Вербовка — это не стихийная акция, а целенаправленный процесс воздействия одних людей на других. Каждый этап вербовки четко спланирован.
Сова покинула Ночной кабинет, но отделаться от гостеприимства лорда Тонатоса было не так-то просто. Она еще не успела закрыть за собой дверь, а перед ней уже возник, как дворцовое привидение, облаченный в ливрею старикашка мажордом. Чуть подальше на почтительном расстоянии дожидался клиентки внушительных размеров телохранитель. Заранее проигнорировав любые возможные возражения с ее стороны, Симаргл назначил гостье эскорт. В криминальной столице Тонатоса забота о безопасности посла была, вероятно, вполне уместной, но крайне неудобной. Навязанное сопровождение напрочь лишало Сову самостоятельности. Сбежать из-под надзора было нетрудно: она могла в любой момент открыть пространственный канал, так сказать, и откланяться. Но мало отвязаться от слежки, нужно при этом не вызвать подозрений необъяснимым исчезновением. Пришлось отказаться и от мысли спровоцировать конфликт с охраной: беспричинная придирчивость вызовет лишь недоверие, и слежка из явной станет тайной. Жучки Сову не беспокоили, искать их на себе она не собиралась. Был более простой способ избавиться от подслушивающих устройств: небольшая энергетическая вспышка — и в радиусе трех метров не заработает больше ни один прибор. Потом — шаг в туннель пространственного коридора — и все желающие могут искать ее, пока не надоест.
Сова решила благоразумно потерпеть и отложила встречу с резидентом на ночь. Не выставит же Симаргл почетный караул у ее кровати.
Совершив экскурсию по столице под бдительным присмотром подчиненных лорда Тонатоса, она вернулась во дворец. Видимо, хозяин был занят государственными делами, так что обедать ей пришлось в обществе одного мажордома. Рассчитывая поспать перед ночной вылазкой, она отказалась от дальнейшей культурной программы, вежливо, но твердо распрощалась с провожатыми, поблагодарив их за компанию, и с удовольствием закрыла дверь своих апартаментов перед их носом.
Не тут-то было. Не прошло и пятнадцати минут (Сова успела распаковать багаж, заботливо перенесенный с борта «Водолея» в ее комнаты и даже пару раз зевнуть в предвкушении сна), как в дверь тактично постучали. Явился посыльный от Симаргла и сообщил, что материалы, на получении которых настаивал Магистр, подготовлены, и Сова должна с ними ознакомиться немедленно в специально подготовленном помещении. Пришлось перестать зевать и пойти вместе с провожатым в административное крыло резиденции, сесть перед монитором и честно разыграть официальную часть представления. Сова не могла возражать, но не могла не удивляться: зачем специально готовить помещение для того, чтобы связной мог три часа просидеть в неудобной позе у компьютера, сортируя документы, половина из которых содержала факты общеизвестные, а вторая половина — легко предсказуемые? Чем больше она читала, тем сильнее росло подозрение, что вся эта нудная и никому не нужная работа придумана лордом Тонатоса с какой-то целью. Но с какой? Сова скользила глазами по тексту и размышляла. Если результат ее деятельности не представляет ценности, то, возможно, есть скрытый смысл в самом процессе? Какая угроза могла скрываться в этом заранее устроенном для нее рабочем месте, в котором, кстати, как-то по-особенному пахнет? Запах был свежим, слегка сладковатым, но ненавязчивым. Он существовал почти на пороге чувствительности, по, несомненно, отличался от остальных ароматов дворца. Фармакологическое воздействие? Об этом Сова могла только гадать. Проверить на себе эффект местного благовония у нее не было никакой возможности. Однако, имелись большие сомнения насчет «блага» этого запашка, хотя бы потому, что никто не окуривал этим сладковатым фимиамом другие помещения. Ну что ж, лорд Тонатоса однажды уже убедился, что на ее организм не действуют внутривенные инъекции. Теперь он может принять к сведению, что для Совы опасности не представляют и запахи. Хотя зачем ставить его в известность? Наоборот, стоило как можно дольше держать его в неведении и по возможности подыгрывать его замыслу. Вот только в чем состоит замысел?
В отличие от своего первого посещения Тонатоса, угрозы своему существованию Сова не чувствовала. Не было ни острого ощущения дискомфорта, ни висящей в воздухе напряженности, ни внутренней настороженности к чужакам. Она помнила об опасности потому, что заставляла себя помнить. Но она в нее не верила. И все же нельзя было позволить себе забыть о контроле над ситуацией. Раз она не наблюдает явных вредоносных действий, надо предполагать скрытые. Ее заставили сидеть в этой комнате и смотреть на монитор. Вот, кстати, что она видит на мониторе и, главное, чего не видит? Если замысел Симаргла лишь в том, чтобы не выпускать ее из-под надзора, то можно придумать и более гуманные варианты времяпрепровождения. Однако выбран именно этот. Сова поморгала, но никакой надежды без специального оборудования распознать на мониторе, скажем, двадцать пятый кадр у нее не было.
Тогда она решительно поднялась и демонстративно зевнула. Впрочем, в этом жесте было не так уж много притворства: спать действительно хотелось. С момента старта «Водолея» с Гренолы прошло уже часов двадцать, и уставший организм требовал отдыха. И тут ее подозрение получило очередное подтверждение: стоило двинуться к выходу, как дверь распахнулась, и навстречу ей устремился новый участник этого спектакля. Сове уже доводилось с ним встречаться. Правда, имя его она так и не удосужилась спросить. Он, вероятно, тоже помнил об этом, потому что сразу же представился:
— Индрис Гари, — бодро сообщил он, пожимая ей руку.
— Начальник личной охраны Симаргла, — с готовностью продолжила Сова его речь.
Индрис Гари принадлежал к той особенной категории людей, рядом с которыми хочется немедленно начать здоровый образ жизни. Рекламные ролики пестрят подобными персонажами, чей подтянутый вид и бодрая энергичность движений вызывают вялую зависть у лежащих на диване зрителей. Но встретить такого человека не на экране — значит испытать зависть вдвойне. Обаяние его жизнерадостной личности не портили ни кривые ноги, ни заурядные черты лица, ни щуплость фигуры. Все, что Индрис Гари недобрал в весе, он компенсировал в темпераменте. Казалось, что воздух не успевал расступаться перед ним, так стремительны, и в то же время точны и по-спортивному расчетливы были его движения. Сова встряхнулась и браво ринулась в новую работу:
— Вы, я полагаю, тоже пришли по делу? — предвосхищая его слова, спросила она.
— Конечно. Я хочу показать вам очередной приключенческий фильм собственного производства. Надеюсь, вам понравился предыдущий?
Сова улыбнулась: определенно, Индрис Гари в силу своей профессии предпочитал черный юмор. Некоторое время назад Хелен Хейндрике во время очередной встречи передал Сове диск с записью взрывающегося на средней орбите десантного бота с ярким гербом Ордена на борту. Запись прилагалась в качестве иллюстрации к обвинительному приговору по делу об убийстве несколькими гражданами Тонатоса сотрудников дипмиссии Ордена. Дело было целиком липовое, но инсценировка взрыва выглядела вполне достоверной и лишний раз должна была напоминать Сове, кому она обязана жизнью. Преступники были приговорены у себя на родине, после чего выданы федеральному правосудию.
— Что мы будем смотреть на этот раз? — поинтересовалась она.
— Пиратский приключенческий боевик.
Знакомые силуэты баржи федерального торгового флота радовали глаз. Два огромных грузовых люка на черной гладкой туше корпуса делали баржу похожей на добродушное пучеглазое животное, к которому сзади присосался мелкий шипастый паразит — корабль с навигационными антеннами и жилым отсеком экипажа. Со стороны казалось, что животное грустно переваливается в темноте, не в состоянии сбросить с себя этого инородного тунеядца. На самом деле «тунеядец» работал: он толкал огромный груз, он упирался, топорщил усы антенн, плевался огнями из дюз двигателей. Сова прищурилась, испугавшись выдать себя взглядом. Это были лучшие ее воспоминания: школа космонавигации, свой экипаж, работа в Торговом флоте, пестрая суета чужих портов и привычное спокойствие пустого космоса.
Камера стремительно приближалась к барже.
— Это съемка с пиратского корабля, — вырвав ее из мечтательного состояния, пояснил Индрис Гари.
Очарование прошлого мигом исчезло. Сова недовольно зашевелилась в кресле, куда усадил ее начальник охраны.
— Вы хотите мне показать, что творят ваши пираты на федеральных трассах? — сухо поинтересовалась она. — Мне это и без того хорошо известно.
— После форума Симаргл не захватил ни одного груза, — с несвойственной ему серьезностью сообщил Гари. — Каперский флот, конечно, не расформирован, но правительство не выдало ни одного разрешения на захват федеральных грузов. Однако помимо государственных каперов существует еще и частная Корпорация. Ей рекомендовали прекратить нападения.
— Рекомендовали? — скептически фыркнула Сова.
— Леди, рекомендация Симаргла на Тонатосе равносильна приказу. И чтобы кто-то вдруг рискнул нарушить этот приказ, нужны очень веские основания.
На экране пиратский корабль без единого выстрела уверенно подошел к барже на расстояние стыковки. Сова бросила недоуменный взгляд на начальника охраны, но тот лишь кивнул в ответ: «Смотрите дальше». Она слишком хорошо знала, что должно произойти. Если шипастый корабль не поврежден первыми же залпами пиратского судна, он просто обязан отстыковаться от баржи, запустить программу ее самоуничтожения, подать сигнал «SOS» и рвануть в подпространство. Но он этого почему-то не делал. Какое-то время корабли мирно висели рядом. Потом торговый толкач словно бы нехотя оттолкнулся от баржи и отошел в сторону, а пират уверенно двинулся к освободившемуся стыковочному узлу баржи.
Сова поймала себя на том, что давно уже не сидит в кресле — она висит над ним, подавшись вперед к экрану. Она откинулась назад, приказав себе ничему не удивляться.
Баржа грустными глазами провожала медленно уходящий толкач. Пират, не торопясь, примеривался к стыковочному шлюзу.
Четыре следующих увиденных Совою захвата были как две капли воды похожи на первый: ни выстрелов, ни сопротивления, ни крови, ни взрыва баржи. Она заставила себя досмотреть до конца. Но стоило экрану погаснуть, как Сова поднялась и с презрительной уверенностью заявила:
— Это — инсценировка!
— Несомненно, — с готовностью согласился Индрис Гари, продолжая сидеть. — Только для кого весь этот театр?
— Вы хотите сказать, что экипажи Торгового флота от страха перед вашими каперами без всякого сопротивления бросают федеральные грузы? Это ложь! Экипаж обязан… — начала она.
— Да, да — перебил ее Гари, — экипаж обязан уничтожить груз, пират обязан этому помешать, но ни тот, ни другой не делают того, что должны. С нашей с вами точки зрения. Почему?
Сова не знала ответа. Неужели кому-то не лень было искусственно создавать столь длинный и однообразный видеоряд с единственной целью: бросить тень на репутацию Торгового флота? Что может заставить экипаж самой престижной космической службы нарушить инструкцию и поставить жирный крест на всей карьере?
— Эту запись наш агент перехватил в пиратской Корпорации. Я знаю, что Корпорация хранит записи боевых захватов — для обмена опытом, для обучения молодняка. Но эти кадры предназначались для другого.
— Для чего?
— Для отчета перед заказчиками.
— И этот заказчик…
Сова ждала ответа, но Индрис Гари молчал, разглядывая ее каким-то странным испытывающим взглядом: то ли не верил ей, то ли надеялся, что она сама сейчас назовет ему и заказчика, и исполнителей. И вместе с его взглядом Сова почувствовала на себе чье-то новое пристальное внимание, влажным холодом скользнувшее по лицу. Симаргл? Нет, она не смогла бы отличить прикосновение его биополя от любого другого, но от вдруг накатившего мерзлого озноба сознание опасности стало физически ощутимым — до покалывания в кончиках пальцев. Что-то очень важное стояло за этим вопросом, на который она не могла ответить. Кто мог заказать нападение на федеральный транспорт? Кто мог заставить экипаж торгового флота без сопротивления отдать груз? Кто мог приказать крупнейшему транснациональному концерну судовладельцев добровольно пожертвовать пиратам Тонатоса не только содержимое баржи, но и саму баржу?
Она смело вскинула глаза на несуществующего наблюдателя:
— Федерация?
— Еще точнее! — попросил Гари.
— Орден.
Начальник охраны неторопливо кивнул. Не свойственная ему медлительность этого жеста словно бы добавила веса его словам:
— Орден финансирует пиратскую Корпорацию, — подтвердил он. — На что пойдут эти деньги? Это очевидно — на военный переворот. А вас, леди, Магистр использует вслепую, для создания дымовой завесы, прекрасно понимая, что Симаргл не столь наивен, чтобы принять переговоры с Федерацией за чистую монету. Вы — пешка в этой партии. Ради своих великих планов вас в любой момент может пустить в расход либо одна, либо другая сторона. Вернее так: ваша сторона уже пожертвовала вами, отправив на Тонатос под призрачной защитой дипломатической неприкосновенности. То есть — вообще без защиты. Под угрозой провала вашей миссии. Малейшая ошибка с вашей стороны — и…
— И мне останется только рассчитывать на великодушие лорда Тонатоса? — с иронией продолжила Сова его мысль.
— Я бы на это не рассчитывал, — жестко сообщил он. — Впрочем, вполне вероятно, что лично вы рассчитывать как раз можете. — Он проигнорировал вопросительный взмах ее бровей и уже менее категоричным тоном продолжил: — Я наблюдаю и делаю выводы. Ваше появление на Тонатосе напрямую зависело от его воли. И я могу лишь догадываться, как вы попали из порта во дворец. Симаргл не в первый раз посвящает вас в вещи, которые вам знать не положено. А он не принадлежит к числу людей, раздающих свое доверие налево и направо. Его доверие стоит очень дорого. За него платят, как правило, жизнью.
— Тогда я уже расплатилась, — заметила Сова.
— Не думаю. Ведь вы пока еще живы.
— Для чего вы мне это показали? — Сова кивнула в сторону погасшего экрана.
— Для того, чтобы предостеречь. Вы, как песчинка, попали меж двух огромных жерновов. Выберите из них один, прыгайте на него — и он легко потащит вас по своей орбите. Но не советую вам задерживаться с выбором: вы — не та песчинка, которая остановит работу механизма. Вас перемелют в пыль.
Тайный наблюдатель последний раз прошелся взглядом по ее лицу и исчез.
Сова думала: стоит ей добраться до кровати — и она мгновенно уснет. Она выставила в часах таймер на два часа ночи, забралась в центр роскошной двуспальной кровати под балдахином (не чета корабельным термококонам) и даже закрыла глаза… Но дальше этого дело не пошло. Под дисциплинированно сомкнутыми веками кадр за кадром, сцена за сценой шла повторная демонстрация «пиратского боевика». В перерывах Сова открывала глаза, переворачивала подушку, меняла одну неудобную позу на другую — и возвращалась к просмотру в тщетной попытке найти в увиденном скрытый обман. Но обман был слишком хорошо замаскирован под безупречную логику происходящего и лишь подтверждал уже сложившиеся у нее подозрения: Тонатосу тайно готовили смену власти. И Сова об этом ничего не знала. Тот сектор в разведуправлении, куда она всеми силами стремилась на протяжении трех месяцев, теперь представлялся ей совсем не главным. Работа, важностью которой она дорожила, — малозначительной.
Она в очередной раз подавила в себе порыв вызвать на связь Магистра и с обидой выложить ему свои новые знания. Скоропостижный эмоциональный поступок лишний раз убедит Магистра в ее профнепригодности. У нее есть дело — установить ментальную связь с резидентом. И она его выполнит. Хотя сейчас, когда перед ней с очевидностью обозначилась конечная цель ее задания, оно уже не представлялось ей достойным. Пусть у нее не было никаких моральных обязательств перед Симарглом, однако участвовать в готовящемся против него заговоре ей вдруг расхотелось. И от этой неожиданно проснувшейся щепетильности Сова сама с очевидностью признала, как далеко ей до психологической устойчивости профессионального агента, не страдающего от необходимости входить в доверие к людям, чтобы потом обмануть их.
Стук в дверь прервал ее неутешительный самоанализ весьма кстати. Сова поднялась, надела рубашку и комбинезон и распахнула дверь.
На пороге стоял мажордом, на сей раз облаченный не в ливрею, а в белую мантию до пят, очень напоминающую ночную сорочку с капюшоном. На торжественно вытянутых вперед руках он держал большой пакет с чем-то опять-таки белым внутри.
— Симаргл просит вас пожаловать в дворцовый храм для проведения Аласа[7], — почтительным полушепотом объявил он.
— Что такое «Алас»? — не удержавшись, спросила Сова.
— «Горящий уголь», ночной огонь, — с сакральным почтением пояснил мажордом. — Это обряд очищения огнем.
— Сейчас полночь, — страдальчески сообщила Сова, не очень-то надеясь на снисхождение.
— Половина двенадцатого, — с готовностью поправил ее мажордом. — Симаргл начнет церемонию ровно в двенадцать. И на нее нельзя опаздывать.
— Я атеистка. — Сова решила заранее сообщить о своих философских убеждениях и только после этого спросила: — Мне обязательно на ней присутствовать?
Глаза мажордома остекленели от скрытого возмущения ее неповиновением. Он дал Сове время почувствовать всю неуместность ее вопроса и продолжил:
— Симаргл просит вас взять с собой ваше оружие.
Она совсем забыла об утреннем разговоре с диктатором! Об обещанном ей выходе на арену. Ей стало неловко. Возможно, огненное посвящение — необходимый этап в освоении Совой приемов управления реальностью, и ночной ритуал затеян лишь во исполнение ее же просьбы.
Не слыша больше возражений, мажордом сделал решительный шаг назад и жестом пригласил следовать за собой. Сова прихватила меч, застегнула ранее пропущенные пуговицы на рубашке и, стряхнув ночное оцепенение, последовала за мажордомом по темному коридору в центральную башню дворца.
До сих пор ей не приходилось бывать на религиозных представлениях. На Земле религию давно заменила наука: ей поклонялись и приносили жертвы по мере необходимости. В Ордене было множество правил и табу, но их существование освящалось собственной библией — Уставом Ордена. Получив назначение в сектор по Тонатосу, Сова интересовалась лишь его политикой, а культы огнепоклонников считала экзотическим украшением этой и без того сумасбродной державы.
Мажордом явно думал иначе. Приосанившись, он величаво шествовал впереди Совы и инструктировал ее о предстоящем обряде, даже не поворачивая головы, так что ей пришлось нагнать провожатого и пойти на полшага сзади, чтобы лучше слышать необходимые пояснения.
— В храме разрешено разговаривать только Верховному жрецу. Все остальные лишены права раскрывать рот.
— Это еще почему? — Сова, очень болезненно относившаяся к любому неравенству, потребовала объяснений.
— Дыхание оскверняет священный огонь, — назидательно произнес он.
— А дыхание Верховного жреца — священно, — хихикнула Сова, вспомнив утренние откровения Симаргла. — Что мне нужно будет делать?
— Об этом вам скажет Верховный жрец.
— Хорошо, — Сова поняла, что не добьется прямого ответа, и решила попробовать иначе: — А что делают в храме все остальные?
— Остальных в храме не бывает. — Мажордом остановился под уводящей в темноту аркой и решительно протянул Сова белый пакет. — В храме будете только вы и Верховный жрец. Для вас сделали исключение. Пройти церемонию очищения священным огнем, который горит, не угасая, три тысячи лет, — это великая честь. — Он поклонился в сторону темноты, откуда тянуло ароматным дымом, и указал:
— Вам — туда.
Дым пах земными травами: полынью, зверобоем. Сова замерла в проходе, не в силах надышаться, жадно хватая носом воздух, пахнущий воспоминаниями детства: ночной костер, мягкая пыль золы, первобытный страх темноты, прикрытый юной дерзостью Командора, предложившего провести ночь в степи. Сколько им было тогда лет? Десять? Двенадцать?
Откуда-то из темноты пришел глухой низкий звук удара. По воздуху прокатилась вибрация. Звук повторился. Барабан звучал медленно, размеренно, ритмично, вызывая в теле ответные колебания крови, от висков до пяток.
Сова шагнула под арку.
Через несколько метров арка закончилась низкими воротами. Пришлось нагнуться. Интересно, как проходит под этими сводами высокий Симаргл? Впрочем, вполне возможно, для Верховного жреца существует другой вход. Ворота перегораживали арку, но за ними она продолжалась, с той лишь разницей, что теперь подножия ее стен справа и слева от Совы облизывали языки пламени. Иных источников света в храме не было. Огненный коридор шел прямо, и больше ничего разглядеть было нельзя. Идти приходилось строго по центру, подальше от открытого огня. Метров через десять цепочка огней изгибалась, образовывая строгий круг. Сова вошла в его центр: дальше все равно идти было некуда. Пакет вместе с мечом она положила себе под ноги на каменный пол.
Теперь барабаны трудились на полной громкости. К ним добавился какой-то новый низкочастотный звук, так что в барабанном ритме стала слышна музыка: будоражащая и тревожная.
Сознание по-прежнему не фиксировало видимой опасности. Зато подсознание, наверное, бурлило, как котел проснувшегося вулкана. Сова знала, что методик защиты от подобного звукового стресса не существует. Низкочастотные акустические колебания воздействуют непосредственно на гипоталамус, стимулируют выработку гормонов, блокируют в коре головного мозга центры торможения. А выбрасываемый в кровь адреналин распадается, в том числе, и на адренохром — наркотик, вызывающий психоделические эффекты, ломку здравого мышления. Любознательный лорд Тонатоса уже испытал на ней действие наркотиков, вводимых в организм извне. Теперь он решил проверить, как подействуют на нее вещества, вырабатываемые внутри? Сова вовсе не была уверена в их безвредности.
— Ну что, леди, начнем? — насмешливый голос из темноты, несмотря на музыку, был отлично слышен.
— А нельзя ли сделать потише? — Сова нарушила запрет открывать рот.
— Нет, — с легким злорадством ответил голос. — Вы желаете повелевать реальностью? Так научитесь сначала повиноваться ей.
Сова усмехнулась: Симаргл только что повторил святой принцип воинского устава и назидательный девиз Магистра.
За ее спиной, замкнув огненный круг, вспыхнула стена пламени.
— Пока вы молчите, я, с вашего позволения, расскажу вам о том, что вам предстоит. Видите ли, леди, освоение нового знания требует постепенности. Вы же нетерпеливы и хотите получить все и сразу. Вы несетесь вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки, на которых другие задерживаются годами. При таком подходе вам придется принять на веру то, что я скажу, потому что времени на сомнения нет.
Сова промолчала. Симаргл, вероятно, принял ее молчание как согласие — и продолжил:
— Управление реальностью сходно с творческим озарением. И для такого озарения вам придется расстаться с привычным рационализмом своего сознания. Наиболее успешный способ сделать это — ввести в вас в состояние гипноза, отключить левое, критическое полушарие мозга, и тогда правая, творческая его половина начнет устанавливать свои собственные связи между предметами и явлениями. Только этот уникальный сплав в сознании даст вам власть видеть разные уровни действительности. Для этого — огонь, для этого — ритм и вибрация. Для этого вы будете делать все то, что я сейчас скажу.
Теперь он воздействовал на нее и голосом. Неважно, что он говорил (хотя его речь объясняла происходящее), важно как: негромкий вроде бы баритон с вдруг прорезавшейся легкой хрипотцой легко перекрывал ритм барабанов, резонируя, казалось, от самих стен храма
«Ведь загипнотизирует, — думала Сова, старательно контролируя собственное дыхание и сердцебиение. — Как понять, в трансе ты или еще нет? Сопротивляться? Но ведь есть методики, где от сопротивления пациента ничего не зависит. Да и зачем? Зачем просить об обучении, если не можешь рискнуть и воспользоваться предложенным?»
Сердцебиение замедлялось. В глазах давно уже висела красная пелена: в огненном кругу Сове больше не на что было смотреть, и можно было только закрыть глаза. Но добровольная слепота казалась опасной. Теперь барабанный грохот комком пульсировал в горле, словно приступ приближающегося кашля. И каждый вдох горячего, пахнущего травами воздуха, получался жадным, грудным, глубоким.
— Огонь легко поддается нашему воздействию, гораздо легче, чем люди, — голос Симаргла казалось, против воли усыплял бдительность. — Стоит лишь установить с ним связь и в этой связи — свое главенство. Протяните руку. Коснитесь пламени.
То, чего Сова ни за что не сделала бы вчера, сегодня представлялось вполне естественным. Пламя не обожгло руки. Наоборот, собственная ладонь была горячее пламени.
— Пройдите по кругу. Погладьте огонь.
Сова спокойно сделала шаг вперед и двинулась по часовой стрелке, обходя огненный круг изнутри. Голос слегка толкал ее в спину, поторапливая, заставляя ускорять движения.
— Этому огню три тысячи лет. Он настолько старше вас, что даже не заметит, если вы в нем сгорите. Реальность старше вас на миллионы столетий. Для того чтобы она вас заметила, ее мало погладить. Для начала вы потушите этот огонь, которому всего три тысячи лет.
Ей казалось, что расширившимися зрачками она теперь видит так много света, что его яркость способна выжечь сетчатку. Сова с трудом Моргнула, чувствуя режущую сухость.
— Остановитесь, — приказал голос. — В пакете — новая одежда. Старую — в огонь.
Сова без колебаний расстегнула молнию комбинезона и принялась расстегивать пуговицы на рубашке. Но в эту минуту неожиданная мысль заставила ее споткнуться на полпути, выбив из состояния глубокой внутренней сосредоточенности— Это была поверхностная, совершенно не важная в этот сакраментальный момент мысль, но именно она вдруг выдернула Сову в прежнюю, неуправляемую, но объяснимую рациональную действительность. Сова могла раздеться без всякого смущения: на Земле обнаженное человеческое тело давно не было предметом табу. Но она не могла раздеться без смеха, потому что на правом ее плече несмываемым маркером рукою Командора был нарисован генеральский погон, а на спине, на уровне лопаток этой же рукой была оставлена надпись: «Не стреляйте в тайного агента: он шпионит, как умеет». Этим предупреждением Командор напоминал ей об осторожности и о четырех пулях, полученных на Кифероне. Дорисовать второй погон Командору не пришлось, потому что Сова к этому моменту успела прочитать на упаковке с маркерами предупреждение о несмываемости чернил. За прошедшую со времени проделки Командора неделю чернила все же побледнели, но не исчезли.
Сова представила, что эту надпись прочтет Симаргл, и едва не прыснула. Почему-то каждое раздевание на Тонатосе грозило ей непредвиденными осложнениями. Впрочем, стена пламени была высотой в человеческий рост и Сова понадеялась, что Симаргл не разглядит наглядную агитацию на ее теле.
Внутренний смех вернул ей прежний самоконтроль, но, к ее удивлению, не оборвал нового, странного чувства раздвоенности. Сознание текло параллельными потоками: в одном потоке Сова действовала, в другом — наблюдала В одном — интуитивно чувствовала происходящее, подчиняясь ему, в другом — анализировала.
Начатое обучение нужно было закончить. Мог ли Симаргл знать о произошедшей в ней перемене? Она не собиралась сообщать ему об этом, а стало быть, ритуал придется доиграть до конца.
Переодеться в белое? Пожалуйста
Барабаны ускорили бой. Хриплый голос Симаргла тащил в глубину, играл обертонами на каждом произнесенном звуке. Сова только училась тому, чем он владел в совершенстве.
— Нельзя подчинить реальность, не находясь в ней, не погружаясь в нее, — внушал тем временем ее наставник. — Только полностью запутавшись в ее нитях, можно дернуть за некоторые из них.
Жар огня облизал открытые участки тела Белый джемпер и брюки сменили старый комбинезон с рубашкой. Старые вещи полетели в огонь. Новая верхняя хламида приятной тяжестью легла на плечи.
— Чтобы заставить огонь погаснуть, нужно сначала заставить его гореть. Нужно воздействовать на него, сжечь в нем хоть прядь волос, хоть кусок ненужной ткани. Нужно вмешаться в его жизнь и лишь потом — изменить ее. Нужно разделить действительность на два пути, так же как вы только что разделили сознание. На одном огонь горит, на другом — погас. И выбрать между ними.
Сова «действующая» прикрыла глаза, сосредоточиваясь на своем выборе. Сова «наблюдающая» осталась с открытыми глазами.
— Огонь подчинится, — уверил ее Симаргл. — У него нет своей воли. Только ваша. Ваш выбор?
Стена пламени заколебалась, пошла прорехами черных пустот.
— Выбор! — гневно приказал Симаргл, видя результат ее сомнений. — Это же так просто! Орел или решка!
Три тысячи лет — слишком много, чтобы погаснуть ради чьих-то сиюминутных желаний. Сова медлила. Симаргл был прав: самоконтроль мешал ей, заставлял выбирать не между «хочу» и «не хочу», а между «смогу» и «не смогу».
— Выбор! — крикнул он, и волна звука ударила по барабанным перепонкам.
И тогда она окончательно зажмурилась.
Тишина.
Барабаны оборвали свой бешеный набат.
За веками прохладно чернела темнота.
Сова открыла глаза. Она стояла в круге пепла. Только теперь ей удалось разглядеть остальной храм. Трехтысячелетнкй огонь еще горел в глубине алтаря. Ей удалось погасить только огненное кольцо, выложенное на каменном иолу для ритуала очищения. В пустоте купола одинаково глубоко разрастались и звуки, и беззвучие, и где-то еще бродило заблудившееся эхо барабанного пульса За пределами пепельного круга в глубине храма виднелась знакомая высокая фигура.
Симаргл издалека поклонился новообращенной и исчез в темноте, оставив взбудораженную случившимся Сову наедине с десятком незаданных вопросов.
Он снял, наконец, перчатки, незащищенными пальцами прикурил сигарету и практически сразу забыл о ней, задумчиво разглядывая ладонь своей левой руки, где покоилась самая главная государственная тайна Тонатоса Едва заметная татуировка на бугре у большого пальца. Только несколько букв и цифр: «3256ПЗЛ117». Код, значение которого вот уже двести лет было известно только ему. Может быть, где-то и существовали люди, способные расшифровать эту надпись, но он сделал все, чтобы уничтожить информацию везде, где она могла еще сохраниться. Везде ли? За двести лет он почти уверился в этом.
Мало кто обратит внимание на непонятный текст на чужой коже. Кроме тех, кто носит подобный на собственной. У сгиба локтя левой руки. Земляне. Землянка.
Он потер татуировку, вспомнил про сигарету, тлеющую на краю пепельницы, затянулся и привычным жестом прижал левую ладонь к поверхности стола, пряча ее от чужих глаз. Этот навык существовал в нем на уровне рефлекса. Он приучил себя никогда не поворачивать левую руку ладонью вверх, и тренированное тело послушно следовало однажды усвоенной повадке.
То, что он собирался сделать, исключало перчатки.
Он сто раз мог свести эту татуировку, уничтожить последнее доказательство своего происхождения, но всякий раз отказывался от этой мысли.
«3256ПЗЛ117».
Год рождения. Поколение третье. Линия — 117.
Единственное, что осталось ему от его родины, — четкая самоидентификация.
Его отбраковали на тридцатом году жизни, когда он был уверен в исключительности своего будущего. Без объяснений, без причин. И тогда он поднял бунт. И впервые проиграл. Его наказали. У них не хватило решимости сразу убить его: все-таки он был их творением. Не лучшим, с их точки зрения, но все-таки своим. Его выслали с планеты. Впоследствии оказалось, что это спасло ему жизнь. Через два года после высылки планета исчезла со всех навигационных карт так стремительно, будто не существовала вовсе. Он пришел на то место, чьи координаты навсегда врезались в память, лег в дрейф, собрал остатки космической пыли и обломки и объявил для экипажа минуту молчания.
Тогда он был еще молод и сентиментален.
После он никогда не мучался ностальгией, но, однажды лишенный места, которое он мог бы назвать своим, с упорством Робинзона восстанавливал утраченное. С той лишь разницей, что теперь своей собственностью он не был намерен делиться ни с кем. Он купил себе свою планету, он создал на ней свое государство, он населил его своими людьми, он написал для них свои законы, и все, что не принадлежало на Тонатосе лично ему, считал вызовом своей власти. Он ревниво оберегал свою собственность от любых посягательств. То, что противоречило его замыслу, подлежало уничтожению. Те, кто противоречил, — ликвидации.
Он не боялся заговоров. Но от мысли, что кто-то усомнился в правильности его выбора, его охватывало холодное бешенство хозяина перед возражениями рабов. Он давил эту ярость, отговаривал себя от крайностей, заставлял шутить на тему ограниченности своего господства, но происхождение все равно вылезало наружу в редких вспышках гнева, неуправляемых и стихийных, когда он почти не контролировал себя. Он был рожден для власти. Создан, чтобы управлять идеальным, стабильным обществом. А мир вокруг менялся самовольно и стремительно. Это была крупная ошибка его создателей, которую он исправлял всю свою жизнь.
Он взглянул на часы. Полчаса, отпущенные им Сове для того, чтобы измучиться нетерпением, истекли. Он знал, что теперь она захочет его видеть, когда бы он ни пришел. И потому медлил. Заставлял себя ждать. Когда инициированная им лихорадка достигнет высшей точки, Сова сама встретит его в дверях.
И тогда, ни слова не говоря… Только молча. И никак иначе.
Когда она увидит татуировку, это будет уже не важным.
Он не знал, к чему приведет задуманное. То, что представлялось Волену Ронису блажью заскучавшего Симаргла, простительным желанием тряхнуть стариной, могло обернуться и мелким эпизодом в борьбе с Орденом, и крупным успехом. Сова может стать для него средством доступа к тайной системе связи Ордена. А это не дешевый секрет. Женщина — ненадежный сейф для государственных тайн. Слишком эмоциональна, слишком зависима. Магистр наверняка думал иначе, раз все же рискнул послать Сову на Тонатос. Хотя вполне возможно, что сейф пуст, и никакой ценности в качестве информатора Сова не представляет. Но узнать это можно, только взломав его. Последние несколько месяцев Симаргл любовался этой загадкой за семью печатями и медлил только потому, что наслаждался собственным великодушием.
Грядущий заговор прервал наигранное бескорыстие их отношений.
А ведь она сама погасила огонь!
Он был готов подыграть, подтасовать недостижимый, как ему казалось, для новичка результат, но тянул до последнего, опасаясь, что легкость достижения цели вызовет у Совы подозрения в достоверности. Он не предполагал, что замышляемое как обман, может воплотиться в действительность. Сам того не желая, он все-таки научил ее тому, что считал исключительно своим, и это невольное наставничество связало его теперь с Совой крепче, чем любые обязательства. Он никогда не совершал убыточных сделок и все, во что он вкладывал время и силы, должно было принадлежать ему.
Он затушил истлевшую до фильтра сигарету, поднялся, бросил быстрый взгляд на свое отражение в зеркале и стер с лица выдававшую его ироничную улыбку. Все. Пора.
Сегодня ночью спать ему не придется.
Он старался идти, не торопясь, когда вдруг заметил, что вынужден усилием воли сдерживать шаг. Это его позабавило. Наверно, он слишком привык к успеху. Но оказалось, что сухой расчет в любом деле притупляет чувство радости. Сейчас он с наслаждением обнаружил в себе пробуждение этой давно забытой тяги к случайностям, авантюрное желание рисковать на грани провала. Теперь он даже жалел о сегодняшнем дне — о поэтапно проведенном процессе вербовки, о гипнотическом воздействии голоса, об исступленной пульсации барабанного боя и пьянящем запахе степных трав. Она — ждет. Она не может не ждать. Чтобы получить гарантированный результат, ему всего-навсего осталось нанести последний удар.
Он остановился перед ее дверью и прислушался. Ни звука. Это показалось ему подозрительным. За полчаса Сова никак не успела бы заснуть, тем более в состоянии крайнего нервного возбуждения после огненного посвящения. Впрочем, то, что он не слышал ушами, было легко доступно на телепатическом уровне. Даже если она отследит его вторжение и закроется «наглухо», он все равно определит, где она: лежит ли в кровати, стоит ли на пороге.
Восприятие обострилось. Сознание привычно потянулось сквозь глухую плоскость стены, дальше, в глубину комнаты…
Он замер.
Потом резко рванул дверь.
Никого!
Комнаты были абсолютно пусты — он знал это наверняка.
Он стоял на пороге и, словно сторонний наблюдатель, следил, как парализующей волной подкатывает к горлу гнев. Он еще не решил, дать ему волю или сдержаться. Она не выходила через дверь! Это он тоже знал: ему докладывали о любых ее несанкционированных перемещениях. Но, вопреки слежке, она исчезла из замкнутого пространства так бесследно, что он был готов поверить в телепортацию.
За спиной послышались стремительные шаги.
Он обернулся.
— Три минуты назад, — запыхавшись, отрапортовал Индрис Гари, — жучок вышел из строя.
Гнев раздольно плескался внутри. Симаргл подчеркнуто бережно прикрыл дверь, словно боялся навредить ей, и тут же отвел руки за спину, как будто они могли выйти из повиновения.
— Даю тебе тридцать минут, чтобы выяснить, где она.
Приказ был отдан сухим, безразличным тоном, но Индрис Гари знал, что именно такие приказы стоит исполнять с особым рвением.
— И сутки, чтобы понять, как она там оказалась.