Мерзавец

Глава 9. Архипелаг

Павел Ильич.

Огненный смерч поднял тело Павла на высоту нескольких километров. Уже теряя сознание, используя последние запасы магии, Павел попытался уйти телепортом в Роззе, и потерял сознание. Пришел он в себя только спустя несколько часов от укуса небольшого краба, который преступил к поеданию огромного куска мяса, думая, что человек умер. Амулет спас Павла от взрыва в замке Дюк, он сохранил ему жизнь при падении на землю, но не в силах был уберечь от лучей жаркого южного солнца, которое зажарило Павла и превратило его лицо в один огромный волдырь. Левое ухо горело огнем. Павел попытался наколдовать исцеляющее заклинание, но понял, что он магически пуст, и негде не чувствует источников магии. Павел выкачал остатки магии из амулета. Силы было слишком мало для телепортации, не то, что для лечения. «Как на Земле», — подумал Павел, — «Где же я нахожусь?»

Песчаный пляж шириной почти в километр с небольшими дюнами, покрытыми жалкими кустиками, напомнил Павлу окрестности Анапы, где он отдыхал в молодости.

Мокасины проваливались в мелкий песок-ракушечник, тот набивался в носки, и когда пляж закончился, Павлу пришлось сесть, чтобы переобуться. Неожиданно сзади, совсем рядом зарычала собака. Двое негритят лет семи-восьми без страха смотрели на Павла, а маленькая, удивительно худая собака явно трусила, но находила в себе силы выполнять свой долг, ожидая поддержку от хозяев. Отсутствие одежды на мальчике и девочке ни о чем не говорило, также как и их непонятный язык.

Рабство для Павла не было унизительно, оно изнуряло его. Наказывали белого раба редко, первой жестокой порки хватило, чтобы выбить глупости из пустой головы «святого мага». Павел мог убить палача и десяток мерзких негров-хозяев, но его проблему это не решало. Бегство с острова было крайне опасно. Серьёзной проблемой для других рабов являлся секс, социальный статус раба не привлекал ни рабынь, ни, тем более, свободных женщин. Для Павла и эта проблема не существовала, по причине его сексуальных расстройств. Когда в сезон дождей рабам разрешали немного отдохнуть и «озабоченные самцы» пускались во все тяжкие, Павла наблюдал за ними со стороны, единственная желанная для него женщина — Рушель жила невообразимо далеко. Десять лет монотонного труда на сахарной плантации могли свести в могилу любого. Жизнь, казалось, не имела смысла. Каждый год в сезон дождей на Павла накатывало желание утопиться в море, но не хватало мужества. Рабство сделало Павла жилистым и необыкновенно худым, вылечило от хромоты и добавило выносливости. Очередной шторм сезона дождей разбил о песчаную косу большое эльфийское судно. Рабы сбежались на берег, посмотреть на развлечение, чужое несчастье для рабов — смешно и радостно. Никто не помогал тонущим эльфам, это было опасно. Павел пару раз наблюдал, как волна утаскивала в море глупых негров. Те считали себя в безопасности за полсотни метров от моря. Экипаж судна почти целиком добрался до берега, но не мог выбраться на сушу. Волна сбивала с ног и утаскивала эльфов обратно в море. Удар о плотный мокрый песок оглушал, волна уносила на глубину, и эльфы гибли под радостные крики зрителей. Одному пловцу удалось поймать волну, и на её гребне он пронесся над пляжем половину пути. Затем эльф нашел в себе силы пробежать, ковыляя, десяток метров и удержать удар следующей волны. Еще трое счастливчиков чудом выиграли схватку с морем. Новых рабов увели на плантацию. Среди них был эльф по имени Мове. Через полгода трое из четверых новичков погибли, а Мове стал Павлу другом. Эльфы ушли в побег на маленьком плоту под парусом поздним вечером, а через день негры привезли их тела, чтобы развесить на площади Наказаний. Мове плакал тихо, почти незаметно. Его и Павла наутро, после побега, забили в колодки и располосовали бамбуковыми палками спину.

— Это научит остальных покорности! — сказал хозяин-негр после того, как оба белых потеряли сознание.

— Они останутся в колодках без пищи и воды до тех пор, пока их друзей не вернут, — приказал хозяин охраннику. Павел слышал его. Сознание, казалось, оставило его. Тело не желало терпеть страшную боль, и только отрешенность и безразличие к своей судьбе не давали ему впасть в отчаянием. Ему давно было безразлично — жив он или умер. Колодки стояли на открытом месте, посреди площади. Жгучие лучи южного солнца нагревали изуродованную, кровоточащую спину Павла. На кровавое пиршество слетелись насекомые. Рабы, согнанные на представление, радостно смотрели на пытки и мучения белых. Ни Павла, ни эльфов никто из них не любил. Осознание того, что кому-то хуже, что кого-то унижают, над кем-то издеваются, а тех смельчаков, что имели смелость сбежать, поймают и убьют, наполняла сердца рабов радостью. Если бы рабам было позволено, то они забросали бы Павла камнями и забили палками насмерть. Мове стонал, корчился и извивался в колодках, сдирая кожу на руках и ногах.

— Пить! — стонал он, хотя прошло всего два-три часа. Никто не торопился принести воды. Площадь была пуста. Сами небеса проявили к мученикам свою милость. Небольшая туча пролилась потоками дождя. Вода не успевала впитываться в песок, так много её было.

— Спина, моя спина, — тихо стонал Мове, всхлипывая.

Когда негры привезли и вывесить на площади Наказаний тела трех беглецов, Павла и Мове освободили и бросили в тень. Умирать. Глаза Павла засверкали, кулаки сжались, а лицо окаменело.

— Помнишь, ты удивлялся, зачем я живу? У меня нет жены, нет детей, нет любимой, я стал чужим для своих друзей. Я не был двадцать лет на родине. У меня не было иной цели в жизни, кроме спокойной, комфортной старости.

— У тебя есть друг! Это я!

— А у тебя есть долги дома. Твои жена и дети не выживут одни. Так найди в себе мужество встать! Мы должны добраться до хижины, должны намазать спину мазью из алоэ. Нам необходимо выжить. Мы убьем охрану и захватим судно!

— Умрем достойно! — Мове дернулся и застонал. Его голос прервался, он начал задыхаться.

— Идем! Иначе мы сгнием здесь, — зарычал Павел. Мове отдышался.

— Никогда не видел тебя таким решительным. Мне казалось, что в тебе отсутствуют все три человеческих страсти. Ни жажды власти, ни богатства, ни женщин в тебе нет.

— Моя нация очень терпелива, но когда оно кончается … Мы можем сотни лет смириться и ждать, а потом ужасный, кровавый бунт!

— Ты очень нетерпелив. Я имею в виду для своей нации. Всего десять лет, — криво улыбнулся Мове.

— Не тяни время. Сосредоточился. Встал.

Казалось, что дорогу до хижины не одолеть. Эльф не стонал, не канючил, но его серое, после пытки, лицо сделалось черно-белым. Его глаза ввалились, белки покраснели от крови, дыхание стало хриплым, и последнюю сотню метров Павлу пришлось подставить Мове своё израненное плечо.

— Если к утру меня залихорадит, то мы не сможем захватить судно, — прошептал Павел. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в нары.

— На что ты вообще рассчитываешь? Там дюжина матросов ночует на борту! Нам не справиться даже с одним.

— Утром. Всё узнаешь утром.

— Ты мне не доверяешь? Своему единственному другу! — с обидой в голосе прошипел Мове.

— Стены имеют уши, — устало сообщил Павел.

— Если бы кто-то услышал наш разговор и донес, то нас бы уже скормили собакам.

— Нет. Рабы или надсмотрщики подумают, что у меня горячечный бред. Хватит болтать. Не трать силы. Ты говорил, что можешь войти в транс и заставить боль отступить?

— Раньше мог. Сейчас не знаю, — с сомнением прошептал эльф. Он на самом деле попытался сосредоточиться. Павел мог бы усыпить эльфа, но жалкие остатки магии нужны ему были для бегства. И Павел, и Мове всю ночь практически не спали, лишь изредка проваливаясь на несколько минут в беспамятство. Под утро опять начался ливень. Огромная черная туча закрыла всё небо.

— Ты можешь идти? — спросил Павел эльфа. Мове сполз на пол и, ухватившись за столб, смог встать почти без стонов.

— Молодец! — Павел разговаривал хрипло. В легких что-то булькало, и он старался обращать на это поменьше внимания. Оба вооружились тонкими длинными ножами, похожими на короткие шпаги. За ношение оружия рабам полагалась мучительная смерть, но сегодня два друга так и так шли умирать.

— Я уже свободен! — поднял свою маленькую шпагу эльф. Его голос был полон благородства. Павел позавидовал ему. «Кто я есть? Правнук крепостного, фактически, раба. Сын колхозника, чудом пережившего и предвоенные голодовки, и саму войну, так и не успевшего понять, что он свободен. Я всю жизнь прожил по программе, по инструкции, по правилам. Даже став всесильным Святым магом я остался рабом привычных понятий, я никогда не был свободным, и рабство не тяготило меня», — подумал Павел.

— Как бы гроза не разбудила негров на судне, — забеспокоился эльф.

— Грохочет далеко. В любом случае нам стоит поторопиться. Короткие штаны промокли мгновенно, а обувь рабам не полагалась. Павел пил дождь на ходу, с удовольствием глотая прохладную воду. Судно они увидели, только вплотную приблизившись. Караульного на носу не было, он, видимо, ушел спать под навес на корме, где ночевала остальная команда.

— Я иду первым. Ты страхуешь сзади. Ничему не удивляйся, у меня осталось немного магии, и часть команды я попробую убить тихо-тихо, — предупредил Павел эльфа. Метод убийства Павел продумал давно. Самым экономным, казалось, было разорвать нерв сердечной мышцы. Но для этого следовало «увидеть» сердце, что означало потерять вдвое больше магии. Второе очевидное решение — закупорка сонной артерии давало экономию на «диагностике», но потери на физическом воздействии были существенно больше. Решение Павел нашел на стыке магии и биологии. В океане водились ядовитые моллюски, ничтожная капелька яда которых вызывала паралич. Даже поверхностная рана была опасна для жизни, если вовремя не отсосать яд. Павел уже затратил двенадцатую часть своего запаса, когда проводил испытание на зловредной псине охранника. Резерва осталось еще на одиннадцать попыток, и ни одна из них не должна была пропасть даром. Негров на корме оказалось неожиданно много. К команде на ночь напросились рабыни, всегда любящие развлечения. С одной стороны, это облегчало задачу, пьянка-гулянка только что закончилась, и храп заглушал шаги Павла. С другой стороны, две дюжины негров Павлу никак не одолеть.

— Приготовь свою шпагу. Похоже, что ты был прав — сегодня наша очередь умирать, — прошептал Павел эльфу.

Мове, казалось, стал даже выше ростом. Его глаза загорелись, а движения стали ловкими, скользящими. «Прямо-таки, леопард», — усмехнулся Павел.

И рабыни, и моряки-негры были одинаково опасны. Пожалуй, первые даже опаснее, они ничем не уступали своим кавалерам в силе, а яростью превосходили.

Павел направил свой первый заряд яда в голову первой, попавшейся ему на пути, огромной и безобразной негритянке, способной одним ударом убить такого худышку, как он. Её не убило, даже парализовало как-то частично. Бабища открыла свои черные глаза, и, сверкая белками, с ненавистью уставилась в лицо Павла. В утренних сумерках ему казалось, что белки глаз почернели, это лопались сосуды. Кровавые черные слезы покатились по щекам женщины. Павел почувствовал её чудовищную боль. Он магически потянулся к негритянке, что прервать её мучения, не считаясь с потерями, не жалея ни о чем, а «прикоснувшись», получил в ответ мощный заряд магии, на порядок больший его мизерного запаса. Павел застыл в изумлении на несколько секунд. Он нашел взглядом следующую крупную рабыню и повторил нападение. На этот раз Павел сразу же «присосался» к негритянке, и магическая энергия вливалась в него не короткое мгновение, а несколько секунд. С большим сожалением он прервал мучения женщины, «магическая жажда» даже спустя долгие десять лет была нестерпима.

— Уходим, — повернулся Павел к эльфу. Тот возмущенно удивился, но, признав раньше право Павла командовать, не стал сейчас, в боевой обстановке, спорить. Дождь, стихнув на немного, сейчас припустил во всю силу. Молния сверкнула совсем рядом, гром грянул буквально через пару секунд.

По дороге Павел решал для себя непростую проблему: отправить эльфа телепортом домой, открыв свои возможности, или достаточно, захватив власть на острове, обеспечить безопасное возвращение на корабле. Последний вариант был сложнее, набрать среди сотен рабов дюжину «любителей свободы» было непросто. Негры-рабы восхищались своими хозяевами, готовы были умереть за них — местные шаманы умели дурить голову не хуже земных специалистов по промыванию мозгов. Лишь дойдя до хижины, Павел удивился своей реакции. Случилось чудо: он получил источник магии в «пустом», не магическом мире. Это оказалось для него маловажно. Мало того, он не решает для себя проблему морали — способ получения энергии очень похож на тот, что использовался в Алтаре Смерти. Он боится довериться своему единственному другу!

Павел решился на то, что делал только с врагами: он слился с эльфом, и ощутил его искреннюю дружбу, приправленную недовольством вынужденного бегства.

— Нам нет теперь нужды рисковать, пытаясь шпагами убить две дюжины врагов. Я тебе не рассказывал, не имело особого смысла, я был магом. Несколько капель магии я хранил все десять лет рабства, и рассчитывал сегодня израсходовать, убив дюжину караульных. Когда я убивал негритянку …, там, на судне …, она, умирая, отдала мне огромный запас силы. Сейчас я могу перенести нас к тебе на родину, — выдавил из себя Павел, пристально глядя в глаза эльфу.

— Прямо сейчас? Мы полетим по воздуху на ковре-самолете? Я читал о таком, но думал, что это сказки? — сбиваясь и глотая слова, спросил эльф.

— Сейчас? Не будем мстить? Оставим этих черных сволочей в покое?

— Зачем? Эти «черные сволочи» ничем не хуже гномов, людей или нас — эльфов. Вы, люди, столетиями мучили невинных в замке Дюк! Гномы за последние десять лет учинили такой геноцид, стоить вспомнить — волосы дыбом встают. Про эльфов промолчу, это было бы непатриотично.

— Сейчас, когда замок Дюк разрушен, к человеческой империи претензий нет?

— Мы в разговорах пропустили этот момент? Империя развалилась восемь лет назад …

— Поболтать на философские темы нам с тобой хватало времени, а до конкретики руки не дошли, — горько вздохнул Павел.

— Ну их, негров — любителей рабства! Полетели домой! — раскинул руки крыльями эльф.

— Закрой глаза. Павел уложил эльфа на нары, завязал ему тряпкой-полотенцем глаза, и переместился с ним на Священную гору над источником.

— Холодно! Ветер!

— На высоте всегда холодно, а встречный поток воздуха создает ветер. Потерпи часик!