Мертвая хватка

Глава шестнадцатая

Полковник Сорокин толкнул калитку и, привычно пригибаясь, чтобы не путаться макушкой в плетях разросшегося винограда, вошел во двор. Мимоходом ему подумалось, что вся эта яблочная история как-то незаметно превратила его в настоящего дачника: теперь он приезжал сюда при первой же возможности и, что характерно, по собственной инициативе.

Забродов сидел на веранде – чисто выбритый, без соломенной шляпы и, уж конечно, без бутафорских очков. И одет он был совсем не так, как одевался на протяжении всего своего дачного отшельничества. На нем были его любимые камуфляжные брюки, сильно поношенная майка защитного цвета и тяжелые армейские ботинки с высокой шнуровкой – словом, обычный полевой наряд, казавшийся его второй кожей.

Линялая камуфляжная куртка Забродова тоже была здесь, аккуратно повешенная на спинку его стула. Судя по всему, Илларион собирался в ближайшее время покинуть дачу Сорокина, и полковник не знал, радоваться ему по этому поводу или огорчаться.

Тут он заметил, что Забродов не один, и встревожился: ну, что еще?.. И добро бы, кабы с ним была Анна Беседина, – дело, как говорится, холостое. Так ведь нет! За столом напротив Иллариона сидел совершенно незнакомый полковнику Сорокину мужчина лет сорока или сорока пяти, невысокий, коренастый, очень основательный, неуловимо похожий на каменное изваяние – не на античную статую и не на поделку какого-нибудь современного скульптора, а на скифскую каменную бабу, грубо высеченную из дикого валуна и способную тысячелетиями противостоять любым разрушительным воздействиям. Одет незнакомец был так же, как и Забродов, с той лишь разницей, что его пятнистая куртка была новее и не висела на спинке стула, а красовалась на его округлых и твердых, как булыжники, плечах.

Оба курили. На столе между ними лежали пачка сигарет и зажигалка, пепельницу заменяла консервная банка – похоже, из-под тушенки, – а рядом с ней торчком стояло что-то вроде небольшой рации с выдвинутым на всю длину усиком антенны.

– Ба, – сказал Забродов, увидев вынырнувшего из-под виноградных лоз Сорокина, – какие люди!

Услышав этот приветственный возглас, незнакомец с каменными плечами не спеша вынул из-под стола правую руку. В руке у него ничего не было, но его неторопливый жест Сорокину все равно не понравился. То, как это было проделано, наводило на мысль о спрятанном под столом пистолете.

«Чепуха, – сердито подумал Сорокин, подходя к веранде и пожимая руку Забродову. – Это уже паранойя. Пуганая ворона куста боится, а Забродов – не куст. От этого черта в камуфляже можно ожидать чего угодно – так же, как и от его знакомых».

– Познакомьтесь, – лениво усаживаясь на место и принимая прежнюю расслабленную позу, сказал Илларион. – Это Матвей, а это – хозяин дачи, полковник Сорокин.

– Брузгин, – представился крепыш в камуфляже, протягивая Сорокину широкую короткопалую ладонь.

Ладонь у него была мясистая, сухая и твердая, и руку Сорокину он пожал с большой осторожностью. По этому рукопожатию чувствовалось, что Матвею Брузгину ничего не стоит сломать человеку кисть одним движением своих коротких пальцев. Лицо у него было малоподвижное и тоже будто из камня вырубленное. «Крепкий орешек, – подумал Сорокин. – Человек действия. Это тебе не Мещеряков и даже не Забродов с его фантазиями и книжными цитатами. Этого хоть топором бей, все равно отскочит и тебе же по лбу… Интересно, что он тут делает? Черт, и спросить неловко…»

– Ты извини, полковник, – словно прочтя его мысли, сказал Забродов, – что я без твоего разрешения гостей приглашаю. Мне тут потребовалась кое-какая помощь по хозяйству, вот Матвей и согласился меня выручить. Матвей у нас человек незаменимый – что называется, от скуки на все руки. Что попросишь, то и сделает. Попросишь – за день дом построит, попросишь – снесет к чертям, да не за день, а буквально за секунду…

– Много говоришь, – неодобрительно обронил молчаливый Матвей.

– Много говорить и многое сказать не есть одно и то же, – с торжественным видом провозгласил Забродов и покосился на часы.

Каменный Матвей немного помолчал, переваривая эту фразу, затянулся сигаретой без фильтра и сказал:

– Не знаю. Может, ты и прав.

– Это не я, – сказал Забродов. – Это Софокл.

Сорокин хмыкнул, поставил на стол принесенную с собой сумку и расстегнул «молнию». В сумке при этом предательски звякнуло стекло. Забродов вытянул шею и хищно принюхался.

– Хорошая штука – дача, – сказал он. – Свежий воздух, зелень, а в перспективе – овощи и фрукты… Одна беда: посидишь тут недельку, посидишь другую и чувствуешь, что начинаешь дичать, как Робинзон Крузо. Кстати, полковник, ты знаешь, что на соседней линии живет один интеллигентнейший старикан, который втихаря гонит у себя в бане самогонку? Я тут на днях с ним очень мило пообщался и приобрел бутылочку его варева.

Сорокин укоризненно покачал головой, выкладывая на стол продукты.

– Софокл был мудрец, но он говорил не про тебя, – сказал он. – Вот зачем, спрашивается, ты человека сдал? Я же все-таки мент.

– Во-первых, мент менту рознь, – возразил Забродов, по очереди заглядывая в пакеты и свертки. – А во-вторых, что значит – зачем? А зачем он гонит сивуху из старых галош? Ну, живая же резина! Хоть бы предупредил, что ли, а то я чуть было богу душу не отдал.

– Алкоголик на необитаемом острове, – проворчал Сорокин. – Ничего, скоро твоя робинзонада закончится. Завтра тещу выписывают из больницы, так что готовься к отъезду по месту постоянной прописки.

Это его сообщение произвело какой-то странный эффект.

Каменное лицо Матвея Брузгина подозрительно дрогнуло, и он бросил на Забродова быстрый, косой, тоже какой-то очень подозрительный взгляд. Забродов не донес до лица очередной сверток, который собирался понюхать, осторожно положил его на стол и некоторое время молча теребил кончик носа, задумчиво глядя куда-то в угол.

– Жаль, – сказал он наконец. – А я уже как-то привык, втянулся… А может быть, не стоит торопиться? Нужно же, наверное, после больницы немного отлежаться, отдохнуть… Честное слово, я готов посидеть тут еще недельку-другую.

– Ничего не выйдет, – сказал Сорокин. – Во-первых, теща здорова, как японский бульдозер. Обследование закончилось с нулевым результатом, ничего у нее не нашли…

– Поздравляю, – вставил Забродов.

– А во-вторых, ее, по-моему, легче застрелить, чем удержать дома. Она мне уже все уши прожужжала своей дачей.

А тут я еще имел неосторожность тебя похвалить: Илларион, дескать, навел там полный и окончательный порядок, как на опытном участке академии наук. Так она теперь рвется посмотреть, что это за порядок такой – лучше, чем у соседей, или хуже? В общем, если хочешь ее остановить, занимайся этим сам. Дать тебе телефон?

Прежде чем ответить, Забродов посмотрел на Брузгина, и полковнику почудилось, что тот едва заметно пожал плечами.

– Может, ее и впрямь застрелить? – задумчиво проговорил Забродов. – А Матвей?

– Не ощущаю разницы, – заявил немногословный Брузгин, выковыривая из мятой пачки очередную сигарету своими толстыми и узловатыми, как корни столетнего дуба, пальцами.

– Действительно, – все так же задумчиво согласился Забродов. – Что пнем по сове, что совой об пень – сове все равно.

– Эй, – насторожился Сорокин, – вы чего это? Вы это о ком? Кому это все равно – теще моей, что ли? Вы это бросьте! Напьются всякой отравы и чудят, краповые береты…

– Действительно, – сказал Забродов. – Извини, полковник. Это у нас такое специфическое чувство юмора. Профессиональное.

Недовольно ворча, Сорокин выставил на стол бутылку коньяка, немного подумал и поставил рядом с ней вторую.

– Обрати внимание, Матвей, – сказал неугомонный Забродов, рассеянно вертя в пальцах рацию, – этот человек всего минуту назад обозвал меня алкоголиком. Стыдно, товарищ полковник! Вы, как работник правоохранительных органов, должны уделять повышенное внимание профилактике правонарушений, и в частности непримиримой борьбе с пьянством и алкоголизмом. А вы что же?..

– А я и уделяю, – сказал Сорокин. – То, что выпьем мы, не достанется потенциальным правонарушителям.

– Логично, – сказал Забродов. – Тогда наливай.

– Поставь, – сказал молчаливый Брузгин.

– Пардон, – Илларион аккуратно поставил рацию на прежнее место.

Сорокин обратил внимание на то, что рация тоже была какая-то странная – чересчур маленькая и всего с одной кнопкой. Не рация, а пульт дистанционного управления, вроде тех, при помощи которых детишки заставляют двигаться в разные стороны игрушечные автомобильчики. Впрочем, даже на игрушечных пультах обычно бывает четыре кнопки.

Ну, как минимум, две – вперед и назад. А тут всего одна.

Странно…

Он посмотрел на Забродова, понял, что тот не собирается покидать насиженное место, недовольно пожевал губами и сходил на кухню за рюмками. Написанный рукой тещи график полевых работ все еще висел на дверце буфета. Он выглядел основательно потрепанным, и на нем кое-где виднелись отпечатки испачканных землей пальцев. «Универсальный гений», – вспомнил Сорокин, взял три рюмки и вернулся на веранду.

При его появлении Брузгин и Забродов, что-то тихо, но оживленно обсуждавшие, разом замолчали, и от этого полковник почувствовал себя неловко, словно был незваным гостем в собственном доме.

– Знаете, на кого вы похожи? – сказал он, выставляя рюмки на стол. – На двух шкодливых пацанов, которые подложили учительнице на стул кнопку и ждут не дождутся, когда она на эту кнопку усядется.

– Интересное сравнение, – сказал Забродов. – Подложили, говоришь? М-да…

Молчаливый Брузгин, как и следовало ожидать, ничего не сказал.

Садясь, Сорокин за что-то зацепился ногой, заглянул под стол и увидел там большую матерчатую сумку. В сумке лежало что-то тяжелое, судя по ощущению, железное и, наверное, очень ценное, раз его положили не куда-нибудь в сторонку, а именно под стол.

– Это что? – спросил он, вовсе не надеясь получить ответ.

– Инвентарь, – сказал Забродов.

– Инструмент, – одновременно с ним сказал Брузгин.

Сорокин настороженно огляделся по сторонам, рассчитывая увидеть где-нибудь на стенах дома или, скажем, на заборе следы поспешного ремонта. После всего, что творилось на даче в течение последних недель, он не удивился бы, обнаружив, что дом снесли до основания, а потом отстроили в прежнем виде за одну ночь. Ничего подозрительного ему обнаружить не удалось, и он решил не обращать внимания на странное поведение этой парочки сумасшедших. В конце концов, пребывание Забродова в стенах тещиной дачи так или иначе подходило к концу – уже, можно сказать, подошло.

– Ну ладно, – сказал он и сорвал с горлышка бутылки алюминиевый колпачок. – Давайте выпьем за благополучный исход всей этой ботанической передряги. Я сегодня с утра заезжал в ботанический сад, виделся с Анной. Она говорит, что яблони в полном порядке. Обещала угостить, так сказать, плодами… Кто бы мог подумать, что мне доведется отведать яблоки Гесперид! Кстати, Илларион, ты себе даже не представляешь, какое большое дело сделал. Позавчера…

– Тихо, – сказал Забродов, предостерегающе подняв ладонь.

Сказано это было таким тоном, что Сорокин осекся на полуслове и даже перестал разливать коньяк. Лицо у Забродова сделалось напряженным – похоже, он к чему-то прислушивался. Сорокин тоже прислушался, но не услышал ничего, кроме отдаленного шума автомобильного мотора. Тогда он повернул голову и посмотрел на Брузгина. Твердокаменный Брузгин с невозмутимым видом давил в импровизированной пепельнице короткий окурок, но его левое ухо было не то случайно, не то намеренно повернуто в ту сторону, откуда доносился звук мотора.

– В чем дело? – спросил Сорокин.

– Тихо, – повторил Илларион.

Звук работающего на малых оборотах мотора приблизился, вырос, и вскоре в просвете между виноградными плетями мелькнуло плоское лобовое стекло и серебристый капот.

– Вот и хорошо, – неожиданно спокойно сказал Илларион.

– Да, – согласился Брузгин, – раньше сядешь – раньше выйдешь.

– Вы чего? – удивился Сорокин.

Он повернул голову, чтобы взглянуть на приближающийся автомобиль. Это был какой-то джип модного серебристого цвета – какой именно, мешала разглядеть зелень. Когда полковник снова посмотрел на Забродова и Брузгина, у него отвисла челюсть.

В общем-то, Забродов был как Забродов. Он даже сидел в прежней свободной, предельно расслабленной позе, только странная рация с единственной кнопкой теперь была не на столе, а в его правой руке и блестящий усик антенны смотрел в сторону калитки. Зато Брузгин был уже не за столом, а внизу. У крыльца. Он сидел, припав на одно колено, и вел слева направо стволом автомата, провожая двигавшийся вдоль улицы джип. Сорокин похолодел, разглядев прикрепленную к автоматному стволу толстую короткую трубу гранатомета. Патронташ, набитый толстенькими цилиндрическими гранатами, висел у Брузгина на плече, – Не спеши, – не оборачиваясь, сказал Брузгин. – Жми, когда наедет, не раньше.

– Не учи старшего по званию, – проворчал Забродов. – Как-нибудь без тебя разберусь, не первый год замужем.

– Да вы что?! – не своим голосом завопил Сорокин. – Чего вы оба нанюхались?!

Брузгин даже не шелохнулся, будто и не слышал этого вопля. Забродов покосился на Сорокина, причем у полковника сложилось совершенно определенное впечатление, что Илларион, как какой-нибудь хамелеон, посмотрел на него только одним глазом, а вторым продолжал наблюдать за дорогой. Его большой палец лежал на кнопке, и Сорокин начинал догадываться, чем эта кнопка должна управлять, какую такую игрушку она должна привести в действие. От этой догадки ему окончательно сделалось дурно, он обессиленно опустился обратно на стул и упавшим голосом пробормотал:

– Кретины…

Джип рыкнул, выбираясь из ухаба, и подъехал к забору сорокинской дачи. Брузгин с коротким лязгом передернул затвор автомата и приник щекой к прикладу. Забродов вытянул вперед руку с рацией, будто намереваясь проколоть джип антенной, и вдруг обмяк, снял большой палец с кнопки и аккуратно положил рацию на стол.

– Матвей, – позвал он, – отставить. Это не та машина.

– Чего там – не та, – продолжая целиться, откликнулся Брузгин. – Сам говорил: серебристый джип…

Машина тем временем поравнялась с калиткой. Сорокин с трудом поборол в себе желание зажмуриться.

– Эй, эй! – медленно поднимаясь из-за стола, встревоженно сказал Забродов.

Брузгин цокнул защелкой предохранителя, опустил автомат и повернул к ним невозмутимое лицо, на котором смеялись только глаза.

– Что, – сказал он, – наложил в штаны, старший по званию?

Сорокин откинулся на спинку стула, до краев наполнил свою рюмку коньяком и выпил его, как лекарство. До него вдруг дошло, кого они тут ждали и какая такая помощь понадобилась Забродову от каменного Брузгина.

Старый серебристый «ниссан», заметно тронутый ржавчиной понизу, медленно проехал мимо. Его бородатый водитель курил, выставив в окно голый загорелый локоть и не подозревая, что только что побывал на волосок от смерти.

– Кретины, – повторил Сорокин и цапнул сигарету из лежавшей на столе пачки. Сигарета оказалась без фильтра, но в данный момент это было именно то, что надо. – Ну, кретины! Вы же не дали мне рассказать. Все эти ваши военные приготовления ни к чему.

И он, не дожидаясь наводящих вопросов, выложил этим двоим свихнувшимся коммандос все, что ему было известно о перестрелке у переезда. Он понимал, что злостно разглашает служебную тайну, но эти двое, пожалуй, знали об истинных причинах перестрелки больше, чем кто бы то ни был.

– ..Само собой, автобуса с омоновцами никто не заметил, – закончил он. – Не до того им было. Погоня, азарт, перестрелка – все как в американском боевике. Они только тогда очухались, когда их разложили мордами в асфальт и начали защелкивать браслеты. Майков и оба его охранника убиты наповал, а возле тех, которые каким-то образом попали в больницу, дежурят мои люди. Так что зря вы тут окопались, никто за вами не придет.

Говоря о больнице, он заметил, как двое спецназовцев коротко переглянулись. "Ну конечно, – подумал он. – Конечно, это их работа. Ну, и что с ними после этого делать?

С одной стороны, все, что они натворили, есть сплошное злостное хулиганство, неуважение к закону и вообще махровая уголовщина. А с другой – они ведь никого не убили, даже не искалечили, они просто спровоцировали разборку, в результате которой были начисто обезглавлены аж две преступные группировки… Так что же: выдать им по медали или посадить в кутузку?"

– Да, – помолчав, сказал Забродов с некоторым смущением. – Вот что значит недостаток разведданных… Извини, Матвей. Похоже, я действительно зря тебя побеспокоил.

– Чего там, – сказал Брузгин, засовывая автомат обратно в сумку. – Ты не помнишь, куда я лопату поставил?

– Возле сарая, – коротко ответил Забродов, избегая смотреть на Сорокина.

Брузгин сходил за лопатой, неторопливо прошествовал мимо веранды и молча вышел за калитку.

– Что вы туда подложили? – устало спросил Сорокин, глядя, как он осторожно ковыряет лопатой глинистую дорогу.

– Фугас, – сказал Забродов. – Радиоуправляемый.

– Террористы, – с отвращением сказал Сорокин.

Вернулся Брузгин, на ходу вывинчивая из мины запал.

Возле крыльца он остановился, старательно отряхнул с плоского жестяного блина приставшие комья земли и спрятал фугас в сумку. Действовал Брузгин очень обстоятельно, по-хозяйски, и, когда он ушел за угол к умывальнику отмывать руки, Сорокин спросил:

– А кто он по званию?

– Старший прапорщик, – ответил Забродов и усмехнулся. – А что, заметно?

– Бандит он, а не прапорщик, – проворчал Сорокин.

Потом они пили коньяк, сидя на веранде. Молчаливый Брузгин хлопал рюмку за рюмкой без всякого видимого эффекта; Забродов, напротив, не столько пил, сколько нюхал.

– А хорошо бы сейчас яблочком закусить, – мечтательно сказал немного размякший Сорокин. – Ядреным, прямо с ветки… А?

Забродов помолчал, а потом отрицательно качнул головой.

– Нет уж, – сказал он, – уволь.

– Что так?

Забродов опять помолчал, задумчиво нюхая рюмку.

– У меня от яблок оскомина, – сказал он. – Пожизненная. Слушай, полковник, у тебя телефон с собой? В моем батарейки сели, а надо срочно позвонить.

– Анне? – усмехнулся Сорокин, протягивая ему телефон.

– Одному деревенскому менту, – сказал Забродов. – Сказать, что серебристый джип нашелся. А то он, наверное, уже и ждать перестал.

…Уже в середине июня на яблоне профессора Азизбекова повисли крупные, размером чуть ли не с кулак, крепкие зеленые плоды. К концу месяца они налились зрелой желтизной, которая день ото дня становилась все ярче. Это были настоящие яблоки Гесперид – золотые, крепкие, без единого пятнышка, без намека на червоточину.

Вечером четвертого июля их было восемь штук – столько же, сколько и накануне. А утром пятого числа их не стало – ни одного. Было предпринято тщательное расследование, но обнаружить удалось только огрызок, который валялся в густой траве у самой ограды, отброшенный чьей-то преступной рукой.

Илларион Забродов об этом не знал, потому что в ночь с четвертого на пятое июля пил термоядерный самогон в компании участкового старлея и Василия Макаровича Куделина. Дощатый стол освещала керосиновая лампа, а на дальнем его краю таинственно поблескивали стершейся позолотой корешков книги – все, что осталось от богатой библиотеки графов Куделиных.

На даче полковника Сорокина, на дороге, прямо напротив ворот осталась небольшая ямка. Всякий раз, приезжая на дачу, Сорокин старательно перешагивал через эту ямку или вовсе обходил ее стороной, хотя точно знал: там, под тонким слоем глины, ничего нет.

Примерно тогда же, в конце июня, рыбачившие на берегу ручья мальчишки обнаружили застрявший в кустах труп.

Судя по всему, тело долго пробыло в воде, и оставалось лишь гадать, каким образом у него на переносице смогли удержаться очки, в которых не хватало одного стекла. Опознать труп так и не удалось, и по прошествии положенного срока дело было сдано в архив.