Интервенция

В сентябре 1609 года, когда Скопин-Шуйский еще только приближался я Москве, Сигизмунд III приказал своим войскам, сосредоточенным под Оршей, перейти русскую границу и осадить Смоленск. После провала попытки тушинцев захватить Москву и поражений войск Сапеги, Хмелевского и Ружинского правящие круги Польши со всей очевидностью поняли, что добиться поставленных целей по завоеванию Российского государства при помощи Лжедмитрия II им не удастся. Тогда они пошли на открытую интервенцию.

Выступив 9 сентября в поход, польский король, чей меч и шлем как нового крестоносца был благословлен папой римским, и его окружение надеялись на молниеносный успех. Смоленский гарнизон, сильно ослабленный посылкой крупных отрядов стрельцов и дворян на помощь Скопину-Шуйскому, должен был, по их мнению, быстро сдаться. Сигизмунд III пытался замаскировать свои агрессивные планы, заявив в королевской грамоте в Москву, что цель его похода — не пролитие русской крови и не захват территории, а умиротворение страны.

Внезапного удара по городу-крепости Смоленск не получилось. Благодаря предусмотрительности воеводы Михаила Борисовича Шеина, имевшего в Польше своих лазутчиков, город не был застигнут врасплох. Окрестное население успело укрыться за крепостными стенами, посады были сожжены, гарнизон приведен в боевую готовность. На предложение капитулировать («стать под высокую королевскую руку») Шеин, руководивший обороной, опираясь на земский общепосадский совет, ответил, что русская крепость будет обороняться до последнего человека.

Гарнизон Смоленска к началу осады состоял из: посадских людей — 2500 человек; даточных людей (крестьян) — 1500; дворян и детей боярских — 900; стрельцов и пушкарей — 500 человек. Всего — 5400 человек.

Была составлена «осадная городовая роспись», в которой гарнизон расписали по башням и «пряслам» (участки стены между башнями) крепостной стены. Весь гарнизон воевода Михаил Шеин разделил на осадную (около 2 тысяч человек) и вылазную (около 3,5 тысячи человек) группы. Осадная группа состояла из 38 отрядов примерно по 50 ратников в каждом. Каждый отряд получал для обороны башню и прилегающий к ней участок стены. Вылазная группа составила общий резерв, имевший очень большое значение для обороны столь обширной крепости. Резерв был в полтора раза сильнее осадной группы. В ходе обороны Смоленска гарнизон пополнялся из населения города, численность которого составляла примерно 40–50 тысяч человек, включая и жителей сожженного при подходе поляков пригородного посада. Оборона началась 19 сентября 1609 года.

Интервенты сосредоточили против немногочисленного гарнизона крепости до 50 тысяч конницы и пехоты. Король, гетман Станислав Жолкевский, литовский канцлер Лев Сапега, магнаты Потоцкий, Дорогостатский сравнивали Смоленск со зверинцем, который легко будет взять. Но в польском стане недооценивали мощи крепости, готовности смолян биться до последней капли крови, твердости их воеводы.

Трехдневный штурм крепости не принес успеха Сигизмунду III. Он решил принудить гарнизон к капитуляции голодом. Началась 20-месячная героическая оборона Смоленска, вошедшая славной страницей в историю нашей Родины.

Город стад подвергаться методическому обстрелу, на что смоленские пушкари отвечали не без успеха. Началась минная война. Поляки подвели подземные минные галереи, защитники — контрминные и. взрывали вражеские. 16 января 1610 года смоленские минеры докопались до польской галереи, установили пищаль, встретили противника огнем, а затем взорвали подкоп. 27 января под землей произошла новая встреча с врагом. Смоленские ратники установили теперь в галерее более мощную пищаль и зарядили ее ядром со «смрадным» составом (селитра, порох, сера, водка и другие вещества). Подкоп был взорван.

Защитники крепости постоянно беспокоили стан врага дерзкими вылазками, в том числе и для добывания воды и дров. Однажды горстка храбрецов переправилась через Днепр, проникла в польский лагерь, захватила там штандарт одного из отрядов и благополучно вернулась назад. В лесах под городом действовали многочисленные партизанские отряды смоленских крестьян. Один из них, под командованием Трески, насчитывал почти 3 тысячи человек. Партизаны уничтожали польских фуражиров, смело нападали на интервентов.

Сигизмунд III за время осады заметно увеличил свои силы. С мая 1610 года из Риги стали прибывать орудия крупного калибра. Подошла основная масса шляхтичей из тушинского лагеря. Увеличилось количество ландскнехтов — немецких наемников. Но, несмотря ни на что, защитники крепости отбивали штурмы королевских войск, нанося им ощутимый урон.

Свыше двадцати месяцев смоляне мужественно обороняли сбой город. То, что не смогли сделать войска интервентов и дипломатия польского короля через предателей-бояр, которые убеждали Шеина сдаться, сделали свирепствовавшие в осажденной крепости голод и цинга: из многочисленного населения Смоленска в живых осталось едва ли 8 тысяч. К началу июня 1611 года в гарнизоне насчитывалось всего 200 человек, способных сражаться. Каждому ратнику приходилось наблюдать и оборонять 20–30-метровый участок крепостной стены. Резервов не было. Надежды на помощь извне тоже.

Вечером 2 июня 1611 года начался последний штурм города. Изменник-перебежчик смоленский помещик Дедешин указал слабое место в западной части крепостной стены. Один из рыцарей Мальтийского ордена взрывом обрушил часть стены. Через пролом поляки ворвались в город. Одновременно в другом месте немецкие наемники по лестницам забрались на ту часть крепостной стены, которую даже по ночам некому было охранять.

Горсточка защитников Смоленска во главе с воеводой Михаилом Шеиным оказала героическое сопротивление врагу. Последним опорным пунктом обороны был собор, в подвалах которого хранились запасы пороха. Смоляне, укрывшиеся в соборе (около 3 тысяч человек), подожгли его и взорвали себя вместе с врагами. Раненого Шеина, засевшего с горсткой воинов е одной из крепостных башен, поляки взяли в плен и подвергли жестоким пыткам. Во время допроса мужественного воеводу спросили, кто ему советовал и помогал так долго держаться в Смоленске? На что он ответил: «Никто в особенности, потому что никто не хотел сдаваться». Шеина отправили в Литву. Там его в течение девяти лет держали в кандалах.

Оборона Смоленска показала, на какой героизм и самопожертвование способны русские люди, поднявшиеся на борьбу с иноземными захватчиками. Героев Смоленска ставил в пример своим ратникам воевода Дмитрий Пожарский. В Нижнем Новгороде, как и во всех уголках русской земли, с тревогой и болью следили за ходом обороны города-крепости. Его защитники стали для Кузьмы Минина и нижегородцев образцом воинского мужества, доблести в славы, вселяя веру в грядущее освобождение страны от интервентов.

Пока шла осада Смоленска, тушинский лагерь развалился окончательно. Самозванец бежал, за ним ушли в Калугу донские казаки и те, кто не желал служить королю. Поляки и наемники пополнили войско Сигизмунда III под Смоленском. К ним примкнули и русские тушинцы из бояр, дворян и дьяков во главе с Михаилом Салтыковым. Чувствуя, что почва ускользает у них из-под ног, они обратились к королю с просьбой посадить на русский престол королевича Владислава.

Дальнейшие события развивались с поразительно быстротой. В середине января 1610 года Салтыков «со товарищи» выехал из Тушина под Смоленск. 21 января его принял король, а уже через две недели был готов договор, незамедлительно посланный Сигизмундом в Москву к боярам.

Договор от 4 февраля представлял собой акт национального предательства. Суть его состояла в легализации польской интервенции, борьба против которой объявлялась «незаконной». А сын Владислав был нужен Сигизмунду III лишь как ширма для собственных притязаний на русский престол.

Василий Шуйский оказался в критическом положении. После поражения царских войск под Клушино народное возмущение достигло такой силы, что даже бояре поняли, что царю на престоле не удержаться. С запада на Москву двигалось польское войско гетмана Станислава Жолкевского, усиленное наемниками и действовавшее от имени короля. С юга столице вновь угрожал Лжедмитрий II, расположившийся у села Коломенское. На призыв о помощи царя Василия служилые люди городов не откликнулись, а предводитель рязанских дворян Прокопий Ляпунов ответил дерзким отказом. Это ускорило падение Василия Шуйского. 17 июля 1610 года он был свергнут боярами с престола и пострижен в монахи.

Власть в Москве перешла в руки Боярской думы — «седмочисленных бояр», в просторечии «семибоярщины», во главе с князем Федором Мстиславским (кроме него в Боярскую думу входили Иван Воротынский, Василий Голицын, Иван Романов, Федор Шереметев, Андрей Трубецкой и Борис Лыков). Страшась собственного народа и ища защиты от него, боярская клика провозгласила царем малолетнего сына Сигизмунда III королевича Владислава «Лучше государю служить, — говорили бояре, — нежели от холопов своих побитыми быть». На кандидатуру Владислава согласился и патриарх Гермоген при условии, что королевич примет православие Национальные интересы были принесены в жертву узкосословным. 17 августа 1610 года оформили соответствующий договор.

Бояре, заключившие с интервентами договор, чувствовали себя в Москве как на угольях. Каждую минуту они опасались возмущения москвичей. Потеряв доверие народа и столичного гарнизона, они пошли на невиданное в русской истории национальное предательство. В ночь на 21 сентября они впустили в Москву 8-тысячное польское войско гетмана Станислава Жолкевского, которое заняло Кремль, Китай-город, Белый город и Новодевичий монастырь. Перед тем как войти в Москву, Жолкевский уговорил Боярскую думу послать 18 тысяч войск (преимущественно стрельцов) для борьбы со шведами, которые в это время перешли к открытой интервенции и захватывали русские земли. Москва лишилась последних своих защитников.

В октябре 1610 года Жолкевский покинул Москву и уехал в королевский лагерь под Смоленск, возложив командование интервентами, в рядах которых было много немецких ландскнехтов, на пана Гонсевского, одного из военачальников королевского войска. По дороге в Смоленск гетман в нарушение договора захватил с собой из Иосифо-Волоколамского монастыря в качестве пленника бывшего царя Василия Шуйского.

Гетман Гонсевский отверг тактику своего предшественника, сочетавшую военную угрозу с переговорами, обещаниями, поисками компромиссных решений, и прибег к грубому диктату. Управление Москвой полностью перешло в его руки. В Кремле были размещены роты немецких солдат, перешедшие на сторону противника в бою под Клушино (каждая рота ландскнехтов насчитывала до 600 человек), у ворот поставлена стража, артиллерия приведена в полную боевую готовность. Чтобы обеспечить продвижение по улицам польских войск в случае народных волнений, были сломаны все решетки, запиравшие улицы на ночь. Москвичам запрещалось ходить с саблями. Нельзя даже было продавать в городе дров ибо из них могли изготовить колья. По вечерам в столице жизнь замирала. По улицам разъезжали польские патрули и убивали всех, кто попадался на пути.

С оккупацией в Москве начались грабежи, убийства в насилия. «…Наши, — писал польский ротмистр Маскевич, — ни в чем не зная меры, не довольствовались миролюбием москвитян и самовольно брали у них все, что кому нравилось, силою отнимая жен и дочерей». Интервенты не давали ходить к заутрене не только мирянам, но и священникам. Они грабили купцов, своевольничали. Среди московского населения росло возмущение. В Москве Гонсевскому прислуживали М. Салтыков, Ф. Андронов, ведавший казной, и другие изменники, засевшие в важнейших приказах. Пан Гонсевский самолично раздавал чины, поместья и вотчины. «Семибоярщина» послушно санкционировала все его распоряжения, ставя подписи под написанными им грамотами, посылавшимися в города. Московские бояре дошли до последней' степени унижения.

В это время к столице стал подбираться Лжедмитрий II, опиравшийся теперь преимущественно на отряды донских и волжских (из Астрахани) казаков. Чувствуя, что его позиции стали ослабевать, он поспешил объявить себя защитником православной веры. Стан его заметно поредел. Те польские отряды, которые не пожелали служить королю Сигизмунду (наиболее крупным из них был конный отряд пана Лисовского), рассыпались по стране, предпочитая грабить на свой страх и риск, не подчиняясь никому. Из тушинских бояр остались только трое: князья Д. Трубецкой и Д. Черкасский в Калуге и атаман И. Заруцкий в Туле. Последний развернул энергичную войну с интервентами. Тогда король и «семибоярщина» отвели бывшему гетману самозванца Сапеге роль ударной силы в борьбе с казацким лагерем у Калуги. Но войска атамана Ивана Заруцкого в ноябре и декабре 1610 года нанесли полякам два поражения.

Лжедмитрий II погиб 11 декабря 1610 года. Незадолго до этого он приказал убить и сбросить в Оку служилого татарского царя из Касимова Ураз-Мухамеда, оговоренного собственным сыном. Когда самозванец по привычке после обеда с обильными возлияниями выехал на санях на прогулку, его сопровождала личная конная охрана из касимовских татар. Князь Петр Урусов выстрелил в Лжедмитрия II в упор из пистолета, а затем саблей отсек ему голову. Обезглавленного самозванца отвезли в Калугу. Там в его вещах кашли талмуд, письма и бумаги написанные по-еврейски. Тогда и начали толковать на счет еврейского происхождения убитого «царька».

Но в после гибели самозванца Калуга решила не признавать власть Владислава, пока тот не прибудет в Москву, а все польские войска не будут выведены из России. У жившей в Калуге Марины Мнишек вскоре родился сын. Казаки торжественно нарекли его царевичем Иваном Дмитриевичем, а народ — «воренком». Однако современники поставили под сомнение отцовство самозванца. «Царевичу» не суждено было сыграть в последующих событиях какой-либо роли.

Положение Российского государства в те годы описал в своем донесении в Лондон представитель английской торговой компании Джон Меррик: «Довольно известно, в каком жалком и бедственном положении находится народ Московии последние восемь-девять лет… Большая часть страны, прилегающая к Польше, разорена, выжжена и занята поляками. Другую часть со стороны пределов Швеции захватили и удерживают шведы под предлогом оказания помощи». Меррик предложил английскому правительству захватить северную часть Российского государства: «Эта часть России, которая еще более всех отдалена от опасности как поляков, так и шведов, самая выгодная для нас и самая удобная для торговли… Россия… должна стать складом восточных товаров для Англии».

Действительно, Российское государство переживало один из наиболее тяжелых периодов своей многовековой истории: стоял вопрос о том, быть ли русскому народу свободным или подпасть под иноземное владычество.

Открытая интервенция Речи Посполитой против Российского государства, изменнически захваченная Москва вызвали широкий подъем патриотически-настроенных народных масс. Истекая кровью, все еще непоколебимо стоял Смоленск, приковав к себе лучшие полки Сигизмунда III. Героически оборонялся Троице-Сергиев монастырь-крепость, выдержавший 16-месячную осаду. Устоял и Нижний Новгород, хотя под его стенами не раз появлялись отряды тушинцев. Упорно сопротивлялись многие другие русские города-крепости.

Не хотел покориться интервентам и Зарайск, где с февраля 1610 года на воеводстве сидел князь Дмитрий Михайлович Пожарский.

Крепость не раз отражала набеги крымских татар. Жарко было под Зарайском и в годы польской интервенции. Желая удержать такой важный для обороны Москвы город, царь Василий Шуйский назначил Дмитрия Пожарского зарайским воеводой, дав ему небольшой отряд стрельцов.

Воевода изучил систему обороны крепости и остался доволен. Одно огорчало его — мало было воинов в кремле. С таким гарнизоном невозможно не только делать вылазки и вести наступательный бой, но и выдержать осаду. В этом вскоре пришлось убедиться.

В соседней Рязани веоеводил честолюбивый думный дворянин Прокопий Ляпунов, в прошлом случайный «союзник» Болотникова, давний враг царя Василия. Ляпунов защищал интересы князя Михаила Скопина-Шуйского. После его смерти воевода стал рассылать по городам грамоты, обвиняя в них царя в умышленном отравлении Скопина и призывая все к восстанию против Василия Шуйского.

С грамотой от Прокопия Ляпунова приехал в Зарайск его племянник — Федор Ляпунов. Пожарский решительно отверг предложение рязанского воеводы, затеявшего междоусобную борьбу, которая грозила еще большим ослаблением государства. В ответ на это Прокопий Ляпунов собрал войско и двинулся на Зарайск. Но, услышав о подошедшем в крепость по просьбе князя Дмитрия из Москвы подкреплении, отступил.

В июле 1610 года мирная жизнь зарайцев был нарушена. Тушинцы прислали в город грамоту с требованием присягнуть Лжедмитрию II. Пожарский отверг требование. В ответ на это в Зарайске вспыхнул мятеж. Воевода с немногими людьми укрылся в кремле, где горожане хранили продовольствие и наиболее ценное имущество, и, закрыв ворота, «сел в осаду». Через несколько дней мятежники, видя твердость и решимость своего воеводы, сдались. На переговорах решили: «Кто царь в Москве, тому и служить».

В январе 1611 года Прокопий Ляпунов вновь обратился к Пожарскому, на этот раз с предложением объединиться и изгнать из Москвы интервентов. Он призывал зарайского воеводу «со всею землею стать вместе, как один, и с иноземцами биться до смерти» Местом сбора рати предлагался рязанский город Шацк. Грамота обрадовала Пожарского. Но к воеводе Ляпунову было у него недоверие: тот служил Болотникову, и царю Василию Шуйскому, и «тушинскому вору», присягнул и королевичу Владиславу. В то же время он знал Прокопия Петровича Ляпунова как отважного и опытного военачальника. И Пожарский решил принять предложение.

За сборами заканчивался январь, когда от Ляпунова прискакал гонец с просьбой о помощи. Поляки, хозяйничавшие в Москве, выслали против него большой отряд, который вместе с присоединявшейся по пути разбойной шайкой запорожских казаков атамана Исаака Сумбулова настиг рязанского воеводу в Пронске и осадил этот слабо укрепленный город. Тревожно загудел сполошный колокол Зарайска. Быстро собрав свое войско и оставив небольшую часть его для обороны крепости, Пожарский быстрым маршем пошел к Пронску. Прослышав о подходе к Ляпунову помощи из Зарайска и других городов, сельские шляхтичи и сумбуловцы сняли осаду и бежали. Подоспевший отряд зарайского воеводы с коломенскими и рязанскими воинами их уже не застал. Едва Пожарский успел возвратиться в Зарайск, как в ту же ночь запорожцы Сумбулова, надеясь на внезапность в малочисленность гарнизона города, ворвались в острог. Но князь Дмитрий сам повел из кремля в атаку своих стрельцов. В остроге разгорелся жаркий бой. По приказу воеводы была закрыты ворота города. Сумбуловцев беспощадно истребляли. Часть из них все же сумела вырваться из Зарайска. Пожарский организовал преследование. Лишь немногим разбойным казакам удалось скрыться под покровом ночи в лесу.

Дмитрию Пожарскому еще до призывной грамоты Прокопия Ляпунова довелось читать письма, приходившие в Москву, в которых рассказывалось о бедствиях, чинимых интервентами по всей стране. Особенно взволновали его грамоты осажденных смолян.

Надо отметить, что в начале 1611 года чрезвычайно окрепла и расширилась патриотическая переписка между городами. Еще при организации князем Скопиным-Шуйским северного ополчения в 1608–1609 годах города договаривались об общем сопротивлении врагу. В 1611 году число таких призывных грамот заметно возросло. Они во многих списках шли во все концы страны. Специальные гонцы ездили от города к городу, из уезда в уезд, вызывали колоколом народ на общий сход, зачитывали письма и призывали всех подняться для изгнания иноземных захватчиков с Русской земли. На сходе же всем миром писали грамоты, призывая идти «на государевых изменников», на интервентов.

Население городов и сел с воодушевлением откликалось на эти призывные грамоты. Росло национальное сознание широких народных масс. На сходах обсуждали вопросы об организации ополчения и самообороны. Люди целовали крест, они клялись дружно встать на борьбу за Родину, не служить польскому королю, биться насмерть с чужеземными захватчиками. На сборные пункты отправлялись ратники, туда же свозилось воинское снаряжение.

Немало таких грамот приходило и в Зарайск. Пожарский, как городской воевода, читал их и был полон надежды в победном завершении начатого дела. Дмитрий Михайлович свой организаторский талант, опыт военного руководителя направил на подготовку зарайского ополчения.

На призывы Ляпунова, патриарха Гермогена главы православной русской церкви с 1606 года — откликнулись многие города. К рязанцам присоединились ополченцы Нижнего Новгорода (в рядах которых, по всей вероятности, находился и Кузьма Минин), Ярославля, Владимира, Суздаля, Костромы. Сразу же откликнулись Тула и Калуга. По заснеженным дорогам к Москве из этих городов шли пешие и конные отряды, чтобы принять участие в освобождении столицы. Примкнуло к первому земскому ополчению и значительное число казаков — бывших тушинцев во главе с боярином Дмитрием Трубецким и донским атаманом Иваном Заруцким. Присоединился к рязанцам и тушинский стольник Просовецкий, отряд которого стоял к северу от Москвы. Некоторые из этих бывших отрядов «тушинского царька» вошли в состав народного ополчения только потому, что со смертью Лжедмитрия II не знали, кому служить, и теперь надеялись продолжать безнаказанно совершать грабежи и насилия. Но большинство, разумеется, было таких, кто хотел постоять «за землю и православную веру».

Прокопий Ляпунов давно и хорошо знал характер своих союзников из числа бывших тушинцев. Самоуверенный и властолюбивый, рязанский дворянин считал, что сумеет держать в руках эти отряды. Поэтому он не только сговорился с атаманами, стоявшими под Калугой и Тулой, но и звал к себе всех окраинных, понизовых казаков, обещая жалованье и военное снаряжение. Благодаря таким призывам под Москвой собирались со всех сторон большие массы казаков, численно превысивших провинциальное служилое дворянство, на которое опирался Ляпунов.

Рязанский воевода не стал собирать отряды ополчения в единое войско на дальних подступах к Москве, Торопила весна — наступающие оттепели грозили превратить наезженные зимние дороги в непролазную грязь.

Загрузка...