Мертвяк

Зевс выключил видеомагнитофон с записью заседания комиссии Государственной Думы, перед которой выступал начальник ФАГБ, и заседания рабочей группы Совета Министров, которая терзала первого замначальника агентства. Кончилось тем, чем и должно было кончиться — наиболее серьезные факты не подтвердились. По остальным было предложено обязать Прокуратуру России провести проверку и принять решение в соответствии с действующим законодательством. Ну и, конечно, «поставить на контроль», «обязать», «заслушать» — обычная бюрократическая эквилибристика, направленная на то, чтобы полностью спустить все на тормозах и забыть. Президенту на стол лег приглаженный доклад, в котором начальник «Контртеррора» выглядел личностью вполне достойной уважения и преданной «принципам демократии», а также, что гораздо важнее, — лично «всенародно избранному». Гром отгремел. Разряды ушли в громоотвод.

— Угроза нейтрализована, — заключил Зевс, — хотя бы на некоторое время. Счет ноль — ноль.

— Но в нашу пользу, — усмехнулся Артемьев. — Они открылись. Показали, на что способны. А мы сузили круг подозреваемых.

— Зато они вычислили меня.

— Да, тут они нас обошли, — кивнул Артемьев. — Чувствовал же, что информация тухлая.

— Как с работой по аппарату ФАГБ?

— Пятеро подозреваемых. Референт руководителя службы. Полковник Самойленко. Генерал Валевич. И два штабных сотрудника.

— Надо установить этого иуду, — недобро процедил Бородин.

Суть комбинации «Синдиката» была элементарно проста и беспроигрышна. Подкинуть информацию, которую сотрудники «Легиона» просто обязаны донести до руководства силовых структур. И посмотреть, через кого эта информация пройдет наверх. Лимит времени ограниченно задан, так что «Легион» вряд ли разработает сложную комбинацию по доведению сведений до верхов. А значит, засветится один из тех, кого «Синдикат» подозревал в руководстве «Легионом». Но как узнать об этом? Следовательно, есть источник, приближенный к руководству ФАГБ. Кто-то из пятерых. Зевс поклялся себе найти его во что бы то ни стало. И знал, что сделает это:

— Есть новости, — сказал Артемьев, выкладывая на стол пакет. — Мы вычислили лагерь, из которого бежал Опаленный. Пришло агентурное подтверждение.

— Достоверная информация?

— Проверено. И Опаленный окончательно подтвердил.

Зевс открыл пакет и просмотрел карту, фотографии аэро- и космической съемки, снимки объекта, сделанные с земли мощной оптикой со значительного удаления.

— Территория Азербайджана.

— На границе с Ичкерией.

— Что предлагаешь?

— Готовить операцию по захвату.

— По захвату, — задумчиво повторил Зевс. — Доводы?

— Главный довод — там люди. Мы должны их спасти.

— Когда предполагаешь провести акцию?

— Когда получим известия от Ратоборца.

— Если получим, — поморщился Бородин.

— Получим, — уверенно кивнул Артемьев.

Уверенность была напускная. Он не верил в Бога, но заклинал без устали судьбу, чтобы она была благосклонна к другу.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Я же тебе говорил — казачок-то засланный, — сказал Мертвяк.

— Говорил, — кивнул Чумной. Ты вообще много говоришь.

— Вот, — Мертвяк поставил на журнальный столик диктофон. Послышался сбивчивый рассказ любовницы Гусенка.

— А как же все твои собачьи детекторы?!

— Лай-детекторы? Не знаю. Как-то обманул он их. Я думал, это никому не под силу.

— Нет, ну как же все хреново, — покачал головой Чумной.

— Не так и плохо, — пожал плечами Мертвяк. Этому стукачку отсюда не вырваться. Противнику-то он ничего не расскажет. Внедрение провалилось.

— Какие бабки накрылись! Ты себе представить не можешь.

— Жадность — смертный грех, Чумной.

— Кто же нам его подставил? — Чумной вскочил и заметался по комнате. — Чекисты? Менты? «Патриоты»?

— Да кто бы ни был. Нить у них оборвалась… Думаю, выбью из него все. — Мертвяк размял пальцы.

— А стоит ли напрягаться? — покосился на него Чумной. — Отдохни. Поработал ты знатно. Я с ним сам переговорю.

— Ну давай, — кивнул Мертвяк. — Выслуживайся, законник.

— Ты чего мелешь, Мертвяк? — насупился Чумной.

— Молчу-молчу, — нагло ухмыльнулся тот.

Чумной давно начал активно осваивать бюрократические приемы, как-то: пускание пыли в глаза, присваивание чужих успехов и идей. Мертвяка это не волновало. У него своя игра.

Чумному с самого начала не нравилось, что в дело пригласили Мертвяка. Не нравилось, что у того все получается. А осознание, что тот оказал неоценимые услуги, просто вгоняло его в тоску. Чумной чувствовал настала пора уводить кровососа в сторону. Иначе все это плохо кончится. Все плохо кончали, кто связывался с Мертвяком.

— Когда сядешь на задницу, кликни меня, — произнес Мертвяк в спину уходящему Чумному.

— С чего это я сяду на задницу? — обернулся тот в дверях.

— Ты не понял, с кем имеешь дело.

— А ты понял?

— Пока нет.

— Тогда о чем базар? — пожал плечами Чумной.

— Я знаю, что я ничего не знаю. Ты же об этом не ведаешь.

— Языком молоть горазд… Все на свои места поставлю.

— Попробуй.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Глеб чувствовал, что их комбинация начинает давать сбои. Ничего удивительного. За такой срок все предусмотреть было невозможно. А вдруг оперативники «Синдиката» нащупали что-то? Глебу не хотелось думать, что это место — его последнее пристанище. И еще обидно — добраться до самого террариума и знать, что не сможешь предпринять ничего, если игра провалится.

— Пошли, — произнес появившийся в дверях бритоголовый «кетчист» с мясистым затылком и тупыми воловьими глазенками.

— Даже в тюрьме гулять дают. Хоть бы на воздух вывели, — пробурчал Глеб поднимаясь.

— Не боись, выведут, — хмыкнул второй «кетчист» с раздавленными ушами и переломанным в нескольких местах носом. — Будет тебе и воздух, будет и земля сырая.

— Шутка? — посмотрел на него Глеб.

— Ага, — придурочно улыбнулся первый «кетчист», подталкивая медвежьей лапой Глеба к выходу.

Глеб выглядел по сравнению с этими бугаями просто крошкой. «Кетчисты», во всяком случае, не сомневались в этом, в их голосах сквозило легкое презрение, какое появляется у людей, привыкших, что они в две секунды могут скрутить в бараний рог большинство представителей рода человеческого. Они не подозревали, что все их мышцы и навыки не помогут им удержать этого человека, если он выйдет из повиновения. Глеб-то знал, что эти двое для него не проблема. А вот что делать с каменными стенами, с решетчатыми дверями, как в тюрьме перекрывающими здешние коридоры? Со всей этой следящей электронной аппаратурой? Владельцы этой богадельни знали толк в устройстве подобных объектов. Лбом эти стены не пробьешь. Если его раскроют — просто так отсюда не уйти. «А,? — решил Глеб. — Если бы да кабы. Дойдет до дела — поглядим».

Он еще не знал, что до дела уже дошло.

Его провели в комнату, где допрашивали в первые дни. «Кетчисты» вышли и заперли тяжёлую, покрытую ржавчиной дверь. Хозяева логова не заботились об эстетике и не тратили деньги понапрасну.

— Здравствуйте, Глеб Александрович, — произнес беспалый. От Глеба его отделяла стеклянная перегородка.

— Приветствую вас, господин Никто.

— Обижаетесь, что не представился?! — пожал плечами беспалый. — Ну, скажем, Иван Иванович..

— Хорошо, так и скажем.

— Мы не виделись с вами достаточно долго. У меня накопилось несколько вопросов, — беспалый уселся на стул.

— Как всегда, отвечу с удовольствием.

— Начну не с вопроса, а сразу с предложения. Думаю, оно вас заинтересует.

— Весь внимание.

— Мы немало потрудились. Установили, что вы действительно Глеб Кондратьев, — беспалый сделал паузу.

— Вы меня обрадовали. А то я всю жизнь сомневался — не подкидыш ли.

— Глеб Александрович, оставьте вы этот театр. Вы неплохой актер, но роль вам не по зубам. Начинайте работать на нас. Мы найдем достойное применение вашим талантам.

— Опять старая песня, — зевнул Глеб.

— Но слова в ней новые. Сегодня мы знаем достаточно. Знаем, кто такой Гусенок. Муравьед…

— Вы с таким видом говорите, будто я тоже должен знать что-то об этих представителях фауны.

— Должны, Глеб Александрович. Еще как должны… Ни к каким украинским «черным фармацевтам» вы отношения не имеете. Вся ваша история — липовая. Не стоит изображать из себя глупца.

— Не стоит, — согласился Глеб.

— Наши главные противники, мне кажется, вы принадлежите к их числу, слишком сильно в последнее время докучают нам. Даже начинают надоедать. Мы готовы пойти на большие расходы, чтобы решить эту проблему. На очень большие, Глб Александрович.

— Свинцом расплатитесь?

— Можно продумать вопросы гарантий… Соглашайтесь. Иначе… Можете сами додумать. Будет очень тяжело. Решайте.

— Уже решил…

Глеб не мог добраться до беспалого. И был не в состоянии вырваться отсюда. Его раскрыли. Докопались до истории с Муравьедом. Можно, конечно, попытаться затеять игру, но позиция явно проигрышная.

Глеб потянул воротник плотной рубашки и впился в него зубами. Почувствовал на языке горьковато-сладкий вкус.

— Просчитались, сволочи, — прошептал он и криво улыбнулся, заваливаясь на пол. «Ну вот и все», — мелькнуло в его голове. Его невидящие глаза уставились в потолок…

Чумной, сидящий у монитора, подался вперед. Амбал за его спиной прогромыхал глухим басом:

— У, бля, как в кино.

— Пасть завари, петушачий сын, — прорычал ему Чумной.

Все к черту! Опять ошибка! Надо было отобрать одежду, как во всех порядочных тюрьмах делают. У него в рубашку или ампула с ядом вшита, или материя тем же ядом пропитана. Это дело техники.

Чумной быстро прошел в комнату, где валялось распростертое тело Глеба. Рядом с ним уже суетился врач, который всегда был под рукой на всякий случай.

— Как? — спросил Чумной.

— Мертв. Очень сильнодействующий яд. Я возьму рубашку на экспертизу.

— Ушел, подлец, — прошептал Чумной.

И все, что знал, унес с собой. Унес возможность выйти на «патриотов», или на кого он там работал.

— Тварь. — Он пнул тело ногой.

— Куда его? — спросил громила за спиной Чумного.

— Дурак, он же ядом пропитан. Какой конвейер?.. Закопайте где-нибудь. Чтобы археологи через миллион лет нашли.

— Закопаем.

«Кетчисты» подхватили безжизненное тело и вынесли из комнаты.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Развози тут всякое дерьмо, — недовольно проворчал бритоголовый «кетчист».

— Угу, подтвердил его приятель со сломанным носом.

— Не, ну как он яд зажевал. Ну типа как в шпионских фильмах… Чего ведь суки удумали.

— Жалко. Босс бы из него пыль выбил.

— Сбавь скорость, а то еще остановят, — сказал бритоголовый.

— Кто ж нас остановит? Мы же «скорая».

Действительно, «кетчисты» везли тело Глеба в машине «скорой помощи».

— Точно, — согласился бритоголовый. — «Скорая похоронная помощь». Скольких мы уже так отвезли по указанию нашего законника?

— А я считал?

— И правильно. Нечего их считать. Считай тут всякое дерьмо. — Бритоголовый зевнул и прикрыл глаза. Пролетающие за окном подмосковные пролески и поля его не интересовали.

Машина свернула на проселочную дорогу и углубилась в лес. Бритоголовый знал, куда надо ехать. В его обязанности входило в том числе знать места, где можно закопать ненужный труп. Трупы бывают нужные — те, которые подлежат утилизации, — в них превратилось немало людей, ставших добычей охотников в Москве и России, а бывают трупы ненужные. Ненужный труп можно утопить, растворить в кислоте, сжечь в печи.

Много чего можно. Но бритоголовый, не мудрствуя лукаво, предпочитал просто закапывать. Возни меньше Проще. И не было случая, чтобы труп нашелся, А если и найдется — что с того? Сколько их сегодня — ненужных трупов на Руси.

— Подавай, — сказал бритоголовый напарнику.:

— Осторожнее, не урони — «сломанный нос» выдвинул носилки. — Тьфу, не люблю трупаков.

— Они тебя, может, тоже не любят.

Выгрузили, бросили на землю.

— Ну чего, давай копать? — спросил бритоголовый.

— Давай.

Когда выкопали яму, бритоголовый махнул рукой.

— Хватит.

— Мелковато, — засомневался «сломанный нос»~г>

— Не боись, не вылезет.

Тело присыпали сухой землей, забросали ветками.

— Могила героя, — хмыкнул бритоголовый. — Салют будем давать? Все-таки боец невидимого фронта, не хрен собачий.

— Да иди ты со своими подколками, — буркнул «сломанный нос», — Поехали.

Покачиваясь на колдобинах, «скорая» поползла по проселочной дороге.

Над лесом завис тонкий серп луны. Где-то вдалеке выли бродячие собаки. Ухала далекая птица. Ночной лес полон неясных, безотчетных страхов. Ночь — время лесной нежити, днем загнанной солнечным светом по темным углам. Если бы кто-то оказался сейчас в этом месте, то поседел бы от ужаса. Наблюдателю показалось бы, что именно нежить рвется к лунному свету.

Набросанные на могилу ветки зашевелились, «Из-под них высунулась рука. Потом ветки вздыбились. В лунном свете неясно проступили очертания человеческой фигуры.

Человек долго стоял на коленях. Потом он с трудом поднялся, прошел два метра, ухватился за дерево. Поднял глаза вверх. Посмотрел на сыр луны. И засмеялся…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Технологический процесс по ти-тропазину, был чрезвычайно неустойчивым. Его производство пока являлось скорее искусством, чем налаженным промышленным циклом. Все зависело от чутья оператора. Кутепов чутье имел.

— Девяносто процентов… Сто… Реакция завершена, — он расслабленно расплылся в кресле.

Менгель дал команду компьютеру. Через минуту на дисплей посыпались цифры.

— Успешно. Поздравляю, коллега. Вашими стараниями действительно удалось слегка стабилизировать процесс.

— В этом есть какая-то мистика, — вздохнул Кутепов, потирая кончиками пальцев виски. У него с утра нестерпимо болела голова, к перемене погоды, наверное. — Ти-тропазин впитывает в себя жизни молодых, полных сил людей. Чтобы вытаскивать из могилы источенных излишествами или вымотанных преумножением своих состояний денежных мешков во всех концах земного шара.

— Почему только излишествами? Ти-тропазин лечит много болезней.

— Мистическое равновесие. Жизнь за жизнь. Отвратительно!

— Все естественно, коллега. Законы выживания. В природе выживает сильнейший.

— А в социуме — те, у кого больше денег.

— Не только. Деньги. Власть. Положение. Вот они — свидетельства жизнеспособности индивидуума. Как раньше когти, зубы, мускулы. Человечество развивается. Со временем, может, критерием станет научный ум.

— Вряд ли. Сильнейшие, как вы их называете, вечно будут высасывать результаты нашего труда, как мы высасываем кровь из этих несчастных, — вздохнул Кутепов.

— А вот это мы еще посмотрим, — недобро усмехнулся Менгель. — Пустые разговоры… Кстати, сегодня у нас «Шато-Лафит» тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. Изумительный букет.

Менгель нажал кнопку и, когда в динамике послышался голос Кувалды, приказал:

— Готовьте следующий объект.

— Это мы быстренько, — донесся удовлетворенный голос.

— Любите вы это дело, Егор Вадимович, — усмехнулся Менгель.

— Так кто же не любит. Просто признаться себе боятся. А так все любят.

— Прав он, Кутепов, все любят власть над жизнью и смертью. Все.

— Просто вы хотите видеть всех такими же, как вы сами, — с вызовом произнес Кутепов.

— Опять вы за старое, коллега. Опять чем-то недовольны. Снова ропщете. А почему?

— Живу в тюрьме. Занимаюсь богопротивными делами. И вы еще спрашиваете, почему я ропщу?

— В тюрьме? Едите на серебре. Прекрасный повар. Отличное вино. Совершенное оборудование. Нет недостатка в материалах. И главное — мы можем все. Многим ли позволено работать с таким материалом? Никому. Только нам. Ваша жизнь — просто мечта исследователя.

— Вам говорили, что вы дьявол?

— Какой дьявол? О чем вы?.. Может, Фауст. А скорее — просто ученый, движимый страстью отодвинуть границу незнания.

— Да уж…

— Вообще, по-моему, утверждение, что Бог есть добро, просто абсурдно. Какое дело Богу до добра? Бог — это знание. Мудрость… Да, Бог — это страсть к знанию. То, что он есть добро, — просто выдумки слабых духом ничтожеств, вымаливающих у окружающих и у природы пощады. Удел слабых — страх… Боязнь темноты. Боязнь высоты. Ужас перед тайной.

— А вы верите, что существует тот свет?

— Не знаю. Пока это меня не касается. И проверить это утверждение у меня нет никаких возможностей, поэтому смешно тратить силы на подобные размышления.

— А я трачу. Мне кажется, он все-таки есть. И я задумываюсь порой, какая награда ждет меня там за то, что мы творим здесь.

— Все терзаетесь глупыми мыслями, — улыбнулся Менгель. — И черпаете силы в ненависти ко мне и к нашим спонсорам. Если бы не я, вы бы сегодня торговали джинсами в Лужниках или гербалайфом. Это в лучшем случае. В худшем — просто бы голодали. Наука гибнет, мы в России никому не нужны. Я вас знаю, — вы бы умерли, лиши вас возможности заниматься исследованиями.

— Меня мучает в последнее время бессонница. Все-таки мы работаем с живыми людьми.

— Нет, Кутепов, это не люди. Это материал.

— Люди… В отличие от нас…

— Вам определенно нужно успокаивать нервы… Передохните. Вы должны быть готовы к новой серии.

— Хорошо…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Ну, очухался? — спросил Артемьев, входя в комнату, отведенную в убежище-три Глебу.

— С трудом, — произнес Глеб. — Все-таки из преисподней вернулся.

— Как у тебя это получилось?

— А, — отмахнулся Глеб. — У тебя все равно не получится.

Глеб применил один из наиболее сложных фокусов, которым его учил Лесовик. Он действительно отведал специального яда. Но, попав в определенный ритм, можно достичь того, что яд не убьет, а лишь приглушит все функции организма. Человек зависает между жизнью и смертью. Но все осознает. И усилием воли может вернуться обратно. По всем же медицинским методам определения смерти он мертв.

— Твое счастье, что они не додумались сделать контрольный выстрел, не спровадили тебя в крематорий, — сказал Артемьев.

— Я бы не дал им такой возможности.

— Все-таки ты счастливчик.

— Я знаю.

— «Синдикат» считает, что избавился от тебя. И что ты унес то, что тебе стало известно, в могилу. Значит, беспокоиться не будут. Теперь рассказывай, что узнал…

Глеб подробно описал людей, с которыми общался, их базу.

— Быки обмолвились, что босс их — законник. Вор в законе.

— Уже кое-что.

Наверное, босс как раз тот, кто пихал меня ногой.

— Ты его опознать можешь?

— По голосу — может быть.

— А остальных? Ученого? Тех, кто допрашивал? Можешь фотороботы составить?

— Запросто.

— Теперь попробуем восстановить, где находится их база. Работаем?

— Попытаемся.

Артемьев сел за компьютер. На дисплее появилась карта Московской области.

— Вот место, где тебя хоронили. Теперь очертим круг, куда можно добраться за время, которое «скорая» была в пути. Задаем задачу компьютеру, — Артемьев отстучал задание. — Вот оно.

На карте Москбвской области образовались коричневые зоны.

— Где-то здесь база. Теперь давай вспоминать мельчайшие детали, которые ты заметил.

В мощном компьютере было заложено все о Москве и области — снимки, карты, сведения о строениях и сооружениях. Через, час осталось всего три места, где могла находиться база. Глеб просмотрел имевшиеся видеоданные. И четко ткнул пальцем в экран, на котором виднелось обнесенное высоким забором двухэтажное строение.

— Вот она!

— Вторая база! — хлопнул ладонью по столу Артемьев. — Молодец, счастливчик!

— Почему вторая?

— Потому что, мы вычислили еще одну. В Азербайджане.

— На одной из них может быть Настя.

— Может, — нахмурился Артемьев. В отличие от Глеба он не верил, что девушка до сих пор жива.

— Надо их брать.

— Надо.

— Что вы собираетесь делать?..

— Акция по Азербайджану спланирована. Остается спланировать акцию по Подмосковью. И брать.

— Я хочу участвовать в этом. -

— А как здоровье?….

— Лучше, чем у кого бы то ни было.

— Ладно, поехали экипироваться. Ударим в ближайшие часы.

— Поехали, — Глеб поднялся с кресла…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Детективно-охранное агентство «Витязь» преуспевало. У него имелись обширные связи с правоохранительными органами, суровая репутация в преступном мире. На него работали несколько сот человек, занимавшихся частными расследованиями, охраной физических лиц и объектов, сопровождением грузов. У агентства был свой учебный центр, которому могли бы позавидовать иные спецслужбы. Впрочем, «Витязь» и являлся фактически подразделением спецслужбы. Несколько десятков человек были «залегендированными» сотрудниками «Контртеррора», привлекавшимися на наиболее деликатные мероприятия. А если быть совсем точным, эти же бойцы составляли главное боевое подразделение «Белого легиона». Бородин знал, что эти ребята могут выполнить любое задание.

Командир диверсионной группы провел Глеба в спортивный зал. Здесь собрались бойцы — больше десятка уверенных в себе парней. В них не было ничего необычного. Одни накачанные, играющие мускулами, другие — сухощавые, невысокие. Но Глеб сразу ощутил некую ауру, присущую настоящим бойцам. Движения, разговор, привычка держаться — мелочи, которые говорили о многом. Один молотил по груше, другой крутил акробатический номер, третий швырял в мишень ножи. Некоторые расслабленно развалились на матах.

— Прошу любить и жаловать, — сказал командир. — Наш новый товарищ.

— Новенький? — послышались голоса.

— А на «отстукивание»?

— Пусть покажет, что может.

«Отстукивание» — один из главных экзаменов при приеме новичков практически во все спецподразделения. Стандарт — три боя подряд с меняющимися противниками. Отличная проверка не только физподготовки, талантов рукопашника, но и способности держать удар, воли к победе. Опытный глаз на «отстукивании» сразу различит, что можно ждать от человека, будет ли от него толк и можно ли надеяться на него в бою.

— Стоп, — поднял руку командир… — Этот человек — второй номер на операцию. Ясно?

Всем было все ясно. Номер два — заместитель командира. Его приказы — обязательны. В случае ранения или гибели командира он становится старшим… Незнакомец — старший. Что тут обсуждать? Хуже, что никто не был с ним в деле и не знает, каков он там.

С гораздо большим интересом воспринято было известие о самой операции. Питомцы из лучших спецподразделений страны, эти парни были готовы к тому, чтобы взламывать укрепленные пункты противника, захватывать корабли и самолеты, уничтожать базы террористов и проводить спецмероприятия в глубине чужой территории, осуществлять ювелирные акции по ликвидации. Спецназовец живет ожиданием горячих дел. Тренировки изо дня в день, заучивание множества премудростей, оттачивание рефлексов — все это для того, чтобы пришел день, когда ты используешь все накопленное тобой в схватке с противником. Плох тот спецназовец, который не стремится на горячую работу. Плохих же бойцов здесь не держали.

— Экипировка — вариант восемь. Работаем в Московской области. Инструктаж — после получения оружия во втором зале. Вопросы?

— А у Второго есть опыт в подобных акциях? Участвовал или…

Что такое «или» поняли все. Опасение, не подсунули ли им «туриста» — решившую отметиться в акции штабную крысу или оперативника, съевшего собаку на своей оперативной работе, но ничего толком не понимающего в искусстве боя. Такое порой бывало, и, как правило, оканчивалось плохо.

— Участвовал, — кивнул Глеб.

— А прикрывать? — спросил боец в тельнике.

— Кого мне прикрывать? — спросил Глеб, и по залу прокатился смешок.

Глеб взял с пола метательный нож и, почти не глядя, небрежно швырнул его в мишень. Нож глубоко вошел в деревяшку.

— Фокусник, — негромко произнес сидящий на матах спецназовец. В его голосе послышалось уважение. Сам бы он с такого расстояние в десятку не попал, хотя и владел искусством метания ножей неплохо!

— Поглядим, каков в бою, — прошептал другой спец.

Лишний человек, притом под вторым номером, в боевой ситуации есть фактор неопределенности и нестабильности. Это понимали все, в том числе и Глеб. Но Глеб знал и еще одно — с его боевым опытом он сумеет притереться к группе. И его участие будет уж никак не бесполезным. Кроме того, он уже был на базе противника. И хотя видел не слишком много, но все равно как-нибудь может сориентироваться там.

Никто из спецов не мог знать, как сложится его судьба и судьба его товарищей, кто вернется живым, а кому не повезет. Но каждый знал, что дело их — правое. Каждый сам выбрал свою судьбу и готов был идти по этому пути до конца.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Волка и спецназовца кормят ноги. Главное вперед — не останавливаться. Километр за километром. Тянет к земле тяжелая поклажа, колотит в бок автомат, ломит плечи от груза, по лбу течет пот, дыхание сбивается. Какое оно уже по счету, это дыхание — второе, третье, четвертое? Об этом думать необязательно. Главное, идти вперед.

Труднее всего — ведущему. Те, кто идет сзади, приклеиваются к нему, попадают в такт с ним, видят его спину. Первому держаться не за кого. Он прокладывает путь.

Артемьев уже начал подзабывать, что такое подобные броски. А ведь бывало и похуже. Афганистан. Африка. Локальные, но оттого не менее страшные войны. Были горы, были и джунгли. И объекты врага, которые необходимо было разнести.

Ничего, есть ещё порох в пороховницах, подумал Артемьев. Держался он нормально. Во всяком случае, бойцам из группы «Юг», в которой сейчас был нулевиком, он не уступал!

— Пропусти батьку, я поведу, — сказал Артемьев после небольшого перерыва ведущему.

И опять шаг за шагом. Вперед! По чужой территории. Некогда советская земля. Наша земля. Еще несколько лет назад разве мог Артемьев представить себе, что будет ночью прыгать сюда с вертолета, мерить горные версты, обходя населенные пункты, соблюдая маскировку, стремясь к объему, подлежащему уничтожению. Сейчас для него, офицера, КГБ СССР, это — вражеская территория.

Не останавливаться. Вперед. На ведущем большая ответственность. Нужно задавать темп и направление.

Прочь посторонние мысли.

Тяжелая дорога — через горы, расщелины, первым — это для диверсионной группы. Больше никто там не пойдет. Проскользнуть тенью и обрушиться на врага, возникнув будто из ниоткуда, — это работа диверсионной группы. У группы, проявившейся раньше или позже времени «Ч», шансов на выполнение задания совсем немного. И на то, чтобы выжить, тоже.

Привал. Укромное место — со стороны не высмотришь. Троих бойцов — в охранение. Несколько минут на отдых. Парни умеют их использовать. Расслабиться, — вытянуть гудящие ноги. Перевести дыхание.

— Как оно — возвращаться? — спросил Артемьев.

— Сочтемся с душманами, — недобро прищурился Опаленный — тот самый старший лейтенант-танкист, Валерий Лунев, не так давно бывший дичью в охоте на человека. Единственный, кому удалось выбраться из «загона». — Вспомнят еще ту охоту.

— Пошли, — приказал Первый.

Первому — лучше знать. Нулевик — Артемьев, руководит операцией. Но непосредственно боевыми действиями, продвижением командует Первый — худощавый, невысокий жилистый спец из расформированной после октября девяносто третьего группы «Стяг» — лучшего спецподразделения в мире.

Опять груз на плечо. Оснащение и вооружение группы — боеприпасы, взрывчатка, радиоуправляемые мины, бесшумное оружие: автоматы «ОЦ-14» и снайперские винтовки «винторез», рации, гранатометы, легкий пехотный огнемет «шмель», приборы ночного видения.

А вот бронежилеты и бронешлемы со встроенными рациями, обычно используемые в противотеррористических мероприятиях, для диверсионной группы — слишком большая роскошь. Как при полете в космос — каждый грамм веса на учете, берется только самое необходимое.

Средняя глубина заброски — несколько десятков километров. Маршрут тщательно разработан — он прочерчен на электронном планшете. Оставлено время для страховки. Но оно не понадобилось. К нужному месту диверсионная группа вышла без особых затруднений — ничуть не сбившись с графика.

— Знакомые места, — прошептал Опаленный. Здесь он провел самые худшие месяцы своей жизни. Пережил самое страшное испытание. И вышел из него с честью..

— Вон он, — Артемьев отрегулировал инфракрасный бинокль. В нем окружающее выглядело бледно-зеленым. Вдалеке, среди гор, расположился лагерь. Он напоминал типичный объект ГУЛАГа — вышки, контрольная полоса, одноэтажное квадратное кирпичное здание, несколько бараков — длинных, как складские помещения, грузовик и три легковые машины перед гаражом. Дальше скалы обрывались, внизу бурлила горная река.

Вон бараки, показал Опаленный. — Как скот людей держат.

— Что-нибудь изменилось после тебя? — спросил Артемьев.

— Вроде нет…

— Лишь бы вокруг какую-нибудь хитрую сигнализацию не установили.

— Могли. Но маловероятно, — покачал головой Опаленный. Считают себя здесь, бандюги, хозяевами. Кого им бояться?

Теперь ушки на макушке. Самая опасная зона — вблизи объекта.

— Сохранять радиомолчание до моего распоряжения, — приказал Первый. — Надо их прощупать.

— Я и Опаленный, — предложил Артемьев.

— Действуйте, — кивнул Первый.

Артемьев и Опаленный выбрали самый неудобный маршрут — пришлось карабкаться чуть ли не по отвесным скалам..

Ночь — друг спецназовца. С ночью нужно уметь дружить, ее нужно знать и уважать — тогда она будет не врагом, а другом и помощником. Инфракрасные очки и приборы ночного видения дают цветное преимущество, нужна только практика, чтобы ориентироваться в бледно-зеленоватых пятнах. Ночь не любит неосторожных и забывчивых, не прощает самонадеянности. Горящая сигарета в темноте различима за восемьсот метров, горящая спичка — за полтора километра, свет фонаря и вспышка выстрела — за два, а фары и костер — это уже восемь километров. Ночью в два раза лучше слышимость, поэтому неосторожное движение, опрометчивый возглас, треснувшая ветка могут обернуться крахом всей операции. Тот, кто умеет скользить по ночи неслышно, осторожной кошкой, используя растительность и детали ландшафта, — хозяин положения. Особенно если на тебе комбез из ткани, непрозрачной для инфракрасных лучей и потому скрывающей тебя от приборов ночного, видения. Артемьев всегда был дружен с ночью. И Опаленный тоже.

Каждое движение — выверено. Каждый жест, каждое слово — продуманы. Опасность даже не в том, что можно нарваться на «секрет» противника — его Артемьев срисует сразу. Хуже — наткнуться на растяжку, проволоку, подсоединенную к мине. И тогда — взрыв. Тут уж надежда на чутье, опыт, знание повадок минеров и на правильный выбор направления движения. А еще на то, что бандиты не будут минировать лес на своей территории.

Разведку провели удачно. Вернулись, узнав все, что нужно.

— Вон вышка, на ней сонный «дух» с пулеметом. Снять его — и территория будет наша, — предложил Артемьев.

Первый еще раз перебрал космические снимки «загона». Идея Артемьева соответствовала первоначальному плану.

— Ладно… Четвертый работает с Восьмым и Шестым, — изложил окончательную расстановку Первый. — Блокируете этот участок. Прижимаете душманов…

Расчет времени — по секундам. Позывные.

— Работаем с «глушаками». Сигнал к началу операции — три импульсных сигнала. Они означают и конец радиомолчания.

Все, точки над «и» расставлены.

Минуты текли за минутами. Половина третьего. Самое удачное время. Часовые пребывают в полусонном состоянии и меньше всего реагируют на окружающее.

— Выдвигаемся на позиций, — приказал Первый…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Менгель указал на девичье тело, лежащее на операционном столе, опутанное проводами и трубками.

— Вот, коллега, она — женская плоть, улыбнулся он. — Причина бесчисленных страстей и преступлений. Предмет воспевания, обожания. Поэмы. Романы. Цветы, Серенады. Все для ублажения похоти мужланов. А для Кувалды, к примеру, это просто клочок боли и крика — самая сладострастная для его ушей музыка:

— А для вас? — спросил Кутепов.

— Для меня… Сокровищница. Хранилище ценнейших химических веществ… А что мне еще тут должно нравиться? Изгибы бедер, линия груди? Или ее так называемый внутренний мир — короткие мысли, убогие чувства, мелкие желания?

— Она человек.

— Ну да. Вспомните еще, что у нее есть права… Коллега, в мире единственное реальное право слабого — умереть во славу сильного.

Кутепов поморщился. В последнее время бахвальство и циничные разглагольствования Менгеля отзывались в нем нешуточной болью, будто кто-то тер его скребком изнутри. Они отдавали бы банальностью и претенциозностью, если бы звучали в чьих-то других устах. Менгель же произносил их как какую-то сатанинскую проповедь.

— Начинаем, — кивнул Менгель, нажимая на кнопку лазерного скальпеля.

— Что там за шум? — удивился Кутепов.

Загорелся экран монитора. На нем появилось перекошенное лицо коменданта.

— Что у вас там? — недовольно спросил Менгель.

— Нападение…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Три импульсных сигнала. Начало атаки. Показалась база. Летчик кинул вертолет вниз, и тот, почти сбривая верхушки деревьев, ринулся к огороженной Забором, территории. Там можно было различить крыши нескольких зданий. Подходы контролировались электромагнитными и оптиковолоконными системами обнаружения, нейтрализовать которые было непросто. Поэтому с самого начала решили отказаться от незаметного проникновения и ювелирной зачистки. Объект решили брать, не задумываясь о производимом шуме. Главное — избежать потерь. Так что эта операция больше походила на войсковую.

Ночь разорвалась пламенем и громом. На территорию базы легли выпущенные с вертолета реактивные снаряды. Один угодил в домик, из его, окон тут же вырвалось пламя.

— Сдавайтесь, вы окружены подразделением госбезопасности, — для порядка проревел в мегафон Четвертый, и его голос понесся над землей.

Снайпер снял два прожектора, освещавшие территорию базы, и она утонула в темноте. Зато через очки ночного видения можно было различить все.

Глеб нажал на гашетку пулемета, и крупнокалиберные пули прошлись по земле. Десантники получили возможность покинуть вертолет и рассредоточиться по территории.

Глеб мягко приземлился, перекатился и ринулся вперед.

— Третий в графике, — слышалось в наушниках «сферы».

— Шестой — отработку закончил. Точка снята.

Из окна двухэтажного дома работал пулемет, перекрывая сектор. По пулеметчику ударили из гранатомета.

— Получил, — прошептал Глеб…

Но пулемет заработал вновь. И, похоже, боевой расчет сдаваться не собирался. На что надеялись боевики — сказать трудно. Скорее всего сработал инстинкт — биться до последнего.

— Пятый, мой сектор отработан, — прозвучало в наушниках.

Семьдесят процентов территории базы под контролем. Но это не главное. Глеб знал, что база зарылась в землю. И проход в подвалы — через двухэтажный дом, из которого молотил пулемет.

Гранатометчики не достали огневую точку на втором этаже. Глеб нырнул в сторону, и пули взрыхлили землю там, где он только что был. Наверное, у защитников базы тоже все в порядке с приборами ночного видения. В темноте работают как днем.

Тактика стандартная — одни прикрывают, другие рвутся вперед. На прорыв шел Глеб. Он действовал на автомате, подсознание подсказывало единственно правильные действия. Несколько метров вперед, рухнуть в углубление… Дальше грузовичок, приткнувшийся на стоянке недалеко, от дома, следующее укрытие. Рывок — цель достигнута. Несколько секунд отсидеться и опять бросок.

Готово. Глеб стоит прижавшись к стене. Кто там такой щустрый лупит из пулемета? Точка отлично оборудована — толстый бетон, узкое окно, обложено мешками как в Чечне. Знают толк в обороне, сволочи. Сдаваться уже пора, а они, как последние «отмороженные», знай палят без толку…

На первом этаже — решетки, а про второй, кажется, забыли. Глеб нащупал выступ. Приподнялся.

Дух-дух — опять заработал сверху пулемет. Пусть пока порадуются.

Глеб подтянулся. Вот он уже на уровне второго этажа. Если что-то понимает в архитектуре, то это помещение — за две комнаты от той, из которой работает пулеметчик. Сюда и войдем.

Граната в комнату. Свист осколков. Глеб провалился внутрь, дав для порядка круговую очередь.

Обычный кабинет. Вернее, был когда-то кабинетом… Теперь шкафы искромсаны осколками, куски железа засели в корешках книг, разворотили телевизор и факс. Никого…

Не терять времени Впереди коридор… Гранату туда… Вперед.

Глеб выпрыгнул, пригнувшись, в коридор, ушел по привычке влево. Коридор изгибался буквой Г. Мелькнул вырваный инфракрасными очками из темноты зеленоватый расплывчатый силуэт. Глеб выпустил очередь. Один готов. Теперь отстегнуть магазин автомата. Приладить новый.

Вот помещение, откуда хлещет пулеметный огонь, Если они не дураки, то Глеба ждут. Вот только предпринять ничего не успеют.

Ногой по двери — распахнулась. Гранату туда…

Взрыв.

Получите еще одну гранату — для страховки. Последнюю из запаса.

Бухнуло.

Теперь внутрь. И сразу влево. Основное правило — двигаться влево от противника. Ему труднее поворачиваться вправо и вести огонь. Автомат у бедра. Главное — патроны не жалеть. При штурме не жмотятся. Длинная очередь, Глеба действительно ждали. Он упал, перекатился, так что очередь прошла поверх его головы, и тут же срезал противника, уберегшегося от осколков гранат за сдвинутым шкафом. >

— Говорит Второй, — произнес Глеб. — Огневая точка накрыта. Проход на нижние уровни открыт.

Перевернутый пулемет, цинки с патронами и два трупа — вот что находилось теперь в комнате.

Спецназовцы из штурмовой подгруппы Глеба уже под окнами дома. Акробатическая пирамида. Двое подставляют плечи третьему… Вскоре все в здании.

На улице теперь изредка трещали выстрелы. Ухнул взрыв. Спецназовцы закончили зачистку территории.

Глеб отбросил опустевший магазин. Прищелкнул уже третий. А вот подарок — несколько гранат — наследство от защитников базы. Очень пригодятся.

— Вперед, — приказал он. — Я первым.

Он и двое бойцов выскочили в коридор. Вниз по лестнице. Металлическая дверь. Вход на нижние ярусы. Взрывчатка-ключ — и проход свободен. Гранату туда. Потом вперед и вправо. Очередь — патронов не жалеть, пусть будет подлиннее.

Ба, знакомые места. Глеб здесь уже бывал.

— Э, погоди, сдаёмся, — послышался испуганный крик.

— Выходите, — сказал Глеб.

Вышли. Как пленные «фрицы». Охрана — им помирать не хочется. Кому хотелось — тех выбили на поверхности. Ни одной знакомой физиономии. Зато места знакомые. Здесь Глеба водили на допросы.

Через пятнадцать минут зачистка была закончена. Из двадцати пяти бандитов восемнадцать было уничтожено. Остальных — в плен. Все, что они знают, теперь будет забито в информбанки «Легиона». А потом за эти сведения возьмутся аналитики. Что-нибудь да надыбают.

Первый, стоящий у вертолета, приказал в рацию:

— Грузимся. Снимаемся.

Вертолет взмыл вверх, унося пленных и спецназовцев. Часть группы загрузилась в машины. Через несколько минут на базу вошло войсковое подразделение ФАГБ. Вместе с ним прибыл генерал-лейтенант Бородин.

— Неплохо окопались, — отметил он, осматриваясь.

— Совсем мафиози обнаглели, — покачал годовой командир подразделения, который ровным счетом ничего не понимал в происходящем. И который не привык прилетать на готовенькое. — Крепости строят.

Оперативники обнаружили на базе трупы, склад оружия. Операция завершилась…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Нападение на базу-дубль, — сказал комендант.

— Ну и что? — недовольно осведомился Менгель.

— У нас тревога. Вы должны занять положенные по расписанию на режим «Гроза» места. И быть готовыми к эвакуации.

— База-дубль далеко.

— Все равно. Инструкция по «Грозе»…

— Не морочьте мне голову! — взорвался Менгель. — Мы начали работу. У нас пробный процесс, и мы его не можем прерывать из-за ваших игр в солдатики.

— Но…

— Я ясно выразился? Прерывание процесса обойдется нам во столько, сколько не стоит вся ваша база-дубль!

— Безопасность…

— Ваши проблемы… Все, вы мне мешаете.

Монитор отключился.

— Начали… Электрошок.

Электрический заряд ударил по телу девушки, и оно изогнулось.

— Еще…

Пальцы Кутепова летали по клавиатуре компьютера. Он следил за диаграммами.

— Норма.

Менгель подсоединял к венам жертвы трубочки. Надрезал плоть. Девушка была уже мертва. Она только что умерла — и это значило много.

Менялась структура извлеченных из гипофиза, щитовидной железы, печени веществ. Создавались и рушилась молекулярные цепрчки. Выкристаллизовывалось нечто, что способно в очередной раз потрясти мир «черной фармацевтики». Менгель работал, отключившись от всего. Он будто стал частью своей совершенной аппаратуры. Его несли куда-то вдаль сладострастные волны. Он пребывал в экстазе. Сейчас его усилиями создавалось нечто новое. Нечто такое, чего не видел и не знал еще ни один человек в мире. Момент расширения знания человечества. Менгель не врал, когда говорил, что живет для этого. Это было его высшим наслаждением.

— Первый эта завершен, — сообщил Кутепов.

Менгель отошел от операционного стола и устало упал на стул.

— Отлично.

— Вы бледны. Вам плохо? — спросил Кутепов.

— Мне? Я чувствую себя изумительно!.. Если вторая стадия завершится нормально, будем готовить номер двести пятнадцать. У нее уникальный состав крови. Уникальные гормоны.

— Анастасию? — Кутепов представил томящуюся в «запаснике» девушку, и сердце у него защемило.

— Номер двести пятнадцать, а не Анастасию, — жестко отрезал Менгель.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Едва слышный щелчок. Короткая стрела, выпущенная из арбалета с инфракрасным оптическим прицелом, нашла цель. Часовой на вышке уронил голову, в которой прибавилась еще одна дырка. Вверх бесшумно скользнул темный силуэт. Все, одна точка под контролем.

— «Лавина»! — послышался из радии голос Первого. Это означало начало операции.

Едва слышные хлопки — пули «винтореза» продырявили охранников на двух других вышках. Ночь разорвали взрывы гранат. Спецназовцы уже перемахивали через ограждение. Ничего не понимающие охранники, выскакивающие на улицу, ложились под свинцовым напором — с вышки их косили без всякой жалости.

Спецназовцы рассредоточивались по территории. Заряд из «шмеля» по караульному помещению, еще пара гранат — все, теперь о них можно не беспокоиться.

Артемьев швырнул светошумовую гранату в домик, где веселились свободные от службы охранники. Выбил дверь. Заскочил в помещение, в котором трясли головами обалдевшие абреки. В углу съежилась голая девушка, которую, похоже, здесь пускали по кругу. Стол с яствами перевернут, по полу растекается красное вино.

— Лежать, уроды! — крикнул Артемьев и с хрустом врезал десантным башмаком по лицу абрека, тянущегося за автоматом.

Другой попытался повернуть в его сторону автомат, и тут же получил прикладом от спецназовца.

— Здорово, Руслан, — Опаленный нагнулся над крупным горцем. — Дичь вернулась.

— А, — Руслан посмотрел на Опаленного, и тут лицо его передернулось. — Собака.

Опаленный сграбастал небритую физиономию так, что у горца непроизвольно хлынули слезы. Руслан попытался ударить Опаленного, но танкист впечатал его лицо в пол.

— Это твои первые слезы, поганец. Будут еще, — недобро нахмурился Опаленный.

— Закончили, — слышались доклады офицеров.

— Зачистка закончена.

— Караулку пропылесосили.

— В первом секторе какой-то гад никак не угомонится. С пулеметом.

— Уничтожение.

— Готов… Сектор зачищен…

Артемьев открывал двери бараков. Когда-то точно так освобождали узников фашистских концлагерей. Изможденные, потерявшие надежду люди не верили, что их мучения заканчиваются. Артемьев нагнулся и погладил мальчонку лет двенадцати, явно кавказского вида. Посмотрел в глаза некрасивой девушки, стоящей на коленях в углу барака. Одни заключенные плакали, другие что-то горячо пытались объяснить, третьи что-то спрашивали. Артемьев автоматически отвечал. И чувствовал, что на его глаза, наворачиваются слезы.

— Через пять минут будут, — сказал Первый, глядя на часы!

— Хорошо, — кивнул Артемьев.

Вертолеты появились через четыре минуты. Они приземлились на ровную большую площадку перед бараками. Людей начали загружать в их объемные чрева.

— Надо быстрее. Как бы местные не переполошились, — беспокоился Первый.

Вскоре погрузка закончилась. Артемьев затолкал в портфель все найденные в канцелярии бумаги, дискеты, винчестеры от компьютеров. С помощью взрывчатки взломали три сейфа. Кажется, управились. Больше на базе делать было нечего.

— Как с местами? — поинтересовался Артемьев, подходя к вертолету. -

— Бандюков всех не вывезем. Что делать с ними?

— Как что? — пожал плечами Артемьев, — В утиль.

Первый кивнул.

Старая фраза — если враг не сдается, его уничтожают. Первый знал, что есть враги, которых уничтожают даже тогда, когда они сдаются. И знал, какое осиное гнездо они сожгли только что. Есть преступления, после которых в живых не оставляют. И Первый воспринял приказ как должное…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Кунцевич прошелся по кабинету, ударил кулаком по обтянутой шелком стене. Нахлынувшая было ярость утихла. Приходилось признать, что сейчас обстоятельства складываются против него. Ситуация пока еще под контролем, но ощущение — как у скалолаза, повисшего на отвесной стене. Крючья страховки вылетают один за другим, камни выскальзывают из-под ног. Эта ассоциация возникла у Кунцевича неспроста. Значок снежного барса на парадном костюме — единственный, который он носит. Заслуженный значок. Означает, что его обладатель покорил самые крутые семитысячники на Памире. Как все было просто — вершина и ты против вершины, друг под рукой, которого ты должен вытащить в случае чего и который вытащит тебя. Прямые дороги. С какого времени у него, генерала госбезопасности Кунцевича, начались эти извилистые пути? И стоит ли результат того?

Кунцевич уселся в резное кресло. Прочь злость. Прочь подступающее отчаяние. Он из тех людей, которых неприятности не деморализуют, а мобилизуют.

Итак, что он имеет на сегодняшний день? «Загон» в Азербайджане уничтожен. В Подмосковье одна из лучших баз, в которую вложено столько средств, тоже уничтожена. Значительные потери в живой силе. Спалено несколько цепочек вчистую..

Кунцевич нажал на кнопку вызова. Вошел начальник его охраны.

— Срочно сюда вора и политика.

— Есть, — по многолетней привычке произнес охранник.

Чумной появился через полтора часа. Вид у него был крайне затравленный. Вице-премьер Чекалин — через два, весьма недовольный.

— Вы меня вырвали с важного совещания, — заворчал он.

— Да хоть от самого Президента, — отмахнулся Кунцевич.

— Ну, знаете… — начал было вице-премьер. — Это уж слишком.

— Да помолчи ты, агент американский! — хлопнул рукой по столу Кунцевич. Вице-премьер поежился, словно ожидая, что следующий удар придется ему по голове. — У нас провал за провалом. Сегодня противник уничтожил базу-дубль и «загон» в Азербайджане.

— Слышали, — кивнул Чумной.

— Что? — прошептал вице-премьер, бледнея, как будто только что наглотался отбеливателя.

— Политик, как всегда, с луны свалился, — недобро хмыкнул Чумной.

С каждым месяцем Чумной вел себя по отношению к вице-премьеру все нахальнее. От былого нарочитого почтения, какое и положено испытывать к людям такого ранга, не осталось и следа. Вор начинал обращаться с Чекалиным как с обычным фраером, которого приходится терпеть, поскольку они повязаны общими делами. Прекрасно разбиравшийся в людях воровской авторитет без труда разобрался и в натуре вице-премьера. И проникся к нему естественным презрением. «Я — вор в законе, а он — без всякого закона», — как-то сказал он. Знал, что, если начнут продавать организацию, первым в очереди стукачей окажется именно вице-премьер. Да и вообще воры никогда не-любили барыг, а по характеру вице-премьер был ближе всего как раз к скупщикам краденого.

Настроение Чумного, казалось, безнадежно испорченное убийственными известиями, быстро пошло вверх при виде вконец растерявшегося, выглядевшего побитым псом Чекалина.

— Что за тон? Чай не на нарах… Кто нас прижал? — вопросительно посмотрел на присутствующих вице-премьер.

— Общество защиты зеленых насаждений! — взорвался Кунцевич. — «Патриоты» скорее всего.

Глаза вице-премьера воровато забегали, будто он высматривал в овальном зале щель, куда можно спрятаться.

— Чай не у Президента в прихожей штаны просиживать, — хихикнул Чумной, передразнивая вице-премьера.

— Ну хватит, — хлопнул рукой по столу Кунцевич. — Итог. Две точки накрыто. Еще не катастрофа. О центре и о нас противнику не известно ничего.

«Надо надеяться», — добавил про себя Кунцевич.

— Мне-то что делать? — спросил вице-премьер.

— Жить спокойно.

— У меня вилла в Северной Флориде. О ней никто не знает, — словно бы невзначай сказал Чекалин.

— Вы будете сидеть в своем кресле. И делать, что говорят. — Кунцевич недобро посмотрел в глаза Чекалину. — Во Флориде вы мне не нужны. Представляете, что это значит — не нужны?

Вице-премьер судорожно сглотнул и вжался в спинку стула. Он примерно представлял, что творит отставной генерал с предметами и людьми, ставшими ему ненужными.

— Главный вопрос — откуда «патриоты» узнали о местонахождении объектов? — спросил Кунцевич.

— Дятел отстучал, — буркнул Чумной.

— Не исключено. Но кто? Лицо, достаточно осведомленное. Осведомленное только об этих двух объектах. Но ровным счетом ничего не знающее об объекте номер один.

Сколько таких?

Пятеро. Двое были на захваченных объектах. Трое сейчас в подвале.

— Быстро, — оценил Чумной.

— Мои специалисты по допросам ждут указаний начать их обработку. А если все-таки есть и другой источник сведений? Если он не один? Накопление и обработка вторичной информации порой делает чудеса.

— Не, надо дятлов быстрее выявлять и мочить, покачал головой Чумной. В Иначе «патриоты» и сюда заявятся…

— Сюда придут в последнюю очередь.

— И то верно. Хата спалиться не может. О ней никто не знает. Даже политик не знает, где она. Чумной насмешливо посмотрел на вице-премьера, — С завязанными глазами сюда возят.

— Да пошел ты к ё… матери! — вдруг с неожиданным чувством произнес вице-премьер…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Пока специалисты из «Легиона» выворачивали наизнанку пленных, выдавливая из них по капельке информацию, «Синдикат» заметал следы. Засвеченные агенты выводились из игры, связи обрубались. За день в Москве резко выросло количество убийств и несчастных случаев. Для тех, кто не был в курсе происходящего, это лишь очередной взбрык статистики — бывает такое. «Легионеры» отрабатывали полученные на допросах адреса, явки и находили там трупы или не находили никого.

Боевые действия между двумя подпольными организациями прекратились. Затишье было временное, и все понимали это.

Аналитики «Легиона» получили много новой информации. С ней уже можно было работать. Ее можно было проверять. «Синдикат» теперь не был безликой темной силой. Становилась ясна его структура, связи, принципы работы. Возникали реальные версии и направления расследования. Но на работу по этим направлениям требовалось время. Без сомнения, и в «Синдикате» кипит примерно такая же работа, и их специалисты тоже все отчетливее представляют очертания противника.

Генерал-лейтенант Бородин смотрел на лежащую перед ним на столе справку. «Арвид Густавович Эртель, 1950 года рождения, кандидат биологических наук, два высших образования. Автор ряда научных работ — большинство из них носили закрытый характер. Родных и близких нет. Умер от сердечного приступа 17 апреля 1985 года».

Он положил рядом фоторобот, составленный со слов Глеба, и фотографию Арвида Эртеля. Одно лицо. Один человек. Только на фотографии ученый на несколько лет моложе.

— Глаз наметан, — задумчиво произнес Бородин.

Да, если Глеб действительно описывал именно Эртеля, то сделал это необычно точно… Эртель, нет сомнений.

В самом начале проекта «Гиппократ» по всем канонам розыскной тактики взялись за всех, тех, кто имел отношение к этой научной тематике. Подняли даже мертвых. И теперь выяснилось, что не зря.

Тогда Бородин внимательно просмотрел эти документы, и никаких версий у него не возникло. Эртель и Эртель. Давно мертв. Чего ради его досье вообще надо было тащить в дело? Оказалось, надо.

Теперь Бородин, рассматривая фотографию, мучительно пытался зацепить какую-то мысль. Какой-то отголосок неясного воспоминания. Что-то было связано с этим человеком. Запоминающееся лицо…

И неожиданно будто в свете молнии высветилось воспоминание. Точно! Восемьдесят восьмой год. Бородин работал в созданной Главными управлениями разведки и контрразведки совместной группе по выявлению агентуры в госучреждениях, в том числе в органах госбезопасности. Очередная проверка сотрудников центрального аппарата. В КГБ практиковалась такая метода работы выборочный контроль за сотрудниками. На стол Бородину ложились материалы наружного наблюдения. И на одной фотографии он видел этого самого Эртеля… С кем? Надо вспоминать. Попытаться поднять те самые материалы…

Нет, не надо. Видел он его в обществе Кунцевича. Тогда еще полковника.

Теперь все начинало становиться на свои места. По документам в том самом восемьдесят восьмом Эртель должен был уже не один год лежать в могиле. Значит, кому-то хотелось, чтобы все думали — ученый мертв. Последняя тема его исследований — что-то связанное с биохимией мозга. Это все и объясняет. КГБ в то время вел исследования по контролю над сознанием. Шла разработка соответствующих новых препаратов. Результаты оказались далеки от тех, на которые рассчитывали. Но кое-какие любопытные вещи все же удалось получить. Возможно, к Эртелю стали проявлять интерес спецслужбы других государств как к ученому, занимающемуся подобными исследованиями. Статьи его появлялись в научных журналах — поначалу тема некоторое время не была закрыта. Скорее всего заокеанские мудрецы просчитали перспективы этих исследораний, возможно, начали искать подходы к ученому. Когда то же самое просчитали советские специалисты — Эртеля решили убрать с глаз долой от греха подальше. Если его просто перевести на режим секретности, значит, это будет сигнал — русские признали направление перспективным и изо всех сил тащат тематику. Не годится. А не умереть ли Эртелю от сердечного приступа? Всяко бывает с учеными. Работа тяжелая, нервная. Сердце слабое. Родных и близких нет. Венок от родного НИИ, да траурный марш, да дежурные речи. Сказано — сделано: Эртель исчез… Что ж, версця вполне правдоподобная.

Итак, Эртель оказывается в закрытой лаборатории. Занимается любимым делом. С влиянием на мозги сограждан новыми препаратами у него выходит не слишком, но он натыкается на ти-тропазин. Сенсация. Группа медикаментов двадцать первого века.

А время как раз такое — бардак крепчает. КГБ трещит по швам под ударами развивающейся демократии. Впереди большой раздрай. Умные люди, а Кунцевич именно из этой породы, понимают, что дело пахнет керосином, принципов больше нет, так же как нет Родины. Спасайся, кто может, и тащи, кто что унесет. Работу лаборатории курировал генерал Кунцевич? Возможно. Так почему бы ему не перевести ее в автономное плавание? Тогда становится понятно, откуда оборудование, оснащение. Возможно ли провернуть такое дельце? Тогда, несколько лет назад, в тёмный период, занявший чуть больше года, когда руководитель госбезопасности торжественно передал американцам суперсекретную техническую информацию, прибалтийским неофашистским режимам сдали в знак вечной дружбы, с униженными улыбками, агентурные архивы, все было возможно. Дело, в будущем, обещало обернуться миллиардами долларов. Значит, Кунцевич использовал шанс? Он мог это сделать. Бородин сталкивался с этим типом неоднократно. Его усилиями два года назад Кунцевича все-таки вышибли из органов, где он карабкался все выше и выше, пока не свернул себе шею. Человек с гипертрофированным честолюбием, сильной волей, обладающий как прекрасным стратегическим мышлением, так и отличными тактическими навыками, способный на неординарные решения. Кстати, он был один из подозреваемых в списке возможных руководителей «Синдиката», отрабатываемом «легионерами». Его пытались взять в работу, но ничего подозрительного не накопали. Теперь пора снова вернуться к этой фигуре.

Кто Кунцевич в «Синдикате»? Вряд ли на вторых ролях. Он не терпел вторых ролей, на чем сгорел и вылетел из ФАГБ. Что это значит? Руководитель «Синдиката» вычислен? Возможно, и так.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Меньше всего Чумному хотелось сейчас видеть Мертвяка. Но никуда не денешься — приказ Кунцевича. И что только отставной генерал нашел в этом кровососе?

— Что я должен делать? Отыскать протечку? — спросил Мертвяк, положив ноги в ботинках сорок шестого размера на журнальный столик.

— Неплохо бы.

— Я только и ищу у вас стукачей. Где вы их столько набрали?

— Там больше нет.

— Есть… Что с теми тремя подозреваемыми?

— Прошли через подвал. Больше им вообще ходить не придется.

— Не признались?

— Нет, это не они. Кто-то еще…

— Мне нужна вся информация по спаленным базам.

— Какая еще информация?

— Вся. Я должен знать, что там происходило в последние месяцы.

— Подумаем.

Но материалы Мертвяк все же получил. И занялся любимой работой — составлять мозаику из кусочков.

Просматривая дискеты по третьему разу, Мертвяк наткнулся на то, что искал. На кончик ниточки. Он связался с Чумным.

— Кто-нибудь остался в живых из «загона» в Азербайджане?

— Всех порешили, волки. А часть с собой забрали.

— Может быть, кто-то, кого не было там в это время?

— Ну, остались. А что они могут сказать?

— С центровыми хочу побеседовать.

— Ладно. Попытаемся.

— Можешь не торопиться. Мне спешить некуда. Солдат спит — служба идет.

— Доставим.

На следующий день Мертвяк имел возможность побеседовать в подвале с одним из боевиков, охранявших «загон». Разговорил его Мертвяк за два часа. Горец сперва был горд и упрям. Потом хотел быть хитрым. А когда его выволакивали под белы руки, это было сломленное и физически, и морально существо. Мертвяк поработал с ним в свое удовольствие.

— Ну и зачем ты изуродовал эту «шестерку»? — спросил Чумной.

— За дело, — ответил Мертвяк. — Теперь все ясно.

— Что он тебе сказал?

— Что его черномазые братья забыли о чувстве меры. Помнишь, происшествие с гибелью одного из их людей. Списали на несчастный случай. На самом деле все было по-другому.

— Как по-другому? — Чумной заволновался.

— Аборигены развлекались охотой на людей. Одна из жертв убила преследователя и скрылась.

Ты думаешь, жертва добралась до «патриотов»?

— Вполне возможно.

— Ладно, положим, так прокололи «загон» в Азербайджане. А как быть с подмосковной «малиной»?

— Тут виноваты вы сами. Точнее — ты.

— Заговариваешься?

— Помнишь того шустряка — Глеба? Которого нам пытались внедрить?

— Он мертв.

— Кто тебе это сказал?

— Его смотрел врач.

— Значит, врач ошибся. Как говорил Марк Твен, слухи об этой смерти сильно преувеличены.

— Марк Твен? Из законников или из новой шпаны?

— Не из законников… Я тебя предупреждал, чтр мы имеем дело не с обычным чудиком. Он обвел тебя вокруг пальца, вор! — Мертвяк ударил кулаком по столу так, что тот едва не треснул.

— Не верю…

— Чумной, это он. Даю голову на отсечение. А моя голова дорого стоит.

Чумной потребовал срочной встречи с Кунцевичем и ознакомил его с гипотезой Мертвяка.

— Копыта тот духарик отбросил, — сказал вор. — Точно… Но Мертвяк считает, что так можно симулировать.

— Значит, можно, — кивнул Кунцевич.

— Но я не знал.

— Не суетись, потом будем разбираться, кто больше виноват. Что теперь? Что он мог узнать?

— Местоположение базы. Ее он продал… Меня он не видел. Вас — не видел: А видел… Менгеля.

— Видел, — кивнул Кунцевич, разглядывая Чумного недобрым, оценивающе-людоедским взглядом.

— Но он о нем ничего не знает.

— Не знает. Он составит фоторобот. Я не уверен, что о Менгеле ничего не известно генералу Бородину.

— А если знает?

— То докопается до нашей связи.

— Значит…

— Значит, я спален, — резюмировал Кунцевич.

— Он вас здесь не достанет.

— Меня — нет. А производственный центр?

— Эвакуировать? — заерзал на стуле Чумной.

— Это возможно? Перебросить такое количество оборудования, подобрать новое помещение? Так мы засветимся гораздо быстрее.

— Как они могут наткнуться на базу? Все свидетели спят в уютных братских или одноместных могилах.

— Кроме одного.

— Скорее всего тоже сгинул. Никаких следов.

— Просто мы плохо сработали. Это надо признать.

— А «патриоты» сработают лучше? — возмутился Чумной.

— Нужно рассчитывать на худшее… Натрави на него Мертвяка, — произнес Кунцевич.

— Натравлю. Толку-то?

— Посмотрим. Пока у него все получалось.

— Кроме того, для чего его вызволяли, — заворчал Чумной.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Перерыв между раундами, — вздохнул Артемьев, сидящий в кресле напротив Глеба.

— Вернулись на исходные позиции, — подтвердил Глеб.

— Пока бой за нами. Выигрываем по очкам, Две базы противника — побоку. «Загон» уничтожен. Освобождены люди. Известен один из главарей — экс-генерал Кунцевич.

— Неизвестно, где производственные цеха. Где искать Кунцевича. Кто еще входит в организацию.

— Мы знаем, что «Синдикат» пользуется услугами Мертвяка. По твоим описаниям — это он. Маньяк-убийца, который допрашивал тебя после обработки детектором лжи.

Артемьев протянул Глебу фотографии. Глеб кивнул.

— Он.

— Почитай о его подвигах. В папке досье на него. Жутковатое чтиво..

— Почитаю.

— Похоже, что в руководстве еще какой-то авторитет из воровского мира, — сказал Артемьев. — Ты утверждаешь, что можешь опознать его по голосу.

— Могу, наверное.

— На территории СНГ около пятисот воров в законе. Часть из них находится там, где им и положено находиться — в тюрьме. Другие нас не волнуют — не те фигуры, чтобы заинтересовать «Синдикат». А вот теперь послушай голоса тех, кто годится на подобную роль.

Артемьев открыл «дипломат» и вынул из него три аудиокассеты.

— Сосредоточься. Начали. — Артемьев вставил кассету и нажал на воспроизведение. — Вор в законе Гиви Кутаисский.

Из динамика послышался простуженный голос с кавказским акцентом.

«Эу гражданин, начальник, вам не говорили, что бить задерживаемых нехорошо…»

— Не он, — махнул рукой Глеб. — Дальше.

— Дальше — вор в законе Ухо.

Глухой голос, неторопливая речь:

«А слышал, как Зурабчик кончил? Говорят, на коленях по грязи полз, как боров хрюкал, пока «маслину» затылок не получил…»

— Не он, — сказал Глеб.

— Тюремный вор, из старых — Американец. — Артемьев снова нажал на кнопку.

Звонкий нервный голос:

«Прости, говоришь, Таракан? Ментовские поганые провокации? Нет, Таракан… Я-то прощу. Я человек верующий. Люди что скажут?»

— Вынесение приговора. Таракана, авторитета из Свердловска, после этого нашли с пулей в сердце. Сам себя порешил. Американцу сходняк дал право единолично выносить приговоры. С последующим отчетом и ответом перед ворами, естественно.

— Не он.

— Давай следующего. Московский вор Орех.

«Я стрелял? В милицию? Только что? Да как вы могли подумать такое?.. Стреляли? Кто стрелял?… Э, быки, выбирайте, кому сидеть… Вот ты, Гога, стрелял. Правда? Вот — он согласный. В целях самообороны. Думал — грабители…»

— Не он…

«Передай людям — пятый барак ссученный…»

«Ничего, менты, время придет — со всеми посчитаемся. Скоро уже…»

«Безработный я. Не берут на работу, знаете. На что живу? Так, люди добрые дают…»

Глеб откинулся в кресле. Прикрыв глаза, он махал рукой не тот. Под конец отобрали четырех кандидатов.

Вроде бы похожие. Сам знаешь, по магнитофонной записи опознать человека не так просто.

Послушай еще нескольких вражин, — сказал Артемьев. — Маловероятно. Уже несколько лет они не мо-золят глаза. Но все может быть.

Снова голоса. Хриплые. Басовитые. Тонкие.

«Позоренье имен честных воров — это гадские дела и ментовские провокации. Так и прогоните по хатам..»

«Вы меня с кем-то спутали. Кто такой вор в законе? Что-то в газетах читал, но никогда не видел…»

«Владимир Михайлович, я-то думал, вы на пенсии — на бережку да с удочкой. А вы все на честных людей напраслину возводите. Только сейчас у вас ничего не получится… А вообще все беды от ментов, а не от нас…»

— Ну-ка еще раз, — Глеб выпрямился.

— Пожалуйста.

Глеб повторно прослушал последнюю звукозапись.

— Он.

— Точно? — с сомнением спросил Артемьев.

— Он. Точно.

— Чумной. Большой авторитет был. Колонии на бунт подбивал. Вскрыл однажды вены в знак протеста против якобы произвола администрации. Зеки за него все разнесли. Войска вводили. Хорош. Волчара — палец в рот не клади. Смертные приговоры выносил — не морщился. Сам стукачей целый вагон порубал. Никого не жалел. Не поверишь, — любовь у него страстная была — лет двадцать назад. Он тогда уже в авторитете был. Вышел из колонии, стук-стук к любимой, а на его месте уже другой устроился, тоже вор, из корешей. Чумной взял и порешил обоих.

— Ничего себе.

— Единственная и последняя любовь. Так и сказал ей напоследок: «Тебе что, мужиков мало, почему с вором связалась?» Мол, с товарищем по цеху права гулять не имела… Самое интересное, перед всеми оправдался. И от суда народного ушел. И от воровского. По воровскому закону не мог за такое дело кореша резать — самого за это на перья надо ставить. Женщина-то — Бог с ней, а вот вора… Тогда он умудрился доказать, что кореш тот на милицию постукивал. А в этом случае — слава и почет. Стукача порезал.

— Душегуб…

— Как кооперативное движение началось, один из первых занялся рэкетом. Сразу же собрал серьезную команду. Исчез куда-то в девяносто первом году. И я не слышал, чтобы где-то возникал.

— Значит, действовал через других. Через тех, кто с вами информацией не делился.

— Мало таких… Значит, Чумной. Противник серьезный. Ходили сплетни, что постукивал на госбезопасность… Может, и постукивал. Может, Кунцевич его на чем-то поймал и запряг?

— Может быть.

— Считай, двоих вычислили. Вор и генерал. О времена…

— Где его искать, если он столько лет не проявлялся?

— Ума не приложу, — задумчиво произнес Артемьев. — Но все же найдем.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Бородин знал, что одной из самых сильных сторон Кунцевича было умение прятать концы, заметать следы… Но вместе с тем знал и то, что все концы спрятать невозможно.

Итак, где-то существует бывшая исследовательская база КГБ. Если взять эту версию за основу — что из нее вытекает? Как-то базу построили. Как-то снабжали. Как-то охраняли. Хотя бы аттестаты на оружие, рапорта, ведомости на зарплату — что-то должно остаться. Даже при самом высоком грифе секретности.

Помощники Бородина начали проработку, благо «легионеры» и агентура имелись практически во всех подразделениях ФАГБ.

Результаты не заставили себя долго ждать. Удалось установить, что Кунцевич действительно курировал какую-то программу. Но никаких документальных следов не обнаружилось. Создавалось впечатление, что архивы хорошо подчистили, хотя такое сделать не очень-то легко. Подчистили со знанием дела.

В девяносто первом происходит ряд смертей. Умирают или гибнут при странных обстоятельствах самые различные люди. Из нескольких человек, которым должно было быть известно о программе, никого не остается в живых. В Сибири разбивается вертолет со строительной бригадой управления оборудования спецобъектов КГБ. Несчастный случай? Не они ли выполняли работы по оборудованию лаборатории? Возможно. К тому же при весьма сомнительных обстоятельствах расстались с жизнью ещё четверо сотрудников «спецоборудования».

Девяносто первый год. Высшие госчиновники выбрасывались из окон, мерли от инфаркта, как тараканы от дихлофоса. Старый мир трещал, а на его месте возводилось уродливое строение мира нового, где никому ничего не нужно и никто ни за что не несет ответа. Лучшее время прятать концы.

Bce-таки что-то осталось. В памяти людей. Какая-то база КГБ в Подмосковье была, курировал ее действительно Кунцевич — это удалось узнать наверняка. А еще — в том же девяносто первом, сразу после путча, при загадочных обстоятельствах исчезает один из сотрудников Кунцевича — подполковник Мечников.

Бородин знал Мечникова. Классный сотрудник, отлично проявил себя в боевых операциях. Хороший боец. Потом — работа в контрразведке, участвовал в разоблачении агентурной сети ЦРУ. Он относился к числу тех людей, которым не рекомендуется класть палец в рот. По материалам уголовного дела и оперативных проверок напрашивался вывод, что Мечникова пытались ликвидировать, но он ушел. Где он сейчас? Нашел ли его «Синдикат» и лежит он где-нибудь в земле сырой или на дне Москвы-реки? Сожжен в крематории? Или прячется где-то на просторах России? Все может быть. Но шанс, что он остался жив, достаточно велик…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Семен Борисович Резник оставался председателем Комитета по помилованиям. Но это был уже не тот человек. От ведения заседаний он уклонялся. Сидел в углу, без всякого интереса слушая выступающих, голосовал, механически поднимая руку — как все, чтобы единогласно, благо условный рефлекс выработан. В нем что-то перегорело, сломалось. Он утерял стержень. И теперь из человека, обуреваемого мелкими страстями, амбициями, с завидным энтузиазмом проповедующего абстрактные принципы, из которых почему-то извлекается конкретная выгода, он превратился в человека, который доживает отмеренный ему срок. В манекена для голосования. И многие сомневались, что он выйдет из этого состояния, даже когда после смерти дочери пройдет достаточное время. За его спиной начали шушукаться.

— Сдал Семен Борисович, — гневно сверкала очами престарелая поэтесса. — Потеря дочери — страшно. Но есть еще долг. Перед людьми. Перед священными правами личности!

Она говорила с пафосом и совершенно серьезно.

— Конечно, — скульптор изо всех сил старался не закатывать глаза и ничем не показывать, как осточертели ему душевнобольные — а именно к этой категории он справедливо причислял собеседницу. — Но все-таки такое горе… Как он будет тянуть такую работу дальше?.

— Вот именно. Ведь она требует полной самоотдачи.

— Искусство вечное, конечно, это важно. Но бывают моменты, когда важнее общественная деятельность. Надо наступить на горло собственной песне…

— Правильно! — глаза поэтессы полыхнули мутным желтоватым огнем.

— Я решил полностью отдаться общественной деятельности.

— Именно такие люди и нужны новой России!

Скульптор все-таки поморщился от этого лозунгового призыва. Звучал примерно так же, как лет десять назад всенародно любимое «Слава КПСС!».

— Вы, конечно, хорошая кандидатура на должность председателя, — увлеченно продолжила поэтесса.

Теперь приходилось сдерживать улыбку удовлетворения.

— Попозже вернемся к этому вопросу. Все-таки пока неэтично, — потупился скульптор.

— Обязательно вернемся!

Скульптору очень хотелось стать председателем. Он-то знал, как лучше использовать это кресло. Впрочем, не он один обливался слюнями. Потихоньку уже начинали плестись сети интриг с целью захвата власти. Резникова его друзья-интеллигенты в лучших традициях волчьей стаи уже списали со счетов, и теперь оставалось накинуться на него всем скопом и схрумкать вместе с шерстью. — конечно, интеллигентно, вежливо, тактично, как и положено между культурными людьми.

А Резников продолжал тянуть лямку будней. Плыл по течению. Без интереса, без радости. Он выплакался в первый день, когда ему сообщили о смерти дочери. И застыл в оцепенении.

Однажды на общеобязательной презентации, устраиваемой новым русскоизраильским фондом, один приятель подошел к Резникову, грея по всем правилам в ладони фужер с греческим коньяком:

— Совсем скис, — покачал он головой, глядя на писателя. Так нельзя. Жизнь продолжается..

— Продолжается, — безучастно кивнул писатель.

— Кстати, давно Хотел познакомить тебя с одним хорошим человеком. Адвокат Гольдштейн. Поговоришь с ним? Полезное знакомство. Вхож, — приятель приподнял глаза, указывая ими куда-то на небо, и по его виду можно было подумать, что адвокат вхож к самому Господу.

— Поговорю.

Познакомилась. Слово за слово — договорились скрепить знакомство на подмосковной даче. Резникову это было не нужно, но он продолжал вращаться, как запущенный волчок, по привычке, в силу инерции, и остановиться ему было непросто.

Встретились на следующий дейь на роскошной даче с бассейном, колоннами, высокой кирпичной сторожевой башенкой и сараем на двести квадратных метров.

Писатель пил, но почти не пьянел. Адвокат оказался своим в доску, и, может быть, несколько месяцев назад его общество и доставило бы Резникову удовольствие. Но не теперь.

— Дело веду, — к вечеру в баньке разоткровенничался адвокат. — Плевое дельце такое. Чистейшая милицейская провокация. Хотят доказать, что мой клиент якобы торговал оружием. Дали пять лет. А у него двое детей. Двое девочек. Парень хоть куда. Не пьет, не курит. Высшее образование. А ему — пятерку. За что?

— С группировкой связан? — спросил Резников, которого работа в комитете научила зрить в корень.

— Да наговаривают все! Какая-то чеченская община… Хотелось бы помочь парню, а не знаю как. Кассацию отклонили. Погибнет в тюрьме человек. По-человечески бы помочь…

Резников неопределенно пожал плечами.

— Да что мы все о делах, — вдруг засуетился Гольдштейн. — Замучил я вас своими разговорами. Хотелось бы о писательском труде услышать. Говорят, платят-то не много.

— Вообще не платят, — кивнул Резников. Начинался привычный разговор. И в привычной манере.

— Не ценят интеллект. И имя… Кстати, мог бы посодействовать. Консультации для разных фирм.

— Консультации? По поэзии Маяковского? Или по германскому роману двадцатого века?

— Ну что вы, право? Разные вопросы. И суммы — не гонорары. Большие суммы, уверяю.

— Из любви к искусству?

— Десять тысяч долларов..

— Нет.

— Ну, пятнадцать, — в голосе адвоката прозвучала неуверенность.' Разговор шел не так, как задумывался.

— Ерунда, — Резников будто очнулся. — Мне нужно другое. Так и быть — посодействую освобождению вашего клиента. Но услуга за услугу.

— Всегда рады помочь.

— Говорят, есть взрывчатка такая, которую металлоискатели не проявляют. Правда?

— Да, вроде есть. Пластиковая.

— Она мне нужна.

— А?

— Она мне нужна, повторяю..

— Я не торгую взрывчаткой. Что вы! Это же противозаконно.

— Будет?

Адвокат лукаво улыбнулся и кивнул…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Глеб вгляделся в фотографию человека, которого ему надо найти. Лицо вполне подходит для шпиона, но не для голливудского, а для настоящего — незаметен в толпе, никаких особых примет. Обычное лицо обычного человека. Как его искать? Кто его только не искал! Милиция, госбезопасность, «Синдикат». Выдвигались различные версии, вплоть до того, что подполковник перешел на сторону врага и сейчас консультирует ЦРУ или Интеллиджёдс сервис. Но эта версия была отброшена — такую находку не утаишь; если бы он объявился в Лондоне или в Вашингтоне, об этом стало бы известно.

«…Спецсообщение. Сов. секретно. 25 июля 1994 года в Санкт-Петербурге сотрудниками областного Управления ФАГБ засечен подполковник Мечников. За ним было установлено наружное наблюдение, согласно приказу — не брать, следить. От наружки подполковник ушёл. После этого нигде больше не возникал».

Есть шанс найти его? Если и есть, то слишком мизерный, это Глеб, будучи реалистом, осознавал четко. И вместе с тем он должен найти подполковника. Притом в ближайшее время.

Артемьев и Глеб, обложившись материалами на КК-11, просчитывали все возможные варианты. Как найти человека? Где он может быть? Россия? Ближнее зарубежье? Если бы. А то — Европа или Латинская Америка. Ничего, можно достать и оттуда. Лишь бы знать — откуда.

Что делать человеку, за которым началась жестокая охота? Нужен паспорт. Нужна масса документов. Нужно жилье. Нужно, нужно, нужно… Нормальный человек спасовал бы перед этим длинным списком. Но только не Мечников. Одно время он отвечал за легендирование сотрудников, работающих на нелегальном положении в России. У оперативников, занимающихся подобными делами, в силу их информированности и знания подводных камней привычка заранее готовить пути отхода. Тем более начало девяностых, все готовились к самому худшему. Мог все устроить так — комар носа не подточит.

О чем еще должен позаботиться человек, выходящий в отставку столь своеобразным способом? Изменить внешность? Это вряд ли. Процедура слишком дорогая. Правда, учитывая специфику деятельности Мечникова, ему нетрудно было бы договориться и на бесплатное обслуживание. Но не так уж и много специалистов на Руси, готовых сделать квалифицированную операцию, так что отыскать такого благодетеля было бы нетрудно, а от него, глядишь, протянулась бы ниточка и до самого подполковника. Да такую заурядную физиономию нечего и менять. Можно с утра до вечера показывать его фотографию по телевизору, и все равно никто не подумает, что этот тип и есть какой-нибудь Семен Семенович из соседней квартиры.

Искать человека без исходной информации — дело гиблое не только в масштабах страны, но и одного крупного города. Можно заниматься этим три года, а на четвертый выяснить, что все это время разыскиваемый жил в соседнем доме. Не стучаться же в каждую квартиру с вопросом — это не вы ли тот беглый опер?

Информация нужна. Какая? Где ее копать? Отрабатывать связи, среду обитания. С уголовниками это проходит. Искать какого-нибудь Кольку Припадочного, сорвавшегося из ИТУ номер пять? Сориентируешь агентуру в преступной среде — глядишь, где-нибудь на «малине» Припадочный объявится, и в тот же день его будут ждать оперы со стволами наготове. Но офицер госбезопасности не пойдет на «малину». Не пойдет он и в офицерский клуб или на заседание совета ветеранов КГБ.

Что еще остается? Образ жизни? Любил ли он пиво или коньяк? Лопал ли креветки или на дух их не переваривал? Нет, тоже не метод.

— Увлечения? — спросил! Глеб, тыча в справку.

— Коллекционер, — тут же отозвался Артемьев. — Открытки — редкое увлечение. Чудак… Стеснялся.

Знали о коллекции немногие:

Действительно, немногие. Кстати, Бородин, хорошо знавший беглого подполковника, ведал об этой его страсти.

— Смотри, — Глеб перевернул материалы с осмотром места происшествия — квартиры Мечникова. Ничего не прихватил с собой. Только что-то из тайника. И коллекция тоже не обнаружена. Места она много не занимает — один портфель. Он взял ее с собой.

— Значит, он из тех чокнутых коллекционеров, которые забывают обо всем, когда дело касается их увлечения.

— Мечников не забудет обо всем.

— Не забудет. Но все-таки это хоть плохонькая, но зацепка.

Артемьев еще раз пролистнул материалы. Потом отодвинул их.

— Интересно, чем займется «Синдикат»? Они же понимают, что это затишье ненадолго.

— Самое худшее — сидеть как на иголках и думать о том, что, может быть, сейчас противник добывает нужную информацию или готовится к штурму.

— А ведь у них могут не выдержать нервы. И они начнут действовать.

— Начнут. Только как?

— Они наверняка подготовили списки тех, кто, по их мнению, может входить в «Легион». На полноценную оперотработку времени у них нет. Значит, начнут действовать нахрапом.

— Вот именно.

— Нужно ложиться всем на дно.

— Вывозить семьи в безопасные места.

— Это уже сделали, когда началась заварушка.

…Глеб обложился литературой. Потом нашел объявление, что продается коллекция открыток. На выделенные «Легионом» деньги приобрел ее. И окунулся в мир коллекционеров…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Объект появился, — послышалось из рации. — Берите.

— Понял.

Из подъезда шестнадцатиэтажного дома вышел невысокий блондин в легком сером костюме, с «дипломатом» стального цвета. Он направился к автостоянке перед домом. Рядом с ним остановился вишневый «Форд», из него выскочили двое.

— Стоять, милиция! — крикнул один из них, направив на мужчину короткоствольный автомат. Мужчина отпрянул назад. В тот же миг парня с автоматом отбросило назад, на его груди появилась аккуратная дырочка, он упал на спину. Почти без паузы прозвучал второй выстрел — его напарника бросило на капот «форда».

Блондин отпрыгнул в сторону, резко встряхивая «дипломат». В его руках оказался германский «МР5К» — оружие в варианте «автомат-кейс» с быстросбрасывающимся кожухом. Он дал очередь в сторону еще двоих парней, подстраховывавших пассажиров «Форда». Один из них успел, вытащить пистолет, но, скорчившись, осел на асфальт. Поворачивавшая во двор черная «Волга» дала задний ход, и тут же навстречу ей вылетел тяжелый фургон. Послышался громкий удар металла о металл, звон стекла.

— Оружие в сторону! Руки перед собой! Выходите, приехали!

Пассажиры «Волги» поняли, что сопротивляться не стоит. Водитель вытер со лба кровь, оттолкнул помятую дверцу и рухнул на колени, не в силах стоять. Его и еще двоих затолкали в фургон.

— Отлично, майор, — сказал вьшедший из фургона человек блондину. — Все, уходим.

…Четверо детин поднимались пешком по лестнице.

Еще двое сторожили на лестничной площадке.

— Там он. Голоса из квартиры слышны.

— Начинаем.

С уханьем вылетела железная дверь. Детины бросились в комнату. Потом в следующую.

— Назад! — кричит старший.

В этот момент раздаётся взрыв.

…Полковник госбезопасности выходит из дома. Его уже ждет служебная машина. Он берется за ручку. И оседает на землю с дыркой в голове.

«— Москву захлестнула очередная волна разборок в преступном мире. Для москвичей это явление привьычное. Непривычно лишь то, что она ознаменовалась еще и рядом кровавых акций против сотрудников правоохранительных, органов. За последние два дня погибли двое сотрудников ФАГБ, трое — милиции, ряд сотрудников охранных агентств. Что происходит? Организованная преступность решила дать открытый бой правоохранительным органам? Никто из представителей силовых структур не смог прояснить нам ситуацию».

Бородин сложил газету и положил ее на стол.

— Все идет к чрезвычайному положению в Москве. Сегодня министр мылил холку начальнику ГУВД, — сказал Артемьев.

— Не введут, — возразил Бородан. — Да и нам чрезвычайные меры только на руку… Значит, наш прогноз оправдался. Они начали зачистку по спискам.

— Вот именно. И сами же попали в капкан. У нас трое пленных. Всех наших людей мы из-под удара вывели.

— Оно, конечно, хорошо. Только теперь они знают наверняка, кто из подозреваемых работал на нас.

— Те, кто вовремя исчез.

— Вот именно, — кивнул Бородин.

— Как насчет того, чтобы организовать небольшой сброс информации в силовые структуры. Пусть тоже ищут «Синдикат».

— Не стоит. Та информация, которая может при нести нам выгоду, и так уже сброшена. Что с Мечниковым?

— Ратоборец работает, — сказал Артемьев и с сомнением добавил: — Мне не верится, что его удастся найти.

— А стоит ли держать в такой момент такого оперативника на бесперспективной линии?

Артемьев задумался. Пожал плечами:

— По-моему, стоит. Если у кого-то что и получится, то у Глеба… А Мечников, если мы его найдем, будет козырной картой, выброшенной в решающий момент.

— Хорошо. Пусть работает… Только учтете — сейчас опять затишье. Сколько оно продлится — неизвестно. Нужно шевелиться…

— А мы что делаем?

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Мертвяк не стал выстраивать особенно сложные комбинации. Он пошел по старым связям подполковника Мечникова, уже протоптанным оперативниками милиции и госбезопасности и людьми «Синдиката». Только пер он, как танк, не заботясь ни о чем. Наружное наблюдение, микрофоны, хитроумные комбинации и ловушки — к чему это? Мертвяк просто наносил визиты. И развязывал языки. И ему говорили то, что утаили от его предшественников. Мертвяк выжимал всю информацию, даже ту, которую люди давно позабыли или не придавали ей значения. Он знал цену информации, даже той, которая казалась неважной и ни на что не годной.

Ему удалось расширить круг связей беглого подполковника. Мертвяк проводил дни и ночи, в самолетах, машинах, поездах, оставляя за спиной один город за другим. Его снабдили железобетонными «ксивами», он хорошо поработал над своей внешностью, так что был уверен — никакой, даже добросовестный, милиционер не тормознет его где-нибудь на спецконтроле в аэропорту и не всплеснет руками — ах, как похож на беглого рецидивиста, пожалуйте на проверочку. Мертвяк не хуже Артемьева знал, насколько трудно наити человека, если нет достоверной информации, пусть даже на каждом углу красуется его портрет.

От избитого, изуродованного, молящего о пощаде человека — старого армейского приятеля Мечникова — Мертвяк узнал то, что не фигурировало ни в одном протоколе, ни в одной справке.

— Была у него любовь, — прохрипел мужчина, сидя на влажной земле. Ночной лес — прекрасное место для разговора по душам.

Мертвяк стоял над ним и слушал его излияния. В стороне маячили двое быков, заслуживших славу прирожденных мокрушников, — толстокожих, равнодушных, готовых без малейшего душевного напряжения мучить, терзать, стрелять кого угодно. Но даже они давно уже прокляли тот миг, когда им велели работать с Мертвяком. Его общество наполняло их какой-то холодной жутью, а смотреть на его художества было выше даже их сил. Кроме того, Мертвяк работал так, будто никакой опасности вообще не существовало. Он врывался в дома. Вытаскивал из постелей и из ванных нужных ему людей. Приглашал их прогуляться… За время работы на «Синдикат» быки привыкли к тому, что необходимо тщательно продумывать свои действия и всегда принимать во внимание существование милиции или конкурентов. Действовать аккуратно. Те, кто лезет напролом, долго не живут… Мертвяк собирался жить вечно. И быки не понимали, что он лезет очертя голову не от безумной самоуверенности. Просто Мертвяк прекрасно ощущал грань дозволенного, знал, что у него пройдет, а на чем он может поскользнуться. И грань эта для него была совершенно иная, чем для других. У него получалось все. И еще ему везло. Это везение, способность преодолевать любые преграды, какую-то мистическую силу прекрасно ощущал в нем генерал Кунцевич. Генерал знал, что Мертвяк может то, чего никогда не смогут другие. Поэтому и приблизил его, осознавая, что работать с таким типом все равно что дрессировать африканскую мамбу, от укуса которой наступает моментальная смерть.

— Что же зд баба такая? — холодно спросил Мертвяк..

— В Питере… У него с ней отношения сложные были… Давно знались. — Человек сплюнул кровавый сгусток. — И еще… У них ребёнок.

Мужчина знал, что не должен был этого говорить. Что это предательство. Честно пытался некоторое время хитрить, юлить. Но очень скоро понял, что это бесполезно. Все равно из него выжмут всё.

— Имя.

— Елена.

— Все? — усмехнулся Мертвяк, кладя руку на шею человека.

— Елена Крушня.

— Может, адрес вспомнишь.

— Не знаю.

— А все-таки…

Он вспомнил улицу.

— Ну вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул Мертвяк.

— Не убивайте… Пожалуйста. Я не проговорюсь.

— Ты же слюнтяй. Сейчас ты торгуешься за свою жизнь. Но стоит тебя отпустить, и тут же побежишь телеграфировать этой мадам. Нет, ты сам себя приговорил.

— Я же все сказал:

— Вот именно.

Мертвяк вздернул его за шиворот. Отошел от него, будто любуясь. Тот еле стоял, готовый рухнуть.

— Ничтожество, — процедил Мертвяк.

Крутанулся волчком, и его пятка угодила точно в шею жертвы. Человек упал на землю. Страшный удар оборвал его мучения.

— Ну что уставились, дуболомы? — обернулся Мертвяк к быкам. — Спрячьте труп.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Глеб становился заправским коллекционером. За несколько дней он посетил все тусовки филокартистов — так называются коллекционеры открыток. Он побывал в Армянском переулке, где в уютном особнячке собираются филателисты, нумизматы, филокартисты, где заседают их общества, происходят обмены, заключаются сделки, оцениваются предметы. Зашел на книжные аукционы в «Фотоцентре» у Кропоткинской и в Калашном переулке — там шел торг старинными книгами, автографами, открытками. К его удивлению, дороже всего стоило все связанное с футуристами, которых Глеб и поэтами-то считал с большой натяжкой. Завсегдатаи этих торгов, с которыми он познакомился в перерыве, нудно вводили его в тонкости конъюнктуры.

— Сейчас мода на автографы композиторов, — твердил худосочный бородач, теребя пуговицу на рубашке Глеба. — Почему? Западу интересно. Кому нужны наши поэты, кроме футуристов? Другое дело — Рахманинов. Его автограф недавно ушел за тысячу долларов. «Страдальцы» сталинские почему-то в цене. Вон, автограф стихотворения Хармса за полторы тысячи улетел… Открытки? Не, дорогих мало. Художественные открытки шестнадцатого года еще неплохо шли. А так…　

Глеб без оглядки тратил деньги, обменивался открытками, втирался в доверие, наводил контакты с наиболее видными филокартистами и, наконец, набрел на искомое. Нашел людей, знавших Мечникова и имевших, с ним дела. Так он оказался в доме Абрама Яковлевича.　

— Проходите, молодой человек, проходите, — шаркнув протертыми тапочками, пожилой седой мужчина освободил проход и пропустил Глеба в однокомнатную квартиру.　

— Я от Вячеслава Федоровича, — представился Глеб.　

— Как же, как же. Звонили. Приятно видеть, так сказать, смену. Чаек?

Чай был жиденький. Квартира бедная. В углу догрызала кость тощая собака. Везде царил беспорядок. Единственное место, где был относительный порядок, — полки с бесценной коллекцией.　

— Ну-с, что вы можете предложить?　

— Вот, — Глеб открыл кейс и положил пакет на стол.　

— Очень интересно. А что хотите взамен?　

— Как сторгуемся.　

Сторговались. Глеба этот мусор совершенно не интересовал. Глеба интересовало другое.　

— И давно занимаетесь этим делом? — на этот раз хозяин, весьма довольный выгодным обменом, приготовил чай чуть крепче и вытащил тарелку с засохшим печеньем курабье.　

— Недавно. Еще не слишком хорошо разбираюсь. Вот и набираюсь ума,　

— Правильно, молодой человек. Знание-сила, видите ли. Молодежь мало чем интересуется… Вы сахарку-то кладите. Только его маловато, правда, — поморщился он: мол, клади, но очень-то не расходись, самим не останется.

— Я пью без сахара.　

— Правильно. Для здоровья оно лучше… Я вон, например, ни сахара, ни икры черной не употребляю. Вредно, — засмеялся коллекционер.　

— Губим себя излишествами, — кивнул Глеб.　

— Верно… Вернемся к нашим баранам. Филокартия — это нечто большее, чем хобби. Это дело не испорчено огромными деньгами, как филателия, где редкие марки стоят сотни тысяч долларов. И не антиквариат, не золото. Просто открытки. Для души. Хотя и у нас попадаются достаточно дорогие экземпляры. Ну а за некоторые редкости истинный филокартист готов отдать все.

— Так уж и все?

— А иначе зачем увлекаться чем-то? Было бы неинтересно, — улыбнулся Абрам Яковлевич., — Как вы занялись этим делом?

— Знакомый надоумил. Вот он. — Глеб показал фотомонтаж, на котором он стоял рядом с Мечниковым — Да вы его знаете наверняка.

— А, помню, — что-то мелькнуло в глазах коллекционера. — Несколько лет уже не появлялся.

— Он фанатик. Я-то так, начинающий любитель. А он голова. Лучше специалиста не найдешь.

— Ну да, не найдешь, — слегка обиделся коллекционер. — У него странные были вкусы. Он собирал только почтовые открытки Германии двадцатых-тридцатых годов. Несколько специфичная сфера.

— Да? И что, больше никто не интересуется? Может заняться?

— Бесплодное занятие. Такая коллекции будет пополняться с большим трудом. Не так уж много таких любителей.

— Интересно, сколько?

— Кто считал? Я знаю только еще одного чудака.

— Кто такой?

— Лично даже не видел. Как встарь — отношения по переписке. Эпистолярный жанр. Германия двадцатых годов — чего там хорошего?

— Значит, двоих знаете. Вот и буду третьим. А вы помогали этому таинственному незнакомцу?

— Двенадцать обменов за последние четыре года.

— Как же вы предлагаете, если не знаете его?

— Объявления в журнале «Увлечения». Треть журнала посвящена нашей тематике. Его выписывают все серьезные коллекционеры.

— Недешево, наверное.

— Да нет, не так уж и дорого. К тому же расходы окупаются… А что, не прочь познакомиться? К сожалению, ничем не могу помочь.

— Как же вы ведете дела через журнал?

— Подсылаем людей. Разных, Некоторые были не из тех, кто вызывает доверие. Но ни разу мы не подвели друг друга.

— Таинственный незнакомец. Интересно, — Глеб изобразил на лице прилив энтузиазма. — Мне больше всего нравится, некий налет таинственности в коллекционировании.

— Южное море, полное акул — вот что такое мир коллекционеров.

— А как он уведомлял вас о том, что может предложить?

— Писал письма из разных городов, — коллекционер вдруг недоверчиво посмотрел на Глеба. — Почему вас это так интересует?

— Госбезопасность. — Глеб положил на стол удостоверение.

— М-да, — коллекционер уставился на удостоверение, потом взял его в руки, изучил. — Майор. Вашу организацию раньше «комитетом глубокого бурения» называли. И что-вы от меня хотите?

— Письма откуда были? — Не помню. — Вы же храните их, — Глеб кивнул на ящички… Архив, не, правда ли?

— Ну…

— Дайте взглянуть.

Абрам Яковлевич вытащил несколько конвертов. Письма были отпечатаны на принтере. Все из разных городов.

Глеб ликовал. Он был уверен, что нашел то, что искал. Мечников наверняка! Трудно представить еще человека, способного пойти на подобные ухищрения. Чтобы прятаться — нужна причина.

— Если скажете кому-нибудь о нашем разговоре лишение свободы гарантировано.

— Да я никогда… — засуетился коллекционер.

— И конфискация имущества, — добавил Глеб, демонстративно обводя глазами полки с коллекцией.

Вечером, встретившись с Артемьевым, Глеб разложил на столе карту России и отметил точки, откуда приходили письма, соединил их линией.

— Вот регион. Он не отправлял письма из того города, где теперь обитает, — не такой глупец. Подсылал скорее всего посторонних людей, с улицы.

— Зачем ему это было нужно? — спросил Артемьев.

— Страсть. Коллекционеры — сумасшедшие.

— Да. Такие люди, как Мечников, просто обязаны иметь какие-то слабости. Иначе это был бы не человек, а компьютер.

— Вот регион, где он может проживать. Ярославль и восточнее.

— Что это нам дает? Подписка на журнал «Увлечения»? — осведомился Артемьев.

— А как же, — удовлетворенно кивнул Глеб.

— Тысячи человек.

— Как бы не так. Тиражи падают. У «Увлечений» подписчиков — меньше трех тысяч. Из них полторы — за рубежом. Остальные — Москва, Питер. И еще — доставка очень дорогая. В этой зоне — всего сто семьдесят шесть человек.

— Предлагаешь проверить всех?

— Разве это так трудно? Десять сотрудников и пять дней работы.

— Людей найдем.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Лена так и не собралась установить металлическую дверь в свою двухкомнатную квартиру. Правильно рассудила, что денег на это понадобится не намного меньше, чем стоимость всего добра в квартире. И замки были не слишком сложные. Обычные замки.

Лена сунула Гришутке пакет с продуктами — хлеб, пара упаковок импортной ветчины, молоко.

— Подержи.

Гришутка сграбастал пакет двумя руками. Вид у него был мрачный. Он усиленно размышлял, что же скажет мама, увидев его тетрадь по русскому языку. Под последним диктантом стояла жирно выведенная, с двумя восклицательными знаками отметка. «Ноль»! Это не каждому удается. В злосчастном диктанте он умудрился написать «пошел» раздельно, а «в лес» вместе. Кроме того — самый корявый почерк в классе. Да еще причитания классной руководительницы третьего «В», что Гришутка страшно способный, но жутко ленивый. Он знал, что за «ноль» ему достанется по первое число, поэтому решил заранее надуться.

— Опять не работает, вздохнула Лена, тряся ключом в замочной скважине.

— Я открою… Если пообещаешь.

— Чего? — Лена удивленно посмотрела на сына.

— Если за ухи таскать не будешь.

— Чего? За Что?

— Есть за что. Узнаешь.

— Это что за вымогательство, а? И когда тебя за ухи таскали?

— А может, будешь.

— Ну-ка открывай.

Может быть, шансов у Гришутки стать профессором филологии было и не так много, но способности взломщика у него имелись. Он повернул ключ, и дверь распахнулась.

— Уговор дороже денег, — буркнул он.

— Ладно. — Лена поставила пакет на пол, вошла в прихожую. — Что получил сегодня? Двойку?

— Нет. «Ноль».

— Так не бывает.

— С плюсом, — добавил он.

Ага, кивнула Лена. — Оболтус.

Она включила свет — на улице уже начинало темнеть. Потом прошла в комнату. И вскрикнула. Тут же Гришутка увидел человека, рванувшегося к нему из большой комнаты. Он хотел закричать. Но широкая мозолистая рука легла ему на лицо.

— Тихо, змееныш, — послышался приглушенный голос.

Лена уставилась на мужчину, расположившегося в кресле в большой комнате. Реакция на Мертвяка у нее была стандартная — ужас.

— Ну что, голуба, — произнес он, — где твой хахаль?

— Кто?

— Мечников, — Мертвяк ткнул в лицо Лене, которую поставили перед ним на колени, фотографию.

— Не знаю его.

— Да? А чей это сопляк? — Он кивнул на Гришутку, замершего в лапах быка.

— Я ничего не знаю.

— Давай сыграем в игру. Выбирай. С одной стороны твоя жизнь и жизнь сопляка., С другой — адрес хахаля. Можешь подумать.

Лена поверила. И выбрала жизнь ребенка.

— Он приезжал. Два раза. И пересылал деньги.

— Как?

— Телеграфом. Из разных концов страны. Мы встречались, как в шпионских фильмах. В какой-то гостинице. Я знала, что он скрывается. Знала, что он работал в КГБ. Но он ничего не рассказывал о себе.

— Как его найти?

— Я не знаю.

— Знаешь. Я не буду повторять.

— Я видела у него папку. Корешок документа. Завод «Полимермаш». Ярославль.

— Все.

— Да.

— Соврала?

— Нет.

— Если соврала, ребенок умрет.

— А ты останешься жить. Как тебе?

— Нет!

— Если не соврала, можешь не бояться.

— Я сказала правду.

Мертвяк решил подарить ей жизнь. Лишняя смерть — лишний шум. К тому же убийство могло спутать карты.

Судя по всему, помешать женщина ничем не может. Она на самом деле не знает, где живет Мечников.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Глеб отрабатывал наиболее реальные регионы. Работал он один, чтобы не создавать лишнего шума. Удостоверение офицера ФАГБ обеспечивало ему доступ куда угодно. «Легенда» была подготовлена по высшему уровню, так что если бы кто-то послал запрос насчет этого офицера, то ответ пришел бы — есть такой. Впрочем, никто никакие запросы слать не собирался. Нужно-то было Глебу всего лишь поднять адреса подписчиков журнала «Увлечения» да отработать их…

В агентстве «Роспечати» Глеб поставил всех на уши, и вскоре перед ним лежал список адресов. Их было пятнадцать. По адресному бюро УВД он установил фамилии. Одиннадцать человек отпали сразу — не подходили ни по возрасту, ни по полу. Оставались четверо.

Дальше дело техники. В паспортных столах отделов внутренних дел есть фотографии тех, кому выдавались паспорта. Трое отпали сразу. На четвертого фотографии не оказалось — паспорт получал в другом регионе. Он, Ростилав Васильевич Голубенко, по возрасту был схож с беглым подполковником, жил в пригородном поселке. Глеб отыскал в РОВД участкового.

— Знакомое лицо? Улица Победы, дом четырнадцать… Он?

— Похож. Только постарше, — сказал участковый, рассматривая фото Мечникова. — Один живет. Инженер. А чего?

— Забудьте о моем вопросе. Договорились?

— Договорились.

Участковый задумчиво посмотрел вслед Глебу. И чего этому гэбэшнику нужно на его территории?..

У РОВД Глеб тормознул машину, и вскоре уже шел по улице Победы. Решил не создавать излишнего шума — пошел один. Так меньше шансов, что Мечников насторожится и решится опять пуститься в бега.

Дом четырнадцать — обычный деревянный домишко, аккуратный, со свежевыкрашенным забором, с сараем и штабелем дров на участке соток в восемь. Чувствовалась рука хозяина. Рядом с домом стояли «Жигули» шестой модели.

Глеб подошел к калитке. В окнах горел свет. Хозяин дома. Десять часов. Смотрит телевизор. Или видео. Или читает книгу, а скорее всего любуется своей коллекцией.

Глеб толкнул калитку. Она была не заперта. Поднялся на крыльцо. И постучался в дверь.

— Кто там? — послышался голос.

— Мне Голубенко.

— Вы кто?

— Из Москвы. Калганов. Корреспондент журнала «Увлечения». Опрашиваем подписчиков об отношении к журналу. Если можно…

— Что-то поздновато.

— Вы последний по списку. Друзья подкинули до поселка. Заедут через полчаса. По соседству устроился. В Каменском.

Дверь приоткрылась, ровно на длину цепочки.

Он, с облегчением вздохнул Глеб. Находка хоть куда.

— Удостоверение?

Глеб протянул сварганенную «ксиву» журнала. В принципе идея была недурственная. Журнал действительно практикует подобные выезды в разные регионы во время подписной кампании, проводит блицопросы подписчиков.

— Проходите; — хозяин открыл дверь, прикидывая, как бы быстрее отделаться от журналиста. Он наверняка лихорадочно просчитывав, варианты. Если гость проводит установочные мероприятия, или, еще хуже, это начало силовой акции — все равно уже ничего не поделаешь. Да и лучше попытаться сориентироваться и решить — что предпринять. Хотя, конечно, второго шанса уйти ему не дадут. Противник умеет учиться на, своих ошибках. Если же действительно корреспондент, надо послать его повежливее к чертовой бабушке.

— Присаживайтесь, — пригласил Мечников. Комната обставлена небогато — старая мебель, телевизор «Рубин», видеомагнитофон, — Припоминаю вашу фамилию. О филателии материалы.

Глеб действительно вписал в удостоверение имя одного из сотрудников журнала, рассчитывая притупить бдительность хозяина. Хотя бы ненадолго. Надолго не нужно, лишь бы войти.

— Бросьте, Степан Георгиевич, — отмахнулся Глеб, усаживаясь на стул И я такой же филателист, как вы гейша.

— И как это понимать?

— Не тянитесь к столу и оставьте в покое ваш именной «маузер», подполковник. Я пришел вам помочь. У меня выгодное предложение.

— Ну что ж, послушаем, — вздохнул Мечников.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Куда? — спросил шофер.

— В областное УВД. Решил сдать вас всех скопом, малахольных, — усмехнулся Мертвяк.

Шофер тронул машину. Он успел привыкнуть к странным шуткам своего босса.

В ЦАБ — центральном адресном бюро УВД — Мертвяк, воспользовавшись одним из припасенных на подобные случаи бланков, нацарапал запрос об установлении места жительства нужного ему человека. Продемонстрировал удостоверение ФАГБ милиционеру на входе. Вскоре Мертвяк получил справку.

— Черт бы вас всех побрал… — прошептал он.

Ему выдали старый адрес клиента. Оно и неудивительно. Новые данные в ЦАБ порой приходят через полгода после того, как человек поменял место жительства.

— Надо переговорить с новыми хозяевами, — сказал Мертвяк, усаживаясь в машину.

Но в квартире пятиэтажного дома на окраине города никого не было. В домоуправлении сообщили, что действительно гражданин Голубенко выбыл по новому месту жительства, продав свою квартиру, однако нового адреса у них не было. Должен, конечно, быть, но нет — всяко бывает.

— Пройдись по соседям — приказал Мертвяк своему помощнику с наиболее интеллигентным лицом. Разузнай, кто живет на хате и когда дома будут.

Помощник скоро вернулся.

— Семья — пенсионеры. Из города не уезжали. Соседи сказали, что скорее всего в гостях у своих детей. Так что вот-вот будут.

— Ждем.

Ждать пришлось допоздна. Что-что, а ждать Мертвяк привык. Он расслабленно сидел на сиденье автомашины, и его сознание плыло по морским волнам. Предельная релаксация. Из покоя возникает способность к единственно правильному мощному действию — так учили Мертвяка его учителя.

— Пришли, свет зажегся, — доложил шофер. — До одиннадцати где-то черти носили.

— Пойду переговорю, — Мертвяк вылез из салона.

Он вернулся через десять минут.

— Трогай. Вот его адрес.

Поселок располагался недалеко от города. Машины Мертвяк расставил так, чтобы хозяин дома не заметил их, и вместе с тем так, чтобы они были под рукой. Послал одного из своих помощников на разведку.

— Дома. Свет горит, — послышалось из рации.

Участок выходил сразу на две улицы. Их надо перекрыть. Задача перед ними была поставлена простая — уничтожить Мечникова. Но у Мертвяка имелись на сей счет иные соображения. Сперва он хотел переговорить с подполковником в спокойной обстановке. Мертвяк хотел получить всю информацию о «Синдикате». И он отдал приказ — по необходимости взять подполковника целым и невредимым. Впрочем, как получится. Все зависит от прыти Мечникова.

— Пошли, — прошептал в рацию Мертвяк.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

На обед было красное вино «Черный петух» — старое, год — один из лучших за всю историю существования этого вина. Оно действительно порадовало ученых.

После обеда Менгель с удовлетворением рассматривал компьютерные распечатки. Потом погладил колбу, в которой мерцала мутновато-зеленая жидкость.

— Результат положительный. Процесс прошел успешно. Что ж, сегодня приступим ко второй стадии. Как, коллега, вы подготовили номер двести пятнадцатый?

— Да, — кивнул Кутепов. — Анализы завершейы. Состояние годности — сто процентов.

— Отлично. Тогда приступим.

— Когда?

— Чего тянуть? Сегодня ночью.

— Мы как нежить какая-то — все по ночам.

— Ночь — прекрасное время. Лунная ночь. Все неопределенно, красиво, загадочно. Не то что днем, когда солнце высвечивает мир во всей его грязи и бесстыдстве, — улыбнулся Менгель. — Вы не романтик.

— Не романтик. Я вообще никто. Меня нет.

— Бог мой, коллега, как же я люблю эти ваши ежедневные надрывы и интеллигентские стенания. Бросьте. У вас есть голова. И неглупая. Что еще надо?.. В общем, в ноль тридцать я вас жду в первой лаборатории. Приступаем к новому процессу. По поводу материала я уже дал распоряжения. Отдохните. Сегодня — ответственный момент. Работа предстоит тяжелая, займет несколько часов.

— Помню, — Кутепов поднялся со стула… — В ноль тридцать я в первой лаборатории.

— Я был бы весьма признателен, если бы вы к тому времени еще раз пересчитали параметры.

— Хорошо.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Предлагаю вам работу. По специальности, — сказал Глеб.

— По инженерной? — усмехнулся Мечников.

— По старой специальности.

— Давайте оставим дипломатию. Это только лишние слова, а толку никакого. Я не в том положении, чтобы хитрить. Да и вам хитрить смысла нет. Кто вы?

— Скажем так — враги генерала в отставке Кунцевича.

— Враг моего врага — мой друг, так?.. Не всегда только получается.

— Хорошо. Откровенно так откровенно.

Глеб рассказал в общих чертах, без подробностей, о противостоянии «Легиона» и «Синдиката».

— Мы хотим накрыть это логово вампиров, — закончил он.

— Вампиров… Точно. Они положили всю охрану — я сам подбирал парней, и подобрал не худших. На их совести столько людей, которых я уважал… Все так. Насколько можно доверять вам? А вы?.. Вы не те же вампиры?

— Не вампиры, это факт. Да и как бы там ни было — с Кунцевичем и его бандой мы посчитаемся. Вы рассчитаетесь.

— Как вы меня нашли-то? — Мечников встал и налил из кофейника кофе себе и Глебу.

— По подписке на журнал.

— Абрам Яковлевич?

— Он.

— Знал, что этим кончится. Но… Когда теряешь все, хочешь оставить себе хоть что-то. Невозможно порвать сразу все связи со своим старым миром. Это все равно что стереть свою личность. У меня оставалось увлечение.

— Единственный ваш прокол?

— Не единственный. Возможно, были и еще. Незаметные. Маленькие. И вместе с тем…

— Если были, то рано или поздно Кунцевич нащупает их. И придет сюда. Два варианта — или опять в бега, или работать на нас… Степан Георгиевич, мы делаем благородное дело. Мы пытаемся защитить людей в аду, в который превратилась наша страна.

— Не знаю почему, но мне хочется вам верить.

— Так поверьте.

— Поверю… Пейте кофе.

Глеб покачал головой:

— Нет, спасибо.

— Боитесь; что накачаю вас чем-нибудь?

— Нет. Я понимаю, что уж если попал под колпак — мне не уйти. Не беспокойтесь. Я решил… Решил принять ваше предложение. Когда ехать?

— Сейчас. У нас мало времени.

— Сейчас так сейчас, — Мечников с сожалением осмотрел дом. Он оставлял его навсегда. — Ну что, прозванивайте своим ребятам — выходим. Лимузин к подъезду, — усмехнулся он.

— Нет вокруг моих ребят. Двинемся на вашей «Антилопе Гну».

— Вы что, правда пришли без страховки?

— Без. Я пришел поговорить. И знал, что вы согласитесь.

Глеб замер. На него накатила неожиданно безотчетная тревога. Он поднял палец — мол, тихо. И скользнул к окну. Посмотрел сбоку из-за шторы. Ощущение угрозы усиливалось, а это означало одно — где-то рядом затаилась смерть.

— К вам еще гости, — прошептал он. — Ждете?

— Нет.

Какое-то неясное движение за сараем. И еще кто-то — за машиной во дворе.

— Выход с той стороны участка?

— На другую улицу.

Мечников понял, что запахло жареным. Извлек из стола приготовленный «ПМ». Щелкнул предохранителем. Пистолет был уже со взведенным затвором — подполковник принял некоторые меры предосторожности, когда Глеб постучался в дверь.

Глеб готов был поклясться, что, когда он шел по улице и осматривал дом, наблюдения не было. Значит, подоспели позже. Они наверняка видели за шторами силуэт Мечникова, который ходил на кухню греть кофейник. Что они успели? Плохо, если использовали лазерное подслушивающее устройство, желая узнать, кто есть дома и о чем разговор. Но вряд ли — слишком много мороки…

Как бы то ни было — сейчас они пойдут на штурм. Такие моменты Глеб ощущал четко. Что у них есть? Газ? Светошумовые гранаты? Или просто стволы и крик «руки вверх»?

— Сейчас начнут, — прошептал он.

Дзинь — звон высаживаемого стекла. В оконном проеме обрисовался силуэт человека с короткоствольным автоматом. Звон из другой комнаты. Штурмовали, слава Богу, без светошумовых гранат. Посчитали, что хозяин один и не готов к встрече. Решили не разыгрывать комедии — мы, мол, из сельсовета или из милиции. Выбить окно. Ворваться. Взять подполковника за жабры — куда он против четырех стволов? Затолкать в машину. И вывезти. Пока там кто-то спохватится — будут уже далеко.

Глеб выстрелил и снял одного из нападавших — точным выстрелом в лицо. Бронежилет не спас его.

— Уходим, — крикнул Глеб.

Грохот выстрелов. Щелчки пуль о штукатурку. Дырки в двери. Из другой комнаты бил автомат. Боевик решил не испытывать судьбу, выбивая дверь, и просто рубанул в нее полмагазина.

Глеб выстрелил и рванулся в спальню. Окно там тоже осыпалось. Как в замедленном кино он увидел влетающую гранату. И рванулся не от нее — поздно, а ей навстречу. Ударом ладони на лету вышиб ее обратно, кинулся на пол. За окном жахнуло.

— Туда! — заорал он, выпрыгивая из окна. Рядом с домом скрючилось безжизненное тело того, кто швырнул гранату.

— Понял, — Мечников выпрыгнул следом и, тут же ушел в сторону — сказывалась старая выучка. Глеб уловил движение со стороны баньки и не глядя выстрелил туда. Послышался стон.

Глеб выстрелил еще раз.

— 3a мной!

Он перемахнул через забор. На прямой, заросшей по обочинам деревьями улице не горел ни один фонарь. Послышался звук мотора, вдали из-за поворота вылетела машина. Заметался свет фар.

Глеб навскидку выстрелил — два раза. Мечников тоже начал палить по машине. Она вильнула, с чудовищным скрежетом задела водоколонку. Замерла.

— Быстрее!

Надо было уносить ноги. Похоже, сюда нагрянула целая бригада. И церемониться никто не собирается:

— Туда — в лесополосу, — крикнул Мечников. — Выйдем!

Сзади слышался шум мотора и скрип тормозов еще одной машины. Беглецы перемахнули через забор, пересекли участок. Снова забор. Другая улица.

— Ё… Штаны порвал! — застонал Мечников. — Зажмут нас здесь!

Действительно, вновь по лышался шум машины.

— Сойдёт, — кивнул Глеб.

На улице у широких ворот стоял грузовик «ГАЗ». Глеб вышиб рукояткой пистолета окошко, открыл дверь, дернул провода, соединил их. Двигатель завелся.

— Э, что творите, шпана? — донеслось из дома, похоже, хозяин очнулся, но боялся высунуться наружу. — Вылезайте из машины!

Грузовик устремился вперед.

— Направо. Там объездная дорога. И шоссе, — сказал Мечников.

Не повезло. Выезжая на шоссе, чуть не в лоб столкнулись с «Волгой». «Волга» вильнула в сторону. Ткнулась бампером в придорожные кусты. Сдала назад. Развернулась. И прилипла к грузовику.

— Приклеились, — воскликнул Мечников.

Шоссе было пустынным. Лишь далеко впереди маячили красные огоньки какой-то машины. Фары сзади приближались с каждой секундой.

— На! — Глеб вильнул, не давая «Волге» обогнуть грузовик. Легковушка попыталась пристроиться с другой стороны. Глеб еще раз подал машину в сторону.

— Хреновое дело, — прошептал он. В салоне «Волги» можно было рассмотреть четырех преследователей.

Мечников высунулся из окна и выстрелил по «Волге» пару раз. В ответ прогрохотала автоматная очередь. Пули забарабанили по металлу кузова, одна из них впилась в сиденье за спиной Глеба. Машину повело вправо.

— Скаты продырявили, — воскликнул Мечников и коротко выругался.

Глеб попытался выровнять машину. На миг это удалось. «Волга» заходила справа. Еще несколько метров и боевики смогут из автомата превратить кабину «ГАЗа» в дуршлаг.

Глеб вдавил тормоз, потом газанул, крутанул руль. Грузовик подался влево, прошел по крутой траектории, снося «Волгу» в кювет. Глеб попытался выровнять машину. Разорванные пулями покрышки тряпками хлопали по асфальту. Скрежет обнаженного обода надрывал нервы. Грузовик неумолимо заносило вправо. Глеб дожал тормоз. Машина зависла над съездом дороги, качнулась и съехала резко вниз, с мокрым хлюпаньем зарывшись бампером в высокую траву.

«Волга» ухнула по откосу с другой стороны дороги, перевернулась, со скрежетом налетела на торчащую из земли железяку, пробившую лобовое стекло и пронзившую шею водителя.

Глеб распахнул дверь. Выскочил из кабины. Пригнувшись, выскочил на дорогу. Под откосом темнела перевернутая «Волга». Быстро перемещаясь, он начал стрелять. На третьем выстреле затвор застыл в крайнем положении — патроны кончились. Глеб распластался на земле, выбросил магазин. Вставил новый, с колена высадил в машину еще четыре дуди. Вспыхнуло пламя. Через несколько секунд ухнул взрыв.

Вопреки американским кинобоевикам, перевернувшиеся и изрешеченные пулями машины вовсе не обязательно взрываются. Взорвать их, не так-то легко. Глебу повезло.

Он вернулся к грузовику.

— Как у вас? — спросил у прислонившегося к кабине и тяжело дышащего Мечникова.

— Кажется, рука вывихнута. Если не сломана.

— Главное, — не нога. Уходим.

Они двинулись в лес. Отойдя на достаточное расстояние, Глеб нащелкал на сотовом телефоне номер, сообщил, где они находятся.

— Координаты базы? — спросил Артемьев..

Глеб поглядел на Мечникова. Тот взял телефон и назвал координаты.

— Выходите к посту ГАИ, — сказал Артемьев, глядя на карту Ярославской области. — Он в трех километрах по шоссе, на которое вы выйдете. За вами прибудут. Мы готовим акцию. На сегодня…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

В ноль тридцать Кутепов сидел в первой лаборатории. Добросовестно перепроверил, наверное, в десятый раз все параметры процесса. И опять убедился — должно получиться. Они долго шли к этому моменту. Ти-тропазин-дубль — чудо или чудовище грядущих веков. Революционный прорыв в фармакологии.

— Начинаем подготовку, — сказал Менгель.

Все привычно. Активизировалась, аппаратура. На компьютер поступали данные с датчиков о параметрах процесса.

— Пока как часы все работает, — удовлетворенно заметил Менгель. — Этот уровень — самый сложный. Соберитесь, коллега.

Менгель был прав. Четвертый уровень — самый неустойчивый. Слететь тут — раз плюнуть. Все зависит от искусства оператора. От искусства Кутепова.

— Пятьдесят процентов. Семьдесят, пять…. Сто! — воскликнул Кутепов и откинулся на спинку стула, переводя дыхание. Несколько часов нервного и физического напряжения, а главное, ожидания — получится или нет, порядком вымотали. Но полдела сделано. Четвертый уровень преодолен. Теперь — самое главное.

Санитары и Кувалда ввезли на тележке тело номера двести пятнадцатого. Тело Насти. Перенесли его на операционный стол. Освещенное яркими лампами, оно казалось призрачно-нереальным. От него исходило какое-то неземное спокойствие.

Ассистенты покрыли тело проводами, датчиками, воткнули в вены иглы, на голову надели шлем. Настя ничего не чувствовала. Ей оставалось жить не более четверти часа. Когда пришел Кувалда, явно в приподнятом настроении, и произнес «ну вот и все», Настя знала — теперь действительно все. Надо принять неизбежное. Она держалась спокойно, с достоинством до последней минуты. И под конец подумала, что все-таки одержала победу. Эти нелюди забирают ее тело, но не душу. Это было нелегко — не уронить себя, не отдаться горечи и отчаянию, не проклясть свою судьбу. Она выдержала. И победила. И пусть потирает руки Кувалда, пусть Менгель продолжает свои чудовищные эксперименты. Все равно они обречены. И рано или поздно все встанет на свои места…

— Двадцать процентов напряжение, — сказал Менгель.

Настю тряхнуло разрядом тока. Не слишком сильно, но чувствительно.

— Достаточно, — Менгель внимательно смотрел на дисплей. — Начинаем.

Он взял лазерный скальпель и приблизился к операционному столу.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Крепость. Когда строили, рассчитывали, что отсюда можно будет отбиться от значительно превосходящих сил, сказал Мечников. — Не думаю, что они изменили систему охраны — она оптимальная.

Он только что начертил подробнейший план объекта «Дача», охранных систем, огневых точек, дистанционно управляемых минных заграждений.

— Есть несколько «мертвых зон» по периметру и на территории. При попытке проникновения на объект автоматически производится отстрел мин на поверхность и устанавливаются растяжки. Кроме того, часть мин взрывается по команде с пульта. Все виды обнаружения — волновые, вибрационные…

Глеба и Мечникова подобрал на посту ГАИ военный вертолет. Гаишники получили соответствующие указания. Глеб еще раз смог убедиться в возможностях «Легиона». На посту были слышны милицейские радиопереговоры. Как раз поступило сообщение о катастрофе. А потом начались тревожные переговоры: «разборочное убийство», «опергруппа из УВД уже выехала». Если гаишникам на посту и казались подозрительными двое типов, рассевшихся в их помещении, и им хотелось бы поспрашивать, не связаны ли они с этим делом, все же вслух никто ничего не сказал. Видно, накачка сверху была более чем достаточная.

Через сорок минут военный вертолет завис над площадкой ГАИ. А еще через час Глеб с Мечниковым были на подмосковном военном аэродроме. Их ждал Артемьев. Он был краток — акция подготовлена.

— Если они чухнули, что мы взяли Мечникова, то как раз снимаются сейчас, — сказал Артемьев.

— Может, не чухнули, что это мы. — возразил Глеб.

— Будем надеяться.

Артемьев изучил схему, выслушал Мечникова, резюмировал:

— Сильно укреплена. Гораздо лучше той базы, которую мы брали. Вон какие катакомбы. Тут и артиллерия не поможет.

— Не поможет, — согласился Глеб. — С поверхности без проблем выбьем и с минами справимся — одним залпом «НУРСов», как в прошлый раз. Но ведь они зароются в землю.

Артемьев постоянно кидал взгляд на часы — минуты уходили.

— Четвертый. Комплект, — сообщили по рации.

— Ясно. Группа вышла на исходный рубеж. — Артемьев отодвинул от себя микрофон. — Так что делать будем? Брать их с помощью дивизии особого назначения? — усмехнулся он.

— Я еще тогда, в девяносто первом, просчитывал слабые места. Да так и не удосужился подать рапорт наверх. Кунцевич круто взялся за дело, и мне пришлось исчезать. Но я продумывал, как можно взять базу.

— И как?

— Вот эта стена, здесь бетон недостаточно толстый. Можно справиться при помощи взрывчатки. Одновременно с воздуха проникаем сюда. — Он чертил схему. — Потом удар сюда. Выключаются коммуникации. Здесь командный пункт. Проникнуть можно, пройдя в этот сектор через запасной выход, а он сносится зарядом тротила.

— Так, — Артемьев внимательно посмотрел схему. Силы есть. Работаем.

Через несколько минут вертолет, полный вооруженных людей, поднялся с военного аэродрома и ушел-в ночь. Артемьев раздавал указания, их схватывали с полуслова.

— Если сразу не взломать — они зароются и будут держаться там сто лет. Как чечены в Первомайском, — закончил он.

— До цели — семь минут, — сообщил летчик.

Внизу проносились перелески; поля, темнели ночные поселки и деревни с редкими огоньками. Вертолет пролетел над широкой лесополосой.

— Начали, — приказал Артемьев…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Мертвяк сильно ударился лбом, о стекло. Мгновенно сжался. Крыша вмялась. Будь на его месте кто-либо другой, — ему пришел бы конец. Но Мертвяк инстинктивно совершал только верные действия в любой ситуации. Он успел изогнуться так, что удар не размозжил лицо. Коряга, протаранившая стекло, прошла чуть в стороне. Водителю же не повезло — металлический штырь проткнул его горло. Надо же — единственная свалка у дороги, усеянная железяками и мусором, и именно туда вылетели. Впрочем, водителю все равно ничего не светило. После того, как он по глупому подставился под грузовик, Мертвяк все равно свернул бы ему шею. Из принципа. Он ненавидит идиотов, которые портят дела в решающей стадии.

Забулькал вытекающий из бака бензин. Заискрилась проводка. Мертвяк повел плечами. Вроде ничего не повреждено. Жив. Руки-ноги целы, голова тоже. Он с трудом выбрался наружу через разбитое окно.

Щелк-щелк. Выстрелы. Палят по машине. По звуку Мертвяк определил, откуда стреляют, и кинулся прочь, надеясь, что стрелок не поймает его на мушку. Не должен. Темень вокруг. Добежать бы вот до тех кустов, а там разберемся…

Сделал два шага. Увидел свою четкую тень на земле. Сзади пыхнуло жаром. Машина все-таки загорелась. Потом оглушительно рвануло. Что-то ударило в затылок. Мертвяк по инерции пролетел еще пару шагов и зарылся в кусты. Последняя мысль: достали. Окончательно. Смерть.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Лесополоса внизу оборвалась. Прямо под вертолетом находилась база. Ярко освещенная прожекторами, огороженная забором территория с двух-трехэтажными строениями, она походила на ту, что они брали недавно. И операция тоже была похожая, только действовали сейчас и с воздуха, и с земли.

Ракетные снаряды плотно накрыли территорию, уничтожая мины и огневые точки. Вертолет камнем ринулся вниз. Несколько сантиметров отделяло шасси от покрытого спиралью Бруно забора.

Глеб ударил из гранатомета по ближайшей огневой точке, располагавшейся в одноэтажном здании. Попал точно в цель. Из окна хлынуло пламя.

У нападающих преимущество внезапности — хоть пара минут, пока обороняющиеся приходят в себя от неожиданности и занимают свои места. И тут все зависит от выучки. Выучка у бойцов «Контртеррора» была завидная. Через проломы в заграждении они проникали на базу, мгновенно рассредоточивались, гасили точки противника из гранатометов. Вторая группа десантировалась с вертолета. Несколько хлопков — погасли прожектора и база погрузилась во тьму. Безлунная ночь, половина четвертого.

Вертолет исчез за деревьями.

В наушниках звучали привычные переговоры. «Четвертый — вышел на линию». «Пятый, проработайте третий сектор. Там пулеметчик».

Схватка была куда горячее, чем в прошлый раз. Защитники решили ни за что не сдавать объект. Дрались они отчаянно. Северная подгруппа спецназа застряла, зажатая шквальным огнем. А останавливаться никак нельзя. Успех штурма — в мощном натиске. Замешкаешься, отступишь — потеряешь все. Назад дороги нет. Только вперед!

У подгруппы, которой командовал Глеб, своя цель. Главная. Ему нужно пройти всего несколько десятков метров, правда, по простреливаемой территории. Она была перекрыта с двух точек. Одну накрыл еще вертолет. Со второй же работали во всю силу и патронов не жалели. Сторожка у гаражей фактически была укрепленным дотом.

А как вам понравится гостинец из гранатомета? Хлобыстнуло пламя… Еще один гостинец… Загасили! Загасили. Теперь можно и двигать.

Глеб прислонился спиной к стене гаражей. Дошел вроде нормально. Ну, Мечников, какая у тебя память? Сейчас проверим. На своей шкуре.

— Вперед, — кивнул он своим ребятам.

Пара гранат в гараж. Еще одна — для контроля. Внутрь. Подработать автоматами.

— Хватит, здесь больше никого нет, — крикнул Глеб.

В просторном гараже стояло две легковых иномарки, изуродованных взрывами гранат.

Глеб приладил к стене взрывчатку, нажал на таймер.

— На улицу.

Тряхнуло. Когда бойцы снова вошли в гараж, в дальней стене чернел пролом.

— Порядок, — кивнул Мечников, включенный в штурмовую подгруппу Глеба. — Вход на нижние уровни.

Ступеньки резко уходили вниз. Темнота — взрывом вышибло все лампы. Под ногами что-то темнело. Тело. Бандит упокоился с автоматом в обнимку.

Не зевать! Глеб заметил движение в темноте. Светлое зеленое пятно в инфралучах. Получи. Выстрел. Пятно уплыло вниз… Дальше. Караульное помещение. Перед ним двое — за баррикадой из какого-то барахла и мешков. Когда только успели? Старые заготовки? Из подствольника получите. Не нравится?

Вперёд. Пару гранат в караулку. Хватит. Гранаты надо беречь. При зачистке помещений граната — главное оружие.

Глеб подался назад и сшиб с ног Мечникова, шедшего вплотную за ним. Не только они умели палить из гранатомета. Рвануло, слава Богу, где-то далеко за спиной. Прорезали воздух осколки. Никого не задело? Получи, вражина, в ответ…

Нельзя теряться, работать надо по любому шороху, движению, просто по темным закоулкам. Боеприпасов и гранат во время штурма жалеть нельзя. Только вот боезапас быстро сокращается. Но зато и врагов становится все меньше.

Ярус подчищен. Дальше вниз. Пару «лимонок» на лестницу. Если и был кто, так теперь путь расчищен. Вниз, по бетонным ступенькам, прижимаясь к стенам, рывком преодолевая опасные пространства. Не кучковаться, но и не терять друг друга из виду — один всегда должен поддержать другого…

Готов еще один магазин. Не напасешься на вас, гадов, патронов. Очередь веером. Кто-то вскрикнул. Все, путь свободен.

Главное — выстрелить хотя бы на долю секунды раньше противника, вовремя отскочить в укрытие от гранаты. В этом искусство бойца.

Вот и металлическая дверь командного пункта. Ключ на нее… Готово, вылетела. Теперь парочку светошумовых гранат… Теперь внутрь.

— Лежать!

На КП двое — оглушены, один трясет головой, другой чего-то не понял и пытается нажать на спусковой крючок «Калашникова». Не успеешь, браток. Глеб выбивает автомат из его дрожащих рук.

Пульт. Над ним четыре монитора. Вид базы. Глеб начал щелкать тумблерами. Камеры выхватывали все новые помещения. Некоторые похожи на тюремные камеры. В некоторых — люди. Он с замиранием сердца ждал увидеть Настю. Щелкнул в очередной раз.

И увидел ее! На операционном столе. Над ней навис Менгель. Лазерный скальпель в его руке неумолимо полз к ее телу.

Глеб ударил по кнопке оповещения. «База захвачена, прекратить сопротивление». Но она была разбита осколком.

Глеб закусил губу. Он был готов взвыть. Пройти через все, и вот в конце награда — видеть, как чудовище разделывает на куски Настю… До лаборатории — не успеть. И глаз невозможно отвести.

— Не надо, — прошептал он, будто надеясь, что этот шепот услышит Менгель…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Пол затрясся. Лампы в операционной мигнули.

— Что там такое? — обеспокоенно произнес Кутепов. — Землетрясение?

— Хоть конец света. Не отвлекайтесь. — Менгель коснулся кожи Насти скальпелем и сделал небольшой надрез, потом ввел в вену трубку.

— Реакция начинается, — доложил Кутепов.

Тут приглушенно заговорил динамик голосом дежурного начальника охраны:

— Ситуация «Зеро». Нападение на базу! Расчетам заанять свои места по плану «Отражение». Повторяю — план «Отражение».

— За нами, — криво улыбнулся Кутепов.

— Не отвлекайтесь, коллега, на пустяки.

— Зачем? Наконец-то этот виварий сотрут с лица земли. Вместе с нами!

— Работать! — прикрикнул Менгель, в его голосе была безумная ожесточенность.

Кутепов послушно начал задавать следующую программу.

— Каталитическая реакция начинается.

— Отлично…

— Зачем все это? — вновь спросил Кутепов. — Кончено. Если они пришли, они не уйдут.

— Пришли… Уйдут — не уйдут. Все это мелочи. Главное — вот оно, наше дело.

— Но зачем?

— Истина. Сила. Кто бы ни пришел, мы с ним договоримся. Это, — он обвел рукой оборудование, кивнул на Настю, — подороже, чем золотые россыпи, мой друг. Кто бы там ни стучался в двери, мы найдем общий язык.

Замигали синие огоньки на пульте. Первая стадия кристаллизации завершена. Введение компонентов, — Кутепов пробежался пальцами по клавиатуре компьютера.

— Прекрасно.

Кутепов отошел от пульта. Его работа пока завершена. Теперь все зависит от Менгеля, колдующего черным магом над беспомощным телом.

Кутепов устало прикрыл глаза. Время от времени пол ощутимо трясся. Наверху гремели разрывы, но звукоизоляция была такова, что их звуки не проникали сюда. Голову Кутепова будто сдавило обручем. Этот трясущийся пол, сообщение о нападении будто вывели его из многолетнего сна. Кто он, чем занимается? Как живет?

А если посмотреть без привычной рефлекции — мол "в грязи купаемся, но где выход? Зато мы все это презираем", — а объективно, четко и ясно? Посмотрел. И ужаснулся — по-настоящему, без дураков. Захотелось тут же умереть, лишь бы скинуть внезапно прижавший к земле ужас.

Рядом с ним безумец разделывал как на мясокомбинате человека. И он, Кутепов, помогал ему. Людоеды, черт возьми! Чистые людоеды!

Кутепов встал, пошатнулся. Сделал шаг к Менгелю. Тот как раз занес скальпель, чтобы сделать надрез на горле.

— Не стойте за спиной! Вы все сорвете.

Кутепов послушно шагнул назад.

Менгель нажал на кнопку скальпеля, и его рука поползла к горлу девушки.

— Коллега, — прошептал Кутепов.

И с размаху вонзил в спину Менгеля ножницы, которые нашарил на подносе.

Менгель покачнулся. Опустил руку со скальпелем. Обернулся к Кутепову. И с каким-то невозмутимым удивлением посмотрел на него.

— Глупо. Мы почти сделали…

Качнулся сильнее. Упал.

Через минуту в операционную ворвались «инопланетяне». Так сначала подумал Кутепов, сидящий на полу и тупо глядящий на ножницы, торчащие из спины Менгеля.

— Стоять тихо! — заорал один из «инопланетян» в шлеме с бронезабралом и инфракрасными очками, поднимая рывком Кутепова и поворачивая его лицом в стену.

В операционную вошел Глеб. Он сдернул шлем, отбросил его в сторону. Спросил бойца.

— Как?

— Жива, — откликнулся тот.

Глеб задумчиво посмотрел на Кутепова. Он видел, как тот вонзал ножницы в тело своего шефа.

— За мной долг, — сказал он.

— А — отмахнулся Кутепов, отрываясь от стены. Он склонился над Менгелем и с горечью произнес: — Какой это был ум.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Сознание к Мертвяку вернулось мгновенно будто в голове включили ток.

Жив!

На затылке запеклась кровь. Он осторожно повернул голову. Ничего особенного. Череп цел. Подташнивает — сотрясение, видимо, но это не страшно.

Было темно. Но темень озаряли красные и синие блики. Слышались отдаленные голоса.

Мертвяк пошевелился, хрустнули сухие ветки. Осторожнее! Его никто не должен заметить.

От шоссе Мертвяка отгораживали кусты, в которые он зарылся, отброшенный взрывом. Отсюда можно было различить несколько машин с мигалками. Около разбитых автомашин в свете фар суетились люди. Они мерили что-то рулеткой, переговаривались. На капоте милицейского «уазика» майор милиции заполнял бумаги. Осмотр места происшествия был в самом разгаре.

Стоит им начать осмотр по всем правилам — по расширяющейся спирали, — и они наткнутся на Мертвяка. Пистолет — в раскуроченной машине. Что остается? Голые руки и оружие — его он, может быть, отберет у милиционера, которому «посчастливится» его обнаружить. Итак: пятьдесят на пятьдесят. А может, и меньше.

Попытаться уйти? Моментом срисуют. Вон их, как собак нерезаных собралось. Наверное, и начальник УВД прикатил — разборка знатная, столько трупов, искореженного металлолома да гильз стреляных.

Что остается? Отлеживаться и ждать.

Сотрудники милиции настойчиво продолжали что-то искать, мерить, упаковывать находки в целлофановые пакеты. Интересно, они правда надеются найти виновных? Вряд ли. Просто так принято. Обряд такой — осмотр места происшествия.

Час проходил за часом. Подполковник Мечников, похоже, ушел, и сейчас рассказывает, как найти «убежище» и прихлопнуть всех разом.

Осмотр наконец закончился. Большинство машин снялись и отбыли, оставив на месте разбитые «Волгу» и грузовик. Утром за ними приедут. И уж тогда хорошенько, со вкусом; осмотрят все. И при свете дня наткнутся на Мертаяка.

Осталась лишь одна милицейская машина. Три сотрудника для охраны. Поднять, что ли, руки, выйти из кустов, мол сдаюсь? А потом набить из них чучела? Опять те же пятьдесят на пятьдесят. Значит, надо уходить незаметно. Пока темень.

Мертвяк легонько шевельнулся. Нога затекла. Напряг мышцы, восстанавливая кровообращение. Отполз в сторону. Кустарник зашуршал, в тишине оглушительно треснули ветки.

— Чего там? — послышался голос.

— Вроде кто-то бродит…

— Кабан.

— Какой тебе кабан?

— Ну собака. Или змея какая.

— Стрельнуть?

— Да ты что? Как будем патроны потом списывать? Пойду гляну.

По земле заскользил круг фонаря, пополз по направлению к Мертвяку. Зашуршала трава, чавкнула грязь под милицейскими сапогам рядом.

— Черт, — выругались где-то совсем рядом.

— Что там?

— Да поскользнулся. Дерьмо тут какое-то. Свалка.

Луч фонаря скользнул совсем рядом с Мертвяком. Дернулся поближе. Прошелся по спине.

— Ничего нет, — послышался голос. — Стирай теперь брюки.

— Я же говорю — какая-нибудь собака.

Пока милиционер возвращался к шоссе, Мертвяк прополз еще несколько метров. Вот и деревья. Ползком. Ползком. Здесь можно приподняться… А тут выпрямиться в полный рост. Теперь вперед. Подальше от этого места…

Мертвяк отошел на достаточное расстояние. Все ушел! Теперь пусть ищут ветра в поле.;

Телефон в кармане — увы! — разбит. Связаться с Москвой? Или не стоит?

Мертвяк набрел на ручей, умылся, привел в порядок свою одежду. Хорошо, что имел привычку одеваться просто — легкая темная ветровка, джинсы. Можно представить, что сталось бы с приличным костюмом. А так — пусть чуток и замызганная одежда, в копоти, но на то они и джинсы — одежда фермеров и скотоводов.

Он наконец выбрался на дорогу. Лишь бы не напороться на милицейский заслон. Впрочем, не должен, отошел вроде далеко…

Рассвело, когда он добрался до автобусной остановки.

В Ярославль приехал на первом рейсовом автобусе. Милиция перекрывала дороги, но кого искать, они точно не знали. Да и рейсовые автобусы кто будет проверять?

На переговорном пункте позвонил по контактному телефону. Сложная электронная система перебросила сигнал на приемное устройство. Он назвался кодвым именем, и его соединили с Чумным.

— Странник исчез, — доложил Мертвяк. — Хижина задымилась.

— Хижина сгорела. Возвращайся.

— А не послать ли мне теперь вас к чертовой бабушке? — задумчиво произнес Мертвяк.

— Да. Вместе с деньгами, «ксивами», страховкой… Давай. Но если надумаешь, вот тебе адрес в Ярославле. Можешь заглянуть.

— Подумаем.

Вскоре Мертвяк стучался в дверь по указанному адресу. А вечером сидел напротив Чумного.

— Будем их добивать, — сказал Чумной.

— А они вас?

— Или они нас. Кое-чего надыбали. Будет еще разборка.

— А не лучше ли вовремя смыться, как говорил Кторов?

— Кторов? Из воров?

— Почти, — усмехнулся Мертвяк. Кторов действительно играл вора в великом фильме «Праздник святого Йоргена».

— Не помню такого… Ладно, еще не все добрали..:. Пока сиди и не высовывайся.

— Не буду, Чумной, — недобро посмотрел на своего кореша Мертвяк. — Пока не буду…

«Ну на кой черт он сдался генералу?» — в очередной раз с ненавистью подумал Чумной…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Как Настя? — спросил Артемьев.

— Ничего. Приходит в себя. Шок от пережитого. От электроудара… Она держалась молодцом. Теперь нужно время, чтобы прийти в себя. И ей нужен я, — произнес Глеб.

— Ты нам тоже нужен.

— Хотя бы немного передохнуть.

— Смеешься? Кунцевич не найден. Чумной — тоже. Никаких следов.

— Может, они уже за бугром?

— Нет. Где-то здесь. Руководят своей организацией. И потихоньку достают нас. Вчера уничтожена четырнадцатая пятерка. В полном составе.

— Каким образом?

— Охотились за Кунцевичем, отрабатывали связи. И напоролись.

— Слушай, объект «Дача» уничтожен. Производственная линия — тоже. Чего им еще ловить в России?

— Организация, хоть и потрепанная, осталась. Пожалуй, самая четко функционирующая, глубоко законспирированная, созданная по образцам спецслужб, преступная организация. С достаточным запасом оружия, боевиков, с колоссальными связями. Неужели они не найдут себе достойного применения? Да и накрыли мы далеко не все их «загоны»… Можно сказать, что мы разгромили их головной НИИ. Наверняка где-то еще остались лаборатории. И медицинские центры трансплантации — тоже остались.

— Значит, будут продолжать исчезать люди и их будут «разбирать на запасные части»?

— Точно так… И еще одна проблема — Мертвяк.

— По-моему, это уже не проблема. Он был среди тех, кто преследовал нас под Ярославлем. Из него гриль получился.

— Да? А это что?

Артемьев положил перед Глебом конверт. Глеб открыл его и разложил на столе цветные фотографии.

— С осмотра, — пояснил Артемьев. — Труп нашли сегодня утром. Приличная девушка. Единственная дочка у родителей. Услышав о несчастье, мать умерла сразу… Его почерк. Больше никто так жертвы не уродует.

Глеб пожал плечами, ничем не выражая своих эмоций. Но это не означало, что они отсутствовали.

— Надо достать, — Глеб глубоко вздохнул.

— Вот и я про то же… Только учти — Мертвяк не просто маньяк. Он самый сильный и опытный, самый отпетый боец «Синдиката». Похоже, это он вычислил Мечникова — задача, над которой помощники Кунцевича бились несколько лет.

— Ищут пожарные, ищет милиция… Вот и Мертвяка все ищут. В Москве — не где-то там на мировых просторах. И не могут найти, хоть и все столбы его физиономией обклеены.

— Старый разговор. Он свободно меняет внешность. «Синдикат» его наверняка снабдил железными документами. То же самое — нет начальной информации, не будет и Мертвяка. Он может обретаться в двух кварталах от нас. Или гулять под окнами. Но что толку? Как с Мечниковым.

— Давай думать вместе, — сказал Глеб. — Что мы имеем, кроме того досье, которое ты мне показывал?

— Держи, — Артемьев вытащил из нагрудного кармана пиджака дискетку и протянул Глебу.

В эту ночь Глеб не сомкнул глаз. Он просматривал I материалы, вспоминал лицо Мертвяка. Пытался проникнуться его стремлениями, желаниями… Пробовал примерить его личность на себя, и тогда казалось, что он заглядывает в запутанный, покрытый льдом и в то же время прокаленный адским пламенем, кишащий ядовитыми гадами лабиринт.

На следующее утро появился Артемьев.

— Ну как?

— Всю ночь работал.

— По тебе незаметно, йог ты наш. Что надумал?

— Мертвяк на меня произвел впечатление человека, держащего слово.

— Да?

— На суде он обещал убить судью, следователя и оперативников, которые его брали. Так?

— Точно, — согласился Артемьев. — Пришлось им менять место жительства. Кстати, угрозыск надеялся выйти на Мертвяка, используя их как приманку. Прошла информация, что он пытается выяснить, куда подевались эти люди. Он искал их. Пытались подвести ему агента. Но комбинация провалилась. Мертвяк почуял подставку и не пришел на встречу. У него потрясающее ощущение опасности. Всю жизнь шел по лезвию бритвы. И не оступался.

— Мертвяк маниакально устремлен на цель. Особенно, если это касается сведения счетов… И еще — в его тюремном личном деле отмечено, что он обязательно просматривает по телевизору «Новости».

Глеб подумал, а потом изложил свою идею.

— Сумеете организовать?

— Думаю, сумеем. Три дня у нас есть… Может выйти. Но может и нет. Он способен просчитать наш ход.

— Все равно он придет. Обязательно придет…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Мертвяка по прибытии в Москву устроили на надежной квартире. Впрочем, он тут же исчез, оставив с переломанными ребрами и руками двух охранников — их Чумной оставил приглядывать за своим компаньоном. Мертвяк нашел не менее надежную хату, после чего соединился с Чумным по телефону.

— Что за привычка — моих мальчиков калечить? — мрачно спросил Чумной.

— Не терплю соглядатаев.

Мертвяк не доверял Чумному. Он чувствовал, что в «Синдикате» еще не решили — то ли опять загрузить его работой, то ли избавиться от него. В такой ситуации проживать под присмотром сторожевых псов, пусть и в комфортабельной обстановке — вряд ли разумно. Только и жди то ли выстрела ночью в голову, то ли ложку яда в утренний кофе вместо сахара. Нет, Мертвяк привык к свободному плаванию.

— Найдете занятие старику? — спросил Мертвяк.

— Пока отсиживайся. Раны подлечивай. Дело найдется.

Значит, решил Мертвяк, «Синдикат» на время сворачивает свою деятельность.

— Как мы с тобой будем связываться, коль ты зайчиком ускакал? — поинтересовался Чумной.

— Буду выходить каждый день на связь. Меня не ищите. А то и головы твоим мальчикам посворачиваю.

— Заметано.

Мертвяку действительно было нужно время, чтобы немного восстановиться. Тряхнуло его под Ярославлем неслабо. Рана на голове, сотрясение мозга — три недели минимум на койке. Мертвяку хватило четырех дней. Упражнения и отвары оказали потрясающее действие. Медитации вернули ему ясность сознания и сняли головные боли. А вечерняя прогулка в приятной компании, после чего в лесополосе остался изуродованный труп, подняла настроение. Теперь Мертвяк был как новенький.

Несколько дней он маялся от безделья. Читал Платона и Юнга, рассказы Акутагавы Рюноске. Смотрел по видео фильмы — как правило, отечественные, до восемьдесят пятого года, — другие не признавал. Медитировал. Оттачивал каты. И ждал. Знал, что ждать осталось недолго. Вскоре отдых кончится…

Мертвяк, расслабившись, лежал на диване и смотрел «Новости». Его совершенно не интересовали заявления и шаманские заклинания, звучащие из уст политических Деятелей. Его раздражали невежеством и глупостью, а порой и полными неладами со здравым смыслом и русским языком комментарии телеведущих. Его не интересовали всякие там глобальные проблемы районных масштабов. Его волновало другое. Он ощущал биение пульса человеческой цивилизации, боль и страх, мечущийся над землей, корчи, терзающие Россию. Он наслаждался страхом, неопределенностью и хаосом, царящим вокруг него и выплескивающимся в демонстрациях и терактах, в крушениях поездов и в криминальных разборках. И, черт возьми, это было изумительное, сладостное ощущение!

«Сегодня состоялось вручение государственных наград, а так же грамот и значков «Отличник милиции» лучшим сотрудникам органов внутренних дел», — вещала дикторша.

— Служебное собаководство, — хмыкнул Мертвяк, вытягиваясь на диване.

«Министр внутренних дел, вручая награды, заявил»…

Мертвяк присел на диване.

— Свиделись, прошептал он.

На экране министр внутренних дед жал руку тому, кого Мертвяк мечтал встретить давно и безуспешно. Нет, Мертвяк ничего не забыл. Он все помнил. Помнил выражение на лице этого щенка, когда тот жал на спуск автомата. Такое испуганно-решительное. Щенок тогда еще не стал настоящей, отведавшей крови служебной собакой и еще не привык к такой работе. Помнил Мертвяк и удары от впивающихся в тело пуль. А самое худшее — ощущение, что судьба вдруг отвернулась от него… Как же ему хотелось напомнить о себе. Посмотреть служебному щенку в глаза и сказать — вот он я, ты меня рано похоронил. А потом… Ладно, можно и не глядеть в глаза. Достаточно выстрела, корежащего тело. Сначала по ногам. А потом в голову…

— Где ж тебя, легавый, искать-то? Хоть бы адресок сказали, — прошептал он.

«Завтра в клубе «Сталевар» состоится организованный фондом «Право и порядок» торжественный вечер с вручением денежных премий лучшим по профессии, а также семьям погибших в «горячих точках» сотрудников МВД».

— Вот и адресок, — кивнул Мертвяк. — Свидимся.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Нервничаешь? — спросил Глеб, поглаживая рулевое колесо.

— Это ты у нас один без нервов, — произнес Артемьев, возвращая в гнездо микрофон автомобильной рации.

— С нервами.

Бронированный «БМВ» стоял на стоянке за небольшим оптовым рынком — одним из дворовых «супермаркетов» Москвы. Место было людное. С лотков и из ларьков шел бойкий торг продуктами. Сновали москвичи с тележками. Дешевое спиртное, дешевые продукты, хоть порой и лежалые, с липовыми сертификатами. Добро пожаловать. Вас приглашают азербайджанские братья, держащие этот рынок. И не только они. Два негра торговали сметаной и вологодским маслом, а темнокожий индус пытался всучить ящик зубной пасты трем вьетнамцам.

Машин на стоянке было полно. В том числе и иномарок. На еще одну внимания никто не обратит. Пассажиры в ней скрыты тонированными бронестеклами, за которыми ничего не видно. Зато изнутри все видно хорошо.

Но основное действо, если, конечно, ему суждено состояться, будет разворачиваться не тут. В двух кварталах отсюда расположен клуб «Сталевар» — тот самый, где завтра вручат премии сотрудникам милиции.

— Должен прийти, — сказал Глеб. — Воспользуется случаем.

— Если видел передачу.

— На нет и суда нет… Но придет. Сегодня. На рекогносцировку. Он никогда не сунется просто так. Знаешь кто самый любимый мудрец у Мертвяка?

— Кто?

— Китайский полководец Сунь-Цзы. А тот говаривал: «Кто еще до сражения побеждает предварительным расчетом — у того шансов много. Кто до сражения не побеждает предварительным расчетом — у того шансов мало». Мертвяк всегда следует этой истине. Даже когда кажется, что он совершенно безрассудно рвется вперед, он все равно просчитывает в уме ситуацию и обязательно добывает исходную информацию.

Глеб знал, что Мертвяк чем-то походит на него самого. Он тоже воин. Вот только бесовской рати, как сказал бы Лесовик.

На плоский телеэкран передавалось изображение с установленной около клуба миниатюрной видеокамеры. Нажимая на клавишу, можно было получить изображение еще с двух видеокамер — в квартире в доме напротив клуба и в машине наружного наблюдения.

Площадь перед клубом в будние дни представляла собой пятачок, где толкались торговцы музыкальными и компьютерными лазерными дисками, а также всяческими электронными штуковинами. Народу здесь было много. Завтра сюда вряд ли кто сунется — в клубе «милицейский день». Если кто и рискнет заявиться с товаром, получит по хребту милицейской дубинкой. Так что налетай, покупатель, сегодня, подешевело. Было рубль, стало два…

— Людей вон сколько. Могли и просмотреть, — засомневался Артемьев.

— Могли, — согласился Глеб. — На видеозаписи увидим…

— Может, сам не придет? «Шестерок» пошлет.

— Может. Но вряд ли упустит возможность самому нажать на спусковой крючок… Я его понял, Олег… Эту работу он не доверит никому.

— Фрейд ты наш.

— Интересно, как он собирается учинить этот разбор?

— Устроится где-нибудь неподалеку. И рванет бомбу в машине или в урне, когда наш опер выйдет из здания… Или проводит его и разделается потом в тихом переулке, в гостиничном номере. Или шарахнет из винтовки, автомата, пистолета… Или просто попытается проникнуть в клуб, а там ткнет ножом. Способов масса, — кивнул Глеб.

— Наверное, все-таки проводит опера до темного переулка. Оно сподручнее. Тогда мы ждем напрасно. Он появится завтра.

— По логике — да. Но Мертвяку не чужды амбиции. Напомнить о себе. Вот я, неуязвимый. Грохнул вашего сотрудника, когда того гладили по головке, в том числе и за поимку его, Мертвяка! Каково!.. Непобедимый Мертвяк. Мертвяк, который что хочет, то и творит. Мертвяк, которому благоволит судьба…

— Красиво излагаешь.

— Ну-ка, ну-ка…

Глеб уставился на экранчик. Потом начал щелкать клавишами. Вычертил квадратик. Тот стал расползаться — фрагмент занимал весь экран.

— Все, больше не берет, — вздохнул Глеб.

— Чего ты там увидел?

— Да вот, бомж в телогрейке.

— Ну, вижу.

— Не жарковато ему?

— На то и бомж. Туберкулез, скитания. Погреться хочется. Смотри, еле ноги тащит.

— Это Мертвяк.

— У того габариты побольше.

— Он же артист. Этот человек играет. Играет неплохо. Из нашей «наружки» никто и не понял…

— Ты уверен? — с сомнением произнес Артемьев.

— Уверен.

— Внимание, говорит Амур-один, — заговорил Артемьев, нажав на кнопку рации, Появился вероятный претендент. Рядом со входом в клуб. Справа. Бомж в телогрейке.

— Четвертый — вижу.

— Третий — вижу…

Артемьев задумчиво посмотрел на экран.

— Ну, Глеб, возьмем его?

— Не уверен, — покачал головой Глеб. — Надо отдавать приказ на ликвидацию.

Третья точка — видеокамера, установленная в одной из квартир дома напротив клуба. А еще там — один из лучших снайперов «Легиона», готовый по приказу поймать Мертвяка в перекрестье прицела и нажать на спусковой крючок.

— На ликвидацию, — кивнул Артемьев.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Мертвяк, пошатываясь, брел меж рядов торговцев, опираясь на лыжную алюминиевую палку. Посмотрев на себя утром в зеркало, он удовлетворенно кивнул — чистый бомж. Никто его не узнает в, таком виде. Будто меньше ростом стал, скрючился. Эх, Союзы кинематографистов и театральных деятелей, много вы потеряли, что в ваших рядах не состоит Рауль Брызов. Впрочем, честь была бы для этих союзов, а не для самого Мертвяка.

Глеб оказался прав — Мертвяк никогда бы не пошел на серьезное дело, не имея соответствующей информации. Главное — успел узнать, во сколько будет вечер. Это оказалось нетрудно — просто позвонил в клуб по телефону. Оставалось чуть больше суток. Для начала Мертвяк хотел сориентироваться на местности. Сначала он хотел просто выследить своего врага и потихоньку удавить. Но потом захотелось большего. Две пули — в голову, на глазах у всей ментовской братии. Каково! Винтовка с глушителем есть — позаимствовал у Чумного.

Завтра всё поменяется местами. Два года назад этот служебный щенок стрелял из автомата в него, Мертвяка. Да так и не смог его добить. Духу не хватило. Задержал, передал в руки правосудия, дурачок. Чему учат в их полицейских питомниках? Врага всегда надо добивать. Недобитый враг может однажды предъявить счет.

Решено. Завтра этот клятый опер ляжет на асфальт с пулей в голове. И ничто не остановит Мертвяка. Есть цель. А разработать план — это дело техники. Огневая точка. Пути отхода. Маскировка. Все решим сегодня.

Больших милицейских чинов завтра на вручении премий не ожидается. Ни министра, ни замов, ни начальника ГУВД. Значит, просто разгонят патруль торговцев — и марафет наведен, хватит. Телохранители, снайперы, проверка помещений, комплекс охранных мероприятий — это все для Президента, но не для простых смертны. Простой смертный завтра выйдет из дверей клуба и получит пулю. На глазах у всех ментов. В назидание…

Мертвяк знал, что чаще всего подводят мелочи. Поэтому привык продумывать все очень тщательно. Как добраться до места, чтобы не загреб ретивый милиционер, принявший его за настоящего бомжа, как осмотреть все окрестности, не привлекая внимания…

— Шатается тут, бичара, — удар ногой под зад. Небольно — на рефлекторном движении Мертвяк подался чуть в сторону, так что удар ботинка прошел вскользь.

Мертвяк неторопливо обернулся, чувствуя, что ситуация неопасная. Сзади трое молодых балбесов — лет по семнадцати, в яркой одежде; они явно искали применения своим силам. У шпаны издеваться над бомжами — любимое занятие. Бомж — хорошая боксерская груша. Сопротивления не окажет, в милицию не побежит, граждане за него не заступятся.

— Чего вылупился? — хихикнул один из них.

— Нехорошо, — покачал головой Мертвяк, — обижать пожилого человека.

— Чего? Иди-иди… Бомжатская харя. Щас в нюх…

Мертвяк побрел дальше, опираясь на палку. Он запомнил этих ребят. Нет, специально заниматься ими, не будет — слишком много чести. Но если судьба, сведет как-нибудь… Мертвяк хищно улыбнулся…

Он сориентировался на месте, прошаркал мимо торговцев. Прикинул траекторию выстрела. Возможные позиции. Если пристроиться там — похоже, у дома есть выход с другой стороны. Через улицу поставить угнанную машину — нет проблем, взять «Жигуль» какой-нибудь незаметный, перекинуть номера. Через пару километров сменить его — и ищите ветра в поле. Можно свалить мента прямо из машины. Автомобиль притормаживает недалеко от выхода из клуба. Выстрел, Срывается с места. Ушел… Нет, одному несподручно.

А если это ловушка и его хотят таким образом выманить из норы? Мертвяк просчитывал и такой вариант. И он показался ему маловероятным. Но работать надо, принимая его во внимание. Жалко, Чумного не попросишь о помощи. Пара-тройка ребят пригодилась бы… Хотя… умудрились же они провалить дело в Ярославле. Провалят и это. Нет, надеяться на других нечего. Надо работать одному.

Мертвяк неуклюже задел ботинком картонный ящик, закашлялся, идущие мимо девчонки, с омерзением посмотрев на него, отпрянули в сторону. Бомжей никто не любит. От бомжей воротят нос…

Неожиданно что-то неуловимо изменилось в окружающем. Возникло какое-то напряжение, будто перед грозой… Мертвяк огляделся. Открытое окно в доме напротив… Таких окон несколько, но привлекло его именно это. Блик в стекле… Он бы именно там выбрал позицию, чтобы взять на мушку человека… Не кажется?.. Нет, не кажется. Место под контролем. И это не какая-то посторонняя группа наружного наблюдения, высматривающая валютных спекулянтов или торговцев краденым. Мертвяк чувствовал, что эти люди пришли по его душу. И, что хуже всего, они его засекли. Какой-то холодок в затылке, Мурашки по спине непередаваемое легкое ощущение постороннего взгляда и смертельной опасности.

Снова мелькнул блик в окне. Мертвяк готов был поклясться, что кто-то в этот момент приводит в готовность оружие. Наверное, спецназовский бесшумный «винторез». Одно движение пальца — и проблема Мертвяка решена навсегда… Не надейтесь!

Мертвяк принял в сторону. Он шел как пьяный, его шатало, как матроса на палубе, и никто бы не подумал, что он выбирает такую траекторию, чтобы постоянно быть загороженным людьми и помешать прицелиться снайперу.

Так, сейчас за поворот… В двух кварталах отсюда он оставил машину… Не начнут же они стрелять, когда он прикрыт живым щитом.

Мертвяк увидел «Волгу», выворачивающую с соседней улицы. В ней — трое… А в той комнате с открытым окном опять какое-то движение. Вокруг сейчас наверняка перекрывают район.

Рука Мертвяка небрежно скользнула под телогрейку и сжала рукоятку «узи». Хорошая вещица — места занимает чуть больше пистолета Макарова, а строчит как швейная машинка. И незаметна под одеждой.

Ну, посмотрим, как кости падут…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Надо глушить его, — сказал Глеб, видя нерешительность Артемьева.

— А если тебя нюх подвел и это самый обычный человек?

— Это он. И мы его не возьмем. Особенно в толпе.

— Снайпер может задеть посторонних.

— Как выйдет в открытое пространство — надо стрелять…

— Ладно… — Артемьев произнес в микрофон: — Пятый. Ликвидация, как только выйдет на безопасное для окружающих место. И раньше не высовывайся. Он тебя срисует.

— Пятый понял.

— Ну вот и отлично, — Артемьев напряженно вглядывался в экран.

Бомжа задела ребятня — из шпаны, обитающей на всех рынках… Что-то сказал, пошел дальше… Потом вдруг на миг замер.

— Ну же, давай, — произнес Глеб.

Мертвяк вот-вот должен был выйти из толпы и подставиться под снайпера.

Но Мертвяка вдруг по-пьяному повело в сторону. Шатнулся. Постоял. Пошаркал дальше.

— Ты уверен, что все-таки это не бомж? — опять спросил Артемьев…

— Смотри, он засек нас. И огневую точку, — воскликнул Глеб. — И теперь уходит так, чтобы не подставиться.

Глеб повернул ключ зажигания и рванул машину вперед.

— Четвертый и Третий, выходите на исходные. Объект направляется в вашу сторону. На рожон не лезьте, — приказал Артемьев.

Мертвяк убыстрил шаг.

— Пятый, огонь! — крикнул Артемьев.

Снайпер занял позицию.

Мертвяк пригнулся, вскинул руку и дал длинную очередь по оконному проему, в глубине которого снайпер готовился нажать на спуск.

Две пули впились в оконную раму. Снайпер дернулся, чересчур резко потянул спусковой крючок. И промахнулся, Следующего выстрела он сделать уже не мог. Мертвяк ушел из сектора обстрела.

— Уходит, тварь, — Глеб еще сильнее вдавил педаль газа, и вывернул машину. — Сюда должен выйти!

Мертвяк вышел и из поля зрения видеокамеры. Он врезал очередью по несущейся по улице «Волге», и машина вильнула в сторону.

— Оставаться на месте! — крикнул Артемьев. — Сами возьмем!

«БМВ» вырулил на улицу, которую не мог обойти Мертвяк. Со двора послышались выстрелы. Потом вырулил красный «Ауди»… За рулем сидел Мертвяк.

— Вот зараза. Когда он там тачку припрятал? — воскликнул Артемьев.'

Глеб сумел пристроиться за «Ауди». Но продержался недолго. Мертвяк бросил машину прямо на трамвай и проскочил в миллиметре перед ним. Глеб, чтобы не врезаться, подал вправо, и «БМВ» бронированным бортом проехался по не к месту подвернувшемуся троллейбусу. Когда Глеб выровнял тяжелую машину, красный «Ауди» скрылся в переулке.

— Амур-один, ответь Четвертому, — послышалось в рации.

— Слушаю, — сказал Артемьев.

— Объект подстрелил во дворе Седьмого. Завладел машиной.

— Ясно… Значит, не готовился. Так вышло. — Артемьев нащелкал на рации код дежурного в управлении по борьбе с бандитизмом. — Артемьев. Веду преследование Рауля Брызова. Вооружен. Красный «Ауди». Госномер…

Артемьев надиктовал направление движения, район. Кто такой Брызов, дежурному по управлению объяснять не надо было… Но время, время. Пока дежурный по УББ выйдет на дежурного по городу. Пока будет введен план «Перехват». Пока перекроют район силами ГАИ и ПМГ. Мертвяк давно уже скинет машину и уйдет…

— Послушаем…

Артемьев вышел на канал патрульных служб. Прошло сообщение дежурного по городу… Так, первая ласточка.

— АП-1867, — послышался голос. — Только что видели красный «Ауди». Прошла в направлении Ярославского шоссе.

— Так, правильно идем, — Глеб наддал газу… — До шоссе не доедет. От машины избавится где-нибудь здесь. Приведет себя в божеский вид. И переждет, пока все не утихнет.

— Да тише ты! Не Мертвяк, так твоя езда нас угробит!

Глеб круто заложил вираж и вырулил под мост, разминувшись чуть-чуть с молоковозом.

— Достанем гаденыша, — прошептал Глеб, прибавляя скорость.

Через пару минут прошло сообщение, что красный «Ауди» обнаружен.

— Совсем близко… Выведи на планшет, — приказал Глеб, проносясь на красный свет перед носом автобуса. Краем глаза заметил обалдевшего гаишника, поднявшего бесполезный жезл.

Артемьев вывел на компьютерный планшет карту этой части города. Глеб остановил машину. Он хорошо знал эту местность, но ему нужно было некоторое время, чтобы сосредоточиться.

— Так, здесь он сбросил машину. Дальше — новостройки. Олег, чую, пойдет сюда. И мы его здесь сграбастаем.

— Почему ты так думаешь?

— Я бы на его месте поступил именно так.

«БМВ» сорвался с места. Один квартал. Другой.

— Черт, затор, — прошептал Артемьев.

Глеб включил сирену и вылетел на тротуар. Проскочил метров двести и снова — на дорогу…

— Гонщик, твою мать, — выдохнул Артемьев.

— Прибыли, — Глеб остановил «БМВ». — Давай сюда. — Он прочертил пальцем на плане. — Я перекрываю этот сектор. Увидишь — сразу стреляй!

— Не маленький.

Глеб передернул затвор пистолета-пулемета «кедр» и ринулся в глубину дворов.

Мертвяка он увидел через три минуты. Глеб сжал рукоятку пистолета и бросился вперед. С такого расстояния мог бы ссадить. Но нельзя. Он просто не мог сейчас стрелять… Еще метров десять — и пожалуйста. Но не сейчас.

Но Мертвяк вовсе не собирался доставлять ему этого удовольствия.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Ну что, взяли? Мертвяка нахрапом прибрать решили? Фантазеры!

Мертвяк вбежал во двор. Выстрелил он на секунду раньше противника. Парень в спортивном костюме, отброшенный пулей, как-то растекся по стене у подъезда… Неужели прикрыли двор одним приготовишкой? Похоже, что так. Не ожидали такой прыти. Забыли, с кем имеют дело…

У подъезда — красный «Ауди». Здоровенный «гоблин» с золотыми цепями на груди, обтянутой черной майкой, с золотом на пальцах и с разноцветной татуировкой на рельефном бицепсе. На его лице была написана явная принадлежность к славной и обширной гильдии рэкетиров. Он с любовью протирал тряпкой лобовое стекло красного «Ауди».

— В сторону! — крикнул Мертвяк.

— Ты чего, поц? — Качок выпятил грудь, выдвинул нижнюю губу и шагнул к Мертвяку, не обращая внимания на автомат в его руке.

Мертвяк рванул на себя дверцу «Ауди», небрежно* почти не глядя, саданул качка пяткой в пах, и тот осел на землю, выпучив глаза. Он не знал, как ему повезло, что Мертвяк берег патроны…

Мертвяк скинул с хвоста «бээмвуху», на вираже едва не сшиб гаишника. Покрутился, остановил «Ауди», захлопнул дверцу. Теперь его бомжатский вид играл против него. Ничего, рядом район, где можно затеряться. Масса вариантов — схорониться в каком-нибудь подвале. Вытряхнуть еще кого-нибудь из машины, нырнуть в канализационный люк. Правда, это опасно, если не знаешь, куда податься; быстренько прижмут в каком-нибудь тупике.

Считай, выбрался из опасного района. Вроде оторвался…

Оторвался? Как бы не так. Затылком почувствовал опасность. Обернулся и с разворота выпустил очередь. А потом рванул дальше. Подбежал к забору. Шаг влево, шаг вправо — каюк. Изрешетят. Он весь на виду, как мишень. Но у него преимущество. Перед ним — детский сад. И дети гуляют во дворе. Ну, сученыш, тот, кто за спиной, будешь стрелять? Не будешь, потому что слюнтяй. Потому что боишься за жизнь этих сопляков. А он, Мертвяк, не боится ничего.

Перемахивая через забор, краем глаза увидел преследователя. Узнал его. Ну вот, встретились… Ну же, выстрелишь?.. Нет. Так и знал — слабо ему…

А дальше? Если двинуть к воротам — тут его и ссадят, сразу потяжелеет граммов на пятьдесят свинца. Преследователь один? Вряд ли. Может, целая бригада. Какой выход?

Ребятня — пять-шесть лет. Копаются в песочке. Что-то строят. Игрушку девчонка у пацана пытается вырвать. Другая — голову кукле крутит. Третий машинку возит. Не боятся ничего, поскольку не знают, какие дырочки делают пули в телах даже взрослых дядей, не то что таких сопляков. А воспитательница знает. Белая вся, прижалась к стене беседки и глазами хлопает. Не боись, не тронем. А вот ты, кроха, подойдешь. Живой щит…

А преследователь-то — шустрый. Тоже перемахнул через забор, спрятался за стоящим на территории «Москвичом». Не поможет. Ты же слюнтяй, родимый. Ты все равно будешь в пролете.

— Стреляй! — Мертвяк прикрылся вскрикнувшим мальчонкой лет пяти.

— Брось ребенка!

— А ты возьми.

— Тебе все равно не уйти! Район блокирован!

— "Не уйти". Еще как уйду! Брось автомат! Да подальше! — Глеб прикинул позицию. Мертвяк прикрывался ребенком умело. Хоть бы дал какой-то шанс. Пулю бы в лоб — и он не успеет убить заложника. Но Мертвяк отлично знал все эти премудрости и играть в поддавки не собирался. Глеб отбросил «кедр».

— Теперь выходи. Не обижу! Ну! — Мертвяк ткнул ребенка стволом, и тот заныл, лягнув его в бок ножкой.

— Отпусти-и…

— Выхожу…

Глеб встал в полный рост и направился к Мертвяку.

— Ты у меня в списке покойников первый, — сообщил Мертвяк. — Гордись.

Глеб действительно удостоился первого места в списке тех, с кем Мертвяк хотел посчитаться. Та встреча, в убежище, когда он смотрел Глебу в глаза, что-то перевернула в нем. Он понял, что каким-то образом этот человек олицетворяет в себе то, что Мертвяк ненавидел глухой, яростной ненавистью. И еще он знал, что перед ним воин с большой буквы. И желал только одного — уничтожить его.

Конечно, обидно убивать такого врага без должных почестей — без хорошего разговора, без электропроводов, опутывающих тело, без причитающейся ему боли. Но не те обстоятельства. Мертвяк знал, что времени у него нет даже на разговоры, поэтому отбросил прочь ребенка — тот уже сыграл роль живого щита и главного аргумента в торговле. Потом поднял автомат и выстрелил.

Время для Глеба стало густым и вязким. Он видел все необычайно четко. Видел ствол автомата, уставившийся ему в грудь. Видел палец Мертвяка, ползущий по спусковому крючку…

Этот момент потребовал всего того, чему учил его Лесовик. Здесь все просто — вооруженный автоматом на таком расстоянии побеждает, будь перед ним хоть сенсей, хоть чемпион мира по боксу. Но есть и еще одна истина — у воина всегда остается шанс. Воин в критический момент должен сделать из всех шагов единственно верный. Из всех траекторий движения избрать единственно безопасную. Должен ощутить, как пойдут пули. Должен знать, где его ждет смерть, и суметь обмануть ее. В этом и есть искусство.

Глеб качнулся в сторону, тут же нырнул вперед, перекатился в сторону. Минимум восемь пуль не нашли своей цели. И он метра на три оказался ближе к Мертвяку.

Щелчок — а вот это подарок судьбы. Судьба делает такие подарки только заслужившим их. В «узи» опустел магазин. В следующее мгновение Глеб рванулся вперед и в падении сбил Мертвяка.

Дикая боль в боку. Мертвяк достал-таки его коленом. Глеб перекатился. Секунда, и он уже стоял на ногах. Мертвяк тоже.

Слава, Богу, дети, находившиеся поблизости, дунули в стороны. Ну, Мертвяк, теперь побьемся. Лицом к лицу.

Ох, пригодился бы сейчас пистолетик в рукаве, как в прошлый раз. Но нет. На подобные операции их всегда не берут — они только стесняют движения… Ничего — кулак на кулак. Поглядим, кто кого, великий боец Мертвяк.

Мертвяк неподвижно стоял напротив Глеба. Он уже овладел собой, напряжение спало. Его сознание контролировало ситуацию. Патроны у него кончились. Автомат противника лежит в нескольких метрах — недосягаемое расстояние. В кармане кнопочный нож — не поможет. Нож еще достать надо, а противник этого сделать не позволит. Ну что же — тогда драка. Насмерть. Она не займет много времени. Минуту-две? Если он, Мертвяк, побеждает, то выигрывает возможность уйти. Проигрывает — так проигрывает все…

Они стояли друг против друга. Оба знали, что сейчас решается вопрос — кому из них жить. Оба были спокойны, потому что знали — они не имеют права на ярость или страх. Оба знали, что в отличие от киношных красивых поединков этот бой не будет длиться долго и противники не будут осыпать друг друга градом ударов по всем частям тела — одного удачного удара будет вполне достаточно.

Мастер в бою не поддается ярости, эмоциям, боли. Пребывает в полной гармонии с окружающим. Она нарушается нападением противника, и мастер восстанавливает ее, предпринимая ответные действия. Сознание — ровное озеро, любые чувства искажают восприятие. Глеб знал «лесное озеро». Мертвяк же владел «мизду но кокоро» — дух как озеро. Искусство боя-медитации — оно достойно лишь настоящего противника. Оба признавали уровень друг друга, понимали, с кем свела судьба.

У Мертвяка за спиной школа «погонщиков», монастыри, восемь смертельных боев с лучшими бойцами Монголии и Китая, он движим неистовой, ломающей преграды силой ненависти. За Глебом — русская воинская мудрость, поколения предков, несколько войн. А еще — за ним правда.

Мертвяк начал первый. Начинающий имеет преимущество первого удара, но, с другой стороны, именно он нарушает «водную гладь», и если нарывается на отпор достойного себя противника, то шансы быстро уравниваются.

Глеб ртутью обтек Мертвяка. Все мощные, способные переломить хребет, отточенные удары того пришлись в воздух или на умело поставленные скользящие блоки. Глеб зацепил Мертвяка и придал ему нужное движение. Падая, Мертвяк все же задел Глеба по левой руке. Глебу показалось, что его ударили ломом. Рука отключилась. Но и Мертвяк почувствовал, что у него хрустнула нога — но, кажется, перелома нет. Он перекатился и опять встал на ноги. Глеб тоже напрягся в боевой стойке.

Вроде нормально, прикинул Мертвяк. Нога работает. А у этого типа с рукой швах… Мертвяк ожидал, что его противник будет умелым бойцом. Но он был слишком умелым. Бой действительно шел на равных.

Мертвяк не мог терять времени. Ему нужно было уходить — стягиваются сюда силы милиции и его вот-вот возьмут, как когда-то, на автоматную мушку. И он ринулся вперед.

Мертвяк достал Глеба — не слишком сильно, но это неважно. Главное, вышел на выгодную позицию. Оставался последний удар — со стороны отключенной руки. Но Глеб не увернулся И, вопреки ожиданиям Мертвяка, не поставил блок, Он прилип к нему, изогнулся в волнообразном движении и достиг цели. Мертвяк почувствовал, как в его груди словно что-то лопнуло. Хотел поставить блок и нанести решающий удар, но сил уже не было. Он по инерций пролетел несколько метров и осел на землю. Приподнялся, встал на колени.

Глеб знал, что достал Мертвяка, достал точно и беспощадно. Тот закашлялся — из горла хлынула кровь, упал, вытянулся на земле…

— Bce, — прошептал он.

— Пока нет, — Глеб подошел к нему. — Ты еще нам пригодишься живым.

— Я уже мертв, — прохрипел Мертвяк, часто задышал, свет начинал меркнуть в его глазах. — Все… Не хочу туда один… Чумной… Вор… И еще генерал… Кунцевич. У них лежбище.

— Где? — Глеб подался вперед.

Мертвяк, очень хотел из последних сил достать его. Но знал, что ничего не выйдет. Всегда нужно быть реалистом. Зато посчитаться с Чумным и Кунцевичем еще можно. Из последних сил, борясь с подступающей тьмой, он выдал координаты их главного убежища.

— В аду встретимся, — кровь еще сильнее хлынула из горла Мертвяка.

— Вряд ли.

— Встретимся…

Глаза Мертвяка остекленели. Он был мертв.

Вдали завывали, приближаясь, милицейские сирены. В планы Глеба не входила встреча с милицией. Он подобрал «кедр». Рука болела нестерпимо. Но перелома нет — тогда нестрашно. Вперед.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

— Все-таки они опередили нас. — Кунцевич по монитору наблюдал, как бойцы в оснащении антитеррористических групп растекаются по территории и снимают одного за другим охранников. Действовали они умело, напористо, дело свое знали.

— «Контртеррор», — поморщился он. — Их почерк.

— Как же они нашли? — нервно спросил Чумной.

— Это мы вряд ли узнаем, — Кунцевич подошел к шкафчику и вытащил из него «АКМ» — с деревянным прикладом. Это оружие он уважал куда больше, чем более поздние модификации. Хороший, надежный механизм, запросто дырявит борта натовских броневиков. С щелчком вставил магазин.

— Уходить надо. По подземному ходу, — засуетился Чумной. — Есть еще время.

— Да? — Кунцевич кивнул на схему, всю усеянную красными точками — места проникновения чужаков. — Они взяли подземный ход под контроль.

— Кто-то продал… Какая сука продала?!

— Какая разница… Ну что, Чумной, постреляем? В последний раз. — Кунцевич передернул затвор «Калашникова».

— Да ты чего? — прищурился Чумной. — Лучше уж сразу пулю себе в лоб… Сдаваться надо. Договариваться.

— Я же не дешевый карманник, Чумной. Я офицер. И привык идти до конца.

— Ну и иди. Только до своего конца. А я пойду с поднятыми руками.

— Ну что ж, неволить не буду, — кивнул Кунцевич. — Иди.

Чумной с подозрением посмотрел на генерала.

— Иди, — повторил Кунцевич, демонстративно кладя автомат на стол.

Чумной пожал плечами. И шагнул к выходу.

— К Господу на чаек, — добавил Кунцевич и, пальцем повернув автомат на столе, другим нажал на спусковой крючок.

Тяжелые пули отбросили тело вора на дверь. Чумной медленно сполз и вяло завалился на бок.

— Торговаться задумал, ишь, — хмыкнул Кунцевич, потер пальцами царапину на столе, оставленную дернувшимся от отдачи автоматом, повернулся к монитору поглядеть на заключительный этап штурма.

Десантные ботинки застучали по мрамору ступеней. Штурмующие распахивали дверь за дверью и зачищали помещения. Вот они уже на втором этаже. Сейчас будут перед кабинетом…

Кунцевич прекрасно знал, как все это делается. Поэтому с сожалением отодвинул автомат. Взял «лимонку». Выдернул кольцо и сжал гранату.

— Добро пожаловать.

Тяжелую дверь вынесло «ключом». Потом вспыхнул ослепительный свет и грохнула светошумовая граната «заря», предназначенная для того, чтобы на несколько секунд оглушить и ослепить человека. Этого для профессионала достаточно, чтобы повязать противника. В глазах Кунцевича потемнело. Пальцы непроизвольно разжались, и «лимонка» покатилась по паркету.

Первым ворвался в кабинет Глеб. Он разом оценил обстановку и толкнул идущего следом назад, сам выпрыгнул из кабинета, падая за угол. Ухнула граната. Осколки впились в стены.

Глеб кинул еще одну «зарю» на всякий пожарный — и опять ринулся в кабинет. Осмотрелся — нет ли еще сюрпризов… Вроде нет.

— Первый, ответь Второму, — произнес он в рацию.

— На связи.

— Оба обнаружены. Замерзшие.

— Ясно.:. Операция заканчивается. Готовьтесь к отходу.

— Есть.

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Для деятелей культуры из числа вечно голодных, нуждающихся в тяжелой и теплой правящей длани, похлопывающей по плечу, вовремя подоспела очередная заварушка. Дума сцепилась с президентским окружением по какому-то законопроекту, политическая ситуация привычно и закономерно вновь осложнилась, и срочно потребовался глас интеллигенции, пространные ее рассуждения в прессе и на телевидении с проповедями: «Альтернативы нет», «Нас тащат в прошлое», «Им нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Многие уже начали дежурно заламывать руки, как облапанные в трамвае институтки. Другие, полные самоуважения и амбиций, ждали, когда их попросят о помощи. На правительственной даче «Роща» состоялась очередная встреча творческой интеллигенции и политиков.

Вице-премьеру Чекалину страшно хотелось отвертеться от этой встречи. Совершенно не то настроение, чтобы улыбаться, вещать, советовать и изрекать, как ему положено по чину. Он все последнее время думал только о том, как бы не упустить время уматывать во Флориду. Отточенным нюхом пристроившейся на продуктовом складе дворняги он учуял, что все подходит к концу. И что дела — хуже некуда. И еще — Кунцевич и Чумной успеют-таки сорваться, а отдуваться за всех придется ему, Чекалину. А что такое отдуваться? Как отдуваться? Не арестуют же одного из столпов демократии. Это для власти равно как себе в лицо плюнуть. Или арестуют? Как Генерального прокурора? Неважно — у «патриотов» есть другой способ, куда более действенный. Пуля в лоб из снайперской винтовки — и никакая правительственная охрана не спасет. Или спасет?.. Должна спасти, ей за это деньги платят. Политика не так-то просто убрать… Или не так сложно? Кеннеди пристрелили в стабильном, спокойном государстве. А у нас — пристрелить вице-премьера ничего не стоит. Притом уже были прецеденты. В «горячих точках». Но сегодня Москва ведь тоже точка нехолодная. Нет, надо во Флориду. Не опоздать бы.

Отговориться нездоровьем не получилось. Кроме него, на бомонде, как обычно, присутствовали пресс-секретарь Президента, несколько чиновников рангом пониже, вечно чем-то пришибленный и озабоченный министр культуры, хотя забота у него одна — как вернуть немцам вывезенные у них во время войны ценности. Чекалин его не осуждал. У каждого свой хлеб. Присутствовало и несколько ведущих финансистов. Ну и, конечно, они — толпа дежурных интеллигентов, проверенных, своих в доску, понимающих все с полуслова, привыкших есть с ладони.

Чекалин скользил по залу, как хозяин салона, как какая-нибудь Шерер из «Войны и мира». Все-таки практика значит очень много. Чекалин действовал на автомате. Автоматически улыбался, автоматически похваливал собравшихся. Скульптора — за последнее монументальное творение в центре Москвы: «Не понимают москвичи современного искусства, а все демонстрации протеста от невежества, Азия-с — одно слово». Артиста — за последнюю роль в спектакле. «Шекспировский накал. Станиславский бы зааплодировал». Кидал привычные фразы об «ответственности перед будущим, перед детьми». Но мысли были заняты совершенно другим. Эх, если бы кто знал, чем заняты его мысли. Но мысли — это суверенная территория каждого, и попасть на нее очень непросто.

Новый гость. Писатель. Прямо из Америки. Теперь не вылезает из телевизора. «Как здоровье вашей жены? Как творчество? Как с Букеровской премией?» Ага, следующий балалаечник и писатель, кумир шестидесятников, слезливо-романтические песни — ах дружба и любовь, ах, прекрасная дама. Этот — из особо отличившихся. Ему надо уделить чуть больше времени. «Как здоровье ваше? Как жены? Ваш новый роман — это настоящая русская литература…» Кто там еще? Ага, еще один бумагомаратель, главный гуманист. С этим — улыбка еще шире. Его можно даже похлопать по плечу — дружески-панибратски.

— Как ваши творческие успехи? — спросил Чекалин.

— Нет никаких успехов, — сумрачно ответил Резников.

— Да, конечно… Такой уж сейчас исторический момент. Приходится поступаться самым дорогим и засучив рукава трудиться для России.

— Для России?.. Света умерла. Дочка.

— А, слышал. Ужасная трагедия, — вице-премьер, поморщился, предчувствуя неуместную сцену скбрби, и постарался побыстрее свернуть разговор.

— Ее убили.

— Да, я слышал. Мы все сделаем, чтобы убййцу нашли.

— Его установили. Рауль Брызов. Мертвяк. Не помните?

— Мертвяк?

— Есть и еще один убийца… Это ты!

Писатель вцепился в рукав Чекалина.

— He волнуйтесь так, — успокоительно, тоном врача-психиатра сказал Чекалин, всем своим видом демонстрируя — вот как страшно человеческое безумие. — Извините. — Он оторвал пальцы от своего рукава и хотел отойти.

Охранник у дверей, почуявший неладное, направился к ним.

— Это ты ее убил!!!

Резников вдруг кинулся к Чекалину и крепко обнял его.

— Да вы что? — вице-премьер попытался оттолкнуть писателя, но тот вцепился в него мертвой хваткой. Чекалин ощущал, как глупо он сейчас выглядит. Надо бы запереть в психушку этого сумасшедшего. — Отпустите же!

Охранник положил руку на плечо Резникова и дернул на себя.

Оглушительный грохот… Потом тишина. Потом — женский визг. И все, на миг замерев, пришло в движение.

Взрыв прикрепленной к телу Резникова пластиковой взрывчатки разнес и перемешал тела писателя и вице-премьера. Они будто сошлись в дьявольском, последнем, смертельном объятии…

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀