Месть

8

Очки детектива Эда Вивэза сидели на кончике его носа. Через очки он смотрел на лежащие перед ним бумаги, а поверх них ― на меня.

― Льюи, ― сказал он, покачав головой. И еще раз: ― Льюи.

Рост его не превышал шести футов, возраст ― пятидесяти двух лет, а вес ― двухсот двадцати пяти фунтов. Темные коротко стриженные волосы, доброжелательное, гладкое, розовое лицо человека с хорошей наследственностью и, вероятно, непьющего. Одет он был в черные брюки и белую рубашку без галстука; черная куртка на «молнии» висела на спинке его деревянного стула.

Вивэз сидел за своим столом в полицейском участке на Мэйн-стрит. В кабинете стояло еще три стола, все три металлические, заваленные горами папок и бумаг. Мы сидели уже около часа, по крайней мере я. Вивэз четыре раза вставал и выходил: один раз за кофе для себя и для меня и три раза после телефонных звонков, каждый раз возвращаясь с бумагами.

За весь этот час Эд Вивэз не сказал мне ничего, кроме «Льюи, Льюи», что означало, вероятно, ― «Льюис Фонеска, во что же ты влип!»

― Вы ведь не возражаете, если я буду называть вас Льюи?

― Я предпочитаю Лью или Льюис.

Вивэз поднял руки с выражением понимания и примирения.

― Я поделюсь с вами одним секретом, ― сказал он, наклоняясь вперед. ― Я мало кому это говорю, но на самом деле меня зовут Этьенн. Это французское имя. Как вы думаете, меня будет кто-нибудь уважать, если я стану называть себя «Этьенн»? Пришлось бы полжизни потратить на то, чтобы объяснять людям, как это произносится.

― Спасибо, что поделились со мной, ― сказал я.

Он улыбнулся болезненной улыбкой человека, страдающего хроническими желудочными коликами.

― Имя жертвы ― Берил Три, ― сказал он, взглянув на верхний лист лежавшей перед ним стопки документов.

― Да.

― Я сообщаю вам, а не спрашиваю. Возраст, согласно идентификационной карточке, найденной в ее сумочке, сорок два года. На мой взгляд, она выглядела намного старше.

Он оторвал глаза от документов.

― На мой тоже.

― Итак, ― продолжал он, аккуратно складывая бумаги перед собой и откидываясь назад, заложив руки за голову. ― Повторите мне, пожалуйста, то, что вы рассказали офицеру Бэйлзу. Теми же словами, другими словами, все равно.

― Хорошо, ― сказал я, продвигаясь к столу. ― Берил Три нашла меня через одного моего знакомого. Я занимаюсь доставкой судебных повесток.

― Ей нужны были ваши услуги по доставке?

Вивэз закрыл глаза. Одна его рука оставалась за головой, другой он почесывал нос.

― Нет, она заглянула в «ДК», рядом с домом, где я живу, и сказала, что ищет кого-нибудь, кто помог бы ей найти убежавшую дочь. Она сообщила человеку, работающему в «ДК», что обращалась в полицию, но безрезультатно. Слишком много людей убегают из Сарасоты и в Сарасоту. Посмотрите отчеты по исчезновению детей, начиная с понедельника.

― Это все есть в компьютере, ― сказал он, не открывая глаз. ― Мы проверяли. Пока все, что вы говорите, весьма правдоподобно. Итак, она обратилась к вам?

― Это было ей удобно. Я живу прямо за «ДК». Я пообещал поискать ее дочь.

― Она дала вам денег.

― Она дала мне денег. Немного, но деньги были мне нужны. Много я не беру.

― Здесь я вам верю. По вашему жилищу видно, что вы не шикуете.

― Я стал искать ее дочь, ― продолжал я. ― Пока я ее не разыскал, но нашел ее отца, или, если быть более точным, он нашел меня. Требовал, чтобы я прекратил поиски, угрожал Берил и мне. Его зовут...

― Да-да, Дуайт Хэндфорд. Отбывал срок. С ним уже были проблемы, у нас есть на него дело.

― Теперь он Прескотт, ― сказал я.

― Дуайт Прескотт? ― переспросил Вивэз, записывая в блокнот.

― Да. Я отвез миссис Три к одной своей знакомой. Хэндфорд выяснил, что она находится там. Берил скрылась. Я ужинал с одной дамой, вернулся домой, обнаружил тело Берил и позвонил по «девять один один».

― Звучит весьма правдоподобно, ― сказал он. ― У нее в сумочке нашли шестьдесят два доллара с мелочью. Ради этого действительно не стоило разбивать ей голову и набирать «девять один один». Логичнее было бы спрятать тело и продолжать заниматься своими делами.

― Да, ― согласился я.

Его глаза были по-прежнему закрыты, руки так же за головой.

― Но видите ли, ― продолжал он, ― убийства совершаются по множеству разных причин, и мне случалось иметь дело с самыми нелогичными поступками. Здравый смысл работает далеко не всегда. Вы понимаете, о чем я говорю?

― Понимаю, ― ответил я. ― Но все же гораздо правдоподобнее, что ее убил Дуайт Хэндфорд, а не я. Для чего мне было убивать ее?

― Кто знает? Например, она могла оскорбить ваши национальные чувства, назвать вас голубым, устроить вам сцену, а вы ― выйти из себя, вспомнить какую-нибудь давнюю сексуально-психологическую травму.

Я выдохнул, выпрямив ноющую спину.

― У вас богатое воображение.

― Да. Я мечтатель, как все мы, ― согласился он. ― Зачем вам в кабинете монтировки? Одну нашли рядом с вашей кроватью, по заключению экспертизы ― орудие убийства, другую на столе.

― Самооборона.

― От кого?

― От Хэндфорда. Посмотрите, пожалуйста.

Я поднял рубашку. Вивэз открыл глаза и посмотрел на мой синяк.

― Живописно, ― сказал он. ― Похоже на абстрактную картину. У меня жена художник. Пишет абстрактные вещи, портреты, пейзажи. Вы называете ей сюжет, и она пишет картину. Опустите рубашку.

― Это он убил ее, ― сказал я.

― На монтировке нет отпечатков. ― Он снова закрыл глаза. ― Ни ваших, ни чьих-либо еще. Есть еще какие-нибудь предположения, Льюис?

Я задумался. Мог ли Джон Пираннес узнать, что мы с Берил ищем Адель? Имело ли смысл идти на убийство ради того, чтобы удержать несовершеннолетнюю проститутку? Может быть, Адель узнала от Тилли-сутенера. Может быть, Тилли решил, что сказал мне слишком много, и приехал искать меня, боясь, что я выдам его Пираннесу. Может быть, он нашел Берил и... Может быть что угодно. Но Дуайт знал, где я живу, и он действовал. Зачем усложнять? Это был Дуайт.

― Нет, ― сказал я.

Вивэз открыл глаза, встал и потянулся.

― Ваша биография в порядке. О вас хорошо говорят в прокуратуре округа Кук. Говорят, что вы уехали в депрессии после того, как погибла ваша жена, но что вы не опасны. Я проверю версию о Хэндфорде, посмотрю, как будут развиваться события. Он умен?

― Умен, ― сказал я.

― Это плохо. Он может нанять адвоката и отказаться говорить, если мы вызовем его.

― Возможно.

― При отсутствии улик он уйдет, ― сказал Вивэз. ― Умные обычно уходят, если у них есть деньги. У Хэндфорда есть деньги?

― Он водитель грузовика, это все, что я знаю.

― Посмотрим, ― сказал Вивэз. ― Вы найдете, у кого переночевать? Мы все еще следим за вашим домом. Вряд ли что-нибудь получится, но иногда везет. Вы можете вернуться домой утром.

― Я сниму комнату в «Бест вестерне», ― сказал я.

― Хотите, чтобы вас подвезли?

― Я дойду пешком.

― Приятный вечер, только прохладно. Берил Три была хорошим человеком?

― Да, ― сказал я. ― Она была хорошим человеком.

― Мелани Себастьян, ― сказал он.

― Что вы имеете в виду?

― У вас в кабинете дело на нее. Вы не скажете почему?

― Не скажу, ― отрезал я.

― Как вам будет угодно.

― Дело Мелани Себастьян не имеет никакого отношения к убийству Берил Три.

― Оставим этот вопрос открытым, ― сказал Вивэз. ― Мы сняли копию с вашего досье на Адель Три. Папка лежала у вас на столе. В данном случае мы не спрашиваем вашего согласия.

Я не оставлял досье Адели на столе. Оно лежало под сиденьем «Гео». Но я не мог протестовать, и не стал.

― Вы свободны, Льюи. В любом случае будет расследование, может быть, суд. Мы, возможно, вызовем вас, чтобы вы рассказали об угрозах Хэндфорда, и о том, как он вас художественно разукрасил, и о том, что он знал, где находится его жена и угрожал ей. Вы единственный свидетель. Будьте осторожны.

― Я буду осторожен, Этьенн.

― Вы правильно произносите, ― сказал он, поправляя ремень. ― Последний вопрос. Вы знаете, где можно найти девочку?

Он посмотрел на бумаги на столе и снова на меня поверх очков.

― Адель, ― добавил он.

― Я еще не нашел ее. Считается, что она живет с Хэндфордом, но я слышал, что она от него сбежала.

― Слышали?

― Ну, узнал.

― Будьте осторожны, Лью.

― Я буду осторожен, детектив Вивэз.

― Зовите меня Эд, ― сказал он.

― Эд, ― повторил я.

В «Бест вестерне» были свободные места. Ночная администраторша, худощавая женщина с усталым лицом и приятным голосом, спросила, есть ли у меня багаж. Я понял, что означает этот вопрос. Без багажа в отеле иногда селятся самоубийцы. Эти люди никуда не собираются, и смена белья им не нужна. А может быть, у меня в машине сидит проститутка или чья-нибудь жена и я ищу комнату на несколько часов. Это, конечно, не касалось администрации отеля, а вот мертвые тела и окровавленные стены были им не нужны.

― Я живу в конце улицы, за «ДК». У меня был пожар, все сгорело.

― Очень сочувствую.

― Я застрахован, ― сказал я и улыбнулся самой жалобной своей улыбкой.

Мне нужно было побриться, принять ванну и подумать. Дежурная дала мне одноразовый оранжевый станок «Bic» и ключ от комнаты. Она находилась через две двери от той, где Берил Три ждала моего звонка.

Время шло к одиннадцати. Бритье, горячая ванна, мытье с шампунем того, то осталось от моих волос, ― и я был готов думать. Но вместо этого включил телевизор и стал смотреть повтор футбольного матча: «Манчестер Юнайтед» играл с неизвестной мне командой.

Я лежал в нижнем белье на постели, погасив свет, и смотрел на парней, которые бегали по полю, наталкивались друг на друга, кричали и старались забить гол. Я выключил звук и заснул, зная, что мой внутренний будильник разбудит меня завтра вовремя, я успею вернуться домой, переодеться, сесть в «Гео» и отправиться на сеанс к Энн Горовиц.

Внутренний будильник не сработал. Мне снился сон про человека, одетого как карточный джокер. Он стоял на подмостках, а вокруг него ― внимательно наблюдающая толпа. Джокер вытащил маленькую деревянную коробочку и поднял ее вверх. Он широко улыбнулся и подразнил зрителей, то почти открывая коробочку, то убирая руку. Он проделал это три или четыре раза, после чего на подмостки поднялись трое мужчин с покрытыми цветными платками головами. Джокер посмотрел на них, вскинул голову и стал пританцовывать, чтобы заставить их улыбнуться и вообще как-то расшевелить. Они никак не реагировали, и тогда джокер, поняв бесполезность своих стараний, открыл коробочку и помахал ею. Маленькие кусочки красной бумаги разлетелись во все стороны.

― Ах!.. ― выдохнула толпа.

Трое мужчин в платках одобрительно покивали. Кусочки красной бумаги опустились облаком и покрыли пол до самых наших щиколоток. Толпа была в экстазе.

И тогда на подмостки поднялась Берил Три. Такая, какой она была до того, как ей пробили голову. Джокер протянул ей коробочку, из которой продолжали сыпаться кусочки красной бумаги. Берил протиснулась через аплодирующую толпу и подошла ко мне. Толпа ревела от восторга. Берил стала что-то говорить мне, но я не мог расслышать слов. Я знал, что она говорит что-то важное. А потом мужской голос спросил: «Это все?»

Я проснулся. Занавески я не задергивал, и комната была залита светом. На экране телевизора какие-то женщины играли в гольф. Будильник на столике у кровати показывал почти девять часов.

― Поехали, ― произнес мужской голос.

Я встал и подошел к окну. Мужчина в бейсбольной кепке «Цинциннати Редз» загружал вещи в багажник. Женщина и мальчик садились в машину.

― Кажется, все. ― Мужчина закрыл багажник.

Он поднял глаза, увидел в окне меня и, не зная, как реагировать, на всякий случай улыбнулся. Я тоже улыбнулся и зачем-то стал махать рукой, пока семья выезжала со стоянки. Потом оделся, расплатился за комнату и побежал к дому.

Дверь была закрыта, но не заперта. Полицейской печати на замке также не было. Я вошел. На полу, где лежало тело Берил, и возле кровати, где была брошена монтировка, осталась кровь. Я переоделся и поспешил к машине.

Как обычно, я вышел у «Сарасота ньюс энд букс», купил кофе и шоколадного печенья, оставил машину перед книжным магазином и направился в офис Энн Горовиц.

― Извините, пожалуйста, за опоздание, ― сказал я, протягивая ей пакет. Она действительно обожала сладости.

Энн положила печенье на салфетку на столике, открыла кофе, понюхала и одобрительно кивнула головой. На ней было ярко-желтое платье с каймой из больших красных яблок и серьги под цвет каймы. Солнце заливало комнату.

― Спасибо, что согласились принять меня.

― Просто оказалось незанятое время.

― И все-таки...

― Я прощаю вас, ― сказала она. ― Говорите. Я буду пить, есть и слушать.

Я стал говорить. Она хрустела печеньем и слушала, время от времени кивая головой. Когда минут через десять я замолчал, она уже доела печенье и почти допила кофе.

― Это события, ― произнесла она. ― А каковы ваши чувства?

― Относительно чего?

― Относительно чего? ― повторила она с раздражением. ― Относительно убитой женщины. Относительно вашего свидания с Салли...

― Поровски, ― подсказал я.

― Она еврейка?

― Да.

― Это потому, что я еврейка?

― Вы спрашиваете, пригласил ли я ее на свидание из-за того, что вы еврейка? Нет, навряд ли.

Энн кивнула.

― Мысль-пожелание с моей стороны, ― прокомментировала она. ― Вы хотите, чтобы я вам сказала, почему вы пригласили ее? Этого я еще не знаю. Вы чувствуете себя виноватым из-за того, что сделали это. Вам кажется, что вы предали свою жену.

― Да, ― сказал я.

― Но ведь вам было хорошо с ней? Она нравится вам?

― Да. С ней очень легко.

― Сексуальные мысли, ощущения? Я поколебался.

― Да.

― Это хорошо, ― сказала Энн. ― Если вы не будете это печенье...

Я разломил последнюю печенину и протянул ей половину.

― В чем-то она очень похожа на мою жену. В чем-то совсем нет.

― Вы собираетесь увидеться с ней еще?

― Да.

― Как бы вы охарактеризовали свое поведение на этом свидании?

― Я сделал его совершенно безопасным для нас обоих, посвятив большую часть времени поискам Адели Три.

― Она нашла это приемлемым?

― Да. Она сказала: «Вы умеете понравиться девушке на первом свидании».

― Ирония. ― Энн подобрала последние крошки печенья.

― Да. Моя бабушка пекла похожее печенье. Не помню, как она его называла, но оно было очень вкусное.

― Она тоже была из Италии?

― Да, из Рима. Хорошо говорила по-английски, но с акцентом.

― Это замечание кажется вам необходимым? ― спросила Энн.

― Да, но я не знаю почему.

― Оставим это до другого раза. А теперь давайте вернемся к убийству и к вашему сну. Каково ваше отношение к погибшей женщине, к тому, что случилось; что, по-вашему, означает ваш сон?

― Слишком много вопросов, ― сказал я, допивая остывший кофе.

― Начинайте. Вас переполняет злость?

― Да, но мне кажется, моя злость недостаточно сильна. Она была неплохим человеком, нормальным человеком. Я должен был помочь ей больше. Ее убили в моем доме... А у меня в душе по-прежнему какой-то сумбур. Даже в такой ситуации... Моя жена...

Я остановился и замолчал.

― Может быть, вы скажете мне, что, по-вашему, означает сон? ― спросила Энн.

Я помотал головой.

― Тогда попробую я. Кто такой джокер? Вестник или шут? Он несомненно протягивает миссис Три коробку с сообщением для вас, сообщением, которое она передает вам. Коробка, наполненная кусочками красной бумаги. Что бы это могло быть?

― Кровь, ― предположил я.

― Почему бы нет? Она передает этот «подарок» вам и хочет, чтобы вы приняли его. Она хочет, чтобы вы почувствовали, нашли человека, который убил ее. Она хочет, чтобы вы нашли ее дочь. Три человека в платках ― это знакомые вам люди, которые хотят помочь, хотят, чтобы вы помогли найти убийцу, найти девочку, ребенка, Адель.

― Мой сон означает это?

Энн откинулась назад, пожала плечами и сказала:

― При отсутствии вашей интерпретации я хочу, чтобы ваш сон означал это. Я очень плотно позавтракала. Мне не надо было брать последний кусочек печенья, но...

― Если только вы не обидитесь: разве профессиональный психоаналитик может говорить мне, что он хочет, чтобы мой сон означал то-то и то-то?

Энн потрогала свою правую серьгу.

― Мне очень много лет, и я могу говорить то, что мне заблагорассудится. Я должна пробраться через видимость к сути, растормошить вас. Вы ведь пришли сюда за этим, не так ли?

― Да, ― согласился я.

― Тогда пойдите позавтракайте, а потом найдите того, кто убил Берил Три, и разыщите девочку.

― А что вы скажете мне о Мелани Себастьян?

― Кого важнее найти? ― спросила Энн.

― Адель, ― сказал я.

― Вот вы и ответили. Теперь идите, примите помощь трех человек в платках и при случае позвоните Салли Поровски.

― Так я и сделаю, ― пообещал я, вставая. ― Мне кажется, одного из этих троих в платках я знаю.

― Кто это?

― Вы.

― Хорошо. ― Она протянула руку к телефону. ― У меня будет еще одно «окно» послезавтра в девять. У вас есть еще двадцать долларов?

― Я приеду, ― сказал я, подходя к двери. Она набирала номер.

― У меня в приемной, возможно, сидит дрожащий молодой человек, ― сказала Энн. ― Скажите ему, что я приму его через несколько минут.

Молодой человек действительно ждал. Он выглядел очень испуганным, но когда я сказал ему, что Энн примет его через несколько минут, даже не посмотрел на меня.

Я вышел на солнце, чтобы позавтракать и отправиться на поиски Адели.

На Мэйн есть маленький менонитский ресторанчик. В основном в нем завтракают и обедают служащие центральных офисов, городской администрации и местные врачи и адвокаты. Еда в нем недорогая, обильная, а само место, если вас не раздражают молитвы в меню, живое и веселое.

Закончив есть, я оставил хорошие чаевые и отправился домой, размышляя о словах Энн, о моих собственных словах, о джокере с красным секретом в коробочке.

Я прошел пешком до Триста первой и три квартала до «ДК» и стоянки. За окошечком мельтешил Дэйв, обслуживая клиентов, моя «Гео» стояла там, где я ее оставил.

Я проверил машину. Досье на Адель не было. Либо его забрала полиция, либо я перенес его в офис, где его скопировала полиция, либо его забрал кто-то другой.

Занавески на моем окне были задернуты, дверь закрыта, но не заперта. Несколько секунд мои глаза привыкали к полутьме после яркого солнца. Я протянул руку к шнурку, чтобы раздвинуть портьеры, и остановился. Глаза начинали различать контуры в полумраке.

В полумраке я увидел Берил Три, сидевшую там, где я оставил ее тело. На коленях у нее была раскрыта одна из моих папок. Она смотрела на меня.