Мифология русских войн. Том II

Этот афоризм в уста Сократа вложил Григорий Горин, сценарист фильма «Тот самый Мюнхгаузен» (1979).

Прямо так Сократ вряд ли говорил. Но однажды юноше, который спросил, жениться ему или не жениться, он ответил: «Делай, что хочешь, — все равно раскаешься» (Диоген. О жизни философов 2,5,33).

Сам Сократ пережил много уколов от своей жены Ксантиппы. Этим она внесла свой вклад в становление Философа. Как писал Ницше, — «Сократ нашел жену, какая ему была нужна: так далеко не зашел бы героизм даже этого свободного ума. Фактически Ксантиппа все более вгоняла его в его своеобразное призвание, делая ему дом и домашний уют бездомным и неуютным: она научила его жить на улице и всюду, где можно было болтать и быть праздным, и тем создала из него величайшего афинского уличного диалектика» (Человеческое, слишком человеческое, 433).

Упреки и поражения и в самом деле учат лучше, чем комплименты и премии. Монашеская традиция об этом говорит много и разнообразно. Однако, хорошо бы учиться не только в одиночку и не только на своих личных ошибках, но и совместно и на общих не-триумфах.

История Россия дает поводы «стать философом». Считайте, что эта часть книги написана Ксантиппой для Сократа.

Глава 51 Не-славянофильские выводы

Россия никогда не воевала с Западом как таковым. Если Россия вела войну с какой-то европейской державой, то изрядная часть остальной Европы ей в этом помогала.

И лишь в одной европейской войне у Москвы не было европейского же союзника: в Зимней войне с Финляндией. Впрочем, и тогда Англия и Франция помогали финнам лишь на словах, а дружественная СССР гитлеровская Германия («Германо-советский договор о дружбе и границе» был подписан по итогам совместного разгрома Польши 28 сентября 1939) осаживала финнов, отказала им в поставках оружия и снабжала советские подводные лодки в Балтийском море[700].

И всегда эти союзы строились не на симпатиях, а на интересах — иногда совпадающих, иногда противоречащих.

Лишь Несколько после-наполеоновских десятилетий в Европе был союз монархов, и, например, законы Австрийской Империи запрещали критику других европейских монархов. Но это был союз не против России, а во многом — под ее контролем. И критика русского самодержца была запрещена законами Австрийской монархии[701]. А спустя сто лет монархический интернационал был вытеснен интернационалом пролетарским — но все равно про-московским…

Сплотить весь Запад против себя — это дано только очень талантливым современным дипломатам.

Культурно Россия — это страна-спутник Европы[702]. Она впитывает европейскую интеллектуальную энергию и частично ее усваивает. Культурный экспорт России много меньше, чем ее культурный импорт[703]. Как и у всех постколониальных (или «догоняющих») стран, в России появилась острая потребность обосновать уникальность своего исторического пути. Конечно, такая схема требовала радикального приговора культурной метрополии.

Так было в 16 веке при отколе от «Матери — церкви» Константинопольской патриархии (они-де утратили православие, стали униатами и прислужниками султана).

Так было в 19 веке у славянофилов.

В 20 веке приступы самовосхваления и изоляционизма в некоторые периоды насаждались государственной пропагандой.

Вот и сегодня из этого дерьма очень желают сделать конфетку. Мол, Европа нашей самодостаточной Державе не нужна. Запад нас всегда ненавидел.

Это антизападничество высмеивал еще Алексей Толстой:

Но тот продолжает, осклабивши пасть:

Откинуть антизападничество хотя бы в европейской эмиграции в 1928 году призывал поэт Вячеслав Лебедев — ветеран Первой Мировой войны и Деникинской армии:

Не вняв ни этим призывам, ни урокам истории, патриарх Кирилл перевернул историю, заявив, что «Петр боролся с западными политическими влияниями, направленными на ослабление России»[705].

Петербургская (!) епархия в 2017 году выпустила циркуляр о том, что церковнослужители при зазывании на крестный ход по Невскому проспекту должны «Указывать на актуальный характер почитания Александра Невского, боровшегося с западноевропейской экспансией»[706].

Драку русского князя с небольшой группой его коллег и конкурентов возводить до уровня глобальной «западноевропейской экспансии» столь же умно, как высказывания одного пьяного русского блогера публиковать под заголовком «Россия считает».

Люди всегда ненавидят тех, с кем воюют. И неважно — в этом сезоне на тебя напали, или ты напал. А нападают на тех, до кого могут дотянуться. Значит — на соседей (исключение — «народы моря» с кораблями относительно дальнего действия). По итогам этих конфликтов плодятся разные «-фобии».

Но никогда соседские отношения не исчерпываются враждой. Всегда есть трансграничная торговля и коммуникация. И даже пленные женщины приносят свою культуру в дом захватчика. Затрофеенные предметы и оружие порой вызывают восхищение и интерес и порождают вопрос: а нельзя их получить их иным путем, не рискуя жизнью? Обменяв, купив, наладив производство в своем доме?

Так что многовековая западноевропейская экспансия в русскую жизнь действительно была. Ее результаты легко увидеть читателю прямо в своем быту и в жизни, просто подойдя к каждому предмету своего обихода и работы и поинтересовавшись его генезисом.

Посмотрите в свой сад и поинтересуйтесь, когда и откуда были занесены эти растения[707].

Зайдите на кухню и подумайте, почему у вас стоят там стулья, а не скамьи (появление отдельных седалищ это знак того, что в культуре пошел процесс индивидуализации), почему у вас там не сундуки с посудой, а шкафы и витрины. И вообще откуда там взялись столовые приборы (вилки и ножи).

В 1575 году Даниэль Принц вместе с Иоанном Кобенцелем были отправлены послами от императора Максимилиана II к царю Иоанну Васильевичу. Принц описал кремлевский прием: «Сей обед, продолжавшийся до позднего вечера, был великолепно устроен; только не было тарелок и некоторых других приборов, нами употребляемых, и я с товарищем своим довольствовался одним ножем, который выпросил у некоторого чиновника»[708]. Кобенцель отметил то же самое: «Самым большим недостатком, который проявился за столом, было то, что у нас не было тарелок, салфеток или ножей»[709].

Зайдите в ванную комнату и на досуге поинтересуйтесь историей ватерклозета. А проветривая потом помещение, поинтересуйтесь происхождением форточки (буква «ф» в названии сего предмета подсказывает, что слово это пришло из другого языка[710]).

Садясь в машину или поезд, вспомните, как в 1773-м Екатерина II направила запрос вице-президенту Адмиралтейств-коллегии графу И. Г. Чернышеву «О махине в Англии выдуманной, которой огнем вода выливается из док и канал»[711]. Летом 1774 г. из Шотландии в Кронштадт была отправлена так называемая «огневая машина» — ранняя модель парового двигателя, новое чудо, сотворенное английским техническим гением… Приехавшие английские инженеры ее наладили, и 6 июня 1777 г. состоялся первый пробный пуск машины, оказавшийся удачным.

А какое русские изобретение значимо для жизни Англии?

Пропаганда истерично настаивает на том, что народы Восточной Европы, освобожденные от фашизма, и почти столетие спустя должны быть благодарны Сталину, его армии и их наследникам. Что ж, благодарность это доброе и желательное чувство. Но почему же сами пропагандисты не подают тому пример?

Тех, кто помог нашему избавлению от варварства, можно было бы поминать благодарным словом, а не кричать: «вы нас ненавидете!»

Глава 52 «Болгарская неблагодарность»

Так отстаивал «историческую правду» русский патриарх Кирилл в Софии в марте 2018 года[712].

Его пресс-служба пояснила, что эти слова были сказаны «В связи с тем, что накануне во время торжественной церемонии на площади Национального Собрания напротив памятника Царю Освободителю — императору Александру Николаевичу — прозвучали слова признательности за освобождение болгарского народа не единой русской армии, а отдельным странам, народы которых входили в то время в Российскую империю, в частности, Польше и Литве»[713].

Возмутившие патриарха слова сказал президент Болгарии Румен Радев:

Нормальные слова. Зачем было обрушиваться с критикой? Президент говорил не о странах, а о народах.

Да, армия Империи была многонациональной, и в ней было немало поляков и прибалтов.

Да, для Болгарии принципиально важно сказать добрые слова сербам и румынам, с которыми она потом не раз воевала за коррекцию своих границ.

Это же какой силы должен быть внутренний настрой патриарха на оскорбленность по любому поводу, чтобы так себя вести! Сердиться Святейший продолжал и в аэропорту.

Вообще-то именно в Финляндии этот полк никогда не квартировал. Напротив, в Петербурге его казармы дали название Финляндскому переулку.

«Свое название полк получил благодаря первому набору, который состоял из крестьян-финнов»[716].

В нем могли служить этнические шведы, связанные с Финляндией.

Приказ от 5 января 1880 года упоминает рядового Якова Перебенуса[717]. При осаде Плевны погиб «полковник Яльмар Прокопе, офицер блестящих способностей, общий любимец полка»[718]. Вряд ли это были великороссы.

Был и отдельный и именно этнически-финский батальон:

Это 3-й Лейб-гвардии стрелковый Финский батальон[720].

Им командовал Виктор Борисович Прокопе (фин. Victor Napoleon Procope). В зените карьеры он станет генералом от инфантерии, Вазазским и Нюландским губернатором, членом Финляндского сената, товарищем министра-статс-секретаря Великого княжества Финляндского. А в той войне он был назначен командиром лейб-гвардии 3-го Финского стрелкового батальона. В трёхдневном бою под Филиппополем (ныне Пловдив) Прокопе заслужил орден св. Владимира 4-й степени и золотую саблю с надписью «За храбрость».

Его брат Герман Бернтович (Борисович) Прокопе (фин. Herman Oskar Procopé, 1841–1905) также за отличие в бою под Филиппополем был награждён золотой саблей с надписью «За храбрость». Позже он станет генералом от инфантерии, начальником 8-й пехотной дивизии.

И еще два имени:

Казимир (Йохан-Казимир) Густавович Эрнрот (1833–1913) родился в 1833 году в имении Сееста в Финляндии, происходил из дворянского рода шведского происхождения, начальное образование получил в Финляндском кадетском корпусе. В качестве командира 11-й пехотной дивизии (назначен в 1876 г.) принимал участие в русско-турецкой войне 1877–1878 гг., 22 октября 1877 г. произведён в генерал-лейтенанты. После войны был временно уволен из рядов русской армии и тем же чином перешёл на болгарскую службу. В 1880 г. Эрнрот был назначен военным министром Болгарии. С 9 мая по 13 июля 1881 г. исполнял обязанности министра-председателя (премьер-министра) и министра иностранных дел Болгарии. В 1882 г. оставил болгарскую службу и вернулся в Россию, где был назначен заместителем статс-секретаря великого княжества Финляндского, с 1888 г. — государственный секретарь по делам Финляндии. В 1891 г. вышел в отставку и поселился под Хельсинки.

Редигер Александр Федорович (31 декабря 1853 г. Новгород — 26 января 1920 г. Севастополь), происходил из дворян Великого княжества Финляндского немецкого происхождения. Участник русско-турецкой войны 1877–1878 гг. В 1883 году занимал должность товарища военного министра Болгарии, управляющего делами Военного министерства Болгарии в чине полковника болгарской армии. С июня 1905 по март 1909 являлся военным министром России.

Как и следовало ожидать, президент Болгарии лучше знает историю своей страны, чем его святейший гость.

Но и этого мало. Патриарх тут же по сути обозвал болгар нацией недоумков:

На следующий день за хамский демарш патриарха впряглись государственные теле-Вести. Причем соврав, будто президентом Болгарии «Россия была упомянута после Польши, Литвы и Финляндии».

И собственное патриаршее министерство церковной пропаганды устами Александра Щипкова пояснило:

Ледокол во льдах, слон в посудной лавке, асфальтоукладчик на проселочной дороге… Образы могут быть разными. Но факт очевиден: понтифик по имени Кирилл скорее разрушает мосты, чем их строит. И явно не без памятования о той интеревенции патр. Кирилла болгарский патриарх Неофит в своем слове на Богоявление 6 января 2024 г. употребил выражение «Унищожителната война против братска Украйна»[725] (разрушительная война против братской Украины). Вряд ли эти слова он отнес к «киевскому режиму».

Слова же моспатриархийного чиновника про то, что «Болгария предала нас дважды: в 1941-ом и в 1991-ом годах» стоят отдельного разговора.

Совсем непонятно, что могли сделать болгары в 1991-м для предотвращения развала СССР.

Да, в Мировых войнах Болгария была официальным союзником Германии. Но не потому, что болгарскому царю были симпатичны идеи нацизма или ненавистен «русский мир». Просто по окончании русско-турецких войн Болгария очень хотела получить 1) выход к Эгейскому морю и 2) контроль над Македонией (то есть охватить Стамбул и его окрестности со всех сторон европейского континента).

Смешанное население Македонии и историческая память в равной степени позволяла считать эти земли своими не только болгарам, но и грекам и сербам.

Турецкая администрация не признавала этнического разделения своих граждан, учитывая лишь религиозный принцип самидентификации. Поэтому в глазах Империи греки, болгары и сербы были единым православным суперэтносом.

Но сами эти народы ощущали свою различность и не соглашались на ту нивелировку, которую устанавливало для них государство. Ни греки, ни болгары, ни сербы не желали терять собственной национальной идентичности.

Если вспомнить, что дотурецкая история Балкан знала болгаро-византийские войны, то естественно было бы предположить, что в турецкой империи болгары будут ощущать себя ближе к славянам-сербам, нежели к грекам (своим былым поработителям и врагам). Но источники XV–XVI веков показывают обратную картину. Оказалось, что между болгарами и сербами возникали этнические напряжения, а между болгарами и греками — нет.

По выводу историка, отсутствие напряженности между греками и болгарами в этот период связано с тем, «что различия между этими двумя народами, закрепленные прежде всего в языке и традиционной культуре, были настолько ярко выражены, что не создавали в сознании и подсознании населения напряженности, нацеленной на защиту внешних признаков своей этнокультурной общности. В этом отношении показательна реакция населения Фракии и Македонии в сравнении с реакцией, последовавшей за ликвидацией этнополитической границы на западе болгарских земель, где в условиях беспрепятственного контакта оказались поставлены болгары и сербы — два народа, лишь незначительно отличающиеся языком, происхождением и культурой. Здесь возникла реальная угроза начала ассимиляционных процессов и, как следствие, практически мгновенная и, безусловно, спонтанная реакция населения в виде культивирования им различных внешних приемов этноразграничительной практики. Выражалось это, в частности, в том, что в деревнях представители обеих общин проявляли, по наблюдениям путешественников, особое внимание к присутствию национальных элементов во внешнем убранстве костюмов, украшений и т. п. Это позволяло иностранцам, проезжавшим район между Белградом и Софией на удивление единодушно фиксировать официально несуществующую границу между болгарскими и сербскими землями»[726].

Соответственно, болгары очень не любили своих православных соседей — сербов и греков (те отвечали им взаимностью). На рубеже столетий тут шла война школ и попов: кто сможет открыть свои приходы и классы для объяснений македонцам их болгарской или сербской идентичности. Но несколько раз это культурное состязание переходило в открытые войны.

В этих войнах Российская империя не встала плечом к плечу с Болгарским царством. Она сделала выбор в пользу своих интересов: Константинополь должен быть нашим, а не болгарским или греческим. Пусть лучше он временно останется в руках слабеющей Османской империи, чем перейдет в руки к новому царству. А если это царство будет православным — России будет трудно обосновать борьбу с ним за Проливы. «Причины неудач балканской политики Петербурга были многообразны, но определяющей стала противоречивость цели, диктовавшая двойственность позиции. Для России, с одной стороны, усилие балканских государств являлось желательным, а с другой — ослабление Османской империи оказывалось приемлемым лишь до известной степени»[727].

И поддерживал Петербург становление независимых от Порты балканских государств не ради их собственного блага, и не ради торжества православия или «славянского братства», а для того, чтобы ослаблять позиции Турции и Австрии в этом регионе, и тем самым укреплять свои собственные. На пути к русскому, а вовсе не греческому или болгарскому Царьграду[728]. Как в письме от 6 (18) января 1878 года признавал Эдуард Иванович Тотлебен, главнокомандующий Русской армией в Русско-Турецкой войне 1877–1878 годов:

Все обвинители болгар в «предательстве» и «неблагодарности» забывают, что 1) Россия вполне диктаторски пробовала управлять освобожденной Болгарией и 2) Российская империя сдерживала болгар в конце 19-начале 20 века в вопросе об определении их государственных границ.

В Сербско-болгарской войне 1885 года Россия даже отозвала русских офицеров, служивших в болгарской армии. В результате болгарская армия не имела офицеров выше чина капитана, и за войной закрепилось название «Война капитанов против генералов». В 1885 году «в Петербурге не желали воссоединения болгар под управлением князя Александра Баттенбергского, явно ориентировавшегося на Австро-Венгрию и поддерживаемого Англией. Поэтому российское правительство официально предупредило Порту о недопустимости репрессивных мер, но втайне надеялось, что султан все же введет войска в Румелию и низложит князя»[730].

6 ноября 1886 года дипломатические отношения между Россией и Болгарией были разорваны; посольство и консульство России были эвакуированы.

В Первой Балканской войне Россия опасалась как поражения славянского союза, так и его решительной победы. Рейхсштадтская конвенция 1876 года между императором Александром II с австрийским императором Францем Иосифом блокировала создание общеславянского государства на Балканах.

Интересы России сосредоточились вокруг вопроса о судьбе Босфора и Дарданелл. 2 ноября 1912 года министр иностранных дел России С. Д. Сазонов сообщил болгарскому посланнику Бопчеву, что Россия не позволит Болгарии захватить Константинополь. Более того — Россия заявила Антанте, что если болгарская армия возьмет Константинополь, это принудит Россию выслать в турецкую столицу весь свой Черноморский флот для недопуска болгар в Стамбул[731].

Во Второй Балканской войне России была на стороне Сербии и, значит, против Болгарии.

При этом весь 19 век Сербия вовсе не была любимицей российской политики. Лишь в 1867 году она стала более-менее свободной — когда из Сербии ушли турецкие гарнизоны. И это было одним из результатов разгрома Австрии Пруссией в 1866-м. Только тогда Россия объявила Сербию зоной своих интересов. Но через 10 лет переключилась на более близкую Болгарию. Чтобы потому эту самую Болгарию сдерживать.

Как результат — «Наибольшее озлобление против России царило среди членов Внутренней Македонско-Одринской Революционной Организации, никак не видевшей будущее Македонии в составе Сербского королевства. Российская агентура следила за планами этих горячих голов. 10 сентября 1913 г. ее заведующий отправил в Петербург сообщение, где говорилось, что «в августе сего года в с. Княжеве (в 9 километрах от Софии) состоялось тайное собрание македонского революционного комитета, где «все ораторы осудили русскую политику» в отношении Болгарии. «Некоторые из главарей, высказались за необходимость отмстить России за ее политику и настаивали на убийстве русского посланника в Сербии Гартвига и его жены, а также за отправление в Россию террористов для убийства министра иностранных дел Сазонова революционеры. Они считали, что Россия, покровительствуя Сербии и Греции, сподвигнув Румынию, привела Болгарию к разорению. «Если Россия в ближайшем будущем не изменит своей болгарофобской политике, следует в Болгарии уничтожить навсегда всякую память о России…» Газета «Народни права» подытожила результаты конфликта 1913 г.: «Поведение русского правительства в болгаро-сербском споре отняло у всего болгарского общества, в том числе у самых безоглядных русофилов, любую веру в справедливость с ее стороны по отношению к Болгарии…» Русскому болгарофильству также пришел конец. И уже через год Л. Андреев назовет болгар «торгующими во храме», а еще через год Николай II будет вынужден объявить войну Болгарии»[733].

Кроме того, Российская империя сама заложила одну из балканских бомб, когда после русско-турецкой войны 1877–1878 годов совершила свое последнее европейское приращение.

В той войне Румыния была союзником России. Но по итогам войны Россия откусывает у Румынии кусок ее территории — Бессарабию и Буджак (Южную Бессарабию).

Эту аннексию надо было чем-то компенсировать союзнику. Но Румыния со всех других сторон граничит с Австро-Венгрией, от которой пока ничего откусить не получается. Остается лишь передвинуть бывшую административную болгаро-румынскую границу (она была административной, пока все эти земли были в составе Османской империи). Петербург предлагает в качестве компенсации включить в состав Румынии Северную Добруджу (земли между Дунаем и Черным морем). Надо отметить, что первоначально румынские власти и общественность негативно восприняли это предложение, Добруджи, никогда не входившей в состав Дунайских княжеств Молдавии и Валахии. Добруджа никогда не входила в состав Дунайских княжеств Молдавии и Валахии. Румыны понимали, что Добруджа, населенная преимущественно болгарами, турками и татарами, станет в будущем ареной конфликтов между Болгарией и Румынией. Так оно и произошло. И Добруджа в новым «яблоком раздора» на Балканах.

Бухарестский мирный договор 1913 г., завершивший «межсоюзничсекую войну», вдобавок к Северной, передавал Румынии и Южную Добруджу[734].

Болгария объявила войну Сербии 14 октября 1915 года[735].

Манифест царя Фердинанда это объяснял так:

В ответ Россия объявила войну Болгарии. Царский манифест от 5 октября (18 октября) 1915 года гласил:

27 августа 1916 румынский король Фердинанда сказал своему Коронному совету: «Теперь, когда я победил в себе Гогенцоллерна, я не боюсь ничего». Королевским манифестом Румыния объявила Австро-Венгрии войну:

В России это было воспринято так:

Не прошло и двух дней, как Германия, Турция и Болгария объявили войну Бухаресту…Перед отъездом германский посол в Румынии принц Адольф Шомбург-Липпе заявил, что если даже в его стране поймут, что война проиграна и что в распоряжении командования осталось всего 500 000 чел., то, прежде чем капитулировать, их пришлют в Румынию для того, чтобы преподать ей урок за коварство[738].

Манифест болгарского царя призывал болгарских солдат освободить соотечественников в Добрудже — «очаге первого Нашего Царства».

Так из-за проблемы Добруджи, которую российская дипломатия отторгла от массива болгарского народа, в Первую войну были реальные бои между болгарами и русскими.

Болгария России войну так и не объявила.

Но настроения перестали быть «братскими». 1 апреля 1916 года Болгария перешла на новый календарный стиль, и в России это было воспринято как предательство[739].

Российская пресса ожидала, что при встрече русских солдат с болгарскими начнутся братания. Румыны тоже надеялись на православную солидарность и утешали себя напоминаниями о том, что в недавней Второй балканской войне обессиленные болгары не открывали огня по вторгшимся румынским войскам. Так что румынский план Z не предполагал атаки с болгарской стороны.

Но настроения в Болгарии, пролившей уже немало крови за свою Македонию, оказались другими. Поэт Любомир Бобевский стихотворением «Детоубийцы», обратился к русским, готовым умертвить свое дитя — созданную ими Болгарию. «Не братья мы — враги мы, каждый будет биться с иудами, как вы».

Классик болгарской поэзии Иван Вазов написал «Русским воинам». В нём поэт недоумевает, каким образом на балканской земле русские воины оказались в качестве незваных и не дорогих сердцу гостей. Он пишет, что болгары готовы были встретить их с букетами цветов и со слезами радости на глазах, но те пришли взвинченные, с озлобленными лицами. И. Вазов поражается тому, что, свергнув одно ненавистное для болгар иго, русские несут им теперь иго новое. По его словам, у болгар нет чувства ненависти к России — любовь к русским ещё не угасла. Но во сто крат сильнее у болгар любовь к своей свободе, и за неё они будут сражаться не только с врагами, но и с кумирами. И такой же свободы поэт желает и русским воинам[740].

После стабилизации фронта близ российской границы были даже братания (на православное Рождество 1917 года). Но поначалу бои были жесткими. 6 сентября 1916 года 61-я русская дивизия атаковала Добрич. Ей была придана Сербскохорватская добровольческая (что, понятно, дополнительно озлобило болгар). Оборонялись болгарские Приморский и Варненский полки, а также 75-й турецкий полк.

Русские отступили, а их резерв принял их за болгар и встретил стрельбой. В тот день погибло 14 болгарских офицеров и около 650 болгарских солдат. Потери русских были тоже велики. Только в серединной части поля боя было погребено 600 русских солдат[741].

В годы Первой мировой войны обе части Добруджи были заняты болгарскими войсками и до конца войны оставались в пределах Болгарии. После подписания Брестского мира Румыния вынуждена была капитулировать перед Центральными Державами и подписать 7 мая 1918 года Бухарестский мир возвращал Южную Добруджу Болгарии, а северная Добруджа становилась кондоминиумом (совместное правление держав коалиции, а практически германское).

Но 29 сентября Болгария вышла из войны. Сербо-англо-французские войска вышли в границам Румынии. 9 ноября войска Антанты начали переправу через Дунай. 10 ноября румынское правительство срочно объявило войну Германии. 11 ноября было заключено Компьенское перемирие. Так что румыно-германская война не продлилась и одного дня.

Нейиский мирный договор 1919 г. вновь передал Добруджу Румынии.

Поскольку Добруджа была отторгнута у Болгарии не в результате победоносной войны со стороны Румынии, а в силу несправедливого в глазах каждого болгарина договора, это питало реваншистский рессентимент.

Разгром стран Антанты весной 1940 года обнулил обязательства Софии перед нею. Лето 1940 года показало, что Румыния уступает давлению (СССР отобрал назад Бессарабию и явно на этом не собирался останавливаться[742]). После этого было понятно, что Советский Союз теряет Румынию как возможного союзника. Но зато перед Москвой открывалась перспектива приобрести союзника чуть дальше — в лице Софии. Летом 1940 г. СССР неоднократно и открыто заявлял о своей готовности поддержать требования Болгарии по поводу Южной Добруджи. Более того — в Москве болгарскому военному атташе внушалось даже, что Болгарии следует подумать не только о Южной, но и о Северной Добрудже с тем, чтобы страна могла выйти в район дельты Дуная и установить соседство с СССР. О своих планах добиться согласия Гитлера на размещение в Болгарии своих военных баз и взятия под контроль всей расширившийся Болгарию, Кремль молчал.

По инициативе Гитлера 2-й Венский арбитраж в августе 1940 г. отнял Северную Трансильванию у Румынии и передал Венгрии. В вопросе о Добрудже у Берлина был лишь один интерес: не допустить, чтобы этот подарок Болгария получила из советских рук.

7 сентября в румынском замке Крайова под давлением Германии подписывается договор о передаче Южной Добруджи Болгарии[743]. И это — один из немногих предвоенных договоров о границе, что действуют до сих пор. Огромная часть болгарского населения была убеждена, что Добруджу удалось вернуть только благодаря помощи Рейха. Улицы в Софии были переименованы в честь Гитлера и Муссолини…

Весной 1941 года Болгария пропустила немецкие войска, которые следовали для оккупации Греции и Югославии.

Болгарская армия не принимала участия в боевых действиях, но после завершения балканской операции вермахта Болгария ввела 19–20 апреля 1941 г. свои войска в принадлежавшие Югославии и Греции районы Македонии, Западной Фракии и так называемые Западные территории.

В этих районах была образована временная болгарская администрация. Вместе с Южной Добруджей территория Болгарии увеличилась на 50 %, а население — на треть. Борис III получил прозвище «царь-Объединитель». Казалось, ему удалось достичь национальных целей: менее, чем за год, без единой капли пролитой в боях болгарской крови была осуществлена мечта болгарского народа о возвращении территорий, отторгнутых по условиям Нейиского договора 1919 года.

Увы, далее Болгария организовала вывоз продовольствия из оккупированных ею Македонии и Фракии — и в остальной Греции начался Μεγάλος Λιμός, Великий Голод, убивший в 1941–42 годах 300 000 человек…[744]

Как в Первую Мировую, так и теперь Болгария не объявляла войну России (СССР) (как Англия не объявляла войну Финляндии, воюющей против СССР, а СССР до августа 1945-го не объявлял войну Японии, воюющей против Англии).

Посольство СССР в Софии, как и посольство Болгарии в Москве, не прекращали свою работу. Руководитель особой группы НКВД Павел Судоплатов даже уверял, что через болгарского посла в июне 1941 года Берия (Сталин) инициировал переговоры с гитлеровцами об условиях мира[745].

Этот сюжет стоит акцента:

Сталин был готов и к переговорам с Финляндией. 4 августа 1941 года он писал Рузвельту:

Госсекретарь США Уэллес по поручению Рузвельта вызвал финского посланника Прокопе и сказал ему, что «если финское правительство вернется на путь мира, то, по сведениям американского правительства, Советское правительство готово заключить новый мирный договор с территориальными коррективами»[747].

А теперь, памятуя об этом, слушаем патриарха Кирилла:

Мало кто мог бы назвать Сталина предателем. Лишь малообразованный патриарх Кирилл смог бросить камень, не ведая куда…

Ну, а пока Сталин искал компромиссы после Перл-Харбора, 12 декабря 1941 года итальянское и германское правительства обратились к Софии:

На следующий день в болгарском парламенте министр Иван Попов сказал:

Это самое удивительное объявление войны, что мне известно. Сначала идет долгое обличение одной страны (СССР), а потом следует объявление совсем другой, никак не причастной к заявленным деяниям первой (США).

При этом Советскому Союзу Болгария войну так и не объявила.

США объявили войну Болгарии лишь через шесть месяцев — 5 июня 1942 г. Когда в 1943-м союзники стали посылать свои самолеты для бомбардировки румынских нефтепромыслов, то они на пути с Северной Африки пролетали над Болгарией. Болгарские летчики порой удачно их сбивали.

С 24 ноября начались и налеты на саму Болгарию. 20 декабря 1943 года в ходе налета на Софию 36 болгарских истребителей поднялись на бой против 110 самолетов. В тот день в воздушных боях ими было сбито 11 англо-американских самолетов. Два бомбардировщика были на счету поручика Димитара Списаревского. Сначала он огнем из бортового оружия сбил один, а затем своим «мессершмитом» протаранил второй «Либерейтор». Списаревский при этом погиб.

17 апреля 1944 при очередном налете на Софию поручик Неделчо Бончев протаранил В-17. «Летающая Крепость» взорвалась в воздухе, при этом сам Бончев остался жив, опустившись на землю на парашюте.

Самым выдающимся болгарским асом стал поручик Стоян Стоянов, который летая на немецком истребителе Messerschmitt Bf-109G-2 сбил 2 американских тяжелых бомбардировщика и 2 истребителя. Кроме того, ему удалось сбить 1 бомбардировщик в группе и повредить еще 3. Узнав в феврале 1944 г. о том, что болгарское правительство готово пойти на переговоры, Черчилль высказался за продолжение бомбежек: «Если лекарство пошло им на пользу, пусть принимают дальше»[751].

Всего над Болгарией было сбито 185 самолетов союзников (256 летчиков убиты: 159 в бою, 28 пропали без вести, 69 умерли от ран; 333 попали в плен). Болгары потеряли 27 самолетов и 23 летчика (плюс один немец). Но среди мирного населения 4208 человек был убиты или умерли от ран.

Но вот пришел сентябрь 1944 года. Советская армия прошла Румынию и подошла к Дунаю. Сталин решил не просто пройти через нейтральную по отношению к СССР Болгарию, а оккупировать ее, чтобы по окончании войны установить там свой режим. Для этого нужно было сделать вид, будто Болгарию воюет против него. А Болгария этого делать не собиралась.

Болгария объявила о разрыве с Германией еще в августе и приступила к интернированию немецких частей. Уже 25 августа немцы затопили свои корабли в Варне[752]. Советское правительство не заметило этого и потребовало, чтобы Болгария объявила войну Германии. Кстати, 4 сентября Финляндия использовала ту же формулу о «разрыве отношений с Германией». СССР она вполне удовлетворила и тут же было объявлено об остановке боевых действий против Финляндии с нашей стороны.

Но на Болгарию были другие планы. Болгария поменяла свое правительство, 26 августа 1944 года объявила о полном нейтралитете Болгарии и потребовала вывода германских войск из страны. Сталин настаивал именно на объявлении войны Болгарией Гитлеру. Болгарское правительство утром 6 сентября объявило о разрыве отношений с Германией и обратилось к советскому правительству с предложением о перемирии. Вступление в силу этого решения по настоянию военного министра генерала Ивана Маринова было по военным соображениям (вывод болгарских войск из оккупированных Сербии и Македонии) отсрочено на 72 часа.

Не дождавшись объявления, 5 сентября правительство СССР само заявило, что находится в состоянии войны с Болгарией. Логично? Оправдано?

Но только если не знать, что этот самый министр обороны генерал Иван Маринов — единственный из членов этого правительства, который перешел в новое, коммунистическое. И стал главнокомандующим Болгарской Народной Армией[753]. Ну разве доверили бы такое немецкому прислужнику?

И арестам Маринов потом не подвергался. Умер в 1979. Награжден советским орденом Суворова 1 степени. Греки требовали для него суда как для военного преступника. Но коммунист Димитров его не выдал[754].

Военной необходимости в скорейшем объявлении войны Союзом Болгарии Германии не было. Не случайно и после 5 сентября советские армии стояли на границе, не переходя на территорию Болгарии. Они ждали, когда коммунисты-партизаны проведут переворот и пригласят их. При этом авиация 3-го Украинского фронта в течение трех ночей перебрасывала оружие, боеприпасы, амуницию и другие военные грузы в район Добро-Поле и Црна-Трава (поблизости от болгаро-югославской границы), где формировалась Первая Софийская партизанская дивизия. Как сообщал командир партизанских сил Д. Знепольский, в результате удалось «отлично» вооружить около 10 тыс. болгарских и югославских партизан[755]. 8 сентября советская армия перешла границу. Переворот произошел 9 сентября, и в тот же день Сталин объявил о прекращении военной операции.

Объявление войны позволяло решить другие проблемы, не имеющие отношения к судьбе частей вермахта на болгарской территории. Это — передача власти вооруженным коммунистам. И — обнуление переговоров о капитуляции, которые предыдущие болгарские правительства вели с Англией и США. Объявив войну Болгарии, Советский Союз сорвал планы западных союзников подписать перемирие с Болгарией, намечавшееся на 8 сентября[756].

Если бы Болгария объявила войну Германии, это лишило бы СССР повода объявить войну самой Болгарии. Современный болгарский историк И. Димитров полагает, что Маринов был советским агентом. Именно он проинформировал советские круги о решении Болгарского правительства начать войну с Германией. И в ответ ему было поручено всячески тормозить это решение[757], чтобы не лишить СССР повода для вторжения.

СССР и Болгария находились в состоянии войны 36 часов, и за это время не было сделано ни одного выстрела и не было ни одного убитого или раненого[758].

Болгарские пограничники встречали советскую армию, отдавая честь. Ее потери при прохождении через Болгарию оцениваются в 900 человек. Где, как, в каких боях они были потеряны? Итоговый советский 12-томник «История Второй мировой войны» не упоминает ни об одном боестолкновении во время этой операции. «Хотя на протяжении некоторого времени наши страны формально находились в состоянии войны, но за это время не было сделано ни одного выстрела, не было ни одного убитого или раненого»[759].

Советские потери в Болгарии — это потери санитарные, потери на горных перевалах, и, вероятно, имело место банальное дезертирство. Основу РККА в это время составляли «вторично мобилизованные» люди с заново советизированных территорий Украины. Весьма вероятно, что кто-то из них предпочел потеряться в горных хуторах Болгарии. Всего РККА не досчиталась около 800 человек. И это всё небоевые потери.

…Очень жалко, что пронзительная песня про Алешу, одна из лучших о Войне, привязана именно к Болгарии. А уж в Пловдиве, где стоит памятник Алеше, уж точно никакой «свинцовой пурги» не было. Болгария объявила войну Германии, когда наши войска были еще на границе — у Варны.

Но после довольно подлой истории с интригой генерала Маринова не стоит удивляться ответу президента Болгарии Росена Плевнелиева в 2016 году:

Тем же, кто все равно станет пенять болгарам за якобы недостаточную их любовь к России, стоит задать вопрос: а Россия (ее правители) точно ли бескорыстно «любили» Болгарию? 21 февраля 1853 года император Николай Павлович заявил английскому послу в России Г. Сеймуру:

Тут все ясно: «под протекторатом России».

Глава 53 Россия всегда побеждала

Наконец, надо сказать несколько слов про миф о неизбежной победоносности России во всех ее войнах.

Простите за банальность, но непобедимых стран или народов просто не бывает. Даже Великий Рим знал горечь поражений[763]. И даже государство Израиль после серии блестящих побед может проиграть. Такое бывало в его библейском прошлом. Может быть и в нынешнем веке.

Череда прошлых побед вовсе не гарантирует своего продолжения:

А у нас патриарх Кирилл в проповеди на Крещение 19 января 2023 года сказал:

Россияне, зомбированные многолетним пропагандистским победобесием[765], полагают, что победа может иметь лишь один облик: полная оккупация территории врага плюс подписание безоговорочной капитуляции в логове врага (в его поверженной столице).

А поражение — это тотальный геноцид этноса с уничтожением его государства (страны). С выводом: раз мы до сих пор живы, значит, непобедимы.

Если считать, что поражение это обязательно гибель, тогда выживание становится победой («мы за ценой не постоим»). Россия, несомненно, существует. Значит, она выжила. Значит, это страна-победитель…. Но в таком случае ООН — это клуб победителей в числе 193.

Если же для определения победы и поражения ввести более мягкие, нелетальные критерии, то Россию уже нельзя будет считать непременной победительницей.

Слово «Капитуляция» происходит от латинского слова capitul — глава, статия. Соответственно, капитуляция — это по-статейное соглашение, устанавливающее условия, на которых одна из стороне прекращает вооруженное сопротивление. В 17–19 веках при капитуляции могла быть сдана окруженная крепость, но ее гарнизон мог с оружием и знаменами выйти и спокойно пройти к своим.

4 (16) ноября 1805 около австрийской деревни Шёнграбен состоялся бой между 7-тысячным русским арьергардом под командованием князя П. И. Багратиона и 20-тысячным французским корпусом маршала И. Мюрата. Ему предшествовало подписание документа под названием «Каптуляция, предложенная русской армии». Мюрат в своем рапорте докладывал: «Прибыл господин Винцингероде (генерал-адъютант Александра Первого). Он предложил, что его войска капитулируют»[766]. Условия этой капитуляции: русская армия просто покидает пределы Австрии. Но Наполеон отчитал Мюрата за превышение им полномочия, и тот отменил капитуляцию и двинул свои войска в бой… Капиуляци даже бывают почетными (каковой считается капитуляция французского корпуса перед англичанами в Египте в 1801 году: 10 000 французов с оружием и знамёнами на британских судах были перевезены в Египет во Францию).

Поражение страны в войне вовсе не равно уничтожению страны и уж тем паче ее населения (народа).

Точно ли победы русского оружия всегда оборачивались геноцидом и уничтожением недружественного государства?

Вот одолел князь Дмитрий Ордынскую силу на Куликовом поле. Но Мамая не преследовал, Сарай не сжег. Золотая Орда продолжила жить своей жизнью[767].

Русская армия победила французов и в 1914 году взяла Париж. Франция исчезла? Петр Первый зачистил-отгеноцидил побежденную Швецию?

Точно так же войны, проигранные Россией, не привели к ее уничтожению Через два года после Куликова боя татары сожгли Москву. И что? Русь исчезла?

Даже окончательное уничтожение Москвы не было бы равно исчезновению Руси. Взошла бы звезда Рязанского или Тверского княжества или Новгородской республики. Или Киева. Или Вильно.

Россия проиграла ту войну, что предшествовала Тильзитскому и Эрфуртскому миру. И что? По этому миру она лишь приросла территорией, получив Белостокскую область, а потом еще Тарнополь, Финляндию и Бессарабию. Уступлены Александром были лишь Ионические острова, некогда захваченные Ушаковым и черногорский город Котор, в 1806 году захваченный адмиралом Сенявиным.

Планы как Наполеона, так и Шлиффена вовсе не предполагали взятия Петербурга: оба плана после выигрыша приграничного сражения предполагали предоставить слово дипломатам.

Поражение это вовсе не только «Интервенты в Кремле».

Поражением кончилась для Москвы оборона Чигирина в 1678 году. Еще в 1673 году царь Алексей Михайлович объявил, что желает взять под себя Правобережную Украину. Турки взяли крепость, а русская армия, построившись в огромное каре, окружённое подводами, отступила к Днепру и с немалыми потерями под огнем переправилась чрез него. Среди причин поражения России в войне — то, что дворяне, отправляясь на войну, надеялись «государю послужить, а саблю из ножен не вынимать»[768]. Было много уклонявшихся от набора и дезертиров Поражение под Чигирином фактически решило исход войны. Османский протекторат над Правобережной Украиной был восстановлен. Это несомненное поражение. Но Московское царство не было им ослаблено. Оно всего лишь не приросло новыми землями.

Ни один жизненно важный центр России не был затронут и Крымской войной. Она коснулась лишь ее далекой периферии. Даже Крым полностью интервенты занять не смогли. Москва не сгорела. Петербург и Кронштадт не были захвачены морскими десантами Антанты. Но Россия ту войну однозначно проиграла. Подписанный мир не был «безоговорочной капитуляцией», но он зафиксировал немалые уступки Российской империи.

Мир был заключен на основании принятия царским правительством предложения Австрии о четырех основаниях мира: 1) согласие России на нейтрализацию Черного моря, 2) отказ России от права исключительного протектората над Молдавией и Валахией, 3) согласие России на объявление свободы плавания по Дунаю (это было связано с потерей части Бессарабии), 4) согласие России на коллективное покровительство всех великих держав живущим в Турции христианам и христианским церквам[769].

Это «гибель России»? Впрочем, сторонники тезиса «Россия никогда не проигрывала войн» в этом случае начинают говорить, что Крымская война и не завершилась поражением. Однако, поражением те события считал сам царь Николай.

5 февраля 1855 г. русские войска в Крыму совершают попытку разгромить тыловую базу врага — Евпаторию. Это последний шанс навязать противнику инициативу, внести в ход войны перелом. Император с напряжением ждет известий об операции. 12 февраля 1855 г. курьер принес во дворец весть о поражении под Евпаторией. Это стало страшным ударом по самолюбию государя.

Он слег, не принимал докладов, не желал знать, что происходит на театре военных действий. А. Ф. Тютчева отмечала, что государь плакал, «вообще его нервы в самом плачевном состоянии. Видя, как жестоко он наказан, нельзя не жалеть его, а между тем приходится признать, что он пожинает то, что посеял. В течение стольких лет своего царствования он направлял всю внешнюю политику не столько в интересах своей родины, сколько в интересах якобы Европы, считая себя призванным защищать принцип порядка. Но его нервы в самом плачевном состоянии»[770]. «Он ошибался, но ошибался честно, и, когда был вынужден признать свою ошибку и пагубные последствия ее для России, которую он любил выше всего, его сердце разбилось, и он умер. Он умер не потому, что не хотел пережить унижения собственного честолюбия, а потому, что не мог пережить унижения России. Он пал первой и самой выдающейся жертвой осады Севастополя, пораженный в сердце, как невидимой пулей, величайшей скорбью при виде всей этой крови, так мужественно, так свято и так бесполезно пролитой»[771].

— писал князь Мещерский[772].

Злоехидный Герцен позже заметит: у Николая была «Евпатория в легких».

Существует предположение, что Николай умер оттого, что не хотел жить. Позору он предпочел смерть. Как человек глубоко верующий, пойти на откровенное самоубийство государь не мог; он просто прекратил сопротивление болезни и даже, некоторым образом, способствовал ее развитию. Например, вопреки рекомендациям врачей, не долечив грипп, в суровую февральскую пору совершал поездки, наносил визиты.

Граф Блудов приводит диалог между императором и одним из его лечащих врачей от 9 февраля 1855 г. «Ваше Величество, — сказал доктор Карелль, — нет ни одного медика из Вашей армии, который позволил бы рядовому выписаться из госпиталя в таком положении, в каком Вы находитесь и при таком морозе (22 градуса). Ты исполнил свой долг, — отвечал Государь, — позволь же Мне исполнить Мой». В час пополудни Государь отправился в Экзерциргауз, не взяв даже предосторожности одеться потеплее обыкновенного»[773].

Далекий от двора А. В. Никитенко, крепостной от рождения, ставший профессором Санкт-Петербургского университета и действительным членом Академии наук, записывает в дневник:

Севастополь показателен как пример не-пересечения мифа и реальности. Гимн Севастополя чеканит:

Но в какую из своих осад и от кого отбился «неприступный» Севастополь?

Это разве не о нем писал Некрасов —

Его брали англичане в Крымскую.

Его брали немцы в Первую Мировую:

На смену немецким войскам в Севастопольский порт 25 ноября 1918 вошла союзническая эскадра, и в город вступили французские войска (зуавы).

30 апреля 1919 Красная армия вступила в Севастополь.

Однако летом 1919 года город захватили Вооружённые силы Юга России, и он оставался во власти белогвардейцев до 15 ноября 1920 года.

Потом, в 1942-м его опять брали немцы, и в 1944-м снова — Красная Армия.

Ну то есть кто подступал к нему — тот и брал. Неудачных осад «города, никогда не покорявшегося врагам» просто не было.

Не восстал Севастополь и против изменения порта его национальной приписки ни в 1992, ни в 2014-м…

А еще та Крымская война оставила немодный ныне след в русской культуре. Это грустные и прекрасные стихи Некрасова.

Или:

В 1905 году ход войны опять был печален для России. Но это не обернулось ни катастрофой для ее государственности, ни геноцидом ее населения. По ходу русско-японской войны ни один японский солдат не ступил на территорию России (кроме Сахалина и на пару дней на Камчатке[777]). А Россия ту войну проиграла. Нет, и это не было безоговорочной капитуляцией. И даже пол-Сахалина Витте отспорил. Но поражение все равно было. А Россия не умерла.

Однажды даже Путин показал пример условности слова «победа»: «Ракетный корвет «Меркурий» назван в память о бессмертном подвиге команды легендарного брига. Почти два века назад он в одиночку одержал победу над двумя линейными кораблями»[778]. В том бою ни один турецкий корабль не был потоплен или критически поврежден. Турки не потеряли ни одного человека. Русский корабль потерял убитыми 4 человека, ранеными — 6. Но раз превосходящим силам турок не удалась его потопить — значит, и в самом деле победа.

Для зайчика победа не в том, чтобы съесть стаю волков, а в том, чтобы ускользнуть от них. (Это к вопросу о том, «может ли Украина победить ядерную сверхдержаву?»).

Аналогично и с историей других стран. Пруссия жестко побила Австрию в битве при Садовой (1866) и Францию под Седаном (1870). И — никакого «геноцида». Побежденные страны прекрасно и свободно развивались и далее и даже территориально прирастали (Австрия за счет Балканских провинций Турции, Франция за счет заморских колоний).

И даже смена правительства под диктовкой иностранного победителя вовсе не равна уничтожению страны (см. возвращение Бурбонов в посленаполеоновскую Францию в 1814).

Переформатирование побежденной страны победителями может быть ко благу этой страны — чему дают примеры Япония и Германия после 1945 года (сталинисты могут на свой вкус привести примеры побежденных Румынии, Венгрии и ГДР, переформатирование которых, произведенное оккупационными советскими структурами после 1945 года, тоже — с точки зрения сталинистов — было ко благу народов этих стран).

А Германия проиграла Великую Войну. И тоже ни один чужой солдат не был на территории Германии в финальные дни Первой Мировой. А поражение — было.

Румыния была разбита на полях сражений обеих Мировых войн и оба раза практически полностью была оккупирована. И поразительным образом после каждой из этих войн она прирастала территориями, вовремя успев переметнуться в лагерь Антанты.

Ни одна заокеанская колония не вторгалась на территории своих европейских метрополий — и тем менее все они (от США до Вьетнама) в конце концов выиграли свои войны за независимость.

Иногда войны кончаются просто возвращением к довоенным условиям (пример: Ливонская война Ивана Грозного, крайне успешная в своем начале и катастрофичная для московских армий в конце).

Иногда — взаимными уступками и обменами.

Иногда — фиксацией мелких успехов одной из сторон (пара приграничных крепостей или городков). Причем порой именно приобретающая сторона чувствует себя оскорбленной, ибо хотела много больше[779].

Иногда — репарациями и контрибуцией.

Иногда — просто навязанным династическим браком.

Иногда — «переворачиванием военных союзов»: проигравшая сторона становится союзной своему победителю, ничего не теряя в территориях, а порой и приобретая — как Россия по итогам Аустерлица и Тильзитского[780] мира приобрела Финляндию и Бессарабию — при том, что Наполеон не прочь был отдать Александру вообще всю Швецию).

Победными могут быть и компромиссы.

Поэтому неверен и тезис про то, что «нельзя победить страну, обладающую ядерным оружием».

Очень даже можно:

Ядерный Китай отполз от Вьетнама, на который он напал в 1979-м[781].

Ядерные США отползли от того же Вьетнама.

Ядерный СССР отполз от Афганистана.

Ядерный СССР проиграл холодную войну и потерял Восточную Европу.

Ядерные Англия и Франция потеряли свои империи (Алжир, Вьетнам, Египет, Кипр, Мальту т. д.), уже имея ядерный статус.

И эти поражения — положительная характеристика тех правителей, которые их признали. У них хватило разума и совестного чувства, чтобы не доводить неудачу до масштабов катастрофы.

Еще хорошо бы различать понятия «сражение», «кампания», «война» и «историческое выживание».

Полагаю, что все, кто слышал про череп князя Святослава Киевского, из которого печенеги сделали чашу, про гибель «полка Игорева», битву при Калке, Нарвскую конфузию, трагедию армии Самсонова в 1914-го или «котлы» 1941-го, готовы признать, что русские полки и армии проигрывали даже «генеральные сражения».

Но проигрывались и целые войны. Финальная черта, обозначающая окончание войны, предполагает возобновление торговых и дипломатических отношений, и, как правило, подписание мирного договора. Иногда этот договор может называться бессрочным — «вечным»; иногда в нем может быть оговорен срок или условия его действия.

Так вот, и в истории России были мирные договоры, подписываемые после «цусим», и в них фиксировались утраты и уступки российской стороны.

Это Пушкин о царе Александре, Аустерлице и Тильзитском мире[782].

Через несколько лет или в следующем поколении война с тем же противником могла быть возобновлена и даже могла дойти до противоположного результата. Но это — другая война.

Две кампании — это как двухматчевый поединок в спорте. Проигрыш военных кампаний 41 и 42 годов Красной Армией был в некотором смысле «аннулирован» ее же победами в кампаниях последующих трех лет. Но это — одна война. Напротив, советско-финская война 1939–40 годов не является частью Великой Отечественной, потому что между апрелем 1940 и июлем 1941-го между СССР и Финляндией действовал мирный договор.

Две войны с разными результатами — это как два разных чемпионата разных лет.

Так что не только сражения и кампании, но и войны Россия проигрывала. И контрибуции платила (в т. ч. «крымский выход» крымскому хану), и земли уступала, и целые страны и народы выпускала из под своего порой векового контроля. И реванш брала не всегда и не у всех (Афганистан).

То, что она как государство выжила — это успех. Но с этим же успехом можно поздравить и двести других государствообразующих народов планеты.

Так что русские не обречены на всегдашние победы, а богиня Ника или архистратиг Михаил не имеют постоянной приписки к Москве.

И это не говоря уже о том, что нечто, сейчас кажущееся победой, на самом деле может быть зародышем будущего катастрофического поражения (захват Польши с ее не только польско-католическим, но и миллионным еврейским населением оказался «неперевариваем» для Империи[783]).

И о том, что победа военного вождя может обернуться многолетней бедой для его же народа (см. первые африканские победы Муссолини или первые европейские победы Гитлера).

Еще блаж. Августин предостерегал военные победы воспринимать как Божии благословения Его любимчикам:

Это написано в 427 году. Через 17 лет после «падения Рима» — взятия Вечного города армией варваров-готов во главе с Аларихом. Именно Августину выпало предложить богословское и историософское толкование этой катастрофы.

Но ему и в страшном сне не могло присниться появление человека по имени Августин Аларих (по русски это что-то вроде Добронрава Троцкого). Alarich Augustin[784] носил звание унтерштурмфюрера CC. Чин невысокий. Но он был руководящим сотрудником Аненербе — тайного оккультного ордена СС. Был членом тайного ордена PLGSA. В монограмме на его перстне переплелись две буквы А — взятые от имени католического святого и его варварского еретического оппонента[785]…

А всегдашние победы и успехи неизбежно приводят к отупению, о чем и говорят и знаменитый Петровский тост за пленных шведских генералов, и русская поговорка про одного битого и двух небитых, и слова Хемингуэя:

И еще: после окончания «ига» в истории России было мало поражений, от которых значительно и болезненно проседало качество жизни населения России. Поражения щелкали по амбициям ее правителей. А обычному мещанину и крестьянину много тяжелее давались военные тягости и повинности, нежели те «уступки», на которые его правители шли по итогам неудачной для них войны. Ибо что меняется в жизни обывателя Вятки от того, чьим стал Полоцк? Главные обиды все равно ему причиняют его местные воеводы. По ходу военных действий жителям становилось хуже и их становилось сильно меньше (особенно значимые демографические потери были по ходу Ливонской[786] и Северной войн). Но по итогам последующих мирных договоров населению хуже не становилось. Худой мир все же лучше доброй ссоры.

А вот последствия русско-турецкой войны 1877-78 годов: «С учётом запасных фондов Военного министерства расходы на войну составили 1.020.578 490 рублей»[787].

Расходы государственного бюджета тогда были 548 млн. руб. в год (за 1877-й). Т. е. война съела два бюджета. И это сто годовых бюджетов на строительство железных дорог.

По итогам войны курс бумажного рубля с 81,5 коп. металлом упал до 48 коп. Т. е. девальвация рубля составила почти в 2 раза.

Война 1877–78 задержала индустриализацию и подсадила Россию на огромные зарубежные займы — французские. Что вызвало «переворачивание союзов» — разрыв с Германией — мировую войну — революцию…

Глава 54 Праздничные дни конфузий

Война, как, может, никакая иная сфера человеческой жизни — это мир непредсказуемых случайностей. Много акторов — значит, много не всегда совпадающих и не всегда задекларированных интересов даже у союзников и у подчиненных. Много акторов — значит, много недопониманий и ошибок даже и искренне единодушных и подчиненных. Плюс не всегда предсказуемые действия врага. Плюс капризы погоды. В общем — «туман войны» никогда не покидает поля сражений.

Отсюда вполне естественно прийти к выводу о том, что победа дается храбрым. Именно дается им, а не куется ими самими.

Вот эпизод Иудейской войны в изложении Иосифа Флавия:

Итак, для победы нужна «фортуна Александра». У христиан это называется «Божья помощь». Конечно, каждая их сторон приписывает ее себе, стремится заручиться ею, похваляется ею и уверяет своих солдат и граждан, в том, что «с нами Бог».

Для обоснования этого тезиса всякое лыко в строку и мобилизации подлежат все случайности и совпадения. Ибо случайность — это способ Бога остаться анонимным.

Но бывают чудесные случайности, а бывают хорошо продуманные и поставленные фокусы и просто шулерства.

В сериале про лейтенанта Коломбо описан простой фокус:

Фокусник просит человека загадать число, затем подумать о нём и произнести вслух. Тут же ему приказывают поднять некий предмет, под которым обнаруживается записка с текстом «Я знал, что вы загадаете 4» (ну или любое другое произнесенное число).

Секрет в том, что записки заготовлены на любые случаи. И разложены под разными предметами. В зависимости от выбора и ответа профана маэстро должен лишь вспомнить, подо что он подложил соответствующую записку.

Именно так строятся многие наши проповеди с «герменевтикой истории». Церковь живет «ежепразднично». Каждый день — какой-нибудь праздник, день памяти одного или нескольких святых. И потому день любой победы гарантированно совпадет с днем какого-то церковного праздника. А церковная риторика радостно укажет на это перстом и объявит, что это, мол, святой этого дня даровал победу именно нашему воинству.

Вот типичное церковное словоблудие эпохи Первой Мировой:

Или:

Война для России и для царя кончилась очень плохо. Но ни один восторженный проповедник 1914 года не взял свои слова обратно…[790]

Иногда такие наложения дат бывают вполне случайны. Но иногда их программируют. Если надо, то праздник можно подвинуть под высвечиваемое историческое событие.

Например, сегодня в проповедях запросто можно услышать, что «в день Казанской иконы была освобождена Москва». На самом деле наоборот: уже после освобождения Москвы празднование Казанской было назначено на ноябрьские дни.

Утверждение нарочитого и всероссийского культа осенней Казанской связано не с неизвестными нам чудесами, якобы совершенными иконой в ноябре 1612 года, а со вполне обычными событиями:

В ночь на 22 октября 1648 года у царя Алексея Михайловича родился первенец — Дмитрий.

И примерно через год, в сентябре 1649 года, во все города была послана окружная грамота с предписанием праздновать этот день. Рождение другого сына Алексея Михайловича — Петра — пришлось на день никому на Руси не известного Исаакия Далматского — и главный храм Империи освящается в его честь. Но это была инициатива его самого, а не его отца. Рождение далеко не каждого царевича оставляет столь серьезный след в богослужебном календаре Церкви.

Поэтому можно предположить, что за год, прошедший со дня рождения царевича Дмитрия, его отец нашел и другие поводы для расширения почитания Казанской иконы с регионального на общегосударственный уровень.

Алексей Михайлович очень азартно относился к коллекционированию всевозможных святынь, которые должны были придавать мощь его власти и его войску.

Он даже готов был идти на нарушение своего царского слова лишь бы не возвращать однажды завезенную святыню хозяевам.

В 1655 году царь Алексей Михайлович дал письменную гарантию афонскому Ватопедскому монастырю, что если они привезут к нему Крест св. царя Константина, то он вернет святыню назад. Но нет. Крест (вместе с главой св. Иоанна Златоуста) оставили в Москве — царь заявил, что такие святыни не могут оставаться под властью бусурман[793]. Можно предполагать, что он при этом заботился не столько о сохранности этих реликвий, сколько о том, чтобы их магическая энергия не досталась султану.

Составитель славянских святцев в середине 17 века в числе святынь, которые с Востока поступали на Русь, прежде всего называл чудотворные иконы. По его словам, греки «чудотворныя иконы также и мощи святых разделившевся от себе отвезоша на Русь и свое благочестие пусто сотвориша»[794]. Так что возвращать грекам эвакуированные от них святыни[795] по русским понятиям тех лет означало усиливать военную мощь султана, чтобы было равно преступлению.

В случае невозможности владения оригиналами, он одобрял создание копий (Ново-Иерусалимский монастырь).

Копия Иверской иконы, появившаяся в Москве при Алексее Михайловиче, также вписывалась во внешнеполитические планы царя: «идея получения Россией копии чудотворной Иверской иконы принадлежала одному из «кланов» русской политической элиты, по-видимому, стремившемуся к присоединению к Русскому государству грузинских земель»[796].

Дерзну предположить, что подготовка к войне за Смоленск стала дополнительным мотивом к утверждению всероссийского культа Казанской иконы.

Казанская икона Богоматери относится к тому же иконографическому типу Одигитрии (Путеводительницы), что и Смоленская. Точнее, Казанский образ это «вырезанный» центр Смоленского.

Смоленская Одигитрия считалась хранительницей Смоленска. Смоленск был в польских руках, а Алексей Михайлович готовился к войне за Смоленск (1654). Прямо объявлять подчеркнутый культ Смоленской иконы было бы равносильно преждевременному раскрытию планов. Поэтому молитвы предлагалась обратить к ее копии. Древний религиозный инстинкт и начатки классической образованности требовали перед войной заручиться поддержкой вражеского (в данном случае — смоленского) «ангела-хранителя». Это старый римский обычай evocatio: вызывания в Рим богов осажденного города (так были вызываемы, например, карфагенские боги)[797].

Мог ли знать Алексей Михайлович об этих римских преданиях?

Надо оставить миф о том, что лишь при его сыне Россия открылась Европейской культуре. «Воспитатель царевича Алексея Михайловича Борис Иванович Морозов позволял порой своему подопечному разгуливать по дворцу в западноевропейской одежде. Среди игрушек будущего Тишайшего царя были немецкие «карты-картинки», детский конь немецкой работы, детские латы, сделанные для него немцем Петром Шальтом. Когда царевичу Алексию было 11–12 лет, в его личной библиотеке насчитывалось 13 книг, три из которых было изданы в Литве. Это славянская грамматика, космография и лексикон (польско-русский?). Применял в процессе обучения царевича Морозов и шедший с Запада метод наглядного обучения посредством немецких гравированных картинок… Алексей Михайлович получил некоторые зачатки светского западного учения, отчего при случае мог цитировать Аристотеля… В основу воспитания своих детей он положил не старорусские традиции, а принципы европейского просветителя Яна Амоса Коменского… 13-летний царевич Алексей Алексеевич по слову польского посла в 1667 году «владеет римской риторикой так же хорошо, как и сын флорентийского герцога Медичи»[798].

Когда надо — проповедники подрихтовывают историю, подгоняя даты.

Наш современный патриарх Кирилл тоже любит объяснять военные победы тем, что в этот день был некий церковный праздник.

Например, по уверению патриарха Кирилла, «Война практически закончилась именно в этот день — день празднования Георгия Победоносца, Пасхальный день… Россия снова победила, сокрушительно победила врага в день памяти святого великомученика и Победоносца Георгия»[799]. «Реально война прекратилась 6 мая 1945 года. Ни 7-го, ни 8-го никаких выстрелов уже не было — ждали только подписания капитуляции. 6-го, в день святого великомученика и Победоносца Георгия, прозвучал последний выстрел этой страшной войны»[800]

Сводка Совинформбюро за 7 мая с описанием событий 6 мая конечно, радует, но не дает никаких оснований считать, что война окончена. Быстрое продвижение войск союзников вперед и крушение немецкой обороны — это константа всех последних дней войны, уж тем более после самоубийства фюрера 30 апреля. Любой из майских дней 1–7 числа может быть с теми же основаниями назван «днем окончания войны».

1 мая 1945 года в Москве состоялся «парад победителей» (так его назвала советская пресса — и это был первый первомайский парад за годы войны; возобновление традиции знаменовало собой возвращение к мирной жизни). 4 мая Жуков провел в Берлине аналогичный (парад у Бранденбургских ворот принимал командующий 5-й ударной армией генерал-полковник Н. Берзарин, впоследствии первый военный комендант Берлина).

1 мая 1945 года в Москве состоялся «парад победителей» (так его назвала советская пресса — и это был первый первомайский парад за годы войны; возобновление традиции знаменовало собой возвращение к мирной жизни).

4 мая Жуков провел в Берлине аналогичный (парад у Бранденбургских ворот принимал командующий 5-й ударной армией генерал-полковник Н. Берзарин, впоследствии первый военный комендант Берлина).

Если уж кто и мог бы считать 6 мая своим Днем Победы — так это западные союзники СССР. В тот день вышла директива начальника штаба Верховного Командования Вермахта Генерал-фельдмаршала Кейтеля командующему группой армий «Юг» генерал-фельдмаршалу Кессельрингу: «Никаких препятствий продвижению американских войск на Восток (в протекторат (Чехию) и далее южнее) более не чинить»[801].

Так что нарочитое выделение именно 6 мая в противовес капитуляциям 8–9 числа — это своекорыстное и не очень честное перетягивание «одеяла» на себя.

Но бои-то продолжались, несмотря на парады. Например, «7 мая 1945 года армии центра и левого крыла 1-го Украинского фронта перешли в фазу активных действий на 430 километрах. В районе Дрездена враг пытался контратаками пехоты и танков задержать продвижение советских войск, но, не выдержав их ударов, вынужден был отойти на 30–40 километров. Вскоре армии главной ударной группировки 1-го Украинского фронта вышли в полосе шириной 60 километров к северным склонам главного хребта Рудных гор и завязали бои за перевалы. Несмотря на упорное сопротивление немецких арьергардных частей, взрывавших мосты и устраивавших завалы на дорогах, 8 мая 4-я и 3-я гвардейские танковые армии преодолели Рудные горы, а 5-я гвардейская армия овладела столицей Саксонии»[802].

А дальше путь лежал на Прагу. И на этом пути, например, «правофланговый 36-й ск 31-й армии с 12.00 7.5.1945 г. начал активные боевые действия передовыми отрядами в направлении Зор-Нейдорф, Груна-Рахенау. В 12.00 после короткого огневого налета 141-я отдельная штрафная рота 173-й сд перешла в атаку и, преодолевая сплошные минные заграждения и огневое сопротивление немецких войск, к 15.00 7.5.1945 г. овладела выс. 226, 4. Одновременно после артиллерийско-минометного налета перешла в наступление 142-я отдельная штрафная рота 352-й сд и, преодолевая упорное сопротивление противника, к 14.00 ворвалась в первые траншеи. Используя успех передовых отрядов, части 173-й сд после короткого артиллерийского налета с 14.00 перешли в наступление и, несмотря на сильный ружейно-пулеметный и артиллерийский огонь немцев, сбили их с занимаемых рубежей и овладели выс. 218, 1»[803].

Вот журнал боевых действий 47 армии 1 Белорусского фронта. Она обошла Берлин с севера и шла к Потсдаму: за 7 мая 1945 года «в 82 сд убито 1, в 132 сд — 3, в 175 сд — 4, в 76 сд — 3, в 185 сд — 24, в 260 сд — 28, в 328 сд — 4. Всего 67 человек. Ранено 331»[804]. Эти потери лишь на 40 процентов ниже, чем среднесуточные потери этой же армии в марте 1945 года (3396 человек убитыми за месяц или 109 человек в день)[805].

Ляп патриарха про «последний выстрел войны 6 мая» был настолько очевиден, что со временем он решил уточнить: «На территории России война прекратилась 6 мая… В нашей стране она прекратилась в день памяти великомученика Георгия. Разве это не является символом того, кто был вместе с нами?!»[806].

Порой желание подстроить возглавляемую и презентуемую священноначальником веру приводит к тому, что он ампутирует даже то, что должно было бы быть в его «зоне очевидности». Например, патриарх Кирилл уже почти 40 лет является митрополитом Калининградским (даже пребывая патриархом Московским). Все эти годы он твердил, что Восточная Пруссия это Россия. Но в день св. Георгия он об этом забывает.

Странно, что епископ Пруссии ничего не слышал про группу армий «Курляндия» и про «Курляндский котел».

Официально командующий группой армий «Курляндия» генерал Хильперт капитулировал 10 мая.

Я понимаю, эти бои шли на территории ныне суверенной Латвии. Но в 1945 это была территория СССР, который патриарх обычно называет «нашей страной».

Если же речь идет о территории нынешней РФ, то тут бои прекратились со взятием Кенигсберга 9 апреля.

Так что нарочитое выделение именно 6 мая в противовес капитуляциям 8–9 числа — это своекорыстное и не очень честное перетягивание «одеяла» на себя.

Конечно, патриарх не преминул сказать, что советский маршал Жуков неслучайно носил имя Георгий. А англичанам, в годы войны ведомыми королем Георгом, тоже покровительствовал святой Георгий на белом коне?

Более того — с января 1942 блокаду Ленинграда вели тоже Георгии. Группой армий «Север» командовал Георг Кюхлер, а ему наследовал и довел ее до июля 1944 тоже Георг (Линдеманн). Блокада для эти Георгиев кончилась неудачно. Но зла они причинили немало.

Так что тезис «по имени и житие» не имеет доказательной базы.

Для примера — список советских генералов, носивший то же самое имя, что и Жуков, но погибших в годы войны:

Козлов Г. П. — пропал без вести в сентябре 1941.

Ларионов Г. А. — пропал без вести в сентябре 1941.

Микушев Г. Н. — погиб в сентябре 1941.

Савченко Г. К. — расстрелян без суда 28.10.1941.

Соколов Г. И. — умер в заключении 11.07.1943.

Федоров Г. И. — погиб 5.08.1941.

Добавим сюда их пленного тезку:

Зайцев Г. М. — попал в плен 16.02.1943.

Религиозное сознание тщательно подчеркивает: «такая-то победная битва состоялась в день памяти такого-то святого». А вот «неудачные» совпадения оно устраняет из своей памяти.

Как заметил древнегреческий мудрец Диоген при виде идола Гекаты, увешанного благодарными приношениями от спасшихся от смертельной угрозы: «От погибших даров могло бы быть много больше» (Диоген Лаэртский. Жизнеописания, кн 6. Диоген Синопский).

Для устойчивости перед риторикой, которая приписывает победы армии церковному календарю, стоит еще раз соотнести с ним даты военной истории России:

В день погрома на Калке Церковь праздновала память святых отцов семи Вселенских Соборов.

26 августа 1382 года. Москва сожжена Тохтамышем. «И была в граде сеча зла и вне града тако же сеча велика. И до тех пор секли, пока руки и плечи их не ослабли и не обессилели они» (Повесть о нашествии Тохтамыша). В огне погибло огромное количество книг, свезённых для сохранения в Москву со всех окраин. Была вывезена вся княжеская казна. Потом были найдены и захоронены свыше 20 000 трупов тех, кто были зарублен. Сколько утонули, спасаясь от пожара (или были утоплены) и сколько было уведено в рабство — неизвестно. Это был день отдания Преображения Господня.

Разгром московской армии князя Василия Дмитриевича в Белевской битве 1437 года силами хана Улу-Мухаммед пришелся на день Николая Чудотворца (5 декабря).

В 1514 русская армия была разбита под Оршей 8 сентября — в день Рождества Богородицы (и в годовщину Куликовской битвы)[808]. «…и удариша москвичи на Литву…, и треснули копья московския… И бысть непособие Божие москвичам» (Псковская летопись).

24 мая 1571 года. У стен Москвы армия Ивана Грозного разбита крымским ханом Дивлет-Гиреем. Царь бежал, Москва сожжена. Это был день Вознесения.

24 июня 1610 года. День Ивана Купалы. Воскресенье. Битва при Клушине. Остатки русской армии разбежались, и она фактически перестала существовать. Вскоре в Москве был свергнут Василий Шуйский и образована Семибоярщина, которая, в страхе перед Лжедмитрием II, присягнуло Владиславу и впустило в Москву войско Жолкевского. «Таким образом, победа Жолкевского при Клушине на какой-то момент, по мнению некоторых историков, привела к ликвидации русского государства»[809]. Современники заметили, что это был праздничный день: «в день Иоанна Крестителя, 24 июня, они сошлись в шести милях от Можайска и вступили в битву на поле под Клушином. Русские обращаются в бегство»[810].

А в 1634 году под Смоленском русская армия капитулировала в Прощеное Воскресенье[811].

В 1659 году московская армия была разбита казаками в битве при Конотопе в день Петра и Февронии.

В 1711 году русская армия, ушедшая в Прутский поход во главе с Петром Великим, капитулировала в день Почаевской иконы.

Нарвская конфузия имела место в день св. Григория Чудотворца.

«Балтийская Цусима» — Второе Роченсальмское сражение русского и шведского флотов произошло 28–29 июня (ст. ст.) 1790 года[812] пришлось на праздник св. Августина Иппонского, св Ионы, первого автокефального митрополита Московского и Михаила, первого митрополита Киевского.

Корпус Римского-Корсаков был разгромлен французами под Цюрихом в 1799 года в день Воздвижения Креста Господня и св. Иоанна Златоуста (14–15 сентября ст. ст)[813].

Сражение под Аустерлицем пришлось на день православного Будды (царевича Иоасафа). Позже именно на день Аустерлица церковь установит празднование современника тех событий — митр. Филарета Дроздова.

Не менее печальное для русской армии сражение под Фридландом имело место 2 (14) июня 1807 года, т. е. в день свт. Никифора исп., патриарха Константинопольского, вмч. Иоанна Нового, Сочавского, Киево-Братской иконы Божией Матери.

14 сентября 1812 года передовые отряды армии Наполеона вошли в Москву. Это день Симеона Столпника и Иисуса Навина. В 1941 году в этот же день немецкие танковые клинья сомкнули Киевский котел с 600 000 бойцов.

Войска Антанты вошли в Севастополь (1855) в день усекновения главы Иоанна Предтечи.

Провальный штурм Плевны 7–11 сентября н. ст. 1877 года был специально приурочен к именинам императора Александра Второго, то есть ко дню памяти св. Александра Невского. За один день безрезультатно были потеряны 16 000 человек из 83 000. И это происходило на глазах самого именинника.

20 декабря 1904 года (2 января 1905 года) был подписан акт о капитуляции крепости Порт-Артур. В японский плен попал весь гарнизон: 32 400 человек. Это день Предпразднства Рождества Христова, день св. Игнатия Богоносца. На этот же день позже будет назначен день Иоанн Кронштадтского. Но тогда он был еще жив, и, конечно, молился о победе императорской армии.

Благоверный царевич Дмитрий не даровал победы русскому флоту в день своей памяти в 1905 году (Цусима).

В 1915 году в предпразднство Преображения и в день св. Митрофания Воронежского позорно сдалась Новогеоргиевская крепость. В плен попало 23 генерала, 21 000 офицеров. Всего — 80 000 человек. Потеряно 1204 орудия. О коменданте Новогеоргиевска генерал-лейтенанте Н. П. Бобыре, сдавшем крепость после всего лишь трех дней обороны, говорят и как о предателе, и как о трусе и как об идиоте.

31 марта 1904 г., адмирал Макаров погиб на борту эскадренного броненосца «Петропавловск». Вместе с адмиралом погиб весь его штаб, художник В. В. Верещагин, корабельный священник Алексей (Раевский) и 635 членов экипажа. Это была Светлая пасхальная седмица и день св. Ионы, первого автокефального митрополита Московского.

Самая страшная военная катастрофа в русской военной истории началась в «день всех русских святых» 1941 года.

В день преп. Сергия Радонежского того же 1941 года был замкнут Вяземский котел (об этом совпадении восторженно восклицал православный эмигрантский писатель Иван Шмелев[815]).

8 сентября — день начала блокады Ленинграда. Праздник Сретения Владимирской иконы Пресвятой Богородицы (празднество установлено в память спасения Москвы от нашествия Тамерлана).

14 октября 1941 года, в праздник Покрова Божией Матери более двух тысяч детей блокадного Ленинграда, следовавших в эвакуацию, а также сотни раненых красноармейцев сгорели в древнем русском городе Тихвин[816].

В день отдания праздника Введения Божией Матери во Храм отдал кому-то душу СССР (8 декабря были подписаны Беловежские соглашения, оформившие то, что Путин назвал «крупнейшей геополитической катастрофой века»[817]).

А какого святого «привлечь к ответственности» за катастрофический штурм Грозного 1 января 1995 года? Неужто самого преп. Илью Муромца?

С такой логикой придется вспомнить афоризм Ежи Леца: «на суде у Бога алиби не будет».

24 февраля 2022 года в церковном календаре обозначено как день памяти святой греческой царицы Феодоры — той, которая учредила праздник «Торжества Православия»…

Тот же принцип выборочной памяти присущ и акцентированию «пророчеств». Из множества суждений некоего лица, сделанных в будущем времени, позже выбирается парочка, схожих с реально наступившим будущим (прошлым для комментатора), и говорится: «прозорлив!». Например, в церковной среде принято считать, будто царь Николай заранее знал свою расстрельную судьбу, смиренно ее принял и стал на путь христианского непротивления. Но вот его письмо жене от 4 декабря 1916: «теперь я твердо верю, что самое тяжелое позади, и что не будет уже так трудно, как раньше. А затем я намереваюсь стать резким и ядовитым»[818].

А в целом этот способ самоутверждения описан в известной притче про мошенника, который зарабатывал на жизнь предсказаниями пола будущего ребенка. Своему другу он открыл секрет своего бизнеса:

Глава 55 Как сообщить о поражении

Не буду пересказывать анекдот про Наполеона, читающего газету «Правда» («Если бы у нас были такие газеты, Франция никогда бы не узнала про Ватерлоо!»).

Но вот рассказ Льва Толстого:

И в самом деле: сражение имело место 10 ноября, Манифест — 20 ноября.

В «Санкт-Петербургских ведомостях» было передано сообщение из Ольмюца от 29 ноября:

8 декабря «Санкт-Петербургские ведомости» так писали о текущих событиях: «истощенные силы Венского двора, нещастия, постигшия оный, также недостаток в продовольствии, не взирая на сильное и храброе подкрепление российских войск, заставили римского императора на сих днях заключить с Франциею конвенцию, за которою вскоре должен последовать и мир. Его Императорское Величество пришед на помощь своего союзника, не имел иной цели, как собственную оного защиту и отвращение опасности, угрожающей державе его, видя в настоящих обстоятельствах присутствие войск своих в австрийских пределах более уже ненужным, Высочайше указать им изволил, оставив оные, возвратиться в Россию. В непродолжительном времени публикованы будут реляции военных действий, до самого пресечения оных».

Александр дал распоряжение М. И. Кутузову «прислать две реляции: одну, в коей по чистой совести и совершенной справедливости были бы изложены действия, а другую — для публикования»[820].

Реляция «для публикования» появилась в газетах 6 февраля 1806 г. Из нее довольно трудно было понять, кто вышел победителем в сражении, «в продолжение котораго Российские войска… показали новые опыты мужества и неустрашимости».

Читателю внушалась мысль если не о победе русских, то во всяком случае о ничейном исходе сражения, с некоторым преимуществом на стороне российских войск. «Почти до самой полночи стояли они в виду неприятеля, который не дерзал уже более возобновлять своих нападений». При этом потери русских назывались в полтора раза меньше, чем французов: «По самым вернейшим изчислениям весь урон наш, как в убитых, так и в плен попавших, не доходит до двенадцати тысяч, напротив того по всем имеющимся сведениям урон неприятеля в убитых и раненных простирается до восемнадцати тысяч»[821].

Вернувшегося прежде войск в Петербург Александра I разве что на руках не носили. «Все пали на колени и целовали ему ноги и руки. Радость напоминала иступленный восторг», — описывает очевидец сцену у Казанского собора[822].

Дальше больше: дума георгиевских кавалеров всеподданнейше попросила Александра о возложении им «на Себя I степени ордена Св. Георгия». Правда, Александр согласился только на 4-ю[823].

По верному замечанию Манфреда, «В России значение понесенного поражения подчеркивалось тем, что о нем нельзя было писать»[824].

В 1812 году афишки Ростопчина также блестяще превращали поражения в победы:

Следующая после этой победоносной реляции афиша вдруг сообщает об отступлении:

Через полвека была Крымская война. Народу о поражении не сообщили. Манифест нового царя, Александра Второго, гласил:

Подлинный мастер-класс того, как сообщить народу о проигранной войне как о своем успехе…

И все же рекорд официальной лжи, возможно, за турками.

1878 год. Русские войска под Стамбулом… После заключения в Сан-Стефано мирного договора в турецких газетах было напечатано заявление султана Абдул-Хамида Второго, разъясняющие подданным текущие события:

Газета «Гатцука» — это московское издание. Впервые газета увидела свет в 1875 году, благодаря своему основателю, издателю и редактору Алексею Гатцуку — известному археологу, публицисту и писателю. «Ахбар» — «Вести, Новости, Известия». Первая арабская газета Хадикат аль-ахбар («Сад известий») стала издаваться еще в 1858 г. православным арабом, 22-летним поэтом Халилем аль-Хури(1836–1907), который и редактировал ее почти полвека до своей кончины[835]. Но было ли в Измире (Смирне) столько арабов, чтобы издавать газету на арабском языке?

В 1905 году царь Николай, утешая выживших участников русско-японской войны, вручил им медаль с надписью «Да вознесет вас Господь в свое время». Надпись была начертана лично Императором и является непрямой цитатой из послания апостола Петра: «Итак смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время».

Так и сбылось. Через 10 лет они стали «возноситься» в массовом порядке на другой, более страшной войне.

17 июня 1940 года маршал Петэн обратился к Франции:

Я не знаю, что творилось в одном кремлевском кабинете весной-осенью 2022 года. Возможно, повторялись сцены, описанные Светонием:

Может, кремлевский властелин тоже «не раз бился головою о косяк» и по тому же поводу.

А может, там вспомнили византийскую риторику —

А, может, в Кремле перечитали пьесу Евгения Шварца с ее прекрасными рецептами оправдания-чего-угодно:

В любом случае 2022 год принес военной пропаганде новые удачи. Уход российской армии из под Киева была назван «жестом доброй воли» и «деэскалацией». Оставление Изюма — «плановой перегруппировкой». Оставление Херсона — «трудным решением». Превращение в провинцию Китая — «многополярным миром».

Глава 56 По дороге разочарований

Непросто понять свою сопричастность к народу, который бывал жестоко неправ, к стране, чей исторический путь усеян историческими же преступлениями. Вся тяжесть многовековой истории с ее болезнями лежит на совести думающего и образованного человека. «Это всё мое родное, это Родина моя». И отождествление и растождествление с этим дается непросто.

Безгрешных народов, как и безгрешных людей не бывает. Но есть те, кто признает свои неправды, помнят о них и на своих ошибках учит своих детей не повторять иные «подвиги отцов». Сила русской культуры последних столетий была именно в том, что в ней была традиция живительного покаянного самобичевания. И тут рядом стоят проповеди протопопа Аввакума и философические письма Чаадаева, петровские всешутейшие соборы и сатира Юлия Кима. Это разные формы «о-странения» и от-странения официоза и былых напыщенных идентичностей.

Но все это оказалось струйками элитарной и потому маргинальной культуры. Масс-майнстрим жаждет самовосхваления и самооправдания. «Нам нужен рессантимент!»

Вот почему для меня годом потери страны стал 2022. Растождествлять государство с его непременно мудрым руководством и страну я привык давно, еще в советские времена. Но дружная поддержка именно народом «специальной военной операции» стала для меня болезненным сюрпризом.

«Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу, может кто-то когда-то поставит свечу»… За кого — «за вас»?

Я потерял страну. Стало слишком трудно отождествлять себя с ней. «Лента новостей» с народными «лайками» это не то, чем хочется любоваться, гордиться. Стало понятно, что у себя на Родине я отношусь к незначительному меньшинству. Я точно не с народом, который принимает то, что рекламирует телевизор. А в доктора этому народу меня никто не назначал.

Это как с теорией «невидимой церкви».

Единоверец это не тот, кто молится с тобой в одном и том же храме, а тот, кто схожим образом понимает Евангелие. Если мои проекции Евангелия из античности в настоящее совпадают с его — мы единоверцы.

Сказать, что единоверцы это те кто, одинаково понимают догмат о Троице, значит сказать определенное лукавство. Ибо и Троицу понять нельзя, и даже догмат о ней[838]. Так что в реальности догматические единоверцы это те, кто делают вид, будто одинаково 1) понимают непонимаемое 2) понимают слова, отсутствующие в современном языке («ипостась», «фюсис») и имевшие разные значения в своей многовековой истории.

Так и соотечественник это не тот, кто прописан с тобой в одном дворе и подлежит призыву в тот же военкомат. А тот, кто «нужные книги в детстве читал» и не забыл их.

Об этой потере Родины есть горькие строки не только Галича, но и Солженицына, Коржавина, Георгия Иванова:

(1951)

А вот то же самое — в прозе и без историософии:

В. Г. Распутин — В. П. Астафьеву, осень 1980 г.:

С годами и я[840] стал пересматривать свои прежние позиции.

Но как не довести этот горькое растождествление до полного разрыва? Как пройти между Харибдой отчаяния и Сциллой тотального оправдания?

У меня нет универсального ответа, кроме самого общего: чтобы не разочаровываться — не надо было очаровываться. Знак вопроса это чаще наследство былых восклицаний.

Выбор меры это всегда творческая задача для индивидуального нравственного чувства.