Ведущий (психолог, 44 года):
— Мы начинаем семинар "Знак и символ Чернобыльской аварии". Основной вопрос темы: как завершить наконец общественный гештальт? Прошло 20 лет. Когда разговариваешь с настоящими чернобыльцами — ликвидаторами аварии, строителями саркофага, учеными, физиками, руководителями, наблюдается удивительное для немолодых сегодня людей явление: вместо того чтобы описывать трагичность происходящего, горечь и боль поражения, утрату своей уверенности в атоме, и в физике, и в людях, и в государстве, они упорно находят в оценке прошлого работу, огромный опыт, развитие и быстренько переходят к ответам на вопросы про Будущее. Они прямо-таки окрылены текущими инициативами Росатома и возвращением царицы наук в свое правильное кресло.
Реплика (студентка, 21 год):
— Царица наук — физика? Пиар сегодня царит. Посмотрите, сколько физиков и сколько бегают, "связанных с общественностью"? В каждом вузе есть…
Реплика (юрист, 28 лет):
— Ну, без света они бегать перестают… Вот как в Армении в 1990-е, например…
Реплика (студентка, 21 год):
— Но они-то как раз и пекутся о безопасности новых российских АЭС, они продвигают проекты и начинают перемены…
Ведущий (психолог, 44 года):
— Вот именно пекутся… Слово подходящее. Оно ничего не означает в смысле деятельности.
Реплика (филолог, 21 год):
— Это ужас, а не люди!
Реплика:
— Кто? Физики?
Реплика:
— Да нет, пиарщики. Физиков мы здесь разных наслушались, все они уважение вызывают, восхищение даже и чувство неловкости, что сам слабоват. Фактически мы же являемся семинаром при них, атомщиках. Словно открыли "на последнем берегу" их памяти стругацковское НИИЧАВО. Вот еще шутили, что НИИТЯП… Трансперсональной ядерной психологии.
Ведущий (психолог, 44 года):
— Мы, на самом деле, во многом не согласны с "зубрами" и "динозаврами", потому что их мечты часто обращены к возвращению Союза. А там наша юность. То есть искушение "все вернуть" — оно и для нас велико. А вернется не только юность, но и тупая заорганизованность планового хозяйства, негодная идеология. Одно только противно: им, атомщикам, пережившим крах империи, идеалов и целей приходится оправдываться перед немыслящим большинством своим и европейским: мол, строим мы хорошо, и безопасность у нас хорошая. Они выстрадали эту безопасность… Понимаете, у атомщиков нет "ложной памяти", нет и попыток эксплуатировать горе. Значит, вопрос о Чернобыльской катастрофе для них закрыт. Была авария, 7-го уровня сложности. У нее были последствия. С ними справились и справляются. Методы отрефлектированы. Можно идти дальше. У них гештальт завершен. Тему трясут остальные.
Реплика (юрист, 28 лет):
— Знаете, друзья, в Париже есть очень агрессивные нищие. Пытаешься отвернуться от их назойливых рук, уйти по своим делам, так они бегут за тобой, поливают тебя проклятьями, могут заляпать одежду грязью. Но это до поры, пока кто-нибудь не двинет такого попрошайку как следует. Это — риск нищего. Так вот и кровоточащие чужими соплями статейки и вопли о чудовищном прошлом часто продиктованы желанием взять, и побольше, у людей или стран. И негодование по поводу отказа во внимании — тоже оттуда. Одиннадцать стран, запретивших обсуждать тему "холокост" недалеко ушли от нищеты духа. Атомщик В. Асмолов не устает повторять, что если он "схватил" около 400 рентген тогда и сегодня умрет в свои 60 лет, то эти рентгены двадцатилетней давности будут ни при чем.
Реплика:
— Я окончательно запутался: бэры, рентгены, зиверты, миллизиверты…
Реплика (физик, 45 лет):
— Рентген — исторически сложившаяся единица измерения для дозы радиоактивного излучения (рентгеновского и гамма), определяемого по ионизирующему действию этого излучения на воздух. Если излучение составляет один рентген, то это значит, что в одном кубическом сантиметре сухого воздуха при нормальных условиях образуется 2 миллиарда 83 миллиона пар ионов.
Бэр — это "биологический эквивалент рентгена", по крайней мере, так ее называли до 1963 года и очередной международной комиссии по упорядочению единиц измерения. Бэр почти равен одной сотой джоуля на килограмм.
Физически бэр и рентген совершенно разные единицы, у них даже размерность разная. Рентген оценивает способность излучения ионизировать воздух, а бэр — его способность переносить и передавать энергию. Для любителей парадоксов: доза в 10 000 бэр, многократно смертельная, переносит всего 24 калории тепла, то есть она может подогреть 24 грамма воды на градус.
Лучевые поражения оцениваются в бэрах, а не в рентгенах, потому что бэр автоматически учитывает "поправку на массу": при одинаковом облучении более крупный человек получит меньшую эквивалентную дозу. На профессиональном сленге физиков рентгены и бэры смешиваются, тем более что количество рентген можно непосредственно измерить дозиметром, а бэры нужно считать.
Реплика:
— А зиверты?
Ответ:
— Тут все совсем круто. Прежде всего, есть такая единица — грей, она равна одному джоулю на килограмм или ста эргам на грамм (эрг на грамм называется радом).
Чтобы получить из грея зиверт, надо грей поделить на так называемый коэффициент качества — Q, который показывает, во сколько раз данное конкретное излучение воздействует на организм сильнее, нежели рентгеновское излучение при той же дозе. Таким же образом действуют, когда нужно получить из рада бэр.
Понятно, что зиверт и бэр связаны таким же соотношением, как грей и рад, то есть в 1 зиверте должно содержаться 100 бэр, хотя на самом деле содержится 102. Не боюсь признаться, что не знаю, почему.
Миллизиверт, естественно, это одна тысячная зиверта или 0,102 бэра. Лучевая болезнь диагностируется, как правило, при дозах выше 250 миллизивертов или где-то около 25 бэр.
Между 300 и 400 бэрами (3 и 4 зивертами, 3000 и 4000 миллизивертов) лежит так называемая полусмертельная доза: считается, что при отсутствии медицинской помощи при такой дозе умирает половина контрольной группы.
Реплика:
— А откуда такое название — зиверт?
Ответ:
— Зиверт — это какой-то шведский ученый. Не знаю, чем он заслужил такую немалую честь, как собственная системная единица измерения. По табелю о рангах он становится вровень с Ньютоном, Джоулем, Максвеллом, выше Эйнштейна и того же Рентгена, именем которого названа всего-навсего внесистемная единица.
Реплика:
Наверняка какой-нибудь зеленый.
Ответ (программист, 30 лет):
— Вы будете смеяться, но — да! Я погулял пока по Сети и нашел ссылочку. Вот, цитирую: "Выдающийся шведский радиобиолог Р. М. Зиверт еще в 1950 г. пришел к заключению, что для действия радиации на живые организмы нет порогового уровня". Фактически это он изобрел эту самую теорию малых доз, о которой мы столько говорили.
Реплика:
— Интересно, какой процент тех, кто голосовал за все эти нормы в миллизивертах или в десятых долях милизивертов, вообще мог внятно объяснить, о чем идет речь, и хотя бы ответить на вопрос: миллизиверт — это много или мало?
Физик (45 лет):
— Есть еще кюри, это тоже внесистемная единица измерения, позволяющая оценивать активность изотопов. Один кюри — 37 миллиардов актов распада в секунду. В СИ вместо кюри используется беккерель — это один распад в секунду. Понятно, что кюри это 37 миллиардов беккерелей. Радиоактивное загрязнение измеряется в кюри/кв. метр, кюри/кв. километр, кюри/литр, кюри/килограмм. Можно, конечно, и в беккерелях, но очень уж неудобно.
Мощность излучения измеряется в рентгенах, деленных на время (обычно — рентгены/часы). Задача для средней школы: если мощность излучения составляет 1500 рентген/час или 25 рентген в минуту, а среднесмертельную дозу мы оценили в 350 рентген, то сколько минут можно пробыть у источника радиации, чтобы иметь 50 % шансов выжить? Ответ: 14 минут…
Для оценки можно грубо считать, что загрязнение в 1 кюри на квадратный метр создает радиоактивное излучение мощностью около 10 рентген/час.
Надеюсь, теперь все понятно… Возвращаемся к теме.
Ведущий (психолог, 44 года):
— В жизни каждого отдельного человека бывают события, обычно достаточно драматические, к которым человек возвращается так часто, что времени на развитие, продвижение вперед, решение текущих задач у него не остается. Для общества — большой и сложной системы — такие воспоминания тоже существуют и влияют на принятие решений о настоящем и будущем. Психологи рекомендуют взглянуть на страхи и трагедии детства с высоты своего взрослого, нынешнего опыта, принять случившееся как фактор своей эволюции и таким образом завершить гештальт — закрыть поток бессознательных импульсов, отчаяния и ошибочных действий во имя прорвавшихся чувств из минувшего. Когда человек не желает идти дальше, а стремится искать виноватых в прошлой истории, то психолог спросит его о той вторичной выгоде, которую пациент получает, не меняя своих умонастроений. Как правило, такая выгода находится: например, все считают человека бедным-несчастным, все помогают, сочувствуют, жалеют, не заставляют проявлять волю, решительность и трудолюбие.
Реплика (программист, 30 лет):
— Не посылают на луну за ядерной смертью… Я намекаю на произведение М. Успенского "Кого за смертью посылать?", и в русло дискуссии у нас сразу попадает один из способов завершить гештальт: "посмеяться над собой в событии".
Интересно, что "на раз, два, три" только один анекдот всплывает в памяти про Чернобыль, да и то про так называемое противостояние двух держав:
"Кто прислал соболезнования в связи с падением "Челленджера"?
Русские, сэр, аж за пятнадцать минут до того, как…
Передайте им благодарность и, кстати, что у них там на букву "ч"?"
Реплика (эксперт-международник, 26 лет):
— Это лишь часть решения проблемы. Смех, он смехом, но недолго провисел миф о теракте со стороны, как-то его замяли… Сработала только малая часть гештальта.
Реплика:
— А наше общество все еще несет эту женщину…
Реплика:
— Какую такую женщину?
Ведущий (психолог, 44 года):
— Это из притчи про Будду, который на глазах изумленного ученика перенес куртизанку через ручей и потом сутки слушал его недоуменное сопение вслед. А когда Учитель с учеником дошли до вершины горы и расположились там на ночлег, усталый Будда сказал:
— Я оставил красавицу у ручья, а ты все еще несешь ее с собой.
Так вот, наше поколение, сорокалетние, они же с постиндустриального Перевала — мы категорически не хотим тянуть миф и истерию о Чернобыле в Будущее, значит, нам и упаковывать, и захоранивать, и слагать анекдоты.
Реплика (программист, 30 лет):
Отдельная тема — знаки и символы, созданные проектно, то есть с некой определенной, быть может, нам непонятной целью. Есть, скажем Медный всадник — это и символ Петербурга, и символ абсолютной власти. Кое-кто даже считает творение Фальконета знаком социализма… почему бы и нет? Информация, она способна передаваться против "стрелы времени".
Физик (45 лет):
— Это называется "антипричинность". Я не делаю чего-то или, напротив, что-то делаю, опираясь на информацию из Будущего. Полученную сценарным путем, или озарением, или просто так. Вот, пожалуйста, очень мною любимая цитата из Павла Шумилова.
"— Тебе известно, что в некоторых случаях человек может прогнозировать будущее? Например, я предвижу, что приблизительно через десять секунд в этот зале на несколько секунд погаснет свет.
Подхожу к выключателю, отсчитываю десять секунд и гашу свет. Считаю про себя до пяти и включаю.
— Ну как?
— Прогноз подтвердился. Информация принята".
Программист (30 лет):
— В Петербурге есть Медный всадник, а в Зоне стоит или лежит "Чернобыльское яйцо". В Интернете о нем написано довольно много, но вот, что к чему и, главное, зачем, понять совершенно невозможно: "Кто его снес, местные жители не в курсе. Говорят, это яйцо — символ будущего. Может, что-то здесь еще родится…" Это — одна цитата. И другая: "В Чернобыле есть памятник, к которому Наумов никогда не водит людей. Странный, похожий на пасхальное яйцо размером с дом, он был подарен Украине Германией и долго кочевал по стране, пока не оказался в Чернобыле. Монумент называется "Послание потомкам". Местные зовут его Стеной плача (не прошел опыт хасидов даром). В памятник складывают записки с текстами, которые прочтут через 100 лет. Наумов говорит, что надолго загадывать не привык, но если б решил обратиться к потомкам, то написал бы: "Помните, это было, есть и будет"".
Реплика:
— Кто такой Наумов?
Ответ:
— Это знаменитый местный сталкер и главный герой компьютерной "бродилки" по Чернобылю.
Реплика (психолог, 44 года):
— Возможно, для того чтобы сложилась символьно-знаковая система, описывающая Чернобыль, просто прошло еще слишком мало времени. Один из наших физиков-экспертов, А, К. Егоров пишет: "Однажды задали вопрос одному французскому политику: "Как вы оцениваете роль Сталина в истории?", а он сказал: "Знаете, это еще слишком близко по времени, чтобы об этом говорить". Примерно, может быть, такая история с Чернобыльской аварией".
Реплика (физик, 45 лет):
— Рискну не согласиться. Если говорить о России и Украине, то лет, конечно, прошло немного, но ведь мы живем не в ньютоновском времени, а в пригожинском. Первое определяется числом колебаний маятника, второе же — количеством изменений в системе. В логике Пригожина Чернобыль был очень давно, с тех пор прошли две эпохи. Уже можно оглянуться назад и дать оценку. Уже можно выстраивать и оптимизировать систему культурных кодов — я имею в виду и знаки, и символы, и смыслы.
Реплика (студентка, 18 лет):
— Я сейчас вам стихи прочту. По-моему, они подходят к теме. А если нет — извините. Молодежь тоже думает о всяких вариантах Будущего…
Все дороги ведут в Технополис,
И осколки стекла откололись
От моих отражений в тумане,
Там, где сущности стали обманом…
Я слагаю из них слово "вечность",
В бесконечности бродит конечность,
Нет ни льда, ни стекла и ни пепла,
Не вернусь, и останусь проектна…
Лед холодный, слова бесполезные,
И значения нам неизвестные…
Есть идеи, но где же познание?
Есть реальность, но нет нереального…
Мона Лиза ушла из картины,
И в развалинах "тонкого мира",
Убивая идеи и смыслы,
Ослепляет осколками истин…
Отделилась душа от сознанья,
Время есть — нет предела скитаньям.
Мы привыкли считать объективным,
Что в чужих воплотилось картинах,
Но идея осталась простою:
Из песка мир ребенком построен…
В Технополис ведут все дороги,
От ролей разбегаются Боги,
И в аду больше нечего делать.
Даже Кай там остался без Герды,
Мефистофель, играющий в театре —
Лишь бессмысленной лжи отпечатки.
Я вплетаю в вас тонкие нити,
Я останусь за гранью событий,
Я вернусь, растеряв свою душу,
В море место назначено суше.
Где-то мир был построен из пепла,
Героиня взяла и ослепла,
Там, куда приведут все дороги,
Оставляя слова на пороге…
Журавлей породила бумага,
Мне осталось чуть меньше полшага,
Мне осталось чуть меньше полмысли,
Образуются в воздухе числа,
Превращаются Знаки в печати,
Сохранив свою сущность отчасти.
Ну а мы больше ими не станем,
Воплощается наше сознанье…
Я воткну в себя тонкие иглы,
Чтобы кровь на морозе погибла
В Слове "вечность", и я замерзаю
В бесконечность открыты ворота…
Реплика:
— Чьи это стихи?
Студентка, 18 лет:
— Мои. Называются "Технополис". Мы отыгрывали вариант некой цивилизации, где роль информконструктов велика. Вот и навеяло…
Реплика:
— Вот уж навеяло. Аж дрожь берет.
Реплика (эксперт по логистике, 34 года):
— Хорошие стихи. А я предлагаю вам вернутся в 1986 год. Мироощущение индустриального человека было тогда неотъемлемо связано с грядущей ядерной катастрофой… Детям снились страшные сны на эту тему. Мир судачил о "ядерной зиме". Строились или проектировались, или "фантазировались" бункера. И про "у нас", и про "на Западе". Несколько раз мир едва не сорвался в пропасть обмена ударами. Карибский кризис помнили не только Принимающие решения. Казалось, до кнопки дотянуться легко. Система "Цивилизация" держалась на честном слове и на гомеостатическом законе: "Я не хочу умирать, это как-то несистемно, у меня программа другая: питаться и сохраняться".
Реплика:
— Говорят, чего боишься, то и случится!
Реплика:
— Искупление вышло слабенькое… Но Противостояние ядерных держав куда-то делось…
Реплика:
— Вот! Вот! Эта то самое, господин Председатель!
Смех в зале.
На открытых семинарах царит команда "вольно", запрещается только тянуть одеяло на себя, то есть оказываться из рамки "чувствительного потребителя и носителя личных интересов". Эти как-то уходят сами… Они не понимают зачем упаковывать знания и рефлектировать опыт.
Ведущий (психолог, 44 года):
— Действительно массовый психоз насчет ядерной войны после 1986-го кончился… Его перечеркнул Чернобыль. Вместо глобальной ядерной катастрофы, правда, случилось авария и тут же была введена в ранг мировой трагедии. Но все ждали-то именно великую беду — войну между Империями… Остались, конечно, в головах писателей "постиндустриальные фокусы о том, как какой-то там капитан запустит что-то от личного произвола", но это уже не трогало…
Реплика (студентка, 18 лет):
— Да, теперь к "атомной войне" относятся много спокойнее. То есть, конечно, в обществе осталась всеобщая паника по поводу непонятно чего, непонятно где, непонятно зачем. Армагеддон, "атомный гриб" и ужасные мутации, как на Барраяре… Но все это исходит от старшего поколения, и нас не трогает.
Наше представление насчет войны создается массой ролевых и компьютерных игр про "постатомное общество", целая субкультура есть. В двух словах: апокалипсис стандартизированный игровой. На уровне: хлеба нет, а макияж и коньяк всегда найдутся.
В нашем семинаре есть японист и еще двое" японутых", то есть любителей Страны восходящего солнца. Они появляются и исчезают. Благодаря им троим, мы иногда едим суши и знаем цели Японии в XXI веке. Японист говорит редко и кланяется, как японец. У него еще есть кличка "шпион".
Реплика (переводчик, японист, 25 лет):
— Согласно вашей логике, господа, японцы легко могут применить локальное ядерное оружие, потому что они отработали свой страх и завершили гештальт. После Хиросимы страна поднялась над собой и без комплексов смотрит в Будущее.
Получается, что нам понятно, куда клонится следующий Сюжет… Нам пора сменить "рамку", господа. Пока мы не думаем про японцев, японцы могут очень даже думать про нас и про Америку. И могут не видеть между нами разницы, например.
Реплика (эксперт по логистике, 34 года):
— Сюжет ядерного противостояния и так сменился Сюжетом распада России, после Чернобыля очевидно было, что мы проиграли войну за то, чья система лучше, но вместе с этим и глобальная ядерная катастрофа перестала маячить перед глазами… Уже неплохо для дальнейших шансов человеческой цивилизации.
Реплика:
— Нам бы теперь убить в себе хорька по имени "чувство вины" и дальше ехать в Сюжет преодоления "постиндустриального барьера", навстречу Будущему.
Реплика (математик, 38 лет):
— Но это выгодный кому-то хорек, он проплачен, и нам напомнят, даже если мы вдруг всей страной будем "не думать о белой обезьяне". Как в той истории с несчастным клиентом психотерапевта — есть люди, структуры и даже, вправду сказать, почти независимые государства, которые до жути боятся, что тема рассосется. Действительно, полно людей, кричащих: мы жертвы, дети наши болеют, все ваши отчеты МАГАТЭ — наглая ложь, и у нас в Украине ничего не кончилось.
Реплика (программист, 30 лет):
— Работники социальных служб Санкт-Петербурга жалуются, что к ним за справками на уменьшение квартплаты на полностью документированных основаниях приходят дамы в норковых шубках и с бриллиантиками в ушках. Тоже нуждаются, понятно… Вторичная выгода. В борьбе побеждают жертвы.
Ведущий (психолог, 44 года):
— Наступает время выводов. Среди них главный: Чернобыльская катастрофа явилась знаком и символом несостоявшейся глобальной ядерной войны. Благодаря тому, что атом взбунтовался в руках необузданных, противостоящих друг другу Миров, один из этих миров — лучший для нас, принесли в жертву невиданные проектанты.
Есть ли еще выводы?
Реплика (переводчик, 26 лет):
— Ну, во-первых, если роль Чернобыля так велика в истории народов и стран, то нужно это озвучить и вписать в историю не документальным перечислением виноватых, а фильмом, книгой или музыкой о судьбе события, повлекшего за собой смерть людей, жизнь людей, смену паттернов управления, смену технологий и новое сегодняшнее овладение атомом.
Реплика (математик, 38 лет):
— Пожалуй, во-вторых: если кому-то выгодно платить, а кому-то — получать за дела минувших дней, то это — экономические игрушки в "кто кого облапошит", а не борьба за судьбоносные решения о строительстве АЭС, например. И нужно поставить эти вопли, просьбы, петиции и отчеты на свое место в системе. Эта деятельность не должна возбраняться, но и не должна приветствоваться. Да, она есть, уподобляется в чем-то выборным технологиям, и Будущее, Развитие, Разум тут совершенно ни при чем.
Реплика:
— "Мы сделаем это не за деньги, а за чертовски большие деньги!!!"
Реплика (физик, 45 лет):
— Во-во. Замечу, в-третьих, что Чернобыльская авария случилась 20 лет назад, за это время умерло много "ишаков и эмиров", а реакторы стали чище, безопаснее и эффективнее, как с каждым годом совершенствуются компьютеры и бытовая техника.
Реплика (журналист, 23 года):
— Я думаю, что, в-четвертых, каждому государству в силу экономического передела рынков хочется продать свое оборудование, а не приобрести чужое, более дорогое и с теми же недостатками, поэтому строительство и продажа реакторов упираются в традиции торгов на рынке, где мы еще музыку не заказываем. Но позволять тыкать себя Чернобылем, это неуважение к себе, и следует заявить об этом на "большой восьмерке", например, благо мы ее ведущие этим летом.
Реплика (физик, 45 лет):
— В-пятых, атом не стал более надежным, чем был, потому что, с одной стороны, улучшились системы безопасности, с другой — участились человеческие ошибки, в том числе и нового типа, еще не изученные. Значит, необходимо быть готовым к тому, что цивилизация за культуру своего потребления должна платить. И аварии на АЭС будут.
Реплика (генетик, 48 лет):
В-шестых, люди, прошедшие через горнило Чернобыля, остаются в строю и составляют старший костяк современного Росатома. Поклон им, у нас есть прошлое, значит, случится и Будущее. Экологов и нытиков Будущее просто вытолкнет, потому что смыслы в нем будут важнее знаков.
Реплика (программист, 30 лет):
— В-седьмых, истерики: свои ли, чужие ли, — мало помогают при принятии важных решений, ангажированный аффект на чернобыльскую тему — это активное нежелание как бывших советских граждан, так и настоящих западных политиков действовать, то есть по-русски — саботаж. Здесь уместны два типа мероприятий: терпеливое разъяснение желающим слушать особенности сценарного подхода к Чернобыльской аварии и закрытие этой темы, то есть ее, темы, эмоционального блока. Возможно также вежливое сообщение любителям острых ощущений, что их противодействие строительству АЭС противоречит интересам безопасности страны. "В таком, вот, аксепте…"
Не перепечатали же у нас карикатуры на Аллаха и пророка, потому что в Конституции ясно написано про ответственность за разжигание национальной розни…
Семинар заканчивается сценарной игрой, просто потому, что за державу обидно и хочется понять, почему же так далеко в параллельную реальность отступило Будущее Ефремова-Стругацких, в котором хочется жить. Хочется найти к нему ключ…
И наш японист спокойно рисует на 1968 год катастрофу в Штатах… Вот опять. Он просто не был на предыдущих семинарах.
— Тем более, тем более что в Тримайл Айленде только чудом не взорвался водород, — восклицает игрок за американский Левиафан, вышедший из роли, и болеющий теперь за своих.
Эксперты проверяют развилку. Она есть и далее. Девушка-Голем, 23-летний наш Советский Союз, проводит нас в Коммунистическое грядущее из самого что ни на есть Ефремова: "Лучше быть беднее, но подготовить общество с большей заботой о Будущем".
Так мы, опять легко распространяем коммунизм на пол-Европы…
— ЕС, конечно, существует, но совсем в другой редакции, эдакий франко-германский союз, и противостоит ему огромный СЭВ. Целая Югославия. Антропотоки переносят идентичность с востока на запад постепенно. Гегемония США под большим вопросом. Скорее, мы, уже конкурируем с Европой.
— И это индустриальная конкуренция…
— Друзья! — удивляется японец. — А реформы Горбачева? Тут линия снова раздваивается и мы попадаем в мир без Чернобыля, но и без коммунизма, прямо в дэнсяопиновскую модель, садимся на сырьевую трубу, становимся русским Китаем… И с АЭС у нас не густо. Там мы тоже уже были…
Сценариев не обманешь, но молодежи нужен "блиц", иначе они разбегаются, и так удивительно, что выдержали марафон…
Сценарий с Дэн Сяопином нам и в первом случае не понравился. Но с японистом не поспоришь. Он, словно японский адмирал из прежних сражений, тянет и тянет нас в обойму конкуренции. Мы проигрываем Европе. Постиндустриальный барьер отодвигается. Страна опять теряет миссию, онтологию.
— Не заваливать же нам Запад дешевыми товарами? На то ж есть китайцы.
— Не нравится!
Возвращаемся к развилке коммунизма. Оказывается, упустили здесь космическую конкуренцию. И чудо, в этой версии теряем бред по имени "глобализация", незачем переделывать мир. Давайте делить луну! Индустриальная гонка. Можно подождать американцев. "Имеем скафандр — готовы путешествовать".
Играем фантастический роман — космическую оперу. Слишком быстро Чернобыльская авария отбросила нас от сценария "Индустриальный бум"! При таком развитии сознания атом не захотел служить нам. Вот и весь сказ. Значит, придется принять Чернобыль, и все то, что случилось в прошлом, как историю, которая отболела и отбыла. В сценарных играх встречается такое: сильно далекие Отражения Реальности не всплывают в картинках, а разваливаются на "не верю!". Сюжет отдадим фантастам. Это тоже ценная рефлексия чернобыльского опыта. Пока газетчики спорят — кого посадили зря, а кто в Чикаго дал тайное интервью, как оно действительно все было, но найдутся и те, кто будет кидаться в драку и тем питать информационного монстра, украшенного полынной звездой. Следует признать за ними их интересы, а самим поспешить навстречу следующей судьбе.