Продолжение. Начало см. в МА 2-2000 и МА 1-2001.
1945 год. Командир 6-го Гвардейского бомбардировочного Краснознаменного, ордена Суворова Львовского авиакорпуса. 2-я ВА, 1-й Украинский фронт
КП 5-го ГвБАК в бывшем лагере для заключенных. Оппельнская операция. Д.Т.Никишин — по центру анфас
Бои шли уже на территории Германии, в очередной раз я отправился в район Оппельна, где немцы отчаянно сопротивлялись и даже предпринимали контрнаступление. Эта командировка была очень тяжелой. Командный пункт Конева, на котором мы находились, в какой-то момент оказался в немецком окружении, отрезанные от тылов мы дня три голодали, и я с начальником метеослужбы воздушной армии майором Попелем поехал на «виллисе» в ближайший городок найти что-нибудь поесть. Город оказался совершенно пустым — население организованно эвакуировалось, продуктов не осталось. Тогда я решил осмотреть садовые участки за городом, и в одной из дач в погребе нашел мед и еще какие-то домашние заготовки. На обратном пути встретился наш танк — это была разведка танкистов, у них разжились двумя буханками хлеба и вернулись на КП. Продукты я передал Попелю, чтобы он отнес командующему, а себе оставил в котелке немного меда и горбушку хлеба, устроился на «виллисе», чтобы наконец поесть. Водитель стоял рядом с машиной. С КП вышел Попель, направился ко мне, и в этот момент немцы начали артналет. Я инстинктивно нагнулся над котелком, чтобы в него не попала земля, вокруг земля и грязь поднялись стеной… Когда все стихло, первое что я увидел — заляпанную грязью голову Попеля, лежащую на земле. Веки ее дергались. Я удивился: не думал, чтобы оторванная голова могла моргать. Вдруг глаза открылись, задвигались. Я говорю: «Попель, ты жив?». «Жив», — отвечает. Оказывается, его швырнуло взрывом в воронку и засыпало землей по самую шею. А где водитель? Исчез бесследно. Но скоро мы нашли его под «виллисом». Как выяснилось, взрывная волна подняла машину вместе со мной и бросила на водителя, который уже лежал на земле. Чтобы его оттуда достать, пришлось приподнимать «виллис». Самое невероятное, что никто из нас троих при этом не пострадал…
При штурмовке целей в окруженном Бреслау 11 февраля 1945 года погиб командир 6-го Гвардейского бомбардировочного авиакорпуса генерал И. С. Полбин 1* в результате прямого попадания зенитного снаряда в его Пе-2. Из экипажа спасся на парашюте только стрелок-радист Орлов 2*. Срочно требовалось найти равнозначную замену. Когда Новиков доложил о сложившейся ситуации И. В. Сталину, тот вдруг сказал: «А почему вы держите до сих пор в штабе Никишина? Он занимает должность, равную командующему воздушной армией, а опыта командира корпуса еще не имеет».
Приехали в Кремль. Я был здесь впервые, и хоть полковник уже, но поджилки тряслись. Меня привели в какой-то кабинет, во главе стола сидел Маленков. Он спросил: «Вы знакомы с 6-м корпусом?». Я рассказал, что корпус сформирован на базе бригады РВГК, которой я командовал, в последующем работал с ним на Западном фронте, бомбил Старую Руссу… Кроме того, это был лучший в ВВС бомбардировочный авиакорпус по всем показателям. Задав еще два-три вопроса, Маленков сказал: «Есть решение о вашем назначении командиром корпуса». Вылетать было приказано немедленно. Я передал ключи от сейфа своему штурману Владимирову, съездил домой за чемоданчиком. Жена только спросила: «Опять на фронт?»
На Центральном аэродроме у моего Пе-2 уже ждал штурман корпуса Герой Советского Союза Ромашов, но долетели мы с ним в тот день только до Ченстоховы — дальше стоял непробиваемый туман. Наконец, через два дня добрались до штаба корпуса в Бриге (Бжег). Меня там хорошо знали и не удивились появлению, но, как оказалось, приказ о моем назначении на корпус еще не пришел. Зато эту новость тут же объявило берлинское радио.
С первого же дня я летал на уничтожение группировки фашистов в Бреслау, окруженной 5-й армией Глуздовского. 3* Немцы дрались отчаянно, и штурм города уже после капитуляции Германии продолжался вплоть до 13 мая.
Здесь счет уничтоженных в воздухе с моим участием пополнил пятый немецкий самолет — истребитель Ме-109. Как обычно, Красовский (сам он летчиком не был) ради маскировки разместил свой штаб у населенного пункта Камезе в какой-то усадьбе, и рядом с ней посадить боевой самолет было невозможно. Поэтому, получив приказ прибыть в штаб, я вылетел туда на безоружном По-2. Уже недалеко от штаба за мной увязался Ме-109, видимо, летевший на разведку наших аэродромов, и не избежавший соблазна легкой добычи, какою представлялся ему мой биплан. Оторваться маневрированием от вражеского истребителя никак не удавалось, и тогда я направился к городку Конты, где стал петлять между высокими черепичными кровлями домов, летал чуть ли не по улицам. С башни ратуши за этими маневрами следил наш воздушный наблюдатель и по телефону доложил в штаб, что «мессер» гоняет По-2. «Какой бортовой номер?» — поинтересовался Красовский. «Пятнадцатый». «Ну, значит, Никишин не прилетит», — сделал вывод командующий. В этот момент немецкий летчик слишком увлекся преследованием, зацепился крылом за крышу, рухнул на площадь прямо перед ратушей и загорелся, о чем наблюдатель тут же и сообщил в штаб, а вскоре в зале, где началось совещание, появился и я. Назад в корпус Красовский из осторожности отправил меня на машине…
При подготовке к Берлинской операции части корпуса (все имели на вооружении самолеты Пе-2) базировались на двух отбитых у немцев аэродромах: у г. Заган (сейчас — Жагань, в Польше) и Шпроттау (Шпротава). Непосредственно перед операцией на аэродром Шпроттау передислоцировался и штаб корпуса.
1* Полбин Иван Семенович (1905–1945 гг.), дважды Герой Советского Союза, генерал-майор авиации, разработал и внедрил в практику боевых действий групповой удар бомбардировщиков с пикирования («вертушка»),
2* После войны я встречался с Орловым, но из разговора с ним так и не получил полной ясности, как же погиб Полбин. Орлов попал в плен, потом в советские лагеря. Я уверен, что и штурман Полбина остался жив (присылал мне записку), но пропал в лагерях уже после войны.
3* Глуздовский Владимир Алексеевич (1903–1967 гг.), ген. — лейтенант, в ВОВ командовал 31, 7 и 6А.
Совещание руководящего состава 2ВА по подготовке Берлинской операции. Камезе, март 1945 г. Д.Никишин с планшетом стоит справа после «боя» с Ме-109
Маршал бронетанковых войск Рыбалко и командир 6 ГБАК Д.Никишин рассматривают результаты обстрела немцами из противотанковых орудий командного пункта авиакорпуса. Берлин, апрель 1945 г.
Наша Любимая «пешка». Аэродром Асперн
6-й бомбардировочный авиакорпус действовал в составе 2-й ВА на 1-м Украинском фронте. Войска этого фронта штурмовали город южнее 1-го Белорусского. В последних числах апреля я на своем КП, находившемся уже почти в центре Берлина в огромном здании компании «Телефункен», по поручению Красовского руководил действиями всей 2-й ВА. На земле шли упорные бои за каждый квартал города, и наши бомбардировщики наносили удары по узлам обороны немцев, обеспечивая продвижение танкистов. Доклады о ходе операции непрерывно шли прямо к Сталину. В Берлинской операции 1-я Гвардейская танковая армия генерала Катукова наступала на направлении главного удара 1-го Белорусского фронта, которым командовал Г. К. Жуков.
В какой-то момент танки Катукова уперлись в крупное здание, оказались в тупике, попали под огонь «фаустников» и остановились. Жуков потребовал от Катукова объяснить, в чем дело. Тот почему-то скрыл настоящую причину и заявил, что по его танкам нанесли удар наши бомбардировщики. Жуков — к командующему 16-й ВА С. И. Руденко, но Сергей Игнатьевич доложил, что его бомбардировочный корпус в указанное Катуковым время дозаправлялся на аэродромах, и высказал предположение, что это могли быть бомбардировщики 2-й ВА.
Удар по своим войскам — всегда большое ЧП, а в тех условиях — особенно. Жуков тут же связался по ВЧ с Командующим 1-м Украинским фронтом Коневым и резко выговорил ему:
— Наведи порядок в своей воздушной армии. Она отбомбилась по Катукову. Кто у тебя бомбит?
— Никишин.
Д.Никишин (второй справа) у самолета Ту-2. Аэродром под Веной, 1945 г.
Гараж С.А.Красовского в Дрездене
Зайцев, Красовский, Пронин и Никишин. Дрезден, 1945 г.
По поручению Конева на мой КП позвонил командующий 2-й ВА С. А. Красовский с вопросом, в чем дело, почему бомбим свои войска. Я объяснил, что этого не может быть. Красовский передал мой ответ Коневу, но тот не поверил и выслал ко мне для расследования человек восемь, включая военного прокурора, полковника из СМЕРШа, генерала — штурмана 2-ВА. Причем было понятно, что в моей вине никто уже и не сомневается. Вижу — дело плохо, позвонил начальнику штаба корпуса в Шпроттау и потребовал немедленно доставить все аэрофотоснимки с наших бомбардировщиков, наносивших в тот день удары по целям в Берлине. Вскоре на площадь рядом с КП сел на По-2 штурман авиакорпуса Ромашов, привез еще мокрые фотоснимки, и их тут же разложили на большом столе в зале па третьем этаже. Спустя короткое время мой адъютант Масюк доложил, что приехала группа на двух «Виллисах». Они пришли наверх, и прокурор с порога поднял крик. Мне с трудом удалось утихомирить его, разъяснить, как организовано управление авиацией над Берлином. Затем мы спустились на третий этаж и по фотоснимкам, плановым таблицам, зафиксированным позывным, времени подхода экипажей, нанесения удара по целям и возвращения на свои аэродромы я убедительно доказал, что мы не могли бомбить Катукова. Прокурор даже вспотел, поняв всю безосновательность своих обвинений, потом позвонил Коневу:
— 2-я воздушная армия участия в нанесении удара по танкам Катукова не принимала.
Все это разбирательство происходило под непрерывным обстрелом, в разгар штурма Берлина, продолжалась боевая работа нашей авиации. В конце концов, я накормил проверяющих обедом, с тем они и уехали в штаб фронта. Вопрос закрыли, однако Жуков этого случая с Катуковым не забыл. Как известно, Георгий Константинович очень ценил его, но все же отказался представить к третьей Звезде Героя за взятие Берлина, что позже мне подтвердил и маршал С. Руденко.
После завершения Берлинской операции с 3 мая моему корпусу поставили задачу наносить удары в районе Мельник западнее Праги по отступавшей лесами на запад группировке. Существовала опасность, что они войдут в Прагу, и требовалось этому воспрепятствовать. Ночью 9 мая в штабном автобусе Жадова мы разрабатывали план операции по уничтожению отступавших немцев, когда поднялась бешеная стрельба — это пришло известие о капитуляции Германии.
В начале июля 1945 года корпус перебазировался в Австрию.
К званию Героя Советского Союза Красовский представлял меня трижды: два раза во время войны и один раз уже после Победы. Но документы на представление так и не утвердили — у меня с руководящими военными политработниками отношения были далеко не лучшие. Приведу только один пример: вскоре после окончания войны уже из Австрии меня вызвал в Москву Новиков. Я на своем «Бостоне» сел на Центральном аэродроме, приехал в 23-й дом. Еще на лестнице ко мне кто-то подошел и пригласил к Члену Военного совета ВВС Шиманову — тот уже узнал о моем прибытии. Шиманова в свое время назначили в ВВС из ЦК, чтобы он получил звание «генерал-полковник». Увидев меня, он сразу спросил:
— Трофеи привез?
— Какие трофеи? — опешил я. — Я что, трофейная команда?
Короче говоря, мы с ним повздорили, и возмущенный до предела я ушел к Новикову. Тот, узнав причину моего возмущения, успокоил:
— Не удивляйся, ему все трофеи привозят, вот он и привык.
Пока одни рисковали жизнью на фронтах, другие обзаводились дачами и барахлом, теряли всякую совесть…
Вызов меня в Москву, о котором я уже упомянул, был связан с подготовкой к войне с Японией… Однако, попасть на Дальний Восток тогда мне было не суждено, и я вернулся в Австрию.
Австрия. Открытие музея 2-ой 8А в 1946 г.
Парад частей 6-го Гв. БАК принимает маршал И.Конев. Асперн (Австрия), июль 1945 г.
1948 год. Командир 7-го Бомбардировочного Хинганского авиационного корпуса 9-й ВА Приморского ВО. Дальний. Северо-Восточный Китай
Вскоре после завершения войны на Дальнем Востоке, весной 1946 года советские войска стали покидать территорию Северо-Восточного Китая. По советско-китайскому договору 1945 года в южной части Ляодунского полуострова осталась в совместном пользовании на 30 лет Военно- морская база Порт-Артур, небольшие советские гарнизоны сохранялись вдоль линии КВЖД. Статус советских войск предусматривал их полное невмешательство во внутренние дела Китая…
В должность командира 7-го БАК, входившего в состав 9-й ВА я вступил в марте 1948 года. К моменту моего прибытия в Дальний в корпус входили четыре авиадивизии, отдельный разведывательный авиаполк и отдельная транспортная авиаэскадрилья.
Все аэродромы достались от японцев с так называемые «пескобетонными» полосами из утрамбованной смеси песка и цемента. Засыпные бараки, где размещался личный состав, были холодными и требовали замены. Хорошее впечатление производили построенные японцами в Дальнем и Саньшилипу бетонные укрытия для самолетов, кислородные станции. Радиолокационных станций на аэродромах Порт-Артура еще не было.
При выводе в 1948 году советского дальнебомбардировочного корпуса из Кореи я вывез все его боеприпасы на свои склады в Дальний, поэтому мы смогли активно отрабатывать практические стрельбы и бомбометание. Бомбили цели на полигонах — оборудованных безлюдных прибрежных островах. Когда я в первый раз поднялся на КП, то пришел в ужас: вплотную к острову-полигону собралось множество джонок. Оказывается, китайцы по своим каналам точно узнавали о времени бомбометания и плыли к острову прямо под падающие в воду бомбы, чтобы собрать глушеную рыбу. Я тут же встретился по этому вопросу с Председателем народного правительства Северо-Восточного Китая Гао Ганом, но он только развел руками. Тогда мы стали внезапно переносить начало полетов, место стрельб и в конце концов добились только того, что «рыбаки» стали дожидаться улова за пределами зоны вероятного отклонения бомб.
На вооружении частей корпуса состояли Ту-2, Ил-10, Ла-9, Р-63 «Кингкобра», и старые полосы были для них слабоваты. Поэтому вопрос о строительстве новых ВПП и необходимой для нормальной службы инфраструктуры стоял очень остро.
За неполных два года мы построили металлические полосы из американских плит в Дэншахэ, Тунчэнцзы и Инчэнцзы, а также бетонные полосы длиной 2400 метров в Саньшилипу и 2600 метров в Дальнем.
Последняя стройка была самой крупной и сложной. На ее время все шесть полков перебазировались на аэродром Инчэнцзы. Требовалось снести большую деревню на южной стороне аэродрома, этот вопрос согласовывался с Гао Ганом. Взаимовыгодное сотрудничество было налажено быстро: Гао Ган выделил две тысячи китайцев с корзинками на коромыслах. Под руководством наших специалистов они с помощью своих корзинок и ишаков быстро снесли деревню и выполнили все необходимые земляные работы. Мы за работу расплачивались гаоляном, чумизой, хлебом.
Личный состав управления б ГвБАК. Вена, 1945:?.
В этот период из Дальнего были выселены почти все японцы. В то же время, мы оставляли работать японских специалистов в доках, коммунальных службах, на заводах, так как китайцы заменить их еще не могли.
По воскресеньям я обычно летал, так как в другие дни было много работы. Приехав как-то в выходной на аэродром в Дальнем, я увидел, что вдалеке двое китайцев с арбой ковыряются возле Ла-9, тянут на себя воздушный винт. Это показалось мне странным, и мы подъехали к ним. В этом месте стена, ограждавшая аэродром, прерывалась, чтобы не создавать помехи заходящим на посадку самолетам, поэтому на стоянку истребителей можно было беспрепятственно попасть с дороги.
Из объяснений китайцев выяснилось, что пропеллер они купили у «капитана» за мешок юаней. Все стало ясно. Я отправил адъютанта по дороге в ближайшую забегаловку. Там и обнаружился предприимчивый техник с мешком денег, уже порядком выпивший. Оказывается, к нему на дороге пристали китайцы с просьбой что-нибудь продать, например, алюминий. Он ничего лучше не придумал, как ради смеха предложить купить винт с якобы его самолета. Китайцы поверили, расплатились, а техник пошел пропивать неожиданно свалившиеся ему деньги. Оставшиеся юани у него отобрали и вернули китайцам, а самого надолго отправили на гауптвахту.
К сожалению, подобные случаи были не единичны. Дальний и Порт-Артур соединяли две дороги: южная проходила вдоль берега моря, северная петляла между сопок. На северной дороге у Волчьих гор китайцы развернули целую базу, где покупали у наших солдат все подряд, особенно ценились ими изделия из цветных металлов, автомобильные колеса (шли для повозок), разные механизмы. Как-то раз трое солдат-танкистов угнали из парка танк и, даже не смыв с башни номер, продали его на этой базе за три мешка юаней, взвалили мешки на плечи и пошли было восвояси. Но китайцы попросили их отогнать танк дальше в горы. Танкисты согласились и через сопки привели танк на свое место в парк. Обманутые китайцы подняли скандал, к тому же они запомнили бортовой номер. Аферистов быстро разыскали, и это громкое дело рассматривалось на Военном совете.
Достать деньги на выпивку было только половиной дела. В магазинах Военторга спиртное не продавали, поэтому солдаты, да и офицеры покупали (иногда выменивали на бензин или еще что-то) китайскую самопальную водку, брали неизвестно что на закуску. Не зная языка, как-то договаривались, называя китайцев «Мишами» и «Васями». Тяжелые отравления и желудочные инфекции добавили могил на русских кладбищах в Дальнем и Порт-Артуре. Особенно остро эта проблема стояла в пехоте. Летному составу платили хорошо, сержант-стрелок с Ту-2 на месячный оклад мог себе сразу приобрести кожаную куртку, одеяло, дорогой шерстяной отрез и почти за бесценок сшить отличный европейский костюм у портного-китайца. Местное население, в основном, жило крайне бедно, и мы не переставали поражаться некоторым чертам его жизни: публичным казням на площадях, матерям, подкидывающим малолетних детей под колеса машин, людям, спящим ночью прямо на дороге… Зачастую китайцы боялись селиться в добротных японских домах, разбирали их на кирпичи и строили из них ка- кие-то примитивные лачуги.
В январе 1949 года я получил шифровку из Москвы. В ней предписывалось подготовиться к встрече лиц, прибывающих через несколько дней на С-47, лично встретить их на аэродроме в Дальнем. Следовало также приготовить казарму и особняк. Для обеспечения дальнейшего их следования над морем подготовить полк истребителей, полк бомбардировщиков и три «Каталины». Кто и зачем летит — не уточнялось, но об этом запрещалось сообщать кому бы то ни было.
Я отдал необходимые распоряжения, начался срочный ремонт казармы, столовой. Над Желтым морем ходила «Каталина», по радиосигналу ее разыскивали истребители и бомбардировщики. Несколько раз на амфибии вылетал в море и я. Эти приготовления сильно озадачили моих начальника штаба и замполита, но все их вопросы я оставил без ответа.
На сопках Маньчжурии. С командующим Приморским ВО генерал-полковником С.С.Бирюзовым (третий слева). Китай, г. Дальний, 1948 г.
Буксируемая мишень для отработки стрельбы с самолетов
Командный пункт учений 7-го БАК. На заднем плане — островок-полигон, по которому отрабатывалось бомбометание
В назначенный час в генеральской форме с сигнальными флажками в руках я стоял на совершенно безлюдном аэродроме — всех, даже водителей машин удалил за стену и выставил охрану. Наконец С-47 сел и срулил с полосы. Я поставил его на круглую бетонную площадку для почетных гостей, винты остановились, и тогда разглядел в кабине своего давнего, еще по Борисоглебску, приятеля — дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта В. Грачева. Обычно ему доверяли только самые ответственные полеты: он вел в Тегеран самолет И. В. Сталина, не раз возил Молотова. На мой немой вопрос: «Кто прилетел?» Грачев показал знаками, чтобы я шел к двери. Вскоре она открылась, бортинженер установил стремянку, и в проеме появился в шапке и пальто Анастас Микоян, за ним — недавно снятый Сталиным с должности министра путей сообщения и назначенный руководителем группы советников при ЦК КПК Иван Владимирович Ковалев и сопровождавший их полковник-особист. С Микояном я был знаком раньше и обрадовался, что прилетел именно он, доложил как положено. Анастас Иванович обвел взглядом безлюдный аэродром, автомобили без водителей и вдруг чем-то заинтересовался. Я обернулся — над стеной виднелось множество голов — это личный состав шести полков, жены и дети офицеров не справились с любопытством и пытались разглядеть, кто же прилетел.
Делегация разместилась в гостевом особняке. Все продукты и напитки они привезли в запечатанных контейнерах, особист сам готовил, моего повара отослали. Несколько следующих дней мне пришлось, переложив дела по руководству корпусом на начальника штаба, сопровождать Микояна по его настоянию на предприятия, военные объекты, в Порт- Артур к Белобородову. Заговорив о целях встречи с Мао Цзэдуном, Анастас Иванович поделился, что предстоит отговорить его от намерения в будущем освободить остров Тайвань, так как и сил у КПК для этого недостаточно, и СССР может быть втянут в войну с США 1*. Кроме того, речь на консультациях должна была пойти о проблемах государственного устройства будущей Китайской Народной Республики, о планах по разгрому чанкайшистов.
Перелет Микояна на встречу с Мао Цзэдуном я обеспечивал со своего КП. Самолет над Бохайским заливом сопровождал полк истребителей и две «Каталины». Радиообмен ограничивался только цифровыми кодами, означавшими проход определенных рубежей. Вдруг Грачев вышел на связь открытым текстом:
— Садиться не могу, знаки разложены неправильно. Что делать?
Планом предусматривалось, что над посадочным «Т» будет помещена горизонтальная линия, а над ней треугольник. Китайцы поменяли линию и треугольник местами, да еще треугольник перевернули. Это могло означать и ловушку. Я лихорадочно решал, что же предпринять. Предложил Грачеву пройти над площадкой еще раз, посмотреть, стоят ли в саду машины и сколько их. О машинах мне было известно из шифровки. Когда Грачев доложил, что видит двенадцать автомобилей, я подтвердил, что это соответствует плану, и самолет совершил посадку. Однако напряжение еще долго не спадало. Сами консультации шли во временной резиденции ЦК КПК в поселке Сибопо и завершились успешно. Возвращалась делегация по тому же маршруту и с теми же предосторожностями.
В апреле на одном из аэродромов китайских ВВС произошло ЧП: наш техник пошел ночью в соседнюю деревню, в темноте наткнулся на проволоку аэродромного ограждения, находившуюся под током, и погиб. По распоряжению Красовского тело для захоронения транспортным самолетом отправили в Дальний. В это время мне сообщили из разведотдела, что тем же самолетом вылетела жена Мао Цзэдуна Цзян Цин с дочерью Ли На и еще одной женщиной — как мне сказали, членом ЦК КПК, направлявшиеся в Москву на лечение. Об их прибытии даже мне сначала ничего не было известно, так как этот факт китайцы постарались скрыть от всех разведок. В этом не было ничего удивительного, поскольку в городе еще было полно агентуры чанкайшистов.
Когда дежурный по аэродрому доложил мне о посадке С-47, я немедленно выехал туда, но женщины уже исчезли в городе. По некоторым сведениям, они должны были разместиться в каком-то особняке, и вечером я на служебном большом черном «Бьюике» с водителем медленно колесил по пустынным улицам, на которых стояли богатые особняки, чтобы разыскать их. Интуиция не подвела, и в конце концов мы обнаружили всех троих выходящими из ворот виллы на тротуар. Машина притормозила, я открыл заднюю дверь и знаком показал на сиденье. Женщины были готовы к такому повороту событий, сели в машину, и мы помчались к штабу корпуса.
Ли На внешне показалась мне очень похожей на отца — Мао Цзэдуна. Гостьи поселились на нашей вилле, через день за ними пришел самолет из Москвы. Багажа помимо маленьких сумочек с ними не было никакого. Чтобы скрыть китаянок от любопытных глаз, наломали огромный букет цветущей сакуры, я в летном обмундировании, шлеме, очках сел на переднее сиденье, жена — на заднее сиденье справа и букетом загородила окно, наши пассажирки скрылись в глубине салона. Так мы проехали по городу, и китайцы-полицейские, как ни пытались, отдавая мне честь, сунуть нос в машину, не смогли их разглядеть.
Благополучно усадив Цзян Цин в самолет, мы стали прощаться, и тут она произнесла длинную фразу, от которой наши переводчики пришли в полную растерянность. Тогда она улыбнулась и пояснила, что это благодарность за теплый прием, выраженная на древнекитайском литературном языке, так что переводчики могут его и не знать. Затем взяла у жены ее записную книжку и оставила в ней приглашение приехать в гости в Пекин. К сожалению, воспользоваться приглашением не удалось — надо было отпрашиваться у командования, да и строительство аэродромов требовало постоянного внимания…
Август 1953 года. Помощник Командующего 76 ВА. Ленинград.
На Карельском перешейке проводились командно-штабные учения войск Ленинградского Военного округа. Традиционно руководящий состав знакомился со всеми образцами боевой техники, состоявшей на вооружении. Самолеты показали на аэродроме, но в армии не было новинки того времени — вертолетов, и я попросил их у Вершинина. Два Ми-1 из Московского ВО прибыли на полигон уже к концу учений.
Вертолет я знал только по описаниям, и когда стал докладывать о его тактико-технических данных, возможностях, чем-то недовольный в тот день командующий войсками округа Захаров раздраженно бросил: «Но ты же не летал на них», — и увел всех к новым танкам со стабилизатором орудия. Меня это задело, и, забравшись в кабину вертолета, я попросил летчика проверить меня на знание приборов, органов управления и техники пилотирования. Потом поставил пилота за спинку кресла (в одноместном Ми-1 особенно не развернуться), запустил двигатель, поднялся, повисел, а потом полетел к танкам и завис над ними метрах в пятнадцати. Поднялась туча песка и накрыла всю группу. Захаров замахал кулаками, я отлетел в сторонку, произвел нормальную посадку, освободил место пилоту и дал ему команду быстренько улетать от греха подальше.
Потом пошли в столовую, сели за стол с командующим артиллерией
округа Парцеловым и членом Военного совета Цыбенко. Когда принесли обед, Цыбенко вдруг говорит мне:
— Что такое: «Их либе майне мутер Одесса»?
Я перевел и поинтересовался, с чего это он спрашивает.
— Но ты же переезжаешь в Одессу.
Для меня это была новость, и тогда он рассказал, что Г. К. Жуков (он командовал тогда Одесским военным округом) недоволен своим командующим ВВС, просит назначить на эту должность меня.
Этот разговор меня не обрадовал, поскольку за полгода в 76-й ВА уже полностью вошел в процесс ее боевой подготовки, а в Одессе перед авиацией стояли совсем другие задачи, и различия были очень существенные.
1* Много позднее в Новосибирске мы с Микояном возвращались к этому разговору, меня интересовало, почему этот факт не был отмечен в мемуарах и вообще считается, что вопрос о Тайване тогда не обсуждался.
Инспекция 722-го бап 149-й бад 76 ВА. На заднем плане Ил-28 и инспекторский Ил-14. Аэродром Смуравьево, 27 апреля 1958 г.
1956 год. Командующий 76 ВА и член Военного совета ЛенВО. Ленинград
Как-то летом приехал из Москвы со своей свитой Н. С. Хрущев. Ленинградцы его не любили, и, поскольку на Дворцовой площади намечено было провести митинг, принимались дополнительные меры безопасности. Собралась огромная масса народа и на самой площади, и на прилегающих улицах. Ближе к трибуне ее пересекали редкие цепи сотрудников МГБ, но их было явно недостаточно, и ко мне обратились с просьбой на всякий случай подготовить усиление силами штаба армии. Я предупредил дежурного по штабу, чтобы личный состав был готов без оружия.
Никита Сергеевич явился на митинг из Смольного уже крепко выпивши, поднялся на трибуну и начал свое «выступление». Слушать то, что он там говорил, было просто невозможно, народ стал возмущаться, толпа задвигалась и поползла к трибуне. Я вызвал усиление, офицеры и солдаты выстроились цепями и натиск толпы сдержали больше не силой, а уговорами, поскольку тогда уважение к авиаторам еще сохранялось. Хрущев прекратил свою «речь», его усадили в машину и быстро увезли с площади… В 1956 году торжественно отмечался 250-летний юбилей Ленинграда. Одним из главных событий стал парад частей округа и кораблей Балтийского флота.
Я, как Командующий 76-й ВА и член Военного совета Ленинградского ВО, отвечал за подготовку и проведение воздушной части парада, в которой участвовали все соединения моей воздушной армии (истребительные, истребительно-бомбардировочные, истребительно-штурмовые) и специально выделенная по такому случаю дивизия дальней авиации на Ту-16 из Тарту.
Накануне парада в Ленинград прибыл Министр обороны СССР Г. К. Жуков, мы встретили его с Командующим округом генералом армии М. В. Захаровым и секретарем обкома КПСС Ф. Р. Козловым, разместили на госдаче на Кировских островах.
Этот праздник проходил в период, когда негативное отношение Хрущева к Жукову для партийной верхушки уже не являлось тайной. Многие сразу стали его избегать и сторониться. В то же время любовь и уважение ленинградцев к Георгию Константиновичу за годы, прошедшие после войны, не убывали, ведь он руководил обороной города в самый тяжелый период.
О том, как Г. К. Жуков принял свою отставку, мне рассказывал мой старый знакомый В.Грачев. В свое время он был шеф-пилотом Сталина, а в 1956 году командовал Центральным аэродромом и по должности встречал самолет Министра обороны.
По его словам, возвращаясь из поездки в Югославию, Георгий Константинович неофициально уже знал от С. М. Штеменко о своей отставке. Поэтому он, появившись в двери С-47 и увидев у трапа двух полковников госбезопасности, в ожидании остановился на верхней ступеньке, молча выслушал доклад Грачева, пожал ему руку. Следом к нему приблизился один из полковников:
— Товарищ маршал, вы уже не Министр обороны.
— А кого же назначили?
— Маршала Малиновского 1*.
— А я думал — Фурцеву, — спокойно произнес Жуков, сошел на землю и направился к машине…
1960 год. Первый зам. Командующего и Член Военного совета 22 ВА. Петрозаводск
Когда из ГДР выводили часть авиасоединений, мне пришлось срочно строить три аэродрома для бомбардировочной авиадивизии на Ил-28 (командир Новиков) и истребительной на Миг-15 (командир Дроздов).
На аэродроме Талик сначала базировались Ла-11, потом МиГ-15.
В Обозерской строить приходилось в первую очередь, так как туда из Киевского округа выводились Ил-28 — носители ядерного оружия. Место для аэродрома я выбирал еще зимой, лазил по пояс в снегу с аэродромщиком Короткевичем. Меня несколько раз вызывал в Москву для доклада А. М. Василевский. Выделили из Вологды половину мотострелковой дивизии с машинами, Начальник тыла ВВС генерал л-т Жильцов (знакомый мне еще по Харькову) выделил остальную технику, палатки. Только закончили взлетно-посадочную полосу без рулежных дорожек и стоянок, как меня вызывают в Москву и ставят перед фактом, что принято решение правительства выводить Ил-28 срочно из ГДР Василевский приказал лететь в ГСВГ и составить график перелета. Мы составили этот график, по которому наиболее опытные пилоты садились последними. После посадки самолеты буксировали в начало полосы и ставили в ряд так, что колеса основных стоек шасси стояли на бетоне, а хвост висел над землей. В этих условиях заниматься боевой подготовкой было немыслимо, поэтому всех летчиков отправили на два с лишним месяца в отпуск, пока строили рулежные дорожки и стоянки. С наступлением лета в Заполярье солнце вообще не заходит, поэтому строители работали посменно круглосуточно. Нашелся-таки в Главном штабе ВВС один инспектор, который написал на меня докладную, что в Обозерской не ведется подготовка летного состава к полетам ночью. Главком ВВС П. Ф. Жихарев эту бумагу подмахнул не разобравшись. Я доложил по ВЧ Батицко- му, объяснил ему ситуацию и предложил, чтобы этого инспектора прислали ко мне организовать ночные полеты. Тот прилетел, а солнце все не заходит, — так он ночных полетов и не дождался.
В период моей службы в Петрозаводске началось сокращение авиации и уничтожение самолетов. Сначала поступил приказ законсервировать на три месяца две дивизии Ил-28 — носителей ядерных бомб в Алакурти и Медвежьегорске. Я организовал их нештатную охрану. Но уже вскоре приказали резать самолеты на части, лом грузить в вагонетки и отправлять на металлургические заводы. Торопились, даже прислали штук 30 этих вагонеток. Я протестовал против такой спешки, так как в ПАРМах 2* было лишь по одному сварщику. Тогда мне посоветовали давить самолеты танками (кое-где так и поступали). Но мы на это не пошли, поскольку надо было снять и законсервировать оборудование, вооружение.
1960 год. Командующий авиацией и Член Военного совета СибВО. Новосибирск.
Решение о создании Барнаульского училища принималось в 1964 году.
К этому времени разгон авиации уже завершился, и оставшихся летных училищ стало уже не хватать. В руководстве ВВС склонялись к тому, чтобы создавать новое училище на юге России — поближе к курортам. И министру обороны Малиновскому кто-то внушал эту идею. Когда я об этом узнал, удивился: незадолго до того разогнали училища в Омске, Рубцовске, Славгороде, Бийске, Новосибирске… Что же теперь создавать?
Сибирский округ в результате сокращений стал третьеразрядным, войск в нем почти не осталось. Я предлагал:
— Давайте создадим учебную воздушную армию, или как хотите еще ее назовите, и я буду в ней готовить летчиков для любых видов и родов авиации, для любых условий.
Поэтому я и предложил создавать училище в Сибири: территория свободная, полигоны будут. Вершинин 3* говорит: «Подумай, где размещать». Прислал начальника тыла ВВС Полынина 4* и Матвеева. Мы облетели весь Алтай, и я показал им возможности Сибири. Горбатюк, заместитель Главкома по ВУЗам, был против.
Командующий СибВО генерал армии Иванов 5* сказал Малиновскому, что нет возможности строить училище имеющимися силами военных строителей, которые полностью заняты обустройством сухопутных войск округа. Иванов еще и забрал 6 миллионов рублей, предназначенных для ВВС, о чем мне пришлось докладывать Малиновскому. Мне удалось убедил секретаря крайкома партии Александра Васильевича Георгиева в том, что размещение училища в Барнауле во всех отношениях будет очень интересно городу. Решили звонить по этому вопросу Брежневу. Брежнев согласился, тогда и Вершинин выделил средства.
1* Малиновский Родион Яковлевич (1898–1967 гг.), маршал, дважды Герой Советского Союза, в 1957–1967 гг. — министр обороны СССР.
2* Полковые авиаремонтные мастерские.
3* Вершинин Константин Андреевич (1900–1973 гг.), главный маршал авиации, Герой Советского Союза, в 1957–1969 гг. — Главком ВВС.
4* Полынин Федор Петрович (1906–1981 гг.), ген, — полковник авиации, участник сов. — финской войны, в 1944–1947 гг. — командующий ВВС Войска Польского, 1959–1971 гг. — нач. тыла ВВС.
5* Иванов Семен Павлович (1907-19.. гг.), генерал армии, Герой Советского Союза, в 1964–1967 гг. — командующий войсками Сибирского ВО.
Д.Т.Никишин управляет вертолетом Ми-6 СССР-11325. Пожар на буровой, Тюменская обл., 1964 г.
Д.Никишин е кабине МиГ-17. Аэродром Толмачево (под Новосибирском), 1966 г.
Я сам выбирал места для аэродромов в Барнауле, Славгороде и Камне-на-Оби. Из Баранаула сначала перевели в Рубцовск школу младших авиационных специалистов, перетащили туда самолеты учебной базы. Первым начальником училища был назначен полковник Филимонов В. Н. До того он являлся заместителем начальника Тамбовского ВВАУЛ.
Над территорией СибВО проходили траектории пусков с Байконура космических ракет. Поэтому во время испытаний и при посадке спускаемых аппаратов мой КП всегда был задействован, самолеты ВВС округа встречали космонавтов Терешкову, Леонова. Кстати, в газете «Совершенно секретно» № 12 1998 г. поместили материал о «тайне НЛО», якобы упавшего в тайгу летом 1966 г. Я сам руководил его поиском и эвакуацией вертолетом Ми-4. Это был советский опытный спускаемый космический аппарат без экипажа. Его сначала эвакуировали на аэродром, а затем переправили в КБ в Москву.
В 1968 году в 58 лет я оставил летную работу, хотя здоровье еще позволяло летать без ограничений. На проходивших в тот год учениях я был единственным летчиком, бросавшим с кабрирования на МиГ-17 учебную ядерную бомбу. Метод заключался в следующем: самолет подходил к цели на максимальной скорости, над целью с перегрузкой 8,5g направлялся вертикально вверх, при снижении скорости до эволютивной бомба сбрасывалась и продолжала подниматься по инерции еще на 1500 метров, затем свободно падала, а я в это время со снижением уходил от места взрыва. Выдержать эти нагрузки могли только очень крепкие, не пившие и не курившие летчики.
Всего за четыре десятка лет в авиации я совершил свыше 7600 полетов, набрал больше 3100 часов налета. Это только по записям в летных книжках, а в войну приходилось много летать без всяких записей. Самостоятельно я летал на 56 типах самолетов и вертолетов.
Было в небе всякое, но ни разу не пришлось аварийно покидать самолет с парашютом. В Сибири произошел вот какой случай. Мне как командующему воздушной армией полагалось 120 часов налета в год. Летал в основном на Ил-28 и единственном в округе личном МиГ-17, выделенном Главкомом ВВС. Я у него еще просил Як-28, чтобы инспектировать удаленные аэродромы, но получил отказ.
Ночью вылетел на МиГ-17 по треугольному маршруту Новосибирск-Барнаул-Новосибирск. Над Алтаем внезапно попал в мощнейшую грозовую тучу, которую метеослужба вовремя не обнаружила. Самолет, беспорядочно кувыркаясь, понесся вниз, электропитание отключилось, все приборы и радиосвязь отказали полностью. Падение продолжалось несколько секунд, и на высоте 6000 метров мне удалось вывести обесточенную машину в горизонтальный полет, к счастью, двигатель продолжал нормально работать — на МиГ-17 это было возможно. Взял курс на Новосибирск, на аэродроме Толмачево кроме военных летали и самолеты ГВФ, а я без связи, даже без бортовых огней. Поэтому осторожно зашел на посадку, сел не на основную, а на грунтовую полосу, зарулил на стоянку. Вскоре прибежали мои заместители — уже началась паника в связи с моим исчезновением, меня они нашли в летном домике за самоваром. А подведи меня тогда двигатель, пришлось бы катапультироваться под самый конец летной службы.
1968 год. Зам. начальника ВВА им. Н.Е.Жуковского по оперативно-тактической подготовке. Москва.
По мере служебного роста перед офицером или генералом с одной стороны открывается больше возможностей применить свой опыт, а с другой — становится уже круг должностей для перемещения.
Семейные обстоятельства требовали моего перевода в Москву. Найти в столице летную должность генерал- лейтенанту было невозможно. Предлагали мне кафедру в Академии Генерального штаба, но желания заниматься преподавательской работой не было — с командным опытом службы начинать заниматься чистой наукой казалось поздновато. Наконец, по решению Министра обороны в Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского специально была введена должность заместителя начальника академии по оперативно-тактической подготовке.
В октябре 1970 года мне исполнилось 60 лет и я ушел в запас, но продолжал работать. Сначала вел работу с офицерами и генералами запаса в Академии, спустя год — уже по всем родам войск в Московском гарнизоне. Нагрузка была большая, занят был целыми днями.
Однажды раздался телефонный звонок — звонил давний знакомый по работе в Сибири Дмитрий Степанович Полянский и сообщил, что мне следует назавтра прибыть в Кремль в полной парадной форме.
— А что случилось, — спрашиваю, — вроде указа о моем награждении не было, о разжаловании тоже.
— Приезжай, узнаешь.
На следующий день в Кремле давали прием по случаю приезда генерала Де Голля. После его отъезда мы остались с Полянским, и он мне сообщил, что в ЦК обеспокоены состоянием регулярности полетов в Гражданской авиации, поэтому мне предложено заняться решением этой проблемы.
Министр ГА Б. П. Бугаев встретил меня весьма неприветливо, но вынужден был согласиться с решением ЦК о моем назначении на должность заместителя начальника отдела обеспечения регулярности полетов МГА. Предварительно планировалось, что на три года, и хотя здесь отношение к военным летчикам традиционно было прохладным, я проработал в министерстве шесть лет.
Генерал-лейтенант Дмитрий Тихонович Никишин. 70-е годы
С 1976 года избран Председателем Совета ветеранов 6-го Гвардейского бомбардировочного Краснознаменного, ордена Суворова Львовского авиакорпуса
В канун 50-летия Победы над Германией в 1995 году готовились представления к Герою участников войны, по каким-то причинам в свое время это звание не получивших. Выдали бланки и мне, но я их заполнять не стал: представляли уже к Герою России, а я все-таки сражался за СССР.
Перелистываю справочник с перечнем фамилий командующих ВВС, воздушных армий, командиров корпусов. Все они живы в моих воспоминаниях, очень многих я хорошо знал долгие годы. Знал я и всех командующих фронтами — с ними пришлось тесно работать при планировании операций.
Жизнь и служба были насыщены встречами и событиями, за что я бесконечно благодарен нашей авиации…
Фото из архива Д. Т. Никишина.
Пе-2 «голубая 1» 82-го Гвардейского Берлинского орденов Суворова и Кутузова БАП 1-ой Гвардейской Краснознаменной орденов Суворова и Богдана Хмельницкого БАД. Аэродром Асперн (Австрия), лето 1945 г. Самолет окрашен по стандарту начала 1945 г.: верхние и боковые поверхности — серо- голубой АМТ-11 (FS 26190) и темно-серый АМТ-12 (FS27003), низ — голубой АМТ-7 (FS 25190). Коки красные, надпись «Берлинский» белая. Звезды в шести позициях
Пе-2 командира 6-го БАК. Асперн (Австрия), 1946 г.
Имел глянцево-серебристую окраску. Звезды — в восьми позициях (верх и низ крыла, фюзеляж и внешние стороны килей)
МиГ-17 «желтый 01» — один из крайних типов самолетов, на которых летал Д. Т. Никишин. Аэродром Толмачево (под Новосибирском), 1966 г.
Инспекторский Ил-14 «красный 02». Аэродром Смуравьево, 27 апреля 1958 г.
ИМЕНА АВИАЦИИ