Мертвяк

Настроение у Зевса было неважным. Его не покидало предчувствие грядущих неприятностей. Не оставляли мысли о намечаемой операции. Борьба двух теневых структур вступала в стадию кульминации.

— Ратоборец очень рискует, — сказал Артемьев с кислым выражением на лице.

— Ты можешь предложить что-то иное? — Генерал Бородин встал из-за стола, уселся на мягкий кожаный диван в углу комнаты и пригласил Артемьева присесть. — Ты не против? — Он налил себе стопку коньяку и поднес к губам. — Нет у нас иного выхода, как бросать Ратоборца в прорыв. Не подведет?

— Глеб-то не подведет. Сделает не только возможное. Но и то, что не сделает никто и никогда. Мы рискуем самым перспективным сотрудником.

— А какие у нас перспективы, если мы сейчас проиграем? Вопрос-то решенный, — генерал Бородин поставил рюмку на столик.

— Я знаю.

— Тем более Ратоборец сам предложил этот вариант… Как с этим мафиози? С Трактором?

— Дозревает. Подготовительные мероприятия завершены. Думаю, найдем общий язык.

— Надо найти. Трактор нам необходим в этой комбинации.

— Знаю, — кивнул Артемьев и угрюмо добавил: — Мне мысли об этике в голову не лезли. Мы перешагиваем через все более высокие барьеры.

— Не наша вина, — пожал плечами Бородин. — Противник ставит все более жесткие условия игры. Чтобы быть с ним на равных, мы должны играть по этим правилам.

— И как далеко мы зайдем?

— Как бы далеко ни зашли, надо идти до конца. Сам знаешь, какие ставки на кону. И с кем дело имеем.

— Мне не нравится твое настроение, Одиссей. Мягкотелость — опасное качество, Оно обходится слишком дорого. Больше всего бед от мягкотелых.

— Все так, — кивнул Артемьев, знавший, что переступил через еще одно понятие, казавшееся ему незыблемым. Все меньше становится «нельзя». Но иначе с упырями не поборешься. Тут Бородин прав, и спорить с ним трудно. Слишком о многом приходится забывать, чтобы драться на равных.

— Что вы решили делать с информацией от Гаусса? — сменил тему Артемьев.

— Что я мог решить за эти часы? Времени не остается. Я уже подготовил донесение. Через полтора часа меня ждет руководитель нашей службы.

— Дрянь дело.

— Дрянь, — кивнул Бородин. — Но выхода нет… Добивайте Трактора. Он должен согласиться на наши условия.

— Согласится…

На базе-три из Трактора выбивали последнюю информацию. Для лучшего контакта его начинили сывороткой, так что пел Трактор вовсю. Артемьев просмотрел итоговый протокол, подготовленный оперативниками, и удовлетворенно кивнул. Узнал кое-что новое о жизни московского разбойного болота. Об организации, в которую входил Трактор, — явки, адреса, дела, сферы влияния, длинный перечень убийств, хранители общака, Циркуляция денег, коммерческие структуры, работающие под «крышей» и завязанные в махинациях. Немало Трактор порассказал и о своем боссе Гунявом. Он был неплохо информирован и обладал отличной памятью. Стало понятно, что в истории с «синим льдом» Трактор действовал на свой страх и риск и был на вторых ролях.

— Ладно, пусть придет в себя, — сказал Артемьев, усаживаясь напротив Трактора, опутанного проводами, идущими от датчиков, сообщающих информацию о его здоровье. Использование «препаратов откровенности» требовало от клиента железного здоровья и грозило летальным исходом.

Полчаса потребовалось, чтобы встряхнуть Трактора и вывести его из полузабытья.

— В общем, урка московская, все ты нам выложил. Что и требовалось доказать. Ты убийца, насильник и законченный подонок. Любой бы суд тебе выписал стенку, — подытожил Артемьев.

— А вы что, суд? — едва шевеля губами, произнес Трактор. — Таких падл, как вы, ни в одной бригаде московской нет. Хуже последних «отморозков».

— Так ты и есть «отморозок»… Скажи честно, жить хочешь?

— Да.

— Ты не заслуживаешь жизни. Но я тебе даю шанс заслужить ее.

— Какой шанс? — в голосе Трактора появилась надежда.

— Шанс выжить.

— Работать на вас стукачом? — вдруг непокорно вскинул голову Трактор.

— Стукачом? Да что ты. Всех, кого мог, ты уже засветил. Нам нужна именно работа. И поработать ты должен со своими ребятами. По нашему заказу.

— Нет. Я человек конченый. Но парней моих подставлять не буду.

— Когда это ты к ним проникся такой любовью, Трактор? Они же тебя ненавидят. Ты же «отмороженная» мразь, не ведающая ни чура, ни воровского закона. Они тебя с удовольствием грохнут при первой же возможности.

— Никого подставлять не, буду.

— Будешь, Трактор. Будешь мне шестерить. Да еще как. Скажу на брюхе ползти — поползешь. Скажу дерьмо слизывать — слижешь.

— Может, и зад подставить?!

— А это уж такая мелочь, о которой и говорить просто смешно, — Артемьев вытащил из кармана пульт дистанционного управления и вдавил кнопку.

В углу комнаты замерцал телевизионный экран. Высвечивалось изображение — молодая красивая женщина с ребенком на руках.

— Знакомые лица?

— Это наши гости…

— Вы что… Вы что творите, козлы недотраханные?! Вы что творите?! — взвизгнул Трактор, дергаясь на кресле, к которому он был привязан, и пытаясь разорвать связывающие его путы.

— Это наш страховой полис. Жена твоя. И дочка… Смешно, Трактор. Ты скрывал их от всех. Никто не знал, где они живут. А мы нашли.

— Пожалеете…

— Работаем вместе, а, Трактор?

— Хрен на… Работаем…

Артемьев перевел дух. Он блефовал. У него бы не поднялась рука на женщину и ребенка. Но Трактор поверил ему. Он мерил на свой аршин.

— Итак, завтра передача посылки. Купля-продажа. Ничего особенного. Магомед тоже оказался человеком благоразумным и решил играть на стороне сильного. Он встретится завтра с заказчиками. Твоя задача — собрать своих спецов. У тебя есть хороший снайпер.

— Откуда?

— Есть, Трактор. Есть… Вы ликвидируете охрану покупателей. Мы забираем товар и деньги. Треть за работу — ваша.

— Это сколько же будет? — заинтересовался Трактор.

— Сотни три тысяч «зеленых».

— Та-ак, — протянул Трактор и распрямился. — А где гарантии, что не кинете?

— Вот мои гарантии, — Артемьев снова нажал на кнопку, и женщина с ребенком задвигались в глубине экрана.

— Ладно, годится, — кивнул Трактор, лихорадочно раздумывая, как бы кинуть всех — и Магомеда, и этих людей, и завтрашних покупателей. Некоторые мысли по этому поводу имелись. Можно попробовать.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Ну, Магомед, друг мой кавказский, готов? — спросил Артемьев, разглядывая горца.

— Готов, — бодро отозвался Магомед, усаживаясь на стул напротив Артемьева и косясь на стоящего за его спиной Глеба.

— Как настроение?

— А, настроение, — отмахнулся Магомед.

— Запомнил, что делать, как говорить?

— Запомнил. Все сделаю, как надо, — горячо воскликнул Магомед.

— Не обманешь, горец?

— Хлебом клянусь!

— Смотри. О братане своем подумай, — напомнил Глеб.

— Я думаю. Все понимаю. Заложник.

«Шайтан с ним, с братаном», — подумал Магомед.

«Нужен ему этот братан», — усмехнулся про себя Артемьев.

— Да, насчет заложников ты специалист, Магомед, — хмыкнул Глеб.

— Что-то ты неважно выглядишь, Магомед, — приглядывался к нему Артемьев. Руки трясутся.

— Не, я ничего, — бодро возразил Магомед.

— Так нельзя. Сорвешь операцию… На, — налил минеральной воды и протянул Магомеду красную капсулу. — Английское успокаивающее.

— Не надо.

— Пей.

Магомед послушно проглотил воду, сделал вид, что проглотил и таблетку, но спрятал ее за щеку.

— Как? — участливо спросил Артемьев.

— Нормально.

— Знаешь, что выпил?

— Говорили — лекарство.

— Это яд, Магомед, — заявил Артемьев. — Да не вози ты языком за щекой таблетку. Она-то как раз на самом деле успокоительное. А яд в минералке…

— Зачем яд? Зачем так?! — Магомед попытался вскочить, но Глеб мягко; надавил ему носком ботинка на ногу, и, взвизгнув от боли, горец упал на стул.

— Потому что ты подлец и предатель по сути. И никто тебе не дорог. И ничто, кроме твоей злобы, — сказал Артемьев. — Через восемь часов начнется затрудненное дыхание. Грудь будто сдавит обручами. Появится страшная резь в глазах. Судороги. Это будет продолжаться часа два. Пытаться вывести яд из организма бесполезно. Отечественная разработка. Сделано в Министерстве обороны. Подохнешь как скотина — в испражнениях, блевотине.

— Почему? — прохрипел Магомед. Ему казалось, что ЯД уже начинает действовать.

— Вот противоядие, — Артемьев продемонстрировал пластмассовую коробочку. — Дам попробовать… Если, конечно, ты не взбрыкнешь и не затеешь что-то во время операции.

Магомед инстинктивно потянулся к коробочке, но Артемьев убрал ее в карман.

— Я и не хотел… Правда.

— То, что ты хотел, на твоей предательской морде написано. Светящимися чернилами.

Магомед промолчал.

— Повторяем еще раз, — жестко сказал Глеб. — Проходит передача. Ты передаешь препарат. Получаешь деньги. Я говорю: «Начало положено». Это сигнал. Ты будешь находиться в пределах видимости оперативников. Лезешь в нагрудный карман за платком… С первым выстрелом падаешь на землю и уползаешь в укрытие. В любое. Дальше — не твоя забота.

— И кто мне докажет, что первая пуля; не найдет меня? — осведомился Магомед.

— Гермес.

— Кто такой? Не видел.

— Бог торговли… Ты — наш единственный выход на твоего бывшего босса Мирзоева.

— При чем тут Мирзоев?! — встрепенулся Магомед.

— Есть планы на деловое сотрудничество, многозначительно сказал Артемьев. — Но об этом потом. Пора…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Повторялась амстердамская ситуация. В укромном месте происходил обмен товара на деньги. Но только сейчас Глеб находился в одной из двух команд. Он стоял за спиной Магомеда. А за его спиной торчали двое «бультерьеров» из команды Трактора. Они понятия не имели о происходящем. Утром их вызвал Трактор и дал задание. «Бультерьеры» были уверены, что заняты честным бандитским промыслом. Их головы не слушали сомнений.

Напротив Магомеда стоял человек, походивший на комсомольца-переростка, секретаря какого-нибудь обкома ВЛКСМ — мордатого, очкастого и лощеного. Он чем-то напомнил Глебу его босса по фирме «Рюйтель» — непереводимая порода, несгибаемая партийная косточка, в любых передрягах выживают, в любом дерьме выплывают и этим же дерьмом торговать начинают. Сзади «комсомольца» стояли трое «барбосов» гэбэшной выделки, выкинутые перестройками за борт, натасканные на стрельбу и драку прапорщики или офицеры. Сколько их осело в криминальных структурах. Они были по-настоящему опасны, и, несмотря на более скромную комплекцию, могли дать много очков форы «бультерьерам» Трактора.

— Здесь не все, — выказал «комсомолец».

— Не все, — согласился Магомед. — Двадцать процентов. Остальное послезавтра. Вторая партия.

— А деньги вам все? — хмыкнул «комсомолец».

— Нет — пятнадцать процентов. Пять — как наша гарантия..

«Комсомолец» задумался. Потом резюмировал:

— Нарушение договоренностей.

— Не хочешь, других найдем! Договоренностей, да! — вскипел Магомед, решивший честно отрабатывать дозу противоядия.

— Годится, — сдался «комсомолец».

Минут десять понадобилось на то, чтобы один из подручных «комсомольца» провел исследование вещества с помощью прибора, похожего на кассетный магнитофон.

— Порядок…

— Деньги.

Теперь настала очередь Магомеда. Машинка для пересчета и проверки валюты загудела. На табло поползли цифры.

— Ах, хорошо, — покачал головой Магомед.

— Начало положено, — улыбнулся Глеб, сдавливая палец, на котором приютился массивный перстень. В него был вмонтирован прибор — радиовспышка — крохотное зернышко, при инициации подавшее короткий сжатый сигнал, служивший для обозначения начала атаки.

Выйдет — не выйдет… С покупателями договорились о встрече за два часа до ее начала. Выбрали нейтральную территорию, чтобы никто не успел устроить там ловушку. Да еще в городе — чтобы не привлекать лишнего внимания и не тащиться за Кольцевую дорогу. И кое-кто сильно просчитался. У «Легиона» было преимущество. На него работали несколько лучших экс-бойцов спецгруппы КГБ СССР «Мегаполис», созданной двенадцать лет назад для проведения локальных боевых акций в замкнутых пространствах, технических уровнях, метрополитенах, дренажных системах, технической канализации, воздухозаборных потернах города. Бойцы знали все о московских коммуникациях и могли с закрытыми глазами выйти в любую точку города, не говоря уж о том, что имели полный массив данных по подземной Москве. Так что двух часов хватило, чтобы засадить снайпера на высоту и расставить еще нескольких человек.

Ну, Магомед, давай!..

— Да-а, — зачем-то промямлил Магомед, и его рука потянулась во внутренний карман…

Теперь надо шевелиться. Глеб знал, что где-то в сотне метров отсюда сейчас раздался приглушенный хлопок «рюгера» и кто-то навеки упокоился с пулей в затылке. Где-то прошлось по горлу лезвие разведножа. Кто-то рухнул со свернутой шеей…

Глеб вскинул руку. Старый, когда-то разрекламированный через кино, но ныне подзабытый фокус — крошечный четырехзарядный пистолет на эластичных нитях в рукаве. При резком движении сам ложится в ладонь.

Палец дернулся… Выпущенная Глебом пуля точно пробила шею горца. Не разворачиваясь, по памяти да по шестому чувству, Глеб двумя выстрелами ссадил «бультерьеров» Трактора. Потом рванулся к ничего не успевшему понять «комсомольцу». В руках «гэбэшников» уже возникли автоматы «узи». Но пустить их в ход и раскрошить в куски Глеба мешало то, что он держал за горло «комсомольца» и упирался ему в голову стволом крошечного пистолета, который, как смогли убедиться присутствующие, дырявил не хуже «узи».

— Не стреляйте! — крикнул Глеб. — Есть разговор!

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

После встречи с человеком из «Легиона», контактирующим с ним, Галызина не оставляло чувство беспокойства. Ночью на него напала бессонница, и он мерил шагами комнату, привычно огибая компьютеры и аппаратуру. Утром тревога не улетучилась, как это обычно бывает с восходом солнца. Иногда Галызин мог предчувствовать неприятности. Примерно такое же состояние владело им за день до того, как его взял КГБ.

Он старался держаться непринужденно, но не очень-то это у него получалось.

— Что-то ты неважно выглядишь, — заметил напарник, лишь искоса взглянув на вошедшего Галызина, — он почти выбрался на пятый уровень убойной хитовой компьютерной игры.

— Важно, неважно — какая разница? — отмахнулся Галызин.

— Не скажи. Чего у тебя стряслось?

— Королевский трах ночью пережил!

— Правда?! — напарник даже оторвался от пятого уровня игры, сделав в ней паузу, и вопросительно уставился на Галызина.

— Правда. Сразу с тремя.

— Да иди ты! А что за герлы?

— Призерши конкурса «Мисс Москва», — раздраженно рявкнул Галызин. — Первое, второе и третье места…

— А, волну гонишь, — разочарованно произнес напарник, возвращаясь к игре. — Я-то думал…

В течение дня один из сотрудников — странный скользкий тип, который, как подозревал Галызин, относится к числу тех, кто и заказывает музыку в «Лире», долго возился в «сортире» с компьютером. Прикрываясь плановой профилактикой, Галызин в конце рабочего дня изъял «таблетку».

Вернувшись домой, он перегнал информацию с «таблетки» на компьютер. Ничего не выражающие цифры. Копии каких-то контрактов. На первый взгляд — интересного мало. Ладно, пускай этим занимаются те, кто деньги платит.

Галызин вытянулся в кресле и прикрыл глаза. Слегка утихшая тревога вновь нахлынула на него>, «Может, крыша набок едет? — подумал он. Не должна вроде бы. В чем же причина тревоги?»

И вдруг внутри его что-то толкнуло. Он вскочил, вытащил «таблетку» из компьютера, погладил ее пальцами. Вот он — источник беспокойства. Но что в ней не так? Взял со столика лупу, включил яркую настольную лампу и начал внимательно изучать «таблетку»… И в миг покрылся липким холодным потом!

— Сушите весла, — прошептал он.

Под сильным увеличением на «таблетке» отчетливо виднелась царапина. Сам он ее оставить не мог. Значит… Значит, кто-то еще извлекал «таблетку» и потом аккуратно поставил ее обратно. Зачем? Понятное дело.

Галызин в отчаянии обхватил лицо ладонями. Потом заметался по комнате. Ушиб ногу о ящик с запчастями — чего с ним раньше никогда не случалось. Что и где лежит в комнате, он знал наизусть и мог с закрытыми глазами обойти помещение, не споткнувшись и ничего не задев.

Плохо. Ох как все плохо. Такая уютная, привычная квартира с любимыми вещами, смонтированной с любовью аппаратурой, с продавленным диваном и глубоким потрескавшимся креслом, в котором он провел столько времени, теперь казалась враждебной ловушкой. Влип все-таки. Доигрался в опасные игры. Ну и что теперь? Пуля в затылок? Иголки под ногти? Электрошок? Как там у них принято?

— Спасаться надо, — прошептал он. — Ноги делать.

Куда? Как? В одиночку?.. Нет уж, кто втравил его в эту историю, тот пусть и вытаскивает.

Галызин схватил радиотелефон. Набрал номер. В чем преимущество сотовой’связи — ее почти невозможно взять под контроль. И квартира не прослушивается — «жучков» нет, детекторы немедленно засекли бы лазерный считыватель. Все-таки он понимал в этих делах не меньше тех, кто вскоре начнет на него охоту. А что охота начнется, если не началась, он уверен. Какая мелочь — царапина на «таблетке». Но на самом деле это не царапина, а жирная черта, перечеркнувшая всю его прошлую жизнь.

Галызин дозвонился по контактному номеру и назначил встречу по тревожному варианту. Фактически он дал сигнал, что засыпался. Что теперь? Надо немедленно уходить из квартиры. Если это еще возможно.

А возможно ли? Им овладела противная дрожь. Он представил, что вокруг уже расставлены ищейки, пялящиеся на его окна. А может быть, сейчас снайпер целится в него из снайперской винтовки… Галызин сбоку подошел к окну, осторожно посмотрел на темнеющую улицу… Какая-то парочка. Машина подъехала, мужчина вышел из нее. Два алкаша стоят, качаются. Кто из них пришел по его душу? Может, никто? Может, только еще придут?

Задернул шторы и пробежался еще раз по комнате… Решено, надо уходить.

Залез на антресоли, повозился там, расшвыривая завалы старых, никому не нужных вещей, которые почему-то всегда жалко выбрасывать и они, выходя на пенсию, оседают на чердаках дач и антресолях. Отодвинул деревянную дощечку, за которой хранил толстую пачку стодолларовых купюр, сунул ее в «дипломат». На первое время хватит. А потом пусть государство кормит, как агента в отставке. Если, конечно, он работал на государство…

Он вышел на лестничную площадку, захлопнул дверь, прошел к лифту… Тьфу, а дверь-то забыл запереть на привычные три оборота. Вернулся. Запер на три тугих поворота ключа. Вызвал лифт.

Ох как сердце колотится. Не сердце, а мотор на полных оборотах. Тахикардия, черти ее дери! С детства. Стоит переволноваться — и сердце буквально разрывает грудь. Ох как плохо.

Он ненавидел критические ситуации. Ноги моментально становились ватными, сердце стучало молотом, говорил и делал он всегда не то, что сделал бы, имей возможность хоть немножко подумать. А потом обычно становилось стыдно и обидно за собственный идиотизм. Да, на роль летчика-испытателя он не годился. Не слишком, впрочем, он подходит и на роль секретного агента. Но так уж сложилась судьба. Чаще всего не мы ее выбираем, а все-таки она нас.

Огляделся. Интересно, расставлена ли на лестнично площадке видеоаппаратура? Можно было бы поискать ее, да нет ни времени, ни смысла. Надо быстрее делать ноги.

Двери грузового лифта гостеприимно раздвинулись. Галызин сделал было шаг, но тут же замер. Нет, на лифте нельзя. Где его будут ждать? У лифта… Мысль была не особенно последовательна и разумна, но он и не мог в такой момент просчитывать варианты. Он жил сейчас импульсами, притом довольно хаотичными.

Прошел на черную лестницу. Ринулся вниз… Дзинь — покатилась по ступенькам бутылка из-под краснухи, оставленная алкашами, облюбовавшими пролет между восьмым и девятым этажами. Он, вздрогнул и остановился. Сердце колотило в грудь совершенно немилосердно. Постоял с минуту, безуспешно пытаясь привести мысли в порядок. Потом снова начал спускаться.

Между вторым и третьим этажами снова остановился. Лицо горело. Сквозняк из разбитого окна овевал разгоряченную кожу. Вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой. Огонек притаился где-то внутри ее и никак не желал выбираться наружу. Крутанул колесико несколько раз. Со злостью отбросил зажигалку в сторону. Выплюнул сигарету. Хотел снова двинуться вниз, но задумался. Нет, через подъезд идти страшно. Если его караулят, то с парадного выхода. Здесь же со второго этажа можно пробраться на пожарную лестницу и спуститься с другой стороны.

Идея! И этой идеей он остался вполне доволен. Он не задумывался о том, что при наружном наблюдении под контроль поставили бы все возможные выходы и проходы.

— Ну, — прошипел он, дернув на себя окно с разбитым стеклом. Руки дрожали все сильнее. Окно скрипнуло, но не поддалось.

Галызин потеребил шпингалет, но окно опять не поддалось.

— Что за черт?

Теперь он увидел, что снизу створки прижаты загнутым гвоздем. Попробовал отогнуть гвоздь. Сейчас ему казалось, что самое важное — открыть окно. Это его последняя надежда. Но гвоздь не отгибался. Галызин вытащил связку ключей. Она со звоном выпала из дрожащей руки. Он подобрал ее и попробовал отогнуть гвоздь ключом. Ключ сорвался, и ржавый гвоздь поцарапал пальцы, на них выступили капельки крови, и он слизнул ее.

— Вот гадина.

Гвоздь наконец поддался. Галызин с облегчением рванул окно. Встал на подоконник, вылез на ржавую пожарную лестницу. Держась за поручни, спустился как можно ниже и спрыгнул на влажную от недавнего дождя землю.

И тут ему в голову пришла вполне очевидная мысль — уж если его пасут, то должны пасти со всех сторон, а значит, все эти его телодвижения совершенно зряшные. Он опять почувствовал себя полным идиотом. Ничего, ощущение привычное. Не в первый и не в последний раз. Отряхнулся, сжал покрепче «дипломат», направился в сторону автобусной остановки. Своей новенькой «девяткой» он благоразумно решил не пользоваться.

Он шел нарочито легкой походкой. Небрежно оглянулся, в стиле Джеймса Бонда, пытаясь обнаружить, идет ли за ним «хвост». Естественно, ничего не определил — его опыта для этого явно недоставало. Сел в автобус, доехал до метро. Проехав остановку, придержав дверь, в последний момент выскочил из вагона. Трюк тоже из кино. Никого подозрительного не заметил. Сел в следующий поезд. Упал на сиденье прямо перед носом уже устремившейся к этому месту женщины. Ничего, постоит, корова холмогорская. Вон, лицо румяное, здоровьем пышет. А ему нужно передохнуть, успокоить наконец стрекочущее пулеметом сердце… Вроде полегчало.

Тут полезли какие-то посторонние мысли. Вспомнилось, как он карабкался по лестнице. Ощутил, что краснеет. Господи, когда же он научится вести себя хладнокровно, не по-дурацки.

Он даже не подозревал, что этими идиотскими телодвижениями только что спас себе жизнь. «Синдикат» слежки за ним не проводил, опасаясь, что если наблюдение заметят, то вся комбинация рухнет. Теперь же, когда комбинация завершилась успешно, можно было и пригласить этого фигуранта на беседу. Мертвяк послал за Талызиным боевиков. И когда Галызин, пыхтя и обливаясь потом, боролся с ржавым гвоздем и пытался распахнуть окно, они как раз входили в подъезд, один из них остался контролировать выход. Пойди Галызин обычным путем, непременно попал бы им прямо в руки, и сейчас ему было бы очень худо. И перспектив у него тогда бы уже не было никаких.

Боевики начали трезвонить в дверь, но никто не отзывался. Набрали по сотовому аппарату телефон Галызина — глухо. Прислушались к происхрдящему в квартире — тишина.

— Дверь высадим — осведомился один из боевиков.

— Динамитом? Она железная… Нет его там.

— И что же делать?

— Будем ждать…

Галызин вовремя появился в контрольной точке около ГУМ-а, немного покрутился вокруг, пешком дошел до Рождественского бульвара, давая возможность оперативникам проконтролировать, чист ли клиент и не ведет ли за собой прилипал… Не ведет. Чист.

Галызин уселся на скамейке, и к нему подсел оперативник, напоминающий идущего со смены работягу.

— Выкладывай, что случилось, — потребовал опер.

По мере рассказа «сексота» оперативник хмурился все больше, потом негромко произнес:

— Что ж ты наворотил…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Артемьев по автобусной рации выслушал кодированные доклады. Четвертый — отработал свое. Пятый — тоже. Восьмой — удачно… Кончено.

— Рассеивание, — приказал Артемьев.

Все, операция завершена. Глеб остался один на один с «Синдикатом». И теперь только от него одного зависит — жить ему или умереть. Зависит победа в напряженнейшем противостоянии.

Прошло вроде гладко, как и было задумано. Успели перед встречей расставить боевиков Трактора и оперативников «Легиона» по наиболее удобным точкам, взять под контроль охрану покупателей. Когда Глеб подал сигнал, снайпер Трактора готов был выстрелить в главаря покупателей, но за секунду до этого получил пулю в затылок. Такие же гостинцы получили еще двое «бультерьеров» и сам их хозяин Трактор. Последнего сняли боевики противника. Сделав свое дело, помощники Артемьева растворились в городе. Ищи ветра в поле.

Артемьев тронул машину. Голова была тяжелая. Трое суток спать по два-три часа — тяжело даже для его могучего организма. Через сорок минут он оставил «Форд» в подземном гараже нового жилого дома на окраине города, в котором располагалась КК-11 (конспиративная квартира одиннадцать). Повалился на диван, стянул ботинки и положил ноги на подлокотник. Хотя бы пару часов отдыха. Расслабиться полностью. И отвлечься от мыслей о Глебе… Эх, Глеб, нелегко тебе придется. Но ты выдюжишь. Ты же счастливчик…

Отдохнуть не дали. Затренькал блок экстренной связи, переваривая полученный пакет информации. Артемьев вывел ее на дисплей. Сообщение от Кузнеца — руководителя восьмой пятерки, непосредственно курируемой Одиссеем. «Фиолетовый угол» — особая срочность.

— Ну-ка, что там.

Агент Гаусс переправлен в убежище четыре. Ничего себе! Когда это он успел завалиться? Новость дрянная. Источник в фирме «Лира», работающей под протекторатом противника, утрачен.

Но что такое по-настоящему дрянная новость, Артемьев понял, дочитав донесение.

— Ну, Гaycc.

Он уселся у блока связи и набрал код срочного выхода на Зевса.

— Одиссей на связи. Вы где?

— В машине у моего дома. Со двора выезжаем.

— Срочно отход! Вас спалили! Возможен контакт с противником!

— Понял.

— Я подошлю дежурную группу страховки.

— Понял, — отозвался Зевс. Он умел реагировать на неожиданности. Объяснения потребует потом. Сейчас надо делать, а не говорить.

Агент Гаусс… Свела же судьба с таким идиотом. Утаить, что его прокатывали на детекторе лжи! Все ясно — его выявили и использовали для дезинформации. Точнее, информация была истинная — банда Султана действительно просачивалась в Раздольск. Начались скрытные контртеррористические мероприятия — два часа назад расстреляна машина с боевиками и накрыто два склада. И такую информацию сдали лишь для того, чтобы выявить, кто будет ее докладывать. А докладывал ее генерал Бородин… Почему же они сдали Султана? Может, и не друг вовсе, а конкурент, с которым заодно решили разделаться?

Артемьев вышел на связь с дежурной боевой группой. Их было две — в разных концах Москвы. Одна — в непосредственной близости от жилища генерала.

— Актив «Б», — приказал он. — Третья линия.

Тем, кто принял сообщение, все было ясно. Третья линия — подстраховка первого лица. О плане знал только командир группы. И он выполнит то, что должен. Вот только может не успеть. Эх, хоть бы «Синдикат» решил потратить время на разведку и подготовку. Но Артемьеву почему-то казалось, что противник сразу перейдет к активным действиям. Сам Артемьев поступил бы именно так. Враги мыслили схоже.

— Не успеют, — с досадой вздохнул Артемьев.

И оказался прав…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Итак, — произнес импозантный седой атлет лет сорока пяти на вид, сильно смахивающий на особиста на пенсии. На левой руке у него не было четырех пальцев, он прятал ее в кармане пиджака, изредка нервным движением проводя ей по волосам. — Пожалуйста, с самого начала. С расстановкой. Подробненько.

Глеб пришел к выводу, что подобные места почти ничем не отличаются друг от друга. Такие комнаты с привинченной к полу мебелью можно найти и в местах предварительного заключения, и на базе «Легиона», и вот в «Синдикате». Просторное помещение с кафельной плиткой на полу и синим кафелем на стенах посредине было перегорожено стеклянной стенкой, похоже, из бронированного стекла. Так что до допрашивающего не доберешься никак. Да у Глеба и не было такого желания. Не для того он здесь, чтобы бить кому-то лицо.

— Повторяю, я из солидной организации, занимающейся схожими с вашими исследованиями и обремененной схожими проблемами, — терпеливо повторил Глеб. — Мы полгода стремились выйти на вас. Потом вошли в контакт с Мирзоевым. Он обещал послужить посредником.

— Этого не проверишь.

— Почему?

— Неделю назад Мирзоев повесился в камере в тюрьме Мюнхена.

— Удавили. Как это раньше в фильмах говорили: он слишком много знал… Неважно. Мы решили воспользоваться посредничеством Магомеда. Кстати, мы участвовали в изъятии «синего льда» у одного американского господина, так что это имущество принадлежит и нам.

— Дальше.

— Какое количество препарата обещал вам Магомед?

— Четыреста миллиграммов, — беспалый скучающе смотрел на Глеба, будто ему было известно все, что тот скажет.

— А сколько оказалось в портфеле?

— Сто.

— Правильно. У американца было только сто миллиграммов. Зачем Магомеду было завышать количество?

— Ну и зачем?

— Деньги. Он не собирался отдавать препарат. Не собирался и делиться с нами. Он и его приятель — лидер одной московской группировки Трактор — решили ликвидировать всех, остаться и при деньгах, и при препарате.

— Магомед самоубийца?

— Ему на все плевать. Магомед остался не у дел. В России у него масса кровников. Он решил умотать куда подальше.

— Предположим. Откуда вы узнали все это?

— Логика. Плюс некоторые технические новшества. Сами понимаете.

— Понимаю…

— Нас все это совершенно не устраивало. Мы помогли вам. В результате Трактор, Магомед и их быки в могиле. А я — в камере. Похоже на черную неблагодарность.

— Мы не думали, что Магомед решится на такое, — покачал головой беспалый. — Вообще-то история мне кажется несколько абсурдной. С логикой не вяжется.

— Где не вяжется? Давайте разберемся.

— К какому бы выводу мы ни пришли, всегда останется возможность обмана. Не легче ли избавиться от проблемы вообще?

— От проблемы? От меня? — осведомился Глеб.

Беспалый кивнул.

— Тогда еще легче вообще не заниматься делами и жить на офицерскую пенсию.

По тому, как дернулась обезображенная рука беспалого, Глеб почувствовал, что попал в точку.

— Мне это не грозит, — помедлив, буркнул беспалый.

— Еще как грозит. Если будете вести себя как последние болваны!

— Здесь не то место, чтобы повышать голос.

— Вот что, друг, ты в этом деле на побегушках. Мне нужен кто поважнее. Я говорю тем, кто сейчас пялится на меня по телевизору… Господа, если вы хотите иметь технологическую цепочку би-форматизина, давайте работать вместе. Этакое российско-украинское совместное предприятие.

— Почему мы должны тебе верить?

Глеб уже смотрел не на беспалого, а на стену, где судя по всему, должен был находиться объектив видеокамеры.

— Вступительный взнос — описание катализа форматизина.

— А не лучше ли, чем торговаться, просто выбить из тебя все? — осведомился беспалый.

— Не кажется. Неужели кто-то стал бы посылать к вам человека, обладающего всем объемом информации?

— Значит, ты тоже шестерка, — усмехнулся беспалый.

— Но козырная. Да и не шестерка, а минимум десятка.

— Ладно, десятка. Отдохни пока. Будем думать.

— Думайте.

И ты подумай, как оно обернется. Будет ли тебе водочка с икорочкой. Или рельс к ногам.

— Всенепременно…

На руках Глеба защелкнули наручники. Двое конвоиров, фигурами напоминающие профессиональных кетчистов в тяжелом весе и с такими же интеллигентными лицами, проводили Глеба в отведенное ему помещение. Комната без окон, без дверей, с падающим сверху синеватым светом. На камеру не слишком похоже. В центре стояла широкая мягкая кровать. В углу, за толстым стеклом — телевизор с большим экраном, чтобы гость не скучал. На кровати пульт дистанционного управления. Мебели, кроме кровати, никакой. Хозяева не рассчитывали, что Глебу тут придется принимать гостей или писать мемуары за столом в свете настольной лампы. Лежи, прохлаждайся, смотри по телевизору новости, да жди решения твоей судьбы.

Глеб прошелся по комнате. Осмотрел ее. Похлопал по обитой синим пластиком стене. Те, кто следит за ним сейчас, должны видеть в нем не бесчувственного истукана, а нервничающего человека, который с беспокойством ждет их вердикта. Наблюдатели не должны сомневаться, что пленник не в своей тарелке…

И они в этом не сомневались. Чумной и Мертвяк внимательно наблюдали за ним.

— Трясется, харя блудливая, — сказал Чумной. —

Как заяц мандрует.

— А ты бы не трясся? — осведомился Мертвяк.

— Я здесь, а не там… Что теперь с ним делать? Зачем нам такой подарок? Кто он такой вообще? Правда от «черных фармацевтов» с Украины? Аль подставка от госбезопасности или УББ? Или от «патриотов»? Разбери его.

— Проверить надо, что он говорит.

— Занимаются парни мои… Пока все в точку. Насчет Трактора — подтверждается. Слухи ходят, что он действительно на подобную работу подряжался. И действительно Магомед на четыреста миллиграммов договаривался. Убедительно говорит… И все равно — тухлятиной несет от всего…

— Грохнуть его — проблем нет. Надо сначала разобраться, — Мертвяк задумчиво смотрел на пленника. Он тоже сейчас чувствовал себя не в своей тарелке. Что-то очень сильно смущало его.

— Не мне решать, — отмахнулся Чумной. — Есть кому над этим голову ломать. Как он сказал — би-форматизин? Абракадабра.

Мертвяк еще раз задумчиво посмотрел на человека, меряющего комнату шагами. И щелкнул на пульте выключателем.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— «Сирена», — произнес генерал Бородин в рацию. — Назад.

«Сирена» — угроза немедленного нападения. Щелчок — сняты предохранители. Четверо бойцов из тактического отдела управления «Контртеррор» готовы к любым неожиданностям.

Каждый день из подземного гаража вырывался «Мерседес с пуленепробиваемыми стеклами и шинами с наполнителями, в котором вязнут любые пули. За ним следовала бронированная «Волга» с форсажем. Блокиратор радиовзрывателей гасил радиоволны, так что ни одна радиомина, установленная на пути следования машин, не могла взорваться. Маршрут постоянно менялся, так что самыми опасными были первые сотни метров. Подходы и подъезды к зданию, где проживали правительственные и гэбэшные шишки, контролировались Управлением правительственной охраны. И все-таки нападающие выбрали именно это место.

— Черт, — водитель «Мерседеса» крутанул руль и тяжелую машину вынесло на тротуар.

Не услышь он сигнал «Сирена», точно въехал бы в грузовик с прицепом — тот на полной скорости, визжа тормозами, перекрыл проезжую часть. «Мерседес» опрокинул бетонную тумбу. Его тряхнуло, и он вдавился в пустующий табачный киоск. Грохнул гранатомет из затормозившего в стороне «БМВ», граната ударила в капот, обездвижив мощную машину.

Из «Форда»-фургона выпрыгивали боевики в бронежилетах. Еще два выстрела из гранатомета ударили по бронированной «Волге». Били прямо по кабине, стремясь уничтожить сидящих спецназовцев «Контртеррора». Предупрежденные генералом за миг до нападения, те успели собраться. «Волга» заложила вираж. Лишь один выстрел пробил лобовое стекло. Сдецназовцы еще на ходу, до взрыва, посыпались наружу, занимая по многолетним выработанным рефлексам наиболее выгодные позиции и выбирая укрытия. Водитель так и остался в кабине с развороченной грудной клеткой.

Генерал нырнул за «Мерседес» и дал очередь из пистолета-пулемета «кедр» по мелькнувшей в стороне фигуре. Промазал. Привык больше работать головой, чем огнестрельным оружием.

— На! — У водителя «Мерседеса» получалось куда лучше — один из нападавших рухнул на землю, получив в бронежилет несколько свинцовых примочек.

— А-а-а, — послышался истошный протяжный женский визг. Задело кого-то из прохожих — хорошо, что было их на улице немного, да и люди уже начали привыкать к перестрелкам и при первом же выстреле дунули кто куда. Однако несколько сумасшедших зевак выскочили на балконы и любовались разворачивающимся на родной улице «кино». Со звоном рассыпались стекла в витринах магазина, по которым угодила случайная очередь, упал разбитый манекен в американских джинсах. Осыпалось несколько стекол в квартирах.

Первоначальный наскок сорвался. Но половину задуманного нападающие исполнили. Выбили генерала и его подручных из бронированных машин.

— Получай, — генерал выпустил длинную очередь.

— Патроны, — крикнул водитель. — Не хватит.

Бородин отсоединил опустевший магазин и отбросил его в сторону. Оставался еще один. Патроны следовало экономить. Сколько у нападающих времени? Минут семь-десять. Пока сюда не слетится милиция и подразделения правительственной охраны. Лучше, если первой успеет страховочная боевая группа «Легиона».

— Не успеют, — будто прочитав мысли шефа, крикнул водитель. — Я прикрою, — кивнул он в сторону.

Генерал понял. Неподалеку виднелся слегка приоткрытый канализационный люк. Метров пять. Подскочить, надавить — тяжелая крышка перевернется…

Нападавшие умело перегруппировывались. Они потеряли уже троих. Но уверенно поджимали генерала. А бойцы «Контртеррора» оказались крепко зажаты шквальным огнем превосходящего их во много раз противника.

— Не получится.

Один из охранников генерала сумел проскочить несколько метров тротуара, перекатился за приткнутый у столба «Запорожец» и дал длинную автоматную очередь по бандитам. Двое подались назад. Со стороны «БМВ» в оперативника врезали с трех стволов, и он обмяк. Но генералу он дал шанс.

Бородин ринулся вперед. С визгом пролетела пуля, казалось, задев голову. Бородин инстинктивно вжал голову в плечи, обдирая руки, скользнул по асфальту. Надавил на крышку люка — не поддается.

Над головой Бородина хлестнула очередь. Его опять зажимали.

— На, сволочь! — шофер выпустил остаток магазина, на миг сбив пыл нападавших.

И дал генералу три секунды, которых так не хватало. Люк поддался. Оттуда дохнуло вонью и сыростью. Колодец уходил резко вниз. Генерал ринулся туда, уцепился за скобу, пальцы соскользнули. Он сильнее вцепился в скобу и удержался. Спрыгнул вниз.

Темный туннель. Зловонная жижа, хлюпающая под ногами. Место не из уютных. Но для генерала Бородина это был путь к спасению.

Он перевел дух и потер грудь. Кольнуло сердце. Все-таки возраст. И не так уж много в жизни было подобных переделок. Но он обладал врожденной способностью выбираться из любых ситуаций и лабиринтов.

Переведя дыхание, Бородин бросился в боковой проход. И вовремя. Пол тряхнуло, во все стороны полетели брызги и град осколков замолотил по бетону. Генерал не мог видеть, как один из нападавших вырвался вперед и швырнул в колодец гранату.

— Получи, — прошептал очнувшийся спецназовец, распластавшийся за «Запорожцем». Вытянув здоровую левую руку, последними выстрелами он срезал бандита, уже собравшегося прыгнуть в люк.

Шла шестая минута. Переливались вдалеке милицейские сирены. Выдвигалась к месту перестрелки группа Управления правительственной охраны.

— Уходим! — нехотя крикнул в рацию беспалый, руководивший операцией.

Операция провалилась с треском. Правда, можно было бы поискать генерала где-нибудь в московской канализации. Или мечтать о том, что его достало-таки взрывом «лимонки». Но… Уверенности в этом у беспалого не было.

— Уходим, — повторил он. Плохо получилось. А ведь он предупреждал, что подобные акции так просто не делаются. Требуется хотя бы несколько дней на подготовку, а не так — езжай да лови.

Бойцы «Синдиката» отступали, прихватив четверых раненых. Одному уже ничто не могло помочь, пуля угодила ему в голову.

Машины сорвались, отступая по заранее просчитанным маршрутам. Все было продумано: направление движения, места смены автомашин. Только те, кто просчитывал, надеялись, что в одной из машин будут везти раненого генерала Бородина.

А Бородин, спотыкаясь, пробирался по канализационной трубе. Минут через двадцать, решив, что ушел уже достаточно далеко, он нашел колодец. Начал подниматься вверх. Уперся рукой в крышку люка. Вроде поддался. Генерал отодвинул ее и выглянул наружу. Он оказался в московском дворе, окаймленном длинными двенадцатиэтажными домами, напоминающими китайскую стену.

— Замучили бомжи проклятые! — воскликнула старушка, сидящая на лавке. — А вот счас милицию!

Не обращая на нее внимания, Бородин выбрался наружу. Увидел надпись — «Опорный пункт милиции». Отдышавшись, направился туда. Молоденький участковый удивленно уставился на дурно пахнущего человека и недружелюбно осведомился:

— Тебе чего?

— Госбезопасность, — Бородин протянул удостоверение.

— Генерал Бородин, — лейтенант удивленно вытаращил глаза, глядя на удостоверение, подписанное начальником ФАГБ, зачем-то стряхнул пылинку с рукава своего кителя, вскочил, козырнул.

— Сиди, сынок.

— Сейчас начальству позвоню.

— Сиди! Я сам…

Генерал набрал контактный номер. Аппаратура на нем переключила звонок на радиоволну, и Одиссей, нетерпеливо ждавший известий, взволнованно произнес:

— Слушаю.

— Я… Конечно. В норме. Что со мной будет? Пришли ребят…

Через восемь минут две машины с бойцами дежурной группы остановились у подъезда, в котором располагался опорный пункт. Двое остались в машинах, сжимая снятые с предохранителей автоматы, четверо ринулись в помещение.

— Если скажешь кому-нибудь хоть слово, — произнес Бородин напоследок участковому, — завтра же рядовым будешь. Понятно?

— Так точно!

Лейтенант ошарашенно посмотрел им вслед, встряхнул головой, будто пытаясь отогнать наваждение. Пожалуй, действительно, не стоит никому ничего докладывать…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Очень интересно, — кивнул Менгель.

— Мне кажется, этот фраер гамму гонит по-черному, — сказал Чумной. — Он такой же химик, как я мент.

— Нет ничего легче, чем установить это. Пять минут беседы, и я вам скажу, имеет ли сей господин отношение к точным наукам.

— Вы хотите встретиться с ним?

— Именно так. С глазу на глаз, — кивнул Менгель.

— Смысл-то какой?

— Давно известно, что некая тайная группа на Украине занималась схожими исследованиями. Известно, что они пытались получить препараты класса би-форматизинов.

— Сон пьяной кобылицы.

— Нет. Это миллиарды долларов. Новый этап в фармакологии. Если соединить наши и их достижения, получим нечто качественно новое.

— И обгоним буржуев? — кивнул Чумной.

— Мы их обгоняем на восемь лет минимум… Кстати, насколько я знаю, наш общий руководитель предпринимал меры, чтобы выйти на контакт с украинскими коллегами. По моей просьбе. Усилия не увенчались успехом.

— А хохлы, понимая, какая капуста может захрустеть, искали с нами контакта? Такое может быть?

— Может.

— Не хотелось бы, чтобы этот фраер видел вас, доктор.

— Ну и что, если увидит? В случае чего, разве он сможет уйти от нас, полный впечатлений?

— Тоже верно… И все равно я ему не верю.

— Ну так проверьте его.

— Опять детектор лжи? Железяка полезная, — кивнул Чумной, поверивший в технику после того, как удалось выявить агента противника в «Лире».

— Это ваши заботы.

— Мои, чьи же еще… — кивнул Чумной.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Этим же вечером состоялось совещание в овальном зале. В нем принимал участие весь «триумвират» — вор в законе Чумной, генерал-майор в отставке Кунцевич и вице-премьер правительства Чекалин.

— Провалил операцию, — Кунцевич хмуро посмотрел на Чумного.

— Я? Это ваши комиссары провалили. Не моя же братва, а ваша госбезопасность воевала. Они мне не подчиняются. Они сами все знают.

— Ответственный-то был ты.

— У вас, партократов, всегда крайних искали, — буркнул Чумной. — Я дело свое сделал. Центрового «патриотов», можно сказать, за руку поймал. И его руками с Султаном посчитался — вчера федералы добили-таки его бандитов в Ставрополье.

— Заслуга Мертвяка.

— Ну да! — возмутился Чумной больше для порядку. Он знал, что Кунцевичу пускать пыль в глаза бесполезно. Не тот человек. Тем более, какая бы видимость равноправия между главарями ни царила в «Синдикате», и Чумной, и Чекалин не обольщались по поводу того, кто все-таки здесь хозяин.

— Ладно, — вдруг остыл Кунцевич. — Прав ты, Чумной. Главное — один из лидеров «патриотов» известен. Теперь примерно хоть знаем, где искать и с кем воевать.

— Что толку-то. Как сквозь землю провалился, — пробормотал Чумной.

— Будем искать, — кивнул Кунцевич. Известен один из объектов — управление «Контртеррор». Думаю, это их опорная структура. Надо разворачивать мероприятия против него по обычной схеме — политики, телевидение. Ваши сферы, Анатолий Васильевич, — обернулся он к вице-премьеру.

— Надо подумать, — кивнул тот. Он знал, что такое поднять волну. Разобраться с каким-то там несчастным управлением, пусть и по борьбе с терроризмом? Пустяк! Бывало, Чекалин участвовал в таких баталиях, что дух захватывало. С помощью средств массовой информации и политических интриг бывало, с соратниками манипулировали глобальными процессами; Развалили СССР, дабы избавиться от старого Президента. Отсекали от России целые регионы, избавляясь от головной боли и выпрашивая в благодарность кредиты у заокеанских приятелей. Давили оппозицию и протаскивали совершенно невероятные законы и указы. Скидывали высших должностных лиц государства. Добивались победы на выборах для совершенно одиозных фигур. Все можно, когда у тебя под рукой есть средства массовой информации, а также американские консультанты, собаку съевшие на обработке массового сознания, — благо занимались этим давным-давно, когда и телевизоров еще не было. Проблемы тут вице-премьер не видел.

— Только смотрите, чтобы противник не понял, откуда ветер дует, — предупредил Кунцевич. — Чтобы не нашли концов.

«А то ведь возьмут тебя за шкирку — и сразу всех продашь по дешевке», — с презрением подумал отставной генерал о вице-премьере. Он знал цену своему компаньону и подстраховался на крайний случай. Чекалин и предположить не мог, что один из его охранников, приставленных Управлением правительственной охраны, работает на Кунцевича и обязан при поступлении соответствующего сигнала или при возникновении угрожающей ситуации уничтожить вице-премьера. И он сделает это…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Глеб прекрасно представлял, насколько сложно и многогранно человеческое сознание. Чем глубже ты проникнешь в его пучины, тем больше возможностей для самоконтроля. Глеб лежал на кровати, прикрыв глаза. Те, кто наблюдал за ним, думали, что он мирно дремлет. На самом деле он привычно погружался в глубь себя, будто в море… Отголосок воспоминаний. Картины, пришедшие откуда-то издалека. Снисходящее умиротворение. А потом — приближение к огню, пылающему где-то глубоко в нем. Владеющий этим огнем внутри себя владеет всем во внешнем мире. Вот только овладеть им мало кому дано. Глеб мог зачерпнуть лишь часть его силы. Огонь поднимался наверх, растекаясь по телу. Глеб мог держать его в рамках. С трудом, но мог управлять им, пусть совсем немножко. И это делало его недосягаемым для чужой воли. Он стал хозяином себя. И его не смущал плен, не волновала опасность. И предстоящее испытание казалось вовсе и не таким серьезным.

Усилием воли заставил сердце биться сильнее. Потом — почти замереть. Велел мышцам размякнуть, а потом затвердеть. Он проверял себя, как проверяет мотогонщик мотоцикл перед гонками. Кажется, порядок. А как дальше будет — посмотрим. Тут уж как повезет.

— Вставай, пора, — в помещение зашли двое «кетчистов».

— Поспать не дают, — пробурчал Глеб, поднимаясь.

— В могиле отоспишься.

— Тогда это не скоро.

Его провели в комнату, где стояло большое, похожее на стоматологическое кресло. Возле него на столике устроился сложный аппарат с датчиками, в нем Глеб без труда опознал детектор лжи. Значит, в «Легионе» не ошиблись, просчитывая варианты. Действительно будут прокатывать на полиграфе.

— Электрический стул, — невесело улыбнулся Глеб.

— Пока нет, — сказал беспалый, пристально глядя на Глеба. — Хотя может и им закончиться.

— Шутки у вас здесь у всех неуместные… И кормят плоховато.

Около Глеба засуетился невысокий лысый человечек в синем халате. Он пристегнул Глеба к креслу ремнями — кожаными, крепкими, в два слоя, да еще с металлическими прокладками, такие тягачом не порвать. Потом прикрепил к груди, ладоням, вискам датчики. Уселся рядом с аппаратом, начал набирать задание на клавиатуре компьютера.

— Это детектор лжи, — произнес лысый. — Не пытайтесь противиться ему — бесполезно. Сидите спокойно. Не напрягайте себя — аппарат вам не обмануть. Он фиксирует малейшие подсознательные реакции. Думайте о чем-нибудь приятном. На вопросы отвечайте да, нет… Ну что, начали.

— Поехали.

— Сейчас зима?

— Нет.

— Лето?

— Да.

— Вас зовут Виктор?

— Нет.

— Николай?

— Нет.

— Глеб?

— Да.

Глеб знал, что детектор есть не что иное, как индикатор стресса. Появились новые изобретения, стресс измеряют по инфракрасным излучениям, идущим от головы человека, по электромагнитной составляющей биополя. Но самым надежным способом остается измерение пульса, потовыделения, непроизвольных мышечных реакций. Из детектора ползла бумажная лента, исчерченная разноцветными самописцами. Кривые выводились на компьютер.

— С какой организацией вы сотрудничаете? С госбезопасностью?

— Нет.

— С ГУББ?

— Нет.

Лента ползла. Вопрос за вопросом.

— С кем из сотрудников правоохранительных органов вы сотрудничаете? Полковник Смирнович?

— Нет.

— Майор Гаранин?

— Нет.

— Генерал Валентинов?

— Нет.

«Я хозяин огня, — вертелось в голове Глеба. — Я недоступен внешним воздействиям».

— Генерал Бородин?

— Нет.

Глебу ничего не говорили эти фамилии. О том, что Бородин — один из шефов «Легиона», он не знал.

— Кто из ученых на Украине состоит в вашей организации. Профессор Савенко?..

— Нет.

— Доктор Алдаев?..

— Нет, — произнес Глеб, приказав себе — тут сердце должно екнуть. Они должны подумать, что он врет и на самом деле некий Алдаев работает на «черную» фармацевтическую организацию. «Легион» знал об этом. Похоже, знал и «Синдикат»…

Продолжалось это долго. Сотни вопросов, из которых десять-двадцать значимых — именно на них ожидалась реакция.

— Все, устало произнес лысый. — Готово. Вот ваш приговор, — он свернул рулон, исчерканный самописцами.

— Хоть бы развязали, — Глеб кивнул на ремни.

— Рановато. Повременим.

Прихватив рулон, лысый отправился в соседнюю комнату. Там сидели Мертвяк и Чумной. Они следили на экране за происходящим.

— Посмотрим, — произнес Мертвяк. Включил компьютер на автоматическую обработку материалов. А сам, больше по привычке, чем по надобности, начал просматривать ленту, делая пометки разноцветными фломастерами.

— Пик… Пик… Здесь норма…

— Ну, Склифосовский? — вопросительно посмотрел на него Чумной, — Как?

— Шестнадцать — ноль в его пользу.

— Объясни.

— Все шестнадцать значимых вопросов — реакция такая, какая должна быть у человека, представляющего украинских «черных фармацевтов».

— Значит, он тот, за кого себя выдает.

— Похоже.

— Обмануть твою железку можно?

— Нет. Есть медитативные техники, позволяющие давить непроизвольные реакции… Но у него-то все реакции в норме. На значимые вопросы — пики… Такое сделать невозможно. Но…

— Что тебя смущает?

— Слишком все гладко.

— Все не по тебе, — заворчал Чумной.

— Я должен переговорить с ним.

— Чтобы он увидел твое лицо?

— Те, кто видел меня, обычно не могут навредить мне. Не представляется такой возможности.

— Твое дело.

Мертвяк прошел в помещение, взял табурет, сел напротив пришпиленного к хирургическому креслу Глеба.

— Скажи-ка честно, как на духу, — мягко произнес Мертвяк, буравя глазами Глеба, — откуда ты такой взялся?

— Я уже все рассказал.

— Верится с трудом.

Глеб пожал плечами и презрительно выпятил губу. Он старался выглядеть немного нахальным, слегка растерянным, чуток упрямым и полным злости.

— Если машина что показала — так выброси ее на свалку. Я правду сказал, — недружелюбно произнес Глеб. Он играл человека, уверенного в своей правоте, но не совсем уверенного в том, что его уверенность разделяют другие — те, от кого зависит его жизнь.

— А, машина. Груда датчиков, процессоров… — махнул рукой Мертвяк. — Давай-ка лучше сначала — кто ты, откуда, какими судьбами? Начнем с биографии.

Со старой жизнью Глеб покончил. Поэтому честно изложил свою биографию — биографию Глеба Кондратьева, слегка подредактированную специалистами «Легиона».

— Потом Сербия. Воевал… Зачем? За деньги.

Еще полтора часа Мертвяк задавал въедливые, точные вопросы. Он старался сам разобраться в этом человеке, вызывающем у него смутную тревогу.

— Что-то в тебе есть не то, — заключил Мертвяк. Он нагнулся над Глебом, положил руку на его плечо и сжал стальные пальцы.

— Все то, что надо — нахально, слегка скривившись от боли, процедил Глеб. — Мне об этом все бабы твердят.

— Весельчак, — Мертвяк сжал пальцы сильнее, так что Глеб зашипел от боли. — Если что, то будь спокоен — я дознаюсь. Всё наизнанку выверну, а дознаюсь.

Мертвяк склонился над Глебом — глаза в глаза. И привычно выплеснул в него всю свою черную энергию. Глеб выдержал этот взгляд две секунды. А потом отвел глаза, пытаясь одолеть нахлынувший ужас. Заметив это. Мертвяк довольно хмыкнул и распрямился.

— Весельчак, — вновь произнес он. Привык к тому, как его взгляд действует на людей. И был рад еще раз убедиться в своей силе. Он же хозяин страха. И нет того, кто бы смог опровергнуть это утверждение. Но Мертвяк ошибся. Привязанный к креслу человек не боялся его. Он умело разыграл свой страх. На самом же деле весь темный порыв Мертвяка отскочил от Глеба, как дробь от брони. В нем клокотала готовность к схватке. Он ничего не боялся и готов был встретиться с Мертвяком в любой ситуации, в любом поединке. Но он оценил силу этого человека — такой неуемной темной мощи ему еще не приходилось видеть. В этом лице скрывались черты беса. Он был средоточием того, что так ненавидел Глеб, Что бы ни произошло, надо попытаться достать этого человека. Слишком много зла причинил он. Оно легло на него несмываемой печатью. Страшной печатью.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Генерал Бородин коротал время в уютном местечке в сорока километрах от Москвы — в самом засекреченном убежище «Легиона». Он пригубил коньяк и отодвинул от себя кипу газет. Только что он закончил читать отмеченные красным карандашом абзацы и статьи, а также просмотрел записанный на видеокассету блок теленовостей.

— Лихо работают, — сказал он сидящему напротив Артемьеву.

— Слишком лихо, — согласился тот.

Действительно, чувствовалась рука мастера. Все шло обычным порядком, когда нужно кого-то сожрать, обесчестить, развалить какую-то структуру. По первому каналу ТВ прошел длинный видеосюжет об «убийцах в масках», посвященный деятельности спецназа из группы «Контртеррор». Один за другим пошли материалы о девятом вале терроризма в России и о неспособности компетентных органов сдержать его. Потом на разных каналах замелькали набившие оскомину кадры — заложники, освобожденные спецназом, кляли бойцов за бездарность и хвалили террористов. «Эти террористы за свою родину воюют», — кричала медсестра из захваченной чеченскими боевиками больницы. Один из борцов с государственными секретами твердил о том, что «Контртеррор» чуть ли не «крышу» держит над фирмами, участвует в разборках, устанавливает контроль над банками. Показали спину какого-то типа, мрачно вещавшего, что вся московская мафия пользуется платными услугами киллеров-спецназовцев. Потом пошли байки о незаконных акциях по уничтожению «якобы баз террористов». Лица кавказской национальности кричали, что они рискуют жизнью, но не могут молчать, и долдонили что-то о вырезанных во время чеченской войны группой «Контртеррор» аулах, сотнях расстрелянных и заживо сожженных мирных граждан… Но главное: сенсация года — нападение на руководителя «Контртеррора». Легкие на подъем и язык журналисты сразу же занесли это событие в разряд мафиозных разборок. Теледикторы заунывно твердили что-то об исчезновении руководителя управления генерал-лейтенанта Бородина и снисходительно высмеивали заявление пресс-службы Агентства безопасности о том, что генерал ранен и находится на излечении в надежном месте..

— Фантазия у борзописцев работает, — оценил Бородин.

— Не зря, чеченский хлеб и бандитское масло едят. Ничего. У них еще будет время пожалеть об этом, — произнес Бородин, и по его тону было видно, что у него есть основания надеяться на это. — Не верится, что всего за четыре дня столько наработали.

— Это только первый этап. Артподготовка. Но уже начали двигать танковые колонны. Фракция «Груша» предложила создать комиссию о расследовании незаконной деятельности «Контртеррора». Администрация Президента затребовала материалы. Совет безопасности занялся сбором информации. В Совете Министров на этой неделе будут слушать доклад начальника агентства генерала Горностаева. В кулуарах шепчутся, что вы чуть ли не переворот готовили. А «Комсомолец Москвы» рубанул об этом напрямую. В лоб.

— Переворот, — покачал головой Бородин, — Перепугался «Синдикат». Надеется на реакцию Президента. Тот давно утратил связь с действительностью, имеет представление о происходящем в стране только по докладам придворных холуев. А у нашего всенародного нервный тик начинается при одном слове «заговор». Все рассчитано.

— В том-то и дело.

— Они считают, что «Контртеррор» — костяк «Легиона». И ошибаются.

— Чего они хотят?

— Выкинуть меня. Посадить в мое кресло марионетку. И перепахать всю организацию в поисках тех, кто работает на «Малую контору».

— Если они выйдут на охранное агентство «Витязь» — плохо будет.

— Ничего не будет. Не выйдут. Не успеют, — уверенно произнес Зевс. — Правда, действуют они нагло и умело. Кто дергает за ниточки, кто дирижирует этим пьяным оркестром?

— Кто-то из верхушки. Из особо приближенных особ. Меньше десяти кандидатов.

— Уже хорошо. Прокололись они. Не надо им было этого делать.

— Эх, грохнуть бы всех десятерых подозреваемых. Россия бы только выиграла.

— Нельзя… Как Ратоборец? Никаких известий?

— Никаких… Он справится… А что с этим шумом делать будем?

— Как пожар гасят? Еще одним пожаром.

— Я понял…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Глеба провели в небольшое, ярко освещенное помещение с мягкими креслами и мощным компьютером в углу. Там его ждал человек средних лет, чем-то похожий на ящерицу.

«Ну и рожи у них тут у всех», — усмехнулся про себя Глеб. Он не знал, что перед ним главный спец по технологии изготовления лекарственных препаратов Менгель.

— Присаживайтесь, коллега, — кивнул Менгель. — Мы ведь коллеги?

— Я химик.

— Я тоже имею некоторое отношение к этой дисциплине. И готов обсудить с вами качество предлагаемого товара. Вы готовы?

— Катализ форматизина. Готов изложить.

Менгель включил компьютер, и на нем поплыли объемные изображения сложных химических структур.

— Начнем?

— Начнем.

Пальцы Глеба привычно побежали по клавиатуре, заиграли мышью. Он уходил в когда-то любимую, привычную работу, которую пришлось принести в жертву вместе со многим другим. Холодная снисходительность постепенно сползала с лица Менгеля. Его глаза начинали загораться, как у наркомана, перед носом которого машут упаковкой героина.

— Так, — качал он головой, — но цепочка будет неустойчивая.

— Если не использовать реакцию…

— А если так… А тут…

Возникали и рассыпались схемы и диаграммы, ползли формулы. Время летело быстро, но они не замечали его. Наконец работа была закончена. Менгель потер руки.

Глеб вышел из программы и откинулся в кресле.

— Но процесс незавершен.

— Естественно, — согласился Глеб.

— Как его завершить?

— А это уж: как договоримся. Сами вы не завершите — тут работы лет на восемь, и вы двигались совершенно в ином направлении.

— Значит, все-таки будем торговаться?

— Как хотите. У нас есть часть миллиардного проекта. У вас — другая часть. Почему бы не объединиться? Кроме того, у вас доступ к необходимым компонентам, к дефицитному сырью.

— Что вы имеете в виду?

— К живому сырью.

— С чего вы взяли?

— Не так трудно догадаться… К тому же мы исследовали вашу продукцию.

— Верно.

— Миллиарды долларов. Подумайте.

— Не мое дело. Моя жизнь — лаборатория. Меня интересует лишь одно — чтобы мне дали работать, — неожиданно с чувством прорвалось у Менгеля, но он тут же нацепил привычную маску: — Мне нужна вся технологическая цепочка.

— Так убедите своих хозяев, что овчинка стоит выделки.

— Сделаю все возможное, — Менгель поднялся. — Мы с вами провели приятные полтора часа, коллега.

— До встречи…

«Кетчйсты» повели Глеба в его комнату. Глеб запоминал расположение коридоров, фиксировал в памяти все, что видел. Может, когда-нибудь и пригодится..

Глеб улегся на кровать, уставившись в потолок. Пока все складывается неплохо. Испытание на детекторе он проскочил. Легенда, похоже, прозвучала убедительно. Правда, неизвестно, не затрещит ли она по швам, если «Синдикат» начнет копать глубже. Спецы из «Легиона» обещали подчистить все концы. Удастся ли им это?.. Ладно… Сильно не нравился Глебу человек с мертвыми глазами. Его надо опасаться больше всех.

Потом пришли мысли о Насте. Где она? Может быть, где-то здесь? Может, в соседнем помещении? Если, конечно, еще жива… Жива, Глеб уверен. Но долго ли ей еще жить? Чтобы подстегнуть события и получить хоть какой-то шанс вызволить Настю, он готов спуститься хоть в преисподнюю. А собственно, где он сейчас находится? Это место и есть преисподняя. Один из кругов ада.

«Я преодолею его», твердо произнес он про себя…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Генеральный директор Всероссийской телерадиокомпании чувствовал себя хорошо. Его прекрасное настроение не могли испортить такие мелочи, как угрозы связистов отключить телевидение за неуплату, сокращение госфинансирования, износ оборудования. Жил генеральный по принципу — чем хуже, тем лучше. Так уж получалось всегда — чем хуже шли дела в стране, тем лучше они обстояли у него, его родственников и знакомых. Чем хуже на телевидении, тем лучше с банковскими счетами и его, и наиболее приближенных сотрудников.

Уходил в прошлое проклятый страх, привитый большевиками. Еще долго после того, как старое общество рассыпалось в пыль, генеральный продолжал дисциплинированно всего бояться. «Выведут на чистую воду. Посадят. Расстреляют». Он долго считал, что пословица «Сколь веревочке ни виться, все равно концу быть» верна. Но потом убедился, что веревочки на Руси слишком длинные. Особенно ныне. Господи, в чем ему только не приходилось участвовать… А что еще придется делать?! «Назвался, груздем — полезай в кузов» — есть еще и такая поговорка. А вот в ее справедливости генеральный был уверен на все сто.

Генеральный скинул халат, пощупал складку жира на своем животике. Надо что-то делать — иначе скоро совсем растолстеешь. Спортом заниматься лень — не любил он это дело. Сущее наказание — бить по мячику на теннисных кортах. Но тут уж никуда не денешься. Обязательный вид спорта для тех, кто вращается в верхах. Как для солдата — прыжки через коня или марш-броски.

Генеральный пощупал ногой воду в голубом бассейне. Холодновата еще. Пусть погреется. Он блаженно вытянулся в шезлонге и опять провел пальцами по складке жира. Нет, пока ничего. Еще далеко до того, чтобы в дверь не пролезать.

Трехэтажный дом с бассейном. Всю жизнь мечтал о таком, просматривая «буржуйские» фильмы. Долго боялся строить виллу, но когда ему показали фотографии поместий и описание квартир, которые понастроили телеведущие, рекламные директора, он понял, что стесняться нечего. Время такое. Все можно. Никто не придет и не спросит.

Зазвонил сотовый телефон на столике.

— Але.

— Николай Павлович? — прозвучал приятный мужской баритон.

Он самый, — недовольно произнес генеральный. Этот номер знают только любовница и пара друзей. Но этот человек ему незнаком.

— Привет от Махкамова.

— Что?! Кто говорит? Не понимаю, о чем вы?!

— О представителе чеченской оппозиции в Москве Махкамове.

— Не знаю такого.

— Да? А по видеозаписи, которую я сейчас смотрю, такого не скажешь.

Генеральный сжал что есть силы трубку. Неужели это он, конец веревки? Но тут же совладал с собой.

— Грязная провокация! Вешаю трубку!

— Давайте вешайте… Кстати, вам такие цифры ничего не напоминают?

И генеральный услышал номер банковского счета, на который ушла львиная доля денег от рекламных махинаций на телевидении. Руки затряслись, а в груди закололо.

— Что вам надо?

— Не по телефону же… Встретимся через часик. Обсудим… Только никого не приводите. А то постреливают в Москве.

— Я приду… Один.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

…Депутат Государственной Думы обживал свою московскую трехкомнатную квартиру. Неделю назад он получил свидетельство о приватизации и теперь являлся полным хозяином этого уютного уголка. Он считал, что имеет на это право хотя бы за свою многолетнюю службу, на депутатском поприще. Еще с Первого съезда СССР он кричал, обвинял, рвался к микрофону, что-то требовал, кого-то ругал. Он всегда оказывался в нужное время в нужных местах. Всегда вовремя успевал и улизнуть, как в девяносто третьем из расстреливаемого «Белого дома». Тогда ему выделили десять минут на телевидении, где он кричал нечто типа: «задавите гадину». Кричал дрожащим интеллигентским голосом, перемежая призывы «задавить» с рассуждениями о высшей гуманности и любви к людям. Был избран в новую Думу. Потом еще в одну — по партийному списку от блока «Груша»-(Грунина и Шифрина).

Квартиру неплохо бы обставить новой мебелью. Чтобы все как у людей. Италия — резьба с золотом. И чтобы ванна с гидромассажем… Нет, нельзя. Так быстро станешь из слуги народа «супостатом». Незачем этому самому народу знать, со сколькими фондами и банками его слуга завязан, сколько ему капает долларов за несуществующие «консультации» и за выдуманные «лекции», а то и просто так, по дружбе. Незачем афишировать, какие отпетые мошенники носят в кармане корочку с записью «помощник депутата Государственной Думы», то есть его помощник.

Завтра ожидался недурной день. Предстояло очередное пинание госбезопасности. Это дело депутат обожал еще со времен Верховного Совета СССР. Правда, оно скорее хобби, поскольку не приносило таких дивидендов, как банковские «консультации». Но хобби далеко не бесполезное. Оно создавало ему авторитет неутомимого борца за демократические идеалы и права человека. А кроме того, сильно нравилось заморским приятелям, с которыми депутат любил пообщаться в далеких командировках — в Англии, США, Японии. Те тоже почему-то не любили КГБ и любили всех тех, кто его не любит. И тоже платили за какие-то сомнительные «лекции». Впрочем, ненавидел он не только КГБ, но и силовые структуры вообще, а некоторые злые языки утверждали, что заодно ненавидел и русский народ. Именно так эти самые оценивали то, что вместе с небезызвестным правозащитником Коваленко он орал из чеченского бункера окруженным русским солдатам в Грозном: «Русские, сдавайтесь!»

Он собирался насладиться унижением деятелей некогда мощного ведомства. И намеревался требовать самых жестких решений. Ох, отведет душу…

Он взял свою трость, пригладил перед зеркалом бородку. Нормально. Сейчас он очень похож на истинного интеллигента. «Интеллигент» — любимое его слово. Он не уставал его повторять везде, нужно было или нет, скромно намекая на то, что к нему оно относится больше, чем к кому бы то ни было. На избирателей действовало благотворно. И они голосовали за.

Насвистывая, депутат вышел из подъезда. Ежедневно он прогуливался по любимым им московским бульварам. Обожал Москву. И ненавидел родной сибирский город всеми фибрами души. Был рад, что судьба дала ему возможность уехать оттуда, — лучше туда не возвращаться. Особенно он невзлюбил свой родной город после того, как на последних выборах ему отказали в доверии и пришлось устраиваться на мягкое депутатское кресло по партийному списку — тоже, конечно, неплохо, но все же не то, что по одномандатному округу…

Депутат присел на скамейку.

— Гули-гули, — заворковал он, рассыпая крошки хлеба и умильно глядя на слетающихся голубей.

На ту же скамейку присел хорошо одетый молодой мужчина с дорогой папкой из красной кожи, закинул ногу на ногу.

— Гули-гули, — продолжил депутат, покосившись на соседа.

— Девушка, извините, сколько времени? — неожиданно обратился к нему сосед..

— Какая я вам девушка?! — воскликнул депутат, отодвигаясь и затравленно оглядываясь. В конце бульвара он увидел фигуру милиционера и успокоился. Он ненавидел милицию в принципе, но был не против иметь под рукой дюжего постового, когда рядом пристраиваются такие сомнительные типы.

— Не девушка? — с искренним удивлением произнес молодой человек. — Извините, спутал. Кино сегодня по видео смотрел. Там такой же, как вы, солидный мужчина, девушкой работал.

— Чего? — вмиг севшим голосом просипел депутат.

— Если интересуетесь, — молодой человек протянул пакет с фотографиями.

Депутат взглянул на одну из них и как ошпаренный бросил пакет на лавку.

— Откуда?

— Из газеты, В пожал плечами молодой человек. — Ох, извините, еще не из газеты… Нашел.

— Шантаж и провокация, — привычно бодро воскликнул депутат, осознавая, насколько жалко звучит его голос в данную минуту. — Вы ничего не добьетесь!

— Уже добились, крыса выборная…

— Что вы от меня хотите?

— Завтра заседание комиссии. А нужно от вас… Сущая безделица.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Заместитель Председателя Совета Министров поднял трубку прямого, без секретаря, и точно не стоящего на прослушке радиотелефона и услышал незнакомый голос.

— Как там насчет контракта с «Шеллм»?

— Что? Кто говорит? — воскликнул чиновник.

— Друг…

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

В течение двух суток многие уважаемые люди получили напоминания о таких фактах их биографии, которые лучше было бы не афишировать.

Впрочем, такого понятия, как репутация, в России просто не существует, так что действие компрматериалов не столь уж и эффектно, а чаще вообще нулевое. Но все же, все же…

— Как в аквариуме живешь, — вздохнул главный редактор популярной московской молодежной газеты, помассировав сердце и вызывая по телефону своего главного штатного разоблачителя. Он посмотрел на лежащую перед ним папку с материалами. Ничего не попишешь — надо печатать…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Вот они, как голубки воркуют. — Чумной прокрутил Мертвяку запись беседы Менгеля и Глеба.

Мертвяк внимательно смотрел на экран. И в его душе всплывала сладостная ненависть. Он ненавидел этого человека. И это было странно, поскольку его настоящей ненависти мало кто удостаивался. К тем, с кем имел дело, он относился как к скоту, у которого одно назначение — пойти на мясо. Но Глеб Мертвяка заинтересовал. Крылось в нем что-то активно чуждое. И таилась какая-то угроза.

— Менгель утверждает, что этот красавчик действительно химик. И какое-то дерьмо, секрет которого он рассказал, правда придумали хохлы — те самые «черные фармацевты».

— Ну и что? — спросил Мертвяк.

— Наши ребятишки проверили его по всем статьям — вроде все в точку. Он тот, за кого себя выдает. Наемник. Воевал. Мочил кого ни попадя. Потом вспомнил старое ремесло — химию. Пристроился к хохлам. Логично.

— Логично.

— Да и железяка твоя показала, что он не врет. Так что я готов свои опасения взять обратно… И те, кто музыку заказывает, готовы сыграть его симфонию.

— Правильно, — кивнул Мертвяк. — Только подождите три дня.

— Зачем?

— За это время я разберусь, что к чему.

— Ладно, подумаем.

— Мне нужна вся информация на Трактора. И на всю его бригаду.

— Ладно… Только ты не особенно напрягай их. У нас и так с московской братвой отношения натянутые.

— Ладно, не буду напрягать, — заверил его Мертвяк, солгав не замешкавшись.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Совершенно необычный вкус, — сказал Кутепов, сделав глоток вина.

— «Ретсина» — греческое вино с добавлением смолистых веществ по античным образцам.

— У древних греков вообще были совершенно другие вина, — сказал Кутепов. — Вязкие, сладкие. Поэтому их и разбавляли водой. Мы бы их пить не смогли.

— Пожалуй, что так. На завтра у нас — «Афинтитес» — из подвяленного винограда с душистыми травами и специями. Знатоки говорят, что очень неплохое вино.

— Неделя греческого вина?

— А что? Мы слишком много внимания уделяем Франции и Италии.

После обеда ученые прошли в лабораторию. Менгель блаженно вытянулся в кресле и произнес:

— Ну что, коллега, значит, снова открываем третью линию?

— Открываем, — согласился Кутепов.

— Сырье есть. Опытная партия. Посмотрим, как пойдет. А потом запустим на полную мощь. Что-то вы опять помрачнели. Похоже, сами слова «третья линия» вызывают у вас приступ ипохондрии.

— Устал я.

— Устали? — Менгель с интересом посмотрел на своего помощника. Его забавляли подобные пикировки. И он позволял Кутепову порой многое. — Злы на меня и на весь мир. Ненавидите всех, и себя в том числе. Это бывает. Для ученого-творца это несущественные сантименты. С годами вы научитесь избавляться от них, сбросите, как змея сбрасывает старую кожу.

— Как змея, — кивнул Кутепов.

Менгель нажал на кнопку селектора и вызвал Кувалду…

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Настя с Леной остались одни. Лена проплакала всю ночь после того, как Ингу увели, а; потом впала в оцепенение. На Настю же вновь накатило отчаяние, на борьбу с которым было потрачено столько сил. Даже отблеск надежды, казалось, окончательно растаял. И нет больше сил поддерживать кого-то, нет смысла обманывать ту же Лену. Выхода нет. На их глазах уводили на смерть ставшего дорогим им человека. Ведь как ни борись с отчаянием, какие ни строй планы и какими ни согревайся надеждами, все равно однажды откроется дверь, и появится Кувалда, словно сама смерть, только без косы. И гаденькая улыбка на его губах будет означать приговор, Этот миг наступит. Его не миновать. И помогут ли молитвы Богу здесь, в обители самого дьявола?

Настя быстро овладела собой. Нет, все-таки нельзя сдаваться. А если что-то случится, значит, на то воля Господа. Значит, так было начертано им. Эта простая, казалось, мысль неожиданно утешила ее. Что такое бренное тело? А душу эти упыри у нее не заберут. Не получится.

— Не надо, Лен, Не горюй. Наше горе для них в радость. Надо жить, — произнесла Настя. Она с трудом сумела вывести Лену из состояния прострации. Хотя это и дорого стоило ей самой… А через пару дней появился Кувалда с привычным уже выражением на лице и прокаркал:

— Здравствуйте, голубушки. Ну, кто из вас теперь? Жребий кинем?

Настя закусила губу.

— Не, не будем кидать… — Он помедлил. — Ты, — указал на Лену.

Та легонько вскрикнула. Ее будто придавил тяжелый взгляд Кувалды. Тот зашел в клетку, взял Лену за руку и всадил в предплечье заряд инъектора.

— Нет! Оставь! — крикнула Настя.

Кувалда насмешливо посмотрел на Настю и погладил шею обмякшей Лены.

— Оставь ее! Ты, негодяй, оставь! Она же ребенок!

— У, егоза, распалилась, — закурлыкал Кувалда, легко взвалил Лену на плечо и направился к выходу.

— Что же ты за нелюдь? — крикнула Настя. — Ну, пожалуйста, оставь ее! Умоляю. Возьми меня вместо нее! Ну какая тебе разница?

— Никакой, — Кувалда обернулся и с насмешкой оглядел Настю, наслаждаясь ее порывом.

— Значит, договорились? Берешь меня? Она же маленькая. Ребенок.

— Все вы там будете. Еще успеешь. — Кувалда сплюнул и вышел тяжелой походкой.

Настя вдруг поняла, что ей больше не для кого держаться. Волна горя перехлестнула через край. Нет у нее сил. Не смогла защитить Лену. Не может ничего… Все вокруг заходило ходуном. Настя оперлась о стену. Свет мерк. Она упала на пол, потеряв сознание…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

У убийц и маньяков обычно необычайно сильно развит инстинкт самосохранения. Для них нет ничего важнее собственной шкуры, нет лучше друга и страшнее врага, чем смерть. Они, панически боясь ее, как бы пытаются ее умилостивить, принося ей жертвы. Они становятся сообщниками смерти, неосознанно вымаливая у нее снисхождения. Самые кровавые маньяки — просто переполненные страхами и комплексами ничтожества. С Мертвяком все было иначе. Не он служил смерти, а она ему. Он никогда не боялся смерти, не трясся за свою шкуру.

Странная, извилистая кривая — вот что такое была его судьба. Успехи на научном поприще. Цепь преступлений. Тюрьмы. Побеги…

Когда под его пальцами хрустнула шея той, первой женщины, Мертвяк понял, что теперь он и все остальное общество по разные стороны, между ними — великая непреодолимая стена. Он перешел Рубикон, и ничто не вернет его обратно. Он освободился от великого множества оков, которыми сковывало его общество. Получил возможность жить так, как он хочет. Не оглядываясь, не обращая внимания ни на что и ни на кого. Он получил жутковатую свободу, которой никто не может воспользоваться сполна. Но он мог.

Везде, где он появлялся, он ломал судьбы, губил жизни, опрокидывал сложившиеся отношения. Он мог быть хитрым, гибким или жестко-неуступчивым, мог быть дипломатом или дуболомом. Все это игра — он любил играть. Он без труда менял внешность, примерял разные характеры. Но кем бы он ни казался, он считал себя — и был на самом деле — повелителем страха.

Мертвяк не привык подчиняться ничему и никому, никакой силе. Отсидев несколько лет в колониях различных режимов, он принципиально не принимал воровских законов. Ему было глубоко плевать и на администрацию, и на воров. Он никому никогда не отдал бы того ощущения свободы, которое захлестнуло его, когда он смотрел на труп своей первой жертвы. Иногда он отступал по тем или иным обстоятельствам, хитрил, мог даже и пойти на попятный, но лишь затем, чтобы в конце концов выйти из схватки победителем и заставить врагов сильно пожалеть о том, что имели глупость связаться с ним. Двум зекам в Тувинской колонии непонимание того, кто перед ними, стоило жизни. Не оценил Мертвяка и следующий после Чумного «смотрящий» на той зоне. Потащил его сдуру на разбор и почему-то решил, что ничего не стоит сломать забуревшего «мужика». И тогда Мертвяк посоветовал «смотрящему» подработать петухом (то есть пассивным гомосексуалистом). Присутствующие, на миг онемев от такого кощунства, решили, что Мертвяк свихнулся и подписал себе смертный приговор. «Мужик», который говорит такие слова пахану, — сумасшедший и не жилец на этом свете. Но на ножи его поставить не удалось. «Смотрящий» — туберкулезный в татуировках с ног до головы вор, упокоился со свернутой шеей. Двум «гладиаторам»-телохранителям повезло чуть больше — они выжили, хотя чувствовали себя так, будто по ним проехался асфальтоукладчик. А Мертвяк в тот же вечер сорвался в бега. Ушел лесами, зная, что брать живым его вряд ли будут.

Его травили, как дичь. Милиция и розыскники внутренних войск делом своим владели знатно, им не впервой было ловить беглого зека. Они знали повадки беглых, их маршруты, привычки. Но они плохо знали Мертвяка. Он шел самыми тяжелыми путями, выбирал дороги, по которым не ходил никто. Никто и не прошел бы, кроме него. Но даже невероятная сила и энергия не спасли его. Он погибал, обессиленный, с наспех перевязанной рукой, из которой выковырял автоматную пулю посланную ему напоследок конвойниками. Он понимал, что умирает.

И как судьбой предначертано было Глебу набрести на Лесовика, так черная судьба Мертвяка привела его к Мастеру.

Мертвяк не терял сознания. Он чувствовал, как чьи-то руки поднимают его, несут куда-то. Его внесли в теплое помещение, рядом потрескивал очаг, но огонь не мог согреть изможденное, обескровленное тело.

— Не выживет, Мастер, — слышал он чьи-то голоса в стороне.

— Выживет. Такие выживают.

Мертвяк действительно выжил. Встал на ноги. Раны заживали на нем как на собаке. Он был несколько озадачен видом того места, где он очутился. Слыша по утрам заунывные звуки мантр, видя медитирующих людей, он сперва решил, что попал к ненормальным вроде кришнаитов. Но жители обители ежедневно изнуряли себя многочасовыми тренировками. Мертвяк еще в своей прошлой образцово-показательной жизни перепробовал несколько видов спорта, без всякого труда стал кандидатом в мастера по классической борьбе, так что в единоборствах немного разбирался. Прикинул — обучали здесь чему-то вроде китайского у-шу. Главным, как он понял, тут был невысокий сухощавый кореец — когда он на тренировках, устраиваемых на просторном дворе, зажатом убогими деревянными постройками, шествовал мимо послушников, те подобострастно кланялись ему. Нерадивых он награждал болезненными ударами палки. Иногда сам демонстрировал выполнение наиболее сложных упражнений. Мертвяк, не особенно понимавший в у-шу, должен был признать, что получается у него красиво.

Мертвяк выздоравливал, любовался в узкое окошко своего жилища на тренировки, на сложные упражнения, больше похожие на танцы, на послушников, тупо колотящих кулаками и ногами по деревянным колодам. Все это вскоре ему наскучило. Но однажды он увидел спарринг — тренировочный бой. Двое в белых кимоно танцевали друг напротив друга, по мнению Мертвяка, совершая совершенно ненужные движения. Но схлестнулись они эффектно — молниеносные удары, жесткие блоки, а в конце один из них упал без сознания со сломанной рукой и лицом, превращенным в кровавое месиво. Это зрелище взбодрило Мертвяка.

Через месяц Мертвяк поправился, и его перевели в другое помещение — в длинный деревянный барак, в котором жили человек десять. Насколько он понял, это был своеобразный «трюм» — место обитания нижних чинов обители. С Мертвяком никто не пытался заговорить. Тот тоже не лез ни к кому. Да и между собой обитатели «трюма» особенно не общались. Мертвяк видел, что здесь царит страх. И что эти люди боятся распускать языки. Кроме того, у них не было и сил для этого. Они были измучены, на, лице и теле некоторых виднелись следы побоев.

В то первое в бараке утро Мертвяк проснулся от чувствительного тычка. Над его деревянным, прикрытым тонким матрасом ложем стоял коренастый крепыш, похожий на киргиза.

— Вставай! — прикрикнул он грубо. — Ты сегодня работаешь на огороде.

Еще один тычок бамбуковой палкой.

Мертвяк приподнялся, оглядел опустевший барак. И порекомендовал киргизу идти куда подальше.

— Не слушаешься? — удивленно произнес киргиз. И замахнулся палкой.

Палка — в одну сторону. Киргиз — в другую. Он что-то пробурчал, вскочил, принял низкую стойку, а потом с криком кинулся на Мертвяка. Мертвяк ринулся ему навстречу, ушел от одного удара, пропустил другой — по ребрам, не пробивший его мощные мышцы, перехватил киргиза за туловище, приподнял, перевернул и бросил на землю. Киргиз минуту пролежал без сознания, потом с трудом отполз и кинулся из барака. Через пару минут появился главный — тот самый кореец.

— Почему ты не выполняешь правила? — спокойно осведомился он.

— Я не принимал ваших правил, — сказал Мертвяк.

— Мы спасли тебе жизнь.

— И что теперь? Жопу вам лизать? — с вызовом произнес Мертвяк. У него было изумительное чутье на ситуацию, и он ощущал, что сейчас выбирает правильную линию поведения.

— Ты лишен благодарности, — кореец сделал жест, и двое телохранителей шагнули навстречу Мертвяку. Повторялась недавняя ситуация на зоне. Там пахан, здесь пахан — везет же.

Мертвяк отступил и принял расслабленную стойку. Черт с ними, с их крутизной. И не таких видали.

— Ты лишен и страха, — кивнул кореец и щелчком пальцев отозвал телохранителей. Я в тебе не ошибся. Но ты должен признавать силу.

Он шагнул к Мертвяку.

— На колени.

— Да пошел ты, обезьяна косоглазая! — взревел Мертвяк.

Он примерился, как бы врезать корейцу между глаз. На своей первой зоне — в колонии усиленного режима под Новосибирском — он схлестнулся с руководителем подпольной московской школы карате, слывшим чуть ли не самым крутым бойцом России. И отключил его в пять секунд. Так что сенсеев Мертвяк не боялся… А зря.

Мертвяк попытался достать противника, тот легко уклонился. И удар кулака прошел мимо. А потом Мертвяк увидел прямо перед своим носом пол.

— Сволочь косая, — прошептал он.

Кореец небрежно, одним ударом, выбил из Мертвяка сознание. Очнулся тот в тесной комнате, застеленной коврами. Вся она продувалась сквозняками и выглядела очень неуютно, но, похоже, хозяина устраивала вполне.

— Давай объяснимся. Это место — обитель «Черных погонщиков». Мы не религиозная секта. Мы те, кто хочет достичь единства духа и тела по заветам предков. Те, кто ценит силу и желает овладеть ею. Я — Мастер. Меня называют Бизоном. Это не кличка, а признание достижений в соответствующем стиле у-шу. Понятно?

— Не дурак, понимаю, — произнес Мертвяк, потирая шею, по которой пришелся удар.

— Я тут главный. Мне подчиняются здесь все. Ослушника я могу убить. Понятно?

— Феодализм какой-то.

— Мы не неволим людей. К нам приходят сами.

— Особенно я.

— Ты — беглый каторжанин. Тебя зовут Рауль Брызов. Я все знаю. У меня много друзей. Я хочу поговорить с тобой.

— Зачем?

— Чтобы понять, достоин ли ты жизни. А жизнь твоя сейчас висит на волоске.

Мертвяк поверил ему. Он доселе не встречал людей, способных отключить его с одного удара, не испытывая никаких эмоций.

Разговор длился несколько часов. Мастер умело выстраивал его, опутывая Мертвяка словами, как нитями. Невозможно было понять, зачем задается половина вопросов, но, похоже, Бизону были важны не столько ответы, сколько струнки души, которые он нащупывал за разговором. Бизон остался доволен.

— Хорошо. У тебя два выхода. Ты можешь уйти и жить, как тебе вздумается, преумножая зло. Такие существа время от времени встречаются, вспыхивают болидом и уходят, оставив за собой дымный след… Но ты способен на большее. Ты можешь остаться у нас, не пожалеешь. Только мы, «погонщики», можем показать тебе настоящее неистовство силы.

— О чем речь?

— О том, чтобы преумножить скрытые в тебе возможности.

— За что такие подарки? — саркастически усмехнулся Мертвяк.

— Такие, как ты, — большая редкость. Вылепить из такой хорошей глины скульптуру — мечта Мастера.

— С трудом верится, — покачал головой Мертвяк.

И остался.

Так в двадцать девять лет Мертвяк стал учеником в обители «Черных погонщиков».

Как Бизону удавалось содержать такое заведение при советском строе, где от «государева ока», казалось, ничего не может скрыться? Трудно сказать. Скорее всего благодаря отдаленности, сокрытости обители. И еще каким-то темным связям с власть имущими. В школе обучались люди самых разных национальностей — буряты, монголы, русские, даже два болгарина из Софии. Они добровольно отдавали свою жизнь в руки Мастера. Никого не интересовало, зачем им сила. Но они сильно нуждались в ней, ибо рисковали ради нее слишком многим.

Порядки в обители были такие же, как и во всех классических восточных школах рукопашного боя. Строгая иерархия: младший ученик, ученик, старший ученик, Мастер. Обучение сопровождалось тяжелыми физическими испытаниями, издевательствами старших над младшими, избиениями, жестокими спаррингами, которые, как мыслилось, оттачивают характер, приучают человека терпеть боль и невзгоды, делают его крепким как кремень, а также внушают уважение к учителям. Только у «погонщиков», самой темной и самой жестокой школы на Востоке, все это было намного жестче — надо было не только преодолеть себя, но и выжить, что удавалось далеко не каждому.

Впрочем, унижать Мертвяка не отваживался никто, после того как он изувечил поставленного над группой новобранцев ученика. Ученик был одним из самых способных бойцов школы. Глядя на него, изуродованного, окровавленного, Мастер кивнул — «неплохо» — и после этого приказал оставить Мертвяка в покое.

Мертвяк прилежно выполнял свои обязанности, участвовал в хозработах, присматривал за огородом. Как и другие члены общины, работы руками он никогда не боялся и не считал за унижение. Даже на зоне исправно работал бензопилой или на фрезерном станке. Он тренировался до третьего пота. Но помыкать им больше никто не пытался. Даже Мастер смотрел на него как на прирученного тигра, который заслуживает иного, чем к другим, отношения. Характер Мертвяка не нужно было ломать, воля его не нуждалась в закалке. Он с детства обладал теми качествами, которые необходимы «погонщику».

Год тянулся за годом. Мертвяк оттачивал искусство воина. И наматывал на ус то, что говорил Бизон.

— Четыре основополагающих принципа воина в классической китайской традиции. Мягкость, естественность, метаморфозы — да, — твердил Бизон. — Но четвертый принцип — недеяние — это блажь ленивых мудрецов Древности, Сила — в действии. Сила человека проявляется в соотношении с силой других людей. Она в подавлении других. Сила одного возвышается за счет слабости других. Люди — лишь ступеньки, по которым избранный поднимается к вершинам силы…

— Единение человека и космоса — главная цель самых мудрых пророков, правильный «дао» — путь. Но поняли его простую суть по-настоящему только мы — «Черные погонщики». Нирвана — это не спокойствие, а неистовство огня…

— Каковы правила жизни воина, которым нас учат древние? Непоколебимый дух в основе — кто может спорить с этим. А что дальше? Воздержание от насилия. Истиная добродетель скромности. Запрет вступать в бой без благородной цели. Что за сладкий сироп? Что за малодушие? Владеющему мечом грешно держать его в ножнах. Не верьте «истинам», извращенным слащавыми пересказчиками, направленным на утешение ничтожных и в угоду толпе. Истина только в силе…

Мертвяк понял, что он действительно нашел то, что искал. Он постигал мудрость боя и поднимался по ступенькам силы. Не так много времени ему понадобилось, чтобы стать в обители вторым бойцом после Мастера. Огромного, невероятно сильного бурята — старшего ученика — на показательном спарринге он отправил в беспамятство, швырнув оземь.

Мастер был доволен Мертвяком. Однажды в обители появились трое китайцев. Они немного говорили по-русски. Мастер сказал Мертвяку:

— Ты пойдешь с ними. Так надо. Они научат тебя остальному.

Мертвяк и китайцы перешли границу по тайным контрабандистским тропам. Так он оказался в монастыре в Китае. Потом таким же способом попал в Монголию. Чего только ему не довелось увидеть и испытать. Изнурительная жизнь в обители порой казалась отдыхом в здравницах Кавказа по сравнению с обрушившимися испытаниями. Он видел людей, для которых Бизон был просто первоклашкой. Видел старцев, всю свою жизнь посвятивших овладению боевым искусством, и в девяносто лет ломающих кулаками бетонные плиты. Он научился еще очень многому. Слухи о «Тигре из России» расходились широкими кругами. Он принял участие в нескольких смертельных боях, на которые его вызывали мастера. Бои без правил в Европе — коммерческое предприятие, на деле представляющее собой больше шоу и редко заканчивающееся серьезными увечьями и гибелью спортсменов. Смертельные бои Востока пришли из глубин седой древности. О них знают немногие, и они являются скорее данью неуемной гордости некоторых мастеров, следствием сложных понятий о чести и жизненном пути и в большинстве случаев заканчиваются гибелью одного из дерущихся. Мертвяк остался жив в этих боях.

Потом было возвращение в Россию. Последняя встреча с Бизоном.

— Я с самого начала знал, что не удержу тебя, — сказал напоследок Мастер. — Ты пойдешь естественным путем утверждения своей силы. Каждый воин должен пройти черед это. Но придет время, и ты вернешься сюда. Или куда-то еще. И будешь других учить мудрости силы.

— Посмотрим, — пожал плечами Мертвяк. Он знал, что пора на волю. Воля манила его. Он взял все, что хотел. А расплачиваться он не любил. Но Мастера он уважал. Он ощущал в нем мощь, схожую со своей.

Что было потом? На отсутствие приключений Мертвяк вряд ли бы пожаловался. Он был как топор в магазине хрусталя, разносил все вокруг на мелкие осколки. Он честно работал на солидных людей. Рано или поздно перед его хозяевами вставал вопрос «или или», когда они понимали, что удержать в руках смерч невозможно. И тогда Мертвяк расправлялся с ними так же небрежно, как раньше по их заказу разделывался с их конкурентами. Он сопровождал героиновые караваны из Афганистана, работал на мафию в Узбекистане, по заказу московских мафиози отстреливал людей. Его не раз арестовывала милиция, но он бежал из-под стражи. Его приговаривали к смерти воровские сходки и не могли достать — у него руки оказывались длиннее. Он достиг совершенства в науке скрываться самому и скрывать свои следы. Он не стремился к деньгам, к власти. Он следовал наставлению Мастера — утверждал свою силу, поднимался по людям как по ступенькам к ее вершине. Может, кому-то его жизнь и показалась бессмысленно хаотичной, но Мертвяк всегда делал то, что хотел, то, что считал нужным. Он шагал вверх, к одному ему видимой цели.

— В сути своей воин непроницаем, как мрак. Силы его не измерить. Истинный облик не разглядеть, — любил он повторять слова Мастера.

Допрос пленника, отрекомендовавшегося представителем украинских «черных фармацевтов», задел Мертвяка; Он все чаще возвращался мыслями к Глебу. И все больше ему казалось, что этот человек несет на себе вызов ему, Мертвяку. Почему — он не мог объяснить даже себе самому. Интуиция — насколько ей можно доверять? Мертвяк решил во что бы то ни стало разобраться в этом деле. И меньше всего его смущали способы достижения этой цели. Он изучил предоставленные Чумным данные и взялся за работу.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Гунявый — лысоватый, полноватый, добродушно-безобидного вида мужчина лет сорока — вышел из своего «Мерседеса» и направился к подъезду. В последнее время он привык ждать взрыва или пули снайпера. С конкурентами, да и с некоторыми помощниками — сплошные проблемы. Ряды врагов растут. Но Гунявый не слишком переживал по этому поводу. Он был фаталистом. Большие деньги стоят жизней. Управлял он своей феодальной вотчиной предельно жестоко.

Недавно началась очередная разборка из-за московских вокзалов, и он привычно перебрался на одну из запасных хат, о которой мало кто знал, — здесь его не найти. Да и за спиной трое «шкафов»-телохранителей. Шофер в «Мерседесе» оглядывает окрестности, готовый тут же, дать сигнал по рации.

Двое «шкафов» прикрывали босса с двух сторон своими телами. Еще один поднимался перед ним по лестнице, держа руку за пазухой и сжимая рукоять пистолета.

Так, прикрытый с трех сторон живыми щитами, Гунявый поднялся пешком наверх. Один из телохранителей осмотрел все — не заложено ли где взрывное устройство или какой-нибудь хитроумный сюрприз. Чисто. Гунявый начал возиться с многочисленными замками.

С верхнего этажа спускался высокий смуглый мужчина. Один телохранитель поплотнее заслонил босса. Второй повернулся к атлету, целясь в него из-под пиджака и готовый в любой момент нажать на спуск. Незнакомец был в рубашке и непохоже, что имел при себе оружие. Видимо, обычный жилец дома, сигарета в зубах, взгляд рассеянный — такой взгляд не бывает у наемного убийцы.

Смуглый слегка встревоженно посмотрел на компанию и повернулся к ней спиной, шагнув на ступеньку. Телохранитель с пистолетом перевел дух. Нервы. Не так просто все время от каждого встречного ждать пули. А иногда ведь приходится самому посылать свинцовые сюрпризы другим.

Телохранитель так и не понял, что произошло. Он просто размазался по стене — смуглый резко, не глядя, из самого неудобного положения ударил его ногой. Второй телохранитель получил удар кулаком в лицо и мгновенно потерял сознание. Третий стоял в стороне и успел выкинуть вперед руку с пистолетом, но промешкал, боясь попасть в босса. А смуглый ушел куда-то в сторону, исчез, потом неожиданно возник около него. Пистолет полетел на кафель пола. Телохранитель выбросил вперед пудовый кулак, но смуглый без труда ушел от удара и рубанул его ладонью по горлу. Крутанулся, готовый снести Гунявого. Но босс только хлопал глазами, глядя на изничтожение его «шкафов». Он не носил с собой оружия и привык, что душат, режут и стреляют за него другие.

— Хм, — только судорожно сглотнул он, будто в рот ему залетела сосиска.

— Открывай хату, — приказал смуглый. — Гостем буду.

— Хм…

— Разговор есть… Только сначала отошли шофера. — Атлет, а это был Мертвяк, кивнул на рацию в руке мафиози, потом поднял пистолет и уперся стволом в голову Гунявого.

— Хм, — прокашлялся Гунявый и произнес в микрофон: — Свободен, Сопля. Все в порядке.

Мертвяк затащил в квартиру телохранителей. Начинил их дозами из инъектора и принялся за Гунявого.

Гунявый привык ходить по лезвию ножа, бороться не на жизнь, а на смерть. Привык иметь дело с самыми отпетыми «отморозками», раздавать заказы киллерам. Но в такой переделке он не был ни разу. И такого типа, тоже не встречал никогда.

— Все расскажу, — кивнул Гунявый. Как на духу.

— Не сомневаюсь.

— С Трактором у меня отношения плохие были в последнее время. Я слышал, он подумывает о свободном плавании. И точит на меня зуб.

— Что у него за дела?

— С какими-то чурками связался. Те что-то из-за бугра притаранили и кому-то продали… Мне показалось, что прошло у них не все гладко. Мои ребята думали, что он встретит какого-то Черного и с грузом появится на своей базе. Не появился. А потом попал в какой-то разбор. И его с несколькими ребятами на Юго-Западе уложили.

— Ясно…

— Дурак Трактор был. Аппетит неуемный. На том и погорел.

Задав еще несколько вопросов, выдавив из Гунявого все о связях Трактора и известные ему адреса, Мертвяк кивнул:

— Ладно, живи, авторитет. И свечу поставь, что жив остался… Меня не ищи. Найдешь только смерть свою.

— Усек, — кивнул Гунявый.

— Не скучай…

За двое суток Мертвяк повидался со многими и вскрыл несколько адресов. Переломанные руки. Вывернутые челюсти. Один труп. Несколько хороших разговоров с ласкающим ноздри запахом подгоревшего мяса. Наконец наткнулся на то, что искал.

За дверью спросили:

— Кто?

— От Гусенка, — откликнулся Мертвяк, и дверь распахнулась. На пороге стояла высокая перепуганная девушка в халате.

— Вы одна? — спросил Мертвяк.

— Да.

— Перекинемся парой словечек. — Он небрежно отодвинул ее и прошел в квартиру. Девушка впечаталась в стену и собралась было заголосить.

— Заглохни, — прошипел Мертвяк.

Готовый вырваться крик встал где-то поперек ее горла. Мертвяк взял девушку за длинные волосы, осмотрел ее лицо с видом ученого, поймавшего неведомую зверюшку. Лицо было наивное, глуповатое, покрытое толстым слоем косметики. Лицо среднеоплачиваемой шлюхи из кабака. Такой и должна быть девчонка среднестатистического работника бандитской бригады.

Мертвяк с омерзением отодвинул ее от себя, взял за руку и бросил на диван. На миг в нем всколыхнулась волна желания и тут же затухла.

— Где Гусенок? — спросил Мертвяк.

— Н-не знаю, — произнесла девушка.

— Он мне нужен, — Мертвяк присел напротив нее.

— Я ничего не знаю!

— Не кричи. Я тебе за информацию могу дать одну вещь.

— Какую?

— Твою жизнь… Так что вспоминай.

— Он пропал куда-то! — девушка всхлипнула. — Я не знаю, где он! Обещал прийти и пропал!

— Рассказывай.

— Что?

— Все, чем занимался Гусенок в последнее время.

Мертвяк любил работать с людьми, у которых все написано на лице. Он видел, что девушка что-то знает и чего-то боится. Оставалось только решить, нужны ли ему ее тайны. Когда девушка начинала врать, пару раз он указал ей ее место, после чего она начала бубнить со скоростью молотилки.

— Ну и дурак твой Гусенок, — покачал головой Мертвяк. — Откровенничать со шлюхами.

— Он меня любит! И я его!

— Любитель…

Гусенок умудрился рассказать любовнице, что хочет подставить Трактора. Что Трактор хочет провернуть какую-то сделку. А Гусенок через какого-то Муравьеда решил ее разбить.

— Это все?

— Все… Потом он исчез… Где он? Жив?

— Подох, наверное… Держи рот на замке. Иначе тоже подохнешь.

Мертвяк задумчиво посмотрел на женщину. Она вызывала лишь слабый отзвук желания, не стоило и возиться. Этот обильный макияж… Мертвяк терпеть не мог таких накрашенных женщин… Она и не ведала, что косметика в этот день спасла ей жизнь!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀