Милосердие весны

Сижу, как леший, у реки,

Вдали от всякого жилища.

Не лезут в вершу судаки,

И потому живу я нище.

Нет-нет плотичку подсеку —

Глядишь, и снова на день сытый.

Прижился ворон на суку,

Самою смертью позабытый.

Но чаще я жую сухарь,

Березовую пью водицу.

Чуть свет —

  зарю поет глухарь,

Я уважаю эту птицу.

И что ни день —

  иду в леса,

Кой-что держу там на примете…

Вокруг стогов кружит лиса —

Опять мышкует на рассвете.

Пока весна —

  махай хвостом.

Да я-то и зимой не трону.

Шуршат ежи сухим листом,

Из листьев нацепив корону.

Окликнул журка с высоты —

Не все повысохли болота.

Сломались зимние мосты —

И до чего ж дышать вольготно.

Не из тарелки взять

  с цветной каемочкой,

Из углей выхватить,

  как сам огонь, —

Картошку черную

  с хрустящей корочкой

И покидать с ладони

  на ладонь.

Напополам ее

  сломаю, угольну,

Вдохну картофельный

  здоровый дух…

За плугом хаживал —

  не родич увальню, —

Один во полюшке

  пахал за двух.

И до чего ж вкусна

  картошка осенью

Под ясным куполом

  среди полей!

Поля пронизаны

  сквозною просинью,

А ветер к вечеру

  все злей и злей.

Комбайны замерли,

  зарей умытые,

Подняли хоботы

  и смотрят вдаль.

Как перед праздником,

  душа открытая

Вбирает тихую

  полей печаль.

А в небе лебеди,

  как откровение,

На солнце красное

  косяк плывет.

И горько-сладостно,

  пусть на мгновение,

От непонятного

  душа замрет.

Теперь, как видно,

Гость я тут,

Среди родимых пажитей.

Дома колхозные растут —

Не мною, братом нажиты.

Поля одеты в зеленя —

Все братовы старания…

И даже на покос меня

Он нынче не заманивал.

Во двор он на своем стальном

Под сумерки подкатится,

Меня употчует вином,

Поздравит со свиданьицем.

А утром приведет коня,

Ударит конь копытами

И покосится на меня,

Лоснясь боками сытыми.

Я замшевой губы коснусь —

Ладонь теплом порадую.

Забытая одарит грусть

Нежданною наградою.

Давно меня сюда манит

(Хотя спокоен с виду я).

По-местному — я знаменит.

А брату вот завидую.

Покоят клены в мягких лапах

Земли осеннюю печаль.

Поля в рыжеющих накрапах,

Промытая дождями даль.

На взгорке избы в два рядочка,

И врезанные в синь леса.

И над земной печалью строчка

Прошила тонко небеса.

«Курлы» — последнее признанье

И откровенное прости.

Оно —

  извечное страданье…

На неизведанном пути…

Я погляжу из-под ладони —

И станет на сердце грустней:

Клин журавлиный тонет,

  тонет

Среди распахнутых полей.

Мне кажется,

Прежний я,

  прежний,

И давние думы свои

Несу затаенно и нежно

Туда, где живут соловьи.

Как будто и нет за плечами

Далеких морей,

  городов.

Не здесь ли мечталось ночами:

Увидеть бы сказочный Гдов!

И что ж,

Повидал я с лихвою…

И вновь на пороге стою.

С покорной стою головою,

Невольной слезы не таю.

Прижался горячей щекою

К березе,

Что вышла навстречь.

Вот здесь,

  предаваясь покою,

Стояла кормилица-печь.

Под горку сбегали ступени,

А там — голубели пруды.

Невольно я встал на колени,

Нащупал ступенек следы.

Остались сады и болото.

Что поле питало росой.

Тропинка вела на охоту,

А эта —

  на пожню с косой.

Отсюда уехали люди,

Уехали,

  хутор любя.

И пусть нас никто не осудит,

Мы сами

  осудим себя.

Я тот же,

Мне кажется,

  прежний,

Но что-то уже не дано…

Хотя прихожу я с надеждой

На хутор, забытый давно.

Почтительно притихли братья,

Внимая батиным словам:

— Не на блинах, поди, у сватьи

И за дела пора бы вам!.. —

Так повелел дорожный мастер

Своим верзилам-сыновьям.

Антон послал сынов за счастьем

Которым не разжился сам.

Сыны отца не посрамили.

Но враг в бою двоих скосил.

И стала громкою фамилия,

Которую мой дед носил.

Однако деду не до славы —

Беда, как на плечи гора.

В лугах сынов заждались травы.

Дед, молча, курит до утра.

Иван под Гдовом комиссарит —

Опять ушел на Булака.

Оттуда натянуло хмари,

А что к чему?..

Палят пока.

Не спится деду:

Думы, думы —

За дальним счастьем ходоки.

Меньшого, Павла, к односуму

Он шлет узнать —

Тому с руки.

Ивана пуля пощадила,

А значит, повезло и мне…

В деревне подымалась сила,

Рожденная в крутом огне.

Одно Антону не по нраву —

Иван забыл совсем про дом.

Земля — налево и направо,

А он спешит в волисполком.

Ворчит опять Антон на сына,

Хоть горд фамилией своей.

…Цветет соседка Катерина.

Старик,

Готовь огонь-коней!..

Вот так и длится род,

Покуда

Дошли заботы до меня.

И как бы ни было мне худо —

Не затушу того огня.

Мне выпало большое право,

Коль я с войны вернулся цел:

Земля —

Налево и направо,

И сколько на сожженной дел!

Хватило б разума и силы,

Забот у нас —

Не занимать.

Бери перо, а хочешь — вилы…

Была бы дедовская стать.

Среди болот и глухомань-лесов,

В зеленом царстве птичьих голосов,

Вросла в бугор крестьянская изба:

В окне — заря,

А над зарей — резьба.

Изба стоит себе полста годов.

Тропинка от неё ведет

На Гдов.

Другая — к югу,

  в дальние края,

Которых и во сне не видел я.

Всему свой срок…

Аукнула судьба —

И затерялась дедова изба

Среди лугов зеленых и лесов,

В весеннем хоре птичьих голосов.

Как сказки, открывались города

(Избенке дедовой до них куда!) —

У каждого свой норов,

  голос,

  вид,

И каждый —

Не полста годов стоит!

Во мне самом ликуют города —

У них своя нелегкая страда.

И все же эта тихая изба —

Моя неповторимая судьба —

У матери-земли не на краю.

Я это понял —

И на том стою!

Гулко река салютует,

Ельник куржою оброс.

Снова в России лютует

Давний хозяин — мороз.

Ахнет по лесу со стоном —

Лезет в тулуп голова.

Тихим подкатится звоном

К сердцу о лешем молва.

Я усмехнусь над собою:

Леший — в космический век!

Елки несутся за мною,

Сыплют на голову снег.

Скорость —

  от страха надежда,

Я не жалею коня…

Нет-нет и вновь потревожат

Старые сказки меня.

Мой дед Антон —

  дорожный мастер,

В деревне —

  пролетариат.

Дорогу строил он для счастья

И был, как видно,

  делу рад.

Как для себя

  Антон старался —

Деды любили ладить впрок…

И вот он —

  город показался,

А до чего же был далек!

Верста к версте —

  легли каменья,

Как в песне

  звонкие слова.

Достала наше поколенье

Про деда добрая молва.

Дорога уходила в дали

И счастье

  все-таки нашла.

По ней тачанки

  проскакали

И революция прошла.

Давным-давно

  Антона нету.

И все-таки мой дед живет…

По каменке,

Навстречу лету,

Катит из города народ.

По ней,

  Антоновой,

  трясучей,

Я нынче еду, не спеша.

Цветенью ржи,

Июньской туче

Внимает радостно душа.

Мне повезло:

Я рос вольготно

Среди дворов,

  телег,

  саней.

Из дома удирал охотно

С ребятами пасти коней.

В колхозной старенькой конюшне

Ходил Фаддей, как домовой.

Ворчал в усы он простодушно,

Не прогонял меня домой.

Пропахший сбруей, конским потом,

Как будто вырезан из пня,

Он,

  отлучаясь по субботам,

В конюшне оставлял меня.

В двенадцать лет я, под Фаддея

Работая,

  как бы играл:

Корил за норов Берендея,

А жеребец тихонько ржал.

Я нарушал наказ Фаддея

(Сдержаться не хватало сил):

Друзьям на зависть

Берендея

В луга зелены выводил.

Пищали издали девчонки.

Я сам от страха замирал.

Мой жеребец, как собачонка,

На свист,

  играя, прибегал.

Губами хлопая упруго,

Дышал в ладони горячо.

Схрустев сухарь,

Меня, как друга,

Толкал доверчиво в плечо.

Я прижимался к ладной шее,

От гордости был сам не свой.

На быстроногом Берендее

Скакал буденовец лихой.

Будем вместе веселиться —

Ключик ты нашел к «частице»

И открыл ее, как двери

В старый бабушкин чулан.

Я сначала не поверил,

Думал: хвастает Иван.

А сегодня на экране…

Пригляделся: точно — Ваня.

Он в халате белоснежном

И в перчатках, как хирург.

Ты напомнил мне о прежнем

Добротой спокойных рук.

Родился Иван в рубашке,

Со своей чудной замашкой.

Забредем в горох к соседу —

Тут, конечно, не зевай!

А Иван начнет беседу,

Словно мы попали в рай.

Чуть чего я ноги в руки

И подальше от науки.

Наш сосед учил крапивой —

До сих пор зудит спина.

Ты «удачлив» был на диво —

Не моя, прости, вина.

Встретил я того соседа,

Про тебя завел беседу.

Старый видел передачу —

Сбил ты деда наповал:

Говорит и чуть не плачет,

На горох зеленый звал.

Вызревали мы, как горькуши,

Убегали в луга с утра.

Выпасались у бабки Груши,

Что, как сказка, была стара.

На кормежку не привереды —

Подчищали сады с корня.

За вихры нас учили деды

Пуще жизни беречь коня.

Увозили отцы с собою

И велели пройти прокос,

Чтоб ложился он за тобою

Широко, что озерный плес.

На тяжелом двуконном плуге

Утверждали мужскую стать.

А «мужчинам» бы на досуге

После пашни в лапту сыграть.

То-то сладко нам елось-пилось,

Словно в сказке —

Все мимо рта.

Знать, полей и покосов милость

Мне запомнилась неспроста.

Отдохнуть бы ей давно пора.

И откуда силы

  в старом теле?

Не присядет с самого утра,

Крутится в делах,

  как в карусели.

Солнышко застало

  с посошком

Вывела теленка за овины.

А в обед

На станцию пешком —

Насбирала к поезду малины.

Леночке гостинец принесла

(Правнучка теперь уже в десятом),

На лугу сенцо перетрясла,

Любовалась

  розовым: закатом.

Ягод насбирала у дорог,

У реки —

  кореньев валерьяны.

Уж своя,

  посушенная впрок,

Ягода и травка —

  без обмана.

К бабушке в ночь-заполночь стучат,

Слава добрая о ней в народе.

— Мой-то с балалайкой у девчат.

До утра, бесстыжий, колобродит.

Бабка покачает головой,

Голова у старой —

  Дом Советов.

Разговор сугубо деловой —

Шепотом,

Друг дружке по секрету.

Вправить грыжу

И свести лишай —

Выдаст сто очков вперед наукам.

Бабушкина слабость —

Любит чай,

Чтоб крутой,

  из блюдца,

  и пофукать…

Борода —

  как плита на груди,

И ручищи —

  дубовые плахи.

Возлежит дед в посконной рубахе.

Бесконечность его впереди…

А, бывало —

  солдат хоть куда:

И в разведке…

  А если в атаке —

Не видали такого рубаки!

На подушке алеет Звезда.

Уходил от земли воевать —

Кто ж в России родится солдатом?!

На привалах мечталось:

Внучатам,

Что про землю узнал,

  передать.

Он как будто глядит из-под век,

Вспоминая,

Чего не успето.

За окном раскудрявилось лето…

Да не властен в себе человек.

Не прибавить теперь,

Не отнять —

Все свершилось от точки до точки.

Возле гроба

Горюнятся дочки,

Сыновья попритихли и зять.

Встрепенулся подстреленно крик —

Не сдержалась студентка,

  меньшая…

Головою вот-вот покачает —

Не любил беспорядка старик.

Он предвидел судьбу наперед —

Сам себе заготовил домину…

Похоронного марша кручина

Над толпой величаво плывет.

От него замирают в груди

Громогласные слезы и ахи…

Возлежит дед в посконной рубахе.

Бесконечность его впереди.

Текут ко мне поля со всех сторон —

В раздумье окунает нас природа.

У предков наших

Добрый был закон:

Заботиться о продолженье рода.

Мой дед Антон дал миру восемь душ,

У деда Осипа семья поболе.

Их не пугала ни мокреть, ни сушь,

Ни ожиданье недорода в поле.

Явился в мир Антонов сын Иван,

У Осипа явилась Катерина…

И снова длится древний род славян —

В семье крестьянской поджидают сына.

И вот я есть —

Мужик, солдат, поэт,

Дана мне власть над песней и оралом.

В ответе я за весь подлунный свет,

Но мне всегда чего-то не хватало.

Мне боязно признаться:

Я один.

Совсем иное —

  братовей бы восемь!..

И сам хорош:

Скучают дочь и сын.

А на моем дворе бушует осень.

Шумят дожди,

Несут хлебам урон.

В полях нехватка нужного народа…

У предков наших добрый был закон:

Заботиться о продолженье рода.

Побелел я под осенний ковыль —

Поосела не дорожная пыль,

Поосела пыль

  прошедших годов.

Не узнал меня, приезжего, Гдов.

Не признала даже Гдовка-река,

Завсегдатая меня —

  рыбака.

Не виню я их,

Я сам виноват.

Без меня какой повымахал сад!

Крепость старая осела совсем,

И трава на ней в студеной росе.

Вечерами гусли звонкие тут

Песни новые о прошлом поют.

Возле крепости задумчив стою,

Отыграл, как видно, песню свою…

Неужели отгорожен я межой,

В милом городе

Стал вовсе чужой?

Как на привязи, по улицам кружу:

То направо,

  то налево погляжу.

Гдовитяночки-то — кровь с молоком,

Глаз не прячут,

Провожают хохотком.

Улыбнусь я

И направлюсь на причал,

Где свидание любимой назначал.

Я с виду жив

  и вроде цел.

Но это с виду,

  не по сути:

Меня, рациональность мутит,

Я ею пойман на прицел.

Мне стыдно распахнуть глаза,

Принять цветы в немые горсти:

А вдруг непрошеною гостьей

На щеку скатится слеза.

Не смею песней соловья,

Как прежде,

  в детстве,

  умилиться.

Увы,

  давно уже не снится

Мне радость первого жнивья,

Я кисну в рациотюрьме:

Сюда не смей,

Туда не надо.

А вот с душою нету слада —

У ней всё крылья на уме.

И снова я мечтаю о любви,

В которую срываются, как в омут.

Срываются —

  и ни о чем не помнят…

И ты меня к обрыву позови!

Я сделаю последних полшага,

В ничто

  иль к звездам —

Этого не знаю,

Лишь чувствую,

  как сердце замирает:

Навстречу мне качнулись берега.

Вот-вот сорвусь,

С обрыва полечу.

Застыл над бездной на одно мгновенье.

Лечу к тебе,

В тебе мое спасенье!..

И странно,

Что я до сих пор молчу.

Страшился:

Любовь заарканит,

От цели меня отвлечет,

Закрутит

  и в чем-то обманет.

Прикидывал —

  нечет иль чет?

Вернулся домой —

Сединою

Подбитый, как старый бобер.

Качну широченной спиною,

С соседкой вступлю в разговор.

Соседке с утра не до басен —

На поле заждались небось…

А воздух —

Хмелен и опасен —

Вбираю ноздрями, как лось.

И дома живется не складно.

Скорей бы кончалось жнивье…

Настигла любовь,

Беспощадно

Вершит милосердье свое.

Жадный до твоих припухлых губ

И до глаз июньской теплой сини

Повторял тебе:

Я — однолюб,

И любовь вовеки не остынет.

Вечер опускался на крыло,

Холод носом тыкался в ладони.

Было мне под месяцем тепло.

И в лугах стога паслись, как кони.

Для меня пустое — десять верст.

Ветер пел в серебряные трубы.

До чего же был в желаньях прост —

Мне бы лишь твои глаза и губы!

Мы садились чинно на бревно,

Нам светила дальняя зарница…

Жаль, что это было так давно,

Жаль, что никогда не повторится.

Душно мне.

В избе не спится,

Выйду, что ли, за село.

В камышах журчит водица,

Ночь что день —

  светлым-светло.

Над водой застыла дымка.

Не шелохнется кругом.

Мне припомнилась заимка

И на ней высокий дом.

Ноги сами повернули

За околицу,

Туда,

Где в тумане потонули

Невозвратные года.

Вот и дом.

Крыльцо, врастая,

Покосилось, села печь.

Жжется истина простая —

Не сумел любовь сберечь.

А поди ж, нашелся умник —

Разглядел издалека…

Месяц,

  два

  хожу бездумно,

Словно тронутый слегка.

Небо низкое покато,

Лебеди летят, трубя…

Принимай молчком расплату,

Не обманывай себя.

Ушла любимая,

Ушла,

  не обернулась,

Меня как будто не было и нет.

Калитка ветхая

  о тишину боднулась,

Всплакнула жалобно ей вслед.

Гляжу растерянно,

  печально,

  оробело

Вдоль тихой улицы,

  пустынной и прямой.

Дома молчат,

Домам какое дело,

Что вечер близится

  и нет тебя со мной.

Стою,

Чего-то. жду —

Вот-вот должно случиться:

Ударит гром,

Обрушит окоем…

Вдруг слышу:

Надомной затенькала синица,

Затенькала

  о чем-то о своем.

И солнце к вечеру

  ничуть не помрачнело,

Нырнуло в озеро бедовой головой.

Листва осенняя

  слегка залиловела,

Зашелестела грустно надо мной.

Стою,

  молчу

  и лишь теперь поверил:

Синица,

  солнышко

Мне посланы судьбой…

И сердце

  возвращается к апрелю,

В луга весенние,

Где встретились с тобой.

Который год тайком вздыхаю:

Забыть былое не могу.

Не словом,

Сердцем умоляю.

Но ты на том на берегу…

И я ступаю, как всевышний,

По зыбким волнам босиком.

Над головой синеет крыша.

Иду, как видишь,

Не тайком.

Я ничего не замечаю,

Как тот глухарь,

Что зори пьет.

Как будто снова в ясном мае

Мой начинается полет.

Мне, может быть,

Придется падать

(Но ты не бойся, позови)

И получать твои награды —

Упреки нежные любви,

И целовать твои колени,

И слово молвить невпопад,

И подыматься на ступени —

Как бы ни в чем не виноват.

Стареет сад, ветшает дом,

Но никакой трагедии.

А мой приезд —

Не ход конем,

Как думают соседи.

Амбара крыша зелена,

Покрыта густо мохом.

И правота здесь,

  и вина

Хранились с горьким охом.

Из-за ограды

  прет ольха —

К зиме дрова задаром.

Пока что тут

  не до стиха —

Работа с пылом-жаром.

А что —

  не по плечу топор?

Я поплевал в ладони…

Не слишком ли в решеньях скор?

Помедлил я и понял:

Сам по себе

  заросший сад,

А я —

  прохожим сбоку.

Прости, дружище,

  виноват

И зря спугнул сороку.

Прости,

  амбар и ветхий дом,

Я вспоминаю деда…

Моя с веселым топором

Закончилась беседа.

На слом пустить

Амбар и дом

Советуют соседи.

Совет —

Как на голову гром.

Но никакой трагедии.

Сосед с рожденья никому не верит,

В самом рожденье

Он узрел обман.

На сон грядущий запирает двери,

Как двери,

Запирает и карман.

Который год

  мы дружбу не наладим.

В любых делах,

За что бы ни взялись.

Он в выгоде,

А я всегда внакладе —

У нас вот так-то

  счеты завелись.

Красуются березы над прудами,

Сердца людские трогают до слез.

Не долго думая,

Сосед дровами

Решил обзавестись

  за счет берез.

Топор занес.

Я цоп его за руку —

Тут было вволю дыма и огня…

Спасибо дому:

Взяли на поруку

Как хулигана злостного

  меня.

Известно всем:

Соседские амбары

Трещат по швам от всякого добра.

А вдруг что надо —

  малый или старый

Бегут ко мне,

Ко мне бегут с утра.

Уж знают —

У меня-то без отказа.

Отдать не брать —

  на это я мастак.

И тут сосед нашелся:

— Для показа

Он бескорыстный этакий простак.

Нам все не так.

Сама погода

Не может людям угодить.

Понатерпелась мать-природа —

Ни ублажить,

  ни пристыдить.

Дожди взыграли —

  слишком мокро,

Теплынь на улице —

  жара,

Снега до пояса —

  морока,

Деревня тихая

  дыра.

Нам все не так.

Саму природу

Задумали учить уму.

Морями поразлили воду

В ее отлаженном дому.

Пустыни сделали из прерий,

Болота превращаем в пыль.

Степные подсчитав потери,

Качает головой ковыль.

Не продохнуть самим от смога,

Деревья никнут и цветы.

Мы часто мыслим однобоко,

Живя в плену у суеты.

Нам все не так.

Сама природа

От мудрых деток без ума.

И вдруг

  шарахнет недородом

По опустевшим закромам.

Она и не такое может.

Об этом помни,

  Человек,

Да что рубаху,

Спустит кожу

И в щепы разнесет

  ковчег

Догорали закаты рдяные,

Замолкали в полях трактора.

Возвращались ребята пьяные,

Нахлебавшись ветров с утра.

Расчумазые, словно чертушки,

Только зубы блестят, как снег.

Возле бани садились на жердочки

И гоняли по кругу смех.

Потешались они в предвкушении

Спины веником озарить…

Вот и каменке подношение —

Из ведерка воды испить.

Шибануло из пасти каменной

Белым облаком в потолок.

Хлесткий веник

Как будто пламенем

Опалил с головы до ног.

Не видать ни спины,

Ни пониже что.

Многоногий хохочет пар.

Свыше сотни из каменки выжато —

Не берет их ядреный жар.

Мне бы с этими трактористами

На зарю проложить пути

И у вечной отцовской пристани

Незабытое обрести.

Над телом измываются года,

Болезни норовят ножом под ребра.

За мною тенью стелется беда

И нависает тучею недобро.

Застыть бы сердцу,

Переждать в тиши.

Но у него на все свои законы…

Забудь про тело —

Двигайся, дыши,

Вбирай весны воскреснувшие звоны.

Испей набухших почек аромат

И сам поверь,

  как в солнце,

  в исцеленье.

Ударит гром призывно, как набат, —

Пред ним согласно преклони колени.

Войди покорно в шумные дожди,

Вбери всем телом поднебесной влаги,

А боли приступ

  просто пережди,

Вздохни

И задержись на полушаге.

Моя зима заторопилась —

Примчалась в теплые луга,

На лес угрюмо навалилась,

Одела шапки на стога.

Во мне тяжелыми снегами

Осели давние мечты.

Свой путь измерю я шагами

До той черты,

Где встала ты.

Пускай лютует стужа злее,

Я не боюсь грядущих бед.

И с каждым шагом все смелее

Пробить пытаюсь новый след.

Вот-вот засветит полустанок

И выведет из тупика.

Коль не свалюсь я, как подранок,

Дойду к тебе наверняка.

Тронула весенними глазами,

Словно позвала меня в апрель.

Не на шутку зимними лесами

Разгулялась вольная капель.

Целый день я, рук не покладая,

Правил службу,

Чуточку грустил.

И она стояла,

  молодая, —

Удивленных глаз не отвести.

Знать бы, кто она:

Жена, невеста

Или птаха вольная пока?

Для нее хранится в сердце место,

Вызревает теплая строка.

Зима уходит старой женщиной.

Давно ль снегурочкой была?

Ей столько было наобещано,

Да выгорело все дотла.

Моя снегурочка печальная

Сама исчезла, будто сон.

Висит сосулька музыкальная —

Забытый ею медальон.

Стоят березы, ветви свесили,

Качают на ветру грачей.

Как сорванец,

С горушки весело

Бежит отчаянный ручей.

Не рано ль тешимся прогнозами

И слепо верим мы судьбе?..

Не поцелуями, морозами

Зима напомнит о себе.

Честно трудится моторик

Возле бани на реке…

Дедов старенький топорик

Ухает в моей руке.

У поленницы на плахе

Я орудую, как встарь,

Босиком, в одной рубахе —

Хорошо живешь, скобарь!

Ноздри щупают

Ядреный

Вкусный воздух смоляной.

На лесине окоренной,

Словно сахар, тает зной,

Ветерок рубаху сушит —

Это тоже благодать.

Дорогая тетка Нюша,

Что взамен тебе отдать?

На родимое поле

Ничком упаду.

Я теперь от него

Никуда не уйду.

За холмом шелестят

Переплески зарниц,

Надо мной косяки

Улетающих птиц.

Я шепчу, улыбаясь:

— До майского дня!

Не курлычьте,

С собой не маните меня!

И в мечтах о весне

Незаметно усну,

И во сне обниму

Ту страну-тишину.

И пойму,

Как надежно мне

В этой стране.

Как в кольчуге,

Лежу в полевой тишине.

Деревья совсем одичали,

Последние сбросив листы.

И негде приткнуться печали

Среди городской суеты.

Уеду отпраздновать осень

Туда;

Где и в отпуск не ждут.

Вечерние тени, как лоси,

Тихонько к костру подойдут.

В лесу у озерного плеса

Всю ночь промолчу под сосной.

Прогрохают гулко колеса

По тряской дороге лесной.

Ничем тишины не нарушу —

Один на один у огня.

Лишь сосны в открытую душу

Глядят

И врачуют меня.

А угли мерцают,

Мигают,

По углям змеятся огни.

Мне думать они помогают,

Забыться помогут они.

He черствеем душою с годами,

Я об этом сужу по себе.

Удивленный,

  иду городами

Иль гостюю

  в крестьянской избе.

Вознеслась

  над рекою плотина —

Воплощенье отцовской мечты.

Выгибают могучие спины

Из бетона и стали мосты.

Провода убегают

  в деревни,

Где весенняя нынче страда.

Я иду

  современный и древний,

Словно мне

  и года не в года.

За широкой трудягой-рекою

На просторных полях —

  зеленя,

Где давно ли отец мой

Сохою

Обучал управляться меня.

А теперь я и сам постигаю

Неуемный космический век.

Не стушуюсь,

  коль в солнечном мае

С неба ахнет

  на голову снег.

Любоваться плотиною буду,

Восхищенья ничуть не тая.

И на старую выйду запруду,

Чтобы слушать

  всю ночь соловья.