Часть 3 «Весь мир против нас»

Глава 25 Где найти «Весь Запад»?

Чудовища вида ужасного

Схватили ребенка несчастного

И стали безжалостно бить его,

И стали душить и топить его,

В болото толкать комариное,

На кучу сажать муравьиную,

Травить его злыми собаками

Кормит его тухлыми раками.

Тут ночь опустилась холодная,

Завыли шакалы голодные,

И крыльями совы захлопали,

И волки ногами затопали,

И жабы в болоте заквакали…

Взмолился тут мальчик задушенный,

Собаками злыми укушенный,

Запуганный страшными масками…

Эта «рассказка» написана Сергеем Михалковым для фильма «Новые похождения Кота в сапогах» (1958 г.)[1].

Американский психолог Густав Гилберт наблюдал за лидерами нацистской Германии во время и после судебных заседаний. По ходу этих встреч он написал «Нюрнбергский дневник»[2]. От Германа Геринга он услышал:

«Конечно, простой народ не хочет войны; ни в России, ни в Англии, ни в Америке, ни в Германии. Это понятно. Но, в конце концов, лидеры страны определяют политику и всегда просто повести людей за собой, будь то демократия или фашистская диктатура, или парламент, или коммунистическая диктатура. Население всегда можно привлечь к войне. Это легко. Все, что вам нужно сделать, это сказать им, что на них нападают, и осудить пацифистов за отсутствие патриотизма и подвержение страны опасности».

(18 апреля. Тюрьма. Вечер Камера Геринга)

Как видим, Сергей Михалков в уста злого узурпатора вложил вполне реальный рецепт удержания власти: запугать рассказами о зверствах соседних драконов, чтобы парализовать неповиновение своему. Управлять запуганными и в самом деле легче. Достаточно весь народ сделать «невыездным» и с утра до ночи рассказывать ему, что заграничный дракон а) еще злее б) только и мечтает захватить наш барак.

Сегодня граждан оглушает стержневой миф ГРР (Гражданской религии России), одинаково громко звучащий и в церковной, и в светской риторике — «Весь мир поднимается за сатаной на Русь для последней облавы».

Конкретнее: совокупный Запад нас ненавидит (за то, что мы православные), и всегда стремился нас поработить и уничтожить[3].

Для анализа этого мифа прежде всего стоит поставить вопрос, озвученный Бисмарком в самом начале польского кризиса 1863 г. В ответ на ссылку английского посланника на «мнение Европы». Бисмарк спросил: «Кто это — Европа?»[4].

И в самом деле: только что (1859) закончилась война была между Францией и Австрией за господство над Италией. Пальмерстон, премьер-министр Великобритании, был враждебно настроен к политике Наполеона III. В январе 1858 года на Наполеона III было произведено покушение. Попытку убийства императора предпринял итальянец Феличе Орсини. В дальнейшем выяснилось, что итальянского террориста снабдило оружием английское правительство. Более того, заговор был составлен именно в самой Англии, а не в Италии. Пальмерстон подал в отставку. Англия встала на путь «блестящей изоляции», который предполагал отказ от постоянных международных союзов ради сохранения свободы рук и реакций. Через 10 лет, в 1869 г. премьер-министр Гладстон заявит, что Великобритания не может давать обязательства, которые при некоторых обстоятельствах способны привести к ограничению или сужению свободы ее действий. И так будет по сути до 1912 года (Entente cordial 1904 года не налагало никаких союзнических обязательств). И, кстати именно либеральная партия Гладстона ратовала за сближение с Россией, а не с Германией[5].

Так существовал ли когда этот «весь мир» или «весь запад» как сплоченная геополитическая единица с единым центром принятия решений и осознанными общими интересами?

Даже Римским папам лишь с огромными усилиями удавалось и в конце концов не удалось объединить европейские королевства для Крестовых походов против «сарацин». Причем без союза с православной Византией они были бы просто невозможны.

Политическое единство Европы можно было наблюдать лишь в первой половине 19 века. Но оно не было антирусским, поскольку конструкция тогдашнего Евросоюза как раз опиралась на русского царя («Священный Союз»).

На самом деле Запад усердно и ежедневно воевал внутри себя, причем каждая из западных стран сражалась с далекими от России своими соседями вообще по периметру своих границ. А военная и геополитическая нужда заставляла то одну, то другую европейскую державу приглашать Россию вмешаться в европейские разборки.

Глава 26 Реал-политик вместо конфессионального единства

У всех феодальных властителей руки были по локоть в крови. Нанести превентивный удар или отомстить мирному населению, сжечь деревни и запасы, обречь людей на голодную зиму было в порядке вещей у всех. Навязать силой меча свою веру тоже было одинаково допустимым и у католиков, и у православных, и у протестантов.

Вот миролюбивые чехи и их национальные герои — гуситы. Репрессии крестоносцев против гуситов известны. Но было ли у этих чешских диссидентов нравственное преимущество перед своими гонителями?

Сторонники сожженного Яна Гуса сами вовсе не были толерантны.

4-я из «Четырех Пражских статей» («Пражские артикулы»), составленных магистрами Пражского университета и представленных императору Сигизмунду в ноябре 1419 года указывала:

«Все смертные грехи, особенно явные, и другие непорядки, противные закону Божию, разумно и справедливо искоренялись в каждом сословии теми, кому дана власть. Кто предается этому, достоин смерти не только кто сам совершает, но и кто потворствует согрешающим (Nebo kdož ty hřiechy činie, jakož die sv. Pavel, hodni jsú smrti, netoliko jenž je činie, ale [i] ti, jenž jim k tomu svolují). Ибо имеются в народе прелюбодеяния, чревоугодие, воровство, человекоубийство, ложь, клятвопреступления, всякие ни к чему не нужные мастерства, служащие обману и суевериям, корысть, алчность, ростовщичество и иные пороки. Среди же духовенства имеются заблуждения симонии: вымогательство денег за крещение, конфирмацию, исповедь, венчания, за молитвы и молебны, истязание и ограбление простого народа ради своего удовольствия».

(Гуситская хроника, 50)[6]

Ссылка шла на Послание ап. Павла к Римлянам 1,32: «Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти».

Уложение Яна Жижки, действовавшее на всей контролируемой им территории, определяло:

«Мы не желаем терпеть среди нас неверующих людей, непокорных, лжецов, воров, шулеров, воров, грабителей, пьяниц, богохульников, развратников, прелюбодеев, шлюх, прелюбодеиц или любых иных явленных грешников, мужчин или женщин; мы всех таких прогоняем и изгоняем, либо наказуем их с помощью Святой Троицы согласно Закону Божию. И затем брат Жижка и другие начальники, капитаны, рыцари, оруженосцы, мещане, ремесленники и крестьяне вышеназванные, и все их общины, с помощью Бога и общества, будут наказывать за все такие нарушения поркой, изгнанием, забиванием насмерть дубинками, обезглавливанием, повешением, утоплением, сожжением, и всеми прочими возмездиями, сообразными проступку, согласно Закону Божьему, не исключая никого любого чина и пола».

На Базельском соборе в дискуссии о смертной казни немецкий инквизитор доминиканец Heinrich Kalteisen из Кельнского университета предположил, что если бы св. император Константин случайно застал священника во время полового акта, он бы просто прикрыл наготу клирика из уважения к его служению. На это спикер чешских реформаторов свяшенник UlricideZnoyma (Oldřich ze Znojma) заявил, что, напротив, в этом случае «добрый викарий» точно лишился бы своего пениса[7].

В таборитских кругах не просто рекомендовалось казнить прелюбодеев смертью, но и осуждалось, что в остальном христианском мире так не делается[8]. Впрочем, если осужденный изъявлял желание собственноручно казнить нескольких других осужденных, его в виде исключения могли простить и принять в свои ряды.

И это не оставалось лишь в бумаге. «Захватив замок Ржичаны, и в нем одиннадцать пресвитеров, табориты заперли их в избе одного крестьянина и предав ее огню, превратили все в пепел» (Гуситская хроника, 61)[9].

Гуситская хроника Лаврентия так описывает будни очистительных войн:

«И еще, в течение того же, т. е. 1421, года все войско передвинулось по направлению к Хомутову, каковой город оно осадило… Тевтонцы, [осажденные в городе] дали ему сильный отпор. На следующий же день… войско учинило там великий грабеж, и истребили всех мужчин в городе мечом и огнем, оставив в живых едва 30 человек для погребения трупов убитых. И было ими похоронено свыше 3500 человек, не считая того, сколько было сожжено вассалов, горожан, пресвитеров и евреев. Женщины таборитские… вывели за город женщин и девушек, оплакивавших своих мужей и отцов, обещая им, что дадут им свободно уйти, но когда они оказались вне города, то сняли с них платье, отняли деньги и другие вещи и, заперев их в сарае для хранения винограда, сожгли в пучине огня, не пощадив даже беременных, чтобы еще более усилить озлобление своей жестокостью. После захвата пражанами этого города все войско поспешно направилось к городу Жатец; много замков и укреплений из страха сдалось ему»[10].

При этом гуситы называли себя boží andìlové — «Ангелы Божьи» (Tractatus contra articulos errores picardorum, 38 (1420 год)). Кстати, следы сабель на Ченстоховской иконе — это дело рук гуситов…

Интересно, исполняют ли сегодня гуситы свои собственные «уставные документы»? А если нет — то как обосновывают «верность отцам-основателям» и отказ от их вполне конкретных и победоносных заветов? Это ведь много больше тех «экстремистских» суждений, которые можно найти у современных кришнаитов или иеговистов. Но в российских школах с неизменной симпатией рассказывают о Гусе, Жижке и таборитах. Да, да и в православной истории можно найти регламенты казней. Но все же это не наши «отцы-основатели». А тут — именно создатели новой конфессии. Да, их самих убивали. Но это не знак их правоты.

В 2017 году я был в Варшаве, на конференции «Европа: надежда и кризис».

Конференция организована католической церковью. Поэтому выводы и глубина аналитики были те же, что на телеканале «Союз». Мол, без нашего бесценного ценностного духовного руководства так и будете жить в… кризисе. Интересным было выступление архиепископа Grzegorza Rysia. Я так понимаю, он у них работает не только епископом, но и историком-интеллектуалом. Он привел cytat z bulli papieża Marcina V do Zbigniewa Oleśnickiego z 1423 roku. Dokument papieski odnosił się do sytuacji, w której przyszyły biskup krakowski uczestniczył w walce, broniąc króla Władysława Jagiełły. Otóż papież w bulli mówi o… umiłowanych synach — królu polskim i wielkim mistrzu krzyżackim. «W ten sposób papież wskazywał politycznym wrogom jedność znacznie głębszą niż spór; przypominał, że są członkami wielkiej rodziny», mówił abp Ryś. Czyżby papież i Watykan miał kiepskie rozeznanie w sytuacji politycznej? Wychowani na PRL-owskiej narracji historycznej, w której konflikt polsko-krzyżacki był przedstawiany jako starcie cywilizacji słowiańskiej z germańską, zapewne w taki sposób spontanicznie reagujemy na podobne sformułowania papieża. Gdy tymczasem ten konflikt był rzeczywiście kłótnią w rodzinie[11]

Не прошло и 15 лет со дня Грюнвальдской битвы, где польские рыцари побили крестоносцев. Но булла папы Мартина V и тех и других (точнее — и короля и магистра) называет своими любимыми сыновьями. «Таким образом, Папа указал, что единство политических врагов гораздо глубже, чем их спор и напомнил, что они являются членами большой семьи».

Мне это очень понравилось. Вот, подумал, буду приводить этот пример в ответ на призывы разделить РПЦ из-за конфликта в ОРДЛО.

А когда полез проверять — оказалось, что все эти миролюбивые сладости были сказаны во вполне банальном контексте: папа всего лишь призывал тех и других объединиться в общем крестовом походе против чехов-гуситов.

Посольство к папе от короля Владислава с просьбой об улаживании конфликта с крестоносцами Тевтонского ордена уехало в 1421 году; цитированная булла папы от 1423 года готовила Третий Крестовый поход против гуситов[12]. Это не удалось: в 1433 году польский король Ягайло запросил у гуситов помощи в борьбе с Тевтонским орденом. Поход длился 4 месяца; совместно с гуситами в нём участвовали польские, померанские и молдавские воины.

Но об этом преосвященный докладчик не сказал. Напротив, цитату из святейшего политика, разжигавшего внутриевропейский и внутрихристианский конфликт, архиепископ Рысь вставил в речь об общеевропейской христианской идентичности и презентовал как образец толерантности и примирения.

И, напротив, скажем, протестанты-голландцы, как могли, гадили католическим миссионерам и торговцам в Японии 18 века.

Отголосок европейского межконфессионального конфликта слышен у Вольтера в «Кандиде». Подлец матрос отметает напоминание о Боге, которым его пробуют остановить: «Я четыре раза топтал распятие в четырех японских деревнях, так мне ли слушать о твоем всемирном разуме!».

Дело тут вот в чем: с началом гонений на христиан в Японии «иконы открыто держать нельзя было: их заделывали в штукатурку стены и на эту стену молились. Иногда христианские изображения делали на манер буддийских. Потомки казненных христиан до семи поколений объявлены были подозрительными и находились под надзором полиции (говорят, что некоторые были под надзором до самого падения сегунского правительства в шестидесятых годах XIX столетия). Каждый год они должны были приходить в известный буддийский храм и здесь давать письменное отречение от христианства. А чтобы не было каких-либо ложных показаний, подозреваемых заставляли тут же попирать ногами христианскую икону. До сих пор сохранились такие иконы, литые из меди. Они очень стерты ногами попиравших, но особенно стерты, прямо ямами, их края, выступавшие вокруг иконы в виде рамы. Не имея решимости открыто отказаться от попирания своей святыни, христиане становились на края и избегали, таким образом, касаться самой иконы. К стыду европейцев нужно сказать, что эту лукавую меру подсказали японскому правительству протестанты-голландцы»[13].

И об этом — фильм «Молчание» (Silence) режиссёра Мартина Скорсезе (2017).

У какого соседа к соседу не было антагонизма? У англичан к шотландцам? Кто не посылал свои полки и флоты (при их наличии) по всем сторонам света?

Разве не заслуживает многотомного изложения история войн Дании и Швеции между собой?

Первая война, охватившая всю Европу — это Тридцатилетняя война (1618–1648). Но это именно внутри-европейская война. Она никак не была направлена против Москвы и ее интересов и первые 14 лет шла без нее[14].

Впрочем, она оставила след в истории Московского царства: именно ее начало в 1618 году заставило поляков закрыть свой «восточный фронт» и подписать Деулинский мир с Москвой. «Смутное время» для России тем самым закончилось.

Кто мог — тот убивал. Кто мог — грабил. Кто мог — захватывал соседние земли. Воевали между собой люди одной веры. И тем более — те, кто хоть малость в этой вере отличался.

В европейских войнах, которые из сегодняшней объединенной Европы кажутся междоусобицами, пасьянс из альянсов перекладывались мгновенно и многократно. Союзники подбирались на один-два сезона, и потом снова становились врагами.

То, что европейцы постоянно воевали сами с собой — это вовсе не потому, что европейцы католики, а потому что они, как и все мы, — потомки пещерных людей.

Нет тут однозначно «обороняющейся» стороны, и поиск того, «кто первый начал», бессмыслен. В этой многовековой кровавой и со всех сторон бессовестной замятне нет повода для гордости.

Монолитно-православные Балканы отнюдь не дают пример добрососедства. Лишь тот, кто совсем не знает истории Восточной Европы и Балкан, бесконечных войн соседей друг с другом вне зависимости от конфессионального или языкового родства, может верить в злую сказку об особой участи бедной России, на которую всегда лишь нападали за ее исключительную духовность и миролюбие.

Православная Византия постоянно воевала с православными болгарами и сербами. Император Василий после разгрома Первого Болгарского царства и ослепления 14 000 пленников в 1014 году стал именоваться императором Василием II Болгаробойцей. Именно он стал родственником св. Киевского князя Владимира.

Общая вера не помешала сербам и болгарам по черному поносить византийских послов, которые предлагали им военный союз против турок. В анонимной болгарской хронике 1296–1413 г. читаем, что в 1325 году «Блъгаре же слышавыше се насмѣашѧ сѧ и оукоришѧ Гръкы, не тъкмо досадишѧ, нѫ за женѫ и матере оѱоваше и послашѫ тъще»[15]. В переводе: «Болгары же, услышав это, надсмеялись и обругали греков, не только оскорбили, но и прокляли жен и матерей их и отослали с пустыми руками». Б. А. Успенский даже полагает, что оѱоваше значит «обматерить»[16].

Три раза имели место военные стычки Византии с уже крещеной Русью:

— В 1024 году русско-варяжский отряд прошел через Константинополь и атаковал греческие острова в Эгейском море.

— В 1043 году имел место морской поход русских войск под началом сына киевского князя Ярослава, Владимира Ярославича, на Константинополь).

— В 1116 году под предлогом возвращения престола «законному царевичу» самозванцу Диогену Владимир Мономах пошёл войной против православной Византии (и это самое значительное военное предприятие Владимира Мономаха в годы его княжения в Киеве)[17].

Вот пример святого, иже от православных убиенного:

Иван Владислав — царь Болгарии с августа или сентября 1015 года по февраль 1018 года. В 1016 году он пригласил к своему двору князя государства Дукля Ивана Владимира.

Феодора-Косара, жена Ивана Владимира, опасаясь за жизнь своего мужа, уговаривала его не ехать. Иван Владислав, однако, пообещал не угрожать жизни своего вассала и послал ему золотой крест в качестве доказательства добрых намерений. Кроме того, в качестве гарантов они прислал двух епископов и монаха.

Иван Владимир все еще колебался, заявив, что Господь был распят на деревянном, а не на золотом кресте. После этого Иван Владислав повторил своё обещание, на это раз послав архиепископа Болгарии Давида с крестом из животворящего древа. В конце концов Иван Владимир согласился и отправился на озеро Преспа в Македонии.

Чтобы избежать обвинений в нарушении клятвы, Иван Владислав планировал убить Ивана Владимира по дороге и устроил ему засаду. Однако убийцы не смогли выполнить приказ, т. к. были напуганы видением ангелов, сопровождавших князя. В Приспе Владимир прямо отправился с церковь. «С ним вместе вошли ту да же и два архиерея, которых, как видно, он не отпускал от себя. Не успел он кончить своей молитвы, как ворвались в церковь люди и умертвили его. Убиваемый, он укорял архиереев в вероломстве и указывал на крест. А архиереи на что указывали, неизвестно»[18].

По другой версии, «узнав об истинных планах царя, князь упрекнул епископов и монаха за участие в обмане. Затем он исповедался, причастился, поцеловал крест и вышел из храма, чтобы не осквернять его кровопролитием. Возле храма он принял мученическую кончину»[19].

Иван Владимир — первый сербский святой. С 1995 года останки находятся в православном соборе Тираны.

Болгар их православные соседи вообще как-то не любили. До такой степени, что монашеская республика Афона в обе Мировые войны были весьма благожелательна именно к немцам — вплоть до помощи немецким подводным лодкам[20]. И это потому, что полицейские функции в Македонии, отторгнутой от Греции, исполняли болгарские войска, и было весьма вероятно, что они зайдут и на соседний Афон. Поэтому афонские старцы пробовали сдержать болгар через их старшего берлинского партнера.

Во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг., румыны пришли в Болгарию вроде бы как освободители. Но взяв вместе с русскими войсками турецкую крепость Плевну, они повели себя по отношению к болгарам как-то странно.

«Румыны начали относиться к ним, как к населению побежденной страны: грабили дома болгар (хотя те рисовали на дверях крестики, предупреждавшие, что здесь живут христиане), насиловали болгарских женщин, отвешивали оплеухи встречным болгарам на улицах, завели манеру кутить в трактирах, не платя денег, угоняли за Дунай гурты скота и, подобно ему, болгарское население — на принудительные работы в Румынию…. Русское командование выдворило румынских союзников за недостойное поведение из нескольких болгарских городов… В Первую мировую войну при освобождении Добрича болгарские солдаты обнаружили в окрестном селе Баладжа (Стожер) 50 мертвых тел болгарских женщин и детей, в буквальном смысле растерзанных пехотинцами 40-го румынского полка… Насилия над болгарами в Добрудже румыны стали практиковать ещё до войны. Они начались с приказа властей о составлении в каждой общине списка наиболее образованных, уважаемых и богатых болгар, среди которых на первом месте значились учителя и священники. Затем, за две недели до объявления войны, румыны выслали из Южной Добруджи 17 518 болгар — мужчин, женщин и детей. Румынские солдаты заталкивали их в теплушки прикладами с руганью, тычками и оплеухами. Около 200 болгарок были высажены в местности Молмезон и расстреляны. Всех не служивших в армии болгарских мужчин из Тутракана, Силистры, Добрича, Балчика и Каварны румыны вывезли якобы для обучения в г. Калараш, где держали взаперти трое суток. Заключенным не давали воды и хлеба, стреляя в каждого, кто осмеливался попросить воды или разрешения выйти наружу для отправления физиологических нужд. В Бухаресте водили по улицам 20 пленных болгар и турок, подвергавшихся глумлению со стороны толпы румын. То же самое имело место и в Галаце, где собрали 8000 эвакуируемых мирных болгар и турок. Румынские офицеры, солдаты и горожане заплевывали им лица, кидали в них камни и стекла, грозили утопить в Дунае или расстрелять. Когда в этом городе вспыхнула эпидемия холеры, 7000 болгар оправили в теплушках в Яссы. Они ехали в окружении разлагающихся трупов: мертвых запрещено было погребать — всех должны были сдать в пункте назначения по списку. Болгарским священникам выдирали бороды, брили наголо, срывали с них рясы, оставляя только в исподнем, и принуждали молиться за разбойников»[21].

И это при одинаковой православности болгар и румын…

И как конфессиональное единство не было препятствием для грабежа и резни, так и при подборе союзников конфессиональные различия тоже не были помехой. Мозаика военно-политических союзов складывалась и распадалась в самых странных сочетаниях.

Вот просто фраза из статьи по истории 14 века: «татары провалились под натиском тяжело вооруженных каталонцев и обратились в бегство»[22].

Каталонцы — это католические жители Барселоны и ее окрестностей.

Татары — это воины золотоордынского хана Узбека.

А описывается битва 1330 года у города Кюстендил. Битва между сербами и болгарами.

Татары были на стороне болгар[23], каталонцы[24] — на стороне сербов. В битве погиб болгарский царь Михаил Шишман. Сербы этим нападением нарушили днем ранее заключенное перемирие. Общая вера не помешала им казнить пленных болгар.

На Руси первым князем, который стал использовать наемно-языческое войско (половцев) для междоусобной войны был Владимир Мономах.

Он выжигал русские города (в походе 1077/78 года «выжег Полоцк»).

В начале 1080-х подавил восстание вятичей[25], произведя два похода, чем и похвалялся в своем «Поучении Владимира Мономаха» «А въ вятичи ходихом по две зиме на Ходоту и на сына его, и ко Корьдну, ходихъ 1-ю зиму».

Объявлен святым на заседании синода УПЦ (МП) 10 февраля 2011 года. Праздновать ему подобает 19 мая по старому стилю.

Понятна конкуренция с автокефалами. Понятно желание всех «положительных» героев школьных учебников «родной истории» наделить нимбами. Но тут ведь святым объявляется просто беспредельщик: Мономах согласился убить во время мирных переговоров двух половецких ханов (Итлара и Кытана). «Повесть временных лет»:

«В год 6603 (1095). В тот же год пришли половцы, Итларь и Кытан, к Владимиру мириться. И дал Владимир Кытану сына своего Святослава в заложники, а Итларь был в городе с отборной дружиной. В то же время пришел Славята из Киева к Владимиру от Святополка по какому-то делу, и стала думать дружина Ратиборова с князем Владимиром о том, чтобы погубить Итлареву дружину. Владимир не хотел этого делать, так отвечая им: «Как могу я сделать это, дав им клятву?» И отвечала дружина Владимиру: «Княже! Нет тебе в том греха! Отдал их Бог в руки твои. Зачем они всегда, дав тебе клятву, губят землю Русскую и кровь христианскую проливают непрестанно». И послушал их Владимир. В ту ночь послал Владимир Славяту с небольшой дружиной и с торками между валов. Выкрав сперва Святослава, потом убили Кытана и дружину его всю перебили. Вечер был тогда субботний, и Итларь в ту ночь спал у Ратибора на сеновале и не знал, что сделали с Кытаном в ту ночь. Наутро же в воскресенье, в час заутрени, изготовил Ратибор отроков с оружием и приказал вытопить избу. И прислал Владимир отрока своего Бяндюка за Итларевой дружиной, и сказал Бяндюк Итларю: «Зовет вас князь Владимир, а сказал так: «Обувшись в теплой избе и позавтракав у Ратибора, приходите ко мне»». И сказал Итларь: «Так и сделаем». И как вошли они в избу, так и заперли их. И воины, забравшись на избу, прокопали крышу, и тогда Ольбер Ратиборич, взяв лук и наложив стрелу, выстрелил Итларю в сердце, и дружину его всю перестреляли. И так страшно окончил жизнь свою Итларь с дружиной своей в неделю Сыропустную, в первом часу дня».

Причем убийство послов произошло в Прощеное воскресенье…

Когда мир все же был заключен, сам же и нарушил его в 1103 году.

В 1116 году под предлогом возвращения престола «законному царевичу» самозванцу Диогену пошёл войной против православной Византии.

Но спустя почти тысячу лет киевскому митрополиту зачесалось — и он объявил Мономаха[26] святым. Причем память его Киев назначил на тот день, когда Москва празднует (тоже с недавних пор — с 1988 года) память другого святого князя — Дмитрия Донского.

А Суворов-то (который тоже подавил несколько восстаний) на этом фоне посвятее будет[27]

Византийский православный император Иоанн Кантакузин пригласил в Европу турок-османов для помощи в сражениях гражданской войны. В 1354 г., когда Иоанн Кантакузин отрекся от трона, они завладели крепостью Галлиполи. Больше они не покидали Европы; с этой стратегической позиции они начали завоевание европейских провинций империи. В 1390 г., когда турки завоевали Филадельфию, последний византийский аванпост в Малой Азии, первыми в нее вошли императоры Мануил II и Иоанн VII, служившие в османской армии[28].

Среди странных интерконфессиональных военных союзов вспомним и такое:

«Решающая битва произошла при Анкаре 25 июля 1402 г. Когда огромная армия Тимура, усиленная отрядом боевых слонов из Индии, двинулась в сокрушительную атаку, оттоманские войска дрогнули и побежали, бросив на поле боя Баязида. Единственным войском, твердо стоявшим на своих позициях, был сербский отряд под командованием деспота Стефана»[29].

Многие ли вспомнят битву, в которой вместе сражались татары Тохтамыша, рыцари Тевтонского ордена и русские дружины Смоленска и Брянска? Вкупе с молдавской дружиной и киевлянами они противостояли Золотой Орде в битве на Ворскле в 1399 году. Это была одна из крупнейших европейских битв 14 века, окончившаяся разгромом анти-ордынской коалиции… У нас в школах любят пенять литовскому князю, что тот не пришел на помощь московской рати на Куликово поле. А где же были московские дружины в горький день Ворсклы?

Когда в 1632 году Москва решила использовать к своей выгоде Тридцатилетнюю европейскую войну и напала на Польшу, поляки подговорили крымского хана напасть на русские земли. В этой связи Януш Радзивилл, назначенный польским королем Владиславом IV послом Речи Посполитой в Англии и Нидерландах, сказал: «Не спорю, как это по-богословски, хорошо ли поганцев напускать на христиан, но по земной политике вышло это очень хорошо»[30].

Но ведь и русские князья (в т. ч. св. Александр Невский) приводили татарские рати для захвата непокорных ему русских городов, и византийские цари не брезговали приглашать языческие и мусульманские армии для борьбы со своими врагами.

И сами русские князья готовы были продать свой еще языческий нормано-варяжский меч для помощи христианским царям — о чем говорит история крещения князя Владимира: византийские императоры Василий II Болгаробойца заключил с ним союз для подавления мятежа Варды Фоки, который в августе 987 года провозгласил себя императором. Весной или летом 988 года русский 6-тысячный отряд прибыл в Константинополь и, обеспечив в решающих сражениях у Хрисополя и Абидоса 13 апреля 989 года перевес в пользу Василия II, спас его трон.

Только с 1885 года между сербами и болгарами было пять войн[31]. А ведь об этих народа православны…

С началом Первой мировой войны Македонию заняли болгарские войска, после чего епархии на занятых территориях перешли к Болгарской церкви. В конце 1915 года сербский епископ Викентий (Крджич) был арестован, а по дороге из Гнилана в Урошевац его ограбили (с ним было 800 золотых лева) и убили. Его тело не было найдено, но говорили, что тело было сожжено после убийства. Архиерейский Собор Сербской Православной Церкви в 2017 г. постановил совершить его канонизацию.

Сегодня пропаганда в ранг непосредственного недруга России возводит Украину. Еще в 2020 году, один епископ, чья епархия затронута новейшей украинской войной, говорил, будучи уроженцем западной Украины: «По эту сторону фронта у меня — свои, а по ту сторону — наши».

А поскольку пропаганда уверяет, что Украину подталкивает к войне совокупный Запад, напомню два недавних эпизода украино-западных (украино-польских) столкновений:

1. Первый и единственный польский космонавт — Мирослав Гермашевский.

Во время Второй мировой войны его отец Роман Гермашевский был одним из руководителей польской самообороны их села, Липников. В марте 1943 года подразделения УПА и неорганизованные погромщики из соседних украинских сёл сожгли село, уничтожив часть польского населения… Во время нападения на село мать потеряла полуторагодовалого Мирослава в снегу, но утром его нашли отец со старшим братом, которые поначалу посчитали его уже замёрзшим. Дед Мирослава был заколот семью ударами штыка в грудь. В августе 1943 года сосед семьи, украинский националист, убил и Романа Гермашевского. Всего во время Волынской резни погибло 19 членов семьи Гермашевского[32].

2. Последнее по времени украино-польское сражение имело место в конце апреля 1945 года. Оно произошло в ходе последнего относительно успешного немецкого контрудара Второй Мировой под Бауценом.

В этих боях на немецкой стороне сражалась бригада «Свободная Украина». В бригаду попали также многие военнослужащие 117-го, а также 116-го и 119-го карательных шуцбатальонов. Общая численность бригады превышала 1800 человек. Бригада участвовала в тактическом контрнаступлении остатков танкового корпуса «Герман Геринг» под командованием генерал-лейтенанта Гиацинта фон Штрахвица с целью отбросить войска Первого Украинского фронта от автобана Бауцен — Дрезден. Но вот именно «Свободной Украине» противостояли не советские войска, а польские.

В ходе боев 19-й полк 7-й дивизии Войска Польского понёс большие потери, были захвачены в плен 300 поляков, включая командира дивизии[33].

Значительная часть этих украинцев были униатами; противостоящие им поляки — католиками. Но подотчетность общему Римскому Папе не помешала им стрелять друг в друга.

А в 1813 году там же, под Бауценом, Наполеону вместе противостояли как раз русские и немцы (пруссаки)[34]

И европейцы, и католики веками воевали между собой. И столь же постоянно их лидеры искали себе союзников для борьбы друг с другом, не обращая внимания на их национальности и веры.

Бывало, что вся Европа от Испании до Швеции ополчалась против одной Франции. Значит ли это, что франкобия есть константа европейской политики? Реальный Д’Артаньян был убит пулей в голову при осаде Маастрихта 25 июня 1673 года в безрассудной атаке по открытой местности, организованной молодым герцогом Монмутом. Зачем гасконец поперся завоевывать Голландию? Наверно, он шел на Москву, но зачем-то решил идти через Маастрихт…[35]

Франция воевала против Англии всю свою историю за исключением 20 века. Кровавый пунктир идет от норманского завоевания через Столетнюю войну к наполеоновским войнам. Можно ли сказать, что Франция населена англофобами, а Британия — франкофобами, и что эти фобии определяют их культуру и политику?

Во дни англо-бурской войны осуждение Британии в Европе было всеобщим. Можно ли сказать, что англофобия была беспричинной? Можно ли на этом основании считать, что англофобия столетиями сплачивала «весь Запад»?

А история казачества это разве сплошное «стояние за Святое Православие»?

История казачества — это история России? Или Украины? Или совместная их история?

Каков бы ни был ответ на этот вопрос, ясно другое: это боевое сословие само ставило себе боевые задачи, и далеко не всегда они были оборонительными. И хотя в современной саморекламе казаки и в России и в Украине называют себя защитниками православия, но если посмотреть на то, кого они резали-грабили и кому они бывали союзниками, тот эта конфессиональная отчетливость очень и очень расплывается.

В первых главах «Тараса Бульбы» Гоголь дает такое описание Сечи: «тут было множество образовавшихся опытных партизанов, которые имели благородное убеждение мыслить, что все равно, где бы ни воевать, только бы воевать, потому что неприлично благородному человеку быть без битвы».

Этот настрой он передает в таком разговоре:

«Старый Тарас все придумывал, как бы поднять Сечь на отважное предприятие, где бы можно было разгуляться как следует рыцарю; наконец в один день пришел к кошевому и сказал ему прямо:

— Что, кошевой? пора бы погулять запорожцам.

— Негде погулять, — отвечал кошевой, вынувши изо рту маленькую трубку и сплюнув на сторону.

— Как негде? можно пойти на турещину или на татарву.

— Не можно ни в турещину, ни на татарву. Мы обещали султану мир.

— Да ведь он бусурман: и Бог и Святое Писание велит бить бусурманов.

— Не имеем права. Если б не клялись еще нашею верою, то, может быть, и можно было бы; а теперь нет, не можно.

— Как не можно? Как же ты говоришь: не имеем права? Вот у меня два сына, оба молодые люди. Еще ни разу ни тот, ни другой не был на войне, а ты говоришь — не имеем права; а ты говоришь — не нужно идти запорожцам.

Кошевой не дал ответа на этот вопрос. Это был упрямый казак. Он немного помолчал и потом сказал:

— А войне все-таки не бывать.

— Так не бывать войне? — спросил опять Тарас.

«Постой же ты, чертов кулак! — сказал Бульба про себя, — ты у меня будешь знать!» И положил тут же отомстить кошевому».

История подтверждает это безразличие запорожцев к выборам своих целей.

В 1653 году православный молдавский монастырь Путна, как и другие монастыри Молдовы, был разграблен казаками под предводительством Тараса Богдановича Хмельницкого. В феврале 1676 года казачий разгром этого монастыря повторился[36].

Вот эпизод, который я привожу просто ради его обычности: в том году из Бахчисарая был впервые назначен «гетман ханскою милостью» Степан (Стецик) Лозинский, он же Степан Ягорлыцкий, «Стецик Тягинский» и «Стефан Иванович, гетман от хана». С его именем следует связать появление «ханских сел» или «Стециковы села» на левом берегу Днестра.

В 1694 г. по приказу короля Речи Посполитой Яна Собеского подвластный ему казацкий полковник Семен Палий выступил в Буджак для уничтожения «ханских сел», заселенных ногайцами; другой же казацкий полковник, Самуил («Самійло», Самусь) Иванович, опустошил околицы г. Сороки, ходил на «села Стеця, гетмана ханского, и, уничтожив [их], значительную выгоду имел, одних больших овец волошских шесть тысяч забравши». Окрыленные этим успехом, Палий и Самусь в 1695 г. пошли «под Дубоссары на Стеця» с отрядом, состоящим всего из нескольких сотен казаков. Их действия имели не только грабительские, но и геноцидные признаки. Нападающие, выпустив Лозинского из Ягорлыка, сожгли городок и замок, «людей до наималейшего ребенка вырезали», набрали добычи на 2 тыс. возов и несколько десятков тысяч голов скота.

Когда же они, возвращаясь, на радостях пьянствовали, Лозинский, взяв у тягинского бея несколько сотен «татар» (вероятно, липок) и «своих людей столько же сгромадив», на переправе подстерег их и «больше двухсот трупов положил». Палий и Самусь, ушедшие с недобитым отрядом, сорвали свою злость на пленных «волохах» — «согнали их в купу и вырезали, а села все, которые неприятелю принадлежат, до основания снесли»[37]. Речь идет о массовом убийстве украинцев и молдаван казаками.

Патриарх Кирилл внушает нам, будто «Мы знаем, как в Смутное время польско-литовские захватчики пришли даже сюда (в Вологду) и подожгли величественный Софийский собор»[38].

А кто это сделал на самом деле?

«Когда таким образом дело уладилось под Москвою, пришли дурные вести с севера: малороссийские козаки, или черкасы[39], отделившись от Ходкевича, подошли нечаянно к Вологде и взяли ее; вологодский архиепископ Сильвестр так описывал это происшествие в грамоте к Пожарскому: «22 сентября, за час до восхождения солнца, разорители православной веры пришли на Вологду безвестно изгоном, город взяли, людей всяких посекли, церкви божии поругали, город и посады выжгли до основания; воевода князь Иван Одоевский Меньшой ушел, а другого воеводу — князя Григорья Долгорукого и дьяка Корташева убили; меня грешного взяли в полон и держали у себя четыре ночи, много раз приводили к казни, но Господь смилосердовался, чуть живого отпустили. А когда они пришли к Вологде, то воеводским нераденьем и оплошеством от города отъезжих караулов, сторожей на башнях, на остроге и на городской стене, головы и сотников с стрельцами, у наряда пушкарей и затинщиков не было; были у ворот на карауле немногие люди, и те не слыхали, как литовские люди в город вошли, а большие ворота были не замкнуты. Польские и литовские люди пошли с Вологды 25 сентября; и теперь, господа, город Вологда жженое место, окрепить для осады и наряд прибрать некому; вологжане, которые убежали, в город сходиться не смеют; пришел с Белаозера воевода Образцов с своим полком и сел на Вологде, но его никто не слушает, друг друга грабят: так вам бы, господа, прислать на Вологду воеводу крепкого и дьяка; а все, господа, делалось хмелем, пропили город Вологду воеводы»[40].

Это была разбойничья шайка, отделившаяся от польского гетмана Хоткевича, который шел к Москве на помощь осажденным Полякам, но после четырехдневного боя (21–24 Августа) был отражен Пожарским и отступил к Можайску.

О вологодской резне выходили хоть и немногочисленные, но достаточно серьезные исторические исследования. Самую подробную статью о ней написал в 1898 году Н. Ардашев в Журнале Министерства народного просвещения Российской империи. Пересказ ее в 1900 году опубликовала «Киевская старина»:

«Осадив и разорив Вологду, черкасы явились к Спасо-Прилуцкому монастырю (в 5 верстах от города). Здесь они «братью и служек и крестьянец многих посекли и в церкви Божия милосердия образы ободрали, и казну монастырскую без остатка поимали». Потом, по словам автора той же статьи, «черкасы ушли от Вологды и пошли вверх по Сухоне к Тотьме, опустошая по пути волости, сжигая деревни и убивая людей»[41].

«Вольные казаки» бывали весьма вольны именно в беззакониях.

О «Смоленской войне» 1653–56 годов русский историк еще в 19 веке признавал: «Война вообще велась со всеми ужасами войн столетия, со всеми кровавыми признаками национальной мести и религиозного ожесточения. Паны, Поляки и Жиды осуждены были заранее на безпощадную гибель там, где являлся Золотаренко со своими удальцами»[42].

Упомянутый Иван Никифорович Золотаренко — шурин Богдана Хмельницкого. Он возглавлял 20-тысячный корпус Запорожских казаков (Нежинский, Черниговский, и Стародубский полки), направленных для совместных действий с русскими войсками. Сергей Соловьев отмечал, что «Военные подвиги черкасского гетмана сопровождались, однако, страшными жестокостями». В награду за ратную службу Золотаренко получил царскую грамоту на город Глухов. 17 октября 1655 года он был убит[43].

Особая история — участие казаков в европейской Тридцатилетней войне между католиками и протестантами. Тут православные казаки помогали католикам. Деулинский мир замирил Москву и Польшу. Казачьи банды остались без доходов — и пошли на заработки в Европу.

В 1619 году реформаторы чехи и венгры осаждали католическую Вену. В тыл им ударили запорожские казаки, посланные польским королем Сигизмундом III Вазой…

В следующем году казаки прошли через всю Моравию, сжигая все протестантские храмы, но уже на окраинах Вены потерпели поражение от преследовавших их отрядов протестантов.

В 1620 году решилась судьба Чешской реформации. В битве на Белой горе (окраина современной Праги) сошлись протестанты (чехи, саксонцы, венгры) и католики (баварцы, австрийцы, поляки). В ходе битвы запорожские казаки, воевавшие в составе польской армии, опрокинули венгерскую конницу, воевавшую на стороне чехов. Так что вклад православных казаков в победу католиков Чехии неоспорим.

Чехам установление 300-летнего правление католической иностранной династии не то чтобы очень понравилось. Сегодня у Чехии репутация самой атеистической страны Европы. И это не советское наследие. Просто в народную память крепко вбито кровавое подавление местных реформаторских движений — от Яна Гуса и Яна Жижки до Тридцатилетней войны.

Католическая армия, войдя в Прагу, учинила в городе расправу над участниками восстания против правления австрийской династии Габсбургов. Последовали массовые преследования протестантов[44].

«Победители не знали пощады. Целую неделю ворота города были закрыты, и войска могли делать в нем все, что угодно. Теоретически наказанию подлежали только повстанцы, но солдатня не собиралась заниматься политическими опросами и не считала, что она должна это делать. Валлонам, французам, немцам, полякам, ирландцам, казакам, наемникам самых разных национальностей было не до правил хорошего тона, да и не каждый день, даже не каждый год предоставляется возможность отвести душу в одном из самых богатых городов Европы»[45].

Казаки особо запомнились — ведь они целиком кормились за счёт военной добычи:

«Казаки получили печальную известность благодаря многочисленным грабежам и насилиям, жертвами которых становилось мирное население. Не брезговали они грабить и земли своей родины, что было одной из причин, почему король Сигизмунд желал удалить их из Речи Посполитой настолько долго, насколько это возможно»[46].

Их число на службе императора возросло до 6000 человек. Им было поручено охранять Моравию от возможного вторжения венгра Бетлена Габора. Их опустошительная вольница привела к массовому голоду.

Казаки никогда не рассматривались в качестве серьезной силы в императорской армии, хотя и были полезными на войне легковооруженными всадниками, которые умели хорошо вести разведку, совершали дерзкие набеги, добывали провиант и фураж. Зато они отличались крайней недисциплинированностью, к тому же были совершенно чужды западноевропейской культуре. Понимали это и те, по чьему призыву отряды «лисовчиков» прибыли в Священную Римскую империю. В частности, в начале 1621 г. кардинал Франц Дитрихштейн, озабоченный казацкими грабежами и разбоями, писал императору, что они ведут себя хуже турок и возбуждают ненависть мирного населения»[47].

В 1626 году шеститысячный отряд казаков прошел по Северной Италии.

А в 1633 году четырехтысячный отряд запорожцев под предводительством полковника Тараского и под знаменами Габсбургов воевал уже в Люксембурге против французских войск генерала де Суассона.

В феврале 1636 года двухтысячный кавалерийский отряд казаков в составе корпуса хорватского генерала Изолани уже громил французскую провинцию Шампань. В октябре 1645 года полк запорожских казаков (примерно 2500 человек, из них почти 800 кавалеристов) через морские ворота ворвался в центральный форт крепости Дюнкерк (тогда это была испанская цитадель)[48].

Неуправляемость и непредсказуемость грабительских интересов казаков привели Екатерину Великую к мысли о ликвидации Запорожской Сечи. Ведь одно дело — когда они воевали и грабили от своего имени обитателей «дикой степи», а другое — когда их стали воспринимать как подданных Ея Величества. Теперь они могли, не зная тонкостей имперской дипломатии, стать виновниками большой войны европейских империй[49].

Манифест Екатерины II от 18 ноября 1768 года «О начатии войны с Оттоманскою Портою» обвинял запорожцев в том, что своим разбоем они создали казус белли — и турецкая Порта «вздумала пользоваться посторонним случаем, то есть разорением татарской слободы Балты принадлежащей Хану Крымскому, которое последовало от толпы разбойников, не уважая того, что Мы по первому известию о сем случае и прежде еще всяких жалоб с турецкой стороны повелели войскам Нашим разбойников переловить, а нашедшихся между ими подданных Наших запорожцов наказать всех, которые действительно и наказаны уже по мере их преступления на самой границе в виду означенной слободы Балты. Итак, ныне в наружности сие от разбойников разорение татарской слободы Балты умышленно от Порты на счет войск Наших поставляемое» стало поводом для объявления Турцией войны России.

Старый казак вспоминал уже в начале 19 века:

«некоторые куринные Отаманы делали им поблажку, ибо не всякий Ватажок собравши шайку тайно, ходил на добычу; но большею частью за ведомом куриня, по той причине, что когда бывало убирается Ватажок на добычу, и просит у Отамана Козаковъ, то куринный Отаман приказы дает Ватажкови: ну братчику, гляди-ж, щоб ты якого козака не утратив; сиречь: крадь, да кинци ховай. Тогда Ватажок надеясь на свое характерство отвечает Отаману: ни, батьку! будутъ вси цили. И так сиромы до таковой степени щалостей по своему характерству доходили, що после разбоев грабительств и убійств, делали такия ище страшные и безчеловечные неистовства, що нелепо и говорити и на бумагу положити. О семъ доходили жалобы не только до Сечи но и до Столицы, чрез що самое почти и Сечь атакована и уничтожена»[50].

Это привело к последнему в до-советской истории конфликту русских и украинских военных. В 1775 году войска генерала-поручика Петра Текели вместе с валашским и венгерскими полками генерал-майора Фёдора Чобры в составе пяти полков конницы-пикинеров, гусар, донцов и десяти тысяч пехоты подошли к Запорожской сечи. Запорожцы праздновали, часовые спали, Орловский пехотный полк с эскадроном конницы прошёл незаметно через всё предместье и без выстрелов занял Новосеченский ретраншемент. Внезапность действия русских войск деморализовала казаков. Текели зачитал ультиматум, и кошевой Пётр Калнышевский получил два часа для размышления. Старшины с участием духовенства после длительного обсуждения решили сдать Сечь. Однако, подавляющее число рядового казачества намеревалась вступить в борьбу с царскими войсками. Много усилий приложил кошевой Пётр Калнышевский и глава сечевого духовенства Владимир Сокальский, чтобы убедить казаков покориться. Они объясняли свою позицию нежеланием проливать православную кровь. Из Сечи были конфискованы казна и архив. После этого артиллерия Текели сравняла с землёй уже опустевшую крепость.

И все же даже в середине 20 века казаки воевали в центре Европы — в том числе и с мирным населением.

«6 июля 1944 г. было принято решение о переброске Казачьего Стана в северо-восточную Италию. Осенью 1943 г., уже после падения фашистского режима в этой стране, немцы организовали в данном районе особую провинцию «Адриатическое побережье» (Adriatisches Kuestenland), но из-за постоянных ударов со стороны коммунистических партизанских бригад «Гарибальди» и «Озоппо» положение немцев было шатким. Успехи партизанских бригад и вынудили германское командование послать в Италию казаков. В конце июля — начале августа 1944 г. на железнодорожных станциях Карнии и Понтеббы высадились первые несколько тысяч казаков под командованием походного атамана Т. И. Доманова. А 1 сентября 1944 г. П. Н. Краснов, в ответ на запрос от 11 августа, известил германский главный отдел рабочей силы, что казаки размещаются в выделенной им области расселения на Адриатическом побережье: «Первые воинские казачьи формирования уже высадились на него, другие находятся на пути туда. Территория будет освобождена от банд, и тогда на эту территорию прибудут для поселения небоеспособные казаки и казачьи семьи».

С осени 1944 г. в Карнии даже стал выходить журнал под названием «Казачья земля». Итальянские городки были переименованы в станицы, а центр казачьих поселений — Алессо — в Новочеркасск, главную площадь города назвали именем атамана Платова, а одну из главных улиц — Балаклавской.

Местных жителей, случалось, выселяли (так, скажем, в Алессо из итальянцев были оставлены только пекарь и переводчик). На конфискованных земельных участках казаки выращивали привычные им овощи, постепенно наладились и другие сферы быта. Осенью 1944 г. в каждую станицу или округ был назначен священник. В тех городках, откуда выселили местных жителей, богослужения совершались и в реквизированных католических храмах.

23 октября 1944 года в новом письме митр. Анастасию П. Н. Краснов предложил на кафедру Донскую, Кубанскую и Терско-Ставропольскую другую кандидатуру — епископа Афанасия (Мартоса), который с 15 августа 1944 г., после эвакуации из Белоруссии, проживал в г. Францесбаде (ныне Чехия). При этом генерал отмечал:

«В настоящее время казаки с их семьями устраиваются на жизнь в Северной Италии на отведенной им и отвоеванной у партизан Бадимо земле. Налаживается и их духовная и церковная жизнь… Соответственно делению Казачьей земли на 3 округа: Донской, Кубанский и Терско-Ставропольский создано три благочиния и назначены благочинные. Устраиваются церкви… Является необходимость в назначении им Пастыря-Епископа; в создании особой Донской-Кубанской и Терско-Ставропольской епархии…. Не нужно казакам особенно ученого, но нужно честного, верующего, неподкупного и понимающего, что сейчас в казаках, как нигде, ярко горит пламя православной веры и нельзя его равнодушием и непониманием казачьей души угасить».

«В ночь со 2 на 3 мая казаки вышли в свой последний поход через Альпы. Он оказался очень тяжелым, в начале похода у с. Оваро партизаны перегородили горную дорогу и потребовали сдачи всего транспорта и оружия. После короткого жаркого боя казаки одержали полную победу и расчистили себе дорогу (при этом были убиты командовавшие нападавшими два католических священника). Партизаны сожгли, предварительно заперев двери, госпиталь в Оваро, в котором сгорело около 20 больных казаков…»[51]

Прочитав лишь последнюю фразу, конечно, можно задавать вопрос «А нас-то за что?!» Ответ, однако, — «См. выше».

И если именно те казаки, что нарочито считались носителями и защитниками традиционной православной казачьей культуры, вели себя так в середине 20 века и в Италии, то как можно верить в то, что их предки не совершали жестокостей при покорении Сибири? И можно ли вообще считать, что нравы казаков как-то принципиально отличались от нравов турецких янычар, польских гусар или московских стрельцов?

Желающие могут помнить и гордиться своими разбойными дидами и их делами. Мне же восхваление казачества без напоминания об их наступательно-грабительской тактике кажется крайне опасным. Казачьи школы и классы создаются по всем былым казачьим краям. Это «наша история» — Да. Но я не слышал, чтобы в странах Скандинавии создавались государственные школы юных викингов-норманов, обучающих основам пиратства и набегов. Есть прошлое, которое лучше похоронить, а не воспевать.

Казачьи войны в Европе можно прочитать как еще один «русский след» (хотя и не-московский) в европейской истории: Весьма вероятно, что европейцы этих казаков считали русскими и что они оживили старые европейские страхи перед мадьярами… Да и сами казаки называли себя русским именем[52].

Глава 27 Европейские союзники России

Мысль о том, что весь мир шагает не в ногу, и потому совокупно ненавидит нас, вовсе не нова. Еще у В. Вересаева в очерках "На японской войне" приведен такой диалог:

«С пыльных лиц смотрели сконфуженные, недоумевающие глаза.

— Ваше благородие! Правда, против нас пять держав воюет?

Я вздохнул.

— Нет! Всего одна-единственная!

— Ни-икак нет! Пять держав! Верно знаем. Откуда у одной столько войсков? Прут отовсюду без числа… Пять держав, верно!

— Какие же пять?

— Япония, значит, Китай… Америка… Англия… Потом эта, как ее?.. За нашим левым флангом какая земля лежит, эта.

— Корея?

— Так точно! Пять держав…»

На самом деле до сегодняшнего дня не было никакой общеевропейской антирусской консолидации, и уж тем более не было войн объединенной Европы против России.

Напротив — во всех войнах, которые Россия вела с кем-то из европейцев, были европейцы же, которые поддерживали Россию.

Даже Александр Невский вовсе не был одинок.

Литовское княжество активнее всего боролось с крестоносцами, а не с с новгородцами. И наносило им более чувствительные потери, чем князь Александр. В битве при Сауле-Шяуляе в 1236 году погиб магистр ордена меченосцев и 48 из 55 рыцарей. Остатки влились в Тевтонский орден — тот, с которым боролся Александр Невский.

Александр Невский нанес бóльшие потери Литве, чем крестоносцам: в 1245 Александр взял Торопец и убил больше восьми литовских князей.

Но в 1261 году был заключен русско-литовский союз, и войско Александра Невского вместе с литовцами пошло брать Дерпт.

Финляндию Александр намеревался делить вкупе с королем Норвегии (вроде как тоже католический запад?).

Тот же Тевтонский орден через двести лет был смертельно ранен польско-литовскими войсками при Грюнвальде (1410) и затем в битве под Вилькомиром (1435). В конце концов Ливонский (с 1237 года — филиал Тевтонского) орден вынужден был признать себя вассалом Великого княжества Литовского.

А пред этим интересна договорная грамота 1417 г. Ливонского ордена с Псковом. В ней господином этого города назван «русский государь Василий Дмитриевич», который в немецком переводе определен как «русский император» (de Rusche Keyser Wassile Dymittrius)[53]. Пожалуй, именно в этом документе московский правитель впервые обозначен «императором», то есть высшим титулом светского государя, которым обладали главы еще не добитой Византии и Священной Римской Империи…

Ливонский орден помог Москве покорить Новгород: В 1471 году новгородцы решили самостоятельно избрать себе архиепископа. Такой дерзости Москва не стерпела. Иван III собрал войско. Новгородцы надеялись на поддержку Литвы и Пскова. Но Псков перешел на сторону Москвы. Теперь литовский князь Казимир мог пройти к Новгороду только через земли Ливонского ордена. Казимир обратился к магистру ливонцев за разрешением на проход литовских войск, но магистр после долгой проволочки отказал. В итоге в битве на Шелони новгородцы остались одни и проиграли московско-татарскому войску[54].

Через сто лет, в 1517 году в Москву из Кенигсберга прибыл посланник магистра Тевтонского ордена Альбрехта — Дитрих Шонберг. После нескольких недель переговоров московский князь Василий III решает заключить с Орденом договор о союзе против Польши…

Швеция, Дания, Норвегия были союзниками Ивана Грозного в Ливонской войне. Кроме того, «Тайно поддерживая Россию поставками оружия, англичане косвенно оказывали влияние на события Ливонской войны»[55].

Швеция же была союзником Московии в Смутное время (см. «Выборгский договор» Василия Шуйского и героическую авантюру Якоба Делагарди). Параллельно шла длительная шведско-польская война. Английская дипломатия опять была на стороне Москвы.

В целом Россия (как и все) воевала с ближайшими соседями-католиками. Но если ее послам и купцам удавалось вырваться за линию «конфронтации цивилизаций», то на более дальнем Западе она встречала готовность к мирному сотрудничеству.

Во время войны за Смоленск 1632 года Османская империя была союзником Москвы[56] (хотя Крымское ханство воевало на стороне поляков). В составе русской армии сражались 3463 наёмника из Голландии, Шотландии, Швеции, Германии и Англии. Наёмники были разбиты на четыре полка под командой полковников Александра Лесли, Ганса Фридриха Фукса, Якова Карла Хареслебена и Томаса Сандерсона. А поскольку в Европе шла Тридцатилетняя война, то все противники Польши (Франция, Дания, Швейцария, Англия, Голландия…) были союзниками России.

Война-реванш с Польшей за Смоленск началась в 1654 году. Но целью Алексея Михайловича был отнюдь не только Смоленск. Он готов был идти «на Оршаву» и видел себя претендентом на польский трон[57].

В этой войне Швеция активно снабжала оружием и наемниками московскую армию во время. И именно шведское вторжение («Потоп») в Польшу в 1655 году заставило польского короля закрыть московский фронт.

29 марта 1655 года шведский король Карл X Густав даже написал царю Алексею Михайловичу, что польский король «ищет… только нашему королевскому величеству всякие шкоды и убытки чинить»[58]. Получается, что не только «извечная русофобия» двигала польскими королями и «всей Европой»?

25 сентября шведская армия, уже взявшая Варшаву, под личным предводительством короля Карла Х осадила Краков. 29 сентября русская армия под началом Бутурлина осадила Львов, а другая ее часть под командованием Шереметева разбила поляков Потоцкого в битве под Городком. На следующий год бранденбургский маркграф Фридрих Вильгельм присоединился к антипольскому союзу. Он занял своими войсками прусскую Польшу и, главное — ликвидировал вассальную зависимость Пруссии от Речи Посполитой.

Нет, Швеция не была в той войне союзником Москвы. Она вела свою войну — но против общего противника. В октябре 1655 в Москву прибыли австрийские послы Алегретти и Лорбах, которые всячески старались обратить русское оружие против Швеции. Дания и Голландия также были бы рады остановить шведский «потоп»[59].

В итоге 17 мая Россия объявила Швеции войну и двинула армию на Ригу.

Через 30 лет геополитические расклады таковы:

1686 год.

Князь Голицын ведет московские полки в Крымский поход. Москва состояла в союзе с европейской Священной Лигой в составе Австрии, Речи Посполитой и Венеции. Предполагалось что Россия берет на себя Крым, ведя военные операции в низовьях Днепра и атакуя сам полуостров, а Речь Посполитая — Буджацких татар, ведя военные действия в Молдавии.

Польский король Ян Собесский (незадолго до этого спасший Вену от турок) идет добивать турок на окраину Османской империи — в Молдавию. Господарь Молдавии — Константин Кантемир. Он когда-то спас гарем султана после неудачной для турок битвы — и в награду получил Молдавию. Константин имитирует исполнение вассального долга перед султаном и как бы ведет войну против поляков.

А вот его митрополит — Досифей (Дософтей) — взывает к Москве о военной помощи («пославши войска против агарянов, ускорите да не погибнем. От иные бо страны ниоткуду надежды о избавлении, токмо на святое вы царство»), прямо переходит в польский лагерь и навсегда переезжает в Польшу[60]. Это редкий случай самостоятельного политического выбора церковного иерарха, причем — против светской власти. В 2005 г. Дософтей канонизирован Румынской Православной Церковью.

В Северной войне союзниками России были Дания, Саксония, Пруссия, Ганновер, Польша. Англия, хоть и сделала военную вылазку против Дании (не против России), но лишь наращивала торговый оборот с Россией[61].

В войне за польское наследство 1733–1735 годов союзником России была Австрия. Все разделы Польши Россия тоже совершала совместно с европейскими союзниками.

В Семилетней войне Россия сражается вместе с Францией, Швецией, Австрией…

Турецкая война 1735–1739 годов проходила в союзе Российской и Австрийской империй против Турции.

Один-на-один прошла разве что Русско-шведская война 1741–1743.

В годы русско-турецкой войны 1768–74 эскадра Орлова из Петербурга прошла в Средиземное море при благожелатальной поддержке Дании и Англии. Поддержка Англии позволила русскому флоту нанять опытных британских боевых офицеров разного звена и получить важную помощь в снабжении и починке кораблей непосредственно в Англии и в опорных пунктах в Средиземном море, принадлежащих англичанам, — в Гибралтаре и на Менорке.

Русско-шведская война 1788–1790 годов дала России союзника в лице Дании (да и шведский (финский) офицерский Аньяльский союз выступил против своего короля). В контексте современной пропаганды эту войну стоит выделить особо, так как шведский король Густав 3 был почти открытым гомосексуалистом. Его министр юстиции Энгестрём негодовал, что своим примером король распространял в стране «грех мужеложества, который до сей поры был почти неизвестен в этих краях».

Начиная с 1794 года Россия раз за разом сколачивает шесть европейских коалиций против Наполеона. Интермедией оказалась австро-русская война 1809 года (но тут союзником России была Франция) и русско-английская война 1807–1812 годов (но тут союзниками России были Дания и Франция).

Интересная деталь: когда армия Суворова прошла через Альпы, она двинулась в Баварию. Там император Павел повелел Суворову деньги, необходимые для пропитания и дальнейшего движения армии, одолжить у курфюрста Баварии Максимилиана Иосифа. 200 000 гульденов были тут же переданы[62].

Затем в миг дружбы с Бонапартом императором Павлом была создана «Лига Северных стран» в составе России, Швеции, Пруссии и Дании (1800 год).

Русско-шведская война 1808–1809 дала России союзников в лице Франции Дании, Пруссии и Норвегии.

В 1812 году англичане удерживали против себя в Испании до 135 тысяч человек. Это столько же, сколько у Наполеона было под Бородино[63]. Они там ему не пригодились бы? Их присутствие в России не повлияло бы на стратегию всей его кампании? А ведь еще работал ленд-лиз: за 1812–1814 годы Россия получила из Англии 225 801 ружье (при том, что ополченцев приходилось вооружать пиками), 300 артиллерийских орудий (половина того, что было на Бородинском поле), а также 1200 тонн снарядов и патронов; плюс 11 миллионов фунтов было просто выплачены России[64].

При этом 8(20) июля 1812 года был подписан Трактат о заключении союза с Испанией (королем Фердинандом Седьмым). Статья вторая говорила о «твердо принятом ими (договаривающимися сторонами) намерении вести мужественно войну против Императора Французского, общего их неприятеля»[65].

Союзником России в той кампании была и Швеция. Неожиданное заключение мира с ней позволило освободить русские силы в Финляндии. К 10 сентября к Риге подошел Финляндский корпус Ф. Ф. Штейнгеля (более 10 тыс. человек), который в дальнейшем соединился с русскими войсками у Полоцка.

В середине 19 века Россия развязывает войну, которая войдет в историю как «Крымская» или «Восточная». Пасьянс союзов тут такой: три северные столицы (Петербург, Берлин, Вена) — против «морских держав» (Англия и Франция). Война против Турции уже идет. Русская армия уже перешла границу и оккупировала «дунайские княжества». И тем не менее в конце сентября — начале октября 1853 г. русский царь не боится ехать в Европу, где в Ольмюце, Варшаве и Потсдаме встречается с политическими лидерами Австрии и Пруссии. К этому времени царь начинает осознавать, что единство трех северных дворов являлось скорее желаемым, чем действительным. О безоговорочной поддержке обеими державами восточной политики России не могло быть и речи. Оккупация Дунайских княжеств была встречена без малейших признаков энтузиазма. Приходилось довольствоваться тем, что «несмотря на настоятельные требования морских держав, берлинский кабинет отказался протестовать». Венский же кабинет «запрашивал нас снова и снова о продолжительности оккупации», — так писал министр иностранных дел России Нессельроде в годовом (1853 г.) министерском отчете[66].

И все же Пруссия и Австрия стали дипломатическими тормозами, которые не позволили сложиться общеевропейской антирусской коалиции[67].

Бисмарк в 1879 году писал:

«В Восточной войне 1854 года Пруссия улеглась, как бдительная собака, у польских ворот, и лишь благодаря этому расколу западным державам пришлось объехать на кораблях целую часть света, чтобы получить точку для нападения на Россию»[68].

Более того: В 1854 году по российско-австрийскому соглашению сразу после ухода русских войск из Дунайских княжеств туда вводились австрийские корпуса. 4(16) сентября последний русский отряд перешел через Прут: Дунайская армия вернулась в пределы Империи. 10(22) августа австрийцы перешли границы Валахии, и медленно и осторожно вошли в княжества, разделяя, таким образом, турок и русских. «Отношения между австрийцами и турками в княжествах были далеко не дружественными, княжества были разорены, австрийцы отказывались помогать солдатам Омер-паши продовольствием, фактически вытесняя их за Дунай»[69].

«Таким образом, Австрия как бы ограждала Россию от нападения со стороны Дуная. Прежде чем атаковать русских, союзникам необходимо было войти в Дунайские княжества, а значит, столкнуться с Австрией. Понятно, что в этом случае Вена принимала сторону Петербурга, и при таком раскладе никакой быстрой войны у союзников не получилось бы»[70].

Заглянем в конец 19 столетия. По-прежнему ищем следы одиночества России и сплоченности русофобского Запада.

Генеральные штабы европейских держав разрабатывают планы большой войны. Однако, в этих планах предполагалось, что война Англии против России станет и войной Англии против Франции.

В 1890-х годах Лондон небезосновательно предполагал, что Россия попробует захватить Константинополь и Проливы. 18 марта 1892 года директор военной разведки и директор военно‑морской разведки Британской Империи заявили, что «в одиночку Великобритания не сможет предотвратить внезапный удар, не подвергая угрозе свои общие военно‑морские позиции», и что «если мы не будем действовать в согласии с Францией, дорога британских сил на Константинополь в случае военных действий пройдет по руинам французского флота»[71].

Через пару лет вести о заключении двойственного союза между Парижем и Петербургом заставили британское правительство сделать вывод о том, что ему придется сражаться против объединенной мощи Франции и России. То есть союз Франции и России мог повернуться не только против Германии, но и против Англии. В октябре 1896 года новый директор внешней разведки сэр Дж. Арда предупреждал, что флот при попытке пройти Дарданеллами может понести большие потери, и в результате потрепанный британский флот окажется заперт в проливах, имея перед собой Черноморский флот, а в тылу — французскую тулонскую эскадру.

«Двойственный союз» России и Франции пугал Британию и в первые годы 20 столетия. При этом и в 1903 году британские планы предполагали, что «флот Франции, как и прежде, останется основной целью действий нашего флота»[72].

Почти ежегодные совещания начальников генеральных штабов Франции и России тех лет включали в свою повестку обсуждение вероятной войны союзников не только против Германии и Австро-Венгрии, но и против Англии[73].

И где же тут «весь Запад против России»?

В русско-японской войне Франция тихо помогала России силами своей разведки. Посему представители Франции в Сеуле и Токио после войны получили русские ордена[74]. Эскадра Рождественского на своем пути из Кронштадта к Цусиме смогла получить уголь, отдых и ремонт на французском Мадагаскаре.

Тогда быть русским патриотом и франкофилом было одно и то же: «Воодушевляемые чувством глубокой любви к дорогой Родине и Государю, с страшной силой прорвавшимся наружу при вестях с Дальнего Востока о дерзком нападении японцев на мирную Русь, воспитанники Рижской духовной семинарии устроили 4 февраля патриотическую манифестацию. При пении народного гимна «Боже Царя Храни», они вышли из здания семинарии к собравшимся у семинарии ученикам Николаевской гимназии, с непокрытыми головами, направились к зданию французского консульства. Раздававшееся могучее пение гимна и «Славься», при здании консульства сменила марсельеза и крики «vive lа France, vive lа France»! На это пение и клики в окне здания консульства появился французский консул и приветствовал манифестантов благодарностью за высказанное ими сочувствие Франции и пожелал России полнейшей победы над нахальным японцем. «Ура! Ура! vive la France»! вырвалось из груди учащихся и народа, прокатилось по воздуху и долго, долго не смолкало»[75].

В Первой Мировой войне Россия была в союзе с Францией, Англией, Италией, США, Японией…

Русские армии одерживали серьезные победы над австро-венгерской и турецкой армиями. Но не над германской. Если бы Франция и Англия сказали Берлину: «Мы за мире. Разбирайтесь с Россией сами», — русский фронт не устоял бы. Но сепаратный фронт заключили правители России…

Глава 28 Европейцы на русской службе

Бывают союзы государственные, а бывают личные. Разговор на тему «Европа нас не любит» должен коснуться и «личных уний». Множество европейцев во все века переходили на службу русскому царю. Вряд ли такое было бы возможно, если бы они воспитывались в тотальной «русофобии».

Впрочем, пора несколько слов сказать об этом словечке.

Украинского архимандрита Кирилла (Говоруна), ушедшего в Константинопольский патриархат, патриарх Кирилл вдогонку лишил сана. Член синодальной богословской комиссии протоиерей Андрей Новиков оттелеграммил:

«Говорун — это псевдобогослов-постмодернист, хулитель Православия вообще и Русской Православной Церкви в особенности, одержимый животной, украинско-нацистской русофобией»[76].

Раньше мне доводилось читать о «животном антисемитизме». В обоих этих случаях мне трудно понять, какие именно животные (неужто все?) и как именно отличают евреев или русских от остальных людей. И, главное, — почему?

Кроме того, марксизм-ленинизм как и теория естественного отбора учат нас, что если у животных что-то выросло, значит оно им очень полезно. Например — как средство защиты от какой-то насущной угрозы. Так что если животный мир и впрямь боится именно русских, значит, именно русские этому миру чем-то очень досадили.

Вообще, если и есть в Европе «русофобия», то православность и «святость» Руси тут ни при чем.

Порой за «русофобию» выдают нелицеприятные описания нравов московитов в дневниках европейских путешественников. Но в отчетах московских послов, посещающих Европу в те же столетия поражает полное отсутствие интереса к окружающей жизни. Историки России очень многое узнают о жизни Московии из записей иностранцев. Но историки самой Европы практически ничего не могут узнать о ее жизни из записей московских гостей (кроме придворно-дипломатических ритуалов).

«Подобно тому, как русские правители перенимали в Европе лишь технологии в отрыве от культуры, которая их породила, царские дипломаты замечали и использовали лишь те элементы имперского церемониала, которые повышали статус царей, но не видели общей церемониальной картины. Отсюда почти полное отсутствие интереса послов к жизни за пределами дворцов и стремление на каждом шагу репрезентировать высокий статус своего потентата — эта деталь поведения, вообще свойственная дипломатам, именно у московитов была доведена до предела»[77].

Посол Истома Шевригин в 1580 году доехал до Рима и даже был на мессе в соборе Св. Петра (Микеладжело уже умер, но купол Собора еще не достроен). Тут он заметил лишь то, что и так знал: католики крестятся «наоборот» («Крест на себя кладут, первое, на левое плечо, а после на правое»). Ни архитектура, ни скульптура, ни живопись не показались ему достойны упоминания и описания.

Где больше «фобии» — в пусть поверхностном и предвзятом, но все же интересе и описании, или же в отказе от какого бы то ни было знакомства?

А уж сколько «фобий» кипит в самих русских сердцах и сколько раз они возгревались правительственной (а порой и церковной) пропагандой в удобную для правительства минуту…

Познакомьтесь: это Вера Петровна — она людоед.

И не то чтобы Вера Петровна варила людей на обед — нет!

И не то чтобы Вера Петровна кралась в ночи тайком,

Поигрывая клинком, потюкивая клюкой, поцыкивая клыком —

Вот опять-таки нет! Вера Петровна растет как цветок:

Если дует западный ветер — клонится на восток,

Если дует восточный — на запад. И, что важнее всего,

В эти моменты Вера Петровна не ест никого.

Но когда начальник — не важно, велик ли он, мал —

Рассуждая публично о мире и счастье, подает особый сигнал,

Некий знак — то Вера Петровна считывает его на раз.

И тогда у нее распрямляются плечи, загорается красным глаз,

Отрастает религиозное чувство, классовая ненависть, девичья честь —

И она начинает искать кого бы съесть.

Обнаружив враждебный взгляд, ядовитый язык, неприятный нос,

Простодушная Вера Петровна пишет донос,

Изощренная Вера Петровна пишет пособие или статью

Под названием «Наиболее полный перечень рекомендаций

……………………….. по выявлению и пресечению деятельности

……………………….. политически вредных элементов,

……………………….. мешающих России подняться с колен и жить в раю».

А самая-самая Вера Петровна знает, что за так человечинки не поднесут,

И устраивается работать в полицию, прокуратуру, суд —

Там и мясо свежей, и поставки бесперебойней, и устроено все по уму;

И вообще, в коллективе питаться полезней, чем одному, чему

Существует масса примеров — в любой стране и во все века.

А уж соус, под которым человечинка наиболее сладка,

Выбирается в соответствии с эпохой, когда устанавливаются

Нормативы и параметры заготовок людского мясца.

Но потом времена меняются, начальство сигналит отбой.

Тут же Вера Петровна никнет плечами, красный глаз меняет на голубой

Или карий; чувства, ненависть, честь умеряют пыл —

Человек становится с виду таким же, как был.

И мы едем с Верой Петровной в автобусе, обсуждаем дела —

Что редиска в этом году не пошла, а картошка пошла,

Что декабрь обещают бесснежный. И тут я вижу, что

Она как-то странно смотрит, будто пытается сквозь пальто

Разглядеть, какую часть меня — на жаркое, какую — в щи…

— Да и с мясом сейчас непросто, — говорит, — ищи-свищи —

Днем с огнем не найдешь пристойного.

…………………………………………………………….

Открываю рот.

Что сказать — не знаю, куда бежать — невдомек.

А мотор урчит, сердце стучит, автобус ползет вперед

И в глазу у Веры Петровны кровавый горит огонек.

(Дмитрий Коломенский)

Легко оправдывать свои некрасивости чьими-то фобиями. Но между — филия и — фобия все же есть множество промежуточных состояний. И опять же нет единого центра, контролирующего всеевропейскую политику и мнения. И нет постоянных друзей и врагов (при наличии постоянных эгоцентрических интересов). Есть множество конфессий, множество дворов, и просто множество голов. И есть Россия, которая тоже бывала и пестрой и разной, и порой очень неверно понимала свои подлинные интересы и перспективы. И в этом вовсе недвуцветном мире всегда были европейцы, служившие и помогавшие России. Кто за деньги, кто от безысходности, а кто и идейно.

Тысячи европейских генералов, офицеров и солдат служили в московской армии еще до Петра — от Ивана Третьего и Алексея Михайловича. Дорожа кадрами иностранных специалистов, высокие московские власти прощали им порой проступки, недопустимые для русских.

В 1505 г. во время военного столкновения с казанскими татарами чуть не попали в плен три пушкаря-литейщика. Двое (один из них «фрязин» Варфоломей, собеседник Герберштейна) бежали с поля боя, бросив орудия, а третий сумел увезти свою пушку. В Москве Василий III не выказал никакого неудовольствия по поводу поведения первых двух иностранцев, а третьего пожурил за излишнее геройство: «Не орудия важны для меня, а люди, которые умеют лить их и обращаться с ними».

В 1524 г. в походе на Казань некий пушкарь, уроженец Савойи, был пойман при попытке перейти на сторону врага и сдать свое орудие. На допросе он винился, «во всем признался и был прощен». Русского воина за подобный проступок непременно бы казнили[78].

В 1614 г. на русскую службу был зачислен целый отряд из 130 ирландцев и шотландцев, которые до того находились на польской службе и составляли гарнизон крепости Белая, сдавшейся русским войскам. Среди «бельских немцев» находился шотландец Георг Лермонт (Learmonth) — предок М. Ю. Лермонтова. В России он сохранил статус дворянина и получал жалование в 2 рубля в месяц. Однако за активность на службе ему вскоре повысили жалование до 3 рублей в месяц. Обычный провинциальный русский дворянин получал подобное жалование раз в год. В 1617 году король Сигизмунд III и его сын Владислав сделали последнюю серьезную попытку захватить Москву. Наиболее опытные и профессиональные шотландские офицеры были вызваны в Москву для обороны российской столицы. Среди прочих мужественно оборонял Москву от поляков и Юрий Лермон. Именно он сумел остановить поляков во время ожесточенного сражения у Арбатских ворот. За проявленное мужество и героизм прапорщик Юрий Лермон получил особую благодарность, чин лейтенанта и жалования — 15 рублей в месяц. Указ Михаила Фёдоровича об этом был зачитан публично[79].

В 1630–1632 годах было создано семь полков нового строя (иноземного, европейского или немецкого). В каждом полку на 150 «немцев»-офицеров приходилось около 1600 русских солдат[80].

И если в начале 17 века Москва опасалась приглашать на службу католиков, предпочитая им протестантов, то Алексей Михайлович перешагнул это табу. В числе приглашенных им католиков оказался Патрик Гордон.

Вскоре после того, как по Андрусовскому миру Киев вошел в состав Московского царства, было принято решение перестроить устаревшие киевские оборонительные сооружения (замки) по европейскому образцу. В 1678 году руководить этим работами прибыл шотландский дворянин Патрик Гордон, к тому времени уже получивший звание генерал-майора русской армии (после боев по обороне Чигирина от турок; кстати, на стороне турок воевало 19 тысяч молдаван). Тогда-то Киев и увидел сочетание голубого и желтого цветов: фамильные цвета Гордонов обозначили ливреи у слуг генерала. Герб Гордона — три золотые головы кабана на голубом фоне[81]. Кстати, усилия Гордона принесли Киеву мир: до 1918 года больше его уже не решались штурмовать — даже шведский Карл предпочел обойти его стороной.

Запомнилось это киевлянам или нет, повлияло ли на то, что в 20 веке именно эти цвета стали считаться местной геральдикой — не знаю.

В 1696 году на военной службе в России среди генералов и офицеров было 42 % иностранцев, в подавляющем большинстве протестантов. Можно сказать, что весь генералитет состоял из иностранцев и новокрещенных. Среди старших офицеров иноземцев и новокрещенных было почти 90 %. По истечении контракта московские власти выпускали их назад (т. к. их задержание в России помешало бы вербовке новых наемников)[82]. В русской пехоте XVII в. было звание фюрера (нем. Führer) — «ротный подзнаменщик» (соответствует унтер-офицерскому чину подпрапорщика в XVIII в.), помощник прапорщика[83].

В чуть более поздние времена именно немецкая бюрократия-аристократия сделала из Московии Империю европейского уровня. ПО Указу от 11 декабря 1717 года «О штате Коллегий» секретарем каждого министерства (коллегии) должен был быть иностранец. Один из четырех колежских ассесоров тоже должен быть иностранцем. Единственным писарем (шкрейвером) министерства также должен быть иностранец. Пост президента закреплялся за русскими, но иностранцы могли становиться вице-президентами коллегий[84]. Это примерно 13–20 % иностранцев от числа всех классных чиновников.

Уже через год было решено увеличить число иностранцев в присутствии российских коллегий примерно до 50 %[85]

Согласно указу от 15 декабря 1717 г. «О назначении в коллегиях президентов и вице-президентов», руководящий состав первых коллегий протестанты (именно лютеране) составляли не менее трети от общего числа руководителей петровских коллегий к началу 1718 г. (5 из 15 президентов и вице-президентов, поименованных в указе).

В 1720 г. в центральном аппарате Российского государства служили 77 иностранцев[86].

И в 1910 году известный сатирик Влас Дорошевич писал об армии «немцев, которые вместо пушек везут с собой гроссбухи»[87].

Именно отсутствие в голове императора Александра Первого штампов современной антизападной пропаганды помогало ему находить союзников в Европе и прощать вчерашних врагов. Он прощал даже русских офицеров, которые воевали на стороне Наполеона.

В 1812 году прусские части приняли участие в наполеоновском походе на Москву, но уже в 1813 они сражались вместе с русскими против Наполеона.

В 1812 году 14 поляков были генералами у русского царя. Самый высокий пост из них занимал генерал-лейтенант К. Чаплиц — командир авангардного корпуса 3-й Западной армии.

Киприан Крейц был генерал-адъютантом при польском короле Станиславе Августе. С 1801 г. на русской службе. Участвовал в войнах с французами 1805–1807 гг. В одном из боёв был ранен тринадцать раз и взят в плен. По возвращении из плена был командиром Сумского гусарского полка. В 1812 году за отличие в боях под Витебском был произведен в генерал-майоры; в Бородинском сражении получил контузию и ранения. Награжден орленом св. Георгия 4 класса.

В русской армии было пять уланских полков, укомплектованных преимущественно поляками. В целом 13,9 процента офицеров кавалерийских частей были поляками[88]. До 20 000 поляков участвовали с русской армией в антинаполеоновских войнах[89].

В 1813 году в рядах русской армии воевал уже 11 421 бывший солдат Великой Армии польской национальности[90]. 14 апреля 1814 года имп. Александр выразил свое согласие на возвращение всех польских войск, которые сражались на стороне Наполеона, на родину. Формирование новой армии царства Польского он поручил своему брату Константину Павловичу[91].

Вот поразительно авантюрная судьба польского патриота рубежа 18–19 столетий: Юзеф Зайончек, польский генерал, участник Бородинского сражения в составе наполеоновской армии, участник антирусского восстания Костюшко и прочее и прочее, стал… первым Наместником Царства Польского в составе Российской Империи.

Фаддей Булгарин был польским шляхтичем. В 1806 году 17-летний корнет Уланского великого князя Константина Павловича полка отправляется в поход против французов. Был ранен под Фридландом и награждён орденом Святой Анны 3-й степени. В 1808 году участвовал в шведской кампании. В 1811 году ушел в отставку в чине поручика и уехал в Польшу. Там вступил в созданные Наполеоном войска герцогства Варшавского — после Тильзитского мира (1807) Франция была союзным Российской империи государством. В составе Надвислянского легиона воевал в Испании против англичан. В 1812 году участвовал в походе на Россию в составе 8-го полка польских улан 2-го пехотного корпуса маршала Удино, был награждён орденом Почётного легиона, получил чин капитана. В 1813 году был в сражениях при Бауцене и под Кульмом. В 1814 году сдался в плен прусским войскам и был выдан России. … К новому 1831 году в разгар Польского восстания он получил третий бриллиантовый перстень от государя (за роман «Иван Выжигин» — первый русский бестселлер) с письмом Бенкендорфа, в котором подчёркивалось высочайшее покровительство Булгарину и разрешалось сообщить об этом: «При сем случае государь император изволил отозваться, что его величеству весьма приятны труды и усердие ваше к пользе общей и что его величество, будучи уверен в преданности вашей к его особе, всегда расположен оказывать вам милостивое своё покровительство».

В истории Империй такие судьбы не редкость… В гвардии (!) Наполеона более 20 процентов солдат происходили с оккупированных территорий (скажем в 1812 году в фузилерно-гренадерском полку Молодой гвардии (дивизия Роге) из 1352 солдат — 101 итальянец, 113 бельгийцев и голландцев, 72 немца и 15 человек других национальностей; всего 301). Маршал Ожеро прежде чем передать Бонапарту свою шпагу, служил солдатом во французских, прусских, испанских, португальских, неаполитанских и даже русских войсках, «бросая их, когда ему это надоедало»[92]. Причем 12 октября 1806 г. маршал Ожеро взял в плен тот самый полк пруссаков, в котором сам некогда служил.

Но ведь верно и обратное. Немало французов и поляков было в русских рядах.

8 генералов-французов, служивших в русской армии, были роялистами-антибонапартистами.

Франсуа Ксавье де Местр за отличие в бою под Красным получил чин генерал-майора и награждён орденом Святой Анны первой степени.

Генерал Александр-Луи де Ланжерон в составе русской армии прошел всю Отечественную войну 1812 года и Заграничные походы.

Гийом Эммануэль Гиньяр де Сен-При за отличие под Аустерлицем, получил орден Св. Георгия 4-й степени. Во время Бородинского сражения получил тяжёлую контузию и вскоре был повышен до звания генерал-лейтенанта русской армии. В 1814 году был посмертно награждён орденом Св. Георгия 2-й степени.

Генерал де Ламберт в кампанию 12 года командовал кавалерийским корпусом. В июле 1812 года Тормасов поручил Ламберту очистить от неприятеля Брест, Кобрин, Яново и Пинск. Ламберт 13 июля овладел Брестом, 15-го атаковал саксонцев у Кобрина и разбил их (за это дело был удостоен золотой сабли с алмазами). Далее Ламберт сам повел в штыки солдат на французские редуты в Борисове, был ранен и награждён орденом св. Владимира 2-й степени. За взятие Парижа был награждён орденом св. Александра Невского.

От Бородино (ранен пулей в левый бок навылет и отмечен орденом св. Владимира 3-й степени) до Парижа дошел генерал де Лагард.

Во время кампании 1813 года барон Жомини, будучи начальником штаба 3-го армейского корпуса маршала Нея, внёс большой вклад в победу при Бауцене. Но 14 августа 1813 года перешёл в стан антифранцузской коалиции. Принятый на службу императором Александром I с чином генерал-лейтенанта и званием генерал-адъютанта, Жомини получил в командование дивизию.

Генерал Сен-При за отличие в Аустерлице получил орден Св. Георгия 4-го класса. В 1812-м — начальник Главного штаба 2-й Западной армии. Под Бородино получил тяжёлую контузию и вернулся на фронт только к концу кампании. Погиб в 1814 году. посмертно награждён орденом Св. Георгия 2-го класса.

Генерал Моро в 1790-м был главным противником Суворова. Но в 1813-м состоял в роли советника при главной квартире союзных монархов, в сражении при Дрездене 15 (27) августа 1813 года был смертельно ранен ядром. В роковую минуту Моро и Александр I верхом на лошадях стояли на холме, занимаемом прусской батареей.

Адмирал маркиз Траверсе был морским министром Российской Империи.

Полковник де Дамас служил в лейб-гвардии Семеновский полк, приняв на себя командование одним из его трех батальонов. Когда в ходе Бородинского боя французы захватили Курганную высоту, полк принял участие в отражении атак наполеоновской кавалерии на центр русской позиции. На Бородинском поле барон де Дамас получил полевое ранение в руку, но строя не покинул. Наградой за доблестное участие в битве ему стал орден Святой Анны 2-й степени. В боях за Париж проявил «особое отличие», «примерную отвагу» и награжден орденом св. Георгия сразу 3-й степени. Позже занял пост военного министра Франции, а в 1824–1828 годах являлся министром иностранных дел Франции.

Полковник маркиз Мориц де Лезер был начальником разведки армии Багратиона.

Александр в союзе с Францией победил Швецию в войне 1809 года. По ее итогам королем Швеции стал наполеоновский маршал Бернадот, который в 1812 году заключил союз с Россией[93], а в 1813-м участвовал в «битве народов» при Лейпциге против Наполеона. За Сражение при Денневице он получил русский орден Святого Георгия 1-й степени.

Пять русских генералов были родом из Савойи (эту провинцию Сардинского королевства Наполеон присоединил к Франции).

В 1812 году полк «Хосе Наполеон», сформированный в Испании Жозефом Наполеоном, в составе Великой Армии прогулялся до Москвы[94]. Именно в форму испанца Винсенто Сальгари переодевалась Шурочка — героиня «Гусарской баллады».

В 1813 году на его основе и из его дезертиров был сформирован новый Гишпанский Императорский Александровский полк (Regimiento Imperial de Alejandro; в Испании — El Regimiento Moscovita). 2 мая 1813 года в Царском Селе испанские солдаты приняли присягу на верность Конституции 1812 года и Кадисским кортесам, которые в Петербурге считали единственной законной властью в Испании (король Фердинанд VII еще находился во французском плену). Португальцев выделили в отдельную роту в составе этого полка. У них была отдельная присяга принцу-регенту Португалии. Знамена новообразованного полка были вручены им в дворцовой церкви в присутствии супруги Александра I, императрицы Елизаветы Алексеевны, и его матери, вдовствующей императрицы Марии Федоровны.

9 августа 1813 года князь Горчаков докладывал государю:

«Счастие имею всеподданнейше В. И. В-ву донесть, что Гишпанский Августейшего имени Вашего полк в числе 2 штаб-, 7 обер- и 115 унтер-офицеров, 42 музыкантов и 1866 человек рядовых, переправленный пред сим в Кронштат, посажен на прибывшие туда 7 англицких транспортных судов. Остальные 415 человек, которые на означенных транспортах поместиться не могли, расположены в Кронштате до прибытия за ними вновь ожидаемых англицких судов; все же изнутри империи прибывающие гишпанцы присоединяются к оставшимся в Кронштате»[95].

Командиром полка назначили подполковника О’Доннелла, который перешел на сторону россиян вместе с тремястами испанцами в декабре 1812-го в Вильне. Из Англии полк переправили в Испанию для борьбы против Наполеона…

Впрочем, у царя Александра все это было проявлением именно его личной (династической?) русофобии. «У многих современников, особенно участников парижского взятия, зрелище «Александра среди Парижа» породило чувство не гордости, а обиды. Блистал один царь, армия же, претерпевшая столько лишении и вознесшая его на небывалую высоту, поставлена была в самое унизительное положение. В то время, как союзное начальство создало для прусских и австрийских солдат вполне приличный режим, с русскими обращались, как с сенегальцами, стараясь прятать от взоров парижан. «Победителей морили голодом и держали как бы под арестом в казармах, — писал участник кампании Н. Н. Муравьев[96], известный впоследствии под именем Карского. — Государь был пристрастен к французам и до такой степени, что приказал парижской национальной гвардии брать наших солдат под арест, когда их на улице встречали, отчего произошло много драк». Не мало оскорблений претерпели и офицеры. Во второй свой приход в Париж, после знаменитых «Ста дней», в 1815 году, он нанес этому войску еще более чувствительную обиду. Заметив во время церемониального марша гвардейской дивизии, что некоторые солдаты сбились с ноги, он приказал двух заслуженных командиров полков посадить под арест. Само по себе это еще не представляло ничего необычного; одиозность заключалась в том, что арестовывать провинившихся должны были англичане, и содержаться они должны были не на русской, а на английской гауптвахте. Напрасно Ермолов умолял лучше в Сибирь их сослать, чем подвергать такому унижению русскую армию. Император остался непреклонен. Когда во время смотра русской армии при Вертю герцог Веллингтон отозвался о ней с чрезвычайной похвалой, Александр во всеуслышание заметил, что всем обязан исключительно иностранным офицерам, состоявшим у него на службе. Казалось, в нем воскресли замашки его гольштейн-готторпского деда Петра III»[97].

А переходы европейских офицеров в русскую армию вовсе не были проявлением какой-то особой русофилии. Вверять свою шпагу то одному, то другому государю в Европе было в порядке вещей[98].

В Дрездене была «церковь Креста». В 1234 году невеста Генриха III Светлейшего Констанция Австрийская привезла в качестве приданого в Дрезден частицу Святого Креста. Во время Семилетней войны в результате обстрела прусской артиллерией в 14 апреля 1760 года Кройцкирхе получила серьёзные повреждения, и в итоге рухнула. А потом саксонцы и пруссы под Йеной вместе сражались против Наполеона. Под Лейпцигом — дрались друг против друга. В Австро-прусской войне 1866 года Саксония активно участвовала на стороне Австрии. На основании конвенции с Пруссией от 7 февраля 1867 г. саксонские войска были преобразованы по прусскому образцу и составили 12-й корпус германской имперской армии.

А В 1944 во время боев за итальянский Монте Кассино в составе американской армии был 100-й батальон «Нисей», состоящий из японцев, живущих в окрестностях Перл-Харбора (т. е. на Гавайях[99]).

Глава 29 Русско-австрийская дружба

Стоит особо отметить наличие одной мощной европейской империи, с которой Россия соседствовала, но никогда, вплоть до 1914 года, не воевала.

Это Австрийская империя. Она же — Священная Римская.

С первой же имперской миссии Николая Поппеля 1488 года Вена (Прага) и Москва видят друг в друге союзников.

В 1514 году император Максимилиан направил посольство к «князю всея Руси, Василию, герцогу (magnus dux) Московскому»[100]. Так он именовал правителя Московии в инструкции своему послу Георгу Шнитценпаумеру.

В договорной грамоте на русском языке, подписанной Василием III, он именует себя «Божиею милостию царь (здесь и ниже курсив наш. — О. К.) и государь всея Руси и великий князь Володимерский и Московский…»

Но в немецком тексте договора, составленном в Москве, но подписанном императором в Германии и скрепленном печатью, Василий III обозначен как «von gotes genaden Kayser und Herscher aller Rewssen». В латинском варианте, датированном 3 августа 1514 г., Василий III назван «dei gratia Imperator et dominator uniuersorum rhutenorum». Таким образом, второй раз в международно-правовых документах зафиксировано императорского достоинства российского государя признание единственным европейским Императором той поры — правителем Священной Римской империи[101].

Равный признан равным. Такое не забывается.

В 1525 году венский епископ Иоганн Фабри составляет описание Московии по итогам своих разговоров с русскими послами с таким (антиреформационным) выводом:

«Таковы, Светлейший Государь, нравы московитов, таковы [их] религия и благочестие; сей народа, который — поскольку отовсюду окружен турками и татарами и обитает весьма далеко от нас у Ледовитого моря — доселе в продолжение нескольких веков имел малое сообщение с нашей Империей, а потому и с христианами. Тем не менее святую эту Веру во Христа, изначально усвоенную ими от отцов, они не позволили погубить дерзкому, нечестивому и греховному невежеству, сохранив ее до настоящего времени в целости, чистоте и святости»[102].

Даже во время Ливонской войны Вена искала антипольского и антитурецкого союза с Москвой, несмотря на то, что Ливония, покаряемая и разоряемая войсками Ивана Грозного, считалась Имперской территорией. Умирающий император Максимилиан Второй лишь просил царя Ивана Четвертого — «Чтоб никоторой войны убогой Ливонской земле не чинили»[103].

Более того — австрийских послов в Москве никогда не оскорбляли — в отличие от литовцев, на глазах у которых опричники могли изрубить на куски подаренного коня. Им никогда не вручали царские дары от лица посольских дьяков — так в Кремле обычно унижали шведских послов: «Если с имперскими дипломатами Москва лишь играла в церемониальные игры, то их коллеги из Речи Посполитой и Швеции сталкивались не просто с унижениями и издевательствами, но подчас рисковали жизнью, приезжая в Кремль»[104].

В 1580 году Иван Грозный отправил в Прагу к императору Священной Римской Империи Рудольфу («в Прагу к цесарю Рудольфу») посла Истому (Леонтия) Шеврыгина. Одна из тем переговоров — закупка военных товаров, в чем Прага Москве отказала.

И все же этот визит стал вехой в культурной истории России. Ибо тот Истома стал первым русским, которому было позволено надеть «немецко платье»[105].

При наличии общих врагов Москва и Петербург столетиями были в союзе в Веной (кроме опереточной имитации войны в 1809–12 годах[106]).

6 августа 1726 г. Россия подписала союзный договор с Австрийской монархией. Причем именно в силу союза Петербурга и Вены в числе врагов оказался далекий Париж: зажатый со всех сторон австро-испанской империей Габсбургов, Париж создавал свой дипломатический «восточный барьер»: Швеция, Польша, Турция должны были давить на Австрию по ее северо-восточным границам. Но для России именно эти страны были ее соседями, с которыми у нее были свои вековые споры. Так она логично становилась союзником Австрии, а, значит, вероятным противником Франции…

После сокрушения Франции Петербург и Вена вместе составили Священный Союз. О его замысле приведу наблюдения еп. Василия Лурье (из его фейсбука в июле 2023 года; эта цитата займет несколько следующих страниц):

«Император Александр I вооружился богословием и историософией «мистиков» для интерпретации новой политической реальности, сложившейся после победы над Наполеоном, и, главное, для создания такой структуры международных отношений, которая обеспечивала бы вечный мир — понимавшийся императором в духе милленаризма «мистиков», то есть в духе новой и последней эпохи божественного откровения, когда должно установиться тысячелетнее царствие мира и братства между народами.

Собственноручно написанный императором акт Священного Союза был не столько политическим, сколько богословским документом. Пусть это содержание не было важно или хотя бы понятно австрийской и прусской сторонам Тройственного союза, но оно было важно для русской стороны, а также для тех, кого в союз не взяли — не столько мусульман-турок, сколько, прежде всего, тех католиков, которые, как де Местр, принимали сторону папы, а не австрийского правительства (будучи католическим, это правительство уже около полувека вело политику ограничения светской власти пап; оно оказалось заинтересованным в заключении религиозного по сути союза, в котором не участвует католическое духовенство)[107]. Со стороны той части католиков, которая будет ориентироваться на папу, а не на Австрию, реакцией на Священный союз станет явление, получившее широкую известность под названием ультрамонтанства[108].

Карандашный набросок императора Александра попадет для редактирования в руки Стурдзы[109], который тогда был ближайшим помощником начальника личной императорской канцелярии Иоанна (в России Ивана Антоновича) Каподистрии (Ιωάννης Αντώνιος Καποδίστριας, 1776–1831) — будущего первого правителя Греции (1828–1831).

В окончательном виде обнародованный тремя монархами 14/26 сентября 1815 года акт представлял собой редакцию Стурдзы, в которую лишь несколько изменений было внесено австрийским министром иностранных дел Меттернихом; эти изменения состояли только в смягчении некоторых формулировок относительно единства заключающих союз народов, но не изменили общей идеи: «почитать всем себя как бы Членами единого народа Христианского», три государя которого — австрийский, прусский и российский — управляют им от имени единственного «Самодержца народа Христианского», «кому собственно принадлежит Держава», а это лишь «Бог, наш Божественный Спаситель Иисус Христос, Глагол Вышняго, Слово жизни» (цитирую официальный русский перевод, который в 1815 г. зачитывали народу по церквам[110]).

Оригинальным текстом документа являлся только французский[111], и его некоторые особенности оказались в русском переводе затушеванными.

Во-первых, в самом названии Traité de la Sainte Alliance entre les Empereurs de Russie et d’Autriche et le Roi de Prusse имелась двусмысленность, т. к. слово alliance означает не только «союз», но и «завет» в библейском смысле: «Трактат (договор) о Святом Союзе/Завете между Императорами России и Австрии и Королем Пруссии»; в официальном русском переводе название было «Трактат Братского Христианского Союза».

По мысли Александра, вполне разделявшейся Стурдзой, речь шла именно о новом, уже третьем и эсхатологическом, завете, но в русском переводе намек на это из названия документа исчез[112].

Во-вторых, — и это самое главное отличие русского перевода — была изменена преамбула, в которой формулировалось собственно религиозное обоснование столь необычного союза (цит. по указ. выше изданиям; в тексте выделено нами):

<…> ayant acquis la conviction intime qu’il est nécessaire d’asseoir la marche à adopter par les Puissances dans leurs rapports mutuels sur les vérités sublimes que nous enseigne l’éternelle religion du Dieu sauveur: Declarent solennellement que le présent acte n’a pour objet que de manifester à la face de l’univers leur détermination inébranlable de ne prendre pour règle de leur conduite, soit dans l’administration de leurs États respectifs, soit dans leurs relations politiques avec tout autre gouvernement, que les préceptes de cette religion sainte, préceptes de justice, de charité et de paix, qui, loin d’être uniquement applicables à la vie privée, doivent, au contraire influer directement sur les résolutions des princes et guider toutes leurs démarches comme étant le seul moyen de consolider les institutions humaines, et de remédier à leurs imperfections. (p. 1548)


[Три государя] восчувствовав внутреннее убеждение в том, сколь необходимо предлежащий Державам образ взаимных отношений, подчинить высоким истинам, внушаемым вечным Законом [в оригинале Религией] Бога Спасителя:

Объявляют торжественно, что предмет настоящего акта есть открыть пред лицем Вселенныя Их непоколебимую решимость, как в управлении вверенными им Государствами, так и в политических отношениях ко всем другим Правительствам, руководствоваться не иными какими либо правилами, как Заповедями сея Святыя Веры, Заповедями любви, правды [в оригинале: правды, любви] и мира, которые отнюдь не ограничиваясь приложением их единственно к частной жизни, долженствуют напротив того непосредственно управлять волею Царей и водительствовать всеми их деяниями, яко единое средство, утверждающее человеческие постановления и вознаграждающее их несовершенства. (С. 279).

Обратим внимание на выражение l’éternelle religion du Dieu sauveur «вечная религия Бога спасителя». Для его перевода, сделанного в 1815 г., мы бы ожидали «вечная вера Бога спасителя», поскольку слово «религия» в русском языке еще не было общепринятым и уж точно не было известно народу. Согласно данным Национального корпуса русского языка, для 1815 г. частота (в пересчете на миллион словоформ) слова «вера» составляла 329,7, а слова «религия» — 16,5, то есть «религия» была в 20 раз более редкой, чем «вера». Но в официальном русском переводе мы не находим ни «религии», ни «веры». Мы видим там «вечный Закон Бога Спасителя». Такой перевод был теоретически допустим в избранной стилистике, где русский язык приближался к церковнославянскому, но все же контекст «заповедей» и «правил» не настраивал на понимание «закона» в смысле «веры», а настраивал на юридическое понимание (хотя в живом русском языке еще сохранялись выражения «греческого закону», «магометанского закону» в смысле принадлежности к соответствующим религиям).

Налицо попытка приглушить звучание документа, который эксплицитно говорит о какой-то общей религии подписавших документ государей. Впрочем, упоминание религии не исчезло из русского перевода следующего абзаца, где «Заповеди сея Святыя Веры» объявляются единственным основанием для внешней и внутренней политики государств. Это недвусмысленный выход за пределы сразу православия, католичества и протестантизма. Вместо всех трех конфессиональных пониманий христианства предлагается одно общее, или, точнее, все три конфессии имплицитно представляются местными формами некоего единого христианства — «вечной религии Бога спасителя».

О такой религии как раз и учили внеконфессиональные мистики той эпохи, из числа которых на Александра I сильнее всего повлияли номинальный лютеранин Иоганн Генрих Юнг-Штиллинг и номинальный католик Франц фон Баадер. Оба религиозных деятеля употребляли все свое влияние для пропаганды идей Священного союза, а Юнга-Штиллинга В. С. Парсамов небезосновательно называет его «пророком», т. к. тот еще в 1814 г. в похвальном слове Александру I сказал о религиозном, а не политическом союзе трех государей; впрочем, Парсамов справедливо отмечает, что не Юнг-Штиллинг и Баадер повлияли на религиозные интуиции Александра, а он сам сблизился с ними после своего религиозного обращения[113].

Юнг-Штиллинг еще с первых лет XIX в. был в теснейшем общении с А. Ф. Лабзиным и русскими масонами, тогда как влияние Баадера в России до 1815 г. успело лишь наметиться, но зато последующая его жизнь оказалась теснейшим образом связана с русскими, вплоть до того, что от русского правительства он начнет получать зарплату, став таким же агентом влияния русского правительства, каким был Август Коцебу[114].

Ко времени заключения Священного союза император Александр с супругой стали членами неформального мистического кружка, душою которого была фрейлина императрицы Роксандра (Александра) Скарлатовна Стурдза, впоследствии (с 1818 г.) Эдлинг по мужу (1786–1844) — старшая сестра и главная воспитательница Александра Стурдзы, который и сам, разумеется, принадлежал к тому же кружку. В свое время Роксандра близко дружила с Жозефом де Местром, с которым познакомила и подружила своего брата Александра.

Роль Роксандры в мистическом кружке иллюстрируется эпизодом, который хотя и известен только из ее воспоминаний (написанных в 1829 г. и доведенных до 1825 г.), ни у кого не вызывает сомнения в достоверности. Во время пребывания русского двора в Германии, незадолго до Венского конгресса, между нею и императором Александром происходит следующий диалог:

«J’ai vu Yung-Stilling [sic!] ce matin. Nous nous sommes expliqués comme nous avons pu, en allemand et en français; j’ai bien compris pourtant que vous aviez formé avec lui en Dieu un lien d’amour et de charité qui devait être indissoluble. Je l’ai prié de me recevoir en tiers dans cette alliance, et nous sommes donnés la main là-dessus. Y consentez-vous aussi?» — «Sire, ce lien existait déjà». À ces mots il prit ma main avec attendrissement, et je sentis des larmes rouler dans mes yeux»[115].


«Этим утром я видел Юнга-Штиллинга. Мы, как могли, объяснялись на немецком и на французском, но я все же понял, что Вы с ним заключили в Боге союз любви и милости, который должен быть нерасторжимым. Я попросил его принять меня третьим в этот союз/завет, и в знак этого мы пожали руки. Согласны ли с этим также и Вы?» — «Государь, этот союз существовал уже и так». При этих словах он с умилением взял мою руку, и я почувствовала, как из моих глаз катятся слезы».

В часто цитируемом русском переводе этого отрывка П. Бартенев пропустил слово alliance «союз; завет» (видимо, посчитав его избыточным, не понимая, чем этот термин отличается от lien «связь; союз») и, главное, пропустил слова «в Боге» (тут можно думать о вмешательстве цензуры или самоцензуры), придав этому религиозному акту ложный смысл союза светского — дружеского и сентиментального[116].

В действительности речь тут шла совсем не о светской дружбе: «нерасторжимый» «союз в Боге» заключался без особого ритуала, но подразумевал не менее серьезные обязательства, чем, например, монашеский постриг.

Вскоре после заключения Священного союза Стурдза написал комментарий к нему — Considérations sur l’acte d’alliance fraternelle et chrétienne («Рассуждение об акте братского и христианского союза», 1815 г.); этот текст, равно как и его русский перевод А. Н. Шебунина, неиздан (текст известен в одной рукописи: РО ИРЛИ, ф. 288/1, № 21). В богословской части этого рассуждения Стурдза употребляет ключевое понятие l’arc d’alliance «ковчег завета. Процитируем ключевое: «истинная религия» (мы уже знаем, что это та самая «вечная религия Бога спасителя») «…подобно ковчегу завета между Богом и его творением, с новой любовью объемлет горизонт обитаемого мира и налагает на всех его хуливших или не знавших свое лучезарное, утешительное и мягкое иго». Здесь довольно прозрачна отсылка к ковчегу Ноя, символизирующего завет Бога со всем человечеством, а не только с народом избранным. Этот ковчег и соответствующий завет трактовался в христианстве и иудаизме как преобразование ковчега и завета Моисеевых, Стурдза же говорит о завете нынешнем и новейшем, который дается для спасения всего человечества, включая даже «хуливших или не знавших» его. Здесь уже не остается никакого сомнения, что в комментируемом сейчас Стурдзой акте 1815 г. слово alliance означало для его авторов «завет», и это был новейший завет для всего человечества».

26 июня 1876 года при встрече императора Александра II с австрийским императором Францем Иосифом в Рейхштадтском замке была заключена Рейхсштадтская конвенция по балканскому вопросу. Соглашение не зафиксировано официальным документом с подписями сторон. Но оно давало России право на войну против Турции.

В случае поражения турок Сербия должна была получить Герцеговину, Черногория — часть Боснии, а Австро-Венгрия — турецкую Хорватию и пограничные районы Боснии.

Эта конвенция разрешала России сделать последнее в истории Империи ее европейское приобретение: Юго-Западную Бессарабию, она же — Буджакские степи.

Буджак входил в состав Османской империи до Русско-турецкой войны 1806–1812 годов; весной 1812 года по итогам Бухарестского мира был присоединён к России. После Крымской войны по Парижскому мирному договору 1856 года часть Буджака была уступлена Россией турецкому вассалу — Молдавскому княжеству. Теперь при победе над Турцией, Россия возвращала эти земли себе (ныне они поделены между Украиной и Молдовой).

Веками Москва (Петербург) и Вена вместе противостояли Османской империи и не раз делили ее европейские провинции между собой и своими прокси-сателлитами.

Вместе трижды делили Польшу.

Вместе подавляли венгерское восстание (Венгерский поход русской армии 1849 года).

Несколько раз балансировали на грани войны (в 1855 по «румынскому вопросу», 1875 по «герцеговинскому», в 1885 по «болгарскому»).

И все же — не воевали.

Нескрываемое желание России войти на Балканы и взять под свой контроль европейские владения Османском империи (Молдавию, Валахию, Румынию, Черногорию, Сербию, Грецию и сам Константинополь), конечно, тревожили Вену. Значительная часть ее торговли шла по Дунаю и далее через Черное море и проливы. С 1829 года Россия стала владелицей участка Дунайской дельты и вскоре стала использовать эту позицию для торговой блокады. Чтобы защитить экспорт южнороссийского зерна от румынской конкуренции Россия затормозила ирригационные работы, направленные против обмеления рек, что привело к крайне убыточным последствиям важной для Австрии дунайской торговли[117].

И все же — не воевали.

И даже в самом конце 19 века появилась австро-русская «антанта»: в декабре 1896 г. в России и Австро-Венгрии почти синхронно решили отказаться от тех целей, которые более всего волновали противоположную сторону: в Петербурге признали слишком рискованным захват Проливов, а в Вене констатировали отсутствие необходимости в новых территориальных приращениях[118]. Сложившийся порядок устраивал обе стороны, поскольку предохранял от наиболее опасного в их глазах оборота событий в случае распада Турции — возникновения крупного государства на границах Австро-Венгрии и перехода контроля над проливами от «турецкого привратника на Босфоре» в руки более сильной державы[119].

Австро-русская «антанта» на Балканах просуществовала до 1908 года.

И только 1914 год нас развел.

А во Вторую Мировую Австрия против СССР не воевала по причине отсутствия австрийского государства[120]

Глава 30 Союзная Германия

«Напал на нас не чужой, не неведомый до сего времени кочевник. Напал воспитанник на кормилицу, сын на матерь свою, которая помогла стать ему и богатым, и просвещенным, и знатным. Не русским ли Государям обязаны немцы существованием своих государств Пруссии и Австрии? Разве не Франц-Иосиф, посылающий против нас свои полчища, как лакей, открывал когда-то дверцы кареты нашего великодушного Государя Николая Павловича? Не русским ли хлебом питался наш враг? Не русские ли деньги поддерживали промышленность и курорты его? Смотрите, как теперь наш враг машет мечем! Смотрите, как он душит смрадом геенны тех, которые сажали его в почетный угол! А кормилица святая Русь с болью в груди медленно выдвигает свой щит. Материнская рука не спешит наказывать. Сердце матери скорбит. Велика досада матери, убедившейся, наконец, что сын ее и безбожник и развратник и грабитель, и вор».

(Речь, сказанная священником П. Балодом 8 июля 1915 г. на площади гор. Вендена пред торжественным молебном о даровании победы русскому воинству)[121]

Отношения России с Германией были на удивление мирными целых полтора столетия.

После Семилетней войны отношения России и Пруссии перешли в союзнический режим.

Екатерина называла Фридриха «своим самым верным союзником»[122].

Пруссия к выгоде России поучаствовала во всех трех разделах Польши.

Также она приняла активное участие в четырех из семи анти-наполеоновских коалиций, созданных Россией.

Однако, как заметил С. М. Соловьев о разгроме Пруссии Наполеоном в 1806 году — «труп, отлично сохранившийся в безвоздушном пространстве, рассыпался при выносе на свежий воздух»[123].

На Тильзитских переговорах царь Александр отстоял само бытие Пруссии — Наполеон предлагал ее поделить. Русский посол во Франции, граф Толстой по словам Шампаньи, исключительно оберегал интересы Пруссии и довольно равнодушно относился к присоединению Дунайских княжеств к России. «Все, что касается до прусской династии, возбуждает в нем самые горячие симпатии». Так писал русском после французский министр иностранных дел Коленкур 2-го (14-го) января 1808 года[124].

Такую, разбитую и униженную Пруссию Наполеон понудил к участию в походе на Москву. Но прусский король при первой же возможности заключил сепаратный договор с имп. Александром.

Николай Первый небезосновательно считал Германию (Пруссию) своим «часовым на Рейне».

Леопольд фон Герлах, генерал-адъютант прусского короля Фридриха Вильгельма IV записал в дневнике 27 сентября 1854 года:

«Если Австрия всё-таки планировала напасть на Россию, удержана она была от этого только Пруссией, ибо армия Пруссии стоит с топором за спиной Австрии. Именно Пруссия и есть главная виновница того, что Австрия нейтральна и по отношению к Петербургу, и по отношению к Лондону и Парижу»[125].

20 апреля 1854 г. в Берлине был заключен союзный договор между Пруссией и Австрией для оказания взаимной помощи при нападении России. Выступая с предложением о заключении этого договора, Австрия предполагала превратить его в оружие против России, по отношению к которой она заняла резко враждебную позицию. Однако Пруссия, не желая поддерживать Австрию против России, сначала затягивала подписание договора, а затем превратила его по существу в чисто оборонительный, сделав оговорку, что помощь будет ею оказана только в том случае, если будут затронуты «общегерманские» интересы; таким образом, повод не мог быть найден в восточных делах. Она настаивала также на приглашении мелких немецких государств присоединиться к договору. Эти государства были настроены в пользу России, и Бисмарк имел в виду противопоставить их Австрии, усиления которой он не желал. В итоге договор, вместо того чтобы быть направленным против России и облегчить выступление Австрии против нее, оказался направленным против воевавших с Россией государств; это помешало, между прочим, французским военным планам переброски армии на Дунай через немецкие земли.

Средние и мелкие германские государства дважды — 8 и 22 февраля 1855 г. — решительно высказались за нейтралитет Германского союза. В мае — июне 1855 г. и в ноябре того же года германский сейм дважды отклонил предложение Австрии присоединить Германский союз к декабрьскому договору 1854 г. трех держав — Франции, Англии и Австрии — против России.

Большая австро-прусская война 1866 года еще впереди, но Австрия в своих маневрах на Балканах чувствует угрозу за своей спиной. Не имея поддержки Пруссии и государств Германского союза, Австрия не решилась на войну с Россией.

Рассказывая о немецкой политике времен крымской войны, Бисмарк упоминает о т. н. «Партии Еженедельника», возглавляемой Р. фон дер Гольцем и М. Бетманом-Гольвегом:

«Я вспоминаю, какими обширными записками обменивались эти господа. Порой они знакомили с содержанием записок и меня, надеясь привлечь на свою сторону. В качестве цели, к которой надлежало стремиться Пруссии как передовому борцу Европы, там намечалось: расчленение России, отторжение ее остзейских губерний, которые, включая Петербург, должны были отойти к Пруссии и Швеции, отделение всей территории Польской республики в самых обширных ее пределах, раздробление остальной части на Великороссию и Малороссию, хотя и без того едва ли не большинство малороссов оказывалось в пределах максимально расширенной территории Польской республики… Из этой теории делали вывод о необходимости культивировать естественный союз с Англией, смутно намекая на то, что если Пруссия поможет ей своей армией против России, то и Англия со своей стороны поддержит прусскую политику… Этими ребяческими утопиями тешились люди, несомненно, умные, разыгрывая роль государственных мужей; они считали возможным рассматривать в своих планах будущей Европы 60 миллионов великороссов как caput mortuum; они считали, что этот народ можно как угодно третировать, не превращая его тем самым неизбежно в союзника всякого будущего врага Пруссии, что вынудило бы Пруссию при всякой войне с Францией прикрывать свой тыл от Польши… Бунзен, посланник в Лондоне, имел неосторожность послать в апреле 1854 г. министру Мантейфелю пространную записку, в которой выдвигались требования восстановления Польши, расширения Австрии вплоть до Крыма, и в которой рекомендовалось, чтобы Пруссия содействовала осуществлению этой программы. Одновременно Бунзен сообщил в Берлин, что английское правительство не возражает против присоединения приэльбских герцогств к Пруссии, если последняя примкнет к западным державам; в Лондоне же он дал понять, что прусское правительство согласно на это при условии означенной компенсации. Оба эти заявления были сделаны Бунзеном без всяких на то полномочий. Король, когда это дошло до него, нашел, при всей своей любви к Бунзену, что дело зашло уж слишком далеко, и приказал Бунзену уйти в долгосрочный отпуск, закончившийся отставкой… Желая избавить принца от этих навязанных ему идей, я стал доказывать, что мы сами не имеем абсолютно никакой причины воевать с Россией и что у нас нет в восточном вопросе никаких интересов, которые оправдывали бы такую войну или хотя бы необходимость принести в жертву наши давние дружеские отношения к России. Наоборот, всякая победоносная война против России при нашем — ее соседа — участии вызовет не только постоянное стремление к реваншу со стороны России за нападение на нее без нашего собственного основания к войне, но одновременно поставит перед нами и весьма рискованную задачу, а именно — решение польского вопроса в сколько-нибудь приемлемой для Пруссии форме. А раз наши собственные интересы не только отнюдь не требуют разрыва с Россией, но скорее даже говорят против этого, то, напав на постоянного соседа, до сих пор являющегося нашим другом, не будучи к тому спровоцированы, мы сделаем это либо из страха перед Францией, либо в угоду Англии и Австрии»[126].

Прусский король Вильгельм Первый был благодарен царю Александру Второму за дружественную позицию России во время войн за объединение Германии 1864–1871 годов. В свою очередь русский монарх также не забыл благожелательную позицию Пруссии во время Крымской войны 1853–1856 годов, как и декларацию Бисмарка 1863 года в поддержку России во время подавления беспорядков в Польше.

8 февраля 1863 г. в Петербурге была подписана «конвенции Альвенслебена», предусматривавшая взаимную военную помощь при подавлении восстания, вспыхнувшего в русской Польше. В Берлине полагали, что «позиция обоих дворов по отношению к польской революции по сути является позицией двух союзников, которым угрожает общий враг»[127].

В 1864 г. Пруссия и Австрия ставили Данию на колени. Петербург в ответ на просьбу Бисмарка «дать обменяться с Данией несколькими пушечными выстрелами» промолчал, то есть разрешил. И это при том, что в сентябре того же года наследник русского престола Николай Александрович был помолвлен с дочерью короля Дании Христиана IX, принцессой Дагмар (1847–1928), впоследствии ставшей супругой его брата, императора Александра III.

Русский посол в Вене Э. Е. Стакельберг в письме к министру иностранных дел князю Горчакову от 16/28 мая 1867 г. писал о Пруссии — «наш сосед и единственный союзник». И с этой позицией согласился царь Александр[128].

Бисмарк 28 ноября 1870 года отчеканил:

«Весь Восточный вопрос, даже если бы он и привёл к войне, по сравнению с французским вопросом для нас неважен. Одна опасность русско-французского альянса могла бы оправдать прекращение нашей дружбы с Россией»[129].

В 1873 году была подписана германо-российская военная конвенция, которая включала в себя, помимо всего прочего, следующее условие:

«В случае нападения на любую из двух держав иной европейской державы вторая обязуется в течение максимально короткого времени поддержать первую двухсоттысячной армией»[130].

В 1873 году был заключен и договор о Союзе трёх императоров (das Drei-Kaiser-Bündnis)[131], продленный в 1881[132] и 1884.

В 1880-е годы Бисмарк по прежнему даже в случае австро-русской войны из-за Болгарии скорее всего атаковал бы Францию, которая была бы несомненным союзником Австрии.

Весной 1885 года при очередном обострении англо-русских отношений Лондон решил ввести британскую эскадру в Проливы, бомбардировать Батум и Новороссийск, высадить войска на Кавказе… На сторону России встала Германия, которая сказала, что мобилизует свой военный флот, если Англия введет свои броненосцы в Проливы[133].

В 1887 года Бисмарк и русский посол в Берлине подписали Договор о перестраховке (Rückversicherungsvertrag) — тайный договор между Россией и Германией. Обе стороны должны были сохранять нейтралитет при войне одной из них с любой третьей великой державой. Но не распространяли этот договор на случай, если Россия нападет на Австрию или Германия на Францию.

Кроме того, «Германия признаёт исторически обретённые права России на Балканский полуостров, а в особенности право её преимущественного и решающего влияния в Болгарии и Румелии».

К договору прилагался особый протокол:

«В том случае, если Его Величество Император Всероссийский увидит себя поставленным перед необходимостью во имя сохранения прав России взять на себя даже задачу защиты доступа к Чёрному морю, Германия обязуется обеспечить свой благожелательный нейтралитет, а также обеспечить моральную и дипломатическую поддержку действий, которые Его Императорское Величество сочтёт необходимыми для сохранения в своей руке ключа от своей империи»[134].

3 мая 1888 Бисмарк пишет германскому послу в Вене принцу Генриху VII (княжество Рейсс):

«Могущество России может быть подорвано только отделением от неё Украины. Необходимо не только оторвать, но и противопоставить Украину России, стравить две части единого народа и наблюдать, как брат будет убивать брата. Для этого нужно лишь найти и взрастить предателей среди элиты и с их помощью изменить самосознание одной части великого народа до такой степени, что он будет ненавидеть всё русское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Всё остальное — дело времени».

…Ой, это фейк российской пропаганды.

«Акция в поддержку России в Берлине. На демонстрацию пришли 60 человек, 16 марта 2014 г. Перед показом в Российском доме науки и культуры в Берлине собравшуюся публику осмотрительно предупредили, что фильм украинской журналистки Алены Березовской о Майдане и событиях в Крыму — «авторский», то есть снят не на деньги и не под редакцией «России сегодня». Голосом Березовской была озвучена фраза Бисмарка, ставшая супербомбой всей презентации: «Власть России можно похоронить, только отделив от нее Украину. Нужно разделить две части одного народа и натравить их друг на друга, наблюдая, как братья убивают братьев»[135].

В 2016-м фейк подхватил Никита Михалков Бесогон-ТВ[136]. Причем режиссёр убежден, что «цитата Бисмарка сказана в начале прошлого века».

Те распространители фейка, что пограмотней, ссылаются на Reichskanzler Prinz von Bismarck beim Botschafter in Wien bei Prinz Heinrich VII. Reuss Vertraulich Nr. 349 Vertraulich (geheim) Berlin 05/03/1888.

Такое письмо и в самом деле издано в антологии германских дипломатических бумаг: Die grosse politik der europäischen kabinette, 1871–1914:

Sammlung der diplomatischen akten des Auswärtigen amtes, im auftrage des Auswärtigen amtes. Band 6: Kriegsgefahr in Ost und West. Ausklang der Bismarckzeit, Berlin 1922, ss. 302–303[137]

Но там ничего похожего.

Комментируя высказывание австро-венгерского министра иностранных дел графа Кальноки о том, что в результате войны Россия может быть «разрушена», рейхсканцлер писал:

«Такой исход даже после самых блестящих побед совершенно невероятен. Даже благоприятный результат войны никогда не приведет к подрыву основ российской мощи, которая покоится на миллионах русских греческой веры. Даже если разделить их с помощью договоров, они снова сольются воедино так же быстро, как капли ртути. Эта несокрушимая империя русской нации, сильная своим климатом, своими пространствами и своей неприхотливостью, обладающая тем преимуществом, что только одна ее граница нуждается в защите, после своего поражения станет нашим заклятым, стремящимся к реваншу противником — как сегодняшняя Франция на западе. Тем самым на будущее создалась бы ситуация постоянной угрозы. Возможно, мы будем вынуждены оказаться в такой ситуации, если русские атакуют нас или Австрию. Однако я не могу взять на себя ответственность за добровольное создание подобного положения вещей. «Разрушить» нацию не удалось в течение 100 лет трем великим державам в отношении более слабой Польши. Жизненная сила русских не меньше; на мой взгляд, с нашей стороны всегда будет лучше рассматривать ее как некую стихийную угрозу, против которой мы можем строить плотины, но которую не можем устранить. Напав на сегодняшнюю Россию, мы только укрепим ее сплоченность. Однако, выжидая, пока она нападет сама, мы, возможно, скорее дождемся ее распада и разложения, вызванного внутренними причинами. И это произойдет тем раньше, чем меньше мы своими угрозами будем мешать России забраться в тупик Восточного вопроса».

Жалко, что не издана переписка Бисмарка с Троцким, Даллесом и Олбрайт. Вот уж где, наверно, разгул русофобии.

В марте 1888 в беседе у постели нового и все же уже умирающего императора Фридриха Бисмарк вновь говорил об отсутствии серьёзных противоречий между Берлином и Петербургом, о бесцельности войны с Россией и о желательности поощрения её активности на Балканах. Эти идеи встретили полное понимание монарха. Но Бисмарк не дождался ни одного одобрительного кивка от присутствовавшего при его докладе кронпринца Вильгельма[138]

Наставляя в 1888 г. Вильгельма II, Бисмарк назвал «высокомерие» России и её неготовность признать Германию равноправным партнёром существенной причиной ухудшения их взаимоотношений в последние 10 лет[139].

Бисмарк не был русофилом. Но и русофобом он не был. Если уж искать в его позиции что-то личное, то оно будет в событиях 7 мая 1866 года.

В этом день 22-летний Фердинанд Коген-Блинд стрелял в Бисмарка с намерением тем самым предотвратить войну австро-прусскую войну (она все равно начнется через месяц). Бисмарк после доклада королю Вильгельму I пешком возвращался домой по берлинской Унтер-ден-Линден. Коген-Блинд поджидал произвёл в Бисмарка два выстрела со спины. Бисмарк быстро обернулся и схватил Коген-Блинда, который, тем не менее, сумел выстрелить ещё три раза. Первые три пули прошли по касательной, а последние две пули отскочили от ребра, не причинив существенного вреда. На помощь бросились проходившие мимо солдаты. Коген-Блинда доставили в полицию на допрос, где, оставшись без присмотра, ножом перерезал себе шейную артерию.

Так что на прусско-австрийский союз Бисмарку было пойти труднее, чем на прусско-российский.

И еще деталь: русское «ничего» было любимым русским словечком Бисмарка, в своё время поразившим его широтой своего употребления русскими и использовавшимся им даже в частной жизни. В 1885 г. Бисмарк заказал себе кольцо с русским словом «ничего». Это выражение он услышал ещё в 1862 г. от крестьянина, взявшегося быстро довезти его по бездорожью из глухой деревни на царскую охоту и одним этим словом не только отвечавшего почти на любой вопрос спутника, но и утешавшего вывалившегося из дрожек седока. Слух о «железном кольце железного канцлера» (Der eiserne Ring des eisernen Kanzlers) немедленно разнёсся по свету, перепечатывался немецкими и даже американскими газетами. «Мои добрые немцы обвиняют меня, что я слишком снисходителен к русским, — говорил по этому случаю Бисмарк. — Но они должны понимать, что во всей Германии только я в критические моменты говорю «ничего», а в России в такие моменты его произносят 100 миллионов»[140].

Но вскоре после его отставки началось «переворачивание союзов». 27 августа 1891 года был подписан секретный российско-французский договор.

Также стоит отметить, что в Русско-японской войне симпатии Германии были на русской стороне:

На встрече царя и кайзера в Висбадене в ноябре 1903-го Вильгельм заверил кузена Николая, что тот может перебрасывать войска в Манчжурию, не опасаясь за западную границу России[141].

15 ноября 1904 г. русский флигель-адъютант полковник Шебеко, «состоящий при особе императора германского, короля прусского, Вильгельма II» рапортовал Николаю II:

«в Берлине, при присягании новобранцев берлинского гарнизона, в присутствии всех военных агентов, по окончании церемонии император завтракал в офицерском собрании гвардейского гренадерского Александровского Вашего императорского величества полка и провозгласил первый тост за августейшего шефа полка, прослушав затем, стоя, русский национальный гимн… На этих днях сэр Frank Lascelles (английский посол в Берлине) перед отъездом в отпуск спрашивал императора, сколько времени, по его мнению, продолжится еще война — «А, может быть, еще два — три года», — ответил император; посол даже побледнел и стал говорить о гуманности, цивилизации и т. д. «А вы думали, что Россия так и успокоится, не одержав еще ни одного осязательного успеха? Да она еще даже не воспользовалась обеспеченностью своего тыла, т.-е. западной границей империи; нет, Вы еще подождите: вот она сосредоточит еще несколько сот тысяч человек, сотрет с лица земли японскую армию, да тогда заговорит о мире». С таким мало-утешительным для него заключением посол и уехал в Англию»[142].

И это при том, что уже существовал официальный военный русско-французский союз.

Да, потом была Великая война. Но едва она завершается — и Германия помогает Советской России.

Рассекреченные документы Тайного заседания в Военном министерстве Германии 17 июня 1919 года говорят о переговорах, на которых немецкая сторона была представлена министром обороны Густавом Носке. Советским представителем выступал майор Иванкович. Он упоминает тайный договор от 7 февраля 1919 года, цель которого — передать под контроль большевиков, а не поляков те ранее занятые германцами территории, с которых они должны уйти после поражения в Великой войне.

Из выступления красного майора Иванковича (царский офицер, перешедший на службу в РККА) на заседании в Министерстве обороны Германии:

«Министр обороны Носке приветствует господина Иванковича от имени присутствующих и просит его предоставить отчёт, а также огласить свои дальнейшие пожелания. Господин Иванкович излагает на немецком языке: Товарищ Троцкий послал меня сюда, чтобы выразить благодарность Германской Республике за предоставленную помощь, что я и делаю. Вы выслали нам на сегодняшний момент 2387 офицеров, а также 1293 унтер-офицера, которые повсюду в нашей армии имеют офицерское звание. Я должен вам, господа, однако сообщить, что нам необходимо ещё больше офицеров. Мы привлекли, разумеется, много офицеров из царского режима, однако имеется большой недостаток в технических и артиллерийских кадрах. Согласному тайному договору, Германия обязалась России предоставить русской армии незадействованных офицеров, что, безусловно, ей необходимо. Полковник Рейнхард упрекает господина Иванковича в том, почему Россия до сих пор ещё не напала на Польшу. Вследствие захвата Польши Россией Германия была бы прикрыта на Востоке и могла бы бросить все свои силы на Запад. Решено послать господина Иванковича с капитаном Ройше в седьмой армейский корпус, где доныне записывалось большинство офицеров для русской армии».

Факты сотрудничества в военной сфере между веймарской Германией и Советской Россией давно известны, но упомянутое советским представителем — отправка для службы в Красной Армии германских офицерских кадров была забыта. Служба оплачивалась. Согласно сохранившемуся информационному письму капитана Меттеганга, которое было отправлено в военное министерство 12 августа 1919 г., был объявлен набор в Красную Армию на добровольной основе. При этом советское правительство обязывалось выплачивать солдатам и унтер-офицерам ежедневно по 35 марок, а за длительный контракт в течение нескольких месяцев назначалась премия в 5 тыс. марок[143].

В ходе дискуссии полковник Рейнхард, упрекнул советскую сторону в том, что «Россия до сих пор еще не напала на Польшу». Позже, в 1920 г. главнокомандующий рейхсвера Ганс фон Сект скажет: «Ни один немец не должен пошевелить и рукой ради спасения от большевизма Польши и если бы черт побрал Польшу, нам бы следовало ему помочь»[144].

Тайный договор с Германией, планы нападения на Польшу… И это не 1939, а 1919 год…[145]

Глава 31 Большая Английская Игра

Англичане открыли Россию случайно: три их корабля искали северный путь в Индию и Китай и оказались в Архангельске.

В 1551 году в Лондоне была создана «Компанию купцов-предпринимателей для открытия стран, земель, островов, государств и владений, неведомых и доселе морским путем не посещаемых» (Mystery and Company of Merchant Adventurers for the Discovery of Regions, Dominions, Islands, and Places unknown), занимавшуюся, в частности, поисками Северо-восточного морского пути. Согласно господствовавшим в те годы в европейской географии ошибочным представлениям, из Европы в Китай возможно было попасть северным путем через реку Обь.

В мае 1553 года на поиски этого пути отправилась эскадра из трех кораблей под команованием Гуго Виллогби (Hugo Willoughby). Он не был мореходом и получил известность по ходу войны «Грубых ухаживаний».

Флагман Bona Esperanza с капитаном ушел слишком далеко на север, к Новой Земле, и в итоге зимой 1554 замерз у мурманских берегов (по выражению Карамзина, «у берегов Российской Лапландии». Погибли все 63 члена экипажа.

24 августа оставшийся корабль Edward Bonaventure под командованием Ричарда Ченслора вошел в Двинский залив и пристал к берегу, где позднее был основан Архангельск. От местных жителей, изумлённых появлением большого корабля, англичане узнали, что эта местность является не Индией, а Россией.

Прибыв в Москву, Ричард Ченслор вручил Ивану Грозному грамоту английского короля Эдуарда VI, «…писанную на разных языках ко всем Северным и Восточным государям». В этой грамоте говорилось о желании Англии получить новые рынки для торговли. Приняв на себя роль посла английского короля, Ченслор просил у царя разрешения для англичан пользоваться и впредь открытым им «новым путем» для торговых сношений с Россией.

Несколько месяцев прожил Ченслор в Москве, детально собирая сведения о России, несколько раз виделся с Иваном Грозным и получил от него заверения, что англичанам будут даны всякие свободы и преимущества, если только они пожелают установить торговлю с Россией.

Весной 1554 года Ченслер с письмом Ивана Грозного к английскому королю выехал тем же морским путем в Англию. В 1555 году компания «Mystery» была переименована в «Московскую компанию» и Ричард Ченслор вторично отправился в Россию на двух кораблях[146].

В 16–17 веках Англия — важнейший торговый партнер Москвы. При этом Московия для англичан это дальняя периферия Европы. В большой европейской политике Москва еще почти не видна. Лондон спорит с ней идут только о ценах и налогах. По ходу индустриализации и «огораживаний» Британия обезлесела. Так что британский флот жизненно зависел от русских поставок древесины и канатов.

Иван Грозный сватался к английской королеве-девственнице Екатерине. Она принимала московского посла у себя в саду, что оказалось недоразумением: она считала, что допуск в ее личное пространство (вне залы официальных приемов) это знак особой доверительности, а московит счел это знаком неуважения.

В дни Северной войны в Петербурге вспоминали, как некогда «Густав великий король свейский с великим пререканием писал к Елисавете, королеве аглинской, за то, что она несколько пушек послала в дар царю Иоанну Васильевичу, уличая оноя неопасность, яко показующия нам силу оружную»[147].

В середине 17 века Россия и Англия были врагами Католической лиги в Тридцатилетней войне. В 1697–1698 годах Петр Великий был хорошо принят в Британии, где прожил три месяца. Затем последовал десятилетний (1720–1730) разрыв дипломатических (но не торговых) отношений с Великобританией из-за ее отказа признать Россию империей.

В 1734 году был заключен Трактат о дружбе и коммерции, в 1741 году — Петербургский союзный договор, в 1742 году — Московский союзный трактат.

В 1741–1748 г. Лондон и Петербург союзники в Войне за австрийское наследство.

В 1756–1763 — противники в Семилетней войне. Но боевых соприкосновений не было[148]. Британский флот в Балтийское море не входил. Россия в течение всей войны не порывала дипломатических отношений с Англией.

Тут же по окончании войны «до тридцати наших офицеров, преимущественно лейтенантов и мичманов, отправлено было в Англию для практического изучения морского дела. В числе посланных был один капитан 2-го ранга, 2 констапеля и 1 корабельный подмастерье. Пребывание их за границей продолжалось от 2 до 5 лет, во время которых морские офицеры, плавая в Средиземном море и в океанах, посетили порты Северной Америки и также Вест — и Ост-Индии»[149].

В инструкциях русскому посланнику в Лондоне И. Г. Чернышеву от 24 июля (4 августа) 1768 г. первоприсутствующий в Коллегии иностранных дел Н. И. Панин наставлял:

«Северною системою полагаем и разумеем мы сколь можно большее и теснейшее соединение северных держав в один беспосредственный пункт нашего общего интереса, дабы тем против бурбонского и австрийского домов составить твердое в европейских дворах равновесие и тишину северную и совсем освободить от их инфлюенции, которая столь часто производила в оной бедственные последствия»[150]

Ухудшение отношений началось с началом войны за независимость британских колоний в Северной Америке, когда Екатерина II отвергла личную просьбу Георга III о посылке русских войск для подавления мятежа. На британское поощрение каперства против морской торговли с Америкой, больно ударившее по купеческим интересам европейских стран, Россия ответила введением «вооружённого нейтралитета».

Интересен эпизод 1792 года. В ходе мирных переговоров с Османской империей во время русско-турецкой войны 1787–92 гг. Россия отказалась вернуть ключевую крепость Очаков. Английский премьер-министр Питт Младший хотел пригрозить военным возмездием. Однако российский посол Семен Воронцов организовал врагов Питта и начал кампанию по формированию общественного мнения. Питт был встревожен оппозицией его политике в отношении России в парламенте, когда Берк и Фокс произнесли мощные речи против возвращения Очакова туркам. Питт выиграл голосование с таким небольшим перевесом, что он сдался. То есть: английская парламентская оппозиция мощно поддержала позицию России — и английское правительство в итоге стало на ее сторону.

Это точно «извечная русофобия»?

25 мая 1793 года была подписана совместная российско-британская конвенция о мерах против революционной Франции, и в 1794 году отряд из 6 линейных кораблей русского флота, 4 фрегатов и 3 транспортов под флагом вице-адмирала И. А. Повалишина участвовал в совместных с англичанами блокадных операциях у французских берегов.

В 1795 году стороны подписали союзный договор сроком на 8 лет.

5 сентября 1800 Британия в порядке борьбы с Францией оккупировала Мальту, чем очень обидела император России Павла, который считал себя Великим магистром Мальтийского ордена. В качестве ответных действий 22 ноября 1800 Павел I издал указ о наложении секвестра на все английские суда во всех российских портах (их насчитывалось до 300), а также о приостановлении платежа всем английским купцам впредь до расчета их по долговым обязательствам в России, с запретом продажи английских товаров в империи. Дипломатические отношения прерваны. Павел начинает анти-английский «индийский поход».

Так обозначилась трещина в многовековом англо-русском союзе наметилась.

Лондон утратил контроль над своими американскими колониями. С их потерей Британия оказалась накануне своего исчезновения в качестве империи, но тут как раз случилось завоевание ею Индии — так состоялась «вторая британская империя». Поэтому британцы очень нервно относились к «жемчужине» своей короны.

Поход павловских казаков в Индию был маркером того, откуда и как может исходить угроза английскому миру.

Александр Первый возобновляет военный союз, и Россия вместе с Англией состоят в третьей и четвертой анти-наполеоновских коалициях.

О ситуации 1805–1806 годов русский генерал Беннигсен писал, что «Россия должна неизбежно иметь большое участие к процветанию Англии, тогда как унижение Англии, напротив того, является основным правилом французской политики, освященным практикой целого ряда столетий»[151]. Беннигсен из этого делал вывод о невозможности какого бы то ни было прочного союза между Францией и Россией.

И хотя русская армия под его руководством не уступила в сражении при Прейсиш-Эйлау самому Наполеоном, но затем были Фридланд и Тильзит. Именно там раздался следующий тревожный для Британии сигнал — Россия была понуждена Наполеоном к участию в континентальной торговой блокаде Англии.

Наконец, Указами русского царя от 24 и 28 октября 1807 года была объявлена Англо-русская война:

«Декларация о разрыве мира с Англией.

С большою чувствительностию и прискорбием Его Императорское Величество видел, что Англия угнетала на море торговлю подданных Его Величества; и в какое время? тогда, как кровь Россиян проливалась в знаменитых сражениях, где против войск Его Величества были направлены и удерживаемы все воинскія силы Его Величества, Императора Французскаго, с коим Англия была, как и теперь еще находится, в войне[152]. Император Всероссийский признал, что время уже было положить предел Его умеренности. Его Императорское Величество прерывает всякое сообщение с Англиею, отзывает Свое Посольство, там бывшее, и не желает иметь здесь Аглинскаго. С сего времени не будет между обеими Державами никакого сношения. Его Величество объявляет, что навсегда уничтожаются все акты, до сего времени между Россиею и Англиею постановленные. Его Величество подтверждает начала вооруженнаго неутралитета[153], сей памятник мудрости Ея Величества, Императрицы Екатерины Вторыя, и пріемлетъ на Себя обязанность никогда не отступать от сея системы»[154].

Впервые за весь период двусторонних контактов Россия вступила в войну с Великобританией.

В ответ Британское правительство в декларации от 18(6) декабря 1807 объявило, что утратило надежду на сохранение прежних связей, вступает в войну и посылает к русским берегам флот под командованием вице-адмирала баронета Дж. Саумареса (соратника Г. Нельсона). Британский флот полностью взял под контроль всю акваторию Северного и Балтийского морей. Британцы разоряли поселения на Кольском полуострове, в Архангельской губернии и в Прибалтике, сжигали или уводили с собой рыболовные суда, арестовывали грузы и почту. Они захватывали в море немногочисленные русские торговые корабли, конфискуя их товары и беря в плен или высаживая на берег моряков.

В день царского указа о разрыве с Англией 28 октября 1807 года эскадра Сенявина (9 линейных кораблей и 1 фрегат), незадолго до того разбившая турецкий флот в Дарданнельском и Афонском сражениях, пришла в Лиссабон. 30 октября 1807 года английская эскадра в составе 15 линейных кораблей и 10 фрегатов блокировала Лиссабон с моря. Сам же Лиссабон 18 ноября 1807 года был занят французскими войсками.

Англичане могли бы разбомбить русский флот (как они это сделали с датским. Но цель блокады была не в этом, а в том, чтобы не допустить попадание русских кораблей в руки французов).

Пришлось сдаться на милость англичан и отконвоировать суда к ним[155].

Тут обошлось без боя, но два самых кровопролитных сражения этой англо-русской войны 1807–1812 годов произошли в июле 1808 года в Балтийском море. Русские потеряли 74-пушечный линейный корабль «Всеволод» и три канонерские лодки. Экипажи всех этих кораблей почти полностью погибли или попали в плен.

В 1808 году Эрфуртская конвенция Наполеона и Александра гласила: «Император и Император… желая придать их союзу более тесный и навеки прочный характер и предоставляя себе войти в соглашение о том, какие принять новые средства борьба против Англии их общего врага и врага континента…»[156].

В 1809 году Великобритании удалось добиться от Порты обязательства держать Проливы закрытыми для прохода военных судов. В соглашении между Великобританией и Турцией было прописано, что это закрытие означало не только запрет на вход кораблей из Средиземного моря, но распространялось и на корабли, находящиеся в Чёрном море. Т. о. российский черноморский флот уже не мог выйти в Средиземное море (запрет был снят в 1827-м).

В июне 1812 года в Персидскую империю прибыл английский генерал Джон Малькольм с 350 британскими офицерами и унтер-офицерами. На кораблях они доставили шаху 30 000 ружей, 12 орудий и сукно на мундиры для сарбазов. Предоставляя всё это шаху бесплатно, Британия также финансировала Персию на 3 года войны с Россией (по 200 туманов в год).

О, медлительная связь 19 столетия![157] 18 июля 1812 года в городе Эребру (Швеция) Великобритания и Россия подписали мирный договор. Статья 3 включала обязательство о взаимной военной помощи[158].

Но корабли сэра Джона отплыли задолго до этого «переворота союзов» и, не имея возможности получать свежие известия, генерал исполнил старый приказ и передал свои дары врагу России. Они выстрелили аж в октябре 1812 года в битва при Асландузе — двухдневном сражении между русской и персидской армиями. К этому времени английские генералы и все офицеры (кроме двух капитанов и одного лейтенанта, оставленных по личной просьбе шаха) были отозваны на свою родину.

Далее в 1812–15 годах Англия и Россия совместно дожимают Бонапарта.

Во время Греческой войны за независимость 20 октября 1827 года британские, французские и русские эскадры под общим командованием английского вице-адмирала Эдварда Кодрингтона в Наваринской бухте разбили турецко-египетский флот.

В 1833 году Англия дипломатически поддержала русский военно-морской десант в Константинополе (она считала, что победа Египта в гражданской войне, охватившей Османскую империю, чрезмерно усилит Францию). Тогда турецкий султан обратился к российскому императору с просьбой о предоставлении военной помощи[159].

Но всего лишь через 20 мирных лет русская пропаганда и вслед за ней поэт Некрасов начинают твердить об «исконной вражде»:

Исконные, кровавые враги,

Соединясь, идут против России;

Пожар войны полмира обхватил,

И заревом зловещим осветились

Деяния держав миролюбивых…

(«14 июня 1854 года»)

Хотя до того дня никогда Россия и Англия не воевали всерьез друг с другом.

И все же в 1809 году — пусть и под давлением Наполеона — первый в истории конфликт России и Британии состоялся. С той поры Россия, которая в глазах Лондона ранее веками была младшим торговым партнером, стала восприниматься как потенциальный враг.

Стало понятно, что постоянных союзников у Британии быть не может. Но могут быть постоянные интересы. Главный из них — избежать повторения «норманского завоевания», то есть оккупации острова некоей континентальной силой. Во избежание этого Англия традиционно заключала союз со второй по силе континентальной державой против первой[160].

Если Лондону казалось, что Россия становится сильнейшей континентальной державой, он начинал против нее «Большую игру». Но лишь однажды эта Игра перешла в войну (Крымскую).

Собственно, такова логика всех геополитиков со времен Византии: поддерживать экспансию далеких не-соседей в тыл назойливых близких соседей до тех пор, пока первые не станут вторыми.

И Англии по схожему мотиву Россия то была жизненно важна (если кто-то на континенте был сильнее России и враждебен Англии), то сама казалась смертельной угрозой.

После падения Наполеона сильнейшей европейской континентальной державой явно стала Россия. Кроме того, в середине 19 столетия союзниками России стали Австрия и Германия Бисмарка. При этом протестантская Германия явно видела в протестантской же Англии своего противника.

В этих условиях экспансия России в Средней Азии и ее продвижение к Средиземному морю через Балканы были восприняты как угроза английской Индии.

Как писали «Московские ведомости» в декабре 1851 года: «Нет, дойдет очередь и до коварного Альбиона, и лишь в Калькутте мы заключим договор с этим народом». Судя по тому, что эту статью цитировал Карл Маркс[161], московская газета была прочитана в Лондоне.

Из-за этого и началась «Большая Игра».

С 1830-х годов отношения Лондона и Петербурга были напряженными.

В 1865 году отряд генерала Черняева взял штурмом Ташкент. В 30-тысячном гарнизоне Ташкента было 10 000 сипаев[162]. Так что это можно считать русско-индийским боевым столкновением.

Кроме того, на границе Афганистана и среднеазиатских ханств порой вспыхивали прокси-войны. В феврале 1884 года русские захватили в Средней Азии оазис Мерв и приблизились к британскому протекторату в Афганистане. Непосредственно 30 марта 1885 года произошли столкновения между русскими и афганскими войсками у реки Кушка.

25 мая 1886 года управляющий Морским министерством адмирал И. А. Шестаков записал в дневнике: «Нам, пожалуй, нужно бы иметь средства всячески вредить англичанам, и почему бы не употребить тех же средств, что они»[163]. Речь шла о создании русской военной базы на Красном море. В случае осложнения отношений с Великобританией с нее можно было бы перекрыть движение через Суэцкий канал.

Эта история[164] началась в 1885 году, когда итальянцы захватили Массауа — город и порт на территории нынешней Эритреи. Османская империя, считавшая его своим, обратилась за помощью к России и просила поддержать ее протест против действий Италии. А российское Министерство иностранных дел, в свою очередь, решило заручиться поддержкой Германии и Австро-Венгрии. И 26 января 1885 года российский поверенный в делах в Берлине граф М. Н. Муравьев доложил в Санкт-Петербург результаты своих переговоров с канцлером Германии князем Отто фон Бисмарком:

«Под большим секретом Бисмарк обращает внимание на то, что в случае нарушения Италией трактата 1857 г.[165] Россия могла бы, может быть, этим воспользоваться и занять, если Массауа уже не будет свободной, какой-либо другой пункт на Красном море близ Абиссинии»[166].

«…Мысль о приобретении колонии в Африке действительно пришлась по душе общественным деятелям, считавшим себя самыми большими патриотами России. В издаваемой ими прессе появились пространные статьи о том, что российский император как защитник восточного православия должен поддержать христианский народ Абиссинии (Эфиопии). Что тридцать миллионов жителей этой страны нуждаются в помощи и защите от иноземных колонизаторов. А потому у России должен появиться опорный пункт на Красном море, позволяющий связать две христианские страны. Вскоре нашелся и человек, готовый взять на себя все трудности создания колонии, — Ашинов, гордо именовавший себя «атаманом вольных казаков»[167].

Ашинов упоминался и в вышецитированной записи адмирала И. А. Шестакова:

«Нам, пожалуй, нужно бы иметь средства всячески вредить англичанам, и почему бы не употребить тех же средств, что они. Ашинов — плут, но мы избавляемся от него у себя»[168].

В итоге 6 апреля 1888 года пароход «Кострома» высадил атамана Ашинова и его небольшую команду на берег в Таджурском заливе.

Передовая экспедиция должна была создать базу для первой волны поселенцев, но атаман всего две недели спустя отправился в обратный путь, оставив соратников с запасами, закончившимися в самом скором времени. В России он громогласно объявил о создании в Африке станицы Новая Москва и начал требовать помощи от правительства и общественности в продолжении освоения африканской земли.

В числе тех, кто убеждал императора в необходимости создания колонии, был человек, к мнению которого, особенно в части предпринимательства, Александр III внимательно прислушивался. Нижегородский губернатор Н. М. Баранов сделал немало для развития Нижегородской ярмарки и потому слыл знатоком в торговых делах. 20 сентября 1888 года он писал императору:

«Заселение русскими выходцами африканского прибрежья только тогда принесет России всю массу возможной пользы, когда правительство твердо будет руководить устройством колонии и ее сношениями с соседями, а главное — с Абиссинией. Только при этом условии колония получит подобающее ей государственное значение. В случае высочайшего соизволения я с особенной радостью взял бы на себя съездить под видом отпуска в казачью колонию на захваченные берега Таджурского залива и в Абиссинию, дабы фактически на месте проверить полученные сведения и затем, если, как надо полагать, сведения окажутся верными, при некотором содействии правительства образовать Российско-Африканскую компанию»[169].

Не менее усердно убеждал императора и другой имевший на него влияние высокопоставленный чиновник — обер-прокурор Священного синода К. П. Победоносцев, который предлагал замаскировать истинные цели экспедиции Ашинова. Он считал, что нужно отправить духовную миссию в Абиссинию. А отряд Ашинова будет числиться ее охраной. 16 июля 1888 года Победоносцев писал Александру III:

«В настоящее время мы ожидаем с Афона одного дельного монаха Паисия, с тем, чтобы уговорить его ехать в Абиссинию. Что касается до Ашинова, то он, конечно, авантюрист, но в настоящем случае он служит единственным русским человеком, проникшим в Абиссинию. Стоило бы серьезно расспросить его хоть о том деле, которое, по словам его, уже заведено им на берегу Красного моря. По всем признакам оно может иметь для нас не малую важность, и, по всей вероятности, в таких делах удобнейшим орудием бывают подобные Ашинову головорезы»[170].

Даже среди поддерживающих идею африканской колонизации многие и тогда и позднее считали, что Паисий и Ашинов — самые неподходящие для ее осуществления персоны. Не говоря уже о тех, кто хорошо их знал. К примеру, настоятель русской посольской церкви в Константинополе архимандрит Арсений Изотов 25 мая 1889 года писал архиепископу Тверскому и Кашинскому Савве:

«Вы интересуетесь знать о героях так называемой Абиссинской миссии; о них много было писано в русских газетах, только правды-то мало. Я знал лично и того и другого; Паисий — простой почти безграмотный казак, прежний раскольнический апостол-шалопут… Он жил здесь в Константинополе на Пантелеймоновском подворье в должности казначея. Здесь же на подворье он познакомился с Ашиновым, который выдавал себя здесь за атамана казаков; он представляется авантюристом самой средней руки, только на хвастовство большой мастер, и в этом они оба равны»[171].

Так что у императора был основания сомневаться в целесообразности отправки миссии Паисия с Ашиновым и навербованных им людей. Тем более что против отправки миссии настойчиво возражал министр иностранных дел Н. К. Гирс. В итоге экспедиция стала сугубо частным, не имеющим никакого отношения к государству предприятием. Но она все же началась.

10 декабря 1888 года состоялись торжественные проводы миссии в Одессе. С немалым трудом добравшись с соратниками до места назначения, Ашинов купил у местного вождя старый египетский форт Сагалло, водрузил на него флаг и начал обустраиваться на новом месте. Но, как оказалось, еще раньше тот же вождь продал форт и окружающую его территорию французам. Последствия не заставили себя ждать. Французская администрация потребовала от Ашинова как минимум снять флаг и подчиниться общим правилам для переселенцев. Но он был убежден, что российское правительство поддержит его. Ведь в России уже грузился пароход с оружием для него, а где-то недалеко должен находиться присланный для его поддержки русский военный корабль. Не подчинился атаман и всем последующим требованиям французов.

Но 25 января 1889 года Ламсдорф записал в дневнике:

«После доклада, согласно выраженному государем желанию, министр посылает в Париж Коцебу телеграмму, коей ему поручается заявить французскому правительству, что правительство России совершенно непричастно к авантюре Ашинова, действующего на собственный страх и риск, что нам ничего не известно о конвенции, якобы им заключенной с местным правителем относительно Сагалло, и если эта местность находится под протекторатом Франции, то, конечно, Ашинов должен подчиниться действующим правилам»[172].

6 февраля Ламсдорф писал: «Победоносцев посещает Гирса; проведав о возникших для Ашинова затруднениях, он старается уверить, что совершенно ни при чем в этой злосчастной экспедиции, которой покровительствовали только покойный адмирал Шестаков и генерал Рихтер»[173].

А директора Азиатского департамента И. А. Зиновьева, как писал Ламсдорф, 18 февраля 1889 года посетил одесский губернатор генерал от инфантерии Х. Х. Рооп, отправлявший миссию в Африку:

«Он ставит министерству в упрек, что оно не предупредило его о необходимости остановить экспедицию Ашинова, на что Зиновьев ему отвечает, что министерство два раза писало министру внутренних дел и обер-прокурору Св. Синода, предупреждая их о том, что предприятия Ашинова и отца Паисия неосуществимы. На это мы не получили никакого ответа и больше ничего сделать не могли, к тому же могло ли нам прийти в голову, что он, генерал-губернатор, разрешит сесть на пароход 150 беспаспортным бродягам с оружием и военными припасами. Ответ Роопа довольно интересен: «Я думал, что правительство сочувствовало этим предприятиям; что же касается вооружения и снабжения, то оно было доставлено из Николаева морским ведомством»[174].

Победоносцев же начал отрицать даже очевидные факты:

«Победоносцев, — констатировал Ламсдорф, — который тогда по телеграфу сделал распоряжение об ускорении посвящения Паисия в архимандриты ввиду летней экспедиции последнего и который теперь утверждает, что он тут ни при чем, также очень волнуется»[175].

Замечу, что Сибирь «покоряли» такие же оторви-головы и проходимцы (со своими «частными военными компаниями»), как Ашинов.

И это не мое сравнение. Весной 1887 года генерал-славянофил Киреев записал в дневнике:

«Вчера у меня сидел Ашинов. Добродушный, хотя и не без хитрости, такие должны быть и Кортес, и Писарро, и Ермак. По его мнению, война такое же ремесло, такое же занятие, как и торговля, мореходство т. п.»[176].

Тут стоит отметить, что Ашинов предлагал и иные интересные проекты.

В 1888 году племянник героя Севастополя адмирала В. И. Истомина М. К. Истомин подал в Главный Морской Штаб докладную записку «Об Архипелаге», с мыслью об устройстве с началом войны угольных станций на греческих островах силами российских коммерческих судов и монахов Афонского монастыря Святого Пантелеймона, с настоятелем Константинопольского подворья которого, отцом Паисием, он говорил на эту тему. Лейтенант полагал, что удовлетворив желание игумена Макария признать его архиепископом, а обитель — российской Лаврой, и предоставив ей через Святейший Синод право на сбор средств в России, можно было бы заручиться содействием монастыря, располагавшего складом из 800 т кардифа и тремя небольшими парусниками. Последние М. К. Истомин предложил заменить двумя малыми пароходами, а иноков на них — «людьми типа Ашинова». Выдвинутый самим Я. И. Ашиновым авантюрный план захвата угольщиков в Суэцком канале он считал рискованным[177].

Ашинов был столь известен, что попал на кончик пера Лескова:

«г. Катков отыскал и проявил в свет воителя Ашинова, «вольного казака», который, по мнению г. Каткова, внушал полное доверие. Его поддерживали другие знаменитые люди: Вис. Комаров, Вас. Аристов, свящ. Наумович (участник абиссинской авантюры Ашинова — А.К.) и другие, имена которых останутся навсегда связанными с этим «историческим явлением». Я его помню в одной торжественной обстановке среди именитых лиц: рыжий, коренастый, с круглыми бегающими глазами и куцупыми руками, покрытыми веснушками… Он был превосходен в своем роде. Его ассистировали Комаров, Аристов и Наумович, и еще один русский поэт из чиновников, и три «только что высеченные дома болгарина»… Его надо было оберегать, потому что ему угрожала Англия. Для этого он не пил ничего из бокалов, которые ему подавали, а хлебал «из суседского»… Все это казалось «просто и мило». И затем уже пошла такая знаменитость, которой уже никто и не угрожал: выехал верхом казак и поехал, и (по отчету одного детского журнала) только раз один ему «пришлось купить вазелину», а между тем не только ему, но и его «сивому мерину» были оказаны все знаки почтения».

(Н. С. Лесков. Загон. Гл.5)

Веками Россия и Англия поддерживали силы распада в мире партнера. Англия поддерживала кавказских и польских инсургентов. Россия (а потом и КПСС) поддерживала любых борцов за независимость от Лондона и рабочее движение на самом Острове.

В 18 столетии аналогично Франции и Англия вели прокси-войны в Северной Америке, поставляя оружие «своим» индейцам» (французы — гуронам, англичане — ирокезам и могиканам). Враг моего врага — мой друг.

Вот какое, казалось бы, дело России до событий в предельно далекой от нее Южной Африке. Но англо-бурская война (1899–1902) весьма живо отозвалась в петербургских кабинетах и прессе.


В середине 17 века в Южной Африке была основана Капская колония, население которой уже к концу восемнадцатого столетия возросло до 26 000 человек (в основном голландцев и французов) и 30.000 чернокожих рабов.

4) Венский конгресс 1814 года передал южноафриканские колонии Великобритании в «вечное пользование». Окончательно переход Капской колонии под власть Великобритании был закреплён Лондонской англо-голландской конвенцией 1814 года.

5) В 1833 году английское правительство отменило рабство во всех своих колониях. Буры восприняли это как недружественный акт по отношению к ним. Началась миграция буров из английских владений бурский трек начался на двадцать лет раньше означенных Вами дат, и не по причине отмены рабства, а по причине отъема англичанами у буров принадлежавших им в Капской колонии земель и религиозных притеснений, бурских республик было не две, 16.

В 1835–1845 годах около 15 тысяч африканеров покинули пределы Капской колонии в ходе миграции на юго-восточное побережье и в центральные районы Южной Африки, получившей название Великий трек. Там они основали свои государства: Оранжевое свободное государство и Южно-Африканскую республику (Трансвааль).

6) Англо-Бурских войн было ДВЕ!!!! (враждебные Англии пропагандисты (см. выше) как правило говорят только о второй, с 1899 по 1902 год). В то время как Первую Англо-Бурскую войну 1880–1881 годов начали и ВЫИГРАЛИ буры. Причём, потери англичан были в 10 раз выше.

7) Вторую Англо-Бурскую войну начали буры!!! 9 октября Трансвааль предъявил ультиматум, в котором выдвигалось требование незамедлительно отвести британские войска от границ республики (это вам ничего не напоминает?). В ультиматуме отмечалось, что в случае отсутствия удовлетворительного ответа в течение сорока восьми часов, «правительство Трансвааля с глубоким сожалением будет вынуждено рассматривать действия правительства Её Величества как официальное объявление войны, последствия которой будут лежать на английской стороне». Ответ британского правительства был таким: «Правительство Её Величества с глубоким сожалением встретило категорические требования правительства Южноафриканской Республики, выраженные в Вашей телеграмме от 9 октября. В ответ извольте проинформировать правительство Южноафриканской Республики, что его условия таковы, что правительство Её Величества считает невозможным их обсуждать».

12 октября бурские войска перешли границу с Капской колонией на западе и колонией Наталь на востоке.


Задолго до песни про того, кто землю покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать[178], была аналогичная песня про Трансвааль[179].

Трансвааль, Трансвааль, страна моя!

Под деревом развесистым

Задумчив бур сидел.

О чём задумался, детина,

О чём горюешь, седина?

Горюю я по родине,

И жаль мне край родной.

Сынов всех девять у меня,

Троих уж нет в живых,

А за свободу борются

Шесть юных остальных.

А старший сын — старик седой

Убит был на войне:

Он без молитвы, без креста

Зарыт в чужой земле.

А младший сын — тринадцать лет —

Просился на войну,

Но я сказал, что нет, нет, нет —

Малютку не возьму.

Но он, нахмурясь, отвечал:

«Отец, пойду и я!

Пускай я слаб, пускай я мал —

Верна рука моя…

Отец, отец, возьми меня

С собою на войну —

Я жертвую за родину

Младую жизнь свою.

Отец, не будешь ты краснеть

За мальчика в бою —

С тобой сумею умереть

За родину свою!..

Я выслушал его слова,

Обнял, поцеловал

И в тот же день, и в тот же час

На поле брани взял.

Однажды при сражении

Отбит был наш обоз,

Малютка на позицию

Патрон ползком принёс.

И он в пороховом дыму

Дошел до наших рот,

Но в спину выстрелил ему

Предатель-готтентот.

Настал, настал тяжёлый час

Для родины моей,

Молитесь, женщины,

За ваших сыновей.

Трансвааль, Трансвааль, страна моя!

Бур старый говорит:

За кривду Бог накажет вас,

За правду наградит[180].

Такая вот «всемирная отзывчивость русской души». Интересно, есть ли во французской культуре такая же жалостливая песня про несчастных кавказских горцев?

Как всегда, наша пресса говорила, что «там, где не будет наших солдат, будут солдаты НАТО», что мы расширяемся в порядке самообороны и вообще воюем на стороне Добра. Нам все можно, потому что «свет и радость мы приносим людям». Служение наших агентов, ограниченных контингентов, добровольцев и т. п. — бескорыстно и служит благу и идеалам всего передового человечества.

Именно так говорилось в одной из передовиц «Нового времени» 1899 года: «Ведя на территории азиатского материка упорную борьбу с Англией, мы боремся не только за себя, но и за человечество, мы боремся за преобладание интересов гуманности над животным эгоизмом англо-саксонской расы»[181]. По мнению «Нового времени», Россия должна бороться против всего Запада, который якобы Россию презирает и унижает, а для этого «выгоднее было бы объединяться с будущими Мамаями и Чингисами и вести их на Европу, чем сражаться за тех, которые нас глубоко ненавидят и пытаются уничтожить не мытьем, так катаньем»[182].

Официально российские власти придерживались политического нейтралитета в этой войне, но не препятствовали добровольцам частным порядком принимать участие в боевых действиях на стороне буров. Всего в отрядах свободных республик воевало около 250 российских подданных[183].

Большинство «русских добровольцев» были евреями: многотысячная колония уехавших из России евреев была в южноафриканских республиках еще до войны. Интересно, что юный Илья Эренбург мечтал убежать на эту войну и даже, стащив у матери десять рублей, «отправился на театр военных действий»[184]. Но удалось ему убежать только на гражданскую войну в Испании.

Святой Иоанн Кронштадтский для духовного укрепления передал добровольцам икону Михаила Архангела с собственноручной надписью, которая гласила: «Призываю благословение Божие на ваши головы, желаю вам благополучно доехать, встать на защиту глубоко несчастных и угнетенных собратьев-буров и вернуться невредимо на родину. Вручаю вам образ архангела Михаила. Да охранит вас святой архистратиг в часы опасности!»[185]. Стоит отметить, что «на защиту глубоко несчастных и угнетенных» русских рабочих и крестьян св. Иоанн никого не благословил.

21 октября 1899 г. император Николай писал своей сестре Ксении:

«Ты знаешь, милая моя, что я не горд, но мне приятно сознание, что только в моих руках находится средство вконец изменить ход войны в Африке. Средство это очень простое — отдать приказ по телеграфу всем туркестанским войскам мобилизоваться и подойти к границе. Вот и все! Никакие самые сильные флоты в мире не могут помешать нам расправиться с Англией именно там в наиболее уязвимом для нее месте. Но время для этого еще не приспело; мы недостаточно готовы к серьезным действиям главным образом потому, что Туркестан не соединен пока сплошной железной дорогой с внутренней Россией. Однако я увлекся, но ты поймешь, что при случае невольно иногда самые излюбленные мечты вырываются наружу, и невозможно удержаться, чтобы не поделиться ими»[186].

Это было всего два месяца спустя после завершения мирной конференции по разоружению в Гааге, созванной по призыву русского царя. И пусть это не реализованный проект, а мечты, но психоанализ учит нас, что мечты говорят о человеке не меньше, чем его дела.

Вот, кстати, еще мечты российской военной элиты, не вошедшие в современные школьные учебники:

«Целыми веками общество наше воспитывалось на идее о походе в Индию. Вместе с молоком матери мы всасывали взлелеянную мечту о распространении нашего оружия за Гиндукушский хребет, в самую колыбель человечества, в сказочную страну мировых сокровищ, чтобы попутно свести здесь все старые счеты с Англией. Трудно сказать, на чем базировалась такая легкомысленная самоуверенность, которая не желала считаться ни с какими условиями: географическими, стратегическими и иными. Плодилось немало невежественных и легковесных статей и брошюр, которыя усиленно толкали Россию по направлению к Индии, насыщая наше общественное мнение опасными химерами»[187].

Впрочем, и дела тоже были: «Во время англо-бурской войны царское правительство дважды предлагало Германии вмешаться в войну. Германия это предложение отклонила»[188]. Правда, в свою очередь, кайзер Вильгельм подталкивал Россию к решительным действиям против Англии, но не для того, чтобы участвовать в них, а лишь затем, чтобы шантажировать Лондон русским нажимом и использовать его в своих целях[189].

Когда война в Африке угасла, появилась идея вновь ее разжечь. Русский посланник в Лиссабоне Кояндер телеграфировал в Петербург 10 (23) февраля 1905 г.:

«Бывший бурский генерал Жубер-Пинаар приехал из Трансвааля с целью предложить нам организовать в Южной Африке восстание чернокожих, которые к нему совершенно готовы, в чем они и ручаются. По его словам, это восстание могло бы быть достаточно серьезным, чтобы занять в течение двух-трех лет все внимание Англии»[190].

Имя генерала Жубера было известно и популярно в России: улицам русских городов давали названия в честь бурских героев. В одну лишь харьковскую Городскую управу поступили предложения дать трем новым улицам названия: Трансваальская, Жуберовская и Крюгеровская[191].

Ответная телеграмма министра иностранных дел Российской империи гласила: «Телеграмма получена. Предложение бурского генерала заслуживает внимания». Причем «На подлинном собственной е. и. в. рукой начертано: "Согласен". — "Царское Село, 12 февраля 1905 г."».

Далее генерал Жубер подробней излагал свой план:

«настоящей целью моей было свидание с каким-либо официальным представителем России для того, чтобы спросить у него, желает ли его правительство оказать содействие возникновению в Южной и Центральной Африке восстания кафров, восстания, настолько серьезного, что оно способно будет поглотить исключительное внимание Англии в продолжении двух или трех лет».

Посол добавил к этой записке:

«По его убеждению, для успешного ведения дела ему нужна поддержка могущественной европейской державы, за каковой поддержкой он и обращается к России, которая в свое время должна будет взять Южную Африку под свой протекторат».

8 марта 1905 года глава МИД РИ Ламсдорф телеграфировал Кояндеру:

«Предложения Жубера, без сомнения, представляются заманчивыми».

Здравый смысл все же победил. Англию решили не дразнить.

Еще в разгар Игры был проблеск общеевропейской солидарности, и европейские державы, включая Россию и Англию, вместе подавляли китайское Ихэтуаньское восстание в 1899–1901 годах. Но 7 ноября 1901 года Николай Второй писал Бенкендорфу (своему послу в Лондоне):

«Я пальцем не шевельну, чтобы пойти на какое бы то ни было соглашение с Англией»[192].

Однако, поражение в японской войне заморозило планы российской экспансии вглубь азиатского континента (Тибет, Афганистан, Персия). И уже в 1907 году Николаю пришлось шевелить пальцем и подписывать Англо-русскую конвенцию, завершившую формирование Антанты.

Этапы формирования этого блока были такие:

1891 год — оформлено соглашение между Российской империей и Французской республикой о создании Франко-русского союза.

1892 год — подписание секретной военной конвенции между Россией и Францией.

1893 год — заключение оборонительного союза России с Францией.

1904 год — подписание англо-французского соглашения.

1907 год — подписание англо-русского соглашения.

Ключевым было соглашение, достигнутое в переписке между английским статс-секретарём по иностранным делам Э. Греем и французским послом в Лондоне П. Камбоном 22–23 ноября 1912 года. Британия брала на себя обязательство по защите французского побережья Ла Манша, позволяя Франции весь свой флот перевести в Средиземное море.

Это соглашение было секретным. О нем не знали многие члены английского кабинета министров.

До мая 1914 оно было неизвестно русскому царю.

И до самого начала войны оно было неизвестно кайзеру.

Что и стало одним из важных условий начала Великой войны. 9 июля 1914 году Грей смело лгал немецкому послу Лихновскому, что «между Англией, с одной стороны, и Францией и Россией — с другой, не существует никакого союза и никакой военной или морской конвенции» и что его страна сохраняет «свободу рук». Эта информация, переданная Лихновским в Берлин, убедила кайзера, что Англия останется в стороне, а посему «обедать будем в Париже, а ужинать в Петербурге». 29 июля Грей заявил немецкому послу, что британское правительство «может оставаться в стороне до тех пор, пока конфликт ограничивается Австрией и Россией, но если в него втянутся Германия и Франция, … будет вынуждено принять срочные решения». 1 августа Грей заявил немецкому послу, что в случае войны между Германией и Россией Англия могла бы остаться нейтральной при условии, что Франция не будет атакована. Германия согласилась принять эти условия, но вечером 1 августа Георг V написал Вильгельму II, что предложения Грея были «недоразумением» [193].

Союзы были слишком тайными, а их тексты слишком общими. В них не было однозначно прописано, что считать casus foederis (букв. «случай союза» — обстоятельства, которые обязывают начать войну на стороне союзника). Оттого и не мог немецкий царь по евангельски присесть и подсчитать, сможет ли он со своей силой справиться с противостоящей[194].

Да и с прогностикой ошибались все стороны: Германия считала, что Италия будет с ней, а вышло наоборот. Германия же считала, что Румыния будет в ее лагере и даже профинансировала прокладку телеграфного кабеля из Берлина в румынскую Констанцу и оттуда в Стамбул. Но Румыния ушла в Антанту. Россия же сделала аналогичное ошибочное вложение, протянув подводный телеграфный кабель из Стамбула в болгарскую Варну. А Греция так и просто раскололась: король в Афинах был за Германию, а его премьер-министр в Салониках — за Антанту…

Но два прогноза сбылись. История показала правду формулы Николая Маркова, произнесенной им в канун Первой мировой войны: «Я думаю, что лучше вместо большой дружбы с Англией иметь маленький союз с Германией»[195].

Тогда же и в том же русского царя пробовал уверить бывший министр внутренних дел П. Н. Дурново: «Стоило, однако, нам стать на путь тесного сближения с Англией, как тотчас последовало присоединение Боснии и Герцеговины к Австрии»[196].

То есть: пока Россия была в «Большой Игре» с Англией, Центральные державы не считали ее противником и склонны были учитывать ее интересы. Даже в тяжелые для России дни японской войны Австрия не продвигалась на Балканах.

Но при виде англо-русского союза Вена решила поторопиться. Она аннексировала Боснию. Босния это Сараево. Сараево это Гаврила Принцип. Гаврила это Беда…

Английская «интервенция» в Архангельск в 1918 году была своеобразна.

Еще в середине 1918 г. закладывалась идея об антибританской и антиамериканской оси Берлин — Москва — Токио, о которой впоследствии будут не раз вспоминать вплоть до июня 1941 года[197]. Именно этот союз стал причиной интервенции Антанты. После Бреста неожиданной головной болью для Англии стала судьба огромных запасов тогдашнего «ленд-лиза», накопившихся в портовых складах Мурманска, Архангельска, Владивостока. Командующий американским экспедиционным корпусом в Сибири во время Гражданской войны в России генерал Уильям Грейвс в своих воспоминаниях описывает увиденное им во Владивостоке:

«Повсюду можно было видеть самые разные ценности, приобретенные царским правительством или правительством Керенского, и сваленные где и как попало. Меня поразило большое количество тюков с ватой, лежавших прямо на земле и ничем не защищенных от сырости ни сверху, ни снизу. Еще огромные штабеля резины, которая, как было сказано, требовалась союзникам, и по меньшей мере тысяча автомобилей, которые так никогда и не вытащили из контейнеров» [198].

Это описание Владивостока, но так же было и в Мурманске.

И был вовсе не нулевой риск, что эти запасы попадут в руки немцев[199] или китайцев, если те станут союзниками Берлина. В апреле 1918 года Германия высадила десант в Финляндии. Рядом — Мурманск и Архангельск. Ленинское правительство не без оснований воспринималось или как союзник Германии или как ее легкая жертва.

Кроме того, теперь был очевидный риск, что этими ресурсами будут вооружены освобождаемые из плена немцы, венгры и австрияки, и эта многотысячная волна покатится назад, на западный фронт.

Интервенция в Архангельск в 1918-м не было ни актом «русофобии», ни даже «пещерного антикоммунизма». Англичане не ставили целью продвижение вглубь России и свержение большевиков. Просто Мировая война еще продолжалась.

Более того — наркомвоендел Лев Троцкий как и местный мурманский совет дали свое согласие на десант англичан.

«Начальный этап британского вооруженного вмешательства в России обозначить точнее мог бы термин "интервенция по соглашению"… Мурманский Совет адресовал Ленину и Троцкому запрос о получении помощи Антанты. 1 марта 1918 г. в телеграмме А. М. Юрьеву — председателю Мурманского краевого совета — Троцкий санкционировал "всякое содействие союзных миссий» в борьбе с «немцами и белофиннами", однако эта "комбинация", по мнению СНК, должна была носить "абсолютно неофициальный характер". На следующий день было заключено "словесное соглашение" местной администрации с англо-французским командованием о координации усилий по обороне края. Данный акт, положивший начало интервенции "по соглашению", привел к власти в регионе так называемый Военный совет, который включил по одному представителю краевой администрации, а также британского и французского командований. Заручившись одобрением местного Совета, который в свою очередь получил по телеграфу санкцию Ленина и Троцкого, контр-адмирал Т. Кемп отдал приказ о высадке»[200].

Но потом союзники стали стрелять друг в друга.

А через 20 снова приглашали зайти на свою территорию:

«Мне кажется, что Англия могла бы без риска высадить 25–30 дивизий в Архангельск или перевести их через Иран в южные районы СССР для военного сотрудничества с советскими войсками на территории СССР по примеру того, как это имело место в прошлую войну во Франции»,

— приглашал Сталин Черчилля письмом от 13 сентября 1941 года[201].

Глава 32 Союз с США от колыбели до…

Просто факт: за всю свою почти 250-летнюю истории США НИ РАЗУ не воевали против России.

1 сентября 1775 г. английский король Георг III направил личное послание Екатерине II. Он просил русских солдат «для подавления восстания в американских колониях». Британскому посланнику в С.-Петербурге были даны подробные инструкции добиваться посылки 20-тысячного корпуса и переслан проект соответствующего договора.

Русский посланник в Париже князя И. С. Барятинский пояснял императрице «то почти невероятно, чтоб и Ее Императорское Величество изволила согласиться на такую негоциацию, какой бы тесный союз ни пребывал между обоими дворами, ибо де такой поступок не совместен с человеколюбием, миролюбивыми и бескорыстными ее в-ва сентиментами». Если Англия стремится «притеснять вольность колоний и подчинить их совсем своей власти», то Екатерина II, напротив, «неусыпно печется о доставлении своему народу облегчения и некоторой свободы чрез новые узаконения».

Георг получил отказ. В августе 1776 г. в Европе стало известно о принятии Континентальным конгрессом Декларации независимости. «Издание пиесы сей, да и обнародование формальной декларацией войны против Великобритании доказывает отвагу тамошних начальников», — доносил из Лондона советник русского посольства В. Г. Лизакевич.

Позиция, занятая русским правительством, получила высокую оценку в Соединенных Штатах. «Мы немало обрадованы узнать из достоверного источника, — писал Вашингтон Лафайету весной 1779 г., — что просьбы и предложения Великобритании русской императрице отвергнуты с презрением».

Англия ввела морскую блокаду своих заокеанских колоний, но из Петербурга 28 февраля (11 марта) 1779 г. правительствам Англии и Франции была направлена нота в форме декларации, в которой сообщалось о намерении России послать «эскадру своих линейных кораблей и фрегатов, которым будет приказано должным образом защищать торговлю и судоходство, удаляя от этой береговой полосе любое каперское судно, которое появится, без исключения, невзирая на его национальную принадлежность».

В октябре 1779 г. царское правительство пошло на формальное нарушение принципа непризнания дипломатических представителей восставших американцев, обратившись к «поверенному от американских селений Франклейну» (т. е. Б. Франклину)[202].

И далее в конфликтах всего 19 века США были более чем дипломатическим союзником России.

Формальным исключением можно было бы считать 1812–1814 годы. Тогда кроме европейской, шла англо-американская война.

США объявили войну Великобритании 18 июня 1812 года (точнее: 1 июня президент направил соответствующий документ на утверждение конгрессу и сенату).

Но Наполеон объявил войну России позже, 24 июня 1812 года. Россия и Англия по состоянию на 18 июня находились в состоянии войны. Великобритания и Россия подписали мирный договор только 18 июля 1812 года в городе Эребру (Швеция).

Вашингтон начал войну в ответ на действия английского флота, который препятствовал вести торговлю с Европой, находившейся под властью Бонапарта.

В августе 1814-го англичане захватили Вашингтон и сожгли Белый дом. Та «Вторая война за независимость» стала основой американского мифотворчества. Происхождение государственного гимна США, к примеру, обязано своим появлением английской бомбардировке форта Макгенри на подступах к Балтимору в 1813 году. Патриотический порыв вдохновил Фрэнсиса Кея на стихи, положенные затем на мотив старинной английской кабацкой песенки. Полноценным гимном «Знамя, усыпанное звездами», стало после утверждения Конгрессом двадцать лет спустя. Во время войны появился не только главный девиз, красующийся на американских дензнаках — In God We Trust («В Бога мы веруем»), но и Дядя Сэм.

США объявили войну формальному противнику России, который, однако, по ходу этой войны стал ее союзником. Никаких враждебных действий между США и Россией в те годы не происходило.

Собственно русско-американские отношения не только не были прерваны, но продолжали развиваться в благожелательном плане, и именно от России США рассчитывали в дальнейшем получить поддержку на мирных переговорах. Ни консулы, ни послы не были отозваны. По инициативе русского консула торговля продолжалась в обход английской блокады через испанские порты в Америке. «Объявляя войну Великобритании, США одновременно стремились всячески подчеркнуть, что они не являются союзниками Франции и, в частности, надеются на сохранение дружественных отношений с Россией»[203].

Более того — поскольку война против Англии была популярна вовсе не у всей американской элиты, в американской прессе стала популярна Россия:

«Американская антивоенная оппозиция по понятным причинам не могла радоваться военным успехам англичан, поэтому для демонстрации своего недовольства действиями федерального правительства она стала широко праздновать победы русского оружия над Наполеоном. Ведь Россия вместе с Англией воевала против Франции, которая еще со времен Войны за независимость считалась объективным союзником Соединенных Штатов. Поэтому противники войны с Англией в 1813 году провели несколько больших банкетов в ознаменование победы России над Наполеоном. Например, первый банкет, где присутствовали более пятисот человек, собрал всю политическую элиту Новой Англии»[204].

Морская блокада не позволяла осуществлять военное взаимодействие Вашингтона и Парижа через океан, и все же американская пресса не лепила из Бонапарта образа врага.

Это не помешало некоему эксперту 12 апреля 2022 на гостелеканале «Россия» в передаче «60 минут» сказануть: «США до сих пор не могут нам простить, что мы избавили их от Наполеона и Гитлера». Вот уж Наполеоном США точно не тяготились.

Во всех последующих войнах Россия получала поддержку США.

Крымская война. Русский флот на 1854 год располагал на Тихом океане только тремя 50-пушечными фрегатами — «Диана», «Паллада» и «Аврора». Было обращение русских дипломатов к военному министру США Уильяму Марси в 1854-м году. Он ответил, что официально помочь никак не получится, ибо американский флот слишком мал в сравнении с британским. А неофициально — пожалуйста[205].

С началом войны русское консульство в Сан-Франциско открыло выдачу каперских патентов, и предприимчивые американские капитаны стали массово приобретать их для того, чтобы грабить английские корабли на законных основаниях.

Кроме того, правительство США объявило о возможности использования своих тихоокеанских баз русскими каперами. После первой Опиумной войны США и Англия стали смертельными конкурентами в Тихоокеанском регионе, при этом США имела союз с Россией, что еще более пугало британцев.

А еще около 40 американских хирургов приехали нелегальными добровольцами в осажденный Севастополь, где мужественно работали в военно-полевых лазаретах. Некоторые из них погибли от ран, тифа и недоедания.

В 1860-х годах в США идет Гражданская война. А в Российской империи 22 января 1863 года началось Польское восстание.

В середине июля Париж предложил Лондону ввести войска в Царство Польское и отторгнуть его от России. В начале августа в ответ президент Линкольн заявил, что с Петербургом достигнута следующая договоренность — в случае любых действий, направленных против России или против Севера русский флот (уже вышедший в Атлантику) перейдет под американское командование и вместе с Севером начнет систематическое истребление британской и французской торговли всеми возможными способами.

24 сентября корабли адмирала Лесовского из Средиземного моря прибыли в Нью-Йорк, а 12 октября эскадра Попова через Тихий океан приходит в Сан-Франциско. В виду угрозы нападения кораблей южан на Сан-Франциско контр-адмирал Попов отдал приказ: «В случае появления в порту какого-либо корсара, снаряженного возмутившимися штатами, старший из присутствующих в порту командиров делает сигнал прочим судам «приготовиться к бою и развести пары». Если же ворвавшийся в порт корсар прямо начнет неприятельские действия, то старший из командиров тотчас должен дать сигнал прочим судам «сняться с якоря по способности» и возмутителя общественного спокойствия атаковать». Выздоравливающий после ветряной оспы президент Линкольн попросил Лесовского задержаться с отходом. Он сообщил, что не может явиться на борт корабля, но примет моряков у себя. На большом приеме, где присутствовал дипломатический корпус, высшие должностные лица и члены конгресса, адмирал и командиры кораблей были представлены президенту и госпоже Линкольн. Президент оценил пребывание российских эскадр у берегов США как военный фактор, приведший к провалу попыток Британии и Франции вмешаться в ход Гражданской войны между Севером и Югом.

Линкольн и Сьюард были заинтересованы в дружественном приеме русских кораблей — они хотели убедить Лондон и Париж, что Россия — потенциальный союзник США, и в известной мере это им удалось. Построенные в Ливерпуле для южан броненосцы остались в Англии, а Наполеон III отказался от признания Конфедерации.

Заголовки американских газет того периода гласили: «Новый союз скреплён. Россия и Соединённые Штаты братствуют», «Русский крест сплетает свои складки с звёздами и полосами»[206].

Осенью 1863 года Россия и США совместно заявили, что приостанавливают импорт пшеницы в Британию. Совокупно это было 51 % импорта продовольствия в Англию. И начиная с сентября 1863 года Лондон прямо-таки хватает за фалды Париж по поводу Польши. Мол, русские и пруссаки сами знают, что там делать. Поляки вообще сами виноваты. Да и вообще, это внутренние дела России и Пруссии[207].

Во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов были опасения, что Англия поддержит Турцию. На этот случай русская Средиземноморская эскадра ушла в США, чтобы вместе с американцами заняться пиратским крейсерством против английских судов[208]. В той кампании именно Россия впервые в истории применила замаскированные крейсера: в Нью-Йорк прибыл капитан-лейтенант Семечкин, который купил три парохода («Штат Калифорния», «Колумбус» и «Саратога»). Им присвоили наименования «Европа», «Азия» и «Африка» и зачислили в первый ранг военных кораблей. В Филадельфии их переделали в крейсера, и на них взошли команды русских моряков. В декабре 1878 года «Европа», «Азия» и «Африка» подняли Андреевские флаги. В 1898 году именно между «Африкой» и «Европой» (бывшим банановозом) была впервые в истории установлена регулярная беспроводная связь по телеграфу А. С. Попова.

В итоге армия и флот Англии не вмешались. Поскольку угроза войны с Англией миновала, крейсера в конце декабря 1878 г. ушли из Филадельфии в Европу.

В русско-японской войне в осажденный Порт-Артур прорывались в основном английские корабли с продуктами питания (хотя Англия считалась союзником Японии[209]).

Позже США оказывали давление на Японию к скорейшему и менее тяжелому для России миру. Президент Рузвельт давил на японцев, требуя умерить их требования:

«По словам Витте он достиг успеха потому, что основал свою политику на господствовавших в американском народе чувствах. Когда остался неразрешенным один вопрос о контрибуции, то американцы стали кричать, что со стороны японцев недостойно идти из-за денег на кровопролитие. Такое мнение в Америке сделалось до того господствующим, что Рузвельт даже написал Микадо, что его дальнейшее упрямство лишит Японию поддержки и со стороны американской нации и со стороны его самого, Рузвельта. Такое заявление имело последствием отказ Японии от своего денежного требования»[210].

Американец Джек Лондон, побывав на линии боев в Корее, поменял свою позицию и стал писать резко антияпонские статьи[211]. А австриец Рудольф Грейнц (Rudolf Heinrich Greinz) написал песню, которая, будучи переведена, стала русской народной — «Врагу не сдается наш гордый Варяг». Но первая публикация была в мюнхенском журнале Jugend.

Там были такие слова:

Из пристани верной мы в битву идем,

Навстречу грозящей нам смерти,

За Родину в море открытом умрем,

Где ждут желтолицые черти![212]

Внесло ли это свой вклад в скорый триумф немецкого расизма?..


В Мировой войне США (Англия, Франция, Италия, Япония[213]…) были союзниками России.

Причем Россия помогла Штатам вступить в эту войну.

Историю войны и мира изменили два русских крейсера:

26 августа 1914 года немецкий лёгкий крейсер «Магдебург», в тумане сел на мель у берегов Эстонии в Финском заливе. На спасение экипажа были посланы немецкие суда, но подошедшие русские крейсера «Богатырь» и «Паллада» их отогнали, а своим огнем повредили «Магдебург». По уставу немецкого флота корабельные шифровальные книги требовалось сжечь в топке, но она оказалась затоплена забортной водой. Поэтому их пришлось выбросить за борт. А русские водолазы их нашли. Свою находку российские власти передали британскому Адмиралтейству, где коды смогли расшифровать. Раскрытие кода помогло одержать ряд побед на море. Но главное было в другом: благодаря этому инциденту два миллиона американских солдат приплыли в Европу добивать Германию.

17 января 1917 года министр иностранных дел кайзеровской Германии Артур Циммерман послал депешу Бернсторффу, германскому послу в Вашингтоне. Телеграмма была перехвачена англичанами сразу после отправки. Криптоаналитики Британского Адмиралтейства с помощью книг с «Магдебурга» смогли ее дешифровать.

Оказалось, что от посла Германии в США к послу Германии в Мексике ушло следующее: «Мы намерены начать с 1 февраля беспощадную подводную войну. Несмотря ни на что, мы попытаемся удержать США в состоянии нейтралитета. Однако в случае неуспеха мы предложим Мексике: вместе вести войну и сообща заключить мир. С нашей стороны мы окажем Мексике финансовую помощь и заверим, что по окончании войны она получит обратно утраченные ею территории Техаса, Новой Мексики и Аризоны. Мы поручаем вам выработать детали этого соглашения. Вы немедленно и совершенно секретно предупредите президента Каррансу, как только объявление войны между нами и США станет совершившимся фактом. Добавьте, что президент Мексики может по своей инициативе сообщить японскому послу, что Японии было бы очень выгодно немедленно присоединиться к нашему союзу».

Телеграмма была опубликована 1 марта. Артур Циммерман 29 марта по неизвестным причинам заявил об аутентичности текста телеграммы. Это послужило причиной его смещения со своего поста в тот же день. Но было поздно: его расшифрованная телеграмма помогла преодолеть американские изоляционистские настроения. 6 апреля 1917 года Конгресс дал согласие президенту Вильсону на вступление Соединённых Штатов в Первую мировую войну.

Без 38 американских дивизий истощенная Антанта не смогла бы летом 1918 года сдержать последний натиск Германии, которая, закрыв «Брестским миром» свой Восточный фронт, наконец-то смогла сконцентрировать все свои силы на западном направлении…

Между Первой и Второй мировыми войнами США разработали т. н. Цветные военные планы (Color Plans, color-coded plans). Названия планам обычно давались по цветам, которыми обозначались потенциальные противники (самим США был отведён синий цвет):

чёрный — Германия;

оранжевый — Япония;

красный — Великобритания;

зелёный — Мексика.

Золотой план — разработанный в начале 1920-х годов план войны против Франции.

Цветные названия были полуформальными, детальные варианты планов (а их, например, для Оранжевого плана были десятки) часто имели обозначения вроде Navy WPL-13.

Цветные военные планы обычно не утверждались руководством США; до 1924 года они подписывались только самими планировщиками, затем министрами обороны и военно-морского флота. Единственное исключение — план Радуга 5 — в апреле 1941 года был устно одобрен президентом Ф. Рузвельтом[214].

И вот что достойно примечания:

У США был план войны против Англии. Против Канады. Против Кубы…

Но не было плана войны против СССР.

После нападения СССР на Финляндию, в конце 1940 — начале 1941 года американцы не вняли увещеваниям Лондона, звавшим к экономической блокаде Советского Союза[215].

Если с началом войны в Европе глава администрации (5 сентября 1939 года) подписал прокламацию, подтверждавшую нейтралитет, вслед за чем были заморожены английские и французские заказы в США, то в советском случае он специально 26 июня 1941 года позаботился о том, чтобы ранее подвешенные советские контракты и фонды были разблокированы и СССР был предоставлен благоприятный режим для закупок необходимых, в том числе военных материалов[216].

Такая вот американская русофобия.

Глава 33 Как американцы Владивосток для России отстояли

23 декабря 2021 Путин обличил коварные замыслы американцев:

«Вот, смотрите, еще в 1918 году один из помощников Вудро Вильсона, президента Соединенных Штатов, сказал: «Всему миру будет спокойнее, если на месте сегодняшней огромной России появится государство в Сибири и еще четыре государства в европейской части»[217].

Референты подставили президента. На самом деле:

1. Эти слова не были «сказаны». Они были записаны в частном дневнике Эдварда Хауза 19 сентября 1918 года.

2. Именно потому, что дневник был частным, президент Вильсон не мог знать об этой записи.

3. Очень странно считать, будто какая-то страна руководствуется в своей текущей политике записью в частном дневнике частного лица столетней давности. Дневники Достоевского это тоже концепция современной геополитики РФ? Константинополь таки должен быть наш? Водружение креста над святой Софией это цель внешней политики Путина? Эрдоган в курсе? Кадыров одобряет?

4. В дневнике Хауза и в самом деле сказано: «Она (Россия) слишком большая и слишком однородная для безопасности мира. Я бы хотел видеть Сибирь отдельной республикой, а европейскую Россию — разделённой на три части. Британская империя не представляет такой же опасности миру, как Российская империя под руководством монарха. Составные части Британской империи в любое время могут стать автономными, Индию они не смогут бесконечно удерживать в этом виде. Даже сейчас Индия — это источник слабости, а не силы империи».

Как видим, у Путина небольшая ошибка в цифрах. Хауз говорит о разделе России на 4 части, Путин — на пять. Более значимо то, что Хауз мечтает о распаде не только России, но и Британской империи. Так что вряд ли эта запись может служить доказательством единства коварных замыслов «англосаксов».

Кроме того, тут нет ничего противоречащего тогдашней политике большевиков. В провозглашённой 15 ноября 1917 г. Декларации прав народов России идея «самоопределения» доводилась до крайности («вплоть до отделения»)[218].

И даже Временное правительство было готово отдать то, что благодаря немецкому наступлению уже потеряло. 29 марта 1917 в обращении к полякам указывалось, что «Временное правительство считает создание независимого польского государства, образованного из всех земель, населённых польским народом, надёжным залогом прочного мира будущей обновлённой Европы»[219].

В те годы разделение России было наличным фактом, а не чьей-то мечтой.

«В 1918–1920 гг. у Вильсона был соблазн согласиться с рекомендациями ближайших советников и признать факт распада Российского государства. Но Вильсон эту грань не перешёл, хотя и делился в ноябре 1918 г. с Лансингом своими сомнениями, возможно ли предоставить русским место за столом мирных переговоров, с учётом «нынешнего, по крайней мере, временного расчленения России на пять частей — Финляндию, Балтийские провинции, европейскую Россию, Сибирь, Украину»[220].

5. Ни Хауз, ни Вильсон не были русофобами. 28 ноября 1917 г. находившийся в Париже Хауз, заметив, что в американской печати всё чаще стали относиться к России, «как к врагу», призвал президента и государственного секретаря «подавить» (supress) эту опасную тенденцию, способную подтолкнуть русских в объятия Германии[221].

В то же время Президент Вильсон с неподдельным энтузиазмом отзывался о попытках «русских представителей» в Брест-Литовске добиться «открытых переговоров», свидетелями которых станет «всё человечество». По его словам, они действовали «весьма справедливо и мудро», «искренно и серьёзно» требуя справедливых условий мира и отказываясь обсуждать предложения, «стремящиеся к завоеванию и господству».

Вильсон открыто выражал свою симпатию к русскому народу, который в самые тяжёлые времена «не желает уступить ни в принципе, ни на деле»:

«Его точка зрения на то, что является справедливым, гуманным и приемлемым для него, была установлена с такою откровенностью, широтою взглядов, душевным благородством и чувством симпатии к человечеству, что должно вызвать восхищение всякого истинного друга человечества». 9 января глава Белого дома признал, что был «поражён» здравым смыслом русских предложений в Брест-Литовске[222].

6. Антанта устанавливала кордон вокруг большевиков в порядке реакции на их все-планетные амбиции («мировая революция»), а не из-за плохого отношения к России, русскому народу и его культуре. 9 октября 1919 г. союзными державами была объявлена экономическая блокада России. Нота союзных держав гласила:

«Ярко выраженная вражда большевиков ко всем правительствам и распространяемая ими… интернационалистская программа революции представляют собою опасность для национального существования решительно всех держав…Исходя из этих соображений, союзные и объединенные державы, изучив вопрос о торговых сношениях с большевистской Россией, находят, что эти сношения на деле могли бы происходить только при посредстве главарей большевистского правительства; располагая по своему усмотрению теми продуктами и ресурсами, которые принесла бы с собою свобода торговли, они достигли бы тем самым значительного роста той тиранической силы, которую они осуществляют над русским населением»[223].

Впрочем, эта блокада шла всего три месяца (до января 1920).


7. И Хауз, и Вильсон были миротворцами. По поручению президента Вильсона он ездил в Европу с планом «мирной конференции» без аннексий и контрибуций. Призыв Вильсона к «миру без победы» разозлил французов и англичан, борющихся за полное и решительное поражение Германии. Солдаты стали называть неразорвавшиеся снаряды «Вильсонами». (Позже нападения немецких подводных лодок на американские торговые суда и ставшие известными немецкие планы, подстрекавшие Мексику к нападению на США («телеграмма Циммермана»), вынудили Вильсона вступить в войну).

Далее Хауз участвовал в Парижской конференции и создании Лиги Наций, однако во время её работы возникли серьезные политические разногласия между ним и президентом — Хауз шёл на компромиссы, неприемлемые для Вильсона. Ещё больше неприязнь усугубилась, когда Вильсону стало известно, что зять Хауза, член Американской делегации Гордон Ачинклосс, делал уничижительные комментарии о его политике.

8. Но разногласия между Хаузом и президентом начались раньше. Это видно из той же самой дневниковой записи 19 сентября 1918 года. В той самой дневниковой записи Хауз дважды отмечает, что «практически полностью не согласен» с тем, как президент Вильсон реагирует на ситуацию в России. Конкретней: «Я не согласен с президентом в том, что касается сохранения территориальной целостности России» (i am not in agreement with the President as to leaving Russia intact) [224].


9. Позиция Вильсона и в самом деле была ровно обратной позиции Хауза.

Шестой из 14 мирных пунктов президента Вильсона (8 января 1918) предлагал:

«Освобождение всех русских территорий и такое разрешение всех затрагивающих Россию вопросов, которое гарантирует ей самое полное и свободное содействие со стороны других наций в деле получения полной и беспрепятственной возможности принять независимое решение относительно её собственного политического развития и её национальной политики и обеспечение ей радушного приёма в сообществе свободных наций при том образе правления, который она сама для себя изберёт. И более, чем приём, также и всяческую поддержку во всём, в чём она нуждается и чего она сама себе желает. Отношение к России со стороны наций, её сестёр, в грядущие месяцы будет пробным камнем их добрых чувств, понимания ими её нужд и умения отделить их от своих собственных интересов, а также показателем их мудрости и бескорыстия их симпатий».

Россию Вильсон предпочитал бы видеть, говоря словами известного американского учёного Л. Гарднера, «либеральной, но не расчленённой».

В конце мая 1918 года американское правительство направило представителю США при Антанте сообщение, в котором говорилось:

«Президент считает, что бедствие в России накладывает на нас обязательства непоколебимой верности принципам территориальной целостности и политической независимости этой страны».[225]

Далее Вильсон отдельно подчёркивает, что идея о том, что Японии можно было бы передать часть азиатской территории России, «неприемлема», а все военные действия в отношении противников (Германии и её союзников), которые могут быть связаны с портами в Мурманске и Архангельске, должны проходить «в условиях однозначного одобрения русских и не должны иметь своей конечной целью восстановление «старого режима» или любое другое вмешательство в политическую свободу народа России».

Вильсон не ставил под сомнение будущее России как единого и демократического государства, рассчитывая на то, что «объединение экономического, военного и политического потенциала американской и русской демократий при лидерстве Вашингтона позволило бы ему осуществлять самые амбициозные планы глобальной политики»[226].

Многие деятели Белого движения, включая Б. А. Бахметева (посол, назначенный Временным правительством; лишь 30 июня 1922 года Бахметева американские власти перестали признавать послом России) поддержали идею участия США в интервенции отнюдь не только потому, что это давало шанс на успех и способствовало объединению антибольшевистских сил. В присутствии американцев они видели известную гарантию сохранения единства страны[227].


10. Именно во время и в связи с интервенцией Союзников в России. Происходит первый в истории дипломатический конфликт США и Японии. Главным страхом для Антанты был выход России из войны.

В мае 1917 г. США, Великобритания и Япония договариваются о секретном соглашении относительно положения России. В соответствии с ним руководители трёх держав обсуждали негативный сценарий сепаратного мира России с Германией». Правительства Англии и Америки признали права Японии требовать Восточную Сибирь (в счёт оплаты госдолга России)[228].

Япония желала сделать Дальний Восток частью своей империи. США желали сохранения российской юрисдикции над этими землями (естественно, при дружественной для Антанты русской власти). Поэтому США поддерживали Колчака как «правителя» всей России, а японцы делали ставку на «Дальневосточную Республику». Пожалуй, главный мотив американского десанта был в том, чтобы сдержать японцев и не оставлять их одних на русском Дальнем Востоке.

США понимали, что русские «державники» (какую бы политическую «окраску» они не имели) являлись их естественными союзниками перед лицом растущего японского экспансионизма. По этой причине с 1920 г., когда произошла смена власти в США, а основная антибольшевистская сила за Уралом — Колчак разбит, и Гражданская война в Европейской России близится к завершению, США заявили о необходимости сохранения территориальной целостности России и начали зондаж контактов с большевиками[229].

После поражения Колчака США увезли свои войска из Владивостока и стали требовать того же от Японии:

«Оккупация японскими империалистами нашего Сахалина противоречила интересам США. Американское правительство в мае 1921 года послало японскому правительству ноту протеста против продолжавшейся оккупации японскими войсками Владивостока, Николаевска на Амуре и Северного Сахалина. США требовали указать срок эвакуации этих районов, возражая против каких бы то ни было обоснований на необходимость оккупации»[230].

Именно США настояли на скорейшей эвакуации японских войск.

«В конце января 1922 г. на Вашингтонской конференции был поднят «русский вопрос». США пытались надавить на Японию и вынудить ее удалиться с материка. Конференция проходила в не самой приятной для японской делегации атмосфере, поскольку ни одна из великих держав не поддержала японские планы по укреплению позиций в Восточной Сибири, а некоторые делегаты осудили японское военное присутствие на Дальнем Востоке. На всеобщее обсуждение был представлен меморандум, в котором разоблачены захватнические настроения Японии, а также документы, свидетельствующие о проведении Японией собственной политики на Дальнем Востоке в обход договоренностей с США. Конференция превратилась в настоящий разгром позиций японской стороны. Кроме того, по результатам конференции были подтверждены права России на владение КВЖД. В целом данная конференция не только улучшила положение Советской России на Дальнем Востоке, но и позволила в конечном счете закрепиться на данной территории, что еще сыграло свою роль в будущих конфликтах с Японией, в то время как японская сторона осталась в унизительном положении. В связи со сложившейся ситуацией 24 июня 1922 г. Токио заявил о намерении вывести все войска. В конце октября последний солдат императорской армии покинул территорию Дальнего Востока, а в ноябре на освобожденных территориях была установлена советская власть»[231].

И это — благодаря в том числе и американской дипломатии.

Глава 34 Как Америка создавала российскую индустрию

Много больше, чем военно-политическая или гуманитарная помощь (оказываемая США России во время голода и в царские, и в советские и в постсоветские времена), была помощь в промышленной модернизации.

«Царь Николай I, видя растущее отставание России по всем показателям от соперничающей с ней Англии, задумал провести преобразования. На изменения в общественно-политической жизни страны в силу разных причин он пойти не мог, поэтому все силы он сосредоточил на технологической модернизации[232]. Но где для этого взять необходимое количество квалифицированных специалистов, инженеров, экспертов? Только во враждебной Англии или дружественных Соединенных Штатах. Поэтому начиная с 1830-х годов в Россию в массовом порядке стали приглашать американских инженеров. По американским чертежам строили первые паровозы и железные дороги (в том числе между Москвой и Петербургом), американцы проводили в России первые телеграфные линии и даже помогали в перевооружении армии (к нам приезжали Сэмюэл Кольт и Хайрем Бердан). Безусловно, модернизация России в XIX веке проходила по американским образцам, и это стало главным фактором сближения между нашими странами. Кстати, тогдашняя официальная российская пропаганда любила сравнивать Николая I с Петром I: дескать, один приглашал в Россию голландцев для строительства кораблей, а другой — американцев для строительства паровозов»[233].

Железную дорогу из Петербурга в Москву строил не Николай I и не граф Клейнмихель. Проектировал её американский инженер Джордж Вашингтон Уистлер, отец выдающегося художника Джеймса МакНила Уистлера.

В том, что американские технологии и капиталы приходили в Россию, вряд ли можно увидеть русофилию. Это «просто бизнес». Но он помог России удержаться в числе «великих держав».

Понятно, что американская экономика поддерживала Россию в годы Первой Мировой войны. На лондонской конференции союзников в октябре 1915 года было решено, что необходимые для армии винтовки и патроны Россия должна изготовлять сама и для этого надо провести модернизацию ее металлургических и машиностроительных заводов. Предполагалось осуществить масштабные поставки в Россию станков из Англии и Америки.

Американцы почти монопольно поставляли в Россию станки и моторы для авиации, флота и военной промышленности, а также железнодорожный состав. За один лишь 1916 год из США пришли 12 экскаваторов, 720 фрезерных станков, из США прибыло 100 000 пудов алюминия для строительства аэропланов, 50 000 телефонов, 25 новейших американских тепловозов, а также 300 паровозов. Доставлены 24 дизельных мотора «Баффало» для российских 12 канонерских лодок. 24 газотурбинных мотора фирмы «Скриппс» для скоростных катеров и 24 мотора фирмы «Стерлинг» для дозорных катеров.

Из США было заказано сукно для военной формы (13 млн. кв. м) и даже сёдла для лошадей (70 тыс. штук). В России не хватало подков и шипов для них. В результате 100 млн штук шипов поступило от американского завода «Неверслин» и ему впоследствии был дан ещё один на заказ на 150 млн шипов. США поставили 3 млн. сапог.

Из Америки поступило 33 808 пулеметов, тогда как в самой России в годы войны изготовили более их 28 000[234].

Но и после октябрьского переворота связи быстро восстанавливаются.

Без активнейшей американской помощи СССР в годы «первых пятилеток» не смог бы провести индустриализацию, создать военно-промышленный комплекс и современную армию.

К 1929 году в советской России развитие технологий, промышленности находится в упадке. Прежде всего из-за тяжелейшего наследия хозяйственной разрухи, больших кадровых и технологических потерь в результате Гражданской войны, исхода миллионов соотечественников за рубеж. Там, где были хорошие технологические заделы, они во многом утрачиваются, а в тех сферах, где ранее было отставание, оно еще более вырастает.

В 1929 году на Путиловский завод приезжает высокопоставленный представитель компании «Форд» Чарльз Соренсен. Посетив Путиловский завод, американец с изумлением обнаруживает, что здесь выпускаются — причем без всякой лицензии — тракторы «Фордзон» под названием «Красный путиловец». Без лицензии и без особого успеха. С помощью нескольких фордовских механиков на заводе пытаются воспроизвести купленные и разобранные на части американские машины. Но секреты технологии производства раскрыть не удается, и качество отечественных копий гораздо хуже, а стоимость намного выше американских оригиналов.

В результате к концу 1920-х годов в стране отсутствует целый ряд современных отраслей и соответствующих современных технологий, в том числе:

— цветной металлургии;

— станкостроения;

— автомобильной промышленности;

— тракторной промышленности;

— химической промышленности;

— производства сельскохозяйственных машин;

— авиационной промышленности.

Осознав отсутствие экономической базы для РККА и войны, сталинское правительство ищет помощь в ненавистном западном мире.

С мая 1930 года немец Эрнст Май вместе со своей архитектурной командой работает в Москве. Под команду Эрнста Мая создаётся Проектное бюро Цекомбанка — главного банка по финансированию жилищного строительства, которое затем преобразуется в Стандартгорпроект. Команда Мая работает над проектированием около двух десятков новых городов, включая Магнитогорск, Нижний Тагил и Новокузнецк.

Передовая технология немецкого архитектора предусматривает полный отказ от кирпичной кладки: дома собираются на стройплощадке из крупных блоков, предварительно изготовленных конвейерным способом на заводе.

В 1933 году Эрнст Май и его 23 проектировщика заканчивают работу в Москве и уезжают домой, оставив после себя за три года работы не только два десятка новых городов, но и принципиально новые отечественные стандарты жилищной архитектуры и градостроительства.

Главный инженером-консультантом строительства Днепровской ГЭС становится американски полковник Хью Линкольн Купер (Hugh Lincoln Cooper).

17 сентября 1932 года «за особо выдающуюся работу на Днепрогэсе» 6 американских консультантов (Франк Фейфер, Чарльз Джон Томсон, Вильгельм Петрикович Меффи, Хью Купер, Фридрих Вильгельмович Винтер, Георг Себастьянович Биндер), возглавляемых шеф-консультантом, полковником армии США Купером и инженером «General Electric» Томсоном, были награждены орденами Трудового Красного Знамени.

Сын прусского раввина американец Альберт Кан является одним из лучших в мире индустриальных архитекторов, его по праву называют «отцом промышленного Детройта». 8 мая 1929 года с Бюро А. Кана подписывается контракт на проектирование и руководство строительством Сталинградского тракторного завода. Сначала завод собирается в США, а затем разбирается, перевозится и монтируется в России.

7 американских инженеров во главе с Альбертом Каном с 15 апреля 1930 года работают в Москве в пятиэтажном здании в Черкасском переулке, где совместно с отечественными инженерами разрабатывают на базе новейших технологий проекты создания новых предприятий различных отраслей экономики, а также организуют их строительство.

Американцы руководят всей отраслью промышленного строительства России. «Очень важно отметить, что работа американских специалистов… была не консультативной работой, а фактическим руководством всем строительством и связанными с ним различными операциями», — подчеркивает 5 июля 1930 года официальное издание ВСНХ «За индустриализацию».

В кратчайшие сроки — в период с 1930 по 1932 год — живя и работая в Москве, команда Альберта Кана проектирует и организует строительство 521 объекта — ⅓ всех строек первой пятилетки. Причём речь идет о наиболее крупных и сложных предприятиях — ядре новой отечественной промышленности:

— Горьковский автомобильный завод;

— Магнитогорский (Магнитострой) и Кузнецкий (Кузнецкстрой) металлургические комбинаты, Азовсталь и Запорожсталь;

— Уралмаш и Краматорский машиностроительный завод (Краммашстрой);

— Сталинградский, Харьковский и Челябинский тракторные заводы.

В апреле 1932 года Альберт Кан и его 27 инженеров заканчивают работу в Москве и уезжают домой в США, оставив после себя всего за два года работы не только новейшие заводы — ядро отечественной промышленности, но и принципиально новую общегосударственную систему проектного дела и организации строительства, качественно работающую с высокой скоростью на основе передовой поточно-конвейерной технологии.

Суммарно объем экспорта из США в Россию с 1926 по 1931 год оценивается Министерством торговли США в 491,7 млн долларов. Сегодня эта сумма соответствует более 50 млрд долларов. Доля экспорта США в нашу страну возрастает с 1,33 % в 1927 году до 4,17 % — в 1931-м. Американский экспорт в СССР увеличивается на 233 % по сравнению с экспортом США в Россию до Первой мировой войны[235].

Только за 1930−1932 гг. на их основе американские специалисты подготовили для СССР 4000 инженеров и квалифицированных рабочих, свыше 1000 чел. прошли обучение в США (Для сравнения: в 1929 г. в советских вузах на технических специальностях обучались 31,1 тыс. студентов). В 1931 г. СССР закупил половину всех произведенных в Великобритании металлорежущих станков. В 1932 г. 64 % экспорта металлообрабатывающего оборудования США отгружалось в Советский Союз[236].

Конечно, это сотрудничество компаний США с СССР было выгодно американцам, давало им прибыль, занимало производственные мощности, снижало безработицу… Да, это корысть. Но кто и когда «любил» другие народы, не думая о своей корысти? Россия, что ли кого-то бескорыстно «любила» без задней мысли подчинить себе?

При этом вклад США в развитие сталинской индустрии был не меньшим, а большим, чем их их вклад в германскую промышленность. Отличие лишь в том, что в Германии они скупали уже имеющиеся заводы, а в Советский Союз они продавали и завозили новые заводы.

«Костяк советской тяжелой промышленности, построенной в этот период, был создан по проектам западных инженеров, построен под руководством западных инженеров и во многом руками западных рабочих, оснащен преимущественно западным оборудованием; по их же проектам строились и новые города…»[237]

…И несколько позже. Звездой брежневских пятилеток стал завод КамАЗ. Но кто его строил? Программа «Время» торжественно сообщала о рытье котлованов и возведении стен новых цехов, о социалистическом соревновании строителей, трудовом рекорде крановщика Петрова и шефской помощи Ленинского Комсомола.

Однако, у советского массового зрителя не было шанса узнать о том, кем и чем именно эти стены наполняются.

Американская компания «Swindell-Dressier» оборудовала КамАЗ автоматизированным литейным заводом (за 42,6 млн долл). Механизированные литейные линии — С. E. Cast Equipment (за 43.5 млн). Оригинальная линия сборки двигателей Камского автозавода была предоставлена компанией «Ingersoll-Rand», производительность которого не имела аналогов в мире, а большинство сборочных стадий завода были спроектированы с управлением новейшей тогда IBM 370. Металлорежущие станки поставила фирма LaSalle Machine Tool за 12,4 млн долларов. Французский концерн «Renault» обеспечивал проектирование и монтаж моторного цеха ($250 млн), германская «Liebherr&Huller» разрабатывала конструкцию и оборудование для трансмиссионного завода ($171,8 млн), итальянская «Fata SPA» поставила формовочную технику, конвейерное и погрузо-разгрузочное оборудование ($64,3 млн), японская «Mitsubishi Heavy Industries Ltd.» токарные станки с ЧПУ ($27 млн)[238].

Европейские и японские компании в рамках контрактов модернизировали мощности КамАЗа на 780 млн долларов. Пол-миллиарда долларов заплатили американцам. То есть КАМАЗ куплен у «коллективного Запада» «под ключ». Как и заводы первой пятилетки.

И это — только легальная помощь. А сколько технологий было просто украдено у Запада?[239] Это и атомная бомба, и первые космические ракеты, и и первые стратегические бомбардировщики… И многие технологии пропаганды.

Глава 35 Победа без ленд-лиза, но и без безоговорочной капитуляции

Масштабы экономической помощи англосаксов Советскому Союзы в годы войны также впечатляют.

Если бы не ленд-лиз и «второй фронт», и Великая Отечественная война кончилась бы для СССР иначе.

Сталинский приказ № 227 от 28 июля 1942 года («ни шагу назад») честно пояснял: «наши средства не безграничны. Территория Советского государства — это не пустыня, а люди — рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, — это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба».

На самом деле все было еще хуже. Если к 1941 году военно-технический потенциал Германии был больше советского в 1,5–2 раза, то в 1942-м — уже в 3–4 раза. В декабре 1941-го чугуна, стали и проката производилось в СССР в 4 раза меньше, чем в июне[240].

Но прежде всего, СССР катастрофически не хватало порохов:

«Совершив гигантский скачок вперед, советская химическая промышленность так и не смогла за предвоенные годы выйти на уровень той же немецкой. При общем росте числа орудий обеспеченность их боеприпасами «на ствол» оставалась на уровне 1914 г. Например, на начало Первой мировой к 152-мм гаубицам имелось по 609 снарядов, а к июню 1941 г. — по 690. Одинаковы были и последствия: снарядный голод и в русской, и в Красной армии разразился аккурат через полгода после начала войны. В феврале 1942 г. командующий Западным фронтом генерал армии Жуков докладывает Сталину, что «осталось всего 1–2 снаряда на орудия». Причем если царская Россия имела сравнительно комфортные условия для наращивания выпуска боеприпасов, то СССР работал над этим на фоне масштабной эвакуации (а часть производств была потеряна безвозвратно). В итоге по выпуску пороха СССР проигрывал Германии все годы войны, за исключением 1945 г. Аналогичная ситуация была по тротилу и прочим взрывчатым веществам. Серьезно выручил ленд-лиз, в СССР было поставлено 127 000 т порохов (что равно годовому пику производства в 1944 г.) и треть тротила. А с учетом компонентов для его производства, считает историк Алексей Исаев, можно говорить и о половине союзнического тротила в наших снарядах. Именно порох и тротил, а не танки и самолеты были критически важной частью ленд-лиза для Красной армии.

Но и при этом отставание от немцев оставалось пугающим. В 1942 г. немецкая дивизионная артиллерия выпустила 18 млн шт. 105-мм гаубичных снарядов, а наша — 10 млн 76-мм снарядов. По артиллерии калибра 152 мм и выше разрыв еще больше: 2,322 млн у нас против 4,846 млн у немцев. Разрыв в количестве тяжелых снарядов оставался до конца войны. Даже в 1944 г. он составил 3,701 млн на 7,553 млн в пользу вермахта. На практике это приводило к тому, что на второстепенных направлениях фронты сидели на голодном снарядном пайке, не в силах подавить оборону противника артподготовкой. Вот 14 сентября 1944 г. начинается стратегическая операция по освобождению Прибалтики. Официальная советская история гласит: «В связи с ограниченной обеспеченностью боеприпасами общая глубина огневого воздействия артиллерии в период артподготовки была незначительной: у 2-го Прибалтийского фронта — всего 700–800 м, у 3-го Прибалтийского фронта — 200–300 м. Только на 1-м Прибалтийском фронте глубина воздействия артиллерии достигала 3–4 км». Что такое 200–300 м? Будет накрыта только первая траншея, а перед войсками 3-го Прибалтийского немцы отрыли две позиции с двумя траншеями каждая плюс еще одну полосу в глубине обороны. И прорывать их придется, что называется, с кровью и мясом»[241].

Даже в 1945-м имел место и «снарядный голод»:

«Рассказы о реализации 265 орудий и минометов и 44 танков на километр фронта, особенно по подавление обороны противника во всю глубину, в контексте показанных выше потерь армии, следует рассматривать как этакую военную фантастику любящих помечтать военных людей. Если 16 апреля артиллерия армии действительно много стреляла (правда, стоит внимательно рассмотреть расход боеприпасов по задачам), то с 17 апреля все сдулось. 18 выстрелов на ствол 76 мм дивизионки в день это уничтожение огнем 4 орудийной батареи ЗИС-3 двух наблюдаемых целей типа пехотное отделение (6–8 снарядов пристрелка, 12–24 поражение) и не более одной ненаблюдаемой (когда оценка результатов стрельбы невозможна), где согласно приведенной выше таблицы, по неукрытой пехоте без учета пристрелки требуется израсходовать 90 76 мм снарядов на гектар площади. Применительно к «скорострельным» 76 мм дивизионным орудиям стоит помнить об их боевой скорострельности. Где «средние» 18 выстрелов в день, это всего лишь 3 минуты неторопливого огня с проверкой и исправлением наводки после каждого выстрела. Режим, в котором эти пушки при 6 выстрелах в минуту могли вести огонь часами»[242].

Нехватка качественных грузовиков порой приводила к голодным смертям бойцов на линии фронта:

Февраль 1943 года. После ликвидации сталинградского котла армии Рокоссовского перебрасываются под Курск и образуют Центральный фронт. Начинается Севско-Гомельская операция. Она оказывается неудачной. 2 апреля выходит Постановление Военного совета Центрального фронта № 00 116 о причинах неудач наступления 17 армии.

«Армейская дорога оказалась непригодна для автотранспорта, войсковые дороги в непроезжем состоянии. Все это поставило войска в чрезвычайно тяжелое положение с питанием, результатом чего появилось истощение и даже смертные случаи на этой почве (102 сд — 12 случаев, в 175 сд — 2 случая и др.)… Военному прокурору Центрального фронта произвести следствие и лиц виновных в срыве питания бойцов и допущении смертности на почве истощения предать суду военного трибунала… Выделить и направить в 70-ю армию 75 автомашин Студебеккер для подвоза продовольствия»[243].

СССР получил (относительно собственного производства) — 15 % самолётов, 12 % танков[244], 22 % судов.

На каждые 100 % поступивших в народное хозяйство (то есть на две трети на фронт) у союзников было приобретено: 37 % авиационного бензина, 66 % кадмия, 37 % металлорежущих станков, 81 % молибденового концентрата, 46 % сахара, 75 % рельсов, 90 % вагонов, почти 100 % паровозов (эти 2000 паровозов составили около 10 процентов наличных паровозов в СССР).

Мог бы эти вагоны, паровозы, грузовики (в числе 420 000 штук; сам СССР за годы войны произвел их 219 000) произвести сам СССР? Да. Но за счет снижения производства собственных танков. Челябинский тракторостроительный завод с конца 1941 года стал «танкоградом» (танковый завод № 100) и прекратил выпуск тракторов вообще. Поставки паровозов по ленд-лизу позволило преобразовать Нижне-Тагильский вагоностроительный завод (Уралвагонзавод) в Уральский танковый завод № 183 и сосредоточить его мощности на производстве танков. Эти решения были приняты еще осенью 1941-го, до начал поставок по ленд-лизу. Но именно последний помог утвердиться этой трансформации.

Ленд-лиз дал 8000 тракторов. Тухачевский считал, что производство одного танка равняется производству двух тракторов[245].

Значит, затраты на выпуск 8000 тракторов равняется затратам на 4000 танков. В свежей 5 гвТА накануне Прохоровского боя было 850 танков. 1-я танковая армия накануне Берлинской операции 16 апреля 1945 года имела 709 боевых машин. 2-я танковая армия на тот же день имела 667 боевых машин.

Значит, 4000 танков это пять танковых армий. Вычтите танковые армии из окружения и штурма Берлина (в нем участвовали четыре ТА из имеющихся шести). Каким был бы результат?

Еще неочевидная страница американских поставок: для обработки погона башни Т-34-85 был нужен карусельный станок диаметром базы в 1600 мм. Такие имели всего два танковых завода: Кировский (целиком загруженный производством КВ и отрезанный блокадой) и № 112. В СССР такое оборудование не производилось. Единственный выход виделся в закупках карусельных станков в Великобритании (фирма «Лоудон») и США («Лодж»). Их прибытие оттуда ожидалось не ранее февраля 1944 года. В результате первый танк Т-34-85 покинул цех завода 183 только 15 марта 1944 года[246].

А если в истории-без-лендлиза у СССР меньше танков, значит, и его стратегия была бы менее наступательна. Тогда и у Германии не было бы острой потребности в создании оборонно-противотанкового «тигра». И вместо этой сложной, новой и дорогой машины можно было бы наращивать массовое производство Т-4 с длинной пушкой[247]. И вместо кризисных «тигровых батальонов» росло бы число танковых дивизий прорыва.

Еще «деталь»: к 1945 году 9000 «катюш» стояло на американских студебеккерах (на советских грузовиках только 600).

Пресловутая «тушенка» была не менее важна. Норма питания для солдат в сутки составляла 2659 калорий (для тех, кто не был на передовой) и 3450 калорий для тех кто на линии фронта. Так вот, в 1942–1943 гг. каждый советский солдат в своем рационе имел 1162 калории, полученные через ленд-лиз, а со второй половины 1943 и в 1944 году — 2014 калорий[248].

Мог бы произвести эти продукты сам СССР? Возможно. Но тогда еще многие тысячи людей остались бы в сельском хозяйстве[249] и в пищевой промышленности не смогли бы быть в действующей армии. Кроме того, каждая открываемая банка американской тушенки весомо и наглядно показывала: «мы не одни!» и, значит есть другие мотивы для сопротивления гитлеризму, кроме защиты власти товарища Сталина.

Вот страничка экономики войны.

Один зенитный снаряд стоил 80 долларов (в ценах 1940-х годов).

Чтобы сбить один союзный бомбардировщик в небе Германии (то есть стратегический высотный бомбардировщик, а не фронтовой), нужно было выпустить снарядов на 107 000 долларов (то есть обменять около 5 000 снарядов на один самолет)[250].

В 1944 году стоимость американского бомбардировщика Б-17 — 204 370 доллара; бомбардировщика Б-24 «Либерейтор» — 215 516 долларов.

Таким образом, затраты на зенитные снаряды составляли половину стоимости самого самолета.

Потери 8-й воздушной армии США, воевавший в Европе, составили 2112 «Либерейторов»[251] (47 500 человек — это потери 8 ВА, из них более 26 000 лётчиков, штурманов и воздушных стрелков погибло)[252]. Всего в Европе и Средиземноморье были потеряны 10 152 тяжелых бомбардировщика этих двух типов (из 31 231 произведенных).

То есть тех средств, которые Германия потратила на снаряды для американских бомбардировщиков, хватило бы на постройку ею самой 5000 тяжелых бомбардировщиков класса «урал-бомбер» Не-177.

Обычные фронтовые самолеты стоили много дешевле: Юнкерс-52 стоил 62 000 долларов, истребитель Ме109Е — 84 000.

Это означает, что на деньги, потраченные на зенитные снарядов против американских бомберов, можно было бы произвести 10 400 мессершмиттов (в реале всего их было произведено около 32 500 штук). Повлияло бы увеличение числа немецких истребителей на треть на ситуацию на советском фронте?[253]

Но ведь оборона от англо-американской авиации включала не только затраты на снаряды. Еще были траты на сами зенитки (10 000 зенитных орудий защищали небо над «рейхом»), на локаторы, прожектора, бомбоубежища и т. п[254]. Все эти материалы, трудочасы, финансы, команды могли бы работать на Восточный фронт.

Имперский министр вооружения Шпеер в своих мемуарах пишет:

«Наиболее чувствительные потери возникли вследствие крупномасштабных мер противовоздушной обороны. 10 тыс. тяжелых зенитных орудий[255] уставились в 1943 г. в небо Рейха и оккупированных западных территорий. А ведь их можно было бы использовать в России против танков и иных наземных целей. Без второго, воздушного, фронта над нашей родиной наша противотанковая мощь, уже только имея в виду одни боеприпасы, примерно удвоилась бы. К тому же она отвлекала сотни тысяч молодых солдат. Треть оптико-механической промышленности была занята выполнением заказов для приборов наведения противозенитных батарей, в продукции электротехнической промышленности до половины объема занимали радарные установки и приборы связи и оповещения ПВО» [256].

Плюс к этому необходимость постоянной защиты территории самой Германии от налетов привело к тому, что все большее число истребителей оставались на своих немецких аэродромах (воздушный флота «Рейх»), и лишь в 1945 они стали действовать как фронтовая авиация.

А еще в Германии базировались ночные истребители, которые работали только против англо-американцев. В феврале 1944 их было 568. Число истребителей на Восточном фронте в это время — около 400. Но ночные истребители стоили много дороже и делались на основе двухмоторных бомбардировщиков. Таковых в это время на Востоке было 262 штуки. То есть, к февралю 1944 количество ночных истребителей более чем вдвое превысило количество бомбардировщиков на Восточном фронте.

Лишь в 1941 году большинство немецкой авиации действовало против СССР.

На Восточном фронте количество одномоторных истребителей стабильно снижалось с 442 самолетов ноября 41-го до 339 самолетов февраля 44-го (при том, что количество одномоторных истребителей за указанный период увеличилось с 1098 до 1616).

В решающую минуту начала операций «Багратион» (22 июня 1944) 6 воздушный флот Германии, который поддерживал группу армий Центр, имел в строю лишь 40 истребителей[257]. В составе советских воздушных армий на этом направлении имелось около 6000 самолётов, из них более 1100 дневных и ночных бомбардировщиков и 2000 штурмовиков. Ветераны говорили, что в результате повторилась картина лета 1941 года: авиация безнаказанно разносила колонны отступающей армии. Только роли поменялись.

И где же люфтваффе? — В Нормандии…

А что с потерями?

Если в июле 1942-го на Востоке было потеряно 55,7 % от общего числа потерь за месяц, то в июле 1943 уже только 36 %. А ведь это Курская дуга. Просто параллельно ей шло сражение над Сицилией, а в небе Германии уже налетали бомбардировщики.

В феврале 1944-го из 1305 точно сбитых на Восточный фронт приходится 270 — чуть меньше 21 %. В июне 1944-го 1954 самолета всего и 312 на Востоке (16 %)[258].

А что с артиллерией?

По ленд-лизу было поставлено 123 000 тонн готовых порохов и 150 000 тонн химикатов для порохового производства Собственное производство порохов в СССР в 1942 году составило 67 698 тонн; в 1943-м (уже с помощью импортных компонентов) — 112 770 тонн, в 1944-м — 126 890 тонн. То есть без зарубежный поставок советский «бог войны» просто замолчал бы.

Знаменитый конвой PQ-17 вез вооружений на 700 000 долларов — и их хватило бы на вооружение общевойсковой армии.

В той истории, которую предлагает российская пропаганда (СССР один против «всей Европы») у нас было бы в разы меньше оружия и боеприпасов, а у немцев на единственном Восточном фронте — в те же самые разы больше техники и раза в полтора больше людей.

Как сказал Марк Солонин — «Может, ленд-лиз и армии союзников это и в самом деле лишь "соломинка", что легла на нашу чашу. Но без нее наша чаша не перевесила бы. Так что хорошо бы честно подсчитывать "слагаемые победы". Не заменяя авиационный бензин полетами с иконами».

Я не исключаю, что победа СССР могла бы быть достигнута и без ленд-лиза и второго фронта. Но победы бывают разные. И далеко не все оканчиваются в столице поверженного врага его полной и безоговорочной капитуляцией.

Предположим, советская экономика и без ленд-лиза смогла бы решить свои проблемы. Но это означало бы отвлечение рабочих рук с фронта[259] и просто задержку в перевооружении армии. Как следствие — давление на немцев и темпы наступления снизились бы. Не удалось бы перейти от стратегии вытеснения к стратегии уничтожения (окружения больших армейских масс).

В июне 1944 года[260] Красная армия совершает свою самую удачную стратегическую наступательную операцию «Багратион», в ходе которой была разгромлена группа армий «Центр». Если бы не было «западных» фронтов в Италии, на Балканах и в Нормандии, то за спиной немецкого фронта стояли бы стратегические резервы: группа армий «Ц» (10 и 14-я армии), группа армий «Б» (7, 15-я армии), группа армий «Г» (1 и 19-я армии), танковая группа «Запад», и еще те восемь дивизий, что в реале находились на Балканах, Этих сил хватило бы, чтобы заткнуть любой прорыв Восточного фронта и как минимум вновь перевести войну в окопно-затяжной режим.

Затяжка боев привела бы к тому, что немецкая военная техника успела бы закрепиться на качественно ином уровне (реактивные самолеты, стратегические «урал-бомберы», баллистические ракеты), и на переговорах это пришлось бы учесть. Да и количественно рост производства боевой техники Германией в 1944 году впечатляет.

Даже если бы Германии не удалось дожать одинокий Советский Союз, если бы и без ленд-лиза и второго фронта Красная Армия смогла перейти в устойчивое стратегическое наступление, оно шло бы много дольше и с бóльшими потерями. А именно человеческие ресурсы и так уже кончались.

Уже весной 43-го пополнение действующей армии шло за счет населения освобождаемых территорий. То есть мобресурс тыловых регионов был уже практически полностью выбран. И, значит, более медленное продвижение на Запад означало бы и уменьшение численности РККА.

В сентябре 1943 г. тогда еще Степной фронт поднял 70,7 тыс. человек на освобожденной территории, в октябре — 71,1 тыс. человек, в марте 1944 г. таковых было 108,9 тыс. человек, а в апреле аж 138,5 тыс. человек.

Из 528,2 тыс. человек, призванных на освобожденной территории Вторым Украинским фронтом (бывшим Степным) с августа 1943 г. по июль 1944 г. почти половина (47 %) приходится на весну 1944 г. Успешные наступления позволяли мобилизацией восполнять потери (прогоняя призванных через запасные части). Люди есть, вооружение есть, можно наступать дальше.

Когда фронт вставал, этот ресурс падал. Так в июне 1944 г. мобилизованных были уже 18,2 тыс. а в июле — всего 902 человека.

Это феномен отрезка времени весны 1943 г. — весны 1944 г.

То, что пополнение шло с освобожденных территорий, объясняет странную статистику 47 армии 1 Белорусского фронта. С 1 апреля по 9 мая через армейский запасной полк в боевые части направлено 17 417 человек. Из них 8613 — бывшие советские военнопленные; 1693 — возвратившиеся из госпиталей; 6111 — маршевое пополнение, прибывшее из внутренних округов страны. В этом числе — 6085 русских и 6558 украинцев (белорусов 1396)[261]. А в марте того же года в ту же армию прибыло русских 2137, украинцев — 867, зато литовцев — 1856[262]. В декабре 1944 года пополнение составило русских — 1477, украинцев — 270, «украинцев и белорусов с западных областей» — 1669[263].

К 45 году с переходом госграницы и этот ресурс был близок к исчерпанию. Все дивизии имели половинный состав. Красная Армия была обескровлена. При уставном штате дивизии в 10,5 тысяч человек, в боях на Курской дуге в 1943-м средняя численность дивизии составляла 6,5 тысяч. В апреле 1945 года на направлении главного удара на Берлин дивизии насчитывали 4–5 тысяч человек. А в Пруссии — 3000. Обершарфюрер СС Эрнст Баркман (танковый ас из дивизии «Великая Германия») писал в своем дневнике накануне наступления при Балатоне:

«Я верю в успех. У русских некому воевать. Их дивизии потрёпаны. У них остались только второсортные солдаты — раненные или прежде признанные негодными. Русские набирают новобранцев в диких азиатских окраинах, либо на западных землях, они не желают воевать за большевиков»[264].

При этом при появлении возможности использовать мобресурсы освобождаемых западных регионов Союза осенью 1943 года было принято решение отказаться от призыва в Средней Азии и Закавказье, отправив призванных не в бой, а на «трудовой фронт»[265].

Затягивание войны еще на год-полтора с потерей еще как минимум одного-двух миллионов мужчин привело бы к надрыву сил страны. К 1945 году призывные комиссии отмечали, что 17–18 летние юноши, то есть «возраста 1925–1927 годов» просто физически недоразвиты[266]. Причина понятна: голодомор в раннем детстве, а затем военные лишения в их же подростковые годы…

Конечно можно было бы сказать, что в 1945 советские командиры и солдаты «научились воевать», и это умение компенсировало бы относительную нехватку личного состава.

Но вот историк (да, анонимный, да, «диванный эксперт» — но систематически работающий с военными архивами и СССР и Германии) сравнил схожие боевые действия: массированное стратегическое наступление на заранее укрепленные позиции.

А именно потери вермахта при атаке на Курскую дугу в июле 1943 и при атаке РККА на Зееловские высоты в апреле 1945-го.

Для сравнения были взяты действия немецкой 292 пехотной дивизии, которая в составе 41 танкового корпуса 9 армии Моделя прорывалась на Поныри (северный фас «огненной дуги»).

5 июля 1943 года ширина полосы наступления это дивизии составляла 7 км. Плотность боевого состава без деления на первый и второй эшелон — 530 (пятьсот тридцать) человек на километр. Потери в течение пяти дней наступления составили 2013 человек, или 402 человека среднесуточно, или 288 человек на километр.

16 апреля 1945 года на Зееловские высоты под Берлином шли три советских гвардейских стрелковых корпуса (28 и 29 и 4) из армии Чуйкова.

Численность советского стрелкового корпуса приблизительно равна численности немецкой пехотной дивизии.

28 Гв СК — ширина полосы наступления 6 км. Плотность условного боевого состава по первому эшелону 533 человека на километр. Потери — не менее 3081 человек, или 770 человек среднесуточно, или 514 человек на километр.

29 Гв СК — ширина полосы наступления 2,5 км. Плотность условного боевого состава по первому эшелону 1360 человек на километр. Потери не менее 3790 человек, или 948 человек среднесуточно или 1516 человек на километр.

4 Гв СК — ширина полосы наступления 2,5 км; Плотность условного боевого состава по первому эшелону 1240 человек на километр. Потери не менее 3801 человека, 950 человек среднесуточно, или 1520 человек на километр.

При этом у немцев атака 292 пд была поддержана артогнем с плотностью 32 орудия и миномета на километр фронта. Советский штурм Зееловских высот проходил при концентрации 260 штук орудий на один километр атакуемого фронта[267]. И все равно потери оказались в два раза выше…

То есть Красной армии и в год Победы нужно было много солдат. А их запасы кончались.

Выход из войны Англии означал бы увеличение минимум в два раза количества немецкой авиации на нашем фронте (не только за счет той немецкой авиации, которая была задействована на англо-германских фронтах, но и за счет тех тыловых эскадр, которые защищали саму Германию от английских налетов).

Подводный флот был не нужен Рейху для борьбы против СССР. Он строился только для блокады Англии. Отказ от строительства огромного числа подлодок позволил бы во много большем объеме производить танки[268]

Не будь разгрома союзной авиацией промышленных центров Германии, в 1945-м не было бы такого падения военного производства Германии, которое имело место в реале. Отсутствие морской блокады («санкций») также помогло бы германской экономике. Например, качество брони немецких танков стало бы лучше при наличии импортных добавок.

Имея доступ к ресурсам мировой торговли, Гитлер слушал бы своих генералов, потому что мог бы ставить во главу угла не экономические мотивы, а чисто военные (речь идет о Курляндском котле, контроль над которым гарантировал поставки руды из Швеции, но отвлекал несколько армий от защиты самой Германии; о защите за-днепровского Мариупольского марганца, которая не позволила насытить войсками Восточный вал[269] или о переброске последних танковых войск весной 1945 года на защиту последних нефтяных вышек Венгрии вместо защиты Берлина).

Если бы США остались в стороне от войны, их ученый потенциал не был бы мобилизован на проект «Манхэттен», и в итоге первыми атомную бомбу создали бы немцы, а симпатизантам СССР из числа американских ядерщиков просто нечего было бы передать советским коллегам. И каково было бы году так в 1948-м противостоять Гитлеру, имеющему баллистические ракеты[270] и атомные бомбы?

Если бы и в этих условиях СССР победил, то эта была бы совсем другая победа. Скорее — по очкам, чем нокаутом.

В этой ситуации вполне возможен был бы путь переговорного завершения войны. Это мог быть «политический ничейный исход войны на востоке» (Манштейн), или даже Брестский мир наоборот. Победа была бы оформлена не как безоговорочная капитуляция, подписанная в пригороде Берлина, а как обычный мирный договор, заключенный в нейтральной Женеве и кладущий конец военным действиям. Амбиции Германии были бы сильно потеснены советскими танковыми армиями. Польша была бы разделена еще раз. Возможно, удалось бы потребовать с Германии репарации и контрибуции. Но честь повесить Гитлера и Гиммлера была бы оставлена самим немцам на будущее время.

Говоря так, я проявляю больший оптимизм, чем сами лидеры Советского Союза.

30 ноября 1943 года в Тегеране на торжественном обеде в честь 69-летия Уинстона Черчилля Сталин произнес тост с такими словами:

«Я хочу сказать вам, что, с русской точки зрения, сделали Президент и Соединённые Штаты для победы в войне. Самые важные вещи в этой войне — машины. Соединённые Штаты доказали, что могут производить от 8,000 до 10,000 самолётов в месяц. Россия может производить, самое большее, 3000 самолётов в месяц. Англия производит 3000–3500 в месяц, в основном тяжёлые бомбардировщики. Таким образом, Соединённые Штаты — это страна машин. Без этих машин, поставлявшихся по ленд-лизу, мы бы проиграли эту войну»[271].

Есть и мемуар Хрущева:

«Хотел бы высказать своё мнение и рассказать в обнажённой форме насчёт мнения Сталина по вопросу, смогли бы Красная Армия, Советский Союз без помощи со стороны США и Англии справиться с гитлеровской Германией и выжить в войне. Прежде всего, хочу сказать о словах Сталина, которые он несколько раз повторял, когда мы вели между собой «вольные беседы». Он прямо говорил, что если бы США нам не помогли, то мы бы эту войну не выиграли: один на один с гитлеровской Германией мы не выдержали бы её натиска и проиграли войну»[272].

Могло бы быть иначе? Мне кажется, «точка бифуркации» это 8 апреля 1940 года. Немецкий десант в Норвегию. Если бы он был неудачен (вполне возможно: немцы опередили англичан лишь на сутки: британский флот вторжения уже был в море, когда пришло известие о том, что немцы его опередили). 7 мая 1940 года в английской Палате общин состоялись слушания, посвящённые поражению в Битве за Норвегию, на следующий день состоялось голосование по вопросу доверия правительству. Несмотря на полученный формальный вотум доверия, Чемберлен решил подать в отставку, в связи с острой критикой, которой подверглась политика кабинета. Во главе Британии встал Черчилль.

Через месяц военная катастрофа (в т. ч. Дюнкерк) поставила Британию перед выбором: принять ли мирные предложения Гитлера или продолжить войну в одиночку. Если бы премьером по прежнему был Чемберлен, то он скорее всего принял бы условия почетного мира: Европа — у Гитлера, зато весь остальной мир — у «Владычицы морей».

«Самым важным для Великобритании последствием неудачной войны стала отставка Чемберлена. Если бы не Норвегия, он бы скорее всего сохранил свой пост и на время Французской кампании, а это могло бы обернуться катастрофой для Британии и всего мира — кабинет Чемберлена с большой вероятностью затеял бы мирные переговоры с Гитлером»[273].

В обозримой перспективе это означало бы отказ Гитлера от нападения на СССР (который и сам в этих условиях забыл бы о своих планах расширения «советского мира»). Евреев, наверно, вместо Освенцима выселяли бы на Мадагаскар. В Европе, почти всецело ставшей фашистской, воцарился бы мир…

Но что потом? Власть нацистов укрепляется на десятилетия. Какие мутации произошли бы (завершились бы) в сознании немцев под управлением Геббельса?

Поколения, прошедшие через гитлерюгенд, могли бы стать вовсе невменяемыми.

Или, напротив, произошло бы отрезвление? Главное топливо нацизма — чувство обиды, «рессентимента» было бы исчерпано, ибо удовлетворено. Люди, насыщенные и хлебом и победами, могли бы начать требовать возврата к демократическим свободам, чего режим вовсе не хотел им предоставлять. Не исключено, что по ту сторону «победы» со временем произошло бы отторжение продолжающейся милитаристской накачки (как и произошло в СССР). В немецкой культуре всегда были антивоенные голоса[274]. И, может быть, со временем именно они стали бы выразителями нового майнстрима.

С другой стороны, лет через 10–15 немецкие сумрачные гении все же разработали бы и атомную бомбу и баллистические ракеты и супербомбардировщики. И, скорее всего, это было бы их монополией[275]. И тогда всему миру пришлось бы очень плохо…

Глава 36 Сказка об американской поддержке Гитлера

Пропагандисты секты «весь-мир-против нас» говорят, что «англосаксы» накачивали Третий Рейх для нападения на СССР.

Правда лишь в том, что Германия 1930-х годов была включена в глобальную экономику.

Да, были уступки Германии, договора с ней, инвестиции. Причины этого вовсе не в желании выковать орудие для покорения России.

Англия опасалась Франции. Да, своей недавней союзницы.

Франция бурлила. Велик был риск повторения испанского сценария: прихода коммунистов к власти и гражданской войны. Победа коммунистов (на выборах или на баррикадах) превращала Францию в марионетку Сталина, а СССР превращала в сильнейшую европейскую державу. Англия, верная своей стратегии союза со второй европейской силой, стала заигрывать с Германией и Италией. Отсюда разрешение Германии строить большой флот как противовес французскому[276].

США инвестировали в немецкую экономику по чисто финансовым мотивам: из-за затяжного социально-экономического кризиса, вызванного поражением в войне, в Германии была очень дешевая, но высококвалифицированная рабочая сила. По тем же мотивам в 80-е годы Запад вкладывался с Китай. И как первое не было знаком солидарности с гитлеровской идеологией, так второе не было знаком согласия Запада с идеологией маоистской. Печальное исключение — частный бизнесмен Генри Форд.

Адепты секты «весь Запад всегда против России» любят говорить о том, что Запад был солидарен с Гитлером.

Любимый аргумент — американский журнал Time провозгласил его «человеком года» и вообще его выдвигали на Нобелевскую премию[277].

Что было на самом деле?

1. Журнал Time это просто журнал и никак не официальное издание руководства США.

2. Титул «человек года» не содержит нравственной оценки или согласия: речь идет о человеке, наиболее повлиявшем на события уходящего года, и неважно — было ли это влияние позитивным (с точки зрения журнала) или негативным. Основатель Time Генри Люк (Henry Luce) постановил, что Человек года — не почетное звание, а выделение ньюсмейкера, который больше всего повлиял на мировые события к лучшему или худшему.

Дважды таковым Time называл Сталина (1939[278] и 1942[279]). «Человеком года» в 1979 году был аятолла Хомейни, в 2007-м — Путин. 13 июля 1942 года на обложке журнала Time был генерал Роммель (на фоне Суэцкого пролива и подписью «Судьба Египта это судьба Ближнего Востока».

Перечисляя кандидатов на титул «человека 1942 года» (победил Сталин) Time так презентовал японского премьер Хидеки Тодзио: «Как и Сталин, он действовал круто. И его народ проявил не меньшую решимость. Тодзио принял самое рискованное политическое решение года — вступить в борьбу с Британией и США, и по итогам сорок второго его расчет оправдался. Японские армии захватили Гонконг, Филиппины, Сингапур, голландскую Ост-Индию и Бирму. Никогда еще в истории ни одна страна не завоевывала столь обширные территории за столь короткий срок. И редко в истории случалось, чтобы военный потенциал какой-либо страны столь сильно недооценивался. Тодзио, или император Хирохито, с чьим именем на устах японцы ведут "священную войну", мог бы стать человеком года, если бы японское наступление не начало терять "взрывную силу"».

3. Оценка Гитлера самим журналом при этом была вполне однозначна:

«Фюрер немецкого народа, Главнокомандующий немецкой армии, флота и ВВС, канцлер Третьего рейха герр Гитлер собрал плоды амбициозной, непримиримой, беспощадной заграничной политики, которую он вел на протяжении пяти с половиной лет. Он порвал версальский договор в клочья. Он снова вооружил Германию до зубов — или почти до зубов. Он похитил Австрию на глазах ужаснувшегося и, видимо, бессильного мира. Все эти события стали шоком для наций, которые всего двадцать лет назад победили Германию на поле брани, но ничто так не ужаснуло мир, как беспощадные, методичные, направляемые нацистами события, которые поздним летом и ранней осенью привели к угрозе мировой войны из-за Чехословакии. Фигура Адольфа Гитлера возвышалась над ежащейся Европой с гонором завоевателя. Фюрер стал "Человеком года" потому, что в 1938 году Гитлер стал самой большой угрозой демократическому, миролюбивому сообществу стран. Поколение назад казалось, что западная цивилизация переросла основные злодеяния варварства, кроме войн между государствами. Российская коммунистическая революция дала толчок злу классовой войны. Гитлер добавил другую, расовую, войну. И фашизм, и коммунизм воскресили религиозную войну. Эти многочисленные формы варварства к 1938 г. дали повод, по которому люди, возможно в ближайшем будущем, прольют немало крови: вопрос противостояния цивилизованной свободы и варварского авторитаризма… В религии, две выдающихся фигуры 1938 года стали серьезным противовесом Адольфу Гитлеру. Один из них — 81-летний Папа Пий XI — говорил с 'горьким сожалением' об антисемитских законах Италии, нападениях итальянских 'групп католического действия', приеме, который Муссолини оказал Гитлеру в прошлом мае. Папа также с прискорбием сказал: 'Мы положили нашу уже долгую жизнь на дел мира и процветания народов. Теперь мы предлагаем ее в качестве новой жертвы'. Проведя большую часть года в концлагере, протестантский пастор Мартин Нимеллер удостоился признания своей героической веры… Человек, несущий наибольшую ответственность за эту мировую трагедию — это ипохондрический, замкнутый, невзрачный и аскетичный 49-летний уроженец Австрии с усиками а-ля Чарли Чаплина. Но то, что Адольф Гитлер и Ко сделали за это время с немецким народом, повергло цивилизованный народ в ужас. Гражданские права и свободы исчезли. Быть в оппозиции к нацистскому режиму стало равнозначно самоубийству или того хуже. Свобода слова и собраний стали анахронизмами. Репутация ранее знаменитых научных центров испарилась. Образование ограничивается национал-социалистическим катехизисом. Процесс ускорился. 700 тысяч евреев пытали физически, лишали жилья и собственности, отказывали в возможности заработать на жизнь, гнали с улиц. Теперь их удерживают как заложников — известный гангстерский трюк. Но пострадали не только евреи. Из Германии идет постоянный, все увеличивающийся поток беженцев, евреев и неевреев, либералов и консерваторов, католиков и протестантов, которые больше не могли жить при нацизме. 1133 улиц и площадей, например Ратхаусплатц в Вене, приобрели имя Адольфа Гитлера. Обложка журнала 'Тайм', на которой Гитлер-органист играет свой гимн ненависти в оскверненном соборе, пока его жертвы висят на колесе святой Екатерины на виду у нацистских бонз, была нарисована бароном Рудольфом Чарльзом фон Риппером, католиком, который больше не мог переносить Германию»[280].

Это что — букет комплиментов?

Впервые с момента основания номинации, на обложке не был изображен портрет «Человека Года». Вместо этого была опубликована картина фон Риппера: Гитлер (вид сзади) играет на органе в соборе. За органом стоит колесо святой Екатерины, на котором висят жертвы нацистского режима. За всем этим наблюдают фон Гинденбург в парадном одеянии и его соратники.

Подпись на обложке: From the unholy organist, a hymn of hate. — «Гимн ненависти от нечестивого органиста».

Автор рисунка фон Риппер — немец, католик и антифашист. Сразу после прихода нацистов к власти он был арестован. Несколько месяцев подвергался пыткам в концентрационном лагере Ораниенбург. Эмигрировал из Германии. В 1937 году он служил воздушным стрелком в республиканских ВВС Испании, его самолет был сбит, а его левая нога была изрешечена металлом от снаряда. Когда Соединенные Штаты присоединились ко Второй мировой войне в 1941 году, фон Риппер попытался вступить в армию в качестве солдата, но сначала был отклонен из-за его здоровья. Тем временем он рисовал агитационные плакаты, предназначенные для распространения за рубежом для Управления военной информации. В конце концов, 5 сентября 1942 года он был принят в армию Соединенных Штатов для «только ограниченной службы» из-за полученных ран и первоначально служил лаборантом в больнице. При формировании Инженерного подразделения военного искусства он перешел в это подразделение и в 1943 году был отправлен в Северную Африку в качестве корреспондента. В мае 1943 года фон Риппер был переведен в отдел разведки для допроса заключенных. Его направили в 34-ю пехотную дивизию, с которой он участвовал во вторжении в Италию. В Италии он служил исполняющим обязанности офицера разведки 2-го батальона 168-го пехотного полка. Он также возглавлял патрули против нацистских позиций, либо с отрядами солдат, либо в одиночку. За действия в этих боевых вылазках он был награжден Серебряной звездой с дубовыми листьями, а 12 декабря 1943 года был повышен до второго лейтенанта. Он также получил Пурпурное сердце. «Фон Риппер и один из его людей продвинулись вперед под сильным огнем противника и убили двух и ранили троих врагов, взяли 11 пленных и захватили многочисленное оружие противника» — цитата из наградного листа к дубовым листьям при Серебряной звезде.

4. США как государство никого не провозглашает человеком года. Это дело различных изданий и частных фондов. Государства даже не имеют права выдвигать кандидатов.

Номинировал Гитлера член парламента Швеции, социал-демократ Эрик Готфрид Кристиан Брандт. В своем представлении он назвал Гитлера «посланным Богом борцом за мир», выразив уверенность, что диктатор способен «принести мир Европе, а может быть, и всей планете». Это представление наделало немало шума, несколько шведских университетов даже отказались от лекций Брандта. Парламентарий был вынужден униженно оправдываться. Как оказалось, антифашист Брандт решил, что выдвижение Гитлера на Премию мира будет неплохой шуткой[281].

Выдвижение было быстро отозвано, поскольку Брандт, который был антифашистом, никогда не предполагал, что это будет серьезное предложение, а вместо этого рассматривал его только как «сатирическую критику» в отношении другого одновременно выдвинутого кандидата, а именно премьер-министра Великобритании Невилла Чемберлена[282].

Еще тезис о якобы поддержке Западом гитлеризма опирают на цитату американского президента Трумэна: «Если мы видим, что Германия побеждает, мы должны помочь России, а если Россия побеждает, мы должны помочь Германии, и таким образом пусть они убивают как можно больше, хотя я не хочу видеть Гитлера победителем ни при каких обстоятельствах»[283].

Обычно не цитируют последний оборот («я не хочу видеть Гитлера победителем ни при каких обстоятельствах»).

Трумэн в те дни был еще очень далек от президентского кресла. Он лишь один из множества американских парламентариев. Наши парламентарии несут феерически агрессивную чушь уже много лет (начиная с вице-спикера Жириновского, — «чтобы воды Индийского океана омыли сапоги русского солдата»[284]).

И, конечно, наши историко-политические сектанты не приводят вполне симметричные слова Сталина, сказанные им главе Коминтерна болгарину Димитрову 7 сентября 1939 года:

«Сталин:

— Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.).

За передел мира, за господство над миром!

— Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга.

— Неплохо, если руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии).

— Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему.

Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались.

— Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии.

— Следующий момент подталкивать другую сторону»[285].

Шахматные геополитические расклады частного лица Трумэна остались лишь его словами: Америка с 1939 года уже активно поддерживала воюющую против Гитлера Англию, и очень скоро стала оказывать помощь СССР.

А вот аналогичные расклады лидера СССР Сталина определили политику Советского Союза в 1938–1941 годах, которая, по его же словам, «в некоторой степени помогает Германии».

Кроме того, у Сталина это вовсе не единичное высказывание, а его принципиальная позиция:

19 январе 1925 г. на пленуме ЦК ВКП(б) при обсуждении доклада М. В. Фрунзе о состоянии Красной Армии, Сталин выступил с речью, посвященной роли РККА и ее возможном участии в будущих военных конфликтах:

«…В связи с тем, что предпосылки войны назревают и война может стать, конечно, не завтра и не послезавтра, а через несколько лет, неизбежностью, в связи с тем, что война не может не обострить кризиса внутреннего, революционного, — в связи с этим не может не встать перед нами вопрос о нашем вмешательстве в эти дела. Я полагаю, что силы революционного движения на Западе велики, они могут привести к тому, что кое-где они сковырнут буржуазию, но удержаться им без нашей помощи едва ли удастся. Вот перед нами лимитрофы — Эстония, Латвия, Литва, кое-как они там зашевелились, зашебаршили, хотели кое-чего добиться, но все факты говорят, что серьезного добиться нельзя без наличия Красной Армии, которая требует единства и должна стоять начеку, как факт. Если революционное движение назреет, в связи с осложнениями между империалистами в Северной Африке и на Востоке и в связи с усилением революционного движения или, вернее, революционных настроений в английском рабочем движении. Если что-либо серьезно назреет, то наше вмешательство, не скажу обязательно активное, не скажу обязательно непосредственное, оно может оказаться абсолютно необходимым. В этом именно надежда на то, чтобы победа могла быть для нас одержанной в данной обстановке. Это не значит, что мы должны обязательно идти на активное выступление против кого-нибудь. Это неверно. Если у кого-нибудь такая нотка проскальзывает — это неправильно. Если война начнется, мы, конечно, выступим последними, самыми последними, для того, чтобы бросить гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить»[286].

Ну, а потом была Вторая Мировая война, в которой Великая Отечественная война СССР была значимым, но лишь эпизодом.

Глава 37 Вторая Мировая: переворачивание фронтов

При обсуждении темы «второго фронта» стоит помнить, что история Второй Мировой знает несколько случаев «переворачивания фронтов» как оперативного, так и стратегического уровня:

Оперативный уровень это эпизоды сознательного, а не случайного «дружественного огня» (friendly fire).

Пример случайногоfriendly fire это Гулльский инцидент. Осенью 1904 года Вторая Тихоокеанская эскадра под командованием адмирала Рожественского была сформирована из кораблей Балтийского флота и направлялась на Дальний Восток для участия в русско-японской войне. В ночном тумане Северного моря началась перестрелка между русскими кораблями. В крейсер «Аврора» попало 5 снарядов, выпущенных русскими кораблями, которыми был смертельно ранен судовой иеромонах Анастасий Рукин. На корабле пробиты передняя дымовая труба, машинный кожух и надводный борт в трёх местах. На броненосце «Орёл» разорвало во время выстрела дульную часть 75-мм орудия. Кораблями сделано 500 выстрелов из орудий и 1800 из пулемётов. Бой проходил посреди рыболовецкой флотилии. 2 рыбака убито, 6 ранено, одно судно пошло ко дну, 5 получили повреждения различной степени тяжести. Возмущенная британская пресса назвала эскадру «флотом сумасшедших» («this fleet of lunatics»[287].

7 ноября 1944 г. американские штурмовики отработали по колонне советской техники возле югославского города Ниш. Погиб командир 6-го гвардейского корпуса генерал-лейтенант Котов.

Другой пример случайного огня по неопознанным союзникам — сбитие советским асом Кожедубом двух американских истребителей Ф-51 «Мустанг» над Берлином 17 апреля 1945 года[288].

Пример не случайного, а сознательного огня по своим — это поступок американского летчика Луиса Кёрдса. Он — один из немногих американских асов, сбивших самолёты трёх стран «оси». На его боевом счету 7 немецких, 1 итальянский и 1 японский самолет. А еще он сбил американский. 10 февраля 1945 он выполнял разведывательный полет возле острова Батан, где находились японские войска. В это время он увидел двухмоторный транспортный самолёт, направлявшийся в сторону островного аэродрома. Увидев при подлёте к транспортнику опознавательные знаки, Кёрдс понял, что это был самолёт США, собиравшийся садиться на аэродром. Как потом выяснилось, пилот C-47 заблудился во время полёта и был вынужден из-за нехватки топлива направиться к ближайшему обнаруженному с воздуха аэродрому, не зная его принадлежности. Летчиков ждал плен. Кердс решил не допустить его посадки и не нашел никакого другого способа, как сбить свой транспорт, расстреляв его двигатели. Самолёт упал в море, все американцы забрались на надувные плоты и некоторое время спустя были подобраны спасательным гидросамолётом.

Но были сознательные, планируемые крупные атаки по союзникам.

В июле 1940 года состоялось крупнейшее морское сражение Второй Мировой войны в Западном полушарии: операция «Катапульта».

Британцы атаковали и уничтожили не советский флот и не немецкий. Они уничтожили французский флот.

Как сказал генерал Шарль де Голль:

«Нет ни одного француза, который не почувствовал бы боли в сердце и гнева, узнав, что корабли французского флота потоплены нашими союзниками. Эта боль, этот гнев поднимаются у нас из глубины души. Нет никаких оснований скрывать эти чувства, и что касается меня, я их выражаю открыто. Поэтому, обращаясь к англичанам, я призываю их избавить нас и самих себя от попыток изобразить эту ужасную трагедию как боевой успех, достигнутый на море. Это было бы несправедливо и неуместно. Корабли в Оране не были в состоянии сражаться. Они стояли на якоре, не имея никакой возможности маневра или рассредоточения… Наши корабли дали английским кораблям возможность произвести первые залпы, которые, как известно, на море имеют решающее значение на таком расстоянии. Французские корабли уничтожены не в честном бою»[289].

Легендарный американский линкор «Массачусетс» первые в своей жизни залпы сделал по французскому линкору «Жан Бар» в ноябре 1942 года, за 5 часов боя выпустив 786 снарядов главного (406 мм) калибра. Были повреждены французский лидер «Milan» и эсминец «Fougueux»; эсминец «Boullonnais» был потоплен. Сам «Массачусетс» получил два попадания.

Это была операция «Факел»: высадка англо-американских сил во французских колониях Северной Африки.

Также стоит памяти то, что 22 июня 1941 года… англичане выбили французов из Дамаска (кстати, в тех сражениях в Сирии даже чехи воевали против чехов)[290].

Впрочем, для Англии это была старая головная боль: как не допустить использования немцами трофеев против Англии. С этой целью они заняли Архангельск в 1918-м (где был огромные склады тогдашнего ленд-лиза).

С той же целью в конце августа 1939 года англичане предложили полякам план «Пекин» — немедленную, еще до начала военных действий, эвакуацию самых современных польских военных кораблей в Британию (три эсминца успели уйти).

Через два года Черчилль раздумывал о добивании советского Балтийского флота — чтобы в случае падения Ленинграда флот, лишившийся последней базы, не достался немцам. Черчилль умолял Сталина затопить Балтийской флот, обещая потом помочь в его восстановлении. И это его предложение нашло согласие у советского Верховного.

«Два слова о записке Посла Великобритании в Москве г-на Криппса, переданной В. М. Молотову 12 сентября 1941 года. В этой записке сказано: «В случае, если Советское Правительство будет вынуждено уничтожить свои военно-морские суда в Ленинграде, чтобы предотвратить переход этих судов в руки неприятеля, Правительство Его Величества признает требование Советского Правительства после войны об участии Правительства Его Величества в замене уничтоженных таким образом судов». Советское Правительство понимает и ценит готовность Английского Правительства возместить частично ущерб, который будет нанесен Советскому Союзу в случае уничтожения советских кораблей в Ленинграде. Не может быть сомнения, что в случае необходимости советские корабли в Ленинграде действительно будут уничтожены советскими людьми. Но за этот ущерб несет ответственность не Англия, а Германия. Я думаю поэтому, что ущерб должен быть возмещен после войны за счет Германии».[291]

(Письмо Сталина Черчиллю 13 сент 1941)

Советские моряки помогли англичанам отнять остров Мадагаскар у французов:

Осенью 1941 года Государственный комитет обороны СССР принял решение перегнать с Черного моря на Север и на Дальний Восток три больших танкера («Сахалин», «Варлаам Аванесов», «Туапсе») и линейный ледокол «А. Микоян». Нейтральная Турция пропустила невооруженный караван через Проливы. Все же танкер «Варлаам Аванесов» был потоплен итальянцами в Мраморном море. Оставшиеся два танкера доставили 15 тыс. тонн топлива для операции из Порт-Саида в порты Южной Африки. Этого хватило для снабжения английской эскадры из 50 кораблей под командованием контр-адмирала Эдварда Н. Сайфрета (линейный корабль Ramillies, авианосцы Illustrious и Indomitable, крейсеры Hermione и Devonshire и более мелкие суда). Высадка на остров началась 5 мая 1942 года. Бои закончились только 6 ноября 1942 года.

Джулиан Джексон в своей биографии де Голля отметила, что французы дольше держались против союзников на Мадагаскаре в 1942 году, чем против немцев во Франции в 1940 году.

Из советских кораблей танкер «Туапсе» был потом потоплен в Карибском море, и только танкеру «Сахалин» и ледоколу «Микоян» удалось добраться до Владивостока…-

В той же войне самого большого своего успеха на море немецкая авиация добилась 9 сентября 1943 г.: «эскадра итальянских боевых кораблей во главе с адмиралом Карлосом Бергамини направилась к побережью Туниса, чтобы сдаться союзникам. Вскоре немецкий самолет-разведчик обнаружил итальянскую эскадру в Тирренском море восточнее Сардинии и командир 2-й авиадивизии генерал-лейтенант Йоханнес Финк приказал атаковать бывших союзников. В воздух поднялись 11 Do-217K-2. Около 15.00 три «Дорнье» атаковали флагманский линкор «Рома» («Roma»). Линкор, заметив бомбардировщики, начал поворот, и белая кильватерная струя была очень хорошо видна с воздуха. В 15.30 первая бомба упала в кормовой части корабля. В 15.46 «Рома» получила второе попадание, при этом взорвался один из артиллерийских погребов и линкор быстро ушел на дно. Погибли адмирал Бергамини, 66 из 71 офицера линкора и 1188 моряков»[292].

А самое успешное сухопутное сражение Второй Мировой произошло в Северной Италии в сентябре 1943-го. Семь дивизий окружили и пленили 80 дивизий.

Точнее: в ходе операции «Ось» семь немецких дивизий принудили к сдаче и взяли в плен 80 дивизий итальянских (20 000 убитых; 800 000 пленных; немецкие трофеи составили 255 000 винтовок, 38 383 пулемета, 9988 орудий, 970 танков, 4553 самолета)[293].

Можно вспомнить и оккупацию немцами столицы союзной Венгрии осенью 44-го вкупе с интернированием адмирала Хорти. И пленение советскими частями еще недавно союзных им польских повстанцев.

Случаи стратегического «переворачивания фронтов» более заметны и известны.

Рассмотрение этого вопроса хорошо бы совместить с вопросом о том, было ли Мировых войн Две или только Одна. Может, Второй Мировой и вовсе не было, а с августа 1914 по сентябрь 1945 года по планете перекатывалась одна и та же Великая Война, в которой были и перемирия, и операции по демилитаризации, и перетасовка альянсов, и перевороты, и гражданские войны.

Так считал Черчилль: «Рассматривая, как я это делаю, эту войну против германской агрессии как одно целое и как тридцатилетнюю войну, начавшуюся в 1914 году» (Письмо Сталину 27 февр 1944); «Мне приятно думать, что мы были вместе в той смертельной борьбе так же, как мы вместе и в нынешней тридцатилетней войне» (Письмо Сталину. 19 дек 1944).

Вот Румыния: в 1916 она объявила войну Германии. В начале 1918-го — капитулировала. В ноябре того же года — вновь объявила ей войну; в 1941-м стала союзником Германии, а в 1944-м — опять противником…

Не раз менялись отношения двух Китаев: Мао и Чан Кай Ши то воевали друг против друга, то вместе — против японцев.

Но если ограничиться только Европой и только 1939–45 годами, то и тут мы видим, что Финляндия, Румыния, Болгария, начав войну на стороне Германии, потом действовали против нее, причем это происходило без смены их королей и президентов. 1036 финских солдат погибли, пропали без вести и попали в плен в боях с немцами в ходе так называемой Лапландской войны с 1 октября 1944 года по 31 мая 1945 года Потери ранеными в Лапландской войне составили около 3 тыс. человек. Эта война проходила на севере Финляндии, где немецкие войска удерживали часть финской территории.


В такой поворот уже входил и венгерский диктатор Хорти, но был арестован немцами.

В Италии перемена фронта сопровождалась правительственным переворотом (но не сменой короля).

Словаки подняли восстание против своего правительства, союзного Гитлеру, и против немецких оккупантов.

Франция меняла фронт и союзника дважды.

Сужение перспективы со «Второй Мировой» до «Великой Отечественной» не позволяет заметить, что и Советский Союз совершил ту же операцию перемены врагов и союзников.

В первый год Второй Мировой Кремль явно поддерживал Берлин.

В выступлении Молотова на сессии Верховного совета СССР 31 октября 1939 года было сказано:

«Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру», в то время как «правительства Англии и Франции, однако, не хотят прекращения войны и восстановления мира, а ищут нового оправдания для продолжения войны против Германии… причем английское правительство объявило, что будто бы для него целью войны против Германии является не больше и не меньше, как «уничтожение гитлеризма«…Но такого рода война не имеет для себя никакого оправдания…идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной»[294].

Речь Молотова очень понравилась в Берлине. Глава немецкой делегации на советско-германских экономических переговорах К. Риттер заявил советскому полпреду в Германии А. А. Шкварцеву, что в речи Молотова «сказано все, чего они желали и чего они ждали»[295].

Не скрывал своего удовлетворения и Геббельс, записавший в дневнике: «Выступил Молотов. Очень сильно за нас… Мы можем быть довольны этой речью»[296].

Речь Молотова в виде 2 миллионов листовок уже 10 и 11 ноября была сброшена над различными районами Франции[297].

Сталин, отвечая 25 декабря 1939 года на поздравления Гитлера и Риббентропа по случаю своего 60‑летия, писал:

«Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной»[298].

9 апреля 1940 года Германия вторглась в Норвегию и Данию. Глава внешнеполитического ведомства и одновременно глава правительства СССР В. М. Молотов принимает германского посла Шуленбурга.

«Тов. Молотов отвечает послу (на заявление, что вторжение в Норвегию и Данию стало ответом на планы Англии и Франции использовать территории северных стран в военных целях против Германии), что ему понятны действия германского правительства, так как, видимо, Англия слишком далеко зашла в отношении нарушения нейтралитета Норвегии и Дании… Поэтому меры Германии в отношении Норвегии и Дании следует считать вынужденными». В телеграмме, которую Шуленбург в тот же день отправил в Берлин, говорится, что в заключение В. М. Молотов отметил: «Мы желаем Германии полного успеха в ее оборонительных мероприятиях»[299].

Посол Норвегии в Москве информировал свое правительство, эмигрировавшее в Лондон:

«Общая политическая ориентация СССР прежде всего является враждебной по отношению к Англии и Франции»[300].

4 июля Молотов пишет: «Советское правительство приняло предложения Германского правительства о ликвидации дипломатического представительства в Бельгии и Норвегии, т. к. «в этих областях действует германское законодательство» и правительства этих стран бежали[301]. Взамен полпредства в Норвегии остается консульство»[302]. Советское консульство работало в Осло до 8 мая 1941 года, то есть и при правительстве фашиста Квислинга. При этом 28 ноября 1940 г. посол Э. Масенг в беседе с исполняющим обязанности заведующего Отделом Скандинавских стран НКИД СССР И. Г. Сысоевым говорил, что «Об отношениях к Миссии фактического норвежского правительства (в Осло) приходится судить по тому, что оно пользуется услугами Миссии в своих сношениях с советским правительством»[303].

Ранее, в начале 1939 года СССР признал законным германскую оккупацию Чехословакии: 5 апреля М. Литвинов поручил послу А. Мерекалову посетить МИД Германии и потребовать, чтобы «представители германского командования в Чехословакии прекратили действия, препятствующие выполнению фирмой «Шкода» советских заказов, выданных ей в апреле-июне 1938 года и частично уже оплаченных»[304].

5 мая советник МИД Германии К. Шнурре известил поверенного в делах Г. Астахова, что правительство Германии «положительно» решает вопрос о советских контрактах с фирмой «Шкода» на изготовление зенитных орудий и приборов управления огнем. Через двенадцать дней Шнурре сообщил Астахову, что немецкая сторона «положительно изучит возможность» оставления в силе на территории «протекторатов Богемии и Моравии» положений советско-чехословацкого торгового договора 1935 года. Стоит отметить, что при про-немецком правительстве Петэна действовало советское посольство. Полномочный представитель СССР — Александр Ефремович Богомолов — назначен в 10 октября 1940 г., повышен до статуса посла в марте 1941 и оставался в Виши до июня 1941 года.

Французский посол в Москве Э. Лябонн свои верительные грамоты Кремлю вручил 22 июня 1940 года — в день капитуляции Франции[305].

17 июня 1940 г. Молотов поздравил германского посла с победами на Западном фронте:

«В начале беседы тов. Молотов поздравил германского посла с победами германской армии и заметил, что вряд ли Гитлер и Германское правительство ожидали таких быстрых успехов»[306].

Тот же Молотов в докладе на сессии Верховного совета СССР 1 августа 1940 признавал, что германо-советское соглашение «обеспечило Германии спокойную уверенность на Востоке»[307]. Это же он сказал в лицо Гитлеру:

«Если говорить в данный момент об итогах советско-германских соглашений, то надо сказать, что Германия, не без воздействия пакта с СССР, сумела так быстро и со славой для своего оружия выполнить свои операции в Норвегии, Дании, Бельгии, Голландии и Франции»[308].

СССР вовсе не соблюдал «нейтралитет» в начале Второй Мировой, но явно помогал Германии.

«Уже 18 сентября 1939 года в Мурманске от британского флота укрылось 18 немецких судов. Когда после дозаправки топливом они покидали Мурманск, суда других государств, находившиеся там же, были специально задержаны до тех пор, пока немецкие суда не оказались в полной безопасности. И это полностью соответствовало ранее высказанному пожеланию немецкой стороны «выпуск пароходов других национальностей из Мурманска производить не ранее 8–10 часов после ухода каждого немецкого судна, так как иностранные пароходы, следуя за немецкими судами, могут выдать их местонахождение английским военным кораблям». Спустя неделю последовала просьба о снабжении тёплой одеждой команд германских судов, находящихся в Мурманске. Благожелательная реакция Москвы на эти и другие пожелания командования германского флота, а также резко отрицательные замечания Сталина в беседе с Риббентропом по адресу Англии и её политиков («большевики всегда больше всего ругали и ненавидели Англию»[309]) подвигли командование ВМФ и лично главкома гроссадмирала Редера значительно «поднять планку» своих запросов (снабжение крейсеров, подводных лодок и вспомогательных судов топливом и провиантом в советских портах, ремонтные и восстановительные работы с использованием советских верфей, отправка советских танкеров и грузовых судов в открытое море для дозаправки немецких крейсеров и подводных лодок топливом и продовольствием с целью продления сроков их пребывания в зоне боевых действий против Англии. Антибританское взаимодействие двух держав на море особенно убедительно проявилось в истории с базой Норд на Кольском полуострове. Кригсмарине была предоставлена бухта Западная Лица[310], в которой ВМФ Третьего Рейха «мог делать то, что он хочет, и ему разрешено осуществлять любые намерения, которые он сочтет необходимыми». При этом был санкционирован заход в эту бухту германских военных кораблей всех типов. Эта база рассматривалась главным военно-морским командованием Германии и особенно командованием подводного флота рейха как чрезвычайно удобный и стратегически важный опорный пункт для ведения интенсивной борьбы прежде всего против британского судоходства на Севере. Более того, гросадмирал Редер предполагал использовать базу Норд в ходе осуществления плана вторжения в Норвегию для синхронизации высадки войск на севере и юге страны с использованием авиации и флота, что существенно сокращало маршрут. И действительно, танкер «Jan Wellem», который прибыл своевременно для снабжения немецких эсминцев, задействованных в ходе высадки в Нарвике в Норвегии, прибыл с советской базы Норд. Командование вермахта и глава внешнеполитического ведомства Третьего Рейха исходили из того, что политика СССР имеет «чёткую антибританскую направленность». Выступая 10 ноября 1939 г. на совещании с писателями, начальник Политуправления Красной армии Л. З. Мехлис заявил, что главный враг СССР, «конечно — Англия, в то время как Германия делает в общем полезное дело, расшатывая Британскую империю. Разрушение её поведёт к общему краху империализма»[311].

28 сентября 1939 года состоялись переговоры Сталина с Риббентропом:

«г-н министр завел речь о том, что с немецкой стороны в связи с военными действиями против Англии может возникнуть пожелание использовать мурманскую гавань немецкими подводными лодками для того, чтобы производить там ремонт подлодок и, возможно, немецких вспомогательных крейсеров. Господин Сталин заявил, что Советское правительство в принципе согласно оказать Германии помощь и в этом отношении»[312].

Всего с начала войны в Териберке и Мурманске нашли убежище 12 германских судов с экипажами число 2140 человек. Для их перевозки в Германию правительство СССР выделило пять поездов[313].

Летом 1940 года германский крейсер «Комет» в сопровождении советских ледоколов «Ленин», «Иосиф Сталин» и «Лазарь Каганович» прошел по Северному морскому пути от Мурманска к Берингову проливу — чтобы вести охоту за английскими кораблями в Тихом океане, где он потопил восемь гражданских кораблей. Совершив кругосветное плавание, крейсер вернулся в Германию в конце ноября 1941 года.

Но было и обратное: помощь германского кригсмарине советским подводным лодкам.

Немецкое посольство сообщало в Берлин:

«103/111857

Посольство в Советском Союзе в Министерство Иностранных дел.

Очень срочно

Москва, декабрь 9, 1939–21 ч.40 м.

Только для статс-секретаря лично Верховному командованию Вермахта и флота.

Советский морской комитет строго конфиденциально проинформировал нас, что блокада подводными лодками против Финляндии планируется в Ботническом заливе. Глава военно-морского флота спрашивает, могли ли бы немецкие пароходы на регулярном маршруте в северную Швецию брать еду и топливо для секретной поставки в море на российские подводные лодки. Поставленные количества были бы возвращены в желаемом нами виде, например, в любом советском порту, где у наших военно-морских сил есть подобные потребности. Русские сообщат детали своих пожеланий, места контактов и т. д. сразу как только Германия даст принципиальное согласие. Русские просят предельной скорости, т. к. первые поставки в море они планируют через 3–4 дня. Я очень рекомендую согласиться с русским запросом потому что, во-первых, такая помощь имела бы небольшой эффект на положение финнов и не повлияла бы на результаты конфликта; во-вторых, потому что возвратные поставки на Дальнем Востоке открыли бы большие возможности для военно-морских операций; и в-третьих, потому что немецкое военно-морское командование на основании этой помощи сможет требовать у советского флота в будущем. Баумбах. Шуленбург»

Реакция:

«103/111858. Меморандум представителя 1-го политического департамента Берлин, декабрь 10, 1939

В составе: советник барон фон Хейден-Ринш, секретарь дипломатической миссии Федерер.

В соответствии с телеграммой N.905 от 9 декабря из Москвы, адмирал Фрик информировал нас в 1 час дня по поручению гросс-адмирала Рёдера, что запрос гросс-адмирала относительно просьбы русских о том, что германские суда на пути в северную Швецию могут обеспечивать советские подводные лодки топливом и продовольствием, в принципе должен решиться положительно.

Вскоре после этого, адмирал Фрик сообщил, что Фюрер это одобрил и что флот поэтому пошлет соответствующую инструкцию в Москву через Министерство иностранных дел.

Федерер»[314].

А за попытку лечить лишь одного польского моряка то же правительство СССР готово было объявить войну Эстонии…

СССР в интересах Германии осуществлял «серый импорт», т. е. закупал для Германии товары в нейтральных странах, в том числе и в США. За 1940 год через территорию СССР прошло 59 % от объемов всего германского импорта и 49 % экспорта, а до 22 июня 1941-го — соответственно — 72 % и 64 %.

В это время Англия целый год воевала в одиночестве против Гитлера и его союзников («темные дни» после капитуляции Франции в 1940-м). А вот СССР в своей более поздней войне против Германии ни дня не был один.

В итоге имел место инцидент на приеме в честь победы в советском посольстве в Париже. На него пригласили участников Сопротивления из бывших российских граждан. Княгиня Зинаида Шаховская в беседе с советским дипломатом на вопрос: «А Вы тоже против Гитлера сражались в этой войне?» ответила: «Мы ещё тогда были против, когда вы были за».

Глава 38 В поисках «второго фронта»

Немного хронологии:

«Первый фронт» европейской Второй Мировой — это германо-польский фронт, открытый 1 сентября 1939 года.

Второй фронт — это франко-англо-германский фронт протяженностью от Альп до Бельгии, открытый 3 сентября.

Третий фронт это польско-советский фронт осени 1939 года.

Четвертый фронт это норвежский фронт с апреля 1940 года.

Пятый фронт (с 1 июня 1940) это северо-африканский англо-итальянский (позже и германский) фронт в Африке[315].

Шестой фронт (с 1 июня 1940) это восточно-африканский фронт.

Седьмой фронт это балканский фронт, где Италии и Германии противостояли Греция, Сербия и Британия[316].

Стоит добавить еще и морской и воздушный фронты, с 1939 года сжигавшие огромные ресурсы Германии.

Советско-германский фронт стал лишь восьмым по времени открытия[317]. И в 10 часов утра 22 июня 1941 года советское радио еще славило Роммеля за его успехи в войне против англичан в Африке[318].

«Западный фронт» ни на один день не исчезал: после разгрома Франции он переместился на Балканы, в Африку и Атлантику, откуда в 1943 вернулся в Сицилию и Италию. В переписке Сталина с Черчиллем и Рузвельтом поэтому употребляется точный термин — «второй фронт в Европе». Опущение этого уточнения и создает ощущение, будто СССР воевал в одиночестве до лета 44-го.

Эти фронты отнюдь не были малозначимы.

21 мая 1941 года английский минный заградитель «Абдиэль» выставил 150 мин у острова Лефкас в Ионическом море. К вечеру того же дня эти мины отправили ко дну итальянский эсминец Carlo Mirabello, канонерскую лодку Pellegrino Matteucci, а также немецкие транспорты Kybfels и Marburg. Эти транспорты перевозили гусеничную технику немецкой 2-й танковой дивизии из Греции в Италию.

Это одна из старейших танковых дивизий Вермахта. Ее первым командиром был Гудериан. Она воевала в Польше и Франции (отражала контратаку танков де Голля), она брала Афины. Именно этой дивизии удалось через Клин и Солнечногорск добраться до самых Химок в 8 км от Москвы, а ее 5-й танковый разведывательный батальон даже успел доложить, что видит Кремль, прежде чем был отброшен началом советского зимнего наступления.

Вот что важно: английские мины 21 мая 1941 года отправили на дно более половины танков дивизии. Была потеряна значительная часть артиллерии и важных материальных средств дивизии. 5 офицеров, 38 унтер-офицеров и 141 солдат утонули[319].

Гальдер пишет в своем дневнике:

«22 мая. Утреннее совещание: Из состава 2-й танковой дивизии (Патрас), по-видимому, потеряно 122 танка, 200 автомашин, 29 мотоциклов; утонуло 1328 человек… Хойзингер (полковник ОКХ Adolf Heusinger) сообщает из Греции: Донесение о потопленных танках у Патраса не соответствует действительности. Танки 2-й танковой дивизии находятся уже в Таранто. Потоплены, кажется, в основном легкая и тяжелая артиллерия 2-й танковой дивизии. Очень трудно возместить потерю тягачей. Число потерь в личном составе подтверждается».

«28 мая 2-я танковая дивизия затонула»[320].

Еще 3 мая Гальдер писал о ней:

«2-я танковая дивизия выступает 14 и 15.5 из Патраса (гусеничные части) и Спалато (колесные части). Отдых и пополнение — с 31.5 в Мюнхене. К 20.6 дивизия будет готова к отправке из Мюнхена и, если будет необходимо, успеет прибыть к началу боевых действий на Востоке»[321].

Не успела. В реальной истории 2 танковая дивизия на Восточный фронт она прибыла только к октябрю — чтобы принять участие в создании «Вяземского котла». Восстановленный вместо утонувшего 74-й артполк (AR.74)[322] этой дивизии бил 16 ноября по панфиловцам у разъезда Дубосеково…

Из-за английских мин дивизия потеряла боеспособность и не смогла принять участие в реализации «Барбароссы», где она должна была действовать в группе армий «Юг». Если бы она была в распоряжении Клейста (1-я танковая группа) — его наступление на Киев было бы успешнее, и тогда в августе группе армий Центр, быть может, не потребовалось бы тормозить наступление на Москву и поворачивать на помощь группе армий «Юг».

На Восточно-африканском фронте (Эфиопия, Сомали…) англичане блокировали и разбили трехсоттысячную итальянскую армию. Из них 230 000 попали в плен — к ноябрю 1941 года.

2 мая 1943 капитулировала итало-германская группировка в Тунисе (250 тысяч человек). Советские патриоты хотели бы их видеть на Курской дуге?[323] Для сравнения: в феврале 1943 года в сталинградском котле Красная армия взял в плен 91 545 человек.

То есть союзники в 1943-м в Африке уже взяли в плен в два раза больше фашистов, чем РККА в Сталинграде.

17 августа 1943 на Сицилии в плен было взято еще 127 000 солдат Оси.

Еще 100 000 германских солдат в это время оставалось в материковой Италии. Две группы армий: группа армий «В» во главе с фельдмаршалом Роммелем и группа армий «Юг» во главе с Кессельрингом.

В начале ноября 1943 года общая численность немецких войск в Норвегии составляла 380 тыс. человек. К августу 1943 года в Дании находилось 170 000 немецких военнослужащих (эквивалент 14 дивизий)[324].

По состоянию на начало 1944 года в Норвегии находились 13 немецких дивизий.

Присутствие этого миллиона фашистских солдат на восточном фронте точно ничего бы не изменило? И это — еще до высадки в Нормандии…

В тот момент войны, что в советской историографии считается «переломным» (лето 1943 года), в составе немецкой армии было только пять батальонов тяжелых танков «Тигр».

Тигриный батальон 501 был пленен англичанами в Тунисе в мае 1943 года (17 марта в нем было 11 тигров).

Тигриный батальон 502 действовал в Ладожского озера против Ленинградского фронта[325].

На южном фасе Курской дуги был только один батальон «тигров» — 45 машин в составе Schwere Panzer-Abteilung 503. Он действовал в составе 3-го танкового корпуса оперативной группы «Кемпф» (т. е. не на Прохоровском поле), потеряв безвозвратно 4 танка.

504-й тигриный батальон в те дни был развернут против союзников на Сицилии и потерял там 16 из 17 своих танков.

505-й тигриный батальон был у Моделя на северном фасе Курской дуги (в составе 46 танкового корпуса).

То есть треть немецких чудо-танков в переломную минуту воевала с англо-американцами. И при этом 501 и 504 батальоны понесли много более тяжелые потери, чем их коллеги на Восточном фронте.

Но ораторы типа «полковник Баранец» из «Комсомольской правды» талдычат: «Второй фронт они открыли только, когда мы уже ввалились считай на территорию Германии — Польша и Висла была позади»[326].

На тот момент, когда окончательно принималось решение о высадке во Франции (на конференции в Тегеране в конце ноября — начале декабря 1943 года), Красная армия ещё стояла на плацдармах на Днепре. Кировоград, Кривой Рог, Никополь ещё ждали освобождения. Блокаду Ленинграда пока не сняли.

Высадка в Нормандии — 6 июня 1944 года. Операция «Багратион» началась 23 июня 1944 года. То есть ко времени «Оверлорда» советский фронт стоял еще на восточной границе Белоруссии. Псков был еще на линии фронта. Первый плацдарм на Висле появился 1 августа. Реальное преодоление этой реки всем фронтом произошло лишь в январе 1945 года. Но ведь Баранцам перевирать историю можно, да?


Сравним два танковых сражения.

11–14 мая 1940 года. Битва при Анню (Hannut), Бельгия. И прохоровский танковый бой, СССР.

Французский кавалерийский корпус имел в общей сложности 520 танков (по иным данным — 600). Немецкий 16-й корпус Гёпнера имел 618 танков (по иным данным — 674). В атаке 13 мая он сконцентрировал 560 из них на фронте около 12 километров.

При этом немцы имели двукратный перевес в противотанковой артиллерии.

12 мая 85 мессершмиттов совершили 340 боевых вылетов, отдав 4 своих истребителя за 26 сбитых самолетов союзников. Немецкая зенитная артиллерия сбила еще еще 25.

Немцы потеряли 164 танка, французы — 104[327].

1200 танков, участвующих в одном сражении — это много больше, чем под Прохоровкой. Но соотношение потерь совсем другое…

12 июля 1943 года на «танковом поле» оборонялась лишь одна мотопехотная (не танковая!) дивизия — «Лейб-штандарт Адольф Гитлер». В ней было 67 танков и САУ, в том числе всего 4 Тигра. Ее правый фланг и тыл прикрывал танковый полк дивизии Дас Райх (25 танков, участвовавших в боях за совхоз Комсомолец[328].

На том же «танковом поле» в течение примерно 9–10 часов боя действовало 368 советских танков и САУ[329].

5 гвТА Ротмистрова в этот день потеряла 340 танков и 19 самоходок (уничтожены 193 танков и 14 САУ)[330].

Алексей Исаев говорит, что дивизия АГ вместе с Мертвой Головой (которая в основном воевала южнее «танкового поля») в тот день потеряли порядка 50 машин[331]. Но безвозвратные потери были меньше.

Александр Томзов: «Автору данной статьи удалось лично ознакомиться с содержимым папки RH 10/64 и поэтому хочется отметить, что в ней конкретных данных о потерях бронетехники 2-го танкового корпуса СС в боях 12 июля нет, а есть только данные об изменении ремфонда дивизии СС «Адольф Гитлер» на 24:00 11 июля и на 24:00 13 июля (и фрагментарно за 12 июля), на основе которых можно понять, что в ходе боев 12–13 июля (то есть за 2 дня) по дивизии «АГ» в безвозвратные потери были списаны только 2 Pz. IV lg, в краткосрочный ремонт отправились 15 Pz. IV lg и 1 Pz. III и в долгосрочный ремонт 2 Pz. IV lg и 2 Pz. III. И это без учета танков, которые были отремонтированы в ночь с 12 на 13 июля, введены в бой и снова подбиты — но хотя этих данных нет, общей картины относительно небольших потерь «АГ» в боях 12–13 июля их отсутствие не меняет.

По потерям дивизий «Мертвая Голова» и «Райх» таких подробностей, как по «Адольфу Гитлеру», в этой папке нет. Величина изменения ремфонда этих двух дивизий за период 11–13 июля неизвестна. Так что на основании каких данных К.-Х. Фризер и другие исследователи (ссылающиеся на его работы) приводят цифры потерь 2-го танкового корпуса СС за 12 июля как от 0 до 5 танков безвозвратно и от 50–60 до 160 танков и «штугов», отправившихся в ремонт, причем с указанием конкретных цифр и со ссылкой на RH 10/64 — непонятно»[332].

Из четырех «тигров» дивизии АГ уничтожен был только один.

Через сутки после легендарного боя, к вечеру 13 июля в дивизии АГ было 67 боеспособных машин, то есть потерянные машины были восполнены теми, что прибыли из ремонта[333].

Это не помешало патриарху Кириллу спустя 80 лет назвать этот день и этот бой «торжеством русского оружия»[334].

Эту формулу можно было бы приложить к боям советских Т-34 и КВ против слабо вооруженных немецких танков летом 1941 года.

Но в 1942 году панцерваффе перешли на новые танковые пушки: с февраля 1942 года было решено выпускать Pz. Kpfw.IV Ausf.F2 с более длинным орудием 7.5 cm KwK 40 L/43. Ствол пушки был удлинен с «окурка» длиной 1,8 м до 3,2 м. Теперь Т-34 можно было уничтожить с расстояния 1000–1500 м.

Советские машины стали крайне уязвимы, что показали и катастрофическая летняя кампания 42 года, и та же Прохоровка. Технические показатели по параметру предельной дистанции эффективного поражения сблизились лишь с появлением Т-34–85 в 1944 году.

Можно про иные эпизоды войны говорить, что это был «триумф советской военной мысли» или «победа духа русского солдата». В начале и (с меньшими основаниями) в конце Отечественной войны можно говорить о превосходстве именно советской техники («оружия»). Но никак не в Прохоровском бою.

В этом же обращении патриарх поведал, что «Под Прохоровку германское командование вывело самые боеспособные части в надежде прорвать оборону советских войск». Но на Прохоровском поле была лишь одна германская дивизия. И как раз в день знаменитого боя у нее не было приказов на прорыв. Немецкая разведка знала о приближении советских резервов, и потому дивизия АГ перешла к обороне. А вот у Ротмистрова и его 5 танковой армии на тот день как раз был приказ на прорыв на глубину аж на 40 километров (до Яковлево[335]). И он и близко не был выполнен.

Ну, а самое дивное суждение патриарха на эту тему уверяло, будто «Именно на Прохоровском поле произошел коренной перелом в Великой Отечественной войне».

Это перелом произошел не там и не тогда, а в целом по ходу войны. И это был перелом скорее психологический. В 1941 году вермахт мог совершать одновременно три стратегические наступательные операции тремя группами армий на фронте в 2000 км; в 1942 — только на 600 км; в 1943 — еле-еле на 150-ти.

При этом немцы уже были слишком слабы, чтобы обороняться на всех 2000 км фронта. Они не хотели повторять ошибку Красной армии 41 года (ради обороны размазать силы ровным слоем и отдать инициативу противнику) и поэтому избрали активную оборону.

После предполагавшегося срезания курского выступа их план не предполагал стратегического наступления (отсюда и введение Майнштейном всех имеющихся у него сил в первый же день боев, без сохранения резервов, которые могли бы развивать успех). Задача была — выбить русские наступательные резервы (танки). Разгром армии Ротмистрова под Прохоровкой оказался единственной реализованной частью этого плана.

На «огненной дуге» стало ясно, что танковые войска Германии уже не могут быть инструментом решения стратегических наступательных задач. То есть Германия больше не может добиваться блестящих политически-значимых побед. В этом — перелом, а не в потере какого-то конкретного числа танков. 1 июля 1943 года в вермахте было 240 «Тигров»; 1 августа — 261; по «Пантерам»: 428 и 524; по Т-4: 1772 и 1374. Но через год их уже 2336 при 632 «Тиграх» и 549 «Пантер»[336].

Перелом состоял не столько даже в ослаблении Германии, сколько в росте сил ее противников и в их дружном переходе к наступательным действиям.

Прохоровка (как и в целом Курская битва) не была катастрофой для танковых войск Германии. В ноябре 1943 года та самая дивизия АГ насчитывала 227 танков[337] — а на Прохоровское поле она вывела 67.

Всего же у немцев на 1 июля 1943 года было (на всех фронтах и в резерве) 3452 танка и 1737 САУ, а через год — 1 июня 1944 года — 5481 танк и 3524 САУ[338].

За июль 1943 года немецкая промышленность произвела 244 Т-4, 202 Тигра, 65 Пантер и 389 различных САУ[339]. Это новая техника, а не отремонтированная. И это явно больше всех безвозвратных танковых потерь на Курской дуге.

Для сравнения: справка по потерям матчасти, составленная управлением БТиМВ 1-го Белорусского фронта за период с 14 апреля по 5 мая 1945 года, сообщает, что всего по фронту потерян 471 ИС-2, в том числе 179 безвозвратно[340]. Потерю 470 танков только одного и не самого массового типа одним фронтом за одну наступательную операцию никто не считает «разгромом бронетанковых сил РККА» и тем паче их «концом». Но про «Цитадель» и даже про Прохоровский бой говорят именно так.

Но возвращаемся к боям на Западном фронте.

Еще один крупный танковый бой на Западном фронте это Рождественское сражение на Маасе в Арденнах в 1944-м (у бельгийского села Сель). 350 танков американской 2-й бронетанковая дивизия вместе с 3-м Королевским танковым полком (3-й RTR) — 60 танков. Им противостояла 2-я танковая дивизия; по состоянию на 16 декабря в её составе было 120 танков и САУ. Потери сторон в боях 24–25 декабря — 82 немецких танка против 27 американских[341].

Стоит отметить, что этот бой показан в финале американского фильма «Битва в Арденнах» (1965). Советский режиссер Озеров в «Огненную дугу» (1970) явно взял из него технику показа танкового боя.

И все равно неосоветские пропагандисты твердят, что Франция сдалась без боя, а американцы просто совершили прогулку по Европе…

Вот и патриарх Кирилл заверяет, будто в 1941-м «Снова вся Европа во главе с Гитлером вступила в пределы нашего Отечества»[342].

«Именно наш народ сломал хребет страшному врагу, перед которым отступила вся Западная Европа и который был сломлен только благодаря мужеству и жертвам 27 миллионов людей, хотя и превосходил нас во много крат своей военной мощью, организацией и международной поддержкой. Победа в Великой Отечественной войне — это Божие чудо… И совершенно неслучайно, что окончание войны совершилось в день памяти святого великомученика и Победоносца Георгия»[343].

Вся Европы «отступила»? Это значит сдалась?

Пропагандисты любят говорить — мол, «вся Европа легла под Гитлера». Скажите это над волнами Северной Атлантики, ставшей могилой для 3670 моряков норвежского торгового флота, которые погибли на 706 норвежских судах, потопленных германскими подлодками и самолетами[344].

Скажите это в лицо французскому военному летчику по имени Сент-Экзюпери…

Кстати, про военных летчиков.

3 июня люфтваффе впервые бомбили Париж. В ответ 7 июня первый воздушный налет по Берлину был проведен французским бомбардировщиком Farman NC.2234 по имени «Жюль Верн».

Это был гражданский транспортный самолет F.223.1. Тихоходный, но с огромным запасом хода (8000 км).

Ночной удар пришелся по цехам фабрики Сименс. «Жюль Верн» нес восемь 250 кг-бомбам и несколько десятков «зажигалок». У него были стойки для фугасных бомб, но не было ни одной возможности для размещения небольших зажигательных бомб Поэтому бортмеханик Корнейе (Corneillet) и и бомбардир Дешам (Des Champs) просто открыли пассажирскую дверь и выбросили зажигалки вручную.

На обратном пути «Жюль Верн» прошел через зону боевых действий, приземлившись в парижском Орли в 10:30 8 июня.

На следующий день министерство пропаганды Германии заявило, что были проведены учения по отражению воздушного налета[345].

В ночь с 10 на 11 июня «Жюль Верн» бомбил завод Heinkel в Ростоке. Двумя днями позже он бомбил промышленный комплекс к югу от Венеции, а следующей ночью — нефтеперерабатывающий завод возле Ливорно[346].

Франция в 1940 году сопротивлялась 47 дней.

За эти дни Германия потеряла убитыми 48 185 солдат и офицеров (всего — 150 492 человека).

Через год в июне-июле 1941-го на советском фронте Германия потеряла 73 000 солдат[347]. Потери наполовину большие.

Но: в 1940 году вермахту противостояла 51 англо-французская дивизия (плюс 32 голландских и бельгийских), в 1941-м — 165 советских дивизий.

Во Франции за май-июнь 1940-го вермахт потерял 640 танков[348]. Через год его аналогично-двухмесячные потери на восточном фронте составили 503 танка.

За первые три недели войны на Западном фронте (с 10 по 31 мая 1940 г.) безвозвратные потери люфтваффе составили 978 машин. За первые три недели войны на Восточном фронте (с 22 июня по 12 июля 1941 г.) безвозвратные потери люфтваффе составили 550 самолетов. А всего с 10 мая по 24 июня 1940-го люфтваффе безвозвратно потеряло на Западном фронте 1401 самолет.

При этом немецкие потери после эвакуации англичан из Дюнкерка (4 июня) были выше, чем до него.

10 мая — 4 июня — 10 252 убитых (всего вместе с ранеными и пропавшими без вести 61 238; среднесуточные потери — 2 355) 5–25 июня — 16 822 (всего вместе с ранеными и пропавшими без вести 95 254; среднесуточные потери — 4 536)[349].

То есть пока Франция еще могла сопротивляться[350] — она это делала успешнее, чем Красная армия в первые месяцы войны. Но у Франции не было бесконечных территорий и 20 000 танков…

Но именно там и тогда состоялось крупнейшее танковое сражение Второй Мировой. 11–14 мая 1940 года. Битва при Анню (Hannut). Бельгия.

В этой битве Французский кавалерийский корпус имел в общей сложности 520 танков. Немецкий 16 корпус Гёпнера имел 618 танков[351]. В атаке 13 мая на фронте около 12 километров он сконцентрировал 560 из них. При этом немцы имели двукратный перевес в противотанковой артиллерии.

12 мая 85 мессершмиттов совершили 340 боевых вылетов, отдав 4 своих истребителя за 26 сбитых самолетов союзников. Немецкая зенитная артиллерия сбила еще 25. За четыре дня боёв немцы потеряли в общей сложности 163 танка, французы — 121. Но поскольку союзники отошли, все их потери стали безвозвратными, а немцы смогли вернут в строй 111 подбитых машин[352].

1200 танков, участвующих в одном сражении — это много больше, чем под Прохоровкой[353]. Но соотношение потерь совсем другое…

Несколько позже под Абвилем атаки союзников дорого обошлись им: 27 мая — 65 подбитых танков и еще 55 от механических поломок. С 29 по 30 мая — потеряно 105 танков, 4 июня — еще 50 танков[354]. А итоговые цифры таковы: на стороне Оси погибли 28 100 французов (включая призванных из Эльзаса-Лотарингии), а в боях против гитлеровцев погибло 273 000 человек (в том числе 10 000 казненных бойцов сопротивления).

Великобритания ли «легла под Гитлера»? Этого она точно не сделала.

Норвегия была захвачена полностью. Но был и ее вклад в общую победу: в апреле 1940 года «Новехонький крейсер «Блюхер» с тысячью германских солдат на борту приближался к норвежскому Оскарборгу. Защитники древней крепости тщательно зарядили две пушки 19 века «Моисей» и «Аарон»[355]. Комендант полковник Биргер Эриксен, зная, что радиус поражения у этих орудий невелик, распорядился выжидать до последнего. Лишь когда крейсер от берега отделяло всего 500 м, старинные пушки изрыгнули огонь. Один снаряд угодил в контрольный противовоздушный центр крейсера, а другой точненько в запасные баки с авиационным топливом, и к небу взметнулся огненный столп. Еще две пробоины в судне произвели запущенные с берега торпеды. Охваченный огнем Блюхер сильно накренился, на борту начали взрываться боеприпасы. Корабль быстро затонул, унеся с собой тысячу немецких солдат»[356].

(Просто для памяти: ВМФ СССР за всю войну так и не смог потопить ни одного крупного немецкого боевого корабля — крейсера или линкора. Исключением можно было бы счесть «Орион» — немецкий вспомогательный крейсер. Этот учебно-артиллерийский корабль использовали в качестве транспорта для эвакуации по Балтийскому морю беженцев из восточной Германии. 4 мая 1945 года по пути в Копенгаген он был потоплен бомбами в ходе налёта 51-го минно-торпедного авиаполка СССР. Из более чем 4000 человек, находившихся на борту, погибло 150.

В Первую Мировую на Балтике Германия потеряла пять крейсеров: «Магдебург» сам сел на мель, «Фридрих Карл», «Аугсбург» и «Газелле» погибли на минах, а британская подлодка E-1 торпедировала немецкий крейсер «Мольтке». То есть тоже русский флот огнем своих линкоров и крейсеров не смог потопить ни один крупный вражеский корабль).

Но, может, слова патриарха о «враге, перед которым отступила вся Западная Европа» говорят об отступлении в чисто военном смысле?

Так Красная Армия в километрах отступила много-много дальше, чем любая европейская. А вот англичане все же ни одного немца на свою территорию (кроме нескольких островков в Ламанше) не пустили.

Они отступали, да — во Франции, в Африке…. Но и наша армия отступала до Сталинграда.

Причем в ноябре 41-го одновременно прошли первые наступления нашей армии под Ростовом и англичан в Африке.

Так же параллельно советская и английская армии снова отступали летом 42-го.

И снова практически одновременно нанесли решительные поражения общему врагу на исходе 42-го[357].

Слово «только» в обороте о том, что только советский народ «сломал хребет страшному врагу» неудобно и комментировать. Ибо оно носит оскорбительно-исключающий характер.

Патриаршее утверждение якобы общеевропейской войны против СССР это еще и следование официальной пропагандистской линии.

НТВ вещает о «разгроме европейских полчищ под Сталинградом»[358].

Губернатор Петербурга Александр Беглов 28 апреля 2022 года выступил в Законодательном собрании:

«Мы хорошо помним, кто организовал эту блокаду. Кольцо вокруг Ленинграда держали войска 13 европейских государств, тех самых, которые сегодня вместе с США пытаются взять в блокаду уже всю нашу страну. Они снабжают оружием нацистов на Украине точно так же, как их отцы и деды снабжали гитлеровские войска»[359].

Вот интересно: параллельно со Сталинградской битвой какое-то сражение шло при каком-то Эль-Аламейне. С одной стороны там были те же европейцы, что и на берегах Волги и Дона — итальянцы и немцы. А с другой — не-европейцы?

Впрочем, в войсках Монтгомери и в самом деле были не-европейцы:

9-я австралийская дивизия; 2-я новозеландская дивизия; 1-я южноафриканская дивизия; 4-я индийская дивизия; (а еще, кроме английских соединений: 1-я греческая бригада; 1-я боевая французская бригада; 2-я боевая французская бригада; Боевая французская воздушная колонна[360].

Ах, как издевались советские пропагандисты над американскими школьниками, которые считали, что СССР был врагом США в годы второй мировой. А тут целый губернатор культурной столицы уверяет, что армии США, Англии и Польши держали Ленинград в блокаде.

Главное же обвинение США — в том, что те медлили с открытием «второго фронта». За этим обвинением скрывается удивительный волюнтаризм. Все, мол, можно сделать мгновенно, была бы только воля. В этом случае марксисты забывают свой собственный марксизм его тезисом о том, что экономика определяет политику.

А экономика США к началу 40-х годов была в состоянии затяжного кризиса и еще не оправилась от «великой депрессии».

Кроме того, ход и итоги Первой Мировой склонили американское общественное мнение к изоляционизму. Довольно того, что океаны защищают нас от далеких европейских и азиатских конфликтов, а потому свой военный бюджет мы раздувать не станем.

США развивали свой флот. А их сухопутные силы были минимальны, потому что для них просто не было подходящих задач и угроз. Ну не с Канадой же им воевать или с уже поверженной Мексикой?

Но вот Япония и Германия объявили войну США. Даже для американского флота она началась неудачно. До осени 1942 года японцы теснили союзников и стремительно расширяли границы своей империи. Это означает, что приоритетом для США была война море и, соответственно, запросы ВМФ.

Не было миллионов подготовленных солдат и сотен тысяч офицеров К 1939 году армия США занимала семнадцатое место среди армий мира по численности и боевой мощи — сразу после Румынии.

На 30 июня 1939 года в американской армии было 187 983 человека. Из этого числа 22 387 служило в авиации. Когда в 1940 году началась мобилизация, в армии было всего 14 000 профессиональных офицеров. Средний возраст майоров был почти 48 лет. И было у них всего лишь 488 пулеметов.

В арсеналах США не было тысяч готовых танков и самолетов. За 1938 год было произведено всего 18 средних танков и 74 легких. В 1939 году производство танков выросло и составило 13 машин в месяц. Всего их было 325 штук.

В мае 1940 года, в месяц, когда немецкий блицкриг пронесся по Бельгии и Нидерландам и захватил Францию, армия США имела в общей сложности 464 танка, в основном легкие танкетки. Первый современный танк М-3 сошел с конвейера только 24 апреля 1942 года.

Орудий крупного калибра было всего 280 штук.

Главное же в том, что перевод экономики на военные рельсы требует времени, а в США просто не было и заводов для массового производства сухопутных вооружений.

Еще в декабре 1940 года президент Рузвельт призвал к созданию «Великого арсенала демократии».

В ответ Форд приказал своей Ford Motor Company построить огромный новый авиационный завод в Уиллоу-Ран (Willow Run) недалеко от Детройта, штат Мичиган. Весной 1941 года Форд строительство завода началось. Производство компонентов бомбардировщика B-24 началось в мае 1942 года, а первый полный B-24 сошёл с конвейера в октябре 1942 года. Завод с площадью 330 000 м2 стал самым большим конвейером в мире в то время. На пике своего развития в 1944 году завод производил 650 B-24 в месяц, а к 1945 году Ford собирал каждый B-24 за восемнадцать часов, при этом один сходил с конвейера каждые 58 минут. Ford произвёл 9000 B-24 в Willow Run, половину из 18 000 B-24, произведённых во время войны.

Другой американский бомбардировщик это B-17. Перед атакой Японии на Перл-Харбор чуть менее 200 машин этого типа состояли на вооружении армии США. В августе 1944 в строю было 4574 самолёта этого типа, а всего их было выпущено 12 731.

В 1941 году правительство запустило программу тяжелых бомбардировщиков B-29. В Сиэтле весной 1941-го на территории, прилегающей к заводу Boeing, началось строительство завода, финансируемого из федерального бюджета. Спустя несколько месяцев ансамбль получил название «Wichita Division» от компании Boeing Airplane Company. Первый B-29 выкатили из мастерских в Уичито в апреле 1943 года, затем темпы производства увеличились, чтобы удовлетворить потребности военно-воздушных сил. В декабре 1943 года штат Уичито составил 29 795 человек, многие из которых не имели опыта в авиастроении, в том числе многие женщины. Благодаря напряженным усилиям, работая днем ​​и ночью, в 10-часовые смены, заводской персонал выиграл весной 1944 года то, что окрестили «битвой при Канзасе». В июле 1945 года темп выпуска достиг 4,2 бомбардировщика В-29 в сутки. Всего с завода Boeing в Уичито сошло 1644 таких самолета.

А истребителей, похожих на современные европейские, у США просто не было. С 1942 года на заводе в Инглвуде начинается производство «мустангов».

В 1940 году Германия производила в 4 раза больше самолетов, чем США. А без господства в воздухе можно было провести десант на незащищенные французские колонии в Северной Африке, но не в Европе.

Аналогичной была ситуация с танками. Не снижая производство машин (с конвейера Дженерал Моторс в годы войны сходило по одному армейскому джипу в минуту), надо было развернуть мощности для производства танков.

Среди сложностей перехода к военной экономики был разрыв цепочек трансграничных поставок. Например, превращение океанов в сферу неограниченной подводной войны привело к тому, что США оказались отрезаны от поставок естественного каучука. Значит, опять требовалось время для строительства заводов по производству искусственной резины. А без нее ни танки, ни самолеты, ни пушки, ни джипы не могли бы пойти в бой.

И еще нужно было время для накопления боевого опыта, в том числе — опыта десантов.

Соединённые Штаты Америки вступили в Первую мировую войну 6 апреля 1917 года. В октябре на линию фронта прибыла первая дивизия. В сентябре 1918 года 1-я американская армия провела первую самостоятельную операцию против Сен-Миельской группировки противника.

Во Второй мировой разворачивание американских сил шло быстрее. Но на этот раз у них не было гостеприимных портов в Европе.


Британо-канадская попытка десантироваться в Нормандии в августе 1942 года потерпела сокрушительную неудачу (см. десант в Дьеппе). Она привела к выводу о невозможности захвата с моря крупного европейского порта[361]. Значит, действовать надо на обычные пляжи. А это требует особой инженерно-технической подготовки: ведь мало высадиться, надо тут же на пустом месте построить причалы, к которым смогут подходить корабли с припасами и с тяжелой техникой. И эта задача была решена. Но не за один день.

…Стоит заметить, что советской армии за годы Отечественной войны вообще не удалось пополнить свою историю удачными крупными десантами[362]. А потому именно ее пропагандистам не с руки пенять, что кто-то, мол, неправомерно затянул сроки подготовки десантной операции.

И все же всего лишь за год США перешли к наступательным действиям. Хотя и опыт Первой Мировой, и здравый смысл подсказывали, что экономическая блокада куда опаснее для Германии, чем для США.

Неосталинисты, оправдывая отказ от помощи Варшавскому восстанию, поясняют, что почти полгода наш фронт стоял на Висле под Варшавой (с августа 44-го по январь 45-го), т. к. надо было накопить силы для удара. И это при уже давно отмобилизованной армии и экономике. Неужто американцам не нужно было большего времени для создания армии, способной к действию на чужом континенте?


Еще тезис современных ревизионистов: 3 сентября 2022 года на соловьевском ютьубе у Карнаухова некий историк Александр Мясников выдал:

«Американцы кинули две ядерные бомбы, а до этого много-много лет воевали на море, и кроме своих поражений на Перл-Харборе они ничего не поимели, и тем не менее они считаются победителями Японии. Это ужасно, что есть люди, которые все время пытаются перевернуть историю»[363].

То есть не было ни сражения у атолла Мидуэй, ни битвы за Гуадалканал, ни Филиппинской операции, ни боев за Иводзиму… И как это Япония к лету 1945 осталась без флота и без авиации, запертой на своих островах?

В войне на Тихом океане Соединённые Штаты потеряли погибшими и умершими примерно 200 тысяч военнослужащих. Потери японцев (не гражданских лиц, а именно военных) были в 7 раз больше (1 554 500)[364].

И уж совсем запредельно переврал историю Никита Михалков:

«Америка и большинство стран Запада работали на гитлеровскую Германию до момента, пока не стало ясно, что побеждает Советский Союз»[365].

Ну не знают эти пропагандисты, что 7 ноября 1941 года.

В этот день с трибуны Мавзолея[366] Сталин сказал:

«Теперь положение нашей страны куда лучше, чем 23 года назад. У нас есть теперь союзники, держащие вместе с нами единый фронт против немецких захватчиков. Мы имеем теперь сочувствие и поддержку всех народов Европы, попавших под иго гитлеровской тирании»[367].

И в этот же день Илья Эренбург писал о не-одиночестве Советского Союза:

«Мы знаем героизм других народов. Мы обнажаем головы перед чужими могилами. Защитники Москвы с волнением думают о стойкости Лондона. Два года город туманов и парков, город-порт и город милого диккенсовского уюта живет под бомбами, под бомбами он работает, под бомбами думает. Слава Англии! — чистосердечно восклицает русский народ. Слава высоко поднятой голове! Не пролив остановил немцев — воля английского народа, его гордость. Мы приветствуем английских летчиков. Они впервые сказали на добром языке фугасок: «Как аукнется, так и откликнется». Они били и бьют логово проклятого зверя. Мы приветствуем тебя, пионер свободы, неукротимый народ Франции. Ты пал на поле боя, преданный и обманутый. Мы помним героев Арраса, защитников Тура, твою отвагу и твою беду. Немцы думали, что ты умер, что народ Вальми и народ Вердена станет народом изменника Дарлана, вора Лаваля. Ты ранен, но ты жив. Мы приветствуем армию генерала де Голля, армию изгнания, армию мести. Мы приветствуем французских патриотов, которые не сложили оружия. Слава заложникам Нанта! Их пытали страхом. Их агонию растянули на недели. Перед смертью они пели песню свободы — «Марсельезу». Эту песню услышали и защитники Москвы.

Мы приветствуем чехов. Они первые узнали всю меру горя. Они не сдались. Орудия защитников Москвы салютуют мученикам Праги. Мы приветствуем народ воинов — сербов. Не впервые их страна сожжена и залита кровью. В горы ушел народ. На немецкие приказы он отвечает свинцом. Немцы вынуждены издавать в Белграде военные сводки — война в Югославии закончена на бумаге, но на югославской земле война только начинается. Под Москвой мы платим и за Белград, за его развалины, за его ночи.

Мы приветствуем храбрых греков. Мы были с ними душой на горных перевалах Албании. Мы восторгались тогда их стойкостью. Теперь мы вознаграждаем их за мужество: мы истребляем их палачей. Мы приветствуем неустрашимых норвежцев, рыбаков, которые стали солдатами, партизан Ларсена, молчаливых и стойких людей Севера. Мы приветствуем спокойных голландцев. Они отказались от мира ради чести. Мы помним и развалины Роттердама. Мы приветствуем народ труда — бельгийцев, их каждодневное, упорное сопротивление. Брюссель снова узнает радость восемнадцатого года: он увидит бельгийскую армию в своих стенах. Мы приветствуем нашу сестру Польшу. Слава польским партизанам! Мы слышим их выстрелы. На нашей земле строится теперь польская армия. И поляки, защищавшие Варшаву, получив винтовки, благоговейно целуют оружие. Они с нами пойдут на врага. С нами отвоюют свою землю. Мы приветствуем арсенал свободы — Америку. Руку и сердце дает она смятенной Европе. Слава труженикам Америки, ее инженерам и рабочим, — это тыл Европы, это наш тыл…»[368].

Не знают пропагандисты, и того, что в сентябре 1943 в конце интронизационной службы патриарха Сергия «На молебне при многолетиях было провозглашено многолетие «решительному победоносному воинству, верховному вождю его и всем союзным с нами армиям»[369]. При этом английского и американского послов на этой службе не было. А чувство благодарности союзникам — было.

Сегодня пропаганда уверяет, что «мы были одни против всего Запада»…

Но в данном случае я склонен верить тов. Сталину. А он, прекрасно зная состояние и экономики и армии, помимо всяких религиозных отсылок считал, что нападением на СССР Гитлер совершает самоубийство. Сталин так считал (и не ошибся) еще и потому, что он знал, кто в этом случае выйдет из международной изоляции, а кто ее смертельно усугубит. Если СССР был одинок, то отчего Сталин сказал про документальный фильм «Разгром немецких войск под Москвой»[370] — «Один хороший фильм стоит нескольких дивизий»?[371]

Число советских дивизий этот фильм увеличить не мог. Но он умножил число американских дивизий на немецком фронте.

Глава 39 Как Сталин союзников спасал

5 июня 2019 года в канун годовщины высадки союзных войск в Нормандии, официальный представитель МИД РФ Мария Захарова заявила:

«Открытие 2-го фронта даже с учетом поздних сроков должно было облегчить выполнение боевых задач соединениями советской армии. Однако на практике пришлось выручать западных союзников, потерпевших от нацистов поражение в Арденнах. Надеемся, что об этом помнят наши партнеры». «В январе 1945 г. мы вновь спасали американцев, застрявших в Арденнах, начав свое наступление на неделю раньше…»[372]

Немецкое наступление началось 16 декабря. На главном участке фронта командование Вермахта обеспечило количественное превосходство в людях, танках и артиллерии. Сперва наступление развивалось достаточно успешно — прежде всего из-за нелетной погоды. Тотальное преимущество союзников в авиации временно не могло быть использовано.

Уже 22 декабря американцы, перегруппировавшись и подтянув свои огромные резервы, начали контратаковать (Брэдли и Паттон с Юга). К 25 декабря наступление Германии полностью захлебнулось. 26 декабря, была остановлена последняя наступавшая дивизия вермахта — 2-я танковая. Немцы не достигли ни одной из целей операции. В это же время над Арденнами наконец прояснилось небо. С целью облегчить положение в Арденнах 1 января, Вермахт предпринял попытку наступления на южном фланге Западного фронта, в Эльзасе и Лотарингии. Но и это наступление быстро захлебнулось. 1 же января в ставке Гитлера было решено наступление в Арденнах прекратить. 3 января началось общее наступление Монтгомери у северного основания «арденнской дуги». 5 января немецкие войска оставили почти всю занятую в результате наступления территорию. 16 января армии союзников полностью восстановили прежнюю линию фронта.

5 января 1945 года Черчилль телеграфирует Сталину:

«Я только что вернулся, посетив по отдельности штаб генерала Эйзенхауэра и штаб фельдмаршала Монтгомери. Битва в Бельгии носит весьма тяжелый характер, но считаю, что мы являемся хозяевами положения. Отвлекающее наступление, которое немцы предпринимают в Эльзасе, также причиняет трудности в отношениях с французами и имеет тенденцию сковать американские силы. Я по-прежнему остаюсь при том мнении, что численность и вооружение союзных армий, включая военно-воздушные силы, заставят фон Рундштедта пожалеть о своей смелой и хорошо организованной попытке расколоть наш фронт и по возможности захватить порт Антверпен, имеющий теперь жизненно важное значение».

Его же телеграмма от 6 января:

«На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. Согласно полученному сообщению наш эмиссар главный маршал авиации Теддер вчера вечером находился в Каире, будучи связанным погодой. Его поездка сильно затянулась не по Вашей вине. Если он ещё не прибыл к Вам, я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть. Я никому не буду передавать этой весьма секретной информации, за исключением фельдмаршала Брука и генерала Эйзенхауэра, причем лишь при условии сохранения ее в строжайшей тайне. Я считаю дело срочным».

Его же телеграмма 9 января:

«1. Я весьма благодарен Вам за Ваше волнующее послание. Я переслал его генералу Эйзенхауэру только для его личного сведения. Да сопутствует Вашему благородному предприятию полная удача. 2. Битва на Западе идёт не так уж плохо. Весьма возможно, что гунны будут вытеснены из своего выступа с очень тяжелыми потерями. Мы и американцы бросаем в бой все, что можем. Весть, сообщенная Вами мне, сильно ободрит генерала Эйзенхауэра, так как она даст ему уверенность в том, что немцам придется делить свои резервы между нашими двумя пылающими фронтами».

Черчилль просил информацию, но не помощи. И ни о какой возможной катастрофе на своем фронте он не пишет[373]. В январе арденнский кризис был уже преодолен[374]. А безраздельно господствующая в воздухе союзническая авиация стирала в порошок любое шевеление немцев. Погода ей уже не мешала.

Речь идет о координации своих действий, чтобы утяжелить положение Германии, а не о спасении англо-американцев.

Алексей Исаев справедливо пишет про этот «звонок другу»:

«С Арденнским контрнаступом американцы к январю 1945 г. справились сами-сами. Паттона развернули, контрударили на Бастонь итд. Черчилль умолял совсем про другое. Помимо Арденн был ещё контрнаступ немцев в районе Страсбурга. Больших проблем не создал, но был риск потери Страсбурга. Временной. Эйзенхауэру как главнокомандующему было на этот медвежий угол покласть, сдадим/отберем, не приоритетное направление, но вот Де Голлю — нет. Т. к. понимал, что вернётся Страсбург Франции в руинах. Пошла цепочка по политической линии Де Голль —> Черчилль —> Сталин. Сталин не преминул набрать политические очки, пообещал, что обязательно бахнет. Хотя по факту Висло-Одерская операция даже несколько подзадержалась. В декабре 44-го мосты на Висле ломало ледоходом. По факту да, с началом Висло-Одерской «Нордвинд» свернули, СС Фрундсберг и 25 пгд поехали под Берлин»

(тг. Железный ветер. 9 авг 2024)

Но что же Сталин?

7 января он пишет Черчиллю:

«Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января»[375].

Это обман союзника.

На самом деле Висло-Одерская операция планировалась (и была готова) на первые дни января. Войска были готовы уже к 8–10 января, но по причине плохой погоды наступление было задержано до 12–14 числа. (О том, что сроки начала Висло-Одерской операции никогда не сдвигались на более ранние по сравнению с запланированными сроки, (но было все ровно наоборот см. у Алексея Исаева[376]).

Одним из документов, свидетельствующих о готовности Красной Армии начать наступление раньше 12 января, является план сосредоточения войск 1-го Белорусского фронта, который был утвержден Г. К. Жуковым 29 декабря 1944 года. По плану стрелковые дивизии первого эшелона должны были выйти к Висле и передвигаться на плацдармы к 8 января 1945 года, а ко 2 января там уже должен был занять позиции 6-й артиллерийский корпус. Строго по плану, 3 января, началось выдвижение главных сил, однако 6 января оно было неожиданно прервано и отложено до 9 января. Затем срок отодвинули до 12 января. О перенесении даты начала операции свидетельствуют также личный план работы командующего 8-й гвардейской армией генерала В. И. Чуйкова и доклад командующего артиллерией фронта генерала В. И. Кузнецова. Причиной переноса наступления указывалось ухудшение погодных условий, не позволявших полномасштабно использовать авиацию и артиллерию.

Сведения о переносе сроков начала операции содержатся также в документах 2-го и 3-го Белорусских фронтов, 1-го Украинского фронта. Так, например, командующий 3-м Белорусским фронтом генерал И. Д. Черняховский в декабре 1944 года требовал от войск быть готовыми к наступлению 8 января, а началось оно только 13 января. Войска 1-го Украинского фронта планировали перейти в наступление 9 января, а выступили только 12 января.

В документах ни разу не встречается дата 20 января, к тому же там нет ни единого указания на перенос наступления на более ранний срок.

Если бы операция назначалась на 20 января, то зачем Конев уже в первые дни января сосредоточил на сандомирском плацдарме ударную группировку, состоявшую из пяти общевойсковых, двух танковых армий и трех танковых корпусов? Держать такую массу войск на ограниченном пространстве перед носом у противника в течение полмесяца (с 5 по 20 января) не было никакой необходимости. В то же время такие действия не только не обеспечивали скрытной подготовки наступления, но и могли привести к большим потерям. По опыту войны танковые армии, например, занимали выжидательные районы за 2–4 дня до начала операции, что было вполне достаточно для подготовки наступления[377].

Черчилль тоже явно лукавил, упирая на тяжесть боёв и на то что в бой бросается всё что можно: союзное командование в эти дни в бельгийском тылу спокойно формировало 15-ю резервную армию, привезенную из Техасского Хьюстона.

Упоминания о тяжести боев и потерь были общим местом в переписке союзников. Это был аргумент двойного назначения: по ходу войны он должен был призвать партнера к активизации его действий; по окончании — стать полновесной монетой в торгах между победителями.

Лукавил и Сталин, намекая в своем послании от 7-го января на то, что Красная армия перейдёт в наступление ранее запланированного срока.

Но самым удивительным был финальный сталинский обман союзников.

1 апреля 28 марта 1945 года Стали отправил телеграмму Эйзенхауэру:

«1. Ваш план рассечения немецких сил путем соединения советских войск с Вашими войсками вполне совпадает с планом Советского Главнокомандования.

2. Согласен с Вами также и в том, что местом соединения Ваших и советских войск должен быть район Эрфурт, Лейпциг, Дрезден. Советское Главнокомандование думает, что главный удар советских войск должен быть нанесен в этом направлении.

3. Берлин потерял свое прежнее стратегическое значение. Поэтому Советское Главнокомандование думает выделить в сторону Берлина второстепенные силы.

4. План образования второго дополнительного кольца путем соединения советских и Ваших войск где-либо в районе Вена, Линц, Регенсбург также одобряется Советским Главнокомандованием.

5. Начало главного удара советских войск — приблизительно вторая половина мая. Что касается дополнительного удара в районе Вена, Линц, то он уже осуществляется советскими войсками. Впрочем, этот план может подвергнуться изменениям в зависимости от изменения обстановки, например, в случае поспешного отхода немецких войск сроки могут быть сокращены. Многое зависит также от погоды.

Что касается неприятельских войск на восточном фронте, то установлено, что их количество постепенно увеличивается. Кроме 6 танковой армии СС на восточный фронт переброшено: три дивизии из Северной Италии и две дивизии из Норвегии»[378].

На карте Берлинской операции, начавшейся 16 апреля хорошо видно, что она аккуратно проходит мимо Дрездена и Лейпцига. В итоге Эрфурт американцы взяли 12 апреля, а Лейпциг — 19 апреля. Советская армия взяла Дрезден 8 мая.

Кроме того, Сталин дезинформировал о сроках советского наступления: «начало главного удара советских войск, приблизительно — вторая половина мая».

Помянутая Сталиным 6 танковая армия СС была выведена с арденнского участка фронта для восстановления еще в январе. С 6 марта она уже сражается с советскими войсками под венгерским Балатоном. В чем тут новизна этой информации для Эйзенхауэра 1 апреля — непонятно. Он уже давно знал, что этой армии перед его войсками нет. Но Сталин неслучайно упоминает именно ее: мол, армия, напугавшая союзников в Арденнах, теперь в Венгрии, а значит, немцы знают, что советский главный удар тоже будет нанесен именно там, а не на берлинском направлении.

В этот же день 1 апреля 45-го Сталин обманул также Жукова и Конева, зачитав им составленную им самим телеграмму Эйзенхауэра о якобы повороте союзников на Берлин.

Глава 40 Патриарх о превосходстве Германии

Вернемся к словам патриарха Кирилла:

«Именно наш народ сломал хребет страшному врагу, который превосходил нас во много крат своей военной мощью, организацией и международной поддержкой. Победа в Великой Отечественной войне — это Божие чудо… И совершенно неслучайно, что окончание войны совершилось в день памяти святого великомученика и Победоносца Георгия»[379].

Перед нами пример, когда в угоду догматической риторике приносится в жертву историческая реальность. Да, в нашей гомилетике так принято: «я такой убогий и немощный, но сила Божия чудесно совершилась в моем недостоинстве». Так принято говорить в любой речи нареченного епископа.

Германия многократно и во всем превосходила СССР? Это не так. Военная мощь Красной армии к июню 1941-го многократно и по большинству показателям превосходила мощь Вермахта и его союзников (уступая разве что в числе грузовиков, бензовозов и тягачей). Но сильно проигрывала в организации и — отчасти — качестве техники. Хотя немцы охотно использовали трофейную советскую артиллерию.

Германия превосходила нас во много крат международной поддержкой? — Отнюдь. Против СССР воевали 7 стран: Германия, Италия, Словакия, Румыния, Венгрия, Финляндия, Хорватия (Болгария, Япония, фашистская Испания остались в стороне и войну СССР не объявляли). На январь 1942 года антигитлеровская коалиция насчитывала 26 государств. К концу войны их было 58[380].

С испанскими фашистами у Гитлера вообще были сложные отношения. 5 ноября 1937 г. Гитлер заявил своим военным сотрудникам, что быстрая победа Франко не соответствует интересам Германии т. к. продолжение борьбы позволяло Италии укрепиться на Балеарских островах, — главной коммуникационной линии Франции. Геринг заключил из этого, что надо сократить или даже прекратить помощь националистам, и Гитлер утвердил его предложение[381].

Фюрер действовал как реалист. Каудильо отплатил ему той же монетой.

23 октября 1940 фюрер встретился с Франко на французской границе свидании в Эндай, но по итогам семи часов переговоров соглашение о военном союзе не было достигнуто. «Франко уклонился от всех требований Гитлера. Он позволил создавать бригады добровольцев, но испанская армия не двинулась никогда и никуда. В сущности, это было первое дипломатическое поражение Гитлера», — констатирует историк Андрей Буровский[382]. Главное: Франко отказался пропустить немецкие танки к английскому Гибралтару. Уже после всего Геринг сказал, что «Потеря Гибралтара могла побудить Англию просить мира. Невыполнение плана было одной из главных ошибок войны»[383].

Экономическая мощь всей Европы работала на вермахт? И это не так.

Если бы вся экономика покоренной нацистами Европы и в самом деле работала со всей своей довоенной эффективностью, то СССР не устоял бы.

Даже экономика Германии стала работать в режиме «все для фронта, все для победы» лишь после Сталинградского разгрома, то есть лишь за два года до конца войны.

Германия хорошо помнила «брюквенные зимы» Первой Мировой. И Гитлер, который все же по воле избирателей пришел к власти, вовсе не хотел порождать волну недовольства в своем фан-клубе, снижая его уровень потребления. Так что к новой мировой войне Германия подошла в расслабленном состоянии.

Первые месяцы войны уровень военного производства был удивительно низок. В начале наступления на Польшу в сентябре 1939 г. в Германии ежемесячно производилось около 700 самолетов (из них около 400 военных), 60 танков, 1750 автомобилей и 1 или 2 подводные лодки.

Для сравнения: как в 1944 г. после двух лет бомбардировок, в результате которых многие заводы оказались разрушены, ежемесячно выпускалось более 1500 танков и самоходных артиллерийских установок, а в сентябре 1944 г. было изготовлено только 2950 штук только истребителей.

В июне 1941 г. у вооруженных сил Германии имелось всего лишь 2500 танков (против 21 000 у СССР). Такое количество соответствовало 1,5-месячному объему производства в 1944 г.

Если в 1940 г. в Германии и в Советском Союзе доли военной продукции в валовом объеме промышленности каждой страны были приблизительно равны, то в 1941–1942 гг. эта доля в Германии была в 2 раза меньше, в 1943 г. она составляла около 2/3 от советской, и только в 1944 г. достигла уровня Советского Союза[384].

Вооруженные силы Германии при нападении на Советский Союз в июне 1941 г. имели ничтожно малые резервы, абсолютно не адекватные в войне с крупнейшей сухопутной армией мира.

Всего с 22 июня и до конца 1941 г. на советско-германском фронте из резерва были введены 2 танковые, 1 моторизованная и 25 пехотных дивизий — и это в ситуации, когда в Красную Армию было мобилизовано сотни новых дивизий.

Катастрофа вермахта на Волге многое изменила в самой Германии. Время благодушного оптимизма кончилось. Началась военная мобилизация всей экономики и «тотальная война».

Первую Мировую Германия закончила, трезво признав свое поражение, когда линия фронта еще далеко не дошла до границ Империи. Во вторую Мировую немцы дрались в полной безнадеге до конца, даже после падения Берлина.

Это их упорство стоило жизни сотням тысяч людей, а может быть, и миллионам. Одна из причин этого упорства — действенная пропаганда.

Сталинград ранил нацистского зверя — и тот действительно стал еще опаснее и злее. Именно после Сталинграда министр пропаганды Третьего Рейха Йозеф Геббельс 18 февраля 1943 года в берлинском Дворце спорта произнесён эффектную и эффективную речь о переходе к «тотальной войне» и к военной экономике.

Ее стоит прочитать чтобы понять, отчего его имя стало нарицательным. И чтобы испугаться — как же беззащитен человек перед лицом таким манипуляторов…

«…Кризис, с которым мы столкнулись на восточном фронте, достиг своего апогея. Мне и, пожалуй, всем вам, было очень волнующе от ощущения того, что во время нашего многочисленного собрания здесь, в Дворце спорта, мы были соединены по радио с последними героическими бойцами. Они передали нам по радио, что они слышали прокламацию Фюрера и, наверное, последний раз в своей жизни вместе с нами подняли руки и пели национальный гимн. Какой пример подали немецкие солдаты в эту великую эпоху! И какое обязательство накладывает это на всех нас, в особенности на весь немецкий тыл! Сталинград был и остаётся великим сигналом тревоги, который подаёт судьба немецкому народу!

Сейчас не время спрашивать, как всё это произошло. Это может подождать, до тех пор, пока немецкий народ и весь мир не узнает полную правду о несчастье последних недель, о его глубокой и судьбоносной значимости. Время не ждёт! Времени на бесполезные дискуссии больше не осталось. Моя задача — представить вам неприкрашенную картину сложившейся ситуации, а также сделать жёсткие выводы, которые будут служить руководством к действию для немецкого правительства, так же как и для немецкого народа.

Ни в коем случае нельзя оспаривать серьёзность ситуации. Я не хочу, чтобы у вас сложилось ложное представление о положении дел, которое может привести к ложным выводам и дать немецкому народу ложное ощущение безопасности, что при нынешней ситуации более чем неуместно.

Буря, надвигающаяся этой зимой на наш древний континент из степей, затмевает собой весь прежний человеческий и исторический опыт. Немецкая армия и её союзники — это единственно возможная защита.

Когда Фюрер приказал армии атаковать восток 22 июня 1941 года, мы все знали, что это будет решающая битва этой великой борьбы. Мы знали риски и трудности. Но мы также знали, что риски и трудности со временем увеличиваются, а не уменьшаются. Было без двух минут полночь. Дальнейшее выжидание запросто могло привести к уничтожению Рейха и полной большевизации европейского континента. Неудивительно, что из-за строжайшей секретности большевистского правительства и предпринятых им мер, вводящих в заблуждение, мы не смогли должным образом оценить военный потенциал Советского Союза. Только сейчас мы видим его подлинные масштабы. Именно поэтому борьба, которую наши солдаты ведут на востоке, превосходит по своей суровости, по своим рискам и трудностям всё человеческое воображение. Она требует от нас полной народной мощи. Мы не верим никаким территориальным обещаниям, который может дать Советский Союз. Большевизм установил идеологические, так же как и военные границы, которые представляют угрозу для всех государств.

Война механизированных роботов с Германией и Европой достигла своей кульминации. Оказывая сопротивление страшной и непосредственной угрозе с оружием в руках, немецкий народ и его союзники по странам Оси выполняют, в прямом смысле этого слова, европейскую миссию. Нашу храбрую и справедливую борьбу с этой мировой чумой не остановить воплями международного еврейства, раздающимися во всём мире. Она может и должна окончиться только победой. (Слышны громкие возгласы: «Немецкие мужчины, к оружию! Немецкие женщины, к работе!»)

Армады танков, с которыми мы столкнулись на восточном фронте, являются результатом 25 лет социального бесправия и нищеты большевистского народа. Нам нужно ответить аналогичными мерами, если мы не хотим потерпеть поражение.

Я твёрдо убеждён, что нам не преодолеть большевистскую угрозу, если мы не станем использовать аналогичные (но не идентичные!) методы.

Тотальная война — это требование данной минуты. Мы должны положить конец тому буржуазному отношению, которое мы столь часто наблюдали в этой войне: помойте мне спинку, но так, чтобы меня не намочить! (Каждую фразу встречают растущие аплодисменты и одобрение.) Нам угрожает гигантская опасность. И усилия, с которыми мы её встретим, должны быть столь же гигантскими. Настало время снять лайковые перчатки и воспользоваться кулаками. (Громкие возгласы одобрения. Пение с балконов и партера говорит о полном одобрении присутствующих.) Мы больше не можем беспечно и не в полную силу использовать наш военный потенциал у себя дома и в той значительной части Европы, которую мы контролируем. Мы должны использовать все наши ресурсы, причём настолько быстро и тщательно, насколько это возможно с организационной и практической точек зрения.

Нас совершенно не беспокоит то, что наши враги за рубежом утверждают, будто наши методы ведения тотальной войны напоминают методы большевизма. Однако вопрос здесь не в методе, а в цели, а именно в устранении опасности. Вопрос не в том, хороши ли наши методы или плохи, а в том, насколько они успешны. Национал-социалистическое правительство готово использовать любые способы. И нам плевать, если кто-то против. Мы не намерены ослаблять военный потенциал Германии мерами, поддерживающими высокий, почти как в мирное время, уровень жизни для определённого класса, и тем самым подвергать опасности нашу военную экономику. Мы добровольно отказываемся от значительной части нашего уровня жизни, чтобы усилить нашу военную экономику настолько быстро и основательно, насколько это возможно.

Спросите у любого в Германии, и он вам скажет: самое радикальное — это всего лишь достаточно радикальное, и самое тотальное — это всего лишь достаточно тотальное для того, чтобы одержать победу.

Настало время заставить лодырей работать. (Бурное согласие.) Их нужно вывести из состояния покоя и комфорта. Сигнал тревоги должен прозвучать для всего народа. За работу должны взяться миллионы рук по всей стране. Усердные граждане вправе ожидать, что если они работают по десять, двенадцать, четырнадцать часов в день, лодырь не будет стоять рядом с ними и считать их глупцами.

Отсюда возникает ряд мер, учитывающих оптику войны. Так, например, мы распорядились закрыть бары и ночные клубы. Я просто представить себе не могу, чтобы у людей, выполняющих свой долг для военной экономики, ещё оставались силы на то, чтобы сидеть по ночам в местах такого рода. Отсюда я могу сделать только один вывод — что они относятся к своим обязанностям несерьёзно. Мы закрыли эти заведения из-за того, что они стали для нас оскорбительными, и из-за того, что они нарушают картину войны. Мы ничего не имеем против развлечений как таковых. После войны мы с радостью станем придерживаться правила: «Живи и дай жить другим». Однако во время войны лозунг должен быть таким: «Сражайся и дай сражаться другим!»

Мы закрыли также дорогие рестораны, которые требуют ресурсов, далеко выходящих за разумные пределы. Вполне возможно, что кое-кто считает, что во время войны самым важным является его желудок. Однако мы не можем принимать во внимание таких людей. На фронте все, начиная с простого солдата и заканчивая фельдмаршалом, едят с полевой кухни. Я не думаю, что это слишком много — требовать, чтобы мы, находящиеся в тылу, уделяли внимание, по крайней мере, самым основным законам общественного мышления.

Бесчисленные дорогие магазины также были закрыты. Нередко они попросту оскорбляли покупателей. Там, как правило, и покупать-то было нечего, если только люди вместо денег не платили маслом или яйцами. Какая польза от магазинов, которым больше нечего продавать и которые только расходуют электроэнергию, отопление и труд рабочих, которого так не хватает в других местах, в особенности на военных заводах?

Это не оправдание — говорить, что открытый вид этих магазинов производит приятное впечатление на иностранцев. Иностранцев впечатлит только германская победа! (Бурные аплодисменты.)

Мы хотим использовать этих, стоящих в пустых магазинах, людей для полезного труда на военную экономику.

Мы скорее походим несколько лет в изношенной одежде, нежели допустим, чтобы наш народ носил лохмотья столетиями. Какая польза сегодня от модных салонов? Они только используют свет, тепло и рабочих. Они появятся снова тогда, когда закончится война. Какая польза от салонов красоты, которые поощряют культ красоты и отнимают колоссальное количество времени и энергии? В мирное время они замечательны, но во время войны они являются пустой тратой времени. Когда наши солдаты будут возвращаться с победой, наши женщины и девушки смогут поприветствовать их и без пышных нарядов! (Аплодисменты.)

Правительственные учреждения будут работать более быстро и менее бюрократично. Оставляет не очень хорошее впечатление, когда учреждение закрывается ровно через восемь часов работы, минута в минуту. Не люди для учреждений, а учреждения для людей. Нужно работать до тех пор, пока не будет выполнена вся работа. Таково требование войны.

Недопустимо, что некоторые мужчины и женщины неделями отдыхают на курортах и в санаториях, отнимая места у солдат в увольнении или у рабочих, имеющих право на отпуск после года тяжёлого труда.

Выглядит не очень красиво, когда мы уделяем огромное внимание пропаганде темы «Колёса должны крутиться ради победы!», и в результате люди воздерживаются от ненужных поездок только для того, чтобы лицезреть, как безработные искатели удовольствий получают для себя больше места в поездах. Железная дорога служит для перевозки военных товаров, так же как и людей, занимающихся военными делами. Отпуск заслуживают только те, кому нужно отдохнуть от тяжёлого труда. У Фюрера не было ни дня отпуска с тех пор, как началась война. И если первое лицо государства относится к своим обязанностям столь серьёзно и ответственно, следует ожидать, что его примеру последует каждый гражданин.

С другой стороны, правительство делает всё, что может, чтобы предоставить рабочим отдых, столь необходимый им в эти нелёгкие времена. Театры, кинотеатры и концертные залы работают в полном объёме. Радио работает над расширением и улучшением своей программы. Мы не хотим, чтобы у нашего народа было мрачное, зимнее настроение. То, что служит народу и поддерживает его боевую и рабочую мощь, полезно и жизненно необходимо для военной экономики. Мы хотим устранить обратное. Поэтому, для того чтобы уравновесить меры, о которых я говорил выше, я приказал, чтобы количество культурных и духовных учреждений, служащих людям, было не уменьшено, а увеличено. Пока они помогают, а не мешают военной экономике, правительство должно их поддерживать. Это относится и к спорту. Спорт в настоящее время не только для определённых кругов; это дело всего народа. Освобождение атлетов от военной службы неуместно. Цель спорта — закалять тело, причём для того, чтобы использовать его соответствующим образом тогда, когда народу это больше всего необходимо.

Фронт разделяет наши желания. Задача состоит в том, чтобы освободить солдат для фронта, а рабочих — для военной промышленности. Вот почему мы обратились к мужчинам, не работающим на военном производстве, и к женщинам, не работающим вообще. Они не могут игнорировать, и они не будут игнорировать наш призыв. Трудовые обязанности для женщин весьма широки. Я убеждён, что немецкая женщина полна решимости занять место, оставленное мужчиной, ушедшим на фронт, причём сделать это как можно скорее. Нам нет нужды указывать на пример большевизма.

Мы не станем смотреть на справки от докторов. Также мы не станем слушать оправдания тех женщин, которые утверждают, что их муж, родственник или близкий друг нуждается в помощи, — лишь бы только уклониться от работы. На это мы будем отвечать соответствующе. Те немногие, кто попытается на это пойти, только потеряют уважение окружающих. Люди станут их презирать. Да, никто не требует, чтобы женщина, не имеющая необходимой физической силы, шла работать на танковый завод. Однако в военной промышленности есть много других занятий, которые не требуют больших физических усилий и которые женщина сможет выполнять, даже если она происходит из высших кругов. Нет никого, кто был бы слишком хорош для работы, и перед нами будет стоять выбор — либо отказаться от того, что у нас имеется, либо лишиться всего.

Настало также время спросить у женщин, имеющих прислугу, действительно ли она им необходима. Заботиться о доме и детях можно и самому, там самым освободив прислугу для других дел, или же доверить дом и детей заботам прислуги или Эн-эс-фау [NSV, партийная благотворительная организация] и пойти работать самому.

Я с презрением отвергаю вражеское заявление, согласно которому мы подражаем большевизму. Мы не хотим подражать большевизму — мы хотим его победить, какие бы средства для этого ни понадобились. Через немецкий народ должна пройти река готовности. Я надеюсь, что властям сообщит о себе бесчисленное количество женщин и, прежде всего, мужчин, не выполняющих важной работы для фронта.

Я обращаюсь сейчас ко всему немецкому народу и, в частности, к партии, как руководитель тотализации нашей внутренней военной экономики. Для каждого из нас превыше всего стоит один нравственный закон: не делать ничего, что вредит военной экономике, и делать всё, что приближает победу.

Я твёрдо убеждён, что немецкий народ был глубоко потрясён ударом судьбы под Сталинградом. Он взглянул в лицо суровой и безжалостной войны. Теперь он знает страшную правду и полон решимости следовать за Фюрером сквозь огонь и воду! (Зрители встают и как бушующий океан начинают распевать: «Фюрер, приказывай — мы следуем за тобой! Да здравствует наш Фюрер!»).

Я пригласил на сегодняшнее собрание типичных представителей немецкого народа, в лучшем смысле этого слова. (Слова министра сопровождались бурными аплодисментами, которые усилились, когда он перешёл к собравшимся представителям армии.) Передо мной — ряды раненных немецких солдат с Восточного фронта, без ног и без рук, с раненными телами, потерявшие зрение, пришедшие с сиделками, мужчины в расцвете сил с костылями. Пятьдесят из них носят Рыцарский Крест с Дубовыми Листьями, являясь яркими примерами нашего сражающегося фронта. За ними — рабочие с берлинских танковых заводов. За ними — партийные служащие, солдаты сражающейся армии, врачи, учёные, артисты, инженеры и архитекторы, учителя, чиновники и служащие учреждений, гордые представители каждой области нашей интеллектуальной жизни, которые даже посреди войны творят чудеса человеческого гения.

Я вижу в Дворце спорта тысячи немецких женщин. Здесь и молодёжь, и старики. Ни один класс, ни одна профессия, ни один возраст не остались без приглашения. Я могу со всей уверенностью сказать, что передо мной собралась показательная выборка немецкого населения — как с тыла, так и с фронта. Так ли это? Да или нет? (Творящееся в Дворце спорта — нечастое зрелище даже для этой старой боевой арены национал-социализма. Массы людей вскакивают на ноги. Тысячеголосый ураган выкрикивает «Да!» Участники испытывают стихийный народный референдум и волеизъявление.) Вы, мои слушатели, на данный момент представляете весь народ. Я хочу задать вам десять вопросов, на которые вы ответите за немецкий народ на весь мир, но прежде всего для наших врагов, слушающих нас по радио.

Я спрашиваю вас: намерены ли вы следовать за Фюрером сквозь огонь и воду к победе и готовы ли вы взять на себя даже самое тяжёлое личное бремя?

Я спрашиваю вас: готовы ли вы следовать за Фюрером как фаланга тыла, стоя позади сражающейся армии, и вести войну с фанатичной решимостью, несмотря ни на какие повороты судьбы, до тех пор, пока победа не будет за нами?

Я спрашиваю вас: намерены ли вы и весь немецкий народ трудиться, если Фюрер прикажет, по 10, 12 и, в случае необходимости, 14 часов в день и отдать всё для победы?

Я спрашиваю вас: хотите ли вы тотальную войну? Если потребуется, хотите ли вы более тотальную и радикальную войну, чем вы вообще можете сегодня представить?

Я спрашиваю вас: доверяете ли вы Фюреру сильнее, крепче и непоколебимей, чем прежде? Готовы ли вы целиком и полностью следовать ему, куда бы он ни пошёл, и делать всё, что только потребуется для доведения войны до победного конца? (Многотысячная толпа поднимается как один, проявляя беспрецедентный энтузиазм. Тысячи голосов сливаются в один: «Фюрер, приказывай — мы следуем за тобой!» Дворец сотрясает волна возгласов «Хайль!» Словно по команде, поднимаются флаги и знамёна, как высшее выражение торжественного мига, когда толпа воздаёт честь Фюреру.)

Я спрашиваю вас: готовы ли вы отныне отдавать все свои силы для обеспечения восточного фронта людьми и вооружением, необходимыми ему для того, чтобы нанести большевизму смертельный удар?

Я спрашиваю вас: клянётесь ли вы торжественно перед фронтом, что тыл надёжно стоит за ним и что вы отдадите ему всё, что ему нужно для победы?

Восьмое. Я спрашиваю вас: хотите ли вы, в особенности женщины, чтобы правительство делало всё возможное, чтобы побудить немецких женщин отдать все свои силы работе на военную экономику, а также освободить мужчин для фронта везде, где это только возможно, тем самым оказав помощь мужчинам на фронте?

Я спрашиваю вас: одобрите ли вы, в случае необходимости, самые радикальные меры против небольшой кучки уклонистов и спекулянтов, делающих вид, будто сейчас не война, а мир, и использующих народную нужду в своих корыстных целях? Согласны ли вы, что наносящие вред военной экономике должны лишиться головы?

Я спрашиваю вас: согласны ли вы, что прежде всего во время войны, согласно платформе национал-социалистической партии, все должны иметь одинаковые права и обязанности, что тыл должен нести тяжёлое бремя войны совместно и что бремя следует поровну разделить между начальниками и простые служащими, между богатыми и бедными?

Я задал вопросы, и вы мне на них ответили. Вы — часть народа, и ваши ответы — это ответы немецкого народа. Вы сказали нашим врагам то, что они должны были услышать, чтобы у них не было никаких иллюзий и ложных идей.

Мы — дети народа, сплочённые самым критическим моментом за всю нашу национальную историю. И мы обещаем вам, обещаем фронту, обещаем Фюреру, что мы превратим тыл в такую силу, которой Фюрер и его сражающиеся солдаты смогут полностью доверять. Мы торжественно клянёмся, что будем делать в нашей жизни и работе всё, что необходимо для победы. Мы наполним наши сердца политическим рвением, вечным огнём, пылавшим во время великих битв партии и государства. Никогда во время этой войны мы не позволим себе стать жертвой лживой и лицемерной объективности, которая столько раз приносила великие беды немецкому народу на протяжении его истории!

Мы на пути к окончательной победе. И победа эта покоится на нашей вере в Фюрера. В этот вечер я хочу ещё раз напомнить всему народу о его долге. Фюрер ждёт, что наши будущие поступки затмят всё, что мы делали до сих пор. Мы не хотим обмануть его ожиданий. Так же, как мы гордимся им, он должен гордиться нами.

Народ готов на всё. Фюрер приказал, и мы последуем за ним. В этот час национальных раздумий и размышлений мы твёрдо и непоколебимо верим в победу. Мы видим её перед собой; нам нужно только протянуть к ней руку. Мы должны научиться подчинять ей всё. Таков долг данной минуты. И наш лозунг должен быть таким: «Воспрянь, народ, и пусть грянет буря!» (Заключительные слова министра потонули в нескончаемых бурных аплодисментах)»[385].

Вот после этого германская экономика стала военной[386]. Но было поздно: американская экономика успела перестроиться на военный лад, а советская и так жила в нем.

Пропагандисты любят говорить о том, сколь велик вклад чешского машиностроения в снабжение Вермахта. Но эта формула не учитывает передвижение границ и людей в 1938–45 годах. Самая мощная промышленность Чехословакии было в Судетской области. Она стала территорией Рейха, причем 170 000 чехов были оттуда выселено. В Чехословакии в межвоенный период жило три с половиной миллиона немцев (при семи миллионах чехов). В Судетах они составляли несомненное большинство[387]. Так что вопрос об этнической характеристике тех, кто работал на танковых заводах бывшей Чехословакии, непрост.

Но одно я имя я знаю. Алексей Михайлович Сурин происходил из харьковских помещиков. Окончил Политехнический институт в Киеве, затем — Высшую артиллерийскую школу. Участвовал в Первой мировой войне, а потом в Гражданской. После поражения белых поселился в Праге, работал техником в фирме ЧКД, с 1925 участвовал в разработке танка LT vz.38. И под немецкой властью он продолжал работать над разработкой танков и самоходных орудий на базе LT vz.38, хотя и старался минимизировать контакты с немцами. Когда Гудериан лично попросил его дать оценку конструкции немецких танков, Сурину чудом удалось выкрутиться. В конце 1944 г. был представлен к Ордену Германского Орла, однако решил избежать позора и, с помощью своего двоюродного брата-врача, симулировал приступ стенокардии и до конца войны остался «на больничном».

Участвовал в разработке САУ Panzerjäger auf 38(t) (она же Hetzer) для нужд Вермахта. Будучи главой конструкторского бюро, осторожно саботировал работы. Им затягивались сроки, предлагались различные решения, которые явно шли во вред разработке. Передние опорные катки истребителя танков оказались перегружены. Сурин об этих проблемах точно знал, но, разумеется, умолчал. Главный конструктор продолжал тихий саботаж, аккуратно внося в конструкцию изменения, ухудшавшие характеристики машины. Созданные им проблемы всплыли в ходе войсковых испытаний. Чтобы решить проблему самоходок апрельского выпуска, у которых перегруз оказался особенно ярко выражен, Сурин предложил сделать в лобовом листе несколько отверстий, прикрытых листами толщиной 5 мм… Тем самым инженер-конструктор сделал самоходки апрельского выпуска негодными к боевому применению. Тут уже налицо был акт открытого саботажа, но Сурину повезло, но упомянутая симуляция болезни его все же спасла.

Позже эта история вторично спасла Алексею Сурину жизнь: о том, как главный конструктор BMM русского происхождения занимался саботажем, стало известно советским органам безопасности. Потому Сурина после освобождения Чехословакии не тронули[388].

Тихий саботаж немецких заказов шел по всей оккупированной Европе.

Франция в 1938 года, выпустила 227 000 машин всех типов. В 1940-м — 25 000 грузовиков. Но за следующие три года ведущий завод Рено смог выпустить лишь 4000 машин (то есть 1300 в год). Франсуа Леидэ (зять Луи Рено, отвечавший за промышленность в правительстве Петена) позднее оправдывался: «Да, я был коллаборационистом, но при этом как мог защищал интересы Франции. Руководимая мной автомобильная промышленность намеренно замедляла выпуск!»[389].

Главное же: считать пособниками людей из захваченных стран, которых заставили работать, — это неверно. Французы, чехи или поляки просто ходили на свои прежние рабочие места.

Около 3 миллионов советских граждан были увезены на работу в Германию. Полмиллиона советских граждан работало в административных структурах (в том числе в школах) на оккупированных территориях[390]. Миллионы же их просто работали на полях и заводах Украины, Белоруссии, Смоленщины в годы оккупации. Отчего же не включить Белоруссию в список стран, работавших на Гитлера?

Комсомольский полковник Баранец врет, будто Польша поставила Гитлеру 280 танков[391]. Вполне может быть, что такое количество трофейных польских танков Гитлер как-то использовал. Но считать это помощью Польши — бред.

В составе германской армии было три сотни трофейных Т-34. Они получали индекс PzKpfw Т-34 747(r). Т-34 образца 1942 года получил прозвище «Микки-Маус», т. к. два круглых посадочных люках в башне в открытом состоянии вызывали такую ассоциацию.

В ходе немецкого контрнаступления под Харьковом весной 1943 года 2 танковый корпус СС захватил 50 Т-34. Они были распределены между дивизией «Рейх» (где сформировали отдельный батальон, на вооружении которого числилось 25 танков Т-34)[392] и дивизией «Мертвая голова», где летом 1943 было 22 советских танка.

Означает ли это, что СССР с 1941 по 1945 годы был в числе стран, что «оказывали помощью фюреру»?

В ответ пропагандисты начинают ссылаться на то, что люди разных наций были в германских вооруженных формированиях. Это так. Но больше всего «помощников» было среди русских.

Они назывались хиви — сокращенно от немецкого Hilfswilliger, желающий помочь. Иногда их называли восточными добровольными помощниками — Ost-Hilfswillig. Иногда о принадлежности хиви к вермахту говорила лишь нарукавная повязка с надписью «Im Dienst der Deutschen Wehrmacht» (На службе Германского Вермахта). Женский вспомогательный персонал вермахта имел повязки с надписью «Deutsche Wehrmacht». Повязка с надписью «На службе войск СС» — «Im Dienst der WaffenSS» — выдавалась служащим-добровольцам Ваффен SS.

Обычно хиви не получали оружия, т. к. их обязанности не предусматривали непосредственного участия в боевых действиях. Хиви таскали оборудование связи и саперное имущество следом за немецкими чинами, подносили патроны и снаряды, в составе патрулей фельджандармов помогали регулировать движение, служили санитарами, водителями и повозочными, переводчиками в штабе и т. п. Такой подход не исключал использования самих «хиви» в бою с оружием в руках, но и не определял именно эту задачу главной, в отличие от «восточных батальонов», казачьих частей и национальных формирований СС.

Германия имела около 1,2–1,5 миллиона помощников выходцев из Советского Союза, включая и эмигрантов из царской России, в т. ч. 750–800 тысяч русских, из них — 70–80 тысяч казаков; 200–250 тысяч украинцев; 47 тысяч белорусов; 88 тысяч латвийцев; 69 тысяч эстонцев; 20 тысяч литовцев. Представители народов Закавказья и Средней Азии составляли почти 180 тыс., Северного Кавказа — 30 тыс., грузин — 20 тыс., армян — 18 тыс., азербайджанцев — 35 тыс., поволжских татар — 40 тыс., крымских татар — 20 тыс. и калмыков — 5 тыс.

Таким образом, 5 % от призывной численности Красной Армии за все годы войны, воевало против своей страны.

Уже к середине войны немецкие вооруженные силы были на 15–20 % наполнены хиви. Так, 11–я армия фельдмаршала Манштейна летом 1942 года имела в своем составе 47 тысяч добровольных помощников. В составе 6-й армии Паулюса зимой 1941–1943 гг. находилось 51 780 человек русского вспомогательного персонала (плюс зенитно-артиллерийский дивизион, укомплектованный украинцами). К концу 1942 года каждый пехотный полк Вермахта имел в своем составе роту хиви, составленную из военнопленных, в структуру которой входило 10 немецких инструкторов. А установленные с 2 октября 1943 года штаты пехотной дивизии предусматривали наличие 2005 добровольцев на 10 708 человек немецкого личного состава, что составляло около 19 % общей численности дивизии[393].

И это — не считая собственно «власовцев», в рядах которых оказались даже два Героя Советского Союза: летчики Бронислав Романович Антилевский и Семен Трофимович Бычков. По немецким данным только добровольно, не говоря уже о сбитых, перелетели на немецкую сторону десятки советских самолётов — к 1943 году их было 66, в первом квартале 1944 года прибавилось ещё 203[394]. Командовал собранной из них эскадрильей Виктор Иванович Мальцев. В 1918 г. вступил в Красную армию; в 1930-е гг. занимал пост командующего ВВС Сибирского военного округа, полковник…

Конечно, есть в литературе тезис о том, что Великая Отечественная война вобрала в себя и особую форму Гражданской войны.

Но если эти цифры попробовать вместить в логику и аргументы секты «вся Европа с Гитлером против нас», то и в самом деле получится, будто против СССР воевал и Советский Союз.

А вот, что касается других стран и наций, тут сложнее. Были авантюристы-добровольцы из разных стран — «искатели приключений», которым все равно за что воевать. Были антикоммунисты. Но было и другое. О чем — в следующей главе.

Глава 41 Прописка и мобилизация

Это глава о воинской прописке — когда человек помимо своей воли и своего самосознания вдруг оказывается в подданстве у другой страны, которую он считает своим врагом, но порой вынужден даже служить в ее армии и воевать против тех, кого сам считает «своими».

В 1688 году Белград с ликованием встречал австрийские войска как освободителей. Однако на следующем этапе затяжной австро-турецкой войны Вена решила, что не сможет удержать все свои приобретения и решила пожертвовать недавно освобожденным ею же от турок Белградом.

В 1690 году император Леопольд I издал прокламацию, в которой приглашал сербов, желающих избежать турецкой мести, селиться под его покровительством в Южной Венгрии, в пустынном крае на севере от Дуная и Савы, также незадолго перед тем отнятом у Турции.

Им были гарантированы церковная и школьная автономия, свобода от податей, право избирать себе воевод и патриархов и управление по собственным законам и обычаям, — при условии, что они будут защищать имперскую границу от турок.

В Австрию переселилось около 37 000 сербских семей, а это не менее 185 000 человек. Зато вокруг одной только Приштины опустело 360 деревень.

Сербский патриарх Арсений III Черноевич ушел с переселенцами.

Итог: со времен этого «великого переселения» (термин сербской историографии) сотни тысяч сербов оказались на территории Австрийской империи и стали ее гражданами.

В эпоху мобилизационных армий их никто не спрашивал — хотят они воевать или нет. А после призыва их опять же не спрашивали — на какой из фронтов они согласны ехать.

В 1914 году сербы, живущие в своем Королевстве, оказали неожиданно серьезное сопротивление австрийцам. Это означало, что им пришлось скрестить оружие в том числе и с сербами, одетыми в австрийские шинели.

В течение того года, что Сербия оказывала сопротивление, в сербский плен попало от 60 до 70 тысяч австро-венгерских солдат, из них 20 тысяч — славянского происхождения. Когда сербская армия эвакуировалась на греческие острова, она смогла вывезти часть военнопленных. Среди тех, кто оказались на о. Асинара, было 4874 серба и 294 русских[395].

Сербов, призванных в австрийскую армию, отправляли и на русский фронт. И они воевали. На фронте у солдата главный мотив — выжить. А для этого надо отбиваться и отстреливаться. Второй мотив — отомстить за смерть друзей. Если Вена годами держала славянские части на русском фронте (пусть и под контролем германоязычных офицеров) — значит, их боеспособность считалась приемлемой.

Эти сербы попадали в русский плен. К сентябрю 1917 года в русском плену находилось более 300 тысяч австро-венгерских военнослужащих югославянских национальностей. В России из них создавались сербские формирования.

«Уже летом 1915 года в Россию прибыла делегация сербского правительства для вербовки добровольцев в сербскую армию из числа военнопленных. Под руководством сербского консула Марко Цемовича и главы сербской военной миссии полковника Лонткиевича к октябрю 1915 года удалось навербовать около 5 тысяч добровольцев, которых по Дунаю отправляли в Сербию. 1-я Сербская пехотная дивизия, созданная исключительно из добровольцев-военнопленных (по большей части сербов) понесла огромные потери летом 1916 года в боях в Добрудже против болгарских войск, потеряв из 18 459 человек 8539»[396].

Далее многие сербы и целые сербские формирования приняли участие в Белом движении. Ветеран-Каппелевец вспоминал:

«Ободренные прибытием братьев югославян и удачным действием нашей артиллерии, под могучий боевой клич сербов «На нож» цепи поднимаются и одним неудержимым, все сметающим со своего пути порывом сбивают красных и на их плечах врываются в предместье города, где встречаются огнем броневых автомобилей красных, на миг их задерживающих. Под влиянием того же еще неослабевшего порыва соединенные войска с помощью ручных гранат ликвидируют броневики и врываются в город. Казань взята».

С 1919 года в военном отношении формально все сербские и югославянские формирования с ведома Королевского сербского правительства перешли под командование французского генерала Мориса Жанена, командующего союзными войсками в Сибири, о чём 21 января 1919 года французская военная миссия из Владивостока официально уведомила консула Миланковича[397].

Надо ли сербов и Сербию перечислять в числе «интервентов», напавших на «молодое советское государство»?

А еще был Балканский фронт. Болгария и Турция были союзниками, вместе их дивизии сражались против румынских и русских войск на фронте в Добрудже. Но все же интересно отметить, что в болгарских частях имелось немало турок, призванных на службу из Добруджи, а в турецких — не меньше болгар, мобилизованных турками во Фракии[398]. Полагаю, что так же было и во время предшествующих Балканских войн.

Это трагедия людей с «новых территорий» некой империи. Рейх их считает своими гражданами, а, значит, своим мобресурсом. И натягивает на них свою форму.

В начале 19 века Наполеон весьма произвольно установил границы Франции Голландия Бельгия, центральная Италия, левый берег Рейна были приписаны к Парижу. В итоге 25,6 % наполеоновских солдат были уроженцами «новых территорий»: они родились в Амстердаме, Турине, Гамбурге, Риме, Генуе или Брюгге; многие из них не говорили по французски. Их призывали на общих основаниях. Всего таких за годы наполеоновских войн было призвано около 400 000 человек. В Россию ушло 88 884 из них[399].

В следующем веке случилось обратное.

Германия объявила Страсбург территорией Третьего Рейха, вернувшейся в родную гавань. При мобилизации новых граждан вряд ли учитывалась самоидентификация призывника — считает ли он себя немцем или французом. Так что вермахт забирал оттуда не только этнических немцев, но и французов.

«По подсчетам немецкого историка Мюллера, французов из аннексированного Эльзаса, которые были призваны в вооруженные силы Третьего рейха, их было около 50 тысяч. По К. Бишопу, из Эльзаса и Лотарингии на службу поступило 140 тысяч человек… Подсчёт осложняет то, что Эльзас и Лотарингия после поражения Франции стали территорией Третьего рейха, потому нацисты на общих основаниях призвали жителей этих районов в армию»[400].

Аналогичная судьба ждала 10 200 жителей Люксембурга, также объявленного исконной территорией Рейха.

При неявке в призывной пункт имущество уклониста подлежало конфискации, а его родственники (включая братьев и сестер) — депортации[401]. Настроения этих призывников отнюдь не всегда были про-германскими:

«Сбор эльзасских призывников на вокзале в Кольмаре, посадка в поезд, раздача сухих пайков. Переехав через Рейн, поезд медленно прошел мимо места, где содержали французских военнопленных. Сухие пайки тут же полетели из окон, вызвав возмущение и ярость немецкого офицера, командовавшего эшелоном»[402].

А если такой француз потом попадал в плен, то по советским документам он считался кем? Раз призван с территории, которую СССР считал французской, значит — француз… Потому 1500 человек из советского лагеря были отправлены в Африку для продолжения войны уже в рядах голлистов.

Умолчав о последнем, так удобно потом стало брехать про то, что якобы и Франция воевала против СССР.

При этом самые молодые, 1926 года рождения, эльзасцы была направляемы в ваффен-СС. Некоторые из них попали в дивизию «Дас Райх», которая во Франции совершит одно из самых страшных преступлений нацистов: 10 июня 1944 года в деревне Орудур-сюр-Глан жители были согнаны в церковь и там сожжены (197 мужчин, 240 женщин и 205 детей)[403].

Сама моторизованная дивизия СС «Райх» была сформирована в Пльзне. Окружающие Плзень Судеты отошел к Рейху в 1938-м[404] (рейхсгау Судетенланд). Сама Пльзень чуть позже вошла в состав рейхсгау Богемия и Моравия. Были ли в составе этой дивизии этнические чехи, объявленные немцами, не знаю[405].

Но есть немецкий герой по фамилии — Чех (Alfred Czech). В отличие от его фамилии, его фотография очень хорошо известна. 12-летний Чех жил в Верхней Силезии, которая, после войны отошла к Польше. Мальчик выдал полиции советского диверсанта, за что был награжден золотыми часами[406]. А затем он вывез из под огня несколько раненых немецких солдат, за что был награжден Железным Крестом. И вот кинохроника, на которой фюрер 20 марта 1945 вручает мальчику этот крест и треплет его по щеке, стала широко известна[407].

Еще история:

8 июля 1943 года. Южный фас Курской дуги. Немецкий летчик направляет свой поврежденный самолет на советский танк[408]. Подбитый таким образом танк принадлежал к 99-й танковой бригаде (2 танковый корпус Юго-Западного фронта). Самолет — Fw 190F-3 W. Nr. 670 237 I./Sch.G. 1.

Летчик — Paul Waleszuk[409].

Как Павел Валещук оказался в люфтваффе?

А просто в одной из областей Польши, объявленной территорией Рейха, а именно Западной Пруссии (со столице в Данциге) гауляйтер Форстер просто объявил всех местных жителей немцами. А это влекло за собой обязанность мобилизации.

«Подход Альберта Фостера к «германизации Польши» весьма отличался от методов его «коллеги», Артура Грейзера[410]. Для Грейзера «германизировать» — означало согнать поляков с их мест проживания (фактически в чистое поле), отобрав их имущество, и заселить освободившиеся дома этническими немцами. Для Фостера «германизировать» — означало просто объявить полякам, что отныне они — немцы. При этом создавались организации, аналогичные немецким, как например, «Гитлерюгенд»[411].

Эти историю важно помнить при слышании речитатива про то, что «вся Европа в едином русофобском порыве рванулась на Сталинград».

А со временем мы услышим такие истории по окончании российско-украинского конфликта. Возможно, что даже с обеих сторон.

Но бывало и обратное: судьба пленного определялась местом его довоенной прописки. 28 июля 1799 года. В итальянской Мантуе французский гарнизон капитулировал перед австрийцами. В рядах французской армии были поляки-добровольцы. Французские солдаты и офицеры получили право свободного выхода с условием в течение года не воевать против Австрии и России. Однако это условие не касалось поляков, большинство которых, происходя из польских земель Австрии и будучи ее подданными, считались дезертирами и подлежали выдаче австрийскому военному командованию. О том, что договор поляков не касается, им не сказали. В итоге все поляки была арестованы. Солдаты были прогнаны сквозь строй, офицеры попали в крепость.

Хуже пришлось гражданам Чехословакии. По ходу весеннего наступления на Харьков 1943 года в бою у деревни Соколова немцы взяли в плен 20 чехословаков из 1-го чехословацкого отдельного пехотного батальона под командованием Людвига Свободы[412].

Русская википедия пишет, что все пленные были казнены немцами за государственную измену, т. к. с немецкой точки зрения были гражданами Протектората Богемии и Моравии.)[413]. Так и в самом деле сказано в мемуарах генерала Свободы. Возможно, это вообще легенда, которая возникла по аналогии с похожим сюжетом времен Первой мировой войной, когда австрийские власти действительно устраивали показательные казни чешских легионеров, воевавших на стороне противника.

Всех 10 раненых из чехословацкого батальона, оставшихся в Харькове, немцы убили вместе с оказавшимися там же красноармейцами.

При этом судьба примерно 20-ти человек, взятых в плен под Соколово, сложилась по-разному. По именам из этих примерно 20-ти чешских пленных известно 16 человек. Чешские историки пишут, что эти четверо безымянных были евреи, расстрелянные сразу после пленения.

16 человек после Соколово оказались в обычных немецких концлагерях для военнопленных. Пятеро в итоге погибли в лагере, а еще трое, скорее всего, погибли в лагере. Трое бежали из заключения.

Еще пятеро из них были вывезены в Чехию, где по заказу немецкого государственного министерства по делам Богемии и Моравии на основе интервью с ними была создана брошюра «Говорит военнопленный». Эта брошюра была должна опошлить борьбу чехов и их воинскую часть, представив ее как инструмент на службе «евреев Москвы и Лондона».

Двое из этой пятерки уже успели к тому времени записаться в хиви и выйти из лагеря, поэтому на фотографиях в пропагандистской брошюре «Говорят военнопленные» они в немецкой форме.

Немецкая пропаганда попыталась представить, что в чехословацких частях служат одни евреи. Однако это утверждение сразу опровергает даже национальность этих пятерых военнопленных из пропагандистской брошюры. Среди них были два чеха, один словак, один русин и только один еврей — его немцы потом отправили в лагеря, где он и погиб[414]. Остальные четверо коллаборационистов благополучно дожили до конца войны и потом получили сроки по 10–20 лет уже в послевоенной Чехословакии.

Сводные данные по национальному составу 1-го чехословацкого пехотного батальона приводит Валентина Марьина в своей монографии[415]: в апреле 1942 года в батальоне было 110 чехов, 142 русских чехов [видимо, речь о чехах, живших в СССР], 43 польских чеха, 21 словак, 19 подкарпатских русин, 3 венгра, 286 евреев.

То есть количество евреев на тот момент было очень близко к половине, однако меньше половины[416].

Уже после битвы под Соколово советские власти разрешили набирать в чехословацкую бригаду также русин, бежавших из Подкарпатской Руси (первое время их считали гражданами вражеской Венгрии). Поэтому к осени 1943 года чехословацкие части по национальному составу уже на две трети состояли из русинов, которых в советских лагерях было очень много (после оккупации восточной Польши образовалась общая советско-венгерская граница). Накануне штурма Киева на 30 сентября 1943 года в бригаде насчитывалось 3517 человек, в том числе 563 чеха (16 %), 343 словака (9,7 %), 2210 русин (62,8 %), 204 еврея (5,8 %), 13 венгров, 2 латыша, 5 поляков, 2 немца. 6 русских, 169 советских граждан.

Минус несколько десятков евреев в этой статистике по сравнению с предыдущими цифрами, очевидно, означает погибших и попавших в плен евреев из чехословацкого батальона в битве под Соколово и следующих событиях 1943 года.

После освобождения Украины в чешские части были призваны волынские чехи, что привело к росту антисемитизма. Свобода пытался успокоить эти настроения сфабрикованным судом над евреем Максимилианом Хольцером, обвиненным в поражении под Соколовым, где сам Свобод был главным свидетелем. Хольцер был приговорен к смертной казни, но «добровольно» вступил в штрафную часть, куда его якобы отправили с пометкой о том, что живым он не вернется (Он был расстрелян 25 ноября 1944 года). На пресс-конференции в 1963 году Свобода заявил, что этот инцидент произошел по недоразумению[417].


А бывало, что до-военная прописка спасала от мобилизации в армию страны проживания.

Один из немногих русских летчиков, исполнявших мертвую петлю еще в довоенное время, Адам Мечиславович Габер-Влынский, был уроженцем Львова. Он остался подданным Австро-Венгрии и в годы войны. Поэтому он не мог участвовать в боевых действиях. Но он стал обкатчиком-испытателем самолетов и учителем русских летчиков. В 1917 году все без исключения серийные самолеты «Дукса» облетывали только он и Б. И. Россинский (в будущем широко разрекламированный как «дедушка русской авиации», он получил пилотское свидетельство в Московской школе в 1911 году, где его инструктором на «Фармане» был тот же Габер). На долю «старшего сдатчика» пришлось 28 «Фарманов» в феврале-марте, а далее все «Ньюпоры-XVII» шли только через его руки, в августе и сентябре аж по 29 единиц (11 августа — личный рекорд: 5 аэропланов!). Всего в 1911–1917 годах он облетал более тысячи самолетов «Дукса», и по неполным данным, сдал военному ведомству 483 аэроплана (Россинский — немногим более 100 машин). Для справки: с 1914 года по октябрь 1917 года на долю завода «Дукс» пришлось 1596 сданных самолетов из 5620, построенных за это время в России[418]. Да, в рядах противников СССР были и добровольцы из разных европейских стран. Но вот по меньшей мере 23 400 итальянцев погибли, сражаясь на стороне антигитлеровской коалиции. Дает ли это основание говорить, будто Италия была державой, союзной Сталину, а не Гитлеру?

При этом только об Испании можно сказать, что добровольцы ее «Голубой дивизии» ехали на фронт с согласия своего правительства. Остальные рекрутировались с территорий, уже оккупированных Германией и вопреки воле своих законных правительств, находившихся в изгнании.

Глава 42 Несколько слов про НАТО

В первый раз мысль о том, что Россию надо пригласить в НАТО, возникла в европейских умах в начале XVII века:

«Когда б Великий князь Московский, или Русский царь, которого приемлют писатели за старинного скифского владетеля, отрекся приступить к всеобщему соглашению, о котором бы наперед ему сделать предложение, то так же бы с ним поступить, как с султаном Турским, то есть отобрать у него все, чем он владеет в Европе, и прогнать его в Азию, чтобы он без всякого нашего сопримешения мог бы, сколько ему угодно, продолжать войну, почти никогда у него не прекращающуюся, с Турками и Персами»[419].

Это герцог М. де Сюлли в своем завещании предлагает французскому королю Генриху IV создать конфедерацию христианских народов. Столетие спустя эта идея весьма нравилась Вольтеру и царице Екатерине, которая даже заказала бюст автора этой идеи в свой рабочий кабинет.

Наиболее полное развитие идеи Сюлли получили в «Проекте установления вечного мира в Европе», написанном в 1713 г. аббатом Ш. Сен-Пьером (Projet pour rendre la paix perpétuelle en Europe. Par l'abbé Castel de Saint-Pierre). Сен-Пьер благожелательно относился к перспективам России войти в будущую конфедерацию. Он включил ее в свой список европейских держав, разъяснил, почему, с его точки зрения, вступление в союз в интересах русских монархов, и сослался на то, что «Генрих IV не отказывал Царю в месте во всеобщей лиге».

Идея Сюлли вполне здрава и логична: Россия сама должна выбрать, где и с кем она — с Азией или Европой.

Казалось бы, Россия этот выбор ясно и навсегда сделала при Петре. Ведь даже советская конфронтация с Европой была вызвана стремлением большевиков навязать Европе европейскую же модель развития — марксизм.

И лишь при развитом путинизме стали заколачивать окно в Европу.

А после Второй Мировой остатки Европы, независимой от Москвы, сами решили отгородиться от непрошеного ими экспорта революционного счастья.

Попытки Сталина оккупировать Турцию и Персию, его поддержка гражданской войны в Греции[420] показали, что его военный зуд не прошел. Хрущёв вспоминал, что после войны Сталин пытался «прощупать» капиталистический мир штыком[421]. В послевоенном 1946 году только танков Т-34 было выпущено 25 914 штук[422] (потом ему на смену пришел Т-54[423]). 720 штук тяжелых танков ИС-3 было произведено до окончания войны с Японией, а до середины 1946 года их было выпушено 2311.


9 февраля 1946 года Сталин выступил на предвыборном собрании (выборы в Верховный Совет СССР). В этой речи он напомнил:

«Марксисты не раз заявляли, что капиталистическая система мирового хозяйства таит в себе элементы общего кризиса и военных столкновений, что ввиду этого развитие мирового капитализма в наше время происходит не в виде плавного и равномерного продвижения вперед, а через кризисы и военные катастрофы».

Речь вроде бы шла о причинах уже прошедших мировых войн. Но поскольку на большей части планеты капитализм сохранялся, и даже победа не превратила СССР во Всемирный Союз Республик, формулирование такого геополитического «закона» означало неизбежность новой войны.

Блок НАТО возник как реакция на госпереворот, устроенный советскими агентами в Чехословакии 22 февраля 1948 года. Западные державы неожиданно быстро отреагировали на коммунистический путч в Праге. Уже 17 марта 1948 Британия, Франция и страны Бенелюкса при поддержке США создали оборонительный Западноевропейский союз, ставший первым шагом в создании НАТО.

В 1948 году в Совете Безопасности ООН состоялось 9 заседаний по чехословацкому вопросу, где большинство западных государств осудили коммунистический переворот. Постоянный представитель Великобритании при ООН Кадоган на заседании 22 марта отметил:

«Одна за другой смежные с СССР страны подпали под жестокую власть коммунистического меньшинства… В других странах мы наблюдали тот же самый процесс, когда хорошо организованное меньшинство захватывало власть, производило чистку всех противящихся ему элементов, упраздняло демократический образ правления, отменяло все обычные свободы и создавало полицейское государство по определённому образцу. То, что произошло в прошлом месяце в Чехословакии, случилось ещё раньше в Румынии, Болгарии, Албании, Венгрии и Польше. В нарушение сделанных в Ялте торжественных международных обещаний о том, что всюду будет введён свободный демократический образ правления, во всех этих странах все партии, кроме коммунистической, были постепенно или сразу ликвидированы»[424].

Северо-Атлантический союз создавался не для вторжения в СССР, а для сдерживания его экспансии. И даже монопольно владея атомной бомбой, имея экономику, не разоренную войной, США ничего не требовали от Союза, кроме сдержанности в насаждении коммунистических порядков в других странах.

Идея НАТО — в отделении занавесом своего мира, а не во вторжении в чужой мир. Как очень точно сказал первый генеральный секретарь НАТО лорд Исмэй[425], цель Североатлантического союза — «держать Советский Союз вне (Европы), Американцев — внутри (Европы), и Германию под (контролем)» («keep the Soviet Union out, the Americans in, and the Germans down»)[426].

Он же приводил такие цифры:

«В день, когда Германия капитулировала, американская вооруженная сила в Европе составляла 3 100 000 человек: в течение одного года она сократилась до 391 000. Британская сила в Европе составляли 1 321 000 человек; через год их осталось всего лишь 488 000 человек. В день Победы Канада имела 299 000 человек в Европе: в течение года они все вернулись домой»[427].

Советская армия к концу войны насчитывала 11 300 000 человек. Конечно, и в ней прошла послевоенная мобилизация. Но и после нее численность советской группы войск в Германии составила к 1949 году 2 900 000 человек. Кроме этого, в Польше стояла Северная группа войск (в 1946 году — 300 000 человек). А еще в Европе стояли Центральная и Южная группы войск.

Было чего опасаться…

И не вполне верно говорить, что раз Организация Варшавского договора была создана после НАТО (1955 и 1949 гг. соответственно), то, значит, в ответ на него. Политические культуры двух блогов были слишком различны. Западный мир предпочитал язык права и привык фиксировать взаимные обязательства. В русско-советском обиходе достаточно приказов сверху, причем даже устных. Сталин и без формального публичного «договора» мог быть уверен в том, что коммунистические лидеры Восточной Европы предоставят все свои ресурсы в его распоряжение.

И кстати, даже члены НАТО вовсе не обязаны воевать друг за друга. Лишь в версии Путина есть это обязательство: «Есть статья 5 договора о создании НАТО, из которой ясно, что все страны альянса должны воевать на стороне одного из своих членов, если он подвергается какой-то агрессии»[428].

На самом деле:

«Article 5. The Parties agree that an armed attack against one or more of them in Europe or North America shall be considered an attack against them all and consequently they agree that, if such an armed attack occurs, each of them, in exercise of the right of individual or collective self-defence recognised by Article 51 of the Charter of the United Nations, will assist the Party or Parties so attacked by taking forthwith, individually and in concert with the other Parties, such action as it deems necessary, including the use of armed force, to restore and maintain the security of the North Atlantic area. Any such armed attack and all measures taken as a result thereof shall immediately be reported to the Security Council. Such measures shall be terminated when the Security Council has taken the measures necessary to restore and maintain international peace and security»[429].


«Стороны соглашаются, что вооруженное нападение на одну или несколько из них в Европе или Северной Америке будет рассматриваться как нападение на них всех, и поэтому они соглашаются, что в случае такого вооруженного нападения каждая из них, в осуществление права на индивидуальную или коллективную самооборону, признаваемого статьей 51 Устава Организации Объединенных Наций, окажет помощь Стороне или Сторонам, подвергшимся нападению, немедленно предприняв индивидуально и совместно с другими Сторонами такие действия, которые она сочтет необходимыми, включая применение вооруженной силы, для восстановления и поддержания безопасности Североатлантического района. О любом таком вооруженном нападении и всех мерах, принятых в результате этого, немедленно сообщается Совету Безопасности. Такие меры будут прекращены, когда Совет Безопасности примет меры, необходимые для восстановления и поддержания международного мира и безопасности».

То есть: каждая страна сама выбирает способ и пределы своей реакции и сама определяет меру своей вовлеченности в чужой конфликт. «Действия, которые она сочтет необходимыми», могут включать «применение вооруженной силы», но могут и не включать.

Война Турции с Грецией за Кипр не привела к военному вовлечению остальных членов НАТО. Тезис о том, что 5 статья договора о создании НАТО якобы обязывает всех членов альянса вступить в войну в защиту одного из членов опровергается не только спокойной реакций НАТО на англо-аргентинскую войну, но и антиколониальными войнами, в которых Франция, Португалия, Бельгия потерпели поражения уже после создания НАТО. И их союзники не посылали им в помощь армейские части. Даже для войны с кубинскими «прокси» в Анголе.

И еще два мифа: якобы НАТО обещал не расширяться и якобы при этом Россия туда просилась.

На деле:

«Этого в принципе быть не могло, ибо НАТО — это международная организация и от ее имени никто не может давать никакие абсурдные заверения, кроме генерального Секретаря НАТО, тем более заявления, которые идут вразрез с ее Уставом. Для этой лжи испоьзуется один конкретный юридический Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии Treaty on the Final Settlement with Respect to Germany (так называемый «Договор 2+4») от 12 сентября 1990, который отменил остатки оккупационного статуса Германии: ФРГ и ГДР (Великобританией, Францией, США и СССР), в котором из 8-ми положений есть 6-е — Иностранные войска и ядерное оружие или его носители не будут размещаться и развёртываться на территории бывшей ГДР.

Это положение неукоснительно соблюдается по сей день. Ни одной базы США не появилось на территории быв. ГДР. Из 223-х военных баз и комплексов (включая госпитали) остались лишь три и 21 переведены в Бундесвер (Bundeswehr — Министерство обороны Германии), остальные 199 закрыты с 1992 по 2014. Найдите в Гугле List of United States Army installations in Germany и там есть таблица по всем 223-м базам, и когда они закрылись.

Понятно, что это положение Договора касается исключительно Восточной Германии и никакого отношения к НАТО вообще не имеет.

В этом Договоре нет даже упоминания ни о НАТО, ни о Российской Федерации — по той причине, что ни НАТО, ни РФ к Договору об объединении Германии, подписанному в формате 2+4 (ФРГ и ГДР + США, Великобр, Франция, СССР) не имеют никакого отношения.

НАТО — это оборонительный блок государств Атлантического бассейна со своим строгим Уставом и любое государство этого бассейна (а вся Европа и Черное море также относится к нему) может в него вступить, но только по прописанной многолетней процедуре (с пятилетним планом ПДЧ после одобрения заявки на вступление всеми членами блока), обладая определенным набором стандартов, и лишь полным всеобщим одобрением всех членов альянса.

Про то, что «нам» в членстве НАТО отказали»… Как можно отказать тому, кто даже заявку не подавал и которая никогда не рассматривалась альянсом. Чтобы подать заявку в НАТО, в РФ должен был пройти Всероссийский референдум, а в случае его положительного результата, Гос. Дума и Совет Федерации должны были принять соответствующие изменения в Конституции и Закон о вступлении РФ в НАТО, и лишь затем Президент РФ мог подать заявку в НАТО, которая должна была рассматриваться и затем голосоваться на Саммите НАТО. Ничего подобного никогда не происходило»[430].

А вот Древнейший международный русский договор письменно и со многими подписями обещал не трогать Крым и Херсонес: «И о Корсунской стране. Да не имеет права князь русский воевать в тех странах, во всех городах той земли, и та страна да не покоряется вам, но когда попросит у нас воинов князь русский, чтобы воевать, — дам ему, сколько ему будет нужно… Да не имеют права русские зимовать в устье Днепра, в Белобережье и у святого Елферья; но с наступлением осени пусть отправляются по домам в Русь»[431].

И почему он не исполняется?

Нет Византийской империи, от имени которой его подписал император Роман? Так и Советского Союза тоже нет, которому якобы обещали не-расширение НАТО, тоже нет.

Впрочем, тот, кому это якобы обещали (т. е. М. С. Горбачев), ясно сказал в «Российской газете» 16 октября 2014: «вопрос о «расширении НАТО» в те годы вообще не обсуждался и не возникал Говорю это со всей ответственностью. Ни одна восточноевропейская страна его не поднимала, в том числе и после прекращения существования Варшавского договора в 1991 году. Не поднимали его и западные руководители. Обсуждался другой вопрос, который поставили мы: о том, чтобы после объединения Германии не произошло продвижения военных структур НАТО и развертывания дополнительных вооруженных сил альянса на территории тогдашней ГДР»[432].

И, как уже было сказано, ни одной американской базы на территории бывшей ГДР так до сих пор и не появилось. А свои военные базы суверенная страна (Германия) имеет право на своей территории располагать где ей угодно[433].

Загрузка...