Минет (Отсос)

Шесть

Как только Дэйв Браун услышал о безобразии, он тут же догадался, что в нападении на штаб-квартиру Индустриальной Лиги был повинен Сортирный Рулон Бэйтс. Поняв это, эксперт по безопасности впал в двойственное состояние. Сейчас Браун ясно понимал, почему он узнал молодого человека, когда тот выходил из здания на Бридж Лэйн. Частный детектив изменил досье, подготовленное Индустриальной Лигой на его зятя. Его имя было таким же, как у Бэйтса, и фишка заключалась в том, чтобы невинный юноша защитил Брауна от последствий гнусной деятельности своего родственника, который по причинам, непонятным Дэйву, являлся носителем членской карточки Спартаковской Рабочей Группы.

Хотя оригинальное досье, которое «подлечил» Браун, было уничтожено в результате поджога, устроенного Сортирным Рулоном, без сомнения существовали ксерокопии, находившиеся в Центральном Архиве и Отделе Исследований в Кройдоне. Опасно трогать Бэйтса до тех пор, пока эти записи не будут уничтожены. Но даже если убрать это инкриминирующее свидетельство, все равно оставалась возможность того, что какой-нибудь любопытный урод свяжет Бэйтса и зятя эксперта по безопасности. Все это оставляло Брауна с весьма ограниченным выбором – или «принять» за преступника кого-то другого, или надавить на сестру, чтобы та выбрала себе какого-нибудь другого супруга

После всех этих размышлений шпик решил навестить свою сестру в Лютоне. Он объяснит Пауле, что она вышла замуж за потенциального террориста и для своей же собственной безопасности, не говоря уже о его собственном положении в Индустриальной Лиге, она должна с ним немедленно развестись. Паула всегда была благоразумной девушкой, и Дэйв был уверен в том, что как только он изложит ей все факты, та посмотрит на ситуацию его глазами. Однако Брауну следует быть осторожным: возможна слежка. После нападения Индустриальная Лига задействовала еще несколько работающих автономно от него экспертов по безопасности. Дэйв сожалел, что этим посторонним дали свободный доступ к результатам его работы, и, кроме того, он был уверен, что настоящей причиной их приглашения было желание проверить то, чем он занимался в последнее время.

Браун припарковал машину на Сохо-Сквер. Он перешел через площадь и вошел в «Верджин Мегашоп», спокойно прошел через магазин насквозь и вышел на Тоттенхэм-Корт-Роуд. Если кто-то и следил за его машиной, то он их уже снял с хвоста. Дэйв дошел до станции метро Гудж Стрит. Он постоял на южной платформе, потом в последний момент перебежал через станцию и запрыгнул в поезд, шедший на север. Дверь с лязгом закрылась через секунду после того, как в нее влетел эксперт по безопасности. За ним никто не следил! Тем не менее, для того чтобы быть уверенным, что он точно избежал слежки, Дэйв вынул из мешка кепку и натянул ее до глаз. Кроме этого Браун вывернул наизнанку авиационную куртку и теперь цвет ее был черный, а не белый. Потом вынул из заднего кармана джинсов пакет из «Теско» и вытряс в него содержимое пакета из «Викторианского Вина».

– Вы что, пытаетесь от кого-то спрятаться? – поинтересовался сидящий рядом с ним человек.

– Нет! – воскликнул Дэйв. – Почему вы спрашиваете?

– Я служил полицейским всю мою жизнь, – ответил пенсионер. – За милю чую лиц, которые ведут себя подозрительно.

– Мне пора, – прошепелявил Браун на подъезде к Уоррен-Стрит. – Моя остановка.

– Вернись сейчас же, чертов преступник! – кричал ему вслед пенсионер, но Дэйв уже выскочил из дверей вагона.

Обливаясь потом, эксперт побежал к Линии Виктории и запрыгнул в поезд до Уолтэмстоу. Если пенсионер, который ехал по Северной Линии, пытался за ним следить, то Браун успешно обманул этого подлеца. Чтобы совсем успокоится, Дэйв снял кепку, вывернул куртку и пересыпал содержимое пакета «Теско» в пакет из «Вулворта».

Браун вышел на «Кингз Кросс» и, не поднимаясь наверх, перешел на станцию «Теймзлинка», купил дешевый билет туда и обратно до Лютона и вышел на платформу. Дэйву не нравился сервис на «Теймзлинке». Все было гораздо лучше в те времена, когда он был ребенком. В те времена поезда из Лондона в Лютон ходили от Вокзала «Сент-Панкрас» – шедевра викторианской архитектуры, создателем которого был архитектор Сэр Джордж Гилберт Скотт. В его визионерской работе ранняя готика сочеталась с привкусом Византии.

Плохо было то, что часть станции «Кингз Кросс», которая использовалась «Теймзлинком» была, по мнению Брауна, архитектурным выкидышем – это признали ли бы все, за исключением обывателей, но еще хуже было то, что поезда ходили из Гатвика или Брайтона через Бедфорд. Это означало следующее: вместо того чтобы сесть в чистый и пустой поезд, все те, кто ехал из Лондона в Лютон, оказывались в вагонах, забитых туристами, ехавших транзитом между двумя обслуживающими британскую столицу аэропортами.

Из горького опыта Дэйв знал, что ничего стоящего из окна увидеть нельзя, поэтому он вынул из сумки роман Мартина Эмиса. Вкус у Брауна полностью отсутствовал: независимо от того, с какой бы отраслью искусств он ни сталкивался, он тяготел к чему-то среднему, посредственному и умеренному. Исходя из того, что его любимой командой были «Дайер Стрейтс», не было удивительно, что и для чтения он выбирал только полное говно. Естественно, что Эмис, который был буквальным эквивалентом теплого и крайне безвкусного светлого пива, был провозглашен гением представителями лондонских литературных кругов с давно уже мертвыми мозгами. Прочитав главу, Браун засунул книгу назад в пакет и перенес внимание на номер «Дэйли Мэйл».

– Вам чаю или кофе, сэр? – спросил прыщавый юноша с тележкой из вагона-ресторана. – Или, может быть, вы предпочитаете что-нибудь покрепче?

– Спасибо, ничего не надо, – ответил Дэйв.

– Может быть, бутерброд или чипсы? – настаивал мальчик.

– Я уже тебе сказал, – рявкнул Браун. – Мне ничего не нужно!

– Извините, сэр, – парень чуть не плакал, – дело в том, что продажи такие плохие, что я боюсь потерять работу.

– Послушай, парень, – зарычал Дэйв, – плюнь на работу официанта, подумай о карьере, найди себе что-нибудь с перспективой на будущее, что-нибудь интересное. Я частный детектив и может быть я смогу тебе предложить какую-нибудь работу. Если тебе интересно, то дай мне твое имя, адрес, телефон и дату рождения.

У Брауна не было никакого намерения помогать мальчику, он просто исполнял трюк, который он довел до совершенства много лет назад. Дэйв обязательно записывал имя каждого человека, который его раздражал, потому что твердо верил, что возмездие это вещь сладкая. Эксперт по безопасности, в силу той работы, которой он занимался, мог легко разрушить жизнь почти любого человека. Браун просто вносил имя каждого гондона, который погладил его против шерсти, в черный список Индустриальной Лиги, закрывая им тем самым доступ на службу, он лично следил за тем, чтобы такие нытики, как этот официант с тележкой, не заебали вконец экономику!

Дэйв сложил номер «Дэйли Мэйл» и убрал газету в пакет. Скоро он будет в Лютоне. Знакомые пейзажи, расстилавшиеся перед ним за окном поезда, заставили Дэйва пожалеть о том, что его родители умерли. Между их могилами и Лондоном не было ни одного города и ни одной деревни, которую можно было назвать иначе, чем свалкой. До того как мать умерла, он чувствовал себя обязанным регулярно навещать родину. Теперь он очень редко встречался со своими сестрами, ни одна из которых так и не напряглась на то, чтобы переехать из Лютона. Дэйв не понимал, почему они не последовали его примеру и не убежали в Лондон для того, чтобы обзавестись там семьей.

Выйдя из поезда, Браун решил, что ему надо зайти поссать, и направился в станционный сортир. Стоя перед писсуаром, Дэйв просто не мог не уставиться на член богато одаренного этим органом человека, мочившегося в полуметре от него. Кроме них двоих в туалете был еще подросток, который, оправившись, тут же убежал к поезду. Красивый, одетый в свежевыглаженную белую рубашку, черные штаны и туфли «Доктор Мартенс» незнакомец повернулся к Брауну.

– Поцелуй его! – сказал мужчина и потряс своим членом.

Дэйв встал на колени. Обрабатывая замечательный образчик необрезанной плоти, он чувствовал, как хуй незнакомца разбухал у него во рту. Браун поднял руки, для того чтобы погладить живот мужчины, как вдруг незнакомец вынул из-под рубашки наручники и защелкнул их на запястьях эксперта по безопасности.

– Я полицейский, хуесос! Ты арестован!

Дэйв чуть не подавился амурным мускулом полицейского, и вся его жизнь пролетела у него перед глазами в тот момент, когда легавый излил огромное количество жидкого ДНК в его трепещущую глотку. Карьера Дэйва накрылась, Индустриальная Лига ни за что не станет держать его в штате с такими сексуальными отклонениями. Дэйв не знал, что делать дальше. Если он сильно укусит полицейского за хуй, он, может, выведет подлеца из строя и сможет убежать. В этом случае у него есть шанс, но если план не пройдет, то ему будет еще хуже. Шансы того, что полиция устроила облаву на голубых приставал, были велики, и в этом случае вокруг вокзала будет масса полицейских. В этом случае бесполезно пытаться убежать. Но, так или иначе, возможность он уже упустил. Полицейский вынул член изо рта Брауна и застегнул ширинку. Дальше дело приняло совсем неожиданный для, Дэйва оборот: полицейский расстегнул наручники и засунул их в карман брюк. Потом он повернулся и двинул к выходу.

– Что происходит? – заволновался Дэйв. – Я арестован?

– Нет, – заверил его бобби, – всего лишь немного ролевого садо-мазо, меня это возбуждает.

– Ты полицейский? – спросил Браун.

– Еще бы, – ответил констебль, – я полицейский и кроме этого мне нравится, когда у меня хуй сосут. У тебя с этим какие-то проблемы?

– Нет, – всхлипнул Дэйв и бобби отчалил.

Браун почувствовал, как завтрак переворачивается у него в желудке. Он проковылял в кабинку, где изверг полупереваренную яичницу с беконом в гостеприимный туалет. Почти тут же он почувствовал себя лучше. Приведя себя в порядок, Дэйв направился к дому своей сестры. Браун решил оставить на потом разборку с полицейским, который, угрожая ему арестом, получил такое садистское наслаждение. Вместо этого он мысленно репетировал аргументы, которые заставят Паулу перейти на его сторону. Он пришел к выводу, что наилучшим подходом было бы вывалить на нее поток якобы спонтанного вранья. Браун все еще репетировал детали своей речи, когда его сестра открыла входную дверь.

– Дэйвид! – воскликнула Паула. – Какой приятный сюрприз!

– Как дела? – спросил эксперт по безопасности и, наклонившись вперед, поцеловал свою сестру.

– Давай я тебя вначале усажу, дам чашку чая, а потом расскажу новости, – возразила она.

Войдя в гостиную, Браун с трудом подавил стон. Портрет Маркса висел над газовым камином на одной стене, а плакат с Троцким украшал другую. Дэйв сел на слишком туго набитую софу и стал слушать как его сестра, готовя чай, гремит на кухне посудой.

– Дадим минутку завариться, – пробормотала Паула внося поднос заставленный чашками, блюдцами, ложками, молоком, сахаром и чайником, прикрытым тряпкой.

– Послушай, Паула, – резко сказал Дэйв, – я даже не знаю, как мне к вопросу подойти, так что сразу перехожу к делу. Я по поводу Найджела.

– Ты Найджела никогда не любил, так ведь?

– Не будем спорить, – увильнул от ответа Браун. – Ты знаешь, что мне наплевать на такого красного мерзавца, как Найджел, но вот твоя личная безопасность меня волнует.

– Весьма признательна, вот это уж без сомнения, – ответила Паула.

– Не надо сарказма, – возразил Дэйв, – то, что я скажу – очень серьезно. Как ты знаешь, Найджел – член Спартаковской Рабочей Группы…

– А ты откуда знаешь? – вскинулась Паула. – Я тебе ничего подобного не говорила, а с Найджелом ты ведь даже не разговариваешь.

– Паула, – Браун очень сильно старался не сорваться. – Большую часть моей рабочей жизни я был частным детективом, а последние пять лет работал на Индустриальную Лигу в качестве штатного инспектора по безопасности. Находить подрывные элементы – это моя работа. Однако не надо обладать никаким профессиональным ноу-хау, чтобы понять политические симпатии твоего мужа. Черт возьми, у вас же на стене в гостиной висит портрет Троцкого!

– Найджел – очень хороший муниципальный служащий, – защищалась Паула. – И откуда тебе знать, может, плакат – это просто сувенир со времен студенчества?

– Я знаю, поверь мне, я знаю все о Найджеле, – вздохнул Дэйв.

– Ну и что, если даже мой муж – член Спартаковской Рабочей Группы? Ведь она же не запрещена, не правда ли?

– Пока нет.

– Что ты имеешь в виду: пока нет? – таинственным шепотом спросила Паула. – Вы что, планируете ввести полицейское правление?

– Разумеется, нет! – воскликнул Браун. – Я с утра до вечера только и делаю, что защищаю наши демократические традиции! Я верю в свободу, что совсем нельзя сказать о твоем муже!

– Я думаю, ты должен извиниться за это замечание, – с раздражением сказала Паула, наливая чай.

– Постараюсь объяснить все получше, – сестра передала Дэйву чашку, и он выпрямился. – Понимаешь, у Индустриальной Лиги есть достоверные сведения о том, что Спартаковская Рабочая Группа скоро развяжет кампанию вооруженного террора. Нам точно известно, что руководство группы накапливало оружие и бомбы в складах по всей стране. До меня дошел список, и читать его жутко – эти сумасшедшие сволочи хотят уничтожить правительство, судей Верховного суда, индустриальных магнатов, всю основу нации!

– Найджел не станет ввязываться ни во что подобное, – ответила Паула задумчиво.

– Возможно, сознательно и не станет, – прошептал Браун, – но эти красные, они же фанатики, они поставят Найджела в какую-нибудь компрометирующую ситуацию и у него не останется иного выбора кроме как принять участие в их смертоносной деятельности.

– Но это все не очень похоже на правду! – твердо сказала Паула. – Последнее время Найджел пребывал в депрессии из-за того, что многие члены его партии перебежали в Классовую Справедливость. Сейчас он единственный член лютонской группы, оба входившие в отделение подростка перешли к анархистам! Если у СРГ всего пятьдесят членов по всей стране, как они могут начать революцию?

– Ты должна мыслить диалектически, то есть, иррационально, – объяснил Дэйв. – Понимаешь, эти красные, они совсем с ума сошли, все их идеи были изобретены не Марксом, он только популяризировал теорию сумасшедшего немецкого философа Гоголя. Так вот, если ты поняла тот факт, что Спартаковская Рабочая Группа смотрит на мир через призму гоголевского диалектического метода, то тогда ты сможешь понять их логику, хотя она все равно бессмысленна. Каким бы диким это не казалось, но они считают, что если начать вооруженную кампанию против государства, то возникнет противоречие, так как большинство британцев выступает за демократическое правительство. А один из пунктиков их веры заключается в том, что если имеется противоречие, то оно неизбежно приведет к коммунизму. Я никогда не мог понять логики этого последнего утверждения, но я-то ведь не розовый!

– Откуда ты все это знаешь? – поинтересовалась Паула.

– Несколько лет назад Индустриальная Лига оплатила мне посещение однодневного курса под названием Иррациональные Истоки Коммунистической Мысли.

– Ну, ты видимо позабыл большую часть из того, чему тебя учили, потому что немецкого философа, о котором ты говорил, звали не Гоголь, его имя было Гегель.

– А ты откуда знаешь?

– Не хами мен! У Найджела есть полное собрание сочинений Гегеля. Я однажды пыталась прочитать перевод Феноменологии, но не смогла понять ни слова.

– Ну, тогда ты знаешь, что я прав, даже если я имя Гоголя неправильно запомнил, то все равно – чувак этот был полностью отъехавший!

– Найджел придерживается мнения, что его труды очень серьезные.

– Найджел розовый и муниципальный служащий – кандидат на увольнение! Как бы там ни было, ты без сомнения понимаешь, что если Найджел участвует в этой террористической затее, то это ставит тебя в достаточно опасную ситуацию. Я думаю, что тебе надо от него уйти.

– Я не могу этого сделать, – спорила Паула. – Плохой он или хороший, я вышла за него замуж.

Браун провел два часа, безрезультатно споря со своей сестрой. Она не хотела даже и думать о том, чтобы покинуть человека, который стал отцом племяннику Дэйвида. В конце концов, Браун извинился и ушел – у него все еще был запасной экстренный план для того, чтобы разобраться с этой сукой.

Как только у Тины выдался свободный от машинописной работы день, Быстрый Ник отослал ее в Лондон, чтобы она встретилась со Стивом Драммондом. Лиа было поручено доставить подборку текстов и сообщений лидеру Классовой Справедливости вместе с запиской о том, что все это надо передать Майку Армилусу. Полицейские не знали о тайном соглашении между Классовой Справедливостью и Союзом Нигилистов, поэтому было маловероятно, что они обратят внимание на наносящую визит Драммонду симпатичную девушку. Можно было, скорее, ожидать, что полиция проявляет бдительность по отношению к мужчинам, которые контактирую с Армилусом.

Ник был доволен тем, что Тины уехала. Она бы вряд ли одобрила его затею. Элемент риска без сомнения был, но Картер решил, что у него хватит наглости осуществить это дерзкое мероприятие. Ник изменил свою внешность, а потом поехал в Уортинг и, никем не узнанный, вошел в здание штаб квартиры Англо-Саксонского Движения. Фальшивое удостоверение городской водопроводной службы было принято за настоящее двумя неподготовленными охранниками АСД, которые рассматривали документ минут пять, даже не подумав спросить о том, почему печать и подпись размазаны.

– Так в чем же дело? – спросил один из бугаев.

– Мой отдел получил несколько сигналов о том, что вода на этой улице инфицирована. Нечего серьезного, но у детишек может быть понос. Я должен все проверить и найти источник микробов.

– А сколько по времени это может занять? – спросил все тот же бугай.

– Это зависит от количества источников заражения и от того, где они находятся, – объяснил Ник. – Мне потребуется весь день для того, чтобы проверить это здание.

– Сапогу это не понравится! – произнес второй из охранников.

– Наш лидер, – проинформировал первый бугай Картера, – будет вне себя, если ему будут мешать рабочие. Он приедет для того, чтобы произнести полную достоинства, но одновременно сокрушительную ответную речь красным провокаторам, которые планируют провести демонстрацию перед этим зданием во второй половине дня. Вы не могли бы приехать в другой раз или вы в другие дни не работаете?

– Об этом я должен с боссом поговорить. Можно с вашего телефона позвонить?

– Можно, – дал согласие бугай.

Ник набрал номер от фонаря. Он рисковал, потому что существовала возможность того, что АСД прослушивает разговор по параллельному телефону. Но как выяснилось, бригада Хьютона второго телефона не имела, так что Картер рисковал не зря.

– Алло, это ээээ, сэр, говорит шесть-два-семь-семь.

– Парень, ты видимо неправильный номер набрал, – быстро сказал голос, неслышный для двух бугаев.

– Жильцы дома, в котором должна произойти плановая проверка, утверждают, что выбор времени крайне для них неудобен. Поэтому я прошу разрешения сделать изменения в графике и заняться домом к концу недели.

– Ты меня достал, я же уже тебе сказал, что ты не тот номер набрал! – закричал голос, и потом трубку с грохотом повесили.

– Ладно, сэр, я им это сообщу.

– Ну и какие новости? – поинтересовался первый бугай.

– Перенести осмотр невозможно, – извинился Картер. – Не хочу на вас давить, но мне сказали, что вы по закону должны обеспечить мне доступ к водопроводной сети этого здания и если вы будете чинить мне препятствия в работе, то у департамента водоснабжения не будет другого выбора, как привлечь вас к суду.

– А я-то думал, что мы живем при расцвете демократии! – пожаловался бугай. – Куда девалась свобода личности?

– Ушла в могилу где-то после войны, – с чувством высказался Ник по этому вопросу, – модникам не нужны такие традиционные ценности как свобода и патриотизм.

– А ты сам-то патриот? – поинтересовался бугай.

– Разумеется! – подтвердил Ник. – Я все еще верю в мою Королеву и мою Страну, несмотря на то, что у правительства нет на такие вещи времени.

– А ты знаешь насчет евреев? – спросил бугай.

– Что нет, то нет, – протянул Ник.

– Я здесь не буду на эту тему распространяться, ты просто приходи на наше собрание. В любом случае, раз ты патриот и пытался визит перенести, мы сделаем все, чтобы тебе помочь.

Название Армхэрст-Роуд будет навечно вписано в книгу славы анархизма, потому что именно там, в начале семидесятых была взята Стоук Невингтонская Восьмерка классовых товарищей, обвиненная во взрывах, произведенных Сердитыми Бригадами. Но, будучи новобранцем либертарианской идеи, Тина Лиа не знала об этом ничего. Для нее эта улица была всего лишь еще одной улицей – еще одним примером бесконечных сплюснутых красных домов северного Лондона. Когда она постучала в дверь Стива Драммонда, она не знала что находится всего в 30-ти метрах от главного храма британского анархизма.

– Чем могу помочь, дорогая? – пропел Мясник, открыв дверь на стук Тины и оценив ее стройную фигуру.

– Я ищу Стива Драммонда.

– Его сейчас нет, – проинформировал ее скин, – но если хочешь, ты можешь войти и подождать.

– А ты знаешь, где он может быть? – настаивала Лиа. – У меня довольно срочное дело и ждать весь день я не могу.

– Подожди секунду, – Мясник повернул голову и заорал в коридор – МАЛОЙ! МАЛОЙ!

Через несколько секунд из-за двери появился неряшливый панк. Его растрепанный вид находился в сильном контрасте с острыми, как бритвы отглаженными швами на «стрелках» Мясника.

– Да, – пробормотал Малой. – В чем дело?

– Ты знаешь, где Стив?

– Да. Он в пивняке!

– Он в «Теннерсе», – сказал Мясник Тине, – на Хай Стрит, в нескольких минутах ходьбы отсюда. Я тебя туда отведу, если ты обещаешь со мной выпить.

– По рукам, – согласилась Лиа.

– Я ушел вместе с этой телкой, – закричал скин своему приятелю в конце коридора.

– Чего? – переспросил панк.

– Ревнуешь? – возликовал Мясник и захлопнул за собой дверь.

В пабе «Тэннерс Холл» сидело приличное для середины дня число выпивающих. Однако сам паб был достаточно велик, так что сборище выглядело скромным. Стив Драммонд был погружен в разговор с Джорджем Сандерсом. Несмотря на то, что последний совсем недавно присоединился к Классовой Справедливости, энергия и приверженность делу сделали его незаменимым дополнением к группе всего за несколько недель. Лиа присела к Драммонду, а Мясник пошел к стойке бара. Она обменялась со Стивом несколькими словами, после чего дала ему пачку документов с просьбой передать их Майку Армилусу. Драммонд прочитал сопроводительное письмо, потом сложил листок бумаги и засунул их в задний карман своих «стрелок». Этот жест напомнил Джорджу Сандерсу пролетарского героя Терри Блэйка. Согласно легенде, Терри пользовался большим успехом у девушек, и именно так хранил телефонные номера своих многочисленных любовниц.

– Это хорошо, что Ник такой изобретательный человек, – засмеялся Стив, – и хорошо, что ты мне все это принесла. Армилуса избили полицейские, и в результате этого он стал немного страдать паранойей. Он съехал со своей квартиры и сейчас живет в сквоте на Клэптон Понд. Вы никогда бы этого пиздюка не нашли, даже если бы искали.

– А полицейские? – спросила Тина. – Они знают, где он?

– Не в курсе! – Драммонд пожал плечами.

Мясник поставил две пинты перед Стивом и Тиной и вернулся к бару, для того чтобы взять еще две.

– Блядский персонал! – пожаловался скин после своего возвращения. – В смене должно быть трое, но двое из этих сволочей пошли с какими-то девушками в туалет, после того как эти шлюхи обещали у них отсосать, если те покажут им всех анархистов, которые здесь пьют. Я, блядь, вечность ждал, пока меня обслужат.

– Посмотри туда, – сказал Сандерс и кивнул в сторону туалета. – Вон они выходят, и бармены показывают в нашу сторону. Выпьем за минеты!

– За минеты! – произнесли Стив с Мясником, подняв стаканы.

Эва Перри, Лиз Джоунс и Линда Корт знали о смерти своего лидера, но, тем не менее, решили остаться верными идеалам Белого Семени Христова. По их мнению, они почтили бы самым достойным образом память Нарцисса Брука, если бы сохранили генетическое богатство Быстрого Ника Картера для Белой Расы. Девушки представились анархистам и сели.

– Нам очень нравится сосать хуй Классовой Справедливости, – хором сообщили Эва, Лиз и Линда.

– О! – промычал Драммонд. Связь с Патрицией Гуд превращалась в серию затяжных разочарований, и его желание достигнуть сексуального удовлетворения стало просто отчаянным.

– Но, – вставила Эва, – лизать хуй – работа грязная, поэтому перед тем как мы у вас отсосем, нам надо будет выпить.

Стив был за; не прошло и секунды, как он уже заказал несколько кружек. Слюна стекала у него по подбородку и тот, кто его обслуживал, абсолютно четко видел, что на уме генералиссимуса Классовой Справедливости.

– Эти девушки отсосали у меня так, как у меня никогда еще в жизни никто не отсасывал, – произнес бармен и передал Стиву сдачу.

Тина допивала остатки своего пива, а Стив поставил стаканы с лагером перед Линдой, Эвой и Лиз. Лиа получала больше чем достаточно сексуальной стимуляции со стороны Быстрого Ника, поэтому у нее не было необходимости в случайных свиданиях в ресторанных туалетах.

– Я пошла, – сообщила она.

– Так быстро! – укоризненно сказал Мясник.

– У тебя же другая смена, – сказала Тина и кивнула в сторону трех девушек, которые все еще сидели.

– А я бы не отказался и от тебя, – ухмыльнулся скин.

– В другой раз, – вежливо сказала Тина и покинула заведение.

– Вы все знаете по поводу анархистов? – спросила Эва у ребят.

– Стив все знает, – уверил Мясник запредельную нимфоманку.

– Ты знаешь Быстрого Ника Картера? – спросила Лиз.

– Конечно, – с гордостью сказал Драммонд.

– А где он скрывается? – поинтересовалась Линда.

– Может я тебе и скажу, – уклончиво ответил Стив, – но вначале ты мне гальванизацию сделаешь.

– Пойдемте все в женский, – взмолилась Лиз.

– Отличная мысль! – согласились ребята.

В момент, когда Драммонд исчезал в дверях туалета, в паб вошла Патриция Гуд. В Стоук Невингтон ее послали писать репортаж для газеты и, оказавшись там, она решила найти Стива. Гуд напрямую ломанулась к сортиру, полная решимости сделать все, чтобы Драммонд себя не скомпрометировал.

Одной рукой Лиз Джоунс массировала живот Стива, а другой расстегивала анархистскую ширинку и доставала его член. Хуй становился все тверже в ее руках, и Лиз собиралась вот-вот засунуть его себе в рот, как в туалет ворвалась Патриция.

– Оставь его в покое, грязное животное! – бушевала Гуд и била Джоунс кулаками по голове. – Он мой парень, мой! Оставь его в покое!

Драммонд застегнулся и вытащил Патрицию из сортира. Вот это действительно охуительно затруднительная ситуация! Они вышли на улицу в молчании, потом Стив нырнул назад в паб за тем, чтобы забрать рукописи, предназначавшиеся для Майка Армилуса.

– Ох уж эти мужчины! – возмущалась Гуд. – Они побегут за любой женщиной, которая их пожелает!

– А что ты хотела? Ты же себя трахать не даешь! – уклонился от прямого ответа Драммонд.

– Я же тебе сказала, мы займемся любовью в день моего рождения, – зашипела Патриция, и слеза покатилась по ее щеке. – Разве ты не можешь подождать пару недель вместо того, чтобы бежать за первой же подвернувшейся шлюхой, которая предлагает тебе быстро перепихнуться в туалете? Давай я тебе куплю немного шоколада, быть может, это отвлечет тебя от секса.

Быстрый Ник Картер работал быстро. Проинструктировав активистов Англо-Саксонского Движения, чтобы они не включали воду, он осушил все трубы здания. Пустую систему Ник заполнил бензином, используя для этого шланг и насос из гаража, который находился в семидесяти метрах от здания. К счастью все партийные работники были слишком заняты приготовлениями к надвигающемуся приезду своего Фюрера, чтобы обращать внимание на то, что делает какой-то там рабочий. Потом Ник проверил, включена ли дымовая сигнализация и автоматическая система пожаротушения. Англо-Саксонское Движение было крайне озабочено тем, что противник может попытаться сжечь их штаб, и поэтому в бесплодной попытке этого избежать, предприняло многочисленные меры безопасности. Но когда заложенная Картером бомба взорвется, вместо того чтобы поливать огонь водой, распылители будут брызгать на него бензином!

Демонстранты, поддерживающие Крестовый Поход Христианской Любви и Понимания, собирались перед зданием. В ответ Англо-Саксонское Движение вывесило из окна на последнем этаже штаб-квартиры три плаката: ХРИСТИАНСКИЙ «МИР ИНОЙ» РЕАЛЕН НЕ БОЛЕЕ, ЧЕМ КИСЛОТНЫЙ ТРИП! ВЛИЯНИЕ ХРИСТИАНСТВА НА УМ СРОДНИ ЭФФЕКТУ ГАЛЮЦИНОГЕННЫХ НАРКОТИКОВ! СОЗИДАНИЕ ЕСТЬ РЕЛИГИЯ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА! Все три лозунга были взяты из однострочных афоризмов в книге Бена Классена Вечная Религия Природы.

– Впусти Иисуса в твое сердце! – скандировали демонстранты.

Сапог Хьютон стоял в комнате наверху и через окна с железными решетками наблюдал эту женственную толпу. Скоро прибудут его войска и тогда, находясь в безопасности, он сможет увидеть, как христиане получают настоящую взбучку.

Бомба Ника была исключительно примитивным, но, тем не менее, убийственным устройством. В конечном счете, она состояла из двух пластиковых бутылок, наполненных парафином и слегка смоченных в бензине губок. Бутылки были склеены между собой клейкой лентой, а губки всунуты между ними. В губки Ник воткнул коробок спичек, из которого высовывался фитиль от петарды. Ник положил бомбу под кухонной раковиной, зажег фитиль и покинул здание. В течение часа фитиль прогорит до коробка спичек и пропитанных бензином губок, которые загорятся, что и создаст огонь, достаточный для того, чтобы бутылки расплавить. А за этим и вся штаб-квартира Англо-Саксонского Движения сгорит дотла.

Картер уже шел в сторону Портслэйда, когда прибывшие сторонники Хьютона начали громить христианских демонстрантов. Полиция стояла поблизости и наблюдала. Между полицейскими и сторонниками Крестового Похода Христианской Любви и Понимания никакой невысказанной любви не наблюдалось. Предводитель этого сброда утверждал, что Иисус был перевернувшим весь мировой порядок бунтовщиком. И это утверждение определенно не было тем постулатом веры, который местный Главный Констебль, человек сам по себе глубоко религиозный, мог свободно принять.

У пятидесяти активистов Англо-Саксонского Движения, которые явились, для того чтобы отмудохать христиан, день складывался удачно, потому что их противники верили в то, что надо подставлять вторую щеку. Те, кто находился по краям колонны из пятисот человек, очень скоро были покрыты шишками и синяками. Однако христиане не отступали, а падали без чувств прямо на месте, что, имея в виду их тактику пассивного сопротивления, означало более или менее одно и тоже. Нацисты время от времени производили набеги на толпу, после чего останавливались, переводили дух, перегруппировывались и наступали опять.

– Впусти Иисуса в свое сердце! – бубнили речитативом христиане.

– Христианская философия – это самоубийство! – издевались нацисты.

Такая весьма зрелищная конфронтация продолжалась уже почти пятьдесят минут, когда, наконец, сработало зажигательное устройство Ника. Вскоре кухня наполнилась дымом, дымовая сигнализация включила разбрызгиватели, которые благодаря изобретательности Картера выплюнули бензин. Не прошло и нескольких секунд, как все здание было в огне!

Первым инстинктивным порывом Сапога Хьютона, пропитанного бензином и окруженного со всех сторон огнем, было рискнуть переломом какой-нибудь конечности и выпрыгнуть из окна второго этажа. К сожалению, окна закрывали решетками, снять которые оказалось делом крайне тяжелым. Хьютон приказал своим клевретам выбить решетки стулом, однако сталь гнулась, но не ломалась. Жадно пожирая бензин, огонь молниеносно распространился по комнате.

– Это не может случиться со мной! – завизжал охваченный горячими красными пальцами пламени Хьютон.

– Нееет! – взвыл один из его клевретов.

Те несколько секунд, во время которых нацистское руководство гибло, объятое бешеным пламенем, показались фашистским маньякам вечностью. На самом деле, если бы умирающие могли бы осознать переход из одного из этих состояний в другое, то они поняли бы, что Смерть – долгожданное избавление от агонии умирания. Увидев свою охваченную огнем штаб-квартиру, стоящие снаружи активисты впали в исступление безумия и ненависти. С сумасшедшим ревом они бросились на христиан. Прежде чем легавые успели вооружиться огнестрельным оружием из запаркованного в переулках фургончика, было убито десять членов Бригады Господней и многие ранены. Полиция перестреляла всех нацистов до последнего человека, а также случайно убила тридцать семь сторонников Крестового Похода Христианской Любви и Понимания. Чтобы не ставить под угрозу жизни полицейских, невозможно было предпринять ничего другого. Эти смерти были неприятными издержками святого деле поддержания общественного порядка.