Метавнимание. Как сохранять продуктивность и удерживать фокус в цифровой реальности

Глава 6. Расцвет интернета и неспособность сосредоточиться

Пока не изобрели смартфоны, на цифровой детокс я ездила в гости к свекрови: у нее не было вайфая. Но надолго меня не хватало, и я отправлялась на его поиски по австрийскому городку. Со стороны, должно быть, я выглядела забавно, когда шагала, уставившись на индикатор сигнала в ноутбуке. Однажды в 2006 году я поймала интернет и присела возле частного двора, чтобы отправить письмо. Вскоре из дома вышли двое пожилых австрийцев с раскладными стульями и уселись напротив. Они не сказали ни слова, но внимательно изучали меня — не пойми чем занятую иностранку. Я торопилась закончить, пока меня не попросили уйти, а, судя по их лицам, просьба не была бы вежливой. Так мы и сидели: я — с письмом, они — уставившись на меня. В конце концов я не выдержала, показала на себя пальцем и сказала: «Калифорния». Они расхохотались и ответили: «Шварцнеггер», одобрительно кивая тому, что их земляк — губернатор штата, откуда я приехала. Я поняла, что мне дали добро дописать письмо.

Как мы дожили до того, что не можем обойтись без интернета? И отчего не способны оставаться на одном сайте сколько-нибудь продолжительное время? Почему внимание онлайн такое нестабильное?

Еще до того, как фильм «Лето соула» получил «Оскар» в 2022 году, подруга прислала мне письмо с рекомендацией его посмотреть. Я сразу же пошла искать информацию о нем в интернете. Это документальный фильм про шестинедельный фестиваль в Гарлеме в 1969 году. Я удивилась, что никогда про него не слышала, хотя в нем участвовали такие знаменитости, как Стиви Уандер, Махалия Джексон, Sly & the Family Stone и Нина Симон. Читая статью в «Википедии», я нажала на имя Махалии Джексон, и мне открылась другая статья — о ней. У нее оказалась непростая жизнь, она сменила много работ, и я восхитилась ее жизнестойкостью. Я заинтересовалась, как она стала певицей, и прошла по ссылке на страницу Apollo Records. Потом я заметила ссылку на «Театр Аполло» — снова «Аполло», — прочитала про Гарлем, музыку и театр и нажала на ссылку «Гарлемский ренессанс». Так я открывала страницу за страницей, пока не очнулась. Потом я проанализировала свои действия. Ум следовал ассоциативным путем, извилистым, если смотреть со стороны, но уверенным. Я прочитала несколько статей в «Википедии».

По моему поведению можно проследить степень воздействия на внимание, которое интернет оказывает посредством своей структуры. Для полного понимания проблемы надо начать с «Мемекса».

Идея персонального настольного устройства под названием «Мемекс» для хранения и использования информации была предложена в 1945 году. Предпосылка появления предтечи интернета и цифровой эпохи была проста: мы не можем получить информацию, если она не организована понятным человеку образом. Создатель «Мемекса» Вэнивар Буш был человеком на первый взгляд непримечательным. Он родился в 1890 году и внешне являлся воплощением тогдашней культуры. Сын священника, он безукоризненно одевался, не расставался с галстуком и говорил подчеркнуто вежливо. Гуманитарные науки его не интересовали, он был инженером до мозга костей. Нам он показался бы несовременным: не веган, как Биз Стоун, не занимается йогой, как Сергей Брин, не медитирует, как Джефф Вайнер, не ходит босиком и не принимает психоактивные вещества, как Стив Джобс. Внешне Вэнивар Буш — совершенный пуританин, в душе же страстный оригинал.

Почитаемый в равной степени коллегами и обществом, он был лауреатом высших наград США, Британии и Франции. Он основал Национальный научный фонд США и компанию Raytheon и изобрел аналоговый компьютер. Но «Мемекс» стоял особняком от науки и казался чем-то нереальным.

Для человека, пренебрежительно относящегося к социальным наукам, он необычно назвал статью про «Мемекс» в «Атлантике», опубликованную в июле 1945-го: «Как мы можем мыслить»[168]. Германия недавно проиграла Вторую мировую войну, Филиппины обрели независимость, был подписан устав ООН. Мир потихоньку двигался к расцвету. В последние пять лет в США усиленно финансировались военные исследования. Но настала мирная пора. Что делать с учеными? США, как и другие страны, задумались о будущем. Буш постановил создать новые организации для продолжения научных изысканий.

Незадолго до этого, в 1938 году, Буш изобрел средство быстрого обращения к микрофильмам — автоматизированную библиотеку, которую назвал скоростным селектором. «Мемекс» стал продолжением этого изобретения, и его гениальность была в том, как информация хранилась и размещалась. Буш использовал ассоциативное индексирование, где документы связывались друг с другом. Получая доступ к одному документу, можно было открыть другой, связанный с ним, и, сидя за столом, просматривать записи, книги, фотографии, сообщения — человеческая память столько не вместит.

Системы индексирования в то время были не очень практичными. В десятичной классификации Дьюи информация сортировалась по темам. Мелвин Дьюи изобрел свою систему в 1876-м, в то время это было в новинку и лучше предыдущего варианта, в котором книги сортировались по высоте и дате приобретения[169]. В библиотеке это, может быть, и красиво смотрелось, но найти нужную книгу не помогало. Классификация Дьюи была большим шагом вперед, поскольку учитывала иерархию информации, например категории — история и география, подкатегории — мировая история, география Европы и так далее. Но мыслят все по-разному, а эти категории выбраны субъективно. В поисках книги приходилось вникать в классификацию, придуманную кем-то другим.

Вэнивар Буш утверждал, что сложившиеся системы индексирования требуют пересмотра в соответствии с логикой человеческой памяти. Согласно теории семантических сетей канадских психологов Энделя Тулвинга и Уэйна Дональдсона, память строится на ассоциациях. Если человек задумался о пицце, то вспомнит про сыр, пиво и пиццерию «У Рэя». Ассоциативная структура упрощает извлечение информации. Когда документы связаны друг с другом, от одного легко переходить к другому. Сегодня так устроена «Википедия»: статья про Леонардо да Винчи связана со статьей про Мону Лизу, из которой есть ссылка на Лувр, правый берег Парижа и так далее. В эпоху до интернета пришлось бы идти в библиотеку, смотреть в каталоге номер книги, разыскивать ее на полках, читать страницу, находить ссылку, снова смотреть в каталоге и так далее.

«Мемекс» все упрощал. Из идеи Буша вырос сегодняшний интернет, где информация организована массами и для масс. «Мемекс» перенес народ из XIX века с его системой Дьюи прямехонько в компьютерную эру, но так и не обрел материального воплощения из-за отсутствия необходимых для этого технических средств.

Еще через несколько лет, в 1949 году, Эдмунд Беркли написал книгу с научно-фантастическим названием «Гигантские мозги, или Машины, которые думают»[170]. Он работал актуарием в «Пруденчел Иншуранс», но уволился, потому что ему не позволяли брать проекты, агитирующие против ядерной войны. Он стал писателем и популяризировал идею личного хранилища информации, как «Мемекс». Так постепенно закладывался концептуальный фундамент интернета.

Беркли как в воду глядел: «Можно предполагать появление машин, которые сами смогут классифицировать информацию. Предположим, вы пришли в библиотеку будущего за рецептом печенья. Вы набираете в поисковой строке каталога “рецепт печенья”, машина трещит, как кинопроектор, потом затихает, и на экране перед вами появляется список книг с рецептами печенья. Если результат вас устраивает, вы нажимаете кнопку, и машина его распечатывает»[171].

По значимости идею Вэнивара Буша можно приравнять к двигателю внутреннего сгорания, но, так сказать, коленвал для него изобрел Тед Нельсон только в 1960 году. Он занимался созданием гипертекста — так называли взаимосвязанные документы и изображения с описаниями, аннотациями и примечаниями[172]. От такой персоны, как Нельсон, тоже трудно было ожидать вклада в цифровизацию. Он изучал философию и социологию в Суортморе и Гарварде, где научился мыслить широко и придумал файловую структуру, обеспечивающую программируемый дизайн для гипермедиа, — компьютерную сеть информации. Он предвидел, что объем информации «может бесконечно расти, постепенно включая в себя все больше и больше знаний всего человечества»[173].

Зарождалась цифровая эпоха. Примерно в одно время с Нельсоном компьютерный ученый Даг Энгельбарт из Стэнфордского исследовательского института в Менло Парко размышлял на тему объединения человеческих знаний для решения мировых проблем.

Компьютеры должны были вмещать информацию от максимального количества людей и предоставлять к ней открытый доступ. Не зная о труде Нельсона, Энгельбарт представил демо гипертекстовой системы NLS (oN-Line System) и произвел фурор в 1968 году. Позже журналист Стивен Леви назвал ее «матерью всех демо»[174]. В то время компьютеры были размером с кабинет и применялись для вычислений, поэтому сама идея гипертекста была революционной. Никто не мог и предположить, что через двадцать лет у каждого будет свой персональный компьютер. Данные на нем просто хранились и не были доступны никому, кроме владельца. В 1969 году разработали сеть ARPANET, соединившую сайты Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе, Стэнфордского исследовательского института, Университета Калифорнии в Санта-Барбаре и Университета Юты. Идея Энгельбарта воплотилась в жизнь только через двадцать лет.

В 1990 году сотрудник ЦЕРНа обратился к руководству с просьбой выделить ему время для участия в стороннем проекте. В первый раз ему отказали, сомневаясь в ценности проекта, но позже одобрили. Проектом Тима Бернерса-Ли было программное обеспечение для гипертекстового обмена информацией, которое и стало Всемирной сетью WWW. Документ можно было открыть на любом подключенном к Сети компьютере, в любой точке мира. Так строились скоростные шоссе и проселочные дороги интернета.

К середине 1990-х интернет широко распространился. Аскетичный дизайн базировался на децентрализованной сетевой структуре, а значит, кто угодно, частные лица и компании, мог подключиться и делиться информацией. Мир больше не был прежним. Интернет активно развивался, пока в 2000 году не лопнул пузырь доткомов. Люди подключались к Сети и пытались извлечь из этого выгоду. Идеи били фонтаном. В 2001 году Джимми Уэлс и Ларри Сэнгер задумали аналог Александрийской библиотеки и основали бесплатную онлайн-энциклопедию — «Википедию», которую могли пополнять рядовые пользователи. Вслед за популярными LambdaMOO и Internet Relay Chat появились новые соцсети Myspace и Friendster. В 2004 году гарвардский второкурсник в комнате общежития написал программу для рейтинга внешности однокурсников. Администрация университета это не одобрила, и проект закрыли. Но студент еще поработал над ним и запустил популярную сеть, чем открыл двери в новый социум. Вскоре, как грибы после дождя, начали появляться подражатели. Чем больше соцсетей, тем шире возможности для общения. Мелвил Дьюи был бы взбешен, а Вэнивар Буш одобрительно улыбнулся бы.

Об ассоциативном мышлении до Буша упоминал шотландский философ XVIII века Дэвид Хьюм, а после — британский философ и логик ХХ века Бертран Рассел. Его неоднократно увольняли из университетов за пацифистские убеждения и лишили права преподавания в Столичном университете Нью-Йорка постановлением верховного суда за моральную незрелость: он выступал за секс до брака и гомосексуализм.

Десять лет спустя Бертран Рассел получил Нобелевскую премию по литературе за популяризацию гуманистических принципов.

Рассел хорошо знал, что такое ассоциативное мышление: когда любое сказанное или прочитанное слово вызывает в памяти множество других[175]. Разум гибок, и каждое событие, слово или воспоминание вызывают ассоциации. Недавно я увидела, как кот переходит оживленную Варик-стрит в Нью-Йорке, и сразу вспомнила своего кота Бастера. В голове мелькнуло «несчастный случай», «машины», «велосипеды» и «дети». К счастью, кота поймали и унесли с дороги. Понятия связаны друг с другом не линейно, а на многих уровнях.

Согласно теории семантической памяти, информация хранится в виде разветвленной сети. При мысли о дожде мы вспоминаем про зонт, а при мысли о Диснейленде — Калифорнию. Между далекими друг от друга вещами возникает ассоциация, если и то и другое произошло с вами одновременно. Например, вы потеряли смартфон на стадионе, когда играли Yankees, и с тех пор название команды всякий раз напоминает об утрате. Ассоциативная связь тем сильнее, чем крепче связаны понятия в вашей памяти. Так, слово «стадион» не ассоциируется со смартфонами, а «стадион Yankees» — да.

Структура организации информации «узел — ссылка» в «Мемексе» Буша позаимствована из семантической теории памяти и повторяет модель разума Тулвинга и Дональдсона. В структуре «узел — ссылка» нет начала и конца.

Когда я читала статью про Махалию Джексон, то могла кликнуть на любую ссылку, пойти любым путем, любым маршрутом. Так же работает память: воспоминания и ассоциации соединяются так, как вы пожелаете, случайно или под влиянием контекста, как у меня с котом на Варик-стрит[176].

В середине 1990-х популярность интернета росла, и я экспериментально определила, как структура «узел — ссылка» пробуждает ассоциации. Мы с коллегами из Немецкого национального исследовательского центра информационных технологий в Дармштадте (что буквально переводится как «город-кишка») провели исследование гипертекста. Сорок восемь участников заходили в переговорную комнату по трое и разрабатывали концепцию библиотеки будущего. В комнате имелась электронная белая доска, на которой можно было записывать идеи. Половине групп разрешили пользоваться ею как обычной доской. Большинство писало список. Другой половине подключили функции гипертекстового формата информации. Если обвести слово в кружок, компьютер принимал его за узел и проводил ассоциативные связи с другими словами. Это позволяло перемещать слова по доске без потери связей и формировать гипертекстовую структуру. Я хорошо помню этот эксперимент, потому что находилась на восьмом месяце беременности, стояло жаркое лето, в комнате отсутствовал кондиционер, а из-за работающих компьютеров температура была как в сауне. С нас сошло сто потов, но оно того стоило, потому что мы сделали интересное открытие: с гипертекстом идеи были глубже, их подробнее разрабатывали, они обрастали большим количеством связей. У групп, пользовавшихся гипертекстом, было в два раза больше идей, взаимосвязанных неожиданным образом. Независимые эксперты, не осведомленные об условиях эксперимента, нашли их более оригинальными — вероятно, потому, что они были сложнее[177]. Результаты наводят на мысль, что гипермедиа стимулируют ассоциации, умножающие количество идей, как искра в сухом лесу.

Чтение книги или журнала, конечно, тоже будит воображение, но гибкость разума наиболее ярко проявляется в структуре «узел — ссылка». Книга помещает нас в колею, по которой мы вынуждены двигаться от страницы к странице. А в интернете перед нами открыты все пути. Содержание или собственные мысли, действуя в тандеме, побуждают кликать по ссылкам. Структура интернета способствует воображению.

Как работает внимание в интернете? Оно может быть направлено на цель, как у меня, когда я искала информацию о фильме «Лето соула». Но потом мое внимание начало переключаться, следуя за ассоциациями, и я отправилась на поиски неизведанного. Блуждая по интернету без определенной цели, мы открыты новому, формируем ассоциации и идем туда, куда подскажет очередная страница.

Рассеянность — это отсутствие внимания к среде. В таком состоянии в голову приходят мысли, не связанные с текущей задачей, например воспоминания о прошлом, мечты о будущем или некие отвлеченные соображения.

Люди часто впадают в рассеянность. В выборочном фиксировании опыта 2250 человек многократно опрашивали в случайно выбранное время, и в 47% случаев они пребывали в рассеянности[178]. Формально блуждание по интернету отличается от рассеянности, но у них есть сходство. Во-первых, блуждание тоже бесцельное, мы листаем все подряд и останавливаемся на том, что интересно. А во-вторых, и то и другое часто застает врасплох, мысли разбредаются кто куда без нашего разрешения[179]. Увлеченно переходя по ссылкам, мы не замечаем, как летят часы.

Интернет предоставляет много точек входа в дебри разума. Прайминг — это когда некий звуковой или зрительный стимул вызывает реакцию на другой стимул. В когнитивном прайминге контекст или слово вызывают в памяти ассоциации (например, иголка — нитка). В простых лабораторных заданиях (увидев слово «воробей», люди быстрее реагируют на слово «зарянка», чем после слова «стул») эффект длится несколько секунд. Но есть данные в пользу того, что изучение и обдумывание материала продлевают эффект до двух минут и более даже при использовании других слов[180]. Допустим, я зашла на страницу «Википедии» про зимние Олимпийские игры, начала читать и вспомнила про связанные понятия: фигурное катание, бобслей, прыжки на лыжах с трамплина, поэтому мне захотелось кликнуть на ссылку «горные лыжи». Если чтение темы пробудило у вас разные мысли (это прайминг), то вам захочется пройти по соответствующим ссылкам.

В результате прайминга мы под воздействием стимула думаем (а иногда даже действуем) машинально, без сознательных усилий[181]. Рекламщики давно знают, что просмотренные ролики влияют на мысли и выбор. Это доказано в эксперименте, в котором участников сначала просили проанализировать предложения с упоминаниями брендов («“Ирландская весна” — стиральный порошок»), а потом предлагали на выбор продукты. Чаще всего участники выбирали продукты упомянутого бренда[182], потому что те оставались в памяти. Если по телевизору идет реклама пива, мы задумаемся, а не выпить ли, и, вероятно, направимся к холодильнику.

Если ссылка на веб-странице наводит на мысль, до какой степени сознательно это происходит? Психолог Джон Андерсон много лет изучает ассоциативную память и утверждает, что возникновение ассоциаций — полностью машинальный процесс[183]. Если страница в «Википедии» подала вам идею, то клик по соответствующей ссылке, скорее всего, будет следствием совокупности сознательных и машинальных процессов[184]. Например, вы пришли в столовую, не помня о существовании шоколадного кекса, но когда его увидели, то вспомнили, как ели такой в детстве в день рождения. Этот образ — только верхушка айсберга процессов, которые подтолкнут вас сознательно (или импульсивно) поставить тарелку с кексом на поднос. По этой же причине бывает трудно не кликнуть по ссылке в «Википедии». Когда я анализировала свои действия после поиска информации о фильме «Лето соула», то поняла, что кликала по ссылкам импульсивно.

Конечно, причина не всегда в прайминге, иногда нами движет любопытство. Но трудно отделить одно от другого, они часто идут рука об руку. Психолог Джордж Левенстайн объясняет любопытство порывом заполнить брешь в знаниях: нас влечет информация, которая его удовлетворит[185]. Даже обрывок информации может разжечь любопытство, например ссылка. И мы, сознательно или нет, кликаем в порыве получить удовлетворение — и получаем. В исследованиях с применением фМРТ видно, что любопытство порождает ожидание вознаграждения: становятся активными области хвостатого ядра и боковой части префронтальной коры, отвечающие за эту функцию и за удовольствие от обучения[186]. Ссылка возбуждает любопытство. Зная, что нас ждет новая информация (а следовательно, и вознаграждение), мы кликаем. Блуждание по интернету и чтение пробуждают ассоциации и/или любопытство, мы кликаем по ссылкам, читаем дальше, больше возбуждаемся, кликаем по новым ссылкам, и так без конца. Любопытство — наркотик интернета.

Интернет кажется волшебством, но память устроена так же. Структура «узел — ссылка» согласуется с организацией информации в мозге и ассоциативным мышлением. Такая структура плодит отвлекающие факторы — идеи, которым невозможно сопротивляться, как и собственным мыслям.

Чтобы не блуждать бездумно по интернету, нужны три вещи. Во-первых, осознать свое поведение, что не так просто, потому что требуется вывести машинальные действия на сознательный уровень. Далее в книге вы узнаете, как развить метаосознанность, чтобы понять свое поведение в интернете. Во-вторых, нужен мотив. И в-третьих, необходимо иметь в запасе достаточно умственных ресурсов для сопротивления порывам.

Доступностью информации интернет породил разум киборга, как писал Энди Кларк в книге Natural-born Cyborgs («Прирожденные киборги»)[187]. Мы привыкли к образу киборга с вживленными в мозг электродами, но Кларк имеет в виду расширение разума. Мы уже давно используем вспомогательные технологии для памяти, это в том числе письмо и фотографии. Но интернет их превзошел, превратившись в компьютерное продолжение разума с закладками для текста, изображений, видео и аудио. И все это в непосредственном доступе — только палец протяни к экрану смартфона. Согласно исследованиям, в ходе поиска люди смешивают информацию, представленную в интернете, с собственными знаниями[188]. Им все труднее отличать свою память от данных Всемирной сети. Зависимость от интернета может ухудшить память, как заставляют опасаться результаты одного исследования. Онлайн-поиск в течение шести дней ухудшает некоторые функции мозга и синхронизацию между его отделами, отвечающими за долговременную память[189].

Пионеры интернета мечтали сделать всю информацию доступной. Но все имеет свои последствия — как положительные, так и отрицательные. Появление автомобилей привело к строительству дорог и дорожной инфраструктуры, поэтому стало проще жить в пригороде, но, с другой стороны, не обошлось без экономических, социальных и экологических последствий, — например, выхлопные газы усугубляют парниковый эффект, ведущий к глобальному потеплению.

Создатели интернета наивно полагали, что пользователи будут выкладывать значимую информацию, полезную для человечества, и целенаправленно перемещаться в интернете. Они и не предполагали, сколько бесплодных часов люди станут проводить на сайтах и в соцсетях, не догадывались о появлении даркнета и кибербуллинга. У первых автомобилей не было ремней и подушек безопасности, так и в интернете пока ничто не защищает от мошенничества, дезинформации и адресной рекламы.

Теоретик медиа Маршалл Маклюэн писал: «Технологии меняют структуру чувств и мыслей»[190]. Он описал, как развитие печати заставило изменить восприятие под печатную страницу. В цифровую эпоху технологии аналогичным образом меняют внимание. Структура «узел — ссылка» и постоянно меняющийся контент изменили не только направление, но и частоту переключения внимания. Люди адаптируются к стимулам гипермедиа. Происходит иронический взаимообмен: мы модифицируем структуру интернета, а она в ответ развивает кинетическое внимание. Маклюэн прав: мы стали мыслить иначе, согласно укоротившейся продолжительности внимания при взаимодействии с устройствами.

Но не только оно может оказаться следствием появления интернета. В процессе естественного развития меняются структурная и функциональная организации мозга, это происходит на протяжении всей жизни[191]. По данным ряда исследований, интернет, кроме памяти, влияет на функциональные реакции мозга, особенно в отделах, связанных со сложными рассуждениями и принятием решений[192].

Идея «Мемекса» Вэнивара Буша облегчила поиск информации, но заложила основу праздного блуждания по интернету. Буш не мог предвидеть, что элементарная структура ассоциативных путей к информации породит столько отвлекающих факторов. Интернет нелинейный, с дискретными элементами, и наше внимание тоже становится дробным. Обычные люди сделали интернет таким, каким он стал. Его вариативная природа вызвала вариативность у его пользователей.

Начав изучать многозадачность в 1990-х, я поняла, что передо мной непаханое поле. Мне казалось, что я пытаюсь предсказать маршрут яхты только по ветру, без учета течения и других факторов. Идеалистические воззрения пионеров интернета были забыты, а компании изощрялись в способах заставить нас проматывать страницы до конца ради коммерческой выгоды. Далее мы обсудим, как это влияет на внимание.

Глава 7. Как ИИ и алгоритмы влияют на мышление

Меня преследует пара сапог. Они бегают за мной целый месяц и возникают в самых неожиданных местах. Я вижу их утром, как только проснусь, и перед сном. Я читаю The New York Times — и сапоги тут как тут, я в соцсети — они за мной, и в магазине наушников маячат перед глазами. Но я не могу не смотреть на них. Я знаю, что не случайно вижу их. Они знают, что я их хочу. Мне от них не скрыться. Единственный способ отвязаться от них — наконец купить.

Вы просматриваете страницы в интернете, а они просматривают вас. Структура не единственный механизм, который влияет на наше поведение, есть еще алгоритмы. Они легко управляют вниманием.

Мы знакомы с многими алгоритмами, с их помощью можно воспроизвести естественный отбор, или выживание сильнейшего. Слово «алгоритм» придумал персидский математик VIII века Мухаммад ибн Муса аль-Хорезми. Согласно определению, алгоритм — это набор инструкций. Тогда не будет преувеличением сказать, что, если помнить о генетической адаптации, основу человеческой жизни составляют алгоритмы. Мы сталкиваемся с ними каждый день, когда готовим еду, следуем указаниям автомобильного навигатора или собираем шкаф из «Икеи». Для проектирования транспортных потоков, управления беспилотными автомобилями, принятия бизнес-решений, диагностики болезней, расчета размера залога при освобождении на поруки и вынесения приговора — для всего этого используются алгоритмы. Они могут приносить пользу группе (в решениях по выбору проектов), организации (для отбора сотрудников и абитуриентов), обществу в целом (для прогнозирования погодных катаклизмов) и каждому в отдельности — для программирования внимания.

Объем умственных ресурсов ограничен, а за наше внимание борются соцсети, мессенджеры и интернет-магазины, между ними происходит жесткая конкуренция. Они вкладывают много ресурсов, материальных и физических, в разработку сложных алгоритмов по привлечению внимания.

Сапоги неспроста меня преследуют. Давайте проанализируем почему. Недавно я заходила на сайт интернет-магазина и кликнула на эти сапоги. Интернет-магазин работает с рекламной сетью — посредником между рекламодателями и издателями рекламы.

Рекламная сеть установила на сайте программу, которая следит за моими действиями и сохраняет информацию о них на моем компьютере в виде файлов куки в браузере или в профиле на сайте[193]. Если я захожу на сайт, который работает с этой же рекламной сетью, установленная на нем программа знает, что меня интересовали эти сапоги.

Прием, из-за которого я теперь везде вижу сапоги, называется «ретаргетированная реклама». Чем чаще я их видела, тем привычнее они выглядели, а как вы помните, знакомое начинает нравиться[194]. Это объясняет, почему я каждый раз не могла отвести глаз от сапог. Они как мелодия, которая так часто слышна, что начинаешь ее напевать. Судя по снимкам мозга фМРТ, к знакомой музыке мы испытываем эмоциональную привязанность[195], поэтому рекламные ролики пива и ополаскивателя для рта крутят так часто. Что еще интересно, сапоги мне показывают в разных контекстах[196]. Недавно я кликнула на статью про ударника The Rolling Stones Чарли Уоттса и опять увидела сапоги. В этом контексте они, полагаю, должны были выглядеть крутыми и рокерскими. Алгоритм пытается водить меня за нос.

Как я уже писала, структура «узел — ссылка» сама по себе завлекательна. И конечно, говоря о продолжительности внимания в интернете, трудно не упомянуть таргетированную рекламу. Этот вид манипуляции вниманием был известен еще вавилонянам в 3000 году до нашей эры[197]. Но его популярность выросла с распространением печатных изданий, особенно газет.

Целью рекламы было привлечь внимание и убедить, что вам очень нужны именно этот продукт или услуга. Этот посыл не менялся. Скажем, БАДы появились не в 1960-х — уже в XIX веке в Англии рекламировали «Фруктовые соли Ино» для «изгнания из крови зловонных ядов»[198]. Реклама рассчитана на широкую аудиторию — все видели рекламный ролик кока-колы.

Но все люди разные, и смекалистые рекламщики давно знают, что продажи двигает кастомизация. Так реклама стала таргетированной. Пример целевой рекламы 1890-х — сигареты «Джойс» для астматиков[199]. Зарегистрировано несколько патентов с описанием адаптации телевизионной рекламы к месту жительства и времени просмотра передач целевой аудитории[200]. Но все это кажется примитивным сейчас — по сравнению с цифровыми технологиями, когда есть способы получить подробную информацию о пользователях и оставляемых ими следах в Сети. Патентование таргетированной рекламы началось в 1993 году, а сейчас зарегистрировано уже 2900 патентов[201]. Траты на рекламу в 2020 году составили почти 400 миллиардов долларов.

Таргетированная реклама развивалась в сложных условиях. Ее создатели собирали информацию о пользователях с помощью алгоритмов и персонализировали рекламу. Компания — продавец сапог много знает обо мне: мой стиль одежды, посещаемые сайты, литературные предпочтения и многое другое — достаточно, чтобы склонить к покупке.

Алгоритмы знают про нас все: привычки, желания и, конечно, особенности внимания. Таргетирование информации — это подготовка определенного контента в подходящее время и в подходящем месте, чтобы привлечь максимум внимания. В отличие от телевизионной рекламы, цифровая навязчива, выскакивает в разных контекстах, формируя восприятие продукта. Допустим, реклама кожаной куртки рядом со статьей про климатические изменения может произвести неприятное впечатление, а в Facebook^◊ наведет на мысль, что друзья позавидуют, если вы ее купите. Таргетированная онлайн-реклама стартовала в 1990-е с баннеров на потребительских сайтах для определенной целевой аудитории, позже с учетом демографии (возраста, пола и т. д.), места жительства (IP-адреса), поведения (выбора сайтов) и предпочтений (например, Huffington Post или Newsmax) алгоритмы начали собирать информацию о пользователях из соцсетей и других ресурсов. Теперь все компании знают, как часто вы заходите в соцсети, во сколько, что там делаете, чьи посты читаете, что вам нравится (и какие эмодзи вы используете), какие видео вы смотрите, чем делитесь и что публикуете на своей странице. Мобильные устройства позволяют получать еще более подробную информацию. Если человек много двигается, по данным датчика движения его могут отнести к категории легкоатлетов и показывать соответствующую рекламу. Зимнюю куртку из технологичной ткани покажут жителю Миннесоты в ноябре, но не калифорнийцу (если только он не купил недавно билеты в Аспен). Соответствующий контексту продукт с большей вероятностью привлечет внимание. Не сознавая того, вы сотрудничаете с алгоритмами, предоставляя им данные о себе.

Алгоритмы привлечения внимания базируются на психометрии — измерении поведения, позиции и личности человека. Психометрию разработал в XIX веке англичанин сэр Фрэнсис Гальтон — человек многих талантов, прославившийся изобретением статистики корреляции, но запятнавший репутацию продвижением евгеники. В первых психометрических исследованиях умственные способности измеряли сперва физическими тестами, а потом вопросами — так появилось понятие «коэффициент интеллекта». Теперь опросы и тесты не нужны, датчики незаметно для человека собирают информацию о нем. Такие компании по исследованию рынка, как Innerscope, собирают биометрические данные участников лабораторных экспериментов во время просмотра рекламных роликов с помощью биодатчиков. Они учитывают траекторию и направление взгляда, выражение лица, потоотделение и эмоции. Если человек потеет, значит, он возбужден, а по выражению лица можно определить, нравится ему ролик или нет. Маркетинговая компания Numerator использует алгоритмы покупательского поведения для классификации по 350 психографическим переменным и предоставляет эту информацию для повышения продаж.

Онлайн-реклама успешно пользуется этой информацией. В эпоху новой рекламы компания Cambridge Analytica провозгласила, что может получить данные о любом гражданине США без его ведома и описать по теории большой пятерки: открытость, доброжелательность, экстраверсия, добросовестность и невротизм. Например, Cambridge Analytica установила, что жители Нью-Йорка более невротичные, чем калифорнийцы.

Далее я подробнее расскажу о большой пятерке и продемонстрирую, насколько одна черта (невротизм) влияет на внимание и подверженность отвлекающим факторам. Для клиентов, специализирующихся в политической рекламе, Cambridge Analytica подбирала целевую аудиторию по психометрическому профилю. Данные использовались в предвыборных кампаниях в США и других странах, в том числе, по неофициальным источникам, в голосовании по Брекзиту в Великобритании. Но жадность вышла боком: компанию прикрыли, и в истории она оставит память как похититель личных данных пользователей.

Что делать с полученными данными, как их анализировать? В эпоху больших данных это не представляет сложностей. Каждый раз, когда вы посещаете сайт «Амазон», просмотренные страницы, паттерн поиска и профиль пополняют базу, где есть данные миллионов других пользователей. Алгоритмы «Амазона» предполагают, что вам может быть интересно, исходя из предпочтений похожих на вас пользователей, и постоянно обновляются. В этом сила интернета: можно в реальном времени собирать сотни миллионов единиц информации о пользователях и выводить закономерности. Алгоритмы узнают, кто вы, как вы себя чувствуете, что вы делаете, когда и где, и используют полученные данные для привлечения внимания.

Вы, вероятно, уже задумались, что можно выяснить о вас по вашему поведению онлайн. Заполняя анкету, вы точно знаете, какую информацию предоставляете. Но говорит ли о чем-нибудь ваш цифровой след? Оказывается, да, и немало.

Цифровое фенотипирование — это сбор данных о поведении онлайн и использование их для измерения, например, настроения и восприятия. Греческий корень pheno переводится как «являю», а фенотип — совокупность признаков индивидуума, обусловленных генетически, таких как веснушки, тип ушной серы и тембр голоса. В Сети мы неосознанно раскрываем не только свою личность: вспомните, что вы делаете в интернете. В профиле соцсети указаны ваш пол, возраст, место жительства и прочее. Поиск, лайки и посты — все это дает информацию о вас, не касающуюся содержания написанного.

Исследователи из Китайской академии наук и Наньянского технологического университета выяснили, что — в числе прочего — ваши лингвистические паттерны (словесные обороты) в соцсетях говорят о субъективном отношении к жизни. Дело не в том, что вы говорите (даже если употребляете позитивные слова «счастлив» и «классно»), а в том, как: имеют значение типы местоимений, это называется структурой языка. Исследователи собрали посты 1785 пользователей китайской соцсети Weibo, похожей на Twitter, согласившихся предоставить данные своих профилей. Они заполнили две анкеты, таблицу положительных и отрицательных влияний (PANAS)[202] для оценки эмоций и шкалу психологического самочувствия[203]. Вместе анкеты дают развернутую картину субъективных ощущений. Помимо этого, исследователи учитывали пол, возраст, плотность населения в месте проживания, взаимодействие с подписчиками, настройки приватности, длину юзернейма и лингвистические паттерны. Оказалось, все это явно коррелирует с эмоциональным состоянием и психологическим самочувствием[204] с коэффициентом 0,45.

В сфере психологии это весьма убедительное число: люди очень разные, и мало какие психологические феномены совпадают до такой степени. В частности, исследователи нашли паттерны слов с положительной и отрицательной корреляцией с субъективным самочувствием. Скажем, чем чаще используется местоимение «я», тем менее радостно себя чувствует пишущий. Вероятно, это объясняется тем, что несчастный человек больше думает о себе. Это пример того, как компания, продающая товары для релакса, например соль для ванны, может выбирать, кому показывать свою рекламу. Люди в определенном эмоциональном состоянии обратят внимание на эту рекламу, и им покажется, что это именно то, что им нужно. Самочувствие — самое невинное, что могут о вас узнать. По постам в соцсетях[205]^, [206] можно диагностировать депрессивное расстройство.

В описанных выше исследованиях использовались демографическая информация, контент и фотографии из соцсети. Даже минимальных данных из соцсети достаточно, чтобы сделать вывод о личностных чертах, подсчитав коэффициент корреляции между лайками и большой пятеркой. Он составит от 0,29 до 0,43, что, повторюсь, для психологии очень много[207]. Соцсети могут вынести суждения об уровне интеллектуального развития, возрасте и политических взглядах[208]. Проанализировав триста ваших лайков, алгоритм узнает о вас больше, чем самый близкий человек[209].

Алгоритмы можно настроить на управление вниманием, используя информацию, которую легко получить онлайн. Невротики, например, больше подвержены стрессу[210] и с большей вероятностью обратят внимание на страшные картинки (допустим, горящий дом или наводнение) в рекламе страховой компании. Экстравертов наверняка заинтересует праздничный круиз. Это подтверждается исследованием, в котором установлено, что экстраверты чаще кликают на заголовок «Танцуй, как в последний раз» с фотографией вечеринки, а интроверты — на «Красота не должна быть громкой» с изображением человека, смотрящегося в зеркало[211].

Много данных о вас и вашей физической активности собирает смартфон, а вы этого даже не замечаете. В третьей главе я писала про ритмы внимания. У поведения тоже есть ритмы, и они многое говорят о вас и о том, как вы пользуетесь смартфоном: как часто, как на это влияют циркадные ритмы, даже сколько раз в час вы за него беретесь. Исследователи из Дартмута, Стэнфорда и Кембриджа в течение периода от семи до четырнадцати дней следили, как пользуются смартфоном 646 студентов колледжа, и собрали данные о физической активности, местоположении и частоте использования, а также шумах окружающей среды, записанных смартфоном. По ритму использования смартфона можно было прогнозировать все черты большой пятерки, кроме невротизма (по неизвестной причине)[212]. Данные, собранные без вашего ведома, со смартфона можно внедрить в алгоритмы для повышения эффективности привлечения внимания.

Алгоритмы нужны не только для рекламы в интернете. Информацию о том, кто вы и как себя чувствуете, используют соцсети и мессенджеры для фильтра уведомлений. Как можно догадаться, у соцсетей много патентов на использование алгоритмов в этих целях. Один, к примеру, называется «Определение личностных характеристик пользователя по качеству и количеству коммуникации в соцсетях»[213]. Алгоритмы проанализируют ваши личные качества и предложат рекламу и новости, которые с наибольшей вероятностью привлекут ваше внимание. Чем больше появляется интересной и нужной информации, тем внимательнее вы к уведомлениям и тем больше времени проводите в соцсети.

Получив уведомление о том, что у друга новый пост, мы кликаем на него. Уведомления пробуждают природное любопытство к жизни окружающих. Если приходит уведомление о том, что пост друга получил 143 лайка, любопытство усиливается, и мы заранее предвкушаем удовольствие от чтения.

Одни уведомления требуют управления вниманием для реакции, а на другие мы реагируем непроизвольно или машинально. Алгоритмы привлекают внимание, возбуждая эмоции: радость, удивление, страх или отвращение. Это спонтанные реакции, в них не задействованы умственные процессы, поэтому они называются эмоциями низшего порядка[214]. Пробуждающие их уведомления бросаются в глаза и запускают импульсивную реакцию кликнуть. Предположим, вы увидели в рекламе фотографию разбитой машины. Если у вас есть дети подросткового возраста, вы почувствуете непреодолимый страх и ужас. Если стимулы, направленные на эмоции низшего порядка, попадаются вам, когда вам скучно или вы заняты машинальными действиями, вы сразу отреагируете на них.

Еще одна эмоция низшего порядка — злость. В 2021 году бывшая сотрудница известной соцсети Фрэнсис Хаген дала показания Комиссии по ценным бумагам и биржам США. В числе прочих откровений она описала, как компания пользуется интересом публики к противоречивым постам: ставит в топ посты с возмущенными эмодзи. Хаген заявила, что ИИ-алгоритмы намеренно изменили для продвижения агрессивного контента. Соцсеть перестала учитывать и использовать возмущенные эмодзи и начала придавать больше значения любви и грусти. Компания утверждает, что без возмущенных эмодзи стало меньше дезинформации и сцен насилия, но независимые эксперты не высказывали по этому поводу свое мнение[215].

Некоторые посты ушли в массы (допустим, реклама «Баззфид» с тестом на коэффициент интеллекта): многие хотят знать, насколько они умны. На способность противостоять отвлекающим факторам влияет ряд вещей: например, снижение уровня умственных ресурсов или появление новости о ком-то из ваших друзей. Внимание все еще подвержено унифицированной рекламе.

Еще один пример работы алгоритмов по привлечению внимания — популярность «Тиктока». У этой сети сложный алгоритм, он называется рекомендательным движком и загоняет внимание пользователей в ловушку пятнадцатисекундных клипов. Алгоритм быстро понимает, что привлекает вас, и подсовывает это без остановки. Чтобы рекомендовать, TikTok сначала собирает данные о вас и о клипах. У каждого клипа есть ключевые слова, изображения и описания. Например, в клипе кто-то танцует под песню Биткинга «Тогда уходи» (исполненную совместно с Queendom Come). Движок учитывает действие (танец), песню («Тогда уходи») и жанр (рэп). Но это еще не все: движок не упускает, где происходит действие (в спальне, на улице, в гардеробной или на крыше) и кто танцует (женщина, мужчина, ребенок или собака — среди звезд «Тиктока» есть и животные).

Что касается пользователей, TikTok определяет пол, возраст, профессию, место жительства, интересы и многое другое. Поисковый движок передает информацию об IP-адресе и местонахождении, а также политической ориентации вашего региона. Вас отнесут в категорию с похожими пользователями. Чем больше людей пользуется «Тиктоком», тем больше у компании данных и лучше рекомендации и тем больше зрительского внимания она получает.

TikTok собирает информацию о том, как часто вы пользуетесь приложением, сколько клипов смотрите подряд и как долго. За полчаса можно посмотреть сто двадцать клипов и существенно пополнить базу данных алгоритма. Движок также учитывает тенденции: сколько человек посмотрели определенный клип, у каких категорий он пользуется популярностью и смотрите ли вы трендовые клипы.

Вы этого не замечаете, но TikTok знает все о вашем, как это называется, «сценарии»: о том, где и когда вы смотрите клипы. Что вы предпочитаете дома? А что в отпуске? «Сценарий» многое расскажет о ваших вкусах. Например, вы любите бодрые хип-хоп-танцы с утра, а вечером что-нибудь поспокойнее. И если вы проводите вечер дома, TikTok предложит вам то, что вы обычно смотрите в это время и в этом месте. Подходящий контент в подходящее время — и пользователь целиком ваш.

Мы с мужем часто смотрим кино вместе, но я до сих пор не могу предсказать, какой фильм ему понравится (обычно это черно-белые депрессивные картины), и часто ошибаюсь (ему нравятся некоторые цветные боевики). TikTok угадывает гораздо чаще. Если вдруг вас заинтересовал другой жанр, алгоритм быстро подстроится и выдаст новую подборку.

Рекомендательный движок обучается на обратной связи. Он видит, что вы смотрите, изучает вас, ваше поведение и контекст и вносит соответствующие правки. Цикл такой: наблюдать, исправить, предложить — и так по кругу, за одну секунду. Чем больше вы смотрите, тем лучше алгоритм знает ваши предпочтения и точнее угадывает, что привлечет ваше внимание.

Мы разобрались с механизмом. Теперь посмотрим на психологическую сторону привлекательности «Тиктока». Я хотела поговорить с кем-нибудь о влиянии соцсети на внимание и через знакомых нашла Рейчел — профессиональную флейтистку. Она писала кандидатскую диссертацию, и на первый взгляд ее трудно было отнести к целевой аудитории «Тиктока». К тому же она была немного старше среднестатистического зрителя: ей был тридцать один год. В перерывах между работой она предпочитает бездумную деятельность и открывает TikTok от скуки, желая быстро развлечься. Но когда начинает смотреть, ей подсовывают все более и более смешные клипы, и она тратит больше времени, чем собиралась. Сюжет в коротких клипах понятен сразу, поэтому она часто ставила отметку «нравится» в первые пять секунд.

Давайте проанализируем, что происходит с вниманием Рейчел за пятнадцать секунд, которые длится клип в «Тиктоке». Клипы похожи на короткометражные фильмы, потому что у них есть сюжет, но из трех стадий вместо пяти: экспозиция, завязка и кульминация (развязку и эпилог опускают). Большинство клипов привлекают зрителей неожиданным финалом: почти всегда в последнюю пару секунд происходит что-нибудь непредсказуемое — скажем, появляется толпа в умопомрачительных костюмах. В кульминации одного видео Билли Айлиш целиком засовывает в рот головку укулеле (потом нас ждет развязка — она смеется). Бывают клипы без сюжетов, когда, допустим, терьер танцует сальсу под песню «Суавементе». Мы досматриваем клипы до конца, потому что они короткие.

Поведение с положительным подкреплением, например смехом, повторяется. Бихевиорист Беррес Скиннер назвал это оперантным обусловливанием. В так называемые ящики Скиннера помещали крыс, и крысы, поняв, что за нажатие на рычаг дают еду, нажимали его постоянно. Вы посмотрели клип на «Тиктоке» и засмеялись. Смех — положительное подкрепление в вашем случае, и вы захотите посмотреть еще клипы. Они пробуждают эмоции низшего порядка, например смех, гнев или грусть. Глядя на танцующего на эскалаторе человека или милого младенца, вы испытываете приятные эмоции. Чем больше просмотров, тем сильнее закрепляется поведение.

Есть еще одна причина, по которой TikTok привлекателен для зрителей. Во время смеха в отделах мозга, отвечающих за вознаграждение, выделяются эндогенные опиоиды, и под их воздействием происходят нейропластические изменения[216]. Вдобавок смех снижает стресс[217]. Всего пятнадцать секунд вашего времени — и вы вознаграждены весельем и хорошим настроением. К этому быстро привыкаешь. Конечно, не все клипы в «Тиктоке» смешные, некоторые раздражают.

За короткими, увлекательными клипами с неожиданными поворотами сюжета время летит незаметно, особенно если TikTok угадал с предпочтениями. Чтобы раскусить алгоритм, я посмотрела много клипов и потратила на это больше времени, чем намеревалась, — ошибка формулировки налицо. Меня каждый раз словно приклеивали к экрану. Не в силах оторваться, я забывала про все важные дела.

Рекомендательный движок «Тиктока» — черный ящик, а его алгоритм — секрет фирмы. Но мы знаем, что он учится на обратной связи: если вы посмотрели клип, то он предложит вам похожие. Веселое времяпрепровождение полезно, если оно не в ущерб важным делам.

У меня не было аккаунта, и я завела его с целью исследования под вымышленным именем. При регистрации я отказалась приглашать своих друзей из другой соцсети. На следующей странице мне предложили список аккаунтов, которые мне могут понравиться. Сначала шли публичные персоны, такие как Селена Гомес и Мишель Обама. А из остальных пятнадцати семеро были моими друзьями, а еще двое — просто знакомыми. Один из них оказался в списке по непонятной причине: я встречалась с ним в Нью-Йорке по делу несколько месяцев назад, и мы общались только по электронной почте. В соцсети миллион пользователей, так что это не было совпадением.

Я обратилась за разъяснениями к Барту Книжненбургу — эксперту по онлайн-приватности и профессору Университета Клемсона. Он заподозрил, что дело в IMEI (идентификационном номере мобильного телефона). Барт предположил, что мой деловой контакт из Нью-Йорка искал мой профиль в соцсети (бр-р, подозрительно). Алгоритмы узнают, с кем вы знакомы, даже если вы хотели бы это скрыть.

Соцсети учитывают влияние социума на внимание. Алгоритмы предполагают, что вам будут интересны аккаунты друзей, и идентифицируют вас даже под чужим именем, как меня. Так же легко, как в примере с назойливыми сапогами.

В интернете вы неизбежно вступаете во взаимодействие с людьми, информацией и алгоритмами. И помогаете им развиваться, хотите вы этого или нет. Алгоритмы используют всякое ваше действие онлайн, любой цифровой след и не хуже супругов могут прогнозировать ваше поведение.

Но алгоритмы тоже ошибаются. В 2011 году Майк Аннани, ныне профессор Калифорнийского университета, устанавливал на свой смартфон приложение по поиску пары, и вдруг ему порекомендовали другое, для поиска осужденных за сексуальное насилие[219]. Майк Аннани не совершал преступлений на сексуальной почве, но алгоритм почему-то объединил два приложения. Алгоритмы небезупречны.

Но когда они работают идеально, способны ли мы сопротивляться столь точно подобранным рекомендациям? Конечно, можно отключить уведомления, но лучшая защита — это понимание работы алгоритмов и того, как они привлекают к себе кинетическое, быстро переключающееся внимание. Изучив ваше поведение, алгоритмы предлагают вам клипы, которые могут понравиться, друзей, чьи посты вы будете читать, и товары, которые вы захотите купить. Продавец в магазине уже давно махнул бы на меня рукой, но сапоги следовали за мной неустанно. Я видела их так часто, что начала задумываться о покупке. Алгоритмы манипулируют поведением и, как самонаводящиеся ракеты, бьют точно в цель — ваше внимание. Умственные ресурсы иссякают, но алгоритмы никогда не устают.

Глава 8. Цифровой социум

Метавселенная, о которой только все и говорят после речи Марка Цукерберга в 2021 году, на самом деле давно известна. Идею метавселенной, где люди общаются и обмениваются информацией, описал Нил Стивенсон в научно-фантастическом романе «Лавина» в 1992 году. Уже тогда во Всемирной сети существовали отдельные метавселенные. Одну из них (пожалуй, самую лучшую — OnLive! Traveler) я изучала в конце 1990-х. С другими пользователями можно было общаться через компьютерную программу и встроенный микрофон. В программе использовалось пространственное звучание, как в жизни: если подвинуть свой аватар (волка, рыбу, богиню или что-нибудь в этом роде) к другому, его речь становилась громче. Находясь в группе, можно было слышать только бормотание, пока не повернешься к конкретному аватару. Его рот двигался синхронно с речью. Это было потрясающе. Можно было поговорить с человеком из любой точки планеты. Я изучала, как люди ведут себя и взаимодействуют в первой метавселенной.

В один прекрасный день я зашла в OnLive! Traveler и увидела что-то новенькое — «Японский мир». Я кликнула и попала в трехмерный ландшафт. В отдалении виднелись три аватара. Я подошла к ним и представилась. Японцы отошли от меня с каким-то необычным движением — поклоном, как я потом догадалась. У аватаров не было такой функции, но японцы придумали, как имитировать поклон. Мы начали беседу, и они подошли поближе, как будто пытались разобрать мой английский, но потом вернулись к прежней дистанции. Я поразилась, как сильны социальные условности: из реальной жизни мы несем их с собой в виртуальный мир. Мне стало неудобно, что я сразу подошла так близко: в Америке так принято, но японцам это, должно быть, показалось излишне напористым. Я замечала и другие социальные жесты: допустим, когда группа приглашала кого-то присоединиться, аватары раздвигались, освобождая место в кругу; все извинялись, когда покидали встречу, и не подходили слишком близко. Появились и новые сигналы: например, для приватной беседы аватары переворачивали вверх ногами. Виртуальный мир был настоящим, со своими традициями.

Традиции складывались сами по себе, на этот счет не имелось правил или рекомендаций. За исключением одного — надо было вести себя прилично. Изучая виртуальную среду, я поняла, что поведение в интернете в большой степени обусловлено нашей социальной природой.

Люди вели себя так же, как в обычной жизни, о чем я и рассказала в статье, написанной в соавторстве с Барбарой Бекер[220].

Электронная почта, корпоративные мессенджеры и соцсети — все это социальные системы. Там общаются, невзирая на различия в демографии и позициях. У каждого есть понимание социальных норм: например, принято отвечать на письма (хотя не все так делают) — и, как правило, быстро. Если нужно сообщить что-то начальнику, обычно ему пишут письмо, а не сообщение в мессенджере. Почта, мессенджеры и соцсети — системы людей, влияющих друг на друга. Многие присоединяются, следуя примеру окружающих, копят социальный капитал, создают онлайн-идентичность, подчиняются авторитетам. Конечно, все в разной степени подвержены влиянию.

Если рассматривать интернет как социальную систему, становится понятно, почему мы проводим там столько времени и спешим отвечать на сообщения. Взаимодействуя с другими людьми, мы рассчитываем на социальное вознаграждение — статус, дружбу или ресурсы. Чтобы разобраться, как социальность делает нас подверженными отвлекающим факторам, надо побольше узнать о социальном поведении человека. В этой главе мы рассмотрим, почему почта, мессенджеры и соцсети так занимают наше внимание и почему мы часто отвлекаемся.

Для начала возьмем два исторических примера, как другие медиа (радио и книги) влияют на поведение — прямо и косвенно.

В 1932 году бедный венгр Режё Шереш решил стать известным автором-песенником. Устраиваться на постоянную работу он не хотел, но его тексты нигде не брали, и однажды в воскресенье девушка его бросила. Он написал песню под названием «Мрачное воскресенье» — плач по ушедшей любви. Песня стала хитом, но стихи были такие тоскливые, что многие в 1930-х покончили с собой, услышав их, и ВВС исключила композицию из эфира до 2002 года.

Это был непростой период в истории: в Германии процветал фашизм, в Америке была в разгаре Великая депрессия. Однако нашлось достаточно доказательств того, что именно песня подтолкнула людей к самоубийству (у некоторых в кармане были ноты к ней). Еще до появления радио и газет Гете продемонстрировал потенциал косвенного социального влияния. В 1774 году Гете опубликовал «Страдания юного Вертера», будучи безнадежно влюбленным в Шарлотту Буфф, обрученную с другим. В романе, отчасти автобиографическом, главный герой Вертер кончает с собой из-за любовных терзаний, как и в сюжете песни «Мрачное воскресенье». Прокатилась волна суицидов, и книгу запретили в трех странах.

В наше время влияние соцсетей более направленное: например, дезинформация, влияние на пищевое поведение[221] и отношение к вакцинации[222], а также на финансовые решения, в частности на продажу криптовалюты[223]. Каждый может запустить социальный тренд по снижению веса, дизайну еды и напитков, стилю одежды — в этой сфере правят инфлюэнсеры.

Так, широкие штаны для йоги раскрутили в Instagram^◊ [224]. Лексикон соцсетей (хештег, LOL, BRB) перекочевал в повседневный язык[225]. Но внимание подвергается влиянию и менее явными способами.

Некоторые персоны обладают таким влиянием, что могут заставить других поступать даже вопреки рациональным доводам, как продемонстрировал Соломон Аш в 1956 году[226]. Сила влияния заинтересовала Аша вследствие детского опыта. На еврейскую Пасху бабушка налила лишний бокал вина и сказала мальчику, что напиток предназначается пророку Илие. Аш поверил, что пророк придет и сядет со всеми за стол, а став психологом, решил изучать, насколько социум влияет на поведение.

В эксперименте Аша участник сначала был один в помещении, и его спрашивали, одинаковой ли длины явно разные линии. Участник давал правильный ответ. Если находившиеся рядом подсадные (на самом деле тоже исследователи) утверждали, что линии одинаковые, участник повторял за ними. Это демонстрация группового конформизма. Что интересно, недавно этот эксперимент повторяли с роботами вместо подсадных[227], но ничего не вышло: люди подчиняются только мнению других людей, а не машин, что утешительно. Но мы не знаем, кто пишет посты в соцсетях — человек или бот.

В интернете мы чувствуем присутствие других людей, даже не взаимодействуя с ними напрямую. Мы видим их цифровые следы — посты, изображения, комментарии. Публикуя свой пост, мы помним об аудитории, которая прочитает его, а может, и напишет что-то в ответ. То же мы ощущаем, читая почту, некоторые даже слышат в голове голос отправителя, если знакомы с ним. Это не редкость: в одном опросе 81% респондентов заявил, что хотя бы иногда таким образом «озвучивают» текст[228].

Молодежь очень подвержена социальному влиянию. Скорость онлайн-коммуникаций повышает значимость быстрых ответов[229], и подростки не мыслят себя без интернета. Сверх того, повсеместная и круглосуточная доступность соцсетей располагает к быстрой реакции. Подросткам и здесь важно не выбиться из социума, что, как известно, чревато злоупотреблением[230]. Любые действия в интернете надолго оставляют след, поэтому сейчас компании мониторят личные аккаунты сотрудников в поисках неподобающих высказываний[231].

Влияние соцсетей частично объясняется работой нейронов. Снимки МРТ, сделанные во время просмотра участниками лайков к своим постам (что воспринимается как одобрение и принятие), показали возбуждение отдела мозга, отвечающего за вознаграждение. В эксперименте с участием шестидесяти одного человека, проведенном исследователями из Университета Темпла и Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе, собрали старшеклассников и студентов в возрасте от тринадцати до двадцати одного года. Перед приходом в лабораторию они сдали исследователям свои фото из Instagram^◊. Им сказали, что фото поместят в специальную соцсеть, где их увидят друзья участников.

На самом деле фотографии никто не видел, а исследователи случайным образом распределили лайки — где-то много, где-то мало. Судя по снимкам фМРТ, центр удовольствия активировался при виде большого количества лайков[232]. У школьников активность с возрастом повышалась, а у студентов уже нет, из чего можно предположить, что наиболее конформный возраст — от шестнадцати до семнадцати[233]. Исследование подтвердило связь лайков с центром удовольствия — следовательно, молодежь отвлекается из желания получить вознаграждение. Это подтверждается и моим опытом: частое использование соцсетей положительно коррелирует с многозадачностью. Часто отвлекающиеся люди с быстрым переключением внимания предпочитают соцсети с двусторонним взаимодействием, как Facebook^◊. Те, кто реже отвлекается, предпочитают одностороннее взаимодействие, например просмотр потокового видео на YouTube[234].

Соцсетями увлечены не только молодые люди, но и взрослые: у всех есть потребность в общении. В Facebook^◊ и Twitter ответов ждут по умолчанию. Вознаграждение (лайки, шеры и комментарии) подкрепляет внимание к соцсетям.

В интернете социальное влияние принимает странные формы. Если мы знаем примерное местонахождение незнакомого человека, он приобретает большее влияние на нас.

Мы с магистранткой Эрин Браднер подтвердили это экспериментально. Мы собрали в лаборатории девяносто восемь участников и раздали им по три задания на разные типы социального поведения: сотрудничество (дилемма заключенного из теории игр, для измерения готовности к сотрудничеству), убеждение (выживание в пустыне — убедить товарища изменить порядок разложенных в порядке важности предметов) и обман (по шкале Паулюса измеряют степень правдивости в ответах на вопросы, например: «Я всегда поступаю по закону, даже если меня не застукают»). Участники общались с партнерами по заданиям, как в интернете, — по видеоконференции и переписке. Партнер участников был подставной, один для всех, в парике и очках. Половине участников сказали, что партнер проживает в городе Ирвин штата Калифорния — там же, где проходил эксперимент. А другой половине — что партнер находится в Бостоне, на другом конце страны. Фоны на видео и сообщения были идентичными, различалось только мнимое местонахождение. С партнером из Бостона готовность к сотрудничеству была ниже, участники неохотно прислушивались к его аргументам и больше лгали[235] независимо от способа связи. Мы сделали вывод, что на поведение влияет даже, казалось бы, незначительная информация о собеседнике. Оказывается, расстояние имеет значение, даже если сообщения приходят мгновенно, как если бы он был рядом.

Территориальная близость могла бы значить, что собеседники принадлежат к одной социальной группе. Удаленность же свидетельствует об обратном. Люди склонны причислять себя к одним группам и отгораживаться от других, вероятно для повышения самооценки[236]. С чужаками реже сотрудничают, не слушают их аргументов, их даже могут обманывать. К своим причисляют не только по территориальному признаку. Один завсегдатай подфорума «Атеизм» на Reddit писал, что идентификация с этой группой помогла ему в реальной жизни: благодаря общению с единомышленниками он осмелел и начал высказывать свои взгляды вслух в родном традиционалистском Колорадо.

Люди реже отвечают на письма от тех, кто, по их мнению, не принадлежит к их группе (скажем, сотрудники других компаний или жители других стран). Представителям своих групп (например, коллегам, единомышленникам или жителям того же города) отвечают, наоборот, охотнее. Я это знаю по себе: не обнаружив в письме ничего, что могло бы связывать меня с отправителем, я чаще всего не отвечаю.

С цифровой идентичностью проще управляться, чем с реальной: рядовой сотрудник супермаркета вполне может быть звездой YouTube. Тони Пилосено, например, прославился на TikTok необычными способами смешивания краски, когда еще учился в колледже.

Некоторые его клипы набрали больше миллиона просмотров. В одном он выжимает свежую голубику в белую краску, с виду получается похоже на молочный коктейль. Клип стал вирусным, а Пилосено уволили из магазина красок[237]. Но теперь у него свой бренд, он работает в другом магазине и продолжает укреплять свою идентичность в «Тиктоке».

В создание идентичности мы вкладываем много внимания и времени. Интернет можно описать цитатой Шекспира из «Как вам это понравится»: «Весь мир — театр, а люди в нем — актеры». Социолог Ирвинг Гофман в 1959 году тоже назвал людей актерами социума: «Как актеры, люди заботятся о поддержании образа, соответствующего всем стандартам, по которым оценивают их самих и продукты их труда»[238]. В цифровую эпоху интернет стал сценой, хотя Гоффман писал о повседневной жизни в реальном мире. В личном общении мы производим впечатление, когда одеваемся соответственно случаю и общаемся с нужными людьми. В интернете же можно предстать в любом образе, поэтому всегда есть риск перестараться. Например, пользователи Facebook^◊ преувеличивают свою значимость в статусе, не сознавая того[239]. В «Тиктоке» есть очень популярный инструмент редактирования изображений, с помощью которого пользователи меняют внешность. Даже в Zoom есть функция «улучшить внешний вид».

Создавать онлайн-идентичность непросто. Всем, но особенно подросткам, приходится фильтровать контент публикаций в соцсети для разных групп подписчиков.

Образ, предназначенный для коллег в профессиональной сети, отличается от того, что мы показываем родителям и друзьям в Instagram^◊. Не станешь публиковать фотографии со студенческой пьянки, если на тебя подписана бабушка. Всем приходится преподносить себя по-разному. Создание и поддержание онлайн-идентичности дают удовлетворение, но требуют много времени. В первых метавселенных идентичность не играла такой важной роли, но сейчас ее значимость выросла (например, для трудоустройства или знакомства). Если когда-нибудь появится одна-единственная метавселенная, онлайн-идентичность получит в ней основополагающую роль.

Соцсети удовлетворяют важную потребность в общении. Интернет — это рынок социального капитала, а социальный капитал — это преимущества принадлежности к группе, возможность обмена ресурсами (социальными, неосязаемыми или материальными). Люди помогают другим, рассчитывая, что другие когда-нибудь помогут им. Я схожу для вас в магазин за продуктами, но буду ожидать ответную услугу. Если знакомый пригласил вас на мероприятие в своей организации, вы постараетесь ответить ему тем же. Социальный капитал представляет ценность, потому что помогает поддерживать и развивать отношения. Это как денежный кредит на неопределенный срок.

Джоан, финансовый аналитик и одна из участниц наших исследований, считает ответ на письмо вложением: «Я всегда сразу отвечаю на письма администраторов из своего отдела, потому что иногда мне тоже нужен от них оперативный ответ». Вот так мы нарабатываем социальный капитал с коллегами, друзьями и незнакомцами из интернета. Вы сразу ответите на письмо тому, кто, например, в перспективе может предложить вам работу. Социальный капитал — движущая сила, мы всегда реагируем на сообщения от тех, кто может поделиться ресурсами, будь то дружба, информация или связи.

Желание пополнять социальный капитал заставляет следить за соцсетями. Там собирают разные типы ресурсов, что социолог Роберт Патнэм называл объединяющим и вспомогательным социальным капиталом[240]. Объединяющий социальный капитал — это возможность получить эмоциональную поддержку, а вспомогательный — это информация, поступающая от самых разных людей (друзей и дальних знакомых). Такие сайты, как Facebook^◊, предлагают оба типа капитала — эмоциональную поддержку круга близких друзей и информацию от пользователей со всего мира[241]. Чем разнообразнее контакты, тем более разностороннюю и ценную информацию можно получить. Имея 2000 друзей на Facebook^◊, вы обладаете внушительным вспомогательным социальным капиталом на случай, если вам понадобится, скажем, найти жилье. Широкий круг друзей дает вам, как выразился социолог Марк Грановеттер, силу слабых связей — например, работу чаще находят через малознакомых людей, чем через друзей[242]. Вспомогательный социальный капитал требует расхода ресурсов внимания, потому что приходится реагировать на большее число уведомлений.

Чтобы накопить социальный капитал, надо постараться. Просто листать ленту друзей недостаточно. Плоды дает активное общение, когда вы сами информационно помогаете[243]. Желание пополнить социальный капитал заставляет тратить время на переписку и соцсети. И конечно, порой отвлекает от работы.

Внимание в интернете находится под влиянием власти, существующей в отношениях. Бертран Рассел совершенно верно подметил: «Законы социальной динамики могут быть сформулированы только в терминах власти в ее различных формах»[244]. Власть всегда играла значимую роль: человек либо хочет ее обрести, либо подчиняется ей. Власть — это привилегия управлять другими или обладать недоступной им информацией. Можно иметь власть, не зная об этом. Тот, кто хорошо знает Лондон, например, имеет власть над туристом. В отношениях власть может быть равной или неравной. Родители имеют власть над своими детьми, начальники — над подчиненными, знаменитости — над поклонниками, потенциальные работодатели — над соискателями, а Джон Готти — над семьей Гамбино. Но Джоном Готти командует его мать.

Власть встроена в социальную иерархию. Мы все ей подчиняемся, даже если она неформальная — в кругу коллег, соседей, единомышленников, в спортивной команде, в дружеской компании или в школьном классе. Каждый хочет иметь статус, никто не желает быть изгоем. Получив власть над другими, человек может распоряжаться ресурсами, нужными не обладающим властью. Ресурсом могут быть деньги, работа или влияние (скажем, возможность познакомить с нужными людьми). Естественно, при общении по почте и в соцсетях соотношение сил тоже имеет значение. Основной инстинкт стремления к власти и сохранению своей позиции в социальной иерархии выражается и в интернете.

Мы можем бессознательно реагировать на идею власти[245]. Намеки на нее в письме или в соцсети заставят задуматься о статусе. Например, письмо подписано «директор» или в посте указано «доктор философии». Но иногда достаточно интонации, с которой написан текст. Ники Пантели из Университета Бата, анализируя переписку двух научных отделов, заметила, что отправители с высоким статусом (профессора) пишут сжато, формально и используют подписи, а отправители с низким статусом (рядовые сотрудники) пишут более лично, дружелюбно и с неформальными оборотами[246]. Эрик Гилберт из Университета Мичигана пришел к аналогичному выводу[247]. Проанализировав более полумиллиона писем компании «Энрон», Гилберт отметил, что в письмах к руководству использовались вежливые и почтительные формулировки, такие как «не могли бы вы», а начальники, обращаясь к подчиненным, выражались прямо: «Давайте обсудим». Интересно, что в Twitter люди с высоким статусом чаще используют эмодзи[248]. Таким образом, мы бессознательно раскрываем свой статус — высокий или низкий.

Есть и другие признаки власти. Например, в соцсети власть определяется количеством подписчиков: у кого их больше, тот влияет на умы.

Все стремятся вверх по иерархической лестнице, поэтому, если среди ваших подписчиков оказалась знаменитость, вы вытянули счастливый билет.

От власти зависит, куда мы направляем внимание. Легко догадаться, что люди с низким статусом интересуются теми, у кого статус выше, но не наоборот[249]. Вы наверняка чаще проверяете почту в ожидании письма от начальника, чем он, ожидая ответа от вас. Мы спешим отвечать на письма важных персон, ведь от них многое зависит в нашей жизни[250]. Мы торопимся дать ответ в надежде улучшить свою судьбу, мы всегда начеку, потому что невнимательность может многого стоить. Социальная иерархия влияет и на многозадачность: по словам участников моих исследований, они часто переключаются на другие задачи, если те связаны с начальством или влиятельными коллегами. В интернете отношения также завязаны на социальной иерархии. В стремлении подняться на ступень выше или сохранить нынешнее положение мы вкладываем в онлайн-взаимодействие много сил.

В интернете мы вступаем в такие же отношения, как в жизни; в соцсетях для этого есть все возможности, и они тоже требуют внимания. Мы выбираем, кого включить в свой круг и сколько их должно быть: количество людей, с которыми можно поддерживать осмысленное общение, не бесконечно.

Британский антрополог Робин Данбар установил, что это примерно сто пятьдесят человек, причем число одинаково как у жителей развитых стран, так и у современных представителей охотников и собирателей, например иннуитов[251]. (Также, по данным Данбара, число человек, с которыми мы способны поддерживать близкие эмоциональные отношения, не превышает пяти.) Число сто пятьдесят ограничено функциональными ресурсами неокортекса головного мозга и, конечно же, временем. Соцсети в некоторой степени ослабляют эти ограничения: обменяться сообщениями по какому-то вопросу — быстрее, чем созваниваться, договариваться о встрече, куда-то ехать и долго разговаривать. Но ряд биологических и временных ограничений нам все же не преодолеть. В ходе исследования двух миллионов пользователей Twitter было установлено число близких онлайн-связей — от ста до ста сорока[252], почти число Данбара. Сам Данбар тоже исследовал частоту контактов в Facebook^◊ и Twitter и подтвердил свою изначальную версию в сто пятьдесят человек.

Чем нам поможет число Данбара? Оно подтверждает, что лучше иметь меньше связей, но более значимых. Конечно, трудно ограничить себя этим количеством, а остальных вычеркнуть. Но надо помнить о взаимообмене социальным капиталом и о своей выгоде. Чтобы стать хозяином своему вниманию, для начала пересмотрите свою точку зрения на плюсы соцсетей. Помните, что Facebook^◊ нужен не для поиска новых друзей, а для поддержания связи со старыми.

И не надейтесь близко подружиться с тысячей человек. Конечно, периодически вам будет что-нибудь перепадать от вспомогательного капитала (кто-нибудь поделится ресурсами), но попробуйте сопоставить их с вложенным временем. У маленького круга друзей больше преимуществ, что продемонстрировало исследование онлайн-сети по поиску работы XING: лучшую работу находили те, у кого было сто пятьдесят друзей — число Данбара[253]. Я не предлагаю никого отфренживать (хотя и не запрещаю), а прошу подумать о соотношении вклада и выгоды от онлайн-общения. Вспомните ошибки формулировки из второй главы: мы неверно судим о том, какой выбор верный и сколько времени мы на него потратим. Вкладывайте время в те отношения, которые действительно цените и которые могут оказаться полезными. Чем больше друзей у вас в Сети, тем больше они требуют времени, но отдача не обязательно будет пропорциональной. Прежде чем зайти в соцсеть, подумайте, чего вы ждете, какого вознаграждения. Вероятно, его можно получить в обмен на меньшие вложения. А может быть, вы его уже получили (по крайней мере, на сегодня)? Всегда думайте, на что меняете свое время.

Молодежь особенно подвержена давлению социума. Для многих отказаться от соцсетей — все равно что стать изгоем. Один из молодых участников моего исследования сказал: «Я уже пытался ограничить общение в соцсетях, но это и правда необходимость, потому что там все мои друзья и коллеги»[254].

Молодые люди постоянно заглядывают в соцсети за вознаграждением, одобрением, поддержанием статуса, общением и, конечно, общественным признанием. Чтобы изменить ситуацию к лучшему, необходимо применить широкий спектр социальных мер, о которых я расскажу в следующей главе.

Если когда-нибудь появится одна, самая большая метавселенная, мы должны быть к этому готовы и должны устранить нынешние проблемы с вниманием. К сожалению, первые метавселенные, такие как OnLive! Traveler, недолго просуществовали. Новая метавселенная окажется технологической империей, и, поскольку ее задачей будет цифровизация всех возможных процессов, противостоять социальной динамике станет еще сложнее. Человек подвержен влиянию социума, он стремится к созданию и сохранению идентичности, принадлежности к группе, накоплению социального капитала и повышению статуса. Цифровой мир с его социальными аспектами отвлекает на себя внимание от других задач. К тому же все мы разные, и далее мы обсудим, как индивидуальность проявляется во взаимодействии с устройствами.

Глава 9. Личность и саморегуляция

Каждый рождается с неповторимым набором характеристик. Одни — душа компании, а другие предпочитают сидеть дома и смотреть кино. Одни — любознательные авантюристы, а другие держатся за привычную обстановку. У одних вечно беды, а других как будто ничто не задевает. К тому же у каждого предостаточно внутренних противоречий. Блестящий пианист Владимир Горовиц, известный эмоциональной игрой и любовью к импровизации, каждый вечер ел одно и то же — морской язык со спаржей. Когда он был на гастролях в Москве, блюдо доставляли ему самолетом[255]. Можно изменить свое поведение, но не индивидуальность. На внимание влияют не только алгоритмы и социальные факторы, но и особенности личности.

Некоторые хорошо контролируют эмоции, мысли и действия — иначе говоря, владеют саморегуляцией. Поведение в интернете во многом от нее зависит. Никто не сделал больше Уолтера Мишеля для популяризации саморегуляции. Он был моим профессором в Университете Колумбии, и я хорошо помню нашу с ним дискуссию на тему отложенного вознаграждения. В нем покоряло то, что он слушал нас, своих студентов, и серьезно относился к нашему мнению. Располагающий к себе человек и блестящий интеллектуал, он много сделал для психологии. Многие мечтают оставить свой след в науке, а Мишелю удалось дважды пошатнуть устоявшееся мнение о психологических явлениях.

В числе прочего Уолтер Мишель представил саморегуляцию в новом свете. Он прославился исследованием с зефиром, который использовался в качестве награды. В 1970-е годы Мишель проводил лабораторные эксперименты с детьми. Он сажал их за стол с блюдом, полным зефира. Разрешалось съесть сразу одну штуку или подождать пятнадцать минут и взять две штуки. Выбор, сделанный ребенком, как оказалось, повторялся в важных жизненных событиях даже многие годы спустя. Дети, не способные ждать, получали более низкие оценки в школе, были менее успешны в карьере, чаще страдали ожирением и имели другие проблемы. Дети, дождавшиеся второго зефира, в подростковом возрасте лучше умели сосредоточиться[256].

В последующие годы исследование Мишеля многократно повторяли[257]. Кто бы мог подумать, какую важную роль в жизни имеет способность отказаться от зефира и ждать![258] В университете мы обсуждали причины поведения детей и соответствующие психологические механизмы. В числе прочего предполагалось, что ребенок, способный дождаться отложенного вознаграждения, обладает богатой фантазией, поэтому без труда может занять себя на пятнадцать минут.

Еще одним значимым вкладом в науку стала книга Мишеля «Личность и диагностика», опубликованная в 1968 году[259]. До тех пор, и даже сейчас, некоторые специалисты считают ряд черт, таких как экстраверсия, неизменными. Мишель в книге утверждает, что личность меняется вместе с контекстом. В любой ситуации есть подсказки, как себя вести. Дома с родными можно вести себя как экстраверт, а в незнакомом кругу замыкаться в себе. Эту идею Мишель почерпнул из личного опыта побега вместе с родителями из оккупированной нацистами Вены в 1938 году. Когда они прибыли в США, Мишелю было десять лет. Семья обосновалась в Бруклине и открыла магазин мелочей по пять-десять центов. После уроков Мишель помогал покупателям с доставкой. Он окончил школу первым учеником в классе и пошел учиться клинической психологии. Его убеждения по поводу личности сформировались под влиянием родителей. В Вене отец занимал хорошее положение, был химиком, а мать страдала нервными болезнями. В Америке все изменилось: отца тяготил магазин, и он погрузился в депрессию, а мать работала официанткой и чувствовала себя, наоборот, лучше.

Изменилось все: страна проживания, образ жизни и положение. Под впечатлением от этой трансформации Мишель засомневался в постоянстве личности и развил теорию ее изменчивости.

В противоположном лагере продолжали считать, что человек во всех ситуациях склонен вести себя одинаково, особенно по достижении тридцати лет[260].

Два лагеря, выступающие за ситуативность и постоянство личности, не могли переспорить друг друга, пока Уолтер Мишель и Юити Сёда не предложили свою теорию личности[261], объединяющую противоположные точки зрения. Итак, реакция на ситуацию не закономерна, многое зависит от скрытых внутренних процессов. Экстраверт из Гринвич-Виллидж может быть скромником в Гринвиче штата Коннектикут.

Личность можно считать системой, характеризующей мышление, эмоциональность и поведение. У самой, пожалуй, популярной ныне теории личности, большой пятерки, интересная история. Ее идея родилась из так называемой лексической гипотезы, согласно которой значимые характеристики личности находят отражение в речи, например в словах «колкий», «многословный» или «обходительный». Тогда должно быть возможно определять характер по речи, чем и занялись психологи Гордон Оллпорт и Генри Одберт в 1930-х. В словаре Вебстера они нашли 17 953 характеристики и уменьшили это число до 4500 очевидных со стороны черт. Это все еще было много, поэтому в 1948 году психолог Реймонд Каттелл использовал новейшие компьютерные технологии для объединения черт в шестнадцать групп для описания и оценки личности. Уолтер Мишель в 1968 году вынес вердикт, что личность меняется вместе с ситуацией, и, поскольку он был влиятельной фигурой в сфере психологии, исследования прекратились.

В середине 1970-х тема снова стала актуальной, и команда Пола Косты и Роберта Маккрея вывела пять ключевых черт, известных как большая пятерка[262]: экстраверсия (предпочтение быть в обществе или одному), доброжелательность (умение ладить с другими), добросовестность (обязательность или беспечность), невротизм (тревожный или эмоционально стабильный) и открытость (интеллект). Мишель скептически относился к этой модели, полагая, что с ее помощью нельзя описать, что люди чувствуют и почему поступают так, а не иначе[263]. Можно назвать человека невротиком, но это не объясняет, почему после переезда в другой город у него началась депрессия. К тому же из модели непонятно, как личность формируют социальные и культурные нормы, то есть как на нее влияет ситуация. Тест «Большая пятерка» в 1998 году разработали Оливер Джон из Университета Беркли и Вероника Бенет-Мартинес из Университета Калифорнии в Дейвисе[264]. Несмотря на критику Мишеля[265], большая пятерка завоевала популярность. Можете пройти тест и проверить точность описания своей личности.

Возможно, вы задумались, до какой степени культура влияет на личность, являясь контекстом для нее. Для граждан каждой страны придуманы свои стереотипы. Считается, что британцы замкнутые, но они набирают больше всех баллов по экстраверсии[266]. Мы привыкли считать японцев застенчивыми интровертами, но они так же общительны, как пуэрториканцы. Немцы и швейцарцы кажутся идеалом добросовестности, но по этому параметру они набирают не больше баллов, чем чилийцы и испанцы[267]. Заметна только гендерная разница, и больше всего в американской и европейской культурах.

Женщины набирают больше баллов по доброжелательности, невротизму и открытости чувствам (подкатегория открытости), а мужчины — по экстраверсии и открытости идеям (другая подкатегория открытости)[268]. Как бы там ни было, культурные стереотипы не подтвердились. Личность проявляется по-разному в зависимости от контекста, но не в такой степени, чтобы все представители одной нации были одинаковыми. Цифровое поведение тоже не связано с родиной и культурой.

Личность во многом объясняет поведение. Например, вы могли не догадываться, что именно от личности зависят литературные предпочтения: открытые люди читают художественную литературу и триллеры, но не любовные романы[269]. Невротики — либо игроманы, либо совсем не играют в видеоигры[270]. Люди с низким баллом по доброжелательности и добросовестности и высоким — по невротизму склонны к плагиату[271]. Большая пятерка объясняет многие действия в интернете: в частности, у экстравертов больше друзей в Facebook^◊, [272].

Мнения о том, насколько личность влияет на поведение в интернете, всегда были противоречивыми. Результаты исследований не вносили ясность, поскольку в одних случаях экстраверсия оказывалась отрицательно связана с частотой использования интернета, а в других не обнаруживалось никакой связи. То же и с другими чертами. К недостаткам исследований можно отнести, что в них участвовали в основном студенты разных университетов. В Гарварде могут пользоваться интернетом иначе, чем в Государственном калифорнийском университете в Фуллертоне.

Кроме того, выборка получается недостаточно разнообразная, поскольку в университетах доминируют белые представители среднего класса. А многие исследования проводились с 2000 по 2010 год — в период, когда интернет быстро менялся.

Однажды во время творческого отпуска я разыскала своего бывшего студента, ныне профессора Тель-Авивского университета, Йоава Гонзаха. Мы с ним оба интересовались личностью, обсудили, как она влияет на поведение в интернете, и решили наконец установить истину. Мы хотели собрать большую репрезентативную выборку. Это оказалось непросто, и мы обратились к программе Национального лонгитюдного исследования молодежи Бюро статистики труда. Программа отслеживает респондентов годами и опрашивает на тему занятости, образования, здоровья, а также использования интернета. В выборку входят афроамериканцы, латиноамериканцы и другие национальности, а также белые из бедных семей без высшего образования. Мы выбрали 6921 человека со средним возрастом двадцать шесть лет — старше студентов. Мы спрашивали, пользуются ли они интернетом вообще и как часто для определенных действий: общения, развлечения, образования и шопинга. Все респонденты также прошли тест «Большая пятерка».

Собрав данные, мы начали искать совпадения личностных черт с типом активности и обнаружили, что чем выше был балл по экстраверсии, добросовестности и невротизму, тем больше времени человек проводил в интернете[273]. Экстравертов интересует внешний мир, поэтому естественно, что они общаются, развлекаются, учатся и совершают покупки чаще интровертов.

Но добросовестные люди со склонностью к структурированию и планированию показали другие результаты. К нашему удивлению, они больше развлекались и покупали, чем беспечные. Можно подумать, у тех, кто во всем следует плану, нет времени на развлечения и шопинг, но у них своя логика. Так, перерыв они проводят в интернете, потому что это занимает меньше времени, чем прогулка. Таким образом, добросовестные люди уравновешивают стресс развлечениями, а остальное время ударно трудятся. Больше всех времени в интернете проводят невротики, так они снимают напряжение. Также мы заметили, что невротики больше общаются, учатся и покупают — им помогает шопинг-терапия.

Судя по результатам исследования, степень увлечения интернетом и действия онлайн зависят от личности. Но если посмотреть, как с ней связана продолжительность внимания, все окажется сложнее.

Одним прекрасным летом в Сиэтле я подумала, что было бы интересно проверить, как личность влияет на многозадачность за компьютером. Вместе с Мэри Червински и Шамси Икбалем из исследовательского центра Microsoft мы задумались о большой пятерке и предположили, что невротики быстрее всех переключают внимание. Они склонны прокручивать в голове прошедшие события, как песни, по кругу. Это требует умственных ресурсов, и довольно много. Если все они расходуются на прошлое, то на настоящее их уже не остается. Также невротики хуже выполняют задачи на выборочное внимание, где нужно следить за одним, не обращая внимания на другое (как в задаче Струпа)[274]. Следовательно, им труднее сосредоточиться.

Еще мы решили, что на многозадачность должна влиять импульсивность — черта, с которой невозможно дождаться отложенного вознаграждения. Импульсивным людям трудно сдерживать себя. Они не могут отказаться от одного зефира в пользу двух и проверяют почту даже без уведомлений.

Импульсивность по-разному проявляется в поведении. В краткосрочной перспективе это может быть один зефир, но сразу — это называется императивный позыв. Другое проявление — отсутствие настойчивости, когда человек легко сдается. Если вы не можете дописать отчет, в котором слишком много цифр, то, вероятно, страдаете отсутствием настойчивости. Оба проявления импульсивности укорачивают продолжительность внимания при работе с устройствами. Высокий балл за императивный позыв свидетельствует о неспособности контролировать реакцию на внешние и внутренние отвлекающие факторы, а высокий балл за отсутствие настойчивости — о склонности легко сдаваться и переключать внимание даже без всяких отвлекающих факторов.

Чтобы выявить, как личность влияет на переключение внимания, мы набрали сорок добровольцев (двадцать женского пола и двадцать мужского), занимающих разные должности в высокотехнологичной компании, и устроили им тест «Большая пятерка». Мы измерили их импульсивность по шкале UPPS[275] — по обоим параметрам. Далее мы тестировали участников по шкале воспринимаемого стресса[276]. Они работали как обычно, а мы в течение двенадцати дней отслеживали их действия за компьютером, измеряя продолжительность внимания. Участников предупредили, что логи будут записываться, и дали всем возможность в случае необходимости отключить запись (никто ею не воспользовался). Как и в других исследованиях, мы не фиксировали контент — только факты переключения и адреса сайтов. Мы видели, когда компьютер вошел в спящий режим, а значит, пользователь ушел, и не учитывали это время. Мы получили посекундные логи переключения и могли подсчитать продолжительность внимания, а также увидеть, на что оно направлено.

Как мы и предполагали, чем выше балл за невротизм, тем короче продолжительность внимания, о чем мы и написали в статье «Невротики не умеют сосредоточиваться»[277]. Из-за склонности обо всем беспокоиться они часто отвлекаются. Также мы заметили, что чем выше балл за императивный позыв, тем короче продолжительность внимания, — эта корреляция была сильной. Но мы не обнаружили никакой связи между отсутствием настойчивости и продолжительностью внимания. Так что, если вы склонны бросать дела при малейших трудностях, вероятно, это никак не влияет на ваше внимание за компьютером.

Невротизм и императивный позыв импульсивности вызывают частое переключение внимания. Это наводит на мысль, что у них общая черта, которую можно назвать отвлекаемостью. Статистическим методом мы проанализировали данные в поисках скрытой структуры и обнаружили, что императивный позыв, невротизм и воспринимаемый стресс всегда идут рука об руку. Мы назвали их недостатком контроля и пришли к выводу, что отвлекаемость можно назвать личностной чертой, обусловливающей короткую продолжительность внимания за компьютером.

Собственно, идея отвлекаемости как черты личности не нова, ее относят к симптомам СДВГ[278]. Те, у кого они проявлялись в детстве, чаще отвлекались в лаборатории, по наблюдениям исследователей. Подчеркну, что, хотя среди симптомов СДВГ перечислены невротизм и импульсивность, у наших участников они не имели крайних проявлений, поэтому не стоит путать обнаруженную нами отвлекаемость с этим синдромом.

Все знают, что добросовестность — положительная черта, способствующая продуктивности. Но применительно к электронной почте она не так уж хороша. Мы предположили, что добросовестные люди часто проверяют почту и быстро отвечают на письма. Использование почты легко отследить по логам, что мы и сделали с максимальной точностью. И разделили пользователей на два типа: те, кто часто проверяет почту, и те, кто делает это несколько раз в день.

Мы ожидали, что часто проверяющими окажутся добросовестные. Так и оказалось. Их черта полностью объясняет это поведение[279]. Добросовестные люди — обстоятельные, внимательные и дисциплинированные, они не хотят пропустить ни одного письма и всегда начеку. Если вы часто проверяете почту, даже без уведомлений, то, вероятно, набрали бы высокий балл за добросовестность.

В завершение стоит упомянуть, что открытость тоже влияет на поведение в Сети. В первых исследованиях, где мы отвлекали участников, оказалось, что чем выше балл за открытость, тем проще человеку мириться с отвлекающими факторами[280] и тем быстрее он завершает выполнение задачи. Вероятно, это объясняется тем, что открытости сопутствует гибкость и человек быстрее возвращается к задаче, от которой его отвлекли.

На рынке много предложений по решению проблемы отвлекаемости — и не только книг по самопомощи, но и технологических решений. Есть программы, отслеживающие, сколько времени вы провели на каждом сайте, и блокирующие определенные адреса.

Забавно обращаться к технологиям для устранения технологических же отвлекающих факторов. Да и насколько это эффективно? Поскольку я давно изучаю многозадачность и отвлекаемость, мне было интересно, как технологии могут нам помочь.

Оказалось, успех в этом зависит от личности. Мы с Мэри и Шамси в исследовательском центре Microsoft протестировали эффективность блокирующих программ[281]. Тестирование длилось две недели с участием тридцати двух человек. В первую неделю они работали как обычно, а на вторую мы установили на их компьютеры блокирующие программы и предложили самостоятельно внести туда отвлекающие сайты (90% из них оказались соцсетями). Также участники прошли тест «Большая пятерка», а в конце каждой недели — тест по шкале когнитивной абсорбции[282] для измерения продуктивности и сосредоточенности. В конце второй недели, по данным измерений, показатели улучшились, что нас обрадовало. К тому же сотрудники реже отвлекались и осознавали ход времени: еще бы, ведь они лишились соцсетей — главных хронофагов. Следовательно, сотрудники не входили в поток, в котором не замечаешь, как летит время, а оставались сосредоточенными.

Но, к нашему удивлению, использование блокирующих программ в среднем не пошатнуло уверенность участников в том, что они управляют своим вниманием. Почему? Ведь они сами говорили, что без отвлекающих сайтов им было проще сосредоточиться. Оказалось, что средние показатели обманчивы: если сунуть одну ногу в кипяток, а другую в ледяную воду, в среднем получится комнатная температура. Внимательнее изучив данные, мы обнаружили, что средний показатель не имел отношения к действительному положению вещей.

Участников приблизительно можно было разделить на две категории по типу самоконтроля. Люди с высоким самоконтролем имеют низкий балл по импульсивности и высокий по добросовестности, а с низким, наоборот, высокий балл по импульсивности и низкий по добросовестности. А мы знаем, что высокая импульсивность сопутствует низкому самоконтролю[283]. С двумя категориями результат получался удивительный. Как мы и ожидали, участники с низким самоконтролем заявили, что с блокировкой прилагали меньше умственных усилий, то есть она экономила им ресурсы. Но участники с высоким самоконтролем, как ни странно, по их словам, почувствовали увеличение нагрузки. Почему? Сначала мы озадачились, но потом разобрались. Люди с развитыми навыками саморегуляции не тратят время в соцсетях, для них это короткая передышка. Таким образом, блокировка лишила их перерывов в работе. Один участник сказал, что работал на 10% продуктивнее, но настолько же больше устал. Другой, с высоким самоконтролем, так погрузился в работу, что пропустил корпоративную маршрутку, чего раньше не случалось[284].

Не только разум, но и тело реагирует на отвлекающие факторы. Мы обнаружили, что люди так привыкли отвлекаться, что у них образовалась к этому мышечная память. Эндрю, участник исследования с низкой саморегуляцией, заметил, что машинально начинает писать в адресной строке название соцсети, хотя сам заблокировал адрес, и только позже осознает свое намерение зайти в соцсеть. Сенсорно-двигательный навык проявляется бессознательно — так пианисты в задумчивости играют выученное произведение.

Это можно объяснить схемой внимания, и в данном случае машинальным действием будет открытие страницы Facebook^◊. Пальцы печатают адрес сайта согласно сохраненной в памяти схеме. Вот так нас отвлекает подсознание.

В конце недели только двое продолжали пользоваться программой блокировки (она была бесплатная). Мы опросили остальных, и двадцать человек сказали, что программа нуждается в доработке: например, им не хватало информации о том, как привыкнуть к новому режиму. Некоторым программа категорически не понравилась, они не хотели подчиняться машине.

Для кого-то программа блокировки может стать идеальным решением. Но каковы последствия перекладывания задач по саморегуляции на технологии? Позже я расскажу об этом и объясню, почему так важно владеть навыками саморегуляции.

Недосыпанием страдают люди всех национальностей, полов и возрастов, это бич современного общества[285]. Не все знают, что, не выспавшись, труднее сосредоточиться. Из-за недосыпания не восполняются запасы умственных ресурсов, что негативно сказывается на саморегуляции. Привычка засиживаться допоздна и бессонница ухудшают внимание. Я решила изучить механизм этого явления. Студенты, как известно, полуночники, и я набрала участников исследования в своем университете.

С магистрантами Йираном Вангом и Мелиссой Нийя мы отслеживали логи семидесяти шести студентов Университета Калифорнии в Ирвайне в течение семи дней. Также студенты вели дневники сна. Тогда еще не было приборов для точного отслеживания сна и в исследованиях использовались данные дневников. По логам мы могли подсчитать продолжительность внимания. Оказалось, что она тем короче, чем меньше студент спал накануне. Недосыпание истощает умственные ресурсы: исполнительной функции не хватает топлива, чтобы не отвлекаться и сосредоточиться.

Недосыпание имеет накопительный эффект. Если плохо спать несколько ночей кряду, образуется дефицит сна. Он накапливается, если, например, вместо положенных восьми часов вы спите шесть. Каждый следующий день вы чувствуете себя немного хуже. Вкладывайте сон в самочувствие, как деньги в банк. Хороший сон дает большой запас сил. Можно досыпать в выходные — как выплачивать кредит. Постоянный недостаток сна неизбежно приводит к его дефициту.

По логам мы заметили, что чем сильнее недосыпание, тем больше времени студенты проводили в Facebook^◊, [286]. Это не зависело от возраста, пола и учебной нагрузки. Почему при дефиците сна так привлекательна именно эта соцсеть? Одна бессонная ночь не принесет много вреда, но постоянное недосыпание с каждым днем все больше истощает запас ресурсов.

А когда их мало, нет сил сопротивляться соблазну почитать ленту в соцсети. К тому же усталость склоняет к машинальным действиям, в числе которых — чтение соцсетей из-за неспособности сосредоточиться на деле. После долгой езды на велосипеде приятнее ехать под горку.

Как мы теперь знаем, для саморегуляции нужны умственные ресурсы[287]. Если утренние встречи в Zoom отняли много сил, днем вы часто будете заходить в соцсети, как и при дефиците сна. Практика саморегуляции тоже истощает ресурсы. Если много эмоциональной энергии ушло на то, чтобы не есть сладкого, то можно не удержаться и купить сапоги, преследующие вас в интернете.

В эксперименте с зефиром Мишель продемонстрировал, что у детей, способных дождаться второго зефира, лучше самоконтроль и способность к концентрации в подростковом возрасте[288]. Из этого может показаться, что самоконтроль — врожденная черта, однако он формируется не только генетически, но и под влиянием среды. В эксперименте Мишеля участвовали дети профессоров и студентов, а в более позднем исследовании с детьми из бедных семей такой закономерности не было обнаружено[289]. Из этого следует, что ключевое влияние оказывает все же среда. По данным других исследований, в развитии навыков саморегуляции значительную роль играло воспитание — присмотр и исправление плохого поведения[290].

Из нашего исследования мы сделали вывод, что личность влияет на кинетическое внимание. Невротики отвлекаются на свои волнения, реальные и надуманные, и быстро переключают внимание между почтой, соцсетями и интернет-магазинами. Добросовестные люди отвлекаются реже — например, чередуют работу только с проверкой почты. Все по-разному распределяют внимание при взаимодействии с устройствами.

В цифровую эпоху мы оказались в сложном положении: большую часть дня мы проводим, глядя в компьютеры и смартфоны, нашего внимания требуют другие люди и источники информации, поэтому мы вынуждены делать много дел сразу, постоянно отвлекаясь, что чревато стрессом. Виноваты ли мы в том, что у нас плохая саморегуляция? Не совсем. Личностные черты только отчасти объясняют поведение в интернете: как часто мы им пользуемся, какие сайты посещаем, как часто и почему переключаем внимание. С врожденной предрасположенностью можно справиться. Но помните, что личность меняется вместе с контекстом. При чтении газеты в тихом парке у невротика может быть долгая продолжительность внимания, а при использовании компьютера или смартфона — гораздо более короткая. А добросовестный человек способен долго работать на компьютере или смартфоне, не отвлекаясь, потому что это важно, но терять нить светского разговора. Внимание зависит не только от личности, на него влияет еще и то, насколько мы счастливы благодаря устройствам.

Глава 10. Счастье и электронные устройства

В греческой мифологии герои ищут Элизий — рай, в котором боги даруют бессмертие. В «Одиссее» Гомер писал, что в полях Элизия никто не работает, всегда хорошая погода и дует прохладный, освежающий ветерок. По описанию похожий на деревню пенсионеров во Флориде, Элизий расположен на краю света, и каждый испытывает там нескончаемое счастье. Все ищут свой Элизий. Интересно, что мифы порой вдохновляют ученых на серьезные исследования. Позитивная психология, которую популяризировали Мартин Селигман и Михай Чиксентмихайи, разработана в поисках научного обоснования оптимизма, надежды и удовлетворения с целью намеренно культивировать эти эмоции.

Положительные эмоции полезны, в том числе для физического здоровья. Считается даже, что они продлевают жизнь.

В классическом исследовании 1930 года мать-настоятельница попросила монахинь, сестер школы Нотр-Дама из разных городов США, написать о своей жизни с двадцати до сорока лет. Шестьдесят лет спустя автобиографии проанализировали на предмет положительных эмоций и сопоставили с продолжительностью жизни. Монахини, выражавшие более интенсивные и разнообразные положительные эмоции, прожили примерно на десять лет больше[291].

Я пишу об эффективном использовании технологий, управлении вниманием и стремлении к положительным эмоциям. Вы уже знаете, что мы постоянно делаем сразу много дел и отвлекаемся, при этом и то и другое вызывает стресс. Цифровые устройства никуда от нас не денутся, как и мы от них. Как получать от них положительные эмоции? Некоторые думают, что для этого надо войти в поток, полностью погрузиться в занятие, найти Элизий. Но, как я уже писала, работа с информацией исключает состояние потока, в него можно войти, только занимаясь изобразительным искусством или музыкой. Однако мы можем научиться пользоваться устройствами без стресса, в состоянии психологического равновесия и продуктивно.

В этой главе я расскажу о роли эмоций в цифровом мире, их связи с вниманием и машинальной деятельностью при использовании устройств. Вы узнаете, как она может радовать, пополнять умственные ресурсы и почему отвлекает нас от работы. Возможно, вы не думали, что игра «Кэнди краш» способна помочь вам успокоиться.

Иллюстратор и писательница Майра Калман, автор книги Why We Broke Up («Почему мы расстались») и многих других, любит гладить белье. Это медитативное занятие, над которым не надо думать, помогает привести мысли в порядок. Книги Калман пишет за кухонным столом, иногда отвлекаясь на чистку серебряных приборов. Глажка и чистка для нее то же, что для Майи Энджелоу пасьянсы и кроссворды. Калман пишет: «Мы мало что можем контролировать в жизни, поэтому очень приятно делать это немногое, оно дает отдушину»[292].

Калман не единственная творческая личность, которая любит отвлекаться на рутинные дела. До появления интернета творческие люди находили себе подобные занятия для отдыха и вдохновения. Бетховен, проигрывая в голове музыку, поливал водой руки, частично проливая ее на пол, чем раздражал соседей снизу. Периодически он прерывал омовения и писал партитуру[293]. Гертруда Стайн, отказавшаяся от знаков препинания в тексте, в творческом процессе часто делала паузы, во время которых любовалась коровами. Вместе с компаньонкой Элис Токлас она каталась по французскому Эйну на машине, выбирала привлекательное место и усаживалась на стул писать. Иногда Токлас даже пригоняла корову в поле зрения писательницы, чтобы той было чем усладить взгляд в минуты отдыха[294].

Глажка, мытье рук и созерцание коров — все это бездумная, машинальная деятельность. Ее плюс в том, что ум отдыхает за не требующим ресурсов занятием. Важные задачи отложены в сторону, а мы открываемся новым идеям или обдумываем старые. Творческие люди отвлекаются намеренно, по собственному желанию.

На устройствах с аналогичными целями можно отвлекаться на простейшие игры, такие как «Тетрис» и «Вордл». Машинальная активность полезнее, чем мы думали.

Давайте подробнее поговорим об эмоциях. Об их точном определении давно ведутся споры, но все сходятся на том, что эмоции — реакция на события, внутренние (мысль или воспоминание) или внешние (звонок друга)[295]. Эмоции также могут подталкивать к действиям. Когда назрел конфликт, можно его либо замять, либо разрешить. Что лучше с точки зрения эволюции: убежать от медведя или драться с ним? Возразить несдержанному коллеге или промолчать? В хорошем настроении люди склонны разрешать конфликты[296], а положительные эмоции дают средства для этого. Если помириться с коллегой, настроение станет еще лучше. Мне нравится строка о действии под влиянием положительных эмоций из стихотворения «О даянии» Халиля Джебрана: «Ведь те, кто с радостью дает, в награду получают радость»[297].

С учетом этого становится понятнее, почему люди ищут радости в машинальных действиях. Вспомним, какие повседневные дела отнимают у нас много умственных ресурсов. В первую очередь это долгая продолжительность внимания — например, встречи в Zoom, когда нужно слушать других и выступать самому. Переключение внимания на разные задачи тоже требует ресурсов и к тому же вызывает стресс. Для усилий по саморегуляции тоже нужны ресурсы: если весь день не разрешать себе открывать соцсети, сильно устаешь.

Если вам отчего-то грустно (допустим, не дали премию на работе, отказали в просьбе или вы поссорились с супругом или ребенком), это тоже отнимает ресурсы. И чем меньше их осталось, тем больше расстраивают неприятности[298]. Сил справляться с ними уже не хватает. Но положительные эмоции могут служить щитом от неприятностей.

Швейцарские исследователи решили проверить, помогают ли положительные эмоции справляться с негативными событиями. Семьдесят шесть сотрудников швейцарской компании вели дневники в течение двух дней, всего трижды с интервалом в полгода. Они записывали все плохое и хорошее сразу, как только это происходило, а вечером заполняли опросники оценки усталости. Исследователи обнаружили, что положительные события помогали восстановиться после негативных[299]. Это можно объяснить тем, что хорошее отвлекает от мыслей о плохом (только не невротиков, они постоянно прокручивают в голове негативные события). Данные позволяют предположить, что приятные вещи пополняют запас умственных ресурсов в трудные дни. Машинальная деятельность, которая чаще всего дарит положительные эмоции, в этом помогает, дает возможность расслабиться и не думать о проблемах. В минуты волнения мы обращаемся к машинальным действиям, потому что соцсети и игры всегда под рукой. Если вы за городом, попробуйте любоваться коровами, как Гертруда Стайн.

В хорошем настроении легко решить, что делать, — например, проще прийти к консенсусу с несговорчивым собеседником.

Если капризничает ребенок, вы тоже быстро сориентируетесь. Это подтверждает теория «расширяй и строй», согласно которой позитивные эмоции увеличивают запас умственных ресурсов, что, в свою очередь, улучшает внимание и расширяет диапазон возможных действий. И тому есть доказательства. Барбара Фредриксон и Кристина Браниган из Университета Мичигана показывали участникам исследования фрагменты фильмов, пробуждающие позитивные («Пингвины») или негативные («Скалолаз») эмоции. После просмотра участников, разделенных на две группы, просили описать ассоциации с эмоциями и написать, что они сделали бы прямо сейчас. Один из вариантов — поехать за город, понаблюдать за птицами, пособирать цветы и прочее. Под влиянием положительных эмоций участники перечисляли больше вариантов действий[300], поэтому встречаться с несговорчивыми коллегами лучше в хорошем настроении, тогда вы быстрее придете к общему решению.

Позитивные эмоции помогают восстановиться после трудностей, как выяснили в другом исследовании Барбара Фредриксон и Роберт Левенсон. Участникам сначала показывали фрагменты фильмов, вызывающие негативные эмоции, а потом — позитивные, и они быстро вернулись к базовому эмоциональному уровню[301]. Негативные эмоции ушли. Из этого следует, что позитивные эмоции способствуют моральному восстановлению и пополняют запас умственных ресурсов. В хорошем настроении психологически отдыхаешь и набираешься сил[302].

Кажется, что счастье в труде, и данные многих исследований подтверждают, что увлеченность делом дарит положительные эмоции. Увлеченность еще называют потоком, когнитивной абсорбцией, погруженностью и осознанностью, и она всегда связана с хорошим настроением[303]^, [304]^, [305]. А скука, по этой логике, портит настроение. Следовательно, люди счастливы, когда сосредоточены на работе, а не за машинальной игрой в «Кэнди краш». Но мое исследование опровергает этот вывод.

В третьей главе я описала смену ритмов внимания в течение дня. Мы с Мэри Червински и Шамси Икбалем методом выборочного фиксирования опыта опрашивали участников исследования о степени их увлеченности «прямо сейчас». Тридцать два человека по восемнадцать раз в день заполняли анкету в течение недели. Там был вопрос про эмоции. Мы получили подробную картину эмоциональных переживаний каждого дня[306].

Анкету мы разработали на основе модели аффекта Джеймса Расселла — психолога, занимавшегося изучением эмоций[307]. Они состоят из аффективных компонентов. Два главных, которые формируют основную долю эмоционального опыта, — это валентность и возбуждение. Валентность — это качественная характеристика эмоции в диапазоне от крайне позитивной до крайне негативной. Возбуждение — это присутствие или отсутствие энергии, также варьируется от крайне высокого (готовность действовать) до крайне низкого (вялость).

Люди плохо различают собственные чувства: так, можно быть не в духе, не понимая, грусть это, стыд или гнев. Это проще сделать в два этапа: выбрать между позитивными и негативными эмоциями и определить, сколько у вас энергии. Например, вы невероятно счастливы и полны сил, если вам повысили зарплату, или ощущаете злость и усталость после того, как отвергли ваше предложение, которое вы старательно готовили. Целесообразность оценки по качеству эмоций и наличию энергии подтверждена нейробиологическими и физиологическими исследованиями. За позитивные и негативные эмоции отвечают разные отделы мозга[308]. Возбуждение проявляется в учащении пульса, электрической проводимости кожи и на ЭЭГ, и его измеренная степень соответствует субъективным ощущениям[309]^, [310].

На иллюстрации 10.1 показана анкета выборочного фиксирования опыта из нашего исследования. Это сетка с валентностью по горизонтальной шкале и степенью возбуждения по вертикальной. Участники кликали по месту, соответствующему эмоциям на данный момент. Например, хорошее настроение и много сил — крайняя точка справа вверху, нормальное настроение и умеренная энергичность — середина правого верхнего квадрата. Они выбирали соотношение эмоций и сил. Валентность (тип эмоций) и возбуждение (накал эмоций) были нашими инструментами измерения. Сначала участники под нашим руководством тренировались в определении эмоций. Когда мы убедились, что они могут самостоятельно оценить свои эмоции, исследование началось. Рабочие места были нашей живой лабораторией, где люди переживали весь спектр эмоций. Также мы, с разрешения участников, записывали компьютерные логи.

^{Иллюстрация 10.1. Анкета выборочного фиксирования опыта, которую несколько раз в день заполняли участники нашего исследования. Им нужно было кликнуть по квадрату в соответствии со своими эмоциями в этот момент}

Валентность и возбуждение описывают весь диапазон эмоций. По сетке можно определить стресс, радость, удовлетворение и грусть по Расселлу (иллюстрация 10.2). Названий, как на иллюстрации 10.2, участники не видели, они работали со схемой на иллюстрации 10.1. Правый верхний квадрат (положительная валентность и высокое возбуждение) интерпретируют как счастье, левый верхний (отрицательная валентность и высокое возбуждение) — как стресс, правый нижний (положительная валентность и низкое возбуждение) — удовлетворение, левый нижний (отрицательная валентность и низкое возбуждение) — грусть.

^{Иллюстрация 10.2. Интерпретация настроения по модели Расселла[311]}

Если обобщать, то правая половина сетки означает положительные эмоции (радость или удовлетворение), а левая — отрицательные (стресс или грусть).

Многочисленные исследования продемонстрировали, что погружение в занятие, например в чтение, улучшает настроение. Посмотрев на свои результаты, мы немало удивились: люди получали больше удовольствия от машинальных действий, чем от сосредоточенных. Напомню, что машинальным называют внимание к увлекательному и простому занятию: скажем, пасьянсу, чтению ленты в соцсети, онлайн-шопингу. Участники исследования комментировали, насколько сложным делом заняты на момент ответа. В предыдущих исследованиях связи увлеченности с положительными эмоциями это не учитывалось.

Глажка белья и писательство заметно различаются по сложности. По данным нашего исследования, как и предыдущих, участники не отмечали негативных эмоций во время машинальных действий. Следовательно, простые занятия, не расходующие умственные ресурсы, сопровождаются позитивными эмоциями. Это заставляет предположить, что люди более счастливы, играя в «Кэнди краш», чем сосредоточенно занимаясь работой.

Почему наши участники не были счастливы, сосредоточившись на работе? В первую очередь потому, что в это время они испытывали стресс, а он вызывает негативные эмоции[312]. В результатах предыдущих исследований сосредоточенность связывали с позитивными эмоциями, но это делалось без учета сложности занятия, а на внимание к разным делам тратится разный объем умственных ресурсов. Если перечислять все виды увлеченности, в списке окажутся и чтение сложных текстов, и просмотр видеороликов на YouTube. Постоянное внимание к сложным делам создает умственную нагрузку, и через некоторое время продуктивность снижается, как мы знаем из лабораторных исследований. Это объясняется истощением умственных ресурсов[313]. Машинальная деятельность их почти не потребляет. Я люблю решать кроссворды, это дает быстрый результат и мгновенное вознаграждение. В цифровой среде машинальные занятия радуют, не требуя усилий. К тому же к ним можно обратиться в любой момент. Мы так много времени посвящаем им, потому что трудно отвлечься от того, что приносит удовольствие. К сожалению, большинство людей не могут себе позволить весь день предаваться машинальной деятельности.

Может ли быть, что не бездумная деятельность приносит счастье, а человек занимается ею, когда счастлив? Мы не нашли подтверждений, что именно машинальная деятельность улучшает настроение. Но я склонна думать, что это так. Майра Калман утверждает, что глажка ее успокаивает, и от многих участников я слышала, что для снятия стресса и улучшения настроения они делают что-нибудь, не требующее умственных усилий. Я полностью с этим согласна и с тех пор, как начала изучать внимание, заметила, что машинальная деятельность успокаивает и позволяет отдохнуть.

Как вы думаете, какое общение делает людей счастливее — в соцсетях или лицом к лицу? Я всех об этом спрашиваю, и большинство считает, что личное общение ничем не заменить. Но результаты исследований говорят обратное. Как вы помните из третьей главы, в Facebook^◊ люди занимаются машинальной деятельностью и даже скучают[314]. Участники исследования, которое мы с Мэри и Шамси проводили в центре Microsoft, в течение недели носили на себе фотокамеры, которые срабатывали каждые пятнадцать минут.

Приложение для распознавания лиц помогло установить время взаимодействия участников с другими людьми. По шкале PANAS мы оценивали субъективное настроение участников. Для этого они описывали самочувствие по двадцати параметрам (заинтересованность, энтузиазм, тревога, стресс и т. д.[315]) дважды в день — утром и вечером. Если с утра настроение было прекрасное, а вечером плохое, значит, у человека был трудный день.

Еще мы проверяли эмоции с помощью модели Расселла (иллюстрация 10.1): участники сообщали, насколько увлечены и насколько трудным делом заняты.

Испытывали ли они более положительные эмоции, общаясь лично, а не в Facebook^◊? Мы проверяли эмоции в момент взаимодействия и обнаружили, что люди были счастливее, общаясь лично, а не в соцсети.

Но, глядя на вечерние показатели настроения, мы сделали вывод, что чем больше времени человек провел в соцсети, тем довольнее был в конце дня. Продолжительность личного взаимодействия в течение дня на вечернее настроение никак не влияла.

О чем это говорит? Выборочно мы фиксируем переживания в конкретный момент, и они могут не продлиться долго, а в вечерней анкете отражены все события дня, поэтому, хотя люди счастливее в момент личного взаимодействия, в совокупности оно не оставляет заметного впечатления и не улучшает общее настроение.

Мы предположили, что свою роль здесь могло сыграть внимание, и проверили уровень увлеченности после каждого типа взаимодействия. Она была выше при личном общении. Очевидно, оно требует больше внимания, причем мы в меньшей степени можем его контролировать. Общение в соцсети можно поделить на этапы: вступление (приветствие), собственно взаимодействие и прощание («Завтра напишу»).

Когда стресс, полно работы или сроки поджимают, тут не до личного общения. Вступив в разговор, его нельзя оборвать, не показавшись грубым. А в соцсеть можно войти и выйти, когда захочешь (хотя некоторые сразу теряют счет времени). Если вы много работаете, соцсеть будет для вас удобным способом передохнуть, восстановить умственные ресурсы и поднять настроение.

Позитивные люди притягательны, к ним все тянутся. Если у коллеги мрачный вид, болтать с ним не захочется. Как вы помните из четвертой главы, большую часть дня мы держим в уме несколько задач, а это ощутимая нагрузка. В офисе нас всегда окружают другие люди. Как стресс и отвлекающие факторы влияют на эмоции? Неужели их видно со стороны?

Мы с Рикардо Гуттиэрес-Осаной и Иоанной Павлидис и нашими студентами решили провести эксперимент и узнать, как люди выражают эмоции при многозадачности. Мы нашли шестьдесят трех участников и привели их в лабораторию, где симулировали многозадачную среду офиса с отвлекающими факторами. Основным считается электронная почта, поэтому ее мы и решили использовать.

Мы задали участникам писать эссе про технологическую сингулярность — гипотетический момент в будущем, когда машины победят человечество. Мы выбрали эту тему как самую увлекательную. Участников разделили на две группы: одна сначала читала письма и отвечала на них, а потом принималась за эссе, а другая сразу писала эссе, но ее периодически отвлекали письмами. Отвечать на письмо надо было вдумчиво, там были вопросы о путешествиях по родной стране, о лжи во спасение и прочее в таком роде.

Всех участников снимали на видео, чтобы видно было выражение лица. Также мы оценивали их уровень стресса тепловизорами (они определяют потливость вокруг подносового желобка и дают довольно точный результат). Программа распознавания лиц различает семь эмоций: гнев, отвращение, страх, счастье, грусть, удивление и безразличие. При многозадачности доминировали негативные эмоции, чаще всего гнев (см. иллюстрацию 10.3). Без многозадачности выражения лиц обычно были нейтральными[316]. Интересно, что, когда письма приходили все разом, лица чаще выражали гнев, чем во время работы над эссе. Также участники прошли тест со шкалой НАСА (о которой я писала в пятой главе), и те, кого часто отвлекали, сообщили о повышенной умственной нагрузке. То есть наблюдаемые со стороны эмоции соответствовали тому, что испытывали участники. Напомню, что умственная нагрузка расходует ресурсы[317]. Значит, чем выше умственная нагрузка, тем меньше остается ресурсов.

^{Иллюстрация 10.3. На первом снимке участница исследования спокойно выполняет задание. На остальных трех фотографиях ее постоянно отвлекают[318]}

Выражение лица соответствует внутренним ощущениям — не со стопроцентной, но с большой вероятностью[319]. То есть, если у вас грустное лицо, вероятно, вам грустно, но это не точно. Аналогично: если у человека возбужденный вид, он может быть в хорошем настроении, но не наверняка. Выражение лица и поведение влияют на окружающих. Эмоции заразительны, они передаются от одного человека к другому[320]. Сигал Барсаде называет людей ходячими передатчиками настроения[321]. Таким образом, наши эмоции, пробуждающиеся под влиянием действий с устройствами, видны окружающим. Так можно заразить других людей стрессом и усталостью.

Если учесть количество дел и отвлекающих факторов, машинальная деятельность видится источником положительных эмоций в постоянном стрессе. Это объясняет, почему все любят читать соцсети и играть в простые игры.

Писатель Николсон Бейкер специально занимается так называемой дневной работой — простой, не затратной деятельностью (например, пишет комментарии или расшифровывает интервью[322]). Судя по ритмам внимания, сосредоточенная работа требует подготовки, и простые задачи настраивают Бейкера на ответственный труд. В цифровую эпоху появилось много занятий, не требующих мыслительных усилий, таких как чтение ленты друзей или просмотр видеороликов. Они не только следствие стресса, но и средство борьбы с ним.

Вы не думали, что машинальная деятельность помогает в работе? Пока мы, забыв о проблемах, предаемся бездумному времяпрепровождению, решения сами зреют в голове[323]. В хорошем настроении, как вы помните, видно больше вариантов действий, значит, пополняя умственные ресурсы и испытывая положительные эмоции, проще проявить изобретательность. Вот почему машинальная деятельность влечет нас: с ней мы обретаем психологическое равновесие.

Внимание целенаправленно, и когда мы теряем цель из виду, то отвлекаемся на собственные мысли или на внешние стимулы, начинаем делать что-нибудь простое и приятное. Тогда, если помнить о целях и считать машинальную деятельность средством ее достижения (как Майя Энджелоу со своими Умищем и Умишком), не попадешь в ловушку внимания.

Может ли машинальная деятельность повысить продуктивность? Фредерик Тейлор, который измерял ее таймером, не смог бы ответить на этот вопрос.

Знаменитый бихевиорист Скиннер считал садоводство и плавание «бессмысленной тратой времени», потому что они отнимали время от работы[324]. Он ставил себе будильник на начало и конец работы, а еще четыре раза вставал ночью и работал по часу. У него не было времени на машинальные занятия. Сейчас есть специальные программы для отслеживания времени, проведенного, например, в соцсетях и в Word. Они подсказывают количественные критерии повышения продуктивности, но не могут понять, насколько машинальная деятельность помогает работникам умственного труда отдохнуть, поднять настроение и быстрее найти решение рабочим задачам. Такие программы не сочли бы продуктивной чистку картофеля (Виттгенштейн утверждал, что так ему лучше всего думается) и игру на скрипке (за этим занятием Эйнштейн предавался размышлениям). Эйнштейн рассказывал, что именно музыка навела его на идею теории относительности[325]. Далее мы рассмотрим внимание в более широком контексте, чем компьютеры и смартфоны.

Глава 11. Как медиа управляют вниманием

Я горжусь тем, что мои дети росли без телевизора. Муж настоял на этом, когда мы в 2000 году переехали из Германии в США, — с точки зрения европейца, на американском телевидении показывали сплошное насилие. Растить детей без телевизора было непросто, они чувствовали себя изгоями, потому что все ровесники смотрели и обсуждали сериалы. Я сомневалась, что мы правильно поступаем. Но через несколько лет мы на год уехали в Берлин, в творческий отпуск, и поселились в квартире с двумя телевизорами. Однажды я работала, а дети расшумелись, и я велела им посмотреть телевизор. «Нет, это скучно!» — запротестовали они. Тогда я поняла, что мы на верном пути.

Большинство людей в повседневной жизни сталкиваются с разными медиа, кроме интернета.

Внимание быстро переключается не только за компьютером, но и перед телевизором, когда мы смотрим кино, видеоклипы и рекламу, но режиссеры и монтажеры это учитывают. В этой главе я продемонстрирую, что внимание быстро переключается в разных медиа. Я считаю, что они подготовили почву для кинетического внимания в цифровой среде и что мы не осознаем их влияния.

Большинство детей с ранних лет проводят перед телевизором в среднем два часа пятнадцать минут[326]. Телевизор смотрят всей семьей. Согласно отчету «Нильсен» о суммарной аудитории[327], взрослые американцы старше восемнадцати лет смотрят телевизор четыре часа двадцать четыре минуты в день. Это больше, чем в других странах: три часа двадцать минут в Великобритании[328], три часа сорок девять минут во Франции[329], два часа сорок одна минута в Японии[330], два часа тридцать минут в Китае[331]. И это не считая потокового видео, а также экранного времени с компьютером и смартфоном (по данным отчета «Нильсен», оно составляет пять с половиной часов в день[332]). В отчете учитываются все американцы всех возрастов, а не только те, у кого есть на работе компьютер. Если сложить все вместе, получится, что мы почти десять часов в день смотрим на тот или иной экран[333].

Какое отношение это имеет к вниманию при работе с устройствами?

Когда мы смотрим фильм или видеоклип, внимание быстро переключается между монтажными кадрами (так называют часть видеозаписи между двумя монтажными склейками)[334]. Съемка происходит со скоростью 23–30 кадров в секунду, при такой скорости отдельные кадры не видны при воспроизведении. Длина монтажного кадра всегда продумана. Монтаж — дополнительное средство увлечь зрителя.

Сейчас внутри кадров стало больше движения. По словам киноведа Джеймса Каттинга и его коллег из Корнелльского университета, сейчас много динамичных кадров (допустим, когда в кадре человек стоит, а потом бежит), потому что это удерживает внимание зрителя[335]. Мы быстрее замечаем объекты, которые начинают двигаться, чем те, которые уже движутся[336]. Движение для нас — стимул, как уведомление, вспыхивающее на экране. Мы не можем не обращать на них внимания.

В придачу к этому монтажные кадры стали короче. Появление в конце 1920-х годов звуковых фильмов привело к удлинению кадров ради диалогов. В 1930-е длина кадра составляла в среднем двенадцать секунд, а к 2010-му уменьшилась до четырех секунд, как выяснили Джеймс Каттинг и его коллеги[337]. Это касается и сиквелов: например, длина кадров в первом «Железном человеке» в среднем 3,7 секунды, в «Железном человеке — 2» 3 секунды, а в «Железном человеке — 3» около 2,4 секунды[338].

На телевидении прослеживается та же закономерность: монтажные кадры укорачиваются. На иллюстрации 11.1 показана средняя длина кадров кинофильмов начиная с 1930 года (по данным Джеймса Каттинга) и телепрограмм начиная с 1950-х (по данным Джереми Батлера[339]) до 2010 года.

^{Иллюстрация 11.1. Средняя длина кадров кинофильмов начиная с 1930 года (по данным Джеймса Каттинга) и телепрограмм начиная с 1950-х (по данным Джереми Батлера) до 2010 года}

Как видите, длина кадра в среднем уменьшается и в кино, и на телевидении. В 1950 году средняя длина телекадра составляла примерно тридцать секунд, кинокадра в 1930-е — двадцать секунд, а в 2010-м и то и другое сократилось до 4 секунд. Поскольку четыре с половиной часа в день люди проводят перед телевизором, полагаю, они ожидают частого переключения внимания.

В музыкальных видеоклипах тоже короткий монтажный кадр. Средняя длина кадра у 155 лауреатов и номинантов премии MTV за лучший монтаж с 1984 по 2014 год составила всего 1,6 секунды[340]. На сайте cinemetrics указано, что эта длина кадра используется на MTV тридцать лет. У десятки самых просматриваемых роликов на YouTube короткие, быстро меняющиеся кадры[341].

У одного из самых популярных видео к песне «Гангнам стайл», с несколькими миллиардами просмотров и продолжительностью четыре минуты и двенадцать секунд, я насчитала среднюю продолжительность кадра 2,9 секунды. Но это без учета фрагмента, где все мелькает, там я не смогла измерить длину кадров. Музыкальные видео больше всего популярны у поколения Z, 36% из них смотрит видеоклипы ежедневно, по данным компании «Морнинг Консалт» за 2021 год[342].

Кадры чаще сменяют друг друга, но не все привлекают к себе внимание или заставляют переключать его, многое зависит от монтажа. По кинематографическим канонам частая смена кадров не должна бросаться в глаза, а сами они должны быть примерно одинаковой длины, чтобы зритель воспринимал их как плавное повествование[343]. Внимание при просмотре фильма и за компьютером переключается похожим образом. Плавно переключить внимание — как перевернуть страницу книги, а резко — как перепрыгнуть из окна «Экселя» в почтовый клиент.

Но даже при плавном повествовании смена кадров видна. В одном исследовании участники должны были нажимать на кнопку, когда увидят монтажную склейку в фильме. Участники заметили 84% склеек. Как и ожидалось, склейки заметнее при смене сцен, чем при смене ракурса в одной сцене[344]. Иногда склейки намеренно делают заметными, сейчас есть такой тренд в видеоклипах, рекламе, на YouTube и особенно в блокбастерах, например в «Невероятном Халке» и «Трансформерах».

Сейчас мы уже привыкли к коротким кадрам, но это произошло не сразу. Первые фильмы снимали одним кадром, без склеек. Монтаж придумал англичанин Роберт Уильям Пол, родившийся в 1869 году. Он занимался изготовлением научных приборов, а в кинематограф попал случайно[345]. В 1894 году Полу заказали копию кинетоскопа Томаса Эдисона — устройства для просмотра фильмов. И он выполнил заказ, потому что в Англии кинетоскоп не был запатентован. Но фильмов тогда было мало, и через год Пол сконструировал кинокамеру, а впоследствии стал режиссером и снял почти восемьдесят кинолент.

Первый монтаж в истории кинематографа был осуществлен в фильме Пола «Пошли, давай!» (Come along, do!). В первой сцене, которая длится сорок четыре секунды, камера снимает, как мужчина и женщина трапезничают рядом с входом в художественную галерею. Зритель видит чинную пару.

Следующая сцена начинается в галерее и длится тринадцать секунд. Муж внимательно изучает обнаженную статую, а смущенная жена пытается его оттащить. Из-за смены места и времени склейку невозможно не заметить.

Плавный монтаж придумал в 1910-е годы кинематографист Дэвид Гриффит. Его идея легла в основу классики голливудского кино (фильмов, снятых в период 1910–1960-х). Пример плавного монтажа можно увидеть в фильме Хичкока 1954 года «Окно во двор». Главный герой, фотограф, наблюдает за соседом через телеобъектив. Кадры с фотографом и соседом сменяют друг друга, но зритель без усилий понимает, что один смотрит на другого и что не происходит никаких скачков в пространстве и времени.

Пока в США главенствовал плавный монтаж, представитель русской киношколы Сергей Эйзенштейн в середине 1920-х изобрел совершенно не похожий на него диалектический монтаж. Он, как и диалектический материализм, совмещал противоположности. Эйзенштейн хотел передавать смысл кино посредством контраста отдельных, но связанных друг с другом идей в последовательных кадрах. В прославленном шедевре «Броненосец “Потемкин”» священника с крестом на экране внезапно сменяет солдат со штыком. Зритель вынужден самостоятельно искать ассоциации, но Эйзенштейн считал, что это приведет к более глубокому пониманию фильма.

В 1950-е появилась французская новая волна, и монтаж снова изменился. Сцены сменялись рывками, зрителя как будто перебрасывало в другой момент времени. Первый такой «скачок» был замечен в фильме ужасов Жоржа Мельеса «Замок с привидениями» 1896 года. Жан-Люк Годар и другие представители новой волны революционизировали и популяризировали этот стиль с внезапными и немного неестественными переходами между сценами.

В фильме Годара 1960 года «На последнем дыхании» (средняя длина кадра — 11,8 секунды) главный герой едет в угнанной машине, заглядывает в бардачок, и вдруг мы видим там пистолет. Герой тянет к нему руку, а далее идет склейка, после которой оружие уже у него в руке. Такие рывки немного нервируют, но развитие событий понятно. Создается впечатление, что какие-то куски вырезали, и зритель должен сам их додумать. Он должен внимательно смотреть, все запоминать и мысленно заполнять пробелы. Британский критик Пенелопа Хьюстон объявила Годара родоначальником визуального кубизма, в котором форма, достигаемая изобразительными средствами кинематографа, ставится выше содержания. Конкурент Годара Клод Отан-Лара утверждал, что режиссер намеревался испортить фильм «На последнем дыхании» рваным монтажом[346]. Сам Годар заявлял, что таким образом сократил метраж, оказавшийся на час больше положенного.

Мастер использовал метод для художественной выразительности (как выразился критик The New York Times Босуэлл Краутер[347], показал жизнь «молодых оторв из Парижа без прикрас, направив на них обличающий прожектор французской новой волны»). Но на YouTube рваный монтаж нужен исключительно для привлечения внимания.

В короткие видеоролики авторы пытаются уместить как можно больше информации. Рывковые склейки неизбежны при соединении разных планов (скажем, среднего и крупного) неискушенным монтажером. Это предъявляет новые требования к зрителям. В кино профессиональные монтажеры монтируют диалоги в реальном времени, но в YouTube все избавляются от пауз и хмыканья, в минимум времени должно войти максимум действий, иначе зритель уйдет. Я смотрела обучающее видео про монтаж для начинающих ютьюберов, и там говорилось, что без пауз видео воспринимается более плавно[348]. В жизни «хм» и «эм», пока говорящий подбирает слова, создают естественный темп речи.

На YouTube появился свой язык, в котором рывковый монтаж диалога — норма. Видеоролики получаются хлесткие и энергичные — то что надо для зрителей с короткой продолжительностью внимания.

Кино — это сказка, увлекающая зрителя в иные миры, а для видео в его современном понимании главное, чтобы не было скучно. Кадры короткие, а монтаж рваный, чтобы постоянно будоражить зрителя. Но слишком динамичное зрелище идет вразрез с естественным интересом к сюжету, поэтому он не запоминается[349]. Так что можно часами увлеченно смотреть YouTube, а потом ничего не вспомнить.

Я решила узнать мнение специалиста о динамичном монтаже и его влиянии на внимание и обратилась к Дагу Прею — дважды лауреату «Эмми» за лучшую режиссуру и пионеру нелинейного монтажа. За свою карьеру он не только был свидетелем появления новых тенденций, но и способствовал их развитию. Мы общались в Zoom, Прей сидел в монтажной с развешанными по стенам монтажными листами. Во время беседы Прей показал мне катушку от пленки и рассказал, что учился монтировать на 16-миллиметровом формате. Вот как монтаж выглядел до 1990-х: «На рабочем месте на крючках была развешана пленка. Ищешь нужный кусок, кладешь на стол, склеиваешь. Двадцать склеек — несколько часов работы. Если надо было вырезать еще несколько кадров, все приходилось начинать сначала. Монтаж художественных фильмов, где много склеек, занимал кучу времени, иногда несколько дней. А сейчас все это делается за минуту».

Первая цифровая система нелинейного монтажа CMX-600 с быстрым выбором кадров появилась в 1971 году. Она не стала популярной из-за высокой цены (250 000 долларов), низкого качества монитора и маленького объема памяти. В 1989 году появилась программа Avid Media Composer и произвела революцию в сфере нелинейного монтажа. Прей помнит, как впервые увидел программу в 1992 году. Он подумал: «Ничего себе, с ума сойти. Теперь все изменится».

Вдруг стало возможно монтировать за секунду, менять местами мгновенно, не тратя часы и дни. «А раз есть возможность, найдется и желание. И мы начали по-всякому экспериментировать. Появилось много вариантов рассказать одну историю. Каждый можно было тут же попробовать, и с этого началось новое мышление». Монтаж занимал меньше времени, поэтому кадры стали короче.

Прей считает, что это произошло еще и потому, что современная аудитория уже хорошо знакома с языком кино. Первые зрители недоумевали, когда герой сначала шел по улице, а потом оказывался в помещении. Им надо было все разжевывать: «Сначала общий план, где герой идет к дому, потом крупно рука на дверной ручке и отворяющаяся дверь».

Нынешняя аудитория в пояснениях не нуждается, и лишние кадры можно просто убрать.

Кадры стали еще короче с появлением MTV и видеоклипов, Прей считает это главной причиной. Музыкальный темп стал быстрым и рваным, появились панк-рок, гранж, спид-метал и новая волна. Хип-хоп Прей считает нелинейным: «Это сплав двух непохожих идей. Скретч накладывают на отдельный ритм, вокал из одной песни — на другую». Новые музыкальные стили повлекли за собой новые приемы монтажа — например, со вспышкой, привлекающей внимание к склейке (Прей назвал это визуальной перкуссией). Новые приемы Прей активно использовал в своих работах, в частности в фильмах «Хайп!» (о рождении гранжевой сцены) и «Скретч» (о хип-хоп-диджеях).

Кадры у Прея тоже стали короче — согласно идее «чем быстрее, тем лучше». В 1980-е он снимал музыкальные клипы, изобилующие склейками: «Всем это нравилось, казалось привлекательным. Не знаю почему. Каждый продюсер просил “побольше нарезки, веселее, энергичнее”. В каком-то смысле, как и весь капитализм: “Больше! Быстрее! Лучше!” Ты продаешь группу, продаешь песню, продаешь три минуты времени. Такой бизнес».

Прей считает, что на длину кадра повлияли также многочисленные медиа. Когда в США только появились телевизоры, было три канала, а теперь их почти две тысячи, не считая потоковых вроде «Нетфликса» и YouTube. Выбор больше, а времени и внимания, на которые претендуют медиа, столько же.

Как сформулировал Прей, «монтаж — это выкидывание лишнего. Если кадр ничего не добавляет, его убирают. Если кадр длится шесть секунд и его можно безболезненно укоротить до трех, то почему бы и нет?» Конкуренция за внимание растет, а человек, по мнению Прея, склонен уделять его тому, что короче.

За мнением профессионального зрителя я обратилась к кинокритику Гленну Кенни. Он сотрудничает с The New York Times и rogerebert.com, преподает язык кино в Нью-Йоркском университете и написал книгу о фильме «Хорошие парни» (Made Men: The Story of Goodfellas). Кенни любит кино с детства, с тех пор как ездил с родителями в открытый кинотеатр и смотрел на экран с заднего сиденья автомобиля. Кенни предпочитает фильмы, которые заставляют задуматься, но с появлением тенденции к коротким кадрам их становится все меньше. Сейчас длина кадров, особенно в экшен-фильмах, в среднем составляет две секунды — это называется хаотичный монтаж.

Яркий пример этого приема — фильм «Трансформеры» Майкла Бея. В фильме 2007 года (средняя длина кадра — три секунды) за сценой с роботами, разрушающими пирамиду, следует взрыв, в следующем кадре падают люди, а затем роботы летят мимо колонн — и все это за пятнадцать секунд. Если отвернуться на минуту, не пропустишь ничего важного. Но от хаотичного монтажа трудно отвести взгляд. Размышлять не о чем, считает Кенни: «Голова идет кругом, не оторваться, но по сути ничего не происходит».

Хаотичный монтаж уместен в жанре экшен из-за визуальной притягательности. Зрителя бомбардируют сенсорной информацией, виды проносятся на экране, как будто едешь мимо на американских горках. По мнению Кенни, мы успеваем следить за происходящим, а разбираться в смысле уже некогда. Вероятно, в создании беспорядка и заключается задача этого приема.

Сокращение длины кадров и продолжительности внимания совпадают по времени. Раньше в фильмах были длинные кадры, а сейчас сцены мелькают перед глазами, как и экраны компьютера с несвязанным содержанием. Быстрое переключение внимание — хаотичный монтаж нашего авторства.

Вслед за телепрограммами и фильмами кадр стал короче и в рекламных роликах. В 1978 году он составлял в среднем 3,8 секунды, в 1991 году — 2,3 секунды[350]. Я смотрела рекламу Суперкубка-2022 «Телепат», самую популярную по данным журнала «Варайети» (по сюжету Алекса, программа «Амазона», читает мысли), и средняя длина кадра там составила 2,4 секунды. Вероятно, это предел для рекламного ролика.

Короче стали не только кадры, но и сами ролики. В 1950-е они длились минуту[351], а в 2017 году такой метраж имели только 5% роликов. В 1980-е начались эксперименты с пятнадцатисекундными роликами. Они показали себя более убедительными, чем тридцатисекундные, особенно если вызывали умиление или смех[352]. В 2014 году 61% рекламных роликов был длиной тридцать секунд, а три года спустя их число уменьшилось до 49%[353]. Что интересно, в 2018 году компания «Нильсен» подала заявку на патент на сжатие видео. Тридцатисекундные ролики, укороченные до пятнадцати секунд вырезанием кадров, показали себя не менее эффективными[354]. За этим стоит экономия: пятнадцать секунд рекламы стоят на 20–40% дешевле тридцати[355]. А чем больше роликов уместится в рекламную паузу, тем больше денег получит телеканал. Так реклама становится короче и, соответственно, влияет на наше внимание.

На YouTube есть кнопка «пропустить рекламу», она появляется через пять секунд. У «Хулу» есть опция выбора: периодические короткие ролики или длинный перед фильмом. На сайте Facebook^◊ есть рекомендации по производству роликов для просмотра на мобильных устройствах: сверху написано «снимайте короче», а ниже уточняется, что не более пятнадцати секунд, чтобы не утомлять зрителя[356]. Это подразумевает, что продолжительность внимания не превышает пятнадцати секунд. Кино и телевидение тоже приучают нас к этому — из коммерческих соображений. Сейчас набирают популярность шестисекундные рекламные ролики[357].

Вспомним о внимании в соцсетях. Короткой стала не только реклама — многие платформы ограничивают количество контента в одном посте, вынуждая нас читать и смотреть короткими кусками.

В цифровую эпоху появилась снековая культура — так говорят в Южной Корее про молодежь, потребляющую информацию объемом в десять минут за раз[358]. Соцсети подкрепляют эту тенденцию, ограничивая количество контента в посте, поэтому на чтение одной публикации мы тратим меньше времени. В «Тиктоке» продолжительность клипа была изначально ограничена пятнадцатью секундами, потом ее увеличили до минуты, а теперь до трех минут. Компания утверждает, что это сделано с целью дать пользователям свободу творчества, но на самом деле это позволяет вставлять больше рекламы[359]. На момент написания этих строк у платформы 130 миллионов пользователей по всему миру[360], в их числе почти половина всех взрослых американцев от восемнадцати до двадцати девяти лет. Это огромная аудитория. Кажется, увеличение метража роликов — шанс удлинить нашу продолжительность внимания, но больше всего просмотров набирают видео длительностью от девяти до пятнадцати секунд[361].

Не только TikTok, другие платформы тоже ограничивают разовый объем создаваемого (и потребляемого) контента. В Instagram^◊ и Snapchat нельзя размещать видео длиннее минуты. В Twitter есть ограничение по количеству знаков. Короткая реклама эффективнее привлекает внимание и кажется убедительнее, то же касается и постов в соцсетях. Дети растут с ожиданием малых объемов контента. Он соответствует современному образу жизни, в котором мы не расстаемся со смартфонами. Можно «перекусить» информацией во время встречи, в перерывах на работе, просматривая другие медиа и даже общаясь с друзьями.

Сокращение продолжительности внимания совпало по времени с тенденцией к сокращению контента, но связано ли одно с другим на самом деле? Согласно исследованиям, ответ утвердительный. Адам Брейзель и Джеймс Гипс собрали в лаборатории Бостонского колледжа сорок два участника и усадили перед ноутбуками, а в полутора метрах поставили телевизор с метровой диагональю экрана. Участники могли посещать любые сайты и смотреть любой из пятидесяти девяти каналов. Компьютерные логи и переключение каналов отслеживали. Была зафиксирована короткая продолжительность внимания: в 75% случаев с телевизором и в 49% случаев с компьютером она не превышала пяти секунд. Внимание между телевизором и компьютером переключалось четыре раза в минуту. Короткая продолжительность внимания и частое переключение подтверждают гипотезу о влиянии медиа[362]. Исследование проводилось в лаборатории, но результаты действительны и в реальной жизни: несколько часов в сутки перед телевизором и за компьютером не могут остаться без последствий. Привычка к смене сцен в кино и на телевидении провоцирует подвижность внимания за компьютером, что, в свою очередь, заставляет часто переключать каналы.

Короткие кадры в фильмах и телешоу приучают нас чаще переключать внимание и каждые четыре секунды получать новый контент[363]. Это большая умственная нагрузка. Не только переключение между экранами компьютера истощает умственные ресурсы, но и просмотр кино, по данным многолетнего исследования Энни Лэнг из Университета Индианы[364].

Когда склейки заметные, а кадры обрываются резко, много умственных ресурсов расходуется на понимание происходящего. Неудивительно, что при просмотре таких фильмов учащается пульс и растет возбуждение[365].

Иногда кадры так мелькают, что мы не успеваем их осмыслить, как в хаотичном монтаже и видеоклипах. Монтажеры и режиссеры борются за внимание зрителя и монтируют кадры таким образом, чтобы создать напряжение и динамику. Склейки задают темп развития сюжета.

Согласно исследованиям, частые склейки утомляют исполнительную функцию. Как вы помните, она отвечает за многое, в том числе за подавление спонтанной реакции. Если исполнительная функция барахлит, вы не сможете удержаться от лишнего клика. Терпение воспитывают с малых лет, и частая смена кадров, безусловно, влияет на работу исполнительной функции с детства. В одном эксперименте сорок семилетних детей смотрели в лаборатории два варианта видео — с частой и редкой сменой кадров. После просмотра они выполняли задание по принципу «да — нет»: нужно было нажимать кнопку, когда на экране появляется цифра, и не нажимать, когда появляется буква. Исполнительная функция контролирует нежелательную реакцию, в данном случае нажатие на кнопку при появлении буквы. После просмотра видео с короткими кадрами дети с трудом сдерживались от нажатия и делали много ошибок. Исполнительная функция была перегружена необходимостью следить за быстро меняющимся кадрами видео.

Ухудшение работы функции проявлялось на нейронном уровне, как показали снимки ЭЭГ[366].

Аналогичный результат был получен в лабораторном исследовании четырехлетних детей. Их разделили на две группы: одна смотрела видео с частой сменой кадров, а другая рисовала[367]. Дети лучше контролировали свои порывы после рисования. Вне лабораторных условий все точно так же: дети, как и взрослые, плохо управляют своими реакциями, когда умственные ресурсы истощены.

Эти результаты подтверждают предположение о том, что просмотр фильмов с частой сменой кадров утомляет исполнительную функцию, ведет к импульсивности, а следовательно, к неспособности сосредоточиться за книгой или за экраном компьютера. В лаборатории внимание тестировали сразу после просмотра видео, поэтому умственные ресурсы, несомненно, были истощены. Но похожих сложностей логично ожидать и в обычной жизни — после сеанса фильма «Трансформеры». Привычки прочно закрепляются, если долго делать одно и то же, поэтому после многих лет и многих часов в сутки просмотра видео с короткими кадрами при работе с устройствами мы уже не настроены подолгу удерживать внимание.

То, что это именно привычка, подтверждается тем фактом, что чем чаще ребенок смотрит телевизор в детстве, тем больше проблем с вниманием у него будет в подростковом возрасте. В долгосрочном исследовании в Новой Зеландии отслеживали 1037 детей в период с трех до пятнадцати лет. Исследователи обнаружили, что чем больше экранное время перед телевизором в детстве, тем более выражены проблемы с вниманием в подростковом возрасте даже с учетом прочих факторов: пола, социального и экономического статуса семьи, проблем с вниманием в раннем детстве и умственных способностей.

Авторы поясняют, что частая смена изображения, как по телевидению, лишает способности к долгой сосредоточенности[368]. Это исследование дополнительно подтверждает, что просмотр кино и телепередач с короткими кадрами приучает нас к короткой продолжительности внимания к экрану компьютера и смартфона.

По десять часов в сутки мы окружены мельканием, и это, естественно, не проходит бесследно для внимания. На нас влияет не только содержание, но и структура медиа с короткими кадрами в кино, телепередачах, на YouTube, в музыкальных клипах и рекламе. Объем контента искусственно ограничивают медийные платформы. Как в таких условиях сохранить способность сосредоточиться?

Откуда эта тенденция? Режиссеры с малой продолжительностью внимания предпочитают короткие кадры? Заимствуют эту идею из других медиа? Монтажеры тоже ожидают частую смену кадров? Или все подстраиваются под зрителя? Причину уже не установить. Мы попали в порочный круг, в котором медиа подстраиваются под укороченную продолжительность внимания, тем самым еще больше сокращая ее.

Мы наблюдаем культурную эволюцию, когда на продолжительность внимания влияют много факторов, стоит только включить телевизор или зайти в соцсеть.

Длина кадра приближается к естественному ритму ментальных колебаний — переключение с одной мысли на другую, периодичность которого измеряли в лаборатории[369]. Джеймс Каттинг с коллегами из Корнелльского университета изучали изменения длины кадра на протяжении семидесяти пяти лет и утверждают, что мы привыкли к этому и сформировали соответствующие ожидания.

Мы тоже влияем на культуру. У Джонатана Готтшелла есть книга The Storytelling Animal («Животное-рассказчик») о том, что интерес к историям заложен в природе человека[370]. Мы не только потребители контента, но и продюсеры — каждый может стать рассказчиком, опубликовав пост в соцсети. В ответе за изменение внимания не только режиссеры и медийные платформы.

Монтаж нужен в кино и на телевидении для изложения сюжета, а в экшен-фильмах может спровоцировать выброс адреналина. Но в переключении между экранами и приложениями никакого сюжета нет. Мы как будто пишем, стираем, переписываем заново — и так без конца. Теоретик медиа Маршалл Маклюэн метко сказал: «Мы превращаемся в то, чем обладаем»[371]. Продолжительность внимания повлияла на медиа, а теперь медиа влияют на него.