Мифы воды. От кракена и «Летучего голландца» до реки Стикс и Атлантиды

Глава 4. ВЕЛИКИЕ БОГИ

КТО ВЛАСТВОВАЛ НАД ВОДАМИ

«Нужно быть до последней степени близоруким в науке, даже просто слепым, чтобы не заметить, что миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность», — пишет А. Ф. Лосев в «Диалектике мифа». Если продолжить эту мысль, то придется признать, что в ранние эпохи существования человечества водоемы всех разновидностей были в буквальном смысле перенаселены сверхъестественными существами, от достаточно примитивных до крайне могущественных. Эти существа не пребывали в статичном состоянии, как изваяния, а жили собственной, весьма богатой жизнью: вступали в брак, изменяли друг другу, воевали, производили потомство, переселялись на новые места, меняли свою мифическую функцию, почти как человек меняет профессию… Попытавшись их описать, мы немедленно столкнемся с довольно очевидной проблемой: даже высших богов в глобальном водном пантеоне столько, что простой перечень займет десяток страниц. А если вспомнить про легион созданий рангом пониже, включая полноценный бестиарий водяных монстров?

Значит, необходима классификация. Первым приходит на ум географический или, возможно, региональный критерий: водные божества Древнего Египта, Древней Греции, Древнего Рима, Персии и так далее, по месту зарождения того или иного культа, — но он ненамного упрощает дело, потому что интересующих нас регионов — и тем более отдельных стран с изолированными культурами — тоже довольно много и в чем-то их мифологические хронологии пересекаются. Если взять за основу историческую эпоху, когда те или иные божества были известны и почитаемы, придется поневоле делить их на забытых (сохранившихся лишь в культурном, но не культовом контексте) и тех, у кого в наше время имеются действующие, весьма активные церкви со священниками и прихожанами. Это, конечно, немаловажный момент, но он не отражает всей сути божественных образов.

Что же еще остается? Функция, которую выполняло божество. Надо сразу отметить, что этот критерий далеко не идеален: у множества божеств были (и есть) многочисленные функции, с первого взгляда не связанные друг с другом. Например, египетский бог-гончар Хнум покровительствовал истокам Нила и считался творцом человечества (помимо всего прочего); ирландский бог Мананнан Мак Лир был одновременно морским владыкой, правителем загробного мира и предводителем всех ирландских богов, известных как Дети богини Дану; ориша Йемайя из пантеона африканского племени йоруба — богиня реки Огун и покровительница женщин, а ее более молодая ипостась, бразильская Йеманжа, властвует уже над океаном как таковым. Перечень можно продолжить, и все-таки у каждого водного божества можно выделить одну главную функцию — или роль, — которая позволит в достаточной степени объяснить его значение для народа, культуры, эпохи.

Чтобы определить конкретные роли, проследуем от мифологического начала начал до наших дней. Покровители первозданных океанов — по сути, боги хаоса, из которого родился порядок, а с ним и мир, — были первыми с точки зрения мифологической хронологии, среди них древнегреческий Океан, прародитель всех богов, или древнеегипетский Нун. Далее родословная богов раздваивается на два крупных рукава: божества морей и океанов и божества рек (конечно, были и духи источников, ручьев, колодцев, но про них поговорим в следующей главе). И поскольку у многих цивилизаций вода — как текущая, так и бескрайняя — в метафорическом смысле ассоциировалась с концом не просто изведанного, а существующего мира, Ойкумены, загробное царство в той или иной форме часто помещали на ней, под ней или где-то там, за ее пределами. Вследствие чего кому-то из водных божеств в какой-то момент приходилось брать на себя функцию правителя потустороннего мира.

БОЖЕСТВА КОСМИЧЕСКИХ ВОД

Тиамат и Абзу

Как уже было сказано в первой главе, Тиамат и Абзу — два океана, две стихии и вместе с тем, согласно эпосу «Энума элиш», два высших божества, благодаря единению которых возникло все сущее. Тиамат представляла собой соленый океан, а Абзу — подземный пресный.

От смешения вод родились прежде всего боги. Первыми стали Лахму и Лахаму, за ними — Аншар и Кишар, а следом возник Ану (бог неба), «породивший по образу своему» еще одного великого бога — Эа, или Энки (бога пресной воды и знаний). Молодые боги своим безобразным, шумным поведением вывели из себя прародителей, и Абзу в конце концов решил их сокрушить, чтобы «восстановить тишину». Энки посредством колдовства усыпил Абзу, после чего сорвал с него тиару, водрузил на себя — и убил предка. Одержав победу, Энки воцарился в жилище на теле Абзу, и в этих чертогах появился на свет его сын Мардук, превзошедший всех других богов.

Убитая горем, оставшаяся в одиночестве Тиамат металась день и ночь — накалу ее эмоций соответствовал буквальный шторм. Боги первого поколения сподвигли ее на месть, для которой богиня-и-стихия произвела на свет множество чудовищ. Во главе воинства Тиамат поставила своего сына Кингу, который получил полную власть в совете богов, статус ее единственного супруга и Таблички судьбы, подтверждающие власть над вселенной.

Испуганные и удрученные таким развитием событий небесные боги в конце концов собрались и отправили на битву с Тиамат величайшего в своих рядах — Мардука, снабдив его лучшим оружием и сетью. Призвав в союзники ветра, он взошел на колесницу бури, вселяющую трепет и запряженную четверкой коней, чьи зубы сочились ядом.

Во время схватки с Мардуком Тиамат описана, как и в начале эпоса, без особых подробностей, и все-таки их хватает, чтобы признать ее облик чудовищным: она пытается проглотить противника, «разинув пасть». Но все усилия напрасны. Мардук убивает ненавистную прародительницу и расчленяет ее труп, чтобы сотворить мир: создать небо, землю и прочие важные вещи. Сотворение мира из тела поверженного гиганта не уникальный мотив, он встречается, например, в древнескандинавской мифологии: аналогичным образом был расчленен и преображен труп инеистого великана Имира.

Таким образом, согласно изложенной в эпосе «Энума элиш» космогонии, оба первозданных океанических олицетворения мертвы; у обоих был довольно неприятный характер, а Тиамат так и вовсе представляла собой воплощение злобного хаоса. Тем не менее без этого самого хаоса не было бы ни великого Мардука, ни мира как такового.

Варуна

Варуна — хранитель истины и справедливости, воплощение мирового порядка, а также бог космических вод, один из величайших в ведическом пантеоне. Варуну почтительно именовали «вседержителем», царем над всеми, его наставлениям следовали другие боги, то есть его функция стража законности и морали в ведический период была основной. Он считался властелином небесных вод во всем их многообразии, от хаотичного океана за пределами известного мира до прозаичных земных вод, включающих дожди, подземные воды и всевозможные водоемы, а также реки. Варуна также упоминается в качестве божества, которое противостоит болезням.

В послеведийский период статус Варуны меняется: он становится одним из локапал (охранителей мира), отвечающим за Запад, но утрачивает ведущее положение в пантеоне. Вместе с тем он продолжает считаться владыкой вод. Вахана (ездовое животное) Варуны — чудовище под названием макара, о котором рассказано в шестой главе.

В отличие от других божественных пар, представленных в этом разделе, супруга Варуны — Варуни, или Варунани, рожденная в результате пахтанья Молочного океана, — была не морской богиней, а богиней вина и опьянения.

Варуна и лебедь. Индия, VI–VIII вв.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Нун и Наунет

Я [сам] — Нун, и творящие зло не могут коснуться меня. Я — первородный сын Материи. Моя душа — это боги, которые являются душами вечности. Я — творец тьмы, сотворивший свой престол на границе небес. Я прихожу, и моя душа движется по путям Древнейших. Я создаю темноту на границах неба, и, когда желаю, я появляюсь в ее пределах.

Египетская «Книга мертвых», глава LXXXV

В первой главе уже упоминалось о том, что в мифологии Древнего Египта возникновению мира предшествовал темный, безжизненный и беспредельный океан Нун. Помимо представления о Нуне как о стихии (за неимением более подходящего термина), существует также представление о нем как о божестве — точнее, паре божеств-супругов, которых звали Нун и Наунет.

Они были из Огдоады — восьмерки изначальных богов, в которой каждая пара (боги изображались с лягушачьими головами, богини — со змеиными) символизировала онтологический аспект изначального состояния материи:

1) Нун и Наунет (первозданные воды);

2) Хух и Хаухет (бесконечность);

3) Кук и Каукет (первозданный мрак, аналогичный греческому Эребу);

4) Амун и Амаунет (последняя пара в разных трактовках Огдоады меняется, вследствие чего строго определенного качества у нее нет).

Огдоада общими усилиями сотворила первый остров, за которым последовали боги, стихии, сущности, феномены, разновидности материи и так далее. Конкретные этапы создания мира и очередность появления на свет богов различаются в зависимости от религиозной доктрины эпохи и региона, но суть неизменна: жизнь возникла в хаосе и изначальной тьме Нуна, которого почтительно именовали Отцом Ра.

В тех случаях, когда Нуна изображали в антропоморфном виде — если речь шла о нем как о боге и личности, а не как о месте или онтологической концепции, — он чаще всего представал в виде крупного мужчины, держащего в руках лодку с солнцем, поднимая его к небесам; этот сюжет описывал рождение нового дня и вместе с тем изначальное сотворение светила из первозданных вод. Нун также мог изображаться с зеленовато-синей кожей, покрытой характерной для воды рябью.

Отдельного культа и собственных храмов у Нуна не было (как и у прочих богов Огдоады), но принято считать, что ритуальное очищение жрецов в священных озерах взывало именно к его силе и покровительству: погружаясь в воду, служители вверяли себя первозданной бездне. Отметим также, что вокруг многих египетских храмов были возведены стены из сырцового кирпича, имевшие характерную волнообразную форму, которая тоже выражала связь с Нуном и тот факт, что — как было сказано в первой главе — океан безграничного хаоса окружает мир со всех сторон и в конце концов его поглотит.

Что касается Наунет, то не существует каких-либо преданий об этой богине, вследствие чего ее во многих случаях считают женским аспектом или ипостасью Нуна, а не отдельным членом древнеегипетского пантеона.

Океан и Тефия

В мифологии древних греков Океан — не только великая река, омывающая мир, но и божество. Если точнее, Океан был титаном, сыном Земли и Неба (Геи и Урана); супруга-титанида Тефия (или Тефида) приходится ему родной сестрой.

Вот что о нем говорит Гомер:

В «Теогонии» Гесиода многочисленное потомство Океана и Тефии описано гораздо подробнее:

Океан не принял участия в титаномахии и сохранил верность Зевсу (по версии Гомера, они с Тефией даже приютили на время битвы, «питали и лелеяли» юную Геру), благодаря чему уберег свои владения и свободу, а не угодил в Тартар вместе с потерпевшими поражение мятежниками. Этот титан отличался не только мудростью, но и весьма спокойным нравом; оба качества привели к тому, что он довольно редко вмешивался в дела богов и их отношения со смертными, и преданий или произведений, в которых он играет заметную роль, сохранилось не так уж много. Помимо упомянутых «Илиады» Гомера и «Теогонии» Гесиода, Океан фигурирует также в «Прикованном Прометее» Эсхила, где лично прилетает на крылатом коне к наказанному титану и уговаривает его: «Смирись, пригорбись, придержи язык!», но никакие доводы не приносят результата.

Тефия. Рисунок Хендрика Гольциуса. Конец XVI в.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Гомер еще упоминает о том, что в краю, омываемом водами Океана — то есть на самой границе мира, — живут эфиопы, которые приносят жертвы бессмертным и устраивают для них пиры, посещаемые самим Зевсом. Этот образ отчасти перекликается с довольно известной легендой об Островах, или Землях, блаженных, подробнее рассмотренной в девятой главе.

Итак, Океан и Тефия в значительной степени похожи на пожилых супругов, живущих в достаточном отдалении от интриг и суеты Олимпа, пользующихся всеобщим уважением и лишь изредка встревающих в чужие дела.

Эгир и Ран

В древнескандинавской мифологии повелителем мирового моря был йотун (великан) Эгир, олицетворявший спокойствие морской стихии. Он жил на острове Лесё и был изрядно сведущ в колдовстве. Его сестра и супруга, великанша Ран, напротив, была воплощением шторма: она владела волшебной сетью, с помощью которой могла утягивать на дно корабли. Именно эту сеть одолжил Локи, когда ему понадобилось изловить карлика Андвари в облике щуки.

У Эгира и Ран было девять дочерей, олицетворяющих волны. В главе 33 «Языка поэзии» мы встречаем их кеннинги (метафорические эпитеты) вместе с теми, которые относятся к морю в целом и к самому йотуну-повелителю стихии.

Перечень довольно впечатляющий, но не исчерпывающий. Кроме кеннингов существуют также хейти — метафорические синонимы, выраженные одним словом. Хейти моря в «Младшей Эдде» таковы: «океан», «эгир», «гюмир», «гладь», «пучина», «путь», «зыбь», «соль», «воды», «целитель».

Еще один интересный кеннинг относится к золоту: его называли «огнем Эгира» (или «светом Эгира», «сиянием Эгира»), поскольку в его подводных палатах оно заменяло светильники на протяжении всякого пиршества с гостями-асами. Во время одного из таких пиршеств происходит действие той части «Старшей Эдды», что называется «Перебранка Локи», и для них же Тор добыл котел великана Хюмира, ради которого пришлось отправиться на рыбалку в те воды, где обитает мировой змей Ёрмунганд.

Фонтан в Стокгольме, украшенный скульптурными изображениями Эгира и его дочерей.

high fliers / Shutterstock.com

МОРСКИЕ БОЖЕСТВА

Посейдон и его свита

Посейдон и его римский двойник Нептун, вероятно, самые популярные морские боги в массовой культуре, причем не только в контексте Древней Греции. Посейдон был одним из Кронидов (детей Крона и Реи), братом Зевса, олимпийцем (то есть членом обитавшего на Олимпе совета богов, которых чаще всего было двенадцать; а в целом богов в Древней Греции и Риме насчитывалось намного больше). После победы над титанами он стал владыкой моря, в глубинах коего разместил свой дворец («дом золотой, лучезарно сияющий, вечно нетленный», как повествует Гомер в «Илиаде»), но в том, что касается стихийной принадлежности Посейдона, не все так просто: он связан не только с водой, но и с землей и считается в том числе богом землетрясений, способных разрушать города (среди его многочисленных эпитетов есть и такие, как «колебатель земли», «сокрушитель скал», «земледержец»).

Еще одно необычное качество Посейдона заключается в том, что, по преданию, именно он сотворил коней и научил людей ими управлять (поэтому его также называют Посейдон Гиппокурий, то есть «воспитатель коней»). Он и в других контекстах связан с лошадьми: Павсаний пересказывает бытующее в Аркадии предание, согласно которому Рея подсунула Крону жеребенка вместо новорожденного Посейдона, утверждая, что именно жеребенка и родила. Бог моря считался одновременно покровителем состязаний с участием всадников и в подобном качестве удостаивался жертвоприношений. Мирча Элиаде, например, объясняет эту особенность следующим образом: Посейдон в своей изначальной, древнейшей форме был индоевропейским богом, принесенным с севера пеласгами — народами, которые не знали моря, пока не поселились в Южной Греции. В ряде малоизвестных мифов Посейдон вступает в связь с богинями земли (Геей и Деметрой), тем самым исполняя функцию мужского духа плодородия. Элиаде, желая подчеркнуть изначальное хтоническое могущество Посейдона, отмечает, что его дети — «либо гиганты, либо чудовища», но это не совсем так: во всяком случае, Бентесикима и Рода / Родос, дочери бога моря от его законной супруги Амфитриты, имели человеческий облик.

Нептун. Рим, начало I в. н. э.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Посейдон гармоничен морской стихии: он бывает спокойным и величественным, а в гневе очень страшен. Гневается бог моря часто, и последствия всем известны, ведь именно Посейдон гонял Одиссея туда-сюда, не давая вернуться на Итаку, мстя за ослепление своего сына Полифема. При этом грозного и неукротимого бога моря не смущал тот факт, что он выступал один против остальных бессмертных! Посейдон, поддерживая греков, сыграл немаловажную роль в Троянской войне, и еще он неоднократно принимал участие в спорах за земли и храмы — легенды на эту тему пересказывает уже упоминавшийся Павсаний в «Описании Эллады». Если спор решался не в пользу бога моря, он затаивал злобу и мстил, открыто затапливая утраченную территорию или тайком подпуская соленую морскую воду к корням растений, чтобы погубить их и сделать доставшийся конкуренту край бесплодным. У Павсания также можно встретить довольно подробные рассказы о храмах, жертвенниках и изваяниях Посейдона, от безыскусных до весьма замысловатых, и о других местах, связанных с ним, включая озеро Посейдона возле городка Эгии, который Гомер называл Авгиями, где не рекомендуется рыбачить, чтобы самому не обратиться в хищную рыбу.

Супругой Посейдона чаще всего называют Амфитриту — нереиду, дочь морского старца Нерея и океаниды Дориды. Гигин в «Астрономии» пересказывает предание о том, как она в страхе сбежала в Атласские горы и бог моря послал на поиски соглядатаев, среди которых был некто по имени Дельфин. Он в конце концов нашел нереиду и убедил ее согласиться на брак с Нептуном / Посейдоном, за что был помещен среди созвездий; к тому же именно эта история, если верить Гигину, сподвигла ваятелей помещать дельфина в руке или у ног статуй бога моря.

Амфитрита. Фрагмент потолочной росписи. Умбрия, Италия. Ок. 1509 г.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

В трактате Гигина «Астрономия» пересказываются еще два предания про созвездие Дельфина. Согласно первому из них, некие тирренские корабельщики взяли на борт юного бога плодородия и виноградарства Либера со спутниками, чтобы доставить на остров Наксос. Жажда наживы (автор трактата не уточняет контекст, но, вероятно, подразумевается продажа красивого юнца в рабство) сподвигла моряков изменить курс корабля. Либер, догадавшись о том, что все пошло не по плану, приказал спутникам запеть хором. Тирренцы, услышав пение, впали в экстаз, начали самозабвенно танцевать, а потом спрыгнули в море и превратились в дельфинов. В этом предании, соответственно, созвездие Дельфин появилось благодаря Либеру, а не Нептуну / Посейдону, и причина его появления — не благодарность за услугу, а напоминание о несостоявшемся преступлении.

И наконец, третья легенда о том, как возникло созвездие Дельфина, опирается на историю из жизни кифареда Ариона. Рабы великого музыканта собрались бросить хозяина в море и поделить между собой его богатства. Арион, облачившись в свои лучшие одежды и взяв кифару, стал оплакивать свою смерть, вследствие чего изо всех уголков моря к нему устремились дельфины. На спине одного из них — есть также версия, согласно которой облик дельфина принял сам бог Аполлон, — кифаред и спасся, доплыв до Тенарского мыса. Чудесное спасение Ариона получило ряд воплощений в изобразительном искусстве и литературе, включая стихотворение Пушкина, написанное в 1827 году (пусть в нем и не упоминается дельфин):

Про любовные похождения Посейдона упоминают редко — в этом смысле он находится в тени Зевса, который постоянно давал Гере поводы ревновать и гневаться, — однако на самом деле бог моря частенько изменял Амфитрите со смертными и бессмертными женщинами. Вот что об этом пишет Нонн Панополитанский в «Деяниях Диониса» (перечень отнюдь не исчерпывающий — по некоторым версиям, в него следует включить и чудовище Сциллу / Скиллу, о которой речь пойдет в шестой главе).

Созвездие Дельфина. Раскрашенный фрагмент атласа «Уранометрия» Иоганна Байера.

Wikimedia Commons

Помимо упомянутых ранее Бентесикимы и Роды, Амфитрита родила Посейдону сына Тритона, который был, цитируя Нонна Панополитанского, «сверху — муж, а от бедер — зеленая рыба морская» (тот же автор в «Деяниях Диониса» упоминает, что хвост у Тритона был раздвоенный, поэтому сына Амфитриты и Посейдона не стоит однозначно отождествлять с диснеевским морским царем, отцом Русалочки).

Амфитриту очень часто изображали на фресках и ваяли (обычно рядом с Посейдоном) как в эпоху Античности, так и позже. От прочих нереид она отличается атрибутами власти — в частности, трезубцем. Еще у нее в волосах бывают водоросли и рыболовные сети, а на висках — украшения в виде клешней краба. Ее эквивалентом у римлян — и, соответственно, супругой Нептуна — была Салация, богиня морских просторов, отличающаяся от Амфитриты в основном именем.

Мами Вата, африканская русалка

В мифологии Западной Африки и стран Карибского бассейна существует водное божество, своим обликом напоминающее хорошо известных европейцам морских дев, русалок, ундин: необыкновенно красивая женщина с роскошными длинными волосами, а также рыбьим или змеиным хвостом вместо ног. Вероятно, эта сирена африканского происхождения — в каком-то смысле собирательный образ, в который вошло множество предшествующих, очень древних водных богинь, хотя феномен как таковой относительно молод. Имя «Мами Вата» (или какой-то другой похожий вариант из целой группы — например, в Суринаме ее называют Watra Mama) часто интерпретируется как искаженное английское «мать вода» (Mother Water). В некоторых случаях эта богиня может выглядеть и полностью человеком.

Среди символов богини выделяются змея, зеркало и гребень. Змея часто сопровождает Мами Вату, обернувшись вокруг талии и положив голову ей на грудь. Богиня держит в одной руке зеркало, в другой — гребень, которым расчесывает свои прекрасные волосы. Если ее кто-то застает за этим занятием, она тотчас же убегает (точнее, ныряет и исчезает где-то в глубинах вод), но после возвращается во сне и требует вернуть имущество. Если мужчина отдаст драгоценные предметы, Мами Вата предложит ему вступить с ней в связь. Тех, кто хранит ей верность, богиня вознаграждает. Мами Вата может заключить пакт о сотрудничестве и с женщиной, но потребует у той отказаться от деторождения. Дело в том, что богиня бесплодна, и та женщина, у которой есть дети, от нее в некотором смысле отдаляется, утрачивает всякий шанс на благосклонность. Парадоксальным образом Мами Вата может даровать исцеление от бесплодия (а также от других недугов).

Мами Вата способна похитить человека во время купания или плавания по воде. Обитает она в ином мире, прекрасном, словно рай, и расположенном в глубинах. Похищенный, проведя какое-то время в ее обществе, может снова объявиться среди людей, став красивее прежнего и, конечно, богаче. В этом смысле африканская сирена (ундина, русалка) мало отличается от своих европейских товарок, зато у нее есть действующий и весьма популярный культ, распространенный в Западной Африке! Надо уточнить, что Мами Вата в этом смысле неуникальна, поскольку есть еще как минимум Йемайя, богиня вод в ряде афробразильских синкретических религий. Мами Вату и Йемайю иногда объединяют (например, обеих могут называть сиренами), однако у последней есть множество особенностей, и в целом ее образ отличается — но об этом расскажем в свой черед.

Что же общего у Западной Африки и бывшей Вест-Индии? Связь очевидна и весьма печальна: работорговля. Именно рабы, захваченные или купленные в разных регионах Африки, привезли с собой на Карибы и в Южную Америку культ водной богини — точнее, разные культы, которые с течением времени переплелись друг с другом и с христианскими образами (включая, конечно, образ Богоматери, один из эпитетов которой — Stella Maris, Звезда Морей, — очень располагает к синкретическим процессам, связанным с водным божеством, преимущественно женского пола), преобразились и удивительным образом выжили. Первые документальные упоминания о «водяной маме», которой поклонялись чернокожие рабы, умоляя о защите от угнетателей, относятся ко второй половине XVIII века.

По одной из версий, ее облик отчасти связан с устройством европейских кораблей, чьи прекрасные носовые изваяния нередко имели вид морских дев, ундин, русалок. По другой версии, реальный прообраз Мами Ваты — морская корова, которую теоретически можно издалека принять за химеру, гибрид женщины и рыбы.

И это далеко не все удивительные гипотезы и факты, связанные с культом Мами Ваты! Хотя изначально ее «завезли» в Вест-Индию в трюмах с африканскими рабами, широкое распространение на родном континенте культ получил позже, благодаря влиянию либерийской этнической группы кру, чьи представители также принимали участие в жутком бизнесе — как моряки, навигаторы и торговцы. Пиджин-инглиш в варианте кру распространился по Западному побережью Африки, и есть гипотеза, согласно которой народ выступил носителем не только языка, но и поклонения богине воды.

Еще одна интересная деталь связана с изображением Мами Ваты, которое можно считать в некотором роде каноническим: женщина с не такими уж африканскими чертами лица (и временами относительно светлокожая), с пронзительным взглядом и роскошными волосами, а также со змеями на талии и плечах. Этот образ изначально появился… на постере конца XIX века, рекламировавшем выступление заклинательницы змей Налы Дамаджанти, по поводу происхождения и настоящего имени которой есть разные версии, однако она точно была родом не из Африки (скорее всего, из Юго-Восточной Азии). Адепты культа Мами Ваты сочли, что изображение безупречно соответствует облику богини, и, возможно, не последнюю роль в этом сыграли змеи, во многих африканских религиях считающиеся посланцами богов. Хромолитографии с изображением Налы Дамаджанти — Мами Ваты — широко распространились в Африке и попали даже на Карибы.

Итак, это было краткое описание африканской и карибской La Sirene, прекрасной дамы, обитающей где-то в водных глубинах, любящей подношения с приятным запахом (от духов до мыла) и украшения подороже. Рожденная из вод, как многие другие боги и богини, Мами Вата изменила облик — и, быть может, благодаря этой гибкости ее культ по сей день живет и здравствует.

Йемайя, великая Мать Рыб

Изначально Йемайя была богиней плодородия в религии африканского народа йоруба, одной из ориша, а также богиней рек, ручьев, источников — любых пресноводных водотоков, но особенно реки Огун, что течет по территории современной Нигерии (покровительница другой нигерийской реки, Ошун, — еще одна богиня из пантеона йоруба, связанная с водой). Имя богини происходит от эпитета Yèyé omo ejá, который приблизительно переводится с языка йоруба как «Мать, чьи дети — рыбы». На Африканском континенте Йемайя и сейчас имеет такой же статус, а вот в Бразилии и на Кубе, куда образ речной богини попал вместе с теми, кого увезли из Африки работорговцы, Йемайя в конце концов стала метафизической матерью всего сущего (включая остальных ориша), богиней океанов, покровительницей женщин (особенно беременных), рыбаков и моряков.

Скульптурное изображение Йеманжи в Сальвадоре, Бразилия.

csp / Shutterstock.com

В мифологии йоруба Йемайя часто выступает в качестве супруги какого-нибудь другого божества, например Обаталы. Интересно, что в одних преданиях говорится о том, что Йемайя — мать некоторых ориша (Огуна, Шанго, Ошун, Обы, Ошоси и т. д.), а в других — что собственных детей у нее никогда не было (это объединяет Йемайю и Мами Вату), зато она многих выкормила, потому у ее изваяний бывают обвисшие, очень длинные груди.

В синкретическом контексте образ Йемайи, как правило, отождествляется с образом Богоматери, особенно в тех довольно распространенных случаях, когда ее принято именовать покровительницей моряков или навигаторов (англ. Our Lady of Seafarers/Navigators), а также Марией Звездой Морской или [Путеводной] Звездой Морей, Stella Maris. На Кубе Йемайя слилась с Богоматерью из Реглы, которая представляет собой одну из вариаций так называемой Черной Мадонны (но надо отметить, что Йемайя вполне может быть и светлокожей).

В Бразилии Йемайю зовут Йеманжей и чтут в рамках синкретических религий кандомбле и умбанда, на Кубе — сантерии (регла-де-оча, лукуми). Чаще всего ежегодный праздник Матери Рыб отмечают 2 февраля, то есть в тот же день, когда католики празднуют Очищение Марии или Сретение Господне (Принесение в Иерусалимский храм Младенца Христа). Его могут отмечать и в другие дни — например, 7 сентября, 8 декабря или в канун Нового года. Обычно торжества в честь Йеманжи принимают форму масштабного фестиваля: верующие одеваются в белое и несут в церковь или прямо на берег моря свои дары (цветы — нередко тоже белые, — духи, бижутерию, зеркала и т. д.), которые потом могут «отослать» богине на лодках, в том числе игрушечных, бумажных. В последнем случае на бумаге может быть записана молитва. С наступлением темноты на лодочках в океан отправляют и горящие свечи — эта традиция, помимо прочего, влечет туристов на знаменитый пляж Копакабана в Рио-де-Жанейро.

Хотя во время праздников преобладает белый, ритуальным цветом Йеманжи в Бразилии и на Кубе все-таки считается синий — и поскольку она богиня вод, в этом нет ничего удивительного. На алтарях Йеманжи (Ibá de Iemanjá) часто встречаются фарфоровые сосуды, в которые складывают подношения и ракушки каури, в рамках синкретических религий до сих пор имеющие важное ритуальное значение (по одной из версий, именно Йеманжа научила остальных ориша постигать божественную волю, бросая 16 ракушек и истолковывая результат в зависимости от того, сколько из них упало открытой частью вверх). Еще на алтарях могут быть разнообразные предметы, символизирующие связь богини с морем: сети, лодочки, раковины других моллюсков, живая рыба и так далее. Священное число Йеманжи — семерка.

ЙЕМАЙЯ И ЭРИНЛЕ / ИНЛЕ

Олокун, как и Йемайя, ориша морей и океанов, но в большей степени их глубин. Это божество в разных регионах Африки может иметь мужской или женский облик. Согласно преданиям йоруба, Олокун в своей женской ипостаси и в земной инкарнации была супругой легендарного правителя Ододувы, основателя империи Ифе (1200–1420 гг. н. э.), обожествленного после смерти. В бразильской религии кандомбле Олокун почитают как мать Йемайи и морскую владычицу, но у нее нет отдельного, явно выраженного культа. В соответствии с догматами сантерии, Олокун — андрогинное божество.

Тянь-хоу Мацзу, Небесная императрица

Согласно китайским верованиям, Тянь-хоу — то есть Небесная императрица — Мацзу покровительствует рыбакам и мореходам, особенно терпящим бедствие, а еще к ней обращаются с молитвами о божественной помощи в зачатии ребенка. Культ Мацзу (буквальный смысл этого эпитета — «Матушка» или «Бабушка», «Бабуля») возник относительно недавно, однако по популярности она уступает разве что богине милосердия Гуаньинь.

Происхождение культа Мацзу связывают с историей жизни девушки по имени Линь Монян с острова Мэйчжоу — жизни, надо заметить, очень короткой, 960–987 годы н. э., и настолько легендарной, что отделить в ней правду от вымысла не представляется возможным. Согласно одному из преданий о Линь Монян, в возрасте шестнадцати лет она впала в шаманский транс и пробудить ее удалось с огромным трудом. После этого из моря вернулись три ее брата и сообщили, что девушка спасла их во время шторма. Четвертого, как заявила сама Линь Монян, она спасти не успела, поскольку ее слишком быстро привели в чувство. Другие легенды повествуют о том, как Линь Монян предсказывала будущее, мгновенно перемещалась в пространстве, исцеляла больных, призывала дождь, чтобы покончить с засухой, постигала даосскую мудрость и так далее. В конце концов, по одной из версий, шаманка вознеслась живой на небо.

С течением времени популярность Мацзу росла, ей посвящали все новые храмы, и чем больше собиралось свидетельств того, как богиня откликалась на мольбы верующих в трудную минуту, тем выше становился ее ранг. Учитывались также периодические появления в самых разных обстоятельствах. Сначала ее провозгласили Небесной наложницей (Тянь-фэй), а после — Небесной императрицей (Тянь-хоу). Выше только сам Небесный император, и лишь ему подчиняется Мацзу. Территориальная распространенность культа Мацзу также постоянно росла, и уже в начале XIII века ее почитали во всех прибрежных провинциях Китая.

Богиню изображают на волнах или облаках, иногда — сидящей на троне; на ней длинное одеяние и головной убор, сообразный рангу императрицы. Иногда ее сопровождают два демона-помощника: один обладает чрезвычайно острым зрением, другой — слухом; они слышат и видят всех страждущих, которые обращаются к Мацзу в трудную минуту.

Гигантское изваяние Мацзу в Гуанчжоу, Китай.

Lao Ma / Shutterstock.com

Культ Мацзу — действующий; существует около тысячи ее храмов на Тайване и еще примерно пятьсот — в других странах, преимущественно там, где проживает много китайцев. На территории материкового Китая также есть буддийские и даосские храмы, в которых имеются посвященные Мацзу алтари (формально ее культ не относится ни к той, ни к другой религии). В честь богини проводят ежегодные фестивали и паломничества.

Богиня милосердия Гуаньинь в ипостаси богини — покровительницы острова Путошань (Путо) также является покровительницей моряков. Неслучайно на священной горе установлено ее бронзовое изваяние высотой тридцать три метра, которое можно увидеть с моря. Возможно, образ Мацзу возник под влиянием именно этого аспекта Гуаньинь — но не исключено, что на него повлияла и какая-то другая богиня, например Доу-му, которую также именовали Небесной императрицей, Тянь-хоу, и которая была космической богиней, связанной с созвездием Большая Медведица.

Великий дракон Лун-ван

В китайской мифологии в роли хозяина водной стихии — особенно в ее погодном аспекте — выступает Лун-ван, или царь драконов, чей образ сложился в I веке н. э., по мнению некоторых авторов, под влиянием образа нагараджи, царя змееподобных существ нагов в индуизме и буддизме. Так или иначе водные божества в Китае нередко обладали драконьими свойствами и признаками. Лун-ванов было несколько — восемь или десять, по некоторым источникам, а самое большое распространение получила точка зрения, согласно которой их было четверо и управляли они морями, соответствующими древнекитайской космогонии:

Гуан-дэ («увеличивающий добродетель») — Лун-ван Восточного моря (то есть Восточно-Китайского моря, согласно современной географии), старший из четверых, фигурирующий также в сказках и преданиях как царь драконов Восточного моря;

Гуан-ли («увеличивающий богатство») — Лун-ван Южного моря (Южно-Китайского моря);

Гуан-жун («увеличивающий благосклонность») — Лун-ван Западного моря (озера Кукунор, или Цинхай);

Гуан-цзе («увеличивающий щедрость») — Лун-ван Северного моря (озера Байкал).

В сказках и преданиях Лун-ван — часто безымянный старец с посохом, украшенным головой дракона, живущий в подводном дворце, полном сокровищ. Войско Лун-вана состоит из морских существ. Сюжеты, в которых появляется Лун-ван, обычно связаны с его сыном или дочерью, которые так или иначе взаимодействуют с обитателями суши.

Храмы в честь Лун-вана воздвигали вблизи водоемов и колодцев, к нему обращались моряки, рыбаки и земледельцы, поскольку он управлял в том числе и дождем. В Китае существовали ритуалы на случай засухи или наводнения, во время которых со статуей Лун-вана совершали те или иные действия, направленные на то, чтобы подсказать божеству, что погода нуждается в исправлении.

Гун-гун, устроитель Потопа

Гун-гун — древнекитайское водяное божество, связанное с культурой Яншао (V–III тысячелетие до н. э.), ведающее потопами и разливами, виновное в катастрофах космического масштаба. По внешнему виду он представляет собой зооантропоморфную химеру с рыжеволосой человеческой головой (но медной, с железным лбом) и телом змеи. В мифах Гун-гун предстает разрушителем космических устоев, поскольку именно по его вине покосился небосвод: потерпев поражение в битве с духом огня Чжу-жуном (собственным отцом), он от досады бился головой о гору Бучжоу, которая служила опорой небу, пока она не треснула, что повлекло за собой обрушение юго-восточной части суши и наклон небес на северо-запад, да и прочие неприятности. Небосвод мог разрушиться целиком, но богиня Нюйва этого не допустила: она отрубила лапы гигантской черепахе Ао, плавающей в бездонной пучине Гуй-сюй на самом краю востока, и подперла ими четыре стороны неба. В результате «бодания» Гун-гуна с горой случился Всемирный потоп, и богине пришлось заняться ликвидацией его последствий.

Но она не единственная усмирительница потопа в китайской мифологии; тем же занимался Да Юй (Великий Юй), который в сопровождении дракона Ин-луна копал каналы и исправлял русла рек. Он обошел весь Китай, проложил основные дороги, укрепил берега девяти озер, измерил девять горных вершин — словом, совершил немало великих дел как единолично, так и с помощью разных волшебных существ. В конце концов Великий Юй стал основателем легендарной династии Ся.

Создательница человечества Нюйва и ее божественный супруг Фу Си (оба змееподобные, как и Гун-гун), строго говоря, не были водными божествами, однако определенный водный аспект у них имеется: Нюйва, как уже было сказано, спасла мир от потопа, а Фу Си научил людей ловить рыбу.

Ватацуми-но ками

Ватацуми — бог океана в японской мифологии. Его возникновение связано с мифом об Идзанаги и Идзанами, первом мужчине и первой женщине — японских богах творения, создателях Японских островов, родителях богини солнца Аматэрасу, бога луны Цукиёми и ряда других высших существ. После того как Идзанами удалилась в страну мертвых Ёми, Идзанаги попытался ее вернуть, но не преуспел в этом. Вернувшись в мир, он совершил омовение, в ходе которого появились на свет новые боги, включая Ватацуми. Если точнее, их было всего три брата, каждый из которых властвовал над своей частью моря: дном, толщей воды и поверхностью. Позднее они слились в одного мифического персонажа.

Ватацуми во многом похож на китайского бога-дракона Лун-вана и также обитает в роскошном дворце в подводной стране, потустороннем мире. Жители этой страны своим обликом напоминают морских существ, но на самом деле они ками, духовные сущности. Мало кому удавалось туда попасть; одним из счастливчиков оказался мифический охотник Хоори, отправившийся на поиски волшебного рыболовного крючка, принадлежавшего его брату-рыболову Ходэри и утерянного из-за спора между ними. Хоори полюбил дочь Ватацуми, которую звали Тоётама-химэ, женился на ней и прожил в подводном дворце три года, а потом вместе с супругой вернулся на сушу. Благодаря свадебному подарку Ватацуми — двум жемчужинам, которые контролировали приливы и отливы, — Хоори удалось победить в старом споре и наловить больше рыбы, чем это сделал старший брат с помощью возвращенного волшебного крючка, что и определило его превосходство.

Урасима Таро. Гравюра Тоторо Хоккэя. XIX в.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

В другой версии мифа японского морского бога зовут Рюдзин, и он действительно дракон, обитающий в коралловом дворце Рюгу-дзе. Под таким именем бог фигурирует в сказке о рыбаке Урасима Таро, спасшем черепаху, оказавшуюся дочерью Рюдзина, принцессой Отохимэ. В благодарность за доброе дело Рюдзин переносит героя в свой дворец (по одной из версий сказки, по четыре стороны от него можно было наблюдать четыре разных времени года, поскольку находился он не под водой, а на острове Хорай — японском варианте рая на земле), где тот проводит три дня с Отохимэ, а потом его одолевает тоска по родным местам и пожилой матери. Отохимэ его отпускает, вручив напоследок шкатулку-таматэбако, которую нельзя открывать, но Урасима Таро нарушает запрет, обнаружив, что отсутствовал на земле не три дня, а три века, — и в ту же секунду непрожитое время его настигает, вследствие чего он превращается в глубокого старца и умирает.

Мильялобо

В мифологии чилийского архипелага Чилоэ условного Посейдона, владыку морей, зовут Мильялобо. Внешне он больше напоминает Тритона или Главка: ниже талии — морской лев (и размер тела соответствующий), выше — человек, при этом в его лице сочетаются человеческие и рыбьи черты, и говорить он не может, но его могучий рев прекрасно доносит смысл до всех адресатов. Мильялобо — очень важное божество, уступающее по статусу лишь великому змею Кайкаю. Чилийскому Посейдону подчиняются все обитатели морей, включая обычных животных и волшебных существ, — у него непререкаемый авторитет, его уважают и обожают даже злобные твари. Он принимает живое участие во всех делах своего подводного царства, реализуя в том числе функции бога плодородия; вершит строгий, но справедливый суд; управляет штормами и в целом погодой на море.

Milla на языке индейцев мапуче означает «золото», а lobo — как будто испанское «волк», но с учетом контекста и того факта, что это сокращение от lobo marino, правильно будет «лев». Такое имя морской бог получил как в силу своего происхождения (он родился от связи между женщиной и морским львом), так и ввиду шкуры золотистого цвета.

Супруга Мильялобо — земная женщина, красавица Уэнчула; с нею они время от времени выходят на берег, чтобы насладиться солнечным теплом и светом. У них трое детей, которые вместе с отцом управляют подводным миром: Пинкойя, Пинкой и Сирена. Пинкойя — красивая девушка, которая любит танцевать; от нее зависит морское изобилие и то, насколько богатым будет рыбацкий улов. Ее брат и супруг Пинкой выглядит почти как отец, но больше похож на человека; он — правая рука Мильялобо. А Сирена, как нетрудно догадаться, действительно морская дева, красавица с рыбьим хвостом и роскошной шевелюрой. На нее возложена обязанность пасти обитающих в море рыб. Еще она периодически соблазняет рыбаков и заманивает в подводный дворец Мильялобо, откуда можно вернуться на сушу, лишь если Сирена разлюбит и отпустит.

Мильялобо также управляет волшебным кораблем «Калеуче», о котором подробнее рассказано в восьмой главе.

Мильялобо. Фрагмент памятника первопоселенцам в городе Пунта-Аренас, Чили.

Sara Galvez / Shutterstock.com

РЕЧНЫЕ БОЖЕСТВА

Элефантинская триада и другие речные боги Древнего Египта

В мифологии Древнего Египта многие боги были связаны с Нилом, что совершенно неудивительно, учитывая, какую жизненно важную роль играла великая река для египетской цивилизации.

Например, бог-творец Хнум, как считали египтяне, вылепил все живое (а также некоторых богов) на гончарном круге. Он был покровителем разливов Нила, а также богом его источников. Супруга и дочь Хнума — богини Сатис и Анукет (последнюю иногда считают не дочерью, а сестрой Сатис или младшей женой Хнума) — также руководили ежегодными разливами Нила; вместе они составляли триаду божеств нильских истоков. Сатис считалась богиней войны, охоты и плодородия, Анукет была божественной покровительницей нильских порогов. В качестве ее священного животного выступала газель, потому что течение великой реки там, где богиню особенно почитали, ускоряется.

Центром культа всех трех богов был остров Элефантина, хотя почитали их всюду. Ежегодно в честь Хнума и Анукет устраивали праздники, делясь с богами плодородия полученным богатством.

Ежегодными разливами Нила заведовал и бог Хапи, которого тоже считали богом плодородия, а еще повелителем болотных рыб и птиц и повелителем реки, приносящей растительность; все благодаря плодородному илу, который оставался на берегах Нила, когда спадала вода. От благосклонности этого божества зависело, без преувеличения, всё. На изображениях Хапи в набедренной повязке, у него синяя кожа и обвисшие груди. Храмов в его честь не возводили, но чествовали пением и музыкой.

Металлическая фигурка крокодила, символизирующая бога Себека. Египет, IV в. до н. э.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

У Себека, бога с крокодильей головой, была особая роль: помимо прочих функций он защищал от опасностей, исходящих от Нила. Хотя, по сути, это божество было очень агрессивным, считалось, что оно может обратить свою ярость на зло, тем самым оберегая ни в чем не повинных людей. Как отмечает Гэрри Шоу, храмы в честь Себека строились в опасных местах, где существовала наибольшая вероятность нападения крокодилов, и эти места включали Фаюмский оазис. Там, на берегу Меридова озера, располагался город Шедит, покровителем которого был Себек, вследствие чего греки называли это поселение «Городом крокодилов» (Κροκοδειλόπολις). Земным воплощением Себека считался ручной крокодил, который жил в специальном священном пруду и после смерти подвергался мумификации.

Стоит упомянуть еще об одном персонаже мифологии Древнего Египта. В отличие от перечисленных богов, Тефнут с Нилом напрямую не связана. У этой богини тело женщины и голова львицы, она дочь Атума, сестра и супруга бога воздуха Шу, праматерь всех остальных богов. Она считалась богиней влаги и влажного воздуха, росы, дождя и так далее.

Индуистские речные боги

В индуистской мифологии много речных божеств, связанных, в отличие от мифологии Древнего Египта, не с единственной рекой, а с разными. Значение и функции у них также разные, что привело к формированию довольно запутанного, но поэтичного и крайне любопытного комплекса мифов, преданий и легенд.

Отметим, что в этом разделе речь идет не об индийских мифических реках как таковых, а о речных божествах и олицетворениях (в основном женского пола). Реки, известные сами по себе, уже были рассмотрены в предыдущей главе.

Ганга, небесная река

В древнеиндийской мифологии Гангой называлась небесная река, дочь Химавана, индуистского бога всех гор, и сестра Парвати, жены Шивы. Излившись на землю, она стала олицетворением реально существующей и всем известной реки Ганг.

Изложенная в «Рамаяне» и «Бхагавата-пуране» легенда о нисхождении Ганги из духовного мира повествует о том, как правитель Сагара совершил обряд ашвамедху («жертвоприношение коня») девяносто девять раз, а на сотый раз конь исчез. Шестьдесят тысяч сыновей Сагары решили, что коня украл могущественный мудрец Капила, который в отместку превратил их в пепел. Он же определил, что их души будут спасены лишь в том случае, если пепел омоют воды Ганги, сошедшей с небес.

Чтобы добиться этого, великому царю Бхагиратхе пришлось приложить немало усилий, обращаясь к Брахме и Шиве. В конце концов Брахма приказал Ганге спуститься, и, чтобы небесная река своей тяжестью не разрушила землю, ее принял на свою голову Шива, из-за чего она разделилась на семь потоков. Воды Ганги уничтожили посевы другого могущественного мудреца по имени Джахну, который рассердился и… выпил реку. После долгих уговоров он сменил гнев на милость и выпустил воды Ганги через уши. С той поры она течет по земле, а в конце Кали-юги, согласно еще одному мифу, должна пересохнуть.

Гангу неизменно изображают чувственной красавицей, иногда верхом на макаре (см. главу 6). Атрибуты Ганги — лотос и сосуд, доверху наполненный водой. Ее образ можно увидеть на входе в индуистский храм, поскольку богиня в силу своего происхождения считается посредницей между мирами людей и богов. И конечно, к водам реального Ганга осуществляются паломничества с целью духовного очищения.

Раджа Рави Варма (1848–1906). Нисхождение Ганги.

Wellcome Collection (по лицензии CC-BY-4.0)

Ями, богиня жизни

Ямуна (также Джамна, Джумна, Джамуна) — самый длинный и многоводный правый приток Ганга. Название реки происходит от слова «близнец», поскольку этот приток течет параллельно основному руслу. Кроме того, в мифологическом смысле он связан с историей о близнецах Яме и Ями (Ямини, Калинди).

Яма и Ями родились от союза солярного божества Вивасвата и Саранью, дочери небесного мастера-кузнеца Тваштара. В итоге они стали парными божествами — богом смерти и богиней жизни, но до того случилось так, что Яма умер, хотя до него никто не умирал. Ями оплакивала его, и скорбь ее не утихала, поскольку в начале времен день длился без конца. Чтобы облегчить страдания Ями, боги придумали закат и ночь, разделяющую дни, и тем самым запустили ход времени, благодаря которому горе Ями постепенно утихло.

Ямуна — одна из священных рек Индии, уступающая в этом отношении только Гангу, если говорить о реально существующих водотоках. На ее берегах расположено множество мест паломничества, включая Тривени-Сангам — место слияния Ямуны, Ганга и невидимой реки Сарасвати, о которой речь пойдет далее. Воды Ямуны избавляют от скверны как при омовении, так и при питье — хотя стоит отметить, что с приземленной, а не с мистической точки зрения в настоящее время это одна из самых загрязненных рек в мире, — поэтому с течением веков связанные с нею святые места не теряют своей привлекательности для верующих.

Сарасвати, богиня мудрости

Сарасвати как богиня — женское дополнение Брахмы, творца вселенной, а еще это наиболее почитаемая река в «Ригведе», благодатная, полноводная и стремительная, наделенная множеством свойств (защитных, очистительных, целительных) и отождествленная с богиней речи Вач. В послеведийский период она становится богиней мудрости и красноречия, изобретательницей санскрита и деванагари, покровительницей искусств и наук. В триаде главных богинь индуизма (вместе с Лакшми и Шакти) она воплощает знание, в то время как две другие высшие сущности — богатство и силу.

В отличие от двух предыдущих рек, у Сарасвати нет однозначно определенной «проекции в реальном мире». Согласно одной из версий, подлинная река Сарасвати высохла в пустыне; согласно другой, прототипом небесной Сарасвати выступает земная река Гхаггар, русло которой в наше время наполняется водой лишь благодаря муссонным дождям. Когда-то она была полноводной и пересохла в начале второго тысячелетия до нашей эры, в период грандиозной засухи, погубившей Древнее царство в Египте и Аккадскую империю в Месопотамии.

Богиня Сарасвати. Литография. Индия, 1878–1883 гг.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Сарасвати изображают в виде красавицы в простом белом сари, как правило, без украшений (поскольку она предпочитает духовные ценности, а не материальные сокровища и не пытается пробудить плотские желания и влечения), сидящей на лотосе, цапле или белом лебеде. Обычно у богини четыре руки, в которых она держит свои атрибуты, символы интеллектуальных исканий:

книгу;

четки;

чашу или перо;

вину (музыкальный инструмент, похожий на лютню).

Ее руки также могут быть сложены в священном жесте.

Хэ-бо, владыка Желтой реки

Хэ-бо, «повелитель реки», — древнее божество Хуанхэ, одной из главных рек Китая. Он был химерой, как и многие другие древние боги, и имел хвост рыбы линъюй. По одной из легенд, он превратился в речного духа, поскольку принял особое снадобье (в отличие от древнегреческого Главка, добровольно). По другой же версии, смертный прототип Хэ-бо просто утонул в водах Хуанхэ. Аналогичным образом появилась на свет супруга Хэ-бо, богиня реки Ло[24] Ми-фэй, или Ло-шэнь: она была дочерью ранее упомянутого Фу Си и утонула во время переправы. Образ Ми-фэй известен в том числе благодаря посвященному ей стихотворению древнекитайского поэта Цао Чжи (192–232 гг.), в котором есть такие строки:

Хэ-бо, как водится у великих водных божеств, обитал в прекрасном дворце из жемчужин и красных раковин, ездил на колеснице, запряженной драконами, с навесом из листьев лотоса, повелевал войском речных существ и любил развлекаться с девушками — одно время существовал обычай каждый год приносить ему в жертву новую «невесту» во избежание разливов Хуанхэ.

В мифическом цикле о стрелке Хоу И, китайском Геракле — борце с чудовищами, который сбил из лука девять солнц, угрожавших погубить человечество, — есть эпизод, связанный с Хэ-бо. Суть эпизода в том, что бог реки Хуанхэ резвился в реке, приняв облик белого дракона, и тем самым спровоцировал наводнение. Хоу И выстрелил в него из лука и угодил прямо в левый глаз; в придачу стрелок отбил у повелителя реки его жену, ту самую красавицу Ло-шэнь. Хэ-бо обратился с жалобой к Небесному императору Тянь-ди, но тот отказал в удовлетворении жалобы, признав, что повелитель Хуанхэ сам виноват в случившемся.

По лирической — пусть и слегка циничной — версии еще одного древнекитайского поэта, Цюй Юаня (ок. 340–278 гг. до н. э.), лукавая и порочная Ми-фэй какое-то время жила и с мужем, и с возлюбленным:

Цюньши — вотчина стрелка Хоу И, а Вэйпань — приток Хуанхэ, владения Хэ-бо.

Хэ-бо. Иллюстрация к циклу стихотворений «Девять напевов». XIV в.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Речные ориша

В пантеоне йоруба и религиях, которые от него произошли, есть немало божеств, связанных с реками.

Ошун — богиня-покровительница одноименной реки в Нигерии. Согласно преданию, Ошун, как и Олокун, была супругой правителя Шанго в империи Ойо (1300–1896 гг. н. э.), основанной выходцами из Ифе; после смерти обрела божественный статус и удостоилась почитания как единственное божество женского пола, которое творец Олодумаре послал на помощь обожествленному Шанго, когда создавался мир. По одной из версий этой легенды, изначальные попытки оказались безуспешными, поскольку божества-мужчины попытались обойтись в этом вопросе без участия женщин. В Бразилии и на Кубе Ошун считается покровительницей пресных вод (в отличие от Йемайи, морской владычицы), но в основном известна как божество любви, красоты и процветания. Ее ритуальный предмет — абебе, круглый веер; ритуальный цвет — желтый, то есть цвет золота.

Особо отметим интересный обычай из кубинской традиции регла-де-оча: un violín para Oshun — исполнение на скрипке мелодии, классической или народной, посвященной богине. Происходит это в рамках групповой церемонии в храме или в иных обстоятельствах, по велению души.

Ойя — более агрессивное божество, чем все ранее упомянутые; ориша штормов, гроз, а также смерти и возрождения. Покровительница реки Нигер. В кандомбле более известна как Йансан и также считается тесно связанной с загробной жизнью. Ритуальные цвета Ойи / Йансан — красный, пурпурный, винный. Этнограф конца XIX века Альфред Бердон Эллис упоминает храм Ойи «возле Локоро, недалеко от Порто-Ново», где, по слухам, имеется изображение богини с восемью головами вокруг еще одной, центральной, — это символизировало, по мнению ученого, многорукавную дельту Нигера. К сожалению, ни храм, ни это изображение не встречаются в других источниках.

Оба — богиня одноименной реки, еще одна супруга Шанго, про которую рассказывают, что она (по совету Ошун или другой коварной, враждебно настроенной соперницы) отрезала себе ухо и преподнесла мужу, когда тому нечего было есть перед важной битвой. У этой истории два несовместимых финала: в одном разгневанный Шанго навсегда выгнал жену, а в другом — наоборот, оценил жертву по достоинству.

Олоса — супруга Олокуна в его мужской ипостаси, владычица лагуны Лагос, расположенной вблизи одноименного города в Нигерии. Разлив лагуны считали признаком того, что кто-то рассердил богиню. Посланцами Олосы считались крокодилы; для некоторых особо важных избранников ее жрецы строили у воды жилища из пальмовых листьев.

ВЛАДЫКИ ПОТУСТОРОННЕГО МИРА

Мананнан мак Лир

Четвертым из мифических племен, некогда населявших Ирландию, считается народ богини Дану: красивый, искусный и очень умный. В большинстве случаев этот народ отождествляется с древними кельтскими богами, могущественными существами языческой эпохи, которые с приходом христианства были либо ассимилированы и продолжили свое мифическое существование как христианские святые, под новыми именами, либо в фигуральном смысле ушли в холмы и постепенно измельчали, превратившись в массовом сознании в образы, лишенные всякой силы, нередко комические и неспособные противостоять силе истинной веры. Всплеск интереса к этому региональному пантеону связан с так называемым Кельтским возрождением (или Кельтскими сумерками) — британским эстетическим движением, возникшим на рубеже XIX–XX веков. Немалую роль в нем сыграл известный поэт и писатель Уильям Батлер Йейтс.

Мананнан Мак Лир (сын Лира / Лера, сын моря) — один из сыновей богини Дану, признанный морским владыкой, повелителем потустороннего мира, а после появления в Ирландии пятого племени (сыновей Миля) — и владыкой уцелевших сородичей. Его валлийским «клоном» был Манавидан, сын Ллира. Мананнан жил, по одной из версий, на мифическом острове Эмайн Аблах, который с точки зрения реальной географии отождествляют с островом Мэн или островом Арран, но в контексте повествований о нашем персонаже подразумевается рай. Принято также считать, что кельтский Эмайн Аблах стал прообразом средневекового Авалона, одного из важнейших мест в цикле легенд о короле Артуре.

По другой версии, Мананнан обитал в стране вечной юности, Тир на н-Ог, и ею же правил.

Среди атрибутов этого бога выделяется магический туман, способный сделать невидимым не только конкретного субъекта (в этом случае иногда говорится о плаще-невидимке), но и целое воинство, остров или даже край, куда прекрасный народ богини Дану удалился, уступив Ирландию людям. Мананнану также принадлежали волшебный корабль, не нуждавшийся в кормчем, и конь, способный перемещаться как по суше, так и по волнам (конечно, это отнюдь не исчерпывающий список чудесных предметов и существ, которые были с ним связаны).

Несколько в тени Мананнана пребывает его отец Лир, который был богом моря — или его олицетворением, как древнегреческий Океан. О нем сохранилось очень мало легенд — возможно, в некоторых случаях образы отца и сына слились, и предания, в которых фигурирует Мананнан, изначально подразумевали участие Лира. Самое известное из сохранившихся преданий — трагическая история детей Лира, обращенных в лебедей из-за колдовства злой мачехи. Однако вода или море в этом предании не играют особой роли, поэтому не будем на нем останавливаться.

Мананнан так или иначе присутствует во всех четырех циклах ирландской мифологии, но значимая роль в тех или иных историях у него бывает нечасто. Например, в предании «Плавание Брана, сына Фебала» главный герой Бран встречает Мананнана в море: тот едет навстречу его кораблю на колеснице. Из слов морского божества мы узнаем, как выглядит его страна «на самом деле»:

Существует также целый комплекс преданий, в которых Мананнан фигурирует наряду с известными личностями — в частности, святым Патриком. Но в них его роль, скорее, связана с владычеством над потусторонним миром, который в силу того, что истории появились на свет гораздо позже, уже не связан с морской стихией.

В саге «Болезнь Кухулина» знаменитый ирландский герой вступает в любовную связь с Фанд, женой Мананнана Мак Лира (почему боги расстались, история умалчивает). Иногда ее также называют морской богиней. Фанд сначала появляется в истории в облике птицы, скованной цепочкой из красного золота с другой такой же; потом она приходит к Кухулину во сне. И наконец, начинается драма, в финале которой любовники расстанутся и Фанд вернется к Мананнану Мак Лиру.

Эзили Фреда, Ласиренн и Агве

Сначала может показаться, что в вуду, в отличие от верований, связанных с ориша, все намного проще, поскольку известны лишь два лоа, имеющих какое-либо отношение к воде: Эзили (или Эрзули) и ее супруг / любовник Агве. Но не спешите с выводами: начнем с того, что у лоа Эзили множество лиц.

Две основные, наиболее известные ипостаси этого лоа — Эзили Фреда и Эзили Дантор. Эзили Фреду почитают как духа любви, красоты и богатства; в этом смысле возникает соблазн соотнести ее с Афродитой, но такой подход заметно упрощает суть и значение лоа, неразрывно связанные с историей Гаити (а через нее — с африканской историей и культурой). Действительно, Эзили Фреда — кокетливое, тщеславное, капризное и ленивое (!) воплощение женственности, любящее роскошь, вследствие чего ей принято дарить драгоценности, духи, косметику и алкоголь. А еще она, как правило, белая или светлокожая. За легкомысленным образом кроется трагедия чернокожих жителей Гаити и их предков: культурологи склонны считать, что светлокожая молодая женщина, красивая и богатая, наделенная властью, в первую очередь над мужчинами, — это метафорическая мулатка, содержанка или проститутка, чья сила немыслима без красоты и в чьей жизни за развлечением обязательно следует страдание. По этой причине в синкретическом контексте ее отождествляют с католической Mater Dolorosa — Скорбящей Богоматерью. Считается, что Эзили Фреда никогда не получит то, чего желает.

Если Эзили Фреда — в некотором смысле «девушка из высшего общества», аристократка не по происхождению, а по образу жизни, то жестокая и воинственная Эзили Дантор, наоборот, тесно связана с низами этого самого общества. Она нищая, немолодая, некрасивая, темнокожая, со шрамами на лице и отождествляется с уже упоминавшейся Черной Мадонной во всем многообразии образов. Она, как и Эзили Фреда, связана с любовью и богатством, однако… они совсем другие. Любовь Эзили Дантор — любовь матери, готовой, если понадобится, защищать своих детей с оружием в руках; ее богатства — духовные, а не материальные.

И вновь может показаться, что все просто: два сверхъестественных существа (гаитянские лоа не боги, а, скорее, духи), выражающих противоположные идеи себялюбия и самопожертвования, любви плотской и духовной, к себе и к детям, родным, приемным или метафорическим… Здесь вступает в игру интересная концепция, очень важная для вуду: marassa twa, божественные близнецы мараса. Боги-близнецы — довольно известный мифологический элемент, который можно встретить в самых разных пантеонах всего мира, любой эпохи. Однако на Гаити (а также в тех регионах Африки, откуда прибыл этот культурологический феномен) близнецов трое, они выражают два противоположных друг другу принципа и что-то еще.

В качестве «чего-то еще» среди Эзили выступает существо, известное как Ласиренн.

Начнем с того, что Ласиренн — вполне каноничная русалка, женщина-рыба; в том, что касается внешности, она практически не отличается от гибридной ипостаси Мами Ваты, описанной ранее. Но заметим, что цвет кожи Ласиренн может быть любым — он попросту не имеет значения, как и принадлежность к высшему обществу или низам и любые другие попытки как-то ее классифицировать. Ласиренн — создание крайне загадочное, ведающее тайнами не столько моря, сколько бытия как такового.

Ее главные атрибуты, как и у Мами Ваты, — зеркало и гребень. Она также склонна воровать мужчин и женщин из мира людей, которые через три дня, три месяца, три года (и снова тройка — marassa twa) возвращаются домой онемевшими (а здесь стоит вспомнить процитированную ранее легенду про Эринле и Йемайю). Принято считать, что это связано с обретением священного знания, которое в вуду именуется креольским словом Konesans. Интересно, что у Ласиренн есть еще один аспект, который также называют ее сестрой, — Лабаленн, нечто огромное, темное и молчаливое (как кит — фр. la baleine), пребывающее под водой, на «обратной стороне зеркала». Считается, что смотреть на Лабаленн — все равно что смотреть на собственное отражение.

В метафизическом смысле Ласиренн считается чем-то вроде связующего звена между прошлым и будущим, предками и потомками — интересно, что в этом она отчасти напоминает древнегреческую титаниду Мнемосину, живую связь времен. Еще Ласиренн — точка соприкосновения разнообразных противоположностей, включая те, которые порождают внутренний конфликт в душе адепта.

Таким образом, гаитянская «русалка» — не просто красивая женщина с рыбьим хвостом, а существо, тесно связанное с трансцендентными тайнами мироздания.

А вот с лоа Агве, супругом Эзили (иногда считается, что его жена — Ласиренн, а Эрзили Фреда — любовница), все и впрямь относительно просто: он типичное морское божество, покровитель моряков, рыбаков, иногда пиратов. В разных аспектах Агве может быть повелителем ветров и течений, воплощением мужественности в униформе морского офицера, а также капитаном собственного корабля «Иммамоу», который переносит души умерших в посмертие, именуемое Гинен. В наиболее агрессивном аспекте Агве управляет штормами и решает, какому кораблю суждено утонуть.

Седна

В эскимосской мифологии владычицу Адливуна, подводного мира и страны мертвых, зовут Седна. Ее история довольно запутанна, но во всех своих вариантах отличается трагичностью и кровопролитием.

Так, согласно одной из версий, Седна была красивой девушкой, которая жила с давно овдовевшим отцом, и отовсюду к ней приходили женихи, но никому не удалось смягчить гордое сердце красавицы. И вот однажды весной откуда-то прилетела птица глупыш и стала петь Седне чарующие песни, обещая роскошную жизнь в стране птиц, где ее ждут яранга из красивейших оленьих шкур, постель из мягких медвежьих шкур, одежда, изукрашенная перьями собратьев-глупышей, лампа, в которой никогда не заканчивается масло, и котел, в котором никогда не заканчивается мясо. Седна не устояла и отправилась с глупышом на другой берег моря. Но по прибытии оказалось, что дом глупыша — лачуга из дырявых рыбьих шкур и ветер гуляет там в свое удовольствие, принося снаружи снег. Постель Седны была из жестких моржовых шкур, а питаться ей приходилось отвратительной рыбой. От горя и тоски она начала петь, призывая отца, чтобы тот забрал ее обратно.

Через год отец и впрямь явился в гости, узнал, какую тяжкую жизнь вынуждена вести Седна, и в гневе убил ее мужа-глупыша. Когда отец с дочерью уже плыли домой в лодке, вернулись другие глупыши, узрели труп собрата и погнались следом. Настигая беглецов, они призвали жуткий шторм, и отец Седны, испугавшись, попытался выкинуть дочь за борт в знак того, что покорился птицам. Седна, однако, была непокорной и ухватилась за край лодки, пытаясь забраться в нее снова. И тогда отец стал бить ее ножом по пальцам. Отсеченные фаланги, согласно легенде, превратились в морских обитателей: китов (пластины китового уса — это ногти Седны) и разные виды тюленей.

Далее повествование разнится. Согласно более короткой версии, тогда-то Седна и утонула, а после превратилась во владычицу нижнего мира. Но есть и другая: птицы решили, что она погибла, и прекратили преследовать лодку, вследствие чего шторм утих, а отец помог искалеченной дочери перебраться через борт. По вполне очевидным причинам она затаила на него злобу и уже на берегу отомстила. Когда отец заснул, Седна призвала своих псов, которые съели его руки и ступни. Очнувшись, он проклял себя, дочь и псов, вследствие чего земля разверзлась, и все они провалились в эскимосскую преисподнюю, где с той поры и обитают. Согласно еще одной легенде, Седна и ее отец делят на двоих огромное, но довольно унылое жилище (границу между половинами стережет пес); оба они калеки, едва способные шевелиться. Так или иначе, но в этом самом жилище обитают и души умерших.

Что касается роли Седны как морской владычицы, то она повелевает теми животными, которые произошли из ее отсеченных пальцев, и действует иной раз с сумасбродной жестокостью — к примеру, может «запереть» тюленей и иже с ними в своем царстве, оставив эскимосов без пропитания. Выживание племени в таких обстоятельствах зависело исключительно от мастерства и силы шамана (у эскимосов он называется ангакук или ангакок).

Глава 5. МАЛЫЕ БОГИ, ДУХИ И ДЕМОНЫ

В ТЕНИ ТРЕЗУБЦА ПОСЕЙДОНА

Посейдон и Амфитрита, Океан и Тефия — четыре имени, два великих морских бога и две богини, но на самом деле список древнегреческих божеств, связанных с морем и стихией воды, гораздо длиннее и разнообразнее. Расскажем в этой главе о некоторых бессмертных, чьи мифические родословные и жизнеописания заслуживают внимания.

Древнеримская мозаика с изображением Понта.

Andreas Wolochow / Shutterstock.com

Понт, «шумное море бесплодное», был сыном Геи: согласно Гесиоду, она родила его без отца, причем до того, как разделила ложе с Ураном и произвела на свет уже знакомого нам Океана. Впрочем, Гигин с этим не согласен: если верить «Мифам», отцом Понта был Эфир, еще один древнейший бог — персонификация верхнего слоя неба, а также воздуха, которым дышат боги на Олимпе.

От связи Понта с собственной матерью появились на свет следующие сверхъестественные сущности:

Нерей, он же Морской Старец (этот эпитет иногда применяется и к другим морским богам), — старший сын, впоследствии в браке с океанидой Доридой зачавший пятьдесят дочерей-нереид; по Гесиоду, был мудрым советчиком, откровенным собеседником и «ненавистником лжи». Необычайно красивые дочери Нерея, спутницы Посейдона, воплощают благие свойства моря. Они крайне редко несут зло: например, в мифе о Персее царевна Андромеда оказалась отдана на съедение чудовищу из-за того, что нереиды разгневались на ее мать Кассиопею, провозгласившую себя прекраснейшей из женщин. Образ Нерея часто сливается с образом Тритона, упомянутого в предыдущей главе сына Посейдона и Амфитриты, и Протея — бога, олицетворяющего переменчивую природу морской стихии. Протей был оракулом, но предсказывал будущее лишь тому, кто умел его удержать, невзирая на все превращения божества. Вот как это выглядело в «Одиссее»:

Тавмант — морское божество, чье имя происходит от древнегреческого слова thaumatos, «чудо», и потому многие именуют его богом морских чудес. Тавмант взял в жены океаниду Электру, которая родила ему Ириду, вестницу богов, и Арке, вестницу титанов (по сути, обе были богинями радуги, возникающей как после дождя, так и в брызгах воды), а также гарпий Аэлло и Окипету (согласно Гесиоду, Гигин приводит три других имени: Келено, Окипета и Подарка) — крылатые олицетворения вихрей и штормовых ветров. Согласно Нонну Панополитанскому, сыном Тавманта был речной бог Гидасп, такой же быстрый, как и Ирида.

Нерей. Гравюра Филиппа Галле. 1586 г.

Herzog August Library, Germany (по лицензии CC BY-SA)

Форкий и Кето — божественные брат и сестра, олицетворения бурного моря и морских глубин. Они были мужем и женой и произвели на свет чудовищное потомство: седых грай Пемфредо и Энио; горгон Сфенно, Эвриалу и знаменитую Медузу; «неодолимую», «гибель несущую» Ехидну; страшного змея (дракона) Ладона, стерегущего золотые яблоки в саду Гесперид.

Супругой Понта была богиня Таласса, женская персонификация моря, с которой у него также имелось потомство: древние вулканические существа тельхины, обитавшие на острове Родос. Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке» пересказывает предание, согласно которому тельхины воспитали Посейдона, младенцем переданного им Реей. Кроме того, они были изобретателями некоторых ремесел (в частности, кузнечного дела и литья) и волшебниками: управляли погодой и могли менять собственный облик. «В них мы должны видеть подлинную границу между магией и техникой, хтонизмом и героизмом, отражающую первые восторги человечества, начинающего осваивать металлы», — пишет об этих существах А. Ф. Лосев[29]. Сестрой тельхинов была морская нимфа Галия, одна из мифических жен Посейдона. По Диодору Сицилийскому, именно от этого союза появилась на свет дочь бога моря по имени Рода, или Родос, в честь которой и назван остров. Предвидя один из потопов, упомянутых в третьей главе, тельхины покинули Родос и расселились по чужим землям.

В одном из орфических гимнов образ Талассы (о чем свидетельствуют эпитеты, упоминающие божественное потомство) отождествляется с образом ранее упомянутой Тефии, супруги Океана:

Таласса также появляется в одной из басен Эзопа, где рассказывается о человеке, который спасся после кораблекрушения, доплыл до берега и в изнеможении заснул. Проснувшись, он стал бранить море за вероломство, поскольку люди, доверившись его безмятежности, уходят прочь от берега, и вот тогда-то оно их губит. «Тогда море, приняв женский образ, обратилось к нему так: “Не меня брани, любезный, а ветры! Само я от природы таково, каким ты меня видишь, но ветры налетают на меня мгновенно, и от них я становлюсь бурным и яростным”»[31].

Еще одним интересным и достаточно известным древнегреческим малым божеством, связанным с морем, был Главк, покровитель рыбаков. Предания, связанные с его происхождением, обычно сходятся в одном: этот персонаж изначально был смертным. Овидий в «Метаморфозах» излагает очень подробную версию того, что же с ним приключилось: Главк был рыбаком, который однажды разложил добычу, попавшуюся в сети, на некоем поросшем травой берегу — и увидел, как рыбы одна за другой начали оживать, прыгать и кувыркаться, пока все не ускользнули обратно в море. Сообразив, что дело в свойствах травы, Главк ее сорвал и попробовал. Результат вышел вот такой.

У Главка синяя борода и руки, длинные волосы, струящиеся по волнам; его ноги в результате волшебной метаморфозы превратились в раздвоенный рыбий хвост. Овидий также повествует о том, как этот морской бог влюбился в красивую нимфу Скиллу и поведал ей о своих чувствах, но не добился взаимности. Рассерженный и расстроенный, Главк отправился к могущественной Цирцее, дочери Гелиоса и океаниды Персеиды, чтобы попросить ее о колдовской помощи, однако в ответ получил предложение забыть про Скиллу, ибо есть другие женщины, жаждущие его любви, — в первую очередь сама чародейка. Теперь уже Главк отверг предложение, заявив, что скорее водоросли начнут расти в горах, а деревья — на морском дне, чем он охладеет к Скилле. В результате разгневанная Цирцея превратила бедную нимфу в жуткое чудовище.

Главк. Гравюра Филиппа Галле. 1586 г.

Herzog August Library, Germany (по лицензии CC BY-SA)

Покровительницей мореплавателей, моряков и рыбаков была богиня Бридзо (Βριζώ) с острова Делос. Ей жертвовали еду (любую, кроме рыбы), отправляя в море на крошечных лодочках; занимались этим в основном женщины. Бридзо также почитали, исполняя специальные ритуальные танцы. В обоих случаях богиню просили даровать спокойное плавание. Бридзо, как Главк и Нерей, была связана с предвидением будущего, но сама не пророчествовала, а насылала своим адептам вещие сны.

И наконец, вспомним про богиню Левкотею (Λευκοθέα, «белая богиня») — еще одну персонификацию моря, с двумя версиями происхождения, которые в чем-то похожи, а в чем-то очень различаются. Согласно первой версии, изначально ее звали Ино, она была сестрой Семелы, матери Диониса, и вскормила младенца Диониса, за что и стала жертвой мстительной Геры: та вынудила ее прыгнуть в море вместе с собственным ребенком, Меликертом (конкретные обстоятельства, предшествовавшие этому событию, в разных мифах описываются по-разному).

Другая версия происхождения Левкотеи отсылает к острову Родос и тельхинам: предположительно, она была их упомянутой ранее сестрой по имени Галия, женой Посейдона, родившей ему дочь Роду и шестерых сыновей. Эти шестеро, как рассказывает Роберт Грейвс в «Мифах Древней Греции», оскорбили Афродиту, и она лишила их разума, в результате чего они совершили немало мерзостей, включая надругательство над собственной матерью. Галия бросилась в море — и стала морской богиней. А Посейдон загнал шестерых сыновей-преступников под землю, где они превратились в демонов.

Таковы лишь некоторые из древнегреческих водных божеств. Описание можно продолжить, но что касается выводов, они довольно просты: в той или иной форме (а также в облике существ мужского и/или женского рода) древние греки персонифицировали как само море, так и определенные его свойства: переменчивый характер, таинственность глубин, суровые шторма, нежность спокойных волн. Эпоха многочисленных, разнообразных божеств ушла в прошлое, уступив место более абстрактному пониманию Абсолюта, но оставила неизгладимый след в искусстве и культуре.

ДЕВА В БЕДЕ И ДЕМОН В ВОДЕ

Морская дева во французском манускрипте XV в.

Британская библиотека

В этом разделе рассказ пойдет сразу о двух разновидностях мифических существ, связанных с водой, потому что отделить одних от других куда сложнее, чем кажется с первого взгляда. В обиходе они известны как русалки и водяные, но, если отстраниться от образов, растиражированных массовой культурой, и обратиться к мифическим корням, тут-то и начинаются сложности.

Начнем с русалок — или, точнее, с морских дев. Мы уже кое-что о них знаем, поскольку в четвертой главе шла речь о Мами Вате и Ласиренн, и каждая из них в некотором смысле тоже морская дева. Но сводить образ этого существа к красотке с рыбьим хвостом, с зеркалом в руках и струящимися длинными волосами было бы серьезным упрощением.

Взять хотя бы коварную терминологию. Английское слово mermaid чаще всего переводят на русский как «русалка», хотя некоторые словари дают и иные варианты: «морская дева», «сирена», «наяда». В обиходе существо с телом женщины и рыбьим хвостом также называют, как правило, русалкой. На самом деле русалка — персонаж славянского фольклора, который не связан с морем, не имеет химерических черт да и в целом относится к нечистой силе, а не к альтернативному виду разумных существ, обитающих в море! Славянская русалка — лесной, луговой, речной дух с вредным характером; она появляется на свет, как правило, из-за определенных обстоятельств, связанных с рождением или смертью ребенка или молодой женщины (например, в русалку может превратиться некрещеное дитя или девушка, умершая незамужней). Даже если русалка имеет отношение к озеру, реке или болоту (то есть в нее перевоплотилась утопленница), у нее нет хвоста. В случае перевода на английский правильнее использовать заимствованное слово rusalka, а не упомянутое выше mermaid. Кстати, в славянском фольклоре есть и классические морские девы, женщины с рыбьими хвостами (фараонки).

Но это еще не вся путаница! Два других словарных варианта — «сирена» и «наяда» — тоже нельзя назвать абсолютно верными в семантическом и историческом смысле, причем не только в русском языке. Дело в том, что сирены — персонажи древнегреческой мифологии, те самые, чье пение едва не погубило Одиссея со спутниками, — изначально были наполовину птицами. Этот мифологический факт подтверждается множеством вещественных доказательств, скульптур и рисунков на древних амфорах. И есть немало текстов, которые говорят о том же: к примеру, в «Описании Эллады» Павсания упоминается о том, что музы, одержав победу над сиренами в состязании по пению, ощипали их перья и сделали себе венки. Если придерживаться древнегреческой терминологии, то женщину-рыбу правильнее было бы именовать «тритонкой» (хотя это была бы русалка с двумя хвостами, которая встречается на старинных картах и европейских гербах).

Фигурка сирены. 330–332 гг. до н. э.

Национальный музей, Варшава

Примерно до VII–VIII веков сирена оставалась женщиной-птицей, а потом в каталоге удивительных существ Liber monstrorum de diversis generibus ее облик преобразился — и получилось именно то создание, которое мы привыкли называть «русалкой».

Что касается наяд, а также нереид и океанид, то все они относятся к водным нимфам, природным божествам, и отличаются как от сирен, которые ближе к демонам, так и друг от друга. Многочисленные наяды были локальными божествами, в чьем ведении находились, к примеру, источники, колодцы или ручьи; иногда в мифах говорится о них как о дочерях богов, в том числе речных: Скамандра, Гидаспа, Инаха и так далее. Наяда могла стать возлюбленной или женой как бога, так и смертного и родить ему детей. В средневековый период этот античный мифологический мотив был по-прежнему широко распространен в Европе, только прекрасные девы, так или иначе связанные с источниками и реками, назывались не наядами и даже не нимфами, а ундинами — к ним вернемся чуть позже, у их мифа есть одна важная особенность, касающаяся человеческой души. Нереиды, в отличие от наяд, были связаны с морем и считались дочерями морского старца Нерея и океаниды Дориды; эти красивые девушки, как уже было сказано, символизировали все благие свойства морских просторов и глубин. Океаниды — три тысячи дочерей двух титанов, Океана и Тефии, — были, как бы парадоксально это ни прозвучало, божествами рек. Напомним, сам Океан в контексте древнегреческой мифологической географии тоже река, опоясывающая плоский обитаемый мир.

В Греции есть легенда про Фессалонику, сестру Александра Македонского, которая от скорби после его гибели попыталась утопиться, но превратилась в морскую деву и поселилась в Эгейском море. Встретив какой-нибудь корабль, она обязательно спрашивает моряков: «Жив ли царь Александр?» Если ответить, что да, живет и здравствует, правит всем миром, то Фессалоника не причинит никому вреда. Но горе тому, кто скажет ей правду…

К легендам о морских девах (наядах, нереидах, ундинах и т. д.), с которыми у воды знакомится какой-нибудь герой, тесно примыкают истории о волшебных женах, лебединых девах — оборотнях, способных менять обличье, снимая и надевая шкуру с перьями или крылья (необязательно лебединые). Хадебурга и Зиглингда, вещие сестры из «Песни о Нибелунгах», — именно лебединые жены, которые «носясь, как птицы… едва касались волн». Типичный сюжет этой категории отталкивается от случайной встречи у воды, в результате которой герой крадет волшебный предмет, не давая деве улететь и вынуждая стать его женой. Позже она возвращает утраченное (конкретный способ и обстоятельства в разных мифах / легендах / сказках описаны по-разному), немедленно исчезает, и протагонист либо отправляется в далекое путешествие, чтобы попытаться ее вернуть, либо осознает всю бессмысленность таких попыток.

Но вернемся к привычным мифическим женщинам-рыбам и попробуем выяснить, откуда они взялись, раз уж сирены и прочие древнегреческие персонажи как будто ни при чем. Надо признать, первоисточник «морской девы» как популярнейшего образа не всегда ищут в легендах, преданиях и мифах того или иного региона. Довольно много сторонников у теории, согласно которой этот гибрид человека и животного возник (и мы об этом уже упоминали в главе, посвященной Мами Вате) в результате встречи с некоторыми морскими млекопитающими: дюгонями, ламантинами и тюленями. Плиний Старший, говоря о нереидах и морских людях, явно описывает животных, а не мифических существ: «Также верно все, что думают о нереидах, только у них чешуя топорщится даже на тех местах тела, где оно выглядит как человеческое. Действительно, такую видели на том же побережье, и даже местные жители слышали издалека ее печальную предсмертную песню; а Божественному Августу легат Галлии писал о том, что на побережье находят много бездыханных нереид. Я знаю выдающихся людей из сословия всадников, готовых подтвердить, что они видели в Гадитанском океане морского человека, все тело которого совершенно похоже на человеческое; что он забирается по ночам на корабли, и та сторона корабля, на которую он усядется, сразу же кренится и даже уходит под воду, если он останется подольше»[33]. Вероятно, «выдающиеся люди» узрели примерно то же самое, что и все мы на вирусном видео, снятом несколько лет назад в заливе Эльд в штате Вашингтон, где два огромных морских льва забрались на маленькую яхту без хозяина, чтобы полежать там в свое удовольствие.

СЕЛКИ

В фольклоре Исландии, Ирландии и Шотландии, а также острова Мэн, Оркнейских и Фарерских островов распространены предания о людях-тюленях: оборотнях, способных по желанию принимать любой из этих двух обликов. Они известны под множеством имен; мы остановимся на варианте селки.

Уолтер Трейл Деннисон, описывая связанные с селки верования, бытующие среди жителей Оркнейских островов, объясняет, что тюленей издавна делили на две категории: в первую входили Phoca vitulina (обыкновенный тюлень) и его более мелкие сородичи, во вторую — крупные разновидности (например, тюлень-хохлач и серый тюлень), которые, как считалось, могли оборачиваться людьми.

Деннисон пишет, что их называли падшими ангелами, не настолько грешными, чтобы угодить прямиком в преисподнюю, но тем не менее утратившими право на рай. Другая народная версия происхождения селки заключается в том, что они были когда-то людьми, но за некие тяжкие прегрешения утратили право на человеческий облик, и возможность его на время вернуть дарована им лишь на суше.

В наиболее общем виде предания и сказки про селки — это истории о том, как некий житель суши случайно видит превращение тюленя в красивую девушку и, спрятав тюленью шкуру, вынуждает ее выйти за себя замуж. Заметить селки на берегу было не так уж трудно: они частенько собирались группами, чтобы понежиться на солнышке во время отлива, и в целом этих существ воспринимали скорее как нелюдимых и загадочных соседей, чем как опасных чужаков. Итак, оставшись с земным мужчиной, женщина-селки становится примерной женой, ведет хозяйство и рожает ему детей. По прошествии времени обстоятельства складываются таким образом, что утраченная шкура возвращается к хозяйке (нередко это происходит благодаря детям), и селки бросает земную жизнь, стремясь обратно в море. Случается, все эти годы там ее ждет возлюбленный того же племени, а то и настоящий супруг.

Но селки мужского пола также могли вступать в отношения с земными женщинами, причем по доброй воле! Как и женщины-селки, они в человеческом облике были весьма хороши собой, очаровательны и неотразимы, вследствие чего иной раз могли навещать на суше даже замужних дам, утоляя с ними страсть и не задерживаясь надолго. Деннисон рассказывает историю о жительнице Оркнейских островов по имени Урсилла. В молодости эта Урсилла была красивой, но высокомерной девушкой, которая отвергла всех женихов, чтобы в конце концов выйти замуж за отцовского батрака. Согласно официальной семейной истории, жили они долго и счастливо, она родила ему детей и была хорошей женой… Только вот ходили слухи, что на самом деле муж из него вышел совсем не тот, о каком мечталось Урсилле.

И вот как-то раз, если верить преданиям и молве, она вышла на берег и уронила в воду ровно семь слез, вследствие чего явился огромный селки и спросил, чего ей надо. Когда Урсилла честно объяснила свою проблему, селки назначил дату свидания — дескать, он может принять человеческий облик лишь по определенным дням, — и так завязался их тайный роман. Дети Урсиллы, зачатые от связи с селки, родились с перепончатыми пальцами на ногах и руках. Перепонки эти резали снова и снова, пока они не переставали срастаться, превратившись в ороговевшие наросты. И наросты, по свидетельству Деннисона — который был лично знаком с потомками Урсиллы (!), — спустя поколения продолжали мучить членов семьи, даже если те отродясь не занимались физическим трудом. Если факты и впрямь были таковы, с современной точки зрения остается лишь предположить, что у потомков Урсиллы была какая-то генетическая аномалия, схожая с бородавчатой эпидермодисплазией (более известной широкой публике как болезнь, от которой страдают так называемые люди-деревья), но, очевидно, не такая тяжелая.

Вернемся еще раз в далекое прошлое, чтобы как следует разобраться в мифических корнях морских дев и морских мужей. Что касается первых, то чаще всего древнейшей женщиной-рыбой называют сирийскую богиню Атаргатис, или Деркето. Это ошибка, но все-таки расскажем сначала о ней. Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке» пишет о Деркето как о морской деве и пересказывает миф, бытующий в Аскалоне: согласно этому мифу, несчастная каким-то образом оскорбила Афродиту и под влиянием мстительной богини любви отдалась красивому сирийцу, от которого родила дочь, а потом, застыдившись греха, убила возлюбленного, отнесла ребенка в пустыню и бросилась в озеро — где и превратилась в рыбу. Ее дочь, спасенная благодаря птицам, впоследствии стала легендарной царицей Семирамидой.

Овидий пишет то же самое:

И наконец, Лукиан Самосатский в произведении «О сирийской богине» рассказывает, что видел в Финикии изображение Деркето: нижняя часть ее тела представляла собой рыбий хвост. Но наряду со свидетельствами о химерном облике Деркето были и другие, изображавшие ее без рыбьего хвоста, поэтому богиню нельзя однозначно причислить к морским девам.

Альфонс Барб отследил родословную морских дев, нимф, ундин и прочих дам, обитающих у воды, до первозданного океана Абзу — точнее, до Тиамат, его соленой и темной части, плодящей демонов. К этому выводу его подтолкнул сравнительный анализ многочисленных заклинаний, призванных отгонять болезнетворных демонов женского пола, в первую очередь владычицу мигрени — Антауру, «явившуюся из моря». Визуальные отображения этих демонесс очень часто содержат характерные признаки, сближающие их с рыбами (хотя не всегда можно с уверенность утверждать, что хвост у того или иного существа именно рыбий, а не змеиный, — к тому же оно может быть еще и крылатым). Объяснение А. Барба заключается в том, что все они пришли из океана хаоса и изначально выглядели как подобает хтоническим существам, но в эпоху древних греков, славившихся своей любовью к красоте, почти все переродились, за исключением сирен, горгон и некоторых других созданий. Позже все в некотором смысле вернулось на круги своя, и водные нимфы опять стали хвостатыми. Интерпретация А. Барба, с одной стороны, позволяет сделать вывод, что морские девы, наяды, нереиды и даже лебединые жены — если не родные, то хотя бы двоюродные сестры; с другой стороны, она сближает их с суккубами и злыми духами вроде Ламии и Мормо. Не очень-то хорошо с точки зрения классификации: совокупность мифических и легендарных персонажей получается чересчур пестрой. И все же трудно отрицать, что между ними и впрямь существует некое сходство: безобидная Русалочка Ханса Кристиана Андерсена — не правило, а исключение среди существ, большей частью коварных и опасных.

Есть еще один шумерский мифический персонаж, о котором упоминают совсем редко, — некая женщина-рыба Кулианна, одно из чудовищ, над которыми одержал победу древний бог-воин Нинурта, прицепивший ее труп к своей славной колеснице[35]. Приблизительно в тот же период, когда было записано предание о Нинурте (XXII в. до н. э.), были созданы некоторые артефакты шумерской культуры, содержащие изображения людей-рыб: существа женского пола именуются кулилту, мужского — кулилу. Кроме того, в мифах упоминается рыбочеловек Кулулу, входивший в число одиннадцати помощников грозной Тиамат. Его изображения также сохранились до наших времен. Вероятно, именно кулилту — древнейшие мифические морские девы, известные на сегодня.

Если уж мы перешли к морским мужам, нельзя не упомянуть о том, что повествует вавилонский историк и астролог Берос. Еще до потопа, случившегося при царе Ксисутре, к людям, жившим «беспорядочно, как звери», из вод Красного моря пришла некая ужасная амфибия с рыбьим телом, человеческой головой (в дополнение к рыбьей) и человеческими ногами (в дополнение к хвосту). Звали этого гостя из глубин Оанн — и его можно назвать предшественником Тритона или Главка. Оанн провел с людьми год, не принимая никакой пищи и возвращаясь на ночь в морские глубины. Он научил на тот момент диких обитателей Вавилона «всему, что относится к культурной жизни»: грамоте, математике, включая геометрию, разным искусствам, строительству городов и храмов, законотворчеству; а еще поведал им предание о сотворении мира, известное как «Энума элиш». Позже, по словам Бероса, появились другие такие же существа. Оанн считается одним из апкаллу — Семи Мудрецов, полубогов, которых создал благоволивший людям бог Энки (кстати, его время от времени изображали чешуйчатым, поскольку он изначально был богом воды, но все же без хвоста). Апкаллу были его помощниками, и в период до потопа этих существ описывали как химер с крыльями или иными нечеловеческими признаками. В более поздних мифах апкаллу внешне не отличаются от людей.

Иногда помимо Оанна упоминается еще один морской муж — древний сирийский бог Дагон (или Даган), чей образ известен благодаря упоминанию в Библии, где он назван «богом филистимлян», и творческому переосмыслению в «Мифах Ктулху», литературной вселенной Говарда Филлипса Лавкрафта, где он стал одним из грозных и непостижимых Древних богов. Историк и археолог Итамар Зингер указал, что представление о Дагоне как об амфибии или химере основано на том, что древнееврейское слово «даг» в переводе означает «рыба». Однако это пример так называемой народной этимологии, не опирающейся на неоспоримые свидетельства. Библейский текст — в том числе в синодальном переводе — никоим образом не намекает на то, что Дагон был наполовину рыбой: «И встали они поутру на следующий день, и вот, Дагон лежит ниц на земле пред ковчегом Господним; голова Дагонова и обе руки его лежали отсеченные, каждая особо, на пороге, осталось только туловище Дагона» (1-я Царств, 5:4). Можно согласиться и с выводом Зингера относительно того, что на образ Дагона могли повлиять изображения ранее упомянутой Атаргатис / Деркето. Изображение морского мужа в характерном головном уборе, которое чаще всего связывают с Дагоном, скорее всего, месопотамский монстр Кулулу.

Традиционное изображение Дагона, или Кулулу.

Morphart Creation / Shutterstock.com

Порождения предвечного океана Абзу, древнегреческие женщины-птицы, реальные дюгони, ламантины и тюлени — это лишь истоки русалочьей мифологии, основа для мотива, который буйным цветом распустился в европейском фольклоре. Русалки — морские девы — под разными именами и названиями встречаются повсюду, о какой бы эпохе мы ни говорили. В средневековый период получила распространение — не в последнюю очередь благодаря Парацельсу — легенда о Мелюзине, которая в результате материнского проклятия обзавелась рыбьим (по другой версии — змеиным) хвостом. Знаменитый алхимик называл таких, как она, ундинами и считал духами воды. Внешне они совсем как люди; хвост Мелюзины — связанное с проклятием исключение, а вовсе не правило. В отличие от лебединых дев и людей-тюленей, ундины не чураются людей, а стремятся к ним: дело в том, что, поскольку эти прекрасные женщины не сотворены Господом, у них нет души, поэтому после смерти они обречены превратиться в прах — или, по версии Андерсена, в морскую пену.

Помимо Русалочки Андерсена и Ундины Фридриха де ла Мотт Фуке, существует еще одна довольно известная европейская водяная дева — Лорелея. Однако ее миф — совсем новый, литературный, придуманный в начале XIX века немецким автором Клеменсом Брентано и включенный в сборник Des Knaben Wunderhorn. Alte deutsche Lieder («Волшебный рог мальчика. Старинные немецкие песни»). Плод воображения Брентано оказался крайне живучим: история о Лорелее вдохновила Генриха Гейне на всемирно известное стихотворение, написанное в 1824 году, а затем породила и другие литературные и музыкальные произведения.

Миф о рейнской нимфе, несущей погибель судам, теснее соприкасается не с историями об ундинах и наядах, а с преданиями о никсах, германских водных духах (или даже демонах), у которых есть множество северных собратьев, а также кое-что общее со славянскими водяными.

В разных регионах Северной Европы никсы и аналогичные им духи могли быть мужского или женского пола (иногда соответственным образом менялось их наименование: например, водяной мужского пола — никс, женского — никса). Они обитали у воды и часто играли на скрипке или пели, заманивая прохожих — как правило, с целью их утопить, но бывали исключения. Норвежский фоссегрим и швейцарский стрёмкарл славились своей игрой, от которой пускались в пляс даже хромые, и могли обучить желающего, однако требовали жертвоприношения, чьи скрупулезно продуманные детали зависели от региона обитания существа (где-то был нужен белый козел, а где-то — черный ягненок). Впрочем, если соискатель ошибался, с ним ничего страшного не случалось: водяной мог в гневе сломать собственный инструмент или мстительно обучить человека только настройке, а не игре. В удачном случае фоссегрим или стрёмкарл брал ученика за руку и водил его пальцами по струнам до тех пор, пока те не начинали кровоточить. После такого непростого урока человек становился музыкантом, которому не было равных.

Теодор Киттельсен (1857–1914). Водяной.

Национальный музей Норвегии, Осло

Никсы и их многочисленные собратья могли менять облик: иногда они выглядели как мужчины или женщины, но порою становились животными (как правило, лошадьми, о которых подробнее рассказано в следующем разделе, а еще рыбами и змеями) или даже предметами, которые плавали на поверхности воды. В качестве предмета могли выступать красивый цветок или что-то драгоценное — иными словами, то, за чем очень хочется подойти поближе к реке и наклониться, протянуть руку… Что еще надо водяному?

В человеческом облике у никса есть какой-нибудь изъян: например, уши неправильной формы, заостренные, как у зверя, а у никсы с подола юбки капает вода. Заметив эти тревожные признаки, внимательный путник мог спастись бегством и остаться в живых.

Британские легенды и сказки о водяных отличаются от германских преданий о никсах тем, что нечисть в них, как правило, очень уродливая. Пег Паулер, Зеленозубая Дженни, Черная Аннис и жуткий гриндилоу — у всех этих существ пугающий внешний вид, что не мешало им заманивать людей, особенно детей, в омуты.

В Ирландии есть легенда, связанная с озером Лох-Ней, согласно которой оно возникло из-за того, что под домом некоего Эохайда, сына Майрида, короля Мюнстера, проснулся источник и воды затопили все вокруг. Выжила только дочь Эохайда, которую звали Либан: она провела год в комнате или пещере под озером, а потом превратилась в женщину-рыбу. Во времена святого Комгалла (VI–VII вв.) она попалась в рыбацкие сети, которые раскинул один монах, и согласилась выйти на сушу. Там приняла крещение, после чего умерла и, обретя христианскую душу, вознеслась на небо.

Интересно, что героиню этого предания зовут так же, как подругу Фанд, жены Мананнана Мак Лира из легенды, упомянутой в четвертой главе. Превращение в рыбу (пусть и наполовину) с последующим выходом в изменившийся, христианский мир отчасти напоминает легенду про Финтана, мужа Кесайр, о котором говорилось в третьей главе. И конечно, финал — с обретением души и вознесением — заставляет подумать о «Русалочке» Андерсена и о том материале, на котором она основана.

А вот на Пиренейском полуострове мы вновь встречаем красивых и уже не таких опасных духов источников, ручьев, фонтанов: в Португалии они называются моуры (заметим, эти духи могут обитать не только у воды, но и, например, в пещерах), в Астурии — ксаны, в Кантабрии — анханы, в Стране Басков — ламии. Все вышеперечисленные духи имеют облик красивых женщин, которых можно повстречать у воды расчесывающими свои прекрасные локоны. Такая встреча может привести к различным результатам, но все-таки, в отличие от германских никсов и английских водяных, пиренейские олицетворения водной стихии чаще доброжелательны к людям.

Симби (мн. ч. — бисимби) — природный, зачастую водяной дух в религии народа конго и в североафриканском магическом культе худу. Как и в случае с другими упомянутыми в этой книге сверхъестественными существами африканского происхождения, бисимби оказались в Америке из-за работорговли, и вера в них распространилась, в частности, в Южной Каролине. Там, как считали чернокожие рабы, трудившиеся на плантациях, в каждой достаточно большой карстовой воронке поселился симби, и все они отличались друг от друга размерами, внешним видом и привычками. Кто-то появлялся лишь на закате или на рассвете, кого-то можно было увидеть только ночью. Обычно их замечали сидящими на краю воронки или на перекинутой через нее доске, словно на мостике. Симби мог быть белокожим или чернокожим, а также красным, зеленым или пятнистым; он мог принять облик человека, змеи (как большой, так и маленькой), тыквы-горлянки, какого-нибудь деревянного или глиняного предмета, а также искры. Бисимби были духами места, способными влиять на благополучие тех, кто жил поблизости, и особенно на все, что связано с деторождением. В отличие от европейских ундин, бисимби не завидовали людям и не стремились попасть в их мир, хотя и могли время от времени принимать человеческий облик, особенно вид близнецов, которые у многих африканских народов считались магическими детьми.

Если же говорить о славянской демонологии, то водяной — очень известный персонаж. Водяные жили во всех прудах, реках и озерах. Называли их по-разному: водяные черти, водяные хозяева, водяные дедушки и так далее. Образ водяного явно очень древний, но уже в христианскую эпоху он слился с образом беса (то есть его, как лешего, домового и прочую нечисть, стали считать чертом или падшим ангелом).

Водяной, как пишет Е. Левкиевская, — это седобородый плешивый дед в грязи и тине, обнаженный или одетый в красную рубаху, нередко сине-зеленый, как утопленник, или радужный, как рыбья чешуя. Водяной может иметь звериные или рыбьи черты, вроде копыт, перепончатых гусиных лап или коровьего хвоста. Он, как и другие водные духи, описанные в этом разделе, оборотень и способен стать «невидимым или обернуться рыбой, зверем, птицей, сомом, щукой, карпом, большой черной рыбой или рыбой с крыльями, уткой, гусем, петухом»[38]. Живет водяной на дне омута или где-то под мельничным колесом, а то и на заброшенной водяной мельнице. В определенное время дня и в особые дни и ночи (например, в ночь на Ивана Купалу, в Ильин день) он наиболее опасен. Жена водяного зовется водянихой или водяницей, и ее образ со временем слился с образом русалки, хотя это, строго говоря, разные персонажи: олицетворение воды в первом случае и неупокоенный дух — во втором.

Водяной на иллюстрации Ивана Билибина.

Mythologie generale. Paris: Larousse, 1934

Водяной относится к людям враждебно, его следует остерегаться, поскольку он в своей стихии силен и вдобавок весьма коварен: способен притвориться утопающим с целью заманить человека в воду. Чтобы задобрить водяного, ему приносили жертвы и делали подношения (соль, табак, лапти). Неудивительно, что чаще других с водяными сталкивались рыбаки и мельники, но были еще пасечники, которые, как отмечает Е. Левкиевская, считали его покровителем пчел и не скупились на подарки.

Е. Левкиевская и Н. А. Криничная упоминают также циклы быличек о водяных-картежниках, которые соперничали друг с другом посредством той или иной азартной игры, и победа или поражение одного из духов влекли за собой стихийные, природные перемены: из озера уходила рыба, случалось наводнение и так далее.

Японский водяной называется каппа. Он небольшого роста, отчасти похож на лягушку с панцирем черепахи или гибрид лягушки и обезьяны. У него зеленая кожа, покрытая чешуей или слизью, перепончатые лапы и клюв. Важная деталь — углубление на макушке, в некотором смысле блюдце, которое должно быть всегда наполнено водой; таков секрет волшебной силы каппы и одновременно его уязвимость, поскольку водяной отличается необыкновенной вежливостью и всегда отвечает на поклон — то есть его можно хитростью заставить поклониться, чтобы вода вытекла (в этом случае он может не только утратить силу, но и умереть). Обитают эти существа в пресных водоемах.

Каппа. Нэцке XIX в.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Привычное поведение каппы варьирует от шалостей, вроде мелкого воровства и заглядывания женщинам под кимоно, до по-настоящему опасных вещей. Как и прочие водяные, описанные в этой главе, каппа способен утопить жертву (несмотря на свой малый рост — примерно с ребенка трех-четырех лет от роду, — в драке он сильный и довольно опасный противник). Каппа любит утаскивать под воду лошадей и коров. Но, пожалуй, самый причудливый миф о каппе тот, в котором водяной стремится вырвать у жертвы печень через задний проход, попутно добыв некий орган под названием сирикотама — шарик, расположенный у входа в анус и содержащий жизнь или душу человека. Его извлечение означает смерть; добытую драгоценность каппа в знак уважения дарит царю-дракону. Возможно, японский водяной — самое гротескное существо из всех, какие упоминаются в этой книге.

А вот если хитростью или силой добиться от каппы содействия, он может научить полезным штукам: в частности, каппы считаются знатоками единоборств, включая сумо, они знают толк в захватах, умеют выворачивать конечности и вправлять вывихи. Хорошие советчики для будущих бойцов и костоправов!

ТОПОТ НА БЕРЕГУ

Как уже было сказано, древнегреческий Посейдон, владыка моря, одновременно связан с лошадьми, причем эта связь возникла еще до того, как его стали считать богом морских просторов и штормов. Но любимые животные Посейдона вовсе не единственные кони в морской мифологии! Даже гиппокампами дело не ограничивается. Зачастую существа, принимающие лошадиный облик, тесно смыкаются с морскими девами и речными / озерными духами из предыдущего раздела: например, у них очень много общего с германскими никсами. При этом водяные кони гораздо ближе к демонам и обладают достаточным своеобразием, чтобы им уделить особое внимание.

Кроме того, бывают водяные коровы и быки. Иногда они ведут себя схожим образом с водяными лошадьми, но чаще отличаются более спокойным и даже добрым нравом. О них мы тоже расскажем в свой черед.

Слово «гиппокамп» по своему происхождению греческое, однако сами морские кони (химеры, у которых верхняя половина тела лошадиная, а нижняя — рыбья; с учетом того, как сильно извивается хвост, даже отчасти змеиная) встречаются и в мифологиях других народов. Например, на отчеканенных в IV веке до н. э. монетах из города Тир финикийский бог Мелькарт изображен верхом на гиппокампе.

Гиппокампы и козероги

Гиппокамп и другие морские чудища. Гравюра Николаса де Брёйне (1581–1656).

Рейксмузеум, Амстердам

Древнегреческие мифические персонажи — разумеется, связанные с морем, — тоже часто ездили на гиппокампах; эти существа, если верить многочисленным сохранившимся изображениям, считались излюбленными скакунами нереид. Что касается скакунов самого Посейдона, то в текстах их анатомия описана далеко не всегда, и все-таки можно с разумной уверенностью утверждать, что и он предпочитал запрягать в колесницу именно тех коней, которые уверенно чувствовали себя в воде.

В наше время гиппокамп — в первую очередь геральдический символ, а еще архитектурное или скульптурное украшение, как, например, и горгульи Нотр-Дама. В этом контексте, возможно, самые известные в мире гиппокампы составляют часть римского фонтана Треви.

Сохранились также изображения существ, которых называют ихтиокентаврами: верхняя часть тела у них человеческая, далее следуют лошадиный фрагмент с передними ногами и мощный рыбий хвост. Два таких «морских кентавра», Афрос и Бифос, олицетворяют соответственно морскую пену и морскую бездну. Мы можем их увидеть на мозаике, обнаруженной в турецком городе Зевгма и посвященной одному из самых распространенных сюжетов древнегреческой мифологии — рождению Афродиты.

Есть еще одна похожая химера, о которой знают все, — морской козел, козерог. Согласно интерпретации, основанной на древнегреческой мифологии, существо, которое мы так называем, — прообраз созвездия — либо коза Амалфея, выкормившая Зевса, либо претерпевший неудачную метаморфозу во время бегства от Тифона бог Пан. Следует отметить, что астрономического козерога не всегда изображают в виде химеры, он может быть и просто козлом.

Бифос и Афрос. Рисунок Джани Феличе. Ок. 1800 г.

Смитсоновский музей американского искусства

Римский писатель и философ Клавдий Элиан в своем сочинении «О природе животных» упомянул и других существ с рыбьими хвостами, о которых знали в древние времена. Правда, водились они далеко от Греции, Рима и всего Средиземноморья.

Те [обитатели Тапробаны[39]], которые живут близ моря… посвящают себя ловле рыбы и морских чудовищ (ketea). Ибо утверждают они, что море, омывающее остров, порождает несчетное множество рыб и чудищ, среди коих встречаются имеющие головы львов и леопардов, волков и баранов и даже, что еще удивительнее, имеющие облик сатиров (satyroi) с женскими лицами, с шипами вместо волос. И о других, наделенных странной формой, рассказывают они: облик сих существ даже люди, искусные в живописи и соединении тел различных очертаний, этакие творцы диковинных зрелищ, не смогли бы изобразить в точности или представить на всеобщее обозрение, невзирая на все свое художественное мастерство; ибо у созданий, о которых идет речь, огромные витые хвосты, а вместо ног — когтистые лапы с плавниками. Я также узнал, что они земноводные: ночью пасутся на полях, поедая траву, как скот и грачи; им нравится поглощать спелые плоды финиковой пальмы целиком, посему трясут они деревья, обхватив мягкими и гибкими хвостами. И когда от сильного сотрясения проливается финиковый дождь, существа пируют. На исходе ночи, до того как воссияет солнце, создания погружаются в океан и исчезают вместе с первыми проблесками зари.

Водяные коровы и кони-оборотни

Как уже было отмечено ранее в этой главе, германские никсы умели превращаться в коней, и с конями же связан образ древнегреческого Посейдона. Надо признать, что водяные кони и быки встречаются во многих мифологиях, у разных народов. Даже в индуизме есть чудесная корова — Сурабхи, что значит «сладко пахнущая», — которая возникла во время пахтанья Молочного океана вместе со множеством других чудес. Египетская богиня Нут изображалась в образе Небесной коровы, связанной с космосом. А в скандинавской мифологии была Аудумла — корова, возникшая из инея вместе с великаном Имиром, который питался ее молоком. Сама Аудумла лизала соленые камни, покрытые инеем, и так появился на свет Бури, прародитель асов.

В мифологии народов Русского Севера, как отмечает Н. А. Криничная, встречаются былички и бывальщины, в которых из некоего водоема выходят коровы: большие, тучные, гладкие, очень сытые и непременно дойные, — что определяет их «как средоточие обилия и плодородия»[40]. Коровы дают волшебное молоко в больших количествах, а если крестьянину удается надолго оставить у себя корову или быка — то и прекрасное потомство. Владельцем удивительных существ выступает хозяин воды — водяной, либо хозяйка — водяниха-девка. Завидев случайных свидетелей того, как волшебные коровы пасутся на берегу, хозяин или хозяйка принимает меры, чтобы поскорее загнать их обратно в воду. Эти, казалось бы, непритязательные истории о странных происшествиях имеют глубокий смысл: «Для архаического мировосприятия нередко характерна обратная причинно-следственная связь. Водяная корова осмысляется как персонификация причины, порождающей появление земли / суши. А возникновение этой земли / суши представлено как следствие выхода водяной коровы из глубин, приравненных к первозданной водной стихии»[41].

Водяная лошадь — келпи — необычайно популярный персонаж фольклора Британских островов. В каждом регионе Англии, Шотландии, Уэльса и Ирландии обитают, если верить преданиям, особые разновидности этих существ, а в былые времена говорили, что они живут попросту в каждом озере, лохе[42], реке и на морском побережье. Иногда в зависимости от места обитания меняется и конкретное название существа.

Келпи — оборотень. В естественной форме это красивая кобыла или жеребец, обычно черного цвета, способные по желанию и при необходимости становиться человеком. В первом случае одна из типичных стратегий келпи — заманить, увлечь намеченную жертву, чтобы та сама возжелала на нем прокатиться, а затем прыгнуть в воду и где-нибудь на глубине без помех перекусить или хотя бы напиться крови (говорят, на следующий день на берегу находят печень — и больше ни следа от того бедолаги, которому заморочил голову водный демон). Такие келпи, скорее, лошадки, иногда и вовсе пони: симпатичные, ласковые, совершенно безобидные на вид. Но бывает и по-другому: водяной дух в облике коня даже не пытается казаться безопасным и, выбираясь из своего обиталища в озере или реке, хватает что попало, будь то человек или какое-нибудь животное, разрывает на части, после чего исчезает без следа. Так ведут себя, например, водяной конь кабилл-ушти с острова Мэн или эх-ушге (у которого еще и шкура становится клейкой, так что у жертвы почти не остается шансов спастись) с Шотландского высокогорья.

А еще водяной оборотень может охотиться на людей в человеческом облике: иногда так поступает упомянутый эх-ушге, а еще, к примеру, в фольклоре Оркнейских и Шетландских островов есть истории о танги. Это существо превращается в старика, покрытого водорослями, и пристает к одиноким путникам вблизи от своего лоха, а если удается затащить жертву в воду — пожирает. Помимо водорослей, прилипших к одежде, оборотня можно опознать также по песку в волосах; в некоторых историях у них в человеческом облике сохранялись копыта, но это может быть позднейшее влияние христианских мотивов, не оставляющих сомнений в демонической природе таких существ.

Водяной конь кевил-дур из валлийского фольклора умеет… летать. Логично, что свою жертву он способен не только утопить, но и сбросить с большой высоты. Мари Тревельян пересказывает истории о кевил-дуре, в которых это существо предстает в облике красивой лошадки белой или серой масти, которая привлекает путников, а потом носит их по горам, болотам, через заросли ежевики и прочие интересные места, пока несчастные не валятся без сил. Но есть и другая история: в ней кевил-дур, приняв облик всадника, едущего шагом и слабо светящегося, вывел странника из долины, которую той же ночью затопило, — иными словами, спас бедолаге жизнь. Таким образом, это существо не настолько кровожадно, как другие, но все-таки не стоит искать с ним встречи.

Есть и другие разновидности водяных лошадей, представляющие меньшую опасность: в частности, на Шетландских островах водятся шупилти или нугглы — они гораздо чаще устраивают жестокие розыгрыши или пугают, чем по-настоящему вредят людям. Они исключительно мужского пола; выглядят обычно как красивые жеребцы или симпатичные упитанные пони. Цвет шупилти — как исключение — не черный, а серый, от стального до очень светлого, почти белого. Обычно шупилти всем своим видом изображает покорность, побуждая случайного путника сесть ему на спину, а добившись своего, моментально прыгает в самое глубокое место озера или реки. И всё!

Пука из ирландского фольклора не связан с водной стихией, но тоже любит оборачиваться конем и, обманом приманив седока, носить его по горам и долам до полного изнеможения. Особенность ирландских преданий заключается в одном полезном совете: забавы пуки без труда прекратит тот, у кого на ногах шпоры. Впрочем, кто носит шпоры просто так? Особенно если речь о женщинах и детях, которых водяные кони частенько выбирают в качестве жертв…

Но даже опасные кабилл-ушти, не говоря уже о шутниках-нугглах, выглядят скромно на фоне подлинного демона Оркнейских островов — наклави, чье дыхание отравляет посевы и вызывает болезни домашнего скота. На Шетландских островах аналогичное существо зовется маккелеви. Вместе с тем этот демон — из тех, кого избегали называть по имени да и упоминать как-то иначе, чтобы ненароком не призвать его из морских глубин. Некий житель Оркнейских островов как-то заявил, что видел наклави собственными глазами и ему посчастливилось выжить после этой встречи. Согласно подробному описанию, которое дошло до нас благодаря фольклористу Уолтеру Трейлу Деннисону, наклави — химера без кожи, с обнаженными мышцами, жилами и сосудами, состоящая из торса мужчины на спине коня (у которого, по разным версиям, то есть голова, то нет — иными словами, наклави бывает и непохожим на привычного нам кентавра). Человеческие руки такие длинные, что касаются земли, а на лошадиных ногах — плавники. Если конская голова существует, то у нее разверстая пасть, источающая ядовитое зловоние, и единственный глаз, полыхающий красным пламенем.

Наклави — существо морское, и от него можно спастись, перейдя ручей с пресной водой. А если это не удалось, то помочь жертве демона способна лишь древняя Морская Мать, также живущая в глубинах (где, строго говоря, ей полагается держать наклави в заточении, но иногда он сбегает, чтобы сеять бедствия на островах).

Наклави преследует островитянина. Гравюра Джеймса Торранса.

Scottish Fairy and Folk Tales. London: Walter Scott, 1901

А вот водяные быки, как уже было сказано в начале раздела, гораздо менее опасны, чем водяные кони. Их куда сильнее интересуют стада, принадлежащие людям, чем сами люди, причем интерес этот обычно не гастрономический, а плотский. Корова в стаде может родить от такого быка, но лишь в некоторых случаях теленок оказывается жизнеспособным или хотя бы выглядит теленком. Случается, водяные быки даже помогают при столкновении с по-настоящему грозными потусторонними силами. В Шотландии такие волшебные существа называются крод мара, на острове Мэн — тару ушти.

Ирландское сверхъестественное существо под названием глаштин выбивается из классификации: его считают то водяным конем, то водяным быком, то гоблином, обитающим у воды и умеющим превращаться в человека. Однако в человеческом облике у него остаются длинные лошадиные уши, и по этой причине встречи с глаштином заканчиваются чаще комически, чем трагически. Например, угодившая в плен к глаштину девушка могла спастись, попросту отрезав или оторвав часть юбки, а также заставив петуха запеть раньше времени, — несомненно, келпи, кабилл-ушти или эх-ушге такие мелочи не остановили бы.

В бретонской легенде о гибели города Кер-Ис у его владыки, короля Градлона Великого, был конь Морварх. Градлон получил этого удивительного скакуна от жены, загадочной «королевы Севера» Малгвен, которую некоторые исследователи мифа называют феей. Морварх был черным, из его ноздрей вырывалось пламя; он мог передвигаться по воде, как будто летал над нею. Однако с Морвархом как мифической или легендарной фигурой есть серьезная проблема: у него отсутствует четкая «родословная», и нельзя исключать, что он представляет собой относительно недавнее добавление, основанное на кельтских преданиях (или, возможно, на образе коня Энбарра, принадлежавшего Мананнану Мак Лиру).

В «Авесте», старейшем памятнике древнеиранской литературы, описана космическая битва между божеством по имени Тиштрия, связанным с дождем и плодородием, и дэвом (демоном) засухи Апаошей. Первый во время этой битвы принял облик белого коня, второй — черного, плешивого, пугающе безобразного.

Глава 6. МОНСТРЫ

ПОРОЖДЕНИЯ ГЛУБИН

Высшие морские боги предпочитают обитать в ином мире, малые — в своих дворцах, расположенных где-то на самой границе реальности. Духи и демоны, как правило, живут бок о бок с людьми, потому-то с этими существами повстречаться проще всего. Еще одна категория сверхъестественных созданий, связанных с водой, включает обитающих в нашем мире (как правило, в отдаленных, труднодоступных уголках, которых в былые эпохи было гораздо больше, чем сейчас), а также за его пределами — и это монстры.

Морское чудовище. Миниатюра из манускрипта Закарии аль-Казвини (1203–1283) «Чудеса сотворенного и диковинки существующего».

Художественный музей Уолтерса, Балтимор

Мифические чудовища весьма разнообразны, среди них попадаются как всем известные, так и совершенно уникальные экземпляры. Однако бо́льшую часть этой пестрой орды все-таки можно разделить на несколько категорий: с одной стороны, конечно, можно учесть конкретное место обитания, и тогда монстры будут морскими, речными и озерными; с другой стороны, если опираться на форму тела и прочие особенности, то речь пойдет о драконах и змеях, гигантских китах и существах размером с остров, кракенах (как же без них!), а также о созданиях, не поддающихся классификации.

УДОЮ ВЫТАЩИТЬ ЛЕВИАФАНА

Неоднократно упомянутая богиня Тиамат, воплощение первобытного хаоса в шумерской мифологии, в эпосе «Энума элиш» поначалу не описана в подробностях — о ней говорится просто как о «женщине». Однако в битве с Мардуком она предстает в явно чудовищном облике («пасть Тиамат раскрыла — поглотить [Мардука] хочет»), а когда бог-победитель разделывает ее труп, создавая небо и землю, уже не остается сомнений в том, что речь не просто о великанше: «Загнул ее хвост, скрутил как веревку». На древних рельефах, посвященных битве Мардука и Тиамат, мы видим змею титанических размеров. Можно сделать вывод, что, по крайней мере, в некоторых случаях Праматерь богов — не человекоподобное существо, а змей или дракон.

Но Тиамат не первый морской змей / дракон, вступивший в поединок с богом-громовержцем; такой древний мотив встречается на Ближнем Востоке достаточно часто, чтобы многие исследователи называли его универсальным и интерпретировали как борьбу порядка и хаоса, показанную через их олицетворения. Существует, в частности, угаритский мифический цикл о боге бури Баале, связанном с плодородием, датируемый 1500–1300 годами до н. э. В цикл входит история о сражении Баала с богом моря Ямом, спутником которого был семиглавый змей Латану. В более ранней версии этого мифа зме́я, с которым приходится вступить в бой Баал-Хададу, называют Темтумом. Есть другие боги и другие змеи, чья вражда также представляет собой выражение упомянутого мифического мотива о борьбе порядка с хаосом, добра со злом, творения с энтропией.

Из той же когорты морских чудовищ и библейский Левиафан, удостоившийся столь подробного описания, что мы можем представить его себе вплоть до последней мелочи, — и картина получается весьма грозная.

Убийство Левиафана. Гравюра Гюстава Доре.

The Holy Bible: Containing the Old and New Testaments, According to the Authorized Version. With illustrations by Gustave Doré. London, Paris, New York & Melbourne: Cassell and Company, Limited, n.d., [1886]

Левиафан не единственное хтоническое морское чудище, которое появляется на страницах Библии. Внимательный читатель заметит, что в первой главе Книги Бытия упоминаются не только «рыбы морские», но и — в синодальном переводе — «рыбы большие». В других переводах они прямо именуются «морскими чудовищами», а в Септуагинте — драконами. В иудаизме они называются танинним: этим словом можно обозначить как существо с удлиненным телом, то есть змея или дракона, так и большую рыбу, то есть кита (в Библии короля Якова интересующие нас существа называются great whales, «великие киты»).

Карточка с созвездием Кита из набора «Зеркало Урании». 1824 г.

Библиотека Конгресса, США

Вы когда-нибудь задумывались о том, почему изображения, соответствующие древнему созвездию Кита, абсолютно непохожи на всем известное млекопитающее? Дело вовсе не в прихоти астрономов или художников. Cetus — Цет или Кет, он же древнегреческий κῆτος («морское чудовище») — большой монстр, с которым приходится сразиться Персею, чтобы спасти Андромеду. Кета изображали и описывали как змееподобную рыбу или химеру с головой пса и телом дельфина. Он фигурирует не только в контексте мифов о пожирании прекрасных девушек — верхом на кетах ездили нереиды.

Таким образом, называя кита китом, мы зовем его — буквально! — «чудовищем».

В скандинавской мифологии великий морской змей зовется Ёрмунганд. Он появился на свет от бога Локи и великанши Ангрбоды, и, согласно пророчеству, от всех троих детей этой пары следовало ждать великой беды (двумя другими были волк Фенрир и Хель, владычица царства мертвых). Всеотец Один бросил Ёрмунганда в Мировой океан, и змей, пребывая там, так вырос, что опоясал весь мир и укусил себя за хвост. В «Младшей Эдде» описано, как властитель замка Утгард предложил богу Тору поднять серую кошку: дескать, это всего лишь такая забава у великанов. Тор подхватил ее посреди брюха, но ничего не вышло: как ни старался бог грома, кошка лишь выгибала спину дугой. В конце концов, когда он приложил все силы, она оторвала от земли одну лапу. Это напугало всех присутствующих, ведь под видом кошки ему подсунули Ёрмунганда. «И едва достало [у змея] длины удержать на земле хвост и голову. И так высоко [Тор] поднял руку, что близко было до неба».

Вторая история, также содержащаяся в «Младшей Эдде», повествует о рыбалке Тора и великана Хюмира. Хюмир не хотел брать бога грома с собой в море, поскольку сомневался, что от такого маленького и молодого спутника будет хоть какой-то толк. В конце концов великан велел ему самостоятельно раздобыть приманку, и Тор с этой целью убил большого быка по имени Вспоровший Небеса из стада, принадлежавшего Хюмиру. Отплыв достаточно далеко — туда, где рыбачить, по словам великана, было опасно из-за Мирового Змея, — Тор насадил бычью голову на крюк с привязанной к нему крепкой лесой и закинул приманку за борт.

Мировой Змей заглотнул бычью голову, а крюк впился ему в нёбо. И когда Змей почувствовал это, он рванулся так яростно, что кулаки Тора ударились о борт. Разгневался тогда Тор, и возросла в нем сила аса. Он уперся, да так, что пробил ногами дно лодки и встал на морское дно, а Змея подтащил к самому борту. И можно смело сказать, тот не видал страшного зрелища, кому не довелось видеть, как Тор вперил глазищи в Змея, а Змей уставился на него, извергая яд[43].

Испуганный Хюмир перерезал лесу Тора, и Ёрмунганд уплыл. Бог грома метнул ему вслед свой знаменитый молот, и — одни говорят — тот оторвал змею голову, а другие утверждают, что змей благополучно удрал и залег на океанском дне в ожидании реванша.

Третий мифический сюжет, в котором фигурирует Ёрмунганд, содержится в «Младшей Эдде», «Прорицании вёльвы» и некоторых других текстах. Он описывает Рагнарёк — Гибель Богов, во время которой море хлынет на сушу, поскольку Мировой Змей полезет на берег и извергнет так много яда, что им напитаются воздух и вода. В конце концов Ёрмунганд и Тор погибнут от рук друг друга.

В индуизме и ведизме грандиозных размеров змей, у которого тысяча голов (хотя на различных изображениях их может быть значительно меньше), зовется Шеша. Он представляет собой аватару бога Вишну, охранителя мироздания; в свою очередь, воплощениями Шеши считаются ряд мифических личностей, включая Лакшману, героя эпоса «Рамаяна», и легендарного мыслителя Патанджали. На головах Шеши покоятся все миры вселенной, а сам он обитает ниже Паталы — семи подземных миров, населенных существами демонической природы.

Шешу изображают, как правило, свернувшимся кольцами в водах Гарбходаки, причинного (мирового) океана в индуизме. На кольцах чудовища возлежат Вишну и Лакшми, его супруга. Другое имя этого существа — Ананташеша — подразумевает, что змей олицетворяет бесконечность.

ЧУДО-ЮДО РЫБА-КИТ

В средневековых бестиариях, а также в известном сборнике II века н. э. «Физиолог» встречается морской монстр аспидохелон, который своим обликом напоминает кита или черепаху настолько громадных размеров, что его можно перепутать с островом. Когда такое случается, моряки могут пристать к монстру, разбить лагерь и развести костры на его спине. В самый неподходящий момент аспидохелон нырнет, увлекая за собой всех бедолаг, которые поддались обману, а то и пришвартованные корабли. Схожее коварство этот монстр проявляет и в том, что касается питания: он источает аромат, почуяв который рыбы поменьше сами плывут ему в пасть. «Физиолог», будучи не столько справочником по зоологии, сколько нравоучительным произведением, типичным для своего времени, подводит итог: именно так и действует в нашем мире Сатана.

Аспидохелон. Миниатюра во фрацузском бестиарии. Ок. 1270 г.

Музей Гетти, Лос-Анджелес

Аналогичный постулат мы находим и в более позднем Эксетерском кодексе.

У кита есть еще одна хитрость: когда он голоден, он открывает рот, и оттуда исходит сладкий запах. Рыбу обманывает запах, и она заплывает ему в рот. Внезапно челюсти кита смыкаются. Точно так же любой человек, который позволит соблазнить себя сладким запахом и склонить к греху, попадет в ад, отверстый дьяволом, — ежели человек этот ублажал тело свое, а не дух. Когда дьявол приводит подобных людей в ад, с грохотом смыкает он челюсти свои, уста адовы. Никто не в силах выбраться из них, в точности как ни одна рыба не может вырваться из пасти кита.

Уста адовы. Миниатюра из манускрипта XIII в.

Музей Гетти, Лос-Анджелес

Интересное мнение на этот счет высказали София Кингсхилл и Дженнифер Уэствуд: «Представление могло быть основано на сладком запахе амбры, воскообразной субстанции, которую находят во внутренностях кашалотов и испокон веков ценят в качестве ингредиента духов, но каково бы ни было объяснение, аналогия очевидна. Кит символизирует искушение, посредством коего дьявол губит грешника, вследствие чего его разинутая пасть превращается в уста адовы»[44]. Третью и последнюю трактовку этой древней легенды мы приведем в следующем разделе, посвященном кракену.

С похожей рыбой — Ясконтием — столкнулся в море святой Брендан с братьями, сопровождавшими его в знаменитом путешествии. Все они едва не погибли и потеряли часть провианта, когда «остров» зашевелился и начал погружаться. Как позже сообщил Брендан, в видении ему открылась истина: они столкнулись с «самым большим из всех существ в Океане», которое вечно пытается достать носом до хвоста, но не может, ибо слишком уж велика его длина.

Еще один живой остров ждет нас в «Первом путешествии Синдбада-морехода» из «Тысячи и одной ночи». Он, по словам рассказчика, был подобен райскому саду, и никто из путешественников не заподозрил таящейся угрозы, не заметил, что на самом деле это большая рыба, на спине которой за много лет собрался песок и выросли деревья. «А когда вы зажгли на ней огонь, — прокричал им с борта корабля его хозяин, — она почувствовала жар и зашевелилась, и она опустится сейчас с вами в море, и вы все потонете. Спасайтесь же, не то погибнете…». Синдбад не называет это существо по имени, но по меньшей мере два арабских географа — аль-Джахиз и аль-Казвини — упоминают о нем как о саратане, то есть крабе немыслимых размеров. С гигантским крабом довелось столкнуться и Александру Македонскому (не настоящему, а персонажу средневекового «Романа об Александре»).

Плиний Старший в IX книге «Естественной истории» пишет о китах, чьи размеры составляют четыре югера, и некоей рыбе «пристис» длиной в двести локтей (в переводе Г. С. Литичевского эта рыба в одном случае стала «акулой», в другом — «рыбой-пилой»). Югер — древнеримская единица площади, равная 2519 м²; древнеримский локоть составляет 44,4 см. Нетрудно заметить, что оба существа получаются внушительных размеров, превосходящих все, что известно современной науке. Поскольку в «Естественной истории» реальные факты перемешаны с причудливым вымыслом, можно предположить, что в первом случае подразумеваются все те же «живые острова», а во втором — морские змеи (но не забудем отметить, что в настоящее время латинским словом pristis именуется род скатов, которых также называют пилорылами).

Не будем забывать и про существо из «Конька-горбунка», в честь которого назван этот подраздел. Про связь слова «кит» с древнегреческим чудищем кет уже было сказано раньше, а по сути Чудо-юдо — живой остров, ничем не уступающий аспидохелону и прочим вышеназванным.

ВЫПУСКАЙТЕ КРАКЕНА!

Принято считать, что кракен — колоссальных размеров головоногое, кальмар или осьминог, способный без труда утащить на дно не только количество жертв, сообразное числу незадействованных щупалец, но и корабль целиком, причем достаточно большой! Популярность кракена не ослабевает с годами, и в наше время он, пожалуй, даже обходит конкурентов — Мирового Змея и Чудо-юдо рыбу-кита — во многом благодаря голливудскому кинематографу. Пару веков назад о нем писали и в газетах, причем не метафорически, а в самом прямом смысле.

Олаф Магнус. Ужасное чудовище, обитающее у побережья Норвегии.

Библиотека наследия биоразнообразия, США

У слова «кракен» скандинавское происхождение, этимологически его можно отследить до первоисточников в норвежском и шведском; так, krake — фрагмент разрубленного на части древесного ствола, имеющий кривые ветки или корни, а также любой предмет, сделанный из такого куска (в частности, примитивный якорь — нетрудно заметить, что он имеет некоторое внешнее сходство с монстром).

Первым кракена описал Эрик Понтоппидан, датский епископ XVIII века, но если говорить о самом факте упоминания, то у него были предшественники: во всяком случае, к их числу можно отнести итальянского путешественника Франческо Негри и норвежского миссионера Ханса Эгеде (о некоторых более ранних авторах скажем чуть позже: епископ не зря сетует, что они понятия не имели, о чем писали).

Кракен, каким его увидел и запечатлел на страницах своей «Естественной истории Норвегии» Понтоппидан, «бесспорно, крупнейшее морское чудовище в целом мире». Сам епископ ни разу в жизни кракена не встречал, но доверился рыбакам, которые поведали, что иной раз, особенно в жаркие летние дни, выходя на лодках туда, где глубина составляет, по их оценкам, от восьмидесяти до ста фатомов[45], они обнаруживают, что расстояние до «дна» — всего-то двадцать — тридцать фатомов, а то и меньше, поскольку на самом деле это никакое не дно. Рыбаки, осознавая опасную близость кракена, все равно занимаются своим промыслом в подобных местах, поскольку там очень много рыбы.

Они следят за глубиной и удирают, бросив сети, если та внезапно начинает уменьшаться, то есть монстр начинает всплывать. Взрослый и по-настоящему крупный кракен никогда не поднимается на поверхность целиком, демонстрируя лишь фрагменты плоской спины общей площадью примерно полторы английские мили. Поначалу зрелище напоминает совокупность островков посреди чего-то вроде плавучих водорослей. Современный рациональный читатель может предположить, что это именно водоросли, принесенные течением, но епископ опровергает такой довод: далее он пишет, что вслед за «островами» появляются выросты, от острых кончиков до более широких частей, соперничая по высоте и толщине с мачтами судов среднего размера. Эти отростки Понтоппидан называет «руками» чудовища и допускает — теоретически! — что ими кракен мог бы утянуть на дно даже самый большой военный корабль. Гарантированная угроза состоит в том, что при погружении кракен создает водовороты, способные погубить рыбачью лодку.

Анализируя внешний вид монстра, епископ сравнивает его с полипом (осьминогом) и морской звездой. Далее он упоминает о «сильном и необычном запахе, который [кракен] периодически источает», — как и в случае кита, чья пасть превращается в уста адовы, такова причина, по которой вокруг чудовища бывает очень много одураченной рыбы. Еще одно необычное свойство кракена, если верить Понтоппидану, заключается в загадочном цикле пищеварения: на протяжении нескольких месяцев монстр только ест, а потом еще несколько месяцев только испражняется, отчего морская вода становится густой и мутной. В эти мутные завихрения прибывает новая рыба, привлеченная запахом, и цикл начинается заново.

В контексте интересных способов питания можно упомянуть еще одно морское чудовище, тоже норвежское. Хафгуфа — букв. «морское зловоние» — предположительно, обитает где-то в окрестностях Исландии. В сочинении XIII века, известном как «Королевское зерцало», сказано, что этот громаднейший монстр кормится следующим образом: путем отрыжки извергает из собственного желудка некоторое количество пищи, и рыбы, спеша полакомиться, собираются прямо у него в пасти. Хафгуфе остается лишь дождаться подходящего момента, чтобы сомкнуть челюсти.

Совсем недавно ученым удалось установить, что у горбатых китов, помимо традиционного способа кормиться — путем фильтрации воды, — есть еще один, подразумевающий ловушку или капкан (англ. trap-feeding). Кит на некоторое время застывает, распахнув челюсти под прямым углом, а потом, набрав достаточное количество рыбы, закрывает пасть. Об упомянутом в средневековых манускриптах «приятном запахе» нет и речи — добыча всего-навсего прячется от хищника в удачно подвернувшемся укрытии, тем самым приближая тот самый роковой конец, которого стремится избежать. Но сходство очевидное, и поэтому тайну Хафгуфы можно официально считать раскрытой.

Пытаясь разобраться в том, что же собой представляет кракен, епископ критикует «доверчивого» Олафа Магнуса за нелепые россказни относительно этого существа, после чего отмечает, что в труде Плиния Старшего есть фрагмент, который можно счесть одним из первых упоминаний чудовища.

…В Гадитанском океане[46] — дерево с очень широко раскинутыми ветвями, из-за которых оно, по-видимому, никогда не проходило в пролив. Появляются и колеса, названные так за сходство, расчлененные четырьмя спицами, со ступицами, зажатыми между двумя глазами — на каждой стороне по глазу[47].

«Дерево» (arbor) — это, по мнению Понтоппидана, и есть кракен. Кроме того, епископ отождествляет его с «колесами» (rotaе) из того же отрывка, после чего приходит к выводу, что таинственный монстр на самом деле представляет собой разновидность существ, которых мы сейчас называем офиуры или змеехвостки — свое название они получили за способ передвижения, при котором их отростки-щупальца извиваются по-змеиному. В пример он приводит «морскую звезду» (офиуры и морские звезды относятся к иглокожим, но с точки зрения современной науки их нельзя отождествлять) Stella Arborensis, называя ее «головой Медузы», и предполагает, что это существо на самом деле… малек кракена. С современной точки зрения выводы Понтоппидана выглядят причудливо, но в рассудительности и логичности ему не откажешь.

Но как же вышло, что описанная Понтоппиданом офиура-переросток, охочая до рыбы, стала известным нам существом, громадным осьминогом или кальмаром, грозой морей? За это стоит поблагодарить французского натуралиста и малаколога (специалиста по беспозвоночным) Пьера Дени де Монфора. Именно он в энциклопедии по естественной истории начала XIX века описал кракена как колоссального спрута и упомянул о его склонности губить корабли. Благодаря вниманию публики миф обрел второе дыхание.

Гигантский спрут. Иллюстрация из книги «Естественная, общая и частная история моллюсков, беспозвоночных и белокровных животных». 1801 г.

Библиотека наследия биоразнообразия, США

Во второй половине XIX века ученые наконец-то получили первые образцы, свидетельствующие о существовании гигантского кальмара. Не исключено, что это глубоководное существо как-то повлияло на возникновение мифа о кракене, как киты-горбачи — на миф о Хафгуфе. Однако подлинные размеры (около 16 метров, учитывая полную длину ловчих щупалец) архитеутиса оказались недостаточно впечатляющими, чтобы люди разочаровались в вымысле, и потому трупы гигантских кальмаров смирно лежат в музеях под стеклом, а кракены, монстры-убийцы, продолжают неистовствовать на страницах книг и больших и малых экранах.

И ПРОЧИЙ ЗООПАРК

Сцилла и Харибда

Эти два чудовища почти всегда упоминаются вместе, поскольку таков был их предписанный Гомером жребий: губить мореходов сообща. Широкая известность Сциллы и Харибды во многом связана с популярной идиомой, подразумевающей выбор между злом и злом (кстати, в английском языке у этой идиомы — наряду с классическим вариантом — есть аналог, не имеющий прямого перевода на русский: between the devil and the deep blue sea, «между дьяволом и глубоким синим морем»).

Существует немало мифических версий происхождения Скиллы[48]: ее называли дочерью Кратейи, Ехидны, Ламии или даже Гекаты, а список потенциальных отцов включает Тритона, Форкия, Деймоса и Тифона.

Согласно Гомеру, Скилла сидит в пещере, высунув наружу переднюю часть тела и демонстрируя двенадцать лап, шесть длинных шей на косматых плечах, а также головы — предположительно, собачьи — с зубами в три ряда. Этими-то грозными челюстями она и хватает по шесть человек сразу, в чем убедился Одиссей, которого Цирцея проинструктировала относительно того, как выбрать из двух ужасных вариантов пресловутое меньшее зло: осознанно пожертвовать шестерыми мореходами, а не погубить команду вместе с кораблем. Нет спасения от бессмертной, сильной и ненасытной Скиллы!

У Овидия Скилла описана иначе: у нее прекрасное девичье лицо, а вот ниже талии — не ноги, а средоточие собачьих тел со свирепыми мордами и зубастыми пастями. Конечно, при такой конституции чудовище вряд ли сумело бы стать настолько смертоносным, чтобы войти в легенды: охоться на моряков из пещеры в скале гораздо удобнее, если к острым зубам прилагается длинная шея (а лучше шесть), — однако мы оставим непродуманный образ на совести поэта. Зато в «Метаморфозах» есть интересная версия, как именно нимфа Скилла превратилась в чудовище: всему виной колдовство Цирцеи, рассерженной тем, что морской бог Главк предпочел ее самой колдунье, даром что несчастная категорически отвергла его любовь.

Скилла, как сообщает нам Овидий, в конце концов превратилась в камень.

Что касается Харибды, то в «Одиссее» она описана как мощный водоворот, расположенный под второй скалой — на расстоянии выстрела из лука от логова Скиллы, — где растет приметная смоковница «с сенью широкой». Трижды в день чудовище поглощает и извергает воду — с такой безудержной силой, что та бурлит и кипит, будто в котле, и пена взлетает на самые вершины утесов, — и поскольку противостоять потоку не в силах даже сам Посейдон, у предупрежденного об опасности мореплавателя нет выбора, кроме как держаться поближе к скале, на которой обитает Скилла. Мы не видим других частей тела Харибды, кроме разверстой пасти и утробы, где клубятся тина и черный песок; оттуда же течением выбрасывает обломки корабля, благодаря которым Одиссею, повисшему на ветвях упомянутой смоковницы, удается спастись.

Главк и Скилла. Гравюра Сальватора Розы.

Wellcome Collection (по лицензии CC-BY)

Античные толкователи Гомера считали, что «реальные» Скилла и Харибда — то есть те природные явления, которые древний поэт иносказательно представил в виде чудовищ, — находятся в Мессинском проливе, между Калабрией и Сицилией, при этом Харибду они помещали с сицилийской стороны, Скиллу — с калабрийской, то есть материковой итальянской. Если верить Фукидиду, «из-за узости и стремительного течения бурных вод, вливающихся туда из двух больших морей — Тирсенского и Сицилийского[50], — этот пролив справедливо считается опасным». Впрочем, другие авторы отмечают, что опасность существовала разве что для небольших лодок и пловцов.

Серра

Серра, или рыба-пила, — частый гость на страницах средневековых бестиариев, и хотя поначалу может показаться, что с этим монстром все довольно просто (ведь, казалось бы, само название связывает его с реально существующей разновидностью рыб, Pristis antiquorum — обыкновенным пилорылом), при ближайшем рассмотрении всплывают некоторые любопытные особенности.

Легенда о серре, за вычетом всех вариаций, подразумевает примерно следующее: у этого монстра, обитающего в океане, огромные крылья. При виде корабля серра их распахивает и пытается его догнать. Преодолев таким образом расстояние в 30–40 фурлонгов[51], рыба обычно устает и уходит обратно на глубину. Но если серре удается настичь корабль, она проходит под его днищем, распиливает корпус острейшим гребнем на спине — и горе всем, кто оказался на борту.

Среди источников, на которые опирались средневековые иллюстраторы, — «Естественная история» Плиния Старшего, «Этимологии» Исидора Севильского, «Шестоднев» Василия Великого. Как отмечает Джордж Дрюс, судя по всему, Исидор Севильский совместил два отрывка из Плиния Старшего, наделив рыбу-пилу свойствами меч-рыбы (потому что именно о последней в «Естественной истории» говорится, что она способна губить корабли). У серры появился «зубчатый гребень» (лат. serrata crista), но в остальном ее облик остался крайне неопределенным. В результате художники, которые иллюстрировали появившиеся позднее средневековые бестиарии, изображали серру по-разному, и она не всякий раз выглядела как рыба. Она могла быть похожа на василиска (если художник решил, что crista — это петушиный гребень, а не что-то вроде спинного плавника); женщину-рыбу (если слово serra сочли искаженной версией слова sirena); дракона (если за основу была взята латинская формулировка belua in mare («чудовище в море»), в которой, очевидно, нет однозначной отсылки к рыбе). И разумеется, способность иллюстратора конструировать химер из частей известных ему живых существ ограничивалась лишь воображением. В результате серру можно считать одним из самых многоликих существ из античных и средневековых легенд.

Серру помещали в бестиарии со вполне определенной целью: история с ее участием была поучительной. Море, как объясняет Джордж Дрюс, символизировало бренный мир, а корабль — благочестивых людей, которые благодаря своей вере могут не страшиться ни штормов, ни кораблекрушений, ни каких-то других житейских опасностей. Серра же ассоциировалась с теми, кто как будто стремится к праведной жизни и добрым делам, но быстро сдается под тяжестью собственных грехов и падает в адскую бездну. Вероятно, в том варианте истории, где чудовище все-таки губит корабль, подразумевалось, что грешники опасны не только для самих себя.

Эхиней, он же ремора

Эхиней, или ремора, — легендарная рыба, способная остановить лодку или даже большой корабль, прикрепившись к днищу или рулю, по разным версиям, шипами на спине, когтями на плавниках или зубами. Описания эхинея разнятся: иногда его считают большим, а порой — маленьким; то сравнивают с угрем или слизнем, то рисуют в виде совершенно обычной рыбы. Плиний Старший в IX книге «Естественной истории» пишет, что эхиней несъедобен, зато из него готовят приворотные зелья и снадобья, затягивающие судебные тяжбы, а также целебное питье, позволяющее предотвратить выкидыш и сберечь плод в утробе. В основе этих чар лежит общеизвестный магический принцип подобия (к которому мы еще вернемся, например, в посвященном дождю разделе следующей главы): способность эхинея останавливать продвижение корабля согласуется с возможностью останавливать течение, развитие некоего другого процесса. В XXXII книге Плиний Старший добавляет, что эхиней на самом деле очень небольшого размера — всего лишь полфута[52] — и все свои впечатляющие деяния совершает посредством прилипания к корпусу. В тексте «Естественной истории» есть расхождения: если при первом упоминании говорится (со ссылкой на Аристотеля), что у эхинея имеются плавники, по форме схожие с ножками, то во втором случае существо названо «очень похожим на большого слизня», у которого, естественно, нет ни ножек, ни лапок, ни плавников. Если верить Плинию Старшему, от эхинея пострадал флагманский корабль Марка Антония во время сражения при мысе Акций, да и некоторых других императоров эта беда не обошла стороной. Нетрудно заметить, что одним из прообразов коварного маленького монстра стала рыба-прилипала.

Миниатюра из трактата Якоба ван Марланта «Цветы природы». Ок. 1350 г.

Королевская библиотека Нидерландов

Однако «чудовищная суть» эхинея не сводится к реальной рыбе с присоской на спине — с ней история получается куда более замысловатой. Магические свойства прилипалы и ее способность останавливать корабли, как уже было сказано, согласованы друг с другом, но что чему уподобилось, если с современной точки зрения оба качества одинаково невероятны? После Плиния Старшего и других античных писателей составители бестиариев и энциклопедий, естествоиспытатели, зоологи, а также прочие заинтересованные авторы более полутора десятков веков пытались разобраться, что же представляет собой эхиней. Многие из них еще сильнее запутывали и без того поразительный узел домыслов, предположений и теорий. Способность маленького эхинея тормозить в воде большие суда объясняли, например, тем, что он цепляется не к корпусу, а к рулю, мешая рулевому управлять кораблем; тем, что обросшие ракушками и водорослями борта привлекают целые косяки этих рыб, которые значительно утяжеляют судно; и даже тем, что эхиней обладает магнитными (!) свойствами, необоримыми для любой лодки. Высказывались также версии, согласно которым эхиней выделяет некую жидкость, от которой вода загустевает, или потоки невидимых лучей, частиц, корпускул и т. д., воздействующих на материю. И это далеко не исчерпывающий перечень!

В XVII–XVIII веках, как отмечает Брайан Копенхейвер, подробнейшим образом рассматривая эволюцию гипотез относительно эхинея, теоретические, оторванные от реальности философствования уступили место эмпирическим данным, которые и продемонстрировали научной общественности Европы, что магической прилипалы не существует. Не рыба останавливала суда; наоборот, если корабль замедлял ход из-за перемен в морских течениях или каких-то других объективных причин, на корпусе с большой вероятностью могли появиться «пассажиры», которых и делали виноватыми в случившемся.

Кроме того, если изучить текст Плиния Старшего внимательно — что и делает Копенхейвер в своей статье, — там найдется еще одно создание с очень похожими (в максимально абстрактном смысле) свойствами: хищный электрический скат, способный «приводить в оцепенение»: «…он прячется, зарываясь в тину, чтобы хватать рыб, которые беспечно проплывают над ним и которых он парализует». Два существа (а если учесть, что эхинея считали похожим на угря, слизня, миногу и так далее, то намного больше) слились в одно, и на свет явился миф, оказавшийся весьма живучим.

Может, сама мысль о том, что даже маленькая рыбка способна остановить громадный корабль, просто взывает к каким-то свойствам человеческой натуры, объясняет не столько свойства мира, сколько наши ожидания относительно его устройства и нашего места в нем? Как знать…

МОРСКИЕ СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛИ

В 1546 году на восточном побережье острова Зеландия поймали (по другим источникам, нашли на берегу после шторма) удивительную рыбу довольно большого размера (4,6 м), своим видом напоминавшую монаха в соответствующем одеянии. Французский натуралист Пьер Белон назвал это существо рыбой-монахом, а его соотечественник Гийом Ронделе, основатель ихтиологии, — рыбой в монашеской рясе. Термин «морской монах» придумал швейцарский ученый Конрад Геснер.

Морской монах попал в ряд научных трудов о живых существах, написанных и опубликованных в XVI веке. Его сочли «морским мужем», созданием из той же категории, что сирены, русалки, тритоны и так далее. Примерно в то же время в Европе возникла похожая легенда о рыбе под названием «морской епископ», которая якобы умела креститься.

Морской монах и морской епископ не удостоились в литературе столь подробного разбора, как некоторые ранее упомянутые монстры, но зато на память о них нам остались колоритные иллюстрации. Что касается реальных прообразов этих существ, то ими, согласно некоторым предположениям, могли быть гигантские кальмары или скватины (морские ангелы).

Морской епископ. Гравюра из трактата Иоганнеса Цана. 1696 г.

Фотографическая библиотека Национального управления океанических и атмосферных исследований

В контексте морских монахов и епископов нельзя не вспомнить японского ёкая (хотя он, строго говоря, не монстр, а злой дух) умибодзу. Бритоголовый монах-утопленник — существо крайне опасное, способное утопить корабль, которому не посчастливилось с ним встретиться. Благодаря аниме и компьютерным играм образ умибодзу в настоящее время приобрел широкую известность далеко за пределами Японии.

Моряк Токусо и морское чудовище. Гравюра Утагавы Куниёси. 1845 г.

Wikimedia Commons

МАКАРА

В индуизме помимо грандиозного Шеши есть и другие морские монстры — например, мифическое чудовище макара, которое сочетает в себе черты сухопутных и морских обитателей: оленя, слона, тюленя, змеи, дельфина, акулы, крокодила, варана, даже павлина (от которого, уточним, мог быть позаимствован хвост) — и список далеко не исчерпывающий! Да, у этой химеры поразительное количество непохожих друг на друга обликов. Макара — ездовое животное повелителя мировых вод Варуны, а также Ганги, воплощения священной реки. Статуи этого существа часто встречаются у входа в храм или тронный зал, поскольку макары — хранители порталов и порогов. Еще макара считается символом индуистского бога любви Кама-девы: его изображение у божества на знамени (а вот ездовым животным Кама-деве служит попугай).

Варуна, восседающий на макаре. 1675–1700 гг.

Музей искусств округа Лос-Анджелес