Мертвецы не тоскуют по золоту

Глава вторая

Времена, названные впоследствии застоем. Времена, когда умирающая от скуки и однообразия молодежь была охвачена одержимыми идеями. Одни делали карьеру, другие смотрели на все с усмешкой и не знали, куда направить свою энергию. Серые пустые будни и бесконечные, бесполезные споры. Кто-то драл глотку на партийных собраниях, кто-то в очереди за бормотухой. Кто-то строил светлое будущее, а кому-то все было до лампочки. Одни вкалывали в две смены, другие сдавали пустые бутылки.

Восхищение вызывали космонавты, зависть — хоккеисты, разъезжавшие по заграницам, успехом пользовались актеры и зарубежные фильмы. Блат, дефицит, достаток вызывали те же чувства — восхищение, зависть и еще ненависть. Тогда никто не интересовался экономикой и это слово редко звучало в обиходной речи. Умелое ведение хозяйства, в основном домашнего, и есть экономика. Эталон богатства составлял триаду: машина — квартира — дача. Таких людей было немного, и они варились в собственном соку среди себе подобных.

Под словом "рынок" подразумевался спекулянт, торгующий помидорами зимой либо цветами. Черные усы, кепка-аэродром и кавказский акцент. Любили эстрадных исполнителей. Ненавидели торгашей и с настороженностью и страхом относились к милиции. Народ делился на касты партократов, начальников, подхалимов, рабочих, студентов и жуликов. Богатыми были единицы, а в основном жили бедно, очень бедно или нищенствовали. Главная задача дотянуть от зарплаты до зарплаты.

Сегодня они получили прогрессивку. Максиму Ветрову исполнилось двадцать четыре, а Валерию Родионову двадцать шесть. Максим заканчивал вечерний финансовый институт и работал инкассатором в Чкаловском отделении банка. Валерка отслужил в десантных войсках, работал там же, но не терял надежды поступить в юридический, чтобы потом работать следователем. Его родной брат Василий дослужился до капитана милиции и работал в МУРе.

Сегодня они пили портвейн, и главным приключением в жизни оставалась проблема, как купить бутылку после закрытия магазина.

— Раздал долги, и от прогрессивки ничего не осталось, — наливая вино в стакан, бормотал Родионов. — Послезавтра иду на день рождения к Маринке, а финансы поют романсы. Как мне надоела вся эта бодяга! Пригласил ее в "Печору" на Козлова, и бюджет треснул по швам. Горы золота уходят в Канаду и Бразилию за зерно, а наше гниет в неведомых закромах Родины. Партия — наш рулевой! Идрит твою налево! Хреново рулите, товарищи водители.

Ветров выпил вино и закусил яблоком. Он относился спокойно к пьяной болтовне своих приятелей. Одно и то же изо дня в день, ничего нового. Ветров любил ходить на зарубежные выставки в Сокольники и тихо мечтать о красивой жизни. Любые выпады против власти он называл боем с тенью. Но тем для разговоров не так много. Либо о политике, либо о бабах или про то, кто сколько выпил.

— Эх, Лерочка. Вставай-ка сам у руля партии и веди наш корабль к благосостоянию народа.

— Это не реально, — резко оборвал Родио-нов. — Но перехватить руль фургона, набитого деньгами, я, пожалуй, смогу.

— Любопытная идея. И как же?

Ветров обрадовался перемене темы. Он любил фантазировать и строить воздушные замки.

— Если провернуть такую операцию с умом, то можно обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Главное — чисто сработать.

— Чисто?

— Это значит без свидетелей. А у нас всегда найдутся свидетели и очевидцы.

Родионов выпил свое вино и, поставив стакан, посмотрел на приятеля почти трезвым взглядом.

— Ты Борьку Коновалова с Неглинки знаешь? Он работает бригадиром на "перевозке". По десять миллионов за одну ходку в хранилище возит. Бывает, и золото транспортирует.

— Знаю. Мы на стрельбище встречались. Он занял первое место, а я второе.

— Тоже мне показатель. Старичков наших обыграли, так они наган держать не могут. Ладно, дело не в этом. Борька Коновалов смелый парень. Я служил с ним в одной роте. Вместе на учениях были, из одной миски щи хлебали.

— Чего кота за хвост тащишь?

— Представь себе картину: Коновалов загружает мешки в фургон, трое инкассаторов сидят в "глушаке", ни окон, ни просветов. Он их запирает в салоне "перевозки", а сам садится с шофером в кабину. Шофер выполняет команды бригадира. Куда скажет, туда поедет. Коновалов прокладывает маршрут через тихий переулочек, а тут на них нападают налетчики в масках. Налет есть налет. Все целы, а денежки тю-тю. Ищи ветра в поле. Наши катафалки, в которых раньше возили зеков, не обеспечены ни рацией, ни специальной сиреной, ни опознавательными знаками. Главное — быстро произвести перегрузку.

— Мечтатель, — усмехнулся Ветров. — Сплошной ноль! Среди бела дня остановить фургон с вооруженными людьми, обчистить его и тихо уехать? Бред сивой кобылы.

— Разгрузку надо вести тихо.

Ветров заражался азартом своего приятеля. Это лучше, чем трепаться с ними о хоккее, который Максим терпеть не мог. Тем более что он любил выступать оппонентом в любом споре. Тренировка ума, сообразительности, анализ, поиск компромиссов всегда увлекали Ветрова. Не зря он считался одним из лучших студентов на потоке.

— Ну-ну, Лерочка, развивай свою мысль, а я тебя бомбить буду.

Родионов подался вперед и чуть ли не лег на стол.

— Мой брат, Васька, работает на Петровке. Тебе это известно. Я могу позаимствовать из гардеробчика форму с капитанскими погонами. Стоит на дороге выставить мусора с жезлом, и бдительность любого водителя как рукой снимет.

— Ты ляпаешь мазки на холст, как абстракционист, и не представляешь себе, что получится в итоге. А тут нужен четкий рисунок, безукоризненный план, хронометраж по секундам, точность деталей и отличная команда. Предположим, что идея мне нравится. Но только сама идея. А теперь подумай, сколько на такую операцию понадобится человек. Лишних быть не должно.

Родионов улыбнулся. Он не сомневался, что Максим загорится его идеей. Его мозги высыхали от безделья. Разлив вино в стаканы, Родионов подал один из них другу и предложил тост:

— Выпьем за смелость, храбрость и дружбу!

Выпили, закусили, и Родионов продолжил:

— Я думаю, что потребуется человека три или четыре. От силы пять. Денег на всех хватит. Один из нас должен быть ростом метр семьдесят пять. Худой. Это размерчик моего брательника.

— По описанию похож на Эдика Чайку.

— Я думал об этом, но плохо его знаю. Ты с ним работаешь на маршруте два года, тебе и решать.

— Надежный парень. Правда, с хитрецой, себе на уме, но если загорится идеей, то пойдет до конца. С деньгами у него дела всегда плохи были.

— Это хорошо. А какие минусы?

— Обожает бега. Может побежать тратить бабки на ипподром. Не очень любит меня. Его жена до свадьбы спала со мной. Ему досталась баба, сброшенная с чужой кровати.

— Бега нужны, чтобы денег заработать. А если их будет больше, чем он сможет потратить? Ну а жена — дело прошлое. У них семилетний сын, как я знаю. Зато свой, всегда под рукой и под надзором. Вот и считай. Борька Коновалов, ты, я и Эдик Чайка.

Ветров докурил, подумал и сказал:

— Так, значит, идея принадлежит Коновалову?

— А у тебя никогда не возникало таких идей? Мы каждый день таскаем мешки, набитые червонцами, а получаем восемьдесят пять рублей в месяц и квартальную прогрессивку. Что касается Коновалова, то он надежный мужик. Другое дело — его голова. Вряд ли парень мог сам додуматься до такого дерзкого поступка. Я хорошо его знаю. Вместе служили, вместе в банк после дембеля устроились. Его оставили в Центральной конторе, а меня определили в Чкаловское. Идею толкнул он, но ему ее кто-то надиктовал. Я это сразу понял. Когда он предложил мне свой план, я спросил: "Кто за тобой стоит?" Борька, может, и не блещет умом, но парень практичный и ловкий. Стратег от природы. С погонами сержанта на дембель ушел. А ты понимаешь, кто может три "сопли" получить. Тупой, исполнительный, сильный и увертливый.

Короче говоря, Борька крутить не стал. Врать он не умеет. Либо правда, либо молчок. Каленым железом не выбьешь. "Есть люди за моей спи-ной, — говорит он мне. — Серьезные и влиятельные. Они хотят получить половину добычи". — "За какие коврижки?" — спрашиваю я. "За прикрытие. Имен я их называть не стану, но с их помощью нас никогда не вычислят. Они тоже идут на риск".

Ну я тоже не лыком не шит. "Хорошо, — говорю, — будь по-твоему. Бабки делим пополам, но и работать будем на равных. Мы не знаем их, они не знают исполнителей. Пусть выдвигают свои идеи, а мы их подкорректируем. Ты будешь нашим единственным связующим звеном. Каждый получает свои гарантии". На том и порешили.

Ветров разглядывал приятеля и понимал, что тот говорит серьезно. Обычная игра выходила за рамки фантазии. Однако Максим увлекся. Он еще не успел разбить камня на камне, но уходить с поля боя трусом не хотел.

— Ты и вправду не лыком шит. Хорошая мыслишка разбить одну операцию на две самостоятельные группы.

— Это не я придумал. У Васьки в УГРО такая история была. Две шайки работали по соглашению. Одни делали одно, другие другое, а руководил ими дядя, которого не знал никто. Мусора с ног сбились, но так и не нашли никого. Васька много историй рассказывает. А я на ус мотаю. Если в юридический поступлю, пригодится.

— Ладно. План — дело серьезное, его по пьянке не составляют. Главный вопрос: когда намечена операция?

— Через месяц. Первое. Брат уходит в отпуск, и его форма будет доступна. В июле лучшие силы розыска уходят в отпуск, это тоже немаловажный фактор. Москва опустеет. Смотри, какая жара стоит. Месяц — это оптимальный срок для подготовки и создания настоящего плана. И третье. Перевозок в июле больше, чем сейчас. Бешеные деньги пойдут на борьбу с засухой и на сохранение урожая.

Ветров загасил сигарету и глянул на опустевшую бутылку.

— Скажи, Лерка, ты все это всерьез болтаешь? Или хохмишь?

Родионов пожал плечами.

— Смотри сам. Конечно, мы можем превратить наш разговор в хохму, но это станет нашей ошибкой, глупостью. Борька Коновалов настроен решительно. Он подберет себе других подельников. Такой шанс дается один раз в жизни. После налета к инкассаторским мешкам никто не сможет подобраться. Сам знаешь, пока жареный петух не клюнет...

— Ну а почему ты выбрал меня?

— Я долго думал и решил, что только ты можешь стать нашим мозговым центром. Ты умеешь трезво смотреть на вещи, все взвешивать и рассчитывать. Ты можешь оценивать ситуацию и не будешь зря рисковать. Нам надо продумать наши действия так, чтобы теневые боссы Коновалова нас не могли вычислить. Ну а я готов стать мальчиком на побегушках. Рисковать я не боюсь, но риск должен быть минимальным и оправданным.

Ветров и не предполагал, что его старый собутыльник такой хороший психолог. Зная тягу приятеля к лидерству, Родионов отдавал Ветрову вожжи правления. Он ставил его выше всех остальных, а главное — был убежден в правильности выбора. Ветров оценил доверие своего кореша. Он понимал, что тот льстит ему, но сама мысль о создании плана ограбления века грела ему душу. Безграничные возможности для фантазии.

Конкретного ответа Родионов не получил. Они сменили тему и отправились за следующей бутылкой в магазин.

Родионов работал дежурным инкассатором сутки через трое, выдавал и принимал оружие, отвечал на жалобы по телефону, принимал заявки и пил чай с начальником. Два дня Ветров его не видел, но разговор о деньгах не выходил у него из головы. Он уже успел составить список необходимых вещей, которые купит. Выяснил, сколько стоит хорошая дача, где можно купить машину и во что ему обойдется сладкая жизнь. Для полного счастья требовалось двести пятьдесят тысяч рублей, и можно радоваться жизни.

На третий день дежурил Родионов. Когда Ветров расписывался в журнале за оружие, дежурный склонился к его уху и спросил:

— Есть интересные мыслишки? Я завтра выходной. Могу подъехать к Покровке, пивка попьем.

— Подумаю. После маршрута отвечу.

Маршрут, на котором работали Максим Ветров и Эдуард Чайка, выезжал из банка в девять тридцать, а возвращался в пять. Среди инкассаторов его называли 161-й гвардейский. Но никто не хотел на нем работать. Утром приходилось развозить выручки ГУМа, ЦУМа, "Пассажа" и "Детского мира". Груда тяжелых мешков, а потом машина объезжала автобусные парки, забирала пятаки и развозила их по станциям метро. В банк маршрут возвращался голым, в бухгалтерию сдавались только чеки и квитки. "Пятаки" — штука хитрая. Никто из начальства толком не знал, сколько времени уходит на их развоз и сколько точек обслуживается. Приходилось мудрить. Маршрут заканчивался в час или в два дня. Остальное время приходилось загонять машину в укромное местечко и играть в карты. Если приезжать в банк рано, то непременно навесят новые точки. Оклад есть оклад, сдельно здесь не платили. Ребята не перетруждали себя работой.

Ветров считал, что свободный график работы играет на руку. Приглядываясь к Чайке, он думал, что этот парень сумеет сработать, как надо. Но его смущал шофер. Толик хороший парень, но привлекать его к делу невозможно. Много пьет, болтлив, трусоват, и нашим и вашим. С таким кашу не сваришь.

После маршрута Ветров договорился с Родионовым о встрече и пригласил к себе домой Эдика Чайку. Тот никогда не отказывался от угощения. Своих денег у него всегда не хватало.

Сидя за столом, Ветров особо не церемонился. Он решил брать быка за рога. Чайка — человек эмоциональный, и по первой реакции можно определить, клюнет он или нет. Остальное — дело техники.

— Есть идея, Эдик. Гениальная идея. Создается сильная команда мужиков для налета на центробанковский фургон. Рискнуть раз в жизни и получить от нее все, что душе захочется.

— Идея клевая, — не задумываясь, ответил Чайка, включаясь в игру, но не новая. Я уже давно приглядываюсь к мешкам, которые мы с тобой возим. Но зачем нам "перевозка", когда мы сами ворочаем миллионами. Одной выручки ГУМа хватит на десятерых, как мы.

— Попадемся. Зачем гадить в собственном доме? Есть люди, готовые рискнуть своей машиной.

— Все вместе. Трое в "душегубке", старший в кабине и шофер?

— Только бригадир. Он берет своих ребят на себя. Сам откроет двери салона. По башке дубинкой, и дело сделано.

Чайка рассмеялся.

— Ага! Значит, бригадир-камикадзе. Самоубийца! Если он и сумеет справиться с тремя мужиками, то те, как только очухаются, тут же его заложат. Все мусора Советского Союза кинутся искать одного безумного козла. Тут никакие деньги не помогут.

Эдик Чайка всегда был пессимистом, и Ветрову это нравилось. Чем больше он спорил и насмехался, тем больше Ветров находил выходов, аргументов и противовесов. Они отлично друг друга дополняли. Чем больше дразнить собаку, тем громче она лает. Есть плюс, есть минус, как в электричестве. По отдельности не опасны, а вместе сила. А главное, что они работали в одной системе и говорили на одном языке. Каждый из них четко видел картину, которая рисовалась перед глазами.

— Никто не спорит. Плана нет, и его придется сотни раз выверить и проверить.

— Это точно, — улыбнулся Чайка. — Нахрапом тут не возьмешь. Березовыми вениками не отмахнешься.

— Нужно собраться всем вместе и хорошенько все обдумать. Тут важно сколотить костяк, главную ударную силу. А тактику и стратегию можно оговорить потом.

Чайка положил на тарелку вилку с маринованным грибом и очень серьезно спросил:

— Кто участвует в деле?

"Клюнул", — решил Ветров. Теперь дело за малым.

Субботний день выдался жарким. Компания расположилась в березовой роще. Гитара, шашлыки, сухое вино, костер.

Родионов на встречу приехал один. Борис Коновалов перестраховался и на сходку не явился.

— Со мной ему общаться легко. Он живет на одиннадцатом этаже, а я на девятом. Борис не исключает, что за ним наблюдают, и он не хочет лишний раз рисковать. Все, что вас интересует, знаю я. Инструкции получены. Когда мы утвердим все кандидатуры и приступим к созданию плана, он появится. А пока мы занимаемся болтовней, его лучше не трогать. Он рискует больше остальных, и его можно понять.

Речь Родионова особого впечатления не произвела. Шашлыки удались на славу, вина тоже хватало. Но чем больше они говорили, чем больше рассуждали, тем сильнее втягивались в дело. Родионов вел себя уверенно, Чайка слишком много шутил, а Ветров злился. Уж очень мнит о себе этот Коновалов. Все свои каверзные вопросы Ветров обрушил на Родионова.

— Ты у нас, Лерик, связник связника. Говоришь, инструкции у тебя в кармане? Изволь. Вопрос первый. Как мистер Коновалов, резидент двух разведок, намерен открыть заднюю дверь фургона, обезвредить своих подчиненных и остаться вне всяких подозрений? Говорят, что на Петровке даже невинные овечки заливаются соловьями. Как мы знаем, речь идет не о кошельке, срезанном у бабушки в трамвае.

— Деньги заработать нужно. Лежа на печи, только по щучьему велению все свершается. В "душегубку" войдут двое, а не один Коновалов. Вторым будет человек в милицейской форме. Но сначала надо позаботиться о шофере. Тут опять понадобится гаишник.

— Какой гаишник? — спросил Чайка.

— Ты, Эдик. Я тебе дам форму своего брата, а жезл сам найдешь. Коновалов скажет шоферу, чтобы тот остановился на свисток. Когда машина затормозит, подойдешь к дверце. Водила откроет окошко, а ты пустишь ему в рожу паралитический газ.

— Газ? А я его в ладошке зажму?

Родионов достал из кармана маленький вороненый пистолет и положил на покрывало.

— Такого еще никто из вас не видел. Стреляет тихо, а вместо пули вылетает пучок газа. В Америке такими игрушками бабы от домогателей избавляются. Хлоп — и с катушек. Расстояние не больше полутора метров. Гарантия стопроцентная. Можешь опробовать пару патронов. Только не на нас. Пушка не засвечена, привезена по дипломатическим каналам. После работы ее нужно выбросить в реку. Нам достанут все необходимое. Только список давай заранее.

— Ну а как же Коновалов? — спросил Ветров.

— А он выйдет из кабины и откроет фургон. Стрелять будет Чайка из газового пистолета. Он поднимется следом.

Ветров подумал и сказал:

— Три выстрела слишком много. Надо убрать одного инкассатора с маршрута. Не дать ему доехать до работы.

Родионов махнул рукой.

— Чепуха. Дадут кого-нибудь из резерва.

— Тогда усыпить всех.

Тут Ветров не согласился.

— В такую жарищу в стальном фургоне и с нашими дорогами люди не заснут. А если их усыпить, то в крови обнаружат снотворное. Это провал. Такие погрешности допускать нельзя. Тут нужно думать. Итак, первая дыра. Трое против газового пистолета.

— Но Коновалов с нами.

— Вот именно. Если он будет стоять и смотреть, как стреляют в его ребят, и бездействовать, его тут же к стенке поставят. Значит, его нужно убирать первым. А это уже четыре выстрела. Исключено!

Родионов вытер нос платком и важно заявил:

— Сейчас главное понять принцип работы, а дырки мы потом залатаем.

Ветров усмехнулся.

— Ты прав. У нас получается сплошное кружево, где дырок больше, чем ткани.

— А какие еще? — удивился Родионов.

— Не будь идиотом, Валера. Начни сначала. Во сколько выезжает "перевозка" из хранилища?

— Не раньше двенадцати. В десять они приходят, вооружаются, идут на погрузку и оформляют бумаги. Стандартная волокита.

— Эдик, — Ветров повернулся к Чайке, — а где мы в это время находимся?

— В третьем автобусном парке. Потом везем мелочь к метро ВДНХ.

— Вот именно. А теперь, Лерочка, подумай о другом. Я не хочу рисковать своим напарником и всеми остальными. Форма не спрячет от глаз Эдикины веснушки и белокурый чуб. Тут нужен грим. Парня надо переодеть и загримировать. А когда же налет устраивать? Нужно еще место выбрать и стрельбу среди дня устроить. Мало того, а под занавес заняться перегрузкой мешков у всего честного народа на глазах. А народу соберется много. Подумают, что кино снимают. Это в Нью-Йорке от выстрелов по подъездам прячутся, а у нас к этому не приучены. Народ как дети, им зрелищ подавай. Хреновые инструкции тебе дал Коновалов.

У Родионова горели глаза.

— Коновалов исполнитель. Мы тоже. План — твое дело. А ты только критикуешь. Предлагай сам. У тебя четыре дня было на обдумывание.

— Деньги нам перегрузить некуда. В наш УАЗик? А Толика за рулем оставить? Так? — продолжал Ветров в запале.

— Толика надо брать в долю, — заключил Чайка.

— А тетю Дусю из бухгалтерии на перегруз-ку! — воскликнул Ветров. Все это туфта, миражи. Надо в корне пересматривать ситуацию. А ты, Валерка, записывай. Раз они из Америки газовые пистолеты возят, то пусть достанут сильное снотворное. Глоток — и с катушек, как ты говоришь. Ты знаешь, как мы с Эдиком работаем. Сам на нашем маршруте не один день катался, до того как в кресло дежурного сел. Мы закончим пораньше, загоним машину во двор и нальем стакан Толику. На халяву тот никогда не откажется. Парень вырубается, а мы с Эдиком на "дело". Через час-два возвращаемся, будим парня и в банк едем сдавать оружие.

— Отличная идея, — обрадовался Родионов.— Вы можете сделать это в любое время, даже в двенадцать.

— А третий автобусный? — возразил Чайка.

Родионов махнул рукой.

— Я буду дежурить. Если из расчетной части парка позвонят, скажу, что вы после обеда приедете. Машина сломалась на линии — и все тут. Им спешить некуда. Позвонят из метро, скажу то же самое. Поедете за мелочью после операции.

— А это мысль, — протянул Ветров. — Ты будешь держать связь между всеми звеньями. Но как тут подготовить твое дежурство?

— Мы то и дело меняемся. Мало ли кому что нужно. Я отдежурю за Ефимыча, а он за меня. Это мелочи.

— И опять тупик. Ты выпадаешь из игры, и нас остается двое с Эдиком. Нужен еще один надежный человек и нужна машина. А точнее, нужен человек с машиной.

— Ты прав, Максим, без машины не обойтись, — заключил Чайка. — И Толика отрубить надо.

Ветров взял сигарету, долго ее разминал, а потом выбросил в кусты и сказал:

— У меня есть две кандидатуры. Один Отар Коридзе. Водитель первого класса. Рисковый парень, но уже имеет судимость. Лихой казак, но с пятном. К тому же непредсказуем. На дело пойдет не задумываясь. Второй Роман Сироткин. Учится у нас в институте. Работу нашу знает, сидит на мелочи в Медведковском отделении, возит "размен" по магазинам. Раньше работал испытателем на АЗЛК. Шофер от Бога. После аварии перешел в банк. Ему уже тридцатник стукнул. Мужик не из трусливых, но пойдет на дело или нет, сказать трудно.

— Шоферов много, а где машину брать? — спросил Чайка.

— Мало их на улице ночует? Это не пробле-ма, — одернул приятеля Ветров. — Главное сейчас состав определить и роли. С этим, кажется, нам удалось справиться.

— Итак, можно подбить бабки! — весело заявил Чайка.

— Рано еще бабки подбивать, — возразил Родионов. — Когда шофер даст согласие, тогда будем думать над черновиком операции.

— А теперь я как председатель и глава клана даю всем общее задание. Ветров разлил вино в стаканы. — К следующей субботе сформулируйте новые идеи. Задача первая: как избежать свидетелей. Задача вторая: как обезвредить бригаду инкассаторов в салоне фургона. И наконец, как избежать шума.

Все переглянулись и подняли стаканы. Вряд ли они когда-нибудь выглядели более серьезными и решительными. Им казалось, что осталось только пальцем пошевелить — и можно купаться в золоте. Как это просто! Но главное заключалось совсем в другом. Они нашли дело, которое их захватило целиком, и они не чувствовали себя бесполезными винтиками в огромной машине, а превратились в часть какого-то очень важного механизма. Им взбрело в голову перевернуть мир и стать легендой.

К вечеру все разбрелись по домам.

Эдуард Чайка чувствовал себя возбужденным. Нина встретила его без особого удовольствия. Она привыкла обедать с сыном вдвоем, не дожидаясь мужа.

— Послушай, Нинок, вот что я тебе скажу. Я понимаю, что ты меня никогда не любила. Но у нас сын и мы должны позаботиться о нем. Наши пути связаны в одну ниточку.

Нина бросила ложку в тарелку с супом.

— Не смеши людей, Эдик. Это ты-то заботливый папаша? Все заработанные копейки оставляешь на бегах.

— Теперь все будет хорошо. Забудь о бегах. В ближайшее время мы будем сказочно богаты. Или пан или пропал!

— Открыли казино с рулеткой?

— Есть грандиозная идея. Можешь быть спокойна, заводилой выступает твой бывший хахаль Максимка Ветров. Твой эталон мужчины.

— Оставь его в покое. У тебя уже сыну семь лет.

— Ладно, не заводись. Но я тебе докажу, что и на меня можно положиться. Посмотрим, как ты тогда запоешь. Будет и на нашей улице праздник.

— Ты так каждый раз говоришь, когда последний рубль на лошадь ставишь. Три рубля выиграл, получку проиграл, вот и весь праздник.

— Здесь игра беспроигрышная. Для меня, во всяком случае. Я знаю, как себя подстраховать.

Чайка взял из сумки жены ручку, достал из секретера лист бумаги и сел за стол. Писал он долго, обдумывая каждое слово, и ему казалось, что он все делает правильно. Главное — заявить о себе, предупредить, но в то же время ничего не сказать. Так он себе представлял путь к спасению. Завершив работу, он отправился на почту. Купив конверт, Чайка вложил в него письмо и надписал: "Москва, ул. Петровка, дом 38. Начальнику уголовного розыска". Обратный адрес он писать не стал.

Роман Сироткин

Ветров встретил его в коридоре института. Максим ходил на консультации по госэкзаменам, а Роман сдавал зачет. Ветров надеялся, что Сироткин клюнет. Смелый парень, выступал в авторалли, молчаливый, крепкий, надежный. Мужику уже тридцатник стукнул, а он все еще мелочь по магазинам развозит. Квартира жены, дача жены и зарплата у супруги в два раза больше. Человек с ущемленным мужским самолюбием.

Они пожали друг другу руки, и Ветров предложил прогуляться по скверику. Устроившись на лавочке в тенечке, Максим пошел в атаку.

— А скажи-ка мне, друг мой Ромка. Слабо тебе стянуть мешок с деньгами?

— Я размен вожу, Макс. Мешок гривенников?

— Ну а если там лежали бы сотенные бумажки?

— Слабо. Вычислят. Помнишь, как Егоров пинцетом четвертаки из пачек доставал? Виртуоз. Сунет в прессованную пачку узконосый пинцет, накрутит, дерг — и две бумажки намотаны. Чисто работал. Сам себя завалил, придурок! Джинсы по двести рублей у фарцовщиков скупал, девок по кабакам водил.

— Речь не о четвертаках идет. Тысяч по семьсот на брата выйдет, а то и по миллиону.

Сироткин взглянул на приятеля и прищурился.

— И много вас таких умников?

— Четверо. Ты пятый. Нужен хороший шофер. Твоя роль — крути баранку.

— А штурманом кто будет?

— Я тебя устрою?

— С тобой дело иметь можно.

— Согласен?

— Если убедишь. В такую игру перед смертью играть можно, а не когда у тебя семья на шее.

— Не преувеличивай, Рома. Извини за грубость, но ты для семьи не спаситель, а скорее обуза. А почему бы не сесть на коня?

— Не могу понять, чем тебя заманили в ловушку. Ты холостой, у тебя все есть, одеваешься с иголочки. На приключения потянуло?

— Перспектив не вижу. Наш диплом дешево стоит. В субботу поедем на пикник за город, там я тебя с ребятами познакомлю. Сам посмотришь.

— А зачем? У меня своя дача с банькой. Приезжайте, попаримся, познакомимся, потолкуем.

Предложение было принято. Ветрова удивило другое: никто ни разу не сказал "нет", никто не пугался и не возмущался.

Очевидно, у каждого в свое время закрадывалось подобное желание, но никто никогда не высказывал его вслух. Обидно. Целыми днями таскаешь мешки, набитые деньгами, а получаешь гроши. Потом привыкаешь и уже не реагируешь на груз. Что деньги, что картошка — какая разница. Вряд ли человек с улицы решился бы пойти на такое дело. Тут от одних цифр рехнуться можно. Без психологической подготовки большое дело не провернешь.

Впервые на сходке появился Борис Коновалов. Крепкий, широкоплечий парень со скуластым лицом. Хмурый, строгий, подвижный. Хлипкий Эдик Чайка был полной противоположностью. Шуточки, остроты, эдакий улыбчивый губошлепик с веснушками. Однако роль ему отводилась важная — лицо команды в мундире капитана милиции. Валерке Родионову отводилась самая незаметная роль. Он отвечал за связь. Среди всех Валерка казался самым спокойным и уверенным. Рома Сироткин выглядел наблюдателем. У него жизненного опыта больше, чем у других, и характер стойкий. Такой в панику не бросится. Ну а Ветров носом чуял, где, что и как. Не голова, а вычислительная машина.

Сидели ребята на лавках в бане. Ни лидеров, ни шестерок, что называется, без погон. Голые, мокрые, одинаковые. Но каждый из них нес свой заряд энергии, идей и предложений. Каждый имел свои амбиции и мечты, у каждого в голове крутились свои шарики.

— Я привез вам снотворное, — заявил Коновалов. — Десять таблеток с пятачок величиной. Растворяются в стакане воды в течение двадцати секунд. Слона с ног сшибает. Операцию назначаем на пятницу, пятнадцатое июля. Это самый удобный день. Народ сбегает с работы и мотает за город. А главное, что в этот день мы забираем "излишки" в Рижском и Бережковском отделениях банка. В машине будет не менее десяти миллионов. Остается выбрать место встречи.

Ветров улыбнулся.

— Солидный куш. Если отдать половину, то на каждого придется по миллиону. Но есть и недостатки. Мешков двадцать, а то и тридцать будет. Время разгрузки увеличивается. Да и машина нужна соответствующая. Волга такой груз не потянет. Ладно. О машинах потом поговорим. У меня вопросики накопились к нашему работодателю. Скажи, Борис, ты можешь выехать на линию с двумя инкассаторами вместо трех?

— Теоретически это реально. Ну, скажем, так. Я накануне подброшу кому-нибудь из своих в стакан с водкой легкой отравы, чтобы он утром встать не смог. Нас в бригаде останется трое. Если утром начальник группы инкассации не будет болтаться в дежурке, то этот фокус пройдет. Но если Курушин заметит некомплект, то даст кого-нибудь из резерва. Стопроцентной гарантии не даю.

— Ладно, — Ветров осмотрел присутствующих.— График работы главных действующих лиц. Я и Эдик Чайка закончим с мешками в половине двенадцатого и пустыми идем за пятаками в третий автобусный. Но мы можем задержаться на пару часов и заехать во дворик, где наш водитель получит дозу снотворного. Затем мы покидаем спящего Толика и пересаживаемся в машину, за рулем которой сидит Рома Сироткин. Эдик гримируется. Мы уже купили черные усы в театральном магазине на Пушкинской. Голову натрем черной копиркой, а брови и ресницы намажем тушью. Плюс очки, и никто его не узнает. Получится у нас капитан ГАИ с кавказской внешностью. Переодевание можно устроить по пути. В итоге мы готовы к операции к двенадцати часам. Далее нас корректирует Валерка Родионов. Коновалов позвонит ему с линии и назовет точное время прибытия на базу. Мы перезвоним, когда будем готовы. Машины должны приехать на место встречи одновременно или почти одновременно. Светиться в ожидании нам не резон. Эдик в форме остановит фургон. Борис прикажет шоферу притормозить. Шофер "перевозки" открывает окно, не выходя из машины, Эдик Чайка подходит к водителю и стреляет газовым патроном в лицо шофера. Пока все идет гладко, если не думать о свидетелях. А что дальше? В "душегубке" трое вооруженных инкассаторов. Фургон нужно открыть, подняться по ступенькам в машину и успеть выстрелить четыре раза. Ставлю себя на их место. Я не дам выстрелить постороннему ни одного раза. Как только дверь откроется, я уже буду начеку. Что скажешь, Борис?

— Продолжу твою мысль, Максим, — с холодным спокойствием сказал Коновалов, — но сначала вопрос к Чайке: — Ты опробовал пистолет?

— Пробовал. Пугнул какую-то телку в Купавне, когда та через пролесок шла. Стрелял с двух метров. Бабу, как косой, свалило. Но шум есть.

— Мое предложение такое, — продолжил Коновалов. — Инкассаторы не услышат выстрела, сидя в бункере. Когда открою заднюю дверцу и поднимусь в "душегубку", ребята решат, что мы приехали в хранилище. Вид милиционера, идущего следом, их тоже не напугает. Мы имеем дело со студентами, как вы, а не с профессионалами. Хорошие инкассаторы на "вечерке" работают. Сумочку сдал, полную взял и чаевые от старшего кассира получил. А у нас работа тяжелая, мешки да ящики. По многу лет на линии проработали, и никто никогда на "перевозки" не нападал. Фактор неожиданности тоже свою роль сыграет. В крайнем случае, Чайка может загородиться мной как живым щитом. В меня стрелять не будут. И дверь не забудь прикрыть, Эдик. Твою пальбу никто не услышит, даже если возле фургона толпа соберется. Разгрузка за три минуты пройдет конвейерным способом. Ваша машина должна встать задком к дверям "перевозки". Сироткин в салоне, Ветров на подхвате, Чайка у дверей, я подаю. Не мне вас учить. Потом Эдик стреляет в меня, и вы сматываетесь. Одно условие. Ваша машина должна уехать в противоположную сторону от хода "перевозки". Это понятно. Не вперед, а назад.

— Без проблем, — сказал Сироткин. — Но мне понадобится две машины. Весь ваш план хорош на словах, но выглядит, как детский лепет.

— Но это же черновик, уважаемый скептик,— улыбаясь, сказал Чайка. Не капризничайте. Хотите две машины, нет проблем. Только вертолет не просите.

— Ладно, мужики, — Родионов поднял руку, — давайте попьем пивка с крылечка. Простыни в предбаннике. Перевоплотимся в привидения.

Пятеро парней устроились на ступеньках под солнышком и пили "Жигулевское" прямо из горлышка.

— Почему две машины? — спросил Ветров.

— Одна должна стоять где-нибудь в лесочке за пределами города. Лучше всего "рафик". Сиденья выкинем и повесим занавесочки. Вторая цельнометаллический УАЗик с надписью "Милиция". Это для перегона денег через город и выезд из него.

— Угнать машину у мусоров? — удивился Родионов.

— Не обязательно. Нужно запастись московскими номерами, а машину можно позаимствовать в любом колхозе за городом. Придется разориться и кое-кому заткнуть рот.

— Деньги на это дело я достану, — твердо сказал Коновалов. — Идея стоящая.

Ветров ждал своей минуты. Новые предложения исходили не от него, и трон идеолога пошатнулся. Именно в такие минуты ему в голову приходят лучшие мысли. Он не мог позволить себе оставаться на вторых ролях.

— Вернемся к нашим баранам. На дороге стоит милицейская машина и гаишник. Едет "перевозка". Почему он должен ее останавливать?

Все притихли.

— Шофер может не останавливаться. Имеет право. Это вина милиционера, что он не может распознать банковскую машину. На дверце стоит надпись "Связь".

— Но я потребую, чтобы он остановился, — возмутился Коновалов.

— Вызовешь удивление, и только. А вот если он проедет под запрещающий знак, тогда все оправданно. Мы убиваем двух зайцев. Останавливаем поток машин, которые двигаются в нашем направлении, и тормозим нужную. Необходимо выставить "кирпич", но среди дороги.

— В центре Москвы создавать пробку? — спросил Сироткин. — Тут же настоящие гаишники прилетят.

Ветров ждал этого вопроса.

— Центр центру рознь, к тому же в предвыходной день среди жаркого лета. Предлагаю идеальное место. Под носом у нашего банка на набережной. Там и в часы пик машин немного. Рисую схему. Перевозка идет по Котельнической набережной. Коновалов сообразит, как на нее выехать, если ехать с Бережковского отделения банка. Далее, фургон сворачивает к "Иллюзиону" и встает на светофоре. Слева высотка, справа — Астаховский мост, поворот направо к Таганке, а прямо — Берниковская набережная. До моста Садового кольца и нашего банка полтора километра чистой дороги. Слева Яуза, справа газон, пешеходная зона и сплошной забор. Ни домов, ни людей. Любой случайный прохожий на сотню метров проглядывается. Тишь да гладь да Божья благодать. Мы ставим "кирпич" перед въездом на набережную одностороннее движение. Сами проезжаем еще немного и выпускаем на охоту гаишника. Весь транспорт идет в объезд по Ульяновской улице либо сворачивает на Астаховский мост. И только наша "перевозка" прет прямо, невзирая на знак. Если Борис сможет пригнать фургон в это место, то все проблемы решены. Стреляй хоть из "катюши".

Компания молча смотрела на рассказчика. Когда Ветров закончил, никто не проронил ни звука. Первым открыл рот Чайка.

— Есть и в этой схеме одна дырка.

— Какая? — усмехаясь, спросил Ветров.

— По набережной ходят машины нашего отделения. Они не остановятся на "кирпич" и не поедут в объезд. А если кто-нибудь меня узнает в милицейской форме?

— На твоей физиономии будет лежать килограмм грима. Мы даже веснушки тебе замажем и темные очки наденем. Вероятность столкновения слишком мала. На работу уйдет десять минут, не больше.

— И еще, — вмешался Родионов. — От двенадцати до часу самое тихое время. Утренние маршруты, обслуживающие сберкассы, заканчивают в одиннадцать. Ребята с "размена" приезжают в пять, как и вы, а "вечерка" выходит на линию от трех до четырех. Хватит дурака валять, мужики. Предложение Макса идеальное. Никто ничего лучше придумать не сможет.

— Согласен, — подтвердил Сироткин. — Если мы будем уходить назад к Астаховскому мосту, то заберем по дороге знак, и у нас есть выбор. На Ульяновскую, на Таганку или на Астаховский мост. А там Солянка, Бульварное кольцо или мост к Новокузнецкой. Только бы не растеряться.

— Но как Борис убедит шофера ехать на набережную и сворачивать в сторону? — спросил Родионов. — Ты ведешь людей в капкан. Тебе это тут же припомнят. Ты даешь распоряжения на маршруте.

Коновалов покачал головой.

— Шоферу мозги вправить нетрудно. Скажу: "Поехали в Чкаловское", и он поедет. Но как оправдать эту поездку? Если бы мы были у вас накануне в четверг, я бы нашел повод: забыл кобуру с оружием. Такое нередко случается. При погрузке мы его снимаем с пояса, чтобы пушка по яйцам не стучала, но у меня нет гарантии, что мы к вам заедем.

— Контора присылала к нам "перевозку" для отгрузки раз в неделю, рассуждал Родионов.— Но всегда приезжают разные бригады в разные дни. Это уж как начальство решит между собой.

— Вот именно. Есть один вариант, но он мокрухой пахнет.

Все настороженно посмотрели на Коновалова, но он не видел острых взглядов и продолжал:

— Когда все мы очнемся в "душегубке" и приедут мусора, я могу сказать, что на спуске Яузской улицы к нам на подножку вскочил бандит с оружием и потребовал свернуть на набережную. Дверцы кабины не закрываются, а стекла в жару опущены. Он мог сдвинуть меня в сторону и сесть рядом. Мы решили не рисковать, надеясь на ребят в салоне, и подчинились. Это могу сказать я один, но шофер ничего уже говорить не должен.

Никто на это предложение не согласился. Коновалов рассмеялся.

— Чудики! Мы же перебираем варианты. Одна идея толкается от другой. От бредовых можно подойти к реальной. Вариант с забывчивостью, когда кто-то забыл пушку в другом отделении, слишком хилый. Один на сто. Ищите. Я не возражаю.

Поставленная задача не нашла своего решения. Отчаиваться не стали. План в общих чертах был готов. Последний вопрос задал Ветров:

— У нас еще одна заноза есть. Ты, конечно, нам не скажешь, Борис, кто за тобой стоит и кому ты должен отвалить половину добычи. Черт с ним! Ну а где гарантия, что твои заказчики ничего не узнают о нас? Ты не скажешь, так они тебя выследят. А потом могут просветить нас во время операции. Как быть?

— Ничего они не узнают. Эти люди готовят нам отличное прикрытие. В последнее время я объездил всех своих друзей и старых подружек. По три визита в день. Если за мной следят, у них глаза на лоб полезут. Пусть ищут. А к вам я сегодня добирался три часа. Четыре такси поменял, пять пересадок в метро сделал и с электрички на электричку прыгал. И главное: я написал признание генеральному прокурору Союза, где всю вину свалил на них. Там есть такие подробности, что поверят мне, а не им. Письмо оставил надежному человеку, а фотокопию я отдам им за день до операции. Если они нас попытаются сдать как отработанный материал, письмо пойдет к адресату. Уж лучше пять миллионов получить, чем лишиться жизни.

"А не так он глуп, как кажется", — подумал Ветров. Чайка нахмурился. Не поторопился ли он со своим письмом? Родионов ничего не подумал. Он лучше других знал Коновалова, и ему стало страшно. Ну а Сироткин остался довольным. Ребята стоящие, и на них можно положиться.

О провале не думал никто. Его не может быть, и все тут. Люди устали забивать себе голову отрицательными эмоциями. Они верили в свою победу и знали, что победят. В то время никто из них не был жадным и алчным. О деньгах они помышляли меньше всего. Важна сама затея, риск, дерзость и самоутверждение.

Подготовка

В течение двух недель налетчики встречались на даче Сироткина. Оговорены были все мельчайшие детали. Но вопрос с появлением фургона на набережной Яузы так и остался нерешенным. Роману Сироткину помогали Эдик Чайка и Максим Ветров. УАЗик угонять не пришлось. Водитель совхоза с семидесятого километра сам пригнал машину в Москву. Получив за работу пятьсот рублей, он отправился в родной совхоз писать руководству объяснительную. У каждого свои трудности. Машину перекрасили, повесили московские номера и загнали в пустующий амбар вблизи от дачи Романа. На машине красовалась надпись "Милиция". Через день неподалеку от автобазы "скорой помощи" от столовой исчез "рафик" с красным крестом. Эдик Чайка стоял в очереди за шофером и подбросил ему таблетку в борщ. Водитель уснул прямо за столом. На "рафике" сменили номера и поставили его рядом с милицейским УАЗиком. Валерка Родионов упер с новостройки знак с "кирпичом", а потом приварили к нему треногу. Старший брат Родионова уехал в отпуск, его мундир вместе с вешалкой перекочевал в шкаф Эдика Чайки.

Но самое примечательное произошло за день до операции. Бригада Коновалова приехала в Чкаловское отделение банка за остатками. Такой удачи никто не ожидал. Коновалов, как и предполагалось, оставил пояс с револьвером на окне возле дежурки. Злой гений, который потворствовал отчаянным головам в грязных замыслах, совершил чудо. Это был знак! Коновалов уже не удивлялся. Все шло как по маслу. Приехав в контору, он позвонил в Чкаловское отделение банка прямо от своего дежурного.

— Ребята, привет! Это Коновалов с Неглинки говорит. Глянь-ка там на окошке в своей конуре, не лежит ли там пушка с поясом. Рыжая кобура... Есть, да? Отлично. Передай сменщику: мы завтра с Бережковского к вам заедем, и я заберу. Лады?

Коновалов положил трубку и взглянул на старика, сидевшего за стойкой.

— Все в порядке, Евменыч. Завтра заберу.

— А если проверка? Сейчас езжай.

— Ты что, Евменыч? С наганом на метро через центр Москвы? Ополоумел?

— Ладно, черт с тобой.

Поздно вечером Коновалов спустился с одиннадцатого этажа на девятый и позвонил в квартиру Родионова. Настроение у него уже не было таким радужным. Что-то парня беспокоило.

День выдался сухой, жаркий. Солнце пекло нещадно. По городу ездили поливалки, но асфальт высыхал в считанные минуты. Самое время валяться на пляже, а не мешки таскать, обливаясь потом. Тот, кто мог, удирал за город, а кто не мог, торчал в конторах и прятался в тени.

Из бригады Коновалова не пришел один человек. Позвонила его жена. У парня острое отравление.

— Справимся втроем, — сказал сменившемуся дежурному Коновалов. Послушай, Иван Семеныч, тебе Евменыч передал?

— Знаю-знаю, оболтус. Не первый день работаешь, а все ветер в башке. После "Бережков" заедете. Распишись в журнале в получении. Мое дело маленькое. Крючок поставил, значит, получил.

— Ладно ворчать-то. Всегда обходилось.

Коновалов взял свою спортивную сумку и перекинул через плечо. В эту секунду в дежурку вошел начальник группы инкассации Курушин.

— Коновалов!

— Уже идем...

— За остатками поедет бригада Горохова. Ты со своими архаровцами повезешь золото в хранилище Внешторгбанка. Требуют подкрепления в пятьдесят килограмм. Иди в бухгалтерию и оформляй документы на себя. Ребят в подвал.

— Как золото? — удивился Коновалов.

— А что, впервой, что ли? Всего пять ящиков по десять кило. Недоволен?

— Мне-то чего, но у нас одного человека не хватает.

Коновалов не знал, зачем он это ляпнул. То ли от растерянности, то ли от страха. Такого неожиданного оборота никто не мог предположить.

— В котором часу нужно быть там? — спросил он.

— В двенадцать. Человека я тебе дам из резерва. Поедешь укомплектованным. И давай живо. Они там на каждый грамм по десять бумажек выписывают. Буквоеды. Делов на пять минут, так целую папку бумаги надо собрать.

— Без бумаг в хранилище не пустят. Чего ребят гонять?

— Пошли кого-нибудь во двор из ребят. Поедете с новым шофером на хорошей машине. Пусть покажут, куда подавать фургон. И не тяни лямку. Времени у вас в обрез.

Коновалов вышел из дежурки. Он уже знал, что все пошло шиворот-навыворот. Придется прибегать к запасному варианту, отступать некуда.

В 11.25 машина была загружена и готова к выезду. Трое инкассаторов залезли в "душегубку". Коновалов приоткрыл свою сумку и отвинтил вентиль на баллоне на четверть оборота. Маленький баллончик походил на термос, а точнее, на небольшой огнетушитель из никелированной стали. Поднявшись по ступенькам в салон фургона, Коновалов бросил сумку в темный угол и сказал:

— Пусть здесь полежит. Ладно, мужики. Сегодня у нас короткий день. За пару часов справимся.

Бригадир спрыгнул на землю, убрал трап, захлопнул дверцу и запер ее на трехгранный ключ.

На минуту он зашел в холл конторы и позвонил от милицейского поста в Чкаловское отделение. Когда дежурный снял трубку, Коновалов сказал:

— Мы выезжаем с сюрпризами. Дорога двадцать минут. Вы там приготовьте мне мою пушку.

Ответа он не ждал и положил трубку.

Водитель оказался мрачным мужиком, раньше Коновалов его не видел. Здоровяк с бычьей красной рожей. Такого газом не возьмешь.

— Поехали, приятель. Выезжай на Трубную, потом на Сретенку и по бульварному кольцу до высотки. Обогнем мост, и мимо "Иллюзиона" по прямой к Чкаловскому отделению.

— А чего мудрить-то, — забасил шофер. — Прямо до Самотеки, а там по Садовому без выкрутасов и упремся в Чкаловское. Быстрее и проще.

— У нас свои инструкции, приятель. По оживленным местам мы не ходим. Знаешь, чего везем?

— Ящики с динамитом.

— Вот именно. Подарок соцстранам.

— Откуда знаешь?

— На Запад золото в песке отправляют. Там не надуешь, а для друзей и в слитках сойдет. Вперед!

Выручка ГУМа, ЦУМа и "Детского мира" подсчитывалась до утра целой бригадой кассиров. Маршрут Ветрова объезжал гигантские магазины и привозил деньги в банк. С этой минуты маршрут выходил из-под контроля начальства. Развоз пятаков — занятие пустяковое. Транзитное обслуживание точек без захода на базу решалось в производственном порядке. Главное дело — вовремя обслужить трех китов советской торговли.

В одиннадцать часов Ветров заглянул в дежурку.

— О, привет, Родионов. Ты здесь поселился? Не твоя же смена.

— Сменился. Мне в понедельник на свадьбу идти.

— Понял. Ну мы поехали в третий парк.

Родионов не реагировал. Новостей нет, значит, все идет по плану. Ветров вышел на улицу и сел на переднее сиденье. Толик выглядел усталым и ленивым. Сегодня он даже мешки не помог затащить.

— Вот что, Толян. А сейчас мы объедем Таганку и спустимся к Ульяновской улице, дом пятнадцать.

Толик тупо глянул на Ветрова покрасневшими глазами.

— Зачем?

— Эдик у нас стеснительный, сам сказать не может. Мы с тобой во дворике подремлем, а нашего дружка отпустим на пару часиков.

Усталый шофер оглянулся назад. Красные глаза попытались прищуриться, а пересохшие губы улыбнуться.

— А как же третий парк?

— Парк подождет, а Светочка не сможет. У нее муж ревнивый, и она только днем баловаться может. Тут момент ловить надо.

— Вопросов нет. Святое дело.

Толик вцепился толстыми, малиновыми пампушками в руль, и машина тронулась с места.

На Ульяновской улице, в километре от места, где предстояли события особой важности, ребята присмотрели тихий глухой дворик в виде колодца с огороженным садиком посредине. Каждый второй подъезд принадлежал какому-нибудь магазину, чьи витрины выходили на улицу. Тут то и дело крутились машины, заполненные тарой, хлебом, молоком и мясом. Здесь жили своей жизнью, и стоявший в стороне старый УАЗик с надписью "Связь" никого не интересовал.

Эдик Чайка многозначительно подмигнул друзьям и выпрыгнул из салона машины. Как только он скрылся за дверьми углового подъезда, Ветров достал из своей сумки бутылку бормотухи и сказал:

— Надо украсить ожидание небольшой дозой радости. Это, конечно, не Светочка, но тоже удовольствие.

Шофера передернуло.

— Ладно, только самую малость. От меня и так перегаром на версту тянет.

— Хуже не будет. Скажи-ка, Толян, нам когда-нибудь дадут новую машину?

В момент четвертого булька Толик ответил:

— На базе есть и хуже. Мы получаем две машины в год, и то нерегулярно. Если встать на очередь, лет через десять получим.

— Но уже сейчас наш шарабан можно пальцем насквозь проткнуть.

— А тебе бронь подавай? Мы машину с деньгами бросаем и обедать уходим. И что?

— ГУМ, ЦУМ — это серьезные деньги.

— Брось, Макс. Туфта все это. Помнишь, когда на собрании в конторе полковник с Петровки выступал? Зануда Киселев ему вопросик задал: "Почему на инкассаторские машины сирены не ставят?" Что он ответил? "У нас и без вас в ушах звенит. В Советском Союзе нет банковских грабителей, но зато есть инфаркты и пожары. Здесь вам не Чикаго".

Толик выпил второй стакан и зевнул. Через пять минут он тихо похрапывал, положив голову на руку.

Ветров вышел из машины и направился к воротам. На другой стороне улицы стоял милицейский УАЗик с зашторенными окнами. За рулем сидел Роман Сироткин. Ветров перешел дорогу и открыл боковую дверцу. Чайка, переодетый в милицейскую форму, красил тушью брови. На коленях лежал рюкзак с необходимым реквизитом. Волосы почернели от усиленного втирания в корни копировальной бумаги. На полу салона лежала тренога с дорожным знаком.

— Не машина, а гримерная киностудии.

— Не мешай, Максим. Иди звякни Родионову. Уже двенадцать. Через пять минут я буду готов.

В состав маршрута, развозившего "размен" по магазинам, входили кассир, инкассатор и шофер. Нудная, однообразная работа. С девяти часов до четырех нужно объехать более пятидесяти торговых точек и обменять "бумагу" на "мелочь". Бригада выехала на линию из Медведковского отделения банка ровно в девять.

Шофер, веселый паренек, лихо крутил баранку и беспрестанно травил анекдоты. Толстушка-кассирша хихикала, будто ее щекотали. Роман, как всегда, сохранял баланс серьезности. Его работа заключалась в том, что он заходил на точку и докладывал старшему кассиру магазина о прибытии "размена". Сотня хлопков дверью за смену. Это ли работа для сильного мужика, спортсмена, гонщика с широкими взглядами и несбыточными мечтами о большом будущем.

— Ребята, — перебил шофера Сироткин, — отпустите меня на сегодня. Ритка моя на сторону косит. Ей-богу! Спать не могу. Носом чую.

— Такие вещи не носом чуют, — ляпнул шофер и умолк.

Он обернулся и посмотрел на кассиршу. Все знали, как Роман любит свою жену и сына. Отличный парень... и вдруг.

— И что ты хочешь делать? — спросила кассирша.

— Хочу нагрянуть на дачу, как снег на голову, среди бела дня. А к четырем часам вернусь. Буду ждать вас у последней точки.

— Нормально, — сказал шофер. — Подумаешь, я сам за него побегаю. Меня все девчата на маршруте знают.

— Еще бы. Затравил торгашек своими анекдотами. — Кассирша хихикнула. — Вот и Ромка твоих историй наслушался, как муж возвращается из командировки, а там...

Варя не особо возражала. Она сама развелась с первым мужем, когда он ее застал со вторым. Теперь воспитывает двоих детей без посторонней помощи. Варя хорошо относилась к своим спутникам по работе и никогда не конфликтовала с ними, даже когда они покупали пивко во время работы. По обоюдному согласию Романа отпустили. Сироткин снял пояс с револьвером и передал Варе.

— Брось под сиденье, вернусь и заберу.

Как он и предполагал, его высадили у метро "ВДНХ". На уговоры ушло десять минут. Две остановки он прошел пешком, где в одном из дворов Проспекта мира его ждал УАЗик с надписью "Милиция".

Сегодня Сироткин открыл амбар и отогнал "скорую помощь" на окраину леса к реке. Тихое местечко, недалеко от областной больницы. Он не раз видел, как там шоферы моют свои машины и валяются на солнышке. Появление "рафика" никого не удивит. Потом Роман выбрался на шоссе, сел на автобус и через полчаса вернулся на исходную точку. В Москву он уже ехал на милицейской машине. При въезде в город на него никто не обратил внимания. Расчет оказался точным.

В десять пятнадцать он подъехал к Ульяновской улице и остановился напротив въезда во двор, куда должны были прибыть его партнеры. Сироткин достал из-под сиденья рюкзак и бросил его в салон. Снаряжение для Чайки хранилось в брезентовом мешке. Он подумал, что они не учли того факта, как может помяться мундир, скрученный в несколько раз. Гаишники — народ военный, аккуратный. Глядя на рюкзак, Сироткин вдруг сообразил, что они не учли еще одну деталь. Шторки шторками, а кусок брезента не помешал бы. Чем они накроют мешки с деньгами? Сколько еще подобных недочетов обнаружится во время работы?

Когда на дороге появилась знакомая машина, он облегченно вздохнул.

Именно в это время Родионов сменил дежурного и заступил на смену. Любой с радостью отдаст пятницу и согласится на другой день недели. Тяжелый день. Инкассаторы острят. Все хотят освободиться раньше, пропускают точки, особенно если те не дают чаевые. Мотивировка простая: старшего кассира не оказалось на месте, сумма не была подготовлена к выдаче. Телефон не умолкал. Где инкассаторы? Что нам делать? Когда приедут? Приходилось выкручиваться самим. Инкассатор всегда прав. Бери такси и вези сама. Хочешь, проси мясника в сопровождение. Твои трудности. С банком не спорят. Но в следующий раз будешь класть железный рубль поверх квитанции. Не хочешь? Трать свои кровные на такси и теряй время. Ребята с "вечерки" неплохо жили. В конце смены полный карман мелочи, еда и дефицит, заказы и даже малосольные огурцы в январе. На таких маршрутах работали старожилы. Дряхлеющие полковники НКВД, бывшие надзиратели и даже людишки из личной охраны Берии и Ежова. Они доживали свой век, но на покой их отправить никто не мог. Традиции. Зарплата этих людей не интересовала, сталинские дачи им надоели, зато именное оружие не ржавело и к дисциплине приучены.

Родионов терпеть не мог старую гвардию бывших чекистов. Стукачи, конвоиры, надзиратели. Как такие люди могли быть симпатичны для молодого парня, прошедшего службу в десантных войсках. Однако старики любили голубоглазого коренастого парнишку. Прямой, открытый, правильный, честный. Его даже в партком выдвинули.

Сегодня Родионов выглядел не очень уверенно. Больше обычного суетился, не отвечал на вопросы, забывая здороваться. Роль диспетчера его не очень устраивала. Он исполнитель, а не координатор. Ему нужно находиться в центре событий, а не играть вслепую. Родионова успокаивал тот факт, что одну из главных ролей играет Ветров. Он доверял Максиму больше всех. Чем сложнее ситуация, тем активней работает голова у этого парня. С таким не пропадешь. Только бы Коновалов не подвел.

В одиннадцать тридцать раздался звонок. Звонил Коновалов. Выезжает с "сюрпризом". Что это значит? И еще раньше намеченного времени. Как предупредить ребят?

Родионова начало лихорадить. На телефонные звонки он отвечал одной фразой и бросал трубку, чтобы не занимать линию. Стрелки часов неумолимо летели вперед. Без пяти минут двенадцать раздался новый звонок.

— Привет, командир, какие новости? — Он узнал голос Ветрова.

Родионов плюнул на конспирацию. В дежурке находились люди, но он не мог крутить и сказал прямо:

— Они в пути уже двадцать минут. Живо на место!

Ветров все понял и бросил трубку.

Родионов чертыхнулся.

— Ну ты суров! — сказал кто-то из присутствовавших.

— Баба вчера не дала, — рявкнул дежурный.

Полдень. Группа Захвата

Милицейский УАЗик выскочил на высокой скорости с Таганского спуска и, резко свернув на набережную, затормозил в центре улицы. Задние дверцы открылись, и на землю спрыгнул капитан. Кто-то подал ему треногу с дорожным знаком, и машина сорвалась с места. Капитан установил знак и, повернувшись, медленно направился по центру улицы дальше. Милицейская машина проехала еще две сотни метров и прижалась к обочине. С пешеходной дорожкой ее разделял газон с кустарником и мелкими деревьями.

Послушные, дисциплинированные водители тут же начали сворачивать на Астаховский мост и к Таганке.

Спустя минуту появился первый нарушитель. Серая "Волга" универсал с надписью "Связь" на передней дверце проскочила на знак и, нагнав гаишника, притормозила. Водитель высунул голову и сказал:

— Извини, командир, инкассация. — Он указал в сторону Садового кольца. — Чкаловское отделение.

Капитан махнул жезлом, развернулся и отправился в обратную сторону.

— Где-то я его уже видел.

— Конечно, — подтвердил шофер. — Тут одно подразделение работает. Не ясно только, чего они набережную перекрыли.

— Марафон какой-нибудь.

— Не видать. Да и Брежнев по закоулкам не катается.

— За мостом чего-нибудь случилось. Авария.

У Чайки выступил пот. Жара, мандраж, он ног под собой не чувствовал. Первая капелька выскользнула из-под фуражки и потекла по лицу. Он не мог знать, что ничтожная крупица воды имела черный цвет.

Секунды казались вечностью. Нашлось еще пару смельчаков, рискнувших проскочить на запрещающий знак, но капитан их не остановил.

Воздух раскалялся. На небе не было ни одного облачка. Ветров с волнением наблюдал за Чайкой. Одинокая, сгорбленная фигура в центре пустынной набережной передвигалась так, будто вместо ног на него надели ходули.

— Какой он, к черту, гаишник. Персонаж из кукольного мультика. Карикатура какая-то.

— А что с его мордой, глянь.

— Вот что, Рома. Как только фургон остановится, тут же разворачивай машину и подгоняй задницу к заднице. Ни секунды заминки. Почему они так долго едут?

Фургон ехал со скоростью черепахи. Инкассаторы в салоне промокли насквозь. Один из них достал наган из кармана и положил его на темно-зеленый ящик, где белели отбитые трафаретом буквы "Госбанк СССР".

— Так и не достал кобуру, Яша? — спросил сосед, сидевший на одном из ящиков.

— Я найду этого гада. Из шкафчика увели.

— Выпиши новую.

— И двадцать процентов прогрессивки как не бывало.

— Ну да, а так лучше? Патроны в правом кармане, пушка в левом. Штаны порвешь.

— Зато надежней. А то, неровён час, яйца отстрелить себе можно.

— Мужики, а что за кошмарный запах у нас в апартаментах?

— Пердеть меньше надо. Люк на крыше заело. Я уже пробовал его открыть.

У ребят кружилась голова, и их клонило ко сну, к горлу подступала тошнота.

— Ну и работенка, — сказал один.

— В Бухенвальде потеснее было, и золотишко не удобряли, — сказал второй.

Третий ничего не сказал, он уже спал.

Машина свернула налево, миновала короткий отрезок и встала на светофоре.

— Смотри-ка, бригадир, кирпич поставили. Говорил тебе, по Садовому ехать надо, — ворчал шофер.

— Езжай и не дергайся. Разберемся.

Вспыхнул зеленый свет. Тяжелый "газон" дернул с места и поехал прямо.

— Ну вот он, ждет голубчик, — сказал шофер, заметив милиционера, размахивающего жезлом.

— Прижмись к обочине возле их машины и жди. Сам подойдет. Овес к лошади не ходит.

Водитель нехотя подчинился. На банковской автобазе он работал недавно и еще не привык спорить с инкассаторами. Работа ему нравилась, и лучше не обострять положение.

Стекающие капли пота заливали лицо. Одна капля с тушью скатилась с бровей и попала в глаз. Чайка достал платок и начал растирать пот по лицу, превращая его в физиономию шахтера, выходящего на поверхность после забоя. Он не видел себя со стороны. Он шел к остановившейся "перевозке" и доставал газовый пистолет из брючного кармана. Оставалось не больше пяти шагов, когда вторая, а следом и третья капли заволокли ему глаза. Он тер глаза платком, но щиплющая боль заставляла его сжимать веки. Слепой налетчик. Что может быть смешнее и печальнее. От него зависел исход операции, и Чайка это понимал. Он с силой сжал зубы. Главное — успеть выстрелить.

Когда его лицо появилось перед дверцей водителя, шофер оторопел. У него отвисла нижняя челюсть. Коновалов не стал ждать результатов. Он уже знал, что придется действовать по запасному варианту, и в тот момент, когда машина остановилась, у него на руках были надеты перчатки. К правой ноге, на пластыре, был прикреплен нож с наборной ручкой. Он приподнял брючину, сорвал нож и сделал резкое движение снизу вверх. Длинное, острое лезвие врезалось в двойной подбородок водителя и ушло вверх, поражая головной мозг. Кровь хлынула как из пробитого крана.

— К задним дверям, козел! — крикнул Коновалов.

Чайка прозрел. Его словно током ударило. Он попятился.

Коновалов открыл дверцу, выпрыгнул на газон и отбросил нож в сторону. Действовал он быстро и решительно. Милицейская машина уже развернулась и подавала задом к фургону. Перед дверцей стоял растерянный Чайка с черными разводами на лице и слезящимися глазами.

— Стой здесь, придурок. Я тебя вызову! — рявкнул Коновалов, открыл дверцу и вскочил на подножку.

Захлопнув за собой створку, Коновалов влетел в салон. Трое инкассаторов лежали на полу без движения. Он выхватил из-за пояса офицерский "вальтер" времен Второй мировой войны, взвел курок и произвел три выстрела.

Чайка вздрогнул. Он стоял слишком близко к двери и мог слышать знакомые каждому стрелку хлопки. Он глянул на газовый пистолет, который все еще держал в руках и убрал его в карман. Чайка не мог понять, зачем ему дали "газовик", если у Коновалова есть свой.

Ветров глянул в окно.

— Черт! Не вовремя.

Он увидел, как под знак проскочил голубой "Москвич-412" и на бешеной скорости промчался мимо. Кто сидел за рулем, он не заметил, но последние цифры и буквы номерного знака успел заметить "21 МОИ".

— Чего они мешкают? — спросил Сироткин.— Открывай задние створки.

Ветров передвинулся в конец салона.

Дверь "перевозки" открылась, и Коновалов чуть ли не втащил Чайку наверх. Когда тот очутился в полумраке "душегубки", он увидел трех человек с окровавленными черепами. Коновалов схватил Чайку за грудки и резко тряхнул его.

— Делай свою работу, гнида, не то сдохнешь!

Чайка превратился в робота. Он ничего уже не соображал, а лишь выполнял приказы.

Коновалов поднял груз с пола и подал неудачливому капитану.

— Пошли по конвейеру. Вперед.

Ветров получил в руки компактный тяжелый ящик. В глазах Максима появилась растерянность.

— Быстрее! — крикнул Сироткин.

Но когда увидел, что ему подают, сам опешил. Через минуту все пять ящиков стояли в салоне милицейской машины.

Коновалов подал "вальтер" Чайке.

— Выстрелить в меня сможешь?

Тот отрицательно покачал головой.

Коновалов достал из глубины салона свою куртку, снял перчатки, окровавленную рубашку и, запихнув в сумку, подал ее Чайке.

— Тресни меня по башке рукояткой — и сваливайте. Пистолет бросишь в сумку, а потом ее скинете в Яузу. Ну, засранец, действуй!

Эдик размахнулся и ударил по голове. Это у него получилось. Он уже успел возненавидеть этого человека.

Выпрыгнув из фургона на землю, он почувствовал, как сильные руки подхватили его и затащили в машину. УАЗ тут же сорвался с места.

У перекрестка Сироткин затормозил, сам выскочил из машины и убрал треногу со знаком с дороги. Забросив ее в салон, сел за руль и свернул на Астаховский мост. Ветров тем временем сдирал китель с Чайки. Тот напоминал амебу и ничего не понимал.

— Я остановлю у магазина! — почти кричал Сироткин. — Купи минералки и отмой этого трубача. Потом пешком прогуляетесь. У вас еще есть время.

— Что скажешь о наших миллионах? — хрипло спросил Ветров.

— Ничего. Подставили нас, Макс. Теперь поздно кулаками размахивать. Завтра на даче решим.

Машина свернула с бульварного кольца на улицу Обуха и остановилась. Чайка был уже переодет. Форму и черную сумку Коновалова запихнули в рюкзак. Ветров и Эдик вышли из машины и юркнули в подворотню. Машина тут же скрылась за углом.

Ветров не думал, что его напарник на деле окажется такой размазней в прямом и переносном смысле. Он оставил дрожавшего от страха приятеля в скверике детского сада, а сам побежал в магазин.

Ему удалось без очереди взять бутылку водки и пять бутылок нарзана. Четыре ушло на отмывку бывшего гаишника, одной запивали теплую водку. Несмотря на пекло, водка на них не подействовала. Правда, Чайка немного оклемался и встал на ноги, но дар речи к нему не вернулся.

До своей машины они возвращались пешком. Толик успел выспаться, и, когда его растолкали, он повеселел.

— А сколько времени, мужики?

— Без десяти минут час. Поехали в третий парк, Толян.

Шофер оглянулся и глянул на Чайку.

— А чегой-то с ним? Со Светкой поругался?

— Нет. С ее мужем. Вернулся не вовремя. Кто знал, что ее муж бывший боксер.

Толик сочувственно покачал головой.

Машина выехала из двора и медленно поехала в сторону Таганки.

Кассирши третьего парка и метро не очень беспокоились. Дежурный им популярно разъяснил, что поломка на линии — это не трагедия, а лишь небольшая задержка.

Что касается дежурного центральной конторы на Неглинной, то звонок старшего кассира Внешторгбанка поставил его в неловкое положение. Стрелки часов показывали двенадцать десять.

— Машина выехала к вам с небольшим опозданием.

Он положил трубку и задумался. Неопределенные ответы можно давать торговым точкам, но не представителям Внешторгбанка. Старик заволновался. Нет, он, конечно, понимал, что машина с золотом никуда не денется. Какой год ребята возят металл, и никаких погрешностей. Причина может быть одна: Коновалов решил забрать оружие из Чкаловского до заезда во Внешторг. Но это глупо! Делать огромный крюк, понимая ответственность, с какой руководство относится к таким маршрутам. Может получиться скандал. К тому же Центробанк нарушал инструкции в течение многих лет. К перевозкам золота в любых количествах полагалась машина сопровождения с тремя инкассаторами. Но ни машин, ни лишних людей в группе никогда не находилось, чего уж говорить об июле месяце. Все "бывшие" в мае увольнялись и сидели на дачах, а в октябре возвращались на работу. Никому и в голову не приходило занимать штатные единицы почетных энкавэдэшников.

Через пятнадцать минут заместитель управляющего Внешторгбанка перезвонил начальнику группы инкассации и потребовал объяснений. Тот ответил, что перезвонит через пять минут. Курушин спустился к дежурному, и старик объяснил начальнику ситуацию. Курушин тут же перезвонил в Чкаловское отделение. Дежурный подтвердил, что инкассатор Коновалов накануне оставил пояс с оружием, а сегодня утром звонил и сказал, что приедет, но времени не назвал.

Курушин снарядил две машины, одну отправил в Чкаловское, на другой поехал сам по маршруту Внешторгбанка. Поднимать панику никто не хотел. Об ограблении машины никто и думать не мог. Конечно, напряжение не спадало, но худший вариант не рассматривался как один из возможных.

Контрольная машина, выехавшая в Чкаловское отделение, как и полагалось, поехала по Садовому кольцу, но, доехав до места, фургона в пути не обнаружила, о чем тут же доложила начальству.

В тринадцать десять машина дневного маршрута возвращалась в Чкаловское отделение за "подкреплением". Шофер машины заметил стоявшую у обочины набережной "перевозку" и остановился.

— Какого черта? — спросил сидящего рядом инкассатор.

— Конторская машина. В карты режутся. Тебе-то чего?

— Шофер новенький с нашей линии. Может, надо чего?

— Машина-то пустая.

— Я все же гляну.

Когда он встал на подножку кабины, то увидел страшную картину. Водитель "перевозки" лежал на сиденье в огромной луже крови. Мутные глаза тупо смотрели вверх.

Милицию вызывали с телефона дежурного Чкаловского отделения. Родионов слышал, как взволнованный голос шофера говорил о трупах. Он глянул на часы. Тринадцать тридцать одна.

После того как он остался один на один с золотом, его начал пожирать червячок страха. Он ехал через центр Москвы и не мог отделаться от мысли, что за ним следят. Каждая машина ему казалась подозрительной, каждый звук ассоциировался с милицейским свистком.

Роман пытался забыть о золоте, но оно жгло ему спину, будто солнце в пустыне. Руки подрагивали, внимание рассеивалось. До поста ГАИ в конце Варшавского шоссе оставалось полкилометра. Нервы не выдержали, и он остановился. Прижавшись к обочине, Сироткин вышел из машины и сел на бордюр тротуара.

Необходимо унять дрожь и взять себя в руки. Осталось совсем немного. Чуть-чуть, и он выскочит из замкнутого круга. В глазах плавали красные круги.

Прохожих он не видел, но поток машин, рвавшихся за город, походил на очередь в мавзолей. Все словно с ума посходили. Сироткин сжал руками колени и делал глубокие вздохи. Мышцы напряглись, а на лице вздулись жилы, будто он пытался взять вес, превышающий его собственный в несколько раз.

Прямо перед ним остановился милицейский "Москвич". В машине сидело двое мужчин в форме. Из окошка выглянул лейтенант и спросил:

— Помощь нужна?

Сироткин хотел вскочить на ноги и броситься бежать. Но силы покинули его, и он даже не смог ответить на вопрос. Шершавый язык прилип к пересохшему небу, и попытка открыть рот ни к чему не привела.

Он глянул на свою машину и будто впервые увидел надпись "Милиция".

— Тебе плохо, приятель? — не успокаивался лейтенант.

Сироткин тупо смотрел на милиционера и молчал.

Из машины вышел водитель в сержантских погонах и медленно приблизился к сидевшему на тротуаре человеку.

— Перегрелся, дружок?

— Дай сигарету, — выдавил из себя Роман.

— А ты, оказывается, живой... Бывает... Очухаешься. У меня "Беломор".

— Плевать.

Сержант достал из кармана пачку и протянул коллеге. Трясущими руками Сироткин потянулся за папиросой. Видя такую картину, сержант загородил парня собой, а через плечо крикнул:

— Малость упарился мужик.

Достав спички, сержант сам дал прикурить сидевшему и, слегка склонившись, сказал:

— Похмельный синдром. Сочувствую. Будь осторожней, сегодня рейд на трассе. Тебе далеко?

— В Подольск, — автоматически ответил Сироткин.

— Ерунда. Тут рукой подать.

Сержант вернулся в свою машину и сел за руль. Лейтенант продолжал вглядываться в лицо странного парня, но машина тронулась с места и уехала.

Роман докурил папиросу и глянул на часы. Половина второго. Он не мог терять времени. После встречи с патрулем ему стало легче. Страх осадком лег на дно желудка и затих. Сделав над собой усилие, он поднялся на ноги и вернулся за руль. Через пять минут он благополучно миновал пост ГАИ и взял направление на Подольск.

Спустя тридцать минут он выехал к реке, где его ожидал "рафик" с надписью "скорая помощь". То, что он увидел, превзошло все его ожидания. Берег реки был усеян шезлонгами, надувными матрацами, палатками и полуголой публикой в разноцветных купальниках. Возле "рафика" скучало еще десятка два машин. Дети играли в волейбол, по песку бегали собаки, а на траве распивали вино под шашлыки.

— Еще один просчет! — проворчал Сироткин.

О перегрузке не могло быть и речи. Роман развернулся и поехал к себе на дачу. Еще двадцать минут пути. Время просачивалось сквозь пальцы, как вода. Въезжать в дачный поселок на милицейской машине значит собрать толпу любопытных возле своего дома. И что он скажет жене?

Пришлось оставить ее за триста метров в пролеске. Теперь он понимал, как глупо и непродуманно составлялся их план. Он не мог брать на себя ответственность за последний этап операции. Без помощников тут не обойтись. Машина не запиралась. Как он мог уйти и оставить золото? У него даже лопаты не было, чтобы закопать ящики. А если бы они взяли деньги?

Двадцать или тридцать мешков! Сумасшествие. Винить нужно только себя. "Рафик" запирался, но он не там его оставил. А в лесу нужно было подготовить яму, заложить ее досками и прикрыть дерном. Тайник не надежен, но на один день можно оставить.

Ломать голову не приходилось. Нужно действовать. Сироткин бросил машину и побежал через лес к своей даче.

На поляне играли дети. Среди них бегал его десятилетний сын.

— Илюша, пошли со мной, мне нужна твоя помощь.

В сарае, где хранились дрова, он взял тележку на четырех подшипниковых колесиках и разыскал кусок брезента.

— Иди за мной, Илья. Нам предстоит секретная работа.

О времени Роман уже не думал. Он знал, что любое начатое дело нужно доводить до конца.

Машина стояла на месте, и ящики мирно лежали в том же положении, как их установили. Ребенок любил тайны и с любопытством наблюдал, как отец перегружает ящики, очень похожие на те, что он видел в фильмах про войну.

— Это патроны? — спросил Илья.

— Не задавай вопросов. Помни, это военная тайна.

Роман накинул брезент на груз, и они тронулись в обратный путь. Сын толкал тележку сзади, а отец тянул за веревку. Маленькие колесики утопали в мягкой лесной почве под тяжелым грузом либо скакали на выпуклых корнях, торчавших из земли. Путь казался вечностью. Обливаясь потом, Роман шевелил губами, изрыгая отборную брань, которую не следовало бы слышать десятилетнему мальчику.

Наконец они въехали на участок и подкатили тележку к бане.

На крыльце террасы дома в десятке метрах от бани появилась хозяйка.

— Рома! Что случилось, почему ты дома? Чего ты притащил?

— Иди, Ритка, в дом. Вечером поговорим.

— Сегодня приедет твоя сестра с мужем. Ты не забыл, что обещал им растопить баню?

— В пруду помоются. Исчезни!

Роман оттаскивал ящики в предбанник и укладывал в штабель.

Рита и не собиралась уходить в дом. Она впервые видела мужа в таком состоянии и, сойдя со ступенек, подошла ближе.

— Что с тобой творится, Роман? Почему ты не на работе?

Сироткин трясущимися руками запер баню на висячий замок. Он с трудом себя сдерживал. Он сжал зубы бульдожьей хваткой и, не глядя на растерянную жену, направился к калитке.

В Москву он возвращался другой дорогой. Стрелка бензобака приближалась к нулю. И эту деталь он не учел. Не хватало встать посреди дороги. Топор все еще маячил над его шеей. Сироткин молил Бога, чтобы тот сжалился над ним и дал возможность дотянуть до конца. Другая стрелка, которая отсчитывала время, неустанно бежала вперед.

Бог, дьявол, судьба или звезды сегодня стояли на стороне безумцев. До нужной точки Сироткин добрался к четырем часам десяти минутам. Он загнал машину во двор, вытер тряпкой возможные следы и побежал к аптеке. Его уже ждали. Варя пересчитывала выручку, нанизывая резинки на пачки денег, а шофер разгадывал кроссворд из "Вечерки".

— А мы уж думали, ты погряз в семейных распрях! — засмеялась кассирша.

— Ну, Отелло, ты успел задушить Дездемо-ну? — спросил водитель. — Не боись, алиби мы твое подтвердим, выйдешь из воды чистеньким.

Сироткин рухнул на переднее сиденье.

— Зря время терял. К нам сеструха с мужем приехала.

— Еще бы! Есть родня с дачей, а люди в Москве торчать будут.

Роман надел пояс с кобурой, откинулся на сиденье и прикрыл глаза.

— Дайте подремать, ребята. Выдохся.

Он не дремал. Он методично, минута за минутой, заново проходил сегодняшний маршрут. Просчетов оказалось слишком много, но главный заключался в том, что они пошли на этот безумный шаг. Золото не деньги, его не наштампуешь в госзнаки. Совершенное ими преступление выходило за рамки человеческого сознания. Их использовали как слепых котят и теперь утопят в старом ржавом ведре. Знать бы, кого бояться. Впрочем, теперь всего придется бояться. Пока они живы, страх станет главным и единственным чувством. Как он был наивен! Банда желторотых молокососов взялась за решение задачи, которую перед собой не ставили самые отпетые головорезы.

Сироткин вздрогнул.

Даже с учетом задержек и непредвиденных обстоятельств маршрут успели закончить к четырем часам. Отдохнувший Толик молол языком без передышки, что в некоторой степени разрядило обстановку. Инкассаторы работали молча. У них не было возможности обменяться впечатлениями, но у каждого они были разные. Ошибок и недочетов хватало. Главное заключалось в том, что Коновалов всех обвел вокруг пальца. Никто не пошел бы на ограбление золотых слитков. Их невозможно потратить или разменять. Слиток имел цену строительного кирпича, в руках обывателя он ничего не стоил.

Они выполнили заказ очень сильных и всемогущих людей, и это понимал каждый. О мелочах не имело смысла и думать. Ветров не знал того, что знал Чайка, и он прослеживал события как частные неудачи. Бездарный грим сделал лицо Эдика неузнаваемым, но все, кто его видел, поняли, что перед ними мелькал клоун. Если найдутся свидетели, то все в один голос скажут, что грабил подставной легаш и у обочины стоял милицейский УАЗик. А машина уже ниточка. Если подумать о масштабах, то становится страшно. Пять ящиков с золотом. Это не меньше пятидесяти килограммов. Ограбление века! Вся милиция страны встанет на уши. А если вспомнить голубой "Москвич-412", который проскочил на знак?

Водитель видел, как кто-то забирался в фургон. Он не мог не видеть этого. Пустая набережная. Вокруг ни души. Дорога прямая и особого внимания не требует. Каждый имеет свое алиби, и на данный момент оно кажется надежным, но если копнуть по-настоящему, то камня на камне не останется от липовой защиты. А копать будут серьезно. Глубоко копать и до победного.

Эдик Чайка видел картину в более мрачных тонах. Он видел истинный замысел Коновалова, а точнее, его хозяев, на которых тот работал. Теперь уже не имело значения, что они взяли — деньги или золото, картошку или кафельную плитку. Важно, что один из них совершил убийство. Тут пахнет вышкой. Погибли четыре человека. И Коновалов знал об этом заранее. Он взял с собой нож и достал трофейный "вальтер". "Даже если он сомневался во мне и увидел тушь, заливающую глаза, то зачем убивать инкассаторов? — думал Эдик. — Безумство? Или надежда на надежное прикрытие? Такое преступление и Политбюро не прикроет. О чем тут можно говорить? Коновалов подонок, но в одном ему не откажешь: парень умеет держать язык за зубами, и есть надежда, что его боссы не знают наших имен. Хотя трудно поверить, что люди с такими возможностями не способны выяснить, кому доверяют ответственное дело. Подготовка проходила в течение месяца, а этого времени на все хватит".

Чайка взглянул на лежавший в углу салона рюкзак. Они все еще не избавились от улик. Форма, оружие, кровь, грим. Но при Толике не станешь сбрасывать вещи в речку. Зачем они притащили его в машину? Помрачение мозгов. Теперь все зависит от Коновалова. Его возьмут в жесткие тиски, и если он не сломается, то один шанс из тысячи у них еще будет. Парень знает, что его ждет, если он откроет рот. Стоит ему назвать одно имя, и он накличет свидетеля против самого себя. "Но могут быть и другие свидетели, о которых мы не знаем, — размышлял Чайка. — А если предположить, что хозяева Коновалова были в курсе плана с убийством, то они и нас видят насквозь. Теперь им остается только уничтожить нас как ненужных очевидцев. Зачем им лишние языки? Может, Ромку Сироткина уже где-нибудь перехватили, перерезали ему глотку и выбросили в реку, как мы собираемся поступить с уликами. Золото перехвачено по дороге, и его уже переложили в чемоданы и погрузили в поезд, идущий на Кавказ или во Владивосток".

У Чайки выступил пот на лбу. Он больше других рисковал в этой мясорубке, а его так дешево кинули. Он вспомнил, как возле него остановилась инкассаторская машина и водитель что-то вякнул про Чкаловское отделение. Даже если он его не узнал, то все равно расскажет про знак на дороге, гаишника и милицейскую машину. А тут нетрудно разгадать и план налета. А кто мог составить такой план? Те, кто знает маршруты инкассаторских машин, а это уже прямая стрелка к не-му, Ветрову, остальное — дело техники. Чайка задумался и понял, что в этой версии есть свои плюсы. Никто не мог предположить или знать, что машина с золотом проедет в данном месте в определенное время. Наводчика будут искать в центральной конторе, а предполагать, что исполнителями стали сопливые мальчишки, не вяжется с таким ответственным делом, как ограбление золотого фургона.

Толик затормозил у входа в Чкаловское отделение и пробормотал:

— О! Собрание, что ли? Вся команда инкассаторов высыпала на улицу, будто вчера чемпионат мира по футболу кончился. Русские ковбои среди московских трущоб.

Ветров и Чайка вышли из машины и направились к дверям банка, пожимая руки коллегам.

— Что случилось? — спросил Ветров у кучки ребят, живо обсуждавших какое-то событие.

— Банковскую "перевозку" обчистили. Тут уж не знаешь, что думать. Пора сваливать из этой лавочки.

— Говори толком! — рявкнул Чайка.

— Тут на набережной, под носом у банка, обнаружили "конторский" фургон. Денег нет, а инкассаторы убиты. Налет среди бела дня.

Ветров побледнел. О гибели инкассаторов он ничего не знал. К коллегам присоединился Толик и подал Чайке рюкзак.

— Забирай свой вещмешок, растяпа. Вечно все забывают.

Чайка взглянул на рюкзак, как на гремучую змею. Ветров заметил его растерянность и взял мешок в руки.

— Где дежурный? — спросил Ветров.

— На месте, где же ему быть, — сказал хрипловатый голос.

Максим взял приятеля под руку и повел к дверям. Они вошли в банк и спустились вниз. В помещении дежурного народу было не меньше, чем на улице. Народ гудел, как пчелиный улей.

Савельев задержался на маршруте и, сдавая дежурному наган, тараторил себе под нос:

— Так мы и не смогли понять, что случилось на набережной.

Родионов положил оружие в ячейку и нахмурил брови.

— А что там могло случиться?

— Не знаю. У Астаховского моста выставили "кирпич", машины идут в объезд, а по центру набережной разгуливает мусор грузинистого типа. На стреме у обочины машина. Ни аварии, ни соревнований, тишина.

— А какая машина? — спросил Родионов.

— Да брось, Валер. Я что, ее разглядывал, что ли? Это, может, Колька запомнил, у шоферов глаз наметанный.

— Да мне плевать. Я так.

Родионов глянул на часы. Самые ответственные минуты. Не дай Бог, еще какой-нибудь чудик опоздает и проскочит на знак. Не лучшее место Максим выбрал. Тут и отделение милиции рядом.

Прикинув, Родионов решил, что в ближайшие полчаса машин не ожидается. Как бы он хотел сейчас оказаться там, на набережной. Ребята могут растеряться, а он бы себе этого не позволил. Тут важен натиск и упорство. Одно дело фантазировать с бутылкой пива на природе, другое дело действовать по обстановке. Эдик может наложить в штаны. Надо было искать форму для Ветрова. Не такая уж проблема. Ради такого дела люди горы свернуть могут. Родионов вспомнил свой разговор на лестничной клетке с Коноваловым, после того как Борис познакомился с будущими подельниками.

— Я не в восторге от твоих ребят. Сикилявки.

— Зря ты так, Борис, — возмутился Родионов. — Они не рождены налетчиками, но надежны. Ты сам хотел создать команду из инкассаторов. Люди знают, на что идут, и понимают, чем рискуют. Ни один профессионал не понимает тонкостей нашей работы, и трое отпетых бандитов не стоят одного нашего.

— Согласен. Но они как дети, которые играют в казаков-разбойников. Когда мы подойдем к черте, они могут наложить в штаны. Мне нужен запасной вариант, и, очевидно, придется продумывать его одному. Мы не на пивную палатку идем. Тут или пан или пропал.

За день до начала операции Коновалов вновь заглянул к Родионову. О чем он пытался предупредить его, Родионов так и не понял, но настроение Бориса ему не понравилось.

— Могут быть неожиданные повороты, Валера. Будь начеку и ничему не удивляйся. Ты один и только ты сможешь взять ситуацию под контроль после завершения операции. В случае чего, я возьму инициативу на себя. Мы обязаны исключить даже минимальный риск.

— Но ты говоришь о том, что хочешь его увеличить, а не исключить. Если тебя твои ребята с маршрута заподозрят, то провала не миновать.

— Свидетелей не будет.

Коновалов достал из черной наплечной сумки предмет из нержавеющей стали с вентилем у горлышка.

— Огнетушитель? — спросил Родионов.

— Нет, парализующий газ. Ветров прав, снотворное ребятам давать нельзя. Анализ крови его определит, а газ испаряется в течение десяти минут и никаких следов не оставляет. Они уснут как младенцы.

— С чего бы вдруг трое здоровых мужиков уснули в "душегубке" в такую жару? Ты думаешь, твой фокус никто не разгадает?

— Думаю, нет. Инкассаторов будет двое. Одного я сегодня напоил хорошим зельем, завтра он на работу не выйдет.

— Все, что ты делаешь, и называется риском. Неужели ты думаешь, что на Петровке сидят лохи? Забыл рассказы моего братишки? Он уже научил нас некоторым навыкам сыщиков. Или его уроки на тебя не подействовали?

— За моей спиной стоят смелые и умные люди, Валера. А иначе я и пальцем не пошевелил бы.

— Значит, они знают все подробности?

— Конечно, все в мельчайших деталях. Они не знают ваших имен, и их этот вопрос не очень интересует. Они мне верят, потому что я им не вру.

— А не боишься, что нас заведут в капкан? Десять миллионов — сумма не маленькая. Есть ради чего рисковать.

— Знаю, Лерик, все знаю. Вот поэтому и разыгрываю из себя лоха. Я докладываю им о всех изменениях в наших планах, раздобываю им каждую подробность. Это они достали мне баллон с газом. Никто не хочет рисковать своей шкурой. Мне дали оружие, конфискованное у бандитов, которые сейчас гуляют на свободе. Как видишь, наши боссы заботятся о нас. Они вовсе не желают нам зла. Мы играем в открытую. Но это не значит, Лерик, что я им верю. Я никому не верю. Никому! И ты должен это знать. Не такой я простак, чтобы ходить с отвислыми ушами. Слишком сильные люди. Нам необходима подстраховка, и она у нас есть. Они знают план действий в мельчайших подробностях, но в итоге он приведет их в тупик.

— Каким образом?

— Они считают, что наша машина после перегрузки поедет дальше по набережной, один человек останется и уберет с дороги знак через семь минут после ухода милицейского УАЗика. Далее деньги перегружаются в машину "скорой помощи". Но не за городом, а за мостом во дворе, через километр от Астаховского моста. Далее "скорая помощь" едет в сторону Сокольников. Если они и пойдут следом, то не за нашей машиной, а за "скорой помощью". Никто не знает, что Рома развернет УАЗик и поедет в обратном направлении. Это и есть наш главный маневр.

— А где ты найдешь "скорую помощь"?

— Уже нашел. Один врачишка купил сломанную машину в своей больнице. Конечно, доверять ему нельзя. Хлюпик. Но ему нужны деньги на ремонт своего шарабана. Я его нанял. Задача простая. Он ждет на набережной в своей машине. Как только движение транспорта после исчезновения "кирпича" возобновляется, он выжидает пять минут и трогается с места. Его путь лежит в тихую заводь Сокольнического парка. Вот мы и увидим, как к нам относятся наши хозяева. Если они не тронут врачишку, то им можно доверять, а если парню не повезет, то и мы выпустим свои коготочки.

Коновалов достал из кармана бумажку с телефоном.

— Вот. Набери этот номер завтра вечером и попроси к телефону Никиту Кмитта. Если он подойдет к телефону, значит, наши опасения напрасны.

— Кто этот Никита?

— Молодой, но уже главный врач. Это он будет сидеть за рулем "скорой помощи" в белом халатике и примет огонь на себя.

— Идея хорошая, Боря. Но ты подставляешь парня.

— Ничего. Мы скинемся и ему новую машину купим за его подвиги. Правда, он и не знает, что совершает подвиг. Ну а если не повезет, то мы ему памятник поставим на могиле.

— Легко рисковать чужими жизнями.

— Да, Валерик, легко. А ты хочешь, чтобы мы рискнули десятью миллионами? Да если мы лишимся добычи, грош нам цена. За наши шкуры и фальшивого рубля не дадут.

— А если твои хозяева окажутся умнее? Ведь Ромка повезет деньги один.

— А кто говорит, что они идиоты? Их ошибка заключается в том, что они мне верят. А когда завтра увидят на набережной загримированного Чайку в капитанской форме, то их бдительность окончательно уснет. Правда хороша до определенного момента. Но когда речь идет о больших деньгах или жизни, то правда тут ни при чем.

После разговора Родионов долго не мог заснуть. Когда он вышел на работу, первым делом ему хотелось сказать Ветрову, что операция отменяется. Не получилось. Струсил. Ветров и Чайка выглядели веселыми и добрыми. Он не смог их разочаровать.

Звонок Коновалова насторожил Родионова. Что значило слово "сюрприз", он не понимал. Потом появился инкассатор, видевший Чайку и машину. Слава Богу, парень свалил домой допивать вчерашнее пиво. И наконец все разъяснилось, когда в дежурку влетел обезумевший шофер и начал звонить в милицию.

— Алло! Алло! На Бережковской набережной со-вершен налет на инкассаторов. Убиты пять человек. Срочно приезжайте... Район Астаховского моста.

Бросив трубку, он пробурчал:

— Валерка, звони на Неглинку, это конторская "перевозка".

— Ты сказал пять человек? Уверен?

— Может, кто-то еще жив, не знаю. Но весь салон залит кровищей. Черепушки у мужиков простреляны.

Родионов взял трубку и набрал номер Центробанка. Он еще не осознал происшедшего и автоматически повторил слова шофера.

В ответ он слышал только проклятия в адрес Коновалова.

— Говнюк! Он же золото транспортировал! Засранец! Всех под черту подвел! Его уже четыре машины ищут.

— Хватит причитать! — обозлился Родионов.— Иди докладывай начальству. Милицию мы уже вызвали.

Родионов бросил трубку и обессиленно сел на стул. Трупы. Золото. Бред какой-то. Может быть, речь идет о другой машине? Но старик говорил о Коновалове, значит, все сходится. Но при чем здесь золото? Кто стрелял в ребят?

Через десять минут появилась новая машина с последними новостями.

— Набережную перекрыли, — тараторил инкассатор. — Мусоров понаехало... Море. Сплошные генералы. Банковское начальство, только Политбюро не хватает. Нас с трудом пропустили.

— Что случилось-то, говори толком! — крикнул Родионов.

— Короче говоря, всех порешили. Пять трупов. А денежки тю-тю.

— Деньги?

— Ну а что еще? Не горшки с цветами.

— А что говорят?

— А ты думаешь, нам дали послушать? Прогнали, и все. Я слышал, как полковник по рации приказывал перекрыть дороги и взять Москву в кольцо.

Родионов взглянул на часы. Стрелки приближались к двум часам. Если Сироткин жив, то он уже выскользнул за черту города. Родионов думал о своих людях. Смерть чужих его не касалась. Он еще не осознал масштабов трагедии. А может быть, в подсознании понимал, что Коновалов решился на убийство. Каждая смерть, как капля на сосульке, долго собиралась, тяжелела, а потом падала в его сознание. Погибли все. Что это значит? Коновалов убит? Кем? Его хозяева раскусили Борькин трюк и убрали свидетеля? А может, они до остальных добрались? Ветров, Чайка, Сироткин. Где они теперь? Живы или их трупы выловят в реке? Как глупо предполагать, будто такие серьезные дельцы согласятся на половину добычи. Им нужно все, а исполнителей в мясорубку. Никаких концов такие люди оставлять не станут. А потом ищи ветра в поле.

Родионов прошел хорошую школу и среди трусов не числился. Смелый, решительный и надежный. Идти в бой? Нет проблем. Скопом и умирать не страшно. Полк, рота, взвод — ради Бога. Ограбить банк тоже не проблема. Риск — дело благородное, когда все вместе. Но получить нож в спину поодиночке — это не в его правилах. Тут начинается паника. Ходишь под прицелом и ждешь, когда в тебя пальнут. Идиотская смерть. Родионов исполнитель. Ему нужен командир, необходим приказ. В одиночку он беспомощен. Пустое место. Единственное самостоятельное решение, которое он вынес, так это оформил отпуск с понедельника, и сегодняшнее дежурство было последним. Шумиху можно переждать и в Крыму, валяясь на солнышке. Теперь он думал не о море. Он готов был бежать куда угодно и не оглядываться. Бежать со всех ног. Но сейчас он находился на дежурстве и даже в сортир отойти не мог. Сейф с оружием находился под его контролем, и он нес ответственность за каждый патрон. Никуда не денешься, придется сидеть до завтрашнего утра.

Они спустились в дежурную часть и увидели своего растерянного друга. Бледное лицо, потемневшие глаза и замедленные движения. Родионов выполнял свои обязанности автоматически. Увидев партнеров, он вздрогнул, словно в комнату вошли привидения.

Разговора не получилось. Слишком много народу. Следом зашел начальник группы и попросил всех выйти в комнату отдыха. Ветров успел подмигнуть Родионову, показывая, что все в порядке и нет смысла строить кислую физиономию.

В зале собрались все, кто находился на данный момент в банке. Перед сотрудниками выступил полковник милиции.

— Товарищи. Прошу внимания. То, что я скажу, является тайной следствия и разглашению не подлежит. Вы хорошо знаете, что есть определенные круги на Западе, которые только и ждут, когда в нашей стране случится какое-нибудь несчастье, чтобы раздуть очередной грязный скандал и облить грязью наши социалистические завоевания. Я прошу вас со всей ответственностью отнестись к моим словам и не выносить сор из избы.

Сегодня произошел позорный факт в нашем городе. Бандиты напали на инкассаторскую машину и убили пятерых человек. Ценный груз похищен. Шофер убит ножом, трое инкассаторов застрелены, а бригадиру проломили череп. Ударили тяжелым предметом в висок. В истории банковской службы ничего подобного не случалось. Мы впервые столкнулись со столь дерзким и варварским налетом, где человеческая жизнь ничего не стоила для безумных фанатиков с кровожадными планами. Со своей стороны и от органов правопорядка хочу всех заверить, что мы найдем преступников и они предстанут перед судом. Убийцам и бандитам не место в нашем обществе, и они ответят за содеянное по всей строгости закона.

За дело взялась всесоюзная прокуратура и уголовный розыск столицы. Преступникам от нас не уйти, какими бы хитрыми и ловкими они себя ни считали. Весь вопрос во времени. День, неделя, месяц, год. Сколько бы времени ни потребовалось, но мы отыщем бандитов. Они обречены. Кто-то из вас наверняка что-то видел, кто-то знал погибших, кто-то с ними разговаривал. Любая даже незначительная информация может помочь работе следователей и криминалистов. Если кто-то из вас обладает какими-нибудь фактами, прошу подойти ко мне.

Народ начал разбредаться. Кто-то направился к полковнику. Родионов воспользовался моментом и подошел к друзьям.

— Кто это сделал? — тихо спросил он.

— Понятия не имеем, — ответил Ветров.

— Завтра в десять утра встретимся на опушке перед дачей Сироткина, предложил Родионов.

— Хорошо. К даче подходить не будем, — приказным тоном продолжил Ветров. — Надо понаблюдать со стороны. А ты, Валера, позвони в Медведково. Поинтересуйся нашим дружком, но только осторожно. Ну а теперь мы сваливаем. С понедельника все в отпуске.

— И ты тоже? — удивился Родионов.

— Не один ты такой умный, Валерик. Мы следом за тобой подплыли к начальству и сказали, что у нас горящие путевки на турбазу на озере Селигер. И нам подписали. Могу тебя еще больше удивить. Рома Сироткин тоже в отпуск уходит. Так что гуляй рванина от рубля и выше.

— Гуляй, пока не остановят, — мрачно добавил Чайка.

— Идем, Эдик, и рюкзачок свой не забудь.

Они спустились под мост и пошли по набережной в сторону Лефортово. Выбросить рюкзак в реку не позволяла ситуация. На набережной скопилось много народу. Никто толком не понимал, что случилось. Многие болтали, что снимается кино. Гайдай делает новый фильм с участием Никулина, Вицина и Моргунова.

— Откуда они свалились? — интересовался Чайка. — Жара — не продохнешь. В Москве ни души, а тут как на демонстрации.

— Все очень просто, Эдик. Земля очень быстро слухами полнится. Крикни сейчас во весь голос, что кроличьи шапки дают, тут же очередь выстроится. А кому они нужны в июле? Нужны. Нам все нужно. Пойдем-ка к Рублевскому музею, там тихо, и глянем в сумочку Коновалова.

Чайка нехотя согласился.

Сидя на травке в тени, они разбирали рюкзак.

— Черт! — воскликнул Чайка. — Весь мундир в крови перепачкан.

— Утопим. Валерка выкрутится. Во всяком случае, в химчистку не понесем. Да... А шпалер классный. "Вальтер" с немецким орлом. И на рукоятке кровь.

— Клянусь, Макс, я не хотел его убивать. Как увидел окровавленных ребят, у меня поджилки затряслись А Борька кричит: "Тресни меня по башке!" — и пушку сует. Ну я и врезал ему.

— Глянь-ка. Интересный баллон. Заграничный. У нас такой только на авиационном заводе смогут сделать. Нержавейка. И вес солидный.

— Зачем он ему?

— Думаю, он устроил своей бригаде газовую камеру.

— Значит, этот гад заранее все придумал?

— Несомненно. Кому нужна гора золота? Что нам с ней делать?

— Я об этом не думаю. Как вспомню рожу Коновалова, меня всего передергивает. Гад! Ножом со всей силы шоферу в глотку как даст! Кровища во все стороны полилась, будто пробку выдернули, а он хоть бы хны! Бросился в "душегубку" по живым мишеням стрелять. В упор бил!

— Он знал, что мы на мокруху не пойдем, а теперь, поди, деваться некуда.

Чайка начал сгребать вещи и засовывать их в рюкзак.

— Это мне деваться некуда. Вам-то что, воришки-дилетанты, а на меня все трупы повесят. Если нас сцапают, вы тут же откреститесь, а мне вышка!

— Хватит ныть. Тут некогда сопли распускать. А я тебе так скажу. На одного свидетеля меньше стало. Коновалова судьба наказала за кровожадность.

— Я не судьба. Я дурак!

— С уходом Коновалова и ниточка оборвалась. Теперь его хозяева нас не найдут. Круг сузился. Теперь нас четверо осталось.

— Тебе золота мало?

— Мне и слитка на всю жизнь хватит. Главное — следы замести. Исчезнуть нужно, Эдик. Золотишко в землю — и раствориться. Покумекаю, а завтра все обсудим. Идем улики уничтожать.

Они вышли к Яузе, нашли подходящее местечко и бросили мешок в воду. Минуты полторы тот плавал на поверхности, а потом медленно ушел под воду.

Ребята облегченно вздохнули.

— Бездари мы! — сказал Ветров. — Камней надо было в мешок накидать. Сначала делаем, потом думаем. Вот и получается все кверху жопой!

У метро "Бауманская" они разошлись. Сегодняшний день всем казался годом. Он длился вечность и не кончался.

Ветров спал крепко и спокойно, а Эдик Чайка так и не смог заснуть. Он понимал спокойствие Макса. Парень не видел кровавых трупов. Перегрузил ящики, и все дела. А Родионову и вовсе беспокоиться не о чем. Он весь день в дежурке просидел. А Ромка? Угнал машину и ящики перевез. Три года, не больше. Шлангом прикинулся, и взятки гладки. И про коноваловских хозяев забывать не стоит. Они не забудут, какой куш из их рук выскользнул. На это золотишко целый колхоз в десяти поколениях прожить сможет. Нет, эти ребята своего не упустят. Они докопаются. Найдут. И ребят найдут, и золото найдут. Вот тогда всем крышка!

Он уснул к утру, а с рассветом ударил гром. В течение двух часов шел проливной дождь. К девяти утра он кончился, но черные тучи продолжали нависать над городом.

Вся команда встретилась на опушке леса неподалеку от дачи Сироткина. На какое-то время выглянуло солнышко, и молодые грабители сочли это хорошим знаком.

К дому решили послать одного человека, но уже издали увидели хозяина дачи. Сироткин сидел на корточках возле калитки и курил.

Компания подгребла к участку, опасливо оглядываясь по сторонам. Лица ребят казались серыми и напуганными. От былой удали и уверенности ничего не осталось. Сироткин проводил друзей в баню. Устроились в предбаннике на скамейках.

— Ну что, мальчики, теперь можно поговорить о результатах, — с тусклой улыбкой заговорил Ветров. — Начнем с тебя, Роман.

Сироткин кивнул на темный угол, где стоял какой-то высокий предмет, прикрытый брезентом.

— Вон мой отчет. Пятьдесят килограммов чистого золота девятьсот девяносто девятой пробы. Десять слитков по пять килограммов каждый.

— Значит, мы не только языком трепать умеем, но и способны претворить в жизнь свои планы.

Ветров пытался поднять настроение своим подельникам, но ничего не получалось.

— Стечение обстоятельств, — хмуро заметил Чайка. — Если бы не Коновалов, ничего у нас не получилось бы. Я не знал, что о нем думать. То ли он всех нас спас, то ли погубил. Сволочь он порядочная. С самого начала Борька знал, как все может обернуться, и готовил свой план действий. Знал, что мы на мокруху не пойдем. Гад! Ведь не секунды не думал. Бац! Нож в горло, и будь здоров, не кашляй. А потом и остальных, как котят, из шпалера пристрелил.

— За что и поплатился, — добавил Ветров.

— Это случайность! — воскликнул Чайка. — Я ничего не помню. Со страха долбанул наотмашь, даже не глянул в его сторону. Я не хотел его убивать...

— Не ясно, на что он рассчитывал, — перебил всплеск эмоций Ветров.

— Во всяком случае, не на нас, — твердо заявил Родионов. — Борис нанял какого-то типа для отвода глаз. Не знаю, кто его надоумил, но шаг очень умный. На набережной, за мостом, дежурила "скорая помощь", списанная "Волга". Своим боссам Борька сказал, что мы должны перегрузить добычу в эту машину. Неплохая идея. Ему поверили. Сегодня утром я звонил владельцу "скорой помощи". К телефону подошла плачущая женщина. В районе Сокольников "Волга" попала в аварию. Никто ничего не знает. Свидетелей нет. Коновалов спас нас от трагедии. На месте того мужика мог оказаться Роман. А вы считали его простачком. Если Коновалов что-то задумал, то он плашмя ляжет, но выполнит. Я и сейчас уверен, что его вдохновители не знают исполнителей. Мы их не интересовали. Им нужно золото, и они точно знали, что сумеют его перехватить. Коновалов тоже все понимал и не сомневался, что от него захотят избавиться как от связующего звена, но только после того, как перехватят добычу. Боюсь, Борька и нам не доверял. И еще. Год назад в подмосковном лесу нашли капитана Сизова. Его убили ножом. Удар в горло. Этот капитан был командиром нашей роты, когда мы служили в десанте. Его все ненавидели, а Коновалову за его прямоту доставалось больше всех. Он из "губы" не вылезал, и на дембель его последним отправили. Теперь я догадываюсь, кто мог порешить капитана. Три года Борис выжидал. Три года копил в себе злобу. Мстительный мужик. Тут еще какая-то баба была замешана, но точно утверждать не могу. Мой брат занимался поисками убийцы. Следы в Москву тянулись, но потом оборвались. Дело зависло.

— Ну а если глянуть на дело со стороны, открытыми глазами, — начал рассуждать Ветров, — то ясно, что Коновалов один шел на риск. Он работал на два фронта и просвечивался со всех сторон.

— А я не рисковал? — возмутился Чайка.

— Риск риску рознь, Эдик. Так уж получилось, что нам удалось смыться. Мы везунки. Прикинь на секунду, если бы Коновалов остался живым. Сейчас этим делом все генералы МВД заняты. Или вы думаете, что хитрый и мстительный Борька Коновалов всех следователей союзной прокуратуры в дураках мог оставить? С него живого уже десять шкур к сегодняшнему утру содрали бы. Вряд ли мы сегодня сумели бы сидеть здесь и рассуждать. Грубейшие нарушения банковских инструкций, изменение маршрута, перевозящего особо ценный груз. За одно это ему пяток лет впарили бы!

— Нет такой статьи в уголовном кодексе, — парировал Родионов. — Пару лет за халатность или условно. У Коновалова отличные характеристики, четыре года безупречной работы, член парткома Центробанка. Медаль за отвагу в мирное время. Черта лысого его заподозрят.

— А потеря ценностей в особо крупных размерах? А выезд на линию без оружия, которое он забыл в чужом отделении?

— Тут дежурный виноват, — продолжал защиту Родионов. — Он обязан был снять Коновалова с маршрута либо выдать оружие из резерва и доложить начальству. Халатность, самовольство — это семечки. Есть вопросы пострашнее. Как преступники могли узнать о машине с золотом, если она должна ехать в противоположном направлении? Почему они устроили засаду на набережной под носом у банка и рядом с отделением милиции? Значит, есть наводчик! Мало того, если о золоте знало начальство, то о выходке Коновалова знал только он один.

— Великолепный вывод! — Ветров хлопнул в ладоши. — Все дело в том, что бандитам не нужно золото, как и нам с вами. Облаву устраивали на другую машину. Бандиты знали одно: по набережной ходят машины с деньгами. Узнать банковскую машину нетрудно. Стоит несколько дней понаблюдать за зданиями банка, и станет ясно, кто сколько денег возит. Разгрузка осуществляется с улицы. Чего тут мудрить? С девяти утра до часа дня по набережной проходит три десятка машин, забитых деньгами. Чего проще? Они выбрали самую большую, но не догадывались о содержании фургона, а когда попали в салон, упускать добычу уже глупо. Налет на "золотой" фургон — ошибка, случайность, просчет бандитов. Подозрение с Коновалова снимается. Никто из инкассаторов не позарится на золото. Это же петля. Зачем ему золото, если он возит живые деньги?

— Хорошо, — кивнул Чайка, — но ответственность с Коновалова не снимается. Из такой передряги невозможно выйти сухим.

— Мы забываем о людях, которые за его спиной, — не успокаивался Родионов. — Значит, они его сумели убедить в безнаказанности и дали какие-то гарантии. А он понимал другое: пока золото в наших руках, нам ничего не грозит. И нам ничего не грозит, пока мы находимся под защитой желтого металла. Наш главный просчет в том, что мы не знаем, от кого защищаться.

— Я думаю, эти люди вычислят нас раньше, чем генералы и прокуроры, обреченно заявил Сироткин.

— Могу согласиться, — ухмыльнулся Ветров. — Но они не допустят, чтобы нас вычислили органы следствия, пока добыча не перекочует в их руки. Нас будут прикрывать до последнего. Время работает на нас. Но сидеть в ожидании развязки с опущенными руками не следует.

— В любом случае следствие уйдет в сторону, — сделал вывод Родионов. — Шофер убит ножом. Инкассаторы застрелены из иностранного пистолета, и наверняка гильзы валяются в "душегубке". Схема очень неожиданная. Вряд ли следствие решит, что в деле замешаны желторотые студенты, обремененные молодыми женами и детьми. Интеллигентные сосунки не способны устроить резню такого масштаба. Оружие Коновалову дали хозяева. Значит, оно уже засвечено. Это одна из деталей их плана. Борька не мог достать "вальтер" военного образца.

— Вот именно, — подтвердил Чайка. — Мы имеем дело с умными людьми. Может, легавые нас и не сцапают в ближайшее время, но от идеологов операции нам не спрятаться. По сути дела, мы их кинули и выскользнули из рук, как кусок мыла. Мы рады бы отдать половину, но не знаем, кому она принадлежит. Умные люди вынашивали план, готовили операцию и, возможно, чем-то рисковали, рассчитывали на золото, а остались у разбитого корыта, как последние лохи. Они не догадываются о том, что смерть Коновалова всего лишь случайность. Связника убили, золото увезли, а им подставили какого-то лоха на "скорой помощи". По их мнению, мы уже схватились за ножовки, сидим в подвале и распиливаем слитки на кусочки, а через пару дней нас накроют около скупки драгметаллов с поличным. В их глазах мы выглядим щенками, с которыми надо побыстрее кончать. Мы слишком много знаем. Слишком много! И команда у нас нехилая. Одного поймают, и все загремим. Не так?

Все переглянулись.

— Пожалуй, ты прав! — прищурив глаза, сказал Родионов. — Вот что, подельнички. Мне с вами не по пути. Я в деле не участвовал и на долю не претендую. Я выбываю из игры. Меня с вами не было и нет. Забудьте обо мне. От меня никто ничего не услышит. Я видел паршивый сон, а теперь проснулся и забыл о нем.

Чайка злобно усмехнулся.

— Дерьмо ты, Родя. Только почему ты забываешь, кто нас вербовал. Твоя идея, твое предложение. Ты служил шестеркой Коновалову, а теперь обдристался и в кусты?

— Нет, не в кусты. Я вообще исчезну. Меня никто не найдет. Если эти люди начнут копать, то я всплыву первым. Мы с Коноваловым живем в одном подъезде, вместе росли, учились, служили, вместе в банк устроились на работу. Все очень просто. Но у меня самое надежное алиби и никто не сможет меня расколоть, если не найдут в заначке золото. Я скорее сдохну, чем сознаюсь. Больше я ничего не хочу знать.

Валерий Родионов встал и вышел во двор. Они видели в окно, как он шел к калитке и как потрепал по ершистой голове сына Сироткина. Мальчишка крутился на участке, и ему очень хотелось посидеть вместе со взрослыми в одной компании. Калитка хлопнула, и Родионов растворился среди деревьев.

Долгое время они сидели молча. Потом Сироткин спросил:

— А он нас не заложит?

— Этот не заложит, — уверенно сказал Ветров. — У него брат делает карьеру на Петровке. Отец, одноногий инвалид, жена и трехлетняя дочь. Другое дело, как он оправдается перед братом, когда тот не найдет свой мундир в шкафу?

— По сравнению с моими проблемами это мелочи, — злобно произнес Чайка. — Ладно, черт с ним. Нас осталось трое, как будем действовать?

— Не знаю! — огрызнулся Сироткин. — В первую очередь нужно вывезти с дачи золото. Куда угодно, мне плевать. У меня тоже семья.

Он увидел в окне мордашку своего сына, который расплющил нос об оконное стекло.

— Если здесь найдут золото, нам всем крышка! — добавил Сироткин.

Чайка вздрогнул.

— Какие же вы трусы. Нас еще не нашли, а вы уже панихиду заказываете. Глянули бы на себя в зеркало. Герои хреновые! А неделю назад каждый из вас Наполеоном себя мнил. Ну уж не меньше Раскольникова — это точно. Ради собственной шкуры готовы всех заложить. Только бы до меня не касались. Коснутся, господа мушкетеры, да еще как коснутся. Сговор, групповой налет на "золотой" фургон, хищение государственной собственности в особо крупных размерах при использовании холодного и огнестрельного оружия, пятеро зверски убитых инкассаторов при исполнении служебного долга. Вышка, господа, и конфискация имущества. Родственников тоже не пощадят. Показательный процесс, и ваши детки за всю жизнь не отмоются от родительского греха. Дети врагов народа сдохнут в нищете и позоре. Ограбление века. Тут нет вопросов.

— Дилетантское ограбление, — тихо заметил Ветров. — Обстоятельство, которое может нас спасти. Мы ушли, не оставив следов. Искать будут урок-профессионалов. Нам повезло, дуриком проскочили. Беспечность совдеповского помола. Я еще удивляюсь, как наши члены партии не догадались возить золото на самосвалах. Пьяный ханыга способен обчистить сберкассу, если ему на пиво хватать не будет...

— Хватит поясничать, Макс, — оборвал Сироткин. — Дело говори.

— Ты прав, Рома. Первым делом нужно вывезти с дачи золото. Местечко укромное у меня на примете есть. Когда я пацаном был, мы дачу неподалеку от Барыбино снимали. Тоже юг, и от твоего насеста километров сорок будет. Любил я тогда на кладбище гулять. Острых ощущений не хватало. Сторожем там работал дед Савелий. Я за ним как хвостик ходил. Показывал он мне один склеп. Лет семьдесят, как заколочен. Прах семейства купцов Кудасовых там покоится. Помнится, я спускался со стариком вниз. Холодно, жутко. А Савелий отодвинет могильную плиту, руку в могилу запустит и бутыль с самогонкой из нее достанет. Могилы еще в семнадцатом разграбили, а плиты на место поставили. А главное — к кладбищу лесом пройти можно. И дорога вдоль забора имеется.

— Что за кладбище-то? — спросил Чайка.

— Точно не помню. Хитровское или Покровское. И ехать далеко не нужно.

— Без машины не обойтись, — сказал Сироткин.

— А это и так ясно. В любом случае колеса нужны. У тебя же "скорая помощь" где-то заряжена?

— Точно, — оживился Сироткин, — я про нее уже забыл. Какая разница, где ее найдут.

— Возле кладбища есть река. Там и можно тачку бросить.

— А как же ты к даче на "скорой" подъедешь?— спросил Чайка.

— А почему я? Вас обоих Толик учил машину водить. Сами хвалились, что из третьего автобусного парка автодром устроили. Ты, Эдик, сядешь за руль и подгонишь машину к даче. Загрузимся — и вперед, а потом я руль у тебя возьму. Сможешь?

— Чего тут мочь?

— Медлить не будем, — сказал Сироткин.

— Лучше ночью, — предложил Ветров. — Я смотаюсь в Москву, возьму инструмент, куплю навесной замок и схожу на кладбище в разведку. Роман сгоняет за машиной и оставит ее поблизости. В десять вечера встретимся у переезда в Барыбино. Времени у вас вагон. Ну а как золотишко припрячем, там и о хозяевах подумать не грех. Тут кто первый кого найдет, у того козыри на руках. Шансы у нас равные. В одном я уверен: главный идеолог сидит в Центробанке на Неглинной. Стоит нам их вычислить раньше, чем они нас, мы устроим себе двойную защиту. Можно донос состряпать и на шантаж пойти. Либо мы вас закладываем и, кроме неприятностей, вы ничего не получите, либо делим добычу пополам. Договор остается в силе. Победителем станет тот, кто первый узнает имена конкурентов. И не стоит забывать, что они тоже это понимают и уже работают в нашем направлении.

С выводами все согласились. Напряжение спало. В двенадцатом часу Чайка и Ветров уехали в Москву. Эдик простудился в тоненькой футболке с коротким рукавом, и Максим отдал ему свою куртку с капюшоном.

— Дай Бог нам удачи! — прошептал Чайка.

— А я не сомневаюсь в нашей победе, — уверенно произнес Ветров.

— О других и думать не хочу. Если мы завалимся, все трупы на меня повесят.

Вдруг он помрачнел, и Ветрову показалось, что на глазах друга блеснули слезы.

Свою жизнь Нина Чайка считала неудачей. Она не любила мужа и вышла за него из-за того, что забеременела. Врачи ее предупредили: "С вашими больными придатками беременность — это чудо. Аборт лишит вас материнской радости навсегда. Роды могут вас вылечить". Выбирать не приходилось. Родился мальчик, и назвали его Гришенькой. С тех пор прошло около семи лет, осенью Гришу вести в первый класс. Эдик так и не стал настоящим отцом. Безответственный разгильдяй так и не повзрослел. Нина никогда не возлагала на мужа никаких надежд. В свои двадцать шесть лет он получал восемьдесят пять рублей и не имел перспектив. Работать он не любил, но ухитрялся последние гроши оставлять на бегах. Парень верил в чудеса и в лотерею, он хотел мгновенного обогащения и ждал подарков судьбы. Азарт, упрямство, самомнение и нежелание считаться с мнением других не могли наставить его на путь истинный.

Нина жалела, что пошла за него. Лучше жить одной с ребенком, чем мучиться с пустышкой, не способным стать мужчиной. К тому же она продолжала любить Максима Ветрова. Первая и нержавеющая любовь с восьмого класса. Но Максим недаром носил фамилию Ветров. Красивый, умный, избалованный родителями и девочками. Семейная жизнь его не интересовала. Он имел все, что хотел, и был парнем целеустремленным, расчетливым и очень своенравным. Такого к юбке не привяжешь. Он сам по себе.

Сын рос, любил отца, и Нина смирилась со своей судьбой. Так, значит, ей на роду написано.

Поведение мужа в последнее время выглядело очень странным. Пропадал по выходным дням. Настроение менялось по нескольку раз в день. Пил вино по ночам, сидя на кухне, и все время о чем-то думал. То ходил мрачнее тучи, то веселился без всякого повода, как дитя.

Нина решила, что Эдик нашел себе другую женщину, но это так на него не похоже. Она знала, что он ее любит и вряд ли решится на измену. Слишком ленив и застенчив. Да и внешность у него неказистая. Кто на него позарится?

Сегодня он вернулся рано. Еще двух часов не было, а он уже дома. Редкое явление для субботнего дня.

— У тебя произошел сбой, Эдик? Даже лицо стало серым.

— Нам надо поговорить, Нинок.

— Что на тебе за куртка? Ты на такую за год не заработаешь.

— Куртку дал мне Максим. Я промок до нитки.

— Какая забота! Макс может себе такую позволить, он деньги на бегах не оставляет и детей у него нет.

— Все никак не успокоишься? Можешь не завидовать, теперь у нас у всех денег выше крыши. Вопрос в том, сколько мы проживем со своим богатством.

Нина посмотрела в глаза мужа и поморщилась.

— Опять нажрался?

— Сядь, дура.

Жена вздрогнула. Такого взгляда она еще не видела у своего мужа. Злоба охотника сочеталась в нем со страхом загнанного хищника.

— Бог мой! Эдик, ты чего натворил? Убил кого?

— Убил, Нинок. Если поймают, то пять загубленных душ на шею повесят. А если не найдут, то всю оставшуюся жизнь в золоте купаться будем.

— Что за околесицу ты несешь?

— Им-то что... По пять лет за соучастие, а мне вышка! Меня первым подставят. И свидетели есть, которые видели меня из машины. Шофер и инкассатор. Следственный эксперимент проведут и признают.

Нина присела на табурет и прижала к себе сына. Мальчик с испугом смотрел на отца. Он ничего не понимал, но ему стало страшно.

Эдик отошел к окну и посмотрел во двор.

— Так жить нельзя. С ума сойдешь. Есть людишки, которые готовы поиграть в активность, чтобы добраться до наших голов. Таких не напугаешь и на понт не возьмешь. Мои признания никого не интересуют. Боюсь, их даже не читали. Дураком я был. Четыре свидетеля, четыре языка. Заговорит один, заговорят другие. Нельзя сидеть на мешках с золотом и питаться сухарями. Сколько нужно терпения, чтобы выдержать. Один из четырех обязательно сломается, и капкан сработает. В нашей необъятной родине не найдется столько дантистов и гнилых зубов, которым нужны сверкающие коронки и фиксы. О сбыте мы не подумали. Дуракам приключений подавай, они сыты и глупы.

— О чем ты говоришь, Эдуард? Тебе плохо? — шепотом спросила жена.

— Очень плохо. Я могу полагаться только на себя самого. Мне не нужны свидетели и языки. Свести шанс к одному — значит уменьшить его в четыре раза. Но ты должна мне помочь.

— Чем?

— С сегодняшнего дня мы начинаем новую жизнь. Езжай на вокзал и купи два билета. Поедешь с сыном к моей двоюродной сестре в Новосибирск. Я приеду позже, а там будем думать. Сейчас я уйду. Встретимся в семь часов вечера на двадцать пятом километре Симферопольского шоссе. Стой у обочины и жди. А теперь займись делом. Найди все наши фотографии, письма и даже квитанции о квартплате. Все сожги. Вещей с собой не бери. Езжай налегке. В доме не должно оставаться никаких адресов, записных книжек и образцов почерков. У мусоров уже есть мое письмишко, не дай Бог, им будет с чем его сравнить. Не хотели меня слушать, а теперь извините, господа, поезд ушел! Какая разница, пять трупов на тебе или восемь.

Когда муж ушел, Нина подошла к телефону и набрала нужный номер. Она помнила его наизусть.

Рита смотрела, как муж доедает борщ, и продолжала ворчать.

— Мне уже надоели твои выкрутасы, Рома. Сестра на тебя обиделась. Нашел себе каких-то сомнительных дружков и заперся с ними в бане. Сколько это будет продолжаться? Может, скажешь, что это все значит?

— Продолжения не будет. Сегодня вечером я провожаю ребят домой в Прибалтику. В отпуск они приезжали. Можешь успокоиться.

Роман взглянул на сына и подмигнул ему.

Когда он подходил к калитке, мальчик нагнал его и спросил:

— Послушай, пап. А мама ничего не знает о золоте?

Вопрос застал Сироткина врасплох. Он уже забыл, как сын помогал ему вывозить ящики из леса.

— Вот что, Илья, — деловым голосом произнес отец и присел на корточки, — ты должен всегда оставаться мужчиной. И запомни: никогда, нигде и никому не говори о золоте и о моих друзьях. Это очень опасно. Люди не любят болтунов, особенно тех, кто много знает и говорит. Потом очень пожалеешь. Слово не воробей, обратно не вернешь. Свое носи в себе и никогда не теряй. Ты меня понял?

— Понял, — надув щеки, ответил сын.

— Скоро я вернусь со своим другом, и мы увезем ящики из бани. Вот когда мы сможем вздохнуть с облегчением и помиримся с мамой, тогда видно будет. А пока пусть ворчит. Женщины не должны знать о мужских делах. Ты все запомнил?

— Запомнил.

Роман погладил сына по голове и вышел с участка на лесную тропинку. Что-то скребло на душе. Он ощущал какую-то тяжесть в груди, беспокойство и неуверенность в том, что делает так, как надо делать. Ему хотелось побыстрее вывезти ящики с участка, а там видно будет. Он все больше и больше склонялся к мысли о том, что Валерка Родионов поступил правильно. Надо отказаться от своей доли и забыть обо всем. Но он не считал такой поступок выходом из положения. Позиция страуса, который спрятал голову в песок. Если ты украл кошелек, то ты вор и твои извинения не делают тебя невиновным. Здесь речь идет не о кошельке. У Максима и у Чайки железное алиби. Шофер — свидетель. Толик возит все руководство банка на охоту в заказники, его фото на Доске почета. Ему поверят. А кто поверит ему, если найдут золото в его бане? Подбросили? Даже собаки со смеху сдохнут. Какое может быть алиби и отговорки? Никто не поверит, что он обычный исполнитель, водила, мальчик на побегушках, который ничего не знал об истинном замысле. Марионетка. Собственная инициатива хороша в игре в шахматы, но когда ты обыграл всю страну и этому найдут подтверждение, тебя ничто не спасет. Идиот. О чем он думал, когда готовил машины и рвался в бой? Давно нервы себе не щекотал? Все. Гонки кончились. Хорошо бы. Как бы не началось все сначала. Тут не ралли — выиграл, проиграл. Тут выжил или сдох. У этой гонки нет конца и передышки не будет. Это походило на падение в пропасть. Долгий или быстрый скачок к смерти.

Сойдя с автобуса, Роман прошел лесом и вышел к берегу реки. Народу стало меньше. В основном остались те, кто разбил здесь палатки. У опушки стояло четыре машины, но "скорой помощи" среди них не оказалось. Глубокие следы, примятая трава говорили о долгой стоянке, даже масляные пятна остались.

Роман осмотрелся. Неподалеку располагалась палатка. Девушка в купальнике колдовала над котелком. Он подошел ближе, втянул воздух и сказал:

— Тройная уха. Вкуснятина.

Девушка улыбнулась.

— Вы давно тут обосновались, хозяюшка?

— Третий день.

— Видели, тут "скорая" стояла? Я шофера ищу. Он у меня насос попросил и уехал.

— Точно сказать не могу. Шофера мы не видели. Приезжали милиционеры на мотоцикле. Долго обхаживали машину, а потом один из них сел за руль, и они уехали. Это сегодня утром все происходило. Шофера они не искали. Складывалось такое впечатление, будто они специально за машиной приезжали. Люди их не интересовали.

— Странно. Ну спасибо.

— Это за что же? Вашего насоса у меня нет.

Сироткин отправился в обратный путь. Ему казалось, что за ним наблюдают. Озираясь по сторонам, он вышел на шоссе и начал ловить попутку. Он не знал, как и где ему найти машину. Через три часа приедет Чайка и будет ждать его на окраине поселка, а у него нет транспорта. Пока в его доме находится золото, на угон он решиться не мог. Любое задержание чревато кошмарными последствиями. Тут надо зарыться в сарае и носа не показывать. Но золото жгло землю под собой, и Роман должен был его вывезти любой ценой.

Неожиданная мысль вызвала улыбку на его лице. Муж его родной сестры полгода назад купил "Москвич". Конечно, этот скупердяй машину не даст, но он торчит до семи вечера на работе. Они с сестрой работали на Втором часовом заводе с семи утра до семи вечера через день. Если они приезжали вчера на дачу, то сегодня оба работают, а машина стоит возле завода.

Сироткин отправился в Москву. К половине пятого он добрался до заводской проходной. Голубой "Москвич" зятя ожидал хозяина у обочины на другой стороне улицы. Пропажу заметят не сразу. Зять мотается по цехам, а не сидит у окна в кабинете, так что сестренка узнает о краже раньше.

Открыть и завести машину человеку, который проработал на автозаводе около семи лет, ничего не стоит. Элементарно, как хозяйке сделать бутерброд.

Через пять минут он ехал по Ленинградскому проспекту. Возле гостиницы "Советская" он остановился и позвонил сестре на работу.

— Привет, Женечка, это я.

— Привет. Позвонил извиниться за вчерашнее? В баню пригласил, называется.

— Завтра вам будет баня. А сегодня я намерен усугубить свою вину. Я сейчас тебе кое-что скажу, ты только не нервничай и выслушай меня молча. У меня возникли некоторые трудности, и позарез нужна машина...

— Можешь не продолжать. Коля машину не даст...

— Я продолжу. Мне известно, что он ее не даст. Я взял ее сам. Завтра приедете и заберете ее в целости и сохранности. Раз в жизни и на электричке прокатиться не грех. Найди его и предупреди, чтобы не устраивал истерик и не бегал по милицейским участкам. Всех вас целую.

Не дожидаясь ответа, он положил трубку и вернулся к машине. Облегченно вздохнув, Сироткин сел за руль.

Максим положил телефонную трубку на рычаг и отошел к окну. Несколько минут он неподвижно стоял и о чем-то думал. У него в запасе было достаточно времени до назначенной встречи, но ему не хотелось оставаться дома. Его беспокоило какое-то нехорошее предчувствие, однако ни страха, ни тревоги он не испытывал.

Максим собрал со стола необходимый инструмент, уложил его в сумку и направился к двери. Он взялся за ручку в ту секунду, когда раздался резкий звонок. Ветров распахнул дверь и увидел перед собой двух милиционеров. Лейтенант стоял первым, за его спиной толкался сержант.

— Максим Ветров?

— Он самый.

Появление милиции его не испугало. Он все еще не осознавал совершенного им и его дружками преступления. Это был сон, ясный и страшный, но не имеющий отношения к жизни.

— Кто у вас в квартире? — спросил лейтенант.

— Вы первый, кого я сегодня вижу. Плохая примета. Глаза продрал, а перед тобой участковый — значит, день пойдет кувырком.

— На вас поступило заявление, не валяйте дурака, Ветров. Вы всю ночь не давали спать соседям с нижнего этажа.

Максим кивнул и указал на соседнюю квартиру.

— И мне тоже не давали спать. Вам туда, лейтенант. Я человек тихий, мирный, сплю по ночам. Вот в сорок восьмой по ночам спать не любят.

— Кто там живет?

— Тот, кто ее снимает. Веселые ребята. Сейчас отсыпаются. Вам они вряд ли откроют. Хотите, помогу. Если кто-то до двери доползет, то мне откроют. С радостью им гадость сделаю. Они мне штопор так и не вернули. Зайдите ко мне в прихожую. Вас в глазок видно не будет.

Милиционеры переглянулись и зашли в квартиру. Ветров приблизился к соседней двери, прижал ухо и прислушался.

— Как в гробу.

Не долго думая он нажал на кнопку звонка и не отпускал руку, пока не услышал, как щелкнул замок. Дверь распахнулась. Перед ним стоял долговязый тип с растрепанной головой в женском халате.

— Извини, приятель. Иногда гости и днем приходят.

На площадку выскочил участковый, следом его помощник.

Уходя из дома, Ветров слышал за своей спиной дикую брань, разлетавшуюся по всему подъезду.

Через два часа он добрался до Барыбино. Загородный воздух был чище, но духота не отступала.

Максим Ветров не искал кладбище, ноги его сами привели на место. Детство крепко засело в его памяти, и он помнил все, что связано с беззаботными деньками. В воскресный день, несмотря на дождь, переходящий в зной, народ покорно навещал своих усопших родственников, убирая мусор, ставя цветы в банки и тихо сидя у плит и памятников.

Максим с сумочкой через плечо прогулочным шагом углублялся в конец кладбища и вышел на тихую аллею, где располагалась усыпальница купцов Кудасовых. За много лет здесь ничего не изменилось. На железной двери каменного мавзолея, выстроенного из черного мрамора, висел старый, ржавый амбарный замок. Вряд ли существовал где-то человек, имеющий ключ от усыпальницы.

Максим скинул на землю сумку, достал из нее синий сатиновый халат, монтировку и ножовку по металлу. Теперь он походил на местного рабочего. Однако в этой части кладбища находились самые старые захоронения, и посетителей здесь не было. Тишина. Кроме крика ворон, его никто не беспокоил. Ни единой живой души. Мир забытого праха и забвенных имен.

На монтировку замок не отреагировал. Ржавчина не проела его насквозь, и пришлось прибегнуть к помощи ножовки. Пилить пришлось долго. Немало капелек пота попало в скважину ржавого сторожа, но наконец замок раскинул свои клешни в разные стороны, став бесполезной железякой. Максим бросил замок в сумку.

Дверь скрипнула и приоткрылась. Из помещения пахнуло холодом и сыростью. Максим поднял с земли сумку и прошел вовнутрь. Выключив фонарь, он прикрыл за собой скрипучую створку и решил, что не мешало бы принести машинное масло и смазать петли, и еще он подумал о противогазе. Вонища стояла невыносимая. Ветров прикрыл нос платком и начал спускаться, обрывая головой и плечами густые сети паутины.

В круглом помещении усыпальницы находилось восемь гробниц, расположенных вдоль стен в форме подковы. Каждый саркофаг поднимался на метр в высоту. Стенки могильников были выполнены из черного мрамора, а крышки из белого. Надписи покрылись мхом, и прочесть имена не представлялось возможным. Под темными сводами слышались тревожные писки. Ветров пошарил лучом карманного фонарика по полу и увидел крыс. Они прятались за надгробия и забивались в щели. Животные издавали кошмарные резкие звуки. "Как бы их испуг не превратился в агрессию", — подумал Ветров. Он читал, как эти твари бывают опасны, если вступить с ними в конфликт. Максим достал монтировку и попытался сдвинуть одну из плит. Ничего не получилось. Все прикипело, срослось, и требовался лом. Ветров шел по кругу, и возле каждой могилы его ждало разочарование. Мраморные истуканы не хотели подчиняться. Он задыхался, устал и замерз.

Внезапно Максим вспомнил, как это делал старый сторож. По четырем углам каждой плиты находились бронзовые штыри, похожие на клепки с пятачок величиной. Они легко выдвигались из своих гнезд, если подцепить шляпку чем-нибудь острым. В ход пошло ножовочное полотно. Штыри в палец толщиной легко поддались, и он вынул четыре штуки в течение минуты. После небольшого усилия плита поддалась и сдвинулась с места. Могила пустовала, мраморные стенки сверкали, как новенькие, а на метровой глубине стояла початая бутылка водки, прикрытая пробкой с белым сургучом. Рядом лежала банка с высохшей килькой и стакан. Все сохранилось в первозданном виде. Ни одной пылинки.

— Да, — протянул Ветров, — дед Савелий помер и даже дозу не успел допить. Теперь такую водочку уже не производят. "Белая головка" утраченные времена.

Водка выдохлась и не сохранила своего запаха. Максим решил не ставить плиту на место, чтобы вечером не тратить лишнего времени на мелочи.

Ветров поднялся и вышел из усыпальницы. На несколько секунд он ослеп от солнечного света. Свежий легкий ветерок попал в легкие, и ему показалось, будто он заново родился. Ничего интересного в загробном мире нет. Неужели всем нам этого не избежать? Как это печально. Но Максим не собирался умирать. Он только начинал жить и не сомневался, что будет не прозябать на этом свете, а проживет отпущенные судьбой годы красиво и благополучно.

Ветров надел на железные кольца новый замок, запер склеп и убрал ключ в карман. Он остался доволен собой. Лучшего тайника не найти. Духи купцов Кудасовых сохранят тайну золота. Кто, как не они, умеют ценить настоящие сокровища.

Теперь оставалось найти кратчайший путь к лазейке и проверить подъездные дороги. Дыр в заборе хватало. За оградой рос кустарник, крапива и начинался лес. Извилистая узкая дорога, идущая вдоль забора, с выбоинами, кочками, оголенными корнями деревьев, выглядела не очень надежной, осенью здесь не проедешь, но сейчас ей еще можно воспользоваться, а там видно будет. Максим сделал ножом метку на заборе и на дереве у дороги.

Шоссе проходило в трех километрах от кладбища, на пути стояли две деревни, а за кладбищем протекала небольшая речка. Максим помнил, как они ходили туда ловить пескарей. Времени у него хватало, и он решил осмотреть окрестность. Нужно найти могильник для машины. Место, где можно ее оставить и забыть. Где ее не найдут в ближайшее время, а если найдут, то растащат на части и не вызовут милицию. А если река глубокая, то машину можно будет и утопить. Ближайшую округу нужно изучить досконально. Чем больше человек знает, тем больше у него выбора и возможностей. Не зря хитроумные боссы Борьки Коновалова предложили провернуть операцию с золотом инкассатору, а не матерым бандитам. Кумекают мужики, что к чему!

Эдик Чайка был немало удивлен, заметив остановившийся у перекрестка "Москвич". Из окна машины выглянул Сироткин. Судя по виду, парень пребывал в хорошем настроении.

— Что за фокусы, Рома? А где "скорая помощь"?

— Мусора сгребли. Кто-то настучал. Бесхозная машина стоит у пляжа. Шофер утонул... Ну это так, шутка.

Чайка насторожился.

— А это чья?

— Одолжил. Не паникуй, искать не будут, и тебе за руль садиться не придется. Эту тачку в моем доме хорошо знают.

— Темнишь, Рома. Как бы нам не засветиться. Ты ведь знаешь, что за груз мы повезем. Чуть оступился — и хана!

Сироткин отодвинул козырек от потолка, и ему на колени упали документы.

— Раззява! Ксиву на машину оставляет в салоне. Сколько ни говори, все без толку. Живет по системе "Пока жареный петух не клюнет..." И так во всем. Ну а гаишникам много не надо, положи пятерку в права, и они в техпаспорт смотреть не станут.

— Ладно. Ты у нас спец в этих делах.

Спустя десять минут они въехали на дачный участок. Сироткин подогнал машину к бане. Чайка заметил глазастого мальчишку, сидевшего на крыльце дома, и надел на голову капюшон куртки. Он не хотел засветиться в последний момент перед ответственным делом.

После загрузки машина заметно осела.

— Поехали, — сказал Чайка и сел в машину.

— Рано еще, Эдик. Успеем пообедать.

— С ума сошел? О чем ты думаешь? Я как на иголках сижу. У нас динамит в багажнике. На месте Максима подождем. Да и он себе места не находит.

— Хорошо, поехали. Но темнеет в десять вечера.

— Возьми с собой штыковую лопату. Пару слитков по дороге закопаем в лесочке. Мало ли что может произойти. Глупо держать все добро в одном месте. Склеп накроют, так запас останется.

— Дальновидный ты мужик. Неплохая мысль.

— Приключенческие книжки читать люблю.

— Нет проблем. В сарае лопат хватает. Наточены, как бритва. Старался жене работу облегчить.

Роман принес две лопаты и бросил их в багажник. Машина выехала на пустынное шоссе и взяла курс на юг. Горожане, уехавшие на участки, сделали это в пятницу вечером или в субботу утром. Возвращались поздним вечером в воскресенье. Облака рассеялись, и солнце вновь вцепилось в землю.

— И что нам делать с этим добром? — спросил Сироткин.

— Макс говорит, что нужно сделать форму какой-нибудь монеты. С профилем Юлия Цезаря. В те времена золото не мешали с другими металлами. А монеты продавать дантистам на коронки. Он когда-то продал царский червонец одному протезисту. Зубодеры надежные покупатели.

— Интересная идея. А ты прикинь, сколько монет получится из пятидесяти килограммов?

— Уже прикинули. Десять тысяч. Каждая по пять граммов. За одну монету могут заплатить от трехсот рублей и выше. Пятимесячная наша зарплата. Ну а за все можно получить сто миллионов.

У Сироткина отвисла челюсть.

— Бог мой! Это же представить невозможно.

— Не за один день, Рома. Я бы это золото и за десять отдал бы, но где взять покупателя? Максим — мечтатель. Он предлагает прожить жизнь, оглядываясь по сторонам, и вздрагивать по ночам от пролетевшей мимо мухи. Можно продать десять монет... Ну сотню. А на сто первой загреметь под фанфары. Лучше выждать и найти одного оптовика. Как взяли золото за одну ходку, так и сдать.

— Десяти миллионов и у Шолохова не наскребется. Нет у нас таких людей.

— А я думаю есть. Хозяева Борьки Коновалова заранее знали, что он повезет. Правда, я не уверен, что сам Коновалов догадывался о грузе, который ему подсунули в последнюю минуту. Но те, кто эту операцию задумал, точно знали все в деталях. А им зачем золото? Деньги их не интересуют. Им нужно золото, а значит, они имеют покупателя, выгодного и надежного. Так лучше искать такого коммерсанта несколько лет и сбагрить ему все, чем каждый день рисковать торговать липовыми монетами из чистого золота.

— Тут надо всем подумать. Торопиться нам некуда. Послушаем, что Макс скажет.

— Макс, Макс. Фантазер и балаболка. Он все еще в облаках витает. Жизнь его не хлестала по смазливой морде. Ни семьи, ни детей. Маменькин сыночек! Живет на всем готовом и в ус не дует. В игрушки играет. Он даже не сознает, что мы натворили и что нас ждет. Один неверный шаг — и всем крышка. Мы не имеем права на ошибку. Саперы дважды не ошибаются. Нас обложили со всех сторон и выталкивают к пропасти. Падение не будет долгим. Шлеп — и все.

Несколько минут ехали молча. Затем Чайка сказал:

— Прижмись к обочине. Хороший лесок. Пойдем отольем и место посмотрим.

Сироткин сбросил скорость и прижался к краю дороги. Ни машин, ни людей, только птички поют.

— Ягоды уже сошли, а грибы не взошли, — потягиваясь, сказал Сироткин.

— Вот и отлично. Поселков здесь тоже поблизости нет. Тихое местечко. Пойдем прогуляемся.

Они спустились под откос и углубились на десяток метров в лес.

— Трава высокая. Грибники сюда не забредают, — сказал Сироткин и пристроился у березки.

Чайка подошел ближе, выдернул из рукава куртки монтировку и что было сил ударил парня по голове. Роман дернулся и тут же свалился на землю. Смерть его настигла в ту же секунду, когда он подумал о сыне. Он так и не успел понять, что произошло. Короткая вспышка — и сознание его угасло.

Чайка вернулся к машине, достал лопату и вернулся в лес. Он обыскал труп и изъял документы убитого. Глубокую яму убийца копать не стал. Его беспокоила машина, стоявшая на шоссе. Слишком дорого она стоила, чтобы оставлять ее без присмотра.

— Острая лопатка. Позаботился о себе Роман. Знал бы для чего точил, сломал бы.

Чайка сбросил труп в яму, закопал и заложил дерном. Лес оставался равнодушным, а птички продолжали заливаться трелью. Чайка вытер травой кровь с монтировки, забрал лопату и вернулся на дорогу.

Несколько минут он сидел неподвижно и ждал реакции. Он оставался спокойным. После пережитого шока в салоне фургона, где валялись трупы инкассаторов, его нутро покрылось каким-то панцирем, защитной пленкой, и смерть Сироткина не задела чувств убийцы. Быстро, просто и надежно. Мертвый никогда не заговорит.

Чайка включил двигатель, и машина тронулась. Начало положено. Остались Ветров и Родионов. Дурак Валерка. Он решил, что, отказавшись от доли, перестал быть участником налета. Не таким языки развязывали. В могиле спокойнее. Труп не свидетель, а предмет. Разложившийся кусок мяса. Мушкетеры! Безмозглая шпана с амбициями героев. Видели мы, чего вы все стоите!

Чайка злился. Он не испытывал страха, у него скрипели зубы. Он ненавидел своих дружков и обвинял их во всех ошибках, неудачах и даже в том, что вез в багажнике ящики с золотом.

На тридцатом километре, у развилки, его поджидали жена и сын. Чайка затормозил и открыл заднюю дверцу.

— Зачем ты взяла с собой Гришку?

— А куда мне его девать? У нас теперь нет своего дома, как я понимаю.

— Ты все сделала, как я сказал?

— Все. Билеты куплены, вещи на вокзале, квартира заперта. Соседям сказала, что на месяц уезжаем в Крым.

— Соображаешь. Я приеду, как только дела закончу.

— Когда?

— Не знаю. Может, завтра, а может, через неделю. А скорее всего мне за Родионовым придется ехать следом. Он на юга податься хотел. Сколько их там курортов в море тонет.

— В кого ты превратился, Эдик? Ты в своем уме? У тебя звериное лицо.

— Заткнись, дура. Я о вас с Гришкой думаю. Хочешь в нищете сдохнуть без мужа, без дома и без денег? Нет. С меня хватит. Отступать мне некуда. На мне кровь пятерых инкассаторов. С меня ее никто не смоет. Коновалов сдох, и валить не на кого.

Чайка свернул с шоссе на проселочную дорогу и, проехав полсотни метров, оказался в лесу. С машиной он обращался не лучшим образом. Правое крыло и задняя дверь были сильно поцарапаны, а на левом крыле появилась вмятина.

— Ну вот, хватит. Нормальное место. Только зарубки сделать надо. Еще не известно, когда мы сюда попадем.

Он дал сыну нож.

— Иди, Гришка, вырежи на сосне какой-нибудь знак, а ты, Нинок, бери вторую лопату и помоги мне. Дерн срезать аккуратно. Лопаты наточены, быстро справимся. — Глянув на часы он добавил: — Время у нас есть. Копать будем глубоко. Потом я вас довезу до Барыбино и сядете на электричку, ну а меня на переезде Макс ждать будет. С этим не так просто договориться.

— А Роман? — испуганно спросила Нина.

— С ним мы договорились.

Жена увидела влажный наконечник лопаты, запачканный свежей глиной. Она зажала себе рот и сдавила рвущийся на волю выкрик.

Ветров подходил к переезду прогулочным шагом. Ноги едва передвигались. Прогулка по достопримечательностям Подмосковья заняла целый день. Он устал и рассчитывал отдохнуть на травке в ожидании машины, но уже издали увидел Эдика Чайку. Тот стоял с сигаретой, облокотясь на крышу голубого "Москвича". Сироткина рядом не было.

— Что это значит? — с тревогой в голосе спросил Ветров, подойдя к машине.

— Тот же вопрос я задал Ромке, когда он подогнал эту тачку. Машина его знакомых. Сам он не поехал, а повел их в лес на пикник, чтобы отвлечь внимание. "Скорую" засветили. Мусора не дремлют.

— А как же ящики? — растерянно спросил Ветров.

— В багажнике. Он их заранее загрузил.

Эдик снял куртку и бросил ее приятелю.

— Держи. Ты себе не представляешь, как она меня выручила.

Ветров поймал куртку, и они сели в машину. Сумерки сгущались, но ночной покров еще не лег на землю.

— Поехали по этой дороге. Сначала до шоссе, потом свернем на проселок. Минуем две деревни, и там рукой подать. А что делать с машиной?

— Придется отогнать ее хозяевам.

— Как я могу догадаться, это ты ее обкорябал? Ты еще тот водитель. Царапины и вмятины совсем свежие.

— Ты прав. Дорога от дачи Сироткина к шоссе не очень хорошая для начинающего водителя. Но стоит ли думать о мелочах? Да и Толик нас не очень хорошо учил крутить баранку. Больше на портвейн налегал.

Говорил он отрывисто, спотыкаясь на словах. Скидка на напряжение ученика, взявшегося за руль, имела место, но Ветров улавливал в настроении партнера другие нотки. Он заметил испачканный в крови рукав куртки и засунул ее в сумку. Задавать вопросов он не стал.

— Глупое решение, — сказал Ветров. — Сироткин нам нужен. От дороги до склепа метров триста. Пять ящиков на двоих — это три ходки.

— Это ты можешь приказывать. А меня Ромка не послушал. А что за склеп-то?

— Миниатюрная часовня для крыс. Усыпальница купцов первой гильдии Кудасовых. Надежное местечко.

— Уверен?

— Даже проверил и свой замок повесил. Раньше туда Савелий заглядывал. Из могилы холодильник соорудил. Ну а теперь сторож сам червей кормит, и о склепе забыли. Памятник старины.

Чайка щелкнул языком. Поторопился. В отношении всяких хитростей Ветрову нет равных, и тут стоило ему довериться. Глупо зарывать золото в лесу, когда есть надежный тайник. Ветрова можно было бы использовать как носильщика и оставить его в склепе, а он жену выписывал в помощницы. Ошибка не роковая, но грубая. Слишком скоропалительные решения он выносит, а так нельзя.

— А как же Роман ящики грузил в машину гостей? У них на глазах? спросил Ветров.

— Это ты у него спросишь. Скоро встретитесь.

Максим не верил ни одному слову. Бездарная выдумка. Мятая машина. Разве Сироткин доверит руль чужой машины такому водителю, как Чайка? А о содержимом и говорить не приходится. А сам Чайка не сядет за баранку без особых обстоятельств. Тут еще кровь на рукаве и машина идет слишком легко. Багажник даже не просел. Парень врет. Чайка любил привирать и всегда попадался. Слишком быстро забывает, о чем говорил вчера. На что он рассчитывает? Ветров считал Чайку надежным парнем. Не очень умен, не так воспитан, слишком вспыльчив, но это мелочи, когда идешь в упряжке одной команды. Ветров вздрогнул. А где команда? Коновалов убит, Родионов сбежал, Сироткин исчез. Их двое.

— Сверни в лесок и езжай вдоль забора. Тихонько. Включи фары, а то мы метку не увидим.

Машина прошла еще двести метров и остановилась.

— Тут заросли крапивы, но забор в пяти метрах. Придется потерпеть.

Стемнело. Тучи неслись как на пожар. Луна выглядывала на несколько секунд и тут же пряталась за черным покрывалом. Свет мелькал, как на экране.

— Ну, принялись за работу? — спросил Чайка. — Багажник не заперт.

Он опустил руку вниз и нащупал монтировку, зажатую между сиденьем и дверцей. Ветров успел выйти раньше. Сейчас он решал свой главный вопрос. Либо его догадки ничего не стоят, либо придется отбиваться. Только бы успеть.

Чайка не ожидал от приятеля такой прыти. Он толкнул дверцу и выскочил следом. Ветров уже открыл багажник и сунул туда голову. Чайка хлопнул крышкой, и удар пришелся на спину. Как только Ветров увидел пустое дно, он схватил, что попало под руки. Сильный удар и боль в позвоночнике, будто его хотели перерубить пополам. Крышка багажника приподнялась, и Максим резко отпрыгнул назад. Споткнувшись о корень дерева, он повалился на землю. В его руках оказалась лопата. Чайка занес монтировку над головой и прыгнул на поверженного противника. Ветров успел сделать выпад, и навстречу нападавшему вылетел штык лопаты. Столкновение стало неизбежным. Испачканный в земле острый наконечник с силой вонзился в грудь Эдуарда Чайки. Лезвие прошло меж ребер и разорвало ему сердце. Максим откатился в сторону, а на его место упал труп бывшего друга.

Он не знал, сколько прошло времени. Максим долго сидел на земле и скулил. Когда он пришел в себя, поднялся и пошел прочь. Пять, десять, пятнадцать шагов, и он остановился. Страх сменился безразличием, словно ему сделали заморозку и он ощутил в себе холод.

Он вернулся назад, склонился над трупом и обыскал его. В руках Ветрова оказались документы Романа Сироткина и самого Чайки. Теперь сомнений не оставалось. Роман мертв. Ветров сунул бумаги в карман, взял труп за руки и поволок его к забору. Луна зловеще ухмылялась, вспышками освещая тропинку и отбрасывая черные тени от мрачных надгробий. Максима тошнило, он хотел бросить труп и сбежать, но руки не разжимались, вцепившись крепкой хваткой в тяжелую бездыханную ношу.

Дотащив мертвеца до склепа, он взвалил его на спину и достал из кармана ключ. Дверь жалостно скрипнула и открылась. Теперь он вспомнил, что оставил сумку в машине. Но у него не хватило духу вернуться. Пришлось идти на ощупь без фонаря.

Сосредоточенность победила страх. Чем ниже он спускался, тем увереннее себя чувствовал. Ему не мешал запах, и он не пугался крыс. К собственному удивлению, Ветров услышал свой голос. Он пел песенку из детства, которую когда-то мурлыкал себе под нос сторож Савелий, спускаясь в царство мертвых.

Эдуард Чайка был похоронен в саркофаге, отведенном для хранения золота. Ветров не видел застывшего в злобной гримасе лица покойника. Он задвинул плиту и ушел.

Ночь сюрпризов продолжалась. Возле машины с горевшими фарами его поджидала красотка в коротенькой юбочке. На плечах висел цветастый рюкзачок, а стройные ножки искали опору, тыкая каблуками в землю. На вид ей было не больше двадцати, но выпила она немало. Трезвый сюда и днем не забредет.

— Привет, красавчик.

Ветров осмотрелся по сторонам. Ни души.

— Ты привидение? Иди назад и ложись в свой гробик.

— Мне в Москву надо. Отвезешь?

— А если нет?

— Тогда я разбужу своих собратьев-покойничков. Знаешь, как я орать умею? Специально училась. На мужиков действует безотказно. Тут же импотентами притворяются.

— Ты больная?

— Ага! Только я тебе о своей болезни по дороге расскажу.

— Машина краденая, ее нужно бросить.

— О'кей. Брось ее около моего дома.

— Где ты живешь?

— На Щелковской. Тринадцатая парковая.

— Ладно. Поедем по окружной.

— Мне плевать. Только держись за руль, а не за мои коленки.

Они сели в машину, и Ветров тихонько тронулся с места. Встреча с девицей не могла попасть ни под какую теорию случайностей. Случай из ряда вон выходящий. Максим даже думать об этом не хотел. Если его жизнь начнет с этой минуты течь по законам бутерброда, то лучше сразу накинуть удавку на шею. А если она что-нибудь видела?

— Как ты оказалась возле кладбища? — спросил он, искоса поглядывая на округлые коленки.

Девчонка перестала насвистывать и хихикнула.

— Речка там неподалеку. Поехала я с двумя козлами на рыбалку, забыв, что козлы рыбку не едят. Они предпочитают спать втроем. Я долго терпела, пока один из музыкантов перебирал пальчиками по моим ногам, но пришла к выводу, что их решение меня не устраивает. Пришлось ретироваться. А тут смотрю, машина стоит и фонарики горят. Я, как мотылек, полетела к свету. Никого! Если бы я умела заводить эту штуку, то уехала бы, но не умею. Правда, мне повезло. Принц с того света пришел и решил мне помочь.

— С того света не приходят. Я туда заглядывал. Слава Богу, не свалился.

— Мне тоже так думается. Покойников женские коленки не интересуют. Как тебя зовут, красавчик?

— Аполлон.

— А меня Ксюша. Давай выпьем?

— С тебя хватит, а я в завязке.

Ксюша вновь начала насвистывать. Максим немного успокоился, но его не покидала мысль, что он уже где-то видел это лицо.

Он высадил ее на углу у метро "Щелковская", проехал еще двести метров, забрал сумку, бросил машину и, перейдя дорогу, поймал такси.

Сегодняшний день он будет считать самым черным в календаре своей жизни. Сегодня утром он проснулся вором, потом лишился золота, а домой возвращался убийцей. Пока это его пугало. Он еще не осознавал происшедшего, слишком все быстро произошло, как при ускоренной киносъемке. Романтические приключения хороши в кино, потому что ты заранее знаешь конец. Он не бывает плохим. Ветров не хотел думать о плохом конце. И если он доживет до старости, то обязательно напишет историю ограбления века.

Ветров вошел в свой подъезд и готов был рухнуть на ступени от усталости. Эта ночь прошла у Ветрова не так, как он хотел. Она перевернула его жизнь, но, может быть, он сам когда-нибудь расскажет, что произошло с ним, но не теперь.

До постели Максим добрался к семи часам утра и спал до полудня. Спал тихо, без снов, спокойно и безмятежно. Когда он открыл глаза, солнце стояло в зените. Он выпил чашку кофе, оделся и вышел из дома. Ему казалось, что теперь он знает, что нужно делать.

Он приближался к дому Валерия Родионова. Не доходя до подъезда, он остановился. Внезапно ноги подкосились, и ему захотелось сесть. У входа стоял белый "Москвич-412", последние цифры "21" и серия "МОИ". Это была та самая машина, которая проехала под знак в разгар операции. В эту минуту Коновалов убивал шофера, а Чайка с перемазанной рожей стоял рядом. Ошибки быть не может. Кто это? Чья машина? Неведомый сообщник Родионова? А если предположить, будто Валера разыграл труса и сделал вид, что сбежал, а на самом деле находится в сговоре с Чайкой. Значит, слитки у Родионова и он сейчас раскладывает их по сумкам. Главарь приехал к нему на "Москвиче", и они ждут Чайку. "Если Чайка убил Сироткина и хотел убить меня, значит, ему ничего не стоило убить Коновалова и инкассаторов. Чайка — ликвидатор, Родионов — организатор, а хозяин "Москвича" — идеолог".

Максим решил дождаться хозяина машины на улице, но потом передумал. А почему не грянуть как снег на голову? Его там не ждут, он не Чайка. Зайти и сказать: "Извини, Валерик, у вас со мной осечка произошла!". В своей квартире он никого на куски рубить не станет.

После ночных кошмаров Ветров закалился и стал более решительным и смелым. Он уже валялся на земле в полуметре от смерти, но от нее лишь холодом повеяло.

Ветров вошел в дом и поднялся на лифте на девятый этаж. Дверь открылась не сразу. Максим сжал кулаки от напряжения.

На пороге стоял Родионов. Вид и впрямь у него был растерянный.

— Не ждал, Валерик?

Родионов помрачнел.

— Мы же договорились.

— Вряд ли. Войти можно?

Хозяин с недовольным видом посторонился.

В двухкомнатной квартире казалось тесно и неуютно. Жена собирала чемоданы, ребенок играл на ковре, одноногий отец смотрел футбол в своей комнате. Ожидания Ветрова не оправдались: посторонних в доме не было и золото никто не делил. Впрочем, Ветров знал, что золота здесь нет. Он часто свои фантазии принимал за чистую монету.

— А где твой гость? — спросил Максим, проходя в кухню.

— Какой еще гость? Я сегодня уезжаю в Крым.

Ветров подвел приятеля к окну и указал на стоявший во дворе "Москвич".

— А этот к кому приехал?

— Понятия не имею.

— Тогда пойдем на улицу. Поиграем в песочнице. Давно я куличиков не делал. Поговорить надо. Это в твоих интересах.

Родионов кивнул, снял с вешалки кепку и крикнул жене:

— Я через десять минут вернусь.

Они устроились на детской площадке под березками. Голубой "Москвич" с этого места хорошо просматривался. Не успел Ветров открыть рот, как из подъезда вышел солидный мужчина с брюшком, крутыми плечами и облысевшим черепом. На вид ему было немногим больше пятидесяти. Он сел в машину и уехал.

— Кто это? — спросил Ветров.

— А ты не знаешь? Замуправляющего Центробанком. Заведует хранилищем. Федюков Игорь Николаевич.

Родионов говорил спокойно, будто речь шла о его соседе.

— Он здесь живет?

— В такой развалюхе? Нет, конечно. К родителям Борьки Коновалова приезжал. Их будут хоронить за счет банка как героев. Тут много начальников побывало. Вот как дело повернулось. В некрологе сказано, что ребята оказали достойное сопротивление бандитам и погибли в неравном бою. Странно, что всем троим стреляли в затылок. Головой они отбивались. Это и называется "не выносить сора из избы".

— А я и забыл, что Коновалов жил с тобой в одном подъезде.

— А как бы я с ним встречался? Борька считал, что за ним идет слежка. Но наши свидания проходили на лестничных клетках. Ни одна наружка этого знать не могла. Приходил ко мне ночью. Думал, умный очень.

— Поумнее нас. Это мы его пеньком считали. Он как пароль связывал оба берега, но мы так и не нашли его связей. А Федюков не приезжал пятнадцатого в Чкаловское?

— Что ему там делать? Овес к лошади не ходит. Толик его хорошо знает. Он же возит высокое начальство на охоту в заказники. Слышал, небось, его истории.

— Приходилось. Тут вот в чем дело, Лера. Этот "Москвич" я видел на набережной в разгар операции. Промчался под знак на полной скорости и улетел в сторону Лефортова.

— Уверен?

— Я номер запомнил. Если это был Федюков, то почему он не остановился? Уж он-то точно знает, где должна находиться "перевозка" с золотом, если она грузилась в его хранилище. Похоже на контроль. Если он проскочил вперед, то видел "скорую помощь", которую Коновалов "зарядил" для отвода глаз. Коновалов знал, что его будут проверять. Значит, Федюков убедился в достоверности плана и дал сигнал своим людям брать в оборот "скорую". Он и предположить не мог, что Сироткин поедет в обратном направлении. Вспомни аварию в Сокольниках.

— Не хочу я об этом думать, Максим. Забыл. Кончено.

— Придется, Лерочка. Придется все начинать сначала. Эдик Чайка убил Романа и спрятал золото. Потом попытался убить меня, но не успел. Если банду возглавлял Федюков, то нас скоро вычислят. Тут не откупишься, да и дать нам им нечего. Нас в порошок сотрут. Мы свидетели.

— Значит, Чайка не выдержал? Сам хотел все хапнуть!

— Думаю, он не о золоте думал. Шкуру свою спасал. Слишком мы все разные, никто никому не верил.

— Что ты предлагаешь?

— Предотвратить удар. Вычислить главарей раньше, чем они нас раскопают. Помнишь, Коновалов говорил о письме прокурору. Может быть, он блефовал, но и мы такое написать можем. Это единственная защита. Другой я не вижу. И еще. Нужно найти золото. Можно попытаться его подбросить легавым, и дело пойдет на тормозах.

— Слишком много на себя берешь.

— На одного много. На двоих меньше. Дело-то общее.

— А почему не прижать Чайку к стенке?

— Ты так ничего и не понял. Он мертв. Эдик хотел убрать всех нас поодиночке, смелая идея, но поторопился. Слишком суетлив и нетерпелив. С Сироткиным справился, на мне поскользнулся. Короче говоря, я похоронил его в надежном месте без цветов и музыки.

Родионов сверкнул глазами.

— Брось, Макс, врешь! Ты не мог убить человека!

Ветров достал из кармана два паспорта.

— В кармане Чайки нашел. Один принадлежал Сироткину, второй Чайке. Эдик ухлопал Ромку по дороге на кладбище. Куда дел труп и ящики, я не знаю. Радиус сорок километров. Документы забрал, чтобы покойника не опознали. Если бы не моя проницательность, то в кармане Чайки лежали бы четыре паспорта. Задача стояла четкая. Он должен остаться один.

Родионов стукнул кулаком о свою ладонь.

— Иуда! Вот как все вышло.

— Поздно кудахтать. Действовать надо.

— Как?

— Василия подключать надо. Твоего брата с Петровки.

Родионов замахал руками, словно на него налетел рой пчел.

— С ума сошел. Ты псих.

— Тихо, Лера. Идея простая. Первое. Ты дашь ему приманку. Он может иметь свою версию и работать в нескольких направлениях. В результате он найдет золото. Если, конечно, мы скажем, где оно лежит. И дня не пройдет, как ему вручат погоны полковника и дадут квартиру. Молодой мужик живет в одной комнате с отцом-инвалидом. Молодую жену привести некуда. А мы будем в курсе следствия. Башь на башь. Он будет нас оберегать от преследования, а мы будем искать золото. Ну а если он захочет нас сдать, то получит погоны сержанта и отправится на вышку зеков сторожить в места, не столь отдаленные. Брат — в тюрьму, отец остается один. Беспомощный старик без ноги, убитый горем. В итоге мы сможем найти не только золото, но и главных идеологов налета. И если те нас не знают, то мы их сдадим следствию вместе со слитками. Как ни крути, но у нас есть алиби, и мы сможем остаться в стороне.

— Ну и закрутил. Легче еще один фургон ограбить, чем отдать награбленное.

— Любишь кататься, люби и саночки возить.

— Тут подумать надо.

— Долго не дадут. Васька когда возвращается?

— Сегодня. Вызвали из отпуска телеграммой.

— Значит, подключают к делу. На работу завтра?

— Наверняка.

— Сунет нос в шкаф, а мундира нет. Так что думать некогда. Ваську за рога брать нужно, пока в себя не пришел. Месяц пройдет, и выяснится, что двое инкассаторов не вышли из отпуска, а четверо недавно убиты. Что за эпидемия? Будут искать связь. А может, и месяца ждать не придется. Жены в милицию заявят. Отцы семейства исчезли. Мы должны иметь точную информацию о ходе следствия. Наша свобода — гарантия того, что золото вернется в банк, и это Василий должен понять в первую очередь.

— Я не очень уверен в нашем успехе. Но ты прав, другого выхода нет. Заварили кашу, надо расхлебывать. В Крым я не поеду. Будем работать.

— Слова не мальчика, но мужа. Будь осторожен, как на минном поле. Никаких подробностей и имен. Тут же выясни, какой узел ему доверили. Ну а потом будем играть в вопросы и ответы. Спрашивать придется нам, а ему придется ждать результатов.

Родионов вздрогнул.

— Легок на помине.

Ветров повернул голову и глянул в сторону арки. По тротуару к дому шел высокий коренастый мужчина тридцати с небольшим лет. Его смуглая кожа оттеняла голубые глаза. Легкая пружинистая походка, спортивная увесистая сумка через плечо и радостная улыбка на лице.

— Эх, Вася, рано радуешься! — пробурчал Родионов.

Толик дремал за рулем. С новичками работать ему не хотелось. Приходилось все объяснять и даже таскать мешки. Чужие люди, говорить не о чем, и пива не попьешь. Сегодня он устал.

Ветров подсел к нему в машину на переднее сиденье. Шофер тут же проснулся и открыл глаза.

— Черт! Ты меня напугал, Макс. Устал отдыхать?

— Нет. В контору ездил в кадры. На время отпуска удостоверение на паспорт менял, сейчас еду заказывать билеты на самолет.

— Попросил бы Заикина. Они обслуживают авиакассы.

— В этом году нет особых проблем. Как насчет портвейна?

— Не, не могу. Тут такой кипишь подняли. Очухались. Говорят, весь парк машин менять будут, а наганы на пистолеты "макарова" заменят. За пьянку вышибают. Вчера вечером, в воскресенье, ребята с ВДНХ возвращаются. Ну как там не выпить, каждая шашлычная стакан наливает, а у входа в банк шмон идет. Управляющий, парторг, профорг и начальник группы инкассации. Выстроились, как на параде. До часа ночи дежурили.

— Жареный петух клюнул? Ты ведь у нас тоже в парткоме базы числишься. Твою будку с трудом в рамку Доски почета втиснули. С большим начальством на "ты" общаешься.

— В гробу я их видел. Таких друзей за...

— Понятно. Но Федюкова ты уважаешь?

— Нормальный мужик. Своего разыгрывает. Со всеми за ручку здоровается. Заядлый охотник. Правда, всегда стакан поставит и мяса килограммов пять даст. Они же лосей с вышек бьют. В упор. Половину мяса собакам скармливают. Не охота, а расстрел... А чего он тебе? Мы в центральном хранилище не загружаемся.

— Тут насчет Федюкова спор вышел. Если выиграю, то скажу. Сколько рыл ты в заказник возишь?

— Человек по десять на двух машинах.

— А кто у Федюкова в друзьях ходит?

— Все они друзья. Там вся верхушка собирается.

— Но кто-то из банды всегда рядом с Федюковым держится?

— Какой-то полковник. Но он не наш. Не банковский. Один раз я его видел в милицейской форме. А так в основном в штатском. Веселый мужик, все усмехается. Федюков схохмит и тут же к нему обращается: "Так я говорю, товарищ Суханов?". Ну а тот кивает.

— Полковник Суханов. А дочь у него есть?

— Понятия не имею.

— Это самое главное. Меня интересует его дочь.

— У него уже внуки есть. Погоди... А вот он как-то говорит: "Мы с сыном и внуком по ведру белых собирали. У нас в Опалихе самые грибные места". Про дочь я ничего не знаю. Слышал, будто жена у полковника молодая. Федюков хохмил. Сына к жене ревнует.

Ветров перевел разговор на другую тему, и через полчаса они распрощались. Теперь он мог подводить некоторые итоги. Главный хранитель золотых запасов, валюты и рублей товарищ Федюков имел друга-полковника милиции Суханова. Тоже не шестерка. Ничего удивительного. Сержант с генералом не дружит, а министр с рабочим водку не пьет. Однако Федюков не мог не знать бригадира Коновалова, который занимался перевозкой крупных сумм денег, а также возил золото. Их связывала работа. А может, и больше, если Федюков мог доверить обычному инкассатору такую ответственную операцию. Рано еще делать выводы. В пользу своей версии у Ветрова был один-единственный факт: машина Федюкова проехала по набережной в момент начала операции.

Ветров отправился на Неглинку и прогулялся вокруг главной конторы. У ворот стояли две милицейские машины. В переулке он заметил знакомый "Москвич". Ничего особенного, все закономерно.

Максиму захотелось выпить. Он купил бутылку водки и поехал домой. Минут двадцать он лежал в холодной ванне и ломал себе голову над собственными проблемами. Чем больше он думал, тем больше приходил к выводу, что его затея обречена на провал. Лучший способ уйти от проблем — это забыть о них и сделать шаг в сторону. Из света в тень.

Несколько дней спустя

В дверь позвонили в тот момент, когда он поставил сковородку на газ. Ветров вздрогнул. Звонок повторился. Он никого не ждал, и без предварительной договоренности к нему не приходят. Ему захотелось выпрыгнуть в окно и сбежать. Слишком высоко. Нет, это не жизнь.

Он открыл дверь, забыв, что не одет и его тело прикрывает повязанное на бедрах полотенце.

Перед ним стояла красотка со светлыми янтарными глазами и длинными золотистыми кудрями. Высокая, стройная, без особой косметики. Девушка улыбнулась, показывая белые ровные зубки.

Ветров облегченно вздохнул. Пронесло. Он даже забыл, что ходит по квартире нагишом. Гостью не смутил вид хозяина.

— Надеюсь, ты один и я могу зайти?

— Вы ошиблись дверью, принцесса. Я не пользуюсь услугами на дому.

— Тебе не идет роль хама, Максим. Помнишь меня. Я Ксюша. Твоя подружка с кладбища. Пьяная динамистка с узкой дорожки. Сегодня я трезвая.

— И что тебе надо?

— У тебя что-то горит на кухне. Пожалуй, мне стоит зайти и приготовить тебе завтрак.

Ветров посторонился и пропустил красотку в квартиру. Девушка нашла кухню по запаху. Он шел следом и ничего не понимал.

— Сядь, Максим. Не мельтеши под ногами. Масло, яйца в холодильнике? Я справлюсь.

Ветров поставил табуретку к окну и сел. Глянув за занавеску, он ничего подозрительного на улице не увидел.

— Как ты меня нашла?

— Я не искала. Нужные адреса приходится держать в памяти. Мне показалось, что ты не станешь убивать женщину в собственной квартире. Рядом нет кладбища, а труп не выбросишь в мусоропровод.

По телу Ветрова пробежала дрожь.

— Только ты не паникуй. Я не шантажистка, но должна тебя предупредить: мне известно, где ты спрятал труп, и у меня есть лопата с окровавленным наконечником и твоими отпечатками на ручке. Ты забыл ее забрать, а я исправила твою ошибку. Вот такое будет вступление.

Девушка разбила три яйца в миску и начала их взбивать ножом.

— Ты следила за мной?

— Не то слово. Я подружка Бориса Коновалова, которого вы зверски убили. Он доверил мне письмо со своим признанием. Правда, я его еще не отправила адресату, но сделать это всегда не поздно. Мне пришла в голову мысль посоветоваться с тобой. А вдруг у тебя есть более разумное предложение? Я люблю компромиссы.

— Должен тебя разочаровать. У меня нет никаких предложений. И мне плевать, что ты будешь делать с письмом. Я устал от бессмысленной возни. Можешь меня сдать, но живым меня не сцапают. Последствия мне известны.

— А чистосердечное признание?

— Оставим для трамвайных щипачей. Когда за твоей спиной вооруженный налет на банк, семь трупов и предварительный сговор, можно не трепыхаться.

— Грамотный.

— Готовился.

— А почему бы тебе не жить, как жил, и не войти в сговор со мной? Я знаю больше, чем ты, и вижу выход из положения. Ты лишь одна видимая сторона айсберга, а мне видны контуры подводной ее части. Я даже знаю ее размеры.

— Ты теряешь время. У меня нет золота. Среди нас нашелся сумасшедший. Первым был Коновалов, второй решил хапнуть все себе и убрать сообщников. Золото он успел спрятать, а во второй части споткнулся. Где его могила, тебе известно. Сходи, может, он с тобой поделится.

Девушка сдвинула сковородку с яичницей в сторону. Поставив табурет в центр кухни, она села и закинула ногу на ногу. Несколько секунд красавица разглядывала безразличного, вялого типа, а потом решила поговорить о романтике. Она знала характер своего подопечного.

— Люди выходят в открытый океан в поисках сокровищ и находят их на огромной глубине. Они достают их и получают все за свой труд, смелость, риск и упорство. Пять ящиков с золотом не иголка. Далеко не спрячешь. Десять, двадцать метров от шоссе с правой стороны на отрезке сорока километров. Думаю, что меньше. Кроме леса, там встречаются поля, птицефермы, коровники и деревни. Обычный миноискатель найдет клад быстрее, чем грибник наполнит свою корзину. Или я не права?

— Ты неглупая девчонка. Ищи. Желаю удачи. А меня уволь, я уже устал от этих игр. Мне и раньше ничего не нужно было. Дурь в голову поперла. Все это смахивает на массовое помрачение.

— Слишком ярко блестит ваше помрачение. Все мы шли к нему, но разными путями. Без ошибок не сделаешь дело, о котором ничего не знаешь. Но когда оно сделано, глупо отмахиваться.

— Я выбыл из игры.

— Так не бывает. Тебя ищут, и отвечать придется тебе одному за всех. Мне известно, кто и как тебя ищет.

— Ты Господь Бог?

— Вроде того. Сижу на облаках и наблюдаю с высоты за вашей муравьиной возней. Я знаю, как кого спасти и кого утопить.

— И что ты хочешь взамен?

— Мне нужен партнер, и я выбрала тебя.

— Золотоискателя из меня не получится.

— Встань на место Чайки. Трусливый слюнтяй. У него мозги с двумя извилинами. Куда он может спрятать пять ящиков с банковской маркировкой? Только закопать. Но не сразу. Если он убил Сироткина, то сделал это не у его дома, а увез подальше. Значит, первые десять километров нужно вычеркнуть из границ поиска. Чайка предсказуем. Даже если ему удалось бы убить вас всех, он сбежал бы, оставив золото в земле. Земля самый надежный и молчаливый сторож. И твоей фантазии не хватило бы на большее.

— Рви когти, Ксюша. У тебя еще глаза горят и слюнки брызгают, но меня ты в свою авантюру не затащишь. Можешь забирать себе все. А я, если Бог даст, получу через месяц диплом и свалю из Москвы.

— Куда, например?

— Плевать.

— А хочешь в Ленинград?

— Без разницы.

— У меня свой дом на берегу Финского залива. Мой папочка занимает высокий пост. Я помогу тебе сделать карьеру и готова ради тебя пожертвовать своей.

— Ты сумасшедшая? Я тебя первый раз вижу.

— Зато я тебя знаю уже тысячу лет.

— Ах да, ты у нас с облаков свалилась.

— Нет. Я земная. И могу доказать это.

Ксюша встала, расстегнула молнию на платье и сбросила его на пол.

— Черт с ним, с золотом. Я сама золото. Бери, не пожалеешь. Не делай женщину своим врагом, которая столько знает.

Раздеваться Ветрову не пришлось. Он уже был раздет. Полотенце упало на линолеум. Они рухнули где-то в коридоре, не добравшись до кровати.

Кто победил в этой схватке, трудно сказать, они воевали всю свою жизнь, пока один из них не умер.