Мифология Толкина

Глава 11. ОТЗВУКИ РАЗНЫХ ВОЙН

«РАЗРУШИТЕЛИ ПЛОТИН»

Продолжим наш разговор о Сарумане. История взятия Изенгарда энтами, как уже было сказано, — это прежде всего спор Толкина с Шекспиром: лес, пошедший на холм. Но, помимо отзвуков «Макбета» и кельтских мифов, в этом эпизоде отражены события не просто реальные, а происходившие непосредственно во время работы над романом. Речь идет о разрушении Рурских плотин.

Технологическая цивилизация Сарумана — это не просто воплощение негативного отношения Толкина к машине. Все, что мы ранее говорили о создании урук-хаев, можно и нужно рассматривать в проекции нацистской идеи высшей расы. Евгенические эксперименты Сарумана в известной степени являются отражением деятельности немецкой «Лебенсборн» — организации, задачей которой было получать «арийское потомство» от «расово чистых женщин» и офицеров СС. И если сопоставление Мордора с Третьим рейхом не вызывает сомнений, то сопоставление с ним Изенгарда — менее очевидно, хотя совершенно обоснованно.

Итак, если технократия Сарумана — это военная машина Германии, то ее сокрушение надо рассматривать в проекции одного из самых прославленных в Британии эпизодов Второй мировой войны.

Необходимо было вывести из строя военные заводы Рурской области, а для этого — разрушить плотины водохранилищ, откуда насосы поставляли воду на заводы; на них работала электростанция, по их каналам доставлялись грузы. Плотины были огромными: одна из них достигала тридцати метров в ширину у основания и семи метров наверху; они были защищены противоторпедными сетями, а также зенитками. Разрушить их удалось благодаря особым «прыгающим бомбам» и отваге летчиков: их было всего девятнадцать, не все долетели до цели, но им удалось значительно повредить две плотины.

Плотина Мёне на следующий день после налета.

Staerck, Chris (ed.). Allied Photo Reconnaissance of World War II. London: PRC Publishing Ltd, 1998

«Мы видели, как бурлящая и клокочущая масса воды рвалась сквозь пробоину и рушилась вниз. Мы видели, как вниз по долине помчались шесть огромных волн. Для начала они смели здание электростанции. Мы увидели, как тут же погасли огни в соседних деревнях, словно огромная черная тень накрыла долину. Водяная стена мчалась вперед, словно курьерский поезд. Мы знали, что в нескольких милях отсюда находится крупная тренировочная база Люфтваффе. Это был большой современный аэродром с массой построек, в том числе подземными ангарами и подземными казармами»80, — так писал в мемуарах Гай Гибсон, командовавший 617-й эскадрильей, которая получила почетное наименование «Разрушители плотин».

Однако это эффектное описание больше напоминает фильм Джексона, где энты действительно ломают плотину, чем книгу Толкина, где все не столь эпично: энты сами строят запруды, чтобы повернуть русло Изена на долину Сарумана. «Изенгард вдруг стал набухать черными извивающимися ручьями и лужами, блестевшими в лунном свете. Вода находила все новые щели, просачивалась под землю. Шипел пар. Дым поднимался столбами. То и дело что-нибудь взрывалось. Наконец Изенгард стал походить на огромную кастрюлю, в которой все кипело и булькало».

Как мы увидели в цитате Гая Гибсона, подземные сооружения Ортханка Толкин не выдумывал, так что финальный текст несомненно написан под впечатлением от этого события. Би-би-си называет его самым известным в истории Британских военно-воздушных сил.

Но все немного сложнее.

Разрушение Рурских плотин произошло 17 мая 1943 года, а черновики взятия Ортханка датируются примерно первой половиной 1942 года81. В этой версии энты блокируют великие ворота Изенгарда, позволяя оркам выйти через северные, а затем, когда Саруман остается практически один, впускают в северные ворота реку, отчего весь Изенгард в кольце стен оказывается покрыт водой на много футов82. Означает ли это, что разрушение Рурских плотин ни при чем?

В большой статье, опубликованной к к 75-летию операции, журналист Павел Аксёнов рассказывает83: «И тот и другой автор84 утверждают, что идея нанести удар в самое сердце экономики Третьего рейха — по дамбам, которые снабжают водой Рурский промышленный район, — пришла британскому авиационному инженеру Барнсу Уоллису.

Восстановленная плотина, современная фотография.

Wirestock Creators / Shutterstock.com

Однако на самом деле эта идея буквально витала в воздухе. Собственно, именно поэтому перед плотинами и были натянуты стальные противоторпедные сети — торпеда тогда казалась единственным боеприпасом, способным хоть как-то повредить любую плотину…

Однако мысли о том, чем может обернуться прорыв дамбы, тревожили многих местных жителей.

Пол Брикхилл в своей книге рассказывает об одном из местных бургомистров, который обратился в штаб Вермахта в Мюнстере с просьбой усилить артиллерию ПВО на дамбе. Он не поленился и произвел расчеты прочности плотины в случае попадания в нее авиабомбы. По его мнению, она могла не выдержать. Однако его запрос положили под сукно, формально и сухо поблагодарив за бдительность. Он повторял свои запросы раз за разом, но так и не добился серьезного усиления».

Заметим, что Уоллис начал свои разработки «прыгающей бомбы» еще в 1939 году.

Иными словами, идея взорвать Рурские плотины волновала умы Британии с самого начала войны (как и Германию волновала идея их уберечь; три ряда стальных противоторпедных сетей тому доказательство). И мы можем предполагать, что Толкин — скорее невольно, чем сознательно, — отразил в набросках 1942 года желание, чтобы плотины были прорваны и военная машина Рейха захлебнулась в самом буквальном смысле слова.

Но мы осмелимся перелистнуть назад еще несколько лет и черновиков. Начало 1938 года, до Мюнхенского соглашения, давшего хотя бы призрачную надежду на то, что войны с Германией не будет, еще полгода. И именно тогда у Толкина оформляется сюжет, в котором хоббит должен дойти до Роковой горы и бросить Кольцо в расщелину85. Как мы знаем, в 1943 году британские летчики сделают почти то же самое — проникнут вглубь вражеской страны, сбросят в недра то, что до некоторой степени уничтожит мощь Врага. В этом совпадении нет мистики — да это и не совпадение, это решение напрашивалось, а сложность заключалась не в том, чтобы додуматься до диверсии на плотинах, а в том, чтобы ее осуществить.

Адам Шпеер, министр оборонной промышленности Германии, писал: «В ту ночь силами всего лишь нескольких бомбардировщиков британцы вплотную подошли к своей задаче и добились гораздо большего успеха, чем когда посылали на бомбежки тысячи самолетов»86. В контексте «Властелина колец» эти слова звучат невероятно узнаваемо.

Хотя успех оказался лишь частичным, работа немецких заводов была остановлена или затруднена, восстановление дамб и смытых электростанций, мостов и прочего потребовало значительных сил, и все это нанесло серьезнейший моральный удар по Германии.

И в этом контексте интересна еще одна цитата. Как мы уже видели, затопление Изенгарда в описании не слишком похоже на прорыв плотины. А вот другой текст, где нет ни слова про плотины и воду, но…

«Но Гэндальф поднял руку и снова громко крикнул:

— Стойте, Люди Запада! Остановитесь и ждите. Час настал!

Не успел он договорить, как земля содрогнулась у всех под ногами. Потом, далеко за Черными Воротами, высоко над горами в небо рванулся исполинский смерч, пронизанный молниями. Земля застонала и затряслась. Черные Ворота рассыпались, а издали, то утихая, то нарастая, то поднимаясь до облаков, примчался рокочущий гул, грохот, длительный раскатистый гром разрушения…

Мощь Мордора таяла, как пыль, уносимая ветром. Как муравьи, лишенные своей царицы, начинают бессмысленно суетиться и, обессилев, умирают, так рабы Саурона — орки, тролли, звери, не чувствуя больше управлявшей ими силы злых чар, носились в беспамятстве по равнине, набрасывались друг на друга, пытались укрыться в темных щелях и порах».

Поскольку текст был написан после окончания Второй мировой войны, мы можем уверенно говорить о реминисценции «Разрушителей плотин», причем не исключено, что исполинский смерч возник как трансформация исполинского столба воды от взрыва бомб у основания плотины.

И пара слов напоследок. Если наша гипотеза верна, то разрушение Рурских плотин оказало самое серьезное влияние на концепцию «Властелина колец». Но в истории фэнтези есть другой, бесспорный факт влияния этого события: фильм «Разрушители плотин» впечатлил Джорджа Лукаса и вдохновил на создание «Звездных войн». И как мы уже сказали, в фильме «Властелин колец» затопление Ортханка воспроизводит исторический прообраз, а не книгу.

ПРЕСТАРЕЛЫЙ «ЧЕМБЕРЛЕН»

В напряженнейшем диалоге Гэндальфа с Денетором, вот-вот готовым броситься в смертный огонь, есть два странных слова, которые Наместник роняет вскользь… и все переводчики передают совершенно по-разному.

Вот, например, это место в переводе Каменкович и Каррика: «Одной рукой ты ввергаешь меня в войну с Мордором, чтобы воспользоваться мною как щитом, а другой норовишь поставить на мое место простого северного Следопыта!.. Но я говорю тебе, Гэндальф Митрандир: не бывать Властителю Гондора ни под чьей пятою! Я — Наместник из рода Анариона, и я не унижу себя до роли шамкающего старика при дворе выскочки. Даже если он докажет свои права, даже если он — потомок Исилдура, я не склоню главы пред ним, последним отпрыском нищего рода, который давно лишился власти и потерял всякое достоинство!».

Все выглядит вполне логично, но… в других переводах мы обнаруживаем, что Денетор не желает быть:

— «слабоумным прислужником» (Муравьев, Кистяковский);

— «выжившим из ума камердинером» (Григорьева, Грушецкий);

— «управляющим, стоящим у трона» (Грузберг);

— «выжившим из ума лакеем» (Волковский);

— «старым слугой» (Маторина)

и, особенно прекрасное, «я не хочу опускаться до маразматика в пажеской должности» у Забелиной.

Что же в оригинале?

I will not step down to be the dotard chamberlain of an upstart.

Итак, переводчики в полном недоумении. Некоторые из них избегают или первого слова (Грузберг), или второго (Каменкович, Каррик) — кстати, именно эти переводы имеют славу практически подстрочника.

Заинтригованная этим темным местом, я попросила нескольких носителей языка перечитать этот пассаж и подобрать синонимы к двум загадочным словам. Так у меня набралась стопка ответов; все отвечавшие — из образованной среды (от студента до профессора), математики, гуманитарии, деятели искусства, возраст — от 26 до 70 лет. Для социологического опроса маловато, но для того, чтобы узнать, как текст Толкина понимают те, для кого английский — родной, нам вполне хватит.

Dotard в их понимании — «престарелый», «дряхлый», «немощный» (только один человек упомянул в числе синонимов «недееспособный»). А вот «чемберлен»… я получила тот же спектр мнений, что и в русских переводах: «сенешаль», «министр», «высокопоставленный придворный», «управляющий двором», «начальствующий над слугами», «домоправитель», «слуга», «прислужник», «лакей».

Так кем же не желает быть Денетор при Арагорне? Министром или лакеем?!

Почему Толкин употребил это слово? Ведь Денетор сейчас рухнет в пламя, так что ни министром, ни лакеем ему не быть.

Прежде чем высказать версию, я напомню, что причина отчаяния и самоубийства Денетора — палантир. Наместник полагал, что проник в замысел Врага, но в итоге увидел, что Враг собирает гигантские войска; Наместник уже больше не может править, войну против Врага выиграет другой.

В такой формулировке, несколько неточной для «Властелина колец», но подозрительно похожей на события 1938–1939 годов, не окажется ли престарелый «чемберлен»… престарелым Чемберленом? Не прорываются ли в этом слове, странном и для переводчиков, и для носителей языка, отзвуки Мюнхенского соглашения?

Напомним факты. Невилл Чемберлен, представитель семьи, многие члены которой занимали видные государственные посты, был премьер-министром Великобритании. Он был сторонником политики умиротворения, в 1938 году в Мюнхене подписал соглашение с нацистской Германией о разделе Чехословакии, благодаря чему война в Европе, готовая вот-вот вспыхнуть, была отложена. Когда Чемберлен вернулся в Британию, он произнес историческую фразу «Я принес мир для нашего поколения», но эти слова печально знамениты тем, что этого мира хватило лишь на год: в 1939 году началась Вторая мировая война. В 1940 году Чемберлен был вынужден уступить место Черчиллю как премьеру, что однако не означало его ухода из власти — он оставался лордом-председателем Тайного совета (это четвертый по значимости высший сановник Великобритании), в таком звании был членом кабинета министров и даже проводил его заседания, если Черчилль отсутствовал. Эту должность он покинул из-за болезни, которая в том же году привела к его смерти.

Как видим, Чемберлена вполне можно назвать наместником при Черчилле.

Вот кем не пожелал стать Денетор.

Чемберлен после подписания Мюнхенского соглашения.

Everett Collection / Shutterstock.com

Так двумя словами, брошенными вскользь, Толкин впускает в свой мир огромную перспективу реальных событий. Из писем мы знаем, что он крайне тяжело переживал Мюнхенское соглашение, был подавлен, не верил «в мир для целого поколения». О его отношении к Чемберлену нам ничего не известно, но, судя по этим двум словам, позицию «престарелого министра» на службе у того, кто способен победить Врага, он отнюдь не осуждает. (Относительно «престарелого/немощного» заметим, что Чемберлен умер в 71 год от рака, так что оба оттенка значения к нему вполне применимы, а вот «маразматиком» или «слабоумным» его никак нельзя было назвать.)

Переводческие проблемы с «пожилым камердинером» интересны еще и в аспекте взгляда на мир Толкина. Как нам показали исторические аллюзии, Денетор у Толкина убежден, что Арагорн, если станет королем, оставит Наместника на прежней должности (так и хочется добавить: сделает главой Тайного совета), где тот и состарится. Из переводчиков эту мысль разделяет только Грузберг (и отчасти Каменкович и Каррик с завуалированным «при дворе»). Остальные полагают, что Денетор в сердцах клевещет на Арагорна, утверждая, что тот унизит его до слуги (утверждение абсурдно вдвойне, потому что немощный придворный вполне возможен, но немощного лакея никто не станет брать на службу). Что же касается мнения носителей языка, то «министр» — это версия в основном старшего поколения, радикальный «слуга» — восприятие молодых.

Разумеется, Толкин не предполагал «зашифровывать смыслы». У абсолютного большинства серьезных писателей (к каким принадлежал и Профессор) исторические аллюзии современности врываются в текст невольно, интуитивно, и именно поэтому их книги становятся классикой: они рассказывают об иных временах и народах, но одновременно невероятно узнаваемы, и эта стереоскопичность делает их исключительно притягательными.

Но вернемся к отзвукам Второй мировой войны.

Итак, Чемберлен пошел на сделку с врагом — и был обманут, Денетор мечтал завладеть Кольцом Врага — и потерпел страшное фиаско. И это нас выводит на большой разговор о Денеторе… и о том, чьим наместником он не желал быть.

ФРЭНСИС ТОРОНГИЛ ДРЕЙК

Причины столь лютого неприятия Денетором Арагорна, которое мы рассмотрели только что, Толкин раскрывает в Приложениях к «Властелину колец». Там он сообщает, что в правление Эктелиона, отца Денетора, Арагорн приходит в Гондор под именем Торонгил, «Звездный Орел», становится полководцем и побуждает Эктелиона снарядить морской рейд на Умбар, чтобы упредить удар корсаров по Гондору. Это устремление Торонгила открывает сразу две исторические перспективы — изнутри мира Арды и извне.

Само название государства Гондор отсылает нас к древнему эльфийскому Гондолину (причем «древнему» и с точки зрения творчества Профессора, «Падение Гондолина» было написано им еще в 1917 году), имена правителей Гондора Эктелиона и его отца Тургона — оттуда же: Тургоном звали короля Гондолина, Эктелионом — одного из его первейших лордов. Древний Гондолин был обречен — и гондолинские имена правителей Гондора становятся воплощением трагедии, надвигающейся теперь уже на людей. Но в Гондолин пришел человек Туор, посланец Валара Ульмо, Владыки Вод, он поведал королю, как тот должен спасти город, однако Тургон не прислушался к словам Туора.

Приход Арагорна-Торонгила в Гондор — параллель к приходу Туора в Гондолин, он также дает совет правителю (тезке лорда Гондолина), и этот совет также связан с водой. Эктелион соглашается с Торонгилом, и в этом залог того, что Гондор устоит.

Параллель извне — рейд Фрэнсиса Дрейка на Кадис, многие детали которого мы видим в истории Торонгила. Напряжение между Испанией и Англией нарастало, в испанских портах собирался огромный флот (будущая Непобедимая армада), и в этой обстановке Дрейк предложил Елизавете нанести упреждающий удар и напасть на испанцев прямо в их портах. Она дала согласие, Дрейк вышел в море.

Памятник Фрэнсису Дрейку в Плимуте, Великобритания.

Stephen Rees / Shutterstock.com

Практически слово в слово это и предлагает Торонгил Эктелиону. В главе о географии мы уже говорили, что описание Умбара напоминает Испанию и особенно — бухту Кадиса.

В рейде Дрейка участвовало двадцать четыре корабля, считая торговые суда и малые корабли. Их появление в бухте Кадиса стало полной неожиданностью для испанцев; англичане начали захватывать испанские суда и поджигать их после того, как забирали все ценное. На следующий день малые корабли Дрейка прорвались на внутренний рейд Кадиса и уничтожили флагманский корабль. Губернатор Кадиса ввел в город войска, ожидая высадки англичан, но Дрейк не стал этого делать и увел свою маленькую флотилию назад. По испанским данным, было уничтожено двадцать четыре корабля, по версии самого Дрейка — тридцать восемь.

У Толкина мы читаем, что Торонгил с небольшим флотом незаметно подошел к Умбару и под покровом ночи поджег бо́льшую часть кораблей корсаров, а затем в схватке на причалах собственноручно поверг командующего гаванью. После этого он увел свой флот с незначительными потерями.

Кадис, Испания, современный вид.

Abril Campana / Shutterstock.com

Как всегда у Толкина, перед нами не калька с истории, однако вполне узнаваемые аллюзии: сожжение вражеского флота в его гавани в результате дерзкого рейда. В реальности схватки на причалах не было, не было и сраженного губернатора, зато был уничтоженный флагман.

Благодаря рейду Дрейка выход Непобедимой армады был задержан на год. Толкин, как всегда, более масштабен: до новых атак Умбара пройдет несколько десятилетий.

Но вот вопрос. Если Торонгил атакует Умбар с тем, что сам Толкин называет «небольшим флотом», значит, у Гондора есть и большой? Дрейк, как мы знаем, пошел на Кадис с двадцатью четырьмя кораблями; для сравнения, в бой с Непобедимой армадой вступили почти двести кораблей англичан. Говоря обобщенно, рейд Дрейка — это одна десятая морских сил Англии; мы вправе предполагать, что и рейд Торонгила — тоже одна десятая морских сил Гондора.

Где же тогда морское сражение? И более того, когда Арагорн с помощью воинства мертвых захватывает умбарский флот, то там рабами на веслах оказываются гондорцы, захваченные в набегах, а чуть раньше Берегонд в разговоре с Пиппином упоминал вражеские рейды в Итилиен и Анориэн.

Складывается следующая картина. За сорок лет правления Денетора Гондор лишается своего флота, причем это происходит без каких-либо боев. Умбар не просто нападает на побережья, но корабли корсаров поднимаются по Андуину аж выше Минас-Тирита, не встречая при этом вообще никакого сопротивления.

Сражение испанской Непобедимой армады и английской флотилии. Картина Корнелиса Класа ван Вирингена, XVII в.

Rijksmuseum, Amsterdam, Netherlands

Как известно, огромную роль при разгроме Непобедимой армады сыграл ветер: всего несколько кораблей испанцев было уничтожено в бою, но около шестидесяти погибло от стихии. С этим можно сравнить победу воинства мертвых над умбарцами — тоже вмешательство нечеловеческих сил, хотя и иной природы. В обоих боях участвуют и Дрейк, и Арагорн-Торонгил.

Куда же девался гондорский флот? Кто уничтожил его?

Ответа извне Средиземья мы получить не можем, а ответа изнутри мира нам не дано. Но есть подсказки. Говорится, что уход Торонгила из Гондора после победы над Умбаром вызвал уныние у всех, кроме Денетора, так как он догадался, кто скрывается под этим именем, и подозревал, «что тот, войдя в сговор с Митрандиром, сам замышляет захватить власть». Легко предположить, что Торонгил был весьма популярен во флоте, так что Денетор, став правителем, сделает все возможное, чтобы так или иначе ослабить «роялистский» флот… тем самым лишая собственную страну морской мощи. С высокой вероятностью, Денетору для этого не надо делать ничего — за сорок лет корабли обветшают, а моряки состарятся. И в бою с Умбаром Гондору останется уповать лишь на чудо — которое и совершит Арагорн.

ДЕНЕТОР ВТОРОЙ И ДЕНЕТОР ПЕРВЫЙ

Рассмотрим еще одну историческую аллюзию, связанную с флотом, — падение Константинополя. Как мы уже говорили, параллели «Константинополь — Минас-Тирит» и «турки — орки» очень значимы, так что «Властелин колец» это еще и мечта о мире, где Константинополь не был взят. На город шла восьмидесятитысячная армия турок, число воинов-защитников составляло всего семь тысяч человек (вспомним Арагорна, идущего именно с семитысячной армией к Мораннону и говорящего, что это меньше, чем в передовых отрядах Врага).

В 1453 году флота у Византии практически не было (город защищали двадцать шесть кораблей, из которых собственно греческих было десять, остальные — генуэзские, венецианские и др.), а Мехмед II собрал для штурма гигантский флот, в котором, по разным данным, было сто кораблей, или двести пятьдесят, или четыреста восемьдесят (включая транспортные суда), или триста пятьдесят кораблей и без счета транспортных судов. Однако, несмотря на колоссальное преимущество османов на море, итальянские корабли были для них крайне серьезным противником, так что начало битвы за Константинополь — это сложные морские баталии, включая колоритный эпизод перетаскивания османских кораблей по суше. У Толкина все жестче: его Гондор вовсе лишен флота.

Морская осада Константинополя на фреске монастыря Молдавита в Румынии.

Fotokon / Shutterstock.com

В деталях падения Константинополя есть эпизод, который находит прямое отражение во «Властелине колец», — бегство генуэзского кондотьера Джустиниани. Это был выдающийся полководец, он командовал обороной городских стен, пользовался огромным авторитетом у защитников города. Более месяца он успешно отражал атаки турок, вдохновляя бойцов и горожан своей доблестью, но при штурме был серьезно ранен и велел вынести себя из боя. Император Константин убеждал его остаться на позициях, но Джустиниани отказался, был вывезен из города и отплыл на генуэзском корабле. Когда сражавшиеся увидели, что он покинул битву, началась паника, которая, по разным версиям, или приблизила неотвратимое поражение защитников, или, собственно, и стала причиной поражения, а если бы полководец остался на стенах, то Константинополь бы не пал (сомнительно для историка, но современники утверждали именно так).

«Люди бегут со стен и оставляют их без защиты», — говорит вестник Денетору, скорбящему над тяжело раненным Фарамиром, призывая правителя возглавить оборону Минас-Тирита, от которой тот отказался. Как видим, Толкин разделяет судьбу Джустиниани на двух персонажей: Фарамир тяжело ранен, а Денетор не желает командовать, покидает битву, что приводит к панике. Джустиниани умер от ран спустя несколько дней; Денетор погибнет на своем костре. Двойственное отношение к Джустиниани (он и герой обороны, и причина поражения) находит параллель в отношении к Денетору, о достоинствах которого Толкин говорит дважды: в тексте романа — устами Гэндальфа, а затем — в Приложениях («…был человеком гордым и храбрым; он был высок ростом и держался по-королевски. Подобного ему не рождалось в Гондоре вот уже много поколений. Кроме того, он был мудр, дальновиден и начитан в Предании. Странно, но он был чем-то похож на Торонгила; казалось, они принадлежали к одному роду»).

До сих пор мы говорили о параллелях, которые вряд ли были сознательно и целенаправленно выстроены Толкином, это все же было творчество, то есть построения интуитивные и вдохновенные, а не игра ума. Но в образе Денетора Второго есть параллели и антитезы, которые выстроены целенаправленно, и ведут они нас… к Денетору Первому.

О нем мы знаем из Приложений — и следует помнить, что Приложения, хоть и не имеют четко выраженного внутреннего автора, тем не менее являются текстом, отражающим взгляд персонажа. Имени этого персонажа Толкин не называет, но его расу легко понять: мы читаем о бесконечных событиях из жизни хоббитов, но не знаем не то что имен дочерей Арагорна, а даже и их количество. И поэтому читать Приложения следует с поправкой на то, что это не авторский, а хоббичий взгляд на историю.

О Денеторе Первом мы узнаём, что у него тоже был сын Боромир (и Боромира из Братства Кольца назвали в честь него), что в годы его правления разразилась война: уруки вышли из Мордора, захватили Итилиен и Осгилиат, разрушили осгилиатский мост, однако Боромир разгромил их, Итилиен был освобожден. В бою Боромир получил рану моргульским клинком, от которой спустя двенадцать лет умер.

Что значат эти факты? Эта война произошла в 2475 году Третьей эпохи (мохнолапый хронист в «Повести лет» не тратит чернила на упоминание того, что Итилиен был освобожден!), а предыдущая война в Гондоре была… в 2002 году, когда назгулы захватили Минас-Итиль и превратили ее в Минас-Моргул. Иными словами, на протяжении практически пяти веков Гондор вообще не воевал, а потом на него обрушились не просто силы орков, но уруков, то есть особо могучие; кроме того, упоминание о ране моргульским клинком заставляет предполагать и участие назгулов в этой войне. Если рассуждать логически, армия Гондора должна быть небоеспособна, но эта война оканчивается фактически победой Гондора: он вообще не теряет территорий, его утраты — только окончательно обезлюдевший Осгилиат и его разрушенный мост.

Как же армия страны, не воевавшей пятьсот лет, смогла успешно отразить удар особо мощных сил Мордора? Ключом к пониманию является имя правителя. Денетор получил свое имя от древнего вождя эльфов нандор, павшего еще в Предначальную эпоху, и имя это означает «Спаситель нандор»87. О значимости имен у Толкина мы еще будем говорить; забегая вперед — имя часто выражает характер героя и его судьбу. Денетор-эльф так же сражается против могучих орков, он оказывается первым и последним вождем своего народа — в скорби о нем нандор больше не избирают правителя. Денетор Первый не участвует в боях лично, но умирает спустя два года после победы, будучи еще не старым для гондорца. Остается лишь предполагать, сколько сил он отдал этой войне. Масштаб этой фигуры Толкин выражает именем.

Арахад Первый и Денетор Первый.

© Художник Елена Куканова

Но о Наместнике Боромире мы знаем больше, и знания эти поистине удивительны. Он не просто смог победить, сохранив армию совершенно целой, он, будучи раненным моргульским клинком, прожил двенадцать лет. Напомним, что об аналогичной ране у Фродо Арагорн говорит: «Рана его смертельна, во всяком случае, так думают Всадники», — и только вмешательство Элронда спасает Фродо. Но Наместника Боромира никто из эльфов не лечил, то есть он проявил некую исключительную силу духа, противостоя назгульским чарам. Вопрос о том, как это оказалось возможно, Толкин оставляет без ответа (версию ответа я предложила в романе «Гондору не нужен Король»).

Итак, Денетор Первый и его сын Боромир совершают нечто из ряда вон выходящее. Они разбивают армию Мордора, они так или иначе противостоят назгулам. И когда через пять веков над Гондором сгущаются тучи новой войны с Мордором, то сначала Эктелион называет сына Денетором, а потом тот, желая призвать судьбу, называет сына Боромиром. Однако, как мы знаем, Денетор Второй не смог стать вторым спасителем Гондора.

ЗНАМЯ ФЕИ ОБЕРЕГАЕТ ЛЕТЧИКА

Итак, сила и доблесть Гондора противостоят Врагу, но их недостаточно для победы. Спасение приходит извне: это роханцы, решившие исход Пеленнорской битвы, это уничтожение Кольца и это Арагорн, который не только повергает корсаров Умбара, но и принимает решение двинуться к Мораннону, чтобы увести вражьи войска из Мордора и помочь Фродо выполнить его миссию.

Образ Арагорна — казалось бы, мифологический и архетипический — оказывается пронизан отголосками актуальнейшей (на момент написания романа) современности. Например, уничтожив с помощью воинства мертвых умбарских корсаров, Арагорн призывает жителей Южного Гондора поспешить на помощь Минас-Тириту «на любых судах, какие удастся найти». Фраза эта брошена вскользь, так что даже не во всех переводах она есть. Однако в Британии сороковых годов она звучала эхом эвакуации армии из Дюнкерка, когда реквизировались любые гражданские суда, включая яхты и рыбацкие лодки. В реальности они спасли более трехсот тысяч солдат; у Толкина масштаб гораздо скромнее, но именно так добираются в Минас-Тирит две тысячи бойцов из Ламедона, в ожидании которых Арагорн откладывает выступление на Мордор.

Еще один пример. Мы уже упоминали остров Скай, с которым связано столько мифов. Там есть «флаг фей», принадлежащий клану Маклауд (флаг реально существует, он хранится в замке Данвеган — в настоящее время под стеклом; он упомянут в многочисленных заметках о Скае, в том числе у Вальтера Скотта)88. Легенды о происхождении этого флага сводятся к тому, что его вручила Маклауду королева фей или же фея, которая стала его женой, но потом оставила его, подарив на прощание флаг. Этому флагу приписывали как способность увеличить войско на поле боя, так и защитные функции — например, верили, что он спас замок от пожара в 1938 году. А во время Второй мировой войны один из Маклаудов, летчик, носил при себе фото флага и считал, что именно благодаря этому остался жив. Мы не располагаем данными, знал ли Толкин эти поверья, но нельзя не заметить, что они очень органично встраиваются в историю знамени, которое Арвен вышила для Арагорна и которое привез ему Серый отряд. Кроме того, если наше предположение верно, то фраза Теодена, что эти тридцать бойцов заменят целое войско, оказывается интересной трансформацией легенды.

Замок Данвеган.

LouieLea / Shutterstock.com

И здесь мы встречаем самый значительный отзвук современных книге событий. Знамя Арвен не могло, как флаг фей со Ская, увеличить число бойцов, но для Толкина, как англичанина, это было и не нужно, ведь он был свидетелем того, что вражескую армию способны остановить немногие. Речь идет о битве, которая в историографии так и называется — битва за Британию.

Летом 1940 года, когда Франция капитулировала, а между СССР и Германией был пакт о ненападении, Британия осталась практически единственным противником Третьего рейха. Призывая противостоять нацистам, Черчилль произнес речь, вошедшую в историю под названием «Их звездный час», риторика которой более чем созвучна «Властелину колец» (точнее, это он созвучен ей): «Со дня на день начнется битва за Британию. От исхода этого сражения зависит судьба христианской цивилизации. <…> Скоро на нас обрушатся вся ярость и мощь врага. Гитлер знает, что или ему надо сломить нас на нашем острове, или он проиграет войну. Если мы выстоим в борьбе с ним, вся Европа может стать свободной, и жизнь всего мира двинется вперед на широкие, залитые солнцем высоты. Но если мы потерпим поражение, весь мир… включая все, что мы знаем и любим, погрузится в бездну нового, Темного века, который лучи извращенной науки сделают более губительным… Так что соберемся с духом для выполнения нашего долга и будем держаться так, что <…> и через тысячу лет люди скажут: “Это был их звездный час”».

Битва за Британию была сражением в воздухе: чуть менее двух тысяч британских летчиков противостояли двум с половиной тысячам немецких. По немецким планам на уничтожение британской авиации отводилось четыре дня, затем планировалось морское вторжение в Британию. Немецкие летчики были более искусны, но британцы быстро переучивались, кроме того, их преимуществом была радиолокация. В итоге после нескольких месяцев воздушных боев Германия потеряла три четверти самолетов, морское вторжение было отменено, цели фашистов сместились на восток.

Победа в битве за Британию была первой победой во Второй мировой войне. О ней Черчилль сказал: «Никогда еще на полях человеческих сражений столь многие не были обязаны столь немногим». Судьбу огромной империи решили две тысячи бойцов.

Несмотря на все географические и исторические аллюзии с Турцией и турками, Мордор — это прежде всего образ фашистской Германии, и тридцать следопытов, спешащих на битву с ним, оказываются символом британских летчиков, остановивших немецкое вторжение. И в этом контексте очень ценна информация, приведенная Джоном Гартом: что образ нуменорского храма Мелькора — это точное описание берлинского Великого зала (Зала Народа), который должен был символизировать мощь Третьего рейха и многократно превосходить размерами все существующие купольные здания. Толкин пишет о пятисотфутовых (сто пятьдесят метров) колоннах храма Мелькора, над которыми высился огромный купол; фашистский проект был еще грандиознее, высота стен предполагалась свыше двухсот метров, а купола — свыше ста. Нацистский храм не был построен, нуменорский храм был низвергнут.