Джонас
Настоящее
Комната начинает трястись и вращаться. У меня сердечный приступ… инсульт… Я, черт возьми, схожу с ума. Либо это, либо какой-то придурок вломился в мой офис и подсыпал что-нибудь в мой «Макаллан». Я в замешательстве опускаю взгляд на расползающееся пятно.
— Ава! — реву я, надеясь, что у моей осажденной секретарши хватило предусмотрительности передумать и хоть раз поработать допоздна. Мне нужно, чтобы полицейские были на связи, и вместе с ними мой личный врач. За эту шутку полетят головы. — Тащи сюда свою задницу сейчас же!
Мой отец только хихикает.
— Здесь никого нет, придурок. Здесь только ты и я. Старое доброе семейное воссоединение…
Я резко поворачиваю голову к нему.
— Это чушь собачья, — взрываюсь я. — Я танцевал на твоей чертовой могиле. Предполагается, что ты должен быть мер…
— Мертв? Говори громче, мальчик. Мой слух уже не тот, что раньше! — он снова хихикает, когда осколок гнева поселяется глубоко в моем мозгу. Я всегда ненавидел, когда он меня так называл. — Конечно, я мертв, придурок. Ты собираешься предложить своему дорогому усопшему отцу выпить или нет?
Этого не происходит, но я снова теряю равновесие. Шатаясь, вхожу спиной в бар и выбрасываю руки вперед. Ряды бутылок позади меня разлетаются в стороны, и одна из них случайно катится в его сторону. Смотрю, как он наклоняется, чтобы поднять ее, и не могу отвести глаз от его обуви. На нем все те же мокасины, в которых его похоронили. Если подумать, он во всей этой кутерьме — серый Армани и серебристый галстук.
Я сам выбрал их для него. Насколько мог судить, выбор был несложным. Это было мое последнее великолепное «пошел ты» мужчине, который поделился со мной своим именем и больше абсолютно ничем другим. В жизни он носил только черное. Его прозвище «Гробовщик» было связано как с выбором одежды, так и с количеством черепов, которые он раздавил на пути к вершине.
В оцепенении я наблюдаю, как он откупоривает крышку и опрокидывает в себя целую бутылку моего «Макаллана», прежде чем причмокнуть губами.
— Не почувствовал ни капли вкуса, — булькает он, — но держу пари, что он все такой же шелковисто-гладкий, как моя любимая киска. Седьмая жена была адской охотницей за деньгами, но она знала, как заставить меня…
— Хватит! Убирайся к черту из моего разума! — кричу я, пару раз ударяя себя кулаком по виску. Сексуальная жизнь моего отца не интересовала меня, когда он был жив, и уж точно не стала интересной сейчас.
Он дергает своей бледной, мертвой головой в мою сторону. Секундой позже, швыряет пустую бутылку прямо в меня. Я пригибаюсь как раз вовремя, и она врезается в стену.
— Боже!
— Молчать! Я здесь, чтобы спасти твою душу, мальчик! — он хлопает ладонями по моему столу.
С меня хватит. Если я скатываюсь в сумасшедший городок, то сделаю это с шиком.
— Ну уж нет, — громыхаю я. — Моя душа прямо сейчас в гребаном огне, старик. Я зарабатываю больше денег, чем ты когда-либо мог.
— Тьфу! Деньги! Эта зелень — хитрая сучка, и она просит больше, чем ты можешь себе позволить. Скажи мне, сынок. Ты хочешь закончить как еще один труп миллиардера, вроде меня, у которого не будет ничего, кроме коллекции пустых ваз и особняков в придачу?
— Какие вазы? О чем, черт возьми, ты говоришь?
Смахиваю осколки стекла, которые теперь украшают мои плечи и лацканы. Я действительно схожу с ума. Спорю с гребаным призраком.
— Грейс не похожа на те другие вазы, сынок. Да, на нее приятно смотреть. О, она просто великолепна. Эта ее маленькая упругая попка и такие задорные сиськи… Но она не пустышка, не такая, как те, что держали твой член в тепле последние несколько лет.
— Закрой свой грязный рот, — кричу я, хватая бутылку в качестве собственного оружия и швыряя ее в его направлении.
Никому, кроме меня, не позволено проявлять неуважение к Грейс Паркер.
Мой отец не уклоняется. Ему и не нужно.
Бутылка водки «Белуга» компании «Золотая линия» пролетает прямо сквозь него и разбивается о раму окна, разбрызгивая жидкость повсюду.
Святое дерьмо.
Я снова спотыкаюсь, отступая назад, и на этот раз даже Бог и хор его гребаных ангелов не могут удержать меня на ногах. Мой отец запрокидывает голову и смеется, когда я с грохотом падаю на пол, а затем его холодные черные глаза снова фокусируются на мне.
— Ты планируешь сломать ее сегодня вечером, сынок?
Да.
Нет.
— Перестань называть меня так! Ты мертв! Ты мне не больше отец, а я не твой чертов сын. Больше нет…
— Ты планируешь сломать ее? — снова ревет он. Он будто не слышал меня. — Ты планируешь вытащить из нее всю эту сладость? Собираешься позволить этому милому огоньку погаснуть в ее глазах?
— Именно так, черт возьми! — говорю я, поднимаясь на ноги и отряхиваясь… снова.
— Неужели вкус твоей мести настолько слаще, чем ее вкус?
— ДА!
Разве?
— Ты отправишься прямиком в ад, парень, — говорит он, заставляя меня замолчать и подчиниться. — Ты несешься на скоростном лифте в самое жаркое место, и позволь мне сказать тебе, что, когда ты туда доберешься, там ни хрена не будет за твоей спиной. Я подвел тебя в этой жизни, но больше нет… Сегодня вечером я выдавлю из тебя всю эту холодность и жестокость, как крем для ягодиц из тюбика. Сегодня вечером я открою тебе глаза на то, каким большим мудаком ты стал.
— Охрана! — кричу я, когда мой мозг наконец-то вырабатывает стратегию выхода. Мне нужен «Ксанакс». Мне нужен целый список их…
— Три призрака, Джонас, — объявляет мой отец, тоже поднимаясь на ноги. — Сегодня тебя посетят три безупречных маленьких сексуальных котенка, с которыми даже тебе не захочется иметь дело.
— Я с нетерпением жду этого, — говорю, медленно продвигаясь к двери. — Это избавит меня от траты денег на коктейли, если они будут предрешены заранее.
— Три призрака, — повторяет мой отец с таким серьезным видом, каким я его еще никогда не видел. — Прошлое, Настоящее и Будущее.
— Броские имена, — бормочу я, когда слышу глухой стук шагов в коридоре снаружи. — Я так понимаю, они ненастоящие? — бросаю взгляд на свой стол, но моего отца уже нет.
Однако я все еще слышу его хихиканье, даже когда два охранника врываются в мой кабинет.