Мифы Дальнего Востока. От хозяина тайги Дуэнте и шаманки Кытны до духов вулканов и мухоморных девушек

МИФЫ ЭСКИМОССКО-АЛЕУТСКИХ НАРОДОВ

Эскимосы и алеуты принадлежат к палеоазиатским народам — древнейшему населению Северной Азии — и представляют собой отдельную эскимосско-алеутскую языковую группу. В глубокой древности предки эскимосов и алеутов составляли генетическую общность; по мнению лингвистов, их язык оставался единым до VI–IV тысячелетий до нашей эры. Эскимосы и алеуты близки по культуре и образу жизни, много общего и в их мифологических представлениях.

Наиболее ранние эскимосские памятники найдены в районе Берингова пролива. Исследователи считают, что именно там располагался очаг формирования этой народности. Постепенно распространяясь на восток, эскимосы расселились на Алеутских островах, на севере Канады и проникли в Гренландию.

В настоящее время бо́льшая часть эскимосов живет вдоль арктического побережья Америки и в Гренландии, а меньшая — менее двух тысяч человек — на Дальнем Востоке, на берегу Берингова моря. Дальневосточных эскимосов обычно называют азиатскими. Самоназвание этого народа юпигыт означает «настоящие люди».

АЗИАТСКИЕ ЭСКИМОСЫ

Свои мифологические сказания азиатские эскимосы называют унипаган. Они сохранялись в неизменном виде на протяжении очень долгого времени. Искусным рассказчиком считался лишь тот, кто мог точно и без искажений передать услышанное от предшественников. Слушатели придирчиво следили за деталями рассказа и в случае необходимости поправляли рассказчика.

Семья эскимосов. Между 1900 и 1927 гг.

The Library of Congress

По наблюдениям этнографов, еще совсем недавно эскимосы воспринимали мифы как повествование о реальных событиях. Известный языковед и фольклорист Георгий Меновщиков приводит слова эскимосского сказителя Ыытына, скончавшегося в середине ХХ века: «Если рассказчик не верит в то, о чем рассказывает, то его не будут слушать — у него не хватит силы речи».

Тем же термином «унипаган» эскимосы называли и сказки, к которым относились не менее серьезно, чем к мифам, поскольку в них часто присутствуют мифологические мотивы. Этнограф и лингвист Екатерина Рубцова, совместно с Георгием Меновщиковым составившая первый эскимосско-русский словарь, писала: «Закончив сказку, эскимос говорит: “Попади в рот такому-то”. Названный должен начинать новый рассказ или сказку. У эскимосов существовало поверье, что недосказанной сказку или рассказ оставлять нельзя. Если не в этот день, то в ближайшее время сказка или рассказ непременно должны быть досказаны, в противном случае недосказавшего постигнет смерть. Поэтому, если рассказчик не помнил всю сказку, он ее не рассказывал вовсе».

НАЧАЛО ВРЕМЕН

В эскимосских мифах о начале времен земля, небо и небесные светила существуют как данность. Так же как у других северо-восточных палеоазиатов, рассказ начинается с появления жизни на земле.

Эскимосские сани. 1829 г.

The Metropolitan Museum of Art

Азиатские эскимосы тесно общались с чукчами и коряками, поэтому у них встречаются сходные мифологические сюжеты. Так, чукотский миф о девушке, которая, не пожелав выходить замуж за выбранного отцом жениха, ушла из дома и сотворила свой собственный мир, населив его людьми и животными, специалисты считают заимствованным у эскимосов.

В другом, уже чисто эскимосском мифе в качестве творца выступает дух Апайипайык, обитающий на небе. Он предстает в образе мудрого старца и одновременно в образе паука.

В изначальные времена пустынной была земля. Днем освещало ее золотое солнце, ночью всходила серебряная луна, морской прибой накатывал на берег, но не было на земле ни одного живого существа.

Однажды мудрый старец Апайипайык отодвинул заслонку из моржовой лопатки, закрывающую оконце его небесного жилища, и посмотрел вниз на землю. Увидел, что она пуста, и подумал: «Надо населить ее какой-нибудь живностью». По тонкой паутинке спустился старец-паук с неба и принялся за работу. Он решил сплести из своей прочной и блестящей паутины животных и птиц. Первой сплел птицу кайру. Взмахнула она крыльями, взлетела на отвесную скалу над морем, прижалась к камню, так что ее и не видно. Говорит Апайипайык: «Раз выбрала ты себе такое место, будешь на скалах сидеть и по воде плавать, а по земле ходить не будешь».

Потом сплел он кулика. Побежал кулик вдоль берега, взлетел на гребень волны, так что Апайипайык потерял его из виду. Говорит старец-паук: «Будешь ты у воды бегать и на волнах качаться, а на большую землю летать не будешь!»

Затем сплел дикого гуся. Поднялся гусь высоко над землей, улетел в тундру. Говорит Апайипайык: «Ты будешь жить в тундре. Пусть она тебя кормит и прячет».

После этого старец-паук сплел сову — красивую, пеструю, большеглазую. Загордилась сова своей красотой и говорит: «Не пристало мне жить на земле, полечу на луну». Ухнула и полетела. Рассердился Апайипайык, крикнул ей вслед: «Раз так, будешь ты бодрствовать только ночью, а днем спать!»

Под конец сплел Апайипайык белоснежного ворона. Сел ворон возле старца, никуда не полетел — побоялся запачкать свое белое оперение. Говорит Апайипайык: «Это самая лучшая птица, она осталась со мной».

Устал мудрый старец, лег спать. А утром проснулся и снова взялся за работу. Птиц больше делать не стал, начал плести четвероногих зверей.

Сначала сплел оленя: ноги стройные, рога ветвистые. Залюбовался старец красавцем-оленем, а тот поскреб по земле копытом, откопал из-под снега ягель, сжевал его и пошел в тундру, на старца даже не оглянулся. Говорит Апайипайык: «Раз так, будешь ты питаться одним ягелем!»

Затем старец сплел сразу лисицу и песца. Песец весь белый, только глаза и нос черные, не видно его на снегу. А лисица яркая, рыжая. Говорит она недовольно: «Зачем ты меня такой яркой сделал? Как стану я прятаться от врагов?» Отвечает Апайипайык: «И правда, нехорошо получилось. Но зато дам я тебе хитрость, не будет в тундре зверя хитрее тебя».

Убежали лиса и песец, а паук начал плести белого медведя. Большой получился зверь, сильный, только не очень умный. Огляделся и полез на обледеневшую сопку. Когти у него длинные, острые, за наст цепляются. Забрался на самую вершину, а как слезть обратно, не знает. Плюхнулся на толстый зад, съехал вниз. Засмеялся старец и говорит: «Хорошо, что я тебе маленький хвостик сделал. Был бы он длинным и пушистым, сейчас бы, наверное, оторвался!»

До позднего вечера трудился старец-паук. Много разных зверей сотворил, под конец так устал, что глаза у него стали сами собой закрываться. Почти не глядя, сплел он последнего зверя и не заметил, что тот получился восьминогим. Улегся зверь на берегу, ногами-щупальцами пошевеливает. Тут накатил прибой. Крикнул Апайипайык: «Убегай скорее, а то тебя волной накроет!» Поднялся зверь на ноги, спину выгнул. Испугалось море такого чудища и отступило. Говорит Апайипайык: «Вот и тебе дело нашлось. Будешь волнение на море унимать»29.

Расселились звери и птицы по земле, стали ее обживать. Однажды решил Апайипайык устроить для них большой праздник, собрать всех вместе, угостить на славу. Да только кто будет угощение готовить? Говорит мудрому старцу ворон: «Сделай мне жену. Она на всех еды приготовит». Обрадовался Апайипайык. Сплел для ворона жену — тоже белую. Но поторопился, и получилась красавица-ворона жадной и завистливой. Стала она готовить угощение, много всего наготовила жирного, вкусного. Пока готовила, все пробовала и наелась так, что не могла уже проглотить больше ни кусочка. Думает ворона: «Жалко, что нет у меня второго живота. Теперь другие будут есть, а я только смотреть!» Собрались гости, едят, пьют, угощение нахваливают, а ворона каждый кусок глазами провожает и от зависти чернеет. Под конец пира совсем черной стала, такой навсегда и осталась. Родились у нее черные воронята, и с тех пор все вороны черные.

ДУХИ И БОЖЕСТВА

Так же как и в других архаичных мифологических системах, высшие существа у эскимосов принадлежат скорее к категории духов, нежели богов, хотя, как уже отмечалось выше, эти понятия не всегда можно разграничить.

Эскимосский дух.

Wellcome Collection

Духи населяют всю Вселенную — верхний, нижний и средний миры.

Владыкой верхнего мира у азиатских эскимосов выступает могущественный хозяин Вселенной, повелитель стихий Силам йугун, олицетворяющий воздушное пространство. Он обитает на небе, через отверстие в полу своего жилища наблюдает за тем, что происходит на земле, следит, чтобы люди соблюдали законы общежития, помогает несправедливо обиженным.

В сказке «Укивакский ревнивец и его жена» подробно описывается хозяйство и образ жизни Силам йугуна. Как и обычные люди, он живет в яранге, ездит на охоту, заготавливает различные припасы. Но все обыденные действия он совершает чудесным образом: проходит на каяке через стену своего небесного жилища и сразу попадает в море; дарит оказавшейся у него в гостях женщине вроде бы бесполезные предметы, но на земле они превращаются в настоящее богатство и т. д.

У одной женщины был очень ревнивый муж. Возвратится вечером с охоты, пощупает подошвы ее торбазов и, если покажется ему, что они сырые, бьет жену. Несчастная ходила вся в синяках.

И вот однажды она подумала: «Чем терпеть такую жизнь, лучше утопиться в море». Вышла на берег, туда, где стояли вешала мужниной байдары, и направилась по льду. Долго шла, а открытой воды все нет. Обернулась посмотреть, далеко ли до берега, а он по-прежнему в двух шагах. Пустилась женщина бегом, долго бежала, устала. Оглянулась, а вешала байдары как стояли, так и стоят у нее за спиной. «Верно, не хочет отпускать меня земля, не суждено мне погибнуть в море», — подумала она. Поднялась на высокую гору, села на большой камень, опустила на лицо капюшон с меховой опушкой и заплакала. Вдруг чувствует: камень под ней сдвинулся с места. Откинула женщина капюшон, смотрит — открылся под камнем вход в землянку. Зашла она внутрь, а там темно, ни зги не видно. Пошарила вокруг, но не нащупала ни стен, ни потолка. Стало ей страшно. Но она сказала себе: «Чего мне бояться? Я ведь умереть собралась». И пошла вперед.

Идет, правую руку протянет — поворачивает направо, левую руку протянет — поворачивает налево. Наконец увидела впереди огонек. Стало кругом светлее. Видит — под потолком землянки привязаны лодки-каяки, весла и гарпуны, развешаны дождевики из моржовых кишок, рукавицы, вдоль стен сложена пушнина, оленьи шкуры, запасы мяса. А свет идет из отдушины большой яранги, что стоит посреди землянки. Заглянула женщина в ярангу, а там человек сидит. Молодой мужчина, красивый. Кухлянка на нем хорошая из шкур евражек, штаны из оленьего меха.

Спрашивает гостья: «Ты кто? Злой дух?» — «Нет, я не злой дух. Заходи, не бойся». Зашла женщина в ярангу, села. Говорит хозяин: «Будь как дома, ешь, пей. Станет тебе скучно — бери любые меха, шей себе новую одежду». Осталась женщина жить в землянке. Хорошо ей живется.

Однажды утром хозяин сказал: «Заканчиваются у нас съестные припасы. Отправлюсь-ка я на охоту». Спустил с потолка землянки каяк, взял весло, гарпун, надел дождевик и рукавицы. Сел в каяк и говорит женщине: «Подтолкни меня!» Уперлась женщина руками в корму, скользнул каяк по земляному полу и прошел сквозь стену. Тут же услышала женщина, как бьются за стеной морские волны и затихают вдали мерные всплески весла.

Зимний дом эскимосов в бухте Провидения. 1899 г.

Wikimedia Commons

Вечером из стены показался нос каяка, а потом и весь каяк целиком, нагруженный до самых бортов. Здесь и нерпы, и лахтаки, и моржи. А сзади к каяку привязан ремнем крупный кит.

Помогла женщина хозяину разгрузить каяк и разделать мясо. Сели они ужинать. Вдруг мужчина спрашивает: «Хочешь увидеть свой дом?» — «Хочу». Отодвинул он каменную плиту, лежавшую на полу. Открылась под ней большая дыра. Заглянула женщина в дыру и увидела далеко внизу свое село и ярангу, в которой жила когда-то с мужем. А на крыше яранги сушатся постели. Тут почувствовала женщина, как соскучилась она по земле и по дому и заплакала. А люди внизу закричали: «Дождь пошел, убирайте скорее постели, а то намокнут!»

Вернул мужчина плиту на место — и все исчезло. Говорит он женщине: «Пора тебе возвращаться домой». — «Я бы вернулась, да муж опять станет меня бить». — «Не станет! Он решил, что ты умерла, и очень горюет».

Велел хозяин женщине сшить четыре мешочка из оленьих ушей, в один положить щепку от остова яранги, в другой — шерсть домашнего оленя, в третий — шерсть оленя дикого, в четвертый — по шерстинке от разных пушных зверей. Спрятала женщина мешочки в рукава своей кухлянки, и на другое утро хозяин через дыру в полу на длинном ремне спустил ее на землю.

Эскимос с игрушечной лодкой, которую он сделал для своего сына. Между 1900 и 1930 гг.

The Library of Congress

Вот стоит женщина перед мужниной ярангой. Развязала один мешочек — и старая яранга превратилась в новую, просторную и красивую. Развязала второй мешочек — вышло из него большое стадо домашних оленей. Зашла женщина в ярангу, развязала последние два мешочка — появилась на полу груда пушнины и множество оленьих шкур.

Вечером вернулся с охоты муж, обрадовался. И тому, что жена вернулась, и неожиданному богатству. На радостях поделился мехами со всеми односельчанами: каждому дал по связке оленьих шкур, по пять лис, по пять бобров, по пять голубых песцов и по пять выдр. А жену никогда больше не бил.

Обитающим в верхнем мире духом является также Киягнык. Он повелевает стихиями, в том числе громом и молнией. Также к числу небесных духов относятся Агнык — хозяин зари, олицетворение светлого времени суток, и Танкик — дух луны. Из мифологии чукчей эскимосы позаимствовали Тынагыргына — персонификацию рассвета, близкого по описанию к Киягныку и Агныку. В верхнем мире обитает и повелитель ветров Пакфаля — дух северо-западного ветра.

Основным занятием и главным источником существования эскимосов был морской промысел, поэтому особым почитанием у них пользовалась могущественная хозяйка моря. У разных групп эскимосов она известна под разными именами: Седна («Она там внизу»), Арнаркуагссак («Старая женщина»), Сассума Арнаа («Мать моря»). Ее также называли Матерью глубин и представляли в образе длинноволосой старухи, живущей на морском дне. Ей подчиняются все морские животные, которых она посылает охотникам. Но люди должны быть осторожны, чтобы не навлечь на себя ее гнев. Если же они совершают что-то неблаговидное, то согласно поверью их дурные поступки запутываются в ее волосах в виде мусора и она очень сердится. В таком случае старуха не отпускает морских обитателей от себя и охотники остаются без добычи.

Наряду с хозяйкой моря в мифологических сказках встречается морской хозяин, но он не обладает особым могуществом. В качестве сказочного персонажа он может похищать людей, однако в обмен на подарок охотно возвращает их.

Жил на берегу моря один человек, промышлял в море рыбу. Однажды ему повезло: он поймал сразу нескольких морских петухов30, подвесил их шкурки к поясу и с той поры больше не знал неудачи в морском промысле.

Были у этого человека жена и единственный сын, которого он очень любил. Однажды юноша, гуляя по берегу моря, увидел большого краба и хотел его поймать, чтобы отнести домой. Но краб схватил его своими клешнями и утащил на дно. Ждали его родители, да так и не дождались. Решили, что он утонул. Отец от горя в один миг поседел, жизнь без любимого сына стала ему не мила. Подумал старик: «Может быть, на дне морском встречу я сына?» И решил утопиться. Ночью, когда жена спала, потихоньку вышел из дома, спустился к морю, вошел в воду и направился от берега, погружаясь все глубже и глубже в морскую пучину.

Вот уже накрыла его вода с головой, а он все идет по дну, как по дороге. Долго так шел и вдруг увидел селение — совсем как на суше. Заглянул в крайнюю землянку, а там сидит морской человек и что-то мастерит. Спрашивает морской человек: «Ты как сюда попал? Кораблекрушение, что ли, потерпел?» — «Нет. Я сына своего ищу». — «Вон там посреди селения самая большая землянка. В ней живет сам морской хозяин. Иди к нему, он, наверное, знает, где твой сын».

К. Ашуна. Седна. Фигура из камня. 1988 г.

Suomen kansallismuseo

Пошел старик к морскому хозяину. Тот сидит в пологе, сам огромный, косматый, длинные волосы на лицо свисают. Вокруг него много морских людей и среди них юноша — сын старика.

Спрашивает хозяин: «Чего тебе здесь надобно?» — «Я за сыном пришел. Сделай милость, отпусти его на землю». — «Не отпущу! Пусть здесь живет». Стал старик упрашивать: «Бери все, что у меня есть, только верни мальчишку». Засмеялся морской хозяин: «Что же у тебя такое есть, на что я могу позариться?» Смутился старик, а потом вспомнил, что у него на поясе висят шкурки морских петухов: «Вот посмотри. Они удачу приносят!» Понравилась хозяину такая диковина: «Ладно, давай их сюда! Так и быть, отпущу твоего сына». Взял он шкурки морских петухов, полюбовался на них, подвесил к своему поясу, потом сказал: «Возьми, старик, сына за руку, закройте глаза и сделайте три шага». Так они и поступили. А когда открыли глаза, оказались на берегу и пошли домой.

Духов, наделенных злой силой, эскимосы называют тугныгаками. Они насылают болезни и несчастья и могут принимать самые разные обличья: животных, людей, неодушевленных предметов, фантастических существ. Живут они под землей, причем земля для них как вода: они могут плавать в ней, нырять и выныривать на поверхность. В одной из сказок описывается, как тугныгак, посватавшись к девушке, идет знакомиться с ее родителями: «Черт (сказитель называет тугныгака по-русски чертом) следом за ней идет, одна голова из земли торчит. По пути уже туловище свое до половины высунул. Идут вдвоем. Вот уже до ступней вышел, весь вышел».

К злым духам относится и Тыкывак — хозяин мороза, олицетворение стужи. Он приходит в селение и с размаху бросается на землю. От этого раздается громкий треск. Люди, услышав этот звук, должны постучать обо что-нибудь. Если этого не сделать, Тыкывак разгневается и жестоко отомстит. В одной из мифологических сказок молодой легкомысленный парень, желая показать свою удаль, не только не ответил стуком на треск мороза, но и метнул в Тыкывака гарпун. Спустя какое-то время в тундре он набрел на ярангу, в которой сидел седобородый старик. Тот пригласил парня разделить с ним обед, угостил вяленой рыбой. Но оказалось, что вместо рыбы парень съел свой гарпун, тот вонзился ему в сердце — и парень умер.

СКАЗАНИЯ О НЕБЕСНЫХ ЯВЛЕНИЯХ

В мифах многих народов встречается сюжет о похищении и освобождении небесных светил. В эскимосской версии героем, вернувшим солнце на небо, становится заяц.

Однажды злые тугныгаки похитили солнце и унесли под землю. Стало в мире темно и холодно. Собрались на совет звери и птицы, стали думать, как помочь беде. Ворон сказал: «Надо отнять у тугныгаков солнце. Давайте пошлем за ним медведя — он самый большой и сильный среди нас». Но мудрая сова возразила: «Медведь большой и сильный, но, если попадутся ему на пути сладкие ягоды, он забудет про солнце».

Говорит тогда ворон: «Если так, пошлем волка — он самый смелый и неутомимый среди нас». Но мудрая сова опять возразила: «Встретит волк оленя, погонится за ним и забудет, зачем его послали».

Призадумались звери и птицы. Вдруг маленькая мышка пискнула: «А давайте пошлем зайца. Он самый быстроногий и лучше всех прыгает». И все с ней согласились.

Рошилен. Гравированный моржовый бивень. 1920–1929 гг.

Suomen kansallismuseo

Пустился заяц в путь. Много дней скакал и наконец увидел, как через широкую щель из-под земли пробивается солнечный луч. Спрыгнул заяц в щель и оказался под землей, где жили тугныгаки. И увидел, что в большой каменной чаше лежит солнце. Схватил его заяц, оттолкнулся задними лапами, выпрыгнул на поверхность и побежал.

Погнались за ним тугныгаки, вот-вот нагонят. Ударил заяц по солнцу лапой, отколол от него кусок и подбросил вверх. Так появилась в небе луна. Испугались тугныгаки света, остановились. Тогда заяц подбросил к небу солнце — и оно засияло, как прежде. А злые духи убежали к себе под землю.

Многие мифологические сюжеты в эскимосском фольклоре связаны с северным сиянием. Эскимосы считали, что сполохи возникают оттого, что небесные юноши играют в мяч. Кроме того, бытовало поверье, что к северному сиянию уходят люди, умершие не своей смертью.

Жил береговой человек, морского зверя промышлял. Была у него жена, а детей не было, и очень они об этом горевали. Однажды возвращался он поздним вечером с охоты, посмотрел на небо, а там играют сполохи. И вдруг один самый маленький сполох сорвался с неба и упал прямо на крышу жилища этого человека. Вскоре его жена забеременела и родила сына. Назвали мальчика Сполохом. Вырос он на радость родителям сильным и красивым.

Однажды отправился отец на промысел, ушел по льду далеко в море. Вдруг налетел северный ветер, взломал лед. Провалился человек в полынью и утонул. Жена долго плакала по мужу, а потом, не вынеся горя, наложила на себя руки.

Остался Сполох сиротой. Горько ему жить одному среди чужих людей. И как-то раз он подумал: «Старые люди говорят, что, если кто в море утонет или руки на себя наложит, того забирают к себе сполохи. Наверное, и мои отец с матерью у них». Дождался ночи, когда сполохи играли особенно ярко, вышел на берег моря, забросил повыше длинный ремень и взобрался по нему на небо. Там встретил он своих родителей и остался с ними на небе.

Так юноша Сполох, упавший на землю, вернулся обратно в свой дом и теперь опять играет со своими братьями.

В одной из мифологических сказок объясняется, почему северное сияние переливается разными цветами:

В изначальные времена Северное сияние было бесцветным, бело-серым, но зато обладало звучным, красивым голосом и умело петь. А птицы были безголосыми, но имели яркое оперение. Однажды пришли птицы к мудрому старцу-пауку Апайипайыку и сказали: «Северное сияние поет только по ночам, когда все спят, и его никто не слышит. Отдай нам его голос — и мы будем петь днем». Говорит Апайипайык: «Если я отберу голос у Северного сияния и отдам его вам, это будет несправедливо. Ведь у вас есть красивые, яркие перья, а оно бесцветное». Посоветовались птицы между собой и сказали: «Мы готовы поменяться!»

Подумал Апайипайык и разрешил совершить обмен. С той поры все птицы, живущие в тундре, стали белыми или серыми, но зато голосистыми, а безмолвное Северное сияние переливается яркими красками.

СКАЗАНИЯ О ЖИВОТНЫХ

Значительное место в фольклоре эскимосов занимают сюжеты, посвященные животным. В сказках и мифологических рассказах они наделяются чудесными свой­ствами: подобно духам, могут управлять стихийными силами и, как правило, становятся помощниками и защитниками человека.

Один мальчик пас оленей своего отца. Вдруг откуда-то налетели таньги31, угнали стадо и мальчика с собой увели. Он был одет в летнюю кухлянку, а когда наступила зима, очень сильно мерз. Таньги кормили его, но в жилище к себе не пускали, так что ему приходилось спать под открытым небом. Однажды, когда он не мог заснуть от холода, к нему подошли два оленя-вожака из отцовского стада, легли с двух сторон и стали его согревать, и потом приходили к нему каждую ночь. Так продолжалось некоторое время, но вдруг таньги решили зарезать этих оленей на мясо. Вечером олени сказали мальчику: «Готовься. Завтра мы убежим отсюда».

Утром таньги стали ловить оленей, но те подбежали к мальчику, он вскочил на спину одного из них, и они понеслись во весь дух. А следом за вожаками побежало и все стадо.

Таньги пустились в погоню. Один олень сказал другому: «Давай вызовем снежную бурю!» Тут же завыл ветер, поднялась пурга, полетели навстречу врагам снежные хлопья. А впереди тихо и ясно. Отстали таньги.

Тем временем родные мальчика считали его погибшим. Как-то раз его сестра вышла из землянки, чтобы выплеснуть помои, и вдруг увидела: бежит с холма оленье стадо. Девушка позвала родителей, те вышли и глазам своим не поверили: вернулся их сын и привел с собой всех оленей.

Сказочные звери иногда обладают шаманскими способностями и даже обучают этому искусству людей.

Жили старик со старухой, и была у них любимая внучка-сирота. Однажды позвали ее подруги собирать съедобные коренья и травы. Разбрелись девушки по тундре, рвут зеленые сочные травинки, мотыжками выкапывают из земли сладкие корешки. Вдруг сгустился над тундрой белый туман. Заблудилась девушка-сирота в тумане, потеряла подружек. Мечется туда-сюда, зовет их, а никто не откликается. Села она на землю и заплакала. Долго плакала, потом уснула.

Разбудила ее чужая женщина, не из их селения. Спрашивает женщина: «Что ты здесь делаешь?» Рассказала девушка, что пошла с подружками за кореньями и травами и заблудилась в тумане. «Ну что ж, — говорит женщина, — идем ко мне в гости». Увидела девушка в земле большую дыру. Спустились они в эту дыру и оказались в просторной землянке. Было там много разной еды: и оленины, и китовой кожи32. Накормила хозяйка гостью, а потом говорит: «Если хочешь, оставайся у меня жить, будешь всегда сыта».

Эскимосская мать и ребенок. Около 1905 г.

The Library of Congress

Осталась девушка жить в землянке. Хозяйка каждый день рано утром уходила, возвращалась поздно вечером и приносила то китовое мясо, то оленину.

Наступила осень. Однажды хозяйка сказала девушке: «Скоро я усну на всю зиму. А ты отправляйся домой. Твои дед и бабка по тебе горюют, думают, что ты умерла. Да и ты, наверное, по ним соскучилась». Отвечает девушка: «Я больше всего на свете хочу вернуться домой к своим старикам. Да только не знаю, как найти дорогу». Женщина говорит: «Я тебя провожу. Но прежде научу тебя петь шаманские песни». Достала она бубен, стала в него бить и петь звучным голосом, а девушка за ней повторяла, пока все не запомнила.

«А теперь собирайся домой», — сказала хозяйка. Вышли они из землянки и отправились в путь. Целый день шли, а когда вечер наступил, увидала девушка вдали родное селение. Женщина говорит: «Теперь ты сама дойдешь. А мне пора возвращаться». Простились они, и пошла каждая в свою сторону. Девушка обернулась и вдруг увидела, что вместо ее провожатой бежит по дороге бурая медведица. И поняла, что жила все это время не в землянке, а в медвежьей берлоге.

Обрадовались старики, увидев внучку живой и здоровой, устроили на радостях праздник, созвали в гости все селение. Поели гости, попили, стали сказки рассказывать. А потом шаманы начали состязаться, чьи песни сильнее. Один оборвал нитку бус, ссыпал бусины в бубен, стал петь и стучать колотушкой — и бусины сами опять нанизались на нитку. Другой взял моржовый клык, запел свою шаманскую песню — и клык с треском вывернулся наизнанку. Говорит девушка деду и бабке: «Я тоже хочу спеть шаманскую песню». Удивились старики, но сказали: «Если хочешь — попробуй».

Зашептались гости: «Не умеет внучка хозяев себя вести. Будет только мешать настоящим шаманам». Вышла девушка на середину яранги, ударила в бубен и запела. Вдруг заплескались за стеной морские волны, и хлынула в ярангу вода. Стала девушка бить в бубен быстрее, петь громче. Откатились волны назад, осталось на полу яранги много съедобных водорослей. Взяла девушка мотыжку, ударила по земляному полу — появилось множество вкусных кореньев. Собрала девушка водоросли и коренья в глубокое блюдо, стала угощать ими гостей. Едят гости, удивляются. А девушка взяла колотушку от бубна, про­ткнула ею дыру в меховом пологе. Полилась из дыры чистая пресная вода. Набрала девушка воды в большой ковш, обнесла гостей. Еще больше все удивились: «Никогда мы таких чудес не видели!» И признали девушку самой сильной шаманкой в селении.

Как и у всех охотничьих народов, у эскимосов убитые на охоте звери считались лишь временно умершими. Они «гостили» у людей, а потом возвращались в родную стихию и там вновь оживали. Чтобы это произошло, в честь промысловых животных устраивали особые праздники, на которых совершались определенные обряды. Убитым зверям оказывали всевозможные почести, их «угощали» ритуальной пищей, исполняли в их честь танцы-пантомимы и разыгрывали представления, изображающие охоту. В конце праздника символические изображения животных или куски их мяса бросали в море и говорили: «Вы побывали у нас, мы вас угостили, теперь идите в море, приходите к нам на следующий год и зовите ваших товарищей».

У азиатских эскимосов особенно ярким был осенний «китовый праздник», включавший в себя такой колоритный эпизод: из дерева изготавливали фигурку кита длиной около сорока сантиметров и подвешивали ее под потолком в самом просторном жилище селения. От нее к стенам протягивали четыре ремня, на которых при помощи скользящих петель крепили маленькие деревянные байдары с фигурками охотников. Шаман тянул лодки за привязанные к ним веревки — и те скользили, имитируя охоту. Женщины при этом пели ритуальные песни или били в бубны. Этот обряд должен был обеспечить охотничью удачу на следующий год. Для большего правдоподобия деревянный кит «пускал фонтан». Один из этнографов описал, как это делалось: «Полая внутри фигурка кита через отверстие в нижней ее части предварительно заполнялась порошком толченого белого камня. В это отверстие вставляли конец тонкой кишки лахтака. Кто-нибудь из присутствующих брал в рот другой конец кишки и дул в него. Под действием воздуха порошок вылетал из кита через второе отверстие, проделанное в голове фигурки».

Шаман и больной мальчик. Эскимосы. 1900 г.

Wikimedia Commons

По окончании праздника, когда убитые киты «возвращались» в природную среду, эскимосы стирали с бортов своих байдар их изображения, которые наносились черной или красной краской после каждой удачной охоты. Объясняли это так: поскольку все убитые киты вновь уходят в море, нарисованным китам станет скучно, и их тоже надо отпустить.

В некоторых мифах в качестве покровителя китов выступает владыка ветров Пакфаля, который следит за добросовестным исполнением охотниками всех обрядов, необходимых, чтобы добытые на охоте киты вернулись к жизни.

Жили пятеро братьев, добывали в море китов. Однажды один из них заболел и умер. Его оплакали и собрались хоронить. Старший брат был шаманом и обычно советовался со своим духом-помощником, нашитым в виде амулета на его одежду. «Не торопитесь хоронить брата, — сказал дух. — Его душу унес Пакфаля — повелитель ветров, но ее можно вернуть, и человек оживет».

Четыре резных амулета из моржовой кости. Эскимосы.

Wellcome Collection

Завернули братья тело умершего в моржовую шкуру, положили в углу землянки. Затем брат-шаман приказал построить маленькую, но очень прочную ярангу. Когда она была готова, шаман с самым младшим из братьев вошел внутрь, а двое других остались снаружи. Стал шаман бить в бубен и петь, а братья ему вторить. Все громче поет шаман, раскачивается из стороны в сторону, и яранга раскачивается вместе с ним. И вот оторвалась она от земли и полетела на небо. Выглянул младший брат, посмотрел вниз и воскликнул: «Земля не больше моржовой шкуры!» Поднялась яранга еще выше — стала земля меньше заплатки на подошве торбазов, а потом и вовсе скрылась из глаз. Тут налетел сильный ветер и понес ярангу вперед, будто нарты по ровной дороге. Когда ветер стих, вы­шли братья — и сразу оказались в жилище Пакфали. «Зачем пришли?» — спрашивает хозяин ветров. Отвечает шаман: «За душой нашего брата». — «Я забрал его в наказание за то, что вы относитесь к китам не как к дорогим гостям, а как к добыче, не благодарите их за то, что они вас накормили, не совершаете в их честь положенных обрядов. Киты возвращаются от вас потрепанные, тощие, у них даже шкура, случается, облезает».

Стыдно стало братьям. Говорит шаман: «Мы, и правда, виноваты. Но теперь будем обращаться с китами как должно. Поверь нам и отпусти нашего брата». — «Ладно, так уж и быть, забирайте его». И тут увидели они душу умершего, горящую в огне и терпящую страшные муки. Глубоко вдохнул шаман и втянул душу брата в себя. А вернувшись домой, выдохнул над его телом — и брат ожил.

В фольклоре эскимосов так же, как у чукчей, коряков и ительменов, встречаются сказки «вороньего цикла», однако их относительно немного, и ворон в них выступает исключительно как комический персонаж. Иногда он носит имя Кошкли, но чаще его называют просто «ворон».

Однажды гонялся ворон за евражкой. Ухватил его за хвост, но евражка вырвался и убежал, только хвост у ворона в клюве остался. Прибежал евражка домой, стал думать, как хвост вернуть, а то сородичи его засмеют. Взял большой продолговатый камень, нарисовал на нем чешую, плавники — стал камень похож на рыбу. Пошел евражка к ворону и говорит: «Давай меняться. Я тебе рыбу, а ты мне мой хвост». Смотрит ворон: рыба крупная, жирная. «Ладно», — говорит. Отдал евражке хвост, хотел от рыбы кусок откусить, да сразу все зубы и сломал.

С тех пор стали вороны беззубыми.

АЛЕУТЫ

Алеуты — коренное население Алеутских островов и западного побережья Аляски. Их самоназвание унангах означает «прибрежные жители». Есть мнение, что алеуты раньше эскимосов расселились вдоль берега, но впоследствии покинули материк и заняли ближайший архипелаг. После того как в 1867 году Аляска и Алеутские острова были проданы Александром II Америке, большая часть алеутов стала гражданами США. Но еще в начале XIX века около пятидесяти представителей этого народа перебрались на необитаемые в то время Командорские острова. Их потомки живут там до сих пор и имеют российское гражданство. Сейчас их насчитывается около пятисот человек.

Алеуты в селении у мыса Желтого. 1884–1885 гг. Командорские острова. РЭМ 8764-20301.

Российский этнографический музей

Мифология алеутов близка к эскимосской, однако она меньше изучена, и тому есть объективные причины. Наталья Татаренкова пишет: «О легендах и поверьях, бытовавших на Алеутских островах до освоения их русскими, известно крайне мало. Даже в более поздние годы, в том числе после заселения Командорских островов, алеуты предпочитали не раскрывать перед приезжими душу, опасаясь насмешливого, пренебрежительного или легкомысленного отношения к своим словам. В вопросах традиционной культуры они всегда были крайне щепетильны: по мнению представителей старшего поколения командорцев (до 1940 года рождения), пусть лучше тексты будут утрачены вовсе, чем искажены на любом из этапов передачи». Вот почему сведения о мифологических представлениях алеутов, как правило, отрывочны, а записи сказаний исчисляются буквально единицами.

ИНЫЕ МИРЫ

Алеутские острова в сознании их древних обитателей представляли собой весь мир. О том, как алеутам виделся акт творения, имеется лишь лаконичное сообщение знаменитого мореплавателя конца XVIII века Гавриила Сарычева: «Они говорили, что бог по сотворении островов создал и людей». Этого бога называли Агугук, что означает «творец», однако его облик и роль неясны. Миссионер митрополит Иннокентий Вениаминов33, проповедовавший среди алеутов христианство в первой половине XIX века, пишет по этому поводу: «Не умея составить понятий о его [Бога] неограниченных свой­ствах, они слишком отдаляли его от миро­правления до того, что не делали ему никакого поклонения».

Зато о появлении людей известен достаточно подробный мифологический рассказ:

В те времена, когда земля была еще пуста и никем не обитаема, с неба упала собака и родила двух существ, напоминающих людей, но покрытых длинной шерстью. Они поженились, и у них родились дети уже без шерсти, и от них пошел человеческий род.

Поначалу люди были бессмертны. Дожив до старости, они поднимались на священную гору, стоявшую на берегу волшебного озера, бросались с нее в воду и выходили на берег снова молодыми. Бог-творец в то время жил среди людей, и его женой была девушка из человеческого рода. Однажды она стала упрекать мужа за то, что он создал на Алеутских островах слишком много гор и совсем мало лесов. Бог рассердился на жену и весь ее род, и с тех пор люди стали смертными. Однако они оставались сильными, здоровыми и жили долго. Климат на земле в те времена был теплый: не было ни снега, ни морозов, ни холодных ветров. Между людьми царил мир, не было ненависти и зависти. Сама природа давала все необходимое для жизни. Но со временем людей становилось все больше, им пришлось добывать себе пропитание охотой. Для этого они изобрели разные виды оружия и в конце концов начали враждовать между собой. Сильные стали притеснять слабых, прогонять их с мест прежнего обитания. Люди расселились по разным островам — так появились разные народы.

Вселенная представлялась алеутам, как и большинству народов мира, разделенной на три яруса: верхний небесный, средний земной и нижний подземный. По свидетельству Иннокентия Вениаминова, они считали, что в верхнем и нижнем мирах, как и на земле, обитает «множество людей, смертных или бессмертных — того не известно». Гром, раздававшийся с неба, алеуты воспринимали как шум битвы, которую ведут между собой небесные люди.

Представление о нескольких мирах, из которых состоит Вселенная, отчетливо отразилось в сказке о женщине, превратившейся в лисицу. Это одна из немногих записанных алеутских сказок, ее включают практически во все сборники, в том числе для детей. На первый взгляд она кажется совершенно нелогичной и даже бессмысленной, но, если посмотреть на нее с точки зрения логики мифа, ее содержание становится понятным, а сюжет — четко выстроенным.

Травяная корзина алеутов. До 1930 г.

Suomen kansallismuseo

Жила одна женщина, и был у нее муж. Но она не знала, как он выглядит, потому что каждое утро мужчина уходил из дома до рассвета, а возвращался поздно вечером, когда было уже темно. Жену мучило любопытство. В конце концов она проследила за мужем и при свете солнца увидела, что у него только один глаз. Женщина не захотела жить с одноглазым мужем и решила вернуться к родителям. Пошла она в родное селение, но по дороге ей встретился великан, который посадил ее к себе на плечи, унес в недра горы и запер в каменной юрте.

Сидит женщина в заточении, плачет. Вдруг сверху спустилась травяная корзина, полная шкур разных животных. Стала женщина эти шкуры примерять. Одна мала, другая велика, впору пришлась только шкурка рыжей лисицы. Надела ее женщина, превратилась в лисицу, прорыла ход под стеной каменной юрты и убежала.

Прибежала в родное селение. Видит — ее отец вышел в море на лодке и ловит рыбу. Села женщина-лисица на берегу и стала ждать. Вот причалил отец к берегу, увидел лисицу, удивился тому, что она тут сидит, бросил ей одну рыбину и пошел домой. Женщина-лисица побежала за ним следом. Хотела спуститься в родительскую землянку, но не смогла наклонить головы.

Убежала она в лес и стала там жить.

Совершенно ясно, что сюжет этой сказки построен на мифологическом принципе, согласно которому «этот» и «иной» миры не должны пересекаться, в противном случае будет нарушено равновесие Вселенной. Сказка о женщине-лисице была записана в начале XX века и впервые опубликована в 1915 году. Тогда рассказчик пояснил34, что героиня решила уйти от одноглазого мужа, потому что сочла его некрасивым. На самом же деле один глаз мужа свидетельствует о том, что он существо из другого мира35. Женщина попыталась убежать, потому что испугалась его нечеловеческой природы. Но в качестве жены потустороннего существа она сама уже принадлежит иному миру, и этот мир не хочет ее отпускать. Женщина-лисица утрачивает человеческий облик и человеческую сущность, поэтому мир людей не может ее принять. В финале она убегает в лес, который в мифологических сказках обычно символизирует иной мир, где женщина-лисица отныне должна обитать.

В другой мифологической сказке путешествие в нижний мир совершает ворон. Этот сюжет интересен описанием «ярусов» подводного царства. Многие исследователи полагают, что «вороньи истории» алеуты заимствовали у чукчей. В алеутских сказках, как и у эскимосов, ворон обычно не имеет имени собственного.

Гулял однажды Ворон по берегу, увидел нерпу. Говорит ей Ворон: «Отнеси меня, нерпа, в гости к морскому народу. Я слышал, у них много еды». Посадила нерпа его себе на спину, привезла к людям-китам. «Здравствуй, старик! — говорят люди-киты. — Зачем пожаловал?» — «Хочу у вас поесть хорошо».

Выставили ему люди-киты разного угощения, наелся Ворон, поблагодарил. Потом просит: «Дайте воды попить, а то в горле пересохло». — «Вон там в деревянном корыте вода, напейся сам». Удивился Ворон: «Разве у вас чашки нет?» Подошел к корыту, начал пить, но поскользнулся, упал в корыто вниз головой и провалился в жилище моржового народа.

Встретили его люди-моржи как гостя. Ворон, хоть и был уже сыт, не отказался и от их угощения. После еды еще сильнее захотелось ему пить. Попросил он воды, а люди-моржи говорят: «Вон там вода в деревянном корыте; пей сколько хочешь». Удивился Ворон, что и люди-моржи не нашли для гостя чашки, стал пить из корыта и провалился в жилище лахтачьего народа. Тут уж он есть не стал, сразу стал просить: «Дайте скорее воды, не то умру от жажды!» Подали ему люди-лахтаки воды в роговой чашке. Напился Ворон вволю и говорит: «Вы меня от смерти спасли! За это отдам я вашему главному человеку свою дочь в жены». Обрадовались люди-лахтаки, ведь в море мало невест, проводили Ворона на землю и вернулись назад с девушкой. Сыграли свадьбу. Стала воронова дочь женой главного лахтачьего человека, и жили они хорошо.

ПРИРОДНЫЕ СТИХИИ И НРАВСТВЕННЫЕ ПРИНЦИПЫ

Как и все древние народы, алеуты одушевляли стихии и природные объекты. Иннокентий Вениаминов писал: «Они веровали и в птиц, и в рыб, и в других животных; в солнце, небо и прочие неодушевленные твари, думая, что духи живут в них».

Небесные светила, согласно представлениям алеутов, требовали особого уважения, к ним нельзя было предъявлять никакие претензии. Считалось, что, если человек посетует, что солнце слишком сильно печет или, наоборот, долго не показывается из-за туч, оно обидится, и недовольный ослепнет. Если кто-нибудь упрекнет луну, она убьет обидчика камнем, а тому, кто непочтительно отзовется о звездах, придется пересчитать их все до единой, иначе он сойдет с ума.

Также опасно жаловаться на летнюю жару и желать прохлады. В таком случае среди лета может наступить зима, причем очень суровая. Чтобы вернуть лето, следовало отдать виновного на волю стихий: несчастного оставляли на улице, где на него обрушивался ураган. Его тело обращалось в пыль, которую ветер развеивал по всей земле. После этого зима опять сменялась летом.

С почитанием солнца был связан колоритный обычай покаяния в грехах. Все, кому доводилось общаться с алеутами, отмечали огромное значение, которое те придавали моральной чистоте, соблюдению нравственных принципов и правил общежития. Каждый человек должен был уважать стариков, почитать родителей и заботиться о них в старости, не гордиться богатством, помогать бедным. Большим грехом считалось воровство, клевета, нарушение супружеской верности. Человек, совершивший что-либо предосудительное, глубоко переживал свою вину. Чтобы избавиться от угрызений совести, он проводил особый обряд: в ясный день, когда солнце светило особенно ярко, брал пучок травы и рассказывал ей о своей провинности, призывая дневное светило в свидетели своего искреннего раскаяния. После этого бросал траву в огонь и, когда она сгорала, считал себя очищенным от греха. В жертву солнцу приносили куски медной руды, которые бросали в ту сторону, откуда шел его свет.

Алеуты верили, что все стихии — свет, воздух, вода — содержат в себе животворящую силу, которая может передаваться человеку. Для сохранения здоровья и обретения силы они с детства приучались вставать до зари и, повернувшись лицом на восток, «глотали свет и ветер». После этого шли к реке, ударяли по водной поверхности правой ладонью и произносили: «Я не сплю, я встречаю с тобою животворный свет, я с тобою всегда буду жив». Затем поднимали правую руку так, чтобы вода с нее стекала вдоль всего тела, умывались и ждали восхода солнца, после чего приступали к повседневным делам36.

Охотник с гарпуном. Алеуты. До 1845 г.

Suomen kansallismuseo

Огромное место в жизни и мировоззрении алеутов играло море. Морской промысел был их основным занятием, море давало все необходимое для жизни, но в то же время представляло постоянную опасность. Однако с морем можно было договориться: во время шторма, если большая волна грозила потопить байдару, следовало протянуть руку ей навстречу — и волна обходила лодку стороной.

Живым существом представлялся алеутам и ветер: слабый — маленьким мальчиком, более сильный — юношей, а самый сильный — взрослым мужчиной. Ветер-мужчина был враждебен по отношению к человеку. Считалось, что он охотится на людей.

Землетрясения алеуты объясняли тем, что где-то далеко в землю воткнут большой гарпун, к которому привязана веревка. Время от времени некий «великий человек», рассердившись, дергает за веревку — и земля вздрагивает.

Алеуты одушевляли также различные предметы домашнего обихода, охотничье снаряжение и прежде всего байдары. Специалисты в области кораблестроения утверждают, что их конструкция уникальна. Сподвижник Ивана Федоровича (Адама Иоганна) Крузенштерна капитан Юрий Федорович Лисянский, посетивший Алеутские острова во время первого русского круго­светного путешествия 1803–1806 годов, писал: «Я сам проехал в трехлючной37 байдаре около 400 верст и могу сказать, что не имел у себя никогда лучшего гребного судна».

Алеуты верили в существование особого духа байдары, которого представляли в человеческом обличье, и саму байдару воспринимали как живое существо. С ней разговаривали, просили помочь в промысле. Она, если хотела, сама направляла свой ход туда, где охотника ждала богатая добыча.

Жил один алеут на отшибе, за селением. Был он так беден, что не имел даже байдары, поэтому добывал пропитание, собирая на берегу то, что выбросит море. Жена его рано умерла, оставив нескольких маленьких детей. Отец изо всех сил старался прокормить их, но ему не везло, и семейство часто голодало.

Однажды этот бедняк долго бродил по берегу моря, надеясь на какую-нибудь добычу, но так ничего и не нашел. Решил, что придется опять возвращаться домой с пустыми руками, как вдруг увидел на берегу двух крупных, жирных рыб-атхилях38. Обрадовался алеут, схватил их и побежал домой. Рыбину побольше он повесил на вешала возле дома, а другую принес детям. Но он опоздал: не дождались его дети, умерли от голода. Только в одном, самом младшем еще теплилась жизнь. Не вынес отец такого горя — лег и умер. Остался его младший сын сиротой. Похоронил отца и братьев и стал жить один.

Байдары с Алеутских островов. 1822 г.

Wellcome Collection

Прошло время, мальчик вырос, стал взрослым юношей, красивым и стройным, как молодой олень. Вышел он однажды из дома и вдруг заметил, что рыбина, которую его отец принес в свой последний день, все еще висит на вешалах, только высох­ла вся — одна шкура да кости остались. «Сошью-ка я из этой шкуры байдару», — подумал он.

Пошел в селение, спросил у женщин: «Как вы из шкур байдары шьете?» Засмеялись женщины: «Зачем тебе это? Ведь у тебя никакой шкуры нет». — «У меня есть шкура атхилях». Объяснили ему женщины, как шьется байдара, а одна девушка даже вызвалась помочь.

Сшили они из рыбьей шкуры байдару, из рыбьих ребер сделали шпангоуты, из самой большой кости, которую называют «куллах», — планку для мачты, из хвостовых костей — руль. Взял юноша отцовское копье, спустил байдару на воду и поплыл морского зверя добывать. Прошло три дня и три ночи, а ему не встретилось ни одного тюленя или хотя бы нерпы. Стал он просить: «Байдара моя, атхилях, помоги!» И тут же куллах зашевелился, развернул мачту с парусом по ветру — и байдара понеслась быстрее птицы. Вскоре увидел юноша целую стаю китов. Привязал он отцовское копье на длинную веревку, метнул и убил самого крупного кита, притащил его на веревке в селение. Обрадовались люди. Кит большой, его мяса надолго всем хватит39.

Выбрали юношу старейшиной и дали ему почетное имя Атхилях. Женился он на девушке, которая помогала ему шить байдару, и жили они счастливо.

Самым распространенным видом жертв духам были звериные шкуры. Жертвоприношения проводились в особых местах, как правило на возвышенности — холме или утесе, — куда могли приходить исключительно пожилые мужчины и только для совершения ритуала. Молодым парням, детям и женщинам запрещалось даже приближаться к местам священнодействия: считалось, что нарушивший запрет мог тяжело заболеть, потерять рассудок или умереть. Однако они могли приносить жертвы духам в любом месте, за исключением селений или какого-то закрытого пространства. Такая жертва состояла из перьев урильего40 хвоста и пестрых перьев сыча, которые дополнительно окрашивались в красный или зеленый цвет. Перья бросали по одному на все четыре стороны и произносили просьбы о помощи в промысле, в борьбе с врагами, об установлении хорошей погоды и т. д.

По наблюдению Иннокентия Вениаминова, у алеутов не было идолов, и тот, кто по какой-либо причине все-таки решался их создавать, подвергал себя большой опасности. Митрополит Иннокентий писал: «Сделанный кем-нибудь идол будто бы мог действовать, говорить и помогать своему производителю; но когда выполнял он все желания и просьбы его, то губил как самого производителя своего, так и весь род его».

Маска ритуальная. Алеуты. XVIII в. МАЭ 538-1.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

Некоторые шаманы, уверенные в собственной силе и желавшие ее продемонстрировать, иногда отваживались создавать фигуры обитателей потустороннего мира. Шаману они повредить не могли, но несли смертельную угрозу другим людям и истребляли неосторожных, дерзавших приблизиться к ним. Иннокентий Вениаминов передает услышанный от алеутов рассказ о подобном случае:

В одной из бухт вдруг по непонятной причине стали гибнуть люди. Один отважный алеут решил разобраться в этом, пожертвовав собственной жизнью. Он взял с собой жену, спрятал ее на дне байдары и отправился в опасное место. Там он велел женщине запоминать все, что она увидит, а сам сошел на берег. Та увидела, как из пещеры выскочило какое-то существо, набросилось на ее мужа и убило его. Она вернулась домой, рассказала о том, что случилось. Алеуты всем селением двинулись туда, куда она указала. В пещере они обнаружили деревянного идола, изрубили его топорами на мелкие куски и сожгли. И бухта вновь стала безопасной.

Примечательно, что наряду с искренней верой в духов у алеутов существовал обряд, представлявший собой заведомую инсценировку. В ней участвовали только мужчины, которые использовали обряд, по словам Иннокентия Вениаминова, «как сильнейшее средство для удержания жен своих в послушании и верности и для научения дочерей своих добродетели, им свой­ственной». Тайну этого ритуала под страхом смерти нельзя было открывать «ни жене, ни матери, ни милой любовнице».

Обряд представлял собой сложное театрализованное действо. Роли распределялись заранее. Часть мужчин, которые должны были изображать злых духов (Иннокентий Вениаминов называет их «дьяволами»), уезжали якобы на охоту, а оставшиеся дома41 поздно вечером начинали демонстрировать страх, тревожно прислушиваться, говорить о дурных предчувствиях.

Ф. Х. Киттлиц. Жилище в Уналашке. 1826 г.

The Library of Congress

Женщин все это пугало, напряжение росло, и, когда оно достигало пика, на улице раздавался шум. Мужчины, посовещавшись, выбирали храбреца, который должен был узнать, что происходит. Но едва тот выходил из жилища, шум перерастал в страшный, угрожающий рев, слышались вопли, грохот, от которого тряслись стены. Мужчины, в ожидании нападения, вставали плечом к плечу, принимали воинственный вид и говорили, подбадривая друг друга: «Держись! Крепись! Не сдадимся!» И тут через дымовое отверстие42 в жилище проникало косматое чудище огромного роста: это был один из участников представления, одетый в особый костюм «травяной чучелы». Женщины тряслись от страха, кто-нибудь из мужчин громовым голосом приказывал погасить свет, и во тьме начиналось сражение. Топот, звуки ударов, вопли: «Бей их! Гони прочь!» Наконец становилось ясно, что хозяева одержали победу и преследуют незваных гостей с торжествующими криками.

Победители возвращались в дом, зажигали свет и начинали считать потери. Недосчитавшись кого-нибудь одного, объявляли, что его утащили злые духи. И теперь им нужно отдать одну из женщин, чтобы они вернули похищенного. Тут же выбирали ту, которая должна была стать жертвой, вытаскивали ее на улицу, но оказывалось, что жертва уже не нужна: похищенного находили лежащим неподалеку, он притворялся мертвым. Над ним произносили особые заклинания — и он оживал. Родственники мнимого покойника благодарили женщину, которая должна была пожертвовать собой ради его спасения, дарили ей подарки, и на этом представление заканчивалось.

На следующий день мужчины, якобы уехавшие на промысел, а на самом деле изображавшие злых духов, возвращались и «с необыкновенным вниманием и ужасом» слушали рассказы своих жен о том, что произошло в их отсутствие. «Легковерные алеутки от души верили, что все это было точное нашествие чертей», — завершает рассказ митрополит Иннокентий.

Жилище алеутов.

Wikimedia Commons

МОРСКИЕ БОБРЫ

Наиболее мифологизированными животными у алеутов были каланы — морские бобры. Их поведение иногда напоминает человеческое: в особом кармане под ластом они носят острый камень, которым открывают раковины с моллюсками, и едят полулежа, поставив еду, как на столик, себе на брюхо. Некоторые предания повествует о том, что когда-то морские бобры были людьми.

Фигура калана с детенышем. Алеуты. Начало XIX в. МАЭ 4507-11.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

Жили некогда на морском берегу вдали от людей трое братьев. Каждый день уходили они в море на промысел, а вечером возвращались домой. Но вдруг стали замечать, что в их отсутствие в доме кто-то хозяйничает. Решили братья выяснить, кто это, и на следующий день оставили дома младшего. Спрятался он на полатях и стал ждать. И вот вошла красивая женщина, начала прибираться и варить обед. Смотрит на нее юноша, глаз отвести не может. Однако потянуло его в сон, он крепко уснул, а когда проснулся, красавица уже исчезла.

На другой день остался караулить средний брат. Снова пришла женщина, убрала в доме и приготовила еду, потом села вить веревки, которыми привязывают наконечники к копьям. Работает и поет: «Я пришла, чтобы стать кому-то хорошей женой! Счастлив будет тот, кто станет моим мужем!» Парень соскочил с полатей, хотел подойти к гостье, но тут вернулись двое других братьев. Поглядела на них красавица и снова запела: «Я буду делать для моего мужа все, что он захочет: буду варить ему еду, шить одежду, буду его любить и ласкать!»

Заспорили мужчины, кто возьмет ее в жены, и подрались. Сцепившись, выкатились они на берег. Тут нахлынула волна и унесла всех троих. Не смогли братья выплыть, утонули и стали морскими бобрами. Женщина увидела, что ее женихов взяло море, бросилась в воду и превратилась в бобровую матку.

С тех пор живут бобры в море и дерутся друг с другом из-за маток.

В другом варианте мифа в морских бобров превращаются брат и сестра, вступившие в любовную связь и покончившие с собой, когда их преступление было обнаружено.

С охотой на калана было связано много поверий. Считалось, что добыть этого зверя может только достойный человек, а злому, ленивому, завистливому, не уважающему стариков калан не дастся. Кроме того, считалось, что морские бобры любят все красивое. Отправляясь на промысел, охотник надевал самую нарядную камлейку, украшал байдару и стрелы, полагая, что тогда зверь «сам придет к промышленнику-щеголю».

Камлейка для защиты от ветра и влаги. До 1845 г.

Suomen kansallismuseo

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ДУШЕ И ПОХОРОННЫЕ ОБРЯДЫ

Алеуты верили, что души умерших остаются на земле и продолжают незримо жить обычной человеческой жизнью: едят, пьют, поют и танцуют, охотятся в море. Предки заботятся о своих потомках, помогают им в различных сложных ситуациях, защищают от опасностей.

Считалось, что сохранность души обеспечивалась сохранностью тела, поэтому покойников мумифицировали и в сидячем положении помещали в особые погребальные пещеры, которые должны были располагаться поближе к морю, чтобы недалеко было ходить на охоту. Обряд предания тела земле описал доктор Карл Генрих Мерк, участник экспедиции Биллингса и Сарычева43, причем он особо отметил, что все предметы, похороненные вместе с покойным, были «несколько надломленные». Обычай повреждать погребальный инвентарь существовал у многих народов. Вещи, которые «оживут» вместе с человеком в ином мире, должны были сначала «умереть» вместе с ним.

Если хоронили богатого алеута-тойона, то убивали и хоронили вместе с ним и его любимого раба-калга44. Иннокентий Вениаминов отмечает: «И хотя они не могли сказать, в каком состоянии на будущем свете будут души умерших, но, судя по тому, что не всякий калга удостаивался чести быть вместе с господином, но только заслуженный и любимый, можно заключить, что если не все, то, по крайней мере, некоторые надеялись жить хорошо и в той жизни».

У алеутов, как и у ряда других народов, существовал обычай ритуального самоубийства стариков. К. Г. Мерк оставил впечатляющее описание того, как это происходило: «Если можно верить рассказам, то освобождаются старики-алеуты сами от груза жизни, когда они в тягость себе и другим. Такой алеут обращается к молодым, которые едут или высылаются на рыбную ловлю, со словами: “Сегодня я еду с вами” — и тогда едет вместе, удит, как остальные, только при возвращении назад задерживается у места, где на скрытые подводные камни наплескивают волны. Старик подъезжает ближе, лодка опрокидывается, и он тонет, а остальные, которые за ним тайно наблюдали, одобрительно улыбаются ему вслед».