Мир приключений, 1922 № 02

ЗАГАДКА МОСТА

Новый рассказ А. Конан-Дойля

БЫЛО ветренное октябрьское утро и одеваясь, я видел, как последние листья, крутясь, летели с печальных деревьев, окаймлявших дворик перед нашим домом. Я ожидал найти своего друга в унылом настроении, ибо, как и все великие артисты, он легко поддавался влиянию погоды и всего окружающего. К своему удивлению, я увидел, что он почти окончил свой завтрак, и был весел той немного ядовитою веселостью, которая была так характерна для пего в минуты хорошего настроения.

— Новое приключение, Холмс? — спросил я.

— Простота дедективного метода весьма соблазнительна, Ватсон, — ответил он. — Она помотает вам проникать в мои тайны. Ну, да, новый случай, приключение, если хотите. После целого месяца обыденности и скуки, колесо, кажется, опять завертелось.

— Могу узнать, в чем дело?

— Мало интересного, но мы можем побеседовать о нем лишь после того, как вы покончите с парой крутых яиц, первым дебютом нашего нового повара.

Через четверть часа Билли убрал со стола посуду, и мы остались одни. Холме вытащил из кармана письмо.

— Вам приходилось слышать о Нейль Джибсон, короле золота? — спросил он.

— Американский сенатор?

— Да, он был сенатором от какого-то восточного штата, но больше он известен как владелец величайших в мире золотых копей.

— Кажется, я его знаю. Если не ошибаюсь, он недавно поселился в Англии. Во всяком случае, это имя мне знакомо.

— Да, да… Он купил замечательную усадьбу в Гэмпшире, лет пять тому назад… Может быть, вы слышали также о трагической смерти его жены?

— Конечно. Теперь я припоминаю. Вот почему мне и знакомо это имя:.. Но я совершенно не знаю подробностей.

Холмс взял газету, лежавшую на стуле.

— Никогда не думал, что мне придется столкнуться с этим случаем и воспользоваться своими вырезками. Дело в том, что этот случай, несмотря на некоторую сенсационность. теперь не представляет особого интереса. Даже интересная фигура обвиняемой все таки не может опровергнуть очевидности. Таково мнение полиции и коронного суда. Теперь дело находится в судебной палате Винчестера. Это безнадежное дело, Ватсон: я могу установить факты, но не изменить их. Пока не появятся новые и неожиданные факты, могущие иначе осветить все дело, я не знаю, на что надеется мой клиент.

— Ваш клиент?

— Ах, да, я и забыл сказать вам… Я заразился от вас, Ватсон, скверной привычкой рассказывать историю с конца. Вот, прочтите-ка сначала…

Письмо, которое ом мне протягивал, было написано смелым твердым почерком:

«Клоридж — Отель.

3 октября. Дорогой м-р Шерлок Холмс!

Яне могу видеть равнодушно, как лучшая из созданных богом женщин близка к смерти — и не пытаться сделать все, чтобы спасти ее. Я не могу объяснить всего, даже попробовать объяснить, — но для меня совершенно несомненно, что мисс Дунбар невинна. Вы знаете обстоятельства дела, — кто их не знает? Из-за деревенской сплетни никто не осмелился встать на ее защиту! И эта гнусная несправедливость доводит меня до сумасшествия. Эта женщина неспособна убить муху…

Я буду у вас в 11, чтобы узнать нет-ли луча света во тьме этой несправедливости. Может-быть у меня есть ключ к разгадке, но я не умею его использовать.

Во всяком случае все, что я знаю, все, что имею в своем распоряжении — все к вашим услугам, чтобы спасти ее. И если у вас так много силы, как мне говорили, то соберите ее всю для разрешения этой задачи.

Ваш Нейль Джибсон».

— Ну, вот. — сказал Холмс, выколачивая пепел из трубки и снова набивая ее. — Этого-то джентльмена я жду. Что касается обстоятельств дела, то едва ли у вас хватит терпения прочесть все эти газеты и потому я расскажу вам сущность его, если вы обещаете мне внимательно следить за ходом рассказа. Этот Джибсон — величайшая финансовая сила в мире; это, как мне кажется, жестокий и сильный человек. О его жене, жертве этой трагедии, я знаю только, что она свои молодые годы, весьма неудачные для псе, провела в Бразилии. Третье лицо — гувернантка и воспитательница двух их детей. Таковы три персонажа драмы, а сцена — старый огромный дом в исторической английской усадьбе. Теперь о самой драме. Миссис Джибсон была найдена лежащей на земле приблизительно в полумиле от дома, поздно ночью, одетая в вечерний костюм, с шалью на плечах и револьверной пулей в мозгу. Никакого оружия около нее не найдено, и таким образом не было никакой прямой улики против убийцы. Оружия около нее не было, заметьте это, Ватсон! Вероятно, убийство произошло поздно вечером, а тело было найдено сторожем в 11 часов: тогда же его осмотрели полиция и доктор, и потом тело перенесли в дом. Не слишком ли кратко я рассказываю; можете-ли вы следить за ходом дела?

— Все очень ясно. Но почему подозрение пало на гувернантку?

— Во-первых, имеются прямые улики: револьвер без одного патрона, калибра совершенно соответствующего ране в черепе убитой, был найден на дне ее гардероба.

Он прищурился и отчеканил: «На-дне-ее-гардероба…»

Потом он погрузился в раздумье… Было ясно, что в голове его протекал какой-то сложный мыслительный процесс, и я не смел, конечно, прервать его размышлений. Потом он внезапно оживился.

— Да, Ватсон, револьвер был найден. Хорошенькая улика, неправда-ли? Так думал и следователь. Потом у умершей была найдена записка от гувернантки с назначением свидания в этом самом месте. Каково? Это тоже, улика. Сенатор Джибсон — занимательная фигура. В случае смерти его жены, кто выиграет, если не молодая лэди, всегда получавшая от своего хозяина знаки искреннего расположения? Любовь, счастье, все жизненные блага для нее зависели от жизни одной пожилой женщины, жены Джибсона. Ужасно, Ватсон, ужасно!

— Да, в самом деле…

— И к тому же она не могла совершенно доказать свое алиби. Наоборот, она сама подтвердила, что была в этот час у Тор-Бридж, — это место, где произошла трагедия. Она даже не могла отрицать этого: ее видели проходящие крестьяне.

— Ну, мне кажется, для нее все кончено.

— Дальше, Ватсон, дальше! Тор-Бридж— большой каменный мост с массивной каменной баллюстрадой, перекинут через самую узкую часть длинного глубокого пруда, заросшую тростником и папоротником, пруда Тар, как его называют. И при входе на мост лежала убитая женщина. Таковы голые факты. Но, если не ошибаюсь, пришел наш клиент и несколько раньше назначенного часа.

Билли пошел открывать дверь, но имя человека, о котором он доложил, не было нам знакомо. Мистер Марлоу Бэтс… Мы не слыхали о таком. Эго был высокий нервный человек с испуганными глазами, очень возбужденный — человек, для которого я. как врач, сейчас же поставил диагноз: субъект, близкий к нервному расстройству.

— Вы очень взволнованы, м-р Бэтс, — сказал Холмс, — Сядьте, пожалуйста. Я боюсь, что могу уделить вам очень мало времени: в одиннадцать я жду посетителя.

— Я знаю, — заговорил тот прерывающимся голосом, как человек, у которого не хватает дыхания от возбуждения, — придет м-р Джибсон. М-р Джибсон мой хозяин. Я управляющий его имением. Он негодяй, м-р Холмс, чудовищный негодяй!

— Сильно сказано, м-р Бэтс.

— Я не могу выбирать выражений, м-р Холмс, я должен спешить. Совершенно невозможно, чтобы он встретил меня здесь. Он сейчас должен придти. Но я никак не мог поспеть раньше. Только сегодня утром мистер Фергюссон, его секретарь, сообщил мне о его визите к вам.

— Так вы его управляющий?..

— Я его предупредил. Через несколько времени я уйду из этого рабства… Он тяжелый человек, м-р Холмс, очень неприятный для окружающих. Вся его рекламная благотворительность — только ширма для его пороков и преступлений. И главная жертва — его жена. Он зверски обращался с нею, да, сэр, именно зверски. Как произошла сама трагедия, я не знаю, но я знаю, что он превратил ее жизнь в сплошной ряд мучений! Она была дитя тропиков, уроженка Бразилии, это вы, конечно, знаете?

— Да, мне это говорили.

— Южанка по рождению и по натуре. Дитя солнца и страсти. Она любила его так, как только могут любить женщины юга, но когда ее красота увяла, — а мне говорили, что она прежде была замечательно красива, — тогда ничто не могло уже сдержать его. Мы все ее любили, боялись за ее судьбу и ненавидели его за дикие выходки. Но он умеет притворяться благородным, сэр. Вот все, что я хочу сказать. Не верьте ему, м-р Холмс, не, доверяйте своему первому впечатлению, не судите по внешности!.. Он скрытный человек и… опасный… Теперь я пойду… Пет, нет, не провожайте меня. Он может сейчас придти…

И наш странный посетитель буквально выбежит из комнаты. Мы молчали.

— Так, так — сказал Холмс. — у мистера Джибсона весьма преданные служащие. Но предупреждение пришло кстати. Нам остается только ждать самого Джибсона.

Вскоре на лестнице послышались тяжелые шаги, и известный миллионер вошел в комнату. Взглянув на него, я не только понял и оправдал ужас и ненависть его управляющего, но и те обвинения в алчности и жестокости, которые предъявляли ему его конкуренты в делах. Если бы я был скульптором и хотел вылепить фигуру современного дельца со стальными нервами и бронированной совестью, лучшей модели, чем Джибсон, я не нашел бы. В этом большом, сухом, крепком теле, казалось, жила душа хищника.

Лицо, точно высеченное из гранита с жесткими складками в уголках губ. Сколько людей проклинало их, эти презрительно-жесткие складки!.. Холодные серые глаза бросали острый взгляд из-под нависших бровей и пристально всматривались в меня и Холмса.

Джибсон учтиво поклонился, когда Холмс, назвал меня, взял стул, предложенный ему, сел и, положив нога на ногу, с видом некоторого превосходства продолжал смотреть на Холмса.

— Раньше всего, м-р Холмс, — сказал он, — позвольте вам заявить, что денежный вопрос для меня не играет никакой роли в этом деле. Вы можете тратить доллары без счету, лишь бы были какие-нибудь результаты. Эта женщина — невинна, ее надо оправдать, и вы должны сделать все для этого. Назовите вашу цифру!

— Мои профессиональные обязанности расцениваются по тарифу, — сухо ответил Холмс, — я никогда не меняю этих цен, но иногда совершенно отказываюсь от дела.

— Ну, если доллары не представляют для вас интереса, подумайте о славе. Если вы сделаете, то, что я прошу, все газеты Европы и Америки устроют славный бум в вашу честь, ручаюсь вам. О вас заговорят на двух материках.

— Благодарю вас, м-р Джибсон, но мне думается, что я не нуждаюсь в буме. Я даже иногда предпочитаю работать анонимно, и меня больше всего, как это для вас ни удивительно, прельщает сама задача. Но мы только теряем время. Изложите ваше дело…

— Мне кажется, что все обстоятельства дела известны вам из газет. Не знаю, смогу ли я добавить еще что-нибудь, что могло-бы вам помочь. Но если все-же есть что-либо неясное для вас, — я пришел, чтобы дать вам нужные сведения.

— Есть одни только пункт.

— Именно?

— Какие отношения существуют между вами и мисс Дунбар?

Король золота вздрогнул и полупривстал со стула. Но затем он овладел собою.

— Я думаю, что это вне ваших задач, м-р Холмс, или может быть ваш долг задавать мне такие вопросы?

— Думайте, что вам угодно.

— Уверяю вас, что наши отношения — обычные отношения хозяина и служащей, с которой я никогда не говорил. и которую даже никогда не замечал, разве только, когда она бывала с детьми.

Холмс поднялся.

— Я очень занятой человек, м-р Джибсон, и не имею времени на бесполезные разговоры. До свиданья, сэр.

Джибсон вскочил.

— Какого черта вы хотите этим сказать? Вы отказываетесь от моего дела? Выгоняете метя?

— Если вам угодно, отказываюсь, выгоняю. Мне казалось, что мои слова имели точный смысл.

— Точный смысл, но каков их скрытый смысл? Хотите ли вы набить цену или боитесь взяться за дело? Я имею право требовать от вас точного ответа.

— Может-быть, вы и правы. Я вам отвечу. Ваше дело достаточно выяснено, и право не стоит браться за него, если получаешь ложные сведения.

— Вы хотите сказать, что я лгу?

— Видите ли, я старался сказать это, как можно вежливее, по если вам больше нравится такая постановка вопроса, извольте, я согласен с вашим определением.

Я быстро вскочил на ноги, так как выражение лица миллионера и сжатые кулаки не оставляли сомнений относительно его намерений… Холмс усмехнулся и протянул руку за трубкой.

— Не шумите, м-р Джибсон. Я нахожу, что после завтрака вредно всякое волнение. Я думаю, что небольшая прогулка на свежем воздухе и несколько минут хладнокровных размышлений принесут вам несомненную пользу.

Громадным усилием воли король золота взял себя в руки. Я не мог не поразиться его силе воли, когда увидел, как он мгновенно принял прежний угрюмо-спокойный вид.

— Как угодно. Я не могу заставить вас взять мое дело помимо вашего желания. Но не думаю, чтобы вы могли поздравить себя с хорошим делом, м-р Холмс: я сламывал людей и посильнее вас. Никто еще безнаказанно не становился мне поперек дороги.

— Я это слышал от многих, — засмеялся Холмс, — однако жив до сих пор, как видите. Однако, до свидания, м-р — Джибсон. Мне кажется, что вы куда-то торопитесь.

Джибсон, уходя, громко хлопнул дверью, а Холмс закурил, уселся в кресло и, полузакрыв глаза, уставился в потолок.

— Что скажете, Ватсон? — спросил он наконец.

— Мне кажется, Холмс, что этот человек действительно способен на все, чтобы устранить с своей дороги всякого, кто мешает ему. И когда я подумаю, если верить рассказу Бетса, что именно его жена встала ему поперек дороги, то мне кажется…

— Конечно. И мне тоже.

— Но каковы их отношения с гувернанткой и как вам удалось раскрыть это?

— Чепуха, Ватсон, чепуха! Сущие пустяки! Лишь только я сравнил страстный, порывистый, совершенно не деловой тон письма с его спокойными манерами и большой выдержкой, для меня стало ясно, что его отношения к мисс Дунбар несколько более горячие, чем к просто невинной жертве судебной ошибки. Понимаете, Ватсон, мы обязательно должны установить, каковы были настоящие отношения между этими тремя людьми, чтобы добиться правды. Вы видели, как стойко выдержал он мою атаку с фронта. Затем я внушил ему, что я совершенно уверен в том. что на самом деле лишь подозреваю.

— Может-быть, он вернется?

— Я уверен в этом. Он должен вернуться. Он не может оставить этого дела. Вы слышите звонок? Это его шаги. Ну-с, мистер Джибсон, я только что говорил д-ру Ватсону, что вы вернетесь.

Король золота вошел с менее независимым видом, чем в первый раз. Было ясно, что голос рассудка одержал верх над уязвленной гордостью, и он увидел, что должен покориться, если желает довести дело до конца.

— Я обдумал ваши слова, мистер Холмс, и думаю, что несколько поторопился со своими выводами. Вы правы, желая знать все, что вам кажется нужным знать. Но уверяю вас, что мои отношения к мисс Дунбар совершенно не касаются настоящего дела.

— Мне это виднее, м-р Джибсон.

— Но вы, как врач, желаете сперва знать все симптомы, чтобы поставить диагноз.

— Совершенно верно, но как может доктор ставить диагноз, если пациент не говорит ему правды.

— Но заметьте, м-р Холмс, что большинство мужчин старалось бы обойти молчанием вопрос об их отношениях к женщине, если, конечно, эти отношения вполне серьезны. Ведь у всех людей в душе имеется маленький интимный уголок, куда не должны проникать непрошенные гости. А вы хотите знать именно эти маленькие тайны. Но если вами руководит только желание спасти мисс Дунбар, извольте, я открываю тайники своего сердца: пользуйтесь имя как найдете нужным. Что вы хотите знать?

— Правду.

Король золота помолчал минуту, точно собираясь с мыслями. Его мрачное, испещренное глубокими морщинами лицо, стало еще мрачнее, неприятнее.

— Могу рассказать вам все в нескольких словах, м-р Холмс. Я встретился с моей будущей женой, когда искал золото в Бразилии… Мария Пинто, дочь чиновника из Манаос, была очень красива. В то время я был молодым и увлекающимся, но даже теперь, холодно и критически оглядываясь на свое прошлое я должен сказать, что она была исключительно красива. Это была богато одаренная натура, страстная, добрая, неуравновешенная и слишком сильно отличалась от американских женщин, которых я знал до сих пор. Короче, я полюбил ее и женился. И только, когда моя любовь остыла, — а она длилась долгие годы, — я увидел, что теперь она не представляла из себя ничего особенного, стала женщиной как все. С этим открытием кончилась моя любовь. Если бы она тоже охладела ко мне, нам обоим было бы легче. Но кто знает сердце женщины? Я делал все, чтобы оттолкнуть ее от себя, но чем хуже я с ней обращался, чем больше старался убить ее любовь к себе, чтобы уравновесить наши отношения, тем тяжелее становилась наша жизнь. Ее любовь не остывала. В этих лесах Англии, она любила меня так же горячо, как двадцать лет назад на берегах Амазонки. И что бы я ни делал, она оставалась такой же нежной и преданной, как раньше… В это время явилась на сцену мисс Грас Дунбар. Она откликнулась на наше объявление и поселилась в нашем доме в качестве гувернантки моих детей. Вы наверное видели ее портрет в газетах. Все газеты кричали о том, что она очень красива. Я не хочу выдавать себя за более нравственного человека, чем все окружающие меня. Но, судите сами, можно ли, живя под одним кровом с такой женщиной, ежедневно встречаясь с ней, не полюбить ее? Вы меня осуждаете, м-р Холмс?

— Я не могу осуждать вас, если дело не шло дальше чувств, но несомненно вы не нравы, если ваши чувства вылились в реальную форму по отношению к молодой девушке, находившейся до некоторой степени под вашим покровительством.

— Может-быть, вы и правы, — ответил миллионер, и в его глазах блеснул странный огонек — я вовсе не хочу казаться лучше, чем на самом деле. Всю жизнь я упорно стремился к тому, чего хотел, и всегда достигал этого; но тогда я понял, что самое сильное мое желание — добиться любви этой женщины. Я ей сказал об этом.

— Вы ей сказали? — возмущенно воскликнул Холмс.

— Я сказал ей. что просил бы ее руки и женился бы на ней, если-б это было в моих силах. Я говорил, что мои деньги и все мое влияние я готов употребить на то, чтобы сделать ее счастливой и независимой.

— Очень великодушно с вашей стороны, — насмешливо сказал Холмс.

— Послушайте, м-р Холмс, я пришел по делу, а не для того, чтобы выслушивать ваши насмешки.

— Имейте в виду, сэр, что и я говорю с вами только в интересах мисс Дунбар. И я не знаю, что еще неприятнее для нее, предъявленное ей обвинение или ваше великодушное предложение. Вы богатые люди думаете, что все оскорбления можно загладить подачками.

К моему удивлению, Джибсон принял это сравнительно спокойно.

— Именно потому то я так и забочусь о ней. Слава Богу, мне не удалось осуществить своих намерений. Она отказала мне и пожелала немедленно покинуть мой дом.

— Почему же она не сделала этого?

— Раньше всего — от ее заработка зависело благополучие ее семьи и не так то легко пожертвовать счастьем своих близких. И когда я поклялся ей, что никогда больше не буду говорить об этом, она согласилась остаться. Но была и другая причина: она знала, как велико ее влияние надо мной; она — единственный человек в мире, который вообще мог влиять на меня. И она хотела использовать это влияние для хороших, добрых дел.

— Каким образом?

— Она была в курсе моих дел. У меня большие дела, м-р Холмс, и в них заинтересовано много маленьких людей. Я могу выигрывать и проигрывать, но они проигрывают всегда. Это не только отдельные лица, — целые общества, города и даже народы зависят от меня. Финансовые операции — трудная игра, в которой выигрывают только сильные. Я занимался всем, что могло приносить доход. Мне везло. Всюду меня сопровождала удача и мне некогда было жалеть тех, кто в зависимости от моей удачи терпел убыток; но она, Грас, смотрела на это иначе. Она говорила, что один человек не смеет строить своего счастья на несчастьи десятков тысяч людей, остающихся без средств к существованию. Она старалась убедить меня, что доллары не являются единственной ценностью на свете. Она видела, что я прислушиваюсь к ее словам и вскоре убедилась в том. что может принести счастье многим людям, влияя на меня и мои операции. Поэтому-то она осталась, и наша жизнь пошла своим чередом… И тут произошло то, что известно всем.

— Не можете-ли вы подробнее осветить обстоятельства драмы?

Король золота замолчал. Опустив голову на руки, он напряженно думал.

— Это темная история, — сказал он. — Я не могу отрицать, что все против нее. Но женщина живет совершенно иной жизнью, чем мы. Ее поступки не всегда доступны исследованиям мужской логики. Сначала я тоже, как и все, думал, что виновата мисс Дунбар, но потом мне пришло в голову еще одно объяснение. Я передаю вам только свои соображения, м-р Холмс, и вовсе не настаиваю на их правильности. Моя жена была ревнива; это не была обычная, матерьяльная ревность, а скорее чисто духовная; завистливое чувство по отношению к молодой англичанке, которая завладела моим вниманием и привязанностью до такой степени, какой никогда не могла достигнуть моя жена. Правда, это было благотворное влияние, но жена не понимала этого. Она была оскорблена и возненавидела мисс Дунбар, как может ненавидеть только южанка. Женщина с Амазонки заговорила в ней. Может-быть, она даже составила план убийства мисс Дунбар или только хотела пригрозить ей револьвером и заставить ее уйти от нас. Могла даже произойти небольшая схватка, во время которой произошел случайный выстрел, при чем пуля попала именно в жену, державшую оружие.

— Я уже думал об этом, — сказал Холмс,

— В самом деле, это единственная возможность, чтобы утверждать, что мисс Дунбар— не убийца.

— Но она отрицает это.

— Хорошо. Дальше. Понятно, что женщина, очутившаяся в таких обстоятельствах, схватывает оружие и бежит домой; она прячет его среди платьев, едва ли соображая, что делает, и, когда, наконец, оружие найдено, она пытается отговориться полным незнанием, хотя все улики против нее, и ее уверения тщетны. Кто может возразить против такого предположения?

— Сама мисс Дунбар.

Холмс посмотрел на часы.

— Я думаю, что мы выхлопочем необходимое разрешение сегодня утром и поедем. в Винчестер вечерним поездом. Может-быть, поговорив непосредственно с мисс Дунбар, я смогу оказать ей и вам больше пользы, хотя не обещаю, что мои выводы будут непременно такими, как хотелось бы вам.

Мы не сумели достать разрешение так скоро, как хотели, и поэтому вместо Винчестера отправились прямо в Тор-Бридж, Гемпширское имение мистера Нейль Джибсона. Он не поехал с нами, но у нас был адрес сержанта местной полиции Ковентри, который осматривал тело убитой. Сержант, высокий, сильный мужчина, отличался несколько странной манерой говорить. Он производил впечатление человека, который знает больше, чем хочет сказать; но забавно то, что вещи, сообщаемые им самым таинственным топотом, не имели ровно никакой ценности. Если бы не эта слабость, его вполне можно было бы назвать честным, верным служакой, который откровенно сознается, что не может сам разрешить загадку и с благодарностью принимает пашу помощь.

— Во всяком случае, м-р Холмс, мне приятнее работать с вами, чем с кем-нибудь из Скотланд-Ярда, — говорил он. — Как только в дело вмешивается Скотланд-Ярд, он моментально оттирает местную полицию на задний план, и все начинают ее бранить за беспомощность. А вы хорошо работаете, я слышал, и гораздо честнее их.

— Я не люблю, чтобы мое имя фигурировало в отчетах, — сказал Холмс, к величайшей радости нашего собеседника, — и очень просил бы вас не упоминать о моем участии в этом деле.

— Вы очень любезны, м-р Холмс. Я знаю, что и на скромность вашего друга, д-ра Ватсон, можно положиться, а теперь, пока мы еще не дошли до места преступления, я хотел бы предложить вам один вопрос. Я никому об этом не говорил, кроме вас, — Он осторожно оглянулся во все стороны. — Как вы думаете, не замешан-ли в этом деле сам Нейль Джибсон?

— Я уже думал об этом.

— Вы еще не видели мисс Дунбар? Это женщина — прекрасная во всех отношениях. Может быть ему хотелось устранить со своей дороги жену. Вы ведь знаете, что эти американцы чуть-что хватаются за пистолет. А вы знаете ведь это его пистолет мы нашли в гардеробе.

— Это точно установлено?

— Да. Это один из парных, которые у него были.

— Один из пары? А где же другой?

— Видите-ли, у него было множество оружия всяких систем, и среди него я не нашел парного пистолета, хотя ящик был сделан для пары.

— Значит, вы узнали бы другой, если б вам его показали?

— Конечно. Но его нигде не нашли. Если хотите, снова обыщем дом.

— Потом, потом, а пока пойдем обследуем место трагедии.

Вскоре мы подошли к Тор-Бридж. Старый каменный мост с массивным парапетом был перекинут через быструю глубокую речку, переходящую ниже в целую сеть мелких озер. Наш проводник остановился у входа на мост.

— Здесь лежало тело миссис Джибсон, вот и камень, который я положил, чтобы запомнить это место.

— Значит, вы были здесь еще до того, как тело унесли?

— Да, за мной тотчас же послали.

— Кто?

— Сам м-р Джибсон. В тот момент, когда была поднята тревога, он послал за мной и за врачем, а сам вместе со слугами отправился сюда и не велел трогать тело до моего прибытия.

— Хорошо. Я узнал из газет, что выстрел, повидимому, был сделан на близком расстоянии.

— Да сэр; кожа была опалена.

— Около правого виска?

— Немного дальше виска.

— Как лежало тело?

— На спине, сэр. Никаких следов борьбы. Никаких повреждений, ни оружия. Только записка мисс Дунбар была крепко зажата в левой руке убитой.

— Зажата, вы говорите?

— Да, сэр, мы едва могли разжать пальцы.

— Это очень важно. Это исключает возможность того, что записка была вложена после смерти, чтобы направить розыски по ложному пути. Так. Записка, насколько мне помнится, состояла из нескольких слов: «Буду у Тор-Бридж в 9 часов, — Г. Дунбар». Так, кажется?

— Совершенно верно, сэр.

— Мисс Дунбар подтвердила, что это она писала?

— Да, сэр.

— Какие она дала объяснения по этому поводу?

— Она ничего не сказала нам. Наверное, скажет суду.

— Задача становится все более интересной. Особенно меня смущает это письмо. Это самое темное место во всем деле.

— Осмелюсь заметить, сэр что, но-моему, это самое ясное место во всем деле.

Холмс покачал головой.

— Предположив, что это письмо было действительно написано мисс Дунбар, ясно, что оно было получено за час или два до смерти. Зачем же тогда эта лэди два часа держала его в руке? Зачем она так тщательно берегла эту записку. В ней не говорилось ничего, кроме места и времени. Не находите ли вы все это довольно странным?

— Если вы это находите странным, я ничего не могу возразить.

— Позвольте мне несколько минут посидеть одному и обдумать все это.

Холмс уселся на парапет, и я видел, как его проницательные серые глаза пытливо осматривали мост. Вдруг он спрыгнул, перебежал к перилам на другой стороне моста, вынул лупу из кармана и стал внимательно рассматривать камень.

— Интересно, — произнес он.

— Да, сэр, я уже видел эту царапину на камне. Вероятно, кто-нибудь, проходя, ударил палкой по камню и отшиб кусочек.

Каменные перила были темно-серого цвета, но в одном месте была свежая впадинка величиной в полпальца. Было ясно, что кусочек камня отлетел от сильного удара.

— Нужно быть очень сильным человеком, чтобы нанести такой удар. — задумчиво сказал Холмс.

И он начал наносить сильные удары своей палкой по камню, но его удары знаков не оставляли.

— Да это был сильный удар и притом в довольно странном месте. Удар был нанесен не с верху, а снизу: вы видите, что отметка на нижнем краю перил.

— Но отсюда футов 15 до места, где лежало тело.

— Совершенно верно, 15 футов. Очень возможно, что это не имеет никакого отношения к делу, но. во всяком случае, это интересно. Ну, больше нам, кажется здесь нечего делать. Не было-ли каких-нибудь следов отпечатков ног?

— Здесь почва, как камень, сэр. Никаких следов не было.

— Тогда: мы можем итти. Идите к м-ру Джибсону и поищите парный пистолет, о котором мы говорили. А мы поедем в Винчестер. Мне нужно увидиться с мисс Дунбар прежде, чем мы пойдем дальше.

М-р Нейль Джибсон еще не возвращался из города, и мы застали только м-ра Бэтса, окруженного кучей оружия, собранного его хозяином за свою жизнь, полную приключений.

— У м-ра Джибсона много врагов; это понятно всякому, кто знает его — взволнованно говорил Бэтс. — Он спит всегда с заряженным револьвером под подушкой. Порой на пего находят порывы бешенства, и тогда мы все стараемся по попадаться ему на глаза. Я думаю, что бедной миссис Джибсон часто приходилось испытывать на себе, что такое ярость Джибсона.

— Вы не слышали, чтобы он ее когда-нибудь ударил, или что-либо в этом роде?

— Ист, сэр, — отвечал тот, — Но он всегда в эти минуты говорил ей самые оскорбительные слова, даже не стесняясь слуг.

— Наш миллионер, невидимому, не блещет достоинствами в частной жизни. — сказал Холмс, когда мы с ним шли на станцию. — Итак, Ватсон, у нас теперь появились свежие факты и имеется некоторый материал для выводов. Несмотря на всю ненависть, которую питает Бэтс к своему хозяину, он подтвердил, что в тот момент, когда началась тревога, м-р Джибсон был у себя в библиотеке. В половине девятого окончился обед, и до этого времени все шло нормально. Правда, тревога началась значительно позднее, по сама драма произошла именно в 9 часов, — время, упомянутое в записке. Несомненно также, что м-р Джибсон вернувшись в 5 часов из города, больше не выходил из дома. С другой стороны, насколько я помню, мисс Дунбар подтвердила, что назначила свидание в 9 часов на мосту. Больше ни о чем она не хотела говорить, даже адвокату, который должен ее защищать на суде. Я должен о многом с ней поговорить и не успокоюсь, пока не увижу ее. Признаюсь, все обстоятельства говорят действительно против нее, кроме одного пункта.

— Какого. Холмс?

— Находки пистолета в ее гардеробе.

— Но как же так? Ведь это главная улика.

— Не совсем так, Ватсон. Когда я впервые узнал из газет об этом деле, именно это обстоятельство показалось мне очень странным. И теперь я все больше убеждаюсь. что именно с этого пункта следует начинать расследование в защиту мисс Дунбар. Нужно смотреть на дело глубже и подозревать обман даже в одном желании обмануть.

— Я вас не понимаю. Холмс.

— Так вот, Ватсон, вообразите себя на минуту женщиной, которая самым хладнокровным образом решила устранить свою соперницу. Вы выработали подробный план действий. Вы написали письмо. Ваша жертва явилась в назначенное время. Вы запаслись оружием. Преступление совершено. Все произошло, как вы и предполагали; дело было сделано чисто. Теперь скажите, исполнив так ловко свое преступление, можете ли вы так рискнуть и быть настолько уверены в безнаказанности, что не бросите оружия куда-нибудь, а, придя домой, положите его к себе в гардероб между платьев? Можете ли вы сомневаться в том, что ваш гардероб обыщут, конечно, раньше всего и найдут оружие. Так тонко обдумать и великолепно выполнить преступление, а потом совершить такую вопиющую глупость — какая нелепость!

— Но в момент сильного волнения…

— Нет, нет, Ватсон, — это невозможно. Если преступление выполнено так хладнокровно, то несомненно обдуманы и способы отвлечь от себя подозрения. Я думаю, что тут явная ошибка.

— Но так много прямых улик.

— Что же, постараемся объяснить их иначе. Когда меняется взгляд на вещи, то многое из того, что говорило против вас, начинает говорить в вашу пользу. Например, этот револьвер… М-сс Дунбар говорит, что никогда не видала его. Но нашей новой теории она говорит правду, утверждая это. Следовательно, ей подбросили оружие. Кто это мог сделать? Тот, кто хотел навлечь на нее подозрения. Был-ли это сам преступник? Как видите, мы нашли правильный путь к разгадке.

Эту ночь мы принуждены были провести в Винчестере, так как наши пропуска не были еще готовы, но на следующее утро мы, вместе с м-ром Джо Куммингс, адвокатом мисс Дунбар, были пропущены в камеру к молодой девушке. Многие уже говорили нам, что она очень красива, но действительность превзошла все ожидания. Нет ничего удивительного, что знаменитый делец был покорен ее красотой и позволил ей давать ему советы и руководить его операциями. При взгляде в эти красивые, ясные глаза, в которых была скрыта и привлекательность и сила, для всякого было очевидно, что такая женщина ни сама не совершит, ни натолкнет других на дурные поступки. Во всей ее осанке и манерах было врожденное благородство и сила, и порой, в минуты волнения, она напоминала обиженного ребенка.

Когда она узнала, сто мы, она улыбнулась, и бледные щеки ее слегка окрасились румянцем, точно, вместе с нами, луч света вошел в ее темницу.

— Не говорил-ли вам м-р Джибсон о том, что произошло между нами? — спросила она взволнованно.

— Да, — ответил Холмс, — и не будем больше касаться этого больного места. Видя вас, я верю м-ру Джибсону, что ваше влияние на него не могло бы быть дурным, — с внезапным порывом искренности сказал Холмс. — Но это только, — увы. — мое личное мнение. Мне тяжело вас огорчать, но м-р Куммингс подтвердит, что пока все против вас и нужно выяснить очень и очень многое, чтобы доказать ваше алиби; не могу скрыть, что вам грозит большая опасность, поэтому помогите мне найти истину.

— Я скажу все, что знаю. Спрашивайте.

— Каковы были ваши отношения с женой м-ра Джибсопа?

— Она ненавидела меня, м-р Холмс, так, как могут ненавидеть только рожденные под тропиками. Она была цельная натура и ничего не делала наполовину; безмерно любя мужа, она безмерно ненавидела меня. Несомненно то, что она не понимала наших истинных отношений. Она не понимала, что наша близость только духовная, что мое влияние на ее мужа приносило добрые плоды… Теперь я вижу, что я сделала ошибку, не оставив немедленно их дома, после первых его слов… Тогда, может-быть, не случилось бы несчастья.

— Не можете ли сказать нам, что случилось в тот вечер?

— Я могу говорить только то. что знаю, м-р Холмс. Но тут так много странных вещей, которых я не только не могу объяснить. но и вообще понять.

— Если вы поможете открыть некоторые новые факты, то, может-быть, мы сумеем найти объяснение.

— Что касается моего присутствия на мосту, оно объясняется просто. Утром я получила записку от миссис Джибсон. Я нашла ее на столе в классной комнате, куда ее наверное положила сама м-сс Джибсон. В записке она меня умоляла увидеться с нею после обеда, чтобы сообщить мне нечто очень важное, и просила ответить ей запиской же, положив ее на диск солнечных часов в саду. Она пожелала, чтобы кто-нибудь знал об этом. Хотя я не понимала ее таинственности, но все же положила записку на часы. Содержание этой записки вы знаете. Ее записку я сожгла, как она и просила меня. Она очень боялась гнева своего мужа, который действительно обращался с ней очень сурово, от чего я удерживала его всеми силами, и поэтому она хотела, чтобы наше свидание осталось тайной.

— И вы знаете, что она получила вашу записку?

— Да, я была очень удивлена, узнав, что записка найдена у нее, зажатой в руке.

— Так. Дальше.

— Я пришла, как и обещала. Она ждала меня на мосту. До этой минуты я и не подозревала, что эта несчастная женщина так ненавидит меня. Она вела себя, как сумасшедшая, — между нами, я уверена, что она действительно сошла с ума от горя; — она осыпала меня самыми ужасными упреками, дикими угрозами. Было ужасно ее видеть. Я не могла ничего ответить. Я зажала уши и бросилась бежать, а она стояла у входа на мост и выкрикивала проклятия мне вслед.

— Она стояла в том месте, где ее нашли потом?

— Нет, в нескольких ярдах от него.

— Установлено, что смерть ее произошла вскоре после вашего разговора; вы не слышали выстрела?

— Я была так взволнована всем виденным и слышанным, что пришла в себя лишь в тишине своей комнаты и, конечно, не могла ничего видеть или слышать.

— Вы говорите, что вернулись в свою комнату; скажите, выходили вы из нее до следующего утра?

— Да, как только я узнала о ее смерти, я побежала туда вместе со всеми.

— Вы видели м-ра Джибсона?

— Да, он возвратился с моста и посылал за доктором и полицией.

— Он был очень взволновав?

— М-р Джибсон, вообще, отличается большой силой воли и выдержкой и никогда не обнаруживает того, что у него на душе. Но я знаю его слишком хорошо и видела, что он глубоко потрясен всем случившимся.

— Так. А теперь мы подходим к самому важному вопросу. Видели ли вы когда-нибудь раньше тот револьвер, который нашли у вас в гардеробе?

— Никогда в жизни.

— Когда он был найден?

— На следующее утро при обыске

— Между вашими платьями?

— Да, на дне гардероба между моими платьями.

— Вы ничего не можете сообщить, давно ли, по вашему мнению, он был положен туда?

— Утром этого дня его не было.

— Почему вы это знаете?

— Я в то утро доставала свои платья.

— Вполне достаточно. Ясно, что кто-то вошел в вашу комнату и положил его туда, чтобы навлечь на вас подозрение.

— Вполне возможно.

— Но когда это было сделано?

— Или во время обеда или в то время, как я занималась с детьми в классной комнате.

— Где вы и нашли записку?

— Да. Я занималась с детьми все утро.

— Благодарю вас, мисс Дунбар… Не можете ли сообщить еще что-нибудь?

— Кажется, больше ничего.

— Я нашел свежий след от сильного удара чем-то тяжелым на каменных перилах моста, как раз против тела… Что вы думаете по этому поводу?

— Простая случайность, совпадение…

— Во всяком случае, совпадение странное. Почему тогда этот значок появился именно здесь и именно во время трагедии?.. Кто нанес этот удар? И чем? Нужна была большая сила или тяжесть, чтобы…

Холмс внезапно умолк. Его худое бледное лицо внезапно озарилось тем выражением, которое мне, как хорошо знавшему Холмса, говорило, что наступила одна из тех минут, когда его долгая упорная работа мозга приводит к гениальным результатам.

Так ясно было, что ему пришла какая-то блестящая мысль, что мы все не смели прервать молчания и сидели, адвокат, заключенная и я. с любопытством наблюдая внешние проявления работы его гениального ума взблеске глаз и подергивании лица. Вдруг он вскочил, весь дрожа от сильного нервного подъема, с блестящими глазами…

— Едем, Ватсон, едем, — закричал он.

— В чем дело, м-р Холмс? — воскликнула мисс Дунбар…

— Ничего, не бойтесь теперь, мисс… Я вас извещу обо всем, м-р Куммингс. С помощью богини правосудия я дам вам случай прогреметь на всю Англию. Завтра утром, мисс Дунбар, надеюсь сообщить вам кой-какие новости, а пока удовольствуйтесь только моим словом, что завеса, скрывающая от пас правду, приподнимается, и я надеюсь, что свет истины вскоре разгонит тучи, нависшие над вами.

От Винчестера до Тор-Плэс недалеко, но это разстояние нам показалось безконечным. Я горел нетерпением узнать все, а Холмс волновался, и то погружался в глубокую задумчивость, то нервно барабанил по стеклу тонкими пальцами. Он, видимо, был тоже взволнован.

Оставалось каких-нибудь 10 минут езды, когда Холмс, повернулся ко мне (мы занимали двухместное купе), положил руку мне на колено и посмотрел мне в глаза. В его глазах светился веселый огонек, показатель хорошего настроения.

— Ватсон, — сказал он — мне помнится, что вы, уходя из дому, захватили с собою револьвер.

Я знал, что, когда Холмс сильно увлечен каким-нибудь делом, он всегда забывает дома свое оружие, так что часто мой револьвер бывал верным другом нам обоим; я ему напомнил об этом.

— Да, да, я иногда бываю немного рассеян и забываю об этих пустяках… Он у вас с собою?

Я вынул из заднего кармана свой маленький револьвер, с успехом умещающийся на ладони, но вполне надежный в случае опасности. Холмс открыл барабан, вынул все заряды и взвесил его на ладони.

— Тяжелый, очень тяжелый, — заметил оп, — Наверно очень оттягивает ваш карман, Ватсон…

— Зато довольно верно бьет…

— Знаете, Ватсон, я думаю что ваш револьвер будет иметь весьма близкое отношение к тайне, которую нам нужно разгадать

— Вы шутите, Холмс…

— Нет. Ватсон, я чертовски серьезен. Нам предстоит только одно маленькое испытание Если оно увенчается успехом, все станет ясно. А испытание это зависит от поведения вашего пистолетика. Я выбрасываю один патрон; теперь вставляю обратно остальные пять и опускаю предохранитель… Так!

Я совершенно не понимал, что он хочет делать, а он не посвящал меня в свои планы.

Мы вышли на маленькой станции, наняли экипаж и, через четверть часа, подъехали к дому нашего приятеля-сержанта.

— Нашли что-нибудь, м-р Холмс? — взволновался он.

— Все зависит от поведения револьвера доктора Ватсона. — ответил Холмс, — ну-с, охранитель порядка, раздобудьте-ка ярдов двадцать бичевки.

В деревенской лавке мы нашли моток толстого шнура.

— Больше ничего и не надо. — казал Холмс, — теперь, если вам угодно, отправимся к мосту, и я думаю, что эта прогулка будет вообще последней по этому делу.

Солнце закатывалось и его последние красные лучи превращали однообразный гэмпширский пейзаж в чудесную осеннюю панораму. Сержант шагал рядом с нами, недоверчиво посматривая на моего друга, явно сомневаясь в равновесии его умственных способностей. Когда мы дошли до моста, я заметил, что Холмс против обыкновения сильно нервничает.

— Да, да. Ватсон, — ответил он на мое замечание, — я чуть не пошел по ложному следу. У меня есть чутье на такие вещи, но иногда оно играет со мной скверные шутки. Но все таки, все таки… ну, ладно, Ватсон, давайте, попробуем…

Он крепко привязал один конец шпура к рукоятке револьвера… Затем, по указаниям полисмена, он точно установил место, где было найдено тело. Потом он спустился в заросли папоротника, раскинувшие свои лапы у моста, и нашел там увесистый камень. Он крепко привязал его к другому концу шнура и перекинул его через перила моста, так что камень натянул шнурок и закачался недалеко от поверхности реки. Потом он отошел сам на то место, где лежал труп, держа мой револьвер в руке. Веревка, привязанная к ручке револьвера с одной стороны и к камню с другой, туго натянулась.

— Ну-ка! — воскликнул он.

С этими словами он приставил револьвер к виску, спустил курок и в то же время выпустил оружие из рук… В ту же секунду веревка пришла в движение. Тяжелый камень быстро стал опускаться и мой револьвер, жалобно звякнув о камень перил, перелетел через них и шлепнулся в воду.

Холмс бросился к этому месту, опустился на колени, и громкий радостный крик показал нам, что наконец он нашел то, чего искал.

— Видели-ли бы когда-нибудь более оригинальный опыт? — вскричал он. — Знайте, Ватсон, ваш револьвер разрешил задачу.

И он показал нам свеже-отбитый кусочек камня, точь-в точь, как первый на нижнем краю каменной баллюстрады…

— Мы переночуем здесь в гостиннице, — сказал он, поднимаясь, удивленному недоумевающему сержанту — А вы наверно сумеете достать багор подлиннее и выудить револьвер Ватсона. Кстати, в том-же месте вы найдете и другой револьвер тоже с веревкой и грузом, из которого застрелилась эта несчастная, желая взвалить вину на мисс Дунбар и разбить ее молодую жизнь. Дайте знать м-ру Джибсон, что я приду к нему утром поговорить, что мы можем предпринять для освобождения мисс Дул бар.

— Я боюсь, Ватсон. — говорил Холмс, когда мы, расположившись в деревенской гостиннице, закурили трубки, — что вы не особенно довольны такой нееффектной развязкой тайны Торбриджа, которую вы хотели бы приобщить к своему архиву. Но я слишком лепив, чтобы, разобравшись в той массе реальных доказательств и побочных фактов, с которыми сталкиваюсь в каждом деле, еще приготовить эффектный конец… Для меня лично недостающий кусочек камня был вполне достаточным ключом к правильной догадке, и я жалею, что не мог догадаться раньше.

Должен признаться, что коварный план несчастной женщины был задуман хорошо и прекрасно выполнен, и было нелегко восстановить весь ход дела. Нам с вами еще никогда не приходилось сталкиваться с подобным случаем, когда слишком пылкая любовь доводит до самоубийства. То, что мисс Дунбар едва-ли можно было назвать ее соперницей, это не приходило ей в голову. Конечно, она обвиняла мисс Дунбар и в упреках мужа, и в его дурном обращении с ней, когда он старался оттолкнуть ее от себя. Ее первым желанием было уйти из жизни.

Вторым — сделать это так, чтобы подозрение в убийстве пало на мисс Дунбар: не знаю, что лучше — смерть или наказание за несовершенное преступление…

Теперь мы можем проследить все подробности ее тонко построенного плана. Весьма ловко она заставила мисс Дунбар написать ей записку с назначением свидания, чтобы казалось, что именно мисс Дунбар выбрала заранее место для преступления. Боясь, что это обстоятельство не будет замечено своевременно, она несколько переиграла, слишком крепко зажав в руке записку. И уже одно это обстоятельство возбудило мои подозрения.

Потом она взяла один из парных револьверов мужа, — в доме, как известно целый арсенал. — и никто этого не заметил. Второй она в то утро подбросила в гардероб мисс Дунбар, использовав один патрон, что она легко могла сделать накануне, гуляя в лесу, без опасения, что кто-нибудь услышит.

Затем она пошла к мосту, где и приготовила свое гениальное сооружение для исчезновения оружия после выстрела. Когда пришла мисс Дунбар, она постаралась излить, наконец, всю злобу и ненависть, накипевшую в ее исстрадавшейся душе, и, когда мисс Дунбар убежала, она осуществила свой ужасный замысел.

Теперь все звенья на местах и цепь событий полна. Газеты, конечно, будут кричать, почему не обыскали дно реки, но ведь об этом легко догадаться, когда все открылось, да и не так-то легко искать по всей реке наобум и даже не зная, что, собственно, нужно искать. Во всяком случае, Ватсон, я рад, что мы смогли помочь хорошей женщине и сильному человеку И если в будущем они соединятся, я уверен, что деловой мир будет доволен, что мистер Нейль Джибсон сам увидел горе и научился состраданию.