Мертвецы

6. В три руки

После обеда, когда уже приближаются сумерки, небо проясняется. Закат бледно-красен и чист. Доктусов, лежа ничком, читает "Остров Сокровищ". Пенкин чинит часы - разбирает нехитрые части, посвистывает, покуривает. Аксинья кряхтя затапливает голландку, гремит вьюшками...

Когда сумерки заливают школу синей полутьмой и нельзя уже разобрать ни букв, ни медных шестеренок, Степан Петрович подсаживается к фисгармонии, которую коротко, по-приятельски зовет Фисой. Доктусов - на басах. Хриплый Фисин голос звучит тоскливо и нудно. Однако приятели не замечают этого - сидя рядышком нажаривают в три руки, - Пенкин несмело тыкает в клавиши одной правой. Отхрипев "Коль славен", Фиса принимается за Пупсика, затем следует Варшавянка и "Ты не шей мне, матушка"...

После того, как окончательно устанут и руки и ноги, оба перебираются на кровать - снимают сапоги и ложатся. Степан Петрович ставит на живот себе пепельницу, курит и осторожно стряхивает пепел. Окурок он прячет в щель стены: когда кончается табак, он вытаскивает окурки, которых немало понатыкано по стенам, и вышелушивает их в кисет.

Разговаривают лениво.

- Ну, а Натаха твоя как? - спрашивает Степан Петрович, - соответствует?

Доктусов молчит, багровеет. Но тьма помогает ему говорить...

- Эх, брат, и галантная же девка! Сюда бы ее на логово. Сегодня на арифметике встает и, понимаешь, - разрешите выйтить.

- Ну?

- Ну и ничаво. Смешно мне!

Степан Петрович ехидно хихикает и тянет:

- Ой, и па-а-длец ты, мичман!

А мичман вскакивает, торопится зажечь лампу, уйти от собственных своих мыслей... Степан Петрович тоже встает:

- Рыболовничать пойдешь?

Доктусов кряхтит - совсем как Аксинья - заранее зябнет. Но отказываться невозможно. Он уходит к себе, одеваться.