Метагалактика 1993 № 1

Третий рассказ Аэлиты

Примерно год тому назад мне пришлось по делам редакции ненадолго выехать в один из районных центров Приуралья. Остановился я у старого знакомого одного из наших сотрудников. Обычное дело: небольшая посылка из столицы в обмен на недолгое, но искреннее провинциальное гостеприимство.

Хозяин мой, Леонид Дмитриевич Калашников, оказался бывшим школьным учителем истории. Быстро преодолев первую неловкость и покончив с разговорами типа «а у вас — а у нас», мы перешли на более близкие сердцу темы. К моему удивлению, Леонид Дмитриевич оказался большим любителем фантастики. Меня это искренне обрадовало, потому что я сам с детства страдаю тем же недугом.

Беседуя о фантастической литературе, мы вспомнили двадцатые годы: Берроуза, Айхакера, Пьера Бенуа, «Аэлиту» Толстого. «Аэлита» с детства была моим любимым романом, и я тут же высказал Калашникову свое мнение, что, по-моему, и сейчас мало кто способен создать подобный шедевр, нарисовать такой неправдоподобный, но заставляющий верить в свою реальность мир. И даже рассказы Аэлиты о расцвете и гибели Атлантиды, заимствованные Толстым у оккультистов, в которых мало что осталось от истинной истории человечества, звучат в романе так убедительно, как, может быть не звучат теории настоящих ученых.

Слушая меня, Леонид Дмитриевич потихоньку пил — чай и улыбался. Вначале я старался не обращать внимания на его улыбки, но постепенно стал раздражаться. Заметив это, хозяин прервал меня и, извинившись, вышел в другую комнату.

Вернулся он с тоненькой папкой и, положив ее на край стола, принялся рассказывать.

Когда-то он знал Толстого. Они были дружны, и Калашников немало помог Алексею Николаевичу, когда тот работал над «Аэлитой». Толстому необходим был человек, хорошо разбирающийся в древней истории, способный подобрать материалы, объяснить детали; посоветовать, как придать достоверность его фантазиям и связать воедино придуманное прошлое двух цивилизаций. Таким человеком стал Калашников.

С тех пор и хранит Леонид Дмитриевич небольшой рукописный отрывок, не вошедший по каким-то причинам в книгу. Первоначально, по замыслу писателя, он должен был составить часть главы «Древняя песня». Кстати, отрывок начинается и заканчивается, текстом, сохраненным в романе. В этом нетрудно убедиться.

ДО недавнего времени рукопись эта была для Калашникова лишь дорогой памятью. Но в последние годы Леонид Дмитриевич, к своему великому удивлению, стал встречать факты и даже идеи, приведенные и высказанные в романе в научных работах и популярных журналах! Поначалу он воспринял это как простое совпадение, курьез, но вскоре эту мысль пришлось отбросить: слишком явной была связь. И Толстой, и современные историки опирались на одни и те же древние тексты и археологические находки, их теории были похожи как близнецы: различались только названия стран и народов.

Поразительно, сказал тогда Калашников, как смог он в те далекие года увидеть и понять нечто, остававшееся скрытым от ученых еще более полувека. Разве что Толстой имел доступ к каким-то неизвестным или погибшим позднее материалам? Не знаю, насколько справедливо это предположение, не хочу гадать впустую. Пусть на этот вопрос отвечают другие. Моя роль в данной истории уже сыграна: третий рассказ Аэлиты перед вами…[1]

Иха, затопив очаг, сложенный из крупных, позеленевших от времени камней, молча поклонилась и выскользнула в золотую дверцу — ушла к крылатой лодке.

Лось стоял, скрестив руки на груди, и оцепенелым взглядом смотрел на языки пламени, бросающие на стены смутные корчащиеся тени.

«Нужно завтра же лететь в город, помочь Гусеву», — пронеслось у него в голове и тут же пропало — на плечи легли маленькие руки Аэлиты.

Лось порывисто обернулся и встретился взглядом с огромными зрачками пепельных глав. В их влажной глубине дрожали отблески огня. Бледно-голубоватое лицо с резкими тенями смягчилось в оранжевых отсветах пламени.

— Пойдем, — тихо, одними губами, произнесла Аэлита, и ее маленькая сухая рука потянула его за собой.

Аэлита и Лось сидели на краю бездны. Солнце уходило за острые вершины. Резкие длинные тени потянулись от гор, ломались в прорывах ущелий. Мрачно, бесплодно, дико было в этом краю, где некогда с спасались от людей древние Аолы.

— Когда-то горы были покрыты растительностью, — сказала Аэлита, — здесь паслись стада хашей, и в ущельях шумели водопады. Тума умирает. Смыкается круг долгих тысячелетий. Быть может, мы — последние: уйдем, и Тума опустеет.

Она замолчала Солнце закатилось невдалеке за драконий хребет скал. Яростная кровь заката полилась в высоту, в лиловую тьму.

— Но сердце говорит мне иное, — Аэлита поднялась и пошла вдоль обрыва, поднимая клочки сухого мха, веточки.

Собрав их в край плаща, она вернулась к Лосю, сложила костер, принесла из пещеры светильник и, опустившись на колени, подожгла хворост. Змеиный хвост дыма взвился кверху. Где-то среди теряющихся в темноте скал раздался пронзительный крик, с утеса сорвалась крупная тень. Лось вздрогнул.

— Не бойся, Сын Неба, — это всего лишь испуганный ихи, — успокоила его Аэлита. — Он не причинит нам вреда.

Лось машинально проследил в черном небе силуэт хищной птицы и тяжело вздохнул.

— Тебе плохо, Сын Неба, — прошептала Аэлита. — Почему? Скажи мне.

Лось не ответил, завороженно глядя на встающую над блестящими льдом остриями скал мрачную красноватую звезду. Ее недобрый взгляд будил в нем смутное беспокойство, Аэлита опустилась перед, ним на колени. Ее грудь, взволнованно дышала под черными складками платья, бледное лицо чуть подрагивало, слегка приподнятый нос, и мягкий рот были по-детски нежны. Огромные, полные печали глаза искали ответа, манили, тянули в свою глубину.

Прошли долгие минуты. Потом, очнувшись, Аэлита заговорила.

— Я должна рассказать тебе… — голос ее прервался, — прежде, чем ты покинешь меня. Ты уйдешь, я знаю, но, может быть, до того, как нас разлучат…

— Кто?! — воскликнул Лось.

— Не сразу, — ответила Аэлита, — сейчас отец занят тем, что убивает в городе рабочих, которыми руководит Сын Неба. Он яростен и могуч, но он не устоит: сила всей Тумы в руках Тускуба, Затем он вспомнит и обо мне. На мне запрет, я посвящена царице Магр… По древнему обычаю, страшному закону Магр, женщину, преступившую обет, бросают в лабиринт, в колодец. Ты видел его… Но я не могу противиться любви, Сын Неба…

— Не бойся, — Лось успокаивающе погладил Аэлиту по руке. — Не бойся. Если ты опасаешься, что Тусхуб найдет нас здесь, завтра же переберемся в другое место. Пустых домов у вас много, а теперь будет еще больше. Улетим за горы. А вернется Гусев, то и вовсе к нам на Землю. Только бы с Алексеем Ивановичем ничего не случилось. Нужно обождать еще день.

Лось замолчал. В его голове пронеслись картины восставшего города, возбужденные лица, Гусев с маузером, потный, скалящий зубы, шумно, хлопающий по плечам окруживших его марсиан. Видения пронеслись и исчезли, оттесненные одурманивающей тишиной ночи, блеском костра и близостью Аэлиты. Держа Лося за руку, она пристально, с каким-то странным выражением смотрела на него.

— Полюби меня, Сын Неба, — тихо произнесла Аэлита, голос со дрожал, страсть и отчаянье слились в нем, — я хочу узнать любовь — единственное счастье, отмеренное женщине. Наши мужчины не умеют любить, взгляд их туманится от дыма хавры, и груз тысячелетий отнимает желание и силы жизни. Только ты можешь сделать меня счастливой.

Голос Аэлиты прервался, приникнув к груди Лося, она обхватила егоза плечи. Лось молча прижал к себе её дрожащее тело, стал гладить по спине, волосам. Через минуту, уняв дрожь, Аэлита отстранилась и сказала:

— Прежде я должна рассказать тебе… Это будет мой третий и последний рассказ, — она так твердой отрешенно произнесла слово «последний», что пронзительная тоска сжала сердце Лося, губы его дернулись, но он промолчал, пораженный непререкаемой силой ее голоса.

— Магацитлы не были единственными пришельцами, посетившими древнюю Туму.

Прошли тысячелетия с тех пор, как умер последний Магацитл, и след их остался лишь в памяти поколений, в гигантских цирках и голубой коже, Лишь ничтожная часть знаний использовалась потомками Аолов, главное же, заключенное в книгах, укрытых в тайниках последними мудрецами, было забыто. Только из селения в селение ходили бродячие певцы с маленькой уллой и волновали странными и несбыточными сказаниями сердца и умы Аолов.

Но вот однажды в небе прочертила след яркая звезда. Она упала за Лизиазирой, там, где теперь развалины Лизанды — столицы страны по ту сторону гор. Там упал и твой аппарат, Сын Неба.

Пастухи долго не решались приблизиться к огромному, покрытому черной коркой нагара яйцу. И лишь на закате один из них, шохо по имени Туан, осмелился подойти.

В летописях того времени сказано:

«Оно раскололось, как семя дерева бо весной, и внутри пастухи увидели четырех Магацитлов. Они были велики ростом, а лица их — черны, как пепел у подножия вулканов».

Весть о новом пришествии Магацитлов быстро облетела окрестные селения, и многие приходили смотреть на них и их железный корабль. Вновь вспомнили Аолы древние предания о кровавых временах нашествия Магацитлов.

Туан был первым, кто возродил учение сумасшедшего пастуха и развил его. Он говорил: «Могущественные Магацитлы покорили Туму и дали жизнь голубому племени гор. Они умерли и унесли с собой свои тайны, мы не можем постичь их смысл. Но они вернулись. Снова будут падать на Туму свирепые и неумолимые Сыны Неба. И придет смерть, и кровожадный ча станет пожирать слабых, а паук сплетет сеть в наших домах. Бойтесь! Сыны Неба велики и мудры. Они придут и уничтожат всех непокорных. Покоритесь, и вы сохраните свои жизни и своих хашей».

Так учил Туан. И многие верили ему. Опять горели костры у Священного порога, и люди поклонялись кровавой звезде Талцетл.

Чтобы не дать распространиться опасному учению, вожди решили: «Сделаем с ним то же, что наши предки сделали с сумасшедшим пастухом: кинем его в Священное озеро, ибо он вселяет в людей страх и безволие». И Туан стал вторым, кого за последнюю тысячу лет сбросили со Священной скалы.

Прошло немного времени, и сбылось пророчество Туана. Земля Тумы задрожала от грохота падающих кораблей Сынов Неба, и снова багровым светом горела после вечерней зари злая звезда Талцетл.

На этот раз лишь десять дней падали блестящие яйца на почву Тумы и почти все оставались целы. Как семена зла, зарывались они в землю, выпуская из своего чрева воинов в сверкающих доспехах и летающие лодки, которые понеслись во все концы света.

В книгах Тца записано:

«Они были снабжены приспособлениями, расположенными в надлежащих местах. Ни звери, ни люди не везли их. Они двигались устройствами, которые были размером с дом».

Крылатые корабли черными тенями повисали над селениями Аолов, пришельцы кидали в непокорных шары, извергающие синее пламя, и струями жидкого огня жгли хижины. Скрыться от них было невозможно. И Аолы поняли, что наступил час великой битвы.

На обширных равнинах Азгара, покрытых густыми лазоревыми лесами, стали копиться силы. Забыв распри, пришли рыбари, жившие в пещерах на берегу южного океана, вооруженные палицами и топорами из костей морских чудовищ. Выползли из болотистых джунглей пожиратели пауков, одетые в панцири из их жестких шкур. Из далеких степей потянулись дикие кочевые племена.

Собравшись, Аолы вышли из лесов и огромной ордой двинулись в те места, где разбили свой лагерь Магацитлы. Они шли, гордые своим числом и силой. Невежественные племена не ведали, что пришельцы только и ждали, пока Аолы соберутся вместе, чтобы разом покончить со всеми. Как буря, налетели они на войска и вмиг разметали и уничтожили их. Оставшихся в живых догоняли и безжалостно жгли крылатые лодки.

Пустынно и тихо стало в селениях. Некому стало защищать жилища от хищников, некому добывать пищу, некому рожать детей. Тогда вожди надели древние панцири Магацитлов, покрыли головы ушастыми шлемами с острыми гребнями, в знак того, что они потомки могучих Атлантов, и пошли преклонить колена перед Сынами Неба. И вскоре мир сошел на благодатную землю Тумы.

С помощью Аолов пришельцы построили новый город. Они назвали его Вагамбо и сделали столицей своего царства. В строительстве Магацитлы использовали диковинные машины, которые переносили огромные камни, копали землю и выжигали дыры в скалах. Самых способных из Аолов они приближали к себе, обучали и делали своими помощниками, остальных же брали в рабы, а женщин — в наложницы.

После того, как все пришельцы умерли, знание вновь покинуло Туму на долгие столетия. Лишь полвека назад, завоевав древнюю Лизанду — столицу страны, владевшей тайной третьей планеты, — мы проникли в тайну второго нашествия Магацитлов.

Вот что рассказали древние книги.

Когда наступил конец мира, и Город Ста Золотых Ворот погрузился на дно океана, некоторые из оставшихся на Земле Магацитлов спаслись от потопа на воздушных кораблях. Они разлетелись по свету, разнося семена знаний и основывая новые царства. Сильные государства образовались на севере материка черных, в стране желтых людей и на плодородных долинах Индии. Полудикие народы, покорившиеся Атлантам, жадно впитывали доступные им знания, обучались всяческим ремеслам и наукам. Смешение культур дало начало развитию новых цивилизаций, соединивших мудрость четырех рас, властвовавших в Городе Ста Золотых Ворот, с мечтательностью и страстностью первобытных племен.

Но остаткам могучего народа Атлантиды не было суждено возродить культуру и былую силу погибшей родины, между ними не было мира и согласия, каждый стремился поработить соседа. Люди покидали оплавленные развалины городов, гибнущие в жарком пламени битв, разбредались по горам, лесам и степям. Когда последние Магацитлы исчезли с лица Земли, в мире возродилась первобытная дикость.

Прошли столетия, и в нем появилась новая сила, готовая стать его властелином. На лесистых просторах материка, лежавшего к югу от Индии и к востоку от страны черных, разгорался свет новой цивилизации. Эти далекие земли, Земзе, племена негров, основавшие царство Атлантов, покорили ее в незапамятные времена. Здесь они встретились с покрытыми шерстью гигантами, не знавшими железа и не умевшими строить хижины. Они питались плодами и ходили, опираясь на согнутые пальцы рук. Защищаясь, гиганты бросали в воинов Земзе огромные камни. Но Земзе — древние охотники и укротители слонов — силой и хитростью усмирили их и заставили служить себе.

Когда свирепые краснокожие воины захватили и разграбили Великий город, порвалась связь народов. Одни города пали под ударами орд жаждущих богатства кочевников, другие пришли в упадок сами. И лишь немногие сохранили культуру и знания.

Много времени отсчитали часы вечности, в Городе Ста Золотых Ворот трижды сменилась власть: хитрые и умные торговцы, оливково-смуглые Сыны Аама изнутри подорвали династию краснокожих военачальников Уру, и сами были сметены племенами кочевников Учкуров. Пришествие желтолицых и узкоглазых кочевников положило начало самой высокой волне цивилизации Атлантов. В долгих войнах снова были покорены отпавшие страны и народы. На севере воевали с циклопами — избегшими смешения, одичавшими потомками племени Земзе. Великий завоеватель Рама дошел до Индии. Он соединил младенческие племена арийцев в царство Айдохья и покорил воинственных потомков Атлантов на острове Ланка; Так еще раз раздвинулись до небывалых размеров и окрепли пределы Атлантиды — от страны Перистого Змея до азиатских берегов Тихого океана.

Достигли Учкуры и новой родины Земзе — покрытого лесами южного материка. Но Земзе отказались подчиниться им, и тогда с кораблей сошли отряды закованных в бронзу краснокожих, с украшенными перьями щитами, в высоких, наводящих ужас шлемах. У Земзе не было сил противостоять войскам Атлантов, и они покинули солнечные, богатые дичью и рыбой побережья и укрылись в густых лесах.

Учкуры не решились преследовать их и, оставив в брошенных городах и деревнях поселенцев и сильные гарнизоны, вскоре отплыли назад.

Неслись чередой века, гибли в огне и возрождались из пепла страны и народы, а на новой родине Земзе росла и крепла жизнь. После потопа, уничтожив колонии пришельцев, этот древний неутомимый народ заселил весь южный материк. И везде Земзе наваливали пирамиды из земли и камней, в знак того, что это место прочно, а на вершине водружали столб с пучком перьев птицы клитли. Позже в этих пирамидах стали погребать вождей.

В книгах Шен-Ро — великого ученого и поэта древности — мы нашли отрывки сказаний, повествующих о завоеваниях народа Земзе.

Двинувшись на север, в Индию, Земзе столкнулись с сильным сопротивлением. Могучий правитель Кукра, повелитель сотен царей и народов, поклонявшихся многорукому богу, преградил им путь с многотысячным войском. У него были боевые слоны в шипастых панцирях, с окованными бронзой бивнями, львы и леопарды, натасканные на людей; к осям колесниц его воинов были привязаны длинные косы и зазубренные ножи, разрывающие врага.

Велика была сила Кукры, но ему не удалось устоять перед оружием Земзе.

Об их битве в «Книге Непостижимого» сказано так:

«Но Земзе применили оружие богов, похожее на гигантскую железную стрелу, которая выглядела как великий посланец смерти. Сверкающий снаряд, который заключал в себе силу всей Вселенной, обладающий сиянием огня, лишенного дыма, был выпущен. Вспышка была яркой, как тысяча солнц в зените. Густой туман внезапно покрыл войско. Все стороны горизонта погрузились во мрак. Поднялись несущие зло вихри, тучи с ревом устремились в высоту неба. Мир, опаленный жаром этого оружия, был в лихорадке. Казалось, даже солнце закружилось. Тысячи людей были сожжены, слоны, обожженные пламенем оружия, бежали, объятые ужасом. И еще многие погибли позже».

После Кукры уже некому было сдержать завоевателей, и Земзе быстро покорили всю Индию. Они захватили древний город Рум, в котором Сурид, один из царей, живших до потопа, выстроил две железные башни и приказал жрецам спрятать в них записи знаний безвозвратно ушедших народов — того, что они достигли в различных науках, ремеслах и искусствах. Там же находились и книги Атлантов. Земзе добыли эти знания и развили их, возродив могучую цивилизацию предков.

Они отвергли учение Атлантов о Вселенной и создали собственное. Они говорили так:

«Человеческий разум является лишь частью абсолютного мирового разума, цель которого — познать самое себя. В межзвездном пространстве чистый разум бесформен и бестелесен. Он — тень, эхо, мысль без тела, не видящая и незнающая своей сущности и предназначенья.

Чтобы познать себя, разум воплощается в материю. По материя бездушна, она мертва и неподвижна и не может служить познанию сущности вещей. Поэтому, идя к своей цели, абсолютный разум на стадии материи создает живую природу, вершиной которой является человек. Он — глаза и уши мировой идеи, он — ее душа, стремящаяся к бесконечному познанию мира».

На стенах своих храмов люди Земзе высекали спираль — символ пути и вечного движения разума. Разуму чужд покой, учили они, покой препятствует достижению цели. Поэтому мировая идея всегда уничтожает омертвевший разум, как уничтожила царство Атлантов.

Свои знания народ Земзе с помощью птичьих знаков заносил в скрытые в храмах книги, доступ к которым имели немногие. Земзе предостерегали: «Кто волшебные тайны слова постигнет, пусть хранит и в учении скроет». На дверях храмов они начертали: «Замкни уста! Огради свои уста!»

Шли века. То были столетья невиданного расцвета культуры и науки, великих завоеваний, строительства и путешествий. Корабли черной расы бороздили все океаны, заплывали в самые отдаленные и неведомые уголки Земли, и повсюду Земзе оставляли ростки цивилизации, обучали огню, железу и письму. По берегам морей были расставлены огромные тесаные глыбы с высеченным на них лицом негра, предупреждавшие, что у этих земель есть высокий и могучий властитель. Их птичьи знаки высекали даже на скалах западного материка, где бродили одичавшие племена краснокожих потомков Уру, поклонявшихся солнцу в образе пернатого змея.

На побережье далекого северного океана, которого достигали корабли Земзе, пробираясь меж чудовищных, невиданных доселе ледяных гор, были построены каменные спиральные лабиринты — символы движения абстрактного разума. Этим Земзе хотели показать, что здесь, в диких и бесплодных местах, проходит граница познанной и непознанной Вселенной.

Не было пределов мудрости и могуществу Земзе. Они стали единственными владыками всего света. Дикие и воинственные племена и народы были укрощены или уничтожены при помощи оружия и знаний. Наступила пора долгого мира и спокойного труда.

Но однажды длинная вереница безмятежных столетий была прервана. На севере южного материка — центра государства Земзе — разверзлась трещина и, поглотив целый город, сомкнулась. Это событие совпало с сильными толчками земли. Большие части суши на западе и севере опустились под воду, отделив страну Земзе от материка черных, где обитали их одичавшие сородичи, и Индии.

Более четырех столетий боролся народ Земзе с жестокой природой, но тщетно. Климат становился холодее и суше, пепел вулканов губил посевы, уходили под землю реки и источники, все меньше оставалось скота и диких зверей. Вновь на границах копились племена жадных кочевников, ждали часа, чтобы хлынуть в недоступную, желанную веками, сказочно богатую, обетованную землю.

Возродился древний культ подземного огня — Змея Мировой Бездны — стремящегося ввергнуть мир в состояние первичного хаоса. Были возобновлены кровавые жертвоприношения — мистерии кормления ненасытного чудовища. Вскрывая грудь обреченным, жрецы сыпали на живое сердце раскаленные угли, восклицая при этом: «Назад! Вернись в глубины бездны, туда, где повелел тебе быть твой отец! Не приближайся к этому месту, где находятся люди!»

Земзе прочли старинные книги, хранившиеся в храмах, и нашли в них сказания о катастрофах, потрясавших в древности Землю. В этих книгах говорилось:

«Опора небес обрушилась, Земля была потрясена до самого основания. Небо стало падать к северу. Солнце, Луна, звезды изменили путь своего движения. Вся система Вселенной пришла в беспорядок. Настал великий холод, на Землю пали губительные зимы, они принесли с собой лютые морозы и снег в четырнадцать пальцев толщиной».

Были найдены и прочтены полуистлевшие свитки папируса, повествовавшие о гибели Атлантиды. Но было уже поздно. В дыму и пламени рождались новые горные цепи, вспучивали свои хребты на спокойных равнинах; проснулись, грозно зарокотав, молчавшие тысячелетия вулканы. Вспарывая землю, вырывались языки внутреннего огня, клубящиеся облака пепла затянули небо, подобно грозовым тучам.

Толчки земли становились все сильнее и разрушительнее. Весь материк, словно глиняный черепок, покрылся глубокими трещинами: подземный огонь и ядовитые газы, вырывавшиеся через них, сжигали и душили людей. Гремели вулканы. Огромные части суши, откалываясь от материка, тонули, как утлые корабли, в разбушевавшемся океане. Наступил конец света.

Десять дней и ночей взлетали яйцевидные аппараты над столицей, рассекая клубящиеся над городом тучи песка и пепла. Обезумевшие толпы ломились в ворота храмов, ища спасения, которого не было. Улицы были покрыты трупами, меж которых бродили пьяные и сумасшедшие. Тусклое, словно тухнущий уголь, солнце, едва пробивавшееся сквозь черную завесу, сумеречным светом озаряло горящие развалины, ужасные картины грабежей, насилий и убийств — агонию великой цивилизации.

Глубокой ночью истерзанные остатки материка расколол надвое ужасный подземный удар. Волны океана вздыбились гигантской стеной и ринулись в распоротое чрево. Неописуемой силы взрыв потряс Землю, полночь озарилась дневным светом, в разные стороны понеслись свирепые волны, крушащие все на своем пути. И страны Земзе не стало… — Аэлита замолчала.

Молчал и Лось, потрясенный открывшейся перед ним бездной тайн и ужасов прошедших времен, роковым сплетением всех загадок истории. Постепенно из непостижимой памяти двух миров выплыло нечто волнующе-знакомое и одновременно пугающе-чуждое. Это была мудрость тысячелетий, объединявшая в одно целое и объяснявшая сразу все: загадки египетских пирамид, тайны учения йогов, предания народов, повествующие о потопах и летающих колесницах, статуи острова Пасхи, вечно смотрящие в небо, необъяснимое совпадение знаков письма этого острова, квадратных печатей, найденных в древнейших городах Индии, странное сходство с ними древнекитайских иероглифов, птичьих знаков индейского племени куна, орнаментов Суматры и Полинезии. Лось припомнил открытые недавно громадные каменные глыбы, расставленные неизвестно кем и зачем по берегам Западной Европы. Вспомнились ему и таинственные каменные лабиринты, разбросанные по всему побережью от Белого моря до Британских островов, и многое другое.

Прошло время. Наконец Лось очнулся от дум и взглянул на Аэлиту: сложив на коленях руки, она отрешенно смотрела в огонь. Лось порывисто обнял ее за плечи и прошептал:

— Милая…

Тогда Аэлита вынула из-под плаща маленькую уллу и, сидя, опираясь локтями в поднятое колено, тронула струны. Они нежно, зазвенели. Аэлита подняла лицо к проступающим во тьме звездам и запела негромким, низким, печальным голосом.

Костер догорел. Опустив уллу на колени, Аэлита глядела на угли — они озаряли красноватым жаром ее лицо.

— По древнему обычаю, — сказала она сурово, — женщина, спевшая мужчине песню уллы, становится его женой.

Всего светлого

Вернов лежал на куче сбившейся соломы и осторожно дышал. Его невыносимо мучил кашель. Чтобы не потревожить сломанную в бедре ногу, он изо всех сил сдерживался, закусывая рукав укрывавшей его шинели. Но в конце концов кашель побеждал: острый укол в горле, спазм, захлебывающийся лай, сотрясающий тело, и неизбежная свирепая боль, вонзавшая в бедро свои иглы, трепавшая ногу судорогами.

Когда боль стихала и Вернов опять обретал способность соображать и действовать, он нащупывал ржавый кувшин с водой, оставленный ему на ночь поливаем. Пить, скорее пить, чтобы не скрутил новый приступ, чтобы было время отдохнуть от боли, собрать силы для новой.

С кувшином были свои сложности: пальцы с сорванными ногтями почти не слушались. Вернов поддевал его, словно ухватом так, чтобы ручка пришлась в выемку между большим и указательным пальцами, а сам кувшин упирался в ладонь. Разбитые пальцы кое-как придерживали его с двух сторон, не давая воде расплескаться. Каждый глоток был драгоценен. Один кувшин на целую ночь. При его жаре это совсем немного.

Сделав два-три глотка, Вернов осторожно ставил кувшин на пол и несколько минут лежал, чувствуя облегчение — боль отступала, на короткое время рассеивался в голове туман, переставало драть горло. Он глубоко дышал, вдыхая холодный сырой воздух поздней осенней ночи, лившийся сквозь зарешеченное подвальное оконце. Воздух приносил последние грустные запахи осени и они отзывались в душе пустотой и безнадежностью.

Потом Вернов опять начинал чувствовать себя хуже; кружилась голова, в ней роились обрывки мыслей, образов, разговоров, и все время хотелось пить. И он пил, уже не экономя, не отдавая себе отчета, где он и что с ним.

— Кончить все до утра! — твердил Вернов в полузабытьи. — До утра… все…

Ах, как хотелось пить! Воды, воды!

Шумел прибой…

Пить!

— Нужно успеть до утра…

После тридцать седьмого года, когда канули в безвестность его отец и мать, а самого Вернова вышибли с университетской кафедры как сына врагов народа, он служил дворником. Перехватывал, где удавалось, еще немного. В общем, на жизнь хватало. В сыром полуподвале, куда его переселили из светлой трехкомнатной квартиры на четвертом этаже, он прожил до октября сорок первого Здесь в часы, свободные от забот о хлебе насущном, от болезней, тяжелых депрессий, работал над темой, которой мог ныне отдаться всецело. И называлась она Атлантида. Псевдонаучная, классово чуждая, но теперь это было не страшно, некому было оттачивать свое пролетарское чутье на нынешнем, оказавшемся на социальном дне, Вернове. Для большинства окружающих он стал мнимой величиной — существовал и не существовал одновременно.

Но это для окружающих, а для себя? Жесточайшим удар судьбы не уничтожил Вернова, а лишь расколол его надвое. Он стал жить в двух разных мирах: в одном был мужем, отцом, дворником, несчастным человеком, былинкой на жестоком ветру, в другом — исследователем, фантазером, магом грез — блуждал в лабиринтах тысячелетних тайн, погружался в пучину времен, достигая истоков цивилизации, событий, стран и народов, о которых люди не знают почти ничего. И чем меньше оставалось Вернову места в первом, тем обширнее и реальнее становился второй. Жизненная сила словно перетекала из мира в мир. Сквозь вещи и людей, при снеге дня и во мраке ночи проглядывали призрачные картины иной жизни, непонятно, бывшей когда-то или рожденной воображением Вернова. Позднее он узнал: такое происходило не с ним одним. Многие из тех, кто не имел сил на борьбу, страданье, смерть, но и не был способен смириться с духовным рабством, попранием достоинства, свободы, создавали свои миры, где было все, что желанно людям, все, о чем они мечтали.

Сейчас, в ночь перед казнью, когда реальный мир стал так мал, что исчислялся часами, Вернов почти целиком ушел в тот другой. Размеренный тихий голос удивительной русской женщины, Елены Рерих, живущей в далекой Индии, читал отрывки из написанных ему писем, как ключи отмыкавших перед ним двери прошлого. Бредил ли он, грезил ли — кто ведает — но Вернов ВИДЕЛ отрывки событий древних эпох, участвовал в них незримо, постигая уже не одним только разумом — душой — смысл происходившего, суть борьбы.

Странно, думалось ему, что его не лишили этих писем. Не посмели! Нет, ерунда! При чем здесь смелость: ОНИ осмеливаются и на гораздо большее…

— Кончить все до утра! — твердил опять Вернов. — Пить! Ах, как хочется пить! Хоть глоток!

Шум прибоя… Откуда он в этом подвале?..

…………………………………………………………………………………………………………

«Вы спрашиваете о времени появления братьев Тьмы. Строго говоря, братья Тьмы появились одновременно с Братьями Света. То есть, с момента появления в человеке зачатка рассудка и сознательной, т. е. свободной воли. При проблеске распознавания появляется первое понятие добра и зла, и уже сознательная воля направляет человека в ту или иную сторону. Но вполне организованный стан Братьев Тьмы получил свое начало уже в четвертой расе, в Атлантиде. Их великий бой с Сынами Мудрости и Света окончился победой последних и гибелью Атлантиды».

Шум прибоя был последним, что помнил Иргез и первым, что он услышал, очнувшись. Над ним чернело небо с редкими звездами. Рваные тучи неслись смутными тенями. Лицо обдувал свежий, напористый ветер.

Чьи-то сильные руки подхватили Иргеза под мышки и, рывком подняв, поставили на ноги. Подошвы гулко стукнули по полому металлу. Боль пронзила затылок и Иргез прижал к нему ладонь. Пальцы нащупали большую опухоль — сюда пришелся удар. Подчиняясь выработанной за десятилетия привычке, Иргез начал концентрировать энергию, чтобы отключить Боль, но не успел сделать это. Ему завернули руки за спину и поволокли вперед.

Он только раскрыл глаза, зажмуренные от расколовшей затылок боли, как последовал новый рывок за вывернутые назад локти — молчаливый приказ остановиться. Его развернули лицом вправо, и Иргез увидел внизу покачивающуюся на воде лодку. Оскалив в ухмылке клыкастый рот, светящимися во мраке глазами смотрела и Иргеза огромная лохматая человеко-обезьяна, прислужник Темных сил.

Могучие руки подхватили пленника под ребра и подали человеко-зверю. Лодка глухо стукнула бортом о металл. Иргез едва сдержался чтобы не застонать от новой острой боли, пронзившей затылок. Тут его внимание было отвлечено другим событием. Корабль, на котором его доставили в крепость Темного Братства, задрожал, издал рычанье, и стих, словно умер.

Эти длинные низкие корабли, сделанные из металла и движимые неизвестными машинами, являлись одной из двух причин, по которым Иргез и другие Братья Света были посланы в стан врага. На судах, добытых в бою Светлыми Силами и их союзниками, машины всегда оказывались разрушенными настолько, что невозможно было определить, какая энергия движет их. Металлические корабли были очень быстроходны, не зависели от ветра, команды их размещались не на палубе, а внутри корпуса. Хотя и немногочисленные, они наносили ощутимый урон союзникам Светлого Братства на всех морях и океанах.

Гораздо важнее было другое. Если по уровню технического развития Белое и Темное Братства были примерно равны, то во владении главной силой — психической энергией — Иерархия Света опередила силы зла. Темное Братство было знакомо с психотехникой и даже имело машины, усиливавшие энергию духа, но не поднялось в совершенствовании ее далее низших ступеней. Не поднялось и не могло подняться, ибо высшие сферы были открыты только добру.

События последних лет заставили учителей Белого Братства решиться на опасный шаг — направить разведчиков в стан врага. Силы Тьмы неустанно засылали своих лазутчиков в союзные государства и к границам Оплотов Иерархии Света, но эти границы до недавнего времени оставались непреодолимыми для Темных Сил. Их самих или их прислужников распознавали под любой личиной, а некоторые темные сущности не выдерживали контакта с пограничным психобарьером и саморазрушались.

Но за последние 10 лет было отмечено 22 проникновения. До цитаделей прислужники Темных сил, конечно, не добирались, но территория, на которой жили Белые Братья, перестала быть для них заповедной. Настораживало и то, что Учителя не могли познать сущность шпионов. Будучи раскрыты, они самоуничтожались, превращались за считанные мгновения в кучу гниющей органики. И никакой мыслеблок не способен был остановить этот распад.

Одна человеко-обезьяна села на весла, другая, спрыгнувшая с корабля, стерегла пленника. Могучие гребки быстро гнали лодку по узкому извилистому коридору. Черные скалы поднимались выше и выше, стискивая водяное ущелье. Развитое ночное зрение позволяло Иргезу видеть все вокруг не хуже его стражей.

Вот показался причал, устроенный под нависшей скалой. Множество лодок — больших и малых — привязанных к металлическим кольцам, покачивалось возле него. Толчок, скрип трущегося о камень дерева, могучие руки вновь подхватили пленника и втащили наверх.

Взору Иргеза открылась просторная пристань-грот. Тут и там на ней громоздились кучи ящиков, мешков, тюков, бочек. В глубине еле различимы были два широких тоннеля. Слева, упрятанная в расщелине, поднималась вырубленная в скале лестница. По ней страж вывел Иргеза во двор крепости. Как ни быстро они миновали его, опытный взгляд разведчика успел увидеть главное. Этот оплот Темного Братства невозможно было заметить ни с моря, ни с воздуха. Со стороны — голый каменистый остров, одна из бесчисленного множества скал, высовывающих свои зубы и спины из вод Западного океана. На самом деле — целый город-порт с гаванью, площадью в центре, пробуравленными в скале ходами, выбитыми в ее толще залами и комнатами. В нишах и трещинах скрыты лестницы и бойницы; ничто не останется незамеченным на подступах к цитадели; полчаса, не более, и голые скалы превратятся в неприступные крепостные стены с сотнями, а может быть тысячами бойцов на них.

Слабо освещенный коридор, по которому вели пленника, делал частые повороты и на каждом были массивные металлические двери с трехзубым знаком Атлантиды. Сейчас двери были распахнуты, но в минуту опасности они захлопнутся, станут непреодолимой преградой на пути нападающего.

Сделав 9 зигзагов, коридор выпрямился и полого пошел вниз. Редкие факелы или пятна светящейся плесени рассеивали тьму. Стояла мертвая тишина. Ее нарушали лишь тяжелый топот человеко-обезьяны, легкие шаги пленника и с некоторых пор почти неслышимые идущего сзади третьего существа.

Иргез чувствовал — это член Темного Братства, ощущал дыхание зла, исходившее от него. Пленнику очень хотелось обернуться и взглянуть в лицо этому человеку. По цвету кожи — смуглой или пепельно-серой — и густоте волос можно было определить, к какому кругу относится он — внешнему или внутреннему.

Вскоре они свернули в узкое боковое ответвление коридора. В нем на равном расстоянии друг от друга шли низкие металлические двери.

Перед одной из самых дальних, почти в тупике охранник остановился. Темная фигура в Балахоне с капюшоном выступила вперед и заслонила дверь. Послышалось звяканье замка, и фигура отступила, открывая вход в темницу. Человеко-обезьяна ввела Иргеза внутрь и посадила на каменное ложе у стены. Под ним захрустела солома.

Человек в Балахоне неторопливо вошел в темницу, неся факел. Воткнув его в кольцо слева от двери, он подал знак человеко-обезьяне, и она покинула камеру. Брат тьмы откинул капюшон, и Иргез увидел сероватое худое лицо с редкими, словно прилипшими к черепу волосами.

«Из внутреннего круга», — подумал Иргез.

— Да, я из внутреннего круга, — с тонкой усмешкой подтвердил Брат Тьмы, прочтя его мысли. — Снут-Бен… — Он сделал паузу, может быть ожидая, что пленник назовет себя.

— Там, — Снут-Бен повел рукой в сторону, — ты найдешь пищу, воду, вино. Я расстаюсь с тобой на ночь. Отдохни и приготовься, тебе будет задано несколько вопросов. От того, что ответишь, будет зависеть твоя судьба. Подумай.

Дверь захлопнулась за Снут-Беном, щелкнул замок и наступила тишина.

Неожиданно Брат Тьмы снова возник перед Иргезом — облик его поразительно изменился. На нем был мундир офицера вермахта, верхнюю губу прочертили узкие стрелки усов, рука сжимала парабеллум.

«Иргез не мог видеть этого», — подумал Вернов, и странная картина исчезла. Ее мгновенно сменила другая: застывшие, как на фото, жена и дочь с испугом смотрели на Вернова.

Он провел языком по треснувшим губам, по припухлым ямкам в деснах на месте выбитых зубов, и ему стало мучительно жаль себя.

КОНЕЦ!!! Никто и ничто уже не поможет. Теперь до самой смерти он будет один на один со своими муками. И ничто не зачтется, не будет вознаграждено.

— Нельзя думать о своих, — прошептал Вернов. — Только о деле.

……………………………………………………………………………………………………

11.10.35.

«Необходимо пробудить дух человеческий! Истинно, судьба планеты в руках самого человечества! Если воскрешение духа состоится в течение грядущих малых десятилетий, то неминуемая катастрофа может стать частичной, как во времена Лемурии и Атлантиды, в противном случае, нам придется переселиться на другую планету».

………………………………………………………………………………………………………

«Все дело в том, — вел спор с призрачным собеседником Вернов, — что силы свои Темное Братство черпает в людях. Слишком мало добра в них и слишком легко предаются они темным силам. Взращивать в людях добро так тяжело! Стоят ли они, готовые пожертвовать всем святым ради Благополучия и наслаждений, того, чтобы кто-то отдавал за них жизнь? Сколько их уже отдано за бесконечные века?! Сколько принесено на жертвенный алтарь? И я лежу здесь изуродованный, и завтра меня повесят. Ради чего отдана жизнь?..

Ради того, чтобы узнали, что Васька Котов предатель и провокатор?..

Не будет ни награды, ни признательности, будет только смерть!..»

«Нет! Нет! Нет! Нет!» — Мучительно сморщившись, закрутил головой Вернов. Не мог он согласиться, что смерть его будет нелепой и бесполезной. Нет и еще раз нет! Каждая смерть в этой Битве — доказательство превосходства Добра над Злом. Иначе была бы не смерть, а склоненная шея, рабская доля. Как бы ни было ужасно, больно, он не отступит со своих позиций. Только этого от него и ждут Братья Тьмы. Он выстоит в этом поединке — один против всех сил Зла. Победы не будет, но не будет и поражения, ибо поражение — это сломленный дух, а врагу придется довольствоваться только мертвым телом.

Вернов натянул шинель по самый подбородок: опять начинало знобить. Откинутая в сторону сломанная нога совсем окоченела, и он почти не ощущал ее, а вместе с ней и боль. Незаметно Вернов уснул.

Молодой жрец давно уже стоял перед картинами. Не картинами — тремя окнами, прорубленными в былую эпоху.

…Раннее утро. В черно-зеленых волнах еще дремлет ночь. Три ряда весел гонят корабль. Он рассекает грудью волны, пожирая пространство. Клочья тумана уносятся вдаль…

…Трехрогая гора с заснеженными вершинами встает у горизонта. Символ власти атлантов над миром. На далекой еще полосе земли белеет город. Над ним на склоне храм Морского бога. Мраморные колонны его тянутся ослепительными рядами. Слева, в устье реки, шумит на ветру бамбуковая роща. На опушке — слон с прямыми, как кинжалы, бивнями. Справа — крутой берег, о который с грохотом бьется прибой…

…Гавань раскрывает кораблю свои объятья. Парус убран. Надсмотрщик застыл с поднятым бичом, взлетели вверх весла. Впереди гладь залива. Десятки кораблей теснятся у причала. Люди на набережной…

Жрец перевел взгляд на художника — он был не из Истинных — полукровка. Скошенный лоб, выпяченная верхняя челюсть, усеченный подбородок. Низкоросл, длиннорук. Обезьяна! Раньше бесправный раб, равный собаке, теперь — гражданин… Но духом он атлант. Также, как и сам жрец, мечтает об ушедшем, о невозвратном. Ему тесен этот убогий мир — тень великого прошлого.

Жрец невольно оглянулся на стоявшего у окна телохранителя. Полубог! Могуч и красив, как все Истинные. Жрец вздохнул.

«Нас становится все меньше и меньше. Мы хиреем, как пересаженное на чужую почву дерево. Мерзкие светоносцы с их ублюдочными учителями уже не удостаивают нас взглядом, предоставляя возможность расправляться с нами своим союзникам и варварам. Мы растворяемся среди местных; спариваемся почти с обезьянами и радуемся, что нас становится больше, что будто бы копится сила. Скоро не останется ни обезьян, ни атлантов, одни уродливые недоумки, похожие на своих волосатых предков, что встречаются еще в глуби лесов».

Забыв о картинах, жрец погрузился в размышления. Море медленно поглощало его родину; волны кораблей уплывали из Атлантиды к лесистому восточному материку; бились в тысячелетней битве народы. Никто не одержал верх. Упавший с неба огненный камень погубил Атлантиду, взметнул горы-валы, стершие с берегов и островов города и колонии… Что впереди?

Все теперь иначе. Сколько сотен лет уничтожали атланты вольные поселения на восточном материке, жители которых бежали от борьбы со светоносцами, оскверняли себя, вступая в родство с местными племенами. А вышло, что полукровки стали главной опорой нового царства. На кого еще опереться? На них да на уцелевшие колонии. Все забыто…

И государство уже не то — слаба центральная власть. Каждый правитель в провинции мнит себя царем. Да он и есть почти царь — не стало силы, которая убедила бы его в обратном. У многих уже не на уме, на устах слова: империя распадается. Всего четыре сотни лет минуло со Дня Потопа, а уже ослабели ветви и роняют плоды. Начнутся бесконечные междоусобицы, череда взлетов и падений — упадок. Варвары довершат дело. Развалины зарастут дремучими чащами, и никаких следов не останется от былого величия Братства Тьмы. Тогда вознесутся презренные светоносцы. О, где ты Князь Тьмы?! Почему не укрепишь силы твоих слуг?!..

И с западного материка нет вестей со Дня. Видно там погибли все до единого. А если кто выжил, то прозябает в дикости и потому не подает вестей. Только с далекого востока приходят радостные вести о могучем царстве Раваны на острове Ланка. Но и ему не дает покоя сосед, союзник светоносцев — Рама из Айдохьи.

Редкие пуховые облачка медленно ползли по небу. Солнце еще не достигло зенита, но от крепостных стен веяло уже жаром. Воины, утирая пот, поглядывали вверх, торопя миг, когда облако закроет пылающий диск, принесет короткое облегчение.

Варвары копошились на подъездной дороге. Тащили из лесу толстые вязанки веток, жерди, бревна. Их было не так уж много — не более семи сотен. По трое на каждого защитника крепости.

— На что они рассчитывают? — спросил жрец у стоявшего рядом начальника гарнизона.

Начальник нервно дернул головой, не отрывая взгляда от вражеского лагеря, потом спохватился и торопливо ответил столичному сановнику:

— Лес кругом. Там могут скрываться другие отряды. Ударят сзади, когда эти пойдут на штурм. Но это не страшно — так им нас не взять. Камнеметные машины пристреляны, к воротам им не подойти. А об оружье, которое могло б раскалывать стены, я не слыхал. Посмотрим!

Варвары вынесли из леса дощатые щиты — всего девять — и, образовав черепаху, двинулись по дороге к городу. Под щитами их было явно немного, большинство осталось на месте, наблюдая.

— Готовсь! — крикнул начальник гарнизона. — Бить у первой отметки!

Ударились о рамы деревянные ложки, загудели плетеные жилы, камни глухо застучали по щитам. Черепаха поползла чуть быстрее.

— Бьюсь об заклад! — закричал начальник. — У них там стенобитная машина! Х-ха! Ну-ка, ребята, навесьте им потяжелее! Чтобы щепки полетели!

Новый залп, глухие удары, щиты развело в стороны, но не разбило.

Начальник выругался.

— Еще! Еще! Бей без перерыва! — заорал он зло, рубя рукой воздух.

Под градом камней черепаха замерла. Потом рывком продвинулась вперед и снова остановилась. Что-то гулко ударило в ворота.

— Машина! — удовлетворенно сказал начальник гарнизона. — Готовьте луки, ребята! Камней они не боятся! Сейчас мы их к земле гвоздиками приколотим!

Кованые железные дротики легли в желоба огромных луков, заскрипели поворотные механизмы, наводящие оружие.

— Ссса! — хлестнули тетивы. — Ввуу! — басовито пропели дротики. Послышался треск и крики — один из передних щитов пронзило насквозь.

— Давай еще! — крикнул комендант.

Два новых дротика угодили в щит. Видно было, как чудовищная сила удара подбросила вышибленные куски досок в воздух.

— Пойдет дело! — начальник весело сверкнул глазами на жреца.

Но веселье его вскоре угасло, он начал беспокойно крутить головой, прислушиваться. Что-то было не так.

Начальник высунулся по пояс из нависшей над стеной башенки, но ничего не смог разглядеть. Утопленные в стене ворота, оставались невидимы.

— Что случилось?! — спросил встревоженный жрец.

— А-а! — прокричал начальник и, прыгая через ступени, ринулся вниз.

Солдаты вновь зарядили луки и навели их в центр дощатой черепахи, под которой была спрятана стенобитная машина.

Удар! Дротики раскрошили в щепу дерево и отскочили. Еще удар! Под разбитыми досками блеснул металл.

Жрец изумленно поднял брови. Забухали шаги на лестнице — отирая со лба пот, показался начальник гарнизона.

— Мечут горшки с земляным маслом! — еще издалека крикнул он с веселой злостью. — Будут жечь ворота! Х-ха! — выдохнул он, оскалившись. — Пусть жгут! За ними железная решетка, ее не сожжешь!

Начальник остановился, тяжело дыша. Жрец указал ему на скрывавшийся под деревом металл. Начальник махнул рукой.

— Пусть прячутся, что толку. В город им не прорваться. Кончится запас и уйдут.

Из-под щитов вылетела горящая стрела, затем другая, третья. Немного погодя со стороны ворот повалил густыми клубами черный жирный дым.

— Бейте, ребята, бейте их, пока не побегут! — подбадривал солдат начальник.

Неожиданно средь ясного дня громыхнул гром, стены содрогнулись, в воздух взлетели камни, обломки досок, брусьев. Защитники крепости замерли в ужасе.

Варвары продолжали метать огненные стрелы. Раздался новый грохот. Начальник гарнизона отчаянно закричал и, выхватив меч из ножен, бросился вниз. Жрец побежал за ним.

Ужасные разрушения открылись их глазам: ворота были разнесены вдребезги, решетка обрывками торчала из стен. Неведомая сила перекрутила, смяла в клубки толстые прутья.

Жрец стоял у чердачного окна трехэтажного здания городского совета — самого высокого здания в крепости. Клубы дыма застилали дома. Слух привык уже к вою и крикам, к призывам бить и убивать.

Ощетинившись копьями, по улице внизу медленно пятились солдаты. Их было немного — остатки одного из разбитых у ворот отрядов. Варвары наседали, неумолимо тесня атлантов в сторону площади. Жрец понимал, там враги развернут строй, и их преимущество в силе станет очевидным.

Выждав, пока варвары окажутся перед зданием совета, он крикнул:

— Навались! Разом!

И со своим телохранителем первым скинул тяжелое бревно на головы врагов. Следом хлынула целая лавина. Окружавшие жреца люди хватали все, что попадалось под руку, и яростно швыряли вниз.

Несколько тел неподвижно распростерлось на мостовой, иные корчились в предсмертных муках. Варвары откатились назад. Жрец, высунувшись в окно, кричал и грозил им кулаком.

Кто-то догадался проломить дощатую стену чердака и выбраться на соседнюю крышу, нависавшую над головами варваров. Выстроившись в цепочку, люди быстро передавали друг другу камни, обрушивали их на врагов. Варвары вновь отступили, но на этот раз стремительно и почти без потерь. Их предводитель — высокий, в сверкающей броне — указал мечом на здание, с которого летели камни, и его воины с ревом устремились на штурм. Затрещали двери. Вскоре дым повалил из окон первого этажа. Крики, звон оружия быстро поднимались вверх. Путь на лестницу был перекрыт. Безоружные в массе горожане заметались по чердаку, по соседней крыше.

Жрец застыл в растерянности. Кто-то сильно пихнул его в плечо. Мимо, таща бревно, пробежали его телохранитель и солдат без шлема. Как тараном, стали бить они древесным обрубком по крыше. Доски треснули, и бревно проскочило в образовавшийся пролом. Еще несколько ударов, дыра расширилась, и люди один за другими начали прыгать вниз.

Спустившись в комнату верхнего этажа, жрец увидел, что телохранитель и солдат яростно долбят бревном пол. Доски трещали, бревно пружинисто подскакивало.

По счастью на первом этаже они попали в комнату, где не было ни варваров, ни огня. Через окно вылезли во двор, кинулись в подворотню, но там их встретил враг, погнал обратно.

Жрец успел увидеть, как его Истинный, возвышаясь над всеми, отбивается от наседающих варваров, рядом сверкали еще несколько мечей. Затем жреца впихнули в дверь. Началась безумная гонка по коридорам, комнатам, прыжки в окна.

Опомнился он за какой-то оградой. Вытирая с лица пот и сажу, ощутил непривычную тяжесть в руке. С изумлением долго смотрел на прямой варварский меч, запятнанный кровью.

Битва распалась на множество схваток: сражались на улицах и площадях, во дворах и в домах, на лестницах и крышах. Облака дыма окутывали порой сражающихся, заставляя прекращать бой. Солдаты — варвары и атланты — выбегали из домов, прыгали из окон, не в силах вынести жара. Раскаленные доспехи жгли тело.

Огонь, как кошка, перепрыгивал с дома на дом, перебрасывался с улицы на улицу. Пепел и головни осыпали сражающихся. Вопли горящих заживо неслись из домов. Рушились раскаленные развалины.

Две силы сшиблись в просторном зале второго этажа одного из домов в центре города. Горожан было больше, и они шаг за шагом оттеснили варваров к стене. Но на большее сил и уменья не хватало. Как рука, пытающаяся раздавить камень, они тщетно напрягали мускулы. Мечи и копья скользили по щитам и панцирям, не доставая живого тела. Атлантам не удавалось одолеть варваров, но и те способны были лишь защищаться. И в этом положении теряли свои преимущества в оружии и навыках боя. Рано или поздно придет подкрепление или клинки атлантов нащупают брешь.

Не дожидаясь, когда это случится, двое варваров в неуловимо короткий миг оперлись спинами о стену и ударили ногами напирающих на них горожан. В пробитую брешь с ревом кинулся светловолосый богатырь. Двусторонним боевым топором он наносил сокрушительные удары. И если не убивал, то заставлял атлантов расступаться. Монолит нападающих треснул и распался на отдельные кучки людей.

Топор гиганта-варвара ухнул по щиту жреца, повергнув его на пол. Варвар захохотал, сжимая в руке обломок топорища, отшвырнул его и выдернул из мертвого тела короткое копье.

Жрец, поднявшись на ноги, пятился к стене, прикрывая щитом тело. Серые глаза врага встретились с его глазами, варвар весело оскалился. Сделав обманное движенье, он заставил атланта раскрыться и со страшной силой метнул копье. К счастью, жрец успел повернуться боком, и оно скользнуло по кольчуге, скрытой под одеждой. Но удар был так силен, что лишил его дыхания, и атлант с разинутым ртом сполз по стене, повиснув на собственной одежде.

Варвар повернулся к нему спиной и, подхватив с пола меч, напал на другого врага.

Волосатые, перепачканные сажей ноги светловолосого богатыря танцевали перед лицом жреца. На этот раз варвару попался опытный противник.

Хватая ртом воздух, жрец медленно сжимал рукоять меча. Наконец силы вернулись к нему, и он что было сил рубанул мечом по маячившим перед глазами ногам.

Раздавшиеся неожиданно выстрелы вырвали Вернова из сна. Он открыл глаза и тут же опять закрыл их. Голова была, как пылающая печь. Боль обручем стягивала надбровья, виски, затылок. Вернов попытался разлепить губы, чтобы попросить пить, но вспомнил, где находится и что он в подвале совершенно один. Пошарив возле себя левой рукой, наткнулся на кувшин и опрокинул его. Тот пусто звякнул об пол. Надежда и силы оставили Вернова, голова закружилась, и он снова провалился в тяжелое забытье.

Во сне он увидел старика с длинной седой бородой, в черном костюме и черной круглой шапочке. В руках он держал кисти. Рядом за столом сидела пожилая красивая женщина в длинном темно-бордовом платье. Лицо ее было добрым и одухотворенным.

«Это она!» — подумал Вернов во сне.

Подвальное оконце медленно, но неумолимо светлело. Выступали из тьмы облупленные, в сырых разводах стены, обрисовалась фигура лежащего на полу человека. Его серое обросшее щетиной изможденное лицо было почти одного цвета с укрывавшей его шинелью. Человек тяжело с булькающим хрипом дышал. Потрескавшиеся от жара губы непрестанно шевелились.

Вернов проснулся в последний раз, когда уже окончательно рассвело. Лицо и грудь были мокры от пота. Жара не было. Вернов зябко поежился под сырой, плохо греющей теперь шинелью, прислушался. Наверху в комендатуре хлопали двери, топали сапоги, раздавались неясные голоса.

«Скоро за мной придут, — подумал Вернов. — Если бы не нога», — и тихонько провел ладонью по сломанному бедру.

«Умирать будет больно, — сказал он себе. — И лучше об этом не думать. Больно, но недолго».

Вернов попрощался со своими. Хмуро, с горечью поглядел в лицо жены, ласково улыбнулся дочери, поцеловал обеих, ощутив на миг их родное тепло, запах. Сердце жалобно заныло.

«Скорее бы!» — выкрикнул он про себя, торопя смерть. Но она заставила ждать себя еще полчаса. Затем загрохали по ступеням кованные сапоги, заскрипела дверь… И Вернов сказал шепотом:

— Встань, друг. Получена весть. Твой отдых окончен. Всего тебе светлого.

Иргез осторожно прислонился теменем к холодной стене и закрыл глаза. Первым делом он проверил мыслеблок. На всех уровнях он был прочен. Иргез ощущал, какому сильному давлению подвергается барьер в верхней части — словно в него били мягким тараном. Равномерно и неустанно. На других уровнях, как и ожидали Учителя, все было спокойно. Темное братство овладело лишь одним слоем волн психической энергии. Другие были им неведомы и по-видимому недоступны.

Затем Иргез снял боль в затылке. Подавив боль, Иргез встал и обследовал темницу. Помимо ложа в ней имелись: каменный выступ, заменявший стол, узкий колодец, накрытый деревянной крышкой (из него тянуло испражнениями), щель в потолке слева от двери — через нее шел холодный свежий воздух.

Иргез попробовал воду, вино и определил способом, известным Белому Братству, что в пищу и воду подмешано незнакомое вещество. Вино было без примесей.

«Тонкая шутка Снут-Бена, — подумал Иргез. — Подмешан наверняка наркотик, ослабляющий волю, а вино само по себе яд для любого брата Света. Мол, выбирай: с ядом или чистый яд».

То что он остался без воды и пищи, не беспокоило Иргеза — разведчик был готов ко многому. Вернувшись на каменное ложе, он сел, подогнув под себя ноги, и положил руки на бедра.

«Надо мной голубое небо, подо мной черная бездна», — мысленно произнес Иргез и тут же увидел их. С неба и из бездны навстречу друг другу крутящимися смерчами двинулись два красных шнура энергии. Они приблизились: смерч бездны вошел через копчик в позвоночник и поднялся до макушки, встретившись там со смерчем неба. В точке их соприкосновения зажегся ярко-красный шарик. Его энергия брызнула в стороны, потекла вниз по коже, обливая голову, шею, плечи, грудь, все тело до стоп. Проникла вглубь, пропитывая постепенно всю плоть до костей.

Иргез разослал во все стороны пульсирующие образы своего тела: вперед, назад, вправо, влево, вверх, вниз. Энергия разлетелась клубами, сверкая и переливаясь. Затем он стянул образы назад и единым усилием послал энергию от стоп к макушке. На ней снова зажегся красный шарик. Тогда Иргез пустил шнуры-смерчи навстречу друг другу. Ввинчиваясь, они прошли позвоночник и исчезли: один в голубом небе, другой в черной бездне.

Иргез услышал звук «до», ощутил запах розы сладкий вкус во рту, горячее покалывание в ладонях. Низший энергетический центр был заряжен. Оставались еще шесть — оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.

Проведя полный цикл, Иргез повторил его со спиралями, образовал каналы и стал прощупывать потоки космической энергии, чтобы определить, к какому из 12 созвездий Зодиака следует подключиться сейчас. Каждое из них «работало» два часа. Он перебрал последовательно четыре созвездия: Тельца, Близнецов, Рака, Льва, пока не ощутил ток энергии. Итак, время Льва. Значит от одного до трех часов ночи. Иргез создал резонансную цепочку: созвездие Льва-Солнце-канал «эф» (в это время именно последний воспринимал энергию) и ощутил одновременно прилив сил и облегчение. Все полезные лучи поглощались организмом, все вредные проходили через него, как сквозь пустоту.

Закончив второй цикл, Иргез почувствовал, что готов к выполнению того задания, ради которого оказался здесь — в крепости Темного Братства. С предельной осторожностью он перешел на низшую волну психической энергии и стал искать на этом неощутимом для братьев Тьмы уровне сознания врагов, пытавшихся сломить его мыслеблок.

Врагов было двое. Они сидели в креслах с высокими спинками перед необычной машиной. Выступавший из стены корпус блестел металлом. На передней панели размещались множество рычажков и кнопок. Две стеклянных, сужающихся на концах трубки выходили из машины. В них пульсировала белая с черными прожилками перламутровая жидкость. Она медленно текла к лицам темных братьев и рывком уходила назад. В эти мгновенья Иргез слышал (чужими ушами) глухое «умп!» и ощущал (сам) удар тарана в мыслеблок.

Он с интересом разглядывал изобретение Сил Зла, с помощью которого они пытались сломить его защиту, ворваться в сознание, подчинить его себе и выведать тайны Белого Братства. С потолка на тонких шнурах свешивались черные шары размером с апельсин, усеянные мелкими отверстиями. Из них периодически брызгал серый дымок с характерным запахом наркотической растительной смеси. Руки братьев Тьмы покоились на подлокотниках, запястья стягивали черные кожаные браслеты с множеством металлических заклепок. От каждого браслета к машине тянулись четыре провода.

На неощутимой для братьев Тьмы волне Иргез исследовал сознания обоих и почерпнул в них немало ценных сведений, в том числе, о машинах-усилителях психической энергии, о интересовавших Иерархию Света кораблях, о крепости, в которую он попал.

Легкий холодок пробежал по спине Иргеза, когда он узнал ее название — Маркарана. В переводе с атлантского это означало: Цитадель Темных Сил. О ней не раз сообщалось в донесениях, истории одна страшней другой рассказывались об этом гнезде прислужников Князя Тьмы среди морских торговцев, солдат, прибрежных племен, среди магов. Но никто не мог указать, где находится Маркарана и что скрыто в ней.

Только сейчас, запоздало, дошел до него смысл двух событий этой ночи. Первое: как удалось врагам подкрасться к нему незамеченными, если он прослушивал окрестности на волнах разной высоты. Иргез был приманкой. Он ждал, когда его захватят Темные Силы — иного способа проникнуть в одну из их цитаделей у него не было. Вернее, они существовали, но их использовали для внедрения в стан Темных Сил других разведчиков.

Иргез сидел возле костра на берегу Западного моря, слушал шум прибоя и ждал. Он ощущал присутствие Темных Сил, но ощущение было странно смутным, как будто разведчик столкнулся с существами, волны сознания которых отличны от волн человека и зверей. Иргез никак не мог точно определить местонахождение врагов, расстояние, отделявшие его от них.

Затем были удар и тьма. В тайниках сознаний атлантов, сняв мелкие мыслеблоки, обнаружил он сведения о шейных экранах, глушивших психополя тех, на ком они были надеты, и не пропускающих внешние сигналы. Это была очень важная информация. В перспективе развитие техники экранов могло быть распространено на другие диапазоны психополя, и Иерархии Света стало бы неизмеримо труднее бороться с Темными Силами.

Второе: то, что его — по всем данным фигуру в Иерархии Света мелкую — собирался допрашивать высший чин Темного Братства Маркарана — вот объяснение. Одно из мрачных гнезд Атлантиды, цитадель Тьмы. Принадлежащих к внутреннему кругу здесь должно быть немало. Последнее означало, что на выполнение плана у Иргеза есть только одна эта ночь. Недолго ему удастся одному противостоять такой силе. И умереть ему тоже не дадут. Приказы об остановке сердца или дыхания блокируются проще всего. Единственное, что оставалось Иргезу, если не удастся бежать нынешней ночью — очистить память и превратиться в полуидиота, не способного предать. Но и тогда сохранялась опасность, пусть незначительная, что где-то в закоулках его сознания сохранятся обрывки информации, и невольное предательство совершится.

Все было продумано и учтено, кроме Маркараны. Иргеза специально забросили на самую окраину империи Атлантиды, где братья Тьмы встречались редко, и ему поначалу пришлось бы иметь дело с простыми низшими сущностями. Проникновение его вглубь империи должно было быть постепенным и неглубоким, только до тех пор и до той степени, пока ему не удастся получить ответ на один из интересующих Учителей вопросов.

Иргез проверил время: часы Льва миновали, на небосводе царствовала Дева. По интенсивности потока энергии он определил, что она совсем недавно сменила своего предшественника. Значит, было чуть больше трех часов ночи. Далее, чем на первый час восхода Весов, он не мог позволить себе отложить бегство — будет уже шесть утра — и если не темные братья, то низшие сущности, их помощники, пробудятся ото сна. Все может быть погублено случайной встречей в коридорах, во дворе, в гавани.

«Все мысли, все оценки после! — приказал себе Иргез. — Сейчас сосредоточиться на главном!»

Лучом энергии он начал медленно обшаривать пространство вокруг себя, ища Снут-Бена. В сознании этого человека был скрыт ответ на вопрос: скольким временем он располагает.

Луч бежал по помещениям, оставляя калейдоскоп впечатлений: детали обстановки разных комнат, очертания неизвестных машин, блеск стекла, волны запахов, мыслеобразы спящих братьев Тьмы и их приспешников, мрачные и отчаянные мысли узников. В одном месте Иргез невольно задержал бег луча, не понимая, с чем столкнулся. Это несомненно было чье-то сознание, но чье, он не мог понять. Разведчик воспринимал его как пятно мрака, в центре которого находился кусок гнилого мяса с копошащимися в нем червями. И это темное сознание корчилось от невыносимого наслаждения, от оргазма, животной радости белых жирных червей.

Иргез внутренне содрогнулся: как бездонны глубины мрака, как неисчерпаема мерзость Темных Сил. Он двинулся дальше и наконец нащупал сознание Снут-Бена. Но проникнуть в него даже на низших волнах не смог. Ощущение было точно таким же смутным, расплывчатым, как на берегу перед ударом по голове. Иргез пошарил лучом вокруг: возле двери, ведущей в апартаменты Снут-Бена, свернувшись клубком на полу, спала человеко-обезьяна! Иргез разбудил ее и внушил беспокойство. Недовольно сопя, обезьяна встала и, тихонько приоткрыв дверь, вошла к Снут-Бену. Тот лежал в мягкой постели, над изголовьем черный дырчатый апельсин пускал струйки наркотического дыма. Ошейник из блестящего металла охватывал шею брата Тьмы, прикрывая полукругом грудь.

Иргез вернул стража на место и усыпил его. Теперь он точно знал, что это ошейники-экраны ослабляют действие психолуча. Также точно знал он и то, что не у кого выведать, сколько в его распоряжении осталось времени. Нужно было начинать действовать не медля.

Открыв глаза, Иргез встал с ложа и прошелся по темнице, разминая затекшие мышцы. Тело быстро обрело боевую форму, но одновременно разведчик ощутил жажду и голод — это был сигнал о том, что значительная доля энергии израсходована, нужна новая порция ее, чтобы исполнить задуманное.

На циклы насыщения энергией, которые Иргез провел раньше, не оставалось времени. Но также, как из пространства, он умел извлекать энергию из объектов окружающего мира: животных, растений, камней. Разведчик встал спиной к свету, выбрал на стене место, где тени образовывали четкий узор и устремил в него рассеянный взгляд. Через некоторое время камень подернулся серебристой дымкой, затем края черных извилин очертили разноцветные полосы. Иргез мысленно рванулся вперед, вторгся в структуру камня. И стена медленно поплыла на него.

Втянув всю энергию в седьмой центр, Иргез раскрутил фиолетовый шарик, вспыхнувший на макушке, справа налево. Каждая клетка, каждый орган стали быстро заполняться энергией. Силы восстановились, ощущения жажды и голода пропали. Иргез сконцентрировал все внимание на тех людях, что сидели возле машины, и единым порывом захватил их сознания, свирепо скрутил, подчинил себе. У одного из братьев Тьмы он одновременно остановил сердце — вынести из крепости двоих ему было не под силу.

Сознание врага яростно сопротивлялось, извивалось, как змея под каблуком, норовя вырваться и ужалить, но тщетно. Иргез заставил брата Тьмы выключить машину, встать и выйти из комнаты. Медленно, осторожно вел он живую куклу по коридорам, смотрел ее глазами, слушал ее ушами, прощупывая впереди дорогу лучом своего сознания. Вот где-то вдали раздался звук шагов. Иргез заставил пленника быстро укрыться в темном углу. Шаги стихли, он вновь повел его вперед, и так до дверей своей темницы. Иргез видел ее одновременно изнутри и снаружи — собственными и чужими глазами. Знак Темного Братства Атлантиды был выбит в центре верхней части двери.

Замок звякнул, и брат Тьмы ступил через порог. Этого было достаточно. Удар лучом по известному Иргезу центру погасил его сознание, враг мягко упал у порога. Разведчик обыскал его. Сунул себе за пояс обнаруженный под одеждой длинный кинжал с черным клинком и, взвалив пленника на плечо, покинул темницу. Заперев ее, он быстро дошел до главного коридора и свернул в сторону, противоположную той, с которой его привели несколько часов назад. Кратчайший путь был одновременно и самым опасным. В сознании пленника и его умерщвленного собрата Иргез прочел: ночью у каждой двери на повороте стоят на страже две человеко-обезьяны.

Пройдя по главному коридору 400 шагов вглубь, Иргез свернул направо — в узкий темный тоннель. Это был запасной выход, им редко пользовались. Здесь не было факелов, только редкие пятна плесени освещали его; стены были отесаны грубо, пол неровен.

Иргез прошел уже немало, как вдруг ему почудился неясный звук позади. Собственно говоря, это был не звук, а ощущение прикосновения чужого психополя. Разведчик застыл, сжав рукоять кинжала. Прощупав тоннель лучом на многие сотни шагов назад, затем вперед, он не обнаружил ничего — ни единого признака активной жизни. На низких волнах Иргез слушал сознания в недрах цитадели, на высоких — вблизи себя. Маракарана спала мертвым сном. Время Девы достигло середины отмеренного ей срока. Иргез поправил на плече сползшее тело пленника и быстро зашагал дальше.

Вскоре, однако, он вынужден был замедлить шаг. Потянуло запахом горящего смолистого дерева. Факел! Значит, впереди враги! Иргез прощупал лучом окрестности: слева в караульном помещении спало восемь приспешников Темных Сил — четыре человеко-обезьяны и четыре солдата-атланта. Справа вражеские сознания ощущались так далеко, что можно было не принимать их во внимание.

Благополучно миновав перекресток, Иргез остановился, чтобы передохнуть. Еще одна опасность позади. Остался последний отрезок тоннеля. Пройдя его, он выйдет на поверхность возле лестницы, ведущей к пристани. А там уже рукой подать…

Однако эта мысль не принесла Иргезу облегчения, не подбодрила его. По непонятной причине нервное напряжение нарастало и нарастало. Интуиция подсказывала ему, что он обнаружен, и в то же время ничто не подтверждало это чувство.

В последней части тоннеля было почти совершенно темно. Впереди смутно белело пятно фосфорической плесени. Иргез уже ощущал запах моря, и ему хотелось броситься бежать, бежать до тех пор, пока не выберется из страшного подземелья.

«Нервы, это все нервы», — произнес разведчик бесшумно и тут же спохватился — его мысль не была заблокирована. Стремительно обернувшись, он вперил взгляд в светлый прямоугольник перекрестка тоннелей, прощупал лучом коридор позади него, поперечный тоннель слева и справа и вновь почувствовал присутствие чужого психополя. На этот раз Иргез ясно ощутил его темную суть. Соприкосновение длилось мгновенья, затем психополе врага растаяло исчезло. Кроме восьмерых в караульной, поблизости не было ни одного разумного существа.

Иргез перехватил поудобнее тело пленника под коленями и заспешил вперед. Он сделал не более 30 шагов, когда чувство близкой опасности заставило его обернуться. Прямоугольник перекрестка не был более виден — позади была тьма, и эта тьма стремительно неслась на Иргеза.

Мгновенно сбросив с плеча тело, он выхватил из-за пояса кинжал. Разведчик слышал приближающийся мягкий топот и мощное дыхание. Пятно плесени в десяти шагах от него осветило могучую фигуру человеко-обезьяны, заполнившей почти все пространство тоннеля. Блеснули клыки, глаза. Как черный демон ночи, враг молча мчался на Иргеза.

Разведчик молниеносно перехватил кинжал в левую руку. Когда враг навис над ним, занеся над головой широкий тесак, Иргез сделал правой рукой обманное движение, на миг задержав удар, и вонзил черный клинок в сердце чудовища.

Тесак высек из стены искры, и враг без крика, с коротким выдохом рухнул на Иргеза, опрокинув его на пол. Разведчик ощутил дрожь агонии, сотрясшей тело, и быстро выбрался из-под туши. Подхватив бесчувственное тело брата Тьмы, он двинулся дальше.

«Но как?! — спрашивал он себя. — Как удалось этому получеловеку-полузверю остаться незамеченным? Чем мог он защититься от всепроникающего луча психической энергии?»

С этой мыслью Иргез достиг выхода. Он корил себя за то, что так поспешно покинул место схватки и не обследовал тело чудовища. Корил, зная, что иначе поступить не мог. Предсмертный всплеск сознания человеко-обезьяны мог привлечь внимание какой-нибудь темной сущности, и если это случилось, то по его следу уже шла погоня.

Скрываясь в темном зеве тоннеля, Иргез огляделся, вдохнул полной грудью сырой чистый воздух. Стояла тихая ночь. Небо уже посерело, предвещая скорый рассвет, время Девы стремительно убывало.

Иргез вышел из тоннеля и неторопливо зашагал к лестнице. Спина его напряглась в ожидании окрика или стрелы. Но все по-прежнему было тихо. Маракарана спала, не ведая, что творилось в ее стенах.

Уже возле причала Иргез остановился — внезапная мысль-догадка пронзила его. Он понял! Перед внутренним взором Иргеза возникла лежащая на полу туша. Он вернул нападающего к светящемуся пятну: блеснули клыки, глаза — это он все видел. Вот! На темени человека обезьяны тускло сверкнул металл. Иргез облегченно вздохнул. Экран, только другого типа, чем те, что он видел раньше. Когда чудовище упало, пронзенное его клинком, шапка-экран, видимо, слетела с его темени, и это ввело Иргеза в заблуждение.

Разведчик аккуратно опустил свою ношу в лодку, качавшуюся на легкой волне. Спрыгнул следом и отвязал толстую веревку от металлического кольца. Кольцо тихо звякнуло о скалу.

Не было ни окрика, ни стрелы в спину.

Иргез сел на лавку и взялся за весла. Медленно, очень медленно шла лодка вдоль каменной стены. Поворот, еще поворот. Скоро нужно будет пересечь бухту — корабль стоит у правого берега.

Все громче шумело море, рокот волн перекрывал все прочие звуки.

Так, вот и он. Иргез бросил левое весло и вытянул руку, чтобы лодка не ударилась о борт судна. Холодный мокрый металл закачался под ладонью. Двумя лучами — в верхнем и нижнем диапазоне — разведчик проверил чрево судна. Оно было пусто. Иргез встал и, отталкиваясь руками от борта, погнал лодку вдоль него, ощупывая ладонями гладкую выпуклую поверхность. Вскоре он наткнулся на скобу. Ухватившись за нее, стал шарить выше и нашел другую, потом — ниже, почти под бортом лодки обнаружил третью.

Взвалив пленника на плечо, Иргез поднялся на палубу. Здесь, положив тело перед собой, он заставил брата Тьмы очнуться и, прежде чем сознание врага обрело ясность и силу, подчинил его себе.

«Веди внутрь», — приказал Иргез, и враг послушно зашагал вперед.

В центре палубы размещалась небольшая — в человеческий рост — будка. Брат Тьмы нажал невидимую кнопку, и перед ним открылась дверь. Металлические ступени загудели под ногами. Внутри было светло. Закрытые утопленными в стену плоскими стеклянными колпаками, светились пятна фосфорической плесени. «Закрой дверь», — приказал Иргез. Пленник послушно поднялся по лестнице. Дверь коротко лязгнула, притянутая сильными пружинами.

«Иди вперед и управляй кораблем. Курс на юго-восток», — отдал новый приказ Иргез.

Пленник направился в носовую часть судна. Здесь помещалась машина с рычагами и колесами, перед ней привинченные к полу стояли три сиденья. Брат Тьмы сел на среднее и потянул тонкий белый рычажок справа над головой. Вначале Иргез не понял, зачем это было сделано, лишь немного погодя сообразил: при помощи рычажка отодвигались заслонки, прикрывавшие круглые стеклянные окна в носу корабля. Затем атлант отжал вперед большой рычаг с круглым набалдашником, торчавший из пола прямо перед средним сиденьем. В недрах корабля что-то лязгнуло, взревело, пол сильно задрожал. Вскоре рев смолк, перейдя в тихое рычание, а дрожь сделалась значительно тише и чаще.

Иргез ощутил легкий толчок — корабль двинулся к выходу из гавани. Маракарана продолжала спать. Ни окрика, ни стрелы в спину.

«Слишком они стали сильны и беспечны от ощущения своей силы», — подумал Иргез.

Оставалось последнее — подать знак товарищам. Он сосредоточился и послал на низких волнах весть в сторону разрушенного амингирского монастыря, туда, где его ждали друзья и свобода:

«Все исполнено. Встречайте на чужом корабле».

Ответ пришел мгновенно: «Ждем. Всего тебе светлого».

Из истории людей

31.7.37.

«Крайне неосновательны сведения, приводимые Шю-ре о Раме… Рама чистейший уроженец древней Ариаварты, царь из страны Айдохья, и никогда не покидал Индии. Арийцы-индусы задолго до Рамы пришли из степей Средней Азии и через Афган спустились в долины Индии. Так Рама не был друидом и никакого касательства к кельтам не имел.

………………………………………….

Рама-ариец сражался с потомками атлантов с острова Ланка, и его союзниками были воинственные племена дравидов, среди которых сильно развито почитание обезьян… Потому в народном творчестве это знание переплелось с фантазией, и Хануман, предводитель дравидов, получил обезьянье обличье» (Елена Рерих).

Сверкающим нимбом пылал красный диск солнца, рассеченный надвое острием далекой горы. Унылый пейзаж полупустыни изредка нарушали чахлые серые кусты да кривые деревца. Только у неглубокой реки растительность, собравшись с духом, прерывала однообразную рябь песков и широкой полосой покрывала долину. Большая выемка, промытая в земной коре, ближе к горам сжималась в ущелье, гладкие стены которого запечатлели былое величие, ярость и упорство теперь немноговодного и спокойного потока.

На берегу сидел старый понго и задумчиво смотрел, на воду, по которой бежали оранжевые отблески заходящего солнца. Его длинные с согнутыми кистями руки покоились на коленях подобранных под себя коротких кривых ног. Пальцы чертили на песке какие-то замысловатые узоры. Рыжие волосы на затылочном гребне поседели, вогнутый профиль отражал усталость и мудрость.

Мимо быстро проскакал молодой пэн. Он повернул морщинистое лицо к старому понго и крикнул:

— Приветствую тебя, старый!

Понго не ответил, даже не пошевелился, лишь дрогнули надбровные дуги, и, рука, чертившая песок, отмахнула его в сторону сосунка.

Пэн подбежал к реке, встал на четвереньки и, вытянув губы трубочкой, принялся сосать воду.

Старый понго наблюдал за ним. Юркая фигурка с сильно прогнутой, словно переломленной посредине спиной, вертелась на берегу. Пэн развлекался тем, что пил теперь не губами, а обмакивая в воду руку и ловя стекающие с пальцев и шерсти капли. Наконец это занятие надоело ему. Шлепнув по поверхности ладонью, пэн, отскочил в сторону и, весело взглянув на пошедшую кругами воду, помчался прочь.

Подлетев к старому понго, он уселся, выставив вперед косолапые ступни и принялся счищать с мокрой шерсти налипший на нее песок. Понго рассерженно почесал жировой валик на щеке и угрюмо глянул на молодого пэна. Тот ответил ему веселым беззаботным взглядом, будто и не понял, что его просят убраться прочь. Подсев поближе, он начал ритуал обыскивания. Понго зажмурился от удовольствия и грустно вздохнул. Приятно, когда молодые проворные руки распутывают шерсть, выбирая из нее всякий сор и насекомых. Он вспомнил двух своих последних самок. Теперь они уже умерли, и у их детей родились дети, и он учит внуков всему, что знает сам.

Решив вскоре, что достаточно задобрил старика, пэн прекратил обыскивание.

— Наши нашли еще одного зверя на круглых ногах, старый, — бросил он пробную фразу и хитро уставился на понго. Он знал, что самый мудрый из пангидов не пропустит мимо ушей такую важную новость. И не ошибся.

Старый понго не шевельнулся, но его маленькое ухо напряглось. Пэн шмыгнул носом и продолжил:

— Наши стали думать ему, как ты учил. Круглый подбежал и остановился. Не сразу, не все умеют думать прямо, некоторые боятся, их мысли бегут в разные стороны, и круглый тогда не слушается…

— Где?! — перебил тараторящего пэна старый понго.

— О! Неподалеку от того места, где бродит Большой Круглый Зверь.

Старик встрепенулся. Он хорошо знал эти места. Песок никогда не успевал стереть след Большого Круглого Зверя, потому что он беспрестанно ходил по кругу и никого не пускал в свои владения. Зверь чуял всякого, кто пересекал его след, и немедленно убивал.

Однажды, давно-давно, пангиды попытались перебраться через черту, перебежав сразу в нескольких местах, думая, что Большой не сможет найти всех, но он смог, и они тоже были убиты. После этого случая и понго, и пэны, и гори страшились приближаться к рубчатому следу чудовища. Они издалека с тоской глядели на красивые каменные пещеры, ровными рядами стоявшие во владениях зверя, и рассказывали сказки о том, что в его стране пасется много разной дичи, которую легко поймать и съесть. Но Большой Круглый Зверь бережет дичь для себя.

Иногда в пустыне, в рощах или в горах пангиды находили следы других зверей на круглых ногах. Они всегда были одинаковы и походили на косые отпечатки птичьих лап, но без среднего пальца. Обнаружив следы, пангиды собирались в стаю и преследовали зверей, потому что многие из них были послушны, когда им приказывали что-нибудь делать. Они могли ловить животных, строить гнезда, носить на себе пангидов и еще многое другое. Попадались, конечно, и такие, которые не слушались. Но самым загадочным и странным было то, что эти звери ничего не ели, но, как утверждали древние преданья, существовали всегда…

Размышления старого понго прервал легкий толчок. Молодой пэн, сердито нахохлившись, смотрел на него.

— Ты меня не слушаешь. Ты что заснул?

— Нет! — тряхнул головой старик.

— Я говорю: сегодня к тебе придут, чтобы задать вопросы. В песке нашли двух сделанных из камня пангидов, но у них такой вид. Брр! — Пэн зажмурился и помотал головой.

— Где их нашли? — спросил понго, в его старческих глазах засветился огонек любопытства.

— Там! — Пэн махнул рукой в сторону.

Понго повернул свое массивное тело и, прищурившись, посмотрел вдаль, где виднелись древние развалины когда-то огромных стройных зданий. Почти все они обвалились, изгрызенные временем и песком. Но кое-где еще возносились ввысь гордые стены с торчащими из них равными прутьями стальной арматуры.

Старик знал, что там можно найти много интересного. Пангиды часто жили в маленьких пещерах внутри этих странных белых гор. В них было уютно и достаточно места для всех.

Дальше за владениями Большого Круглого Зверя была огромная яма с гладкими краями и дном, за ней скалы с удобными пещерами, в которых некогда жили пангиды, пока не иссяк протекавший поблизости приток Великой реки. Пангиды боялись Скользкой ямы, всякий, кто подходил к ней слишком близко, вскоре умирал. У него клочьями вылезала шерсть, тело покрывалось язвами, он слабел, слабел…

Пангиды покинули те места еще и потому, что в окрестностях ямы жили странные, а иногда и страшные звери. Число ног и голов у них было не таким, как у обычных животных. Иные были велики, как скалы, а иные могли делать такое, чему нельзя было подобрать иного названия, кроме как смерть. Так они и звали всех этих страшных зверей — СМЕРТЬ.

— Эти… каменные… ну, которых нашли, — медленно начал понго, — они наверно тяжелые?

— О! — замотал головой молодой пэн, и у него от возбуждения задвигались уши. — Они большие и тяжелые. Но старшие уговорили четырех гори — они обещали помочь.

Старый понго в раздумье почесал бок и сказал:

— Пусть приходят.

Когда от солнца остались лишь два красных уголка за далекой горой, а песок из рыжего превратился в серый, начали собираться пангиды. Первыми пришли сыновья старика. Они тоже были не молоды, и их шерсть успела потемнеть. За ним потянулись другие родственники и знакомые — все похожие один на другого: с высокими лбами и рыжей шерстью. Быстро прискакали пэны, уселись вокруг разожженного костра, стали вертеть головами, галдеть, выщипывать друг у друга белые волосы на подбородках, грели выставленные вперед морщинистые ступни.

Потом, громко сопя, приковыляли два гори, таща то, ради чего все собрались. Их большие животы тяжело ходили, а на затылочных гребнях от усилия топорщилась шерсть. Гори поставили каменное изображение пангида в центре круга и, также молча сопя, ушли, кивнув в ответ на произнесенные старым понго слова благодарности. Они не любили огонь и разговоры, и помогли сегодня лишь из уважения к мудрому старику.

Сидящие у костра рассматривали каменных пангидов. Одни, наморщив носы, скребли головы и ребра, другие искали у сородичей в шерсти и тихо переговаривались. Все ждали, что скажет старый мудрый понго.

Он долго смотрел слезящимися глазами на изваяния, потом заговорил:

— Пангиды пришли с высокой Торы Альбордж: огромной горы в центре Мира. От нее во все стороны расходятся горные хребты, вокруг нее вращается Солнце, с этой горы текут все реки, все моря и все земли разделены ею. Много-много лет живем мы здесь на равнине. Все: и гори, и понго, и пэны. И никто никогда не видел такого уродливого пангида, как эти. — Старик вытянул руку в сторону статуй, неровно освещенных пламенем костра.

Все согласно закивали.

— Но в древних преданиях упоминается зверь, которого называют «люди». «Люди» хватает пангидов и заточает их в неволю, он убивает их и ест их мясо. Но никогда и никто не видел его, и зверь этот, наверное, не живет больше, а если и живет, то в других далеких землях.

Пангиды взволнованно зашумели. Все они слышали об этом чудовище — «люди» — которым матери путают детей. И знали, что оно похоже на них, только не имеет шерсти и ходит, не опираясь на пальцы рук. Никто не ведал, из какой седой древности пришло это преданье, но каждый пангид слышал его в детстве от матери.

— Я думаю, — продолжал мудрый понго, — что это и есть «люди». Больше некому и быть. Они безволосы и отвратительны.

— Но кто мог сделать их из камня?! — закричал один старик, размахивая руками. Другие пангиды тоже закричали и замахали руками. Их тени заметались по песку, словно птицы с тонкими гибкими крыльями. Старый понго молчал, пережидая, пока стихнет. Два его сына поднялись и, надув горловые мешки, заревели, призывая соплеменников к порядку. Вскоре пангиды успокоились, и воцарилась тишина.

Понго встал и, неуклюже переваливаясь, подошел к изваяниям. Оперевшись на костяшки пальцев, он сгорбился перед ними и долго разглядывал.

Один «люди» был молод и высок. Правая рука его была согнута и держала ЧТО-ТО перекинутое через плечо. Легкий поворот курчавом головы подчеркивал суровое, даже жесткое выражение лица.

Старик оторвал руку и провел ею по поверхности статуи. Его костенеющие пальцы ощутили гладкую волнистую поверхность каменных мышц. Потом повернулся к другому изваянию. Рук и голов у него было больше, чем у странных зверей из окрестностей Скользкой ямы. Лица были свирепы, каждое скалилось клыкастой пастью. Грудь украшало большое ожерелье из черепов.

Старый понго моргнул и тяжело заковылял на свое место. Сев, еще раз повторил убежденно:

— Это люди и никто другой.

Пангиды опять заволновались. Упрямый старик, сидевший в первом ряду, закричал, указывая пальцем на «люди»:

— Никто не мог сделать каменного зверя, крепче камня нет ничего на свете! Даже сосунок знает, что камнем не вытешешь такой гладкий камень!

Остальные одобрительно закивали, вытянув губы трубочкой.

Мудрый понго исподлобья посмотрел на крикуна и спокойно ответил:

— Звери на круглых ногах умеют ломать и тесать камни. Почему же не мог некогда жить кто-то, превосходящий их силой и уменьем?.. Кто-то, кто и сделал каменных люди?

Лбы и уши присутствующих задвигались, выражая недоумение, озадаченность. Старый понго обвел глазами сородичей. Он знал, что никакого «люди» не было и нет на свете, но нужно было заставить пангидов ощутить свою независимость, силу и превосходство, а заодно и покончить с глупым суеверием. Ради блага своего народа он решился на обман.

— Все мы знаем, что люди — хитрый и умный зверь. Он, как и пангиды умел пользоваться орудиями и жил в пещерах. Пангиды и люди вели жестокую войну друг с другом. Это было давно, очень давно. Потом зажглись тысячи солнц и сожгли люди. И теперь никто не может сказать, куда они делись, если кто-то остался жив из их племени. Но мы живы!.. Значит мы оказались сильнее их, уничтожили или прогнали люди. Мы сильны, мы ловки, мы красивы!

— Посмотрите на этих чудовищ. В них нет ни красоты, ни благородства. Как мерзко выпячен лоб и спрятана назад жалкая челюсть. Разве эти глаза, торчащие в разные стороны, как у глупой птицы, могут сосредоточиться на чем-то?! А этот узкий нос?! Он не учует ничего, потому что не пропускает достаточно воздуха! Руки коротки, ими не одолеть врага. Тело голо и беззащитно — любой тощий волчишка может перегрызть ему горло.

Старик торжествующе оглядел соплеменников. Они, приосанившись, оживленно жестикулировали. Со всех сторон слышался кудахтающий смех.

— А ноги?.. Ноги его длинны и тонки. На таких ногах хорошо бежать без оглядки, но они не удержат тебя даже против ветра. У антилопы тоже длинные ноги, но волк все равно задирает ее.

Старый понго разволновался, грудь его часто вздымалась, пальцы перебирали на ней шерсть. Переведя дыхание, он продолжил:

— Посмотрите на себя. Могучие челюсти выступают вперед. Охраняемый ими от врага, возвышается сзади в своем покое и достоинстве благородный череп. Широкий нос, свободно лежащий под глубокомысленным лбом, позволяет чувствовать все запахи окружающего мира. Подбородок образует красивый и четкий овал, его форма говорит о мужестве и твердости. Мягки очертания щек, и лоб нависает над глазами, и они смотрят наружу, словно выглядывают из священного храма мысли.

— Что же, пангиды возникали повсюду, как колючки?! И одни гори родили понго, другие — пэнов, третьи — гори?! И в каком аду родились люди?! Мы, пангиды, как крона дерева, венец природы, тончайшее здание ума! И вот перед нами стоит один из люди, он каменный, и он молчит. А живых люди больше нет, потому что их никто не видел. Ни здесь, ни в далеких горах, ни в низовьях реки. Никогда!

Старик замолчал. Пангиды замахали руками, заревели одобрительно, раздувая горловые мешки. Все стало ясно и просто. Мудрец разгадал еще одну загадку и освободил их от тревог.

В это время послы гнался звук перемалываемого чем-то тяжелым песка. Пангиды повскакали испуганно, но тут же сели. Из темноты вынырнули три юрких пэна, ведущих за собой небольшого зверя на круглых ногах.

Сферический танк послушно следовал телепатическим приказам разумных существ. Шесть биокристаллических манипуляторов робота сжимали добычу: крупную антилопу. Подкатившись к костру, машина опустила антилопу на песок и застыла, ожидая нового приказа.

Пангиды быстро разделали и зажарили тушу. Мясо таяло у них во рту.

Позднее, сытые и довольные, весело блестя глазами и смеясь, они принялись болтать, играть, петь свои обезьяньи песни.

И на все это безучастно взирали два детища великой цивилизации: статуи индийского царя Рамы и его заклятого врага-ракшаса, властителя могучего царства на острове Ланка, потомка атлантов — Раваны.