Микеланджело. Жизнь гения

Глава первая Смерть и жизнь Микеланджело

Кожа святого Варфоломея, представляющая автопортрет Микеланджело. Деталь фрески «Страшный суд» в Сикстинской капелле в Ватикане. 1536–541

14 февраля 1564 года[2], идя по Риму, живший там в ту пору молодой флорентиец по имени Тиберио Кальканьи услышал, будто Микеланджело Буонарроти тяжко занемог. Не теряя времени, он поспешил к дому великого человека в квартале Мачелло деи Корви, неподалеку от колонны Траяна и церкви Санта-Мария ди Лорето. Придя на место, он обнаружил, что художник не лежит в постели, но бродит под дождем. Кальканьи принялся увещевать его. «Чего вы хотите от меня? – отозвался Микеланджело. – Я занедужил и нигде не нахожу покоя».

С трудом Кальканьи убедил его пройти в дом, но был весьма встревожен увиденным. В тот же день, позднее, он написал Лионардо Буонарроти, племяннику Микеланджело, во Флоренцию. «Невнятность речи вкупе со всем его обликом и цветом лица заставляют меня опасаться за самую жизнь его. Возможно, конец наступит не тотчас же, но, боюсь, он близок»[3]. В этот дождливый понедельник три недели отделяли Микеланджело от его восемьдесят девятого дня рождения – преклонного возраста в любую эпоху и удивительного для середины XVI века.

За другими друзьями Микеланджело послал сам. Одного из них, художника по имени Даниэле да Вольтерра, он попросил отправить письмо Лионардо. Не говоря прямо, что Микеланджело при смерти, Даниэле посоветовал Лионардо прибыть в Рим как можно скорее. Письмо подписал Даниэле, а ниже и сам Микеланджело поставил неразборчивую, растянувшуюся на листе подпись, последнюю в своей жизни.

Несмотря на недуг, колоссальная энергия не вовсе покинула Микеланджело. Он пребывал в сознании, сохранял умственные и физические способности, но был истерзан бессонницей. Ближе к вечеру, за час или два до заката, он попытался выехать верхом, как привык делать в хорошую погоду, – Микеланджело любил лошадей, – однако он с трудом держался на ногах, чувствуя головокружение, да и день выдался холодный. Он остался в кресле у огня, предпочитая сидеть, чем лежать в постели.

Все это было подробно рассказано в следующем послании племяннику Лионардо Буонарроти, отправленном в тот же день в качестве сопроводительного письма к более раннему, подписанному самим Микеланджело. Его сочинил вечером уроженец Сиены и друг мастера Диомеде Леони, также советовавший Лионардо приехать в Рим, но при этом не рисковать и не гнать коня во весь опор на скверных дорогах, в распутицу, каковая обыкновенно устанавливается в это время года.

Проведя еще один день в кресле у огня, Микеланджело был вынужден лечь в постель. В доме его собрались близкие: Диомеде Леони, Даниэле да Вольтерра, его слуга Антонио дель Франчезе и римский аристократ Томмазо де Кавальери, младше Микеланджело примерно сорока годами и, возможно, любовь всей его жизни. Микеланджело не составил официального завещания, но кратко сформулировал свои последние желания так: «Я вверяю свою душу Господу, предаю свое тело земле, а все свое имущество оставляю ближайшим родственникам и велю им, когда наступит их час, всецело погрузиться в благочестивые размышления о муках Иисуса».

Не преминул он и сам выполнить последнее из упомянутых наставлений, слушая, как друзья его читают главы Евангелия, посвященные Страстям Христовым. Микеланджело скончался 18 февраля, примерно в четыре часа сорок пять минут пополудни.

Так завершилось земное существование самого знаменитого художника, когда-либо жившего на свете, более того – во многих отношениях самого прославленного из всех творцов вплоть до наших дней. Не много найдется исторических личностей, кроме разве основателей мировых религий, биографию которых изучали и обсуждали бы более детально и тщательно. Жизнь, творчество и слава Микеланджело навеки изменили наше представление о том, каким должен быть художник.

В 1506 году, когда ему исполнился всего тридцать один год, правительство Флоренции в дипломатической переписке с папой римским назвало Микеланджело «превосходным молодым человеком, в ремесле своем превосходящим всех в Италии, а может быть, и в целом мире»[4]. Тогда перед ним открывалась карьера, которой суждено было продлиться еще почти шестьдесят лет. Если в начале пути он слыл «может быть» величайшим художником «в целом мире», то на протяжении жизни его слава только неуклонно росла и крепла.

Даниэле да Вольтерра. Портрет Микеланджело. 1551–1552

Можно сказать, что Микеланджело прожил героическую жизнь. Подобно персонажам античной мифологии, например Геркулесу, статую которого он высек в юности, он постоянно подвергался испытаниям и совершал подвиги. Многие его произведения имели огромные размеры и требовали преодоления устрашающих технических трудностей: достаточно вспомнить гигантскую площадь росписей плафона Сикстинской капеллы и фрески «Страшного суда» или мраморного колосса Давида, вырезанного из чрезвычайно неудобной по форме каменной глыбы, которую уже пытались использовать прежде. Более крупные начинания, затеянные Микеланджело: гробница папы Юлия II, фасад и Новая сакристия церкви Сан-Лоренцо, возведение купола собора Святого Петра в Ватикане, – были столь амбициозными по своим масштабам, что из-за недостатка времени и средств он не сумел завершить их так, как намеревался. Тем не менее даже неоконченные его скульптуры и архитектурные сооружения почитались как истинные шедевры и оказали огромное влияние на других художников.

Десятилетиями Микеланджело творил в гуще политических событий, в центре бурного водоворота, где менялась европейская история. Он явился на свет в 1475 году, когда выходили на художественное поприще Леонардо да Винчи и Боттичелли, а Апеннинский полуостров представлял собой лоскутное одеяло, сшитое из множества маленьких независимых государств, герцогств, республик и городов-государств. Ко времени его смерти произошли Реформация и Контрреформация. Политическая и религиозная карта Европы полностью изменились. Европейские сверхдержавы Франция и Испания завоевали Италию, превратив ее в зону военных действий и повергнув в пучину страдания. Единство христианского мира оказалось разрушено: протестанты перестали признавать власть папы римского и разделились на многочисленные богословские фракции. Католицизм возрождался в более каноническом, строгом и воинственном изводе. Начиналось столетие Религиозных войн.

В возрасте примерно пятнадцати лет Микеланджело сделался приближенным Лоренцо Медичи Великолепного – одного из тех людей, кто сформировал наше представление о Ренессансе. Микеланджело по очереди выполнял заказы восьмерых римских пап и с несколькими состоял едва ли не в приятельских отношениях. При дворе Лоренцо Великолепного он возмужал вместе с двумя будущими папами из семейства Медичи, Львом X (годы понтификата 1513–1521) и Климентом VII (годы понтификата 1523–1534). Первый говорил о Микеланджело «чуть ли не с увлажнившимся от слез взором» (соглашаясь, однако, что ладить с ним необыкновенно трудно). С Климентом VII его, вероятно, связывали еще более тесные узы. Тот почитал Микеланджело «как святыню и беседовал с ним на серьезные и шутливые темы с теплотой, каковая пристала лишь в общении с равным».

Климент умер в 1534 году, Микеланджело же предстояло пережить его на тридцать лет и послужить еще четырем римским понтификам. Под его руководством очень, очень медленно возводился гигантский собор Святого Петра. Вокруг него менялись и преображались Рим и христианство. Были основаны орден иезуитов и римская инквизиция, а Европа обрекла себя на долгие годы религиозного раскола между католиками и протестантами, настроенными столь же непримиримо и агрессивно, сколь и любые идеологические противники в грядущем XX веке. А Микеланджело между тем жил и творил, признаваемый наиболее одаренным художником – не только своего времени, но и всех времен и народов.

На следующий день после смерти Микеланджело была составлена инвентарная опись его имущества[5]. В ней были перечислены обстановка и утварь дома, хотя и скудно меблированного, но весьма богатого. В спальне располагалась кровать с железным остовом, одним соломенным матрацем и тремя набитыми шерстью, с несколькими шерстяными покрывалами и одним – лайковой кожи, под льняным пологом. Судя по одежде, хранившейся в платяном шкафу, Микеланджело не вовсе чуждался роскоши: его гардероб включал в себя целую коллекцию черных шелковых шапочек, две из роскошного переливчатого шелка, известного как «эрмизино», и еще одну из rascia, саржи, самой дорогой ткани, изготовлявшейся во Флоренции; два кафтана на подкладке из лисьего меха и элегантный плащ. Кроме того, Микеланджело имел несколько простынь, полотенец и смен белья, в том числе девятнадцать поношенных рубашек и пять новых.

Но дом его казался пустым и голым. В момент составления описи в стойле была обнаружена одна-единственная лошадь – та самая, на которой Микеланджело выезжал по вечерам на прогулку, «маленькая гнедая, с седлом, упряжью и т. п.». В столовой обнаружилось лишь несколько пустых бочонков и бутылей из-под вина. В погребе – несколько вместительных фляг воды да полбутылки уксуса. Две большие незавершенные статуи, одна – изображение святого Петра, возможно в действительности представляющая Юлия II и задуманная как изваяние для его гробницы, и вторая, описанная как «Христос еще с одной фигурой, выше, соединенные вместе», оставались позади дома в мастерской, защищаемой от непогоды особливо положенной крышей. Также найдена была маленькая неоконченная статуэтка Христа, несущего крест.

В спальне Микеланджело нашлись несколько рисунков – малая толика тех бесчисленных графических работ, что он создал за долгие годы. Большинство из них представляли собой эскизы деталей для архитектурных проектов, над которыми он работал в ту пору, главным образом собора Святого Петра. Из тысяч других, выполненных им за долгую жизнь, часть он раздарил, часть бросил во Флоренции, где вот уже тридцать лет предпочитал не появляться, часть – и немалую – намеренно уничтожил, устроив череду костров, один даже незадолго до смерти.

Кроме того, в спальне обнаружился сундук орехового дерева, запертый на замок и многократно опечатанный. Его отомкнули в присутствии нотариусов, составлявших инвентарную опись. Оказалось, что внутри, в мешочках и маленьких майоликовых и медных кувшинчиках таятся примерно 8289 золотых дукатов и scudi[6], а также серебряные монеты[7].

Микеланджело однажды заметил: «Какие бы богатства я ни скопил, я всегда жил в бедности». Говоря так, он явно не шутил – ни по одному, ни по другому поводу. Судя по инвентарной описи, он вел поистине спартанский образ жизни, в то время как золото и серебро в его сундуке равнялись целому состоянию. В спальне его хранилась сумма лишь несколькими сотнями дукатов меньше той, что Элеонора Толедская, супруга Козимо Медичи, герцога Тосканского, за пятнадцать лет до указанных событий заплатила за одно из самых величественных и роскошных зданий во Флоренции, палаццо Питти.[8]

Золото в «сейфе» Микеланджело составляло лишь часть, значительно меньше половины, всех его «финансовых активов», которые он по большей части вкладывал в недвижимость. Он был не только самым знаменитым художником и скульптором в истории, но, вероятно, и самым богатым. В этом заключалось одно из противоречий, свойственных его натуре, словно состоявшей из одних лишь противоречий: богач, живший в скудости, скряга, по временам проявлявший невероятную, ошеломляющую щедрость, замкнутый, загадочный человек, который провел около семидесяти пяти лет в средоточии власти.

Череп. Деталь фрески «Страшный суд» в Сикстинской капелле в Ватикане. 1536–1541

Ко времени его смерти сопровождающий имя Микеланджело хвалебный эпитет «божественный», которого прежде уже удостаивались другие выдающиеся деятели культуры, например поэт Данте, стал восприниматься почти буквально. По крайней мере, некоторые современники почитали Микеланджело как святого нового типа. Перед ним испытывали благоговение столь же сильное, сколь и перед знаменитыми мистиками и мучениками. В результате на долю Микеланджело выпали двое похорон и два погребения в двух различных местах.

Первые состоялись в Риме, в церкви Санти Апостоли неподалеку от дома в Мачелло деи Корви, где, по словам живописца и зачинателя искусствоведческой науки Джорджо Вазари, Микеланджело был погребен «после торжественного отпевания при стечении всех художников и всех его друзей и представителей флорентинской знати»[9]. Папа Пий IV выразил желание когда-нибудь воздвигнуть памятник Микеланджело в его же собственном творении, соборе Святого Петра, в ту пору еще стоявшем в лесах и не покрытом куполом.

Подобное положение вещей не мог стерпеть герцог Козимо Медичи, правитель Флоренции, который на протяжении долгих лет тщетно пытался залучить престарелого художника назад в его родной город. Он решил, что не оставит тело великого мастера в Риме, и ради этого повелел совершить престранный акт контрабанды, весьма напоминающий похищение из Александрии венецианскими купцами мощей святого Марка.

По настоянию племянника Микеланджело Лионардо, который наконец-то прибыл в Рим, но уже не успел остановить похороны, «его тело было тайным образом переправлено в тюке под видом купеческих товаров: к такому способу прибегли для того, чтобы в Риме не поднимать шума и как-нибудь не задержать тела Микеланджело, воспрепятствовав его переправе во Флоренцию»[10].

11 марта, в субботу, когда тело Микеланджело было доставлено во Флоренцию, его поместили в склеп сообщества Успения церкви Сан-Пьетро Маджоре. Прошел день, и с наступлением ночи все местные художники собрались вокруг погребального возвышения, на котором установлен был гроб Микеланджело, окутанный богато расшитым золотом бархатным покровом. Каждый из наиболее уважаемых и известных живописцев и ваятелей нес в руках факел; все это вместе являло картину одновременно величественную и скорбную, а мерцающее пламя отбрасывало отблески на черный покров гроба.

Затем траурная процессия перенесла тело Микеланджело в гигантскую готическую базилику Санта-Кроче, находящуюся в самом сердце квартала, где издавна жили представители семейства Буонарроти. Маршрут скорбного шествия пролегал мимо дома его детства, а также мимо тех домов на Виа Гибеллина, которые ему принадлежали и в которых он успел пожить. Когда распространился слух о том, чье именно тело доставят в Санта-Кроче по темным улицам, к базилике начал стекаться народ. Вскоре процессию окружило множество флорентийских граждан, знатных и незнатных, и «лишь с трудностью величайшей тело перенесли из церкви в ризницу, чтобы его развязать и уложить в предназначенное ему вместилище»[11]. После того как монахи отслужили заупокойную мессу, писатель и придворный Винченцо Боргини, представляющий герцога, велел открыть гроб, по мнению Вазари, который также присутствовал при сем, отчасти дабы удовлетворить собственное любопытство, отчасти дабы угодить собравшейся толпе. И тут, по-видимому, случилось нечто удивительное. Боргини «и все мы, там присутствовавшие, ожидали, что обнаружим тело уже разложившимся и сгнившим»[12]. В конце концов, Микеланджело умер почти за месяц до «повторного» погребения. Но, пишет Вазари, «мы вдруг увидели его нетронутым во всех его членах и без какого-либо дурного запаха, и мы готовы были поверить, что он, скорее всего, спит сладким и спокойнейшим сном. И помимо того, что и черты лица были как у живого (только цвет лица несколько напоминал покойника), ни одна часть тела не истлела и не вызывала неприятного чувства, голова же и щеки, если к ним прикоснуться, были такими, будто скончался он всего несколько часов тому назад»[13]. Разумеется, нетленное тело обыкновенно считалось одним из признаков святости.