Мир истории : Россия в XVII столетии

Развитие страны после смутного времени носило весьма противоречивый характер. С одной стороны, заметно шагнуло вперед хозяйство, особенно в середине — второй половине столетия. С другой — резко ухудшилось положение народных масс. Прежде всего это коснулось различных категорий крестьянства, которое составгяло 90 процентов населения и являлось основным производящим классом феодальной России.

Балашовское движение

Положение социальных низов в обстановке тяжелых поборов и повинностей было очень нелегким, и первое же серьезное испытание времен Смоленской войны сразу это показало. Недовольство угнетенных быстро вырвалось наружу, проявило себя активно и бурно. По словам А. Олеария, в стране «грозило вспыхнуть всеобщее восстание» из-за недовольства поражением русского войска под Смоленском; лишь казнь боярина М. Б. Шеина предотвратила назревавший мятеж, дела «народу удовлетворение».

С началом войны правительство объявило о наборе в военные отряды «охочих людей». Такие отряды появились в немалом количестве, причем вступали в них не только вольные, но и зависимые, крепостные. Они объявляли себя «вольными казаками», «шишами» (партизанами-разведчиками).

С самого начала, с осени 1632 года, они не только включаются в военные действия, помогая армии, но нередко ведут борьбу против помещиков и вотчинников. Совершают набеги на их имения, устраивают в них погромы, захватывают имущество. Действуют они в Мещовском, Серпейском, Рославльском уездах. К ним перебегают солдаты из царских полков.

В ноябре, когда армия Шеина по дороге к Смоленску находилась под Дорогобужем, к нему пришли крестьяне Дорогобужского и Смоленского уездов, «которые радеют государю, Балаш с товарищи, и били челом, чтоб им позволил, собрався с вольными людьми, быть в шишах и языков добывать». Отряд Ивана Балаша насчитывал 400 человек и стоял в острожке под Смоленском.

Иван Балаш, крепостной крестьянин Болдина монастыря Дорогобужского уезда, и его собратья начали по своей инициативе борьбу против польских военных сил под Смоленском, «за литовским рубежом», потом в Дорогобужском и Рославльском уездах, под Кричевом и Стародубом, Гомелем и Чичерском. В его отряд вливались местные крестьяне («порубежные мужики»), солдаты. Действовали они то самостоятельно, то вместе с регулярными частями.

Со второй половины ноября 1632 года под Трубчевском воевал отряд крестьян Комарицкой волости Трубчевского уезда, всего 8 1,5 тысячи человек. Одним из его предводителей был дворянин С. Веревкин.

В январе следующего года в Стародубском уезде происходит объединение отряда И. Балаша и части «комарицких и карачевских мужиков». Объединенный отряд совершает нападения на имения феодалов. В него вливаются «охочие люди северских и украинных городов», донские казаки, малоимущие дети боярские. Действия отряда выходят из-под контроля правительства.

Но единства среди них не было. Некоторые участники движения, местные крестьяне прежде всего, разбрелись по домам. Другие раскололись — одни хотели идти к Смоленску (в том числе и Балаш), другие направлялись к Путивлю, то есть в противоположную сторону. Царские воеводы приняли меры — организовали преследование ушедших, откололи от них часть людей, захватили Балаша. В итоге под Смоленск пошло до 400 человек, Балаш оказался в тюрьме. Оставшиеся в отряде люди некоторое время шли на юг, но потом разбрелись в разные стороны, некоторые тоже пришли в Смоленск. Происходило это в марте-апреле 1633 года.

«Балашовцы», оказавшиеся под Смоленском, а также в Москве, продолжали сеять семена недовольства, подговаривали «в воровство» разных людей — холопов, солдат и др. Из Москвы бежали или пытались бежать на юг или «на Северу», то есть в Северскую Украину, недовольные люди.

В зоне военных действий после распада отряда Балаша казацко-крестьянское движение продолжается, центром его становится город Рославль. Его участники называют себя «казаками Балашова полку», «балашовскими казаками», хотя сам Балаш погиб в тюрьме. Обаяние и притягательная сила его имени были очень велики. Предводителями-атаманами с лета 1633 до июня 1634 года, когда заканчивается это движение, выступают Анисим Чертопруд, Федот Лях, Иван Теслев, Тимофей Коробкин, Агей Иванов, Григорий Ростопчин.

Фактическим главой движения, которое из казацко-крестьянского превратилось в крестьянско-казацкое, выступил Чертопруд, человек смелый и энергичный. 22 февраля 1634 года он привел повстанческое войско в Козельский уезд. Сюда, в Дудинскую волость, прибывали новые отряды повстанцев — стрельцов, солдат, холопов, крестьян. Они продолжали «уезды воевать», отказывались идти в царское войско, принимали в свои ряды новых людей: «Мы к себе в войска не призываем, а от себя не отсылаем!» Восставшие громили имения окрестных помещиков. Их эмиссары с отрядами появлялись то тут, то там.

Повстанческое войско сильно изменилось по своему составу. Если вначале донские и яицкие казаки составляли 40 процентов всех участников (1,2 тысячи из трех), то позднее их доля сильно уменьшилась, ряды балашовцев пополнились сотнями и тысячами крестьян и холопов, записавшихся в «охочие казаки». На круге в селе Волховец 20 марта присутствовало около 8 тысяч повстанцев, и собственно казаки теперь составляли среди них сравнительно небольшую часть.

Помимо действий главного войска восставших, на местах ведут борьбу многие крестьянские отряды в Алексинском, Калужском, Серпуховском, Лихвинском, Воротынском, Мещовском, Козельском, Медынском, Белевском, Волховском, Карачевском, Мценском и других уездах. Связь с главным войском повстанцев они не поддерживают.

Среди участников движения усиливались разногласия: меньшинство, прежде всего из собственно казаков и атаманов, стремилось к прекращению «воровства», то есть антифеодальных выступлений; большинство же «охочих людей», прежде всего, конечно, крестьяне и холопы, выступало сторонником именно антифеодальных действий.

Сильно разросшееся за счет небоеспособных людей повстанческое войско быстро потеряло организованность, дисциплину. В нем стала преобладать стихия. Постепенно движение сошло на нет, и правительство подавило его силой.

В том же 1634 году и позднее вспыхивали волнения в Москве.

Проживание в столице большого числа малообеспеченных, эксплуатируемых людей представляло немалую опасность для властей, феодалов. Недовольство низов выплеснулось наружу уже в те дни, когда в Москву приехали Анисим Чертопруд и Иван Теслев для переговоров с властями об их «службе». Столичные низы сочувствовали им, поскольку были недовольны ростом налогов, частыми сборами «пятой деньги».

В замоскворецкой Голутвенной слободе собралось много недовольных, в том числе холопов из разных мест. Другим центром движения стало село Семеновское. Правительство, чтобы «переимать» холопов, послало в слободу и село карательные отряды. Но те ничего не смогли сделать. В Семеновском каратели получили отпор. После этих событий до 500 беглых холопов, стрельцов, казаков и других людей во главе с атаманом Семеном Белобородовым ушли из Москвы и вскоре оказались в рославльском повстанческом лагере.

В марте 1636 года в московском Китай-городе случился очередной большой пожар. Очевидно, власти растерялись, и москвичи бросились в торговые ряды, начали громить лавки богатых торговцев, хранившиеся в них товары участники волнений брали себе или несли к Никольским воротам Китай-города, где делили их между собой. Сохранившееся следственное дело свидетельствует, что в погромах участвовали холопы, тяглецы, стрельцы, ярыжка И. Харламов и другие. Они, помимо лавок, громили дворы в городе, открывали тюрьмы и выпускали иэ них колодников, «били» кабаки.

Власти жестоко подавили волнения: их участников пытали в приказах, жгли огнем, заковывали в «цепи и железо».

«Соляной бунт»

Через 12 лет после этих событий вспыхнуло новое, гораздо более мощное движение, получившее в источниках и в дооктябрьской историографии название «соляного бунта». Современники единодушно отмечают его размах, участие в нем большого числа московских жителей и приезжих людей. Принадлежали они к разным сословиям. Их действия носили антиправительственный, антифеодальный характер. Представители дворян и верхов посадских людей приняли то или иное участие в событиях 1648–1649 годов, что дало основания для утверждений о дворянстве как «участнике» Московского восстания, о «единачестве» дворян и посада, будто бы имевшем место во время бунта.

Картина восстания была довольно сложной, неоднозначной, но при всем том не дающей основания для зачисления феодалов и социальных низов в один лагерь.

Восстание началось 1 июня 1648 года. В этот день молодой царь Алексей Михайлович со многими приближенными и охраной возвращался с богомолья из Троице-Сергиева монастыря.

Как только царь въехал в город, его встретила большая толпа москвичей и приезжих, в том числе челобитчиков, собравшихся в столице с разных концов страны. С криками окружили карету царя и жаловались на Л. С. Плещеева, начальника Земского приказа, ведавшего управлением столицы, его ремесленно-торговым населением, — «московского бургомистра», как его называли иностранцы. Участники начавшегося движения, по словам А. Олеария, указывали «на несправедливости Леонтия Степановича Плещеева и ежедневно совершавшиеся им дурные поступки» и просили, «чтобы он был смещен, а на его место был посажен честный человек».

Царь поехал дальше. Восставшие пытались подать челобитную царице. Но стрелецкая охрана разогнала их, арестовав при этом 16 человек, которых отправили в пыточный застенок — Константино-Еленинскую башню Кремля. Это привело в ярость народ, и в царскую свиту полетели камни. Некоторые бояре получили ранения.

На следующий день состоялось шествие с крестом и иконой Владимирской божьей матери в Сретенский монастырь. Повстанцы окружили царя, потребовали освободить арестованных. Царь обратился к боярину Б. И, Морозову, главе правительства и свояку (они были женаты на родных сестрах). Тот дал разъяснения, и Алексей Михайлович обещал народу выслушать его, когда вернется из монастыря. Но за воротами Кремля царя встретило еще больше людей, которые опять требовали дать отставку Плещееву, прекратить притеснения и взяточничество приказных людей.

Отслужив молебен на Сретенке, царь возвратился в Кремль. Вслед за ним туда вошли несколько тысяч восставших, которые «неотступно и с громкими криками требовали окончательного решения их желаний и высказанных жалоб» (из сообщения анонимного современника-шведа). Один из русских современников, очевидно, Г. Н. Собакин, пишет в связи с этим: «И как государь пошел от праздника, и за ним, государем, пришли на его государев двор всяких чинов посадския люди и всех приказов стрельцы с большим невежеством».

Для переговоров к восставшим вышли князья Ф. Ф. Волконский и М. М. Темкин-Ростовский, окольничий Б. И. Пушкин, думный дьяк М. Волошенинов. Первых двух «чернь к себе поимаша», то есть задержала в качестве заложников. Стрельцы не только отказались арестовать активных восставших — челобитников, но и ясно показали, на чьей они стороне: бояр «обесчестили и платья на них ободрали, одва оне ушли в верх к великому государю». К движению присоединились холопы, задолго до восстания собиравшиеся под мостом через реку Неглинную.

2 июня и на следующий день восставшие перешли от требований и угроз к действиям: «разграбили многие боярские дворы и окольничих, и дворянские, и гостиные». От их гнева, классовой мести пострадали десятки дворов (по данным анонима-шведа — 70 дворов, другие источники говорят о более чем 40 дворах), принадлежавших московским боярам и дворянам, дьякам и богатым купцам. Повстанцы разгромили дома Б. И. Морозова, П. Т. Траханиотова (начальника Пушкарского приказа), Н. И. Чистого (начальника Посольского приказа), Л. С. Плещеева (начальника Земского приказа) и др. Н. Чистого, который был известен в народе как беззастенчивый взяточник, инициатор огромного налога на соль, введенного за несколько лет до восстания и отмененного за полгода до него, восставшие схватили и изрубили, бросив тело на кучу навоза.

3 июня участников продолжавшего бушевать восстания пытались уговорить патриарх Иосиф и другие церковные иерархи. С этой целью они вышли на Лобное место. Переговоры с народом, заполнившим Пожар (Красную площадь), вела и новая депутация бояр, окольничих, дьяков; среди них были противники Б. И. Морозова, в том числе родственник царя И, И. Романов, который вступил в активные переговоры с повстанцами, призывал их успокоиться, не требовать смерти Морозова, ограничиться его ссылкой.

Романов, как и другие, вел политическую игру с тем, чтобы сбросить ненавистного ему Морозова и занять его место в правящей верхушке. Восставшие, видевшие в Романове «доброго», «хорошего» боярина, в отличие от «плохих» Морозова, Плещеева и прочих, хотели, чтобы он управлял делами «вместе с царем», получив при этом «должности и чины, которыми облечен Морозов», Они кричали ему: «И покаместь его, великого государя, о том указ к нам не будет, и мы из города из Кремля вон не пойдем; и будет межуусобная брань и кровь большая з бояры и со всяких чинов людьми у нас, у всяких людей и у всей черни и у всего народу!»

Вынужденный под напором стихии народного движения уступить, Алексей Михайлович приказал «всему народу выдать головою» Плещеева, Палач вывел его из Кремля, и восставшие буквально растерзали «бургомистра».

3 и 4 июня продолжались погромы дворов знатных и богатых людей — бояр, дворян, дьяков и подъячих, гостей и более бедных торговцев, во время которых уничтожали или портили крепостные документы в боярских и дворянских домах.

Участники восстания потребовали выдачи Траханиотова. Правда, его загодя отправили воеводой в Устюжну Железнопольскую. Но 4 июня по распоряжению царя вдогонку за ним поскакал отряд. Около Троице-Сергиевой лавры его догнали и арестовали. На следующий день Траханиотова, привезенного во дворец к царю, выдали, и восставшие его ту! же казнили.

Повстанцы по-прежнему требовали выдачи главы правительства для расправы. Морозов пытался бежать из Москвы, но в Дорогомиловской слободе его узнали ямщики и чуть было не убили. Он вернулся в Кремль, где прятался в царских покоях.

Вскоре в события включились дворяне и верхи посада, Используя обстановку народного восстания, растерянность и ослабление правительства, они подали челобитную. В ней выдвигались требования упорядочения судопроизводства, правильного ведения всех деп в приказах, созыва Земского собора для разработки нового закона — Уложения.

Уже на следующий день, 11 июня, в Кремль пригласили большое число дворян. А 12 июня отряд из тех же дворян и стрельцов, всего 400 человек, выехал из Москвы, чтобы конвоировать Морозова, отправленного в ссылку в Кирилло-Белозерский монастырь. Несомненно, это был компромисс, соглашение между правящей верхушкой во главе с царем, с одной стороны, и дворянством и верхами посада, с другой.

Но волнения в столице продолжались. Перебросились они и на периферию. В этой неспокойной обстановке власти созвали 16 июля Земский собор. На нем присутствовали церковные иерархи, бояре и другие думные чины, московские дворяне, представители провинциального дворянства, гости, «лутчие люди» из числа посадских. Для подготовки Уложения создали комиссию во главе с боярином князем Н. И. Одоевским. Созыв Земского собора для рассмотрения и утверждения закона назначили на 1 сентября. Одновременно определили нормы представительства от сословий во время выбора делегатов от феодалов и «добрых лутчих» посадских людей, то есть посадской верхушки. Основная масса ремесленников и торговцев, а также крестьяне и приборные люди представительства не получили. Правящие верхи пошли, таким образом, на уступки в первую очередь дворянству и посадской верхушке, которые, используя недовольство и восстание низов, получили наибольший выигрыш: первое добилось бессрочного сыска беглых, вторая — ликвидации белых мест и слобод, в которых жили ремесленники, крестьяне феодалов, выступая конкурентами посадских людей в торговых и прочих делах, но не отбывая тягла. Конечно, ликвидация беломестцев на посадах («посадское строение») отвечала интересам и более широких слоев посада.

Правительство уже в дни восстания начало массовую раздачу земель, крестьян и жалованья мало- и беспоместным дворянам и детям боярским. Чтобы задобрить стрельцов, им осенью выдавали жалованье. Но одновременно наиболее, очевидно, активных ссылали в Поволжье и Сибирь партиями по нескольку десятков или сотен человек, подвергали телесным наказаниям.

Основными движущими силами восстания были московские посадские люди (чернь), стрельцы (исключая стремянной полк), солдаты, холопы, находившиеся в столице, а также подмосковные, приезжие. В дни восстания активизировались выступления крестьян в ряде районов страны (например, в арзамасских вотчинах Б. И. Морозова, подмосковных владениях ряда помещиков и др.). Усилилось бегство крестьян и холопов от владельцев.

Пойдя под напором восстания на уступки, применяя политику пряника и кнута, правящие круги постепенно овладели положением. В октябре царь вернул из ссылки Морозова. Но волнения продолжались до конца января 1649 года, когда, после принятия Соборного уложения, положение окончательно стабилизировалось.

Одновременно с событиями в Москве и под их влиянием народные движения охватили многие города на юге, в Поморье и Сибири. В них против гнета государства и насилий местных властей выступали служилые люди по отечеству и по прибору, беглые крестьяне, бобыли, холопы, посадские бедняки.

В южно-русских уездах наиболее сильные восстания произошли в Курске, Козлове, Ельце, Ливнах, Валуйках, Чугуеве и других; на севере — в Сольвычегодске, Устюге Великом; в Сибири — Томске, Енисейском остроге, Кузнецке, Верхотурье. Они продолжались и во второй половине XVII века.

Восстания во Пскове и Новгороде

Заметными проявлениями классовой борьбы в городах были восстания 1650 года во Пскове и Новгороде. Выступления против властей, феодалов сопровождались здесь ожесточенной борьбой между «меньшими» и «лучшими» людьми в посадских общинах. Как и в ряде восстаний в южных и поморских городах, здесь в городах и их уездах тоже наблюдались совместные действия посадских людей и окрестных крестьян.

Поводом к восстанию во Пскове послужила спекуляция хлебом. Дело в том, что русское правительство в 1649 году обязалось выплатить Швеции 190 тысяч рублей как компенсацию за перебежчиков, которые покинули порубежные области, захваченные в свое время шведами. Часть этих денег нужно было отдать рожью по ценам псковского рынка. Между тем во Псковской земле в то время случился неурожай, хлеба и так не хватало. К тому же богатый купец Ф. Емельянов, которому правительство поручило закупать хлеб, в интересах местных помещиков платил очень высокие цены. Хлеб сильно подорожал.

26 февраля возмущенные псковичи потребовали у воеводы Н. С. Собакина прекратить передачу хлеба шведским правителям. На следующий день те же требования услышал и архиепископ Макарий. Воевода испугался и уступил, «боясь гилевщины и убийства», так как обстановка в городе накалилась, по улицам и площадям ходили толпы вооруженных людей.

28 февраля к городу подъехал Л. Нумменс — шведский агент для приемки хлеба. Псковичи арестовали его, привели на допрос. Тут же бросились громить дворы Ф. Емельянова, «лучших» посадских людей, дворян, духовенства. Архиепископ и воевода не смогли успокоить восставших, и волнения продолжались.

То же произошло и в Новгороде Великом: арест и допрос 15 марта приехавшего сюда датского посланника И. Краббе, погром дворов «лучших» посажан. Воевода князь Ф. А. Хилков, на подворье которого тоже ворвались восставшие, скрылся у митрополита Никона.

Власть во Пскове и Новгороде из рук воевод перешла к городским старостам, то есть представителям посадских верхов. А митрополичий сын боярский Иван Жеглов, по существу, возглавил новгородское правительство. Во псковской и новгородской земских избах — органах посадского самоуправления — восставшие обсуждали свои дела, принимали решения. Поддерживали связь между двумя восставшими городами. Псковичи посадили под арест Собакина, его преемника воеводу князя В. П. Львова и присланного в конце марта для розыска князя Ф. Ф. Волконского.

Узнав о восстаниях в двух крупных и важных центрах северо-запада страны, московское правительство послало в Новгород карательный отряд во главе с князем И. Н. Хованским. 13 апреля он вступил в город: накануне князь пообещал помилование стрельцам, главным участникам движения, и те не стали оказывать сопротивления. Посадских людей в городе было мало, богатые («лучшие» люди) только и мечтали о приходе Хованского и били ему челом. На поклон к нему не явились только бедные люди, но и они не оказали решительного сопротивления. Начались аресты и расправы.

Псковичи с негодованием узнали о сдаче Новгорода. Они не собирались уступать. В мае послали в Москву челобитные, в которых требовали, чтобы их служилых людей не брали в Москву и замосковные города, не вызывали псковичей на суд в столицу, а судили бы во Пскове воеводы вместе с земскими старостами и выборными. Правительство ответило категорическим отказом и послало на Псков того же Хованского. Псковичи занялись укреплением города.

Хованский с войском подошел сюда в июне. Попытки взять Псков с ходу не удались, и началась почти трехмесячная осада. Всеми делами в городе по-прежнему ведала земская изба, главой правительства стал земский староста хлебник Гаврила Демидов. Он и его помощники имели огромный авторитет, выдавали наказы и грамоты, хранили у себя печати и ключи от города и амбаров. Выборные, сидевшие вместе с ним в земской избе, принадлежали к «молодшим» и «средним» посадским людям, стрельцам. Случались и выборные от дворян и духовенства; правда, было известно, что дворяне и попы «к той смуте не приставают».

Для решения наиболее важных вопросов созывали мирской сход на площади перед земской избой. Сигналом служил звон «всполошного» колокола. Собирались иногда до нескольких тысяч человек. Места на площади подчас не хватало, и люди забирались на крыши домов, церкви, городские стены. С помостов (их роль играли дощатые чаны) руководители движения произносили речи, читали царские грамоты. По словам воеводы, псковичи собирались на общий сход «гилем», а архиепископ Макарий, приведенный на него однажды, удивился тому, что там людей «безмерно много».

Главной силой псковского восстания были посадские бедняки-ремесленники и торговцы, местные стрельцы. Их представители в земской избе, составлявшие большинство, приняли важные решения, которые проводились в жизнь: о выдаче хлеба из боярских житниц посадским людям и стрельцам; о конфискации имущества некоторых дворян и «лучших» посажан; о сборе дворянских лошадей и раздаче их защитникам города.

Дворяне и посадские богатеи устраивали заговоры, установили связи с Хованским, выдавали ему планы восставших, перебегали к нему, 12 июля из-за измены дворян и стрелецких начальников псковичи потерпели поражение. А на следующий день казнили 10 дворян-изменников. Все сильнее обострялась внутренняя социальная борьба в городе. На одном полюсе находились социальные низы, на другом — феодалы, посадская и служилая верхушка.

Псков поддерживали подчиненные ему города Гдов, Изборск, Остров, жители которых арестовали своих воевод, вели борьбу с царскими отрядами. В Печерском монастыре власть захватили служки, также перешедшие на сторону восставших псковичей. По всей Псковской земле и в соседних областях развернулось движение крестьян. Вместе со псковичами их отряды нападали на войско Хованского, вели партизанские действия, громили и жгли усадьбы помещиков. В этом им помогали отряды из Пскова. Дворяне в челобитных царю жаловались, что псковские «воры многие с уездными шишами» выходят из города «воровать и дворян и детей боярских и всяких жилецких людей селы и деревни пожгли».

Царское правительство испытывало большое беспокойство из-за псковского «гиля». Жители столицы передавали из уст в уста слухи о нем, толковали между собой о восстании. Старосты черных сотен и слобод, где проживали посадские люди, сообщали, что «носитца-де площедная речь, бутто будет на Москве грабеж».

Неспокойная обстановка, грозившая мятежом, заставила власти лавировать. 4 июля в Москве созвали Земский собор, специально посвященный псковским делам. Для поездки во Псков, переговоров с восставшими избрали делегацию. Возглавил ее коломенский епископ Рафаил. Туда же послали грамоты: восставшим обещали прощение, если они выдадут Г. Демидова и четырех других «заводчиков».

Но псковичи не уступали, и 26 июля земской собор собрался снова. Последовали новые уступки: всем псковичам давали прощение, о «заводчиках» умалчивали. Причиной такого примирительного отношения властей были безуспешные действия Хованского, который сообщал: для полной осады Пскова «пехоты надобно тысячь з десять»; советы новгородского митрополита Никона: «Вотчина твоя государева пустеет», — писал он царю.

17 августа Рафаил с делегацией приехал во Псков. К тому времени к власти в земской избе пришли «лучшие» люди, воспользовавшиеся трудным положением, в которое попали жители в результате осады, их недовольством. Несколько дней продолжались переговоры. 20 августа дело чуть было не дошло до нового восстания стрельцов и посадских людей. Но в конце концов псковичей привели к присяге.

Несмотря на обещанную амнистию, осенью в городе начались аресты и допросы. Г. Демидова и других предводителей отправили в Новгород Великий, «многие люди собрались з женами и з детьми и их провожали за город». Восстание закончилось. Но в уездах и городах Псковской земли зимой 1651 года наблюдались «татьбы и разбои, и убивства, и смутные всякие затейные воровские слова». И позднее волновались, поднимались на борьбу местные крестьяне.

«Медный бунт»

Двенадцать лет спустя вспыхнуло мощное, хотя и скоротечное восстание в Москве — знаменитый «медный бунт» 25 июля 1662 года. Его участники — столичные посадские люди и часть стрельцов, солдат, рейтар московского гарнизона — предъявили царю Алексею Михайловичу свои требования. В известной мере повторилось то, что произошло во время «соляного бунта». Но обстановка к тому времени изменилась довольно заметно, поэтому и ход восстания и его финал существенно отличаются от того, что было в начале правления Алексея.

Недовольство московского люда и по всей стране нарастало давно. Еще в октябре 1 653 года власти приняли решение о воссоединении Левобережной Украины с Россией. Началась война с Польшей, длительная и изнурительная. Продолжалась она до 1667 года. Одновременно, в 1656–1658 годах, велась война со Швецией. Правительство объявляло сборы воинов, «даточных людей». Резко возросли налоги с посадских людей и крестьян. Помимо обычных, очередных, взимали чрезвычайные — «пятинные деньги» в размере 5, 10 и даже 20 процентов всех доходов.

Но расходы были огромными, и средств не хватало. Уже в мае 1654 года власти приказали чеканить новые серебряные деньги — из 893 620 немецких ефимков (так в России именовали иоахимсталеры) изготовили столько же русских рублей, хотя официальная цена ефимка составляла 49–50 копеек. Казна получила 100 процентный доход от перечеканки. Одновременно из 10 тысяч пудов меди начеканили медные деньги. Из одного фунта (400 граммов) меди стоимостью 12 копеек изготовляли 10 рублей. В итоге получили 4 миллиона рублей, вместе с серебряными — около 5 миллионов. Потом чеканили еще и еще.

Масса медных денег, которые, по мысли инициаторов реформы (в качестве таковых современники и документы той поры называют окольничего Ф. М. Ртищева, патриарха Никона, думного дворянина А. Л. Ордина-Нащокина), должны были заменить серебряные, поступала в обращение, на рынок. Медные деньги принимали по цене серебряных, но потом, несколько лет спустя после начала реформы, началось их обесценивание. Их количество во много раз превысило стоимость товаров, поступавших на рынок. Цена медных денег с конца 50-х годов падает, чем дальше, тем больше. В 1660 году за одну серебряную копейку давали 1,5 медной, в 1661 разрыв увеличивается до 1:4; в 1 662-м — от 1:6 до 1:9; в 1663-м — от 1:10 до 1:15.

Торговцы на рынках, ратники в армии отказывались принимать медные деньги. К тому же в обращение поступило большое количество фальшивой монеты. Делали ее мастера государевых денежных дворов, другие фальшивомонетчики. С помощью операций с фальшивой монетой наживались многие богатые и знатные люди — купцы, бояре, дьяки, даже приближенные царя Алексея, в том числе, по сообщениям современников, его тесть и глава правительства боярин И. Д. Милославский.

Стремительно выросли цены на хлеб и другие продукты питания. К этому прибавились страшная чума 1654 года, неурожаи 50-х годов, поражения на военных фронтах, тяжкие поборы и повинности. В стране разразилась настоящая финансовая катастрофа. Начались голод, спекуляция. Служилые и посадские люди заваливали приказы челобитными, жаловались на тяжелое, безвыходное положение, просили о материальной помощи. Многие воины бежали из армии, где к весне 1662 года назревало восстание.

Правящие верхи в начале 60-х годов проводят совещания с представителями посадского населения, выслушивают их жалобы и рекомендации. «Великая нищета и гибель большая, — говорили представители черных сотен и слобод, — чинится хлебной цене и во всяких харчах дороговь великая… от воровских медных денег»; «и мы, чернослободцы, от такой хлебной и всякой дороговли и от медной деньги вконец оскудели».

Правительство объявило монополию казны на продажу иностранцам на серебряные деньги шести «указных» товаров (пенька, поташ, говяжье сало, смольчуг, юфть, соболя). Оно надеялось выручить за них большие деньги и поправить дела. Все «указные» товары реквизировались у торговцев, владельцев. В начале июля 1662 года объявили об очередном сборе «пятой деньги» с торговцев и ремесленников; со всех остальных — по полтине со двора. На 1 октября назначили второй сбор «пятой деньги» со всего населения. Начался розыск фальшивомонетчиков, выявивший причастность к махинациям ряда видных деятелей правительства. Многих фальшивомонетчиков казнили, их имущество конфисковали. Следствие закончилось к началу июля и взбудоражило простых людей: ряд руководящих приказных деятелей (в том числе заместитель Милославского в Приказе Большой казны, который ведал сбором налогов) получили отставку.

В Москве давно уже было неспокойно. Месяца за три до восстания чернь вела разговоры о предстоящем выступлении, погроме дворов И. Д. Милославского, богатого гостя В. Г. Шорина «и иных богатых людей за измену в денежном деле, будто он, Василий (Шорин. — В. Б.) да кадашевец (житель Кадашевской слободы в Москве. — В. Б.)... деньги делали».

За несколько дней до бунта на Сретенке, Лубянке, Покровке, в Котельниках появились «воровские листы» — прокламации. Рано утром в день восстания на той же Сретенке «был… у мирских людей меж собою совет о пятинной деньге».

Восстание готовилось заранее. Его участники собирались выступить под лозунгом боярской «измены». И. Д. Милославский, И. А. Милославский и другие руководители правительства, гости В. Шорин, С. Задорин и прочие обвинялись в сношениях с польским королем, которому они будто бы отпускали… «казну… пороховую и денежную многую», в разорении государства, в том, что в Москве мало войска и съестных припасов, солдаты умирают с голода из-за скудн‹рго жалованья, которое к тому же выдают медными деньгами, и врагу будет легко взять столицу. Жаловались составители «листов» на медные деньги, высокие цены на соль и прочее, на насилия и взяточничество бояр — «изменников», требовали их наказания. В целом требования низов, отразившиеся в «листах», сводились к снижению налогов, прекращению злоупотреблений правящих лиц, богачей, их наказанию.

Часов около 6 утра 25 июля состоялся совет «мирских людей» на Сретенке. Тут же, около Лубянки, стрелец Кузьма Нагаев, пришедший сюда с Трубной площади, прочитал «лист». Собралась большая толпа возмущенных людей, которым Нагаев «чел миру не в одном месте и говорил, чтоб стоять всем на изменников», то есть призывал к восстанию. Закончив чтение, направились к Красной площади. Здесь у Земского приказа (стоял, на месте нынешнего Исторического музея) при большом стечении народа («яко полки») прокламацию прочитали снова, Г. Котошихин, служивший в Посольском приказе подъячим, писал, что здесь собралось до 4–5 тысяч человек. То же происходило и в других местах.

Волнение охватило весь город. Со всех сторон к центру города бежали люди. А в слободах, где стоял полк А. Шепелева, ударили в барабаны, и солдаты, не слушая своих командиров, двинулись к Серпуховским воротам. Очевидно, делали они это по заранее намеченному плану, для того, чтобы идти в село Коломенское, где находился царь со двором. Туда и направилось большое число москвичей и пришлого люда.

В Москве для управления делами оставалась правительственная комиссия во главе с боярином князем Ф. Ф. Куракиным. Когда началось волнение на Сретенке и Лубянке, она послала туда дворянина С. Ларионова и дьяка Д. Башмакова из Земского приказа. Они сняли прокламацию, приклеенную на столбе. Но разъяренные повстанцы чуть было не стащили их с лошадей. Посланцы бежали, их преследовали до Спасских ворот Кремля.

Комиссия явно растерялась, выпустила из рук контроль над положением в столице в обстановке начавшегося восстания. В городе звучали набаты и колокола. Большая часть гарнизона соблюдала нейтралитет.

«Чернь», «всяких чинов люди», «мужики» и солдаты по разным улицам из города шли и бежали по направлению к Коломенскому. Туда направилось 4–5 тысяч восставших, в том числе более 500 солдат и других ратных людей.

Пришли они в Коломенское около 9 часов утра. Царь с семейством (всего 14 человек), двор и охрана были застигнуты врасплох. Хотя в их распоряжении имелось более тысячи человек, способных оказать сопротивление, царь и бояре растерялись. Восставшие, несмотря на противодействие стрелецкой охраны, «насильством» ворвались в царский двор, ломали ворота. Царь, находившийся в церкви на обедне, выслал бояр для переговоров с повстанцами, которые требовали, чтоб он принял их «лист» и челобитную, выдал «изменников» — бояр и «велел казнить смертною казнию».

Восставшие отказались иметь дело с боярами. Когда царь вышел из церкви, его окружили возмущенные повстанцы, снова «били челом з большим невежеством и лист воровской и челобитную подносили», «непристойными криками требовали уменьшения налогов». Прокламацию и челобитную вручали царю посадский человек со Сретенки Лука Жидкий и нижегородец М. Т. Жедринский, который «говорил, чтоб царь изволил то письмо вычесть перед миром и изменников привесть перед себя, великого государя».

Восставшие, которые «начата гилем кричати великим собранием», вели себя требовательно и решительно, «с шумом», «с воплем и многим безчинием». Именно этим объясняется миролюбивый тон царя, который разговаривал с ними «тихим обычаем».

И Алексей Михайлович, и стоявшие рядом с ним бояре уговаривали восставших, призывали проявить терпение, «упрекали» за «мятежное» поведение, обещали расследовать вину «изменников», уменьшить налоги. А они «просили у него тех бояр на убиение». Близкие царя в это время, «запершися, сидели в хоромах в великом страху и в боязни» (по Г. Котошихину). Повстанцы сомневались в правдивости уверений бояр.

В ходе дальнейших разговоров их сумели убедить, и один из восставших «с царем бил по рукам». Участники движения, царисты по своим убеждениям и иллюзиям, поверили в силу этого «договора», успокоились и направились в Москву (это было между 10 и 11 часами утра).

Все то время, пока часть повстанцев шла к царской резиденции и там находилась, их собратья, оставшиеся в столице, громили дворы ненавистных лиц. Погромы начались около 8 часов утра, еще до ухода в Коломенское первой партии восставших. Разбили и разгромили двор В. Шорина, собиравшего «пятую деньгу» со всего государства, гостя С. Задорина. У домов «знатных» власти заранее поставили стражу.

Царь послал в столицу из Коломенского князя И. А. Хованского «и велел на Москве уговаривать, чтоб они (восставшие москвичи. — В. Б.) смуты не чинили и домов ничьих не грабили». Но его миссия закончилась провалом. Московские власти бездействовали. Лишь после ухода в Коломенское второй партии восставших, а их было до 5 тысяч человек, начали аресты и заперли все ворота «кругом», то есть по всему городу.

Обе партии повстанцев (одна шла из Коломенского в Москву, другая, наоборот, — из Москвы в Коломенское) встретились где-то на полпути между столицей и селом, вероятно, после 11 часов утра. Объединившись, они пошли снова к царю. Их уже было до 9-10 тысяч человек. На двор к царю они пришли опять «силно», то есть преодолевая сопротивление охраны. Вели переговоры с боярами, «сердито и невежливо» разговаривали с царем. Снова требовали бояр «для убийства». Алексей Михайлович «отговаривался» тем, что будто бы едет в Москву для розыска.

Восставшие угрожали царю: «Будет добром нам тех бояр не отдашь, и мы у тебя учнем имать сами по своему обычаю!»

Поп Иван из Гончарной слободы кричал повстанцам:

«Тепере и пора! Не робейте!»

Восставшие вели себя еще более решительно. Солдаты «били» и «в воду вогнали» (загнали в Москву-реку) некоторых своих командиров. Другие повстанцы бегали с палками за боярином С. Л. Стрешневым, который пытался уговорить восставших, чтобы они прекратили «мятеж».

К этому времени в Коломенское уже были стянуты войска (от 6 до 10 тысяч человек). Это сделали по приказу царя, пока восставшие теряли время на переговоры с ним и передвижения между селом и столицей. Алексей Михайлович «закричал и велел» стрельцам, придворным и холопам «побивать» восставших, «сечь и рубить без милости, имавши их, вешать… и в реках топить и в болотах». Началась кровавая и беспощадная расправа. Погибло или было арестовано не менее 2,5–3 тысяч человек (погибших насчитывалось, по данным некоторых документов, немногим менее тысячи человек). Их ловили и убивали в селе и его окрестностях, топили в Москве-реке.

Так царь, правящие круги жестоко отомстили за тот страх и унижение, которые они испытали 25 июля (царица, по Котошихину, «от великого страху испужався, лежала в болезни болши году»), В начале следующего года отменили медные деньги, откровенно мотивируя эту меру желанием предотвратить новое «кровопролитие» — «чтоб еще чего меж людми о денгах не учинилося», царь велел их «отставить».

Народные восстания конца 40-х — начала 60-х годов свидетельствовали о резком обострении классовых противоречий в обстановке увеличения налогового бремени, тягот военных лет, насилий правящих кругов, усиления гнета феодалов по всей стране, крайне неудачных экспериментов правительственных финансистов с солью и медными деньгами. Ко всему этому прибавился еще один, и притом кардинальный, момент — введение в действие нового кодекса законов, Соборного уложения 1649 года. Он обозначил важнейший рубеж в жизни страны — окончательное закрепощение больших масс зависимых людей. После принятия закона начался жестокий сыск беглых. Все это накаляло и без того напряженное положение в государстве.

Россия после соборного уложения

Побеги крепостных во второй половине века продолжались, но осуществлять их стало труднее. Наступление феодалов, государственного аппарата на низы ужесточилось. Помещики и вотчинники увеличили повинности и оброки. В подмосковных и южных уездах крестьян заставляли работать 2–4 дня в барских хозяйствах. Царь Алексей Михайлович, крупнейший феодал, владелец многих дворцовых имений, писал одному из своих приказчиков: «И будет на что можно оброк прибавить, и ты б о том чинил по своему усмотрению».

Сильно выросли государственные налоги. С 1619 по 1663 год размер стрелецких денег, одного из основных прямых целевых сборов, увеличился в десять раз. То же касалось и других налогов и сборов со всех слоев зависимого населения. Многие крестьяне скудели, разорялись, переходили на положение бобылей, наймитов, (гулящих людей, ярыжек). Десятки тысяч таких вольных людей собирались по речным путям, на промыслах, мануфактурах.

Нерусское население Поволжья и других районов испытывало двойной гнет: со стороны своих, местных феодалов и русских бояр и дворян, церковных иерархов и монахов, которые захватывали десятки тысяч десятин земли, превращали в крепостных не только русских людей, но и татар, чувашей, мордву, башкир и др. Основная масса нерусского населения оставалась на положении ясачных, то есть государственных, крестьян: платила ясак — натуральный налог, несла различные повинности, облагалась поборами в пользу феодалов, властей.

Ухудшилось положение приборных служилых людей (введение налогов на занятия торговлей и ремеслом, уменьшение жалованья, нерегулярная и неполная его выдача, эксплуатация и насилия со стороны казнь) и начальства). Посадские люди тоже страдали от налогов и чрезвычайных сборов. Но посадская реформа 1649–1952 годов (ликвидация в городах белых слобод, принадлежавших феодалам, перевод многих беломестцев в посадское тягло), уменьшение налоговых ставок с посадских людей по реформе 1678–1681 годов внесли некоторое успокоение в их среду. Противоречия же между посадской верхушкой и основной массой торгово-ремесленного люда продолжали существовать и весьма заметно сказывались на внутренней жизни посадских общин в русских городах.

Войны с Польшей (1654–1667 годы) и Швецией (1656–1658 годы) сопровождались разорением основной части трудовых слоев населения. 8 эти же годы не раз случались неурожаи, эпидемии. Обнищавшие люди все чаще прибегали к испытанному средству — бегству в соседние уезды или на далекие окраины, чтобы получить желанную свободу от крепостного ярма, посадского тягла или тяжелой службы. Сыск беглых, кровавые расправы карателей, возвращение к прежним владельцам не могли остановить поток беглых, и простые люди снова и снова рвались к свободе, к вольной земле; не находя ее, шли все дальше, на южные и восточные окраины, заселяли пустующие земли, осваивали их, пополняли ряды казаков — донских и терских, волжских и яицких.

В казачьих областях с давних пор вошло в обычай не выдавать явившихся туда беглецов. «С Дону выдачи нет», — с гордостью отвечали местные казаки царским воеводам и агентам при малейшей попытке организовать перепись беглых, вернуть их помещикам. Это привлекало сюда массы людей, которых устраивали казачьи порядки: отсутствие помещиков и воевод, равенство казаков (хотя уже давно выделились из их среды домовитые, зажиточные собратья, эксплуатировавшие бедных станичников, голытьбу), решение всех важных вопросов на кругах — общих сходках, выборность должностных лиц — атаманов и есаулов, их помощников.

Основная масса казаков, особенно новоприхожих беглецов, жила бедно, скудно. Земледелием казаки не занимались. Жалованья, которое получали из Москвы (хлеб, деньги, сукна, оружие, припасы к нему), не хватало. Чтобы прожить, устраивали походы «за зипунами» — за добычей — на Волгу или «за море».

Царские власти, русские феодалы с опаской и недовольством следили за Доном и другими казачьими областями. Терпели до поры до времени казацкие «своевольства»: нападения на купеческие караваны на Волге, на царские города или соседние государства. Порой наказывали казаков: прекращали или уменьшали жалованье, арестовывали донские станицы (посольства) в Москве, посылали на Дон агентов, запрещали торговлю с Доном. Их опорой становились домовитые, вступавшие в сговор с московскими боярами.

Область Войска Донского к середине столетия с трех сторон — севера, запада и востока — окружали царские владения. Походы на Волгу становились трудней, по реке ставилось все больше сильных крепостей, городов, выход на Каспий преграждала Астрахань с мощным кремлем и сильным гарнизоном, В 1660 году турки перегородили цепями Дон у Азова, и возможность вырваться на азовские и черноморские просторы почти исчезла.

К середине 60-х годов положение на Дону ухудшилось до крайности. Здесь скопилось большое количество беглых.

Московское правительство проводит политику экономических санкций — ограничивает торговлю, подвоз продовольствия. В 1666 году требует провести перепись и вернуть с Дона крестьян, бежавших из дворцовых сел царя Алексея Михайловича. Весной здесь начался голод.

В этом же году в «верховских» городках (в верховьях Дона и его притоков) местная голытьба в поисках выхода из тяжелого положения предприняла несколько походов. Атаманы И. Аверкиев и Ф. Горлушков во главе отрядов из 30–40 человек направились на Украину к гетману Брюховецкому. Они надеялись поступить к нему на службу, чтобы прокормиться. Но из этого ничего не вышло, они оказались «ненадобны». Казаки вернулись домой.

Поход В. Уса к Москве

В июне 1666 года с Дона вышел новый отряд с намерением поступить на службу. На этот раз гультяи двигались к самой Москве. Вышло их не несколько десятков, а 700 человек: 500 конников и 200 человек на судах прибыли в Воронеж. Возглавил их Василий Родионович Ус, в будущем ближайший сподвижник и помощник Степана Разина. Отсюда, из Воронежа, предводитель отправил в Москву станицу из шести человек во главе с Е. Якимовым: они должны были добиваться, чтобы государь принял весь усовский отряд на царскую службу.

Пока станица добиралась до Москвы, вела там переговоры, усовцы перебрались к Туле и остановились лагерем на реке Упе. Именно в этих местах полстолетия с лишним назад повстанцы Болотникова и «царевича Петра» сражались с карателями царя Шуйского. Правительство Алексея Михайловича было явно обеспокоено появлением здесь новых «возмутителей спокойствия». Оно распорядилось, чтобы казаки возвратились на Дон.

На Упе созвали круг, и он приговорил послать к царю новую станицу, на этот раз из 13 человек, во главе с самим Усом. 9 июля она подала челобитную о зачислении на службу.

Между тем в районе Тульского, Воронежского и других соседних уездов назревали важные события. Многие усовцы из недавних «новоприхожих» на Дон беглецов, появившись в тех местах, откуда они недавно перебрались на юг, «подговаривали» земляков присоединиться к ним, «Подговорщики» действовали и в самой Москве. Откликаясь на их призывы, а также по собственной инициативе сотни крепостных крестьян и холопов вливались в усовский отряд, пополняя ряды вольных казаков. Его численность вскоре достигла нескольких тысяч человек.

Усовцы и новые беглецы начали громить имения помещиков и вотчинников Тульско-Воронежского района, жгли их дома, брали имущество, убивали владельцев. Дворяне разных уездов бежали из имений под прикрытие крепостных стен в Тулу и другие города, жаловались воеводам на действия своих крестьян и холопов. По словам тульских помещиков, донские казаки «прибрали на дороге к себе воров, людей наших и крестьян, которыя… от нас… збежали, и иных всяких чинов людей. И те воры… приезжают в дерев ниш к и наши и розаряют всяким разареньем, животину отымают и насилования чинят. И достольния… наших людишка и крестьянишка от нас… бегут, видев их воровское самовольство». Все они «похваляютца… на нас… всяким дурным и на дамишка наши разареньем».

Китай-город. Художник А. Васнецов.

Гонцы ранним утром в Кремле, Художник А. Васнецов.

Вместе с тульскими тому же воеводе жаловались их собратья из уездов Московского, Веневского, Соловского, Дедиловского: усовцы в лагере на Упе «принимают к себе людей их и крестьян. И с теми де… людьми и со крестьяны приезжают в поместья их и в вотчины, и те де их поместья разоряют, людей их и крестьян подговаривают», тех крестьян и холопов «не отдают» стрельцам и пушкарям, которых посылал воевода.

Мирный вначале поход донской голытьбы вырос в антифеодальное движение, охватившее многие уезды дальнего южного Подмосковья. Сюда с Дона двигался новый отряд из 500 человек.

Власти приняли срочные меры. 16 июля собралась на заседание Боярская дума. В ней участвовал царь. Думцы вынесли решение: усовских казаков переписать, и им срочно вернуться на Дон. Потребовали, чтобы усовцы выдали всех беглых, вступивших в отряд во время похода, а также тех, кто бежал на Дон с 1661 года.

Последний пункт покушался на старый казачий обычай: «с Дону выдачи нет», и правительство, понимая, что выполнить его усовцы не захотят, внесло в свое требование оговорки, пошло на компромисс: отдавать беглых не за 6 лет, а за 5 или 4, 3, «а по самой последней мере за 2 года». Если казаки ослушаются, их следовало покарать. Для борьбы с ними выделили войско во главе с князем Ю. Н. Борятинским. Объявили мобилизацию дворян из уездов, где повстанцы громили имения. Выделили выборный полк М. Кровкова в тысячу человек. Собирались каратели в Туле.

Усовцы в лагере на круге обсудили ситуацию. А она складывалась неблагоприятно: против них собиралось большое войско, хорошо вооруженное и организованное. Бороться с ним было, конечно, не под силу, и казаки снимаются с лагеря, переходят в Дедиловский уезд на реку Уперту, а оттуда 26 июля уходят на Дон.

Идут «спешно и бережно» — быстро, организованно, выставляя разведку; на станах одна половина казаков кормила лошадей «в руках», другая сидела на конях. В полном порядке, не дав разгромить отряд и переписать людей, не выдав беглых, усовцы вернулись на Дон. В донские городки явилась новая партия беглых холопов и крестьян, готовых, как и многие их собратья, подняться на борьбу против угнетателей. Впоследствии усовцы влились в повстанческое войско, которое возглавил Степан Тимофеевич Разин.

Степан Разин

Степан, как и его отец Тимофей, вышедший, вероятно, с воронежского посада и умерший в 1649 или 1650 году, принадлежал к домовитому казачеству. Родился Степан около 1630 года, к началу Крестьянской войны немало повидал и испытал. Трижды (в 1652, 1658 и 1661 годах) бывал в Москве, а в первый из этих приездов — и в Соловецком монастыре. Донские власти включали его в состав станиц, которые вели переговоры с московскими боярами и калмыцкими владетелями — тайшами. В 1663 году Степан возглавлял отряд донцов, который ходил вместе с запорожцами и калмыками под Перекоп против крымских татар. У Молочных Вод они разгромили отряд крымцев.

Уже тогда его отличали смелость и сноровка, умение руководить людьми в военных предприятиях, вести переговоры по важным делам. По отзывам современников, он говорил на нескольких языках (калмыцком, татарском, польском). Его беспокойной, свободолюбивой натуре, пытливому уму путешествия и походы, общение со многими людьми дали очень много: обогатили знаниями о жизни, страданиях угнетенных, о притеснениях, которым подвергают их бояре и прочие народные лиходеи.

Жестокость властей, московских бояр испытала и семья Степана: в 1665 году казнили его старшего брата Ивана. Он возглавлял полк донских казаков, участвовавший в войне с Польшей из-за Украины. Осенью донцы запросились домой, но их не отпустили. Тогда они ушли самовольно, и главнокомандующий боярин князь Ю. А. Долгорукий, человек жестокий и беспощадный, распорядился казнить командира.

В 1666 году на войсковом круге в Черкасске, столице Войска Донского, допрашивали В. Уса и его товарищей, вернувшихся из-под Тулы и Воронежа. А с извинениями за беспокойства, которые они причинили боярской Москве, туда в числе «станичных молодцов» ездил Фрол Разин — младший брат будущего предводителя. Степан, конечно, хорошо знал обо всех обстоятельствах усовского предприятия, участники которого, не добившись ничего, внесли еще больше беспокойства и недовольства в массу донской голытьбы.

Обстановка на Дону накалялась. Количество беглых увеличивалось. Противоречия между бедными и богатыми казаками усиливались. В 1667 году, с окончанием войны с Польшей, на Дон и в другие места хлынули новые партии беглых. «И во многие в донские городки, — писал в Москву царицынский воевода А. Унковский, — пришли с украины беглые боярские люди и крестьяне з женами и з детьми. И от того ныне на Дону голод большой».

В поисках выхода из тяжелого положения, чтобы добыть хлеб насущный, бедные казаки в конце зимы — начале весны 1667 года объединяются в небольшие ватаги, перебираются на Волгу и Каспий, грабят торговые суда. Их разбивают царские отряды. Но ватаги собираются снова и снова.

Вскоре у казацкой бедноты появился предводитель, сумевший возглавить это стихийное движение, поднять на борьбу не отдельные небольшие группы казаков, а сотни, тысячи недовольных и угнетенных людей. Как он впоследствии, в конце мая 1667 года, говорил тому же Унковскому, «в войске им пить и есть стало нечево, а государева денежного и хлебного жалованья присылают им скудно, и мы пошли на Волгу реку покормитца».

Поход на Волгу и Яик

К Разину и его сподвижникам ранней весной идут массы бедных казаков, в том числе и усовцев, чтобы идти в поход на Волгу и Каспийское море. Из верховских городков в «больших лотках» разинцы направляются вниз по Дону к Черкасску. По пути к ним присоединяются сотни желающих принять участие в походе. От войсковой столицы плывут обратно, вверх по Дону. У переволоки, там, где Дон близко подходит к Волге, останавливаются, и здесь, у Паншинского городка, на островах («буграх»), окруженных полой водой, устраивают лагерь.

В разинском отряде уже «с 600 человек и больши». К нему тянутся со всех сторон новые люди, и он вскоре увеличивается до тысячи человек. Разинцы запасают все, что необходимо для похода: лодки, оружие, продовольствие, всякие припасы.

Кое-что дали богатые казаки, надеявшиеся, что их бедные земляки, вернувшись из очередного похода «за зипунами», отдадут им часть добычи. Кое-что голутва сама добывала во время плавания по Дону: погромила богатых торговцев и казаков, забрав у них для себя все нужное. Что-то купили. Воронежцы дали порох и свинец.

Разин хорошо организовал разведку. Царские лазутчики не могли добраться в весенний разлив до паншинских «бугров» и узнать о намерениях восставших и их предводителя. А ему была известна обстановка не только на Волге, но и на Яике. Федор Сукнин, казак из Яицкого городка, писал Степану и предлагал захватить город, чтобы потом, используя его как базу, выходить в море и на Волгу. Разин так и поступил.

В середине мая его отряд перебрался с Дона на Волгу. Здесь, севернее Царицына, у урочища Каравайные Горы восставшие захватили большой и богатый торговый караван. Суда принадлежали самому царю, патриарху, богатому гостю В. Шорину и другим. Казаки расправились с начальниками охраны и приказчиками, забрали много товаров, оружия, припасов к нему, продовольствия, часть судов. Освободили ссыльных и работных людей; многие из них, а также честь стрельцов пополнили разинский отряд.

Действия восставших с самого начала их похода на Дон и Волгу, помимо чисто «разбойных» моментов (грабежи и расправы), отличают четкие и ясно выраженные антифеодальные черты: расправы над богатыми казаками, купцами, приказчиками, борьба с царскими ратниками, включение в отряд освобожденных от неволи ссыльных, а также недовольных своим положением работных и других людей.

У Разина было уже 1,5 тысячи человек, когда отряд 28 мая проплывал мимо Царицына. Город он брать не стал, хотя мог бы это сделать: воевода имел малочисленный гарнизон, который к тому же сочувствовал повстанцам. Стрельцы, которым воевода приказал стрелять, открыли по проплывающим разинцам огонь… пыжами! В ответ же на требование дать кузнечный инструмент воевода Унковский, боявшийся, что Разин начнет штурм, разрешил взять в городе все, что ему требуется, лишь бы тот ушел.

Разин стремился быстрее вырваться с Волги на Каспий, чтобы оттуда идти на Яик. 31 мая его пытались остановить у Черного Яра два отряда присланных из Астрахани стрелецких голов — полковников Б. Северова (500 человек пехоты на судах) и В. Лопатина (600 человек конницы). Но атаман обманул их, высадил казаков с судов и сделал вид, что собирается штурмовать крепостные стены. Здесь же собрались полковники с отрядами. На их глазах Разин отдал команду, казаки быстро погрузились в лодки и уплыли вниз к Астрахани. По Бузану, волжскому протоку, разинцы проплыли мимо города. Здесь разгромили астраханских стрельцов, часть которых перешла на их сторону; в плен попал и воевода С. Беклемишев. 2 июня разбили другой стрелецкий отряд, на этот раз у Красного Яра. Наконец, вышли в море. Посланные за ними отряды И. Ружинского (1700 стрельцов и солдат) и Г. Авксентьева их не догнали.

Вдоль северного побережья Каспия Разин приплыл к Яику. Вскоре добрались до городка. Взяли его с помощью хитрости. Разин и 40 казаков под видом «богомольцев» подошли к воротам, и их впустили. Они тут же открыли ворота, и в город ворвался весь отряд, незадолго перед тем затаившийся в укромных местах. Часть гарнизона перешла на сторону восставших, других перебили. Некоторое время спустя в устье Яика появился отряд Ружинского, но и его разинцы полностью разгромили. Жалкие его остатки рассеялись по степи «врознь», возвратились в Астрахань.

Начавшееся движение, которое явилось продолжением походов В. Уса и других атаманов, приобрело гораздо больший размах и остроту.

Московское правительство, получив вести о новых действиях донских «воров» (как обычно называли всех недовольных, поднимавшихся на борьбу), принимает спешные меры. 19 июля Боярская дума выносит решение о борьбе с Разиным. Прежде всего смещают астраханского воеводу князя И. Хилкова, проявившего, с точки зрения Москвы, нерасторопность. Назначают новых воевод — князей И. С. и М, С. Прозоровских и С. И. Львова. Им выделяют большое войско — четыре полка московских стрельцов (2,6 тысячи человек), «служилых пеших людей» из Симбирска, Самары, Саратова и других поволжских городов. Вместе с 1 600 астраханскими стрельцами и солдатами они должны были идти к Яицкому городку. Туда же направляли отряды татар и калмыков, «сколько человек доведетца».

Но, помимо готовящегося кнута, показывают и пряник. В конце октября Разин получает «милостивую грамоту»: от имени царя его обещают простить, если он отстанет от «воровства», вернется на Дон, отдаст пленных стрельцов и служилых татар. Грамоту зачитывают на круге. Казаки отказываются от «милости». То же слышит и новый астраханский воевода в ответ на свое предложение. Присланного им стрелецкого сотника Н. Сивцова, призывавшего восставших прекратить «воровство», убили и бросили в Яик.

Каспийский поход

В феврале 1 668 года разинцы, зимовавшие в Яицком городке, повесили присланных к ним для уговоров стрелецких голов С. Янова и Н. Нелюбова. Разбили трехтысячный отряд Я. Безобразова, пришедший из Астрахани. В марте, бросив в реку тяжелые пушки и забрав с собой легкие, вышли в Каспийское море. Снова плыли вдоль северного берега. У Астрахани разгромили отряд Г. Авксентьева и подошли к западному Каспийскому побережью. Здесь с Разиным соединились отряды Сергея Кривого (700 человек), Бобы (400 человек) и других атаманов.

Разинцы плывут вдоль западного берега моря на юг. У них — десятки стругов с пушками и припасами. Они грабят торговые суда, владения шамхала Тарковского и шаха персидского, освобождают немало русских пленников, разными путями и в разное время попавших в эти края. Нападают удалые «шарпальники» на Дербент, окрестности Баку, на другие селения. По Куре добираются до «Грузинского уезда». Возвращаются в море и плывут к персидским берегам; громят здесь города и селения. Многие гибнут в боях, от болезней и голода.

Так проходят лето и осень 1668 года, потом зима и весна следующего. Разин ведет переговоры с шахом, которому предлагает принять его с казаками на службу, за что просит дать землю для поселения где-нибудь на Куре: места эти им, очевидно, понравились.

Шах, получив грамоту от царя из Москвы, переговоры прекращает, а казаков-повстанцев казнит. Под Решт, где стоит Разин, направляет большое войско, которое неожиданно нападает на его лагерь. Казаки в ходе ожесточенного сражения несут большие потери. Но потом мстят шаху, предают огню и мечу Ферахабад (Фарабат), Астрабад и другие города и селения.

Зимуют разинцы у Миян-Кале, в юго-восточной части Каспия, терпят холод и голод. Весной перебираются к западному побережью. Два месяца отдыхают на Свином острове. Здесь летом происходит ожесточенное морское сражение, поредевший разинский отряд наголову разбивает войско Мамед-хана (3,7 тысячи человек на 50 судах). После этой блистательной победы Разин и его казаки, обогащенные сказочной добычей, но крайне истомленные и изголодавшиеся, берут курс на север.

22 августа они появляются в Астрахани, и местные воеводы, взяв с них обещание верно служить царю, сдать все суда и пушки, отпустить царских служилых людей, пропускают их вверх по Волге на Дон.

Астраханские жители, поежде всего беднота, с восторгом встретили разинцев, овеянных славой дальних походов и сражений и щедро оделявших дарами многих бедных людей. Разин за две недели успел многое — он не только пировал, ходил в гости и вел переговоры с воеводами, но, и это главное, общался с жителями, узнавал их настроения. Богатства, которые казаки привезли с собой, Разин собирался тратить не только на веселые гулянья, подарки, но и на подготовку нового, более широкого по масштабам и замыслам, похода.

Л. Фабрициус, голландский офицер-артиллерист, служивший в войске Прозоровского, сообщает, что «в это время у Стеньки была прекрасная возможность ознакомиться с состоянием Астрахани и разведать, что думает простонародье». Более того, он вел переговоры с этим «простонародьем», причем «сулил вскоре освободить всех от ярма и рабства боярского, к чему простолюдины охотно прислушивались, заверяя его, что они не пожалеют сил, чтобы прийти к нему на помощь, лишь бы он начал».

Когда Разин по возвращении с Каспия вел переговоры с воеводами и давал им обещания, то имел вполне определенную цель: собрав вокруг себя бедных, голутвенных людей, накопив с их помощью необходимые средства и припасы, поднять еще большие массы людей и повести их на борьбу с «ярмом и рабством боярским», то есть с крепостническим гнетом и его носителями — русскими боярами и дворянами.

Возвращение на Дон

4 сентября Разин покинул Астрахань. По дороге к Царицыну и оттуда на Дон он сохранил костяк отряда, его вооружение. Взял с собой пушки и паруса, струги оставил царицынским властям. По дороге «подговаривал» с собой разных людей. На Волге разинцы снова нападали на торговые суда, в Царицыне освободили колодников. Узнав от местных жителей, что их обижает воевода, Степан его «бранил и за бороду драл». У сотника Ф. Синцова, который вез в Астрахань царские грамоты, отобрал их и бросил в воду.

В начале октября Разин вернулся на Дон, Его удалые казаки, которые приобрели не только богатства, но и военный опыт, обосновались на острове у Кагальницкого городка. Собранные ценности они употребили с большой пользой для дела, которое давно задумали. Тот же Фабрициус пишет, что Разин, как только прибыл в Паншин городок, то есть только появившись на Дону, «сразу же начал тайком привлекать к себе простых людей, одаривая их деньгами и обещая им большие богатства, если они будут с ним заодно и помогут ему истребить изменников-бояр».

На Дону установилось двоевластие. Делами в Войске Донском по-прежнему управляла казацкая старшина во главе с атаманом К. Яковлевым, сидевшая в Черкесске. Ее поддерживали домовитые, зажиточные казаки. По словам Ю. Келимбетева, агента астраханского воеводы, «Корнило Яковлев и иные старшины и нарочитые казаки его, Стенькино, воровство не хвалят и к себе ево не желают». Но находившийся у Кагальника Разин не считался с войсковым атаманом Корнилой Яковлевым, своим крестным отцом, и всеми его помощниками. Мятежный атаман, по существу, блокировал Черкасск, не пропуская туда казаков, торговые суда с продовольствием и товарами. Давал распоряжения, которые шли вразрез с желаниями не только домовитых казаков, но и московских бояр.

В своих действиях и замыслах атаман опирался на бедноту. Современные событиям документы сообщают: «На Дону и на Хопре во многих городках казаки, которые одинакие и голутвенные люди, Стеньке с товарыщи гораздо ради, что они, пришли на Дон».

«Бездомовные», «голутвенные люди» — донские казаки, русские беглые крестьяне и холопы, работные люди с рыбных промыслов и речных судов, украинские крестьяне, мещане, казаки тянутся со всех сторон к земляному городку, к Разину. Тот собирает, покупает оружие и припасы к нему, хлеб и лодки. Подчиненных держит «в крепи», лишь на короткое время отпускает казаков навестить родных.

Численность разинского повстанческого войска, формирующегося не Дону, быстро растет. Если по возвращении с Волги в нем было 1,5 тысячи, то к концу ноября 1669 года — 2,7 тысячи, в мае 1670 — 4–5 тысяч человек. Предводитель делает все энергично и втайне от врагов. Но вскоре, проведя необходимую подготовку, уже не скрывает своих планов и целей.

Зимой сгорел Черкасск, и войсковой атаман со старшиной разослал по Дону и его притокам грамоту с призывом ехать в казацкую столицу. Со всех сторон прибыли казаки. Явился и Разин со своими сторонниками («многолюдно»). Старшина созвала круг. На нем поговорили о войсковых делах, в частности о восстановлении собора.

Степан спорил с войсковыми властями, не соглашался, собрал тут же свой круг, на котором его участники обсуждали вопрос о новом походе: куда им теперь идти: «на Азов ли?», «на Русь ли им на бояр иттить?», «иттить на Волгу»?

В ответ на первый вопрос есаулов, помощников Разина, «козаки в кругу про то все умолчали», на второй вопрос — «они „любо“ молвили небольшие люди (меньшинство. — В. Б.)»; и лишь в ответ на вопрос о третьем варианте «они про Волгу завопили». Разин молчал, наблюдал, взвешивал…

Планы разинцев стали известны всем, в том числе домовитым казакам, а от них — царю и боярам. Из Москвы 10 апреля в Черкасск приехал дворянин Г. Евдокимов с целью узнать все о Разине, его «воровских казаках», их замыслах. Атаман снова поспешил в Черкасск и устроил на круге допрос Евдокимову: «От кого поехал: от великого государя или от бояр?»

Разин и сейчас и в будущем старается показать всем, что он послушен царю, чтит его; выступает же против бояр, причем не всех, а только «плохих», «изменников», тех, кто чинит насилия, угнетает простых людей. В этом он — плоть от плоти всех повстанцев с их верой в «хорошего» монарха, которому-де не дают делать «добро» его плохие советники-бояре.

Степан объявил Евдокимова «лазутчиком» бояр, и по решению круга дворянина утопили в реке. Так же поступили с теми из домовитых, которые «говорили ему встрешно», то есть противоречили Разину, защищали царского посла.

На этот раз Разин пробыл в Черкасске десять дней. Перепугавшаяся старшина присмирела. К. Яковлеву, который пытался было его остановить, Степан без обиняков заявил: «Ты владей своим войском, а я владею своим войском!»

Предводитель не скрывает, что скоро начнет новый большой поход, причем не только и не столько для «шарпанья» по торговым караванам: «Итить мне Волгою з бояры повидатца!»

Новый поход на Волгу

В начале мая Разин снимается с лагеря и 9 мая прибывает в Паншин городок. У атамана 4-5 тысяч человек, из них 1,5 тысячи конных, остальные плывут на 80 лодках и стругах, хорошо вооруженных и оснащенных. Появляется здесь и В. Ус с донскими казаками, украинцами. Разин снова созывает круг, обсуждает план похода, спрашивает всех:

«Любо ль вам всем итти з Дону на Волгу, а с Волги итти в Русь против государевых неприятелей и изменников, чтоб им из Московского государства вывесть изменников-бояр и думных людей и в городех воевод и приказных людей?»

Такая постановка вопроса звала на борьбу с феодалами, угнетателями народа, с крепостническим ярмом, Но характерно опять же, что говорилось о «государевых неприятелях и изменниках», то есть не о всех феодалах, а о «плохих». Эти политические наивность и слепота, вполне объяснимые условиями времени, неразвитостью и темнотой повстанцев, не могли скрыть главного — они и их предводитель стремились завоевать свободу для зависимых, закрепощенных людей. В той же речи на круге Разин призывал: «И нам бы всем постоять и изменников из Московского государства вывесть и чорным людем дать свободу».

Эти призывы и стремления затрагивали главное в жизни крепостного люда, сердцевину феодальных отношений — существование или уничтожение крепостной зависимости.

Круг вынес решение: идти всем «на Волгу на бояр и воевод». Разин в связи с этим снова подчеркнул, что он не собирается выступать против царя. Выхватив из ножен саблю, он сказал: «Я на великого государя итти и руки поднять не хочу; лутче мне тою саблею голову отсеките или в воду посадите».

Царские власти посылают на помощь Царицыну тысячный стрелецкий отряд И. Лопатина; всюду появляются заставы и лазутчики. Войско Донское попадает в экономическую блокаду. А в грамотах из Москвы население страны призывают не верить Разину, охаивают его замыслы.

Разинское войско, насчитывавшее уже 7 тысяч повстанцев, 15 мая вышло на Волгу выше Царицына и осадило город. Жители подняли восстание и отворили ворота. После расправы с воеводой, приказными, военачальниками и богатыми купцами восставшие устроили дуван — дележ конфискованного имущества. Царицынцы избрали представителей новой власти. Разинцы, ряды которых выросли до 10 тысяч человек, пополняли запасы, строили новые суда.

Вскоре Разин получил известие о приближении с севера лопатинского отряда и сосредоточении у Черного Яра, к югу от Царицына, нескольких тысяч ратников С. И. Львова и Л. Плохово. Воеводы стремились, по словам Фабрициуса, «зажать Стеньку Разина в тиски». Но атаман предупредил их действия. Сначала он разгромил в 5–7 верстах вверх по Волге отряд Лопатина. Остатки его бросились к Царицыну, надеясь здесь укрыться (они не знали о его взятии повстанцами), но попали под огонь пушек и удар разинской конницы. Половина отряда полегла на поле сражения, другие сдались в плен или разбежались. Начальников, в том числе и самого голову, казнили, пленных посадили гребцами на весла. Захватили много оружия и припасов.

Несколько раз собирались восставшие на круг в Царицыне. Сначала решали идти по Волге вверх, потом — вниз, к Астрахани, поскольку на юге скапливается большое войско, которое будет угрожать с тыла. Оставив в Царицыне тысячу человек, десятую часть своего войска, Разин 5 июня пошел к Черному Яру. Под его стенами «простые воины» из царского войска С. И. Львова с барабанным боем и развернутыми знаменами перешли к восставшим; «они стали, — по сообщению Фабрициуса, взятого разинцами в плен во время этих событий, — целоваться и обниматься и договорились стоять друг за друга душой и телом, чтобы, истребив изменников-бояр и сбросив с себя ярмо рабства, стать вольными людьми».

Восстал и перешел к Разину и гарнизон Черного Яра. Стрельцы и солдаты, собравшись на круг, казнили многих бывших командиров, виновных в жестоком обращении с подчиненными. Войско Разина еще больше усилилось новыми воинами. А оружия и припасов захватили так много, что часть отослали в Царицын.

Эта победа, по сути дела бескровная для повстанцев, открыла путь на Астрахань. Как они тогда говорили, Волга «стала их, казачья». В устье реки их ждала мощная крепость с 500 пушками и шеститысячным гарнизоном. Но значительная часть последнего, большинство жителей (посадские люди, наймиты и пр.) ждали с нетерпением прихода Разина. После его победы у Черного Яра многие из черни кричали на улицах Астрахани: «Пусть только все повернется, и мы начнем!»

Повстанческое войско подошло к городу 19 июня. Незадолго перед тем Разин прислал своих представителей с требованием сдачи. Но воевода Прозоровский приказал их казнить, что вызвало гнев и возмущение астраханцев-простолюдинов.

Разин разделил свои силы на восемь отрядов, расставил их по местам. Заранее подготовили штурмовые лестницы. Велась разведка.

В ночь с 21 на 22 июня начался штурм Белого города и кремля, где находилось войско Прозоровского. Ожесточенный бой разгорелся у восточной стороны Белого города. Осаждавшие несли большие потери. В городе вспыхнуло восстание жителей, стрельцов и солдат гарнизона. Оки рубили дворян, их холопов, военных начальников и других противников восстания. Ранили из пищали и прокололи копьем главного воеводу. В городе громили дома дворян и офицеров, купцов и приказных. Совместными усилиями разинцев и астраханцев город был взят. По приговору круга, на который все они сошлись во второй половине дня 22 июня, казнили воевод, офицеров, дворян и других, всего до 500 человек. Имущество их разделили между всеми.

В Астрахани установились порядки народного самоуправления. Высшим органом власти стали круги — общие сходки всех жителей, восставших. Избрали атаманов, главным из них — Василия Уса. Новая власть, пришедшая на смену царской, осуществляла управление всеми делами, создавала новый правопорядок в интересах народных низов. Попытки митрополита Иосифа и дворян организовать выступление против восстания пресекались.

По решению круга освободили из тюрем всех подневольных, уничтожили «многие кабалы и крепости» — документы, оформлявшие закрепощенное состояние бедных людей. То же самое хотели сделать по всей России: «Батько де их… Стенька Разин, — по словам одного из астраханских повстанцев, — не токмо в Астрахани в приказной палате (центр городского и уездного управления. — В. Б.) дела велел драть, и вверху де у государя (то есть в Москве. — В. Б.) дела все передерет».

Войско Разина в Астрахани выросло до 13 тысяч человек. Оно делилось на тысячи, сотни, десятки во главе с начальниками. Имелись пехота и конница, артиллерия и суда со снастями. Оружия, холодного и огнестрельного, было не очень много; прежде всего его имели казаки, стрельцы и солдаты. Большинство же повстанцев было вооружено дубинами, топорами, вилами и военных навыков не имело.

20 июля Разин с 11 тысячами повстанцев покинул Астрахань. Оставил в городе 2 тысячи. Пока он плыл вверх по Волге, в Астрахани обострилась классовая борьба; «учинили астраханские жители другой бунт» — побили до полутора сотен противников движения, разгромили их дворы, конфисковали имущество. Митрополит Иосиф, непримиримый идейный противник восставших, оказался под арестом. Все это произошло 3 августа. А на следующий день Разин показался у Царицына.

В Царицыне восставшие на кругах снова обсуждают свои планы. Из всех вариантов похода на Москву, которая, как и в начале столетия, при Хлопке и Болотникове, является конечной целью восстания, снова выбирают волжский. Чтобы поднять народ на восстание в пограничных южных уездах России, Степан посылает вверх по Дону большой отряд во главе с братом Фролом; для нейтрализации казачьей верхушки — другой отряд (2 тысячи человек) во главе с Я. Гавриловым в Черкасск, У Разина остается до 10 тысяч человек, в большинстве своем плохо вооруженных, «безружейных», неопытных в военном деле крестьян, посадских и работных людей. С ними он идет вверх по Волге, и вскоре, в середине августа, ему без боя сдаются Саратов и Самара.

Разинцы вступают в районы с обширными феодальными владениями и многочисленным крестьянским населением. Обеспокоенные власти стягивают сюда многие дворянские, стрелецкие, солдатские полки. Они концентрируются в районе Тамбова (командующий — Я. Т. Хитрово), Казани (П. С. Урусов), Саранска (Ю. Н. Борятинский). Дела у воевод идут плохо: собираются дворяне, как обычно, с неохотой, уклоняются от службы, их «выбивают» из имений специально посланные властями агенты.

Разин спешит к Симбирску — центру сильно укрепленной засечной линии городов и крепостей. В городе — гарнизон в 3–4 тысячи ратников. Возглавляет его родственник царя по жене И. Б. Милославский. К нему на помощь прибывает 31 августа князь Ю. Н. Борятинский с двумя полками рейтар и несколькими дворянскими сотнями.

Повстанцы подошли 4 сентября. На следующий день разгорелся жаркий бой, продолжавшийся и 6 сентября. Разин штурмовал острог на склонах «венца» — симбирской горы. Началось, как и в других городах, восстание местных жителей-стрельцов, посадских людей, холопов. Они расправились с головой Г. Жуковым и многими другими. Разин усилил натиск и ворвался в острог буквально на плечах разгромленных полков Борятинского, который бежал к Тетюшам. Милославский отвел свои силы в кремль. Обе стороны понесли немалые потери, повстанцы пленили до 300 человек. Разин начал продолжавшуюся целый месяц осаду кремля.

Расширение крестьянской войны

Именно в это время пламя Крестьянской войны охватывает огромную территорию: Поволжье (не только Нижнее, но и Среднее и Верхнее), Лесное Заволжье, многие южные, юго-восточные, центральные уезды России, Слободской Украины, Дон. Основной движущей силой становятся массы крепостных крестьян. Активно участвуют в движении городские низы, работные люди, бурлаки, служилая мелкота (городовые стрельцы, солдаты, казаки), представители низшего духовенства, всякие «гулящие», «бездомовные» люди. В движение включаются чуваши и марийцы, мордва и татары.

В отличие от первой Крестьянской войны, во второй на стороне повстанцев не участвовали отряды дворян. Таким образом, произошло более отчетливое размежевание классовых сил. В правительственном лагере, помимо феодалов, находились «лучшие люди» из служило-приборной и посадской, монастырской и церковной среды, зажиточного крестьянства.

Под контроль восставших перешла огромная территория, многие города и селения. Их жители с воодушевлением включались в движение, расправлялись с феодалами, богатеями, сменяли царских воевод новой, выборной, властью — атаманами и их помощниками, которых избирали на общих сходках, по типу казачьих кругов. Они проводили меры в интересах простых людей: прекращали сбор налогов и платежей в пользу феодалов и казны, барщинные работы. Тем самым угнетенные получали, хотя бы на недолгое время, свободу от крепостного ярма. Они же снабжали восставших всем необходимым.

Разосланные Разиным и другими предводителями прелестные грамоты поднимали на борьбу новые массы угнетенных. По сообщению современника-иностранца, в это время — разгар движения — в нем участвовало до 200 тысяч восставших. Многие дворяне пали жертвой их праведного гнева, сгорели их имения. Те, кто успел, спасали свои жизни бегством «от войны тех же воровских людей» в Москву и другие города.

Разин и все восставшие хотели «иттить к Москве и побить на Москве бояр и всяких начальных людей». Знаменитая прелестная грамота — единственная из сохранившихся, написанная от имени Разина, — призывает всех «кабальных и апальных» присоединяться к его казакам; «и вам бы заодно изменников вывадить и мирских кравапивцев вывадить».

Одновременно повстанцы используют имена царевича Алексея Алексеевича и бывшего патриарха Никона, которые будто бы находятся в их рядах, плывут в стругах по Волге. Желая таким путем придать видимость законности делу восстания, они тут же расправляются со многими дворянами.

Главное повстанческое войско (20 тысяч) в сентябре и начале октября осаждало Симбирский кремль. Во многих уездах вели борьбу с царскими войсками, дворянами многочисленные местные отряды восставших. Они захватили многие города — Алатырь и Курмыш, Пензу и Саранск, Верхний и Нижний Ломовы, села и деревни. Ряд городов в верховьях Дона и в Слободской Украине тоже перешел на сторону разинцев (Острогожск, Чугуев, Змиев, Царев-Борисов, Ольшанск).

Напуганные размахом Крестьянской войны власти мобилизуют новые полки. Царь Алексей Михайлович сам устраивает смотр войскам. Главнокомандующим всеми силами, ведущими борьбу против восставших, он назначает боярина князя Ю. А. Долгорукого, опытного полководца, отличившегося в войне с Польшей, сурового и беспощадного человека. Тот выезжает на новый театр военных действий и делает своей ставкой Арзамас. Сюда идут царские полки, по пути отбивая нападения повстанческих отрядов, давая им сражения.

Обе стороны несут немалые потери. Однако враг медленно и неуклонно преодолевает сопротивление храбрых, но слабо организованных и плохо вооруженных повстанцев. Правительственные войска собираются также в Казани и Шацке. Постепенно перевес оказывается на стороне карателей, и они переходят в наступление.

В начале октября к Симбирску возвратился с войском Ю. Н. Борятинский, жаждавший получить реванш за поражение, которое потерпел от Разина месяц назад. Ожесточенная битва, в ходе которой разинцы сражались как львы, закончилась все же их поражением. Разина ранили в гуще боя, и товарищи вынесли его, потерявшего сознание и истекавшего кровью, с поля сражения, погрузили в лодку и отплыли вниз по Волге рано утром 4 октября. Повстанцев, которые остались без предводителя, но продолжали штурмовать Симбирский кремль, окончательно разгромили объединенные силы Борятинского и Милославского.

Несмотря на катастрофу под Симбирском и ранение Степана Разина, Крестьянская война продолжалась. Во многих местах действовали старые повстанческие войска и отряды, появлялись новые. Царские воеводы разбивали их, но те собирались снова и снова. Пламя восстания бушевало еще долго — в течение осени и зимы 1670–1671 годов.

Отряд М, Осипова в Нижегородском уезде захватил богатые торгово-промысловые села Лысково и Мурашкино, затем, после осады (1-7 октября), Макарьевский Желтоводский монастырь.

Семитысячный отряд, действовавший в Арзамасском уезде, возглавляла «старица» Алена из местных крестьянок. Каратели Долгорукого в конце концов схватили ее и сожгли на костре. Перед смертью эта гордая и бесстрашная женщина крикнула своим палачам: если бы побольше людей дрались так же смело, как она, Долгорукий поворотил бы вспять!

В Лесном Заволжье, на Унже и Ветлуге, борются с классовым врагом отряды И. Пономарева, М. Ф. Мумарина, в Мордовии — мурзы Акая, на Слободской Украине — Алексея Хромого и т. д. Но под ударами карателей восставшие терпят одно поражение за другим, отступают, рассеиваются. Города и уезды, отбитые у повстанцев, снова переходят под власть царской администрации.

Каратели жгут селения, казнят повстанцев, огнем и мечом проходят по всей территории, охваченной движением. В одном только Арзамасе, куда свозили пленных разинцев, казнили до 11 тысяч человек, и город в эти месяцы, по отзывам современников, напоминал «преддверие ада»: всюду стояли виселицы, на них висело по 40–50 повстанцев; в других местах лежали в крови обезглавленные тела; в третьих стояли колы с посаженными на них несчастными людьми, умиравшими в страшных муках, иногда в течение нескольких дней. Всего каратели, как сообщают некоторые современники, убили, замучили до 100 тысяч повстанцев.

Окончание крестьянской войны. Казнь Разина

В начале 1671 года основные очаги движения подавили. Но почти весь год продолжала сражаться Астрахань. Весной ее повстанцы пытались повторить поход Степана Разина: их войско направилось к Симбирску, осадило его, но безуспешно. 27 ноября пала и Астрахань, этот последний оплот Крестьянской войны.

Степана Разина схватили 14 апреля в Кагальнике домовитые казаки во главе с К. Яковлевым. Вскоре его привезли в Москву и после пыток казнили на Красной площади, причем бесстрашный предводитель в свой последний, смертный час «ни единым вздохом не обнаружил слабости духа».

Одним из представителей мятежного крестьянства назвал Разина В. И. Ленин, когда произносил речь на открытии памятника ему на Красной площади в 1919 году. За несколько грозовых лет второй Крестьянской войны, несмотря на ее в конечном счете поражение, повстанцы сделали очень многое — вели борьбу то в районах к югу от Оки, то по Волге, Яику и Каспию, то, наконец, на обширных территориях от северного Прикаспия до Лесного Заволжья, от Волги до Слободской Украины. Первоначальный очаг движения в сравнении с первой Крестьянской войной сдвинулся на восток и юго-восток, с Северской Украины на Дон. Повстанцам на этот раз не удалось дойти до Москвы, как это сделали Хлопко, Болотников и их последователи в начале XVII века. И это понятно. Обстановка за полстолетия изменилась весьма существенно: в 1660-е годы, несмотря на трудности и тяготы этого и предыдущего десятилетий, феодально-крепостнический режим, государственный аппарат, его карательные органы, класс феодалов стали гораздо сильнее, устойчивей, монолитней, чем в годы Смуты с ее сильно ослабленной государственной властью, «кризисом верхов», расколом в среде феодалов. Именно поэтому, при всей беззаветной храбрости повстанцев, их борьба против классового врага не была столь длительной. Но по ожесточенности столкновений, противостояния двух враждебных лагерей вторая Крестьянская война стала одним из самых мощных народных движений «бунташного века».