зеркало помутнело.

— Не вижу, — брюзгливо сообщила Сова вызывающему.

Плазменная поверхность зарябила, как испорченный дисплей, и из разноцветных рваных пятен, будто нехотя, слепилось изображение знакомого монументального лица.

— А… — Сова не удивилась и не обрадовалась. — Чего так рано-то? Прошло всего пятнадцать дней отпуска.

— Ну и видок у тебя! — заметил собеседник вместо приветствия.

Сова с трудом приоткрыла второй глаз и воззрилась на Магистра обоими. После пятнадцати дней, что они не виделись, ничего нового в его лице ей обнаружить не удалось. Высокий лоб, расчерченный параллелями и меридианами благородных морщин. Какой-то особенный, только Магистру присущий наклон головы, словно он с минуты на минуту намеревался забодать собеседника. Взгляд исподлобья и маленький, едва заметный в обычном состоянии бледный шрам, разрезающий пополам левую бровь. Шрам этот уже лет двадцать служил людям, близко знавшим Магистра Ритора, лучшим индикатором начальственного гнева. В спокойные времена шрам скромно прятался среди морщин, ничем не напоминая о былой ране. Магистр не грешил вспыльчивостью, да это было и недопустимо на такой должности. Никогда не изменяли ему ни сдержанность в речи, ни непроницаемость лица, и лишь маленький шрам предательски краснел, указывая на тщательно скрываемое раздражение хозяина, отчего правая бровь приобретала геометрию гневно изогнутого зигзага.

Сова сверилась с показаниями шрама и внутренне напряглась: перед ней был Магистр Ритор, грозный и справедливый, как бог. Громовержец. Юпитер. Судия…

Он дал ей время осознать все это и сухо, почти без язвительности, заметил:

— Хорошо отдыхаешь.

— Как работаем, так и отдыхаем, — уже чувствуя неладное, огрызнулась Сова.

Ей иногда казалось, что они с Магистром давно истратили друг на друга весь порох и теперь устало переругиваются при каждой беседе, чтобы просто не забыть, как это делается. Каждый из них для другого был настолько предсказуем, что проигрывать заезженную пластинку их бесед от начала до конца не имело никакого смысла. Вот сейчас, например, ей достанется очередное латинское выражение, как обычно — без необходимого перевода.

— Ebrietas est voluntaria insania[1], — многозначительно заметил Магистр.

Сова обречено вздохнула:

— Спасибо, я хорошо себя чувствую. Хотя подозреваю, что вы сказали гадость.

Он промолчал. Даже отведя взгляд в сторону, Сова не могла избавиться от потребности постоянно следить за шрамом. Что у нас там дальше по сценарию? Краткая лекция о служебном несоответствии? Пропустим! Потом? Сова поерзала на стуле, устраиваясь поудобнее. Потом — приказ. После него — небольшое препирательство на тему «Почему именно я?». Препирательство бессмысленное. Спорить с Магистром о целесообразности применения ее способностей в любой операции бесполезно: он большой любитель забивать гвозди микроскопом, и возражения микроскопа при этом в расчет не принимаются. Он считает, что если микроскопом не забивать гвозди, то микроскоп потеряет форму, заржавеет и перестанет работать как оптический прибор. Поэтому Сове придется привычно и лениво разыграть вынужденное согласие.

Магистр продолжал молчать. Сова скосила глаза в другую сторону, успев отметить, что шрам ничуть не посветлел, снова попыталась умаститься на стуле — и поняла, что причина дискомфорта отнюдь не в том, что из сиденья торчит шило. Ее беспокоила слишком затянувшаяся пауза. Привычный ход беседы с начальством нарушался, и это означало, что произошло нечто такое, о чем Магистр предпочитает многозначительно молчать, а значит, — ничего приятного. И очень хотелось поскорее задать вопрос: «Что случилось?», чтобы избавиться от нервирующей неизвестности и дурных предчувствий. Но любой вопрос, сорвись он с ее языка, остался бы сейчас без ответа.

Наконец Магистр нарушил молчание — и сразу начал с приказа:

— В ближайшие часы. Вы должны. Прибыть на Базу. Все вместе. Отъезд. Не афишировать. Причину. Придумайте сами. Можете. Лететь по отдельности. Но ты. Нужна здесь первой. И как можно скорее.

Его приказы славились уникальным ритмом оглашения: вместо единого длинного ствола произносимого предложения подчиненному доставались отдельные, словно взмахом лазерного резака отсеченные поленья слов одинаковой длины. Между поленьями зияла пустота пауз. Как будто Магистру приходилось тратить время на очередной замах. Кстати сказать, свои любимые латинские афоризмы он никогда подобным образом не калечил.

— Что случилось?

Вопрос все-таки вылетел — словно против ее воли. Просто Сова не намерена была строить худшие предположения всю дорогу до кабинета начальства.

— Объяснения. Получите на базе.

— Объяснения. Я получу сейчас. — подражая его манере, возразила Сова. — Иначе вам придется официально отзывать меня из отпуска. И еще: Лорис никуда не полетит в любом случае. У него через две недели защита степени. Так что его оставьте в покое.

Сова твердо уставилась в черные провалы зрачков собеседника, из которых блеснули молнии. Буквально. И рассыпались капельками ртути с обратной поверхности зеркального плазменного экрана. В первый раз это здорово ее напугало. Говорили, что Магистр редко выходит из себя настолько, чтобы сбрасывать энергетические излишки таким демонстративным способом. Сова представила, как однажды у Магистра лопнет его знаменитое на весь космос терпение — и ей доведется увидеть настоящий фейерверк.

Выдержка не изменила. Магистр, не разжимая зубов, сообщил:

— Захват заложников. Пассажирский рейсовик. На Тонатосе. Секретная информация.

Сова поморщилась. Потерла рукой глаза. Снова поерзала на стуле. Да, хуже не придумаешь.

— Я жду вас у себя. — Магистр удостоверился/что информация воспринята, и отключился. Зеркало с запозданием отразило совиную физиономию: заспанные щели вместо глаз, короткие волосы торчат во все стороны и отпечаток шва наволочки на левой щеке. Сова полюбовалась на себя в опустевшее зеркало и кисло усмехнулась.

Одеваясь, Сова то и дело что-нибудь роняла. Все валилось из рук. Если уж день начался с Магистра — дальше может быть только хуже. Впрочем, не стоило терять надежду, что распогодится.

Не распогодилось.

Мерзкий домовой продолжал испытывать к ней явную неприязнь. Утренний гидромассаж произвел на Сову сногсшибательный эффект. Вместо тщательно отрегулированных накануне средней мощности потока и умеренной температуры воды, в тело впились сокрушительные ледяные струи. Спасибо звукоизоляции: гневный вопль жертвы остался тайной для соседей по гостинице. Зато сон как рукой сняло. Сова выбралась из душевой кабинки в состоянии, пригодном для немедленного нанесения ущерба имуществу гостиницы. Пульт управления пропустил два крепких удара кулаком в корпус. Белая рубашка, с вечера доверенная заботам гнусного домового, не лишилась ни единого пятна от вчерашних коктейлей. Если бы Сову интересовало содержимое выпитых накануне бокалов, рубашку можно было бы использовать в качестве вещественного доказательства. Но как одежда в таком виде рубашка была совершенна непригодна. Сова занесла руку для третьего удара по пульту, когда домовой елейным голосом поведал:

— Третья степень загрязнения. Устранить?

— Устраняй, паршивец, — простонала она, опуская занесенную руку. — И немедленно.

Нет, этот бытовой холоп нуждался не в третьем ударе, а в полной замене акустической системы, упорно игнорировавшей безупречное произношение коренных землян.

— Команда не распознана. Обратитесь к администратору гостиницы.

Сова, успевшая дойти до порога, в гневе развернулась и напоследок, чтобы довершить утренний комплект неприятностей, споткнулась и ужасно больно ушибла палец на ноге. Это было последней каплей.

В общем ментальном пространстве кто-то, не удержавшись, прыснул. Кутаясь в гостиничный халат и неловко припадая на раненую ногу, Сова выбралась в гостиную.

Насмешник держал в руках чашку с дымящимся кофе и улыбался ехидно и чуть виновато.

— Доброе утро? — предположил Лорис.

— Какое уж тут доброе! — Ее гнев мгновенно улетучился.

Лорис все-таки не выдержал и захохотал. Сова тоже повсхлипывала, растирая отбитый палец: было жаль себя и в то же время смешно. Лорис протянул ей чашку:

— Угощайся. А лекарство, — Лорис кивнул на стакан с зеленой мутью, заблаговременно принесенный им в гостиную, — я оставил Командору, на случай, если вы проснетесь раньше, чем я вернусь. Но как я теперь вижу, похмелье вы тоже запланировали на двоих?

Сова смущенно вертела чашку в руках.

— Что, так плохо? — Она имела в виду вчерашнее.

Лорис возвел глаза к потолку. Лорис низвел глаза к полу. Лорис в ужасе закрыл глаза, но не выдержал и расхохотался.

— Прекрати издеваться над больным человеком, — возмутилась Сова. — Ты же врач!

В этот момент дверь в спальню Командора распахнулась, и сам Командор возник в дверном проеме, предусмотрительно держась за косяк.

— Очень весело, — ворчливо констатировал он и, с сожалением расставшись с косяком, как-то слишком медленно и подчеркнуто прямо двинулся к единственному в гостиной дивану, на котором уже удобно расположилась Сова. Сопя от усилий, он сдвинул ее нога в сторону и повалился рядом. Сова участливо поднесла ему стакан.

— А, нектар… — Командор нежно погладил стакан по стеклянному боку и тут же бесцеремонно отхлебнул кофе из чашки у Совы. — Колдовское зелье. Утренняя пища богов с похмелья.

— Кстати о нашем Громовержце… — Лорис стал серьезным и недовольно посмотрел на Сову. — Почему ты решила, что я никуда не полечу?

— Какого черта! — Сова презрительно скривилась. — Нехорошо пользоваться тем, что я с утра забыла заблокировать канал.

— С вечера, — веско напомнил Лорис.

— Только не ссорьтесь, — болезненно морщась на свет, попросил Командор.

Лорис с удовольствием отметил, что эти двое морщатся и кривятся совершенно одинаково.

— Магистр прекрасно знает, что у нас общее ментальное пространство. К тому же он так шумел на вызове, что не услышать было невозможно. — Командор снова отхлебнул из чашки, пользуясь тем, что Сова забыла о кофе, и продолжил: — По крайней мере, я был бы рад не услышать. Но Сова права: какого черта? У тебя через две недели защита Спокойно защитишься — и прилетишь. Все равно переговоры пойдут не быстро.

Лорис критически осмотрел разбитую и помятую вчерашним приключением парочку:

— Да… — потянул он, — агенты из вас сейчас куда как работоспособные.

Сова представила, что придется собираться, и тоскливо пожаловалась в пространство:

— Спать хочу…

— На старте отоспитесь, — посоветовал Лорис.

Сова достала серебряную монетку с Лоданиса, отсталой родины Лориса, и легко подбросила ее. Монетка послушно упала на ладонь реверсом вверх. Довольная Сова улыбнулась:

— На старте рулить тебе, — сообщила она Командору.

— Покажи! — потребовал тот.

— Пожалуйста! — Она оскорбленно продемонстрировала раскрытую ладонь командорскому носу.

Командор взял монетку, повертел в пальцах и швырнул Лорису. Лорис поймал ее и бережно спрятал в карман.

Старт Сова проспала. На финише ее разбудил злобный невыспавшийся Командор, приволок в рубку и заставил объясняться с диспетчером. Диспетчер требовал разрешения на посадку на главной базе Ордена. Сова, не без оснований подозревая, что Магистр в режиме секретности не оформил ее официальный вызов из отпуска, партизански молчала, требуя сначала посадки. Портовая служба стояла на своем до тех пор, пока Сова клятвенно не пообещала парализовать работу причала на ближайшие двое суток. Командор язвительно поинтересовался, сколько длится карьера диспетчера после аварии на финише, и, не дождавшись ответа, ушел спать.

Заходя на финишную позицию, Сова не удержалась и мстительно сшибла ни в чем не повинную антенну. Диспетчер перенес эту утрату со смирением великомученика и не проронил ни слова. Зато на финише ей достался отдаленный тридцать второй причал, откуда до здания штаба было тащиться в два раза дольше, чем обычно, и это без всяких слов свидетельствовало об отношении диспетчера к ее выходке.

Бросив короткий взгляд на вошедшую Сову, Магистр с удовольствием отметил, что любой характер поддается умеренной дрессировке. Даже такой упрямый, как у нее. Года три назад она влетела бы в кабинет, как на сцену: с драматичными жестами и отрепетированным монологом о праве человека на отдых. Трехлетний срок оказался вполне достаточным, чтобы понять: театральные способности подчиненных начальству не интересны. Так что сегодняшняя Сова — Сова на службе, не чета вчерашней разгильдяйке, а собранная и подтянутая, облаченная в серую форму Ордена и оттого похожая на курсанта-новобранца, вошла спокойно, козырнула без позерства, уселась молчком, куда было указано, и даже легкую обреченность во взгляде продемонстрировала больше по старой памяти, ради поддержания имиджа страдалицы, лишенной половины отпуска. Магистр сделал вид, что он страшно занят. Сова сделала вид, что она страшно огорчена.

Ей не часто приходилось получать приказы лично от главы Ордена. Единственной причиной, по которой Магистр приглашал сотрудника к себе в кабинет, была лишь важность поручаемого дела. Если подчиненному довелось выслушать распоряжение верховного главнокомандующего от него самого, это означало только одно: дело находится под личным контролем Магистра, исполнители утверждаются им же.

Вводная была краткой: ей приказали отправиться в подчинение полковника Мезозойского (Сова с трудом удержалась от неуместной улыбки), дабы формально выполнять при нем обязанности помощника. На самом же деле следовало установить связь по телепатическому каналу с Командором и вести скрытую координацию действий полковника и специалистов Ордена во время переговоров о выдаче заложников. Командору надлежало остаться на центральной базе в качестве живого передатчика, Сове — немедленно прибыть на военный борт номер такой-то для отправки на Тонатос. Сова козырнула и кинулась назад, в порт.

Однако с налета попасть на военный крейсер не удалось: пропускные системы Ордена с биометрической идентификацией недолюбливали Сову еще больше, чем «домовые» дорогих гостиниц Киферона. Как биологический объект они ее воспринимать отказывались, начисто отрицая наличие нормального человеческого биополя, а энцефалограмма мозга традиционно выдавала враждебные намерения владелицы до злого умысла включительно. Биометрия, конечно, не ошибалась. Пришлось ждать у внешнего люка, пока дежурный по кораблю лично убедится в правоте техники и разрешит старшему лейтенанту Лаэрте Эвери подняться на борт. Несмотря на физические аномалии.

Старший лейтенант Лаэрта Эвери презрительно покосилась на левое плечо. Нет, новые погоны совсем не радовали. Особым шиком в Ордене считались как раз старые, потрепанные, выгоревшие под лучами чужих солнц ветеранские погоны, безотносительно к числу звездочек на них. Ей же новые звездочки и новое звание достались в кабинете Магистра авансом, да и то лишь потому, что начальство сочло несолидным посылать на важные переговоры офицера с таким низким чином, как у нее.

На борту оказалось, что надобности в «немедленном прибытии» не было никакой. Старт крейсера был назначен лишь через пару часов. Пришествие полковника Мезозойского задерживалось. В поисках, чем бы себя занять, Сова отправилась в истребительный отсек, чтобы лично проконтролировать, как техническая служба погрузила на борт крейсера ее «Водолей». Сейчас большинство отсеков пустовало — крейсер шел не на боевое задание, а налегке, оставив в порту две трети своих истребителей и все десантные боты. Но даже с таким неполным боекомплектом нечего было и думать о посадке в порту Тонатоса. В нейтральных пространствах Орден волен был ходить на любых судах, но в территориальную зону орбиты независимого государства надлежало попадать на гражданском корабле. Ничем не защищенные посадочные капсулы для этой миссии не годились. И предложение Совы прихватить в рейс «Водолей» было принято без возражений. Однако отсеки крейсера проектировались не под двухместный туристический корабль, и при старте судно могло пострадать. Сова лично проверила все крепления, нашла одно плохо затянутое и со скрытым удовольствием сделала выговор инженеру технической безопасности, компенсируя моральный вред, полученный ею сначала в кабинете Магистра, а потом и у внешнего люка крейсера.

Затем на правах первого завоевателя она заняла ближайшую к рубке просторную офицерскую каюту с удобным рабочим пространством и, чтобы скоротать ожидание, по давней штурманской привычке затребовала у базы данных Ордена информацию о планете, на которую ей предстояло ступить в ближайшие часы. С той лишь разницей, что теперь ее интересовали не навигационные данные. Кто-то из обслуживающего персонала, ошибочно приняв ее за высокое начальство, принес кофе. Резонно рассудив, что крейсер без полковника все равно никуда не полетит, Сова углубилась в секретный «путеводитель» по Тонатосу так, что пропустила не только прибытие на борт своего непосредственного начальства, но и старт крейсера.

Государство Тонатос было образовано сто двенадцать лет назад. До этого на планете земного типа, располагавшейся на пересечении нескольких важных торговых трасс, были лишь большой перевалочный грузовой порт да рудники по добыче делящихся материалов, в основном урана. Строить обогатительные заводы было дорого, поэтому дешевое сырье грузили на баржи и отправляли на экспорт. После опустошения небогатых недр и отравления атмосферы стартами грузовых судов планету ждала обычная судьба выпотрошенного мирка. Ее купил по дешевке какой-то банк, потом банк уступил за долги кому-то еще… В итоге цепочки сделок владельцем планеты стал некий гражданин Льюис Зелла, которого в реальности не существовало. И только через пятнадцать лет после окончательной продажи, когда Парламент Федерации получил официальное уведомление о создании нового государства Тонатос под управлением некоего лорда Симаргла, Орден нашел время проверить, кто и зачем приобрел никому не нужную недвижимость. Появление на политической карте независимого государства вызвало в Парламенте бурю негодования. В то время как крупнейшие миры, признавая выгоды интеграции, добровольно жертвовали своими правами ради общего блага, прямо под носом у федерального правительства вдруг вызрел и прорвался, как опасный нарыв, нагло демонстрируемый сепаратизм. И неизвестно, откуда взялась на планете верховная власть, архаичная, как кости земного динозавра. Собрав сведения о ней, эксперты обескураженно развели руками: на Тонатосе монархическая диктатура Открытие это имело только одно положительное следствие: Парламент углубился в изучение древних форм правления и посвятил им целых три заседания. Орден начал было готовить план вторжения, со дня на день ожидая резолюции Парламента, но тут разведка преподнесла еще один сюрприз. Наряд} с архаичной монархией на планете обнаружились и последние технические достижения современной цивилизации: мощнейший орбитальный щит против кораблей-чужаков и система противоракетной обороны.

Сова усмехнулась. Со стороны все акции Ордена казались триумфально успешными и вызывали уважительное благоговение. Но при взгляде изнутри выяснялось, что процент провалов, ошибок и просто откровенной глупости в Ордене был ничуть не ниже, чем у всего остального человечества. То, что ее код доступа позволял изучать неофициальную историю этих просчетов, должно было, наверно, внушать Сове чувство причастности к общему делу.

Она вернулась к изучению истории Тонатоса.

Официальной религией планеты было огнепоклонство. Оставалось только гадать, как после столетий религиозных войн и атеистических революций, после массовых истреблений неверных и охоты на сектантов, после всех этих метаний, исканий, просветлений и разочарований уцелела эта древняя вера — осколок религии, охватывавшей некогда половину старушки Земли. Да и уцелела ли она — или была заново выдумана теми, кто затосковал по божеству? Главой церкви огнепоклонников числился сам монарх.

Между тем личность правителя считалась скорее легендарной, чем реальной. И его символическое имя[2], и его почтенный возраст (по официальным данным он единолично правил планетой все эти сто двенадцать лет) давали основания криминологам Ордена настаивать на том, что под именем Симаргла, лорда Тонатоса, скрывается разветвленная преступная организация, давно опутавшая своей сетью старые миры Федерации. Тонатос был ее официальной резиденцией. Ее столицей, вотчиной и крепостью. Сервер центрального разведуправления Ордена выдал Сове ссылку на доклад криминалистов о деятельности этой организации со всеми ссылками и приложениями. Сова затребовала было вербального воспроизведения, но равнодушный голос вокализора способен был усыпить кого угодно. Тогда с немалой долей уныния она принялась читать, выхватывая начало и конец абзаца, пропуская строки, минуя страницы с графиками, словно торопясь добраться до неизвестной развязки этого скучного детектива. Однако неожиданно сюжет начал ее увлекать. Сухие фразы приобрели смысл. Из таблиц, испещренных цифрами, вдруг выплыла реальная картина сложившейся вокруг Тонатоса ситуации, и эта картина оказалась совсем не такой, какую Сова самоуверенно нарисовала в своем воображении.

Мрачная планета с варварским беззаконием, религиозным фанатизмом и средневековым правлением исчезла из виду. На ее месте возникла хорошо отлаженная государственная машина, слитая с преступным сообществом или изначально этим сообществом созданная, со строгой специализацией бюрократического аппарата на шантаже, подкупе, мошенничестве, отмывании денег, физическом устранении и прочих статьях уголовного кодекса. За солидными названиями министерств и ведомств, комитетов и комиссий скрывалась откровенно криминальная деятельность.

Что бы ни представлял собой несуществующий бог огня, он обладал изрядным чувством юмора. Создавая свое государство, он ни в чем не отступил от традиции. Сова обнаружила, например, Комитет внешних экономических сношений, занимавшийся среди прочего дачей взяток. В этом, кажется, и состояли экономические сношения Тонатоса с чиновниками Федерации. Упоминание о ведомстве пропаганды и общественных связей вызвало у Совы состояние, близкое к восхищению. Ведомство являлось учредителем нескольких новостных изданий и имело в собственности телевидеоцентр. Профиль учреждений, очевидно не без умысла, соответствовал статьям, по которым их руководители успели отсидеть в федеральных тюрьмах. То ли учреждения специально создавались для трудоустройства безработных уголовников, то ли сами уголовники назначались на должность с учетом личного преступного стажа, но такая кадровая политика оказалась столь удачной, что все криминальные ведомства трудились не покладая рук, чем доставляли массу хлопот правоохранительным органам Федерации. Статистика Ордена учитывала, правда, только те преступления, которые совершались за пределами Тонатоса, а также те, за которыми преступный умысел Тонатоса только угадывался. Но все равно цифры получались впечатляющие.

Чаще всего Тонатос обвинялся в пиратстве. Это вольный промысел тамошним правительством был отдан на откуп новичкам. В последние годы число пиратских нападений сильно сократилось. Видимо, Тонатос уже не считал захват грузов доходным бизнесом. Однако наряду с вольными корсарами планета имела хорошо информированное государственное каперское ведомство, которое с завидной периодичностью прибирало к рукам стратегически важные грузы. Заодно ведомство подрабатывало тем, что продавало информацию о грузоперевозках вольным корсарам, желавшим быстро нажить начальный капитал.

Тонатос не брезговал контрабандой, легализацией преступных доходов, коммерческим подкупом. На планете процветал законный игорный бизнес. Через него и отмывались доходы сомнительного происхождения. С завидным постоянством правительство планеты скупало через подставных лиц произведения искусства. Уголовники предпочитали вкладывать деньги в прекрасное.

Несмотря на эмбарго, призванное задушить экономику отделившегося Тонатоса, некоторые отсталые мирки охотно подторговывали с ним. А некоторые федеральные банке не гнушались и капиталами от этой торговли. Незаконный экспорт оружия с Тонатоса чуть было не решил исход мелкого регионального конфликта на окраине Федерации. Ордену пришлось спешно вводить в район боевых действий миротворческие силы. Подкупленный чиновник Арганды продал криминальным авторитетам Тонатоса шесть паспортов своей солнечной, но нищей родины. Граждане Тонатоса, как и все остальное человечество, любили курорты. Или у них было плохое здоровье, подорванное тяжелой антиобщественной деятельностью.

Перед глазами Совы мелькали картинки криминальной хроники. Теперь она читала с упоением, торопясь узнать как можно больше о планете, куда ее угораздило отправиться. Она пролистывала все новые и новые документы, причем часть из них была дополнительно защищена от чужого любопытства и требовала специального допуска, вероятно, более высокого, чем у нее. Но сейчас Сове уже недосуг было злиться на Магистра, который снисходительно пожаловал ей новые погоны и при этом как бы случайно забыл повысить уровень ее осведомленности в секретных делах своего ведомства. Несмотря на усталость, настроение улучшилось. Сейчас она даже могла вспомнить о пятнадцати потерянных днях отпуска без особых сожалений. А Магистр… Магистр слишком хорошо разбирался в людях, чтобы поверить, будто Сова и вправду огорчена срочным вызовом на работу. Ее обреченная покорность воле начальства была разыграна лишь для сокрытия самодовольной улыбки, которая то и дело пыталась пробраться на лицо, когда Сова с удовольствием думала о своей незаменимости в качестве живого передатчика.

Впрочем, у Магистра была еще одна причина посылать на Тонатос именно ее, и об этой причине Сова, в отличие от Магистра, успела начисто забыть.

— Кстати, — перед самым уходом обратился он к ней, — захвати с собой свой дипломатический паспорт.

— Какой паспорт? — с недоумением переспросила Сова.

— Тот самый! — буркнул Магистр и язвительно добавил: — Ты же у нас гражданка Тонатоса. Вдруг это пригодится.

Сова вспомнила. Несколько лет назад, спасая ее от преследований Ордена, Командор раздобыл ей этот паспорт в надежде, что дипломатического представителя не присоединившегося к Федерации государства Орден тронуть не посмеет. Теперь эта мысль представлялась, конечно, наивной. Паспорт достался не дешево. За него было заплачено самой ценной валютой, что имелась у Совы — уникальными клетками ее трансгенетического организма, несшими в себе пока нераскрытые тайны нестарения и ускоренной регенерации. Продавец паспорта остался неизвестен. Перед вылетом Сова разыскала и пластиковую карточку паспорта, и даже купленную вместе с ним сетевую плату с идентификатором для установки на бортовой компьютер «Водолея». Плата позволяла вмиг сменить навигационные данные судна и порт его приписки.

Магистр прав: в такой операции нельзя пренебречь ни одним шансом на успех. Сейчас эти шансы представлялись Сове неплохими. Верилось, что Тонатос обладает мощным зарядом здорового прагматизма, при котором убивать заложников равносильно сумасшествию. Что здравый смысл его правителя не позволит выдвинуть невыполнимые требования или проявить неоправданную жестокость в обращении с парламентерами Ордена. Не далее, как вчера, Магистр уведомил Сову, что от имени правителя Симаргла для ведения переговоров на Тонатос разрешили прибыть лишь одному представителю. Орден, как обычно, условия противника проигнорировал и направил для переговоров двоих. Одним из этих счастливчиков оказалась она.

Сова заглянула в файлы с изображениями. Фотографий правителя Тонатоса нашлось огромное количество. Проблема, однако, была в том, что среди этих лиц не было двух одинаковых. Каждый снимок, каждая голограмма были получены с уверениями, что именно на них — Симаргл, лорд Тонатоса. Портреты правителя поступали по самым разным каналам: от агентурной сети, которую Орден, как ни странно, умудрился завести на Тонатосе; от авантюристов разных мастей, продающих и покупающих информацию, как товар; от уголовников, которые хотели продемонстрировать жест доброй воли в общении со следствием. В конце отчета Сова обнаружила приписку аналитика: «Есть все основания полагать, что Тонатос проводит целенаправленную политику по фальсификации данных о внешности правителя».

При всем этом формально Тонатос не был наглухо изолированным миром. На планете были два современных порта, когда-то принадлежавших Федерации, но затем национализированных правительством Тонатоса. Регулярное пассажирское и грузовое сообщение связывало их с большинством крупных портов мира. Так что благонадежные граждане могли беспрепятственно прибывать на планету и покидать ее. Однако прибывшим следовало получить визу прямо в порту. Сложно было представить, как при таком активном движении транспорта местные пираты отличают грузы, не принадлежащие правительству их планеты. Видимо, ведомство, что снабжало их сведениями, должно было каждый раз выдавать нечто вроде патента на право ограбить конкретный рейс, а заодно вести учет судов, нападать на которые запрещалось.

Для почетных жуликов Федерации Тонатос был землей обетованной, дававшей полную и безусловную амнистию и гражданство с правом свободного поселения. Забавно, что при таком благодушном всепрощении преступных грехов на стороне, законодательство самого Тонатоса, по мнению экспертов, отличалось суровостью по отношению к преступлениям, совершенным на планете. Корпоративный закон преступного мира запрещал грабить и обманывать «своих», грозя ослушникам архаичным правежом[3] и долговыми тюрьмами. Самым же страшным наказанием был остракизм — изгнание, фактически означавшее для приговоренного выдачу федеральным властям. Смертная казнь формально была отменена, но на практике еще существовала — как личный приговор лорда Тонатоса.

Для федеральных властей планета была костью в горле. Аннексия Тонатоса исключалась: орбитальный щит служил достаточной гарантией его суверенитета. Брать планету штурмом было опасно. Без кода доступа нечего было и думать высадить десант на поверхность. Пущенные для проверки щитовой мощности беспилотные корабли были беспощадно расстреляны без всяких объяснений и переговоров. Тонатос имел собственную локальную навигационную систему с кодированным доступом во внутри-орбитальное пространство. Агенты докладывали, что за разработку этой системы лорд Тонатоса через подставных лиц заплатил астрономическую сумму одному из ведущих математических институтов Земли. Базу института распотрошили, но ничего не нашли — Тонатос умел прятать концы в воду. Нарушение орбитальной границы планеты грозило перерасти в полномасштабную войну, решиться на которую федеральный Парламент мог под давлением исключительных обстоятельств. Боевой глас Ордена в Парламенте тонул в шуме осторожных голосов. Эту осторожность Тонатосу приходилось покупать.

Кость в горле застряла крепко. Для Ордена Тонатос был делом чести, долга и профессионализма. И застарелого неудовлетворенного чувства мести. Последние пятьдесят лет Орден регулярно засылал на мятежную планету своих агентов и также регулярно получал их обратно. Иногда даже живыми. Сова поежилась — перспектива вернуться назад в виде праха в опечатанной урне отрезвляла (утилизация покойников на Тонатосе по религиозным соображениям предусматривала кремацию).

Попытки внедрения проваливались. Агентурная сеть работала фактически под колпаком министерства безопасности Тонатоса и периодически сливала разведцентру Ордена откровенную дезинформацию. В остальном агенты коллекционировали сведения об уголовных делах, которым не суждено было оказаться в федеральном суде.

Иногда, правда, случались и удачи — Орден добывал информацию в нужный момент и оказывался в нужном месте, чтобы предотвратить очередное пиратское нападение, перехватить какой-нибудь транш или арестовать одного из мафиози, опрометчиво покинувшего планету. После таких удач Тонатос последовательно наносил удар по агентурной сети Ордена, обычно по самой ее верхушке, так что все приходилось начинать сначала.

Экономическая блокада планеты эффекта не приносила. Безопаснее было торговать с Тонатосом, чем заставлять его брать силой то, что ему не хотели продавать. Удобное расположение на пересечении торговых трасс позволяло пиратам нападать на медлительные грузовые баржи и скрываться на планете раньше, чем федеральный патруль успевал примчаться на сигнал «SOS», посланный ограбленной жертвой. В обмен на снятие блокады Тонатос любезно сокращал налеты, и потому блокада то снималась, то устанавливалась вновь, то опять снималась. Неизменными оставались ограничения на поставки оружия, делящихся материалов и высоких технологий. В пику этим запретам на остаточных ресурсах разоренных шахт Тонатос построил современный завод по обогащению оружейного урана, а также вел геологические изыскания новых месторождений. К тому же он активно переманивал в свои лаборатории научные кадры и платил за высокие технологии в два-три раза больше других заказчиков. Так что и это эмбарго уже не казалось Ордену особо эффективным.

Сова заставила себя отползти от компьютера, когда почувствовала, что она уже не читает о Тонатосе, а смотрит о нем свой собственный сон. Следовало как следует выспаться. Прибытие на место было намечено на раннее утро. Сова стянула с себя китель, избавилась от ботинок и с наслаждением завернулась в каютный термококон.