Мир красного солнца (журнальные иллюстрации)

НЕЧИСТЬ ИЗ КОСМОСА

Газета с красочным описанием самых последних из множества кошмарных событий, которые разыгрались на Земле за последние шесть месяцев, отправилась в печать. Заголовки кричали о том, что Шесть Углов, крошечная деревушка в Пенсильвании, была уничтожена Кошмаром. Еще одна статья на первой полосе рассказывала об Ужасе в долине Амазонки, который заставил напуганных туземцев уйти вниз по течению реки. Другие статьи повествовали о случившихся там и сям смертях, в которых винили «Черный Ужас», как его называли.

Зазвонил телефон.

— Слушаю, — отозвался редактор.

— Вас вызывает Лондон, — послышался в трубке голос телефонистки.

— Соединяйте.

Он узнал Терри Мастерса, специального корреспондента. Трансатлантическая телефонная линия совсем не исказила его голос.

— Ужас вовсю нападает на Лондон, — сообщил Мастерс, — Их тысячи, и они полностью окружили Лондон. Все дороги перекрыты. Полчаса назад правительство объявило в городе военное положение. Предпринимаются попытки организовать сопротивление врагу.

— Секундочку! — крикнул в трубку редактор.

Он нажал кнопку на столе, и через секунду ответный звонок подтвердил, что печатный цех на связи.

— Остановите машины! — в переговорную трубу приказал редактор, — Даем другой материал на первую полосу!

— Хорошо, — слабо донеслось из трубы, и редактор вернулся к телефону.

— А теперь давайте, — сказал он, и голос на том конце провода забубнил, рассказывая историю, которую еще через полчаса прочитал весь мир и содрогнулся в леденящем страхе, проглядывая сенсационные заголовки.

— Вудс, — велел редактор «Пресс» корреспонденту, — поезжайте и поговорите с доктором Сайлесом Уайтом. Он позвонил мне и попросил кого-нибудь прислать. Это как-то связано с Ужасом.

Генри Вудс без единого слова поднялся из кресла и вышел из кабинета. Когда он проходил мимо телеграфного аппарата, тот со сводящей с ума методичной медлительностью выстукивал историю падения Лондона. Всего полчаса назад с него сошли «молнии» о нападении на Париж и Берлин.

Вудс вышел на улицу, запруженную перепуганными представителями человеческого рода. Шесть месяцев кошмара, многочисленных загадочных смертей, истребления деревень, довели землян до ручки. Теперь, когда Ужас завладел Лондоном, а Париж и Берлин отчаянно боролись за жизнь, весь мир обезумел от страха.

На каждом углу проповедники вешали о конце света, приписывая Ужас воле Всевышнего, разгневанного всеобщей греховностью, и убеждали людей готовиться к вечности.

Ежесекундно ожидая нападения Ужаса, люди бросали работу и собирались на улицах. Местами движение было парализовано по многу часов, практически никакие правила не действовали. Торговля и транспорт пришли в упадок: насмерть перепуганные люди бежали из крупных городов, безуспешно пытаясь укрыться в сельской местности от смерти, которая шествовала по стране.

Из громкоговорителя на фасаде магазина музыкальных инструментов несся экстренный выпуск последних известий.

— Стало известно, — размеренно читал диктор, — что примерно десять минут назад прекратилось всякое сообщение с Берлином. В Париже отчаянные попытки обуздать Ужас оказались напрасными. Взрывчатые вещества раздирают его на части, но не уничтожают. Ужас разлетается и тут же воссоединяется снова — не всегда в той же форме, что и прежде. Новый газ, один из наиболее ядовитых, созданных человечеством, не оказал на этих существ никакого воздействия. Электрические и тепловые пушки не возымели совершенно никакого эффекта.

В экстренном сообщении, которое нам только что передали из Рима, говорится, что многочисленный Ужас был замечен с воздуха к северу от города. Похоже, в первую очередь они нападают на столицы крупнейших стран мира. Из Вашингтона пришло сообщение, что к городу подтянуты все известные оборонительные средства. Нью-Йорк также готовится к…

Генри Вудс проталкивался сквозь толпу, топчущуюся перед громкоговорителем. Гул возбуждения постепенно сменялся молчанием — немотой оглушенных людей, испуганным безмолвием толпы, столкнувшейся с силой, которую она не в состоянии понять. Осажденный мир с бесполезным оружием наперевес стоял перед врагом, которого никто не знал.

Корреспондент в отчаянии принялся оглядываться в поисках такси, но со вздохом покорности судьбе осознал, что ни одна машина не проехала бы в такой давке. Трамвай, увязший в потоке людей, которые теснились и толкались вокруг него, стоял неподвижно — как символ поражения.

Похоже, единственный из необъятного моря охваченных страхом мужчин и женщин, у кого была четкая цель, газетчик принялся прокладывать себе дорогу сквозь толпы, запрудившие улицы.

— Прежде чем перейти к сути дела, — полчаса спустя говорил доктор Сайлес Уайт, — давайте сперва еще раз вспомним все, что нам известно об этом так называемом Ужасе. Расскажите-ка мне точно, что вы о нем знаете.

Генри Вудс беспокойно заерзал на стуле. Почему старый дурак не перейдет прямо к делу? Шеф голову оторвет, если этот материал не успеет в очередной номер. Он украдкой бросил взгляд на циферблат. В запасе еще почти час. Может быть, у него все-таки получится. Если бы только этот старый гриб перестал ходить вокруг да около!

— Мне известно ровно столько же, — признался он, — сколько и всем остальным.

Пронзительные глаза седого ученого пробуравили газетчика.

— Что именно?

Ничего не попишешь, со вздохом подумал Генри. Придется плясать под дудку старого хрыча.

— Насколько нам известно, — начал он, — Ужас появился на Земле приблизительно шесть месяцев назад.

Доктор Уайт одобрительно кивнул.

— Вы весьма точно формулируете факты, — заметил он.

— То есть?

— Вы говорите «насколько нам известно».

— Ну и что из этого?

— Потом поймете. Продолжайте, пожалуйста.

Газетчику вдруг пришла в голову смутная мысль, что непонятно, кто у кого берет интервью: он у ученого или ученый у него.

— Впервые об их появлении стало известно, — продолжил Вудс, — ранней весной. Тогда они уничтожили небольшую деревушку в провинции Квебек. Все ее обитатели, за исключением горстки спасшихся бегством, были обнаружены мертвыми — кто-то убил их и обглодал. Создавалось впечатление, что людей сожрали дикие звери. Беженцы были сами не свои от страха и лопотали что-то о черных тенях, которые посреди ночи напали из темного леса на их деревушку.

Следующее упоминание о них появилось примерно неделю спустя: в сельской глуши где-то в Польше они убили и сожрали обитателей нескольких хуторов. В течение еще одной недели было уничтожено множество деревень практически во всех странах мира. Из глубинки приходили слухи об убийствах, творящихся под покровом ночи, о мужчинах и женщинах, получивших ужасные увечья, о забитом скоте, о домах, разгромленных какой-то неведомой титанической силой.

— Сначала они появлялись только ночью, а потом, похоже, осмелели и начали нападать даже среди бела дня, причем их стало больше.

Газетчик умолк.

— Вы это хотели услышать? — спросил он.

— Это только часть, — отозвался доктор Уайт, — но далеко не вся информация. Как выглядит Ужас?

— Вот с описанием уже сложнее, — сказал Генри, — Судя по сообщениям, они имеют самый разнообразный вид. Одни большие, другие маленькие. Одни похожи на животных, другие — на птиц или рептилий, третьи принимают самый жуткий облик, какой только может породить воображение существа, обитающего в мире, совершенно чуждом нашему.

Доктор Уайт поднялся, прошелся по комнате и встал напротив журналиста.

— Молодой человек, — спросил он, — а вы сами допускаете, что Ужас пришел к нам из совершенно чуждого мира?

— Не знаю, — ответил Генри. — Мне известно, что некоторые ученые полагают, будто они прилетели к нам с какой-то другой планеты — возможно, даже из какой-то другой солнечной системы. Во всяком случае, на Земле никогда еще не было ничего подобного. Они всегда угольно-черного цвета и словно состоят из вещества, напоминающего деготь, — ну, знаете, такие липкие на вид, бр-р. Имеющееся в распоряжении людей оружие не причиняет им никакого вреда. Взрывчатку против них применять без толку, реактивные снаряды тоже. Они преспокойно проходят сквозь ядовитый газ и едкие химикаты и, похоже, получают от этого удовольствие. Хитроумные электрические преграды оказались бесполезными. Высокая температура этим тварям нипочем.

— Значит, вы тоже считаете, что они прилетели с другой планеты или даже из другой солнечной системы?

— Я не знаю, что и думать, — признался Генри. — Если они прибыли из космоса, у них должны бы иметься какие-то средства передвижения, но тогда наши астрономы засекли бы их задолго до приземления. Если эти средства передвижения маленькие, то их должно быть много. Если же транспорт один, то его размеры должны быть поистине грандиозными. Так или иначе, они не могли проскочить незамеченными. Ну, разве только…

— Разве только — что? — оживился ученый.

— Разве только они перемещались со скоростью света. Только в этом случае они остались бы невидимыми.

— Не просто невидимыми, — фыркнул Уайт, — а несуществующими.

Генри хотел было задать давно вертевшийся на языке вопрос, но старик его опередил.

— Вы можете представить себе четвертое измерение? — спросил он.

— Нет, не могу, — ответил Вудс.

— А предмет, у которого всего два измерения?

— Смутно.

Ученый хлопнул в ладоши.

— Вот теперь мы подходим к делу! — воскликнул он.

Генри Вудс пристально посмотрел на собеседника. Старый хрыч, должно быть, тронулся умом. Какое отношение измерения имеют к Ужасу?

— Вам что-нибудь известно об эволюции? — продолжал допрашивать газетчика Уайт.

— Кое-какое представление имею. Это процесс роста — своего рода лестница, по которой простые организмы карабкаются вверх, постепенно становясь более сложными.

Доктор Уайт хмыкнул и задал еще один вопрос:

— Известно ли вам что-нибудь о теории расширяющейся Вселенной? Вы замечали, что все, пребывающее в совершенном равновесии, имеет тенденцию выходить из-под контроля?

Генри медленно поднялся на ноги.

— Доктор Уайт, — сказал он, — вы позвонили в редакцию и сказали, что можете сообщить нам кое-что интересное. Я пришел, чтобы выслушать вас, но вы только и делаете, что задаете вопросы мне. Если у вас нет информации, которую стоит опубликовать в нашей газете, то я, пожалуй, пойду.

Доктор протянул руку, и Вудс заметил, что та слегка дрожит.

— Сядьте, молодой человек, — велел он. — Понимаю ваше нетерпение, но я как раз подошел к сути моего дела.

Газетчик повиновался.

— Я разработал гипотезу, — снова заговорил доктор Уайт, — и провел несколько экспериментов, которые, похоже, ее подтверждают. Предполагая, что гипотеза верна, я ставлю на кон свою репутацию. И не только ее, но еще и жизни нескольких отважных людей, всецело верящих в меня и мою теорию. Откровенно говоря, это не самое главное, ведь если я ошибусь, мир обречен, а если окажусь прав, он будет спасен от полного уничтожения.

Вам никогда не приходило в голову, что наши эволюционисты могли ошибаться, что лестница эволюции ведет вниз, а не вверх? Теория расширяющейся Вселенной, мнение, что все сущее, выбитое из равновесия потерей энергии и пришпориваемое вселенскими катастрофами, движется к тому времени, когда все придет в упадок и космическое пространство будет заполнено клубящейся пылью разрушившихся миров, подтверждают такую точку зрения.

Сказанное не относится к человеческому роду. Без сомнения, наша эволюция направлена вверх: мы произошли от одноклеточных тварей, копошившихся в иле первобытных океанов. По тому же принципу, возможно, развивались и тысячи других разумных видов на дальних планетах других галактик. Однако эти примеры идут вразрез с основной эволюционной тенденцией всего космоса и являются всего лишь случайными отклонениями от общего курса космической эволюции, которая на фоне вечности не более чем доля секунды на фоне миллиона лет.

Итак, отбросив эти варианты как несущественные, будем считать, что космическая эволюция движется не в восходящем, а в нисходящем направлении: не от простого к сложному, а, наоборот, от сложного к простому.

Допустим, жизнь и разум дегенерировали. Как определить, что такая дегенерация имела место? В чем она могла проявиться? Какие изменения претерпевала бы жизнь, переходя от одной стадии к другой? Какова была бы природа этих стадий?

Ученый, сверкая глазами, подался вперед в своем кресле. Газетчик ответил просто:

— Понятия не имею.

— Господи! — воскликнул старик. — Да неужели вы не понимаете, что дело в измерениях? Из четвертого измерения в третье, из третьего во второе, из второго к первому, из первого к сомнительному существованию или уровню, который находится за рамками нашего понимания, или, быть может, к забвению и концу жизни. Почему бы четвертому измерению не возникнуть из пятого, пятому — из шестого, шестому — из седьмого… и так далее — вплоть до бог знает какого измерения?

Доктор Уайт помолчал, чтобы дать собеседнику возможность осознать всю важность его утверждений. Однако Вудс не оправдал возложенных на него надежд.

— Но какое отношение это все имеет к Ужасу? — спросил он.

— У вас что, совсем нет воображения? — возмутился старик.

— Ну, не знаю… По-моему, есть. Но я все равно не понимаю.

— Мы имеем дело с вторжением существ из четвертого измерения, — прошептал старик с таким видом, как будто опасался говорить вслух. — На нас напала форма жизни, которая стоит на лестнице эволюции на одно измерение выше, чем мы. Говорю вам, мы сражаемся с ордой нечисти из космоса, по уровню интеллекта неизмеримо превосходящей людей. В том, что касается знания, между нами лежит пропасть столь широкая и глубокая, что поражает воображение. Они смотрят на нас как на животных, если не на кого-нибудь похуже. Для них мы просто корм, нечто пригодное в пищу, как для нас — овощи, злаки и мясо домашних животных. Быть может, они долгие годы следили за развитием человеческой расы, видели, как разрастается жизнь в нашем мире, и щелкали своими чудовищными челюстями в предвкушении удовольствия. Они дождались, пока стол будет накрыт должным образом, и теперь пируют.

Их мысли и идеалы в корне отличаются от наших. Возможно, у нас с ними вообще нет ничего общего, за исключением первичной основы всякой жизни: инстинкта самосохранения и необходимости питаться.

Возможно, они пришли сюда по собственной воле. Я предпочитаю думать так. Может быть, они лишь следуют за естественным ходом событий, повинуются какому-то непреложному закону, установленному неизвестным нам высшим существом, которое присматривает за космосом и решает, кто или что имеет право на существование, а кто или что — нет. Если это так, значит, в мои рассуждения вкралась ошибка, ибо я полагал, что жизнь каждого уровня дегенерирует вместе с самим уровнем, что этот уровень подчиняется тем законам эволюции, которые управляют жизнью на нем. Я совершенно убежден, что это вторжение — хорошо спланированная кампания, что какая-то раса из четвертого измерения нашла способ пробиться сквозь пелену силы, отделяющей ее уровень от нашего.

— Но почему вы уверены, что эти существа четырехмерны? Я не вижу в них ничего такого, что предполагало бы наличие дополнительного измерения, — возразил Генри Вудс.

— Ну разумеется, они трехмерны. Иначе они не смогли бы жить в нашем трехмерном мире. Те двухмерные объекты, которые известны нам, только иллюзии, проекции третьего измерения. Как тени. На одном конкретном уровне не могут сосуществовать разные измерения.

Чтобы напасть на нас, им пришлось бы расстаться с одним измерением. Очевидно, они это сделали. Можете представить, какой несусветной глупостью с вашей стороны была бы попытка напасть на двухмерный объект. Для вас он не имел бы массы. То же верно и для других измерений. И еще. Существо с любого уровня не может причинить вред обитателю более высокого уровня. Совершенно очевидно, что, хотя Ужас утратил одно материальное измерение, он тем не менее сохранил определенные качества четвертого измерения. Они-то и делают его неуязвимым для всех средств воздействия, которыми мы располагаем на нашем уровне.

Теперь газетчик, затаив дыхание, сидел на краешке кресла.

— Но если все так, то у нас нет никакой надежды. Что мы можем сделать с этими тварями? — едва слышно спросил он.

Доктор Уайт придвинул свое кресло ближе, и его пальцы яростно стиснули колено собеседника.

— Мальчик мой! — В голосе ученого слышался боевой задор, — Мы должны нанести им ответный удар. И сделаем это! Мы вторгнемся на четырехмерный уровень этой нечисти!

Генри Вудс вскочил на ноги.

— Как? — вскрикнул он, — Вы что, нашли?..

Доктор Уайт кивнул.

— Я нашел способ переместить трехмерный уровень в четвертое измерение. Идемте, я вам кое-что покажу.

Машина была огромной, но производила впечатление несложной конструкции: стоящий вертикально большой параллелепипед из какого-то странного черного металла и примыкавшие к нему со всех сторон параллелепипеды поменьше. На верхушке большого параллелепипеда была установлена полусфера из какого-то странного вещества, показавшегося Генри похожим на матовое стекло. На одной стороне большого параллелепипеда имелся пульт управления — с виду относительно простой: рычаг, длинная стеклянная панель, две вертикальные трубки и три циферблата.

Рядом с сооружением из пяти параллелепипедов на полу лежал обточенный до выпуклости диск из прозрачного материала, сквозь который проглядывала замысловатая путаница проволочной сетки.

Прямо над ним с потолка свисал еще один диск, но его выпуклость была более выраженной.

Провода соединяли диски между собой и тянулись от них к прямоугольной машине.

— Суть в том, чтобы правильно применить две силы: электрическую и силу тяжести, — гордо пояснил доктор Уайт. — Надлежащим образом приложенные, они преобразуют трехмерный уровень в четырехмерный. Чтобы вернуть объект на трехмерный уровень, используется обратный процесс. Принцип работы машины…

Доктор Уайт едва не пустился в пространные объяснения, но взгляд на часы сказал Генри, что номер вот-вот отправят в печать, и газетчик не позволил старику уйти далеко в сторону от темы.

— Секундочку, — сказал он. — Вы предлагаете отправить существо из третьего измерения в четвертое? Но разве оно сможет там находиться? Вы сами только что сказали, что на каждом конкретном уровне может существовать лишь одно измерение.

— Вы ничего не поняли, — рявкнул доктор Уайт. — Я не отправляю объект из третьего измерения в четвертое, а превращаю трехмерное существо в четырехмерное. Я добавляю измерение — и существо автоматически перемещается на другой уровень. Я обращаю эволюцию вспять. Третье измерение, в котором мы сейчас существуем, миллионы эр назад развилось из четвертого. Я отправляю объект назад, через эти миллионы эр, на уровень, сходный с тем, на котором неизмеримо давно обитали его предки.

— Но, господи боже мой, почему вы так уверены в успехе?

Глаза доктора блеснули, и он потянулся к звонку.

Слуга появился почти мгновенно.

— Приведите собаку, — рявкнул старик.

Слуга исчез.

Доктор Уайт повернулся к Генри.

— Молодой человек, сейчас вы поймете, почему я убежден в успехе эксперимента. Я уже отправлял кошек и собак в четвертое измерение и благополучно доставлял их в эту комнату. А теперь продемонстрирую вам, как это происходит. Уверяю вас, то же самое я могу делать и с людьми.

Появился слуга с маленькой собачкой на руках.

Ученый подошел к пульту управления странной машиной.

— Давайте, Джордж, — сказал он.

Слуга, очевидно, уже давно работал со стариком и без объяснений понял, что от него требуется. Он подошел вплотную к диску на полу и замер. Собака тихонько заскулила, словно почувствовав что-то неладное.

Старый ученый медленно повернул рычаг вправо, и в то же мгновение комнату наполнил слабый гул, мгновенно превратившийся в оглушительный рев, едва только Уайт поднял рычаг. С обоих дисков ударили странные снопы голубого света, которые пересеклись посередине и образовали светящуюся фигуру в форме песочных часов.

Свет не переливался и не сверкал. Он казался резким и колючим, и Вудс ощутил неимоверную мощь, исходящую от странных голубых лучей. Как сказал старик? Превратить существо из третьего измерения в существо из другого измерения? Да, тут без силы не обойтись.

Под его изумленным взглядом слуга шагнул вперед и бросил собачку прямо в сноп света. Буквально на миг мелькнув в прозрачном голубом потоке, несчастное создание исчезло.

— Смотрите в шар! — закричал старик.

Генри вскинул глаза к полусфере на верхушке машины…

И ахнул.

Внутри шара, в самом его матовом сердце, светилась картина, от которой голова у Вудса пошла кругом. Ни один человек не смог бы вообразить то, что предстало глазам газетчика. Это было искаженное изображение причудливого пейзажа, подобный которому едва ли существовал на земле.

— Четвертое измерение, сэр, — пояснил слуга.

— Нет, — поправил его старик, — Это только трехмерный образ четвертого измерения — всего лишь проекция, тень, дающая нам представление о четвертом уровне.

Черное пятно начало медленно затягивать пейзаж. Мало-помалу оно обрело определенную форму. Это озадачило репортера. Пятно казалось знакомым и было живым — оно двигалось. Вудс готов был поклясться, что уже где-то видел его.

— А это, сэр, та самая собака, — отважился заметить Джордж.

— Была собака, — снова поправил его доктор Уайт. — Один бог знает, во что она превратилась теперь.

Он обернулся к газетчику.

— Вам достаточно доказательств? — осведомился он.

Генри кивнул.

Ученый медленно потянул рычаг. Рев утих, свет померк, проекция внутри полусферы стала расплывчатой.

— Как вы собираетесь это использовать? — спросил газетчик.

— У меня есть девяносто восемь добровольцев, которые согласились, чтобы я спроецировал их в четвертое измерение, где они смогут разыскать существ, напавших на нас, и отплатить им тем же. Они отправятся туда через час.

— Где у вас телефон?

— В соседней комнате.

Репортер выскочил за дверь. Свет между двумя дисками совсем погас, и на нижнем появилась маленькая собачка. Сжавшись в комочек, она дрожала всем телом и тихонько поскуливала.

Уайт приблизился к диску, поднял животное на руки и погладил по шелковистой головке.

— Хорошая собачка…

Маленькое существо прижалось к нему, постепенно успокаиваясь, уже начиная забывать то жуткое место, откуда только что вернулось.

— Все готово, Джордж? — спросил старик.

— Да, сэр. Люди рвутся в бой, — ответил слуга и добавил: — Если хотите знать мое мнение, ребята что надо

— Это такие храбрецы, каких еще не видела Земля, — мягко заметил ученый, — Каждый из этих искателей приключений часто смотрел в лицо опасности и ни разу не дрогнул. Прирожденные бойцы. Единственное, о чем я сожалею, это о том, что не удалось набрать побольше им подобных. Тысяча таких парней одержали бы верх над любым противником. Увы. Все остальные претенденты на участие в эксперименте оказались трусливыми глупцами. Они решили, что я выживший из ума старик, и смеялись мне в лицо. Мне! Единственному, кто стоит между ними и Ужасом, и может спасти их от полного уничтожения, — Его голос взвился почти до крика, но потом снова вернулся к нормальному тону: — Быть может, я посылаю девяносто восемь отважных героев на верную гибель. Но искренне надеюсь, что это не так.

— Вы же в любую минуту можете вернуть их обратно, сэр, — заметил Джордж.

— Да-да, конечно, — не слишком уверенно пробормотал старик.

На пороге появился Генри Вудс.

— Когда мы начинаем? — осведомился он.

— Мы? — воскликнул ученый.

— Ну да. Неужели вы думаете, что я останусь в стороне? Боже, это же величайшая сенсация всех времен! Я собираюсь принять участие в этой экспедиции как специальный военный корреспондент.

— Они поверили? Они напишут об этом? — вскричал ученый, вцепляясь в рукав газетчика.

— Ну, редактор сначала отнесся скептически, но, после того как я поклялся всем, чем только мог, что это правда, согласился опубликовать материал. Только не рассчитывайте, что ради него задержат тираж.

— Этого я не ожидал. Я просто рискнул. И почти не сомневался, что они тоже надо мной посмеются.

— Так когда мы начинаем? — напомнил Генри.

— Вы говорите серьезно? Вы действительно намерены присоединиться к тем парням? — недоверчиво спросил старик.

— Еще как! Попробуйте меня остановить.

Доктор Уайт взглянул на часы.

— Мы начинаем ровно через тридцать четыре минуты.

— Десять секунд.

Джордж с часами в руках чеканил слова, и сама их рубленая четкость выдавала переполнявшее его волнение.

Голубой свет с шипением метался от диска к диску, комната содрогалась от грохота машины, перед которой стоял доктор Уайт. Он держался за рычаг и не сводил взгляда с приборов.

Люди, которым предстояло переместиться в другое измерение, чтобы разыскать там неведомого врага и сразиться с ним, выстроились в очередь перед диском. Возглавлял строй высокий мужчина с ручищами-кувалдами, обветренным лицом и всклокоченной копной волос. Следом за ним стоял маленький задиристый кокни… Генри Вудс был в очереди пятым. Кое-кто из пестрой компании искателей приключений, понимая, что в третьем измерении находиться им осталось не больше нескольких секунд, явно боялся. Все эти люди отозвались на загадочное объявление, весьма приблизительно представляя себе, что предстоит делать, однако бесстрашно согласились выполнить предложенную работу. Да, для них это была работа, пусть и чудная. И они взялись за нее, как брались в своей жизни за другие, столь же опасные, хотя и не столь необычные.

— Пять секунд, — отрубил Джордж.

Теперь рычаг был поднят. В молочной дымке полусферы показался чудовищно искаженный пейзаж. Свет стал резким, колючим, шипение превратилось в визг. Машина равномерно грохотала, производя впечатление чудовищно мощного устройства.

— Время!

Иллюстрация MARCHIONI

Высокий мужчина шагнул вперед. Его нога ступила на диск. Второй шаг — и его окутал голубой свет, третий — и человек исчез. Маленький кокни последовал за ним.

Чувствуя, что вот-вот сдадут нервы, Генри двинулся следом за четвертым мужчиной. Ему было смертельно страшно, хотелось выскочить из очереди и убежать куда глаза глядят — подальше от этого холодного, равнодушного света. На его глазах три человека вошли в перекрестье голубых снопов, замерцали — и словно испарились. На диск ступил четвертый.

На лбу у Вудса выступил холодный пот. Словно робот, он поставил ногу на диск. Номера четвертого уже и след простыл.

— Давай живей, приятель, — рявкнул за его спиной следующий доброволец.

Генри шагнул, споткнулся о край диска и полетел головой вперед в колонну света.

Его объял жгучий жар, в следующий же миг сменившийся столь же обжигающим холодом. Словно чья-то великанская рука вдруг на секунду придавила Вудса к диску, а потом ему показалось, что тело расширяется, взрывается и, разлетаясь на части, уносится в разные стороны…

Он ощутил твердую почву под ногами, широко раскрыл глаза и увидел чужую землю — окрашенный в мрачные тона край безбрежных серых пустошей и нависающих черных утесов. В раскинувшемся перед ним пейзаже было что-то неправильное — нечто неосязаемое, трудноопределимое.

Он огляделся вокруг, ожидая увидеть остальных. Никого! Он был совершенно один в этом унылом, безрадостном краю. Случилось что-то ужасное! Неужели только он благополучно добрался из третьего измерения? Неужели произошла какая-то жуткая авария? И он теперь один?

Его охватила внезапная паника. Если что-то случилось, если все остальные где-то в другом месте, не получится ли так, что машина не сможет вернуть его обратно, в его собственное измерение? Что, если теперь он обречен вечно торчать на этом ужасном четвертом уровне?

Он взглянул на свое тело и смятенно вскрикнул.

Нет, эта нелепая карикатура, кошмарный, омерзительный комок плоти, нечто вроде фантасмагорического чудища, подсмотренного в снах умалишенного, не могла быть его телом!

Однако это уродство существовало наяву. Руки — хотя на самом деле появившиеся на их месте придатки были лишь чем-то сродни рукам, служили для тех же целей, что и руки в третьем измерении, — сказали ему то же самое. Он стал существом четвертого измерения, но его четырехмерный мозг еще не перестроился полностью на четырехмерные мысли и продолжал цепляться за непокорные остатки прежнего, трехмерного, мышления. Он пока что не владел своими четырехмерными глазами и видел все, что его окружало, сквозь мутную призму миллионов эр трехмерного существования. Да, картина была намного отчетливее, чем в полусфере в лаборатории доктора Уайта, но он не сможет ясно разглядеть ее, пока разум окончательно не избавится от влияния третьего измерения. А на это, вероятно, потребуется время.

Он ощупал свое непривычное тело придатками-руками и обнаружил бугры перекатывающихся мускулов, мощные сухожилия, крепкую, упругую плоть. Ощущение здоровья нахлынуло на него, и он заурчал, как животное — как животное с этого кошмарного четвертого уровня.

Но ужасные звуки, сорвавшиеся со слюнявых губ, издавал не он, а голоса множества людей.

И только тогда до него наконец дошло, что он вовсе не один. Здесь, в этом уродливом теле, сосредоточились тела, разумы, сила и дух всех остальных девяноста восьми участников эксперимента. В четвертом измерении все миллионы трехмерных объектов составляли единое целое. Возможно, часть третьего измерения, называемая Землей, развилась — или выродилась? — из какого-то фрагмента распадающегося четвертого измерения. Вернувшись на четвертый уровень, третье измерение автоматически подчинилось загадочным законам эволюции и приняло форму уровня-прародителя, невообразимо далекого от расы его потомков. Он больше не журналист Генри Вудс, а сущность, которая в незапамятные времена произвела на свет третье измерение. И он не один, ибо заключает в себе тела и души других сынов этой древней сущности.

Он почувствовал, что растет, ощутил, как тело увеличивается в размерах и наполняется жизненной силой тех, кто бросился в колонну света в лаборатории, чтобы вернуться сюда и слиться с ним воедино.

Впрочем, тело не принадлежало единолично ему. Разум был не только его разумом. Отныне это местоимение относилось к общей сумме всех добровольцев, согласившихся на эксперимент доктора Уайта.

Внезапно его охватило новое чувство — ощущение завершенности, превосходной физической формы. Он понял, что последний из девяноста восьми человек ступил на диск и все они сейчас собрались здесь, в этом исполинском теле.

Теперь его зрение прояснилось. Подробности пейзажа, ускользнувшие от его внимания прежде, теперь стали узнаваемыми. Ужасные мысли мелькали в мозгу — тяжелые, мрачные, черные мысли. Пейзаж начал казаться ему знакомым, уже когда-то виденным, родным. Явления, представившиеся бы немыслимыми разуму из третьего измерения, воспринимались как самые обычные. Он наконец-то обрел четырехмерное зрение, в мозгу роились четырехмерные мысли.

В сознание просочились воспоминания, и его наполнили видения: мрачные пещеры, озаренные адским пламенем, безбрежные моря, безжалостно швыряющие волны высотой в милю, на утесы что вздымаются к нависшим небесам. Он вспомнил бурую пустыню, усеянную алыми валунами, серебристые скалы из поблескивающего, как металл, камня. И где-то в глубинах памяти возникло вдруг что-то еще — смутно знакомое ощущение, в котором смешались ненависть, всепоглощающая страсть и жгучая жажда крови какого-то другого существа.

Он больше не был составным организмом, сложенным из обитателей третьего измерения, а превратился в существо с другого уровня, снедаемое страстной ненавистью и непреодолимым желанием отомстить. И внезапно он понял, кто и почему всколыхнул в его душе эти чувства. Осознал и то, что существо, на которое они направлены, где-то рядом. Громадные кулачищи сжались и вновь расправились.

Каким образом это стало ему понятно? Быть может, благодаря некой способности, присущей обитателям высшего уровня, но совершенно не свойственной землянам? Впоследствии он не раз задавался этим вопросом, однако в тот миг знал лишь, что где-то совсем рядом бродит заклятый враг, и не пытался отыскать источник этой уверенности.

Бормоча что-то на наречии, которое существо из третьего измерения сочло бы полной бессмыслицей, пылая яростью, которая красной пеленой застилала сознание, он зашагал по склону к бесплодной равнине, и от великанских шагов, неуклонно приближавших его к цели, содрогалась земля.

У подножия холма он остановился, и из горла вырвался вызывающий рык, заставивший покачнуться утесы вокруг пустоши. Скалы, словно передразнивая, эхом отразили угрожающий рев.

И снова он взревел, изливая в этом звуке жгучее презрение к врагу, который рыскал где-то поблизости.

И снова скалы отразили его вызов, но на этот раз эхо, огласившее пустошь, утонуло в другом устрашающем вопле…

В дальнем конце пустоши появилась исполинская фигура. С гневным рычанием существо двинулось ему навстречу, неуклюже переставляя уродливые, бесформенные ноги. Несмотря на ковыляющую походку, оно стремительно приближалось и одну за другой изрыгало чудовищные угрозы.

Совсем немного не дойдя до противника, великан остановился, и лишь тогда в его глазах забрезжило осознание.

— Ты Мал-Шафф? — проревел он на своем гортанном языке, и на безобразном лице отразились изумление и испуг.

— Да, я Мал-Шафф, — пророкотал незваный гость. — Вспомни, Оуглат, тот день, когда ты уничтожил меня и мой уровень. Я вернулся, чтобы отомстить. Разгадал загадку, о которой ты даже не подозревал, и пришел. Ты, глупец, и вообразить не мог, что, послав своих приспешников кормиться на другой уровень, снова напал на меня. И я здесь затем, чтобы убить тебя.

Оуглат бросился на него, и тот, кто некогда был Генри Вудсом, газетчиком, и еще девяноста восемью мужчинами, но теперь стал Мал-Шаффом из четвертого измерения, ринулся навстречу врагу.

Мал-Шафф ощутил силу Оуглата, почувствовал острую боль от удара гигантского кулака и взмахнул чудовищными руками, метя прямо в ухмыляющееся лицо противника. Его кулаки врезались в твердую плоть, и кости под ними затрещали и подались.

Ноздри Мал-Шаффа наполнились ужасным смрадом зловонного дыхания врага и его немытого тела. Он качнулся на искривленных ногах, увернулся от мощного пинка и, бросившись вперед, ткнул оттопыренным большим пальцем сопернику в глаз.

Оуглат взвыл от боли и, нагнув голову, бросился на противника. Мал-Шафф отскочил назад, и его шишковатый кулак грозно выметнулся вперед, навстречу разъяренному врагу, чьи скрюченные пальцы тянулись к его горлу, а острые когти полосовали плечи. В отчаянии он ударил, и Оуглат кувырком отлетел в сторону. Одним стремительным шагом Мал-Шафф сократил разделявшее их расстояние и с размаху всадил кулак прямо в слюнявую пасть Оуглата. Яростно тесня еле держащегося на ногах врага, он молотил кулаками словно кувалдами. В конце концов Оуглат пошатнулся и ничком рухнул на песок.

Мал-Шафф кинулся на поверженного врага и наподдал ему когтистой ногой, безжалостно раздирая плоть. В этой схватке не было и речи об игре по правилам, о милосердии никто даже не заикнулся. Шла беспощадная битва не на жизнь, а на смерть; пощады быть не могло.

Поверженное чудище взвыло, но вой оборвался: жуткие челюсти с острыми клыками сомкнулись на теле Мал-Шаффа, когти в поисках опоры впились глубоко в плоть.

Мал-Шафф, в сознании которого бушевал ошеломляющий вихрь странных эмоций, осыпал противника убийственными ударами, рвал и полосовал его когтями. Они катались по песку, словно два титана, схлестнувшиеся в поединке, и над местом смертельной битвы зависла густая туча пыли.

В отчаянии Оуглат, приложив всю свою силу до последней капли, разорвал хватку противника и отбросил его в сторону.

Два чудища вскочили на ноги с налитыми малиновой яростью глазами и сквозь облако пыли буравили друг друга ненавидящими взглядами.

Рука Оуглата медленно подобралась к грозному черному цилиндру, висевшему на ремне у пояса. Уродливые пальцы обхватили оружие, и великан навел его на Мал-Шаффа. Губы его растянулись, и лицо исказила отвратительная ухмылка.

Сжав кулаки, Мал-Шафф наблюдал, как громадный палец врага медленно нажимает кнопку на цилиндре. Страх пригвоздил его к земле, в то время как на задворках сознания какой-то слабый голос тщетно пытался объяснить весь ужас непонятной штуки, которую держал в руках Оуглат.

Потом из цилиндра, словно винтообразный столб пара, вырвалась разноцветная спираль. Она со всего размаху ударила в грудь Мал-Шаффа, и в этот миг он заметил в красных глазах Оуглата мерзкую искру ликования.

Там, куда влетела спираль, защипало, но ничего не произошло. Странно. Ведь он так боялся этого оружия и был уверен, что оно предвещает ужасную гибель, однако испытывал сейчас лишь ощущение легкого пощипывания.

Какую-то долю секунды Мал-Шафф стоял столбом, потом сорвался с места и, раскинув руки, двинулся на Оуглата. Из его горла полились жуткие звуки — речь обитателей четвертого измерения:

— Разве я не говорил тебе, подлый сын Саргоута, что разгадал загадку, о которой ты никогда не подозревал? Хотя ты давным-давно уничтожил меня, я вернулся. Бросай свое никчемное оружие. Я из низшего измерения и потому неуязвим для твоего орудия уничтожения. Ах ты жирный…

Он разразился потоком мерзостей, которые никогда не могли бы прийти в голову существу из третьего измерения.

Оуглат, каждая черточка лица которого была искажена страхом, отшвырнул оружие и, развернувшись, неуклюже заковылял прочь по равнине.

Мал-Шафф бросился за ним.

Мал-Шафф уверенно нагонял Оуглата и, когда их разделяло всего несколько шагов, сумел ухватить врага за ноги.

Оба рухнули на землю, но падение заставило Мал-Шаффа разжать пальцы, и оба вскочили на ноги практически одновременно.

Пустошь огласил горловой рев, и между высокими утесами заметалось эхо. Теперь все решала только сила. От зубодробительных ударов, которыми обменивались противники, покрывалась синяками плоть и трещали кости. Когда сражающиеся бросались в нападение или пытались уйти от удара, массивные ноги оставляли в песке глубокие борозды. Кровь — кровь существ из четвертого измерения — покрывала тела обоих и окрашивала песок в свой жуткий оттенок. Пот струился ручьями, дыхание вырывалось прерывистыми толчками.

Мертвенное солнце ползло по пурпурному небу, а эти двое все еще бились друг с другом: Оуглат из древних и Мал-Шафф, возрожденный из мертвых. То была битва великанов, затмевавшая даже титанические схватки давным-давно позабытых богов и героев из тех времен, когда трехмерная Земля была еще юной.

Мал-Шафф не имел представления о времени. Их единоборство могло длиться и секунды, и часы. Казалось, прошла уже целая вечность. Он пытался сражаться по правилам, но у него ничего не вышло. В то время как одна часть его стремилась уклоняться от соперника, дожидаться, когда тот откроется, а до тех пор беречь силы, другая часть гнала его вперед, заставляла безостановочно молотить ненавистное чудовище, сошедшееся с ним в схватке.

Создавалось впечатление, что Оуглат увеличивается в размере, становится более проворным, обретает все новые и новые силы. Его удары ранили все больнее, а точно нанести удар по нему становилось все труднее.

Но Мал-Шафф, пригнув голову и неутомимо работая кулаками, упорно пытался достать врага. Казалось, чем сильнее и крупнее становится Оуглат, тем стремительнее слабеет и уменьшается в размерах он сам.

Это было очень странно. Оуглату тоже давно пора выдохнуться. Его удары должны бы сделаться менее точными, а движения медленными и неловкими.

Однако ничего подобного не происходило. Оуглат рос, несомненно черпая силы из какого-то загадочного источника. В его тело откуда-то текла свежая энергия. Но откуда?

Громадный кулак врезался в челюсть Мал-Шаффа. Его оторвало от земли, и через миг он уже летел по песку.

Отчаянно хватая ртом воздух, слишком измотанный, чтобы подняться навстречу врагу, который черной горой маячил за тучей пыли, Мал-Шафф вдруг понял, из какого источника Оуглат пополняет запас сил. Он отзывал своих приспешников из третьего измерения! И те, возвращаясь в тело своего прародителя, вливали в него все новую и новую мощь!

Это конец, подумал Мал-Шафф, но через силу поднялся на ноги, чтобы отразить нападение своего исконного врага. С боевой песней на губах, неизмеримо древней зловещей песнью смерти, которая всплыла в его памяти сквозь туманную толщу бесчисленных тысячелетий, он нанес убийственный удар прямо в потрясенное лицо несущегося на него Оуглата…

Молочно-белая сфера на верхушке машины в лаборатории доктора Уайта сияла мягким светом, и внутри ее боролись две фигурки.

Перед машиной, не снимая рук с пульта, стоял доктор Сайлес Уайт. За спиной у него столпились журналисты и фотографы.

Уже несколько часов прошло с тех пор, как девяносто восемь человек — девяносто девять, считая Генри Вудса, — вошли в колонну пронзительного голубого света и были перемещены сквозь неизмеримую толщу времен на другой уровень существования. Все эти часы старый ученый простоял как истукан перед своей машиной, не сводя глаз с шара.

Окно было открыто, и с улицы доносился голос торговца газетами: «Пресс» опубликовала величайшую сенсацию всех времен. Телефон надрывался, и Джордж снял трубку. В дверь несколько раз позвонили. Старый слуга с бесстрастным выражением лица ввел в комнату журналистов, засыпавших его бесчисленными вопросами. Джордж отвечал кратко, не сообщая никаких подробностей. Репортеры едва не передрались за право воспользоваться единственным телефоном в доме, и в конце концов стали тянуть жребий. Кое-кто побежал к соседям, чтобы позвонить от них.

Прибыли фотографы, засверкали вспышками и защелкали камерами. В комнате творилось нечто невообразимое. В те редкие мгновения, когда по телефону не разговаривал кто-нибудь из журналистов, аппарат заливался пронзительными трелями. Властные голоса требовали доктора Сайлеса Уайта. Джордж, не сводя взгляда с хозяина, ровным тоном отвечал, что доктор Сайлес Уайт занят и его нельзя беспокоить.

С улицы доносился гортанный шум тысяч голосов. Дом осаждали сотни охваченных страхом людей, и все взгляды были прикованы к окнам лаборатории доктора Сайлеса Уайта. Цепочки полицейских едва сдерживали напор толпы.

— Почему они так медленно двигаются? — спросил один репортер, глядя на полусферу. — Смотрите, еле шевелятся. Похоже на замедленную съемку.

— Это иллюзия, — ответил доктор Уайт. — По всей видимости, между нами и четвертым измерением существует разница во времени. Там оно должно течь медленнее. Возможно, причина в том, что четвертый уровень куда больше третьего. На самом деле те двое яростно сражаются. Это смертельная битва! Смотрите!

Гротескная рука одной из фигур в дымчатой полусфере медленно потянулась вперед и поползла, нацеленная в голову другой фигуры. Вторая фигура столь же медленно отклонилась в сторону — слишком медленно. Кулак продолжал неспешно двигаться в том же направлении и в конце концов коснулся головы, а тело нападающего плавно подалось в сторону противника. Голова другого странного существа неестественно извернулась, отклонилась назад, и оно неторопливо опрокинулось.

— Что говорит Уайт?.. Да неужели вы не можете выжать из него какое-нибудь заявление? Он молчит? Хорошенький же из вас репортер, если вы не способны развязать человеку язык. Спросите его о Генри Вудсе. Сочините репортаж о том, как Вудс вошел в голубой свет. Спросите Уайта, сколько еще это будет продолжаться. Черт побери, да сделайте же хоть что-нибудь! И не отрывайте меня от дел до тех пор, пока у вас не будет на руках настоящего материала! Да, я сказал — настоящего материала! Вы что, плохо слышите? Ради бога, раздобудьте хоть какую-нибудь стоящую информацию!

Редактор швырнул трубку.

— Брукс! — рявкнул он. — Свяжитесь с военным министерством в Вашингтоне. Спросите, намерены ли они поддержать Уайта. Давайте, шевелитесь. За дело! Как с ними связаться? Понятия не имею. Свяжитесь — и все. Да побыстрее!

Пишущие машинки стрекотали словно досужие кумушки, перекрывая стоящий в редакции гул. Вокруг сновали курьеры, сжимая в грязных руках белые листы бумаги. Телефоны трезвонили вразнобой, и в сизом дыму от трубок и сигарет слышались резкие голоса взмокших журналистов, которые лихорадочно облекали в слова поразительные события, сотрясавшие мир.

Редактор, без галстука, расстегнув ворот рубахи и закатав по локоть рукава, барабанил пальцами по столу. Последние сутки в редакции творилось настоящее безумие, и он ни на минуту не покидал своего кресла. Он смертельно устал. Когда выдастся свободная минутка, когда напряжение спадет, он уснет как убитый. Но сейчас возбуждение поддерживало его на ногах. Надо работать. Таких новостей мир не помнил. Каждая новая заметка означала необходимость верстать все заново, готовить еще один экстренный выпуск. Даже сейчас печатные машины работали на полную мощность, а газеты, на которых едва высохла типографская краска, в два счета расхватывала публика.

В отдел городских новостей, размахивая листком бумаги, ворвался человек и положил листок перед редактором. Все, кто находился в комнатке, словно почувствовав что-то необычное, сгрудились вокруг.

— Только что пришло, — выдохнул человек.

Это было телеграфное сообщение:

Редактор пробежал текст глазами.

Далее следовало еще одно сообщение:

Редактор нажал на кнопку. Послышался ответный звонок.

— Наборный цех, — крикнул он, — готовьте новую первую полосу. Да, еще один экстренный выпуск! У всех глаза на лоб вылезут!

Телефон залился отчаянным звоном. Редактор схватил трубку.

— Да. Что такое?.. Уайт заявил, что требуется помощь? Понятно. Вудс и все остальные слабеют? Сильно досталось, говорите?.. Нужны еще люди для отправки на другой уровень? Необходимо подкрепление?.. Да, ясно. В общем, скажите ему, что он все получит. Если он может подождать полчаса, народ отправится туда тысячами. Я буду не я, если мы этого не сделаем! Только скажите Уайту, пусть продержится! Вся страна придет на помощь!

Он бросил трубку.

— Ричардс, — велел он, — сделайте заголовок: «Нужна помощь», «Требуется подкрепление» — ну, что-нибудь в таком роде, понимаете? Так, чтобы брало за душу. Скажите мастеру, чтобы отыскал самый крупный шрифт, какой только есть. Хоть в целый фут высотой. Сейчас он будет как никогда кстати.

Редактор вновь повернулся к телефону:

— Девушка, свяжите меня с военным министром в Вашингтоне. Да, лично с министром. И ни с кем другим. Вы хорошо меня поняли?

В ожидании соединения редактор обвел взглядом вопросительные лица журналистов, обступивших стол.

— Через два часа, — пояснил он, для убедительности грохнув кулаком по столу, — вся армия Соединенных Штатов отправится строем вслед за Вудсом!

Кровавое солнце садилось за край странного мира, но, казалось, никак не могло собраться с духом и окончательно нырнуть за исполинские черные утесы, нависающие над чернильными тенями у их подножий. Пурпурное небо потемнело и стало похожим на мягкий черный бархат. Вспыхнули огромные звезды.

В сгущающихся сумерках темнел гигантский силуэт Оуглата — жуткого бесформенного великана. Он стал выше, шире, огромнее. Теперь голова Мал-Шаффа едва доставала противнику до груди; громадные ручищи казались игрушечными по сравнению с руками Оуглата, а ноги — прутиками.

Раз за разом он едва уворачивался от пытающегося схватить его Оуглата. Стоит лишь оказаться во власти врага — и тот разорвет его на куски.

Поединок превратился в игру в прятки, точнее — в кошки-мышки, а мышкой на этот раз был Мал-Шафф.

Солнце медленно опускалось, и все вокруг погружалось в сумрак. Лихорадочно соображая, как уцелеть, Мал-Шафф дожидался темноты. Он ловко подводил их поединок все ближе и ближе к непроницаемой тьме, укрывавшей подножия могучих утесов. В темноте есть шанс скрыться. Сил продолжать этот неравный бой больше не было. Оставалось лишь бегство.

Солнце уже село. Тьма стремительно окутывала пространство бескрайним покрывалом, создавая иллюзию, будто само мрачное небо опускается на землю.

От непроглядной черноты под утесами Мал-Шаффа отделяли всего несколько шагов. Он молнией кинулся в эту тьму и утонул в ее объятиях.

Взревев, Оуглат бросился следом.

Почти касаясь плечами исполинской каменной стены, которая уходила на сотни футов ввысь, Мал-Шафф несся вперед, и страх придавал прыти его подламывающимся ногам. За спиной слышался рев врага. Оуглат разыскивал его. Безнадежная затея: в кромешной тьме врагу нипочем не найти его — Мал-Шафф был уверен в этом.

Измученный и задыхающийся, он упал у подножия стены, хватая ртом воздух. Кровь гудела в висках, и все силы, казалось, иссякли. Он лежал неподвижно и смотрел на чуть менее темную пустошь, расстилавшуюся впереди.

Так он лежал, отдыхая. Его взгляд бесцельно бродил по пустоши и вдруг наткнулся на холм, вздымающийся из земли в отдалении — справа от него. Тот показался Мал-Шаффу смутно знакомым. В голове забрезжили воспоминания о чем-то очень важном, связанном с этим холмом.

Внезапно его охватило необъяснимое беспокойство. Далеко позади слышался разъяренный рык Оуглата, но Мал-Шафф едва замечал его. Пока землю окутывала тьма, врага можно было не опасаться.

А вот холм вызывал беспокойство. Мал-Шафф вдруг почувствовал, что должен подняться на вершину. Этому решению не было никаких разумных объяснений. Здесь, у подножия утеса, он определенно находился в большей безопасности, но его словно звал какой-то голос, дружеский голос с вершины холма.

Мал-Шафф поднялся на гудящие ноги и двинулся вперед. Каждая клеточка тела отчаянно протестовала, но он, упрямо переставляя ноги, механически шел дальше.

Очутившись у подножия холма, он заглушил странный настойчивый голос, который звучал у него в голове, и ненадолго остановился, чтобы дать отдых измученному телу. Нужно было набраться сил для подъема.

Он понимал, что впереди ждет опасность. Как только он покинет спасительную черноту у подножия утеса, Оуглат непременно заметит его. А это верная гибель. Лить на вершине холма он будет в безопасности.

Внезапно пейзаж залило мягкое зеленое сияние. Только что вокруг было темно, хоть глаз выколи, а через миг вдруг стало светло, как днем, — словно кто-то включил гигантский фонарь.

Мал-Шафф в ужасе огляделся в поисках источника света и над самым горизонтом увидел громадный зеленый шар, который прямо у него на глазах поднимался по небесной лестнице.

Луна! Огромный зеленый спутник, стремительно вращающийся вокруг этого проклятого мира!

Ошеломляющий страх охватил Мал-Шаффа, и с высоким пронзительным криком гнева он помчался вперед, позабыв про терзаемое болью тело и саднящие легкие.

На его крик эхом отозвался издалека другой, и из мрака вокруг утесов в конце пустоши выскочила черная фигура. Оуглат напал на след!

Мал-Шафф бешено понесся по склону, взбежал на гребень и ничком бросился на землю, обессиленный почти до предела.

Странное ощущение довольства овладело Мал-Шаффом. Новые силы хлынули в него, и былое возбуждение битвы с прежней мощью запульсировало в крови.

Что-то непонятное происходило не только с его телом, но и с сознанием. Мир вокруг казался необычным, как будто скрывал в себе какую-то неуловимую, непостижимую тайну. Откуда-то из глубин разума упорно пробивался вопрос: кто он такой и что собой представляет? Странные мысли! Он Мал-Шафф! Но всегда ли он был Мал-Шаффом?

В памяти всплыла колонна пронзительного света, существа, которые вступали в этот свет… Их тела ничем не напоминали его собственное, но он был одним из этих существ. А еще что-то такое об измерениях, о других уровнях, о том, что один уровень замыслил напасть на другой…

Он кое-как поднялся на кривые ноги и замолотил по исполинской груди могучими ручищами с длинными когтями. Потом запрокинул голову, и из его горла вырвался рев, от которого даже у самых отважных храбрецов кровь застыла бы в жилах.

Внизу бродивший по пустоши Оуглат услышал его клич и ответил на него своим, столь же кровожадным.

Мал-Шафф сделал шаг вперед — и окаменел. В его сознании прозвучал резкий приказ вернуться на прежнее место и ждать нападения там.

Он отступил назад и встал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и чувствуя, как с каждой секундой в него вливаются все новые и новые силы и тело, увеличиваясь в размерах, обретает еще большую, чем прежде, мощь. Глаза застилала красная пелена ненависти, с языка одно за другим слетали вызывающие оскорбления в адрес того, кто в этот самый миг приближался к подножию холма.

Оуглат поднялся на вершину — и ночь превратилась в кромешный ад. Исполненные гнева и ярости крики, словно прибой, бились о черные утесы. На губах взбешенного великана выступили хлопья пены, красные глаза сузились до щелочек, челюсти ходили ходуном.

Когда врагов разделяло всего несколько футов, Оуглат бросился в атаку.

Мал-Шафф был готов к бою. Теперь они сравнялись друг другом в размерах, и исход кровавого поединка был непредсказуем.

Почувствовав под пальцами мягкое горло врага, Мал-Шафф усилил хватку. Обезумевший Оуглат в ответ осыпал его градом чудовищных ударов, однако все попытки громадного чудовища вырваться из хватки соперника были безрезультатными.

Теперь над пустошью стояла тишина. Сама ночь, казалось, погрузилась в мрачные раздумья, наблюдая за поединком на вершине холма.

Все больше и больше становился Мал-Шафф, пока не вознесся над Оуглатом словно исполин.

Тогда он разжал пальцы, но едва Оуглат попытался удрать, протянул руку и, ухватив врага за шкирку, вскинул его высоко над головой, а потом швырнул оземь. Прыгнув на распростертое тело, Мал-Шафф принялся топтать его, расплющивая и вбивая в землю. С дикими криками он исступленно месил ногами то, что еще недавно было Оуглатом — Черным Ужасом.

Когда от противника не осталось и следа, Мал-Шафф отошел в сторону и огляделся.

И тут он впервые заметил, что на гребне холма в безмолвии столпились другие чудовищные фигуры. Он обвел их взглядом, не зная, удивляться их появлению или сердиться.

— Это же Мал-Шафф! — воскликнул один из неизвестных.

— Да, я Мал-Шафф. А вам что за дело?

— Но послушай, Мал-Шафф, ведь Оуглат давным-давно тебя уничтожил!

— А я, — отозвался Мал-Шафф, — только что уничтожил Оуглата.

Чудища молчали и беспокойно переминались с ноги на ногу. Потом еще один великан выступил вперед.

— Мал-Шафф, — начал он, — мы считали тебя мертвым. Но, как видно, ошибались. Мы рады, что ты снова среди нас. Оуглат, который когда-то пытался убить тебя, но не сумел, погиб от твоей руки. Туда ему и дорога. Оставайся и живи с нами в мире и согласии. Мы приветствуем тебя.

Мал-Шафф поклонился.

Словно и не было никаких мыслей о третьем измерении. В памяти Мал-Шаффа промелькнули странные, щемящие воспоминания о бурой пустыне, усеянной алыми валунами, о серебристых скалах из поблескивающего словно металл камня, о безбрежных морях, обрушивающих волны на вздымающиеся к небесам утесы. И не только о них. Перед его внутренним взором возникли огромные дворцы из сверкающих драгоценных камней, причудливые картины ночных празднеств в глубоких черных пещерах, озаренных сполохами поистине адского пламени.

Он снова поклонился.

— Благодарю тебя, Батазар.

Не оглядываясь, Мал-Шафф зашагал вниз по склону вместе с остальными.

— Что?! — крикнул редактор в трубку, — Что вы сказали?! Доктор Уайт мертв?! Самоубийство?! Да, понял. Эй, Робертс, живо сюда! Срочно возьмитесь за этот материал.

Когда будете писать, — сказал он, передавая трубку своему подчиненному, — особо подчеркните, что Уайт очень разволновался из-за провала эксперимента, а главное — из-за невозможности вернуть людей обратно в третье измерение. Расхваливайте его на все лады за то, что он положил конец Черному Ужасу. Это настоящая сенсация.

— Я все понял, шеф. Сделаю, — ответил Робертс и, обращаясь уже к собеседнику на другом конце провода, проговорил — Ладно, Билл, давай, выкладывай, что там у тебя…