Место покоя Моего

ДЕЙСТВИЕ — 5. ЭПИЗОД — 6 ЕВРОПА, ДОВИЛЬ, 2157 год от Р.Х., месяц июль

Когда Петр уходил во Время, в Иерусалиме была глубокая ночь. Иешуа остался в Вифании, в доме Лазаря. Иешуа не захотел вместе с Петром вернуться в Иерусалим, поскольку делать ему там было нечего: присланные Петру книги он прочел, а обыкновенные приличия требовали его присутствия на первой поминальной трапезе по Иуде. Тем более что он сам объявил траур по убившему себя брату. Нельзя сказать, что это объявление вызвало чье-то явное недовольство, но и общего энтузиазма тоже не наблюдалось. Закон — это Машиах, формула была выведена самим Иешуа и принята всеми. Но привыкнуть к ней — на это, как уже говорено, требовалось время. Поэтому Иешуа сиднем сидел в темной обеденной комнате в доме Лазаря, подавал другим пример.

Петра сей пример устраивал. В эту ночь ему не нужен был спутник и тем более свидетель. Он всегда уходил во Время в одиночку, даже Иоанн ни разу не присутствовал при тайном процессе, хотя знал, как теперь и Иешуа, о существовании тайм-капсулы. Приглашение Иешуа Петром было лишь данью вежливости: Петр с высокой степенью точности знал, что его не примут.

Так, значит, и вышло.

Петр вышел из капсулы в приемном блоке Технического отдела, сооруженном на нижнем этаже здания Службы, а точнее — на двенадцатом ниже уровня земли. Над уровнем тоже имелось двенадцать красивых этажей, а выше в Довиле дома и не строили: городок по-прежнему был невелик и оставался дорогим курортом на севере Франции. «Тайм-билдинг», как его называли в Службе, реально торчал уже за пределами городка, в десяти примерно километрах от него — в местечке Блонвиль-сюр-Мер, которое теперь стало пригородным районом Довиля.

Времени у Петра было навалом — здесь, в двадцать втором веке, но в первый он собирался вернуться максимум пятью минутами позже своего отбытия. Стационарно обустроенный, давно рассчитанный и многажды обкатанный маршрут позволял такую сумасшедшую для бросков точность.

Следовало помыться от души, вылить на себя тонну чистой и теплой воды, а то и полежать в ванне, лениво погоняв на экране ти-ви новости родного мира. Следовало поесть от пуза, забраться в густые дебри любимой французской кухни, вынести из этих дебрей приятное послевкусие удивительно нежной рыбки Сен-Пьер, то есть Святого, извините, Петра, насыщенное к тому же каким-нибудь славным «Шато О'Брион» урожая удачного тридцать девятого или еще более славным «Шато Леовиль-лас-Кас» урожая фантастического тридцать четвертого, — никаких сравнений с «добрым галилейским»! Но вот странность: следовало, но не тянуло. Не хотелось.

Поймал себя на машинально скользнувшей мысли: ты же ел недавно, соседи Лазаря приготовили хорошую рыбу, сыр был свеж и малосолен, а перед тем все ритуально обмылись в просторном бассейне хозяина…

Усмехнулся этой мысли: ты где живешь, Мастер, ты откуда взялся?

И всерьез себе ответил: оттуда, из потерявшейся во времени Бейт-Ханании, из исчезнувшего с лица земли великого Иершалаима, из сонной Галили, и живу там, живу, живу…

Короче, даже не переодевался. Как прибыл — в потной тунике с платком на плечах, в крепких еще сандалиях, при бороде, естественно, — так и отправился на обязательный доклад к Главному инспектору Службы Майклу Дэнису, втайне надеясь, что тот накануне отбыл по делам в Нью-Йорк или Буэнос-Айрес, кабинет пуст, и можно будет лишь отметить свое прибытие-убытие в компе Техников. Других начальников над Мастерами, кроме Дэниса, не имелось.

Но не пофартило: Дэнис был у себя в кабинете и будто ждал именно Петра.

Он сидел, развалясь в гигантском кресле, за гигантским же письменным столом, на коем ничего не лежало, не стояло, не валялось — кроме старинного перьевого «Монблана» в каменном поставце и старинного золотого наручного «брегета», который Дэнис носил почему-то в кармане, а в помещении выкладывал на стол. Сзади инспектора на тоже гигантский настенный монитор была выведена карта Палестинских земель времен Иешуа. Или — так почему-то было приятнее Петру! времен Петра. Еще одно подтверждение того, что прибытие Петра засекли и мгновенно настучали о нем шефу Службы. А тот подготовился к визиту.

— С прибытием, — сказал Дэнис, не вставая. — От тебя попахивает.

— Мне выйти? — любезно поинтересовался Петр.

— Оставайся. Почему не привел себя в порядок?

— Я в порядке, — уже не очень любезно сказал Петр. — И к тому же я здесь ненадолго.

— Торопишься куда? — Дэнис любил поиграть в дурачка с подчиненными, нравилось ему это милое занятие, потому что разные подчиненные по-разному вели себя в подобной ситуации, а инспектор считался неплохим психологом. Так он, стало быть, полировал свои знания людских моделей поведения.

— Тороплюсь. Домой. — Петр знал эту манеру шефа вдоль и поперек, держал ее раньше за милую и невинную, подыгрывал вовсю — жалко, что ли! — а сейчас почему-то ощутил непонятное раздражение. Но не подавил его, а принялся холить и лелеять.

Он сел в куда более скромное по размерам кресло, стоявшее по гостевую сторону стола-прилавка, почувствовал запахи дорогой кожи, тонкого модного одеколона «Дофин-Картье», коньяка «Дэлямэн» тридцатилетней выдержки, навсегда въевшегося в воздух кабинета сладкого дыма кубинских сигар «Коиба». Атрибуты власти, знакомые и даже привычные…

Опять странно: они сегодня не нравились Петру.

Он еще держал в себе горький запах дворового очага, душный аромат трав, тяжеловатый, но нераздражающий дух животных, детенышей, которых даже по весне хозяева предпочитали держать по ночам в доме.

— Плохо, — сказал Дэнис, доставая из подстольных глубин бутылку означенного «Дэлямэна» и пару тонких «риделевских» коньячных рюмок. — У тебя, дорогой Петр, развился типичный тайм-синдром, ты себя ощущаешь древним евреем со всеми положенными комплексами, лечиться тебе надо, но некогда. Примешь двадцать граммов?

— Отвык, — отказался Петр.

Он и сам понимал, что тайм-синдром имеет место. Так называется специфическая для работников Службы, а точнее — для Мастеров профессиональная болезнь, суть которой — в предельном привыкании к обстановке и атмосфере (в прямом и переносном смыслах) броска и отторжении всего иного. Запаха сигар, например, или вкуса-коньяка, или даже ванны с пенными наполнителями. Но это лечится.

— Как хочешь, — равнодушно заметил Дэнис, налил себе двадцать граммов, подышал ароматом, глотнул. — С чем прибыл?

Что ему зацикливаться на капризах подчиненного! Он знал, что тайм-синдром лечится и капризы исчезают. А хороший коньяк — это навсегда.

А Петр вдруг поймал себя на крамольной мысли о том, что его любимый именно так! — начальник чем-то неуловимо напоминает ему малость постаревшего пятого прокуратора Иудеи: тот же короткий ежик на большой голове, то же атлетическое сложение, те же категоричные грубоватые манеры общения. Костюмчик, правда, другой, но это — форма, внешнее, а Петр мыслит о сути… А раз так, то и вести себя захотелось подобно знатному эллину Доментиусу — без церемоний.

— К вам? Ни с чем. Зашел, чтоб соблюсти субординацию, всего лишь. А что до дела, так вы все знаете. Проект близок к завершению. Третьего дня состоялась казнь, вчерашним утром — Воскресение. Через сорок дней — Вознесение, и — можно снимать технику.

— Все это я действительно без тебя знаю. То есть с тобой, конечно, но для этого не стоило тратить энергию поля и мотаться в Службу. Мне хватает твоих отчетов. Они хоть и лаконичнее с каждым разом становятся, но понять можно… Не ври мне, Мастер. Я тебя изучаю… сколько же?.. семь лет уже!.. Так чего ты мне яйца крутишь? Пустое занятие… Ты прикипел ко времени, ты ощутил себя в нем своим, ты создал Объект с нуля, тебе его жалко терять. Я прав?

— Естественно, — не стал спорить Петр. — А зачем его терять? Есть же опыт — с Иоанном Крестителем.

— Он сюда не подходит.

— Почему? Объект готов сменить имидж, получить легенду…

— Ты с ним говорил?

— Не однажды.

— А характер свой он готов сменить? Он — лидер, ведущий, а твой Иоанн типичный ведомый, пусть и очень сильный. Не сравнивай. Объект не сможет смириться с подчиненным положением, ты это сам отлично понимаешь, а мне дурочку вкручиваешь.

— Майкл, сколько проектов сейчас в работе? Я не спрашиваю каких. Это — top secret, понимаю. Назовите только цифру.

— Цифру тебе? Ну, бери: двадцать семь. Не слабо? И есть не менее значимые, чем твой.

— Верю. Но и я о том же. Вы же не лезете в подробности каждого, не изучаете конкретный отрезок истории, это непосильно даже для вас. И не нужно, кстати. Вы — стратег. Вы держите в голове карты каждой операции, но карты крупномасштабные. Знаете, такие — с широкими разноцветными стрелками: сюда армию, сюда — две дивизии, здесь — район для ковровых бомбардировок… Все правильно. Но хороший стратег всегда прислушивается к мнению маленьких тактиков. А маленькие тактики, работающие на мелкомасштабном уровне, говоря точно — на местности, они могут знать подробности, которые стратегу не повредят. Для принятия судьбоносных решений…

— Ну, и что ты знаешь, маленький тактик?

— Про апостола Павла слыхали?

— Он-то здесь при чем? Насколько я помню, при жизни Христа его не было. Он возник позже.

— Отлично! Возьмите с полки бублик… Он действительно возникнет позже, но станет одной из ведущих фигур в истории христианства. Причем работать будет за пределами Палестины — в мало-азийских и греческих землях. Практически постоянно. И всегда — самостоятельно. Автономно. Чем не вариант?

— Объект согласен? — Дэнис залпом допил коньяк и снова налил.

Петр знал: это был симптом волнения. Чем-то, выходит, Петр его зацепил.

— Согласится. Он понимает, что факт Вознесения перечеркивает его существование в роли Христа в числе живых. А конкретно о новой роли я с ним не успел побеседовать. Он только вчера ночью прочел текст Нового Завета.

— Вчера ночью, третьего дня… Оставь ты эти свои меры для местного употребления… — Дэнис явно начинал раздражаться. Отчего? Что-то знает и это знание ему не нравится? Или как?.. — А если он не согласится взять на себя иную роль? Ты что, выхода не видишь? Он же прямо валяется под ногами и орет о себе! Ну-ка, назови, назови, не верю, что не думал…

— Почему не думал? Думал. Вы о Втором Пришествии?

— О нем, родимом! Я хоть и не маленький тактик, но заветы ваши драгоценные прочел со вниманием. И не из пустого любопытства, а с конкретной целью: найти в них дыры для Объекта. И дыр там навалом. Да, считается, что время Христа не равно времени его простых современников. В каком-то из псалмов, не помню точно, прямо говорится, что для него тысяча лет — как вчерашний день. Ладно, хрен с ним, с псалмом, он написан задолго до рождения Объекта. Но все апостолы, в том числе и твой Павел, любили утверждать, будто Второе Пришествие надолго не отложится. Им это было выгодно? Ясный перец! Какой дурак пойдет за ними и еще денежки принесет, если обещанный Христос никогда не вернется? Дураков мало, и никому они не нужны. Тем более апостолам. Как там у Иоанна Богослова: «Блажен читающий и слушающий слова пророчества сего и соблюдающий написанное в нем: ибо время близко». Я не наврал в цитате, а, маленький тактик? Мы же стратеги, нам не дано знать тексты ротных приказов… Но к делу. Вот ключ: «время близко»! А там таких пророчеств хватает, хотя есть и осторожные. Но Объекту-то зачем осторожные? Ему в самый раз: вознестись, передохнуть пару месяцев и вернуться. Как раз к разброду в Иерусалимской общине. И все опять взять в свои руки… Что, тактик? Считаешь, стратег перестраховывается? Да, перестраховываюсь. Иначе вы таких дров наломаете с вашими дурацкими тайм-синдромами…

— Он не вернется, — тупо сказал Петр.

Дэнис все сам продумал — в отличие от Петра, которому понадобилась подсказка Иоанна. Хотя, не исключено, он опирается на разработки экспертов, не показанные Петру. Той же Клэр, к примеру. Но почему непоказанные?..

— А где гарантии? Гарантии где? — наступал Дэнис.

— Я могу с ним остаться. Я могу повлиять на его выбор… Я вообще могу возвращаться туда регулярно, дождаться естественной кончины Объекта, а потом повести работу по написанию синопсисов такими, какими они уже дошли до нас. И в них никакого Второго Пришествия не останется… Если это чересчур дорого или противоречит корпоративным интересам, могу работать самостоятельно, без помощи Службы.

— Во-первых, так тебя твой Объект и послушался. Много он тебя до сих пор слушал, как же… А во-вторых, так я тебя и отпустил из Службы. Размечтался! Небось уж заявление об уходе сочинил? Так, мол, и так, не готов разделять принципы Службы Времени, прошу уволить… Ты впервые в таком длинном броске, парень. Тебе все эти годы везло, твой максимальный уход, если я не запамятовал, — полтора года, Франция, восемнадцатый век… Ну, еще два раза по году в твоем любимом двадцатом. И ни одной ликвидации Объекта! Ты ж раньше про тайм-синдром только слышал. А на долгих дистанциях он, синдром этот, обязателен. А если еще Объект приговорен — тут же морда наискосок и заявление на стол. Исключений — ни разу! Гуманисты, мать вашу! Мастера, интеллигенты сопливые! Повидал я вас на своем веку. И ведь что характерно, Мастер: как только лекари синдром снимут, все тут же о заявлениях забывают. Как не было! И все прекрасно дальше работают, что характерно. А я эти бумажки храню, храню. Очень поучительные документы. Хорошо, что вы, Мастера, редко встречаетесь, не получается по душам поговорить. Да и не умеете вы здесь — по душам. Это — к лучшему. К общему спокойствию. Так что забудь, выброси дурь из головы, трудись. Сообщишь, когда понадобится Исполнитель.

Петр более всего был потрясен тем, что идея ухода из Службы и выбор условного заповедника для утишения страстей — не его оригинальное душевное изобретение. Были предшественники. Да, тайм-синдром до сих пор его миловал. Так что же, все его нынешние боли и переживания — результат обыкновенной профессиональной болячки? Этакий проходящий психизм? Не верилось, но и не до того сейчас было. Придет время обдумать и взвесить. А пока Дэнис времени не давал, явно приглашал закругляться. Надоел ему маленький тактик до зла горя.

Значит, стоило задать стратегу еще один вопрос — на прощание. Пусть потерпит, прокуратор…

— Кто кому, интересно, яйца крутит? — намеренно неторопливо поинтересовался Петр. Даже в кресле не пошевелился. — Давайте начистоту, Майкл. Дело ведь не в Объекте как таковом. Был бы он простым Объектом, вы бы легко поверили, что я справлюсь с ним. Как всегда верили, и я вас не подводил. Но он непростой, Он с довеском. И именно довесок этот вас пугает так, что коленки дрожат. Верно, Майкл?

— Ты о чем? — спросил Дэнис.

Просто так спросил. Петр видел, что он понял вопрос. Именно видел: в Службе Мастерам запрещалось слушать и коллег, и друг друга. Существовал официальный Кодекс Мастера, который, среди прочего, включал в себя и это положение. А соблюдался Кодекс — непреложно.

— О матрице, — сказал Петр. — О чем же еще? Как я понимаю, вы ее закопали навсегда? Не было ее вовсе, да? Не изобретали, не производили, не внедряли в Объект?..

Дэнис молчал. Снова слазил куда-то под стол, как в ящик иллюзиониста, достал оттуда чудовищную «коибу-лансеро» ручной скрутки с кокетливым хвостиком на конце, некуртуазно откусил хвостик и плюнул в угол кабинета. Вынул из кармана форсунку «Дюпон», долго раскуривал сигару, пускал дым, вонял, заглушая столь отвратный ему запах Палестины. Тянул время.

Петр терпеливо ждал. Театр есть театр, паузу Дэнис умел держать.

— Вообще-то не твоего это ума дело… — медленно, нехотя начал Дэнис, пыхтя «коибой», запах которой для Петра был тоже отвратным, — но раз пошла такая пьянка… Короче, ты верно просек. Мы закрыли все разработки, связанные с матрицей. Мы уничтожили все винты с записями о ней. Мы почистили память всех, кто с ней работал. Кроме, естественно, Главного Умника, но он сам первым все понял, сам запаниковал, похороны матрицы с его подачи начались. Точнее, с его расчетов… Реально сегодня остались двое, которых мы не трогали…

— Я и Иешуа? — быстро спросил Петр. Показалось или нет, но в кабинете Дэниса стало холодно. Кондиционер, что ли, заработал?

— Иешуа и ты, — серьезно поправил Дэнис.

— Ну, Иешуа — к Богу в рай, это я уже сообразил. А меня куда? Следом?

— Обижаешь. — Дэнис не улыбался, не шутил. Петр знал, когда шеф становился серьезным и всерьез же озабоченным. — Ты мне позарез нужен. У меня Мастеров, как ты знаешь, всего пятнадцать, и новых пока не предвидится. Что ж я, дурак, что ли, — швыряться паранормами почем зря? Нет, Петр, жить будешь, работать будешь. Память, правда, подправим, тут уж не обессудь.

— А что случилось, шеф? Что с матрицей? Бомба она или похуже?

Все знал Петр, все понимал, но очень хотел услышать официальную версию и понять: где она, версия эта, врет, потому что официальная.

— С матрицей, Петр, хреновато вышло, — медленно, эдак стыдливо начал Дэнис. Ну прямо душу наизнанку выворачивал! — Когда этот яйцеголовый… ну, Умник, тебе его фамилию знать не положено… когда он матрицу сочинил, то тут как раз твой проект подвернулся. Вовремя, блин. И мы, идиоты, не проверив, не просчитав как следует вероятностные варианты ее развития, даже не поняв толком, что имеем, всадили ее в башку твоего Объекта. А потом, когда Умник посчитал прогноз, спохватились, но — поздно. Матрица уже начала Самостоятельно развиваться, затормозить ее было невозможно, не говоря уж об изъятии…

Если это и была официальная версия, то — насквозь лживая. Скорее всего никакой версии вообще не сочинялось, поскольку теперь и матрицы как бы не существовало. А для несуществующего — зачем объяснения?.. Дэнис мог бы поручить своим пи-ар технологам разработать влегкую какую-нибудь легенду конкретно для Петра, даже не объясняя им сути задания. Мол, как поумнее запудрить мозги не самому глупому типу по поводу некоего изобретения, о котором он точно знает, но должен забыть. Мол, мы его, изобретение это, изъяли из оборота, а подлинные причины секретны и типу помешают спокойно спать. Но не поручил, отдыхают технологи. Понадеялся на себя — великого…

Что есть правда? То, что матрицу действительно с пылу и с жару впаяли в голову Иешуа, а только потом посчитали возможные последствия. И ужаснулись. Или еще кому-нибудь впаяли — либо Объекту в чьем-то броске, либо — что скорее! какой-нибудь шимпанзюшке из вивария Отдела Разработок Службы. А она пожила-пожила и напечатала на компе «Войну и мир». Или философский словарь для продвинутых. И опять все ужаснулись… Как было на самом деле, Петр никогда не узнает. Ему не положено. Он своего рода взрывоопасный клиент. У него тайм-синдром в разгаре. Его лечить надо, а заодно стереть из памяти информацию о матрице. И будет он считать, что Иешуа стал таким супер-дупер-великим только из-за влияния на него паранормального Мастера. И версия эта будет всячески поддерживаться в Службе, все станут петь осанну талантливому Петру, может, даже дадут какую-нибудь наградную цацку. А вот хрен вам, а не цацка!

— Майкл, теперь вы мне, говоря вашим языком, дурочку вправляете. Я ведь живу рядом с человеком, матрица в котором развивается уже двадцать лет. И я отлично вижу результаты. Они вас так пугают? Или у вас в загашнике есть и другие результаты других Объектов — не менее крутые, если не более?

Дэнис яростно смял недокуренную сигару, вдавил ее в пепельницу, резко встал, оттолкнув кресло, и зашагал по кабинету — огромный, разъяренный, не умеющий сдерживать энергию, а наоборот — стремящийся выпустить ее по поводу и без. И впрямь Пилат-прокуратор!

— Пугают, говоришь? А тебя не пугают? Ты что думаешь — ты один мне докладные строчишь из своего Израиля? Да у меня, когда мы про матрицу кое-что сообразили, источников информации появилось — выше крыши! И живых, и электронных. Техники у нас зря свой хлеб не едят. Я про твоего Иешуа все знаю. И много лучше тебя понимаю, что он такое есть и какая в том опасность для мира. Ты думаешь, матрица — это управляемый стимулятор мозговой деятельности? Черта лысого! Мы тоже так поначалу думали. Никакой не управляемый и никакой не стимулятор! Когда Главный Умник — все равно не скажу фамилии! — принес расчеты, меня чуть кондратий не хватил. Ведь моя вина! Я настаивал на испытании матрицы именно на твоем Объекте, как наиболее перспективном по срокам. Двадцать лет там, а здесь… сколько здесь прошло?.. едва ли полгода! Такие условия по времени — редкость… Поспешил, старый пень, хотя Умник умолял не спешить, дать ему год для лабораторных испытаний. Не дал. А ему, представляешь, и пяти месяцев хватило, чтобы прийти ко мне и настоять на похоронах собственного детища. И настоял, убедил. Плюс все, что с твоим Иешуа происходит, к его убеждениям добавилось… Знаешь, что такое матрица?.. Ничего! Пустячок! Импульс! Ибо только этого импульса — он особый, подробности тебе ни к чему — не хватает человеческому мозгу, чтобы начать стремительно развиваться. Точнее, задействовать всю свою непостижимую мощность, а не те жалкие двенадцать процентов, которыми мы пользуемся черт-те сколько столетий и понятия не имеем, какими гигантами создал нас твой Бог. Импульс нетороплив, он захватывает мозг потихоньку, сначала — и долго! — медленно, едва заметно, а потом разом — взрыв. И получается такое!.. Да что тебе объяснять, ты ж сам живешь рядом с… даже не знаю с кем… со Сверхсуществом, наверно… А теперь представь, что эта матрица становится всеобщим достоянием. Кто возникнет? Гениальные… нет, слово сюда не подходит, его не хватает, надо другое… ученые, музыканты, композиторы, писатели — допустим, хотя мозг развивается по всем параметрам, носитель матрицы становится сверхгением в любой отрасли человеческой деятельности. Значит, не только композитор, не только писатель, но и… Сам домысливай! Ты скажешь: изобретение можно и нужно держать в глубокой тайне. Не нужно, потому что невозможно! Что знают трое, знает и свинья. А сколько свиней на нашей планетке? Легион им имя! Жулье. Бандиты. Мафия. Вояки. Террористы всех мастей, в том числе и с именем Бога на устах. Националисты, мечтающие о переделе мира… Я не исключаю, что у всех у них появятся таланты писателей, художников и композиторов. Но на кой черт они им?.. Знаешь, Петр, у мира есть великий опыт негатива — в том, что касается преждевременного научного скачка. Мы столько раз наступали на эти грабли, что лично мне это делать неохота. Сегодня о матрице реально знают четверо: вы с Объектом и я с этим… с Умником. Сколько тебе осталось? Сорок дней? Меньше?.. Вали отсюда в свой первый век, сиди там, не вылезая. Запрещаю тебе появляться в Службе до финала. Через сорок дней рядом с тобой появится Исполнитель. Он и поставит точку. А ты вернешься. Вот тогда мы память тебе чуток и подправим, уж извини…

— Но о матрице знали члены Совета…

— Уже не знают, — подвел итог Дэнис, снова плюхнулся в кресло, долил в бокал коньяка и залпом выпил. — Как бы не спиться мне с вами…

— А вы подумайте, — сказал Петр, вставая и двигаясь к дверям, — может, это для вас — выход. Спившиеся стопроцентно теряют память. И тогда останется только один, кто знает… А вообще-то я бы о нем заранее позаботился. До того, как вы сопьетесь. Это он сегодня такой Умник и Осторожник, а завтра ему вселенской славы захочется. Они, ученые, такие непредсказуемые!.. Может, автомобильная авария, а, Майкл? Или суицид?.. Я бы не рисковал на вашем месте…

И вышел, не дожидаясь ответной реакций. Впрочем, легко представил ее.

Можно было подумать, проанализировать услышанное, но не хотелось. Зачем анализировать? Дэнис все точки над всеми «i» расставил, теперь надо ждать, когда они, точки эти, реально свалятся на головы Петра и Иешуа. Или не ждать. А что делать?.. Да дел-то, вообще, хватает и так, а Дэнис, гад, еще подбросил…

Время собирать камни настало, прав Екклесиаст.

В чем был, по-прежнему наплевав на условности, принятые в Службе, Петр заявился к компьютерщикам, нашел приятеля, с которым, бывало, гонял вместе на флайерах, дегустировал вина и прочие мужские радости частенько делил. Тот даже не удивился сомнительному виду Петра.

— Мне бы часок поработать, — сказал Петр после взаимных бурных приветствий, но — без объятий, которые дружбак посчитал септическими. Отдельный комп, подключенный к общей сети, и чтоб никто не мешал. Можно?

— Вообще-то категорически — нет, — сообщил гонщик на флайерах. — Нужен спецдопуск, а ты не в списке. Но если не протреплешься…

— Да я ничего крамольного не хочу, — возмутился Петр. — Так, для общего образования.

— Знаем мы ваши общие образования, — с сомнением приговаривал дегустатор вин, ведя между тем Петра в отдельный чей-то кабинетик, временно лишенный хозяина. Может, заболел, а может, в отъезде… — С вами глаз да глаз нужен, Мастера подлые… Часа хватит?

— Полтора, — прибавил на всякий случай Петр.

— Я тебя запираю и через два часа выпущу огородами.

— Спасибо тебе, — прочувственно сказал Петр, пустив слезу, соплю и слюну.

Но любитель мужских радостей уже захлопывал дверь снаружи, запирая ее личным кодом, и не видел мокрых проявлений благодарности.

Двух часов хватило, чтобы скатать на два макси-кристалла почти все, что Петр сумел, накопать для Иешуа в университетских библиотечных сайтах. Получилось очень много. Непомерно! Но Иешуа и требовалось непомерно. А с нынешнего утра двадцать второго века Петр считал, что никакие знания для ученика непомерными не будут.

Он еще успел заскочить к себе в жилой отсек и взять из ящика стола карманный комп с подходящим для больших кристаллов интерфейсом. И с радостью обнаружил в том же ящике блок запасных аккумуляторов к нему. На сорок дней хватит, а там — видно будет. Может, примем предложение Иешуа и уйдем в другой мир, в бывшее Царство Божье. Может, в том, другом мире нет никакого таинственного Умника и никто не изобрел опасную матрицу. То-то заживем!..

А в Иерусалим он вернулся ровно через пять минут после своего отбытия. По местному времени. Как и предполагал.