Холли
Я потираю руки, ворча о том, что забыла перчатки. Даже в огромном вестибюле холодно, а я одета не для полярных температур на улице. Но если и есть один день в году, когда ты не можешь мыслить здраво, так это канун Нового года.
Мое серебристое блестящее платье ниспадает до колен и тонкие бретельки на плечах — единственное, что его поддерживает.
Это была импульсивная покупка.
Адам пригласил меня на новогоднюю вечеринку, на которую ему пришлось пойти по работе, но все зря — планы уже построены. Ужин с самыми близкими подругами из колледжа.
Которые, кстати, подумали, что стоит пойти на вечеринку к моему новому парню.
Поэтому я пошла на компромисс. Прибытие незадолго до полуночи позволит отпраздновать новый год вместе, что идеально. Но это также означает появление в месте, где Адам не Адам-с-другой-улицы и даже не Адам-сын-печально-известного-Данбара. Это место, где он Адам Данбар, основатель Wireout, миллиардер и гений. Мир, в котором я его никогда не видела.
Мир, в который меня никогда не приглашали.
Конечно он стонал из-за необходимости вечеринки, говоря, что хотел бы ее пропустить. Но лифт, которого я жду, позолочен, а воздух пахнет сиренью. Они прячут ароматические свечи в вестибюле? Устанавливают в стенах диффузоры для ароматов?
— Верхний этаж, мисс, — говорит служащий. Он расплылся в улыбке, как только я показываю приглашение.
Бабочки порхают все активнее с каждым этажом, на который поднимается лифт. Но я говорю себе, что Адам провел Рождество с моей семьей. Будет справедливо, если я увижу его работу, по сути, приемную семью, на Новый год.
Двери открываются, и я слышу людей прежде, чем вижу; звуки живой группы и безошибочно узнаваемую смесь голосов, когда собирается большая толпа. Я иду на звук, каблуки цокают по каменному полу.
Мы на крыше отеля «Раш», и вид на горизонт Чикаго захватывает дух.
Я прохожу мимо группы мужчин в смокингах. Разодетая в пух и прах к Новому году, и когда оглядываюсь вокруг, коктейльные платья, которые носят в этом зале, могут соперничать с подиумом. Адам говорил так, словно предпочел бы подвергнуться пыткам, чем находиться здесь, но стоя в огромном зале, глаза становятся как блюдца. Я понимаю, почему приглашение, которое он передал, имело такой вес.
Гости собрались здесь, чтобы пообщаться, увидеть других и быть замеченными, отпраздновать канун Нового года с людьми, которых считали равными себе. Если при этом приходилось жертвовать на благотворительность, что ж, это была небольшая плата.
Думаю, я могла бы написать отличную статью об этом.
Я пытаюсь смотреть сквозь толпы, коктейльные столики, живую группу, но не вижу Адама. Крошечные ремешки на каблуках впиваются в лодыжки. Я не видела его с тех пор, как мы попрощались в Фэрхилле. Он вернулся в Чикаго на два дня раньше меня, и мы провели последний день вместе перед камином в его доме.
Так же, как все начиналось.
Я вожусь с замком клатча, чтобы достать телефон. На часах одиннадцать сорок пять. До полуночи осталось всего пятнадцать минут. Я должна найти его.
Затем раздаются помехи в микрофоне. Музыка стихает, в толпе воцаряется тишина.
— Всем добрый вечер, — произносит низкий мужской голос.
Который звучит очень знакомо.
Адам стоит на сцене с микрофоном в руке. Он не сбрил бороду, несмотря на то, что угрожал сделать это еще в Фэрхилле, и, в отличие от большинства здешних мужчин, на нем нет смокинга. Черный костюм и белая рубашка без галстука.
Он выглядит как в своей тарелке. Широко расставленные ноги и выражение лица, которое невозможно прочесть. Это он, когда возвращается в свой мир. Человек, которого приглашали произносить вступительные речи, перерезать ленточки, финансировать новое больничное крыло.
Человек, который провел Рождество со мной и моей семьей.
— От имени фонда я хочу поблагодарить всех присутствующих за то, что пришли сегодня вечером. Для меня очень важно, что вы закончили год с нами, но еще больше то, что готовы начать следующий год тоже с нами. Ни у кого из вас не было приглашений на вечеринку получше, не так ли?
По комнате разносится смех.
Вежливо, нетерпеливо. Не знаю, как он может это выносить — всеобщее внимание. Я была бы на взводе.
Адам оглядывает толпу.
— Осталось всего пятнадцать минут в этом году. Если в вашем списке дел что-то осталось, предлагаю сделать это прямо сейчас. В противном случае, пожалуйста, возьмите бокал шампанского и сделайте пожертвование, если еще не сделали.
Его глаза находят мои, и, несмотря на расстояние, загораются. Я замечаю это.
— С террасы открывается лучший вид на фейерверк, — говорит он. — Для тех, кто не привел кого-нибудь поцеловать под бой курантов. С наступающим Новым годом.
Снова вежливый смех, люди подталкивают друг друга локтями, пока все мое внимание приковывает только Адам. Он передает микрофон сопровождающему, пока позади оживает гигантский экран. Идет обратный отсчет.
Он сходит со сцены и прокладывает путь прямо сквозь толпу. Они наблюдают за ним и расходятся, как Красное море. Ясно, что сегодня вечером он здесь почетный гость.
Адам не сводит с меня глаз, и сердце учащенно бьется. Он делает это перед всеми: гостями, репортерами.
— Привет, — говорит он, губы изгибаются в интимной улыбке. Он запечатлевает поцелуй на моей щеке, а я прижимаюсь к нему и чувствую, как рука ложится мне на талию. — Спасибо, что пришла.
— Конечно, — говорю я. Трудно игнорировать взгляды людей.
Его взгляд скользит по моему платью.
— Ты выглядишь великолепно.
— Спасибо. Ты тоже выглядишь очень даже ничего, — руки чешутся погладить его бороду, но, к сожалению, мы не наедине. — Ты не побрился.
— Не хотел тебя разочаровывать.
— Ты бы никогда не смог, — говорю я. Но, просто представляя, как он щекочет шею, прокладывая дорожку поцелуев вниз по телу, я счастлива, что он оставил ее. Алам жестом подзывает официанта, который приносит два бокала шампанского. Люди возобновили разговоры, но все еще бросают любопытные взгляды в нашу сторону. Он игнорирует их и ведет меня на террасу, построенную как теплица.
— Шикарное место, — говорю я.
— Да, у этой террасы есть только одно назначение, и оно предназначено для таких функций, как эта, — его рука все еще на моей пояснице. — Я рад, что ты здесь.
— Ты уже дважды это сказал, — поддразниваю я. — Раньше было так плохо?
— Невыносимо. Сухая еда, скучные светские беседы, а от этих ботинок у меня волдыри. Абсолютно невыносимо, — я ухмыляюсь.
— Звучит ужасно.
Он может быть разодет, импозантен и почитаем, и в костюме, который, уверена, стоит дороже, чем моя подержанная машина, но он все равно Адам Данбар. Глупый, сам по себе и честный со мной.
Я прислоняюсь к его боку.
— Что ж, мой званый ужин был потрясающим. Никаких пыток.
— Да? — тихо говорит он. — Я рад.
— Подругам действительно интересно узнать о загадочном парне, с которым я встречаюсь.
— Загадочном, — повторяет он. — Вообще-то ты знаешь его большую часть своей жизни.
— Ты все еще загадка, — говорю я. — Не знаю, что ты предпочитаешь — кофе или чай по утрам, на какой стороне кровати спишь, что надеваешь в постель. Что, если я зайду к тебе на этой неделе и обнаружу, что ты спишь в обычной пижаме, как старый английский джентльмен? В шляпе, носках и всем остальном?
— Ты смешная, — говорит он. Но тут же наклоняет голову и произносит мне на ухо: — По утрам только кофе, моя любимая сторона — та, на которой ты, и я не сплю в пижаме. Только в шляпе или без нее.
— О, — выдыхаю я. — Приятно знать.
— Ты проведешь ночь у меня?
— Начнем новый год правильно?
Его глаза смотрят на меня с теплотой.
— Именно.
— Я бы с удовольствием. Возможно, я даже захватила зубную щетку. Хотя, наверное, не следовало в этом признаваться, верно? Это заставляет казаться самонадеянной.
Он снова улыбается.
— Очень. Моя прекрасная девушка хочет переспать со мной. Я оскорблен.
Жар приливает к щекам.
Моя девушка?
Мы встречаемся всего несколько недель, но это кажется правильным. Как будто я знаю его целую вечность, и все же мне не терпится узнать все те мелочи, которые еще не успела выяснить.
— Ты краснеешь? — спрашивает он, запрокидывая мою голову.
— Ты сказал «девушка». Ты это серьезно?
— Если ты не против, то да.
Я слегка киваю, его рука все еще на моей щеке.
— Я хочу этого. Очень сильно.
— Значит, ты моя девушка, — его большой палец описывает круг, проводя по моей челюсти. — Ты честная, милая, забавная. Ты распространяешь магию, Холли. Это касается всех вокруг.
— Ох, — выдыхаю я.
— Возможно, я одержим. Тобой.
— Все в порядке. Я… ну, я могла бы быть полностью, по-глупому влюблена в тебя.
Его губы изгибаются.
— Да?
— Угу.
— Что ж, — бормочет он, опуская голову. — Я тоже в тебя влюблен. Малышка Холли Майклсон.
Я открываю рот, чтобы возразить, но он останавливает меня, прикасаясь губами к моим. Поцелуй мучительно сладок.
Я чувствую себя такой воздушной, что могла бы воспарить в этом гигантском здании с куполом. Он чувствует то же самое. Знание ощущается как подарок.
Адам поднимает голову и оглядывает переполненный зал. Люди начали скандировать.
Десять. Девять. Восемь.
— Похоже, я поцеловал тебя слишком рано.
Семь. Шесть. Пять.
Я хватаюсь за лацканы его пиджака.
— Все в порядке. Можешь поцеловать меня еще раз.
Четыре. Три. Два.
— Слава Богу, — бормочет он и прижимается своими губами к моим.
Один. Ноль.
Вокруг нас взрываются фейерверки, окрашивая небо в яркие цвета. Но я прижимаюсь к мужчине своей мечты и целую его в ответ так же страстно, как он целует меня.
Будущее и так достаточно светлое.