Минин и Пожарский

Первое земское ополчение

Подошедшим к столице 21 марта передовым отрядам земского ополчения открылась страшная картина. На месте Москвы еще дымилось пожарище, от домов остались одни печные трубы, Закопченными стояли кремлевские, китайгородские стены и стены Белого города. Лишь кое-где среди заснеженных полей темнели уцелевшие слободы.

Зная о подходившем к Москве ополчении, Гонсевский решил разбить его по частям. Прежде всего против казаков Просовецкого выступил полк Струся. Казачий отряд шел с «гуляй-городом», представлявшим собой подвижную ограду из огромных саней, на которых стояли щиты с несколькими отверстиями для стрельбы из самопалов. При каждых санях находилось по десять человек: они и санями управляли на поле боя, и, остановившись, вели огонь из пищалей. Окружая войско со всех сторон — спереди, с тыла, с боков, эта ограда препятствовала польским копейщикам добраться до русских. Конникам Струся пришлось спешиться. Только таким образом противнику удалось прорвать один из фасов «гуляй-города», и казаки вынуждены были отступить, не проявив особого упорства в бою.

По последнему зимнему пути шли к Москве земские отряды. Не позднее 23 марта в предместья столицы прибыл Прокопий Ляпунов с рязанцами. Немного запоздали Заруцкий с казаками и Трубецкой со служилыми людьми. Их задержало присутствие на зимних квартирах недалеко от Калуги наемного войска Яна Сапеги, отказавшегося служить королю и предложившего земскому ополчению свои услуги, но за непомерно высокое вознаграждение.

В первом земском ополчении были представители всех городов Русского государства, кроме Смоленска, захваченного поляками, и Новгорода, сражавшегося против шведов. Ополченцы стали лагерями вдоль стен Белого города. У Яузских ворот разместилось дворянское ополчение Ляпунова, рядом ним, у Воронцова поля, разбили свои таборы казачьи отряды Трубецкого и Заруцкого, дальше, от Покровских ворот к Трубе, расположились ополченческие дружины из Замосковья и других мест. Московские повстанцы во главе с воеводой Федором Плещеевым прочно удерживали в своих руках Симонов монастырь. Рядом расположились отряды Просовецкого и Измайлова.

27 марта Гонсевский вывел свои войска из Яузских ворот и попытался потеснить ополченцев и повстанцев в окрестностях Симонова монастыря, эта проба сил успеха ему не принесла. Интервентам пришлось отказаться от наступательных операций обороны внешней крепостной стены Белого города. В начале апреля ополченцы штурмом взяли большую часть Белого города, в июле овладели им полностью. Уже первые бои показали, что в земском ополчении казаки и дворяне не доверяют друг другу.

В мае развернулись бои с наемниками подошедшего Яна Сапеги. Он вел перед этим торг и с борами, и с Ляпуновым. Когда гетман получил от Мстиславского три тысячи рублей, а столичное рыцарство пообещало поделиться кремлевскими сокровищами, наемники Сапеги вышли в поход на помощь осажденным. От Поклонной горы, где был разбит их лагерь, они двинулись к Лужникам. Стараясь деблокировать осажденный гарнизон, гетман попытался овладеть тверскими воротами. Но ополченцы наголову разбили немецкую пехоту и захватили ее знамена. В боях отличился муромский воевода Мосальский, завоевавший себе славу храбреца. После неоднократных попыток потеснить ополченцев Сапега отступил. Поняв, что победы ему не добыть, он отправился в район Переславля-Залесского собирать продовольствие для осажденного кремлевского гарнизона. У ополченцев не было достаточно сил, чтобы замкнуть кольцо осады Кремля и Китай-города, они сумели лишь перекрыть дороги, ведущие из Москвы. Снабжение осажденного гарнизона продовольствием прекратилось. Во время восстания запасы продовольствия в городе сгорели в огне. В мае осажденные уведомили Сигизмунда III о том, что смогут продержаться в Москве не более трех недель, если им не будет оказана немедленная помощь и они не получат фураж для лошадей.

После нескольких вылазок интервентов с целью нанести поражение ополченцам и вялых попыток Ляпунова штурмовать засевших за крепостными стенами поляков московский гарнизон засел в глухую осаду в ожидании помощи от короля.

Поляки удерживали и Арбат, и Новодевичий монастырь, откуда начиналась Большая Смоленская дорога. Но она проходила через уезды, охваченные восстанием. Крестьяне, вооруженные залами, топорами, дубинами, на свой страх и риск вели борьбу с интервентами. Те называли их презрительно «шишами», хотя и несли от них ощутимый урон. Так, в мае «шиши» разгромили дворянский конвой и отбили казну, которую боярское правительство выслало наемникам Яна Сапеги.

Решить стоявшую перед первым земским ополчением задачу, то есть изгнать интервентов и освободить Москву, Ляпунов был не в состоянии еще и потому, что с первых дней осады в рядах земской рати начался внутренний разлад. Классовая неоднородность ополчения, наличие в нем не только служилых дворян, но и казаков, среди которых было много беглых крестьян и холопов, порождали глубокие раздоры. Хотя казаки и «черные люди» с дворянами и детьми боярскими заявляли, что все они «в одной мысли», между ними лежала пропасть. Классовые противоречия не могли не привести к распаду первого ополчения.

При начальниках отдельных отрядов существовали собственные поместные и разрядные приказы, через которые они пытались управлять страной. Воеводы сами раздавали поместья, собирали «корма», отправляя на места своих людей. Такие посылки за «кормами» оборачивались зачастую грабежами и своеволиями.

Возникла необходимость создать временное русское правительство, определить его программу, объединить разрозненные отряды в единое войско. Активную роль объединителя взял на себя рязанский воевода. Временное правительство «троеначальников» (Прокопий Ляпунов, Дмитрий Трубецкой и Иван Заруцкий) было образовано лишь в мае 1611 года. Но единства в ополчении так и не стало: Заруцкий потакал казакам, у Ляпунова появились диктаторские замашки, он себя вел вызывающе высокомерно, князь Трубецкой считал себя по знатности и родовитости выше всех.

Был создан также «Совет всея земли», однако в нем не было посадских представителей. 30 июня 1611 года был принят «Приговор», составленный от имени «Московского государства разных земель царевичей, бояр, окольничих, дворян и детей боярских, атаманов и казаков». Он выражал в основном интересы дворянства и казачьей верхушки и поддерживал существовавшие крепостнические порядки. Большинство ополченцев из числа беглых крестьян и холопов попало в разряд «молодых» казаков. В целом «Приговор» был направлен против них и выражал прежде всего интересы дворянской части земского ополчения. Обещания, данные Ляпуновым в его грамоте при организации ополчения, оказались нарушенными. Казаки были крайне раздражены этим «Приговором». Назревал социальный взрыв.

Отношения между ними накалились еще более, после того как один из приверженцев Ляпунова, тушинский боярин Матвей Плещеев, учинил самосуд над 28 казаками, уличенными в грабеже, приказав утопить их. К тому же в руках у казаков оказалась грамота, умело подброшенная лазутчиками Гонсевского и якобы подписанная Ляпуновым, в которой они объявлялись разбойниками, врагами Русского государства.

«Приговором» и последующими действиями Ляпунов бросил открытый вызов казакам. Он не хотел считаться с тем, что люди, вкусившие свободу и взявшие в руки оружие, послушно не сложат его, что они не откажутся от воли, не будут слепо подчиняться дворянину-диктатору. 22 июля 1611 года казаки вызвали рязанского воеводу в свои «табор» для объяснений и «разнесли на саблях».

После гибели Ляпунова первое земское ополченке распалось. Большинство служилых дворян, вдоволь натерпевшись от казаков и боясь новых притеснений с их стороны, покинули его. Разошлись также земские рати северных и поволжских городов, в том числе и нижегородская.

С того времени Кузьма Минин, горячо боровшийся за единство рядов народных защитников, требовал сурового наказания для тех, кто вносил разлад в общее дело. В далеком Мугреево с болью в сердце воспринимал залечивающий раны Дмитрий Пожарский вести о распаде ополчения, для организации которого он так много сделал и с которым связывал надежды на скорейшее освобождение Русского государства от иноземных захватчиков.

Наряду с классовыми разногласиями на распад ополчения повлияло намерение Ляпунова, который после смерти князя Михаила Скопина-Шуйского не видел в боярской среде достойного кандидата в цари, просить на русский престол шведского королевича. Заруцкий же, как и Трубецкой, хотел видеть на нем «Маринкина сына», «воренка». Они присягнули сыну Марины Мнишек, в котором, как они считали, текла царская кровь. С распадом ополчений руководящая роль под Москвой перешла к предводителям казачьих «таборов».

Вскоре верховодить единолично стал донской атаман Иван Заруцкий, слабовольный Дмитрий Трубецкой подпал под его влияние. Оставшиеся под Москвой ополченцы были бессильны очистить столицу от интервентов. Они рассылали грамоты по городам, призывая на помощь ратных людей, требовали присылки в казну «пороха и шуб». Но казаки Заруцкого доверия не внушали и объединить народные силы не могли.

После неудачного штурма Китай-города в июне 1611 года Заруцкого и Трубецкого не покидала мысль выбить поляков из Москвы. В июле 1611 года подмосковные казачьи полки вместе с подошедшими из Казани и Свияжска отрядами дворян, стрельцов и поволжских народов — татар, мордвин, чувашей и черемисов (марийцев) — штурмуют Новодевичий монастырь и, неся незначительные потери, занимают его. Казачье войско теперь удерживало в своих руках весь Белый город, не пуская туда поляков. Для перекрытия дорог были поставлены острожки (деревянные укрепленные городки), рогатки и сооружены шанцы.

Казачество в своей массе было «черным людом», все помыслы которого направлялись на освобождение страны от иностранных захватчиков. Не случайно летописец писал о казачьих отрядах, оставшихся под столицей: «Стояли под Москвою таборы очищения ради града Москвы от королевских людей». А Дмитрий Пожарский уже после изгнания поляков из Москвы признавал, что казаки «над польскими людьми… промышляли всяким промыслом и тесноту им чинили, и на многих боях с ними бились, не щадя голов своих».

Развал ополчения улучшил положение осажденного гарнизона. Отряды Яна Сапеги, Лисовского и Ходкевича стали легко пробиваться к осажденным и доставлять им провиант. Гонсевский таким путем стал получать и подкрепления. Особую активность проявлял Сапега, захвативший в июле — августе Переяславль, Александровскую слободу и вернувшийся с награбленным добром в Москву.

Тяжелое положение Российского государства усугублялось шведской интервенцией. Воспользовавшись поражением царского войска под Клушино, шведы стали прибирать к рукам новгородские земли. После упорных боев им удалось захватить 2 марта 1611 года Корелу, которая защищалась всю зиму и была занята интервентами лишь тогда, когда от защитников в городе осталась в живых только сотня. Но под Ладогой и дважды под Орешком шведы потерпели поражение. Сорвались и планы захвата Северной Карелии. Ни Кола, ни Соловецкий монастырь не сдались неприятелю. Население северных земель развернуло партизанскую войну против шведов, уходило в леса, прятало продовольствие. Народные мстители переносили боевые действия даже на территорию противника.

Однако летом 1611 года интервенты достигли большого успеха, захватив Новгород Великий. Шведские правящие круги давно вынашивали планы оторвать от Руси богатую Новгородскую землю и превратить ее в зависимое от Швеции вассальное государство. Еще в марте 1611 года наемные отряды Якова Делагарди, предавшие в бою под Клушино русских союзников, расположились у Хутынского монастыря в семи километрах от города. Хотя новгородцы и отказались сдаться, они проявили большую беспечность, не приняв энергичных мер для организации обороны. В городе не было согласия между воеводами, между ратниками и посадскими людьми.

Шведский король обратился в Великий Новгород с универсалом, предлагая свою защиту от поляков. Весной 1611 года в город прибыли посланцы Прокопия Ляпунова, который решил вновь заключить союзнический договор со шведами против Речи Посполитой. Во время переговоров шведы предложили своего королевича на русский престол. Такие переговоры вдобавок ко всему дезориентировали новгородцев.

8 июля Делагарди послал свои войска на штурм города. Новгородцы штурм отбили, но через неделю были захвачены врасплох. 16 июля изменник Иван Шваль, холоп одного из новгородских помещиков ввел врага в город через Чудинцовские ворота. Воевода В. Бутурлин, не принимая боя, со своим отрядом поспешно бежал на города. Сопротивление оказали лишь отдельные отряды стрельцов и казаков. Они отклонили все предложения о сдаче и предпочли плену смерть в бою. Погиб и известный казачий атаман Тимофей Шаров — участник восстания Болотникова и похода Скопина-Шуйского. Упорно сражался с интервентами протопоп Софийского собора Аммос. Он затворился на своем дворе вместе с другими новгородцами и стойко отражал натиск шведов. Тогда наемники подожгли двор протопопа. Аммос и его товарищи погибли в огне, но не сдались.

Одна из самых мощных крепостей Руси — Новгородский кремль был сдан Делагарди митрополитом Исидором и князем И. Одоевским. Вскоре новгородские власти были вынуждены подписать договор, фактически отторгавший северные земли от Русского государства: территория, которая именовалась теперь княжеством Новгородским, отдавалась под покровительство шведского короля, и с ним заключался союз против Польши. Шведский король объявлялся «покровителем».

Заключая договор со Швецией, новгородцы брали обязательства не только за себя, но и за все Российское государство. Они соглашались принять одного из сыновей Карла IX (Густава-Адольфа или Карла-Филиппа) на «Новгородское и Всероссийское государство царем и великим князем». А «до прибытия его королевского величества сына, — говорилось в договоре, — обязуемся повиноваться главному военачальнику Якову во всех его повелениях». Город обязался содержать шведские войска.

Власть в Новгороде перешла к Делагарди, который не замедлил ввести оккупационный режим, по суровости не уступавший польскому. Он чинил суд и расправу, отбирал и раздавал шведским военачальникам поместья. Одной из главных его забот стало распространение королевской власти на другие пограничные города, которые ему до этого не удалось взять. Один за другим пали Копорье, Ям, Ивангород, Орешек. Но хорошо укрепленный город-крепость Псков устоял и стал главным оплотом борьбы со шведской интервенцией на северо-западе России.

Помимо шведов под Псковом долго хищничали разбойные отряды пана Лисовского, грабя и убивая мирных жителей. В марте 1611 года войска гетмана Ходкевича пробовали взять Псково-Печерский монастырь, но приступ поляков был отбит с большими для них потерями.

В это время в Ивангороде объявился еще один самозванец, назвавший себя царевичем Дмитрием, «чудесно спасшимся» в третий раз. Летописец называет его Сидоркой (или Матюшкой) и говорит, что он был московским дьяком «из-за Яузы». Вскоре Лжедмитрий III перебрался в Псков, где его охотно приняли, видя в нем защитника против шведов (таким он представлял себя и обращениях к горожанам). Псковичи целовали ему крест. Из Пскова новый самозванец пытался распространить свою власть и на другие города, завязал отношения с подмосковными казачьими «таборами». Впоследствии «чудесно спасшемуся» царевичу присягнули со своими казаками стоявшие под Москвой донской атаман Заруцкий и князь Трубецкой.

К осени 1611 года страна, казалось, стояла на краю гибели. Польские войска взяли Смоленск и засели в спаленной ими Москве. Первое земское ополчение распалось. Шведы захватили Новгород Великий. На огромной территории бесчинствовали многочисленные разбойные отряды польских и шведских интервентов. Паны хвастливо писали в Польшу: «Мы теперь пасемся на Русской земле». Усилились набеги крымского хана. «Семибоярщина» окончательно обанкротилась. Московские бояре, запятнавшие себя сотрудничеством с иноземными захватчиками, сидя вместе с ними в Кремле, потеряли всякий авторитет в глазах народных масс. Их открыто называли изменниками.

Население оккупированных областей «от великих чинов и до малых степеней» предавалось «всеядному мечу». Воспоминания современников, призывные грамоты городов взволнованно рассказывают о погромах, убийствах и разорении: «Иных с башен высоких городских вниз бросали, иных же с берегов крутых во глубину реки с камнями сталкивали, иных же из луков и из самопалов расстреливали… у иных же детей хватали и перед глазами родителей в огонь кидали; иных же от материнской груди отбирали, о землю и о пороги, о камни и углы разбивали; иных же, на копиях и на саблях воткнувши, перед родителями носили».

В этот критический момент усилилось народное сопротивление. Его питали, придавая размах и силу, страдания, обрушившиеся на всех, и гнев за поруганное чувство национального достоинства. Все яснее осознавалась простым людом нетерпимость создавшегося положения. Открытое предательство боярской верхушки и неудача похода первого земского ополчения не сломили решимости русского народа бороться за освобождение своей страны. Повсеместно развернулось широкое партизанское движение против польских и шведских интервентов, основу которого составляло крестьянство. Растущий патриотический подъем широких слоев населения совершил то, чего не смогло сделать боярское правительство, — организовал действенный отпор интервентам.

Ушедшее в леса население организовывало партизанские отряды, активно боровшиеся против захватчиков. Наличие подобных отрядов в годы «великого разорения» отмечается по всей занятой польскими и шведскими интервентами территории. Отряды действовали на севере, в районе Сумского острога, в лесах Новгородской и Псковской областей, в лесах Смоленщины, под Москвой, в Ярославском крае, на Вологодчине… По свидетельству иностранца, «со всех сторон являлись толпы необузданных крестьян, которые истребляли немцев и поляков с неимоверною злобою… народ вооружился и отомстил полякам: иных повесил, других изрубил, а некоторых побросал в воду».

Восставшие ловили гонцов, истребляли фуражиров, нападали на малые отряды иноземцев, создавая невыносимые условия для захватчиков. Взятый в плен поляк Остап Броцкий показал на допросе, что у него в роте было 100 всадников, «а ныне их осталось только на 60 конях, а остальные побиты, и ныне-де они пошли было из Новгорода для кормов, и их поймали». В районе Волхова один из повстанческих отрядов сумел захватить четыре баржи с продовольствием, предназначенным для шведского гарнизона в Старой Ладоге.

Историк Н. Костомаров в своем исследовании о Смутном времени указывает, что в начале октября восставшие заполняли окрестности столицы верст на пятьдесят; они рассеяли и частично истребили отряд Вонсовича в 50 человек, высланный Ходкевичем к Гонсевскому. Точно так же был отброшен повстанцами выехавший из Москвы навстречу Ходкевичу отряд ротмистра Маскевича.

Подобных примеров было немало. В результате засевший за крепостными стенами русской столицы польский гарнизон оказался в сплошном кольце подмосковных повстанческих отрядов. Это заметно ухудшило его и без того тяжелое положение с подвозом продовольствия и получением подкреплений.

19 декабря 1611 года восставшие отбросили шляхетский отряд Каминского от Суздаля, а 22 ноября повстанцами был разбит наголову под Ростовом отряд Зезулинского. Значительно потрепали «шиши» и полк Струся, направлявшийся из Смоленска к Можайску. Они захватили багаж, перебили много жолнеров (польских солдат), а с самого пана Струся сорвали ферязь (верхнюю одежду). Значительный ущерб причинили повстанцы гетману Великого княжества Литовского Яну-Каролю Ходкевичу при доставке провианта осажденному в Москве гарнизону интервентов, перекрыв все идущие к ней дороги. Полякам удавалось продвигаться по ним только крупными отрядами.

Стихийно возникшие отряды восставших действовали в большинстве случаев независимо от представителей местных властей. Когда требовала обстановка, повстанцы связывались с ратными людьми и общими усилиями истребляли большие отряды интервентов. Именно так, например, поступили ярославцы в 1609 году, когда Ярославль заняло войско Лисовского численностью в девять рот. Горожане разместили незваных гостей на посаде в различных концах, дав им достаточно пищи и кормов, подали весть об их приходе костромичам, галичанам и в другие города. Пришедшие на помощь в Ярославль русские ратники вместе с горожанами разбили наголову польский отряд. Пан Лисовский едва унес ноги. Совместные действия горожан и служилых людей увенчались полным успехом.

Столь же безуспешными оказывались попытки польских отрядов проникнуть и в другие районы Заволжья. Здесь они зачастую встречали решительный отпор со стороны нижегородцев, которые по первому зову приходили на помощь жителям городов и сел, подвергавшихся вражескому нападению.

Такими действиями поднимающихся на вооруженную борьбу с интервентами народных масс создавалась условия для освобождения Российского государства, Для польских и шведских захватчиков народное движение было огромным бедствием. Разными путями оно привело в конечном счете к изгнанию интервентов из пределов страны.

Осенью 1611 года Российское государство стояло на грани национальной катастрофы. Но ее, к счастью, не произошло: нашлась сила, которая спасла страну от порабощения. Русский народ поднялся на борьбу с захватчиками. Развернувшуюся народную войну можно по праву назвать войной отечественной — ведь речь шла о существовании самого Российского государства.

В сложившейся исторической ситуации требовалось только одно — чтобы кто-то вновь поднял знамя борьбы за национальное освобождение. Таким знаменосцем стал в Нижнем Новгороде земский староста Кузьма Минин, призвавший горожан, всех русских людей к созданию нового народного ополчения.