Мифы Дальнего Востока. От хозяина тайги Дуэнте и шаманки Кытны до духов вулканов и мухоморных девушек

МИФЫ ЧУКОТСКО-КАМЧАТСКИХ НАРОДОВ

Чукотско-камчатскую языковую группу составляют чукчи, коряки, кереки и ительмены. Вместе с эскимосами и алеутами они относятся к числу северо-восточных палеоазиатов, то есть являются потомками древнейшего населения северо-востока Азии. Эти народы близки друг к другу по культуре, образу жизни, много общего и в их мифологических представлениях.

Чукотский танец. 1868 г.

The Library of Congress

Мифы палеоазиатских народов принадлежат к наиболее древнему пласту мифологии, в их основе лежит мировоззрение человека, который еще не отделял себя от окружающего мира и не противостоял ему. Героями таких архаичных мифов были не боги (хотя границы этого понятия достаточно размыты), а персонифицированные силы природы.

В чукотской мифологии существует такое понятие, как Наргынэн — всеобъемлющая сила, дух Вселенной, который не имеет определенного облика и не вступает в контакт с людьми, но воспринимается как воплощение всего сущего. Кроме того, чукчи верили в некое высшее существо, обитающее на небесах, однако упоминания о нем отрывочны, а роль его неясна. Характерная черта чукотско-камчатской мифологии — это почти полное отсутствие мифов о сотворении Вселенной: небо и небесные светила обычно уже существуют как данность и собственно акт творения начинается с создания Земли и ее обустройства.

Т. В. Муравьева. Сотворение морских животных.

Архив автора

В качестве творца у народов Чукотки и Камчатки чаще всего выступает Великий ворон. Чукчи именуют его Куркыль, коряки — Куткынняку, кереки — Кути, ительмены — Кутха. В его образе слились признаки нескольких типов мифологических героев: как творец он принимает активное участие в создании Земли и ее освоении; как первопредок становится прародителем народов Чукотки и Камчатки; как культурный герой учит людей всему необходимому для выживания и, наконец, как трикстер играет роль комического персонажа, пародирующего свои же высокие деяния.

Значительное место в чукотско-камчатской мифологии занимают мифы о людях-животных и людях-птицах. «Людьми» называются не только представители человеческого рода, но все живые существа, населяющие мир. Как уже было отмечено выше, архаичный человек не отделял себя от природы и был уверен, что он один из многочисленных «народов», таких как медвежий, тюлений, лебединый народ и т. д.

Все эти «народы» равноправны, они взаимодействуют друг с другом, ссорятся, заключают союзы, вступают в смешанные браки. Люди-животные и люди-птицы обладают двой­ственной природой, могут принимать зооморфный и антропоморфный облик, причем переход от одного к другому — это не превращение, требующее усилия, а естественное проявление той или иной сущности каждого персонажа.

ЧУКЧИ

Писатель и этнограф Владимир Германович Тан-Богораз, много лет проживший среди чукчей, писал о них так: «Это были охотники, нападавшие с копьем в руках на огромного белого медведя, мореплаватели, на утлых кожаных лодках дерзавшие лавировать на негостеприимном просторе полярного океана, люди, для которых холод был стихией, океан — нивой, а ледяная равнина — поприщем жизни».

Сейчас чукчи занимают обширную территорию на Дальнем Востоке, значительная часть которой лежит за полярным кругом. Но даже наиболее южные ее области отличаются крайне суровым климатом из-за влияния Чукотского моря, круглый год покрытого льдами.

Согласно переписи 2010 года численность чукчей — около шестнадцати тысяч человек. Чукчи, обитающие на побережье и занимающиеся охотой на морского зверя, называют себя анкалыт — «морские жители». Другая же часть народа — оленеводы из тундры — называют себя чавчуват (чавчу — «богатый оленями»). Отсюда и пошло русское наименование «чукча».

В одном из чукотских преданий рассказывается, каким образом произошло такое разделение на береговых жителей и жителей тундры:

В давние времена олени жили на берегу моря рядом с китами. Но однажды олень и кит заспорили, кто из них сильнее, и решили испытать свою силу. Олень свил веревку из травы, кит — из морских водорослей, связали обе веревки вместе, взялись за концы и стали тянуть каждый на себя. Тянут-тянут, не могут перетянуть один другого. И вдруг — лопнула веревка. Кита унесло на морскую глубину, а оленя отбросило далеко в тундру. С тех пор олени там и живут, а оленные чукчи ушли вслед за ними.

Как и большинство народов, чукчи представляли Вселенную состоящей из трех миров: верхнего — небесного, среднего — земного и нижнего — подземного, причем верхний и нижний, в свою очередь, состояли из нескольких ярусов.

Выпуклая карта трехъярусного мира. Чукчи. 1925 г.

В. Г. Тан-Богораз. Эйнштейн и религия, 1925

Верхний мир — «облачная земля» — населен «верхним народом», или «народом рассвета». К нему принадлежит имеющий антропоморфный облик Хозяин неба и его семейство, небесные светила, а также персонификации таких явлений, как рассвет (иногда он отождествляется с Хозяином неба), полдень, ночная тьма. Ось мира — Полярная звезда — своего рода «небесный кол», к которому привязаны звезды. Верхний мир во многом похож на земной, и в мифологических сказках его часто называют Верхней тундрой.

Земля — мир людей — представляет собой плоский диск, накрытый, как куполом, небесным сводом, опирающимся на гигантские скалы. Эти скалы высятся у самого горизонта и то размыкаются, открывая путь ветрам и пропуская перелетных птиц, то опять смыкаются.

Нижний мир — обитель злых духов и антипод земного мира. Когда на земле день, в подземелье ночь; когда наверху зима, там лето; лево там справа, а право — слева.

«ВЕСТИ НАЧАЛА ТВОРЕНИЯ»

Мифы о сотворении мира чукчи называют «вестями начала творения». Как уже было отмечено, в них не рассказывается о самом первом этапе этого процесса: мир возникает не на пустом месте, а внутри уже существующей Вселенной. Одна из таких «вестей» начинается вполне обыденно, по-бытовому:

Жили муж с женой, и была у них единственная дочь. Отец решил выдать ее замуж за богатого старика-оленевода. Но девушка сказала: «Не хочу. Если стану его женой, всю жизнь свою загублю!» Отец сначала уговаривал ее, потом рассердился и велел на следующее утро убираться из дома: идти куда хочет и жить как сама знает. Заплакала девушка, заплакала ее старая мать, но делать нечего.

Вечером улеглись родители спать, а девушка стала собираться в дорогу. Сложила в мешок свои детские игрушки: нерпичьи косточки, моржовые зубы, китовый ус, узелок с мышиными шкурками, оделась потеплее, прихватила копье и гарпун. Утром, не дожидаясь рассвета, вышла из яранги и пошла куда глаза глядят.

Д. Лерпиньер. Чукотский народ и жилища. 1784 г.

Wellcome Collection

Долго шла. Устала, проголодалась. Пришла в какое-то селение, попросила поесть. Но люди из этого селения каким-то образом узнали, кто она и откуда, и сказали: «Ты непокорная дочь. Уходи!»

Побрела девушка дальше. Вышла к морю. Огляделась вокруг и подумала: «Это хорошая земля…»2

Поднялась она на высокий холм, достала из мешка нерпичьи косточки, бросила в воду и сказала: «Завтра, когда я проснусь, много нерпы будет в море!» Потом взяла моржовые зубы, рассыпала их по берегу: «Завтра, когда я проснусь, будет здесь моржовое лежбище». После этого вытащила китовый ус, забросила его подальше в море: «Пусть завтра утром появятся в море киты!»

Спустилась девушка с холма, пошла вдоль берега. Подобрала два больших камня, посмотрела на них и решила: «Этот камень будет хорошим мужчиной, а этот — хорошей женщиной». Потом подумала: «Мало одного мужчины и одной женщины», взяла два камня поменьше и сказала: «Этот камень будет девочкой, этот — мальчиком. Вырастут они, поженятся, народят много-много детей».

Ожили камни, стали людьми.

Построила девушка для людей жилище из травы и веток, сшила им из мышиных шкурок одежду: штаны, кухлянки, торбаза3 — и велела: «Ложитесь спать. И я тоже лягу — на сегодня окончена моя работа».

У воды сделала она для себя шалаш, забралась в него и заснула.

Утром проснулись люди. Говорит женщина мужчине: «Надо разбудить нашу бабушку, которая нас сотворила!» Подошли они к шалашу, стали звать: «Бабушка, вставай!» Выглянула девушка из шалаша, да только была она уже не девушкой, а старухой. Большую работу сделала, много сил потратила, вот и состарилась.

Стала она учить береговых людей лодки строить, на морского зверя охотиться, огонь добывать, мясо варить.

Однажды пришли к морю люди из тундры, стали просить: «Идем, бабушка, теперь к нам!» На руках отнесли ее в свое стойбище. Набрала старуха в тундре камней — белых, черных и пестрых, — стали камни оленями. Научила она обитателей тундры кочевать, оленей пасти и шить из их меха одежду.

А потом собрала береговых и оленных чукчей и велела им между собой жить мирно, менять тюлений жир на оленину, китовый ус — на оленьи шкуры и во всем друг другу помогать.

Прошло время, и однажды решила старуха: «Всю свою работу я сделала, старая стала, пора мне умирать». Созвала она людей, накормила их, напоила, простилась со всеми, а потом надела на шею длинный ремень и приказала затянуть концы4.

В другом варианте чукотского мифа о сотворении мира в качестве творца выступает некое высшее существо, загадочный Хозяин неба, которого называют Тэнантомнын — «Созидающий» или Тынагыргын — «Рассвет». Однако и в этом случае мир возникает не из ничего. Кругом царит непроглядная тьма, но в ней уже существуют две земли: земля Лурэн и земля Кэнычвэй5. Творец создает двух птиц, Великого ворона и куропатку, и велит им продолбить во мраке дыру. Сквозь нее в мир проникает свет. Когда стало светло, творец бросил на землю нерпичьи кости, которые превратились в людей, а затем сотворил разных зверей: оленей — из тальника6, бурого медведя — из земли и т. д.

После этого творец ушел на небо, поручив дальнейшее обу­стройство земли Великому ворону — герою особого мифологического «вороньего цикла».

МИФЫ «ВОРОНЬЕГО ЦИКЛА»

Ворон — центральный персонаж мифологии северо-восточных палеоазиатов. Обширный цикл сказаний о нем включает в себя множество фольклорных произведений разного жанра — от космогонических мифов до сказок-анекдотов. Ворон предстает в них как в антропоморфном, так и в зооморфном обличье7.

Чукчи называли его Куркыль. Сюжеты, в которых он действует по поручению творца, считаются древнейшими, однако более широко распространены мифы и мифологические сказки, где ворон по собственной инициативе создает людей и зверей, а потом обустраивает землю, чтобы она стала пригодной для жизни, учит людей строить жилища, добывать пищу, шить одежду и т. д. Один из главных подвигов Великого ворона — возвращение на небо светил, похищенных злыми духами.

Как-то раз солнце, луну и звезды похитил злой дух кэле. Мир погрузился во тьму. Плохо стало жить и людям, и зверям, и птицам. Стали они просить: «Куркыль, ты все можешь! Верни на небо светила».

Полетел Великий ворон на край света, туда, где небо сходится с землей, продолбил острым клювом отверстие и пролез во владения злого духа. Увидел большую ярангу, а около яранги маленькую девочку — дочь кэле, которая играла круглым, сверкающим мячом.

Куркыль попросил принять его в игру, хитростью выманил у нее мяч и еще два других и пустился бежать. Дочка кэле пожаловалась отцу, тот погнался за вороном, но не догнал. Куркыль благополучно вернулся на землю и забросил на небо все три мяча, один из которых стал солнцем, другой — луной, а третий раскололся на кусочки и превратился в звезды.

В. Наус. Ворон и девушки Моржовый клык, резьба, гравировка. 1980-е гг.

Государственный музей Востока

То, что небесные светила в мифе представлены именно таким образом, не случайно. Ритуальные мячи, сшитые из нерпичьей шкуры, набитые оленьим мехом и украшенные вышивкой и аппликацией в виде концентрических кругов, символизирующих солнце8, имели большое значение для северо-восточных палео­азиатов. Игры с таким мячом устраивались в честь окончания полярной ночи — одного из важнейших годовых событий у жителей Заполярья, веривших, что, подбрасывая в небо мяч, они способствуют пробуждению солнца.

О появлении подобных игр рассказывается еще в одном мифе — варианте сказания о возвращении похищенных небесных светил:

В большой небесной яранге жила Небесная женщина. Хозяйством она не занималась, а целыми днями играла: утром проснется, поест и до вечера подбрасывает мяч и ловит. А потом спать ложится.

Раз подумала Небесная женщина: «Мяч у меня уже старый, потертый, нужно бы новый сшить, да только вот из чего?»

Сняла она с неба солнце и луну, сшила их вместе, звезды насыпала внутрь вместо набивки, заделала шов. Красивый мяч получился: с одной стороны солнце, с другой — луна. Полюбовалась она им и стала играть. Подбросит вверх — станет светло, поймает — станет темно. Весь день так забавлялась, вечером ушла в ярангу спать. И мяч унесла.

А на земле без светил наступила непроглядная тьма. Страшно стало людям: как теперь жить?

Один храбрец сказал: «Отправлюсь-ка я искать светила. Отыщу и верну на небо»9.

Запряг он в нарты ездовых собак, а чтобы было видно дорогу, взял длинную толстую жердь, обмакнул ее конец в нерпичий жир и поджог — получился факел, ярко полыхающий во тьме.

Небесная женщина выглянула из своей яранги, увидала свет внизу и подумала: «Какой умный человек, факел придумал! Надо выйти ему навстречу». Спустилась она на землю, встала на дороге, подбросила мяч. Сразу стало светло. Понял Куркыль, куда подевались солнце, луна и звезды.

Подъехал он к Небесной женщине, остановил собак, выхватил каменный нож и сердито закричал: «Ты лишила всех людей света! Сейчас я тебя убью!» Испугалась она и взмолилась: «Не надо, я верну светила на небо!» — «Ладно, — уступил Куркыль, — если так, не стану тебя убивать».

Бросила Небесная женщина мяч на землю. «Нет, — говорит Куркыль, — нужно его разрезать и вверх подбросить!» Жалко Небесной женщине красивого мяча, но делать нечего. Распорола она швы — рассыпались звезды по небу. Взлетели в небо половинки мяча — вернулись на свои места солнце и луна. Стало на земле светло, как прежде. «Никогда больше так не делай», — сказал Куркыль, и женщина пообещала: «Не буду».

Обрадовались люди теплу и свету, а Небесная женщина поскучала-поскучала да и стала шить мячи из кожи и меха и вышивать на них солнце, луну и звезды. Много нашила таких мячей — всем людям хватило.

Т. В. Муравьева. Небесная женщина с мячом.

Архив автора

Как уже упоминалось, ворон иногда выступает как комический персонаж. К примеру, мифологическая сказка «Ворон и Кулик» представляет собой пародию на освобождение солнца:

Задумали Ворон и Кулик жениться. Пришли в лебединое стойбище, чтобы высватать себе невест-лебедушек. А тут вдруг поднялась снежная буря. Хозяин стойбища говорит: «Ну, женихи, покажите свое умение! Кто из вас вернет хорошую погоду?»

Ворон отвечает: «Я верну. Только дайте мне теплую одежду и побольше еды».

Дали ему всё, что он просил. Ушел Ворон в сопки, зарылся в снег. И просидел в снежной норе, пока не съел всей еды. Потом вылез, вернулся в стойбище и сказал: «Не получилось у меня вернуть хорошую погоду».

Тогда Кулик говорит: «Теперь я попробую». Ничего с собой не взял, полетел на небо. Видит — Хозяин неба лопатой бросает снег на землю. Кулик предложил: «Давай я тебе помогу». Отвечает Хозяин неба: «У меня лопата только одна». — «Ничего, — говорит Кулик. — Ты отдохни, а я поработаю». Взял Кулик лопату и улетел с нею на землю. Нечем стало Хозяину неба снег вниз бросать, унялась снежная буря.

Похвалил хозяин лебединого стойбища Кулика, потом сказал: «Теперь посмотрим, кто из вас найдет хорошее пастбище для оленей».

Ворон погнал оленье стадо на то место, где когда-то было чукотское стойбище. Рассыпан там старый мох, служивший в ярангах подстилкой, валяются всякие отбросы и объедки. Ворон говорит: «Вот хорошее место: и оленям мох, и мне еда». И стал клевать объедки. А Кулик пригнал оленей в тундру, где рос свежий мох и было много грибов и ягод.

И снова хозяин лебединого стойбища похвалил Кулика. Потом задал он Ворону и Кулику третью задачу — привезти дров из тундры.

Взял Ворон большие нарты и длинную веревку. Не доехав до тундры, нашел гнилую палку, привязал веревкой к нартам и вернулся в стойбище. А Кулик нарубил в тундре много дров, да еще застрелил медведя. Положил медвежью тушу поверх дров и поехал обратно. Увидел Ворон убитого медведя, испугался. Бежит, кричит: «Прячьтесь скорее. Кулик страшного зверя везет!» Забился в ярангу под шкуру да и просидел там целый день. Вылез, когда медведя уже съели.

Хозяин стойбища сказал Ворону: «Уходи отсюда, нет у нас для тебя невесты!» А Кулику отдал в жены белую Лебедушку.

Т. В. Муравьева. Хозяин неба и кулик.

Архив автора

Идет Ворон по тундре, злится. А тут еще солнце прямо в глаза светит. Подпрыгнул он до самого неба, склюнул солнце и спрятал себе за щеку. Стало на земле темно и холодно.

Кулик говорит: «Не иначе это Ворон сделал! Придется теперь из-за него всем жить во тьме!» Но его жена Лебедушка сказала: «Я верну солнце на небо». Полетела она следом за Вороном. Видит — сидит Ворон, а щека у него оттопырилась.

Лебедушка говорит: «Сделай милость, отпусти солнце! Как жить без него?» Но Ворон только головой помотал. Подошла Лебедушка к Ворону поближе, пощекотала ему шею. Ворон ежится, но рта не раскрывает. Тогда стала она щекотать его под крыльями. Не удержался Ворон, засмеялся, разинул клюв. Вылетело солнце, поднялось на небо, и стало опять в мире светло.

В большинстве сказок, где образ ворона представлен комично, он выступает как отрицательный герой — обманщик, трус, лентяй и обжора, но иногда проявляет великодушие и смелость, защищает слабого и наказывает злодея.

Однажды убегал заяц от волка и провалился в глубокую яму, где жил злой великан. Увидел он зайца, обрадовался: «Обед сам ко мне пришел!» Но в тот день великан был уже сыт, поэтому решил оставить добычу на завтра. Поднатужился заяц, подпрыгнул как можно выше и выскочил из ямы. Бросился бежать со всех ног, а великан — за ним. Налетел заяц на Куркыля, закричал: «Спаси меня, спрячь от великана!» — «Ладно, — говорит Куркыль, — ложись на землю, а я тебя прикрою». Лег заяц на землю, лапы подобрал, уши прижал, а Куркыль на него сверху сел и крылья распустил. Тут подбежал великан: «Эй, Куркыль! Не видал ли ты зайца?» — «Он вон в том кустарнике спрятался». Полез великан в кусты, а Куркыль говорит зайцу: «Беги скорее отсюда, да впредь будь осторожнее».

Убежал заяц. А великан никого не нашел и вернулся к Куркылю: «Обманул ты меня! И за это я тебя съем». Рассмеялся ворон: «Никому еще не удавалось меня съесть, и тебе не удастся!» Начал он расти, обернулся гигантской птицей, так что великан рядом с ним показался не больше собаки. Испугался великан, задрожал. А Куркыль говорит: «Так уж и быть, помогу тебе изловить твою добычу. Видишь на луне белое пятно с длинными ушами? Это заяц, я его туда забросил». — «Как же мне до него добраться?» — «А я тебя подниму». Схватил ворон великана когтями, взмахнул огромными крыльями и взмыл в небо. Поднялся высоко-высоко и спрашивает: «Какой отсюда кажется земля?» Отвечает великан: «Как большое круглое озеро». Поднялся Куркыль еще выше: «А теперь?» — «Теперь не больше яранги». — «Ну значит, луна уже совсем близко. Теперь ты сам до нее долетишь». — И разжал когти.

Полетел великан камнем вниз, ударился о землю, да так сильно, что вонзился в нее головой, только ноги остались кверху торчать. И превратился великан в скалу с двумя выступающими утесами.

В сказках у Великого ворона большая семья: жена Мити и много детей. Мити хотя и происходит, как и ее муж, из птичьего (сорочьего) рода, но в сказках всегда предстает в образе обычной женщины. А вот сыновья и дочери Куркыля, как и он сам, обладают двой­ственной природой и легко меняют птичий облик на человеческий и обратно. Домашние Куркыля иногда выступают против его плутовских проделок, которые, как правило, заканчиваются неприятностями для всей семьи, но иногда помогают ему.

В одной из мифологических сказок Куркыль живет с женой и детьми на высокой горе и однажды замечает, что у подножия пасется стадо оленей. Он отправляет младшего сына Сисильхана к небесному владыке Тынагыргыну узнать, чьи это олени.

Обернулся Сисильхан вороном, полетел на небо. Зашел в ярангу Тынагыргына, снова принял человеческий облик. Спрашивает его Тынагыргын: «Зачем пришел?» — «Меня отец прислал узнать, чьи олени пасутся у нас под горой».

Сдвинул Тынагыргын с места жировой светильник, которым освещалась его яранга, — образовалась в небе большая дыра. Посмотрел Тынагыргын через эту дыру на землю и сказал: «Это олени таннитов10».

Сисильхан был таким же плутом, как его отец, и, вернувшись на землю, не сказал правды, а объявил: «Тынагыргын говорит, что это наши олени». Обрадовался Куркыль и велел Сисильхану и его старшему брату Эмемкуту перегнать стадо на гору.

Танниты тем временем хватились своих оленей. Долго искали, наконец таннитский старейшина поднялся на гору и увидел там свое стадо. Но поскольку все олени похожи друг на друга, он засомневался, их это стадо или чужое. Спросил Куркыля: «Чьи это олени?» Тот ответил: «Наши!» Таннит поверил и ушел, но олени узнали хозяина и побежали вслед за ним.

Увидел это Куркыль и возмущенно закричал в небеса: «Эй, Тынагыргын, помоги! Наше стадо угнали!» — «Я же сказал твоему сыну, что это олени таннитов». Понял Куркыль, что Сисильхан его обманул, но терять оленей ему было жалко, и он отправился к таннитам. Отыскал старейшину и сказал ему: «Я нашлю на твоего сына тяжелую болезнь, но если ты отдашь мне стадо, то исцелю его, и он останется жив». Танниты закричали: «Целое стадо за лечение — слишком много! Столько и шаманы не просят!» И набросились на Куркыля, чтобы его убить. Тот произнес заклинание — и провалился под землю, прошел под ней и благополучно вылез в своей яранге.

Но ему хотелось заполучить оленей, поэтому он солгал сыновьям, что танниты испугались и отдали ему стадо, и снова послал Эмемкута и Сисильхана перегнать оленей на гору. Однако танниты были настороже и крепко поколотили братьев. Притащились они домой еле живые, стонут, охают. Эмемкут сказал отцу и младшему брату: «Больше я никогда не буду помогать вам в ваших проделках. Из-за вашей лжи и жадности мы едва не погибли». И ушел из дома.

ПИСВУСЪЫН И КЕРЕТКУН

Как и все древние народы, чукчи обожествляли природу и верили, что мир населен многочисленными духами — хозяевами различных природных объектов и явлений.

Оленные чукчи, жившие в тундре, больше всего почитали Писвусъына — духа-хозяина диких оленей. Кочевое оленеводство составляло основу всей жизни. Главной пищей в тундре было оленье мясо, из шкур шили одежду и обувь, а также покрывали ими яранги. На продукты оленеводства выменивали у береговых жителей жир морских животных, который использовали для заправки светильников, а также тюленью кожу, из которой делали летнюю одежду. На оленях ездили верхом и запрягали их в нарты.

Чукотские ездовые собаки. 1935 г.

The Library of Congress

Ездовые олени были прирученными, а стадные оставались дикими. Пасти стадо было нелегко, а порой и опасно, тем более что у чукчей не было пастушьих собак. Средней величины стадо насчитывало несколько сотен голов, олени постоянно норовили разбежаться по тундре, и от пастухов требовалось хорошее знание местности, быстрота реакции и смелость. Летом нужно было заботиться о том, чтобы оленей не заело несметное количество гнуса, зимой — защищать стадо от волков. Можно представить, насколько важное место занимал в жизни оленных чукчей Писвусъын.

Он почитался и как владыка всех остальных диких зверей. Чукчи верили, что Писвусъын живет в лесных оврагах и оттуда посылает животных навстречу охотникам, но он может рассердиться на человека, и тогда охота будет неудачной.

Писвусъына представляли маленьким человечком, его следы неопытный глаз легко мог принять за мышиные. Говорили, что зимой он разъезжает на крохотных нартах из травы, запряженных коршунами или мышами, и сам может превращаться в птицу или мышь. Ему не нужна пища, он питается запахами. Однако при своем малом росте Писвусъын обладает огромной силой, проявляющейся при определенных обстоятельствах.

Хейттуухин. Скульптура белого медведя. 1919 г.

Suomen kansallismuseo

Однажды в лесу охотник сошелся в единоборстве с медведем, но никак не мог одолеть могучего зверя. Вдруг он увидел, что неподалеку Писвусъын борется с мышью и тоже не может справиться с ней. Человек и хозяин диких оленей переглянулись и решили помочь друг другу. Человек придавил мышь ногой, а Писвусъын схватил медведя и ударил его о землю, так что тот испустил дух.

В некоторых случаях Писвусъын может превращаться в великана. Известна серия рисунков выдающегося мастера традиционной резьбы по кости, чукотского народного художника Онно11, на которых изображены сцены охоты Писвусъына на кита.

В честь Писвусъына оленные чукчи дважды в год — осенью и зимой — устраивали особые праздники, во время которых совершался обряд жертвоприношения хозяину диких оленей. Ему приносили как настоящих оленей, так и их фигурки, сделанные из корней растений, а зимой — вылепленные из снега. На такие праздники часто приглашали береговых чукчей и эскимосов, которые привозили различные продукты морского промысла и обменивали на оленье мясо и шкуры.

У береговых чукчей, охотившихся на китов, моржей и тюленей (их разновидности — нерпа и лахтак), особо почитался Кереткун — дух-хозяин всех морских обитателей. Кереткун с женой живет на дне моря и посылает добычу охотникам-мореходам. У Кереткуна темное лицо, а одевается он в белые одежды, сшитые из кишок морских зверей.

Морской промысел требовал смелости, сноровки, знания повадок животных. Добыть тюленя охотник мог и в одиночку, а для охоты на моржа объединялись несколько родственных семей, выходивших в море на одной байдаре. На кита шли несколькими байдарами.

К байдаре относились как к живому существу. Ранней весной береговые чукчи устраивали в честь нее праздник. В этот день мужчины заносили в ярангу все охотничье снаряжение, тщательно его чистили, смазывали оленьим салом. Женщины в это время готовили особую ритуальную пищу. Затем все шли на берег и торжественно снимали байдару с вешал. Морским духам приносили жертву — в воду бросали куски мяса, после чего лодку спускали на воду и выходили в море, открывая сезон охоты.

А осенью береговые чукчи чествовали Кереткуна. Праздник продолжался двое-трое суток, и одним из главных его атрибутов была «сеть Кереткуна». Иногда к ней подвешивали вырезанные из дерева фигурки самого покровителя морских животных. По окончании праздника фигурки сжигали, а остатки ритуального угощения бросали в море, полагая, что таким образом все добытые на охоте морские обитатели возвращаются в свою стихию.

ДУХИ-КЭЛЕ

Духи в чукотской мифологии носят общее название кэле. Так называют и покровителей различных природных объектов, и охранителей от разного зла, и помощников шаманов. Они могут менять облик, увеличиваться или уменьшаться в размерах, становиться невидимыми. Однако в мифологических сказках чаще рассказывается о кэле — злобных чудовищах, которые обитают в подземном мире, имеют вид животных или много­головых человекообразных существ с большими зубами и длинными когтями. Жизнь злых кэле подобна человеческой: у них есть семьи, они владеют оленями, охотятся, причем основной объект охоты — души людей. Болезнь и смерть человека часто объясняли тем, что кэле похитили его душу.

Со злыми кэле борются шаманы. В некоторых случаях шаман, наделенный способностью перемещаться по всей Вселенной, посещать верхний и нижний миры и общаться с духами, может отобрать у похитителя человеческую душу и вернуть ее на землю. В таком случае больной выздоравливает, и даже умерший может ожить.

Сказания о шаманах представляют собой особую разновидность устного народного творчества народов Дальнего Востока. Причем наряду с сакральными шаманскими мифами у чукчей бытовали предания чисто развлекательного характера. Языковед и фольклорист Георгий Меновщиков пишет: «Эти предания рассказываются не шаманами, а любым рассказчиком о шаманах, об их колдовском могуществе, о воздействии шаманской магии на окружающий мир».

Однажды позвали сильного шамана в дальнее селение помочь больному. А у шамана свой сын был тяжело болен. Жена говорит: «Без тебя наш сын умрет». — «Ничего, я его оживлю. Ты только его не хорони», — ответил шаман и уехал. В тот же день юноша умер. Мать не позволила его хоронить, дождалась мужа. А тот, узнав о смерти сына, начал шаманить.

Было у него три бубна12. Взял шаман первый из них, спустился под землю, но не нашел там души сына. Вернулся в ярангу, изломал первый бубен, взял второй, проник в пучину морскую, но и там не нашел души сына. Изломал второй бубен, взял третий и улетел на Полярную звезду. Говорит ему человек — Полярная звезда: «Душу твоего сына утащили кэле и сегодня собираются его убить. Дам я тебе свои нарты с оленями, отправляйся в их обиталище. Если успеешь, спасешь мальчика».

Поблагодарил шаман человека — Полярную звезду, сел на нарты, и олени помчали его через все миры. Миновал он одну Вселенную, вторую, третью… Наконец достиг пятой — самой темной. Сидят там шестеро кэле, а перед ними на земле лежит сын шамана, связанный по рукам и ногам.

Напустил шаман на кэле сон, а когда те крепко уснули, склонился над сыном, вдохнул поглубже и вместе с воздухом втянул в себя его душу. Сел на нарты и погнал оленей домой. Дома выдохнул душу сына — и мальчик ожил.

У каждого шамана были особые духи-помощники в виде животных, птиц или самых разнообразных предметов домашнего обихода: молотка, котелка, иголки и т. д. Их фигурки из металла, дерева, кости нашивались на шаманский костюм. Считалось, что в нужный момент они оживают и приходят на помощь шаману в его общении со сверхъестественными силами.

Этнограф и лингвист Владимир Германович Тан-Богораз был свидетелем общения с духами чукотской шаманки Тылювии. Он подробно и ярко описал этот процесс13:

«“Гоу, гоу, гоу, гоу! — запела Тылювия, старательно выделывая голосом какой-то необыкновенно сложный напев, весьма напоминающий вой метели в тундре. — Бобо, боббо, боббо, боббо! Гоу, гоу, гоу, гоу!”

По обычаю чукотских шаманов Тылювия пользовалась бубном как резонатором, то держа его перед самым ртом, то отводя его вверх и вниз и отклоняя под самыми различными углами. <…>

Звук голоса Тылювии совершенно утратил локализацию, и мы перестали связывать его с тем определенным местом на левой стороне, где сидела шаманка. Большей частью он казался исходящим из независимого центра, находившегося приблизительно посредине потолка, потом облетал полог справа налево и слева направо, кружился над нашей головой, бился об стены.

Голос Тылювии становился все громче и громче, стук колотушки превратился из частой дроби в непрерывный грохот. <…> “Приди, приди, приди!.. — взывала Тылювия. — А-яка-яка-якай!” <…>

Из противоположного угла полога послышались такие странные неожиданные звуки, полузадыхавшиеся, проникнутые неизъяснимым хрипением, которые, конечно, могли принадлежать только духу. <…> Голос <…> несмотря на свою сверхъестественность, имел довольно заметное сходство с голосом Тылювии. <…>

Вслед за ним явился последовательно целый ряд духов, представших перед нами в бесконечном разнообразии звуков.

Хриплое карканье ворона начиналось чуть слышно вдали и, постепенно приближаясь, врывалось в полог, как буря, налетало на бубен с громким хлопаньем крыльев <…> и уносилось в ночную даль. Волчий вой доносился из глубины земли, потом становился ближе, раздавался в самом пологе и <…> в свою очередь, уносился в вышину. Невидимый пес являлся на зов шаманки и с такой силой отряхивался над бубном, что стены полога вздрагивали и тряслись. Самые неестественные голоса прилетали с различных сторон, гремели, хрипели, ворчали и выли в разных углах полога, блуждали взад и вперед, произносили отрывистые фразы на непонятном языке и опять улетали в пространство. <…>

Иные из духов проявляли проказливость нрава. Они швыряли и перетряхивали посуду, плескали водой из котла <…> выдергивали из-под нас постели и даже кидали в нас неизвестно откуда взявшимися поленьями. Один раз невидимая рука совсем приподняла полог над нашей головой, и мы на мгновение увидели тусклый свет звездной ночи, вливавшийся в высокий шатер сквозь дымовое отверстие. Все это время рука Тылювии не переставала стучать в бубен, свидетельствуя о том, что вдохновенная не принимает никакого участия в этих проделках».

Любопытно, что автор приведенного отрывка, убежденный материалист, несмотря на ироничность тона, даже не пытается дать увиденному рациональное объяснение.

ЛЮДИ-ЖИВОТНЫЕ

Значительное место в чукотском фольклоре занимают люди-животные. Один из самых распространенных сюжетов чукотских мифологических сказок — рассказ о браке человека и животного: мужчина берет в жены белую медведицу, женщина выходит замуж за моржа и т. д. В одном из сюжетов к девушке сватается старый ворон, которому надоела его жена-чайка, девушка ему отказывает, но не потому, что он ворон, а потому, что старый.

Как правило, животные благожелательно настроены к людям и общаются с ними на равных. Верными друзьями и помощниками человека считались белые олени, гагары, горностаи и в особенности косатки — морские хищники, нападающие на китов. Случалось, что киты, спасаясь от косаток, выбрасывались на берег, где их убивали охотники. Чукчи верили, что косатки намеренно пригоняют к ним добычу.

Согласно народному поверью косатки зимой превращались в волков, сохраняя при этом хорошее отношение к людям. В одной из мифологических сказок волки спасают человека от свирепого кэле, пожирающего все живое и даже неживое вокруг себя:

Жил один оленный чукча со своей старой бабушкой. Была у него хорошая яранга и много оленей. Однажды, когда он пас стадо, один из оленей встряхнулся — и из его уха выпал новорожденный младенец14. Чукча отнес ребенка бабушке, не подумав, что это не человеческое дитя, а кэле.

Найденыш быстро рос — не так, как обычные дети. Как-то раз вернулся вечером чукча домой и увидел: нет ни яранги, ни бабушки — все сожрал кэле. Испугался чукча, не знает, что делать. А кэле плачет, кричит, требует еще еды. Зарезал чукча оленя — проглотил кэле тушу одним махом. И опять кричит: «Есть хочу!» Зарезал чукча другого оленя, потом третьего — сожрал кэле все стадо. Думает чукча: «Больше нечем его кормить. Теперь сожрет чудовище меня самого». И бросился бежать. А кэле за ним.

Чукча был сильным и быстроногим. Четыре дня бежал без отдыха, добежал до высоких скал, где жили волки. Говорит им чукча: «Гонится за мной кэле, хочет съесть. Спрячьте меня!» Спрятали его волки в расщелине скалы. Затаился чукча, слышит — бежит чудовище, дрожит под ним земля. Окружили волки кэле со всех сторон, и началась жестокая битва. Кэле убьет волка и сразу проглотит. Много волков сожрал. Но наконец выбился из сил. А волки кидаются на него, кусают острыми зубами. Упал кэле на снег, и волки разорвали его на куски.

Вышел чукча из своего укрытия, огляделся. Залит снег кровью, от стаи волков не осталось и половины. «Куда же мне теперь идти? — спрашивает чукча. — Нет у меня ни родни, ни дома, ни оленей». Волки говорят: «А ты иди просто так по земле!»

Пошел чукча и вдруг превратился в крупного волка. Остался он жить в волчьей стае, а потом и вожаком у них стал, потому что был сильным и быстроногим.

Благожелательным по отношению к человеку существом почитался также паук, а его паутина воспринималась как нить, соединяющая небо и землю. Чукчи представляли паука в образе маленькой старушки, которая в сказках обычно помогает женщинам.

Р. Л. Ньюкомб. Чукотская яранга. 1882 г.

R. L. Newcomb. Our Lost Explorers: the Narrative of the Jeannette Arctic Expedition, as related by the survors, and in the records and last journals of Lieutenant De Long, 1882

Жили муж с женой. Их яранга стояла на отшибе, далеко от людей. Муж охотился на морского зверя, жена занималась хозяйством, а детей у них не было. Муж из-за этого на жену сильно злился и в конце концов решил от нее избавиться.

На берегу моря, у самой воды, построил он каменную ярангу, запустил туда змей и стал их откармливать. Добудет нерпу или тюленя и бросит в ярангу змеям. Змеи от такой еды росли и жирели, так что скоро каждая стала толщиной с руку.

А жена удивляется: ходит муж каждый день на охоту, а домой ничего не приносит. Спрашивает его: «Почему возвращаешься ты всегда без добычи?» Муж отвечает: «Нет у нас детей, не для кого мне добывать зверя».

Однажды сидела жена дома, шила мужу торбаза. Вдруг слышит — окликает ее старушка-паучок: «Бедная ты, бедная! Шьешь мужу торбаза, а он задумал тебя погубить. Вот увидишь, скоро начнет он говорить с тобой ласково, как в то время, когда вы только поженились, позовет с собой на охоту, приведет на берег моря, а потом заманит в каменную ярангу, и там сожрут тебя змеи».

Испугалась женщина, заплакала: «Что же мне делать?» Старушка-паучок отвечает: «Оставь пока мужнины торбаза и сшей себе пару туфель. Когда позовет тебя муж на охоту, возьми их с собой, спрячь за пазуху, а как только увидишь на берегу моря каменную ярангу, отвлеки как-нибудь мужа и незаметно брось одну туфельку на землю. Муж ее поднимет, станет рассматривать, а ты тем временем бросай вторую и беги скорее к каменной яранге, встань у самой стены, посмотри в небо и крикни: «Я здесь!»

Женщина послушалась совета старушки, сшила себе пару туфель.

Возвращается муж с охоты, да не просто так, а с добычей. Сам улыбается, на жену смотрит ласково и говорит: «Принес тебе жирного тюленя и крупную нерпу. Свари побольше мяса — поедим с тобой в последний раз». Спрашивает жена: «Почему в последний раз, будто мы собрались умирать?» Отвечает муж: «Да нет! Это я оговорился, хотел сказать, что мы с тобой давно уже не ели вместе». Сварила женщина мясо, поели они. Муж говорит: «Пойдешь завтра со мной на охоту? Ты ведь все время одна дома сидишь, наверное, скучно тебе? Да и мне с тобой веселее». Женщина сделала вид, что обрадовалась, и согласилась.

Утром вышли они из дому. Женщина, как велела ей старушка-паучок, спрятала за пазуху новые туфли. Вот показалось вдали море и каменная яранга на берегу. Спрашивает жена: «Чья это яранга?» — «Моя. Я построил ее, чтобы легче было за морским зверем следить». Тут женщина сделала вид, что заметила что-то далеко в стороне, и воскликнула: «Смотри, что это там такое белое движется?» Обернулся муж, а жена скорее бросила одну туфельку на землю.

Говорит муж: «Ничего там белого нет. Померещилось тебе». Потом заметил туфельку, удивился, откуда она здесь взялась. Поднял, стал разглядывать. Жена тем временем бросила вторую. Муж поднял вторую туфельку, говорит: «Вот и пара».

А жена пустилась бегом к каменной яранге, встала под стеной, посмотрела в небо и крикнула: «Я здесь!» И тут же старушка-паучок спустила ей сверху паутинку. Обвязала женщина паутинку вокруг пояса, и старушка подняла ее в воздух.

Смотрит муж — нет жены. Крутит головой туда-сюда, не может понять, куда она подевалась. Потом глянул повыше и увидел: висит жена на паутинке между небом и землей. Полез муж на крышу каменной яранги, протянул руки, чтобы схватить жену, да немного не дотянулся. Привстал на цыпочки, оступился и провалился через дымовое отверстие в ярангу. Там набросились на него змеи и в один миг обглодали до костей.

А старушка-паучок опустила женщину на землю, и они направились вместе домой. Пришли, а рядом с ярангой, где жила женщина с мужем, стоит вторая — большая, красивая. Говорит старушка-паучок: «Это яранга моего сына. Его сейчас дома нет, он своих оленей пасет. Давай подождем, когда он вернется». Сели и стали ждать.

Вернулся мужчина-паук, статный, красивый. Понравился он женщине, и она ему приглянулась. Говорит старушка-паучок: «Если вы поженитесь, то будете дружно жить».

Вышла женщина за него замуж. Хорошо они стали жить: и яранга просторная, и олени каждый год дают хороший приплод, и детей родила женщина много. Так что в том, что не было у нее прежде детей, виновата была не она, а съеденный змеями муж.

В сказках люди и животные охотно вступают в браки, но иногда различия в их природе становятся препятствием для совместной жизни. Например, девушка выходит замуж за моржа, но довольно скоро она вынуждена покинуть его, поскольку не может питаться морской пищей.

ОДУШЕВЛЕННЫЕ ПРЕДМЕТЫ

Чукчи одушевляли не только явления природы, но и различные неодушевленные предметы. Тан-Богораз передает рассказ шамана: «Всё сущее живет: лампа ходит, стены дома имеют свой голос… шкуры, лежащие в мешках, разговаривают по ночам».

Среди вещей из домашнего обихода особенно почиталось огниво. Оно представляло собой деревянную дощечку с углублениями для получения пламени способом трения. В углубления вставлялся деревянный стержень, который нужно было быстро вращать между ладонями или при помощи лучкового сверла. Огниву обычно придавали антропоморфную форму, углубления на его поверхности считались его глазами, звук от трения — голосом. Огонь, добытый при помощи такого приспособления, считался священным, был символом семейного благополучия, его запрещалось выносить из дома.

Человек мог общаться с вещами, ссориться и мириться с ними. В одной из сказок лыжи, посох и точильный брусок защищают своего хозяина от злых кэле, а обиженный на владельца нож встает на сторону врага:

Один чукча пас оленье стадо. Вечером стал устраиваться возле оленей на ночлег, но тут поднялась такая пурга, какой он никогда прежде не видел. «Неспроста эта пурга, наверное, охотятся за мной кэле, — подумал чукча. — Я засну, а они меня схватят и съедят. Надо выставить стражу». Взял он свои лыжи и посох, отцепил от пояса нож и точильный брусок, воткнул их в снег и сказал: «Я — ваш хозяин, вы — мои верные слуги. Охраняйте меня, пока я буду спать». Лег и заснул.

Говорят лыжи: «Сможем ли мы хозяина защитить?» Отвечают посох и точильный брусок: «Сможем!» А нож заявил: «Что заранее говорить! Когда придут кэле, тогда я и скажу свое слово».

И вот появились трое кэле. Остановились поодаль и начали совещаться, как лучше на человека напасть. Один из них взял копье, стал подкрадываться. И вдруг нож подал голос: «Я тебе помогу! Мое лезвие острее твоего копья. Возьми меня и вонзи человеку в бок!» Закричали лыжи, посох и точильный брусок: «Что такое ты говоришь? Разве ты враг нашему хозяину?» — «Это он мне враг: все время тычет меня носом то в дерево, то в лед, то еще куда-нибудь. Я давно хочу ему отомстить».

А кэле уже совсем близко, протянул лапу к ножу. Но тут лыжи со всей силы ударили злодея по голове, посох толкнул его в грудь, а точильный брусок, подпрыгнув, подбил ему правый глаз. Отлетел кэле назад к своим товарищам и говорит: «Лучше нам оставить этого человека в покое, вон какие у него надежные сторожа!» Но двое других не согласились: «Надо расправиться с ними, иначе мы останемся без еды».

Попытался второй кэле подобраться к человеку. Но и его отогнали лыжи, посох и точильный брусок. Говорит тогда третий, самый старый и самый умный кэле: «Теперь я пойду. Уж меня-то им не одолеть». Он провалился под землю и стал подкрадываться к человеку подземным путем, все ближе и ближе.

Ступательные лыжи для передвижения по глубокому снегу. Чукчи. 2015 г.

Wikimedia Commons

Тут уж лыжи, посох и точильный брусок испугались, стали будить хозяина: «Просыпайся! Идет кэле сюда под землей. Мы ничего с ним сделать не можем, думай сам, как спастись!» — «Ладно, вы только прислушивайтесь и скажите мне, когда он совсем близко подойдет».

Отцепил чукча от пояса полую лебединую кость, один ее конец взял в рот, другой воткнул в снег. Вскоре закричали лыжи, посох и точильный брусок: «Кэле уже совсем близко!» Дунул человек в полую кость, как в трубу, — поднялся под землей сильный ветер. Подхватил старого кэле и унес далеко-далеко. Выбрался он из-под земли, сам не зная где. Еле нашли его товарищи. Говорит старик: «Ну его, этого человека! Лучше останемся голодными, да живыми. Ведь если попытаемся на него еще раз напасть, он нас, наверное, убьет». Ушли кэле в свое логово, и пурга сразу унялась.

Поблагодарил хозяин лыжи, посох и точильный брусок, а нож изломал на мелкие кусочки. Потом лег спать и спал до утра.

ГЕРОИЧЕСКИЕ СКАЗАНИЯ

Значительное место в чукотском фольклоре принадлежит герои­ческим сказаниям, которые сами чукчи называют «сказания времен раздоров». На протяжении долгого времени чукчи вели почти непрекращающиеся вой­ны с коряками и эскимосами. Предметом раздоров были главным образом оленьи стада. По свидетельству очевидцев, чукчи отличались крайней воинственностью, необыкновенным бесстрашием и презрением к смерти.

Героем целого цикла героических сказаний является вождь по имени Хунлелю. Знаток истории, фольклора и быта народов Дальнего Востока Дмитрий Нагишкин считал, что у Хунлелю имелся реальный исторический прототип: «Очевидно, это был незаурядный человек, обладавший и военной смекалкой, и ясным сознанием задач своей борьбы, так как весь цикл сказаний о нем рисует его бескорыстным защитником народа, справедливым богатырем, не имевшим других целей и не извлекавшим никакой личной выгоды из своей победы».

Противником Хунлелю в этих сказаниях был вымышленный народ — танниты — собирательный образ врага.

Оружие и утварь. Чукчи. 1835–1836 гг.

The New York Public Library Digital Collections

Чукчи воевали не только с иноплеменниками, нередко вражда вспыхивала и между отдельными группами самих чукчей. О такой вражде рассказывается в предании «Приемный сын», которое интересно еще и тем, что в нем показаны приемы воспитания будущего воина:

Это было давно. Чукчи, жившие у подножия горы Яранай, воевали с чукчами восточного побережья.

Однажды после неудачного боя яранайцы бежали от своих врагов. С одной нарты упал годовалый мальчик. Преследователи хотели его убить, но один из восточных чукчей пожалел ребенка, взял к себе и стал воспитывать вместе со своими детьми.

Шло время. Мальчик рос сильным и отважным. Чтобы укрепить свой дух и тело, он каждый день бегал в тундре, по многу часов качал на руках кость нижней челюсти кита, спал стоя, опершись о стену яранги.

Восточные чукчи с опаской смотрели, как мужает молодой яранаец, и однажды сказали его названому отцу: «Если он узнает, что рожден не здесь и что мы враги его сородичей, то перебьет всех нас. Убей его, пока не поздно!»

Отец сказал: «Придется сделать это!»

И вот, когда молодой яранаец спал, его названый отец натянул тетиву своего лука и нацелил стрелу в сердце приемного сына. Но выстрелить не смог. Трижды поднимал он лук и трижды опускал его. Потом разбудил приемного сына и сказал ему: «Ты должен уйти отсюда. Ступай к своему родному отцу».

Молодой яранаец удивился: «Куда ты велишь мне идти? Ведь мой отец — ты».

Тогда восточный чукча поведал приемному сыну всю правду и объяснил, как найти ему свою родню. Он сказал: «Будешь идти весь день, вечером выйдешь к большому озеру, там заночуешь. Потом будешь идти еще день и поднимешься на высокую гору. Там переночуешь вторую ночь. А на третий день увидишь яранги своих сородичей».

Молодой яранаец пустился в путь и, как сказал ему его названый отец, на третий день пришел в родное стойбище.

Он заглянул в первую ярангу и спросил у сидевшего там старика: «Помните ли вы, как восемнадцать лет назад после битвы с восточными чукчами у кого-то из ваших сородичей пропал ребенок? Он остался жив. Это — я!»

И старик радостно воскликнул: «Ты — мой сын!»

На радостях, что обрели нового сородича, яранайцы закололи много жирных оленей и пировали несколько дней.

А потом молодой яранаец снова пустился в путь. Он явился к восточным чукчам и сказал своему названому отцу: «Я нашел своих родных, но тебя я тоже почитаю как отца. Перестанем же отныне враждовать».

И с тех пор все чукчи жили в мире между собой.

КЕРЕКИ

Кереки — маленькая народность, живущая на побережье Берингова моря. Сейчас кереков относят к числу исчезающих или даже уже исчезнувших народов: в середине XX века их численность была около ста человек, и писатель Владилен Леонтьев, занимавшийся изучением керекской жизни, быта и культуры кереков, утверждал, что лично знаком с каждым из них. В настоящее время, согласно переписи 2010 года, кереками себя считают только четыре человека.

Однако в преданиях сохранилась память о тех временах, когда их было много и они вели вой­ны с соседями — чукчами и коряками.

Тем не менее по образу жизни и культуре кереки близки и к тем и к другим. Много общего и в их мифологических представлениях. У кереков тоже существуют мифы «вороньего цикла», в которых Великого ворона зовут Кукки, бытовали шаманизм и колдовство. Причем керекские шаманы и женщины-колдуньи считались у соседей самыми сильными и знающими.

МИФОЛОГИЧЕСКИЕ СКАЗКИ О ВОРОНЕ КУККИ

Развернутого мифа о сотворении мира в фольклоре кереков не сохранилось, но его отдельные фрагменты просматриваются, например, в мифологическом рассказе, записанном Владиленом Леонтьевым со слов пожилого керека Кежгынто в 1971 году. Правда, о созидательной роли Великого ворона сказитель упоминает лишь вскользь, а на первом плане оказывается комический образ Кукки.

Жил Кукки со своей женой Мити. Он очень боялся солнца и никогда не выходил из дома, когда оно светило15. Его жена не только выполняла женскую работу по дому, но и добывала пищу, чтобы кормить себя, мужа, а затем и родившихся у них двоих сыновей. Мити часто ходила на море (там у нее был второй — «морской» — муж) и приносила морской еды. От «морского» мужа Мити также родила двоих сыновей, а затем двух дочерей16.

Сыновья выросли и стали ходить на охоту, добывать диких оленей.

Далее приводим слова рассказчика — цитату полевой записи:

А тогда земля ровная была, гор не было. Не понравилось Кукки, что земля ровная. «Ох, горы сделаю», — сказал как-то Кукки. И верно. Проснулись на следующий день и видят: горы образовались. «Теперь в горах оленей промышляйте», — говорит он детям.

Таким образом, Великий ворон, так же как в мифологии чукчей и коряков, выступает в роли творца, обустраивает землю и создает горы, чтобы его потомству было легче охотиться17.

Как уже не раз отмечалось, в чукотско-камчатских сказках ворон показан бестолковым, ленивым, аморальным персонажем, однако все его негативные черты — это лишь маска, под которой скрывается истинный образ персонажа. В керекской сказке «Кукки и Волк» Кукки старательно демонстрирует свою трусость, и тем не менее мудрый старый волк, несомненно знающий о настоящей природе ворона, удерживает от конфликта с ним своих молодых и неопытных соплеменников. Те явно робеют перед якобы струсившим вороном. Такой контраст между поведением самого Кукки и реакцией окружающих производит дополнительный комический эффект.

Однажды пошел Кукки кататься на нартах. Летит с горы, кричит: «Ух, хорошо! Только небо перед глазами мелькает!»

Тут проходил мимо Волк. Услыхал, как Кукки радуется, стал просить: «Дай, дедушка, и мне прокатиться». — «Тебе нельзя, ты в воду упадешь». — «Не упаду».

Сел Волк на нарты, разогнался с горы и угодил прямо в море.

Кричит: «Дедушка, дедушка! Вытащи меня из воды!» А Кукки в ответ: «Ты меня не послушал, не буду я тебя вытаскивать». Просит Волк: «Вытащи! Я тебе стадо баранов отдам». — «Не нужны мне твои бараны. Своих достаточно». — «Вытащи! Я тебе много росомах подарю». — «Не нужны мне твои росомахи. Мои сыновья их каждый день из леса приносят».

А Волк в холодной воде уже закоченел совсем. «Так уж и быть, — говорит, — отдам я за тебя замуж свою сестру-красавицу». Кукки тут же позабыл про свою жену Мити и радостно воскликнул: «Ладно. На это я согласен». И вытащил Волка из воды.

«Идем, — говорит, — к твоей сестре». Тут Волк засмеялся: «Я тебя обманул! Нет у меня никакой сестры». И убежал.

Рассердился Кукки: «Ну ладно, тебе это даром не пройдет!» Превратился он в кусок оленьего мяса и лег на пути у Волка. Съел Волк это мясо, а Кукки у него в брюхе снова принял человеческий образ, схватил волчье сердце и выкинул наружу. Волк тут же издох. Вылез Кукки из волчьего брюха, взвалил волчью тушу на плечи и понес домой: «Жена! Я волка добыл!»

Обрадовалась Мити, стала плясать и петь: «Кукки волка добыл!» Хотела она тут же волчью тушу разделать, но муж сказал: «Пусть пока в кладовой полежит». И велел своей дочери, которую звали Синильлымнылнаккут, отнести тушу в кладовую, где хранились съестные припасы.

А в волчьем селении у Волка осталось трое братьев. Двое взрослых, а третий волчонок-подросток по имени Вечовтын. Дошла до них весть, что Кукки погубил их брата, и двое старших решили за него отомстить. Побежали к жилищу Кукки, чтобы разорвать ворона и его жену на куски. Кукки в это время сидел на пороге и плел рыболовную сеть. Увидал волков младший сын ворона и закричал: «Отец, сюда волки бегут!»

Кукки сделал шарики из жира, вложил в них отраву и велел сыну разбросать их на пути у волков. Проглотили волки шарики, стало им очень плохо. Еле-еле дотащились до дома Кукки и издохли.

Говорит Кукки: «Я еще двух волков убил!» И велел дочери отнести эти туши в ту же кладовую и сторожить их, чтобы никто не украл.

Долго ждал Вечовтын, когда вернутся братья, не дождался и побежал по их следам. Заметил разбросанные по пути шарики жира, но догадался, что они отравлены, и не стал их есть.

А Кукки опять у дверей сидит, сеть плетет. Подбежал к нему Вечовтын, грозно зарычал: «Дедушка, где мои братья?»

Испугался Кукки, шмыгнул в землянку, залез в полог, спрятался под шкурами. Мити спрашивает: «Что с тобой? Кто тебя так напугал?» — «Вечовтын пришел за своими братьями». — «Ну так выйди прогони его. Ты же мужчина. Я женщина, и то не прячусь». Но Кукки твердо сказал: «Не выйду. Я спать буду».

А Вечовтын тем временем стал искать братьев, пришел в кладовую и увидел всех троих бездыханными. Но он был шаманом, стал шаманить и оживил двоих братьев, только третьего, у которого не было сердца, не смог. Говорит им Вечовтын: «Придется нам его здесь оставить. Но за это мы уведем с собой дочь Кукки». Испугалась Синильлымнылнаккут, заплакала, но пришлось ей идти с волками в их волчье селение.

Т. В. Муравьева. Дочь Кукки уходит с волками.

Архив автора

Поднялась Мити в кладовую, смотрит: нет дочери и лежит только одна волчья туша. Вернулась она в землянку, стала ругать мужа: «Из-за твоей трусости нашу дочь украли! И двух волков как не бывало!»

Вылез Кукки из-под шкур: «Это, наверное, Вечовтын сделал. Не горюй, верну я нашу дочь». Пошел в кладовую, набрал обрезков разных шкур, сделал из них новое сердце и вложил Волку в грудь.

Волк тут же ожил. Говорит ему Кукки: «Я тебя оживил, и за это пусть твои родичи отдадут нашу дочь». Побежал Волк в свое селение. Удивились братья, увидев его живым. Спрашивают: «Как же ты ожил? Ведь у тебя не было сердца!» Отвечает Волк: «Дедушка сделал мне новое сердце. А за это велел вернуть его дочь». — «Ладно. Завтра отведем девушку домой». Но волчий старейшина сказал: «Нечего ждать до завтра. Отведите прямо сейчас. А то ворон с нами еще что-нибудь сотворит, он ведь умный и хитрый».

Привели волки Синильлымнылнаккут домой. Мити им говорит: «Заходите. Угощу вас чем-нибудь». А Кукки опять спрятался под шкуры. Говорят волки: «Нет, не будем заходить. Нам возвращаться пора».

Вернулись они в свое селение. Рассказывают старейшине: «Отвели дочь к дедушке». — «А что дедушка сказал?» — «Ничего не сказал. Он от нас под шкуры спрятался».

Как и все другие народы, кереки представляли себе Вселенную состоящей из небесного, земного и подземного миров. Последний обычно отождествляется с подводным, поэтому мифологическая сказка о женитьбе Кукки на рыбе Горбуше, по сути, представляет собой рассказ о путешествии Великого ворона в иной мир:

Однажды наступило голодное время. Говорит Мити мужу: «Придется детей корой кормить». Стал Кукки в лес ходить, кору собирать. Мити ее истолчет, смешает с рыбьей икрой и кормит детей. А Кукки ничего не дает, приходится ему старые обрезки кожи жевать.

Как-то раз шел он мимо речки. Вдруг из омута выглянула рыба Горбуша. Увидала она Кукки и заохала: «Ох, какой же ты худой стал! Совсем отощал!» — «Отощаешь, когда есть нечего». — «А ты иди к нам. У нас, водяных жителей, всегда много еды». Подумал Кукки: «И правда, под водой, наверное, будет лучше». И прыгнул в реку. Женился на Горбуше, живет, горя не знает.

Однажды Горбуша говорит: «Отнеси поесть своей земной жене и детям». Собрал Кукки разной еды, принес Мити. Удивилась она: «Откуда у тебя столько еды?» Рассказал ей Кукки, что женился на Горбуше. Говорит Мити: «Что же, ты теперь всегда будешь в воде жить? Нас с детьми совсем бросишь? Приводи лучше свою Горбушу сюда, мы с ней будем подругами»18.

Вернулся Кукки в реку: «Мити велела мне тебя в наш дом привести». Подумала рыба и согласилась.

Увидала Мити Горбушу — и взыграла в ней ревность. Вскоре ушел ворон в лес за дровами, а Мити схватила бедную Горбушу и сварила на обед себе и детям. Кукки, возвратившись, спрашивает: «Где моя новая жена?» Отвечает Мити: «Не знаю. Куда-то ушла».

Отправился Кукки Горбушу искать. А душа Горбуши тем временем возродилась и вернулась к себе домой. Подошел Кукки к омуту, видит: плещется Горбуша в воде как ни в чем не бывало. Говорит ей Кукки: «Идем домой!» А Горбуша отвечает: «Не пойду! Твоя Мити меня один раз уже сварила и съела, больше я этого не хочу».

И стал Кукки опять жить с одной Мити.

СКАЗКИ О ЖИВОТНЫХ

Как и все древние охотничьи народы, кереки верили, что добытый на охоте зверь возродится, если соблюдены определенные ритуалы. Хозяйка, встречая вернувшегося охотника, совершала обряд благодарения кликыпыттувак, включавший в себя ритуальную пляску и песню, в которой восхвалялись и зверь, и охотник, причем животному приносилась особая благодарность за то, что оно кормит людей. Когда мясо было съедено, кости собирали вместе, позвонки нанизывали на веревку или ремень и торжественно относили на берег моря или в тундру.

О возвращении к жизни добытого на охоте зверя рассказывается в сказке «Милуткалик, заяц-мужчина». Примечательно, что мудрая бабушка-зайчиха называет убитых ее внуком лахтаков «друзьями», а возродившиеся лахтаки говорят, что побывали у зайцев «в гостях».

Жил Заяц со старой бабушкой и двумя сестрами.

Как-то раз отправился он в лес надрать древесной коры. Вышел на берег моря, а там стоит бревенчатый сруб. Стал Заяц сдирать кору с бревен да приговаривать: «Вот эта кора для бабушки — горьковатая, зато мягкая; эта — для старшей сестры, пожестче, а эта — для младшей, совсем жесткая, но сладкая».

Тут вынырнул из моря маленький лахтаченок и стал дразнить Зайца. Тот не стерпел, ответил, завязалась перепалка. Долго насмехались они друг над другом, выдумывая все новые и новые оскорбления. В конце концов лахтаченок обиделся и пожаловался своим дедушке и бабушке. Рассердились дедушка и бабушка, выплыли на берег, хотели расправиться с Зайцем, но тот оказался проворнее, ударил их теслом, которым сдирал древесную кору, и убил.

Принес Заяц лахтачьи туши домой. Бабушка-зайчиха их сварила, зайцы наелись, а потом старушка сказала: «Хватит, сыты мы. Надо теперь друзей отблагодарить. Соберите для них сушеной оленины, сочных ягод и сладких корешков. Друзьям пора домой идти, их внуки ждут».

Послушались Заяц и его сестры, сложили гостинцы в мешок, а бабушка-зайчиха собрала все до единой лахтачьи косточки. Отнесли они все это на берег моря, кости зарыли в землю, оставили рядом гостинцы и ушли домой.

Тем временем маленький лахтаченок горько оплакивал своих бабушку и дедушку, и вдруг видит: возвращаются они домой, да еще с подарками. Говорят: «Смотрите, как хорошо нас зайцы угостили: здесь и оленина, и ягоды, и съедобные корешки. Не напрасно мы к ним в гости ходили».

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О РОЖДЕНИИ И СМЕРТИ

Кереки верили, что душа умершего предка возрождается в ком-нибудь из его потомков, причем обязательно по женской линии. В сыне возрождается душа деда или прадеда, а в дочери — бабушки (все это родичи с материнской стороны). В сказках отец, обращаясь к дочери, часто называет ее тещей. Ребенку давали имя предка, и лишь в исключительных случаях новорожденный получал свое собственное имя. Это бывало настолько редко, что об одном таком эпизоде, произошедшем в середине ХХ века, рассказывали много десятилетий спустя. Тогда большая керекская семья на байдаре отправилась в гости к родственникам. Среди них была беременная женщина, которая неожиданно почувствовала приближение родов. Для нее поспешно соорудили полог прямо в байдаре, и она благополучно родила дочь. Девочку назвали Анкана — «Морская». Однако затем ей все-таки было дано и второе имя в честь бабушки.

В случае смерти новорожденного говорили: «Прошел (или прошла) мимо», то есть предок на сей раз не захотел вернуться на землю.

С представлением о посмертной жизни души связан похоронный обряд. У кереков он имел два варианта: тело умершего или опускали в море, или закапывали в землю. Морское погребение чаще совершалось зимой, погребение в земле — летом. Однако выбор способа могли предоставить и самому умершему. Если он не сделал никаких распоряжений при жизни, то кто-нибудь из родни клал руку покойнику на лоб и смотрел, куда качнется его голова — в сторону моря или в сторону суши.

Для умершего шили особую одежду из оленьих шкур с капюшоном, который плотно завязывали, и, если хоронили в море, к поясу привязывали маленькую лодочку. Тело опускали в воду осторожно, головой вперед, так, чтобы вода не захлестнула лицо, и отталкивали от берега. Одежда из оленьих шкур долго не давала телу уйти под воду, кереки считали, что покойный уплывает к своим предкам. Если же тело прибоем приносило обратно, это считалось плохим знаком: покойник ждет попутчика и кто-то еще должен умереть.

При захоронении в земле покойника клали головой на запад, над могилой насыпали пирамидальный холмик, а в головах втыкали деревянную лопасть.

БЫТ И КАЛЕНДАРНЫЕ ОБРЯДЫ

Год у кереков делился на летний и зимний периоды: с июня до первых сентябрьских заморозков и с сентября по июнь. Единицей измерения времени был именно сезон, а не год. Так, о возрасте ребенка могли сказать: «Ему два лета и одна зима».

К смене сезонов была привязана вся хозяйственная деятельность кереков: летом ловили рыбу, в остальное время охотились на морских зверей и на птиц, добывали пушнину, собирали яйца.

Кереки переселялись на лето на берега рыбных рек, а зимой возвращались обратно в стойбище.

Рыболовная сеть. Кереки. До 1919 г.

Suomen kansallismuseo

Рыболовство было одним из основных занятий кереков. Ловили рыбу чаще сетью, сплетенной из китовых жил. Такая сеть была большой ценностью, поскольку кит был достаточно редкой добычей. В случае если китовых жил не было, кереки покупали у чукчей сети, сплетенные из крапивного волокна. Но случались годы, когда кереки оказывались в полной нищете и купить сеть было не на что, — тогда для ловли рыбы использовали крючок, привязанный к длинному древку.

Жилище кереков представляло собой большую землянку, в которой жило сразу несколько семей. Для землянки выкапывали яму; как правило, на вершине какого-нибудь холма или бугра, чтобы дождевая вода стекала по его склонам, не заливая землянку. Ставили каркас из деревянных жердей, который частично возвышался над поверхностью земли, и обкладывали дерном. Зимой для лучшего сохранения тепла поверх дерна насыпали еще и снег.

Особенностью керекского жилища были, как писал этнограф Владимир Иохельсон, «длинные, узкие сени», то есть что-то вроде вытянутого тамбура перед входом, который строился из снега и льда. В сказаниях о нападениях на керекские селения врагов обитатели землянки видят тени нападающих сквозь ледяные стены.

Для выхода дыма и освещения жилища в кровле проделывалось дымовое отверстие.

За лето зимние землянки размывало дождями, от них сохранялись только деревянные каркасы, поэтому каждый год их строили заново. По окончании строительства устраивался праздник. Столбы, на которые опиралась кровля нового жилища, мазали разновидностью ритуальной пищи «миймий» — ягодами, растолченными с жиром. Остатки выносили на специальном блюде и разбрасывали вокруг в качестве жертвы духам, а также раскладывали несколько вырезанных из дощечек стрел, которые должны были служить оберегами. Затем была трапеза.

Перед началом сезона охоты на морского зверя совершался обряд «расспрашивания моржовой головы». Самый старый и опытный охотник в особом жертвенном месте, куда складывались моржовые черепа, брал за клыки голову моржа, добытого в прошлом году, и спрашивал о будущей охоте. В жертву моржу приносили кусочки мяса и сала. Голову первого моржа, добытого в новом сезоне, клали на жертвенное место клыками в сторону моря, чтобы в следующем году узнавать о грядущем уже у него.

СВЯТИЛИЩА КАМАК

Керекские святилища располагались вблизи селений, но так, чтобы оттуда было видно море. Они назывались камак, предположительно по названию блюда для жертвоприношений. Судя по найденным остаткам таких сооружений, они представляли собой площадку, на которой разложено множество моржовых черепов, а в центре располагалась воткнутая в землю челюсть кита и столб с антропоморфным изображением. «Возможно, — писал Леонтьев, — там проводились обряды поминовения предков и благодарения животных, то есть выражались две идеи: культ предков и культ животных».

Т. В. Муравьева. Фигурка птицы с головой нерпы, наконечник копья с антропоморфной личиной.

Архив автора

В качестве даров там оставляли охотничье оружие, наконечники стрел и копий. В 1973 году на месте такого святилища в бухте Гавриила были найдены наконечник копья с личиной человека и фигурка птички с головой нерпы. Люди из других племен также приносили на подобные жертвенники различные ценные вещи: оленьи рога, черепа бурых медведей, бусы, кусочки ткани. В. В. Леонтьев писал: «Оставьте вы на керекском жертвеннике трубку, портсигар, и кереки будут вам благодарны за уважение к их предкам».

ЗЛЫЕ ДУХИ

Злых духов кереки именовали калаа или каляа. Особенно опасными духи считались для маленьких детей. Чтобы уберечь ребенка, родители старались убедить калаа, что тот не представляет никакой ценности, и всячески принижали его достоинства. Даже о здоровом ребенке говорили, что он хилый и тощий, а вместо того чтобы сказать: «Как ты вырос!» — сокрушались: «Какой ты маленький!»

Калаа теряли власть над человеком, когда тот находился в родном доме, но могли напасть на него в путешествии. Поэтому, когда люди возвращались домой, им навстречу бросали головню из домашнего очага.

Правда, в сказке «Калаа с железным крючком» злой дух вторгается в домашнее пространство, но в итоге все же терпит поражение. В этой сказке присутствует еще один мифологический персонаж — Морская старуха, именно благодаря ее хитрости враг оказывается побежден.

Однажды огромный калаа-людоед забрел в селение, где жили кереки. Все мужчины ушли на промысел, остались только женщины и дети. Подошел великан к одной землянке, прислушался, услыхал голоса. Опустил в дымовое отверстие железный крючок и стал водить им туда-сюда.

Женщины в землянке испугались. Одна старуха спрашивает: «Кого ты хочешь поймать?» Говорит калаа: «А мне все равно. Кого поймаю, того и съем». Водит крючком туда-сюда, а сам поет: «Сегодня будет у меня еда, и завтра будет у меня еда, и послезавтра будет еда!»

Стали женщины думать, как им калаа обмануть и спастись. Те, что помоложе, стали рыть под стеной подкоп, а старухи взяли меховой керкер19, набили его сухой травой и нацепили на крючок. Вытянул калаа керкер, подумал, что это человек, и хотел съесть. Вцепился зубами, разорвал мех, и сухая трава запорошила ему глаза. Разозлился великан, стал глаза протирать. А женщины тем временем выбрались через подкоп из землянки и убежали.

Пустился злодей за ними в погоню.

Прибежали женщины на морской берег, позвали Морскую старуху, говорят ей: «Помоги нам, бабушка, спастись от калаа».

Вытянула Морская старуха ноги, положила их на другой берег, и беглянки по ее ногам, как по мосту, перебрались через море.

Тут прибежал калаа. Спрашивает Морскую старуху: «Куда женщины убежали?» — «Они море выпили и по дну на тот берег перешли». — «Как же так, целого моря и мне не выпить!» — «А ты попробуй!»

Начал калаа море пить да и лопнул. Сбросила Морская старуха его тушу в воду и сказала: «Пусть превратится калаа с железным крюком в разные полезные вещи. Пусть голова его станет железным чайником, ноги и руки — ружьями, мелкие кости — бусами. Пусть от него польза людям будет».

По ее слову все и вышло.

КОРЯКИ

Название «коряки» происходит от кор — «олень» и означает «находящиеся при оленях». Коряки живут на Камчатском полу­острове, занимая значительную его часть. Места их обитания почти граничат с полярным кругом на севере и простираются далеко на юг: суровая тундра сменяется лиственными лесами, заросли кустарников в горах — обширными лугами и заболоченными равнинами.

По роду занятий они, как и чукчи, всегда делились на две почти равные группы: охотников на морского зверя, оседло живущих по берегам Охотского и Берингова морей, и кочевников-оленеводов.

В наши дни насчитывается около семи с половиной тысяч человек, причисляющих себя к этому народу. Его верования во многом сходны с чукотской и керекской мифологией. Коряки также представляли себе Вселенную разделенной на земной, небесный и подземный миры, причем два последних делились на два яруса каждый. В нижнем ярусе небесного мира обитают облачные люди, а в верхнем — верховное существо, которое коряки называют Гычголен — «тот, кто наверху». Иногда он отождествляется с солнцем, а иногда представляется в образе Небесного хозяина — мудрого старика, живущего в небесном селении с женой и детьми. Облачные люди — его родня и помощники.

В юрте коряков. 1856 г.

The Library of Congress

В среднем, земном мире живут обычные люди.

В верхнем ярусе подземного — души умерших, а в нижнем, на самом дне Вселенной, обитают злые духи.

Как и большинство древних народов, коряки одушевляли и наделяли особой магической силой все сущее. У них есть поэтическое поверье о том, что у каждого человека должна быть «своя песня». Этнограф Елена Петровна Батьянова записала удивительный рассказ сорокачетырехлетней женщины: «Мама мне говорила раньше: “У каждого коряка своя песня есть. Она внутри, она у тебя появится”. И я убедилась в этом. Она появилась у меня, когда в моей жизни случилось несчастье и мне стало очень плохо. Я даже не заметила, как она во мне родилась, и вот она стала рваться, рваться из меня. Я целый день ходила и что-то мычала-мычала. И мама мне сказала: “Иди на Камарку (священную сопку) и попробуй там спеть. Если эта песня тебе поможет, значит, это твоя песня, ты с ней будешь жить. Ты ее будешь петь, когда тебе тяжело. Будешь петь одна. Иди туда”. Так родилась моя песня».

ТВОРЕЦ ЗЕМНОГО МИРА

В качестве творца у коряков, как и у чукчей, выступает Великий ворон, который в корякской мифологии носит имя Куткынняку20.

Долгое время считалось, что у коряков, как и у родственных им народов, нет мифов о возникновении земной и небесной тверди, о происхождении небесных светил, а рассказы о сотворении мира начинаются описанием обустройства уже созданной каким-то образом земли.

Однако в 1990-е годы исследователь традиционной культуры коряков Елена Батьянова записала интересное сказание от местной жительницы Марии Тэпеновны Етнеут, в котором повествуется о самом начале творения. Несмотря на то что рассказ довольно путаный и не всегда понятный, в нем содержатся важнейшие указания на целый ряд мифологических персонажей, проясняется их генеалогия, роль и четко выстраивается последовательность событий от начала времен.

Приведем фрагмент этого рассказа без обработки. Мария Тэпеновна начинает повествование так:

Сперва был Ыга. У них близкие люди были — Чыны (отец Куткынняку) и Тонга (это мама Куткынняку). И вот они родили. Ыгын-отец, Ыга-мать. И вот Ыга родила, Анотыйкинав-царицу родила, Анотыйкинав царь-солнце родила, потом Анотыйкинав Вулхы (ночь) родила.

Артефакты коряков. 1856 г.

The Library of Congress

Из этого следует, что родоначальниками божественных существ были две супружеские пары: Ыгын и Ыга и Чыны и Тонга. Их дети — загадочная «царица Анотыйкинав» и ворон Куткынняку представляют второе поколение, а к третьему относятся Солнце и Ночь, рожденные царицей Анотыйкинав. Солнце взяло в жены сестру Куткынняку Митчгыне, олицетворяющую небесный огонь, у них родились дети (Луна и звезды), а Куткынняку женился на сестре Солнца, Мити, от которой у него было много детей, не названных по именам. Куткынняку в небесной иерархии равен Солнцу. Рассказчица поясняет: «Главный Ыгын, и у него помощники Солнце и Куткынняку». Далее сюжет развивается так:

Сначала Куткынняку со своим семейством жил на небе, но потом спустился вниз, туда, где царил первобытный хаос в виде водной стихии «море не море, а жидкость и сырость». Вдруг из воды сам собой вырос «огромный лес», и Куткынняку начал творить зверей, птиц и насекомых. Поскольку земной тверди еще не существовало и лес рос прямо в воде, ворон с семейством и созданная им живность поселились на деревьях.

Тем временем на небе Солнце и его жена Митчгыне однажды «смеялись, баловались», и Митчгыне нечаянно упала в море. Солнце хотело поднять жену обратно на небо, но она отказалась и предпочла остаться в морской глубине, объяснив это тем, что «дно потом землей будет, на нем будут выращивать»21.

Через какое-то время Куткынняку надоело жить на дереве, и он отправился к Солнцу, чтобы спросить, каким образом можно превратить первобытный хаос в землю. Солнце посоветовало добыть земли со дна моря и из нее сделать твердь. Куткынняку собрал вместе всех зверей и птиц и сказал: «Пусть самый сильный и смелый из вас нырнет на дно морское и принесет оттуда земли».

Переглянулись звери и птицы и в один голос сказали: «Кит самый сильный и смелый. Пусть он ныряет». Выплыл кит на середину моря, хотел опуститься на дно, да не тут-то было — выталкивает его вода на поверхность. Крутился кит на воде, устал, задохнулся. «Не могу!» — говорит.

И тут подала голос гагара: «Давайте я принесу земли со дна моря!» Засмеялись звери и птицы: огромный кит не смог, а маленькая птичка сможет? Но пока они смеялись, гагара нырнула на дно — только пузыри пошли по воде. Потом вынырнула на поверхность и принесла в клюве земли и зеленого мха. Куткынняку раздал землю и мох всем понемногу и велел приниматься за работу, строить земную твердь. Только одной гагаре сказал: «Ты ничего не делай, ты устала, отдохни».

О процессе создания земной тверди рассказчица сообщает предельно кратко: «И стали они все это делать».

В других вариантах мифа Великий ворон внутри уже существующего мира создает не абстрактную землю, а реальную Камчатку:

Сначала Куткынняку был в мире один. Со временем ему стало скучно, и он сотворил большого краба. Сел на него верхом, опустился на дно моря, увидал там разные водоросли. Коснулся Куткынняку водорослей своим посохом — и превратились они в птиц: чаек, воронов, уток, журавлей. Потом набрал подводных камней и превратил их в животных: самый большой камень — в медведя; те, что поменьше, — в волков, лис, росомах; а мелкие камешки — в мышей и евражек. Чтобы звери не задохнулись под водой, Куткынняку посадил их в большой воздушный пузырь, а птицам велел лететь наверх и разведать, кончается ли где-нибудь море, есть ли в мире суша.

Улетели птицы, потом вернулись и сказали: «Нет у моря конца, только посреди водных просторов стоит большой каменный утес». Взял Куткынняку свой посох, ударил им по утесу — и тот стал разрастаться во все стороны, образовалась земля — Камчатка. Поселил ворон зверей и птиц на этой земле, и сам тоже там поселился. А потом пошел в лес и из разных деревьев выстругал разных людей: из ольхи — коряка, из кед­ра — ительмена, из березы — эвена22. Вдохнул в них жизнь, и расселились по Камчатке разные народы.

Из ствола рябины Куткынняку вырезал себе жену, назвал ее Мити.

Лагерь коряков-оленеводов. 1856 г.

The Library of Congress

Устал, вспотел, спустился к речке умыться. Капли воды, которые он стряхнул с рук, упали на землю и превратились в разных злых духов. Ворон отправил их жить под землю, чтобы не вредили людям, животным и птицам.

ВЕРА В ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ДУШ

Согласно представлениям коряков души всех людей находятся в распоряжении Небесного хозяина. Они висят в его яранге на ремешках, и чем длиннее ремень, тем более долгую жизнь предстоит прожить человеку. Когда на земле рождается ребенок, владыка посылает ему душу, а когда человек умирает, душа возвращается в небесную ярангу, и через какое-то время ее снова посылают на землю, причем душа должна вселиться только в новорожденного, который принадлежит к тому же роду, что и умерший. Иными словами, коряки верили, что в каждом человеке возрождается душа кого-то из предков, и поэтому с большим уважением относились к детям, считая, что те обладают мудростью предшествующих поколений. В разговоре с сыном человек вполне мог называть его отцом или дедом.

Езда на собаках в северной части Камчатки. 1956 г.

The Library of Congress

Для того чтобы узнать, чья именно душа возродилась в младенце, проводили специальный обряд: на палку подвешивали небольшой камень и отец новорожденного произносил имена умерших родственников. Имя, при произнесении которого камень качался, давалось ребенку. После этого отец брал малыша на руки и провозглашал: «Родич пришел!»

Коряки верили, что душа имеет физическое воплощение: ее представляли в виде огня или в виде маленького человечка, а иногда в виде птички, которая помещается в верхней части груди.

Кроме основной души, у каждого человека имеется еще и вторая, дополнительная, которую условно называют «тень». После смерти основная душа отправляется в верхний мир к Небесному хозяину, а тень через погребальный костер попадает в подземное жилище, где обитают тени предков.

Быт в подземном мире устроен так же, как и на земле, поэтому вместе с телом умершего в огне погребального костра сжигали все, что могло ему там понадобиться: запас пищи, различные хозяйственные предметы, орудия труда, оружие и обязательно подарки для предков, с которыми он скоро встретится.

Среди фольклорных записей Елены Батьяновой есть описания царства мертвых, сделанные со слов людей, которым довелось там побывать и вернуться: «Рассказывала мать, как она эти дни, когда умирала, на тот свет ходила. Шагает, смотрит — земля круглая. На пути бугор большой, там мертвые люди сидят и плачут. Наплачутся и дальше на тот свет идут… Идут к тому месту, где мертвые живут, там собаки привязаны, много. Стала мать подходить ближе, смотрит — муж. “Ну, — думает, — хоть мужа увижу”. А муж ей говорит (наверное, жалко ее стало): “Ты назад пойдешь. Зачем пришла? Иди, вернись”. И повернула мать назад».

Собаки упомянуты здесь неслучайно. Считалось, что они охраняют вход в мир теней и встречают вновь прибывших. Тех, кто при жизни обращался с собаками хорошо, они приветствуют радостным лаем, а тех, кто их обижал, кусают.

КОМИЧЕСКИЙ ПЕРСОНАЖ КУТКЫННЯКУ

В корякских сказках Куткынняку, как и чукотский Куркыль, нередко выступает как комический персонаж, лентяй и обжора, попадающий в нелепые ситуации. Он ведет жизнь обычного коряка-оленевода, у него есть яранга, стадо оленей, жена Мити, сыновья и дочери.

В приведенных выше мифах о сотворении мира происхождение Мити объясняется по-разному: в одном она сестра Солнца, в другом ворон сам создает ее из ствола рябины. Иногда ее называют дочерью Хозяина неба или Хозяина моря, но в мифологических сказках ее образ снижается: «Жил Куткынняку со своей женой Мити. Куткынняку — вороний старшина, Мити — сорочья дочь».

Куткынняку постоянно ссорится с женой, изменяет ей с красавицей-лисой, принимает свое собственное отражение в воде за красивую женщину и намеревается уйти к ней в подвод­ное царство, но Мити всегда возвращает его в семью. В некоторых сказках она, как и Куткынняку, обладает магической силой.

Однажды поссорился Куткынняку с Мити. Сидят они у потухшего очага, отвернувшись друг от друга. Наклонился Куткынняку, собрал с пола мусор в пригоршню, приделал к соринкам крылья. Получились комары. Говорит им ворон: «Летите, покусайте мою старуху!» Налетели комары на Мити, стали ее жалить. Набрала Мити из очага горсть пепла, приделала к нему крылья. Получились мошки. «Летите, покусайте моего старика!» Налетели мошки на Куткынняку, стали его кусать.

Потом супруги помирились, но комары и мошки уже разлетелись по всей земле и до сих пор живут, жалят людей и животных.

У Куткынняку и Мити много детей. Показательно, что начало времен коряки называют эпохой, когда жил Великий ворон и его дети. Детям посвящены отдельные циклы мифологических сказок, причем старший сын ворона Эмемкут и старшая дочь Тиниэнэвут стали главными положительными героями корякского фольклора.

Эмемкут отважен и находчив, он борется со злыми духами, добывает себе чудесную невесту — в разных сюжетах женами Эмемкута становятся Ягода-княженика, Облачная женщина, женщина — белый кит и другие персонажи. Тиниэнэвут олицетворяет идеал девушки: она добра, разумна, трудолюбива, искусна в разных рукоделиях. Как и ее брат, она вступает в брак с мифологизированными существами, ее мужем может стать месяц, тюлень или медведь.

Истории об Эмемкуте у коряков были распространены не меньше, чем предания о самом Куткынняку. В 1940 году корякский писатель Тымлаткэн (Иван Тимофеевич Баранников) составил небольшой сборник сказок, записанных со слов своей бабушки, и назвал его «Сказки об Эмемкуте». В этом сборнике есть интересный сюжет, отличающийся от остальных тем, что в нем практически нет ничего волшебного, а Эмемкут описан как обычный добрый человек, женившийся на обычной девушке:

Однажды ходил Эмемкут по тундре и наткнулся на чью-то ярангу. Из нее вышла красивая девушка, увидела молодого человека, поклонилась ему и попросила зайти. Яранга была поделена на два полога — мужской и женский. В мужском не было никого, а в женском сидела старуха — мать девушки. Старуха рассказала, что хозяева ушли в лес охотиться на куропаток, но скоро вернутся, накормят гостя, а может быть, и старухе с дочерью тоже что-нибудь достанется.

Хозяева действительно скоро вернулись, да только почти без добычи: кто-то с одной куропаткой, а кто-то и вовсе пустой. Сварили они куропаток и съели все сами, ничего не оставив ни гостю, ни старухе с девушкой. Эмемкут удивился такой невежливости и пошел на охоту сам. Принес много куропаток, досыта накормил старуху и ее дочь, а оставшееся мясо старуха высушила впрок.

Остался Эмемкут жить в этой яранге. Каждый день ходил на охоту, каждый раз возвращался с богатой добычей. Жадные хозяева яранги пожалели, что не приветили такого хорошего охотника, но было уже поздно. Эмемкут и девушка полюбили друг друга, поженились, и он увез жену и тещу в свое стойбище, и жили они долго и счастливо.

В этой сказке интересно описание корякского обычая: жених должен отработать за невесту.

Младший брат Эмемкута, Сохолылан, также выступает героем многих мифологических сказок. Он больше подвержен человеческим слабостям: встречаются истории, в которых Сохолылан завидует Эмемкуту и пытается ему навредить, но по легкомыслию вредит самому себе и вынужден преодолевать последствия собственных ошибок.

В большинстве мифологических сказок Куткынняку мало заботится о своем семействе, всеми силами пытается уклониться от обязанностей главы семьи, но иногда все же ведет себя как любящий отец, готовый преодолеть любые трудности ради благополучия детей.

Однажды заболела у Куткынняку дочь. Стала худеть, слабеть, а потом заснула, и никто не мог ее разбудить.

Отправился ворон искать для нее целебную траву. Обошел всю землю, но ничего не нашел. Осталось ему побывать только на одном дальнем мысу на краю земли. «Если не найду траву там, то уже нигде не найду», — думает он.

Вдруг видит: стоит маленькая яранга. Наклонился Куткынняку пониже, заглянул внутрь, а там две крохотные шаманки с бубнами пляшут, длинные косы у них за спину закинуты. В бубны бьют и между собой спорят, у которой волшебная сила больше. Галдят, будто птицы.

Послушал их Куткынняку, потом просунул руку в дымовое отверстие, схватил шаманок за косы, вытащил наружу и спрашивает: «Вы каких больных лечить умеете?» Отвечают шаманки: «Ты, наверное, плохо слушал, о чем мы спорили. Мы всех больных лечим, всем здоровье возвращаем, всем долгую жизнь даем».

Принес их ворон к себе домой, посадил к дочери на подушку — такие они были маленькие. Одну у одного виска, другую у другого. Стали шаманки в бубны бить, шаманские песни петь, болезнь прогонять, жизненную силу пробуждать. И наутро проснулась дочь Куткынняку здоровой.

Шаманка с сородичами. Коряки. Конец XIX — начало XX в. Приморская обл., село Усть-Тигиль. РЭМ 3490-1.

Российский этнографический музей

В некоторых сказках Куткынняку выступает как обычный ворон. Так, в сказке «Ворон, Луна и Солнце» герой не назван по имени, но он запросто общается с небесными светилами, что приводит к катаклизмам космического масштаба, так что можно предположить, что в основе сказки все-таки лежит миф о Великом вороне.

Отправило как-то раз Солнце свою сестру Луну на землю по ягоды.

Ходит Луна по тундре, собирает спелую бруснику. Встретилась ей в тундре Ворона, сестра Ворона23. Ворон ее тоже по ягоды послал. Стали они собирать бруснику вместе. Набрали по полному кузовку, устали. Луна говорит: «Давай отдохнем». Прилегла на мягкий мох и заснула. А Вороне не спится. Смотрит она на красавицу Луну и думает: «Вот была бы моему брату жена!» Когда Луна проснулась, Ворона ей говорит: «Моя яранга здесь неподалеку. Переночуй у меня, а завтра опять по ягоды пойдем».

Артефакты коряков. 1856 г.

The Library of Congress

Луна согласилась и пошла с Вороной в ее ярангу. Вечером вернулся с охоты Ворон. Ворона потихоньку ему сказала: «Завтра надень мою одежду и ступай вместо меня собирать с Луной ягоды». Брат так и сделал. Ходят Луна и Ворон в женской одежде по тундре. Да только замечает Луна: не по-вчерашнему ее подруга за ягодами нагибается, не по-женски ягоды рвет, не так в кузовок складывает. Спрашивает она: «А ты не мужчина ли?» Ворон отвечает: «Нет, я Ворона, воронова сестра».

Вот устали они, прилегли на мягкий мох отдохнуть. Думала Луна, что засыпает рядом с Вороной, а, проснувшись, увидела подле себя Ворона.

Заплакала Луна. Ворон ее утешает, обещает всю жизнь любить. Но Луна его и слушать не стала. Поднялась с земли и полетела на небо. По пути оглянулась, а Ворон за ней следом летит. Луна ему говорит: «Вернись назад, пока не поздно. Путь до неба далек, тебе его не одолеть — упадешь, разобьешься!» А Ворон отвечает: «Ну и пусть! Без тебя мне все равно жизнь не мила».

Тут Луна его пожалела. Вернулась вместе с ним на землю, стала жить в его яранге. Народились у них дети.

А Солнце тем временем не дождалось сестры с ягодами и отправилось на поиски. Спустилось к самой земле, осветило ярким светом всю тундру, увидело Луну в яранге у Ворона и велело ей возвращаться домой. Но та отвечает: «Мой дом теперь здесь, потому что здесь у меня муж и дети».

Рассердилось Солнце, захотело увести сестру силой, да Ворон не пустил. Тянут Луну каждый к себе, кричат, бранятся. Наконец решили так: кто из них раньше другого сошьет себе новую одежду, с тем Луна и останется.

Позвал Ворон себе на помощь горностайку, тарбагана24 и выдру. Позвало Солнце мышь, евражку и лисицу. Принялись все за шитье. Сшила горностайка кухлянку, а мышь только нитки разматывает. Сшил тарбаган меховые штаны, а евражка только мех раскроил. Сшила выдра пару торбазов, а лисица и одного не закончила.

Видит Солнце — берет Ворон над ним верх, и позвало с неба Ледяную женщину, сверкающую ярче северного сияния. Спустилась Ледяная женщина на землю, вошла в ярангу Ворона.

Как увидел ее Ворон, так и говорит Солнцу: «Никогда я такой красоты не встречал. Оставь ее мне, а сестру свою можешь забирать».

И Луна вернулась на небо.

Да только сильно обиделось Солнце на Ворона, рассердилось, что предпочел его сестре другую красавицу, и перестало заглядывать в тундру. С тех пор там бо́льшую часть года темно и холодно.

Некоторые специалисты видят в этом мифе свидетельство того, что когда-то народы Чукотки и Камчатки жили в более теплом климате. Известный исследователь фольклора и быта Дальнего Востока Дмитрий Нагишкин писал: «Дело, конечно, не в том, что солнце изменило свое поведение, а в том, что у народа было иное местоположение, далекие его предки жили в иных широтах».

ЭТЫНЫ И НИНВИТЫ

Конечно, коряки, как и большинство народов мира, почитали духов, связанных с различными природными явлениями и объектами. К числу небесных духов принадлежат облачные люди, обитающие, как уже отмечалось выше, в верхнем мире. Они ведают погодой, могут послать на землю ясные, безветренные дни, а могут засы́пать все снегом или поднять бурю на море. Жизнь людей в значительной степени зависит от них.

Коряки, как и чукчи, почитали Писвусъына — владыку диких зверей, а также Хозяина моря, которого иногда представляли в образе рыбы, а иногда — краба. К морским духам относится также Морская женщина, которая, расчесывая свои длинные волосы, вызывает дождь.

В одной из сказок «вороньего цикла» повествуется о непрекращающемся ливне, который вызвал наводнение, грозившее уничтожить все живое на земле. Мир спас Куткынняку: прибегнув к хитрости, он остриг Морской женщине волосы — и дождь прекратился.

Духи, благожелательные к человеку, носили название этыны, а злокозненные — нинвиты у коряков-оленеводов и кала у береговых жителей. Считалось, что злые силы обитают в основном под землей, но могут жить и на земле. В одном из мифов рассказывается, что изначально они были на небе, но прогневили Небесного хозяина, и тот сбросил их на землю. По другой версии они были посланы на землю в наказание людям, которые перестали соблюдать древние обычаи. Впрочем, обе эти версии явно поздние и, скорее всего, возникли уже под влиянием христианства.

Изображение духа. Коряки 1934–1939 гг. МАЭ И 591-877.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

Нинвитов и кала представляли в образе косматых чудовищ, покрытых черной шерстью, с красными глазами и острыми зубами в огромной пасти. Они могут увеличиваться или уменьшаться в размерах, превращаться в животных, становиться невидимыми. Согласно народным поверьям злые духи, живущие на земле, как и люди, разделяются на береговых и оленных, правда, вместо оленей они пасут снежных баранов, а вместо ездовых собак используют медведей.

Сергей Стебницкий в книге «Очерки этнографии коряков» пишет: «Нинвит — это болезнь, зараза, всякая неудача, несчастье, всякая тревога, схватывающая человека по тем или иным причинам. Плохое настроение — это тоже результат вредоносной деятельности нинвита».

Иногда злых духов называют свистунами. В сказках они похищают людей и заставляют себе прислуживать.

Жила с отцом и матерью девушка по имени Аммалё. Однажды ночью, когда родители спали, откуда ни возьмись появился свистун и заглянул в полог к Аммалё. Испугалась девушка, закричала. Проснулись родители, тоже стали кричать, свистун от такого шума убежал.

На другой день говорит отец Аммалё: «Надо поскорее найти тебе мужа, а не то утащат тебя к себе свистуны». Но та ответила: «Я не хочу замуж!» И сколько ни уговаривали ее родители, девушка стояла на своем.

Однажды пошла она в тундру по ягоды. А там ее уже подкарауливал свистун. Посадил он Аммалё на оленя и увез в свою страну. Стала девушка жить среди свистунов, еду им готовить. Хозяева каждый день с утра уходили на охоту, а ей говорили: «Не пытайся убежать, пока нас дома нет. Все равно догоним и обратно вернем». Аммалё очень тосковала по дому, все время плакала и однажды подумала: «А попробую-ка я пошаманить!»

На следующее утро поставила варить мясо в большом котле и стала петь над ним шаманские заклинания. Свистуны съели мясо и заснули непробудным сном. А Аммалё выскочила из яранги и побежала домой.

Бежала-бежала, устала, присела отдохнуть.

Тем временем проснулись свистуны и пустились в погоню. Видит Аммалё: скачут по ее следу всадники. Спряталась она за большой камень, не заметили ее свистуны, проскакали мимо. Прибежала Аммалё домой.

Обрадовались мать с отцом: «Не перечь больше родителям, выходи замуж. Тогда не достанут тебя злодеи».

Теперь уж Аммалё послушалась отца. Нашли ей хорошего жениха, вышла она замуж, откочевала с мужем в другое селение. И больше о свистунах никогда не слыхала.

Примечательно, что в этой сказке обычная девушка пробует шаманить, и ей это удается. Дело в том, что у коряков, кроме профессионального шаманства, существовало шаманство домашнее, преимущественно женское, связанное с культом семейного очага.

Нинвиты были, безусловно, опасны, но от них можно было защититься. Надежным оберегом служили украшения из бисера или бусин. Считалось, что, попав в отверстие бусины, злой дух начинает там вращаться по кругу и утрачивает вредоносную силу. В то же время в такое отверстие может спрятаться и душа человека, на которого нападают нинвиты, и там она будет в безопасности.

С нинвитами было связано много поверий и запретов. Считалось, что нельзя шуметь и веселиться после захода солнца, поскольку это могло привлечь злых духов. В одном из местных преданий рассказывается, как парни и девушки, не слушая предостережений старших, пошли вечером на берег реки и устроили там танцы. Домой из них никто не вернулся, а утром на берегу нашли их одежду и кости, обглоданные нинвитами.

Еще один запрет предписывал «не скучать по вечерам и никого не ждать, особенно если кто-то ушел из дома», в противном случае к скучающим могли явиться нинвиты.

В одной семье мужчины ушли на несколько дней на охоту, а их жены остались дома. Затосковали женщины в одиночестве, стали подолгу засиживаться по вечерам, ждать, когда же мужья, наконец, вернуться. Свекор со свекровью предупреждали невесток, что те накличут беду, но те не слушали. И вот однажды, когда в доме все, кроме жен охотников, спали, пришли злые духи, принявшие облик волков. Они были одеты в кухлянки, а сами косматые, и из торбазов когти торчат. Увели они женщин с собой, и больше их никто никогда не видел.

Облик волков нинвиты принимают довольно часто. В мифологической сказке «Шаманка Кытна» духи в волчьем обличье похищают девушку, но ее мать-шаманка возвращает дочь домой:

Жила в одном стойбище шаманка по имени Кытна. А неподалеку от стойбища поселилась волчья стая — двадцать восемь волков.

Однажды пропала у шаманки дочь. Всем стойбищем искали девушку, да так и не нашли. Тогда решили, что ее загрызли волки. Но, как только девушка исчезла, волки ушли из тех мест, и никто их больше не видел.

Шаманка Кытна подумала: «Я должна узнать, что сталось с моей дочерью» — и начала шаманить, звать на помощь духов. Явился на ее призыв один сильный дух и сказал: «Дочь твоя жива. Волки увели ее с собой на север, и теперь она живет в волчьей стае в далеком краю, который называется Талкап».

На другой день Кытна сказала мужу: «Наша дочь жива, но далеко отсюда. Я пойду за ней и приведу ее домой». Она приготовила себе в дорогу сушеного мяса и на рассвете отправилась в путь. Прошла сто саженей, потом обернулась волчицей и побежала во всю прыть.

Вот попалось ей на пути стойбище оленеводов. Обернулась она опять человеком, подошла к стойбищу, спрашивают ее: «Далеко ли, матушка, путь держишь?» — «На север, на Талкап. У меня там дочь живет». — «Но ведь ты стара, тяжело тебе пешком идти. Давай мы тебя хоть часть пути на оленях подвезем!» — «Спасибо, я уж лучше на своих ногах».

Переночевала в стойбище и дальше пошла. Смотрят олене­воды ей вслед, дивятся: только что старуха шла, а вот уже волчица бежит.

Долго бежала Кытна. Повстречался ей волк. Спросила его шаманка: «Не слыхал ли ты про девушку, что живет вместе с волками?» — «За Талкапом поселилась недавно волчья стая — двадцать восемь волков. Говорят, привели они с собой девушку».

Обрадовалась шаманка: значит, на верном она пути.

Увидала Кытна богатое стойбище, живут в нем чукчи. Обернулась человеком, пошла к хозяину стойбища. Спрашивает ее хозяин: «Издалека ли идешь?» — «Издалека». И рассказала, почему пустилась в такой дальний путь. Говорит хозяин стойбища: «Знаю я волчью стаю, о которой ты рассказала. Каждую ночь нападают они на мое стадо. Крупные волки, свирепые. Как же ты заберешь у них свою дочь?» — «Уж как-нибудь заберу!»

Ранним утром, едва рассвело, пошла шаманка туда, где волки пожирали зарезанных ночью оленей. Обошла волков против солнца, чтобы они ее не заметили, и запела шаманскую песню. Потом остановилась и громко позвала дочь по имени. А звали девушку Ралинавут.

Подняла голову одна молодая волчица, насторожила уши.

Снова обошла шаманка волков против солнца, еще раз спела шаманскую песню и опять позвала дочь: «Ралинавут!»

Спрашивает молодая волчица: «Кто меня зовет?» В третий раз пошла Кытна вокруг волчьей стаи, в третий раз спела шаманскую песню и опять крикнула громко: «Ралинавут!»

Тут молодая волчица закричала: «Я здесь!» — обернулась девушкой и побежала к матери. Волки хотели ее удержать, да не смогли: шаманская песня лишила их силы.

Пришли Кытна с дочерью в стойбище чукчи-оленевода. Увидал он их, удивился: «Ого! И сама вернулась, и дочь вызволила!» Отдохнули они в стойбище, стали собираться домой. Чукча-оленевод говорит: «Может, отвезти вас домой на оленях?» Кытна отвечает: «Спасибо. Мы уж лучше на своих ногах». И пошли.

Прошли сто саженей, превратились в волчиц и побежали.

Вот и родное стойбище. Увидали люди двух волчиц, всполошились: «Бегут волки прямо к нашим жилищам!» Но муж Кытны сказал: «Не бывает такого, чтобы волки бежали к людям. Верно, это моя старуха с дочкой».

И правда. За сто саженей до стойбища превратились волчицы в шаманку Кытну и девушку Ралинавут.

Отношение к волкам у коряков было двой­ственное. Волчий облик могли принимать нинвиты, но в то же время волков считали родственниками людей и никогда не убивали, хотя они наносили существенный ущерб оленьим стадам.

В мифологических сказках злые духи обычно не отличаются умом, их легко удается одурачить.

Как-то раз Куткынняку провалился в охотничью яму, вырытую нинвитами. Те спали, но от крика, который поднял Куткынняку, проснулись. Пошли двое нинвитов к яме, видят: сидит там сам Великий ворон. Обрадовались злые духи, вытащили Куткынняку, принесли в свое логово. Старший из братьев-нинвитов говорит матери: «Посмотри, какая у нас добыча!» Поставила старая нинвитиха на огонь котел с водой, взяла бубен, стала в него бить, а ее сыновья плясать. Пляшут и поют: «Закипай, вода, скорее. Поедим сегодня мяса!»

Просит Куткынняку: «Дайте мне в последний раз на белый свет поглядеть». — «А ты не убежишь?» — «Привяжите меня на длинную веревку и держите вдвоем ее конец». Обвязали нинвиты веревку вокруг пояса Куткынняку. Вылетел он наружу, быстро развязал узел и прикрепил вместо себя большой камень. Потом крикнул нинвитам: «Тяните! Я насмотрелся на белый свет». Потянули нинвиты за веревку — и тяжелый камень рухнул им на головы. Услыхала старая нинвитиха грохот, пошла посмотреть и увидела, что двое ее сыновей лежат бездыханными.

Позвала она дочерей, превратила их в уток и велела лететь за Куткынняку. А тот тем временем прибежал домой, закричал жене: «Мити, разводи скорее огонь, раскаляй на огне камни!»

Раскалила Мити камни докрасна. Сложил Куткынняку их возле входа. Залетели в ярангу утки-нинвиты, задели крыльями раскаленные камни — и вспыхнули огнем так, что остался от них только один пепел. Так не стало в тех краях нинвитов.

ИТЕЛЬМЕНЫ

Ительмены — древнейшее население Камчатки. Самоназвание ительмен означает «житель», «живущий человек». В дореволюционной России ительменов называли камчадалами.

Еще в XVIII веке они жили так же, как и в доисторические времена: делали орудия из камня, кости и горного хрусталя, добывали огонь трением, варили пищу в деревянных корытах, бросая в них раскаленные камни.

И. Э. Гриммель. Камчадалы, достающие огонь из древа. 1755 г.

С. П. Крашенинников. Описание земли Камчатки, 1755

Первобытная простота долго сохранялась и в их общественных отношениях. Известный русский исследователь Камчатки XVIII века Степан Крашенинников писал: «Оной народ жил в совершенной вольности; не имел никаких над собою начальников, не подвержен был никаким законам и дани никому не плачивал. Старые и удалые люди имели… преимущество, которое, однако ж, только в том состояло, что их советы предпочитались; в прочем было между ими равенство, никто никем повелевать не мог, и никто сам собою не смел другого наказывать».

Часть кочевого поезда. Ительмены. 1911 г. МАЭ 2826-185.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

Основным занятием ительменов была рыбная ловля — для этого они пользовались сетями, сплетенными из крапивного волокна. Также ительмены охотились и собирали дикорастущие коренья и травы. Единственным домашним животным у них была собака.

В настоящее время численность ительменов — чуть более трех тысяч человек.

По языку и культуре они близки к чукчам и корякам, много общего и в их мифологических представлениях. У ительменов тоже есть мифы о Великом вороне, которого они называют Кутх или Кутха, причем исследователи утверждают, что мифы «вороньего цикла» зародились именно у ительменов, а чукчи, коряки и кереки восприняли их позже.

Ученый XVIII века Георг Стеллер в своей книге «Описание земли Камчатки», пересказывая предания о Кутхе (Стеллер называет его Кутка), пишет: «О последнем (то есть Кутхе) ительмены говорят, что им неведомо, откуда он явился и чей он родом. В равной степени им неизвестно и то, куда он впоследствии девался… Одно, впрочем, известно, а именно что Кутка пошел вдоль морского побережья на север, в страну коряков и чукчей. Быть может, ительмены хотят этим указать на общность своего происхождения с последними. Это подтверждается тем обстоятельством, что коряки также считают Кутку своим творцом и рассказывают о нем схожие с ительменскими истории».

«КТО СОТВОРИЛ НЕБО И СВЕТИЛА НЕБЕСНЫЕ, ОНИ НЕ ВЕДАЮТ»

В мифологии ительменов Кутх выступает как творец, однако, так же как в мифах других чукотско-камчатских народностей, он творит только земной мир. «Кто сотворил небо и светила небесные, они не ведают, только сказывают, что оные прежде Земли были», — пишет Стеллер.

Георг Стеллер и Степан Крашенинников пересказывают со слов ительменов лишь краткое содержание нескольких сказаний о том, как появилась земля. Согласно одному из них Кутх когда-то жил на небе, но затем вместе с женой Ильхум спустился вниз, в море. Ильхум родила в воде сына Сымскалина, из тела которого Кутх и сотворил земную твердь.

По другой версии Кутх с помощью своей сестры Хутлыжич принес землю с неба и утвердил ее посреди моря. Творцом моря в этом варианте мифа назван Утлейгон, водяной дух, который до сих пор обитает в морских глубинах. Кутх поселился на земле, у него родились сын Тыжил-Кутху и дочь Сидуку25.

Великий ворон и его семейство жили трудно, одежду им приходилось шить из листвы деревьев и питаться корой, поскольку рыбу они ловить не умели, а животных на земле еще не было. Через какое-то время Кутх покинул сотворенную им землю, встал на лыжи и ушел неведомо куда. Земля под его лыжами прогибалась, как тонкий лед, и от этого образовались горы и долины.

Дальнейшим обустройством места своего обитания, по этой версии мифа, занялся Тыжил-Кутху. Он сотворил животных, научился шить одежду из их шкур, изобрел рыболовную сеть из крапивного волокна. От детей и внуков Тыжил-Кутху пошел род ительменов, которые, таким образом, считают себя прямыми потомками Великого ворона и утверждают, как заметил Стеллер, что Кутх «высидел их всех».

У ительменов есть предание и о возникновении собственно Камчатки, представлявшейся в образе большой рыбы, которую Кутх вытащил за хвост из воды.

СТРОЕНИЕ ВСЕЛЕННОЙ

Из трех миров, составляющих Вселенную, у ительменов наиболее разработан образ мира подземного — обители мертвых, противопоставленной миру живых. Вместо неба там обратная сторона земли. Когда на земле лето, там зима, и наоборот.

Владыкой подземного царства стал один из сыновей Кутха, Хаэч, — первый человек, который умер и попал в страну мертвых. Сначала он обитал там в полном одиночестве, но затем к нему присоединились две его умершие дочери, а потом и другие люди. В подземном мире становилось все больше жителей, и Хаэч решил, что он должен поведать живым, что́ ожидает их после смерти. Он отправился на землю, остановился около своего прежнего жилища, но не зашел внутрь, а, наклонившись к дымовому отверстию, через него рассказал своим родичам о царстве мертвых.

Затем Хаэч вернулся обратно и стал главным распорядителем подземного мира. Он принимает умерших и определяет, где каждому надлежит теперь жить. Богачам, одетым в хорошие теплые кухлянки и приехавшим на крупных, откормленных собаках, он отводит места похуже, а беднякам в потертых кухлянках и на плохих упряжках дарит новую одежду, хороших собак и селит на самые лучшие места.

И. Э. Гриммель. Внутреннее строение камчатской юрты. 1755 г.

С. П. Крашенинников. Описание земли Камчатки, 1755

Согласно представлениям ительменов жизнь в подземном мире мало отличается от жизни на земле и даже имеет некоторые преимущества. Стеллер пишет, что умершие «начинают строить себе юрты и балаганы, упражняться в звериной, птичьей и рыбной ловле, пить, есть, веселиться по-здешнему, токмо с тем различием, что они на оном свете такого, как здесь, беспокойства не чувствуют; для того, что там меньше бурь, дождей и снегу и во всем такое изобилие, какого не было на Камчатке во времена Кутковы».

Представления ительменов о верхнем мире менее определенны. Вероятно, именно там обитает верховное существо, которое, по свидетельству Стеллера и Крашенинникова, носит имя Дустехтичь, однако никаких сведений о нем нет. Впрочем, в мифологической сказке «Икымту и Ивылту» верхний мир представлен вполне прозаически, а путешествие туда описывается как совершенно обыденное дело:

Жили некогда два человека. Одного звали Ивылту — Длинноногий, другого Икымту — Коротконогий. Построили они себе в лесу бревенчатый домик, покрыли крышу дерном.

Прошло лето, наступила осень. Солнце скрылось за тучами, зарядили дожди. Выглянут наружу Ивылту и Икымту, а дождь все льет. Говорит Ивылту: «Поднимусь-ка я на небо, растолкаю тучи ногами. А ты пока свари что-нибудь поесть. Я там ночевать не буду, вернусь к ужину». Надел кухлянку, подпоясался травой, вышел на двор, несколько раз вокруг себя обернулся и поднялся на небо. Стал ногами тучи расталкивать, а они опять наползают. Вот уж и ночь наступила.

Умаялся Ивылту, спустился на землю. Говорит товарищу: «Не смог я тучи растолкать, устал. Дай мне чего-нибудь поесть да чаю налей». Накормил его Икымту, а потом говорит: «Теперь я поднимусь на небо, может быть, мне больше повезет». Засмеялся Ивылту: «Если уж я своими длинными ногами не смог тучи растолкать, то у тебя, коротконогого, и подавно ничего не получится». — «А я все-таки попробую».

Оделся Икымту, вышел на двор, покрутился вокруг себя и поднялся на небо. Пнул тучи один раз — образовался между ними просвет. Пнул другой, третий — налетел откуда-то ветер, и рассеялись тучи, выглянуло солнце.

Вернулся Икымту на землю, подошел к дому, крикнул Ивылту: «Выгляни наружу! Посмотри, как стало хорошо и светло. Выходи, будем на солнце греться».

Ительменам известно предание о Великом потопе, когда всю землю залило водой. Люди пытались спастись на лодках, но волны вздымались слишком высоко. Спастись смогли только те, кто построил большие плоты из стволов самых больших деревьев. Чтобы их не унесло в море, люди привязали к ним ремнями огромные камни, и, когда вода схлынула, плоты оказались на вершинах каменных гор.

ХОЗЯИН МОРЯ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ВЕТРОВ, ЛЕСНАЯ ДЕВА И ЖЕНЩИНА-ЯЩЕРИЦА

Стеллер писал: «Ительмены почитают много богов и верят, что эти боги прежде многим показывались и до сих пор иногда еще являются людям». Исследователь имеет в виду духов, связанных с различными природными стихиями. Сведения об этих духах отрывочны, и очень немногие из них известны по именам.

Поскольку в жизни ительменов важное место занимало рыболовство и морской промысел, особым почитанием пользовался хозяин моря Митг, который представлялся в образе большой рыбы. Считалось, что он помогает рыбакам, пригоняя рыбу из моря в реки.

Духом-покровителем диких зверей ительмены почитали Пилячуча, который соответствовал Писвусъыну чукчей и коряков. Правда, согласно сведениям, сообщенным Стеллером, Пилячуч (Стеллер называет его Виллюкай или Виллючей), в отличие от Писвусъына, живет на небе в окружении духов. Ему подчинены гром, молния и дождь, а радуга — это кайма на его одеянии. Однако роль бога-громовника вряд ли могла совмещаться с ролью покровителя лесных зверей, так что, скорее всего, речь здесь идет о двух разных мифологических персонажах.

Также, по свидетельству Стеллера, среди почитаемых ительменами духов были повелитель ветров — Балакитг и его жена Савина Кухатг, посылающая на небо утреннюю и вечернюю зарю. В лесу обитал дух Ушахчу, который заманивал людей в чащу и мог поразить заблудившегося безумием. У него есть жена, которая носит на спине постоянно плачущего ребенка. К лесным духам принадлежит и лесная дева Иянамльцях, в одной из сказок она становится женой Эмемкута.

Однажды пошел Эмемкут на охоту, много дичи настрелял, присел отдохнуть на полянке. Вдруг слышит: в лесу кто-то поет нежным голосом. Пошел Эмемкут на голос: сквозь чащу продирается, а голос все ближе и ближе. Наконец показалась и сама поющая — лесная дева Иянамльцях. Заныло у Эмемкута сердце — до чего же хороша! «Выходи, — говорит, — за меня замуж». А дева отвечает: «Как же мы будем жить в твоем доме? Ведь я лесной человек, ничего у меня нет. В чем по лесу хожу, в том и замуж пойду». — «Ничего мне твоего не надо. Хватит у меня добра на двоих».

Привел он лесную деву в стойбище. Увидал Кутх новую невестку-красавицу и задумал ее у сына отнять. Иянамльцях заметила, как поглядывает на нее свекор, и на всякий случай сплела себе рубаху из крапивы. Однажды, когда Эмемкут ушел на охоту, начал Кутх ее уговаривать: «Твой муж нескоро вернется, давай, пока я буду твоим мужем». — «Ладно, — отвечает Иянамльцях. — Только новую рубаху надену». Надела красавица рубаху из крапивы, хотел Кутх невестку обнять, но, как только прикоснулся к ней, обожгло его, словно огнем. Испугался Кутх, отскочил и больше к жене сына не приставал.

Много поверий связано у ительменов с горными духами камулами. Они живут в горах, преимущественно на вершинах вулканов, по ночам спускаются по воздуху на море и ловят рыбу, которую варят, используя вместо дров китовое сало и кости. Поэтому на вершинах гор случается находить груды китовых костей.

Под землей обитает дух Тюиль, который разъезжает на собаке Козей. Когда собака отряхивается, происходят землетрясения.

Дух-покровитель дома зовется Асусунагч. Его присутствие обозначал кол, вбитый в землю напротив очага. К колу привязывали съедобную траву эхей или мазали его жиром, угощая домашнего духа.

Злые духи у ительменов носят общее название канна и могут обитать в самых разных вещах. Стеллер рассказывает об «очень старой и большой ольхе», в которой, по уверениям ительменов, живет какой-то канна. Каждый год окрестные жители стреляют в это дерево из луков, так что ствол ольхи весь утыкан стрелами.

В сказках встречаются злой дух Ивликелхен, имя которого переводится как «длинный злой старик», и коварная женщина-ящерица Каманхнавт. Но в конце концов эти существа всегда оказываются побежденными.

ЖИВОТНЫЕ И ПТИЦЫ

Как и другие народы, живущие охотой и рыбной ловлей, ительмены считали обязательным уважение к добытому на охоте зверю.

Стеллер писал: «Они думают, что не следует убивать и есть ни одного сухопутного или водяного животного, предварительно не извинившись перед ним и не попросив его не обижаться на них». Жертву следовало также угостить, «дабы животное думало, что оно побывало у них только в гостях и тем самым не отпугнуло бы своих сородичей от людей». К тому же ительмены, как и все древние охотники, полагали, что убитый на охоте зверь добровольно дает себя убить, чтобы накормить человека.

У ительменов было множество поверий, связанных с различными животными и птицами. Так, они считали, что куропатки, попав в воду, превращаются в рыб, а рыбы, выброшенные на землю, — в куропаток; что из икринок камбалы родятся не только рыбы той же породы, но и один из видов чаек. Трясо­гузок считали знамением весны, ворон — предвестницами хорошей погоды.

Особая роль в ительменском фольклоре отводится мышам, которые в сказках обычно предстают спутницами Великого ворона, прибегающими по его первому зову.

Некоторые сказочные сюжеты повествуют и о кознях, которые ворон и мыши строят друг против друга. Грызуны крадут у ворона запасы еды, подсовывают ему вместо мяса гнилое полено, втыкают возле очага в его доме острую палку, на которую он садится, а когда он спит, потихоньку красят ему ресницы красной краской, из-за чего ему начинает казаться, что все вокруг охвачено огнем.

Однако в какой-то момент терпению Великого ворона приходит конец, и мыши, опасаясь его гнева, прячутся под землю, где и живут до сих пор.

«ТВОРЕЦ КУТКА»

Так же как у чукчей и коряков, в фольклоре ительменов Великий ворон предстает не только в качестве творца и культурного героя, но и выступает как комический персонаж.

Георг Стеллер объясняет это так: «Они считают себя гораздо умнее своего бога и не знают никого простоватее, безумнее и глупее своего Кутки… В силу этого они считают его недостойным какого бы то ни было почитания, не просят его ни о чем, не благодарят его и не забавляются ничем в мире больше, чем своим творцом Куткою. Они говорят: “Если бы Кутка был умен и сообразителен, он сотворил бы мир гораздо лучшим, чем он есть, не наставил бы в нем столько высоких гор и недоступных скал, не натворил бы таких быстрых и мелководных рек, не вызывал бы до сих пор таких сильных и продолжительных бурь и дождей. Все это происходит от его глупости и неразумия”».

Платье женщин Камчатки. 1778 г.

Wikimedia Commons

Конечно, Стеллер, как образованный человек и христианин, ко всем проявлениям «дикости» и язычества относился предвзято, и его утверждение, что ительмены считали Кутха «недостойным почитания», явно несправедливо, однако он очень точно подметил, что Великий ворон в той или иной своей ипостаси постоянно присутствовал в жизни каждого человека.

Так же как его чукотские и корякские собратья, ительменский Кутх — глава большого семейства. Стеллер называет его жену Хахи, Крашенинников — Ильхум, но в сказках она обычно носит имя Мити. Иногда Мити обладает магической силой, не меньшей, чем у самого Кутха, но чаще предстает в образе обычной женщины, имеющей не самого лучшего мужа.

«Они думают, — пишет Стеллер, — что Кутка был женат на женщине по имени Хахи, отличавшейся исключительным умом и красотою. Благодаря своему уму она удержала Кутку от совершения многих глупостей, постоянно направляла его и часто с очевидностью убеждала его в его неразумии… Быть может, они пришли к этому заключению, потому что в своей собственной среде замечали, что ительменские девушки и женщины всегда превосходят мужчин умом и хитростью, почему и командуют своими мужьями, нося штаны и неизменно требуя себе со стороны мужчины постоянного уважения».

Жили Кутх и Мити. Кутх на охоту ходил, рыбу ловил, а Мити одежду шила, еду готовила. И вот надоела ей такая жизнь, забросила она хозяйство, целыми днями сидит и тоскует. Вечером придет Кутх домой, а ничего не сварено; поест он сухой юколы26 и голодный спать ложится. Отощал Кутх, остались от него кожа да кости. Стал он думать, что бы такое сделать, чтобы пошла жизнь как прежде. Думал-думал и придумал.

Пришел как-то раз домой, от юколы отказался, лег и начал стонать и охать. Спрашивает его Мити: «Что с тобой?» — «Ох, заболел я, скоро помру!» Испугалась Мити: «Как же я буду жить без тебя?» Говорит Кутх слабым голосом: «Как-нибудь проживешь. Когда станешь меня хоронить, яму глубокую не рой, положи туда побольше травы и землей не засыпай, только кедровыми ветками прикрой. И каждый день приноси на могилу еду, чтобы мне хорошо жилось на том свете». Закатил тут Кутх глаза и дышать перестал.

Похоронила Мити мужа так, как он велел, и стала каждый день на могилу ходить, еду носить. С утра встанет пораньше, пойдет в лес, накопает сараны и кимчиги27, соберет разных ягод, домой вернется, приготовит побольше кирилка28, чайник вскипятит, чай из чаги заварит и отнесет все это Кутху. Сидит на могиле и плачет. Кутх, как только она уйдет, вылезет из ямы, наестся до отвала и идет в лес гулять. А вечером вернется и ляжет спать в могиле на мягкой траве.

Однажды сидела Мити на могиле и причитала сквозь слезы: «Как же плохо мне без моего Кутха! Если бы он был жив, стала бы я опять веселой, никогда бы с ним не ссорилась, все для него бы делала!» Услыхал это Кутх и встал из могилы. Мити сначала его даже не узнала, ведь, когда его хоронили, был он совсем тощим, а теперь стал толстым и гладким.

Говорит Кутх: «Отпустили меня с того света. Сказали, очень уж по тебе твоя жена убивается. Возвращайся к ней и живи, как раньше жили».

Обрадовалась Мити, пошли они домой и стали жить хорошо.

Несмотря на то что в сказках Кутх предстает в сниженном образе, он остается могущественной силой, способной противостоять стихиям.

В горном ущелье жили два брата — Мороз и Ветер. Велика была их сила, боялись они только Солнца, его тепла и света, а еще опасались Кутха, его хитрости и умения колдовать. Однажды сказал Ветер Морозу: «А давай покажем Кутху, что мы все-таки сильнее!» — «Давай», — согласился Мороз.

И вот сковали они море льдом, занесли тундру снегом, подняли над землей снежную бурю. Попрятались по своим жилищам люди, звери и птицы, не смеют даже выглянуть наружу.

Лежит Кутх на оленьей шкуре в теплом пологе, слушает, как воет метель. Потом говорит своей младшей дочери Сирим: «Выйди-ка, дочка, посмотри, какая там погода». Вышла девушка из землянки. Подхватило ее снежной бурей и унесло в ущелье, где жили Ветер и Мороз.

Говорит Кутх средней дочери Анаракльнавт: «Пойди посмотри, почему не возвращается сестра». Вышла Анаракльнавт наружу, закружила ее метель и тоже унесла в ущелье.

Говорит тогда Кутх старшей дочери Синаневт: «Иди позови сестер обратно!» Ушла Синаневт и тоже не вернулась.

А метель воет пуще прежнего. Говорит Кутх жене: «Вон как наши дочки поют! Наверное, там хорошая погода, поэтому они не хотят возвращаться домой!» Выглянула Мити из землянки, но тут же попятилась назад. Закричала на мужа: «Старый ты дурень! Нет там наших дочек, только бушует непогода, не иначе, унесло их метелью!»

Отвечает Кутх: «Это Ветер с Морозом решили мне свою силу показать. Но мы еще посмотрим, кто кого!» Встал он, надел кухлянку и рукавицы, вышел наружу. Хлопнул рукавицами — тут же сбежались к нему серые мыши. Запряг он их в нарты и помчался к жилищу Мороза и Ветра.

Те увидали мышиную упряжку, засмеялись: «Ну и собаки у Кутха! Много добра на такой упряжке можно увезти!» Спрашивают: «Зачем ты, Кутх, пожаловал?» — «Верните моих дочерей!»

Решили Мороз и Ветер над ним посмеяться: «Ладно, вернем. И подарков разных дадим. Бери все, что тебе здесь приглянется!» А сами думают: «Пожадничает Кутх, наберет всякого добра, да еще дочек на нарты посадит, мыши с места тронуться не смогут, и все наше у нас останется».

Поблагодарил их Кутх и стал подарки выбирать. Забрал весь запас мяса из кладовой, все оленьи шкуры, всю посуду — пусто стало в доме Мороза и Ветра, а те только посмеиваются. Нагрузил Кутх все это добро, так что нарты не видать, посадил сверху дочек, сел сам, крикнул: «Вперед, мои мышки-собачки!» И тут же превратились мыши в сильных собак с мышиными головами и понеслись во весь дух. Бросились Мороз и Ветер следом, да где их догнать! Вернулись в свой пустой дом и сказали: «Зря мы с Кутхом связались. Он сильнее нас».

СИНАНЕВТ И АНАРАКЛЬНАВТ

В некоторых мифологических сказках говорится о дочерях Кутха — Синаневт и ее сестре Анаракльнавт, причем нередко они появляются чудесным образом: в одном варианте он вырезает их из дерева, в другом они появляются из птичьих яиц.

Ходил как-то раз Кутх по берегу моря, собирал птичьи яйца: гусиные, и лебединые, и утиные, и чаячьи. Вдруг из двух яиц вышли две красивые девушки — Синаневт и Анаракльнавт. Построил Кутх для них дом и лабаз, посадил девушек на настил, а сам домой отправился.

Прошло время, Кутх про девушек совсем забыл, но однажды гулял он по берегу и увидел лабаз. Выбежали девушки ему навстречу, радостно закричали: «Наш отец пришел!» Завели его в дом, накормили килыкилом и разными ягодами.

Вернулся Кутх домой и говорит своему сыну Эмемкуту: «Живут на берегу моря две красивые девушки. Любая была бы для тебя хорошей невестой. Пойдем завтра к ним вместе, посмотришь и решишь, к которой из них ты хочешь посвататься».

Т. В. Муравьева. Девушка и медведь.

Архив автора

На другой день пришли они к девушкам вдвоем. Синаневт и Анаракльнавт захлопотали по хозяйству, приготовили угощение, хорошо накормили гостей. Смотрит на них Эмемкут и не может понять, которая ему больше нравится — обе хороши. Так ничего и не решил.

Но девушки догадались, что пришел он сватать одну из них, и, когда Кутх с Эмемкутом ушли, Синаневт сказала сестре: «Нельзя нам выходить замуж за Эмемкута. Ведь мы считаем Кутха своим отцом, стало быть, Эмемкут — наш брат. Надо нам уходить из этих мест».

Стали девушки собираться в дорогу. Насушили юколы и кипрея, сшили себе новые кухлянки, шапки и рукавицы. Потом пошли собирать ягоду голубику. Много набрали, сложили ягодку к ягодке — получился у них большой синий кит. Взяли сестры все, что могло понадобиться им на новом месте, а дом и лабаз подожгли. Потом забрались внутрь синего кита, и понес он их по волнам.

Пришли на другой день Кутх и Эмемкут на берег, а там никого нет, только следы к морю ведут.

А синий кит тем временем по морю плывет, далеко уплыл, никакой земли не видать, кругом одна вода. Подумали девушки и решили: «Попросимся-ка мы жить к Морскому владыке». Велели они киту опуститься на дно морское. Морской владыка принял их хорошо, спросил, кто они и откуда. Рассказали ему девушки, почему пришлось им покинуть родной берег. Морской владыка говорит: «Оставайтесь. Живите сколько хотите».

Прожили девушки на дне морском всю зиму, а весной затосковали по земле. Забрались снова в синего кита, Морской владыка дал им с собой много еды, и снова поплыл кит по волнам.

Однажды утром Анаракльнавт и Синаневт проснулись и почувствовали, что стоит кит на месте. Выглянули они наружу, а там земля зеленеет. Сошли девушки на землю и поселились на берегу. А синий кит рассыпался по воде, так что вынесло волной на берег много ягоды голубики. Построили сестры домик, стали рыбу ловить, ягоды и съедобные травы собирать.

Однажды говорит Анаракльнавт: «Живем мы здесь совсем одни. Как будем мужей себе искать?» Отвечает Синаневт: «А давай превратимся в диких зверей. Тогда рано или поздно выйдут на нас охотники».

Превратилась Анаракльнавт в оленуху, а Синаневт в медведицу, да такую большую и свирепую, что испугалась ее Анаракльнавт и сама она себя испугалась.

Говорит Синаневт сестре: «Привяжи меня ремнем покрепче к дереву, а не то я не удержусь и тебя разорву, а сама уходи в лес, ищи себе жениха, а меня мой жених здесь найдет. Только ты никому обо мне не рассказывай, пока тебя не спросят». Жалко было Анаракльнавт оставлять сестру одну. Три раза она уходила, три раза возвращалась. Но потом все-таки ушла.

Охотились в том лесу двое братьев, увидали молодую оленуху. Пустил старший брат стрелу, убил оленуху. Стал с нее шкуру снимать, а из шкуры вышла красивая девушка.

Увел охотник Анаракльнавт в свое селение, стала она его женой.

Живет она с мужем, ни в чем отказа не знает, только очень скучает по сестре. Заметила свекровь, что невестка каждый день на закате выходит из дома, смотрит в сторону моря и плачет. Спрашивает старуха: «Что за печаль у тебя?» — «Есть у меня сестра. Превратилась она в медведицу и осталась привязанной на берегу моря. Кто ее добудет, за того она замуж выйдет». — «А сестра твоя такая же красивая, как ты?» — «Еще красивее».

Услыхали об этом братья ее мужа, стали собираться на охоту. Самый младший, Кечи, считался в семье дураком. Не было у него ни силы, ни красоты, ни оленей, ни нарт, ни собак.

Увидали братья, что он тоже собрался на охоту, стали насмехаться: «На чем же ты, дурень, поедешь? Из чего стрелять будешь?» А Кечи сделал лук из тонкой ветки, взял деревянное корыто, запряг в него, как в нарты, мышей и поехал вместе со всеми.

Вот приехали охотники на берег. Поднялась им навстречу медведица, рванулась с привязи, но крепкий ремень ее удержал. Заревела медведица страшным голосом, свирепым огнем загорелись ее глаза. Вскинули охотники луки, полетели в медведицу стрелы. Да только она все их зубами поймала и перекусила.

Пустил тогда стрелу Кечи, засвистела стрела в воздухе, упала медведица мертвой на землю. Стали охотники с нее шкуру снимать, и вышла из шкуры красавица Синаневт.

Начали охотники наперебой ее звать: «Садись, красавица, ко мне в нарты! Отвезу тебя в селение, станешь моей женой!»

Но Синаневт ответила: «Кто меня добыл, к тому в нарты и сяду!» Села к Кечи в его нарты-корыто, и поехали они домой. По пути остановил Кечи мышей и говорит: «Здесь рядом моя бабушка живет. Подожди немножко, я зайду ее проведаю».

А бабушка Кечи была колдуньей. Услыхала она, что у внука появилась невеста, обрадовалась. Вышла из дома и громко свистнула. Прибежали на ее свист два оленя, запряженные в красивые нарты. Велела бабушка внуку залезть оленю в одно ухо, а из другого вылезти. Послушался Кечи и вылез из оленьего уха красивым и статным молодцем. Оделся он в новую кухлянку, сел в красивые нарты и поехал туда, где оставил Синаневт.

Говорит Кечи своей невесте: «Пересаживайся сюда» — и протягивает ей руку. Но Синаневт его не узнала и сердито сказала: «Не буду я к тебе пересаживаться. У меня жених есть, он сейчас придет!» Объяснил Кечи, что он и есть ее жених, они поехали домой и стали жить хорошо.

«ДРУГИЕ» КУТХИ

В ительменских сказках кроме Кутха встречается еще один ворон по имени Челькутх. Возможно, этого персонажа имел в виду Стеллер, передавая рассказ «о некоем Лжекутке, который будто бы вызвал большой переполох среди потомков настоящего Кутки». Этот «Лжекутка» пытался «во всем подражать» настоящему, но тот сумел разоблачить самозванца. Сделал он это так: развел у подножия прибрежной каменной скалы огромный костер, а когда скала раскалилась, вызвал из моря некоего «полипа» и приказал ему побороться со скалой. Полип бросился на раскаленные камни и изжарился. «Лжекутка» захотел повторить деяние настоящего Кутхи, но другой полип, вызванный им из моря, «извиняясь, заявил, что ему неведомо искусство борьбы и он хотел бы поучиться ему от Лжекутки». Самозванец, не подумав, обхватил скалу руками и тоже изжарился. «И все по этой глупой выходке, — заканчивает свой рассказ Стеллер, — распознали настоящего Кутку».

В одной из сказок Челькутх связан с мухоморным племенем. Согласно поверью мухоморы считались живыми существами, а мухоморные девушки могли соблазнять людей и уводить их в свое царство.

Выдал Кутх свою дочь Синаневт за Челькутха. Родился у них сын, но Челькутх вскоре охладел к жене, ушел в лес и стал там жить с красивыми девушками из племени мухоморов. Синаневт послала сына, чтобы тот уговорил отца вернуться домой, но тот отказался и отстегал мальчика плетью.

Вместе с Синаневт жила ее старая тетка — сестра Кутха. Старуха сказала: «Собирайся, Синаневт, мы уходим из этих мест». Собрали они вещи, ушли жить на высокую гору и увели с собой всех лесных зверей.

На следующий день пошел Челькутх на охоту и ничего не добыл: не осталось в лесу животных. Стали они с мухоморными девушками голодать. Вспомнил тут Челькутх про жену и сына, подумал: «Наверное, у них есть какая-нибудь еда». И решил вернуться домой. Пришел, а там никого нет.

Отправился Челькутх искать свое семейство, наконец подошел к подножию горы, на которой поселились Синаневт с сыном и теткой. А уже наступила зима. Синаневт полила склоны горы водой, стала гора неприступной ледяной крепостью. Никак Челькутху на нее не взобраться. Закричал он: «Синаневт, подними меня! Я есть хочу!»

Спустила Синаневт с горы длинный ремень. Ухватился за него Челькутх, полез наверх. Почти добрался до вершины, но тут Синаневт обрезала ремень ножом. Рухнул он вниз, а жена кричит ему вслед: «Это тебе за то, что ты от нас к мухоморам ушел!» Стал Челькутх умолять: «Пожалей меня, Синаневт, подними к себе! Я с голоду умираю!»

Снова бросила Синаневт ремень, но когда Челькутх хотел поставить ногу на вершину, опять обрезала ремень ножом и крикнула: «Это тебе за то, что ты своего сына избил!»

Заплакал Челькутх: «Прости меня, Синаневт! Никогда больше тебя не покину, буду тебе верным мужем, а нашему сыну хорошим отцом!» Поверила ему Синаневт, сжалилась, подняла на гору.

Обсушился Челькутх, наелся. И стали они жить дружно. А мухоморные девушки засохли и умерли.

И. Э. Гриммель. Езда на собаках. 1755 г.

С. П. Крашенинников. Описание земли Камчатки, 1755

Во время экспедиции 1910–1911 годов Владимир Иохельсон записал загадочный мифологический рассказ «Битва двух Кутхов». Стоит привести его целиком без обработки:

Жили-были морской Кутх и речной Кутх. Речной Кутх отправился к морю, морской отправился к реке. Встретились они на середине. Сразу кинулись друг на друга, стали бороться. Никто не победил. Снова стали драться: царапались, потом кусались. Опять ослабели, лежа стали драться. Кровь потекла. Земля стала красной… Вдруг старушка откуда-то пришла. Спросила их: «Эй, вы что делаете?» — «Да вот, встретились мы здесь!» Сказал морской Кутх: «Я пошел к реке». Сказал речной Кутх: «Я пошел к морю. Встретились мы тут, поборолись, потом подрались, ослабели, сил лишились». Старушка стала их ладонями растирать, лечить. Обдула их, они сразу поправились. Землю старушка посохом утрамбовала. Сразу те встали, сильно друг друга застыдились, отправились по домам.

В этом сложном для понимания сюжете просматривается древняя мифологическая основа, вероятно восходящая к мифам о временах творения. Можно предположить, что морской и речной Кутхи в данном случае олицетворяют водную и земную стихии, между которыми еще не установилось равновесие, а старушка стала некой упорядочивающей Вселенную силой.