Месть

13

Убедить Фло Зинк стать приемной матерью оказалось не так трудно. Труднее было приспособиться к совершенно новой для меня Фло. Одетая в блузку с блестками и юбку с широким поясом, она, казалось, была готова разрыдаться.

― Мне не разрешат, Лью, ― говорила она.

― У меня есть друг в нужном месте.

Не спрашивая, Фло налила мне пива. Я выпил его. О том, какой прозрачной жидкостью с кубиками льда наполнен ее стакан, я не имел понятия. Мы сидели у нее в гостиной и слушали Джонни Кэша.

― Не знаю, смогу ли я отвыкнуть от этого. ― Фло подняла свой стакан.

― Может быть, это будет хорошее начало. Я не преподношу тебе подарок, Фло. Я предлагаю тебе очень трудного подростка.

― Мне нравилась Берил, ― сказала она.

― Мне тоже.

― Ну что же, если мне разрешат, привози ее. Мне много лет, но я знаю, как обращаться с людьми с крутым характером. Ты перекусишь?

― Я бы не прочь, да некогда.

Фло проводила меня до двери. Стакана у нее в руке не было.

― Я очень хотела бы пустить пулю в лоб мужу Берил, как его?

― Дуайт Хэндфорд.

― Если бы он приехал, когда Берил ушла, я бы как пить дать укокошила его, и она осталась бы жива.

― Очень многие хотели бы сделать то же самое, ― сказал я. ― Спокойной ночи, Фло.

Было уже поздно, больше одиннадцати. Я подумал о том, стоит ли в темноте синий «Бьюик». Я не видел его, но надеялся, что он здесь, а не уехал на ночь. Я спал бы спокойнее, зная, что он наблюдает за мной.

Размышлять мне не хотелось. Мне хотелось помыться, побриться, надеть шорты, припереть дверь стулом и посмотреть «Сумасшедшую мисс Мэнтон», кассету, которую я купил на распродаже за три доллара. Хотелось немного успокоить ноющую боль под ребрами.

В офисе меня не ждали ни люди, ни привидения. Тень Берил Три не преследовала меня. Она, должно быть, знала, что я на ее стороне и что сегодня ночью мне нет смысла пускаться на поиски Дуайта Хэндфорда. Мне нужно было отдохнуть. Мне нужно было, чтобы со мной поехал кто-нибудь с оружием в руках. Мне нужно было придумать, чем заманить или напугать Хэндфорда, но ничего не приходило в голову.

Я полулежал на трех подушках, погрузившись в раздумья, когда зазвонил телефон. Нажав на кнопку «пауза», я перешел в кабинет.

― Фонеска, ― сказал я.

― Где она?

Я узнал его голос.

― Дуайт, я хочу кое-что тебе посоветовать. Тебя ищет полиция. Джон Пираннес тоже тебя ищет, а завтра начну искать и я. Мне нужно кое-что тебе сказать.

― Ну так говори, ― рявкнул он.

― Нет, я хочу, чтобы ты попсиховал. Ты ведь умный парень. Унести ноги гораздо благоразумнее, чем стараться удовлетворить свое любопытство.

― Где Адель? ― спросил он.

― Спокойной ночи.

Я повесил трубку, отключил телефон, перешел в комнату и отпустил кнопку «пауза». Барбара Стэнуик прошла по черному экрану ― и окно в моей комнате взорвалось.

Я бросился на пол, прокатился по нему и подполз к окну. Досчитал до пяти и выглянул из своей темной комнаты. Со стоянки «ДК» выезжал грузовик с прицепным крюком.

Кроме меня, в здании никто не жил. «ДК» был закрыт. Машин на Триста первой не было. Я подождал у окна минут десять ― полицейская сирена не зазвучала. Выстрелов никто не слышал, а если и слышал, в полицию не позвонил.

Я был уверен, что сегодня ночью он уже не вернется. Он знал, что я могу вызвать полицию, и хотел оказаться как можно дальше с каким-нибудь алиби. Но он мог также, обдумав все и решив, что тому, кто совершил два убийства за последние два дня, терять почти нечего, вернуться уже не для того, чтобы напугать меня, а чтобы подойти к окну и выпустить в меня обойму.

От Дуайта Хэндфорда можно было ждать всего.

Я схватил самое необходимое, быстро оделся и вышел в ночь. Где-то на западе в небе громыхало, но дождя не было. Я сел в машину и покатил в «Бест вестерн», все время оглядываясь назад. Дорога была пуста. На сей раз ангел-хранитель упустил возможность явиться мне на помощь.

Я зарегистрировался, прошел в свой номер, помылся и лег в кровать, проверив кондиционер и обнаружив, что температура в комнате двадцать два градуса. Мне было жарко, так же жарко, как становилось теперь всегда, когда я садился за руль машины. Я усилил подачу холодного воздуха, лег в кровать и стал слушать, как шумит кондиционер. Облегчения не наступило.

Мне приснился дождь и много-много чашек с супом. В чашках барахтались человечки, они тонули и звали на помощь. В каждой чашке было по ложке. Гномы могли бы вскарабкаться на ручки ложек или просто ухватиться за них, чтобы не пойти ко дну, но они только бултыхались и кричали тоненькими голосками, сотни голосков, сотни чашек с супом светлый прозрачный бульон, красные помидоры, зеленая капуста брокколи.

Когда я проснулся, то почувствовал, что голоден и еще ― что я что-то знаю наверняка. Об этом каким-то образом говорил мой сон, хотя в том виде, как я его помнил, он не содержал никаких определенных указаний. Я вылез из постели и минуту постоял неподвижно. В комнате было холодно, но мне по-прежнему было жарко.

Я набрал номер «Техас-бара». Эд Фэйринг не появлялся там так рано, ответить мог только Эймс. Гудков через двадцать он снял трубку.

― Я заеду за тобой через двадцать минут, ― сказал я. ― Захвати свой сверток.

― Хорошо, ― ответил он.

Я повесил трубку, побрился, оделся и вышел к машине.

Свинцовое небо грозило долгим жарким ливнем, какие бывают во Флориде. Эймса я забрал возле «Техас-бара». Он опять надел плащ, и на этот раз можно было рассчитывать, что он ему понадобится. Я был уверен, что под желтой накидкой прячется ружье, и убедился в этом, когда он сел в машину и положил его на колени. Я объяснил ему, куда и зачем мы едем. Он кивнул, и я нажал на газ.

С этого места я и начал рассказывать вам свою историю. Покойник в пустом доме в Пальметто был Дуайт Хэндфорд; от него осталось достаточно, чтобы в этом можно было не сомневаться. Я не знал, сколько пуль в него выпустили, вероятно шесть или семь, мне было все равно. Стреляли из пистолета с очень близкого расстояния.

Теперь, под продолжающимся страшным ливнем, я ехал обратно по Трэйл, потом по Сорок первой. Я понял, кто были человечки в супе, ясно вспомнил их маленькие лица. Это были лица людей, которых я знал, и один из них приезжал в Пальметто и застрелил Хэндфорда.

Найти дом Дуайта не составило труда. Мой маршрут с той или иной точностью могли проделать и другие. Например, мой ангел-хранитель ― он мог ждать где-нибудь, когда Дуайт выстрелил в мое окно, и проехать за ним до его дома. В моем сне ангел барахтался в гороховом супе. Еще там был Пираннес, выкрикивавший ругательства из холодного фруктового супа с персиками. И еще, хотя я не помнил, чтобы видел их, там должны были быть Салли и неподвижно сидящий теперь рядом со мной Эймс, а также Фло. Может быть, еще два-три человека, о которых я пока не вспомнил, и другие, о которых я никогда не слыхал.

Мне не очень хотелось узнать правду, но все-таки я должен был ее узнать. Я не мог просто уйти. Возможно, я не стал бы сообщать полиции, кто убийца, но я должен был знать.

― Эймс, а не ты ли приезжал сюда этой ночью на мотороллере и не ты ли убил Хэндфорда?

― Нет, ― ответил он, глядя прямо перед собой.

― Но ты рад, что он умер?

― Рад.

― Я тоже, ― сказал я.

Я высадил Эймса у «Техаса» и сказал ему, что мы не ездили в Пальметто и не видели тела.

Он кивнул, вынул ключ и вошел в бар, а я вернулся к себе. Теперь не было больше причин скрываться. Сам факт моего существования, возможно, и раздражал Джона Пираннеса, но я уже ничем не мог ему повредить. Он был кандидатом номер один в убийцы Дуайта ― он сам, Мэнни или кто-то, кому он дал немного денег.

Ветер оборвал занавески на моем разбитом окне, и теперь они лежали на мокром от дождя полу. Дождь и кровь. Я думал о том, что, когда все это кончится, мне надо будет найти другое жилье, если хватит денег и сил, но в то же время в этих двух комнатушках я уже начал чувствовать себя дома.

Было только девять часов. Люди шли и ехали на работу, кто-то уже работал. Мне хотелось есть. «ДК» еще не открылся, я был мокрым с головы до ног, и совсем не хотелось переодеваться, чтобы снова выходить под дождь.

Все-таки я разделся, бросил мокрые вещи в угол и надел сухие.

После этого я позвонил в контору «Тайсинкер, Оливер и Шварц». Харви был уже на месте.

― Харви, я рад, что застал тебя.

― Я тут с семи. Пытаюсь выследить мерзавца, который запустил в сеть препоганейший вирус. Называется «Буга-буга-бу».

― Я думал, что источник интернетовского вируса найти невозможно, ты сам мне говорил.

― Значит, я буду первым. Уже тепло. Когда я доберусь до него, я его прикончу.

― Отлично, ― сказал я. ― А как с моим расследованием?

― Доделал вчера вечером.

Я слышал, как он барабанит пальцами по клавиатуре в поисках хозяина вируса.

― И?

Он зачитал мне сведения. Небогатый улов, но кое-что необходимое я записал. Затем Харви пустился в описание процесса охоты, и прерывать его было неудобно.

― Спасибо, Харви, ― сказал я.

― Я копирую на жесткий диск то, что я тебе прочитал.

― Прекрасно.

― И скажи своим друзьям, чтобы не цепляли «Буга-буга-бу».

― Обязательно.

Я повесил трубку. Мне нужно было время, чтобы подумать. Не проанализировать факты, но попытаться понять себя. Я чувствовал, что ничего, может быть, не получится, потому что я и хотел и не хотел узнать, кто убил Дуайта Хэндфорда. Возможно, я сумел бы убедить себя, что убийца ― Пираннес, потому что это было весьма правдоподобно.

Меня ждало другое дело, другой клиент. Я нашел номер Кэролайн Уилкерсон и набрал его. Шесть гудков, автоответчик.

― Это Льюис Фонеска, ― сказал я. ― Мне нужно поговорить с вами о Мелани. Если вы...

Она взяла трубку.

― Да, ― сказала она, тяжело дыша.

― Простите, если разбудил вас.

― Я уже давно не сплю. Сейчас я занимаюсь на тренажере, что вы хотели?

― Джеффри Грин считает, что вы можете сообщить мне что-то, что поможет найти Мелани.

― Джеффри Грин шарлатан. Он умеет располагать к себе людей и внушать доверие, как положено шарлатанам. Я бы очень хотела что-нибудь знать, но мне совершенно нечего сообщить вам. Карл и Мелани ― настоящая семья. Без нее... Я не знаю, что с ним будет.

― Я должен кое-что сказать вам, ― сказал я.

― Что именно?

― Не по телефону. Я гарантирую, что вам это будет интересно.

Она дала мне свой адрес и назначила встречу через полчаса: у нее запланирован визит к врачу, к косметологу и поездка за покупками. Я обещал, что не опоздаю.

Я уже знал ее адрес, но полезно было убедиться, что она не запирается и готова сотрудничать. Я достал из своего маленького шкафа старое грязно-серое пальто. Мне подарила его жена, не на день рождения, не к празднику, а просто потому, что считала, что эта вещь мне нужна.

Я спустился по ступенькам; с неба по-прежнему низвергались потоки, начиналась гроза. Лучше всего сейчас было бы спокойно сидеть и слушать.

«Гео» стоял почти у самого моего крыльца. Машину я не запер, чтобы не промокнуть, открывая ее. Времени у меня оставалось как раз на быстрый завтрак. Кажется, авансы, полученные от Берил Три и Карла Себастьяна, заканчивались. Проверять мне не хотелось.

Найдя место для машины возле кафе «У Гвен», в минуте от «ДК», я перебежал в кафе. Народу было мало, время завтрака перед работой давно прошло. Старый Тим из Стьюбенвилла сидел у стойки на том же месте, что в прошлый раз. Корки Флинна, водителя, который считал, что я доставлял ему повестку в суд, не было. Я сел рядом с Тимом. Он поднял голову от своего кофе и журнала.

― Служащий суда, ― сказал он, показывая на меня пальцем и улыбаясь.

― Яйца, бекон, тосты и кофе? ― спросила Гвен-два.

― Именно, ― подтвердил я.

Кофе она принесла сразу.

― Интересная статья, ― сказал Тим. ― О Саргассовом море. Сотни миль плавучих морских растений в самой середине Атлантики.

Он показал на восток.

― И кишмя кишит мелкой живностью, всякой чудной рыбой, червяками и черепахами.

― Серьезно?

― Факт, ― заверил Тим. ― В прошлые века люди боялись этого места, думали, что это растительное царство может их поглотить, но на самом деле это только тонкая пленочка на поверхности воды. Недалеко от Бермудского треугольника. Животные, растения... Они умирают, опускаются на тысячи футов вниз, и там их съедают подводные животные. Круговорот...

― Как и на суше, ― сказал я.

― Вы циник. А вот куда бы я хотел поехать, так это на Галапагосские острова. А вы слышали, что Дарвин не переносил корабельной качки?

― Нет.

Гвен-два поставила передо мной тарелку с горячим омлетом. Яйца были совсем мягкие, ржаные тосты ― с апельсиновым джемом. Я становился почти постоянным клиентом. Болтовня Тима, Гвен, которая знала, чего я хочу, ― все это успокаивало и позволяло забыть утреннюю грязь. Я ел, отвечал Тиму и поглядывал на часы.

У Кэролайн Уилкерсон был весьма внушительный новый дом сразу за Северным мостом, ведущим на набережную Сиеста. Сиеста меньше и спокойнее, чем Лонгбоут, на ней меньше многоэтажных отелей и высоких домов. На Сиесте пышная зелень, напоминающая о загородной жизни. Это не означает, что Сиеста менее роскошна, чем ее более северная соперница. Просто она изысканнее.

Восемь ступенек вели к массивной двустворчатой двери с матовыми стеклами, покрытыми узором из лилий. Слева и справа от двери возвышались колонны, обрамлявшие с обеих сторон и балкон на втором этаже. Дом представлял собой нечто среднее между традиционными флоридскими постройками из ярко-оранжевого кирпича и домами Маунт-Вернон. Он был как раз того цвета и архитектурной формы, чтобы украсить сувенирный флоридский пятидесятицентовик: дом Уилкерсон на одной стороне, фламинго на другой.

Дождь продолжался, но гром гремел теперь уже далеко от берега.

Я припарковался на кирпичной дорожке рядом с красным «Ягуаром», взбежал по ступенькам и нажал на спрятанную в стене белую кнопку. Из дома донесся мягкий протяжный звук, похожий на тот, что раздается, когда Харви будит свой компьютер.

Кэролайн Уилкерсон открыла дверь. Она была в голубых лосинах, с полотенцем на шее. Лицо спокойное, розовое, без единой морщинки, светлые волосы слегка завиты. Очевидно, ожидание моего визита нисколько не взволновало ее.

― Проходите, ― сказала она.

Я прошел за ней через гостиную, столовую, кухню и большую уютную библиотеку на веранду, над которой нависал фонарь комнаты второго этажа. Веранды и балконы в доме не закрывались ширмами или портьерами, дом был открытым. Мошкара, которой было полно на материке, сюда не добирались. Перед верандой голубел бассейн, соединенный с джакузи, откуда в бассейн постоянно стекала пузыристая вода. За бассейном раскинулась бухта. Я стоял, глядя на белую птицу с длинной шеей, высматривавшую рыбу, которая в дождь могла подняться к поверхности воды.

Меня охватило поэтическое настроение. Я чувствовал себя так, будто только что сытно и вкусно позавтракал. А о том, чем надо было заниматься, думать не хотелось.

На веранде стояли плетеные стулья и стол со стеклянной столешницей.

― У вас долгий разговор? ― спросила она. ― Я уже опаздываю.

― Красивый дом, ― сказал я.

― Спасибо, ― ответила она, давая понять, что мнение лысеющего коротышки итальянца значит немного. ― Садитесь, пожалуйста. Чай, кофе, сок?

― Спасибо, нет.

Я сел. Она сняла с шеи полотенце и присоединилась ко мне.

― Итак? ― спросила она.

― Почему доктор Грин посоветовал мне сперва обратиться к вам по поводу Мелани Себастьян?

― Я не знаю, ― сказала она. ― Я спрошу, когда увижу его, хотя мы с ним практически не разговариваем.

― Почему?

― Я не думаю, что он благотворно повлиял на Мелани, ― сказала она. ― Извините меня.

Она нервно встала и ушла в дом, оставив меня смотреть на дождь, который становился умереннее, но зарядил явно надолго. Он даже не приносил свежести. Кэролайн Уилкерсон вернулась, неся стакан с прозрачной бесцветной жидкостью.

― Вода, ― сказала она, поймав мой взгляд. ― Я не пью.

― Это не мое дело.

― Вы правы. ― Она снова села и посмотрела мне в глаза.

― Миссис Уилкерсон, ― сказал я. ― Я пытаюсь найти вашу подругу. Мне кажется, она попала в какую-то беду. То, что она делает, выглядит бессмыслицей. У нее были серьезные проблемы в эмоциональной сфере?

― Вы не обсуждали этого с Карлом?

― Пока нет, я просто следую совету Грина.

― Почему же вы не зададите этот вопрос ему? Он ведь психиатр.

― Он ничего мне не скажет. Профессиональная этика. Может быть, поэтому он послал меня к вам.

― О господи, ― вздохнула она, поднимая глаза к небу. ― Как я это ненавижу.

Последовала пауза.

― Мелани впала в депрессию, в глубокую депрессию, которая, возможно, все еще продолжается. Она несколько раз заговаривала со мной о самоубийстве. Говорила, что занимается этой проблемой с Джеффри Грином.

― А в чем была причина депрессии?

Кэролайн Уилкерсон провела пальцем по влажной верхней губе, посмотрела на свой палец и сказала:

― Я не знаю. Может быть, что-то из ее прошлого. Она почти ничего не рассказывала о нем. Перед тем как исчезнуть, она съездила к кому-то из родственников на север, кажется к тетке, больше у нее никого не осталось. Старший брат Мелани погиб во Вьетнаме, отец умер, когда она была маленьким ребенком. Мать ― не знаю, Мелани почти не говорила о ней, но я поняла, что она страдала душевной болезнью.

― И вы думаете, что, может быть, Мелани...

― ...больна.

― Суицидальные наклонности?

Она опустила голову.

― Да. Я говорила с одним знакомым врачом. Из того немногого, что я могла сообщить ему, он заключил, что возможна какая-то наследственная органическая патология. Я думаю, что, если вы не найдете Мелани в ближайшее время, она может что-нибудь с собой сделать.

― А Карл Себастьян любит свою жену? ― спросил я.

Она посмотрела на меня так, как будто разглядывала существо низшего порядка, к тому же умалишенное.

― Он обожает ее, ― сказала она. ― Вы бы только видели их вместе! В Мелани весь смысл жизни Карла. Он удивительно сильный и здоровый человек для своего возраста, но я думаю, что если Мелани... если вы не найдете ее, он этого не переживет или будет совершенно разбит. Мой муж всегда говорил, что Карл ― гений, что у него чутье на прибыльную сделку, на верный момент. Карл помог моему мужу сколотить капитал. Найдите Мелани, мистер Фонеска.

― У вас нет ни малейшей идеи, где она может быть? ― спросил я.

― Ни малейшей, ― сказала она. ― Я понятия не имею, почему Джеффри Грин направил вас ко мне.

― А знаете ли вы невысокого мужчину, похожего на медведя, лысоватого, с грубым лицом, который ездит на синем «Бьюике»?

― Нет.

― Когда вы потеряли ваши водительские права?

Она отвернулась, потом снова посмотрела на меня.

― Откуда вы знаете, что я их потеряла?

― Это моя работа.

― Какое это имеет значение?

― Ими пользовалась Мелани. Она переклеила фотографию и заламинировала карточку. Когда ей нужно, она становится вами.

Кэролайн Уилкерсон постучала накрашенными ногтями левой руки по стеклянной столешнице.

― Что любит читать Мелани Себастьян?

― Читать? ― переспросила она. ― Не знаю... Какое это имеет отношение...

― У нее есть любимое блюдо?

― Я никогда не замечала, ― сказала она с раздражением.

― Если бы я знал это, я, возможно, мог бы проверить, не покупала ли она книг, не ходила ли в ресторан, где подают ее любимую еду.

― Понимаю, ― сказала она.

― Какой у нее любимый фильм?

― Тоже не могу сказать.

― Она демократка, республиканка? Безразлична к политике?

Кэролайн Уилкерсон покачала головой.

― Я бы очень хотела быть вам полезной, но мы никогда не говорили с ней об этих вещах.

― О чем вы говорили?

― Об одежде, о знакомых, сплетничали. Это кажется поверхностным, но мы обе занимались серьезными вещами.

― Какими именно?

― Вы хотите знать, чем я занимаюсь?

― Да.

― Я выполняю добровольную работу в Женском центре. Но это действительно совершенно вас не касается.

Я был ей решительно неприятен. Дождь кончался, и я сожалел об этом.

― А чем занималась Мелани? Я имею в виду ― серьезным.

― Она работала с детьми. Собирала деньги, передавала их организациям, поддерживающим брошенных или пострадавших матерей, детей. Сама она не могла иметь детей.

― Почему?

― Какая-то болезнь, ― сказала Кэролайн Уилкерсон, проводя тонким пальцем по кромке стакана. ― Не знаю, что именно, она никогда не говорила. Мне нужно идти.

Я встал и сказал:

― Это почти все, что у меня есть на данный момент. Вы мне очень помогли.

― Надеюсь, что это так.

Она тоже встала и посмотрела на меня ― уже без того налета презрения, который я чувствовал сначала.

― Найдите Мелани, ― сказала она. ― Найдите ее скорее.

― Я найду, ― пообещал я.

Она протянула мне руку. Я мягко пожал ее, и она проводила меня обратно через дом к входной двери.

Возможно, Мелани Себастьян и Кэролайн Уилкерсон и были лучшими подругами, однако Кэролайн явно знала о своей приятельнице не слишком много. Может быть, Мелани была не из тех, кто любит откровенничать, а может быть, Кэролайн дала понять, что не хочет подходить слишком близко и узнавать слишком много.

Есть люди, живущие как бы на поверхности. Они не хотят заглядывать себе в душу, а тем более в души других. За тем лицом, которое мы показываем миру, обычно есть нечто, что убийственно действует на таких людей, как Кэролайн Уилкерсон. Кэролайн Уилкерсон до последнего момента будет оставаться привлекательной, прибегая к пластической хирургии, диете, гимнастике и косметике, а затем наденет новую маску ― меланхолического спокойствия.

В действительности я сам не знал того, о чем рассуждал. Это была фантазия, которая казалась правдоподобной, но могла не иметь под собой ровно никаких оснований. Например, за моей внешностью не скрывалось почти ничего ― по крайней мере, ничего такого, о чем мне было бы известно.

Когда я выехал с острова по Северному мосту, на меня снова навалились мысли о Дуайте Хэндфорде. Они не давали мне покоя. Я должен был задать своим друзьям кое-какие вопросы, даже рискуя оттолкнуть их от себя.

Да, Лью Фонеска глубоко прятал собственных демонов и никому не рассказывал о дедушкиной мандолине. Почему я не рассказал о ней Энн Горовиц? Отголоски давнишней вины и боли, затушеванные детской памятью о музыкальном инструменте... На этот раз он играл «Мир ждет восхода солнца...». Дедушкины пальцы с распухшими суставами быстро-быстро перебирали струны. Есть секреты, которые нам не хочется никому раскрывать, ― последний обломок, который держит нас на плаву в море сомнений.

Неужели и у Хэндфордов есть свои сомнения и секреты? Неужели этот подонок тоже унес в могилу какое-то драгоценное воспоминание? Мне хотелось думать, что это не так. Нам ― по крайней мере, мне ― были нужны чудовища. Без чудовищ не бывает героев. Что-то должно оставаться черным, что-то ― белым.

Эймс сказал, что он не убивал Хэндфорда. Эймс не стал бы врать. Он знал, что я никогда не сдам его полиции. Я не заявил бы ни на кого из моих друзей, если бы кто-то из них убил Дуайта. Мне просто нужно было знать.

Остановка первая. Фло Зинк.

Когда я проехал половину пути к ее дому, выглянуло солнце. В машине работал кондиционер, но я знал, что снаружи нестерпимо жарко и влажно. Старик на огромной новой «Ауди» вдруг выехал со своей полосы и чуть не сбросил меня с Тамайами-Трэйл. Я оглянулся на него ― он сидел обхватив руль, мечтательно глядя перед собой и не замечая ничего вокруг. Я принял это как приходящуюся на каждого жителя штата неизбежную долю риска и поехал дальше.

Фло была дома, она ждала меня. Мужской голос пел что-то о техасском ветре.

― За сегодняшний день ― всего один стакан, ― объявила она с гордостью. ― Моя цель ― дойти до четырех в день. Как я выгляжу?

На ней была трикотажная бежевая юбка, того же цвета блузка и коричневый трикотажный джемпер. Волосы аккуратно расчесаны, в ушах маленькие серебряные сережки.

― Великолепно, ― сказал я. ― По какому поводу?

― Я думала, мы собираемся встретиться с кем-то в связи с удочерением девочки?

― Я еще не выяснил все подробности этого дела.

― Вот телефон. Выясни, пожалуйста.

Фло не походила на женщину, застрелившую кого-то несколько часов назад. Или она была в приподнятом настроении, совершив благородное, с ее точки зрения, дело?

― Фло, Дуайт Хэндфорд убит.

― Наверно, Бог и вправду есть, ― произнесла она торжественно. ― Это очень утешительно. Кто его замочил? Хотя хрен с ним, мне абсолютно наплевать.

― Я думал, что это могла сделать ты, ― сказал я.

Она уперла руки в бедра и наклонила голову набок.

― Весьма польщена! Я не убивала его, Льюис. Как он умер?

― Несколько выстрелов из пистолета.

― Я бы действительно сделала так же, но это была не я. Ты можешь прямо сейчас позвонить куда собирался?

― Кто это? ― спросил я, показывая глазами на магнитофон.

― Рок Экафф, ― сказала она. ― Ни голоса, ни особого чувства, но в нем есть что-то искреннее, и мне нравятся слова. Звони, пожалуйста.

Я набрал номер мобильного телефона Салли.

― Алло, ― сказала она.

― Это Лью. Вам удалось узнать что-нибудь по поводу приемных родителей для Адели? Я звоню от той дамы, о которой я вам говорил, она очень ждет.

― Давайте встретимся у меня на работе в час. Будет человек, который может это устроить.

― Мне нужно поговорить с вами, Салли, ― сказал я.

― Сейчас я не могу разговаривать, ― ответила она. ― Я на вызове. Приезжайте ко мне в час.

И она повесила трубку.

Я не сказал ей, что нашел в Пальметто тело Дуайта Хэндфорда. Я хотел застать ее врасплох и увидеть, как она отреагирует. Голос ее звучал как обычно, но это могло ничего не значить.

― В час, ― сказал я Фло. ― Скажи мне, ты действительно понимаешь, во что ввязываешься?

― Льюис... ― Она похлопала меня по щеке. ― Знаешь ли ты, через что я прошла в этой жизни? Когда-нибудь я кое-что тебе расскажу. А теперь я хотела бы выпить, а ты, если есть желание, можешь меня от этого отвлечь.

― Поехали в «Моут-марин», ― предложил я.

― Никогда не была. Смотреть на рыб?

― Это отвлечет тебя от человеческой жизни. Я очень люблю это место.

Мы отправились в аквариум «Моут-марин» на Сити-Айленд между Сент-Арманд-сёркл и мостом на Лонгбоут. Мы улыбнулись акуле, поприветствовали гигантского окуня, рассмотрели змееподобных угрей.

― Ты был прав, ― согласилась Фло, ― это какой-то другой мир.

Синий ангел тоже был там, припарковался неподалеку. Мне захотелось пригласить его войти. Мне казалось, рыбы должны ему понравиться ― некоторые были очень на него похожи. Впрочем, другие, наверное, были похожи на меня. И я очень хотел бы поговорить с ангелом о смерти Дуайта Хэндфорда.

― Ланч? ― спросила Фло, когда мы закончили осмотр подводных гадов.

― Я недавно позавтракал, ― сказал я, ― но салат съем.

― В «Колумбию»? У них подают сносный домашний салат.

― Идет.

Мы вернулись к машине. Я усадил ее и попросил минутку подождать.

― Можно включить радио?

― Пожалуйста, ― сказал я и пошел к синему «Бьюику».

Я постучал по боковому стеклу. Он опустил его и выглянул. Музыки не было, но на свободном сиденье лежала стопка журналов. Верхний ― последний номер «Космополитена».

Он молчал.

― Дуайт Хэндфорд убит, ― сказал я.

― Кто?

― Парень, который хотел меня избить и от которого ты меня спас. Тот, который стрелял мне в окно вчера вечером.

Он кивнул, приняв информацию к сведению.

― Вчера вечером, после того как он выстрелил мне в окно, ты поехал за ним.

Он пожал плечами.

― Это сделал ты?

― Нет. Что я говорил тебе вчера? Делай свою работу.

― Я ее делаю. А в чем состоит твоя работа?

Он поднял стекло. Стекло было тонированное, непрозрачное. Я вернулся к Фло, которая нашла станцию, передающую мелодии кантри.

― Кто это был? ― она кивнула в сторону «Бьюика».

― Ангел.

Ответ, казалось, ее устроил.

― А это кто? ― я кивнул на радио.

― Эдди Арнольд. У меня есть все его диски. По телевизору недавно был целый фильм про него.

«Колумбия», кубинский ресторан на Сент-Арманд, находился недалеко. Первая «Колумбия» открылась в 1908 году в Айбор-сити, в Тампе. Я заходил туда однажды ― доставлял повестку владельцу какой-то компьютерной фирмы. Ресторан был большой, старый, настоящий, с цветной плиткой и большими деревянными столами. Как в «Зорро». Когда я вручал бумаги, выступал квартет танцоров фламенко. Моей жене там очень понравилось бы. Ей понравилось бы ощущение старины.

«Колумбия» в Сарасоте был современный ресторан, ярко освещенный. В меню значился «фирменный салат 1908», его я и заказал. Фло проголодалась и выбрала себе паэлью с рыбой и омаром. Блюда принесли только через двадцать минут, но мы не спешили. Я смотрел в окно на проезжающие машины и большой круглый сквер через дорогу, где туристы, расположившись на скамейках среди стриженых кустов, поедали мороженое от «Бен энд Джерри» или «Килвинс».

На бетонированной дорожке сквера, напротив нашего ресторана, стоял мужчина и смотрел на меня. Перед ним проезжали машины. Как только поток автомобилей прервался, он перешел через шоссе и двинулся ко мне.

― Фло, мне нужно на минутку отойти.

― К парню на круге?

― Да. Это мой клиент, Карл Себастьян.

― Он проезжал случайно и увидел тебя? ― спросила она, накалывая на вилку хрустящий рулетик.

― Сомневаюсь. В любом случае я ненадолго.

― Можешь не торопиться, мне тут нравится. Как ты думаешь, стакан вина...

― Хорошая идея, ― сказал я.

Воздух на улице был теплый и влажный, как всегда после дождя. На тротуаре и на проезжей части стояли лужи.

Я проскользнул между машинами и подошел к Себастьяну.

― Я знал некоторых из этих людей, тех, что на звездах.

На бетонном тротуаре вокруг сквера были установлены звезды с портретами знаменитых цирковых артистов, как на Голливудском бульваре. На бронзовых звездах были высечены сведения о жизни знаменитостей.

― Немножко знал Эмметта Келли, Лу Джейкобса, ― сказал Себастьян, покачивая головой. ― Когда я смотрю на эти звезды, всегда вспоминаю прошлое. Я люблю цирк.

― Я тоже, ― сказал я. ― Вы ехали сюда за мной, чтобы поговорить. О цирке?

― Вы обещали, что найдете Мелани.

― Я обещал, что найду ее через два-три дня. Сегодня ― день первый.

― Сегодня день второй, ― возразил Себастьян.

― Послушайте, мистер Себастьян...

― Значит, завтра?

― Самое позднее ― послезавтра, ― ответил я, понимая, что Мелани Себастьян может передумать и не позволить мне обнаружить себя, а Харви может не найти ее следов в Интернете.

― Если это произойдет завтра, я заплачу вам премиальные.

― Когда мы разговаривали в последний раз, вы сказали, что удвоите мой гонорар.

― Значит, удвою. Только найдите ее. Я не могу спать. Я не могу работать. Я не могу думать.

Он низко опустил голову и потер шею. Потом снова взглянул на меня.

― Извините меня. Вы говорили, что понимаете, что такое потерять жену. Вы помните?

― Помню.

― Тогда найдите Мелани.

В глазах у него стояли слезы. Он отвернулся и пошел по дорожке, проходившей по середине крута.

Я вернулся в «Колумбию». Фло занималась своей паэльей, меня ждал «салат 1908».

― Вкуснятина, ― сказала она. ― Чего он от тебя хотел?

― Всего, ― ответил я. ― Всего сразу.