Мир Аматорио. Доверие

Глава 18

Десмонд

Комната для посещений в психиатрической больнице «Хейверхилл» похожа на операционную. Блестящие светлые стены, яркие люминесцентные лампы, в воздухе витает устойчивый запах медикаментов. Сюда меня проводила медсестра, перед этим введя в дверном замкé четырехзначный код.

Как я понял из-за того, что Грейс обвинили в покушении на убийство, ко "встречам" здесь – если это можно так назвать – относятся со всей строгостью и осторожностью. Я оставил в камере для хранения телефон, ключи и все предметы с острыми краями. Меня даже попросили снять наручные часы и ремень.

Кэша не пропустили вместе со мной, потому что руководство «Хейверхилл» разрешает только одному человеку посещать пациентов. И вот я в одиночестве сижу за столом в ожидании, когда приведут Грейс.

Тут так тихо, что отсутствие звуков угнетает. Я не могу определить, сколько проходит времени. Скорее всего минут десять, но кажется будто целый час. Секунды растягиваются в бесконечность.

Я стараюсь отогнать от себя то, какие картинки рисует воображение: моя сестра с пустым взглядом и истыканными от бесконечных уколов руками. Пытаясь отвлечься, я прокручиваю в голове детские воспоминания, и одно из них застревает перед глазами.

Рождественское утро. Мне восемь или девять лет. Моя семья вместе с гостями собирается в гостиной и приступает к традиции, которая меня всегда раздражала: все дети должны по очереди открыть подарки. Я самый старший и буду это делать последним, потому что мама настаивает на том, что нужно уступать младшим, а в особенности девочкам.

Первой подарок раскрывает дочка одного из бизнес-партнеров моего папы. Ее зовут Кимберли. На ней белое платье с пышной юбкой и шлейфом, на спине большой бант. Рядом с ней стоит Кэш и, не мигая, смотрит, как она снимает с красочно завернутой коробки блестящую ленту.

Готов поспорить, что мой младший брат не дышит в этот момент. Еще несколько минут назад Кэш спорил с мамой, что не будет надевать праздничный костюм. Но мама каким-то образом уговорила его согласиться на пиджак, брюки и белую рубашку.

Тем временем Кимберли достает из коробки… еще одну коробку. Она темно-синего цвета с надписью «Graff». Я несколько раз видел, как папа дарил такие маме, и во всех случаях это оказывались украшения с бриллиантами. Вот и сейчас Кимберли открывает футляр, и мы обмениваемся с Кэшем кислыми взглядами.

Получить в пять лет кольцо с бриллиантом на Рождество? Скукота.

– Папа, Санта перепутал подарки. Это не мой. Я просила щенка, – Кимберли хмурится и смотрит на своего отца.

Мы с Кэшем вновь переглядываемся и хмыкаем. Что взять с этих девчонок? Разве Кимберли не в курсе, что Санта-Клауса не существует? А это кольцо ей подарил ее папаша, потому что ему не хочется заводить щенка.

– Давайте дальше, – недовольно говорю я. – И поскорее.

Несмотря на то, что я знаю, что в Санту переодевается один из наших водителей, мне все равно не терпится выяснить, что мне подарили на Рождество.

Еще несколько девчонок срывают обертку с коробок, и наступает очередь Грейс. Ее темные, практически черные волосы собраны в аккуратную высокую прическу. На ней голубое платье с воланами. На самом деле Грейс планировала надеть пышное платье наподобие, как у Кимберли. Но так вышло, что мы с Кэшем немного испортили его. Сегодняшним утром мы случайно оставили на нем несколько пятен от цветных пуль во время игры, и за это сестра с нами не разговаривает.

Грейс распаковывает большую коробку и с трудом вытаскивает из нее увесистую картину в массивной раме. Папа что-то произносит про то, что решил вложиться в искусство, и сестра сердито на него смотрит.

– Папа, это какая-то шутка? Я просила у Санты безлимитную карточку.

– Похоже, сестра хреново вела себя, раз ей досталась такая чушь, – шепчет мне на ухо Кэш, и мы начинаем тихонько посмеиваться.

Но наше веселье быстро заканчивается. На нас шикают родители, и мы замолкаем. Без особого энтузиазма Кэш раскрывает свой подарок и вынимает из коробки маленький пиратский корабль. Папа сообщает ему, что это копия настоящего корабля, который дожидается его на заднем дворе.

Дети в гостиной восторженно переговариваются между собой, а Кэш предлагает Кимберли посмотреть на корабль. Они вдвоем срываются с места, и мне немного обидно, что брат позвал какую-то девчонку, а не меня. Но я не показываю виду и приступаю к распаковке моего подарка.

Пока я срываю ленту, вокруг меня раздается быстрый топот. Все дети бегут следом за Кэшем и Кимберли на задний двор, чтобы поиграть на корабле. Вскоре их родители отправляются следом за ними, и в гостиной остаются только я, задремавший на диване дядя Сильвио и Грейс.

Я избавляюсь от остатков подарочной упаковки и снимаю крышку. Интересно, что в этом году подарили мама и папа? Вот бы ключи от машины…

Я нетерпеливо заглядываю внутрь, и от увиденного у меня по спине пробегают мурашки. Я перестаю дышать. Это какой-то тупой розыгрыш?

Чем дольше я смотрю на содержимое коробки, тем сильнее в животе скручивается тошнотворный узел. Я несколько раз растерянно хлопаю глазами, а потом резко отшвыриваю коробку от себя.

Нет. Я отказываюсь верить. Это невозможно. Это чья-то жестокая шутка, и я докажу это. Я сегодня же найду Снежка. Живого и невредимого.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти прочь из гостиной, но в последний момент замечаю, как из коробки медленно стекает кровь густыми тягучими каплями. Она окрашивает светлый мрамор багровыми каплями, и я напряженно сглатываю.

Нужно срочно избавиться от злосчастной коробки, пока кто-нибудь из детей ее не увидел. Я подхожу к ней, наклоняюсь и дрожащей рукой прикрываю крышкой. Вдруг за спиной раздается тихий девчачий смех, заглушая бешеный стук моего сердца.

Я тотчас вспоминаю, что здесь находится Грейс. Надеюсь, она не успела ничего заметить. Снежок любимец нашей семьи, и сестра закатит настоящую истерику, если увидит то, что внутри моего "подарка". Я оборачиваюсь и встречаюсь с пристальным взглядом Грейс. На ее лице нет испуга. Сестра внимательно наблюдает за мной, а затем ее голубые глаза ссужаются…

Резкий щелчок механизма замкá вырывает меня из воспоминаний. Из гостиной я возвращаюсь в реальность, и теперь вместо детского розовощекого личика своей сестры вижу повзрослевшую девушку. Ее светлые волосы спутаны, у корней уже заметен натуральный оттенок. Ее кожа бледная, и в свете флуоресцентных ламп кажется желтоватой. Под глазами темные круги, и, как я и предполагал, ее руки в отметинах от уколов.

Грейс застывает на пороге и оборачивается. Стоящая позади нее медсестра подталкивает ее вперед. Грейс неуверенно проходит в комнату, и когда замечает меня, ее потрескавшиеся губы изгибаются в улыбке. По моей спине пробегает холод. Именно сейчас в стенах психиатрической больницы «Хейверхилл» я вижу, как от улыбки сестры веет безумством.

Медсестра говорит, что у нас есть не больше получаса на "встречу", и я надеюсь, что она займет гораздо меньше времени. Грейс выдвигает для себя стул и садится напротив меня. Она кладет руки на стол, сцепив между собой пальцы с коротко обрезанными ногтями. На ней темно-синяя больничная рубашка, надетая поверх белой майки.

– Привет, Десмонд. Решил посмотреть, как поживает твоя родная сестра?

От голоса Грейс моя ладонь сжимается в кулак. Из-за прихоти сестры могли погибнуть несколько человек. Мало того, что она хотела избавиться от меня и выстрелила в Кайли. Грейс пыталась уничтожить самое ценное, что у меня есть – она собиралась убить Кристиану.

Я бы предпочел больше никогда не видеть сестру. Я бы предпочел, чтобы она исчезла из моей жизни. Но мне нужно выяснить, как ей удалось организовать рассылку видео, находясь в психиатрической больнице. Я на девяносто девять процентов уверен, что это дело рук Грейс. Она имела доступ к досье.

– Мне плевать на тебя, – я злобно смотрю на нее. – Ты знаешь, зачем я пришел.

В голубых глазах сестры мелькает нездоровый блеск.

– О, нет, Десмонд. Тебе не плевать на меня. Я по-прежнему твоя сестра. И ты по-прежнему любишь меня.

– Я не собираюсь спорить с той, которую признали сумасшедшей, – сквозь зубы говорю я.

– Ты прекрасно знаешь, что это правда, – возражает Грейс.

Она выдвигается вперед, и медсестра в стеклянном проеме в стене тотчас указывает ей вернуться на место.

– Я пыталась убить тебя. Я пыталась убить твою жалкую шавку, – продолжает Грейс, и от ярости у меня подскакивает пульс. – И ты бы давно со мной расквитался, но ты не можешь этого сделать. Я все еще жива, – довольным тоном заканчивает она.

Мне требуется минута, чтобы признать, что отчасти эта сука права. Я бы давно придушил Грейс собственными руками, но есть одно «но». К несчастью, она моя сестра, а я… Я слабак, раз не могу прикончить ее.

Мне остается утешать себя мыслью, что ближайшие десять лет Грейс не увидит ничего, кроме остортечелых четырех стен своей палаты. Еще десять лет она не сможет насладиться свободой. Сейчас Грейс восемнадцать, и она потеряет лучшие года своей жизни.

– Я не избавился от тебя только по одной причине, – огрызаюсь я. – Я хочу видеть, как из избалованный стервы ты превращаешься в жалкую тень. Посмотри, чего ты добилась, – я окидываю ее быстрым взглядом. – Теперь вместо дизайнерских тряпок у тебя больничная форма. Вместо лучших курортов прогулка вокруг психбольницы. Ты могла тыкнуть в любую точку земного шара, и там оказаться. Перед тобой были открыты все двери, но ты… Ты испортила свою жизнь, и теперь у тебя есть десять лет, чтобы понять и обвинить себя в этом.

Я с ненавистью смотрю на Грейс, и она закатывает глаза.

– Избавь меня от своих нотаций, – заявляет она. – Еще неизвестно, как все сложится у тебя. Ты связался с никчемной и бестолковой дрянью. И она испортит твою жизнь похлеще меня.

Чертова. Сука.

Я не выдерживаю и ударяю кулаком по столу.

– Заткни свой рот, – рявкаю я, и медсестра за стеклом призывает меня к спокойствию.

– Ты пришел сюда, чтобы заткнуть меня? – спрашивает Грейс, и на ее губах появляется саркастическая улыбка.

Ты сама знаешь, зачем я пришел.

– Хочешь узнать, как дела у мистера Вильерса? – я понижаю голос, и в глазах Грейс пропадает радостный блеск.

– Ну и что с ним?

– Ты хочешь спросить: жив он или мертв? – язвительно произношу я.

После моего вопроса у Грейс подергиваются руки, лежащие на столе. Она крепче сцепляет пальцы, и я вижу, как с каждой секундой на них бледнеет кожа.

– Что ты с ним сделал?

– В академии мог разразиться скандал, если бы все узнали, что преподаватель ораторского искусства имел связь со старшеклассницей. Твой ненаглядный мистер Вильерс попытался сбежать. Но мы с Кэшем поймали его на выезде из города, а дальше… – я нарочно замолкаю.

Грейс прищуривается и склоняет голову, пристально осматривая меня. Я буквально слышу, как в ее голове крутятся шестеренки.

– Ты и Кэш – слабаки. Вы не способны на убийство, – Грейс пожимает плечами. – Вы даже не смогли убить Блаунта, когда он надругался над Ким.

– Это было два с половиной года назад. Кэшу было шестнадцать, а мне восемнадцать. Мы оставили этого ублюдка истекать кровью в лесу в надежде, что он сдохнет.

От собственных слов к моему горлу подступает тошнотворный ком. Мне отвратительна мысль, что я оправдываюсь перед этой чертовой сукой.

– Но речь не о Блаунте, а о Вильерсе, – тихо говорю я. – И о тебе.

– К чему ты ведешь?

– Ты можешь сказать мне правду, и мы больше не тронем твоего преподавателя. А можешь промолчать и тогда… – я поднимаю руку и провожу большим пальцем вдоль своего горла.

– Я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать.

Я готов опрокинуть стол вверх ногами и наорать прямо в лицо Грейс. Эта сука знает, черт побери, какого ответа я жду, но прикидывается невинной овечкой.

– Как ты сделала рассылку? – почти рычу я.

Грейс поднимает на меня глаза и качает головой.

– Я понятия не имею, о какой рассылке ты говоришь. И если бы я знала – все равно не сказала. Мне плевать, убьешь ты Вильерса или нет, – быстро отвечает она, и ее гребаное лицо искажается от ухмылки. – Хотя нет. Мне не плевать. Убей его. И тогда ты окажешься в тюрьме. Или в соседней палате.

Она достаточно громко усмехается, но ее слова звучат с поражающей искренностью. Я не могу точно сказать: Грейс действительно не волнует, что будет с Вильерсом, или она всего лишь блефует. Но в одном я точно уверен: я ничего от нее не добьюсь. Грейс не собирается говорить про рассылку.

– До тебя только сейчас дошло? – она смотрит на меня дольше обычного. – Ты никогда не мог меня контролировать. Все твои угрозы были бессмысленны. Зато мне часто удавалось испоганить твою жизнь.

– Это ты убила Снежка?

Грейс снова улыбается. Сумасшедшая стерва.

– Твой проклятый кот все время гадил в мою обувь. Я с удовольствием избавилась от него, а окровавленный нож подсунула домработнице. Помнишь, с каким скандалом ее уволили?

За одно мгновение внутри меня все обрывается. Грейс ненавидит меня всю жизнь. С самого детства она пыталась уничтожить меня и то, что было мне дорого.

– Я позабочусь о том, чтобы тебе жилось здесь, как можно невыносимее, – произношу я и поднимаюсь с места.

Мне больше не о чем с ней разговаривать. Я выхожу из комнаты для посещений и возвращаюсь в блок, где находятся камеры для хранения вещей. Мое горло начинает сдавливать невидимыми тисками, когда я представляю, как шестилетняя сестра хватает моего беззащитного кота и раз за разом вонзает в него нож.

Негнущимися пальцами я застегиваю часы на руке, и мне повсюду мерещится кровь. Я зажмуриваюсь и раскрываю глаза. Забираю из шкафчика свои остальные вещи и на нетвердых ногах выбираюсь из блока.

– Мистер Аматорио, – кричит мне вслед какая-то женщина.

Оборачиваюсь и вижу медсестру, которая говорит мне, что я забыл заполнить один из бланков:

– Вы должны написать, что забрали все вещи и не имеете претензий к «Хейверхилл».

Я следую за ней и вскоре оставляю несколько подписей на стандартных документах. Напоследок медсестра отдает мне журнал посещений, где я должен расписаться.

– Мой муж часто смотрел гонки с вашим участием, – она широко мне улыбается. – Он лопнет от зависти, когда узнает, что я увидела вас…

– Думаю, не надо уточнять место, где вы меня встретили, – я многозначительно обвожу взглядом пространство, и женщина посмеивается.

– Хорошо, я унесу эту тайну с собой в могилу. А когда вы снова примите участие в гонках?

– Надеюсь, в следующем году, – отвечаю я.

Проставив дату и время своего посещения, я собираюсь вернуть журнал обратно медсестре. Но тут мой взгляд зацепляется за подпись, оставленную мелким аккуратным почерком.

Дэнсон.

Нахмурив брови, я несколько секунд смотрю на фамилию.

Тейт Дэнсон.

Сюда приходила подруга Грейс?

Я перевожу взгляд на дату ее посещения, и мои глаза буквально прожигают лист бумаги. Тейт была здесь утром четырнадцатого декабря. Ровно за сутки до дня рождения Крис.

Пока медсестра что-то рассказывает мне про своего мужа, в моих мыслях картинки мелькают одна за другой.

Тейт Дэнсон навещает Грейс. Моя сумасшедшая сука-сестра говорит ей, что у нее есть фотографии из досье Кристианы Лазарро, и Тейт должна разместить их в интернете. В ответ Тейт возражает ей, что Кристиана скоро уедет из города. Но Грейс и тут не может успокоиться. Она настаивает на том, чтобы Тейт организовала рассылку в последний день, когда Кристиана придет в академию. Чтобы каждый старшеклассник унизил ее.

На моем лбу выступает пот. Это мои предположения. Но для Тейт не составило бы особого труда пробраться в клуб Стива и сфотографировать Кэша и Крис. И она без проблем могла сделать снимки, где я целую Крис в машине. Тейт всегда презирала ее и искала шанс с нею расквитаться.

Мысли складываются одна за другой, но это всего лишь догадки. Однако я знаю способ, как их подтвердить или опровергнуть. Завтра я устрою вечеринку перед Рождеством. Но на самом деле она окажется ловушкой для Тейт.

Кристиана

– Доброй ночи, – говорю я брату и проскальзываю в свою спальню.

Я приближаюсь к кровати, хватаю подушку и отправляю ее под простыни. После чего выпрямляюсь в полный рост и скептически осматриваю постель.

Если Даниэль случайно заглянет в мою комнату, то со стороны все должно выглядеть, будто я сплю. Конечно, это излишние меры безопасности. Я забыла, когда в последний раз Даниэль стучал ко мне в дверь посреди ночи. Обычно, брат спит, как сурок. Но на всякий случай я беру коричневого плюшевого мишку с комода и укладываю его в то место, где должна покоиться моя голова во время сна.

Вот теперь я спокойна.

Довольная своей проделанной работой я стараюсь, как можно тише переодеться из пижамы в синие джинсы скинни, черный топ и кроссовки. Сверху накидываю свитер и куртку. Мне не приходится тратить время на укладку и макияж, потому что я заранее позаботилась об этом.

Положив телефон во внутренний карман куртки, я прислушиваюсь к звукам в доме. Судя по приглушенным голосам, доносившимся с первого этажа, Даниэль включил телевизор. Отлично. Значит, брат не почувствует холод от сквозняка, когда я оставлю приоткрытым окно.

Я еще раз оглядываю комнату, залитую серебряным лунным светом, затем подхожу к окну и открываю его. На мое лицо обрушивается прохлада декабрьской ночи. За углом моего дома гудят электрические лампы уличных фонарей. А напротив моей спальни в сосновом лесу шелестят на ветру ветви деревьев.

– Детка, спускайся, – раздается снизу тихий голос, и я не могу сдержать улыбки.

Десмонд здесь. Он дожидается меня около моего дома, как мы и договаривались.

Я застегиваю молнию на куртке и перекидываю ногу через подоконник. Когда подошва моих кроссовок касается бортика крыши, я перевешиваюсь и осторожно выбираюсь наружу. Ночной воздух охлаждает мою кожу, иначе я бы вся вспотела от напряжения.

Мне хочется верить, что все мои усилия не напрасны, и брат не заметит моего отсутствия.

Вчера я вернулась в Бостон, и у нас с Даниэлем был серьезный разговор. Он сделал мне выговор за мой опрометчивый и опасный поступок. И если брат еще как-то пытался понять мои оправдания, почему я сбежала из дома, то про Десмонда он не хотел ничего слышать.

Даниэль заявил, что никогда не допустит, что его младшая сестра будет встречаться с Аматорио. И в завершении разговора сказал, что я на домашнем аресте. Моему возмущению не было предела. Мне что, четырнадцать лет?

Однако кое-кому не помешали ограничения моего брата. Как и обещал, Десмонд в этот же день, точнее ночь, пролез в мою спальню через окно. И к моему удивлению он вел себя вполне невинно: Десмонд не зашел дальше долгих поцелуев, а его руки не опускались ниже талии. Он сказал, что ему не важно, будет ли у нас секс. Ему важно, чтобы я была рядом.

Для меня нет ничего лучше, чем засыпать в его объятиях. И нет ничего хуже, чем просыпаться, на утро обнаружив, что его со мной нет. А самое горестное, что я сама попросила Десмонда об этом. Он не должен попадаться на глаза моему брату.

Разумеется, Десмонд хочет поговорить с Даниэлем. Но я знаю, что сейчас разговаривать бесполезно. Брату нужно время, чтобы остыть и принять тот факт, что его младшая сестра вправе сама решать, с кем ей стóит встречаться.

И теперь мне приходится тайком выбираться из дома через окно. Хорошо, что Даниэль не ограничил меня в телефонных звонках, и несколько часов назад Десмонд позвонил мне и позвал на вечеринку.

Крепче вцепившись пальцами в подоконник, я опускаю взгляд. Черт. Лучше бы я этого не делала. Здесь только второй этаж, но мне кажется, что все пять.

– Крис, не бойся, я поймаю тебя, – тихо говорит Десмонд и поднимает ко мне руки.

– Ага, и вместо вечеринки мы поедем в травматологию, – бормочу я.

– Здесь не высоко…

– Ш-ш-ш, – шиплю я. – Пожалуйста, не отвлекай меня.

Стараясь совладать со своим волнением, я медленно продвигаюсь по бортику, аккуратно переставляя ноги. Через несколько шагов мне придется отпустить подоконник, и сердце в груди пропускает удар. Господи. Я разжимаю пальцы и делаю шаг. Затем еще один. И еще. А дальше я перекидываю ногу на крышу террасы и одновременно с этим цепляюсь в следующий подоконник.

Я облегченно выдыхаю, и из моего рта выходит пар. Да! Я преодолела самый страшный участок.

Присев на корточки я свешиваю ногу, и под моим весом хрустит черепица, устилающая крышу. Уперевшись в нее руками, я выставляю вторую ногу, и обхватываю ей столб террасы.

Посмотрев вниз, я вижу Десмонда, который наблюдает за мной, запрокинув голову. Но только его взгляд устремлен не на мое лицо, а кажется… на мою попу.

– Отсюда открывается самый лучший вид, – произносит он жутко довольным тоном.

– Сомневаюсь, что свисающая задница с крыши – самый лучший вид.

– Детка, твоя задница хороша во всех ракурсах.

Мое лицо пылает от его комплимента, но мне нужно спуститься, как можно скорее. Несмотря на выпавший снег, ночной воздух промозглый и зябкий, и мои пальцы на руках покраснели от холода. Двигаясь на манер обезьяны, скользящей по лиане, я начинаю сползать с крыши по столбу террасы, держась за нее руками и ногами. У меня неплохо получается, но на середине пути моя ладонь соскальзывает. Черт!

Я лечу, коротко вскрикнув от страха, и меня ловит Десмонд. Из моего рта вырывается протяжный вздох, когда я падаю прямо в его объятия и утыкаюсь телом в его твердую грудь. Пожалуй, слишком твердую после полета.

– Я же говорил, что поймаю тебя, – шепчет Десмонд, и его теплое дыхание скользит по моему лицу.

– Спасибо, – говорю я.

Десмонд улыбается, а затем наклоняет голову и целует меня. От прикосновения его мягких, но требовательных губ я и позабыла, что на улице декабрь. Для меня его поцелуй равен палящему августу.

Я сильнее прижимаюсь к Десмонду, обвивая его шею руками и дразняще провожу языком по его нижней губе. Его руки сильнее обнимают меня, и в этот момент я слышу, как открывается дверь террасы.